Признания бессовестной карьеристки

Часть II

Пятница, 1ноября

С сегодняшнего дня официально на вольных хлебах.

Коллеги выстроились на ступеньках рекламного агентства и махали мне вслед. По-моему, они еле сдерживали слезы. Повар из соседнего кафе, страдающий от неразделенной любви, кинулся вдогонку, размахивая вчерашней эклсской слойкой, в отчаянной попытке убедить, что прыщавые юнцы – неплохой улов. Даже Тор, скандинав из компьютерной фирмы на четвертом этаже, по которому я когда-то сохла, удивленно таращился с балкона.

Я, конечно, гордо удалилась со всем достоинством, какое можно сохранить, когда тебя выводят под конвоем пары дюжих охранников и добермана. (Свою роль в этой истории объясню немного позже. Сейчас я в ауте – только что потеряла очень прибыльный заработок и офис с угловым окном. Скажу только, что в рекламный бизнес я больше ни ногой – не потому что не могу, а из-за всех этих подлых, алчных людишек, которые наверняка предпочли бы остаться неназванными, особенно иуда Себастьян, абсолютно никчемный младший арт-директор, который живет по адресу Джилган-стрит, дом 3, второе окно справа.)

Суббота, 2 ноября

Все еще в смятении, от комментариев воздержусь.

Воскресенье, 3 ноября

То же.

Понедельник, 4 ноября

Напрочь забыв, что больше не работаю с десяти до семнадцати, вскочила без пяти десять. Затем взгляд упал на бутылку «Абсолюта», упаковку аспирина, банку из-под бензина, микстуру от кашля, клей для авиамоделей, ложку, фольгу, шприц, бритвы, зеркало и смятую пятифунтовую банкноту у столика, и смутно начала припоминать ход последних событий. Кое-как утешила себя тем, что с такого бодуна все равно не смогла бы работать.

Ближе к полудню зазвонил телефон и вывел меня из бесчувственного, безработного ступора. Себастьян, продажная шкура, решил выразить соболезнование, потому что в тот день, когда меня безжалостно вышвырнули из эргономичного стула и лишили пропуска, он снимал ролик на острове Уайт. Спрашивал, неужели наш босс поступил так жестоко только из-за того, что я нечаянно отравила бутербродом с тофу редких австралийских зябликов в фойе. Я ответила, пусть лучше подумает, как поступит босс, когда получит от меня анонимку о вопиющих звонках Себастьяна по служебному телефону на сексуальную линию с поминутным тарифом.

Потом звонок адвокату – проверить, нельзя ли выбить солидную компенсацию с моих прежних работодателей за несправедливое увольнение. Какой у него французский прононс – умереть! Часами бы слушала его болтовню про юридические уловки, если бы он не брал поминутную оплату.

Затем мой ходатай без энтузиазма выслушал предложение возбудить дело о сексуальных домогательствах против гада Себастьяна и заявил, что мое требование, мягко говоря, слегка необоснованно, поскольку Себастьян поимел меня скорее метафорически, чем буквально.

После обеда – еще звонок адвокату, на этот раз просто чтобы услышать его голос.

Вторник, 5 ноября

Забежала домой к бывшей коллеге Элизе, в Камден. Оказывается, мое прежнее место без меня совсем зачахло. За мерзким вегетарианским обедом, который (уверена) она приготовила специально, чтобы сильнее меня расстроить, Элиза заверила, что рекламное агентство пришло в упадок, офис напоминает мавзолей, а у Себастьяна клиенты забраковали три заказа.

Настроение немного улучшилось. Возвращаюсь домой, и тут заскакивает Теддингтон, нежданный и незваный. Он звонил в понедельник мне на работу, но Церберша сообщила, что меня уволили, и Теддингтон почему-то решил, будто по сокращению штатов.

«Меня не сократили, – огрызаюсь я, – меня выперли». Сокращенные получают колоссальную компенсацию и блестящие рекомендации, а работодатели и коллеги смотрят на таких виноватыми глазами. А вот я ничегошеньки не получила, кроме убийственного взгляда шефа и счета из токсикологической лаборатории. К тому же они зажали мое двухнедельное пособие по расторжению договора, потому что я задолжала четырнадцать дней отпуска.

Горе-утешитель предложил почасовую работу за стойкой в «Карете и лошадях». Прежде чем вышибить его пинком за порог, вежливо заметила, что мое финансовое положение еще не настолько отчаянное.

Среда, 6 ноября

Из конторы моего адвоката срочной курьерской почтой доставили счет на 300 фунтов за семь с половиной минут консультации в понедельник. Внизу мелкими буковками напечатано, что если я не уплачу в течение оговоренных семи дней, то могу быть привлечена к «судебной ответственности со стороны моего адвоката».

Позвонила «Гортензии», старой верной рекрутерше, и потребовала, чтобы нашла мне очередное, хорошо оплачиваемое место в рекламном бизнесе. Та весьма холодно ответила, что пока рекламное агентство на Марсе не распахнет двери, она ничем не сможет помочь. Наверное, все еще дуется за то, что после Сингапура я сурово отчитала ее за растрату моего драгоценного времени и вынужденный больничный.

В ужасе перед надвигающейся нищетой звоню редактору из «Лондонского сплетника» и прошу удвоить гонорар за мою колонку. Но он тоже начинает жаловаться на нищету и говорит, что, мол, хорошо бы я вообще прекратила писать, поскольку редакторы в трансе из-за моего недавнего заявления. А что я сделала – только сказала им, чтобы пользовались проверкой орфографии на компьютерах – хотя бы эпизодически, потому что смотреть в словарь они явно не умеют.

Поскольку затронута моя гордость, немедленно объявила об уходе (за четыре недели – как и оговорено в контракте, который он заставил меня подписать).

Потом – ужин с Фергюсоном на другом конце Фулхем-роуд, потому что я уже не могу позволить себе ресторан в центре города. Да, годы уходят, очередной любовник снова от него бегает; короче, Фергюсон от отчаяния решил сделать липосакцию. Разумеется, он сказал, что ковыляет после особо зверской эпиляции, но меня не обманешь: я за милю вижу эластичные бинты под кожаными штанами.

Услышав про мое тяжкое материальное положение, Фергюсон предложил по знакомству устроить меня секретарем в эскорт-агентство, на место моей старой приятельницы Фебы (она получила повышение). Я наотрез отказалась: уж такой-то работы – отбиваться от мерзких старых развратников – и в рекламе достаточно.

Четверг, 7 ноября

Поскольку мой совокупный доход через месяц превратится в огромный, жирный нуль, мне остается жить за счет налогоплательщиков в течение неопределенного срока, посвящая драгоценное время более стоящим делам, например написанию откровенной книга про мистера Импотента. Не тут-то было: оказывается, быть на содержании у правительства – значит пресмыкаться перед государственными чиновниками. Наверное, в прошлой жизни я была полнейшей коровой, раз приобрела такую карму.

Чтобы не обременять добрых дяденек из социального обеспечения, решила получить справку от врача и потребовать пособие по болезни, освободив себя от обязанности притворяться, будто искренне заинтересована в честной работе на полную ставку.

Прихожу в приемную к доктору Амуру – ходячая развалина после нервного срыва (обычный результат после пяти чашек эспрессо, полупачки «Мальборо» и беглого взгляда на состояние кредитки – и все это до десяти утра). Плачусь отзывчивому врачу о том, что потерять работу все равно, что втюриться в нового парня: не можешь ни есть, ни пить, ни по-человечески испытывать оргазм. Доктор немедленно ставит диагноз: «непригодна ни к какому виду трудовой деятельности», и прописывает успокоительных на целый год, заботливо предупреждая, чтобы не выпила все сразу.

Пятница, 8 ноября

После неимоверно глубокого ночного сна вскочила чуть свет, схватила одежную щетку и баллончик спрея от насекомых и во всеоружии направилась в отдел социального обеспечения, кишащий бомжами. В приемной назвала вымышленную фамилию – а то вдруг кто-нибудь в очереди меня узнает, когда эти садисты-чиновники начнут выкликать мое имя во всю глотку. Разумеется, тут же ее забыла и лишь после пятого громогласного окрика «Дженни Дженкинс» сообразила, что вызывают меня.

Внимательно изучив мое заявление и даже не стараясь говорить тихо, неряшливо одетая бюрократка с издевкой сообщила, что, хотя психованная наркоманка имеет право на выплаты по болезни, но спонсирование непутевого ребенка в Африке еще не дает права на пособие для матерей-одиночек.

Вдоволь наоравшись в ответ, вышла из здания и в отчаянной попытке раздобыть хоть какие-то деньги уселась в свою застрахованную от крыши до колес «хонду-сивик» и рванула в сторону Марбл-Арч, к трассам с самым опасным в Лондоне движением. Однако сегодня, похоже, домохозяйки в «мерседесах» и забияки в «бентли» решили удивить мир хорошим поведением, и мне осталось мчаться на всей скорости вокруг Лудгейтской площади в надежде, что меня ударит в бок какой-нибудь прицеп.

После примерно двух тысяч кругов я разок случайно прижала мотоциклиста и поцарапала краску о его руль и шлем, но не настолько, чтобы получить страховку. Голова начала кружиться, так что пришлось ехать домой.

Собрала все свои золотые украшения (три медальона, четыре именных браслета, семь обручальных колец, две диадемы, пять коронок и нумерованный экземпляр средневекового винного кубка – изящно выполненная копия), расплавила на газовой плите и попыталась продать бесформенный слиток ювелирам-скупщикам с Хэттон-гарденс.

Пришла в бешенство, когда высокомерный оценщик спросил, не обучалась ли я алхимии. Похоже, все мои возлюбленные, зубные техники и фирмы «Товары – почтой», словно сговорившись, лгали об истинном содержании драгметалла в том, что так трогательно предлагали, и я пыталась превратить в золото цветной металл.

Денег, чтобы пойти куда-нибудь вечером, нет, поэтому поступила, как все остальные безработные – осталась дома и напилась до бесчувствия.

Воскресенье, 9 ноября

Писать не о чем. Выходные стали неотличимы от будней – у меня теперь семь выходных в неделю. Единственное отличие – по субботам и воскресеньям обычное течение мыльных опер и ток-шоу, к которым я быстро пристрастилась, то и дело прерывается непрошеными спортивными программами. (Ума не приложу, как так можно – провести всю жизнь, пиная мяч, и при этом чувствовать себя полноценным человеком, делающим действительно интересную работу.)

Как раз когда бомбардир с упругим задом готовится забить гол, звонит приятельница-садоводка, Софи, и хрипловатым заботливым голосом выражает сочувствие по поводу того, что меня выгнали из «Лондонского сплетника».

– Меня не выгнали, – резко обрываю я. – Я уволилась.

Софи, явно введенная в заблуждение пропагандистской машиной «Сплетника», совершенно опешила от такой новости. Оказывается, ревностная и верная подруга решила, что это наезд нашего редактора, и в знак протеста отказалась писать свою колонку. Мне пришлось пробурчать несколько благодарных слов, прежде чем повесить трубку. Надо было поторапливаться, а то начиналась международная прямая трансляция соревнований по глубоководной ловле марлинов. Честно говоря, доблестный жест Софи не произвел на меня большого впечатления, поскольку мой – уже почти бывший – редактор из «Сплетника» недолго будет скорбеть по всему этому вздору про беседки и петунии.

Однако ее звонок, сделанный с самыми добрыми намерениями, еще раз напомнил, что я быстро погружаюсь в пучину нищеты и пора потуже затянуть пояс. Как только закончилось рыболовное шоу, схватила рекламное приложение с бакалейными распродажами, села в такси и поехала в супермаркет в Пекхэм, чтобы нажиться на скидках в депрессивном регионе.

Понимая, что порхание по отделам в наглаженном платье может перепугать местных, начала убедительно шаркать и даже кинула в тележку несколько фирменных товаров, чтобы успокоить посетителей.

Воскресенье, 10 ноября

Лежу в кровати с пищевым отравлением – натрескалась консервированных бобов неизвестного производства.

Понедельник, 11 ноября

Чтобы сократить расходы, прекращаю есть. Пора урезать и другие легкомысленные траты.

Со слезами на глазах и тяжелым сердцем пишу Сабело, моему маленькому африканскому подопечному, что вынуждена прекратить ежемесячную помощь. Утешаюсь тем, что на сегодняшний день у него есть хотя бы крыша над головой: он снова в тюрьме, на этот раз за пьянство и дебош. Напился бурбона, который я послала ему на девятилетие.

После обеда пошла в ближайший киоск купить марок за полцены и не без удовольствия прочла заголовок в бульварной газете, конкурирующей с «Лондонским сплетником»: «СОКРАЩЕНИЕ ТИРАЖА У ТАБЛОИДА-КОНКУРЕНТА!!!»

Вторник, 12 ноября

Оказывается, пособия по безработице не хватает на сигареты на полнедели, не говоря уж о полумесяце. Попробовала крутить сама. Полдня боролась с пачкой клейких бумажек. Теперь я знаю, почему безработным некогда искать место.

В бешенстве вышвырнула кисет и решила настрелять настоящих сигарет на Пиккадилли.

После полнейшего провала поняла, что люди, у которых есть работа, – жестокие, бесчувственные скряги. Они просто звереют, когда «патлатые бездельники» просят поделиться сигареткой или дать мелочи на такси.

Едва я добралась до дома и положила усталые ноги на стол в предвкушении череды послеобеденных сериалов, как вдруг – привет из прошлого – звонок от старой школьной подруги Анжелы. От таких приветов по спине пробегает холодок.

Я намеренно и весьма успешно избегала ее последние двенадцать лет, ведь она неотвратимое напоминание о том, что я училась в обычной государственной общеобразовательной школе. В Барнсли. Это факт.

Теперь Анжела тоже живет в Лондоне, но в отличие от меня ей не удалось порвать с менее чем блистательным прошлым. Сказала, что живет в Тоттенеме, встречается с водопроводчиком и работает на полставки распространителем – впаривает приятельницам дешевую бижутерию.

