Глава 9 Пора убираться отсюда к чертовой матери

Призраки парят всего в нескольких футах от пола, и у всех них есть кое-что общее. Они все полупрозрачны, все испускают странный туманный свет, и от всех них исходит затхлый запах, похожий на запах старых пыльных книг.

В настоящий момент в вестибюле пахнет как в древней библиотеке, хотя он освещен так, будто в нем запускают фейерверки.

– Черт, сегодня их здесь много, – бормочу я. Я пытаюсь представить себе, как добраться сквозь них до лестницы, но сейчас их здесь такая уйма, что я понятия не имею, как можно пробраться мимо них, не пострадав.

Из-за долгой и не очень-то достославной истории Школы Колдер ей досталось в наследство множество призраков. Что доставляет мне очевидное неудобство, поскольку я могла видеть их всю мою жизнь.

Я не знаю, почему именно я могу видеть их, хотя больше никто из моей родни их не видит. И я понятия не имею, почему заклятье и магическая технология, которые блокируют мою магию мантикоры и мою способность менять обличье или производить яд, не забивают также и этот странный дар. Возможно, это вовсе и не дар, а проклятие судьбы, как будто я недостаточно проклята уже и потому, что родилась на этом чертовом острове.

Но что бы это ни было, я стою здесь и смотрю на толпы мертвецов.

Я делаю несколько осторожных шагов и тут же жалею об этом, потому что ко мне поворачиваются взгляды сотен молочно-белых глаз. Еще несколько секунд, и они все начинают медленно плыть ко мне, – что я воспринимаю как приглашение побыстрее смыться отсюда.

Я пускаюсь бежать вместе с Луисом, ухитряюсь обойти стороной пару дам в платьях с громадными кринолинами и катящуюся голову и даже дирижера, размахивающего своей палочкой, руководя оркестром, игры которого ни я, ни Луис не можем слышать.

Меня наполняет уверенность в своих силах – возможно, меня в самом деле никто не остановит и мне все-таки удастся добраться до конца, – но тут откуда ни возьмись передо мною возникает препятствие. У меня есть только одно мгновение, чтобы определить, что это девушка-подросток с распущенными волосами до талии и пирсингом в носовой перегородке, – и вот я уже бегу прямо сквозь нее.

Меня пронзает боль, сотрясая мои внутренности так, что мне кажется, будто я вот-вот взорвусь, будто сами молекулы, из которых состоит мое тело, вращаются все быстрее и быстрее и отталкиваются друг от друга, прежде чем атаковать мою кожу изнутри. Я сжимаю зубы, чтобы подавить инстинктивный стон и спотыкаюсь. Луис пытается подхватить меня, но его рука только скользит по моему плечу, и я падаю ничком. Что это было? Это было непохоже на призрак – во всяком случае, ни на один из тех призраков, с которыми я соприкасалась прежде.

Луис помогает мне подняться, но я успеваю сделать не более пары шагов, прежде чем сталкиваюсь нос к носу с Финнеганом, одним из тех призраков, с которыми я знакома дольше всего.

– Клементина, – его низкий скрипучий голос наполняет коридор вместе со звоном его ручных кандалов. Он тяжело движется ко мне сквозь мглу, волоча левую ногу, и один его глаз свисает на щеку из глазницы на тонкой едва различимой серебристой жилке.

И тут краем глаза я различаю что-то красное.

Я поворачиваю голову, пытаясь понять, кто из других учеников мог так сглупить, чтобы рискнуть появиться здесь без веской причины. Но прежде чем я успеваю разобрать, кто это, Финнеган простирает ко мне руки и возвращает меня к в жуткую реальность.

– Клементина, пожалуйста, – бормочет он, и его вывихнутая челюсть щелкает, пока он полупрозрачной рукой пытается коснуться моего плеча, но я уворачиваюсь и пускаюсь бежать прочь.

– Я не могу помочь тебе, Финнеган, – говорю я ему, но он, как всегда, не может услышать меня.

Я не замедляю свой бег, а продолжаю со всех ног мчаться к лестнице. Что-то мелькает справа от меня, и я отшатываюсь, чтобы не столкнуться с этим.

