Приз варвара

Для состязаний в части «талант» Джоси выдает мужчинам список существ, которые нужно поймать: серпоклюв, клыкастая рыба и пернатый зверь. Одна птица, одна рыба, и одно наземное животное. Они должны принести их в пещеру, и тот, кто вернется быстрее всех со всеми тремя добычами, станет победителем. Если к закату у них ничего не получится, они должны вернуться в пещеру, и состязание будет окончено.

Мужчины с оружием в руках расходятся в разные стороны. Наблюдая, как Салух трусцой бежит прочь от пещеры, меня охватывает потрясение, когда замечаю, что Ваза меняет направление и следует за ним.

— Вот жулик, — бормочет Кайра. — Он сядет ему на хвост и будет отпугивать всю его дичь. Ваза знает, что ему не выиграть, поэтому он намерен позаботится о том, чтобы Салух облажался на всех испытаниях.

Меня душит чувство вины. Вместе с остальными я возвращаюсь в пещеру, но этот вечер для меня совсем безрадостный. Некоторое времени я провожу с Чомпи, расчесывая его и вычищая его пещеру. Фарли околачивается рядом со мной, но она немая компания, потому что мы разговариваем на разных языках. Меня это устраивает — все равно я не расположена к разговорам.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем кто-то из них со своими трофеями возвращается обратно в пещеру. Это Таушен, одержавший триумфальную победу. Хассен возвращается вскоре после него, и он более чем недоволен. Он сдает на хранение свою добычу, после чего направляется в свою пещеру, чтобы там дуться. Бек появляется на закате, только в руке у него вместо трех добыч лишь две.

Салух с Вазой появляются, когда уже совсем темно, и в руке Салуха добычи нет. На его лице отражается явное разочарование.

— Поздравляю, Таушен, — говорит Джоси, а племя налегает на свежее мясо. Я к еде даже не притрагиваюсь, потому что у меня нет аппетита. Она награждает охотника его последним семечком, после чего обводит взглядом пещеру. — Осталось только одно состязание и это «старания». Предполагается, что оценивать его будет племя, но сейчас оно уже не имеет никакого значения, Таушен очевидный победитель. Семечек у него больше, чем у кого-либо другого.

Молодой охотник, испустив вопль восторга, бросается ко мне, рассчитывая на одобрение.

Я улыбаюсь ему едва заметной улыбкой, хотя чувствую я себя так, будто меня сейчас вырвет.

— Ти-фа-ни, когда я должен сопровождать тебя в Пещеру старейшин? — он садится возле меня на корточки, и лицо его светится щенячьим восхищением. Я не могу ненавидеть его. Он просто одинок, и я ему явно нравлюсь. Тем не менее мне хочется, чтобы это была не я. — Может отправимся завтра?

— Хорошо, завтра, — отвечаю я. А какой у меня выбор?

Часть 12

САЛУХ

Внутри меня все кипит от гнева, когда я, оторвав ногу свежеубитому пернатому зверю, выхожу из пещеры, чтобы поесть под звездами. Обычно я рад компании, но я сам не свой от пережитого разочарования, и я не хочу никого видеть. Я хочу остаться наедине со своими гневными мыслями.

Ти-фа-ни проскользнула сквозь мои пальцы в одно мгновение. Остальные позаботились об этом. О том, что они настолько обозлились, застукав меня в ее шкурах, я даже не подозревал до тех пор, пока Бек с Вазой не набросились на меня с кулаками. Для них я предатель.

Но меня мало волнует, что они думают. Меня волнует лишь то, что думает одна только Ти-фа-ни. Однако она промолчала, а когда Таушена объявили победителем, то улыбнулась ему и согласилась утром отправиться вместе с ним в путь.

Меня терзает свирепая ревность. Все ее улыбки должен получать я. Это я должен сопровождать ее в Пещеру старейшин. Прямо сейчас я должен быть внутри и кормить ее лакомыми кусочками мяса, чтобы обеспечить, что моя пара здорова. Но вместо этого, я выхожу наружу и со злостью обгладываю ногу пернатого зверя, буквально пыша гневом.

Почему мой кхай молчит? Сейчас самое время предъявить на нее права. Пришло время заявить, что она принадлежит мне и только мне. Я не верю, что Таушен сможет обеспечить ее безопасность. Он отличный охотник, но он моложе меня и легко отвлекается. С ним будут две бесценные женщины, и, хотя путь по этой тропе безопасен, всегда существуют риски.

Мне следует пойти вместе с ними, чтобы обеспечить защиту. Это единственный разумный поступок.

Позади меня раздается хруст снега под чьими-то ногами, и я напрягаюсь.

— Эй, дружище! — окликает Аехако меня в темноте. — Не против, если я посижу с тобой?

— Против.

Рассмеявшись, он все равно подходит ко мне и принимается любоваться звездами.

— Замечательная ночка.

Я издаю рык. Была бы более замечательной, будь я один.

— Кончай с этим, — говорит Аехако, похлопывая меня по руке. — Не будь таким ворчуном, как Хэйден. Сегодняшний день был просто ужасный. Завтрашний будет лучше.

— Завтра она отправляется в Пещеру старейшин, — говорю я бесцветным от гнева голосом. — С Таушеном.

— Да, отправляется. — Какое-то время Аехако молчит, а когда я оглядываюсь на него, то вижу, что он смотрит на звезды. — Временами крайне трудно всерьез осознавать, что они совсем другие и так сильно от нас отличаются. В большинстве случаев моя Кайра легко предсказуема, а потом она вдруг ляпнет что-нибудь такое, чего я даже понять не могу, и тогда я вспоминаю, откуда они родом. Это планета под названием Зумля.

Я помалкиваю. Я знаю не понаслышке, что Ти-фа-ни совсем непохожа на женщин ша-кхай. Мне ни к чему что-либо вспоминать. Я обожаю ее отличия. Я полностью принимаю все ее уникальные черты характера.

— У них на Зумле совершенно иные традиции ухаживания, — продолжает Аехако. — Очень странные. И, возможно, именно поэтому она не захотела признать, что хочет тебя, когда совершенно ясно, что ее влечет к тебе, а не к остальным.

Она не заговорила, потому что боится. Я отлично это понимаю, и часть моего гнева поумерилась. Сегодня Бек с Вазой поработали надо мной кулаками. Мне было наплевать, потому что я сильный и мог справиться с чем угодно, что они могли бы предпринять. Но Ти-фа-ни панически страшится, что они станут применять насилие к ней. Сама мысль о том, что мужчина избивает эту бесценную женщину, не укладывается мне в голове, и тем не менее в прошлом она настрадалась от насилия, причиненного другими.

— У нее были на то свои причины.

— Наверное, — спокойно говорит Аехако. Он хлопает меня по плечу, и я вздрагиваю, когда он задевает ушибленное место. — И в то же время нам надлежит чтить человеческие традиции. Именно по этой причине тебе нельзя следовать за ними, когда они отправятся в Пещеру старейшин.

Я хмурюсь. Откуда он узнал, что я намереваюсь сделать? Я оглядываюсь на Аехако и вижу, что у него мрачное лицо.

— Я знаю, что ты подумываешь об этом, потому что я сделал бы то же самое ради своей Кайры, — говорит он. — Но тебе нельзя. Если дорожишь жизнью племени в мире и согласии, ты сообщишь, какую из охотничьих троп выбираешь, и уйдешь на несколько дней. Охладишь голову и успокоишься. Вернешь свои мозги на место. Даже думать забудь об этой женщине.

Можно подумать, я могу выкинуть Ти-фа-ни из своей головы. Я фыркаю при этой смехотворной мысли.

— Говорю тебе уже как главный, — говорит Аехако. — На охоту я также отправляю и Бека, Вазу и Хассена. Пришло время положить конец всем этим нелепым спорам из-за женщин и вернуться к нашей истинной задаче — обеспечить достаточно еды для жестокого сезона. В последнее время было слишком много отвлекающих развлечений.

Тут он не ошибается. В последнее время больше времени я провожу с Ти-фа-ни, чем на охоте. Я задумываюсь о моем отце с матерью, о маленькой сестренке Фарли. Моих братьях Пашове и Дагеше, их парах и детенышах. Они не заслуживают того, чтобы голодать лишь потому, что я не могу сконцентрироваться.

Но Ти-фа-ни не будет в достаточной безопасности, если ее будет защищать один только Таушен. Люди слишком уязвимы.

— Я пойду охотиться, — говорю я Аехако. Наши охотники расходятся по много знакомым тропам, по пути которых рассеяны многочисленные пещеры и ледяные тайники с замороженной дичью, которые пригодятся в жестокий сезон. Эти тайники должны регулярно пополняться, и охота на животных будет удерживать меня вдали от главной пещеры в течении многих дней.

Но это ложь.

Вместо того, чтобы охотиться, я последую за Ти-фа-ни и позабочусь, чтобы она была в безопасности.

ТИФФАНИ

— Присмотришь за двисти? — я показываю на маленького Чомпи в загоне, и Фарли нетерпеливо кивает мне головой. Жестикулируя руками, она выдает поток быстро меняющиеся твердых слогов. Я не имею ни малейшего представления, о чем она говорит, но она, кивая головой, указывает на маленького зверушку, поэтому я не сомневаюсь, что она согласна за ним присмотреть. Единственным плюсом этого путешествия станет «загрузка» языка. Я хочу понимать, о чем все эти ша-кхаи говорят. За последние полтора года жизни здесь, я немного поднахваталась их языка, но он настолько динамичный, и почти все охотники говорят с нами по-английски, что я не так хороша в нем, как следовало бы.

Фарли, глядя на меня, улыбается. Ее рука опускается к маленькой треугольной формы головке Чомпи, и двисти начинает блеять и облизывать ее пальцы. Он любит ее, а не меня, потому что она была той, кто без устали о нем заботилась, пока я разбиралась со своими проблемами.

— Когда я вернусь, у нас с тобой состоится долгий разговор о животноводстве, — говорю я ей. Я отдам ей этого маленького зверюшку и помогу ей его вырастить, и с этой точки зрения? Он ее питомец, а не мой.

— Ну, ты готова идти? — окликает меня Джоси со снегоступами в руках. Она закуталась в несколько слоев шкур, и эти шкуры перевязаны у нее на груди кожаным ремнем, чтобы они не развевались на ветру и холодный воздух не пронизывал их насквозь. Я одета так же, и в пещере мне жарко. Но как только мы выйдем наружу, в стихию, будет очень холодно, и моему кхаю будет тяжело с этим справляться.

Кайра стоит рядом, хочет проводить нас в путь. Она специально для нас приготовила завтрак, а теперь кормит грудью своего ребенка. Ее пара уже отправился на охоту, поэтому она одна. А так, в пещере довольно пусто.

— Готова, — отвечаю я ей, и в последний раз улыбнувшись Фарли, потом погладив по голове Чомпи, я иду к ней. Джоси протягивает мне другую пару снегоступов, и мы направляемся к выходу из пещеры, где нас нетерпеливо дожидается Таушен, улыбаясь во весь рот.

Отчетливо видно, что он в восторге от этого путешествия. Хотела бы я испытывать такой же энтузиазм, но все, что я чувствую, — это хорошо мне знакомый ужас. Во время этого путешествия мне придется уделять Таушену много внимания. Он победил честно и справедливо, и я должна по крайней мере вознаградить его, даже если эта награда — просто слушать, как он болтает о своей любимой теме: обо мне.

Кое-кто задержался около входа в пещеру и провожают нас. Кайра кормит Кай, Хэйден наблюдает за нами, а двое старейшин сидят у костра. Я удивлена, что нигде не видно ни Салуха, ни других моих воздыхателей-лузеров. Должно быть, это сделано намеренно.

Таушен протягивает нам наши рюкзаки, набитые дополнительными шкурами, мешками с водой, принадлежностями для разведения костра, костяными ножами и пряными дорожными пайками, которые ша-кхаи так обожают.

— Уже поздно. Давай-ка в путь.

— Мы уже, — указывает Джоси, нагибаясь, чтобы надеть снегоступы. Я делаю то же самое.

— Мне все это не нравится, — объявляет суровый голос. Я с удивлением смотрю на Хэйдена, хмуро смотрящего на нас неодобрительным взглядом. — Это небезопасно.

Джоси пожимает плечами.

— А тебе какое дело?

— Никакого, — выплевывает он нам, выпрямляясь в полный рост, производя сильное впечатление своими рогами и синими мускулами. — Но было бы полным безумием сейчас отправляться в Пещеру старейшин, когда вас сопровождает лишь один охотник. Южные пещеры от Пещеры старейшин еще дальше, чем главная пещера. Вам лучше обождать до тех пор, пока мы не вернемся в другую пещеру, и отправляться уже группой посерьезнее, будучи в гораздо большей безопасности.

— Это всего лишь легкая прогулка на полтора дня, — указывает Таушен, трусцой подбегая к нам.

— Люди ходят медленно, — иронизирует Хэйден, окидывая молодого охотника раздраженным взглядом. — Ты об этом хотя бы задумывался? Дорожные пайки ты взял достаточно, учитывая факт, что они слабые?

— Господи боже, да что с тобой такое? — Джоси смотрит на него свирепо и выглядит при этом так, будто ей хочется ударить его вторым снегоступом. — Мы идем и точка. Или ты бесишься потому, что не можешь пойти с нами?

Он кривит губы, глядя на нее сверху вниз.

— У меня нет ни малейшего желания идти.

— Я тоже не хочу, чтобы ты шел!

— Но это не меняет того факта, что вам следует остаться здесь. — Он тыкает пальцем в пол пещеры. — Здесь вы в безопасности.

— Мы собираемся получить лазерную загрузку языка, и тебе нас не остановить! — от гнева она буквально подпрыгивает, и это тот еще подвиг, учитывая, что один из ее снегоступов уже привязан.

Я сразу же оглядываюсь на Таушена.

— Мы пойдем по опасному пути?

Он мотает головой.

— Там все хорошо просматривается и вблизи нет каких-либо мест водопоя для зверей. Там нет пещер мэтлаков, и лишь немногие снежные коты ходят тем путем, по которым пойдем мы, поскольку они предпочитают скалы. Мы пойдем прямым путем, и он настолько легкий, что мы отправляем туда детенышей в одиночку на их первую охоту. — Он в замешательстве хмурится, глядя на Хэйдена, словно не понимает гнев этого мужчины, не позволяющего нам уйти. — Там очень безопасно.

— Этот приз Таушен выиграл честно и справедливо, — парирует Джоси. — А если б кому хотелось заполучить этот приз, мистер Ворчун, значит, следовало принимать участие в соревнованиях.

— Раз это его награда, то пусть Тефинии с Таушеном и идут. А ты остаешься здесь. Тебе нет надобности идти с ними и замедлять темп их передвижения.