Со знакомым картавым йоркширским акцентом Анжела спросила, не хочу ли я сходить куда-нибудь «пожрать». Я хотела было на чистейшем южном наречии наотрез отказаться, но она сказала, что угощает. Я нехотя уступила и согласилась встретиться в воскресенье в итальянской забегаловке в Энфилде. Не хочу, чтобы, меня видели с ней в Сохо.

Среда, 13 ноября

Смотрю повторную трансляцию «Заключенного блока Эйч». На самом захватывающем месте звонит моя бестолковая литагентша и начинает морочить голову рукописью, которую она будто бы должна доставить издателю, а я будто бы должна написать. Очень ловко обошла затруднение, повесив трубку.

И вообще, у меня нет сил заниматься средь бела дня чем-нибудь отдаленно напоминающим литературу. Ведь я не ела почти трое суток. Валялась напротив телевизора, как овощ. Вышла из комы только после того, как Теддингтон пообещал угостить обедом в «Кваглино». Теддингтон, как и я, голодающий писатель, но в отличие от меня ему полезно немного похудеть. Кроме того, его никогда не публиковали.

Под злобным взглядом своей неотлучной музы Теддингтон начинает подлизываться и говорит, что мне не обязательно выбирать из меню с твердыми ценами. При этом не краснея выспрашивает о моих бесценных связях в издательствах под тем предлогом, что якобы интересуется моей блистательной литературной карьерой. Ухитряюсь отвлечь его, подавившись клешней омара, потому что с голодухи глотаю все без разбора. Теддингтон эффективно применяет прием Хаймлика – обхватывает меня со спины и начинает бить по животу (опередив, к моей крайней досаде, куда более привлекательного официанта), а затем сообщает, что подумывает выпросить грант – ему, видите ли, тяжело пишется после рабочего дня. Я расцениваю это как обдуманный намек на мой безработный статус. Дожидаюсь, пока Теддингтон ознакомится с ресторанным счетом, и, когда он начинает хватать ртом воздух, в свою очередь, оказываю ему первую помощь – обнимаю мертвой хваткой, после чего небрежно спрашиваю о подробностях насчет гранта.

Четверг, 14 ноября

Сама подала заявку на грант – не хватало только британским налогоплательщикам тратить свои денежки на такую бездарность, как Теддингтон.

Подозревая, что фонды будут несправедливо присуждены тем, кто пишет с большей претензией на «литературность», совершенно случайно вспомнила наизусть целую главу из «Войны и мира», которую – тоже случайно – нашла у себя на полке. Ведь это естественно, если некоторые слова, фразы и даже целые абзацы неосознанно пролезут в конкурсную работу. Однако, чтобы чересчур начитанное жюри не обвинило меня в плагиате, тщательно меняю имена всем персонажам.

Пятница, 15 ноября

Пытаюсь оспорить, что «Дик», «Джейн» и «Слот» – то же самое, что «Пьер», «Наташа» и «Наполеон».

Суббота, 16 ноября

В попытке субсидировать новую карьеру бедной писательницы, пока не удостоенной гранта Большого совета по искусству, пробую себя в качестве бродячей артистки в метро «Слоун-сквер».

Исполняю «Зеленые рукава» в до-диез-минор и вдруг вижу, что на меня пялится талон на обед – с тем идиотским видом, с каким обычно пялятся мужчины на девчонку в почти прозрачном одеянии, старательно дующую в блокфлейту. Жаль, но так и не смогла поблагодарить его за двадцатифунтовую банкноту, которую он почтительно опустил в сумочку «Прада» у моих ног, поскольку в этот момент яростно отбивалась от двух несимпатичных, но зато полностью одетых женщин-полицейских. Похоже, их разозлила моя популярность среди лиц противоположного пола.

Злобные тетки привели меня в участок и попытались пришить распутное поведение и непристойное обнажение, но, на мое счастье, там оказался мой старый добрый знакомый – сержант. Наверное, все еще в душевном раздрае от мучительных воспоминаний о невосполнимых потерях, он снова выкинул меня на улицу.

Остаток вечера проревела, утираясь дешевыми бумажными салфетками в уборной «Зилли»: оказалось, я персона нон грата в главном зале бара. Я-то, дура, думала, что бывшие коллеги по рекламе угощали меня выпивкой за трепетную душу и восхитительный внешний вид. Реальность жестока: их интересовала только моя способность болтать без умолку о неслыханной зарплате и гениальных рекламных проектах, за которые я получала призы.

Воскресенье, 17 ноября

Все деньги, заработанные уличным представлением, потратила тем же вечером на выпивку, за которую пришлось платить самой. В итоге вынуждена была подойти к прилавку в «Харви Нике» и сдаться на милость ланкомовской визажистки, чтобы на халяву намазать рожу перед встречей с Анжелой.

Слава Богу, мы с ней ужинали в итальянской забегаловке в Энфилде, так что можно было не наряжаться. Сварганила восхитительный наряд из куска мешковины, липкой ленты и пары кухонных полотенец. (Можно было стибрить джемпер в Оксфордском комитете помощи нуждающимся, но мне не нравится ходить в провонявшем плесенью тряпье и убеждать себя, будто это классная винтажная вещь.)

Должна признаться, непрошеная гостья из моего прошлого выглядит крайне неуклюже. Даже на фоне дюжины провинциальных хозяюшек Анжела, некогда похожая на хорька, теперь напоминает небольшого кита. Неудивительно, что и ее приятель выглядит как деревенский увалень. Этот Оболтус – двухметровый жеребец, моложе ее на пять лет. Он весь вечер выразительно пялился на меня, но это никак не могло извинить того, что он лил томатный соус в макароны с сыром.

Понедельник, 18 ноября

Встала аж после обеда, потому что легла в четыре утра, а до этого была занята – смотрела телик и недоумевала: неужели есть на свете тупицы, которые записываются на все эти курсы в Открытом университете?

Вторник, 19 ноября

Сегодня экспресс-почтой прислали краткие учебники по архитектуре, современной истории и математике. Поскольку денег на оплату нет, позвонила в Сенегал своему братцу Бигглсу. Он вытянул с меня обещание потратить деньги на оплату счетов, а не на сумасбродные прихоти, как я обычно поступаю с его тысячей фунтов. Громко запротестовала, что я теперь другой человек, а про себя возблагодарила Бога за то, что сделал мужчин такими наивными идиотами.

Среда, 20 ноября

Я не злорадствую, но, похоже, Себастьяна настигло заслуженное возмездие. Пронырливая Элиза сообщила, что ему чертовски не повезло. Как ни старался он походить на меня, куда ему до моего лидерского искусства и блистательного творческого ума. Себ-умник совершенно неспособен здраво мыслить и придумывать красивые рекламные решения. А тут еще его так называемый дядя – важный клиент моего прежнего агентства – выяснил, что Себастьян ему вовсе не кровный племянник. Не вдаваясь в многочисленные, тайные, очень личные, но крайне интересные подробности о любви, похоти, гулящих матерях и ДНК-анализе, скажу лишь, что ублюдка Себастьяна выперли с работы.

Услышав новость и выждав для приличия пять минут, позвонила плоду сатанинской любви, чтобы выяснить, насколько плохи его дела. (Пришлось звонить домой – работы у него больше нет.) Опозоренная мамаша ответила, что у Себастьяна недомогание – уродливое кожное расстройство, вызванное стрессом. Еще бы, он, наверное, в ужасе – придется искать работу без помощи доброго дяди. Положила трубку в самом приподнятом настроении.

Четверг, 21 ноября

Утром сижу смотрю телевизор. Эксперт по подбору кадров как раз объясняет, что деловые женщины слишком боятся требовать у начальства достойную зарплату, как вдруг звонит редактор из «Лондонского сплетника» и умоляет не бросать мою колонку. Наверное, рекламодатели толпами уходят от него, прослышав, что я собираюсь сказать читателям адью.

Заставила его попотеть больше обычного, сказав, что подумаю, если он учетверит гонорар. Поскольку мое обоснованное требование не превышает рекламного бюджета, выделенного «Лондонским сплетником» для подписной гонки, редактор согласился немедля. Это его последняя попытка раздуть тираж. Клянусь, я почти слышала в трубку, как тренькали чешуйки перхоти, когда он лихорадочно кивал головой.

Пропустила захватывающую сцену из «Соседей», потому что обещала встретиться с Софи на пятом этаже «Харви Нике» (теперь я наконец хорошо оплачиваемая журналистка и снова могу себе это позволить).

Софи, еще не зная о моей финансовой победе, призналась, что поставила редактору «Лондонского сплетника» ультиматум: как бы он ни умолял, она не станет писать свою садоводческую колонку, пока мне не разрешат продолжить мою. Благоразумно удержалась от ответа, что редактор вряд ли будет в состоянии платить ей, поскольку платит пятикратный гонорар мне. Вечером с трудом оторвалась от телика, потому что Теддингтон и его муза опять подлизываются и приглашают в новый русский ресторан. Там официант – грозный Иван – все еще уверен, что он в ГУЛАГе. В совершенно недемократичной манере он приказывал мне, что есть, приносил не то вино, которое я просила, и бросал яростные взгляды, когда я отказалась от дополнительной порции блинов, которую не заказывала. К концу заранее распланированной и нарочито пролетарской трапезы почувствовала себя полной развалиной, начала нести бред и вынуждена была принять не менее двух десятков успокоительных пилюль доброго доктора с двойным эспрессо.

По наущению музы Теддингтон воспользовался моим безвольным состоянием и нервно попросил передать литагентше его последнее бредовое сочинение. Даже в порыве благодушия на меня накатила волна раздражения – ишь, чего вздумал, мошеннически воспользоваться моим добрым именем! По счастью, мой гнев был разбавлен пятью порциями водки и половиной пузырька валиума – мощная смесь. Отрубилась прямо за столом, не успев ответить и не заплатив по счету.

Пятница, 22 ноября

Ночь в местной психлечебнице произвела неизгладимое впечатление. С трудом убедила недоверчивых сотрудников, что смертельный эксперимент – чистая случайность: я всегда планировала уйти из жизни эффектно, а не тихо окочуриться от таблеток. Меня освободили от тугих объятий дурно скроенной смирительной рубашки и выпустили на волю в девять утра.

В почтовом ящике нашла открытку от Каллиопы. От нее давно не было ни слуху ни духу, хотя сейчас ее очередь звонить. В необычайно загадочном стиле сообщает, что «прекрасно проводит время в Алжире с новым другом-фундаменталистом» и «жалеет, что меня там нет». Несмотря на полубредовое состояние, слегка насторожилась. Ведь я заставила Каллиопу пообещать, что она не будет заводить серьезных романов без предварительной консультации со мной. (Такое обязательство я пытаюсь взять со всех своих друзей, чтобы задавить в зародыше любые долговременные связи. Иначе с кем я буду выпивать по субботам?)

К вечеру вновь почувствовала прояснение в голове и направилась в Университетский городок в Блумсбери с намерением раскрутить на выпивку кого-нибудь из наивных салаг. Может, тоже обрету постоянного приятеля. Приклеилась к любителю-орнитологу, который считает белолобых гусей для Института акватории Темзы. Когда он заплатил за пять порций текилы, решила, что просто обязана пригласить его домой. Романтическая прелюдия прервалась, когда он заметил на дереве под окнами гостиной гнездо чрезвычайно редкой совы. Этот птицелов битый час цокал и ухал среди ночи своему пернатому другу, а я соблазнительно полулежала на диване и задыхалась от злости.

Суббота, 23 ноября

Раздвинула занавески – и едва не ослепла от десятка флуоресцентных курток с капюшонами. Оказывается, орнитологи заполонили весь скверик внизу и смотрят через бинокли в мое окно. Сначала мне польстило, что о моей неземной красоте прознали так быстро, хоть я и вышвырнула милого среди ночи на улицу, даже не чмокнув в щечку на прощание. Поняв же, что на самом деле они наблюдают за идиотской совой, я вихрем слетела в скверик, словно фурия, непричесанная и ненамазанная, дико крича и размахивая руками. Те быстро ретировались к своим велосипедам.

Выполнив боевую задачу, вернулась в дом. Следующие восемь часов наряжалась и прихорашивалась – сегодня вечером встречаюсь с литагентшей в Сохо за коктейлем. Надо поставить ее на место. Она, наверное, начала нервничать из-за моей просроченной книги. Думает, ее присутствие чудесным образом меня испугает и заставит писать быстрее.

К сожалению, еще в четверг об этом неведомо как проведал Теддингтон. Наверное, вытянул из меня в неотложке, пока я валялась в полубреду. Пришел, аж дрожит от нетерпения. Принес рукопись («Как опубликоваться, несмотря на отсутствие шансов») и попросил передать агентше. Лихорадочно заверила, что сделаю все возможное, захлопнула дверь у него перед носом и, швырнув рукопись в сторону, направилась к «Браунам».

Обязательно раскручу ее на выпивку – зря, что ли, получает комиссионные.

Воскресенье, 24 ноября

Дикое похмелье, но, несмотря ни на что, пора начинать скандальную книгу – идиотка-агентша сказала, что организовала мне телефонную конференцию с издательницей в Шотландии на следующей неделе.

Честно сказать, трудно сделать захватывающий приключенческий роман из незначительного трехминутного события. К обеду написала заглавие – «31/2 минуты длиною в вечность» – и, решив, что заслужила вознаграждение, села смотреть любимое ток-шоу.

Сегодня рассуждали о том, что скромные люди приятнее остальных. В обед, прогуливаясь по Гайд-парку с бывшей коллегой Элизой, притворялась, будто не замечаю восхищенных взглядов папаш с колясками. Элиза тем временем потчевала меня грязными слухами с прежней работы. Оказывается, когда моего смертного врага Себастьяна выперли с работы, то, чтобы выдворить его из кабинета, наняли консультанта по чрезвычайным ситуациям и дипломированную медсестру.

Вернулась домой (в кои-то веки!) в состоянии полнейшей эйфории и увидела, что число орнитологов-любителей за окном увеличилось.

Понедельник, 25 ноября

Жалобы от соседей: они решили, что это мои воздыхатели ночами бродят под окнами с мощными биноклями, сыплют птичий корм и топчут газоны. Позвонила адвокату и потребовала немедля свалить дерево. Наглый секретарь ответил, что это невозможно, поскольку чиновники из охраны природы решили превратить сквер в птичий заповедник, а в нашем доме открыть специализированный ресторан.