Это срабатывает, и мне удается уклониться от группы призраков, одетых в шорты и купальники… лишь для того, чтобы столкнуться с чем-то, материализовавшемся прямо передо мной.

Это существо огромно – оно одето во что-то, пугающе похожее на скафандр астронавта, – такое же мерцающее, как то, что окутывало девушку-подростка с пирсингом. Это не имеет ничего общего с туманной мглой, из которой состоят обычные призраки, но еще до того, как я успеваю подивиться этому, моя голова врезается в то, что очень напоминает тысячи осколков стекла.

Они втыкаются в мою кожу, мою плоть, мои кости, мое сердце, разрезают меня на клочки, так что я не могу дышать, не могу стоять, не могу думать.

Я истошно кричу, начинаю падать, и вытягиваю вперед руки в попытке удержаться на ногах. Из этого ничего не выходит, и я, шатаясь и спотыкаясь, делаю еще несколько шагов, после чего валюсь на колени.

За мной Луис вопит:

– Вставай, Клементина! – и, схватив мою руку выше локтя, тянет меня кверху.

Духи надвигаются на меня со всех сторон – как обычные, так и странно мерцающие, – и я ничего не могу с этим сделать.

Луис становится передо мной, пытаясь по мере сил защитить меня от того, от чего защитить невозможно. Он даже поднимает кулаки, будто готовясь к драке, хотя я понятия не имею, как он, по его мнению, может защитить меня от полчищ призраков, которых он даже не видит.

Я пытаюсь встать, но тут сзади в мое плечо врезается чья-то призрачная грудь, и в мою кожу словно вонзается тысяча иголок. Другой призрак хватает меня за предплечье, словно полосуя его сотнями, холодных как лед, бритв.

Я, спотыкаясь, бросаюсь прочь в отчаянной попытке избавиться от всей этой боли… но лишь для того, чтобы столкнуться с еще одним мерцающим.

И не взрослым, а с мальчиком лет трех или четырех в пижаме с изображениями драконов, держащим в руке большое зеркало.

– Обними меня! – плачет он, и его маленькие пальчики вцепляются в мое бедро. Боль так остра, что мне кажется, она прожигает мои кожу и плоть до самых костей.

Я инстинктивно отшатываюсь, но по его маленькому личику текут слезы. Ему никак не больше трех или четырех лет, и, какую боль он бы мне ни причинял, я не могу оставить его в таком состоянии.

Поэтому я опускаюсь на корточки, так что наши лица оказываются на одном уровне, не обращая внимания на удивленное восклицание Луиса:

– Клементина, что ты делаешь?

Я знаю, что малыш не может слышать меня, не может чувствовать меня, но все равно вытягиваю палец, чтобы вытереть его слезы. И эта жуткая жгучая боль распространяется и на мои пальцы, и на мою ладонь.

В ответ он обнимает меня и начинает рыдать еще надрывнее, уткнувшись личиком в мою шею. Я не чувствую его веса в своих объятиях, но от соприкосновения с ним меня все равно затапливает боль, втекает в меня со всех сторон. Но я все равно не отпускаю его – как я могу его отпустить, если его больше некому обнять?

– Что случилось? Что с тобой? – инстинктивно спрашиваю я, хотя и знаю, что он мне не ответит.

Но он качает головой, так что по моему телу расходятся новые волны боли, и скулит:

– Я не люблю змей.

– Я тоже, – отвечаю я и содрогаюсь. Но тут до меня доходит, что он не просто разговаривает со мной, а отвечает мне.

А значит, он может слышать меня, хотя прежде ни один из духов не мог этого сделать.

У меня есть только одна секунда, чтобы удивиться тому, как такое возможно, прежде чем он спрашивает:

– А почему ты их не любишь? – Его заплаканные глаза широко раскрыты, а маленькие ладошки обжигают мои щеки.

– Когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе, меня укусила змея, и с тех пор я никогда к ним не подходила.

Он кивает, как будто, по его мнению, это логично, и шепчет:

– Тогда тебе надо бежать.

Загрузка...