Глаза Джоси округляются от удивления, и она шипит.

— Да пошел ты! Я пойду! Не понимаю, какое тебе, вообще, до этого дело — тебя бесит, когда я здесь, а теперь тебе не по душе, когда я собралась уйти. Пораскинь, наконец-то, своими чертовыми мозгами и определись уже, чего хочешь!

Прищурив от гнева глаза, он смотрит в упор на маленькую, не подчиняющейся ему девушку.

— Я обсужу это с Аехако.

— А кто, по-твоему, дал мне эти чертовы снегоступы, болван ты эдакий? — она машет снегоступом у него прямо под носом.

Хэйден, издав рык, разворачивается и, гневно размахивая хвостом, тяжелым шагом уходит обратно в свою пещеру. Я с широко раскрытыми глазами пялюсь, как он уходит. Я не понимаю искрометные отношения между ним и Джоси. Раз она ему так не нравится, тогда почему он так сильно переживает, уйдет она или нет? Разве он не должен бы радоваться, что она на какое-то время покинет пещеру и поэтому не будет докучать его своей бесконечной болтовней и пением, да и подкалывать его своими замечаниями тоже не сможет?

— Я его не понимаю, — говорит мне Таушен.

Боже, хорошо, что не я одна. Я оборачиваюсь и смотрю на него.

— У нас есть все, что нам нужно?

Он теребит ухо.

— Надо бы захватить пайков побольше… так, на всякий случай. И еще один мешок с водой.

— Мы подождем здесь, — говорю я ему, улыбнувшись. Я ведь должна ему улыбаться, да? Ну, чтоб чувствовал он себя так, будто получил награду, а не является просто нашим проводником? У меня нет ненависти к этому парню. Он славный юноша, вот только он мне… нисколечко не нужен. И все же, раз кто-то помимо Салуха должен был победить, то я рада, что это именно Таушен. Проведенные три-четыре дня с Беком сделали бы меня вконец несчастной. Его гнев пугает меня так, как никогда не пугал гнев Хэйдена. Наверное, потому что гнев Хэйдена никогда не направлен в отношении кого-либо другого, кроме Джоси? Но кто знает? Я смотрю, как Таушен исчезает в одной из пещер хранилища. Если Салух не может идти, то я рада, что это Таушен и никто другой.

Раз уж речь зашла о Салухе… Я оглядываю этим ранним утром еще почти безлюдную пещеру.

— А куда подевались все охотники?

Кайра отнимает малышку Кай от груди и дает ей отрыгнуть.

— Ты что, не знаешь, что все они сегодня еще на рассвете ушли? Аехако отправил их всех выслеживать животных. Они вернутся через несколько дней.

Я пытаюсь скрыть свое разочарование. Выслеживать животных? Это означает, что мне не дано даже попрощаться с Салухом. Перед тем, как отправиться в путь, мне хотелось еще разок увидеть его лицо, даже зная, что сейчас его, должно быть, сжигает разочарование.

— Ax, вoт кaк!

Почему это так больно ранит мои чувства? Я не заступилась за него и не объявила, что он станет моим мужчиной. Я позволила этому глупому состязанию продолжаться. Я сама во всем виновата. И все же… я надеялась, что он будет со мной. Что, возможно, я смогла бы как-нибудь убедить его пойти с нами. Что в крайнем случае смогу с ним попрощаться на несколько дней.

Похоже, я ошиблась. Похоже, прощание со мной оказалось для него не таким уж важным.

Как будто чувствуя мое разочарование, Кайра угрожает мне пальцем.

— Не задерживайтесь там слишком долго, — призывает она нас. — Здесь, в пещерах, нам c Фарли, оставшись вдвоем, будет ужасно скучно. Аехако вернется, но поздно ночью. Твой двисти во время твоего отсутствия аж купаться будет в заботе только потому, что мы будем маяться скукой смертной.

Я заливаюсь смехом, несмотря на то, что пребываю в расстроенных чувствах.

— Наверняка, ему это понравится. Поблагодаришь Фарли от меня?

Она владеет местным языком.

Она кивает головой, и мы коротко обнимаемся. Таушен возвращается, а значит, настало время отправляться в путь.

Я бы покривила душой, сказав, что, когда мы уходили, я не разглядывала горизонт в поисках Салуха.

* * *

Путешествовать на Не-Хоте совсем не веселье. Сугробы бесконечные, и даже когда оба солнца высоко в небе, на тепло даже намека нет. Полагаю, что это именно то, на что похожа Антарктида, однако свет солнц настолько слаб, что нам нет надобности беспокоиться о том, что солнца ослепят нас. И никаких пингвинов, а это обидно. Я бы с удовольствием взглянула бы на пингвинов.

А вот что здесь есть, так это снег. Много, очень много снега и морозного воздуха. Пока мы идем, падает легкий снег, накапливаясь в наших волосах, но его недостаточно, чтобы нас замедлить. Таушен полон энтузиазма, он непрерывно болтает, а мы с Джоси, волоча снегоступы через снег, делаем все возможное, чтобы держать темп. Что касается самих ша-кхаев, то для них это фантастически хорошие погодные условия для путешествий. Небо ясное и безоблачное, слой снега на земле не слишком толстый, и для них достаточно тепло. В то же время у меня такое чувство, будто пальцы у меня превратились в кубики льда, а пальцы на ногах вот-вот отломятся внутри моих сильно утепленных шкурами сапожках, и меня все время не отпускает желание где-нибудь сесть и отдохнуть. Под толстыми шкурами я обливаюсь потом, из-за чего они прилипают к моему телу и покрываются льдом. Кхай внутри меня помогает мне оставаться в тепле, но люди по-прежнему еще слишком хрупкие, чтобы так же, как ша-кхаи, разгуливать полуголыми.

К тому времени, когда наступает полдень, я совсем выдохлась, да и шаги Джоси уже довольно медленные. Наша оживленная и легкая утренняя беседа свелась к нулю. Теперь мы только пыхтим и переставляем ноги, одну за другой. По крайней мере, рельеф местности, в основном, представляет собой сглаженную равнину. Как сказал Таушен, согласно нормам их жизни, это путь, который по силам даже ребенку.

Но, как бы то ни было, я просто в восторге, когда наш проводник в очередной раз легкой трусцой подбегает к нам — легкой трусцой!! — и предлагает немного отдохнуть в защитной тени ближайшего обрыва. Мы с Джоси с благодарностью валимся с ног у стены этого обрыва скалы, и хотя скалистое подножие — не самое удобное место и в тени очень холодно, здесь совсем безветренно.

— Ждите меня здесь, а я выслежу для вас обоих что-нибудь свеженькое, чем подкрепиться. Неподалеку я заметил следы пернатого зверя. — Таушен нетерпеливо сжимает в руке копье. — Вы будете есть мою добычу, если я ее добуду?

— С удовольствием, — отвечаю я ему, поднимая вверх большой палец.

— Так мило с твоей стороны, Таушен, — говорит Джоси, лучезарно ему улыбаясь. — Спасибо тебе.

Улыбнувшись нам обоим, он, высоко подпрыгивая, скачет прочь, пробираясь сквозь снег, как большая синяя газель. Он полон энергии, а я уже чертовски устала. С ума сойти, нам еще полтора дня идти пешком. Пожалуй, Хэйден был прав, и мы для этого слишком слабы. Хотя уже слишком поздно.

Я снимаю одну из перчаток и сую руку к себе под толстые шкуры, прижимая холодные пальцы к теплой шее.

— Это… не так весело, как я себе представляла.

— Полный отстой, — жизнерадостно соглашается Джоси. — Имеешь права называть вещи своими именами.

— Точно, полный отстой. Прошу прощенья, что потащила тебя с собой. Тебе не следовало этого делать.

Джоси отличная подруга, но такого я не пожелала бы никому. Происходящее слишком сильно мне напоминает о непрекращающимся невыносимом морозе, который мы пережили в ту адскую неделю, когда мы ждали возвращение Джорджи со спасателями. Оно также заставляет меня осознать, насколько ша-кхаи нас избаловали, защищая нас, держа нас в тепле и безопасности наших уютных пещер. Пока мы занимаемся делами в пещерах, мужчины без устали охотятся. Конечно, там полно — ну ладно, неиссякаемый — список домашних дел, что надо сделать, но по сравнению с этим? Не представляю, как Лиз это терпит. Жду — не дождусь, когда вернусь домой, к своему костру и продолжу забавляться своим кожевенным делом.

— Должна признаться, что… я делаю это не только ради тебя, — говорит Джоси, поправляя ремешки на своих снегоступах.

— И?

Она смотрит на меня хитрым взглядом.

— Я воспользуюсь компьютером, что в медпункте, чтобы извлечь мою внутриматочную спираль, так же, как Кайра убрала свой переводчик.

От потрясения у меня слегка отвисает челюсть.

— В самом деле?

— Ага. — Она испускает счастливый вздох и, поднявшись в сидячее положение, обнимает себя. — Я уже готова к своему «и жили они долго и счастливо», понимаешь? Я хочу кому-нибудь резонировать. Я хочу детей. Хочу пару, который будет меня любить. Я устала от одиночества и быть нелюбимой.

Я смотрю на ее мечтательное лицо, завидуя ее вере. Она исходит из того, что кхай решит все ее проблемы. Что он сведет ее с идеальным мужчиной, и она тут же влюбится в этого парня, заделавшего ей ребенка. Романтично, конечно, однако и чересчур оптимистично. А что, если ее сведут с одним из старейшин, который никогда не состоял в паре? А что, если ее сведут с тем, кого она терпеть не может?

А что, если он ее сведет с кем-то, который решает брать все, что хочет, а не заручается согласием?

Я содрогаюсь при одной мысли об этом. Я завидую Джоси. Возможно, ее решение для нее и верное, но я по-прежнему живу в страхе перед тем, что может случиться, если начну резонировать. Конечно, я могу оказаться в паре с мужчиной моей мечты… но точно также могу оказаться в паре и с чудовищем в чистом виде.

В данный момент я просто счастлива, что никому не резонирую. Нет никого, с кем я хотела бы спариться.

Но как раз сейчас, когда я об этом думаю, мои мысли возвращаются к Салуху. Салуху с его бархатистой кожей, интенсивным взглядом и тому, насколько нежно он ко мне прикасается, никогда не выдвигая каких-либо требований. Он позволяет мне брать инициативу на себя и бесконечно терпелив. С ним я чувствую, будто каждое прикосновение — это подарок, который я ему дарую.

Я лгу самой себе, когда утверждаю, что не хочу никому резонировать. Я бы выбрала Салуха и выбрала бы его с превеликим удовольствием. Если он может помочь мне преодолеть мой страх перед сексом, он может помочь мне снова научиться любить. Он добрый и благородный, и смотрит на меня, как на кусок шоколадного торта, который ему не терпится съесть.

Я просто переживаю, что все испортила, и когда мы вернемся, его обжигающий собственнический взгляд сменится на взгляд, полный отвращения.

И что, возможно, я упустила с ним свой шанс. Сама мысль об этом вгоняет в депрессию.

Часть 13

САЛУХ

Я наблюдаю издалека, как Таушен убегает, оставив у подножия обрыва обеих человеческих женщин одних и без защиты. Меня накрывает волна гнева, и я его подавляю.

Они не беззащитны; я здесь и присматриваю за ними.

Со стороны Таушена это глупейший и недопустимый шаг, но я его понимаю. Он жаждет завоевать этих людей свежей добычей и разрывается между долгом их охранять и желанием позаботиться об их потребностях. И все же это не тот выбор, который сделал бы я, и меня злит, глядя, как маленькая фигурка Ти-фа-ни ежится в тенях скалы. Они могут оказаться на пути блуждающих снежных кошек. Стадо двисти может пересекать эту равнину и растоптать их. Серпоклюв может решиться спикировать туда на разведку, а их клювы остры как мечи. То, что они выглядят безвредными, не значит, что это так.

Я крепко сжимаю копье. Да, оно и к лучшему, что я проигнорировал приказ Аехако отправиться на охоту, а вместо этого последовал за ними. Я опустился в снегу на живот, с подветренной стороны от проложенных следов Таушена. Они не увидят меня до тех пор, пока не посмотрят вверх, а, судя по усталым осанкам людей, беспокоиться мне не о чем.

Когда она опускает капюшон, кудрявые волосы Ти-фа-ни тут же поднимаются вверх, и я вижу ее движения, когда она разговаривает с Джоси. Выглядит она уставшей, и мне требуется контролировать каждую частичку своего тела, дабы не спуститься с обрыва, не пойти к ней, не перекинуть ее через плечо и не отнести в Пещеру старейшин.

Именно так себя чувствовал Вэктал, когда впервые увидел свою Джорджи? Тогда я напоминаю себе, что он с Джорджи срезонировали, и от печали мне становится тяжело на сердце.

«Ну почему, мой кхай, ты не заявляешь на нее права? Ты же знаешь, что для нас она та самая, единственная».

Моя грудь хранит молчит, а на сердце остается тяжело и одиноко.

Я остаюсь на своем посту, неподвижно, а женщины отдыхают, вытянув ноги, и разговаривают. В конечном итоге Таушен возвращается со свежей добычей, и я немного расслабляюсь. Женщины едят, после чего снова надевают снегоступы, и вся троица снова уходит в снега. Наблюдая за ними, я вижу, как Ти-фа-ни спотыкается, и я тут же вскакиваю на ноги, а сердце у меня бешено колотится.

Они останавливаются. Таушен с Джоси возвращаются обратно к Ти-фа-ни. Моя самка поднимается со снега, отталкивает их протянутые руки помощи и поправляет снегоступы. Затем они продолжают путь.

Но она хромает, и я борюсь с нахлынувшим раздражением, что Таушен торопил ее настолько сильно, что она навредила себе.

Ее следует баловать. Ее следует нести на руках, раз она поранила ногу.

Она должна быть моей.

ТИФФАНИ

Моя неудачно подвернутая лодыжка делает и без того неприятное приключение еще более убогим. Джоси с Таушеном беспокоятся обо мне, но я не обращаю на них внимания. Я говорю им, что я в порядке. Какие у меня есть еще варианты? Мы слишком далеко от Южных пещер, чтобы вернуться, поэтому с таким же успехом можно продолжить идти вперед. Так что я держусь, как могу, изо всех сил игнорируя боль в лодыжке.

