Глава 4

Тусклый свет слабо освещал помещение. Места было не много, может, метра три на три. Лина уселась у стенки и стала оттуда наблюдать за нами. Я хвостиком шла за Максом. Он прислонил к углу меч и, повернувшись, почти врезался в меня. Возникло неловкое молчание.

– Надо обработать рану.

Я больше почувствовала, чем увидела, как Макс нахмурился, но ничего не сказал и даже не пошевелился. Черт бы его побрал, с его молчаливостью! Мы чуть не погибли, а он на пару слов скупится! А если учесть, что я не знаю, где мы, и что вообще происходит, меня, вполне естественно, охватила растерянность и злость. Правда, все, на что хватило моего бешенства, это стрельнуть в него убийственным взглядом (как мне хотелось думать), нагнуться и рвануть юбку с одного края, где она была порвана. Вышла идеальная полоска для бинта. Чистой я бы ее не назвала, но она была больше мокрой, чем грязной. Лина, поняв, что я собираюсь делать, скинула рюкзак и достала бутылку с водой. Я схватила Макса за руку, собираясь промыть ее и забинтовать, но не тут-то было. Он замер, напрягся, да так, что всех в этой комнате охватило напряжение. Казалось, еще одно движение, и бинты понадобятся мне. Злости словно и не бывало. Я подняла на него взгляд. В полутьме было трудно что-либо разглядеть, но мне показалось, что он застыл в неуверенности. Это была не нерешительность, а сомнение в необходимости этих действий. И во мне в целом.

– Рану надо промыть. У тебя кровь, – прошептала я .

Макс перевел взгляд на рану. Приняв для себя какое-то решение, он поднял здоровую руку так, чтобы она была повыше, и осветил нашу комнатку. Кажется, на какое-то время я перестала дышать. На его ладони плясал огонек, словно от свечи. Я уже видела, как он зажег ветку, и предполагала, что он это может, но с трудом отвела глаза от огня. Макс стоял с ничего не выражающим видом, но пристально следил за моей реакцией. Сделав пару глубоких вздохов, я занялась тем, чем собиралась: обследовала рану. Со светом укус просматривался лучше, чему я была не очень-то и рада. Мама у меня хирург, а я вот кровь не люблю. Вид раны мне сказал лишь то, что вены и артерии не повреждены. А что делать дальше, я не знала, лишь, как мама учила, почистить рану и перевязать. Я полила на нее водичкой из бутылки и начала бинтовать, стараясь покрепче стянуть края и не причинять при этом боли, что, в принципе, наверно, невозможно. Пальцы, окоченевшие от холода, напрочь отказывались повиноваться. Движения были настолько скованными, что я пару раз роняла край самодельной повязки, отчего процесс затянулся.

– Не смотри на меня так. Я не врач. Больно? – спросила я, не ожидая ответа, просто чтобы не молчать.

– Нет.

Я мельком взглянула на него – кажется, не врет. Ровный холодный взгляд, по которому видно, что ему ни капельки не больно.

– Что это за звери?

– Снежные волки. Ты слышала про снежный лес?

Я отрицательно покачала головой.

Он помолчал, наблюдая, как я завязываю бантик.

– Мало кто знает про волков, потому что никто не возвращается живым. А про снежный лес слышали все.– Он многозначительно посмотрел на меня и Лину. Как будто до этого мало сверлил нас взглядом!

– Лес – обычный, а вот снег – нет. Снежные волки ведут за собой зиму. Где они, там зима. Давно они с этого места не уходят. Ночью охотятся за добычей, на рассвете стая исчезает. Они уходят в снег, чтобы вернуться следующей ночью. Из каких вы земель?

Я не знала, что сказать, намочила еще один кусок тряпки и потянулась к ссадине на его щеке. Молниеносным движением Макс остановил мою руку у самого лица. У меня перехватило дыхание от неожиданности и страха. И чего-то еще. Наши глаза встретились, не знаю, что было в моих, но в его читалась злость и – совсем чуть-чуть, но я точно видела – боль.

– Рана. Небольшая. Ее надо прочистить, – прозвучало очень тихо.

Он смотрел на меня так, словно я сделала что-то достойное мгновенной смерти. В его нежелании допускать меня к ране крылось нечто большее. Я не знаю, как он ее получил, но догадывалась, что никто и никогда не касался ее. За пару часов нашего знакомства у меня сложилось впечатление, что Макс довольно необщительный. Учитывая его устрашающую силу, думаю, никто и не пытался приблизиться, уж точно не первый встречный, как я.

– Я не хотела, прости. – Не знаю, зачем я это сказала, но в этих словах было все, что я чувствовала. Мне стало неловко за попытку влезть в то, что меня не касалось, за то, как я ужаснулась и отпрянула, когда увидела его лицо в первый раз, и за то, что сейчас заставляю его решать, что делать дальше. Но руку не убрала. Мы так и замерли. Напряжение, повисшее между нами, больше не было таким пугающим. Оно просто стало другим. Казалось, если я отступлю, это будет признание, что он неприятен мне.

А он больше не казался мне таким. Я перевела взгляд на след, изучая. Макс был привлекательным. Четкие черты лица, на котором читался волевой характер. Угольно-черные ресницы, оттеняющие холодные серые глаза, такие же черные волосы, обрамляющие лицо. Его должны были окружать толпы поклонниц, если бы не уродливый след чьей-то жестокости, а может, случайность, навсегда испортившая внешность. Наверно, что-то отразилось на моем лице. Макс отпустил руку, позволяя обработать рану. Я осторожно прикоснулась тканью к коже, протирая ее. Красивые черты лица контрастировали с уродливостью шрама. Он стоял неподвижно, напряженно наблюдая за мной, пока я не закончила. Порез был небольшой и, полагаю, станет совсем незаметным, добавив лишь небольшую бороздку к основному рубцу. Еще раз посмотрев, не могу ли сделать еще что-нибудь, я убрала руку.