Я в смятении. Я не согласна отдать мансарду пучеглазой клювастой орде. Взяла топор, который держу под кроватью для непрошеных обожателей, и стала сама рубить дерево. После нескольких часов каторжной работы избавилась от последних улик – затащила дрова на мансарду и сожгла в камине. На растопку пошла невостребованная рукопись Теддингтона.

Среда, 26 ноября

Проснулась с резью в глазах и кошмарным кашлем – оказывается, дымоход камина забит.

Симпатичного доктора сразила наповал моя беспомощная женственность, хоть я и была с головы до ног и саже. Он делал вид, будто слушает мне легкие, но готова поклясться, что на самом деле пялился на мою грудь. Для пущего впечатления попросила кучу рецептов на противозачаточные таблетки. Забрала их домой имеете с успокоительным.

Проснулась в обед довольно разбитой, но, несмотря ни на что, села писать «ЗУг минуты». Через полчаса литературные изыскания со скрежетом замерли – в доме отрубились основные орудия труда: телик, телефон и плита.

Среда, 27 ноября

Целый день бесцельно бродила, как бездомная, по Кинге-роуд в ожидании, когда включат свет, газ и телефон. (Бездушные скоты из «Лондонских электросетей», «Бритиш телеком» и газовой компании не верят, что мои чеки затерялись где-то на почте.)

В поисках прибежища заглянула на минутку в отдел юмора к Уотерстоуну. Тут же в глаза бросилось: «Мужчины и женщины: два мира, два полюса». Неужели кто-то читает этот шовинистический бред? Вскоре управляющий попросил меня покинуть помещение: мол, мои фырканья и хихиканья мешают сосредоточиться посетителям из соседней секции по спиритизму и самосозерцанию.

Отправилась на поиски других недорогих развлечений. Поизгалялась над продавцом в «Рассел и Бромли»: перемерила двадцать шесть пар тапочек, а после расшвыряла их и ушла, ничего не купив.

Потом пошла в кафе «Республика» и там ненамеренно обидела официантов: заказала стакан воды из-под крана (с бесплатным ломтиком лимона) и, заняв столик, неспешно потягивала этот напиток в разгар обеденного часа пик. После обеда вновь почувствовала жажду и направилась в богатый «Блейкс-отель». Расположилась в холле – вдруг какой-нибудь перспективный бизнесмен средних лет захочет угостить меня выпивкой без задних мыслей.

Четверг, 28 ноября

Ранним утром покинула «Блейкс», стибрив из ванной бесплатное мыло.

Пятница, 29– ноября

Когда я совсем отчаялась, мне вдруг предложили писать информационный бюллетень для фирмы, где работает Анжела. Обычно эту скромную работу выполнял зам по маркетингу, но он слег с сильнейшей аллергией – напялил на себя побрякушки от «Джулс и К» с дешевой синтетической позолотой. Анжела решила использовать мои недюжинные литературные таланты. Согласилась только из-за того, что растранжирила пособие по безработице на грабительские штрафы за повторное подключение коммунальных услуг и непомерные представительские расходы.[10]

Теперь, когда я вернулась в рекламный бизнес, хотя очень скромно и на вольных хлебах, можно снова входить в «Зилли» с почти гордо поднятой головой и без бумажного кулька.

Суббота, 30 ноября

Вчера вечером почерпнула из надежного источника, что у Себастьяна смертельное кожное заболевание и долго он не протянет. Значит, я обязана проводить его в последний путь. Купила букетик дешевых цветов у нищей торговки рядом с супермаркетом и поехала к Себастьяну и его мамаше в Хакни отдать последний долг.

К моему крайнему отвращению, Прыщ Ходячий оказался абсолютно жив и здоров, У него просто сыпь, что, к сожалению, не помешало ему выдвинуть жалкие оправдания по поводу давнишней истории с портфолио. Заметив меня на пороге своей мрачной, душной спальни, Себастьян начал ныть, что, мол, я вопиюще злоупотребляю своей ролью общественного комментатора, а затем попросил воздержаться от публикации «ужасных, лживых измышлений» в «Лондонском сплетнике» – он, видите ли, стал посмешищем среди друзей.

Я вихрем выскочила из дома, горя обидой и яростью на несправедливые обвинения. Все-таки у меня, как и у большинства уважающих себя журналистов из национальных утренних таблоидов, есть то, что обычно называют моралью.

Воскресенье, 1 декабри

Поскольку делать больше нечего, кроме как писать книгу, направилась в Сохо, чтобы с помощью младшего бармена Теддингтона осушить погребок «Кареты и лошадей». Хитрый жук Теддингтон тут же начал эксплуатировать мои солидные связи. Не успела я подойти к стойке, как он нетерпеливо подбежал и стал расспрашивать, показала ли я рукопись агентше, как обещала.

Не вдаваясь в подробности, что я использовала его макулатуру для сокращения отопительных счетов, говорю, что показала и что агентша предложила ему опубликоваться за свой счет. Когда мой обезумевший от горя друг ретировался туда, где ему и место – мыть мои стаканы, – я почувствовала на себе ядовитый взгляд его музы. Видимо, ей тоже пришлось пойти в официантки, чтобы поддержать семейный бюджет. Я ответила не менее ядовитым взглядом, потому что не следует материально поощрять литературные амбиции Теддингтона – таково мое твердое мнение.

Понедельник,2 декабря

Только что позвонила издательница. До сих пор терпеливая и понимающая, на этот раз она начала угрожать. Ей мало первого листа с заглавием и последнего с аннотацией, которые я передала. У нее хватает нахальства требовать, чтобы я заполнила пространство между ними.

Я творческая личность, поэтому чрезвычайно творчески объяснила, что не закончила «31/2 минуты», так как у меня сильнейший приступ посттравматического стресса после сексуальной пытки с мистером Импотентом. После мучительно долгой, зловещей паузы издательница поставила ультиматум: если к следующему вторнику я не представлю, по меньшей мере, половину рукописи, она «вынудит» вернуть аванс.

Легче сказать, чем сделать, едва не ответила я. Все надежно хранится в кассах бутиков и баров на Кинге-роуд.

Вторник, 3 декабря

Рано утром в поисках литературного вдохновения и мусорного контейнера для трех бутылок из-под «Абсолюта» заметила на стоянке у дома незнакомый «порше». Огляделась, вижу: возле подъезда стоит грузовик с вещами, а рядом – красавец мужчина, новый жилец. Я поднялась вслед за ним; оказывается, он вселился в вечно пустующую квартиру прямо напротив моей.

Остаток дня никак не могла сосредоточиться на работе – в голове вертелись гадкие, но чувственные мысли.

Вторник, 4 декабря

Несколько часов подряд провела в безуспешных попытках приняться за «31/2 минуты»: сидела, согнувшись, в коридоре, все надеялась привлечь внимание симпатичного соседа. Творческому процессу сильно мешают докучливые приятели со своими дурацкими проблемами. Всякий раз, как звонит телефон, кидаюсь в комнату с риском споткнуться о провод, протянутый к ноутбуку от розетки.

Первый звонок от рыдающей Анжелы. Эта дурочка только сейчас обнаружила, что беременна и через два месяца родит. (Не смогла отличить предродового пуза от предменструального вздутия. Еще бы, ведь она бросила школу как раз, когда начался курс полового воспитания.) Потом позвонила Софи и кислым тоном промямлила, что ужасно рада слышать о возобновлении моего договора. Она тоже возвращается в «Лондонский сплетник», хотя на гораздо меньший гонорар, чем раньше. Окончательно доконал Теддингтон. Он невнятно рыдал – я не совсем поняла о чем, потому, что повесила трубку, предварительно послав его куда подальше. Если у него беда, пусть звонит по телефону доверия. Я занята, у меня книга горит.

Среда, 5 декабря

Предприняла вылазку в местную библиотеку. Решила порыться на полках в поисках вдохновения для моей фривольной книги. Добренькая библиотекарша совершенно не поняла вопрос и направила меня к Хемингуэю, Чосеру и каким-то латиноамериканцам с непроизносимыми фамилиями.

Самостоятельно нашла секцию «Любовь и отношения» и взяла «Правила». Дома погрузилась на несколько часов в это неувядающее руководство по завоеванию мужских сердец. Несколько идей вполне могут пригодиться, когда буду кокетливо дежурить в коридоре.

Наконец около восьми вечера мой бодрый сосед с дипломатом в руке вышел из лифта. Он глянул на меня, сардонически вскинул брови и решительно направился в свою обитель, очаровательным образом захлопнув за собой дверь. Надо было спросить, где он допоздна шлялся, но не стоит проявлять напористость при знакомстве. Поэтому играю по «Правилам»: пусть поревнует, увидев меня с другим мужчиной. Не важно, что обедаю я с подозрительно посвежевшим Фергюсоном и молодящимся Марвином в «Индийской звезде».

Фергюсон безумно влюблен в Марвина. Они познакомились вчера вечером на Клапам-Коммон, и Фергюсон уже одолжил ему лучшую пару кожаных штанов. Увы, их отношения вряд ли будут продолжительными. Марвину пятьдесят, он женат, имеет пятерых детей и высокую должность в дипломатическом корпусе. К тому же он канадец, хотя и с чувством юмора: смеялся моим шуткам о том, что канадцы его начисто лишены.

Фергюсон, как обычно, постарался привлечь внимание к себе: поспешно прервал меня и спросил, не виделась ли я в последнее время с Фебой. Хихикая, добавил, что моя старая подруга неузнаваемо изменилась. Я так же шутливо ответила, к несказанному веселью Марвина (и досаде Фергюсона), что Феба, по счастью, не заразилась его стремлением выглядеть моложе своих лет.

Пятница,6 декабря

Обязательная Элиза прибежала ко мне в обеденный перерыв, захватив электродрель. В окрестностях ее дома мужчины не появляются уже в течение трех лет, вот она и научилась делать всю мужскую работу. Я, разумеется, не преминула этим воспользоваться – упросила ее просверлить дырочку во входной двери, чтобы наблюдать за новым предметом моей страсти из более укромного места.

Элиза робко предположила, что я свихнулась – надо просто постучаться к нему и предложить близкие отношения. Я ответила, что нет ничего более отвратительного, чем баба, пристающая к мужику. Элиза ошеломленно глянула на меня, но я протянула зачитанный до дыр томик «Правил». Откуда ей иметь представление о романтическом этикете!

После обеда сделала перерыв, а то глаза устали смотреть в дырочку. Проверила почту – а там письмо из Совета по искусству. Моя последняя заявка на грант отклонена, потому что работа недотягивает до требуемого уровня. Приятно слышать. Я и прежде считала, что заслуги Толстого чрезмерно раздуты.

Суббота,7 декабря

Поскольку леди пристало быть недоступной для мужчины, за которого она собирается замуж, я очень неохотно согласилась провести выходные у Софи на ферме: она собралась в те края на вечеринку к друзьям. День закончился в каком-то застекленном «павильоне» в Глостершире, за много миль от ближайшего мало-мальски привлекательного мужчины. Похоже, здесь живут исключительно кривоногие заросшие типы на мотоциклах с полулитровыми движками. Они только и умеют, что гонять на заднем колесе по внутреннему дворику.

Четыре банки «Хуча», которыми меня угостили, не исправили впечатление. Единственный персонаж, кому стоило строить глазки, – мрачный тип, похожий на пастуха; он тихо сидел за столиком в углу, а женщины выстроились в очередь, чтобы с ним познакомиться. Я в отличие от сельских простушек сидела с отчужденно-соблазнительным видом и демонстративно не обращала на него внимания. Он, в свою очередь, делал вид, будто не замечает меня, хоть и не смог сдержать восхищенного взгляда, когда я осушила высокий бокал пива за три с половиной секунды.

Вернулась на ферму в два ночи, слегка на бровях. Услужливая мама Софи очень удивилась, когда я направилась прямиком в комнату для гостей. Она спросила, может, мне будет удобнее в спальне Софи.

Определенно нет, отрезала я. Ни за что не усну в окружении плакатов с вездеходами «Тонка той» и военными машинами «Экшн мэн».

Воскресенье, 8 декабря

Пять часов кошмарного похмелья. Бродила по саду, мимо пруда с утками, коровника и тракторного парка в надежде, что Софи окажет услугу горячо любимой тяжелобольной подруге и отвезет меня в назад, в Лондон.

Софи, видимо, тоже сильно не в духе. Возможно, это как-то связано с ночным инцидентом: когда она со странным блеском в глазах появилась в дверях спальни, я в потемках приняла ее за сбежавшую корову и огрела по голове кувшином с водой.

Когда Софи все-таки отвезла меня домой, ни разу не улыбнувшись и даже не буркнув «до свидания», я немедленно уселась к наблюдательному пункту у двери. Мое терпение было вознаграждено примерно в десять вечера. Но, увы, моя прекрасная жертва оказалась отцом-одиночкой. Он уходил, таща за собой маленького мальчика с чемоданчиком в руке. Придется забыть о романтике: я еще определенно не созрела для семьи.

Понедельник,9 декабря

В семь утра неожиданно позвонила мама и спросила, почему я не забираю их с папой со станции Кингс-Кросс.

Через час, после минуты неудобного молчания у бюро находок, я с ужасом узнала, что предки проделали весь этот путь из Барнсли в вагоне второго класса, почему-то вообразив, будто я согласна принять их у себя на неделю.

Спокойно объяснила, что не припоминаю такого сумасбродного обещания – разместить их у себя и показать Лондон. А даже если и так, я не ожидала, что они окажутся настолько бесчувственными и поймают меня на слове. Ведь знают же, насколько я занята, – на мне висит просроченная книга, да еще отчаянные попытки найти мужчину, который не может иметь детей.

Когда я мягко, но настойчиво подталкивала их к очереди в кассу, папу чуть не хватил удар прямо на людях. Некрасиво получилось. Постаралась успокоить его, напомнила про изумительные пейзажи по дороге в Барнсли.