Этой ночью мы останавливаемся в одной из маленьких «охотничьих» пещер, и для меня это весьма познавательно. Таушен объясняет нам с Джоси, что эти маленькие пещеры расположены вдоль охотничьих угодий племени и используются как убежища для тех, кто вышли на охоту. Пещера, в которой мы останавливаемся, маленькая, высотой едва достаточной, чтобы мы с Джоси могли встать в ней в полный рост; Таушен вынужден приседать на корточках. Здесь достаточно места для всех нас троих, чтобы лечь спать, но едва-едва. Таушен раскладывает свои шкуры у входа в пещеру, чтобы мы с Джоси могли устроиться внутри. У меня болит лодыжка, и мне холодно, несмотря на маленький костер, который мы разожгли. В общем, это ночь совсем не веселая, и это заставляет меня еще больше ценить пещеру племени с ее большим внутренним помещением и дружелюбными лицами, которые там всегда присутствуют.

Следующим утром, когда мы просыпаемся, моя лодыжка опухла вдвое больше, чем была раньше. Она болезненна на ощупь, и ходить на этой лодыжке мучительно. Джоси помогает мне перевязать ее потуже в надежде, что я смогу хотя бы прихрамывать, но я не могу даже зашнуровать сапог, не говоря уже о том, чтобы привязать к нему снегоступ.

— И что нам теперь делать? — спрашивает Джоси с озабоченным выражением лица. — Ты сможешь идти?

— Придется, — твердо говорю я ей. Да и другого выхода нет. Я не могу нас троих принудить остаться в этой пещерке; здесь недостаточно тепло для длительного пребывания. Кроме того, в Пещере старейшин, также известном как старый космический корабль, есть аппарат, который может излечить раны и недуги. — С тем же успехом можно продолжать идти. Мы ведь все равно недалеко от Пещеры старейшин, так ведь?

Я смотрю на Таушена, прося подтверждение.

— Полдня ходьбы, если мы будем идти быстрым шагом, — говорит он, хмуро глядя на мою ногу. — Если нет, то дольше.

— Похоже, что дольше, — говорю я, вздрагивая. — Буду стараться изо всех сил.

— Тебе вообще ходить-то можно? — спрашивает Джоси.

— Я могу ее нести, — заявляет Таушен. — Это было бы честью для меня. — От волнения у него запыхавшийся голос, а глаза блестят.

— Я сама могу идти, — срываюсь я. Последнее, что мне хотелось бы, так это провести этот день, свисая с плеча Таушена, и чувствовать себя в долгу перед ним. Нет уж, спасибо.

Он замирает, и я понимаю, что ранила его чувства. Возвращаются прежние страхи и напряжение, и на мгновение я задерживаю дыхание, опасаясь, что он вот-вот набросится… или того хуже.

— Тогда пошли. Уже поздно, — голос Таушена пронизывает боль, а плечи у него слегка сгорблены, словно он защищается от моего гнева.

Сдерживая дыхание, я поднимаюсь на ноги. Реагируя на это, у меня болит лодыжка, но я это игнорирую.

— Могу я одолжить твое копье, чтобы использовать его как костыль?

Он колеблется.

— А если мне придется защищать вас?

— Тогда ты можешь подойти и забрать его у меня? — я протягиваю руку. — Поверь, в ссору из-за него я не полезу.

Счастливым он не выглядит, но в конце концов передает его мне.

— Все-таки я предпочел бы нести тебя.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорю я и заставляю себя сохранять голос милым. — Но я могу ходить.

И я делаю ковыляющий шаг, чтобы доказать, что могу.

Это будет чертовски долгий день.

САЛУХ

Ти-фа-ни не может ходить.

Когда эта троица, хромая, выходит из пещеры охотников — а они и правда хромают — я прихожу в ярость, когда вижу, что моя Ти-фа-ни, моя пара, тяжело опирается на копье. У меня нет никаких сомнений, что травма ее ноги не прошла, а сегодня она еще хуже. Таушен пытается приобнять ее, но она отталкивает его, и я вижу, как молодой охотник отступает.

Отлично. Она моя пара.

И я не позволю ей пройти пешком до самой Пещеры старейшин.

Следуя за ними, я очень старался оставаться вне поля зрения и с подветренной стороны. Я заметал следы и держался на расстоянии. Хватит. Больше этому не бывать. Моя женщина ранена и страдает от боли, и я отказываюсь сидеть сложа руки и позволять ей так напрягаться. Я бегу по снегу, направляясь к этой группе. Они впереди меня, но идут настолько медленно, что не требуется много времени, чтобы догнать их.

Как только я показываюсь в поле зрения, я слышу возглас Джоси. Она указывает в мою сторону.

— Кто-то приближается!

Таушен поворачивается, и я вижу, как он, увидев меня, напрягается. К этому моменту он уже понимает, что это не случайное совпадение, что я последовал за ними, потому что не верил, что он будет должным образом заботиться о безопасности людей. От ярости кровь приливает ему к лицу, и он, взбесившись, подкрадывается ко мне.

— Что ты здесь делаешь, Салух? Ты должен быть на охоте!

— Я присматриваю за этими людьми. — Я жестом руки указываю на Ти-фа-ни, которая в этот момент старается не налегать своим весом на ногу. — Она ранена и не может ходить. Я здесь, чтобы помочь.

— Тебя тут быть не должно, — вновь протестует Таушен. — Это мой приз!

Я сверлю его взглядом. Мне нет дела до каких-то там призов. Меня волнует только моя женщина. Он, хмурясь, смотрит на меня, но, когда я подхожу к Ти-фа-ни, меня не останавливает. Джоси стоит, уставившись на меня округлившимися глазами, однако все, что вижу я, — это личико Ти-фа-ни, гладкие человеческие черты которого искажены болью.

Кончиками пальцев в нежной ласке я провожу по ее смуглой щеке.

— Тебе не стоит ходить.

— А разве у меня есть выбор? — голос у нее тихий, полон боли.

— Я буду нести тебя, — заявляю я, и, когда она напрягается, добавляю: — Если ты мне позволишь.

Я должен помнить ее страхах, всегда.

Она не решается, но потом кивает головой.

— Таушен лопнет от злости, — шепчет она, поднимая руки, чтобы обнять меня за шею.

Можно подумать, меня волнует, возненавидит ли меня Таушен. Все, что меня волнует, — это убрать мою пару с холода туда, где тепло, в безопасное место, где она сможет дать отдохнуть ноге. Я поднимаю ее на руки, а весит она не больше комплекта. Люди такие хрупкие, такие мягкие, так плохо приспособлены к выживанию. От этого меня начинает душить страх.

Таушен высказывает протест, но я не обращаю на него внимания.

— Если тебе так хочется кого-то нести, можешь нести меня, — предлагает Джоси. — Я чертовски устала.

— Забота о Ти-фа-ни было моим призом, — снова заявляет Таушен, и его голос звучит как у обиженного дитя. — Аехако обязательно узнает об этом и будет он очень недоволен.

Нет, не будет. Но он может злиться на меня потом.

— Давай доберемся до Пещеры старейшин, а спорить можем сколь угодно, когда женщины будут в безопасности.

— Похоже, это значит, что меня нести никто не хочет, верно? — спрашивает Джоси, посмеиваясь над собственной шуткой. — Так я и думала.

* * *

Даже несмотря на отважные попытки Джоси идти в ногу с нами, требуется несколько часов, чтобы мы добрались до Пещеры старейшин. Солнца в небе уже уходят на закат, и к тому времени, когда в поле зрения появляется овал гладкой горы, оба человека вконец измотаны.

— Наконец-то! — восклицает Джоси, и я про себя разделяю ее мнение. Ти-фа-ни у меня на груди вся дрожит, и ее лицо напряжено от боли. Я хочу доставить ее в безопасное место и позаботиться о ней. Ей нужно прогреться у огня, укрыться одеялом и теплая, вкусная еда. Еще ей нужна целительница, но с этим придется подождать.

Когда мы входим в странную сеть пещер, которая называется Пещерой старейшин, я вижу, что внутри удалена большая часть льда, выявляя странные, слишком гладкие стены скалы, и намного больше мигающих огоньков. Буквально везде наружу выступают крохотные горные отроги, а на плоской поверхности, встроенной в стену пещеры, мигают огни.

— Можешь где-нибудь опустить меня вниз, — бормочет Ти-фа-ни. — Уверена, у тебя руки уже отваливаются от моей тяжести.

— Для меня ты отнюдь не тяжелая, — твердо заявляю я. Если б пришлось, я бы через горы ее перенес. Нести ее совсем не мучительно.

— Вон там, — шепчет она, а там рядом с остатками того, что выглядит как костровище, стоит чудной формы сиденье со спинкой. Я осторожно усаживаю ее на это сиденье, и она расслабляется. Я начинаю разматывать ее ногу, но она отталкивает мои руки. — Спасибо, не нужно. Я сама справлюсь.

Я не одобрительно хмурюсь, но делаю, как она просит.

— Харлоу? — кричит Джоси, исчезая в одном из боковых туннелей. — Харлоу, ты здесь? Рух? Харлоу? Кто-нибудь? — через несколько мгновений она возвращается, и на ее округлом личике отражается разочарование. — Их здесь нет.

— Должно быть, они вернулись в главную пещеру, — говорит Ти-фа-ни. — Они живут и здесь, и там.

— Проклятье! — Джоси выглядит расстроенной. — Мне так хотелось увидеть их ребеночка.

Таушен выходит вперед.

— Солнца скоро сядут, и станет холоднее. Раз у Ти-фа-ни повреждена нога, мы застрянем здесь на несколько дней. Нам потребуется больше еды и топлива.

И Джоси, и Ти-фа-ни, обе оглядываются на меня.

Я выпрямляюсь, встав на ноги.

— Ты прав. — Я жестом руки указываю на женщин. — Оставайтесь здесь. Мы с Таушеном отправимся пополнить запасы. Постараемся вернуться побыстрее.

Невозможно не заметить раздраженный взгляд, который Таушен бросает в мою сторону. Будь я на его месте, то тоже бы взбесился. Я захватил контроль над ситуацией, и женщины рассчитывают на меня, а не на него.

— Но, послушай, если компьютер работает, то он может вылечить ногу Тифф, — заявляет Джоси, и на ее лице читается нетерпение.

Я начинаю выходить из себя. Мне не нравится сама мысль о том, что этот ком-пеу-тарр будет вылечивать мою женщину. Это слишком дико для моего понимания, и я не верю, что он это может сделать, тем не менее я позволю этому случиться, если Ти-фа-ни будет испытывать сильные муки. Я касаюсь щеки моей пары.

— Ничего не предпринимайте, пока мы не вернемся. Я принесу немного корней фаа-шеша. Он отлично помогает при болях.

Она кивает головой, ерзая на сидении.

— Будьте осторожны.

Ее взгляд переводится на Таушена, и я понимаю, что она подумывает о состязаниях, когда Ваза с Беком напали на меня. Таушен не такой, как они. Он много говорит, но мало делает, и он еще молод. Он может прийти в ярость, но кулаками махать не станет.

Кивнув головой, я выхожу из Пещеры старейшин, спускаясь вниз по странной, темной наклонной плоскости, которая была открыта наружу. Она покрыта совсем легким слоем снега, и это мне подсказывает, что Рух со своей рыжеволосой парой, скорее всего, были здесь всего лишь день или два тому назад.

Таушен следует за мной, и как только мы отходим от входа в пещеру, он толкает меня в спину.

— Салух, — шипит он. — Что ты здесь делаешь? Она мой приз.

Стиснув зубы, я игнорирую его гнев. Будь я на его месте, то бы испытывал ту же беспомощную ярость.

— Я здесь, потому что она моя пара.

У него перехватывает дыхание.

— Вы же не резонируете.

— Не имеет значения, друг мой. — Я прикладываю ладонь, сжатую в кулак к груди над сердцем. — Я это чувствую, вот здесь. Это всего лишь вопрос времени.

Времени, а еще убедить мой молчаливый кхай, что для нас в этом мире нет никого, кроме Ти-фа-ни с ее темными кудряшками и нежной кожей.

Он прищуривает глаза, как будто не верит мне. Но потом, испустив разочарованный вздох, он опускает голову.

— Ничего мне так сильно не хочется, как пару, но совершенно очевидно, что я ей абсолютно безразличен. Я пытался произвести на нее впечатление, но она этого не замечает. Я предлагал ей ее нести, а она оскорбилась. Но стоило появиться тебе, она тут же обнимает тебя за шею.

Я стараюсь не чувствовать себя слишком уж ликующим по поводу его поражения. Положив руку на его плечо, я сжимаю его.

— Есть ведь еще одна человеческая женщина, а через несколько сезонов и Фарли достигнет совершеннолетия. У тебя все еще есть возможность обрести пару.

Он испускает тяжелый вздох.

Я понимаю; слабое утешение подумывать о другой, когда та самая женщина, которую он хочет, настолько красива, как Ти-фа-ни. Но она моя; это видит даже Таушен.

— Хочешь охотиться, или лучше мне этим заняться?

— Пойду охотиться, — говорит он мрачно, вытаскивая копье из петли для переноски через плечо. — Ты собираешь древесину, навоз и корни для Ти-фа-ни. Может, если я накормлю того человека, Джо-сии, она это оценит.

Восторженным этой идеей он не выглядит.

Я хлопаю его по плечу.

— Ну, тогда нам лучше приступить к делу.

ТИФФАНИ

— Я просто не могу в это поверить, — причитает Джоси. Сжимая в руке тонкий пластмассовый лист, который мнется, как фольга, она толкает его ко мне. — Я нашла это в медицинском отсеке.

— «Неисправен», — читаю я вслух, разглаживая чудную «бумагу». — Должно быть, Харлоу оставила эту записку на случай, если кто-нибудь еще здесь остановиться.

— Как так получилось, что он неисправен? — голос Джоси пронизывает отчаяние. Она падает на пол рядом с моей опухшей ногой, и ее глаза блестят от слез. — Мне нужно, чтобы он работал. Он мне необходим!

Я ерзаю на стуле, чувствуя пульсирующую боль в ноге.

— Не только тебе.

Она оглядывается и, глядя на меня, проводит пальцами под глазами.

— Вот дерьмо. Прости. Я просто… я ведь так надеялась, что последую своей мечте, понимаешь?

Понимаю. Она готова начать свою новую жизнь. Она хочет пару и детей. Она устала держаться за прошлое. Боже, мне ли не знать, каково это. Ее лицо так печально, что это причиняет боль моему сердцу.

— Джо, я уверена, что она скоро вернется. Если его вообще возможно починить, Харлоу его починит. Мы просто побудем здесь немного, загрузим их язык себе в мозг, дадим моей ноге излечиться и подождем их возвращения.

Джоси кивает головой, но разочарование по-прежнему отражается на ее лице.

— Скорее всего, ей получилось заставить работать камнерез и поэтому вернулась в главную пещеру. Это означает, что появятся больше пещер, и все переселятся обратно.

