– С ума сошла? Как тебе вообще могло такое прийти в голову? О чём вы со стариком вообще думали?
Голос мужа, ещё никогда до этого раза не срывался на крик. Чувствовалось, что он уже на пределе. Но, я не могла стоять и спокойно смотреть на то, как его нерешительность грозит разрушить все наши мечты.
– Вик, милый, да пойми же, у нас, по сути, и выбора-то особого нет. Те, кто пытался украсть Мухиба, непременно вернутся. Кто, по-твоему, будет следующим после Джонсона? Ты? Или я? Неужели ты не понимаешь, что нам в любом случае нужно отсюда уезжать. И куда мы отправимся? У нас нет ни денег, ни связей, да ещё и конь редкой породы, постоянно привлекающий к себе не нужное внимание. И не смотри на меня так, – я ткнула пальцем ему в грудь. – Я ни в коем случае не соглашусь его продать. Слышишь? Ни за что!
Пыл Виктора постепенно пошёл на спад. Мои слова не были для него откровением, они отражали лишь реальную обстановку. Нам нужно уехать.
Мысли мужа были написаны на его лице. Он устал. Снова переезд, устройство на новом месте, начинание всего с нуля. Всё это чрезвычайно выматывало. Он мечтал о другом: тишине, покое, большом собственном доме, куче ребятишек и солидной практике. Я понимала и старалась поддержать его, поэтому выдвинула последний козырь:
– Дорогой, ты только подумай. В случае выигрыша у нас будет целая куча денег. Мы сможем построить дом, о котором всегда мечтали. Старик Джонсон верил в Мухиба, поверь и ты!
Колебания на его лице постепенно уступили место решимости:
– Чарли, ты действительно этого хочешь? Пойми, пути назад уже не будет.
– Милый, мы справимся. Клянусь тебе, у нас всё получится!
***
Мы стояли в вестибюле Комитета и ожидали, когда мистер Эберхайм примет нас. Симпатичная, средних лет секретарша, окинув мимолётным взглядом Вика, сосредоточила своё внимание на моей персоне. Оценивающе окинув взглядом с головы до ног, она, томно улыбнувшись и положив ногу на ногу, откинулась на стуле. Призыв в её глазах говорил яснее любых слов и, я бы непременно расхохоталась, если бы не вынуждающие сдерживаться обстоятельства. Вик, заметивший такую перемену в поведении женщины, лишь хмыкнул, и деликатно загородил меня собой.
Не тут-то было. Обойдя заграждение в виде моего спутника, она, ничуть не смущаясь, обратилась ко мне лично:
– Молодой человек, могу ли я предложить вам чего-нибудь?
Преодолевая смех, я уже было приготовилась предложить ей исчезнуть, как дверь отворилась, и мистер Эберхайм появившись на пороге, лично завёл нас в кабинет. Пожав плечами на разочарованный взгляд женщины, я вошла вслед за мужчинами.
Пока муж и председатель обсуждали детали предстоящего турнира, я украдкой кинула взгляд на своё отражение в небольшом зеркале в золочёной раме, висевшее на ближайшей ко мне стене.
Готовясь к сегодняшней встрече, мне пришлось до неузнаваемости изменить весь свой облик. Женщинам не дозволялось участие в таких соревнованиях, как международные конные скачки. И, если вдруг раскроется наш обман, то дисквалификация последует незамедлительно.
Помню, как в приютские времена я мечтала о длинных косах, но, к сожалению, для профилактики появления у нас вшей, всех девочек нещадно стригли "под тифозных". В эту минуту глядя на отросшие ниже плеч белокурые локоны, которые считала своим главным украшением, мне нужно было решиться на то, чтобы остричь их вновь. Глубоко вздохнув, и зажмурившись чтобы не передумать, я поднесла ножницы к первой пряди, когда услышала с порога окрик Вика:
– Отрежь хоть волосок, и я придушу тебя собственными руками!
Ему легко говорить, а мне-то что делать? Как оказалось, мой благоверный всё же нашёл решение проблемы. Зайдя к местному парикмахеру, он приобрёл у него парик из натуральных волос каштанового цвета, из тех, что тот изготавливал для престарелых джентльменов, не желающих мириться с возрастом и потерянными шевелюрами.
Примерив на себя это "безобразие" и переодевшись в приобретённый по этому случаю мужской костюм, я превратилась в весьма симпатичного юношу. Как ни странно, тёмные волосы парика, прекрасно оттеняли мои природные голубые глаза. Вот только что делать с чересчур нежным для юноши лицом? Пришлось подрисовать подходящим карандашом тоненькие пижонские усики.
Гм… Не удивительно, что секретарша запала на меня. Я бы и сама, на её месте, непременно обратила бы внимание на такого «красавца». И всё бы ничего, если бы не три обстоятельства: голова под париком ужасно чесалась, грудь, которую пришлось крепко перебинтовать, с непривычки болела, а ноги, вынужденно обутые в мужские ботинки, да ещё с насованными в них тряпками, чтобы не спадали, всё время за что-то цеплялись.
Хотя, я понимала, что все эти неудобства ничто по сравнению с теми, что придётся выносить в пустыне. В том случае, конечно, если председатель всё-таки одобрит мою кандидатуру на место жокея.
Как ни странно, вопреки всем нашим страхам, никто так и не догадался о том, что юноша, которому все желали успеха в скачках и крепко пожимали руку, на самом деле молодая женщина. С лёгкой руки Виктора, и имечко у меня было самым что ни на есть подходящим – Чарли Баттон.
Подготовив все необходимые для отъезда документы, уже через несколько дней мы отходили от пристани на борту трёхпалубной "Колумбии", следующей до Аннабы, крупнейшего порта на севере Алжира.