Остаток дня провалялась больная. Думаю, во мне проснулась совесть. К счастью, вечером сумела вспомнить о многочисленных детских обидах (включая случай, когда меня бросили в торговом центре без родительской кредитки – а ведь мне было всего восемнадцать). Пожалуй, я имею право быть ущербной дочерью.

Вторник, 10 декабря

Литературные попытки опять разбились вдребезги – позвонил мой бывший босс из агентства и попросил об одолжении. Я решила, что «одолжение» значит «написать рекламу и потребовать за это приличные бабки», и сломя голову понеслась на помощь. Люблю, когда сильные мужчины ползают у меня в ногах и просят прощения за прошлые ошибки.

Воображение уже рисует радужную картину: шеф сообразил, что корень всех бед не я, а Себастьян. Наверное, пригласит меня к нашему старому водопою у «Зилли» и в слезах попросит вернуться, поскольку так и не нашел мне адекватной замены (неудивительно, потому что большинство копирайтеров просто не умеют писать). Я, конечно, скажу, что теперь смотрю свысока на рекламу сардин, но так и быть, готова простить былые обиды, а потом попытаюсь споить его и самой возглавить агентство – нелегкая задача, учитывая, что пьет он на двадцать лет дольше меня.

И тут облом! Приехав, узнаю, что прежний босс просит меня бесплатно сыграть роль внештатного сотрудника и посидеть за одним из множества свободных столов. Нужно убедить какого-то важного клиента, что, несмотря на недавние массовые увольнения, в фирме царит деловая активность. Похоже, положение и впрямь отчаянное: даже уборщицу посадили к «Макинтошу». Уставилась на мышь, словно впервые видит. (У гостей глаза на лоб вылезли, когда на просьбу продемонстрировать работу уборщица начала протирать экран монитора.)

От меня, к счастью, потребовалось лишь спрятаться за журналом «Мэри-Клер» и притворяться, что изучаю рекламу конкурентов. Совсем как в добрые старые времена, за исключением, конечно, того, что тогда мне за это действительно платили.

Не очень обрадовалась, узнав, что Церберша заняла половину нашего с Себастьяном бывшего кабинета. Похоже, дела в агентстве так плохи, что теперь она пытается делать и мою работу. Представляю, что из этого получится. Прогнала ее назад, к коммутатору.

Даже Элиза, бухгалтерша, совмещает работу зама по производству, делопроизводителя и, что совсем ужасно, девочки на побегушках – носит шефу чай. Пришлось прогнать ее на кухню вместе с омерзительным розовым варевом, которое она мне притащила.

Среда, 11 декабря

Сегодня придется держать ответ – почему мой вклад в «З1/2 минуты» до сих пор не составил ни единого слова. Поразмыслив как следует, решила разыграть собственное похищение.

Прикрыла телефонную трубку платком, набрала номер издательства в Эдинбурге и хриплым голосом потребовала соединить с издательницей. К сожалению, грандиозный план рухнул – она уехала минимум на неделю куда-то на юг по неотложным делам. В глубочайшей обиде повесила трубку. Какая необязательность!

Четверг, 12 декабря

Пожаловалась агентше на ненадежную, недосягаемую издательницу, а та, забыв, кто ее кормит, заявила, что я сама виновата. Я просрочила рукопись на месяц, так что издательнице пришлось сломя голову мчаться за границу успокаивать взбешенного типографа – у него машины перегрелись из-за вынужденного простоя. Сам виноват, оборвала я ее. Нечего оборудовать типографию всяким хламом местного производства, и вообще на чьей она стороне? Агентша тут же пошла на попятный, пригласила меня к себе на рождественскую вечеринку. Я, как всегда, начала уклончиво мычать и хмыкать. В голосе агентши появились панические нотки. Еще бы, я же ее самая знаменитая клиентка. Благосклонно отклонила предложение.

После обеда заскочила беременная подруга Анжела. Пришла, шмякнулась на доселе непродавленную софу и объявила, что собирается замуж за Оболтуса. Это еще ничего, но она хочет, чтобы я была посаженой матерью на свадьбе, поскольку для подружки явно старовата. Сказать прямо «нет» нельзя – я ее «самая старая подруга» (так Анжеле нравится считать), поэтому, поворчав, согласилась. Первым делом оговорила условия: свидетель должен быть одиноким и привлекательным; мне будет дозволено прийти в коротком черном платье по собственному выбору; от меня не потребуют присутствия на предсвадебных репетициях. Набросала условия на бумаге, заставила подписать.

После этого потребовала ответа: как она ухитрилась меня найти? Когда мы говорили в последний раз, я намеренно дала ложный адрес. Анжела рассказала, что после бесплодных многочасовых блужданий по городу просто позвонила в «Лондонский сплетник» и сказала, что она – моя горячая поклонница.

Вопиющая неделикатность со стороны газеты. Я же строжайше запретила давать мой настоящий адрес посторонним, если это не мужчины.

Пятница, 13 декабря

Не написала пока ни одной рождественской открытки: хочу прежде разделить моих многочисленных знакомых на настоящих друзей и проходимцев, липнущих к знаменитостям. От них ухе прохода не стало. Подсчеты лишь подтвердили тайное подозрение: все вокруг пользуются моей дружбой, а сами ничего взамен не дают. Хоть бы кто прислал маленький презент, а то на двустороннем скотче, который я приклеила к стене, до сих пор трепыхается лишь злополучная моль.

Все же это еще не повод для паники. Все утро с безразличным видом проболталась около почтового ящика.

Почтальон – наглый тип и вечно опаздывает. Он заявился ближе к вечеру. Мы обменялись парой дежурных оскорблений, и я получила от него лишь пару счетов и не очень приветливую открытку от мамы «С днем рождения, доченька». Настроение сразу испортилось: ведь через неделю, в субботу, мне исполнится тридцать лет.

А еще это означает, что мне осталось каких-нибудь семь дней на то, чтобы бросить глупые, несерьезные привычки вроде курения, пьянок и бесплатного секса.

Суббота, 14 декабря

Проснулась с сильным кашлем. Гляжу – к кровати прикован наручниками незнакомый мужчина. Как он сюда попал – не имею представления. Последнее, что запомнилось, – как сильно за полночь сидела в каком-то паршивом ночном клубе в Сохо и пила, чтобы забыть о надвигающемся старческом слабоумии.

Пришлось оставить его на моих лучших простынях, потому что не знаю, где ключи от наручников. Кроме того, мне надо уходить – я собираюсь потратить налоговый возврат. (После невероятной волокиты и придирчивых аудиторских проверок налоговое управление, наконец, сподобилось прислать чек на две тысячи фунтов. К счастью, большинство чиновников живут за пределами Лондона: откуда им знать, что Пол Смит и «Дольче и Габбана» никакие не юрисконсульты и не финансовые советники. А если они по ошибке решили, что салон «Хабитат» продает офисную мебель, то это не моя вина.)

Потратила внезапно привалившее богатство на Кингс-роуд – накупила новых тряпок на зиму и домашнюю мебель под цвет нового гардероба. Сложила все квитанции для финансового отчета в новенькую японскую, ручной работы, лаковую шкатулку и помчалась домой вызывать слесаря.

Едва освободившись, мой неблагодарный гость кинулся на волю – я даже не успела сунуть ему мелочь на автобус или спросить, как его зовут. Слесарь был немало удивлен происходящим, особенно когда я отказалась платить. Сказала, чтобы выставил счет домовладельцу – якобы за ремонт замысловатого замка на входной двери.

Воскресенье, 15 декабря

Почти весь день, ворча, соскабливала свечной воск с матраца. Ну и нудное занятие. В то же время в душе радовалась, что до сих пор выгляжу невинной, а значит, молодой, раз сумела заманить мужика на такие дела, о которых он раньше только читал в журнале «Космополитен» у своей подружки.

Потом неожиданно приперся Теддингтон и все испортил. Роняя слезы на мой новехонький кофейный столик от Аэро (квитанция № 23, офисный стол), он поведал свое горе: оказывается, муза его оставила, потому что друзья из него веревки вьют, и вообще он слишком подвержен чужому влиянию.

Иногда быть жестоким лучше, чем нежным, особенно с Теддингтоном. Сказала, что он сам виноват, жалкий размазня, а музе просто до смерти надоело содержать такого неудачника. Затем заставила сводить меня во «Френч-хаус» – даром, что ли, я столько времени выслушивала его нытье.

Понедельник, 16 декабря

Обнаружила в челке три седых волоса. Какой ужас, ведь за оставшиеся пять дней я должна обязательно найти себе парня, чтобы получить на приличный подарок ко дню рождения.

Немедленно кинулась в салон-парикмахерскую на Кингс-роуд спасать бренную красу и наткнулась на чудика Фергюсона, закутанного в целлофан. Он нехотя сообщил, что сегодня улетает в Марокко, чтобы навсегда порвать со старым любовником Марвином. В салон пришел, чтобы немного осветлить волосы, – через неделю, когда он вернется в Лондон, они должны выглядеть натурально выгоревшими. Долго же ему придется объяснять дружкам в Марракеше, почему шевелюра приобрела от солнца стойкий красный оттенок – парикмахер-практикант что-то напутал с краской.

Мой личный эксперт по волосам выдернул нахальные серебряные нити из натуральных льняных волос. Пришла домой, проверила почту. Потрясена до глубины души – в ящике всего две рождественские открытки – от бухгалтера и от адвоката. Уверена, их включат в стоимость услуг в следующем квартале – по крайней мере, краснобай-адвокат. Он прислал звуковую открытку. Как это замечательно – бесплатно слушать его прекрасно модулированный французский прононс. Бросилась к телефону, дрожащими пальцами набрала номер. Увы, надежды рухнули – в трубке забубнил голос секретаря (родом из Бирмингема, выговор соответствующий): «Всем счастливого Рождества! Мы в Вудкоке, Баум и Дюжон».

Вторник, 17 декабря

Сегодня пришли еще две неожиданные рождественские открытки: одна от хозяина прачечной (явно набивается на денежную премию к празднику), другая – к несказанному изумлению – от Себастьяна, с набросанным от руки рисунком. Судя по этому ужастику, можно сказать, что: 1) он так и не научился рисовать; 2) он хочет заключить перемирие; 3) он очень надеется, что у меня предпраздничное настроение.

На открытке нацарапано подобие северного оленя, который умоляет: «Пожалуйста, давай помиримся». Вздохнула тяжко, вложила ее обратно в конверт и написала: «Не по адресу», а на обратной стороне добавила: «Отвянь, Рудольф».

Среда. 18 декабря

Сегодня почтовая служба совершенно обошла меня вниманием, и в душе зародилась тревога. Проснулась врожденная и безнадежная страсть быть желанной, не важно для кого. Купила в Вулворте упаковку рождественских открыток и разослала так называемым «друзьям».

Затем, когда дальше оттягивать было уже некуда, провела остаток дня взаперти в попытке сварганить книгу быстрее, чем Барбара Картленд. У меня есть предчувствие, что завтра, когда я прилечу в Эдинбург, издательница обязательно поинтересуется, где «31/2 минуты». Еще бы, я заставила ее раскошелиться на билет.

К полуночи, расцветив опыт прежних любовных похождений прилагательными, наречиями и предлогами, ухитрилась выдать на-гора манускрипт в пятьдесят тысяч слов.

Не понимаю, как это некоторые авторы могут так подолгу писать.

Четверг, 19 декабря

Прибыла в Эдинбург. Цель поездки – сугубо деловая; пусть подавятся шпионы из налогового управления, если читают мою статью. Я. даже не взяла свою обычную одежду от шикарных модельеров, а надела скромный, костюм «Скотч Хауз». Еще примут за лондонскую туристку и ограбят прямо на улице. Решение тем более разумное, что меня запихнули в занюханную экскурсионную гостиницу. Чайник в каждом номере – предмет непомерной гордости хозяев. Чтобы сделать им приятное, выпила пять чашек растворимого кофе, дожидаясь, пока агентша (она решила сопровождать меня до Шотландии, чтобы я не сбежала по дороге) утянет меня в «Мальмезон» и угостит чем-нибудь покрепче.

Вскоре я уже потягивала шампанское на деньги агентши (то есть, в конечном счете, все равно, считай, на мои). Агентша шутит, что мне надо больше писать, тогда пьянки войдут у нее в привычку. Хотела сказать, что с моей продуктивностью ей скоро придется перейти на денатурат, но промолчала.

Пятница, 20 декабря

С утра помчалась на Принсесс-стрит, чтобы шикарно, но разумно приодеться на церемонию встречи и передачи рукописи. От старых привычек трудно отказаться: купила маленькое черное платье (авторская модель). Его можно носить и к брюкам в качестве маечки.

В издательстве сотрудники толпой повалили в зал заседаний – так хотелось первыми пожать руку будущей великой знаменитости. Брюзга-издательница первым делом потребовала рукопись. Вырвала из рук и тут же рассовала замам по производству, а те раздали машинисткам.

Когда съели весь луковый суп по-французски, руководящий состав неохотно отчалил, а меня оставили на вечер в компании младших сотрудников из рекламного отдела. Мы вызвали такси и отправились в «Погребок» на пирушку.

Во время поездки с типичным шотландским таксистом-самоубийцей я вдруг заметила привлекательнейшего молодого человека. Он был достаточно безрассуден, чтобы переходить улицу по «зебре» в час пик. Пора ловить удачу – вырвала руль и резко повернула в сторону моего избранника. Как только удалось привлечь его внимание, дала по тормозам, чтобы не доводить до беды. Избранник шмякнулся о ветровое стекло и, пробив его, приземлился мне на колени.

К счастью, я не пострадала, хотя, признаюсь, немного перепугалась. Пригласила нового гостя в «Погребок», но он отпросился, сославшись на головную боль. Делать нечего, пришлось высадить его у ближайшей больницы, заставив, конечно, скинуться на проезд. Потом придумали таксисту легенду об аварии для страховой компании, и, наконец, я прибыла в бар в целости и сохранности. Пиарщики представили меня очень шумной американке – их приятельнице. Она, как и я, – молодое и многообещающее дарование. Более того, она почему-то почувствовала во мне конкурентку и повела себя агрессивно.