— Ммм. — Я не в восторге от этого. Возвращение обратно означает путешествие, от которого меня уже сейчас тошнит, но еще это означает, что в одну сеть пещер втиснется много народу. Обычно я была бы не против, но чем больше народу, тем больше мужчин из кожи вон лезут, пытаясь привлечь мое внимание.

Меня, черт возьми, уже воротит от этого.

Мои мысли возвращаются к Салуху, и меня под моими шкурами в дрожь бросает, вспоминая, как он бежал по снегу с развевающимися темными волосами и пристальным, разъяренным взглядом. Он направлялся прямиком ко мне, и я каким-то образом поняла, что он следовал за нами и открылся именно в тот момент, когда увидел, что я получила травму. И мне бы следовало рассердиться, что он за нами увязался, но вместо этого я разгорячаюсь и трепещу, потому что он здесь. Он здесь и обо всем позаботится. Он позаботится, чтобы я была в безопасности.

По какой-то причине при этой мысли мне сразу же становится легче. Уже не важно, что у меня хреново с ногой, и что Таушен в бешенстве, и что аппарат не работает, и что от Харлоу след простыл. Все это ерунда, потому что Салух здесь, и он делает меня счастливой. Честно говоря, видя, как он, направляясь к нам, пересекает снега как некий огромный синий дьявол возмездия, я почувствовала себя более счастливой, чем бывало с тех пор, как приземлилась на этой планете.

Пожалуй, когда мы вернемся обратно в Южные пещеры, я предложу ему делить мои шкуры на постоянной основе.

Я поворачиваюсь к Джоси.

— Полагаю, пройдет какое-то время, прежде чем мужчины вернутся. Может, пока их нет, нам следует пойти и загрузить себе в голову их язык, избавившись от этой проблемы?

— Почему бы и нет? — отвечает она, и в ее голосе снова появляется жизнерадостная нотка. Мало что может сбить Джоси с ног надолго.

Часть 14

ТИФФАНИ

Загрузка мне в голову языка ша-кхай включает в себя стоять неподвижно, пока компьютер направляет лазерный луч мне в глаз. Я совсем не понимаю техническую сторону происходящего, за исключением того, что он ненадолго взрывает твой мозг, после чего ты очнешься с головной болью. Мы с Джоси по очереди загрузили этот язык, после чего сели, дожидаясь возвращения мужчин.

Моя голова пульсирует и болит, и такое ощущение, будто кто-то к моему мозгу поднес станок яблокочистки и вломился в него. Неприятно, но это нужно было сделать.

— Дождаться не могу, когда Салух вернется, — говорю я Джоси, прислонившись щекой к нереально удобному креслу, перенесенному в «главную пещеру». Пожалуй, она больше похожа на грузовой отсек, однако он открыт и эти инопланетяне ведут себя не так пугливо. К тому же дверь находится рядом, а на металлической части пола обустроено место, обнесенное камнями, предназначенное для костра. В эту зону перенесены несколько предметов довольно необычной мебели, и я гадаю, это творчество Харлоу или других посетителей, которые здесь бывали. Около меня, по другую сторону костра, закутавшись в свой плащ, устроилась Джоси, сидя на мягкой подушке.

— Чтобы ты могла попрактиковаться говорить ему непристойности на ша-кхай? — поддразнивает Джоси, но ее слова сопровождаются вздрагиванием и прижиманием пальцев к вискам.

Идея совсем неплохая, но с учетом того, что испытывает мой мозг, меня бы вполне устроило, чтобы кто-нибудь сделал мне массаж головы и протянул мне немного воды.

— Не-а. Просто кажется, что их нет уже целую вечность. Надеюсь, все в порядке.

Я очень надеюсь, что Таушен не поведет себя с ним, как засранец, и не попытается что-нибудь устроить. Я знаю, что его здесь быть не должно, но я не могу не радоваться, что он нарушил правила и все равно пришел.

— Это потому, что их и правда нет уже целую вечность, — заявляет Джоси, натягивая одеяло на себя. Она плюхается на подушку и зевает. — Я собираюсь попробовать поспать, авось эта мигрень хоть немного пройдет. Разбуди меня, если обнаружится шоколадный батончик, я захочу его купить.

Я подавляю свой смех — главным образом из-за того, что больно, когда смеешься, — и встаю с кресла. За пределами костра холодно, и идя к двери я потираю руки. Солнца садятся, бескрайние снега снаружи приобретают пурпурный оттенок.

Они должны скоро вернуться.

Яростный ветер треплет мои густые волосы, и меня потрясает его сила. Боженьки, откуда он взялся? Я делаю еще несколько шагов к двери и, прислонившись ко входу, выглядываю наружу. Снегопада нет, но температура определенно становится все холоднее, а ветер усиливается. Эта ночь будет холодной. К счастью, мы внутри.

Я недолго рассматриваю снега, но когда становится ясно, что на горизонте никого нет, я отступаю обратно. Слишком холодно, чтобы подолгу оставаться возле двери. Напротив, я подхожу к компьютерной панели в дальнем конце помещения. Кнопок очень мало, а те, что есть, имеют очень странные надписи и странную форму. Но я знаю кнопку, которая включает приборы, и на нее нажимаю.

— Система активирована. Чем могу помочь?

— Могу я узнать прогноз погоды? — спрашиваю я. — Какая температура снаружи? — я не уверена, знает ли компьютер стандартные единицы измерения, поэтому добавляю: — Установить температуру замерзания при ноль градусах.

— Температура снаружи приятная и немного выше нормы для этого времени года. Если следовать вашим указаниям, то она на один градус ниже нуля.

Приятная? Один градус ниже нуля? Аж тошнит. Как бы я хотела оказаться на планете Флорида, а не на планете Исландия. Но как только эта мысль приходит мне в голову, я ее отвергаю. Окажись я где-нибудь в другом месте, Салуха там бы не было…. и я бы его упустила. Я чувствую приятное тепло, думая о нем, и чувствую, что улыбаюсь.

— А что насчет прогноза погоды на завтра?

— Температура упадет из-за наступления холодного атмосферного фронта. Хотите увидеть обзор местности?

— Карту? Было бы здорово.

Я с нетерпением жду, в то время как компьютер выводит изображение на экран. Сначала он полностью белый, но потом картинка начинает медленно заполняться. Я дотрагиваюсь до экрана, и он увеличивается, но я не понимаю, что я вижу.

— Можешь указать на карте, где я нахожусь?

Мгновение спустя появляется красная точка.

— Вы находитесь здесь.

Что ж, хорошо что спросила. На мой взгляд, все выглядит абсолютной пустотой. Я наклоняюсь поближе, вглядываясь в картину. Я понятия не имею, где находятся Главные и Южные пещеры по отношению к тому месту, где я нахожусь. Сомневаюсь, что и компьютер знает эти пещеры. Я провожу пальцем по карте, увеличивая и уменьшая масштаб, выискивая любого рода ориентиры.

— Можешь показать, где произошло кораблекрушение?

— Запрос: не понятно, что значит «кораблкрушение».

Ну, это также паршиво, как на устаревшем айфоне разговаривать с Сири*.

*Прим.: Сири — (ˈsɪəri, англ. Siri или Speech Interpretation and Recognition Interface) — это виртуальный голосовой помощник и вопросно-ответная система, которая имеет место быть в операционной системе iOS, на базе которой работают такие устройства, как iPhone или iPad. Приложение использует обработку речи человека и дает свои рекомендации, отвечает на вопросы пользователя, выполняет заданные операции.

— Это то, как здесь приземлились люди. Мы были на большом металлическом корабле. Можешь его найти?

Компьютер начинает мигать мелкими точками на экране, а потом на карте в горах к востоку появляется синяя точка.

— Согласно моим сканерам, здесь местонахождение металла.

— Должно быть, это он, — бормочу я, не обращаясь ни к кому конкретно. Он находится к северо-востоку отсюда, а это значит, что Главная пещера племени должна быть где-то поблизости. От Главной пещеры полдня пути до Пещеры старейшин — старого сломанного корабля, в котором я нахожусь, — и полдня пути от Главной пещеры до Южной пещеры. Правда, в разных направлениях. — Можешь уменьшить масштаб? Я хочу рассмотреть всю местность.

— Запрос: не понятно, что значит «масштаб».

Ой.

— Расширь эту картину, чтобы я могла увидеть весь регион. Я хочу рассмотреть все.

Экран снова меняется, и на этот раз я вижу очень большой участок земли, горы на востоке и то, что похоже на море — или даже океан — на западе.

Однако кое-что доминирует над всей картиной: огромный белый водоворот, находящейся на юго-западе.

— Э-э, что это? — я показываю на него, не касаясь экрана. Этот водоворот покрывает более половины карты, и он сбивает меня с толку. Немного нервирует, насколько огромны его контуры, и во многом он напоминает мне торнадо, когда тот отражается на метеорологическом радаре.

— Это приближающейся холодный атмосферный фронт, — спокойно объясняет компьютер.

— Он выглядит… огромным.

— Сканирование показывает, что этот фронт во все пострадавшие районы принесет сильный ветер и бόльший, чем обычные нормы, объем ледяных атмосферных осадков.

Ну, я не ведущая прогноза погоды Не-Хота, но как по мне, так звучит это не очень хорошо.

— Насколько конкретно больше, чем обычно?

— Ожидаемый объем осадков должен быть где-то двенадцать-шестнадцать нашае.

Мой мозг автоматически отфильтровывает это странное слово и подсказывает мне, что это единица измерения, используемая народом ша.

— Сравни одну нашае с человеческим измерением в один фут.

— Одна нашае примерно равна 1,34 человеческим футам.

Срань господня!

— И эта буря принесет от двенадцати до шестнадцати футов снега?

— Некорректно. Атмосферный фронт принесет 12–16 нашае снега. Правильное измерение в человеческих терминах — от 16,08 человеческих футов до 21,44 человеческих футов осадков. Кроме того, осадки будут выпадать в виде смеси снега со льдом, который позже сменится снегом, поскольку температура будет продолжать падать.

Я прям чувствую, как у меня глаза на лоб лезут.

— Такое часто случается?

То есть, я вижу снегопады с тех пор, как мы здесь приземлились, но не двадцать футов сразу.

— Эта буря представляет собой особый случай аномалии и нетипичности своей величиной и мощностью. Такие атмосферные фронты, как правило, распространены над водным пространством, но практически никогда не встречаются настолько далеко вглубь суши.

На мой взгляд это сильно смахивает на торнадо или тайфун. Снежный торнадо. Дерьмо, дерьмо и еще раз двойное дерьмо.

— А когда она достигнет нас? Скажи мне оставшееся время в часах.

— Снегопад начнется менее чем через двенадцать часов. Полная ударная сила этой бури проявится через двадцать шесть-тридцать человеческих часов, начиная с данного момента.

Осталось не так уж много времени. Вот дерьмо.

— Ммм… что начнется через двадцать шесть-тридцать человеческих часов? — сонно спрашивает Джоси. Она подходит ко мне и, зевая, смотрит через мое плечо.

— Беда, — отвечаю я ей. — Нужно поскорее найти ребят.

* * *

Таушен появляется одновременно с Салухом, и я вздыхаю с облегчением, увидев их обоих. Я быстро объясняю ситуацию, показывая им на карту.

— Мы должны предупредить обе пещеры, — сообщаю я им. — Любой, кто отправится на охоту, будет отрезан от пещеры, или наоборот. Мы должны предупредить всех, чтобы никто не оказался застигнутым врасплох. Вам обоим нужно иди и иди прямо сейчас. Один из вас пойдет в Южную пещеру, а другой — в Главную пещеру племени.

Таушен, кивнув головой, хватает свое копье, в то время как Салух мотает головой.

— А как насчет вас с Джо-сии? — спрашивает он. — Вы окажетесь здесь заперты и умрете от голода.

— Мы все можем вернуться, — говорит Джоси. — Салух может нести тебя…

— Если я буду нести Ти-фа-ни, мы не сможем идти так быстро, — указывает он. — Это не решение проблемы. — Своими выразительными глазами он смотрит прямо на меня. — Я останусь здесь и позабочусь о Ти-фа-ни.

Я оглядываюсь на Таушена, а он кивает в знак согласия, будто нужно поступить именно так.

— Но как быть с пещерами? Таушен ведь не может бежать в обе.

— Эй, две абсолютно идеальные ноги прямо перед вами, — произносит Джоси, махая рукой. — Пойду я.

Оба мужчины стоят, хмуро уставившись на нее.

— Ой, да ладно вам. Лиз постоянно этим занимается! Я не такая уж и слабая. — Она сгибает руку в локте, будто демонстрируя мускулы.

— Ты женщина и должна быть защищена, — выдает Таушен.

— Фуууу. Даже и не пытайтесь. — Джоси кладет руки на бедра. — Суть в том, что кто-то более компетентный должен остаться и позаботиться о Тифф. Я не сильна в охоте, зато ходить могу просто отлично, ясно? Так почему бы мне пойти в одну пещеру, а тебе в другую, — она указывает на Таушена. — Оповестим всех. Тифф с Салухом остаются здесь до тех пор, пока ее нога не заживет, и все живы-здоровы.

— Даже не знаю. — Я скрещиваю руки на груди, обеспокоенно глядя на нее. — Тебе опасно идти одной, особенно, если идти целый день.

— Ну тогда я пойду в Главную пещеру. Она находится в полдня ходьбы отсюда, так ведь?

— Шагами ша-кхай — да, — отвечает Таушен. — Легкая прогулка. Но человеческими ногами…

— Да-да, я знаю. — Она отмахивается рукой. — Люди слюнтяи, а инопланетяне крутые. Я уже поняла. Мне придется побольше бежать трусцой. Я буду поторапливаться. — Она лучезарно мне улыбается, гладя меня по плечу. — Не переживай, Тифф. Это самое разумное решение.

— Самым разумным решением было бы, чтобы Салух побежал в другую пещеру, а вы, ребята, просто оставили бы нам свою еду и…

— Я не оставлю тебя, — рычит Салух мне. — Даже не предлагай.

От его возмущения меня охватывает легкая дрожь удовольствия.

— Но…

— Нет, — снова говорит Салух. — Я не оставлю тебя.

Мне не следовало бы быть такой безумно довольной, но я довольна. Я смотрю на Джоси.

— Я просто боюсь, что для тебя это слишком опасно.

Она закатывает глаза.

— Разве не заявляют, что самые легкие походы именно в этом районе? Что все комплекты ша-кхай ходят сюда для обучения? Я что, менее способна, чем ребенок?

Таушен стоит, разинув рот.

Я пронзаю его взглядом.

Он снова закрывает его.

— Я отправлюсь в Южную пещеру и уйду этим же вечером, — говорит он, передав свою свеже убитую дичь Салуху. Он переводит взгляд на Джоси. — Ты знаешь, как добраться до пещеры племени?