Чтобы она не комплексовала, назвала цифру моего аванса, намеренно ее занизив. Все равно оказалась на высоте, потому что моя книга продается в Ирландии, а ее нет.

Суббота, 21 декабря

Катин день рождения

Проснулась – и к зеркалу: не появились ли новые морщины. Слава Богу, со вчерашнего дня ни одной. Позвонила домой проверить автоответчик на предмет поздравлений. Абсолютный нуль, если, конечно, не считать за поздравления оскорбительную тираду от владельца прачечной – премия, видите ли, показалась ему маловатой – и короткого напоминания, что закончилась моя подписка на «Фонтан молодости».

В таком немного меланхоличном состоянии явилась на рождественскую вечеринку к издательнице. Печально объявила гостям, что сегодня день моего рождения. Все внимание тут же переключилось на меня. Издательница вскоре тактично ушла спать, так что я осталась за хозяйку. С прискорбием обнаружила, что мужчин среди талантов нет, не считая пары ди-джеев, нескольких престарелых актеров, швейцарского наркоторговца по имени Клод и очень юной, но перспективной четверки рок-музыкантов.

Поскольку певец привез с собой группу поддержки, а таскать под ручку ударника или басиста я отказалась, так и быть, позволила соло-гитаристу вертеться рядом весь вечер, но позже, во время танцев, отшила его. Еще не хватало, чтобы мне припаяли совращение малолетнего.

В два ночи ушла с вечеринки в еще более подавленном настроении. Всем известно: первый признак старости – когда начинают липнуть подростки.

Воскресенье, 22 декабря

В самолете сообщила доверчивым сотрудникам «Бритиш эйруэйс», что сегодня мой день рождения, и меня усадили в первый класс. Богатые бизнесмены так не привыкли видеть в салоне молоденьких девушек (стюардессы редко выглядят моложе, чем на сорок), что я, пока шла между рядами, всем существом ощущала сексуальное напряжение. В итоге мне предложили одиннадцать визитных карточек, из которых я приняла только три.

Понедельник, 23 декабря

Позвонила двум управляющим и одному председателю совета директоров и договорилась о встречах за праздничным новогодним столом. Разумеется, я не собираюсь идти на свидание с типами, которые знакомятся с девочками в самолетах. Однако как приятно обломать рождественский отпуск трем богатым и влиятельным мужчинам.

Вторник, 24 декабря

Сочельник

Так всегда. Только я освободилась и собралась вести бурную общественную жизнь, как друзья меня покинули – они проводят Рождество в кругу семьи. Я, увы, не могу демонстрировать стойкую приверженность семейным узам: издательница не велела уезжать из города на какое-то время – вдруг у нее появятся вопросы по рукописи.

Поскольку заняться больше нечем, решила побегать по магазинам, но на этот раз не для себя, а для других. Вообще-то мне больше нравится получать, чем давать, но приходится считаться с условностями. Отправилась на Оксфорд-стрит с перечнем, написанным прямо на руке (в целом доме нет листка бумаги). Моя щедрость, простирающаяся от запястья до самого плеча, включает крем для снятия макияжа Фергюсону, коробку конфет «Свидание» для Элизы, зеркало для Софи, книгу по половому воспитанию для Анжелы и тюбик помады, не оставляющей пятен, для Фебы. В последний раз, когда она целовалась со своим женатым другом, оставила на его воротнике след на долгую-долгую память. Насчет Карлотты, Бигглса и родителей пока нет определенных идей, поэтому написала их в конце списка, почти под мышкой, а раздеваться прямо на улице я сегодня не в настроении.[11]

Пять часов бесплодной борьбы с толпой. Пришла домой, закрыла дверь, окна, задернула занавески. Затем вырубила телефон, телик и приготовилась к завтрашнему дню. Сделаю вид, что это не Рождество.

Среда, 25 декабря

Рождество

…неумолимо напомнило о себе. Едва проснувшись, с разочарованием увидела привычную картину: соль для ванн, поваренные книга и чиппендейловские календари под моим огромным кактусом. Немного повалялась в постели, жалея себя, встала, подошла к холодильнику. Открыла один из лучших подарков (в форме, бутылки), что приготовила для самой себя.

Отрезанная от внешнего мира, почувствовала себя ненужной и нелюбимой. Хотела найти утешение – позвонила маме в Барнсли с оплатой за счет абонента.

Она сказала, что не может долго говорить, потому что должна присматривать за заключенным, которого Карлотта привела на праздники домой. Он напал с ножом на рассыльного из пиццерии, и теперь мама окончательно спятила – прячет все острые предметы (равно как и дорогие, например стереосистему и видик). Все семейство Ливингстонов сидит как на иголках – этот Карлоттин уголовничек заявил, что ему надоела индейка и ветчина, и угрожает заказать пиццу. Типичная для нашей семьи мелодрама. Теперь я понимаю, почему предпочла провести Рождество в одиночном заключении.

Четверг, 26 декабря

День раздачи подарков

Открыла дверь, чтобы выпустить водочные испарения и табачный дым, и вижу – стоит мой бывший со стаканом. Интуиция подсказала, что он пришел не за горстью сахара, потому что знает – я жратву в доме не держу.

Давненько он не попадался мне на пути. Когда срок судебного запрета истек, бывший Ромео внезапно охладел к романтике – перестал бегать наперегонки с моей машиной и лазать ко мне по водостоку на четвертый этаж. Теперь, кажется, я неумышленно выбила его из равновесия фривольной колонкой в «Лондонском сплетнике» и последним откровением в известном дамском журнале. Ясное дело, я пользуюсь большим успехом у противоположного пола, нежели он. Проливаю бальзам на его душевные раны, заверив, что мои последние двадцать восемь интрижек ровным счетом ничего не значат, после чего требую рождественский подарок.

Вручив мне чек на нищенскую сумму, бывший ушел, явно умиротворенный.

Пятница, 27 декабря

Сегодня деловая встреча с Анжелой: буду делать еще один бюллетень для «Джулс и К0». Фирме так понравилась моя предыдущая работа («Бери-лианты: бери и умри!!!!!!!»), что они не стали оспаривать счет, который я им послала (скорее всего, потому, что еще не получили). На сей раз, я решила заявить о своих правах, и потребовала деловой обед. К сожалению, прижимистая Анжела выбрала «Гарнфункель» на Брент-кросс. Покуда я накачивалась выпивкой, она морочила мне голову рассказом о свадебных приготовлениях. Пусть морочит – ведь она оплачивает счет.

Не помню, как добралась до дома. Свалилась в постель не раздеваясь. Очнулась от странного звука: словно какой-то грязный старикашка сопит у меня в ногах. К сожалению, это оказался барсук ростом метр семьдесят – он залез ко мне на балкон и уселся на перила. Выглянула в окно и швырнула в него водочной бутылкой.

Бутылка и барсук шлепнулись с шестого этажа в кусты, а я тут же ощутила угрызения совести – бутылка-то была наполовину полной. Два часа лазила по зарослям. Ни бутылки, ни раненого зверя, но зато заметила своего бывшего. Он, прихрамывая, удалялся в лучах заходящего солнца. На нем был запачканный меховой костюм в черно-белую полоску.

Суббота, 28 декабря

Соседи сплетничают о внезапном нашествии лесных тварей, которые бродят вокруг моей квартиры. На двери стали появляться записки. «Содержать животных запрещено», – написано на одной; «Здесь вам не зоопарк», – услужливо вторит другая; «Убедительно просим убрать выдру из прихожей», – упрашивает третья.

Чтобы раз и навсегда покончить с безобразием, решила выследить виновника. Вон он, притаился под лестницей, изображает из себя кролика-великана – спасибо костюмеру из Национального театра.

Пригрозила выйти за него замуж и нарожать детей, если не прекратит звериные представления. В глазах бывшего за кроличьей маской появилось знакомое испуганное выражение, и он начал нести чепуху о том, что «нуждается в пространстве». Так и подмывало сказать, чтобы за пространством шел в НАСА космонавтом, но в порыве женского разочарования запустила в него тарелкой. Тоже летающее блюдце. Пусть соседи звонят в общество охраны животных.

Воскресенье, 29 декабря

Недовольные соседи, похоже, решили не давать мне проходу. Внезапный визит домовладелицы после анонимки – наглядное тому подтверждение.

Эти гады заявили, что у меня регулярно срабатывает и раздражающе звенит пожарная защита (идиотская система такая чувствительная, что и покурить как следует нельзя), а также что я сушу на балконе панталоны (это, несомненно, капают толстухи: завидуют, что я влезаю в трусы пятьдесят шестого размера).

Я почти успокоила хозяйку, но тут она заметила стойкое черное пятно на ковре, напоминающее формой мой ультрапаровой утюг, а потом увидела, что мусоропровод засорился (это я пыталась запихать в него прошлогодние телефонные справочники). И еще, по-моему, хозяйке очень не понравилось состояние садика на балконе – я намеренно сделала из него эстетически привлекательный, не требующий ухода пустынный уголок.

Понедельник, 30 декабря

Вымоталась до упаду, пытаясь провести в жизнь проект озеленения балкона. К вечеру включила воду, чтобы принять освежающую ванну, и вдруг вижу – за окном спальни разъяренная летающая лисица ростом метр семьдесят, с нейлоновым хвостом, висит на суку напротив моего окна, вот-вот упадет. Пока я звонила в управление по борьбе с сельхозвредителями, а они, в свою очередь, предлагали позвонить в психлечебницу, вся квартира наполнилась водой.

Когда наводнение спало, дошла вброд до спальни. Все мои друзья решили, что я жажду умереть от удара током при попытке снять трубку, поэтому трезвонили без умолку, но я предусмотрительно не подходила к телефону.

Вторник, 31 декабря

Снова утомительные звонки, один из них от хозяйки насчет моей небольшой оплошности и наводнения. Определенно дело рук неблагодарных соседей снизу. Они вчера вернулись домой после отпуска и очень расстроились, не пойму из-за чего. Заодно и ковер постирали задаром.

В обед поймала на Комптон-стрит хирургически омоложенного и безнадежно расстроенного Фергюсона. Он хныкал и скрежетал плохо подогнанными новыми зубами. Подозревает, что у Адольфа интрижка на стороне – тот стал опаздывать на еженедельный сеанс массажа. Если честно, мне кажется, это может быть правдой – с новыми зубами Фергюсон стал похож на жеребца, к тому же не очень привлекательного.

Сегодня канун Нового года, и Фергюсон отправился на разведку в мужскую уборную, а я на скорую руку набросала перечень благих намерений, перед тем как отправиться к Элизе в Камден, чтобы безрассудно пропьянствовать всю ночь. Вот мои намерения: перед полуночью бросаю нажираться текилой; в полночь бросаю целоваться с другими пьяными гуляками; после полуночи бросаю искушать самого симпатичного любителя целоваться, – таким образом, останется приятное воспоминание и не придется выгонять его пинком, потому что в постели он бесполезен.

Вернулась домой под вечер и обнаружила, что на двери сменили замок, а мои шмотки выбросили на улицу.

Среда, 1 января

Новый год

Кайфую на ортопедическом матрасе у Элизы в Камдене, потягиваю дрянное домашнее вино и в душе радуюсь, что нарушила взятые обязательства в первые же три минуты нового года. Впрочем, это не мешает мне сопереживать всем беженцам планеты. Меня вот, например, согнали с насиженного места из-за культурного взаимонепонимания между мной и квартирной хозяйкой.

Разумеется, я сделала все возможное, чтобы обжиться у Элизы как дома, но все же чувствую себя изгнанницей. Элиза считает, что я преувеличиваю. Ну-ну. Не очень-то радушно она повела себя вчера вечером, когда грузчики свалили фургон моих вещей посреди ее гостиной, попутно опрокинув резное банановое дерево с острова Бали. Кажется, я немного подлила масла в огонь, когда в разразившейся перепалке взяла сторону рабочих, заявив, что мои картонные коробки значительно оживили тот этнический кошмар, который Элиза развела у себя в квартире.

Кроме того, ей, по-моему, не понравилось, что мужик, на которого она положила глаз вчера во время вечеринки, сегодня утром, покачиваясь, вышел из комнаты, где ночевала я. Пусть лучше скажет спасибо, что я спасла ее гостя от проклятия Намамбо.

Четверг, 2 января

Элиза нарочно приготовила отвратительный завтрак и улизнула на мою прежнюю работу. Пришлось самой сметать со стола тарелки, чашки и бокалы в агрегат, который я приняла за посудомоечную машину. Поставила ее на «максимум» и давай обзванивать друзей, благо за телефон платить не мне. Друзей десятки, и каждому надо сообщить, где я, – на всякий случай: вдруг они забеспокоятся или пригласят пожить у себя, когда Элизе надоест моя привычка расходовать всю горячую воду по утрам.

Пока не поступило ни одного конкретного приглашения, хотя Теддингтон предложил уголок у себя – теперь, когда муза ушла, освободилось место. Разумеется, я отказалась – не хватало переселиться в сарай и погрязнуть в капремонте.

Пятница, 3 января

В шесть утра Элиза, поджав губы, вломилась ко мне с завтраком на одноразовых пластиковых тарелках и утренним выпуском газеты бесплатных объявлений. Она тактично не стала напоминать, что вчера я раздолбала ее фарфоровый чайный сервиз на двадцать четыре персоны, сунув его в электрическую духовку с принудительной конвекцией. Я тоже решила сделать ей приятное: обвела ручкой несколько объявлений в разделе «сдается жилье».

Оставив газету в обнадеживающей близости от телефона, улизнула в Уимблдон, чтобы съесть чего-нибудь поприличнее за счет Анжелы. Та явилась в беременном платье из магазина уцененных товаров, обвешанная камешками своей фирмы (назвать их полудрагоценными язык не поворачивается), и объявила, что «Джулс и K°» не по карману мои неофициальные расценки и обеды «для особо важных клиентов».

Предложение расплачиваться со мной побрякушками, пусть даже и не вызывающими аллергию, я отвергла и, расторгнув таким образом наши деловые отношения, занялась более насущными проблемами, – например, как отговорить Анжелу от самоубийственного брака с Оболтусом.