— Смутно. Но я была самой настоящей девчонкой-скаутом. Я могу сделать компас из маленького кусочка металла, и покуда я знаю, в каком направлении указывает его стрелка, я буду двигаться в том направлении. Все будет хорошо.

Я прикусываю губу. По-моему, не так уж и хорошо. Я снова бросаю умоляющий взгляд на Салуха, но он качает мне головой.

— Я не оставлю тебя, Ти-фа-ни.

— Тогда все решено, — объявляет Джоси, хлопая в ладоши. — Я пойду в пещеру племени, а Таушен пойдет в Южную пещеру. Тифф с Салухом остаются здесь.

САЛУХ

— Надеюсь, с ней все будет в порядке, — бормочет моя женщина, когда мы стоим у входа в Пещеру старейшин. Сейчас утро, и маленькая фигурка Джо-сии, закутанная в шкуры и тяжелый плащ Ти-фа-ни, убегает вдаль все дальше и дальше. Если верить ее словам и информации Ти-фа-ни, она опередит эту бурю, если будет держаться заданного темпа. Мы оба боимся за Джо-сии, но она настояла, что пойдет. Ее шаги шустрые, несмотря на снегоступы, прикрепленные к ее маленьким ножкам, и компаса в руке. Я и не понял, зачем она натирала кусок металла шкурой, после чего погрузила его в воду, но и она, и Ти-фа-ни уверили меня, что он будет указывать путь.

— С ней ничего не случится, — заверяю я свою женщину. — До пещеры племени совсем недалеко.

— Да, но пока она ждала, когда рассветет, ветер успел набрать обороты. — Ти-фа-ни хмурится, глядя в небо. — Непогода ее настигнет раньше, чем она туда доберется. Меня не покидает ощущение, что ей следовало уйти еще прошлой ночью, как это сделал Таушен.

— При свете дня она в полной безопасности. Ночью она стала бы добычей множеству зверей, вышедших на охоту. С ней все будет хорошо, — снова заверяю я ее. — Отойди от двери.

Она дрожит, ее одежда недостаточно плотная для того сильного ветра, который врывается в Пещеру старейшин.

Я помогаю ей вернуться на место возле костра. Как только она устраивается поудобней, я приседаю возле ее ноги и кладу руку ей на колено.

— С тобой ничего не случится, если я уйду на несколько часов?

— За меня не волнуйся, я буду в порядке, — уверяет она меня, и так удивительно эротично слушать, как она говорит на моем языке, а не на сложном и жестком человеческом языке. Она закидывает себе на колени одеяло из шкур. — Я буду поддерживать огонь в костре.

— Пусть горит слабым пламенем, — предупреждаю я. — Мы должны беречь топливо, если и правда грядет этот мощный снегопад. — Ком-пеу-тарр утверждает, что это так, а он знает многое, так что это должно быть правдой. — Я схожу, соберу еще и поохочусь, на что получится, чтобы нам хватило запасов продержаться.

Она прикусывает пухлую нижнюю губу, выглядя встревоженной.

— Ты же не будешь подвергать себя опасности?

Я протягиваю руку и ласкаю ее по щеке.

— Ничто не в силах помешать мне вернуться к тебе.

Тогда ее губы растягиваются в улыбку, и она кладет свою руку поверх моей. Наклонившись к моей ладони, она прижимается к ней, а мое тело тут же, словно молния, пронзает похоть.

— Возвращайся поскорее. Нам предстоит многое обсудить, тебе и мне.

— Я буду самым стремительным из охотников.

* * *

Хотя мне ничего не хочется больше, чем вернуться к Ти-фа-ни и нежиться в тепле до утра, мне еще многое предстоит сделать. Я нахожу следы Джо-сии и некоторое время следую за ней, по пути собирая для костра замерзшие куски навоза и редкие обломки древесины. Я не допускаю, чтобы Джо-сии узнала, что я следую за ней, поэтому держусь позади ровно настолько, чтобы оставаться вне ее поля зрения. Я просто хочу убедиться, что она и правда способна сделать то, о чем утверждает. Маленький человечек, выдыхая облака пара в морозный воздух, в стремительном темпе перебирает шаркающими по снегу ножками и поет сама для себя запыхавшимся голосом. В одной руке она держит костяной нож, который я ей дал, а в другой — ее чудной кам-песс. Время от времени она останавливается, наливает воду в чашу, в которой держит этот кам-песс, и проверяет направление. Все-таки должен признать, что идет она правильным путем, поэтому в итоге я прекращаю следовать за ней и возвращаюсь к охоте.

Ветер треплет мои волосы и одежду, и я понимаю, что любое разумное существо от этой непогоды уже укрылись в убежищах. Я замечаю какое-то цветное пятнышко у основания гибкого дерева, растущего неподалеку, и направляюсь к нему. Из снега выступает кость, которую мы используем в качестве маркера тайников. Конец этой кости измазан остатками уже засохшей крови и отмечен тремя зазубринами — значит, это тайник Хэйдена. Я мысленно отмечаю местоположение и возвращаюсь к Пещере старейшин с сумкой, полной кусками навоза и древесины. У нас есть добыча Таушена и дорожные пайки. Когда у нас закончатся запасы, я вернусь к тайнику.

Когда я возвращаюсь в пещеру, Ти-фа-ни, свернувшись калачиком, спит на странном сидении, а ее больная нога приподнята и высунута наружу. Она выглядит умиротворенной, и я не нарушаю ее сон. Вместо этого я расставляю запасы и наполняю мешки для воды снегом, чтобы он растаял. Мясо вчерашней добычи коптится на вертеле, а я оцениваю небольшую кучку принадлежностей для разведения огня. Если эта буря на самом деле будет такая сильная, как утверждает Ти-фа-ни, этого будет недостаточно, чтобы поддерживать тепло. Нам потребуется еще.

Я с тревогой заглядываю в один из извилистых, темных туннелей Пещеры старейшин. Не нравится мне тут все обследовать, как человеку Хар-лоу и ее паре. Для меня это место — напоминание о смерти. Я предпочитаю думать о том, что происходит здесь и сейчас. Но моей Ти-фа-ни потребуется многое, чтобы она была в безопасности, и моя работа — это обеспечить. Так что я занимаюсь исследованием, и с каждым шагом мое беспокойство все усиливается. Лед в туннелях растаял, демонстрируя темные панели из странного гладкого камня, который на камень вообще не похож. Мигают огоньки, и пока я иду, наряду́ с моим шагами загораются еще больше огоньков, освещая мой путь.

Ох, не нравится мне все это. Не нравится мне, что здесь так много занавесов приватности, которые прикрывают каждый дверной проем, а сделаны они из того же странного камня. Не нравится мне, что за каждой из них пещера, полная непонятных, вызывающих недоумение предметов, напоминающих мне, насколько сильно мир моей Ти-фа-ни отличается от моего. Она знает, что это за штуковины. Я беру маленький квадрат из того же странного камня и обнюхиваю его. Я понятия не имею, что это такое, и не знаю, будет ли он гореть. Расстроившись, я возвращаюсь к Ти-фа-ни, не желая больше продолжать это исследование.

Я знаю свой мир. Я знаю свои охотничьи тропы, я знаю свой снег и свои горы. Я знаю свой народ. Я знаю, что Ти-фа-ни будет моей парой.

Мне плевать, знаю ли я еще чего-то. Мне плевать на ком-пеу-тарры, странные каменные пещеры с мигающими огоньками и на пришельцев, спускающихся со звезд. Она — единственное, что имеет значение.

Я возвращаюсь к ней и наблюдаю, как она спит, а мой разум одолевают странные мысли.

Проснувшись несколько часов спустя, она медленно потягивается, улыбаясь мне.

— Эй. Извини, что я так долго проспала. — Она трет глаза своими изящными пальчиками.

— Тебе не за что передо мной извиняться. — Она устала, и для ее хрупкого человеческого тела это было тяжелое путешествие. — Как твоя нога?

Она ерзает и морщиться от боли.

— Затекла и болит.

— Дай я посмотрю.

Я подхожу к ней и становлюсь на колени у ее ног. Поскольку она сидит выше меня, когда я становлюсь перед ней на колени, мы оказываемся на одном уровне. Я смотрю в ее прекрасные глаза, и мое тело наполняется потребностью в ней.

Сейчас самое время мне заявить права на свою пару. Здесь, когда мы с ней наедине и можем изведать резонанс в полной мере. «Очнись, мой кхай, и признай ее!»

Тишина.

Сдерживая вздох, я кладу ее лодыжку себе на колени и осторожно разматываю перевязь. Под слоями шкур и кожаных покрытий ее крошечная лодыжка опухла больше, чем должно бы, а плоть вся в синяках.

— Можешь ею пошевелить?

Она легонько ею шевелит, после чего с шипением втягивает воздух.

— Мне больно.

Я провожу пальцами по ее красивой смуглой коже. У нее маленькие изящные ножки, и мне так хочется провести по ними руками.

— Я отнесу тебя, куда бы тебе ни надо было.

Ее ироничный взгляд успокаивает мое беспокойное сердце, и я поглаживаю ее по ноге.

— Ммм, это так приятно. — Она закрывает глаза от удовольствия. — Я была бы не прочь, если бы ты этим занимался целую вечность.

Она хочет, чтобы я прикоснулся к ней? Большего удовольствия я и представить не могу. Мои руки ласкают ее ногу, поглаживая мышцы и кожу. Я ласкаю ее ступню и массирую икры, стараясь избегать больную лодыжку. Она ерзает на своем сидении и вздыхает, а мой член шевелится в ответ. Звуки ее удовольствия заставляют мое тело реагировать. Не могу с этим ничего поделать — я восприимчив к ее удовольствию. Хочу дать ей еще больше. Я представляю, как беру ее маленькую, мягкую ножку и тру ее о мой член. Не ее раненую ножку, а другую. Я представляю, как она проводит пальчиками ног по моей эрекции, обжигающий взор ее глаз, когда…

— Как думаешь, Джоси добралась до места? — тихо спрашивает она.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ней взглядом, и вижу в них беспокойство. Я подавляю свои похотливые мысли.

— Когда я сегодня выходил, то какое-то время проследил за ней, чтобы быть уверенным, что она точно знает, куда направляется.

Выражение ее лица оживляется, а глаза наполняются слезами.

— Правда?

Я замираю, беспокоясь о реакции моей женщины.

— Я делал это не для того, чтобы заставить тебя плакать. Я просто хотел убедиться, что с ней все будет хорошо. Что она сможет попасть в нужное место самостоятельно. Она шла очень быстро и шла в правильном направлении. Я уверен, что с ней все будет в порядке. — Я снова поглаживаю ее ногу. — Пожалуйста, не плачь.

— Просто я счастлива. — Она смахивает слезы, стекающие из ее глаз. — Ты такой заботливый. Что бы я без вас делала?

— Неважно, потому что такому не бывать.

Ее улыбка становится еще лучезарней. Затем она вдруг вздрагивает, натягивая шкуры к телу потуже.

— Может, нам следует закрыть дверь и все запереть? С каждой минутой становится все холоднее.

Я встаю, осторожно ставя ее ногу на пол.

— Сделаю, как скажешь.

Она начинает вставать.

— Я помогу…

— Нет, — говорю я, положив ей на плечо свою твердую руку. — Ты отдыхай. Я сам все закрою.

— И тогда останемся только мы с тобой, — говорит она нежным голосом. В ее глазах блестят искорки.

И мой член снова становится твердым. В первый раз за очень уж долгое время не будет никого, кроме Ти-фа-ни и меня.

Ждут, не дождутся, когда лягу спать, так как мой разум полон мыслей о том, как я ласкаю ее обнаженное тело, покуда она в шкурах цепляется за меня.

Эта буря может оказаться самым лучшим, что когда-либо случалось со мной.

Часть 15

ДЖОСИ

Черт бы побрал этот гребаный поход, чтобы добраться до пещер племени. У меня будто гора с плеч сваливается, когда в поле зрения появляется знакомая долина. Я уже просто валюсь с ног. У меня пересохло в горле от вдыхания холодного воздуха, наполнявшего легкие, и я вспотела от непрерывного бега трусцой, продолжающейся часами напролет. Бегать трусцой в снегоступах непросто, но усиливающийся ветер и метель напоминают мне, что времени у нас больше нет. Вот мне и приходится себя подстегивать.

К тому времени, как я добираюсь до скал и перед моими глазами предстает зияющий вход в Главную пещеру, у меня уже ноги заплетаются. Там, у основания одного из деревьев, кто-то копается в поисках, очевидно, не-картошки. Увидев меня, этот человек прерывается, а потом бросается вперед, когда я, споткнувшись о собственные ватные ноги, шлепаюсь прямо в снег.

— Эй? — кричит чей-то голос. — Кто там?

Это Клэр. Раньше, до того, как она стала резонировать Эревену и не вернулась сюда, она жила с нами в Южных пещерах. Я уже поднимаю руку помахать ей, но вдруг чувствую я себя так, будто для этого требуется слишком много сил. Я совсем не удивлена, что она не поняла, что это я — я настолько сильно закутана в шкуры, что, наверное, скорее похожа на Чубакку*, чем на Джоси.

*Прим.: Чубакка (англ. Chewbacca), он же Чуи (англ. Chewie, произношение [ˈtʃuːɪ]; род. ок. 200 ДБЯ) — персонаж киносаги «Звездные войны». Чубакка — путешественник из племени вуки, механик на космическом корабле Хана Соло «Сокол тысячелетия», а позже капитан, после смерти Хана. Участвовал в битвах на Кашиике, Эндоре и базе «Старкиллер». Сын Аттичиткука, отец Лумпаваррампа, муж Маллы.

Она подбегает ко мне, и я медленными движениями приподнимаюсь, дабы сесть прямо. Распознав меня, ее глаза в изумлении округляются.

— Джоси? Что ты тут делаешь? — она внимательно вглядываешься в горизонт в поисках других путников. Ветер терзает ее плащ, и она закутывается в него поплотнее. — А где остальные?

— Я одна, — тяжело выдыхаю я. Когда она протягивает руку, чтобы помочь мне встать, я хватаюсь за нее и с усилием тянусь, дабы поднять мое усталое тело на ноги. — На подходе ужасная буря. Нужно всех предупредить.

— Ужасная буря?

Я киваю головой.

— Мы увидели прогноз погоды на экране монитора старого разбившегося космического корабля. Когда буду внутри, объясню подробнее.

* * *

Спустя некоторое время я сижу, укутанная в теплые свежие шкуры, возле центрального костра. Надо мной суетится Джорджи, сует мне в руку чашку горячего травяного чая и приносит мне еще подушек для сидения, как будто моя задница может использовать более одной. Вэктал с несколькими охотниками отправились, чтобы до того, как нас атакует снежная буря, найти всех, кто ушли на охоту и собрать еще запасы для разжигания костра. Клэр с другими человеческими женщинами выкапывают побольше не-картошки, прежде чем они покроются снегом, а Стейси в своей пещере присматривает за малышами. Все заняты делом.

— Поверить не могу, что ты пришла сюда в одиночку! — восклицает Джорджи, забирая у меня недопитую чашку чая и заменяя ее на новую. Ее пухленькая, извивающейся дочка, Тали, у нее в перевязи на животе, закрепленной на ней довольно сложно, раз за разом обернув вокруг ее тела длинную ткань. Она протягивает мне пирог с начинкой из не-картошки и устраивается рядом со мной. — Ну… пройти весь этот дальний путь одной одинешенькой? Безумие какое-то!

— Если честно, то лишь расстояние от корабля Старейшин до сюда. На самом деле это всего лишь полдня. — Я, конечно, пытаюсь казаться скромной. Я выдохлась, но очень собой горжусь. Люди здесь считаются совсем хилыми, учитывая, что мы просто не в состоянии справляться с природными стихиями, и, как правило, мы никуда не ходим без сопровождения. Я в одиночку прошла огромное расстояние, да еще и опережая надвигающейся бурю? Я чувствую себя прямо-таки героем. Я напеваю пару строк из сингла «Борец» Кристины Агилеры, просто потому, что имею право. Тогда мне в голову приходит новая мыслишка, и я начинаю хихикать. — Хэйден точно обделается, когда узнает об этом, разве нет?

— Так вы оба до сих пор не перестали ссориться, да? — сердито глядя на меня, она поправляет обмотку, пока младенец, привязанный к ее талии, взмахивает кулачками. Вот же блин. Она так похожа на родительницу семейства.

— А в лесу есть медвежье дерьмо? Ну разумеется, мы ссоримся. Он жив-здоров, я жива-здорова, следовательно, мы ссоримся.

— Джоси, тебе нужно постараться. — Она смотрит на меня чуть ли не материнским взглядом, что в общем-то странно, если учесть, что мы с ней ровесницы. — Все мы переселяемся обратно в Главные пещеры, и нам нужно жить в мире и согласии со всеми, кто нас окружают. Я не говорю, чтобы вы с ним стали лучшими друзьями. Просто… не раздражай его, ладно?

— Его раздражает все, что я делаю, — говорю я ей, потягивая чай. Где-то в глубине пещер плачет ребенок, и меня, словно разряд молнии, пронзает тоска. Здесь центр малышей, всех новорожденных детей, благодаря цепной реакции резонансов и спариваний, которые происходят с тех пор, как мы приземлились.

Правда, происходит со всеми, кроме меня. Ну, и еще Тиффани, но у меня сложилось впечатление, что она вообще не хочет пару. А я? Пару и семью я хочу больше всего на свете. Больше, чем все чизбургеры и шоколад, оставшиеся на Земле.

— Еще ты его подкалываешь, — говорит Джорджи. Младенец в этот момент срыгивает прямо на ее одежду, и я чувствую легкий укол зависти от этого зрелища. Джорджи кривит лицо, но достает полотенце и вытирает тунику и округлое синее личико ребенка. — Я просто хочу сказать, что…

— Я знаю, знаю, — перебиваю я, не желая больше об этом слышать. Это повторение той же самой аккуратно сформулированной лекции, которую регулярно мне читает Кайра. — Но дело не только во мне. Я могу этому мужчине улыбнуться и сказать «с добрым утром тебя», а он изыщет способ дурно это истолковать. — Есть в нем что-то такое, что заставляет меня… нервничать и тревожится. Такое ощущение, будто моя кожа зудит, и я готова вот-вот сорваться. Меня это прям бесит, и он тоже, и, как правило, это выходит из меня в виде стервозности, направленной на него. — Я постараюсь.

Вранье. Я не выношу Хэйдена. Не пойму, почему всех так заботит, что мы не ладим. Можно подумать, что, чтобы ужиться вместе, мы должны держаться за руки, распевая религиозные псалмы. Нужно лишь научиться сосуществовать, не поубивая друг друга, а за последние полтора года мы отлично над этим поработали.

— Все же я рада, что ты здесь. — Она ослабляет обмотку на талии и снимает Тали со своих колен, кладет ее и быстрыми движениями меняет подгузник с наполнителем из пуха. — Как же здорово снова видеть тебя, а ты была такой храброй, придя сюда, чтобы всех предупредить. Значит, Таушен вернулся обратно в Южные пещеры?

— Ага, и Слава Богу, что он это сделал, потому что было очень тяжело все время бежать. Даже представить не могу, каково бежать целый день, чтобы вернуться в другую пещеру.

Мой маленький скаутский плавающий компас не раз спасал мою задницу. И я оказалась достаточно удачливой, чтобы найти протоптанную тропу, ведущую обратно в пещеры. Это очень помогло, хотя я никогда не признаюсь в этом вслух.

— А Тиффани с Салухом? — она поправляет одежду Тали и снова поднимает ребенка, улыбаясь и потершись носом о крошечный носик младенца, она переводит взгляд на меня. — Говоришь, в старом космическом корабле они были вместе с вами?

— Ага.

— И они остались?

— Тифф повредила лодыжку, а Салух остался, чтобы помочь ей, — я прикусываю губу. — Мне кажется, они встречаются.

Ее глаза округляются.

— Ооо… Но, кажется, с ней заигрывала целая толпа других парней? А что насчет Хассена с Вазой?

Мой чай остыл настолько, что, быстро допив его, я могу осушить остаток и ставлю чашку, прежде чем Джорджи попытается снова ее наполнить. Я протягиваю к ней руки, желая подержать этого извивающийся, счастливого синего неугомонного младенца, который у нее на руках. Как же сильно я хочу ребенка! Но пару я хочу еще сильнее.

Ну почему всем везет обзавестись семьей, кроме меня?

Джорджи передает мне дочку, и я пытаюсь скрыть, как сильно я удивлена, насколько она тяжелая. Она крупный ребенок — дочурка Кайры, Кай, поменьше, но ведь и сама Кайра меньше Джорджи, да и Кай гораздо моложе. Правда, мужчины ша-кхай огромны, поэтому вполне логично, что у них будут крупные дети. Бедная вагина Джорджи. Я беру Тали на руки, и она, потянувшись к моему рту, шлепает своей пухлой детской ладошкой. Какая лапочка.

— Любовная жизнь Тифф в некотором роде довольно сложная. Поначалу был только Хассен, а потом и Таушен. После этого Ваза, а ты ведь знаешь, в чем этот старый дурень нуждается больше всего и отчаянно. Ну а потом к ним присоединился еще и Бек, а происходящее стало ее ужасно пугать и подавлять, так что я ей помогла.

Она сводит брови.

— Ты помогла? Как?

Я подробно комментирую ей состязания, которые я организовала, игры, в которых я заставила их соревноваться. Она смеется над некоторыми деталями, и качает головой на их ответную реакцию.

— Аехако поступил мудро, вовремя вмешавшись. Ситуация могла обернуться в реально взрывоопасную.

— Ммм, — на мой взгляд это звучит как критика, но Джорджи всегда думает, как пара вождя, так что это не является неожиданностью.

Я бибикаю в крошечный носик Тали. Она чертовски хорошенькая с ее синей кожей, покрытой мягким пухом, беспорядком золотисто-коричневых кудряшек на голове и крошечными рожками. Перед возвращением обратно, оплакивая свое горе, я понянчу каждого ребенка в этой пещере.

— Так Харлоу с семьей здесь? Хирургический аппарат на том корабле не работает, и я хотела ее об этом расспросить.

Джорджи кивает головой, указывая в глубь пещеры.

— Мы открыли еще три пещеры, и она сканирует каждую стену, чтобы узнать, нет ли еще больше. Она считает, что камнереза хватит на еще одну-две пещеры, прежде чем он снова вырубится. Запчасти быстро перегорают.

Я очень надеюсь, что она не разобрала на запчасти хирургический аппарат, иначе я сорвусь с катушек. Если я не смогу избавиться от этой внутриматочной спирали — честное слово, я уже пыталась даже вручную, — то я просто свихнусь.

— С тобой все… в порядке? — спрашивает Джорджи, обеспокоенно глядя на меня.

— Ага! Просто хотела кое-что проверить в девчачьей части.

Понимание появляется на ее лице, когда я снова прижимаю Тали к своей груди.

— Все произойдет, Джоси. Просто потерпи.

Но я устала быть терпеливой. Все советуют мне запастись терпением, когда самим в этом нет необходимости. Но я улыбаюсь ей, потому что хандра не приведет ни к чему хорошему.

— Ты ведь не заберешь эту прелестную кроху обратно, пока я не уйду отсюда.

Она взрывается смехом.

— Хочешь несколько часов побыть нянечкой? Я согласна и с огромным удовольствием. Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется спокойно поспать.

Вряд ли так же сильно, как мне хочется ребенка.

ТИФФАНИ

Здесь так тихо, когда на этом старом космическом корабле, который ша-кхаи называют Пещерой старейшин, остались лишь мы с Салухом.

По-моему, мы все еще привыкаем к мысли, что вокруг ни души. Каждый раз, когда я украдкой бросаю взгляд на Салуха, он постоянно что-то делает: точит копья, разжигает огонь, проверяет припасы или растапливает снег. Из-за больной лодыжки я практически прикована к этому креслу, и у меня нет ничего для выполнения моей обычной работы. Мои инструменты для свежевания, скребки, костяные вязальные спицы и веретено для прядения пряжи — все это осталось в той пещере. Мне в буквальном смысле совершенно нечем заняться.

Поначалу это здорово. Я дремлю в кресле, устроившись поудобнее, стараясь не беспокоить ногу. Однако спустя какое-то время мне становится скучно. В одной из задних комнат устроено некое подобие ванной комнаты, но я не позволяю Салуху помочь мне дойти до нее. Я задерживаюсь там дольше, чем следовало бы, чтобы, используя немного талой воды, привести себя в порядок, смыв дорожную грязь, и вытереть свое тело. Как только я с этим заканчиваю, я начинаю нервничать и мне совершенно не хочется возвращаться в свое кресло, поэтому, прихрамывая, я отправляюсь к одной из дверей и отдаю команду компьютеру ее открыть, чтобы я могла посмотреть, какая снаружи погода.

Как только скользящая дверь открывается, мне хочется снова ее закрыть. Порыв ветра настолько сильный, что меня чуть не сбивает с ног, а воздух, который врывается внутрь, настолько леденящий, что пронизывает до костей. Вокруг везде снег, а снаружи настолько серо, что вообще ничего не вижу. От увиденного у меня перехватывает дыхание. Джоси прямо посреди всего этого, если не успела вовремя добраться до пещеры. Если ее компас не сработал, то сейчас она наверно блуждает в эту бурю, отчаянно пытаясь найти укрытие…. а в главной пещере никто не знает, что она идет к ним.

Я подавляю панику и отступаю от двери.

— Закрой, пожалуйста.

Дверь начинает медленно закрываться, а я наблюдаю, как образовывается лед там, где в открытую дверь занесенный снежный покров растаял на более теплой поверхности металла. Он, заполнив каждую трещинку, немедленно затвердевает, а меня пробирает озноб.

«Будь в безопасности, Джоси. Будь в безопасности».

— С ней все будет хорошо, — тихо говорит Салух. Он встает рядом со мной, и когда я оглядываюсь на него, он обнимает меня за плечи. — Она сообразительная и отважная. У нее все получится. Наверняка она уже дошла до пещер, и над ней уже хлопочут и суетятся.

Он, скорее всего, прав.

— Но я волнуюсь. — Его руки большие, теплые и успокаивающие. Приятно ощущать его прикосновения, и я прислоняюсь к нему спиной. — Я была бы плохой подругой, если б не волновалась.

— Ты для нее замечательная подруга, — уверяет он меня.

— А то, что я ни капельки не беспокоюсь за Таушена, ужасно? — я корчу гримасу.

Он посмеивается, и при этом низком звуке мою кожу начинает покалывать.

— Это объясняется тем, что он отличный охотник. Он точно будет в порядке, даже если попадет в бурю. Это гораздо опаснее для человека, чем для охотника ша-кхай.

Похоже, на этой планете это оправдание всему. Кивнув головой, я, прихрамывая, отправляюсь обратно к своему креслу. Моя лодыжка отчаянно пульсирует болью, протестуя против того, что я сейчас на ногах. Однако, не успела я пройти и пару шагов, он подхватывает меня на руки и уносит обратно к костру.

Я не возражаю — зачем? И потом, так приятно быть балованной, когда мне самой хочется такого внимания, а мне его не навязывают. Салух очень осторожно усаживает меня в кресло, и я благодарно ему улыбаюсь. Когда он распрямляется во весь рост, его длинные, густые волосы касаются моей руки, а я не могу сдержаться и пропускаю сквозь них пальцы, и они, шелестя, проскальзывают сквозь мою руку. Он такой… сексуальный. Наверное, мне не следует помышлять о том, насколько Салух сексуален, когда он тут обо мне заботится, да? Но я ничего не могу с собой поделать. Я смотрю, как поигрывают мышцами его ягодицы, когда он пересекает комнату, чтобы взять еще один кусок топлива для костра, и смотрю, как он приседает, чтобы отправить его огонь. Он двигается словно танцор — танцор размером с баскетболиста вперемешку с полузащитником. Неужели мужчины его размеров могут быть настолько гибкими и потрясающе красивыми, и мне тут же хочется провести ногтями по его идеальной груди. Вкуснятина! Ням — ням.

Что и говорить, подглядывание за Салухом заставляет меня почувствовать еще один укол вины за то, что мы здесь, в Пещере старейшин и в полной безопасности, с разведем костром, едой и крышей над головой. Мы укрыты от снегов и бури, а Джоси с Таушеном где-то там, в стихии. На секунду задумавшись, я оглядываюсь на Салуха, и мне на ум приходит новая мысль.

— Вообще-то, странно, что Таушен не стал ввязываться в драку.

Он оглядывается и смотрит на меня, а его глаза в свете костра блестят.

— В драку? Чего ради?

Я отказываюсь позволить его замешательству ранить мое самолюбие.

— Ну, что он не возражал, когда ты сказал ему, что остаешься со мной. Странно, что он ни словом не обмолвился, учитывая, насколько он был взволнован этим походом.

И он был единственным, кто был взволнован. Ну, может быть, еще и Джоси, до тех пор, пока мы не пришли сюда и не оказалось, что хирургический аппарат сломан. Бедняжка Джоси.

Салух пожимает своими широкими плечами.

— Он ничего не сказал, потому что понял, что проиграл.