С первых же слов выяснилось, что дела у них далеко не безоблачные. Например, ее крохобор-жених купил обручальные кольца на январской распродаже. Странно еще, что ему не пришло в голову выбрать их в зимнем каталоге «Джулс и K°».

Несмотря на мои протесты и уговоры, Анжела твердо решила сыграть свадьбу. Она хочет, чтобы у ее ребенка был отец, пусть даже из тех, которые считают, что «Донна Каран» – это ливанская закусочная.

Суббота, 4 января

В комнате минус два. Остается только изнывать от жары в общественной сауне вместе с теплолюбивым Фергюсоном. Завернулась в громадное полотенце и смотрю на чужой, целлюлит. Фергюсону плевать на мои трудности, он без умолку тараторит о своем новом дружке Форесте. Этот Форест увлекается эзотерикой, медитацией и релаксацией. В обмен на определенные отношения Фергюсон согласился раз в неделю бесплатно убирать ему квартиру. Печально, но даже мысль о том, как этот пижон скачет в наряде горничной и смахивает пыль, не улучшила моего настроения.

Через пять часов сауны почувствовала себя больной и измотанной, а что самое страшное, не удостоилась даже взгляда от загорелых адонисов у бассейна. Увидев мое побледневшее от ужаса лицо и забыв, что сам он две недели жарился под ультрафиолетовой лампой в солярии, Фергюсон стал уверять, будто «загадочная бледность» сейчас в моде. Пропустила его идиотские утешения мимо ушей и купила по дороге к Элизе тюбик автозагара.

Воскресенье, 5 января

Стук в дверь. Не отвечаю. Это принесли утреннюю газету. Тихонько вылезаю, беру.

Все из-за того, что я вся в гадких оранжевых разводах с головы до пят. Пришлось почти весь день проваляться на Элизиной ситцевой постели. Небеленые простыни укоряют меня своим бронзовым загаром за то, что не прочла инструкцию на тюбике.

Вечером по-прежнему такая холодрыга, что делать ничего не возможно. Для согрева смотрела по телику теннисный турнир в Австралии. Зачем игроки тратят силы на беготню? По мне, так им просто надо встать посреди корта и ждать, пока соперник сварится на месте.

Элиза тем временем вертится под ногами со своей дурацкой уборкой и готовкой. Как надоела!

Понедельник, 6 января

Искусственный загар немного сошел, так что вышла пообедать, чтобы не есть отвратную Элизину стряпню. Впервые поступилась своим правилом не ходить в такие места, где нельзя курить: пошла в кинотеатр «Вирджин» на Вулман-роуд и смотрела дневной детский фильм про индейцев в безумно натопленном зале. Когда же подошло время взрослых сеансов, пришлось покинуть теплое пристанище: на хорошие фильмы все билеты проданы, а терпеть два часа Кевина Костнера я отказываюсь – лучше замерзнуть.

Вторник, 7 января

На улице и в доме похолодало еще сильнее. Элиза оставила умеренно агрессивную записку на холодильнике: мол, если хочу, чтобы она меня кормила, то должна купить продуктов.

Это было последней каплей. Элиза, наверное, вообразила, что мне нравится ее ужасная стряпня. Ни минуты долее! Она заслужила, чтобы я ее бросила.

Позвонила маме в Барнсли и сказала, что собираюсь погостить у них, пока окончательно не встану на ноги. Потом Теддингтону: потребовала профинансировать билет первого класса, потому что знаю – ему платят наличкой. Он очень благодарен, что я не сообщаю о его черном заработке в управление социального страхования, поэтому с радостью пришел на помощь.

Среда, 8 января

Стою, согнувшись, над унитазом в Йоркшире и проклинаю день, когда родилась на свет. Предки определенно не забыли, как я развернула их на Кингс-Кросс в прошлом году, и теперь решили всеми силами испортить мое пребывание «на севере». С тех пор как мать сбила на машине корову херефордской породы, родители стали убежденными вегетарианцами и встретили меня должным образом – на завтрак, обед и ужин подается какое-то гнусное зеленое месиво. Если бы не знала, подумала бы, что меня кормят сеном. Отец стрижет газоны; надо обратить внимание на уровень компоста в яме.

Что еще хуже, мать переделала мою детскую спальню в оранжерею, так что я теперь вынуждена привыкать к бугристой родительской кровати непомерных размеров. Сами они перебрались в сарай во дворе. Самое ужасное – мне велели курить на улице, потому что у отца астма. Это в такой-то холод!

Так я очень быстро скачусь и стану испорченным, дерзким ребенком, заявила я. На отца это не подействовало. Он сказал, что я всегда была именно такой.

Ушла, хлопнув дверью, в спальню, даже не поцеловав их на ночь.

Четверг, 9 января

В шесть утра постучалась мать и спросила, не надо ли чего постирать. Указала на чемоданы «Луи Вуиттон» у изголовья и снова завалилась спать.

Около полудня выползла из кровати. Ну и захолустье – совершенно нечего делать. Побрела с мамой осматривать окрестности – ей надо в соседнюю деревню запастись фасолью и мюсли, потому что кульки из ее буфета мистически исчезли этой ночью.

Заказала порцию кофе в деревенской забегаловке. Официантка посмотрела на меня в упор пустыми глазами. Чтобы не усложнять дело, попросила вместо кофе факты. Мать, видимо, решила довести наши и без того натянутые отношения до разрыва: спросила о моей несуществующей личной жизни. Я бы взорвалась немедленно, если б не местные – они уже облепили нас, глазея на мои модные тряпки.

Вечером – не лучше: проторчала с Карлоттой в каком-то безобразном пабе в захудалом районе Барнсли.

Родители попросили ее жить отдельно. Она распрощалась с хахалем-уголовником за то, что тот спер ее сезонный железнодорожный билет, и теперь, к сожалению, свободна, как птица. Значит, я теперь становлюсь участницей ее брачных ритуалов, которые обычно проходят так: она пялится в упор на самого отвратительного типа в пабе, пока тот не раскошелится ей на выпивку.

Среди такого отребья я чувствую себя совершенно беспомощной, но принципы и дух соперничества не позволяют отступиться. Два заросших кретина из байкерской шайки «Череп» мигом реагируют на мои сигналы.

Пятница, 19 января

Если бы кто-то фотографировал с Луны, он мог бы запечатлеть страдающую глубоким похмельем горожанку (которая больше никогда, никогда, никогда не будет выделываться на «Харлее» после бутылки рома); она сидит, опершись на мешок цемента, курит «Мальборо» и смотрит, как ее мать возводит Великую йоркширскую стену. Родительский дом стоит на насыпи из шлака, поэтому мать решила оживить пейзаж тесаным камнем. В конце концов, я устала смотреть, как она замешивает пятидесятикилограммовые бадьи цемента и таскает наверх двенадцатитонные камни, и пошла домой. Обзвонила всех друзей в Лондоне – вдруг кто-нибудь желает спасти меня из добровольного изгнания.

К счастью, богатая наследница и по совместительству профессиональная охотница за женихами, Франджипани, сказала, что ей надо срочно мчаться в Гонконг, чтобы втереться в доверие к богатой, но очень больной родственнице. Значит, какое-то время мне придется присматривать за ее домом – заложенным-перезаложенным особняком на Примроуз-хилл. К сожалению, я не могу въехать, пока Франджипани не выедет, Это означает еще три дня пытки. Честно говоря, не ожидала такой щедрости. Восемь месяцев назад у нее расторглась помолвка с биржевиком-миллионером: Франджипани заподозрила – и не без основания, – что он втайне заглядывается на меня. С тех пор мы не разговаривали.

Суббота, 11 января

Чтобы еще несколько дней не заниматься валкой деревьев, одолжила у матери подержанный «эскорт» и отправилась в Шеффилд. Поездка оказалась сущим кошмаром. Мое средство передвижения, оказывается, напрочь лишено таких второстепенных мелочей, как отрегулированный развал, подвеска, тормозные колодки и зеркало заднего обзора. Зато, поскольку здесь деревня, можно не закрывать двери. И вообще, я умею пользоваться только автоматической системой закрывания.

Большую половину дня провела, прячась за вешалками с одеждой в торговом центре. Шеффилд – крохотный городишко, и я раз десять едва не столкнулась с бывшими кавалерами, чьи сердца жестоко разбила еще подростком. Ясное дело, они на меня обижены. Когда же, наконец, добралась до машины, оказалось, ее нет на месте.

Не скажу, что мать приняла новость с восторгом. Я напомнила, что в сарае лежит прекрасная газонокосилка на ходу, но даже это ее не очень обрадовало.

Вескресенье, 12 января

Позвонили из полиции, что нашли мамин «эскорт». Протолкав бедную, развалюшку мимо шести светофоров на красный свет и под тремя «кирпичами», угонщики бросили ее на краю свалки.

На радостях закатили пир. По счастью, тот же воришка, который свистнул мюсли и фасоль, прихватил заодно ореховую массу, так что мать согласилась раз в жизни поесть по-человечески. Конечно, ей пришлось ненадолго отвернуться, пока я засовывала в печку кусок мяса.

Понедельник, 13 января

Последние несколько часов вдали от культуры. На вокзале мать в слезах протянула мне прощальный подарок – дешевенький брелок в форме силосной башни. Как только предки повернули к выходу, сунула бесполезный подарок в рюкзак ничего не подозревающему попутчику.

Вторник, 14 января

Вернулась в Лондон и направилась прямиком в эдвардианский особняк Франджипани. Я не поклонница стриженых газонов, но лучше уж Примроуз-хилл, чем самодельное святилище Элизы в Камдене или кальвинистский домик моих родителей в Барнсли.

Франджипани, истинная филантропка, не потребовала с меня арендной платы, а сказала, что будет рада помочь бездомным, Лично я подозреваю, что на самом деле ей не с кем оставить Лестера, исключительно дорогого и редкого китайского мопса, которого я только что обнаружила перед входной дверью.

Еще Франджипани попросила брать деньга из толстой пачки на кухне – расплачиваться с уборщицей-македонкой и садовником-китайцем. По-моему, держать садовника – глупая расточительность; лично я не собираюсь плескаться в исполинском бассейне или прогуливаться по газонам, подстриженным маникюрными ножницами.

Немедленно уволила садовника – пусть иммиграционная служба выдворяет его обратно на родину. Уборщицу, впрочем, в последнюю минуту решила оставить. Ради такой чести – ишачить на знаменитую колумнистку (и будущую великую писательницу) – она согласилась выполнять всю домашнюю работу за полцены.

Среда, 15 января

Приятно провела утро: бродила по десяти спальням, четырем ванным, двум кухням и бальному залу, шарила в ящиках и на полках, пытаясь вычислить капитал отсутствующей подруги.

Дошла до жести миллионов фунтов (и это еще обойдя не весь дом), поняла, какая я нищая, и поехала в «Макдоиалдс» обедать. Ужаснулась (но ничуть не удивилась), увидев, что за прилавком нервно ежится мой старый враг Себастьян. Мы люди взрослые, разумные, поэтому он не плюнул мне в куриные наггетсы, а я не стала слишком громко смеяться над его сеточкой для волос. Поговорили на тему, которая интересует обоих: какая я успешная и какой он неудачник.

Потом в качестве наглой взятки он подсунул мне лишний пакетик горчичного соуса, а я в благодарность назвала адреса трех рекламных агентств, которые (точно знаю) не собираются в ближайшее время брать новых сотрудников.

Четверг, 16 января

Почти не сплю, и все из-за проклятого мопса. Охотно бы от него избавилась, но Франджипани, видимо, заранее предусмотрела такую возможность и предупредила все местные собачьи приюты, чтобы Лестера у меня не брали.

Делить постель с жирным мопсом, который постоянно портит воздух и тянет одеяло на себя, – вроде бы небольшая плата за проживание в шикарном особняке, но я не позволю, чтобы какой-нибудь кобель наваливался на меня посреди ночи и громко сопел в ухо – разве что он прежде наденет мне на палец обручальное кольцо.

Пятница, 17 января

Проверила почтовый ящик Франджипани и убедилась, что британская почта и впрямь способна справиться с непростой задачей – переадресовать корреспонденцию. Нашла открытку от Каллиопы: она сбежала из Алжира, направляется в Штаты и ехидно благодарит за то, что я не сообщила в Британское посольство о ее похищении.

Обвинение совершенно необоснованное: я не поняла, что ее последняя открытка была завуалированным криком о помощи. Не мудрено, поскольку ближневосточная цензура вымарала слова «заложница», «выкуп» и «отвратительная кормежка».

Следующее ведро помоев вылила на меня литагентша, когда я позвонила узнать, как продвигается книжка, С риском потерять процент от будущих шедевров она мягко укорила меня за внезапное исчезновение.

Видимо, для издательского мира две недели – огромный срок, и в мое отсутствие литагентша вынуждена была самостоятельно принять несколько «ответственных решений». А именно: согласилась с художником, что название будет крупнее фамилии автора; с редактором, что можно выбросить наиболее увлекательные и живописные постельные сцены; с издательницей, что я – самый трудный автор на их жизненном пути.

Чего они ждали, яростно подумала я, швыряя телефонный аппарат в стеклянную дверь. Творческой личности положено быть немного неуравновешенной.

Суббота, 18 января

Застряла между вражескими окопами у черта на куличках и проклинаю час, когда, пойдя на поводу у Себастьяна, ввязалась в дурацкие военные игры.

Наивно поверила, что мой лютый недруг предлагает мировую. Утром он позвонил поблагодарить за адреса рекламных агентств, которые я ему давеча дала. Потом спросил, не хочу ли я поиграть в пейнтбол, а то у них не хватает игроков. Не хотелось принимать протянутую Себастьяном оливковую ветвь, но решила поехать – вдруг встречу мужиков, которых не испугает сильная женщина.

Первые сомнения в мирных намерениях Себастьяна закрались, когда стало ясно, что мы в разных командах. Не стала рисковать и расстреляла его в упор до начала игры, пока он только натягивал пулезащитный комбинезон. Как только бывшего никчемного арт-директора вертолетом увезли в больницу, началось ужас что: эти полоумные обормоты, его дружки, принялись со всей дури палить в меня.