Я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду под «он понял, что проиграл»?

— Я сказал ему, что ты моя пара.

У меня от изумления отвисает челюсть.

— Ты что?

Взгляд, который он сосредотачивает на мне, чрезвычайно серьезен, чрезвычайно искренен.

— Ты моя, Ти-фа-ни. Ты моя женщина и моя пара. Я знаю, что это произойдет.

Я смотрю на него, а потом, так как никакие разумные слова в голову мне не приходят, я в замешательстве бормочу что-то бессвязное. В итоге, все еще пребывая в шоке, мне чудом удается выдать:

— Н-н-но мы же не резонируем! Мы не можем быть парой!

— Мы еще не резонируем, — заявляет он. — Потерпи. Это всего лишь вопрос времени. Наши кхаи должны просто догнать наши сердца.

Он абсолютно серьезен. У него нет никаких сомнений, что я принадлежу ему. Для него не имеет значения, что симбионт, изображающий из себя сваху, еще не разбушевался. На его взгляд я принадлежу ему точно также, как если бы наши груди мурлыкали в унисон.

У меня сжимается сердце. Я не совсем понимаю, сжимается ли оно от любви к нему и его убежденности, или печали из-за того, что мы не резонируем и он может ошибаться. Я не хочу любить его только для того, чтобы потом его потерять.

— О, Салух, — тихо говорю я. — Тебе следовало мне об этом сказать.

Его губы изгибает та его сексуальная полуулыбка.

— Я всегда это знал, моя пара. Я просто-напросто дожидался, когда ты это поймешь.

И тут меня осеняет, что одна из вещей, которая мне так нравится в Салухе, это его абсолютная убежденность. Он и правда не сомневается в том, что я его пара. В то, что если мы достаточно сильно захотим, все остальное само по себе встанет на свои места.

Хотелось бы мне иметь такую же убежденность.

Но я улыбаюсь и протягиваю ему руку. Он принимает ее и прижимает мои пальцы к своим губам. Я его так сильно люблю, но и боюсь этого. Я всего боюсь.

— Все хорошо. — Он придвигается ко мне поближе и гладит по щеке. — Я вижу беспокойство в твоих глазах.

Мотнув головой, я соскальзываю с кресла, перебираясь в его объятия.

— Тогда заставь меня думать о чем-нибудь другом, кроме беспокойства.

Изгиб его губ растягивается в заводную, игривую улыбку. Он разглядывает меня, а потом наклоняется так, что его нос мог бы коснуться моего.

— Задумала меня отвлечь, Ти-фа-ни?

Определенно. Но не только ради того, чтобы отвлечь его, но и ради себя. Я хочу на время забыть обо всем, кроме него. Хочу, чтобы мир на время исчез. Хочу, чтобы на какое-то время всё, кроме нас, перестало существовать.

Я скольжу рукой вниз по его груди, потом еще ниже, и принимаюсь ласкать выпуклость на его леггинсах.

— Сдается мне, что ты уже вполне готов отвлечься.

— Я всего лишь мужчина, — бормочет он, затем легонько прикусывает мою нижнюю губу. — Если моя женщина хочет поиграть, кто я такой, чтобы ей отказывать?

Его женщина. Это обозначение вызывает тревогу. Я на самом деле хочу быть его, но я… боюсь. Я лучезарно ему улыбаюсь, чтобы скрыть свое беспокойство, и тру его член через его леггинсы. Он уже тверд как камень, и у меня аж слюнки текут при мысли о новом раунде дразнящего удовольствия. Салух такой замечательный; я хочу сделать с ним больше, чем просто дразнить поцелуями и ласками. И я знаю, что именно я могу сделать, чтобы взорвать его мозг.

Я целую его крепко, прижимаясь своими губами к его, наши языки переплетаются. Затем я легонько толкаю его в плечо, указывая, чтобы он откинулся на спину. Он так и делает, его глаза загораются любопытством, когда я перебираюсь поверх него. Я собираюсь соблазнить этого огромного красивого мужчину и сосать его член до тех пор, пока он не завопит.

От одной этой мысли меня охватывает возбуждение, и я сажусь на него верхом, расставив ноги, бедрами опираясь на его бедра. В этом положении я чувствую себя такой маленькой по сравнению с ним. Все его тело гораздо крупнее моего, но я все равно чувствую себя в безопасности. Салух никогда не причинит мне зла, никогда не выйдет из себя. Он никогда не возьмет меня против моей воли и не попытается наказать меня, принуждая меня делать такое, чего я не хочу. Вот поэтому-то, я и хочу сделать это для него. Я хочу облизать его с ног до головы и провести своим ртом по гребням его члена. Хочу поиграть с его шпорой. Хочу видеть выражение его лица, когда взорву его мозг, делая ему минет. Хочу подарить ему это, потому что он подарил мне столь многое. Он полюбил меня и никогда во мне не сомневался, ни разу.

Эта мысль покоряет. Я скольжу вперед, чтобы снова поцеловать его в губы. Я хочу, чтобы он почувствовал всю силу любви, привязанности и нежности, что я к нему чувствую в своем сердце. Хочу, чтобы он понял, что он для меня значит, даже если мы никогда не будем резонировать. Хочу, чтобы он почувствовал себя хоть на наполовину таким же любимым, как чувствую себя я, когда он рядом.

Я провожу рукой по его груди. Его жилет расстегнут, и я отталкиваю материю в сторону, обнажая бархотно-мягкую кожу и мышцы.

— Боже, какой же ты красивый. Мне повезло.

— Это мне повезло, — голос у него хриплый, и я чувствую, как его эрекция под моей задницей, по всей видимости, становится еще больше. Меня это еще сильнее возбуждает.

Я опускаюсь вниз, сползая к его ногам. Усевшись на его коленях, я тянусь вперед и начинаю развязывать шнурки его леггинсов, на которых держится пояс.

— Что ты делаешь?

Я смотрю на него, пылко улыбаясь.

— То, в чем мы, девушки, весьма неплохо преуспеваем.

Затем я распахиваю его леггинсы и стягиваю их вниз, обнажая его член. Он поднимается вверх, гордый и великолепный, и я не в силах перед ним устоять. Я наклоняюсь и беру его в руку, затем провожу языком вдоль его основания.

Его дыхание вырывается с громким шипением.

— Ты… будешь использовать на мне свой рот?

— Везде, — мурлычу я. — Я собираюсь приложиться своими губами повсюду. — Чтобы подтвердить свои слова, я начинаю прокладывать путь нежными поцелуями с открытым ртом вдоль гребней его члена. — А потом, когда я закончу пробовать тебя, я возьму тебя глубоко в рот и буду сосать до тех пор, пока ты не кончишь.

Все его тело пробирает дрожь, и я вижу бусинки семени на головке его члена. Я тут же направляю туда рот и слизываю эти соленые капли. После следуют и другие, и в течение нескольких минут я кончиком языка просто облизываю и исследую макушку его члена. Его кожа там мягкая, а не замшевая, как остальное его тело. Вниз по длине его члена она добавляется гребнями и текстурой, и я провожу по ним пальцами, а в ответ сжимается моя киска.

— Позволь мне на этот раз овладеть тобой, — приподнявшись, Салух тянется ко мне и гладит мои волосы, тогда как я снова провожу устами по его члену, касаясь губами его разгоряченную плоть. — Позволь мне погрузиться в тебя и утвердить своей парой.

— Помолчи, — велю я тихо. Моя рука скользит к его шпоре, и я дразняще ее поглаживаю, а он, испустив стон, падает обратно на пол и закрывает глаза.

Я веду себя справедливо? Ну, вероятно, нет. Я делаю ему минет, потому что хочу его, но… не думаю, что было бы правильным лишать его девственности. Как только мы затеяла эту игру, он сказал, что хочет сохранить ее для своей пары. Своей парой он считает меня…. но что, если он ошибается? Я не хочу лишать его самого главного удовольствия с женщиной, которая станет его навсегда. Так что я беру головку его члена в рот и принимаюсь упорно сосать.

Он испускает глубокий гортанный «ааах!», и снова, приподнявшись он рукой тянется к моим волосам, запутываясь в моих кудряшках. Поощренная, я погружаю его глубже, протирая его длину языком в то время, как втягиваю его в свой рот. Я не могу принять его всего, поэтому я крепко сжимаю рукой его длину и накачиваю ее, используя свой рот. Его бедра приподнимаются в соответствии с моими движениями, и его вкус переполняет мои вкусовые рецепторы.

— Моя пара, — рычит он. — Ты так сладко меня дразнишь.

— Мммм, — мычу я, поскольку знаю, что он почувствует это вдоль всего своего члена.

Его рука сжимает мои волосы, и он начинает направлять мой рот, двигая своими бедрами в такт моей головы. Сейчас он трахает меня в рот, и это изумительно непристойно и одновременно прекрасно. Я держу палец на кончике его шпоры, дабы он ею не лупил меня по носу, но правда в том, что у него настолько большой член, что мне пришлось бы принять его намного глубже, чтобы подвергнуться подобному риску.

Не то чтобы я жалуюсь на его размер.

Я отступаю и опять облизываю головку его члена, а рукой, потянувшись к его мешочку, дразню эту чувствительную плоть. Яйца у него огромные, и я нахожу немного странным, что там он совсем лысый, тогда как во всем остальном у него замша, однако мне это даже нравится. Нет неряшливых лобковых волос, которые могли бы помешать этому девчачьему занятию. Я облизываю его член по всей длине и, сжав его рукой, провожу губами и языком по его мешочку. Он снова стонет, и я чувствую, как его тело подо мной дрожит. Я обожаю ласкать его.

Однако мне не терпится заставить его кончить, и я возвращаюсь к его члену, снова беру его головку в рот и начинаю рукой его накачивать, намного быстрее, чем раньше. Я не забыла, как он трудился над головкой своего члена легким взмахом запястья, и поэтому я пробую воспроизвести это своим ртом, слегка потягивая губами всякий раз, когда отступаю.

Он шипит, и рукой нежно меня отталкивает.

— Ти-фа-ни, я… я уже близко…

— Знаю, — говорю я ему. — Хочу, чтобы ты кончил мне в рот.

Он издает еще один мукой пронизанный стон, после чего тянет мою голову обратно к своему члену. Я заливаюсь смехом над его энтузиазмом, и этот смех обрывается, как только снова принимаю его в рот и возобновляю свои ласки. Сосу, накачиваю, потягиваю. Его бедра двигаются быстрее, и я чувствую, как его тело подо мной напрягается.

И вдруг мне в рот разливается горячая влага. Я поднимаю на него глаза и вижу, что он наблюдает за мной, поэтому я приоткрываю губы и позволяю его семени стекать по моим губам и подбородку, потому что это самое бесстыдно сексуальное, что приходит мне в голову. И он начинает кончать еще сильнее, прошипев мое имя сквозь стиснутые зубы и покрывая мои губы нескончаемым потоком своего семени.

Мгновение спустя, упав обратно на пол, он тяжело вздыхает, а я тыльной стороной ладони вытираю подбородок.

— Я погиб, моя пара. Ты меня словно узлом завязала. — Его ладонь ласкает мою щеку, в то время как я использую край туники, чтобы очиститься.

— Я рада, что тебе понравилось, — говорю я, улыбаясь. Поцеловав его в ладонь, я прижимаю его руку к своему лицу.

То, что мы не спарены по-настоящему, не означает, что мы не можем наслаждаться друг другом.

Часть 16

ТИФФАНИ

Оранжевая рука, покрытая галько-подобной кожей, скользит по железным прутьям моей клетки. Отсюда спасения нет. Причем нам, находящимся тут, настолько тесно, что едва можем пошевелиться, а ко мне прижата смрадная плоть другой девушки, тело которой холодное от прошибающего холодным потом смертельного ужаса. Инопланетный охранник разглядывает нас своими странно полуприкрытыми веками глазами и вдруг поднимает руку. Он, тыча пальцем, нацеливается, и мне следует передвинуться, потому что, если он укажет на меня, значит, выбор пал на меня.

Я пытаюсь куда-нибудь спрятаться, но повсюду руки и ноги, а его палец направляется все ближе и ближе к тому месту, где нахожусь я. Но я не могу позволить ему остановиться на мне. Не на мне. Только не на мне.

Я на животе ползу по полу, не заботясь о нечистотах, прилипающих к моей одежде. Позади одной из девушек есть пустое пространство, и я пробираюсь туда. Меня не волнует, что я проталкиваю кого-то впереди себя, мне просто… мне нельзя быть выбранной.

Только не я.

— Ее, — произносит это существо, и тут же раздаются вопли и охи ужаса. Девушку, сидящую прямо передо мной, девушку, за которой я спряталась, хватают и утаскивают прочь. Поднявшись с пола, я усаживаюсь и, пребывая в глубоком шоке, вижу знакомое округлое личико, искаженное животным ужасом.

Это Джоси.

Я променяла свою безопасность на ее.

— Постойте! — кричу я. — Только не ее! Я не хотела проталкивать ее перед собой!

Никто ко мне не прислушивается. Джоси брыкается и кричит, но ее все ровно забирают. Я пытаюсь встать, но ноги у меня словно цементом залиты.

— Постойте! — снова кричу я.

Чья-то рука касается моей руки, напугав меня. Я открываю глаза, но около себя я вижу вовсе не лицо Салуха. В своих мыслях я все еще в той клетке, с Джоси.

Но сейчас я могу двигаться. Я могу двигаться, а насущная потребность спастись просто невыносима. Куда бы я не посмотрела, везде вижу металл и космический корабль, и тут все точно такое же, как тогда, когда меня заперли в том трюме, когда инопланетяне меня похитили. С меня хватит!

Я должна отсюда выбраться.

Я молнией выскакиваю из теплой постели из шкур, в которой мы с Салухом спим, и мчусь к закрытой двери старого космического корабля.

— Открыть дверь! — кричу я. Мне нужно отсюда выбраться. Мне нужно на солнце.

Раздается звук, похожий на потрескивание льда, после чего медленно открывается дверь, показав…

Сплошную белизну.

Снаружи нет ничего, кроме белого снега, заваленного поверх белого снега. Неба не видно. Мы полностью погребены.

— Ти-фа-ни? — Салух подходит ко мне сзади и мягко касается моей руки. — Что с тобой?

Я плечом стряхиваю его руку и принимаюсь ногтями разгребать снег. Он сырой и холодный, и падает большими глыбами, отчего меня пробирает озноб. В отчаянном стремлении увидеть солнечный свет я продолжаю продираться на поверхность, прорывая тоннель, чтобы увидеть небо над собой. Чтобы знать, что я нахожусь на планете, а не в космосе.

— Ти-фа-ни?

— Мне нужно немедленно отсюда выбраться!

— Почему? Зачем тебе это? — он оттаскивает меня от двери, а у меня такое чувство, будто пальцы у меня превратились в кубики льда, мокрыми от слякоти, и он держит их в своей большой теплой ладони. — Ты навредишь себе, если продолжишь…

— Я должна спасти Джоси, — заявляю я ему, и у меня на глазах выступают горячие слезы. Мой кошмар не идет у меня из головы. Этот сон обличил во мне трусиху, потому что я пожертвовала безопасностью Джоси, чтобы сама могла остаться здесь, с Салухом, и поиграть в семейную идиллию. А теперь один Бог знает, сколько футов снега покрывает землю, а она может быть где-то там, превратившись в человека-сосульку.

— Джо-сии наверняка уже дошла до Главных пещер и пьет теплый чай, сидя у костра. — Он массирует мою ладонь, а затем идет вперед, останавливаясь перед снежным беспорядком, который я учинила. — От чего такая паника из-за Джо-сии?

Я прикусываю губу, пытаясь изо всех сил подавить рыдания, угрожающие вырваться на свободу.

— Она променяла свою безопасность на мою! Ей грозит опасность!

Он наклоняется и обхватывает ладонями мое лицо, глядя мне прямо в глаза.

— Ти-фа-ни, жизнь вообще не безопасна. Жизнь таит в себе немало опасностей. Есть и сладкие моменты, есть и ужасные моменты. Неизвестность — это то, что делает жизнь по-настоящему стоящей…

Я дрожу, мое тело застыло, будто захваченное в плен его интенсивным взглядом.

— Я боюсь. — Боже, я боюсь столь многого.

— Испытывать страх — это нормально. — Его большие пальцы вытирают мои слезы. — Но ты не можешь позволять ему управлять тобой, Ти-фа-ни. Нужно принять, что в жизни всегда будут происходить неприятные вещи, но их значительно перевешивают хорошие. Если бы не происходило ничего плохого, мы бы в полной мере не понимали всю исключительность тех чудес, что может предложить жизнь. Страх будет, но ты ни в коем случае не должна позволять ему взять над собой верх. — Глядя на меня сверху вниз, он улыбается мне, такой замечательный и такой понимающий. — Джо-сии смелая. Она знала, что идти опасно, и ей было страшно, однако она не позволила своему страху себя контролировать. Таков был ее выбор.

Я медленно делаю глубокие вдох и выдох, наслаждаясь его запахом и прикосновениями.

Он ведь прав.

Я так устала от того, что мной управляют мои страхи, от постоянных волнений и опасений сказать что-нибудь не то и кого-нибудь огорчить. Я цепляюсь за его руки, и слезы скатываются по моим щекам. Думаю, в состоянии постоянной паники я живу с тех пор, как мы прибыли сюда, на ледяную планету. Потому-то я так стремилась занять себя работой — потому что, если я буду плодотворной и много работать, никто не станет меня упрекать. Никто не обратит внимания на то, что я доставляю всем неприятности, и на то, что я не хочу выбирать мужчину, если я не сижу сложа руки. Никто не поймет, насколько мне страшно и что внутри я разбита вдребезги.

Он абсолютно прав — Джоси смелая. Она не позволяет прошлому властвовать над собой и уничтожать ее в настоящем. Она сама определяет свою судьбу и с нетерпением ждет и радуется каждому новому дню. Даже если с ней и не все в порядке, то это оттого, что она предпочла сделать что-то со своей жизнью. А я? Я та, кто, цепляясь за прошлое, съеживается от страха.

Как же я устала быть такой. Я больше не могу так жить, иначе потеряю все.

Я смотрю в глаза Салуха. На протяжении всех этих моих битв с собственными мозгами он был таким понимающим. Я не выбрала его, когда следовало заговорить и положить конец тем играм, а он все равно любит меня. Я отталкивала его, а когда он предложил заняться сексом, я предоставила ему альтернативный вариант, потому что мне хотелось, чтобы он сохранил себя для кого-то другого, даже несмотря на то, что он утверждает, что его пара я.

Думаю, пришло время мне перестать его отталкивать. Пришло время и мне начинать жить.

Мне нужно решиться, как это сделала Джоси. Мне нечего просто сидеть и дожидаться, когда жизнь сама вернется ко мне и все за меня решит. Мне нужно ухватиться за то счастье, которое я могу обрести.

— Ты прав, — тихо говорю я. — Мне нужно перестать бояться. Я этого добьюсь, обещаю.

Кивнув мне головой, он выпрямляет свое крупное тело. Он притягивает меня к себе в тепло своих рук, и я с легкостью отдаюсь его объятиям. Он всегда был рядом со мной, поддерживая в трудную минуту, и я, закрыв глаза, щекой прикладываюсь к его груди, наслаждаясь осязанием его большого тела, прижимавшегося к моему.

Кошмары мне будут сниться всегда. Наверное, полностью они не забудутся никогда, ведь мое прошлое никуда не денется. Но это не значит, что я должна позволять им управлять моей жизнью. Это не значит, что я должна позволять одному ужасному событию разрушить шансы на всякую нежность и любовь, которые могу для себя обрести. Я должна довериться.

Более того, я должна рискнуть.

— Я люблю тебя, Салух, — говорю я ему. Я смотрю в его горящие глаза. — Ты моя пара. Что бы ни случилось, ты мой.

— Разумеется, я твой.

Он совершенно не понимает то, что я пытаюсь сказать. То, что я приняла решение, на самом деле приняла. Что я наконец-то делаю важный шаг вперед. Но это не страшно. С тем же успехом я могу ему это продемонстрировать.

— С этой минуты, — говорю я ему, — я буду жить своей жизнью. А если кому-то это не понравится, пусть выкусят.

— Выкусят… что? — он хмурится, явно озадаченный моими словами. — Что бы им выкусывать и зачем?

— Ну разве ты не милашка? — я улыбаюсь ему. — Это такое человеческое выражение, которое не подлежит толкованию словами. Просто отдайся в руки судьбы.

Он склоняет голову, очаровательно растерянный.

— В руки судьбы?

— Ладно, забудь. — Я беру его за руку и увожу от двери и наводнения, вызванного таянием снега. — Давай вернемся в постель, хорошо?

— Еще не устала? — выражение его лица резко меняется на озабоченное.

— Не-а.

— Не проголодалась? Я могу тебя покормить…

Он впадает в режим защитника. Не мужчина, а золото. Я продолжаю тянуть его к шкурам, стараясь не сильно налегать своим весом на больную лодыжку. Мне не хочется ни есть, ни пить, ни еще что-нибудь, кроме как, будучи преисполненной горячим желанием, швырнуть его в шкуры и востребовать его как принадлежавшего мне. Взять на себя ответственность за собственную жизнь. Любить его и ни о чем не сожалеть.

И теперь, когда я приняла это решение, я чувствую огромное облегчение, словно последний кусочек пазла встал на свое место. Чувствую я себя спокойной и умиротворенной. Мне кажется это правильным. Чувствую, что держать его за руку, это правильно. И когда его тело накроет мое, это тоже будет казаться правильным, я в этом уверена.

— Ты правда уверена, что хочешь спать после того, как тебе приснился тот страшный сон? — Он, похоже, настроен скептически. — Если хочешь, я не буду спать и составлю тебе компанию…

— Никто ни слова не говорил о том, чтобы лечь спать, — говорю я ему и делаю смелый шаг в шкуры. После этого я разворачиваюсь и, глядя на него пылким взглядом, начинаю снимать с себя одежду.

Его глаза светятся пониманием.

— Возвращаемся в шкуры, но не для того, чтобы спать.

— Бинго! — я развязываю застежку на шнурках на горловине. На мне несколько слоев теплой одежды, и сексуальными их не назовешь, но это не имеет значения. Рядом с ним я чувствую себя сексуальной, независимо от того, во что я одета.

— Даже спрашивать не стану, что это слово означает, — бормочет он и, когда мои шнурки развязаны, помогает стянуть мне через голову тяжелую внешнюю тунику. Под ней на мне надета еще вторая, и она удаляется столь же быстро, оставив меня в леггинсах и перевязи, которую я использую в качестве бюстгальтера.

— Оно означает, что тебе вот-вот улыбнется удача, — объясняю я ему.

Он фыркает.

— Мне уже повезло. Разве я не здесь, с тобой?

Он всегда находит подходящие слова, чтобы польстить девушке.

— Ну тогда раздевайся, чтоб и я могла насладиться твоим прекрасным телом.

Салуха не нужно долго уговаривать. В считанные секунды он удаляет с себя жилет и ножи, которые он носит, привязанными к его телу, после чего начинает снимать штаны. Я приостанавливаюсь, чтобы им полюбоваться, — ибо как мне им не любоваться? Передо мной ведь раздевается самый красивый мужчина на этой планете.

У меня во рту пересыхает, когда он спускает леггинсы до щиколоток и выпрямляется во весь рост. Его член уже встал и, похоже, удлиняется, пока я пожираю его глазами. Проклятие.

— Я очень везучая женщина.

— Ты ж вроде сказала, что удача улыбнется мне? — он играючи стягивает штаны полностью и отбрасывает их в сторону. — У меня такая красивая и умная пара, к тому же она жаждет порезвиться в шкурах. Безусловно, именно я тот, кому сегодня везет буквально во всем.

Я хихикаю, потому что он исказил известное изречение*, и так чертовски мило. У меня аж голова кружится от счастья. Неужели это все, что нужно, чтобы чувствовать себя целостной? Всего лишь признать, что я не должна позволять прошлому управлять моей жизнью?

Жаль, что я не сделала этого раньше.

*Прим.: имеется в виду изречение «One Who Has All The Luck», в переводе «Тот, кому во всем везет».

Нет, опровергаю я сама себя. Я очень рада, что все произошло так, как произошло. Иначе меня бы сейчас здесь не было, с Салухом наедине, собираясь вот-вот заняться потрясающим сексом. Единственное, что меня беспокоит, это Джоси, но по словам Салуха, — таков был ее выбор. Она сама захотела пойти. Она заверила меня, что в ее силах пройти путь до конца, и ей не терпелось испытать себя. Больше я не собираюсь строить об этом домыслы, ибо просто больше не намерена об этом думать.

Наоборот, самое время раздеться. Я развязываю пояс своих штанов, однако снять их… задача чуточку посложнее. Из-за травмированной лодыжки равновесие у меня полное дерьмо и, пытаясь снять одежду, я, пошатнувшись, падаю лицом вниз, но Салух ловит меня, прежде чем я ударяюсь об пол.

— Осторожнее, — говорит он мне. — Не хочу, чтобы моя пара, раздеваясь, поранилась, когда у меня две руки. Можно, я тебя раздену? Мне было бы очень приятно помочь.

Как тут удержаться от искушения? Я сажусь, расположившись у него на коленях, а он осторожно стягивает с моих конечностей мою спутанную одежду. Он проводит крупной ладонью по моим только что обнаженным ногам, и я чувствую, что от его прикосновений у меня мурашки пробегают по коже. Несмотря на то, что кхай греет меня, его тело все равно намного теплее моего. Такое чувство, будто… уютно устраиваешься под теплым одеялом, а учитывая, что мы приземлились на планете вечной зимы? Это вызывает сильную зависимость. Я не могу перестать водить руками по этой бархатистой коже, а в ответ он прикасается ко мне везде, где только может.

Затем он принимается подергивать перевязь на моей груди.

— Сними это.

Я развязываю узел спереди и позволяю кожаной материи соскользнуть на пол, и вот я сижу у него на коленях совершенно голая. Он наклоняется ко мне и начинает ласкать мою шею, облизывая и целуя мою кожу.

— Моя прекрасная пара, — шепчет он. — Прекрасная во всех смыслах.

В его объятиях я чувствую себя прекрасно. Я чувствую себя целостной и окруженной заботой. Все это время он был так добр ко мне, бесконечно терпеливо относился к моим заморочкам и страхам. Нет ни одной женщины, которой бы так повезло заполучить кого-то вроде него.

— Я люблю тебя, — снова шепчу я. — Я искренне тебе благодарна за то, что ты никогда во мне не сомневался.

Отстранившись, он удивленно смотрит на меня.

— Сомневался? Ты принадлежишь мне. В чем тут сомневаться-то? Я уверен в этом вот здесь, — он приставляет палец к своей голове, — Даже если эта часть меня этого еще не осознает. — Он постукивает себя по груди. — Это произойдет, когда придет время.

Я киваю головой. Даже если и нет, мне все равно. Теперь он мой, и это все, чего я хочу. Я могу быть счастлива, до конца своих дней оставаясь в его объятиях, прямо как сейчас. Я разворачиваюсь до тех пор, пока мы не сидим лицом друг к другу, и прижимаюсь к нему грудью. Мои соски трутся о его грудную клетку, и я испускаю стон, когда он, положив руку мне на спину, притягивает меня к себе и пленит мои губы своими. Сейчас это не тот любовник, который испрашивает разрешение перед тем, как прикоснуться ко мне, — это мужчина, который хочет целовать, облизывать и ласкать и которого не волнует, угодны ли его ласки.

Я в восторге. И я в восторге от того, что это он. С Салухом все, что ни делается, все хорошо. Все приемлемо, потому что ему я доверяю. Даже если он схватит меня, я знаю, что со мной все ровно все будет в порядке, потому что он никогда не причинит мне вреда. Поэтому я целую его в ответ с не меньшей страстью. Наши уста соединяются, и его язык переплетается с моим. Я тихонько вздыхаю от удовольствия, которое получаю, пробуя его на вкус, — он дикий и мужественный, и в то же время, на мой взгляд, та еще вкусняшка. От взмахов его бугристого языка меня так и распирает от наслаждения, а заодно и наводит на весьма пикантную мысль. Он весь в этих бугорках — словно кто-то вырвал страницу из моего дневника шаловливых фантазий или что-то типа того. В то время как мы целуемся, я трусь сосками о его грудь, ощущая острую потребность наброситься на него.

Его руки плавно двигаются по моему телу, а затем, скользнув вниз, обхватывают мою попку. Он стонет мне в рот, когда его пальцы скользят к расщелине между моих ягодиц.

— Никогда не привыкну, что у тебя нет хвоста.

— Что? Не нравится? — спрашиваю я, зарываясь пальцами в его густые, роскошные волосы. Они слегка жестковатые, но гладкие, густые и красивые. Невольно побуждают меня задумываться о том, как выглядели бы наши дети — с его длинными прядями с завитками моих кудряшек? Это была бы самая впечатляющая шевелюра на свете.

— Я нахожу это… очаровательным. — Его пальцы ласкают мою задницу, как будто он все еще пытается понять, куда этот хвост мог бы деться. Это разжигает во мне возбуждение, и я покачиваюсь навстречу его ласкам.