Вернулась в особняк под вечер, вся в синяках. Лестер очень обижен, что я до сих пор не вывела его на прогулку. Зловредный мопс нарыл ям в безупречно ухоженных газонах и раскопал все цветочные клумбы.

Воскресенье, 19 января

Привязала Лестера к антикварной чугунной вешалке. Подлый пес обслюнявил сандалии от Маноло Бланика, которые я подарила себе на Рождество (потому что никто другой не удосужился). В полном отчаянии позвонила Теддингтону как единственному знакомому эксперту по содержанию домашних животных (у него на складе как-то завелись крысы). И на тебе, трубку берет его бывшая муза! Говорит, он в больнице: прыгал с дельтапланом в Дувре и врезался в особо неподатливую скалу. ПосколькуТеддингтон никогда не отличался спортивными наклонностями, думаю, эта сумасшедшая выходка – последняя надежда вернуть бывшую пассию, доказать, что он настоящий мужчина, а не типичный современный слюнтяй.

Не без угрызений совести отказалась навестить его в больнице. Слушать Теддингтона, у которого появился законный повод для нытья, – выше моих сил. И потом, он наверняка в одной палате с Себастьяном, а я слышала, что родственники охраняют моего врага день и ночь – не хватало только нарваться на сцену из «Крестного отца».

Понедельник, 20 января

Встала пораньше, чтобы не пропустить час пик. Выпустила Лестера из дома. Выкатила на проезжую часть теннисный мячик и нечаянно оставила ворота открытыми.

Вторник, 21 января

Лестеру мало, что вчера по его вине перед домом Франджипани столкнулись пять автомобилей (все в лепешку). Сегодня он подгрыз ножку у дубового антикварного стола пятнадцатого века и, что хуже, едва не укусил меня, когда я била его по голове собачьей миской веджвудского фарфора. (Хотя миска была совсем не тяжелая, потому что пустая – я все забываю купить еду.)

Надеюсь отыскать отзывчивого ветеринара, который положил бы конец моим страданиям.

Среда, 22 января

Не нашла понимания у ветеринаров, поэтому нечаянно срезала Лестеру именные бирки с ошейника и неосторожно спустила его с поводка рядом с зоомагазином по пути к Кингс-Кросс, где собиралась встретиться с Фебой.

Еле узнала старую подругу в белокуром парике, полихлорвиниловой мини-юбке и сапогах-чулках.

Промаявшись десять лет в любовницах, Феба окончательно разочаровалась в людях и решила: коли спать с женатыми, то не за бесплатно.

Обменялись опытом и прикинули: если бы я брала деньги за все услуги, оказанные мужской половине человечества, то давно могла бы завлечь юного красавчика альфонса вместо всех тех нищих маразматиков, которые за мной увиваются.

Четверг, 23 января

Кстати, о нищих маразматиках: позвонил бывший. В отчаянной попытке вычеркнуть меня из сердца и найти работу он уехал в Австралию и работает экскурсоводом на молодежном туристическом маршруте (ума не приложу, как его туда взяли: ему за сорок, чему свидетельство – солидное брюшко).

Однако, видимо, из сентиментальности он периодически звонит по мобильному и отключается сразу, как я возьму трубку, – наверное, проверяет, что я не развлекаюсь с другими мужчинами.

Пятница, 24 января

С превеликой неохотой и только на радостях, что ему пришлось пережить тяжелейшую операцию по пересадке селезенки взамен порванной при неудачных занятиях дельтапланеризмом (и откуда во мне такая кровожадность?), согласилась встретиться с Теддингтоном в «Энгус Стейкхаус» на Оксфорд-стрит.

Не обращая внимания на доносящееся из кухни жалобное мычание и на то, как Теддингтон неаппетитно вынимает изо рта куски рогов и копыт, плюнула кровью в официанта, который понял мое слово «слабозажаренный» как «еще заметно дышащий». Потом, не слушая жалобы Теддингтона на музу (которую ничуть не растрогали его воздушные подвиги), потащила его в соседнее кафе – пусть закажет более удобоваримый источник гемоглобина. Там ко мне пристал какой-то америкашка – думал, я угощу его пивом только за то, что он спутал меня с Камерон Диас.

Суббота, 25 января

Вынуждена была встать ни свет, ни заря, чтобы попасть в церковь – исключительно ради Анжелиной свадьбы. Удачно пропустив скоропалительную помолвку и скомканный девичник, думала заодно проманкировать торопливой церемонией и поспешным угощением в китайском ресторанчике. Однако в последний момент решила пойти: все-таки я свидетельница. Пусть на Анжелиной свадебкой фотографии будет хоть одно приятное лицо.

В церкви все пошло наперекосяк, особенно когда Анжелин папаша поймал жениха, бежавшего почему-то не к алтарю, а к выходу. Под конец исключительно нудной церемонии Анжела разрыдалась – думаю, не столько от полноты чувств, сколько от того, что жених, говоря «да», украдкой бросал на меня страстные взгляды.

Разочаровала подружек невесты, поймав букет. Должна признаться, это было несложно: я в лайкровом мини-платье оказалась куда проворнее, чем они в своих викторианских оборках.

Воскресенье, 26 января

Очередной докучный звонок от бывшего, который по-прежнему развлекает туристов в Австралии. Впрочем, думаю, на этот раз он позвонил ненамеренно, потому что не заметил, как я сняла трубку. Скорее всего, мобильник лежал у него в кармане и кнопка повторного звонка нажалась сама собой. В итоге мне пришлось два часа слушать, как он пыхтит, поднимаясь на Айерс-рок, прежде чем у мобильного сели батарейки. Предпочла бы не слушать, как он совершает смертельное для человека такой комплекции восхождение, но трубку не вешала – у моего бывшего тарифный план с низкой абонентской платой. Можно надеяться, что каждая минута обошлась ему примерно в сто фунтов.

Понедельник, 27 января

Характерная история – впервые в этом году купила продукты в магазине и тут же вынуждена была спустить их в мусоропровод: прочла в женском журнале, что продукты длительного хранения содержат консерванты, вызывающие преждевременное старение.

Похоже, придется обходиться свежими фруктами, овощами и собачьим кормом (который зазря стоит в буфетной с тех самых пор, как шесть дней назад трагически пропал Лестер).

Вторник, 28 января

После совершенно отвратительного завтрака вынуждена была мчаться в аэропорт – забирать тяжелобеременную Анжелу. Она в полной истерике: вынуждена была прервать медовый месяц на Тосса-дель-Мар. Уверена, она застукала милого за извращенным занятием – покупкой маек местного производства.

Прожив в счастливом браке три дня и две ночи, Анжела уже подумывает о разводе. Говорит, что Оболтус, быть может, не идеальный муж. Хотелось ответить: «О чем ты, милочка, думала, когда он на первом свидании затаскивал тебя в свой драндулет?»

Мужественно удержалась от дешевых попреков, сочувственно посопела, отвезла Анжелу домой и сказала, что всегда готова прийти на выручку ей и будущей крошке. Думаю, что ничем не рискую, – наверняка к концу недели они с Оболтусом помирятся.

Среда, 29 января

Попробовала собачий корм. Теперь понимаю, почему Лестер вечно ходил по дому с такой кислой миной.

Четверг, 30 января

Проснулась в холодном поту: услышала в ночной телепередаче, что женщинам после тридцати пяти приходится довольствоваться мужчинами по вызову, вечеринками «для тех, кому за…» и кошками – а у меня на все это страшная аллергия.

Помчалась к доктору Амуру и сказала, что у меня женские проблемы. Тот, превратно истолковав диагноз, который я себе поставила, достал резиновые перчатки и гинекологическое зеркало. Пришлось объяснить, что у меня проблемы совершенно иного толка: психосоматическое расстройство на почве сексуальной подавленности, поскольку я уже некоторое время не предавалась бешеной страсти с представителем противоположного пола.

Подозреваю, что красавчик доктор охотно удовлетворил бы меня здесь и сейчас, однако он проявил похвальную выдержку и назвал адрес известного психолога в Блумсбери.

Выяснив, что психолог – разведенный и разговорчивый мужчина, вышла от врача слегка окрыленной: по крайней мере, мне будет на ком попрактиковать женские чары.

Пятница, 31 января

Зла, как черт. Выбросила на ветер несколько сот долларов, только чтобы выслушать от очкастого зануды, что причины моих любовных неудач – в эгоцентричной самовлюбленности. Хотелось спросить: «А чего бы иначе я стала сюда переться и сидеть у вас шесть с половиной часов?»

Решила заручиться мнением незаинтересованной стороны и позвонила брату Бигллсу в Сенегал, где тот по-прежнему травит с самолета посевы. Когда я, наконец, сделала короткую паузу – перевести дыхание, Биллс признал, что у меня действительно есть привычка монополизировать беседу, и подтверждение тому – счета за наши с ним телефонные разговоры.

Суббота, 1 февраля

Решила вести новую жизнь до тех пор, пока заарканю своего Ромео. Вошла в «Кафе де Пари», подсела к первому же мужику, который бросил на меня заинтересованный взгляд, прикусила язык и стала слушать, как он рассказывает о себе.

Кончилось тем, что я заснула в кафе.

Воскресенье, 2 февраля

Решила излить мои любовные горести Теддингтону в «Карете и лошадях».

Теддингтон щедро плеснул мне «Абсолюта» в пол-литровую кружку и, не успела я открыть рот, спросил, нельзя ли в моей колонке продернуть его недругов. Я взяла за правило не писать о социальных несправедливостях, чтобы не показаться пристрастной. В итоге чуть не поперхнулась водкой, торопясь выпить ее одним глотком – боялась, что горе-литератор, услышав отказ, вырвет у меня кружку.

По счастью, Теддингтон сильно заторможенный и цедит слова в час по чайной ложке, так что я успела выпить и эту порцию, и еще несколько, прежде чем он изложил суть дела. Наконец грохнула об стол кружкой из-под водки и коротко ответила, что не стану писать о его контрах с медицинской страховой компанией – у меня есть дела поважнее, но рада слышать о начавшейся продолжительной тяжбе – по крайней мере у него, не останется времени на дурную прозу.

Понедельник, 3 февраля

Похмелье такое, что не могу шевелиться, а уж тем более – идти и знакомиться с мужчинами.

Вторник, 4 февраля

Вечером отправилась с Фергюсоном на вечеринку «для тех, кому за тридцать», замаскированную под конкурс бальных танцев неподалеку от площади Пиккадилли. Фергюсон в перьях и блестках выглядит ужасно, но я, так и быть, составила ему компанию, потому, что он снова без партнера. (Прежняя любовь – Форест, тот самый, который увлекается эзотерикой, отменил визиты горничной, после того как Фергюсон, протирая каминную полку, нечаянно тронул его целительные кристаллы.)

Как только вошли в зал, сгрузила Фергюсона другому гомику, а сама решительно направилась в угол, где стояли гетеросексуалы. Выбор, честно скажу, был невелик, но я все-таки ухватила дядечку с самой густой перхотью и поволокла танцевать. Абсолютно не ведая о феминизме и равноправии, мой партнер попытался вести. Последовала короткая борьба, в результате которой он оказался на лопатках, а я – к разочарованию дядечки – отнюдь не пала ему на грудь.

Среда, 5 февраля

Сижу в позе лотоса посреди склада в Камдене и бросаю испепеляющие взгляды на Элизу – она сказала, что тут самое место знакомиться с мужиками. Надо было сообразить, что мужчина, который занимается йогой, вряд ли бросит меня на капот своего «БМВ» и замучает любовью, прежде чем вытащить пухлый бумажник. Кроме того, решительно не понимаю, как можно расслабиться, сидя на холодном жестком полу с риском заработать грыжу и геморрой.

Четверг, 6 февраля

В последней отчаянной попытке избежать одинокой старости направилась в рабочий паб на окраине города вместе с удачливой шлюшкой Фебой. Заведение, объяснила она, старомодное, чисто мужское, так что от мужиков придется отбиваться моей сумочкой «Прада». И впрямь наше появление было встречено гробовой тишиной. Хотелось бы думать, что все смолкли от восхищения, хотя, полагаю, здешние посетители просто никогда не видели женщину в платье из натурального волокна. А может быть, дело в Фебе, которая теперь везде ходит с плеткой и в черной маске на молнии.

Мы взяли по пиву (на просьбу о банановом дайкири бармен сделал непонимающее лицо), и мужчины возобновили разговор. Когда один из них начал ругаться и немного увлёкся, другой ткнул его локтем в бок и попросил «не выражаться, потому что здесь дамы». Конечно, приятно видеть, что на окраинах Лондона еще жива рыцарская учтивость, но слово «дамы» неприятно резануло мне слух – в нем слышится явная дискриминация по возрасту.

Пятница, 7 февраля

Вооружилась ведерной банкой корректирующей жидкости и весь день замазывала год рождения в паспорте и водительских правах.

Процесс прервался, когда позвонил один из семи телефонов Франджипани. Филантропка сообщила, что вернется раньше намеченного, поскольку умасливать аристократических родственничков в Гонконге – слишком большая плата за долю в наследстве.

Новость, мягко говоря, привела меня в легкую панику. Чуть не слиняла в ночи, представив, в какую ярость придет Франджипани, узнав, что я уволила садовника, подумываю переманить уборщицу-македонку и сплавила с глаз долой Лестера – мопса настолько породистого, что кредит на покупку дома брали под залог его родословной.

Суббота, 8 февраля

Подделка документов сильно затруднила мою личную жизнь, поэтому решила использовать свою популярнейшую газетную колонку в качестве персональной службы знакомств. Увы, мне пишут исключительно отчаявшиеся психи – непонятно почему, ведь я стараюсь выставить себя в самом привлекательном свете.

Единственный нормальный воздыхатель за всю эту неделю – Фрэнк из Финчли. Пишет, что ему семьдесят, он пенсионер и экономит на леденцах, чтобы покупать «Лондонский сплетник» и читать о моих юношеских безумствах.

Написала строгий, но дружеский ответ, что не заинтересована в знакомстве, если только он не похож на Шона Коннери или не застрахован на семизначную сумму.

Воскресенье, 9 февраля

С утра пораньше вышла охотиться на мужчин. Направилась в Гайд-парк, расставила хитрый проволочный силок и стала ждать, когда какой-нибудь пузатенький бизнесмен – любитель побегать трусцой – рухнет к моим ногам и будет вынужден свести более близкое знакомство. За полдня улов составили две старушки и пудель… Утратила всякий охотничий азарт и ушла домой.

Понедельник, 10 февраля

По-прежнему не готова безропотно превращаться в старую деву и собираюсь за отмеренный мне краткий срок отыскать спутника жизни. Особенно остро почувствовала эту необходимость после встречи с Софи в баре «Ночная кошка».

Вежливо выслушивала жалобы на горестную участь одинокой лесбиянки, потом не выдержала и грубо ответила, что не вижу поводов для беспокойства: если верить статистике, количество одиноких женщин старше тридцати пяти оставляет ей огромный простор для выбора.

Вторник, 11 февраля

Последние остатки самоуважения разбились вдребезги.

Сегодня утром бывший заявился абсолютно не таясь и без всякой аппаратуры для внешнего наблюдения. Стоял перед дверью со всей гордостью и бесстрашием, на какие способен взрослый дядя, одетый только в кожаные ковбойские штаны и собачий ошейник. Насколько я сумела понять (а надо сказать, из-за пышных усов речь его стала довольно неразборчивой), за время пребывания в Австралии его мужская дружба с одним из туристов переросла в нечто большее, и мне с этой стороны больше опасаться нечего. В итоге заявление, которое я недавно отнесла в полицию, лишилось всякого смысла и грозит не столько подчеркнуть мою желанность, сколько сделать меня предметом насмешек.

Одно утешение: бывший поклялся, что смена ориентации связана не с нашим четырехлетним романом, а с более ранней детской травмой, когда его заставляли смотреть голливудские музыкальные комедии.

Бывший ушел в голубую даль, я бросилась звонить Ферпосону, но тот вместо моральной поддержки только спросил телефон моего бывшего.

Среда, 12 февраля

В тщетной попытке поднять себе настроение обошла книжные магазины на Черинг-Кросс-роуд, представляя «31/2 минуты» на их полках. Только время зря потеряла.

Четверг, 13 февраля

Тоска перешла в глубочайшую депрессию после визита Анжелы: ока заявилась без звонка, грохнула на стол заявление о разводе и сказала, что, поддавшись на мои уговоры, решила дать Оболтусу пинка, поэтому мне и вести ее в роддом, когда придет срок.

Пятница, 14 февраля

Валентинов день

Исключительно скудный урожай в этом году. Одна завуалированная угроза смерти от Себастьяна в виде траурного венка (видимо, он так и не забыл пейнтбольной шутки – вот злопамятный!) и одна алая роза на лобовом стекле автомобиля. Поскольку тайные воздыхатели, как правило, оказываются либо уродами, либо психами, я протянула поперек лобового стекла колючую проволоку с запиской: «Еще раз оставишь тут мертвые растения – пеняй на себя».

Покуда я готовилась выйти на ночную охоту с подругой по несчастью Элизой, позвонила перекати-поле Каллиопа. Сказала, что ее временно приютила в Нью-Йорке ассоциация молодых христианок, и еще, что исколесила Азию, Ближний Восток и Европу, но так и не нашла, кто бы захотел с ней переспать.

Убийственная новость. Если в путешествии через полмира никто на нее ни разу не покусился, где уж мне поймать счастье, фланируя взад-вперед по Кингс-роуд.

Суббота, 15 февраля

Во второй половине дня выпихнула из постели дюжего жеребца-бармена и отправилась в Сохо – бывший босс пригласил на обед в недорогой ресторанчик. Надеется заманить меня обратно в агентство – Церберша, которая теперь исполняет мои обязанности, стала вести себя как настоящий творческий работник, то есть запросила немыслимую оплату.

С ужасом узнала, что в основном зале не курят – дымить пожалуйте в бар. Перебралась туда вместе с тарелкой, оставив шефа в одиночестве за накрытым на двоих столиком. Общались на расстоянии при помощи жестов: он десятью пальцами показывал, сколько собирается мне платить, а я фигурой из трех отвергла это предложение.

Воскресенье, 16 февраля

Благодетельница Франджипани вернулась из Гонконга, застала в особняке полный бардак (я как раз ногтями отскребала корректирующую жидкость от антикварного лакового стола) и любезно предложила поселить меня на месяц в «Хилтоне» – пока отыщу себе жилье. Приступ щедрости объяснился просто: хоть двоюродная бабка Амелия, вопреки ожиданиям, и не сыграла в ящик, зато Франджипани за время недолгого визита сумела-таки подцепить холостого банкира. У него три ювелирных магазина в Лондоне и шикарная гостиница на острове недалеко от Квинсланда.

Услышав все это, подумала было затребовать еще более фешенебельный отель, но вовремя сдержалась. Боюсь, когда Франджипани узнает, что Лестер вовсе не в ближайшем собачьем косметическом салоне, где ему делают очередную лицевую подтяжку, мне придется довольствоваться ночлежкой.

Понедельник, 17 февраля

Проснулась и узнала, что Франджипани заботливо сложила мои чемоданы и заказала такси до отеля.

Номер не ахти, зато мини-бар глубокий и вместительный. Коридорный, наверное, несколько удивился, когда я с ходу принялась прыгать на кровати, проверяя пружины, – вдруг ко мне ночью заглянет какой-нибудь гость мужской разновидности.

Вторник, 18 февраля

Утром открываю глаза и слышу, что со мной рядом тихонько посапывает Элиза. В первый жуткий миг подумала, что поддалась плотским соблазнам нетрадиционного толка. В памяти осталось совсем немного: вчера Элиза приперлась и стала уговаривать, чтобы я открыла четыре бутылки французского шампанского по сто фунтов за штуку, – видимо, в отместку за тот случай, когда я выпила все ее гадкое домашнее вино. По счастью, когда Элиза, наконец, проснулась, она не посмотрела на меня с нежностью и не предложила сочетаться браком. Так что, думаю, ничего между нами не было.

Вечером нагрянули другие друзья-халявщики (Фергюсон, Феба и Анжела) попользоваться моим мини-баром и услугами в номер. Думали, я плачу. Содрала с них по пять сотенных и осталась, таким образом, в солидном плюсе, потому что расплачиваюсь за все кредитной карточкой Франджипани.

Среда, 19 февраля

Утром, валяясь в постели, нечаянно включила канал для взрослых и увидела Джона Уэйна Боббита – того самого, которому жена отрезала член, – в действии. Не понимаю, чего ради он возился со всеми этими дорогущими микрохирургическими операциями по восстановлению и наращиванию – все равно ни одна женщина не почувствует разницы.

Четверг, 20 февраля

Вчерашние жалкие потуги мистера Боббита напомнили мне, что не всем нам одинаково везет в жизни.

Под натиском внезапно проснувшейся совести пригласила в номер нескольких беспризорных ребятишек – покормить и строго наставить на путь истинный.

Надо сказать, что я наткнулась на вопиющую неблагодарность. Мерзкие сопляки воротили нос от окуня на гриле и отказывались пить кока-колу, пока я не плесну туда виски. Мало этого, они еще и пытались стянуть полотенца, банные халаты, постельное белье, подушки, матрас, утюг, фен, телевизор и все остальное, что я намеревалась прихватить с собой из номера.

Пятница, 21 февраля

Пять дней подряд завтракала в постели и, наконец, поняла, что пресытилась роскошной жизнью. Надо сказать, вовремя, потому что Франджипани прислала факс: мол, хорошенького понемножку, и она аннулировала кредитку. Вот стерва! Наверное, узнала про Лестера.

Вынуждена была спуститься из номера и дожидаться, пока служащий отеля подгонит мою «хонду-сивик». Из машины стала названивать по мобильному «друзьям». Некоторые сразу отказывались принимать вызов, услышав, что оплата разговора будет произведена за их счет, другие категорически отвергли мое щедрое предложение пожить у них несколько месяцев. Не стала звонить только Софи (вдруг она неправильно меня поймет) и Анжеле (не ровен час она ухватится за возможность заполучить бесплатную няньку).

Суббота, 22 февраля

Проснулась на Фулхем-бродвей в пять минут девятого. Шея задубела, йоги свело. Поднимаю глаза и вижу, что мне под дворник подсовывают квитанцию на штраф – я поставила машину на тротуаре перед конторой по найму жилплощади. Хуже того, когда я просмотрела список свободных квартир, выяснилось, что единственную пристойную можно будто посмотреть только завтра.

Проглотила гордость, поехала в Кентиш и с несчастным видом встала перед Теддингтоновым складом. Мой друг-графоман наконец сжалился и сказал, что я могу остаться на ночь, если соглашусь прочесть первые главы его новой неудобоваримой книжонки.

Предпочла принять пузырек транквилизаторов от доктора Амура и переночевать в машине на соседней улице.

Воскресенье, 23 февраля

Спала так крепко, что не услышала сигнализацию, когда воры обчищали мою машину. Унесли все компакт-диски (за исключением Марайи Кэри, Селин Дион и «Лайтхаус фэмили»). Выбравшись на тротуар, увидела, что колпаки с колес тоже сняли. Немедленно получила непристойное предложение от бомжа-инвалида, который принял меня, нечесаную и помятую, за ночную бабочку.

Рванула к Элизе в Камден помыться и погладить одежду. Та нехотя запустила меня в ванную, старательно не замечая громких намеков, что такой статной красавице, как я, негоже ночевать в тесной «хонде-сивик». Когда я уходила, у Элизы проснулась совесть, и она в дверях сунула мне влажные салфетки и портативный утюг, который включается в прикуриватель автомобиля.

Поехала в Кенсингтон смотреть квартиру и услышала, что могу въехать во вторник, если представлю хотя бы одну рекомендацию с прошлого места жительства.

В качестве последнего средства дала телефон риэлтера, которого как-то допустила в свою койку, поддавшись очередному приступу неразборчивости.

Понедельник, 24 февраля

Провела жуткую ночь на исключительно шумной стоянке перед «Мак-авто». Проснулась от того, что какой-то юный хулиган попытался выкинуть обертку от биг-мака в мое приоткрытое окно. Я спросонок обычно не отличаюсь благодушием, поэтому скоро он у меня завопил, как поросенок. Стребовала сумму, на которую можно купить два гамбургера и чашечку крепкого кофе, и только после этого отпустила кнопку поднимания стекла, чтобы он смог выдернуть пальцы.

Такая нервотрепка, да еще до семи утра, совершенно выбила меня из колеи, поэтому решила поехать на Портобелло-роуд и заранее отыскать место для парковки – мы с Софи договорились в восемь вечера встретиться в «Графе Лонсдейле». К полуночи отыскала место под знаком «Стоянка запрещена» на одной из тех улочек, которые в темноте все на одно лицо, – особенно после двенадцати бокалов «Кровавой Мэри».

Едва войдя в бар, моя розовая подруга скорбно сообщила, что, не добившись взаимности от девушки своей мечты, намерена перейти линию фронта и попытать счастья с противоположным полом.

Я, естественно, пришла в ужас при мысли о дополнительной конкурентке. Такое предательство, холодно сказала я, снести невозможно, и лучше нам больше никогда не видеться.

Софи сглотнула и мужественно кивнула. Когда я величаво направилась через дверь к своему автомобилю, в глазах ее стояли слезы.

Вторник, 25 февраля

Провела унизительнейшие полночи в полицейском участке по ложному обвинению в попытке угнать чужую «хонду-сивик», которую я в легком подпитии приняла за свою (не ведая, что моего собственного четырехколесного друга увезли эвакуаторы), после чего вынуждена была заплатить грабительскую сумму за штрафную стоянку и, совершенно сломленная, отправилась на новую квартиру в Кенсингтоне.

Среда, 26 февраля

Приобретенное впопыхах жилье приносит все новые неприятные сюрпризы. В частности, только что обнаружила притаившуюся за дверью ванной стиральную машину. Это значит, что мне нечем будет оправдываться перед менее продвинутыми бой-френдами, когда те спрашивают, почему я до сих пор сдаю белье в прачечную.

Неприятный сюрприз номер два: выхожу забрать и прочесть почту предыдущего жильца и – бац! – напарываюсь на бассейн и спортзал, которыми не имею ни малейшего намерения пользоваться, поскольку стройна и грациозна от природы.

Боюсь, как только мои тучные от природы «друзья» проведают о бесплатном фитнес-центре, они зачастят в гости с пугающей регулярностью.

Четверг, 27 февраля

Несколько часов продрожала в нижнем белье, пытаясь запустить дурацкий агрегат и получить хоть что-нибудь чистое. Пересыпала стирального порошка и в итоге великолепно разыграла балет на льду, поскальзываясь и падая на полу в ванной. Спасла меня Элиза, которая приехала якобы навестить горячо любимую подругу, хотя спортивная сумка сразу выдала ее с головой.

Оставила эту лицемерку пыхтеть и отдуваться на велотренажере, а сама влезла в ее платье (которое оказалось чуть велико, потому что я на два размера стройнее) и махнула в «Лангак» – встречаться с Франджипани и ее новым ухажером.

Явно испугавшись, что ходячий пенсионный фонд предпочтет меня, Франджипани заявилась одна. Судя по тому, что шампанское лилось рекой, благодетельница простила мне пропажу мопса. Ничего удивительного, ведь благодаря этой истории она смогла получить за него страховку.

Пятница, 28 февраля

Как я и ожидала, слух о фитнес-центре распространился с немыслимой быстротой. Фергюсон и Феба, не сговариваясь, заявились с дешевыми подарками на новоселье в одной руке и купальными шапочками – в другой.

Только развернула их, сказав, чтобы больше не появлялись с тостерами и бокалами дешевле двадцати фунтов, как звонит Элиза и говорит, что вчера ее «фольксваген» сломался по пути домой и она по моей вине вынуждена была предстать перед автослесарем в одном спортивном трико, в результате чего впервые за три года заарканила парня.

Просто поразительно, как друзья умеют обернуть к собственной выгоде мои самые трагичные злоключения!