Напряжение отпустило, прилив адреналина тоже прошел, так что я начала дрожать от холода, всхлипывая. От неожиданной смены самочувствия я растерялась, стоя и рассматривая себя. Одежда была насквозь мокрой. Каменное укрытие и метель вокруг тепла не добавляли.

«Замерзну насмерть», – так и вертелось в голове.

– Тебе нужно раздеться.

– Что?

– Нужно снять всю мокрую одежду, – повторил Макс, словно ребенку. А то я сама до этого не додумалась!

– Вряд ли без одежды станет теплее, – проворчала я, краснея. На его лице отразилась тень самоуверенной ухмылки. Он забавлялся моей неловкостью. – Не буду я раздеваться.

– Я могу тебя согреть.

– Что?!

Мои глаза округлились от возмущения, а он расхохотался. Макс смеялся так безудержно, что мне захотелось ударить его, да побольнее. Видя мое бешенство, он постарался себя сдержать, но только залился еще сильнее.

– Я, конечно, не против и так, но имел в виду более благопристойный способ, – наконец сказал он. – Хотя раздеться все равно придется. – И он снова засмеялся при виде моей растерянности.

Вся недавняя нежность к нему прошла. Я уже жалела, что не надавила да посильнее на его рану. А между тем мерзла так, что больше не могла унять дрожь. Макс тоже это заметил. Подойдя ближе, он взял меня за руки.

– Чувствуешь?

Я постаралась понять, о чем он. Ответ не заставил себя долго ждать. Тогда как я была холодна подобно льду, его руки казались до боли горячими. Я вопросительно взглянула на него, боясь что-нибудь сказать. Открой я сейчас рот – начну стучать зубами. Макс внимательно смотрел, оценивая мое состояние.

– Тебе необходимо согреться, – требовательно сказал он. – До восхода солнца нам не уйти, впереди холодная ночь на камнях. Ты сейчас снимешь всю мокрую одежду и укутаешься в мой плащ.

Макс терпеливо смотрел на меня. Я хотела возразить, но не смогла. Он прав. К тому же Макс не один раз спас нас за сегодняшний день, и будь у него плохие намерения, то мог дать нам погибнуть от стаи волков. Да и бежать этой ночью некуда.

– От-т-т-вернись.

Какое-то время он смотрел на меня с сомнением, но все же послушался. Я начала раздеваться. Первая же пуговица объявила мне войну и не расстегивалась. Пальцы не хотели слушаться, а я дрожала уже всем телом, когда Макс оказался рядом и принялся снимать с меня плащ. Огонек аккуратно горел на каменном полу, и не думая гаснуть. Я послушно стояла, не способная хоть на какое-либо сопротивление. Увидев на моей куртке молнию, он на какой-то миг замер, разглядывая незнакомый ему механизм, но быстро справился и с ним. На мне осталось лишь платье, когда он остановился.

– Дальше сама? – спросил он, поймав мой взгляд.

Я задумалась и поняла, что нет. Отведя глаза, уставилась в пол и покачала головой.

– Тебе надо согреться, понимаешь? – спросил он, медленно выговаривая каждое слово.

Я кивнула, не поднимая глаз. Лина сидела в углу, наблюдая за нами, я с трудом осознавала, что она тоже забавлялась. Сжатые губы не скрывали того, что она сдерживала улыбку. И я обиделась, вот так вот, по-детски. Не могу же я злиться на ребенка! Еще бы, она в зимней куртке, сухая и теплая, вряд ли серьезно могла представить, как я замерзла. А вот то, что я раздеваюсь перед мальчиком, ее веселило. Все-таки я злилась не на нее, меня злило то, что раздеваюсь перед парнем, а скорее – то, что он меня раздевает. Захотелось зарычать, но я лишь еще сильнее покраснела.

Макс отстегнул крючок и стянул с меня мокрое, прилипающее к телу платье и уставился на мои ноги. Я почувствовала, как заливаюсь краской.

– Ч-ч-ч-то?! – рявкнула я на него. Он снисходительно посмотрел на меня.

– Целые штаны – удобнее.

Эм-м… Я тоже принялась разглядывать свои ноги. Чулки… Я не сразу поняла, что дело в них, но они, и правда, «не целые». По одному на каждую ногу. Хорошего качества, отметила я, где только им сегодня ни пришлось поваляться, ни единой зацепки. Наверно, сказывался стресс, и я повеселела: монстропсы, монстроволки, люди-статуи, а Макс удивлен видом чулок. Перед ним стоит молодая женщина в белье, а он оценивает практическую полезность белья. Я еле сдерживала смешок.

– Это не штаны. Это чулки.

– Что они делают?

Все, я начала хихикать и дрожать одновременно! Видно, они ничего не делают, раз мужчина спрашивает об этом. А я-то собиралась сегодня кавалера в них кадрить! Конечно, и представить не могла, что буду щеголять без платья, но ведь под вечерним нарядом подразумевается наличие красивого белья и чулок. И, наверно, какой-то толк от них, он спрашивает, зачем. Похоже, здесь стандарты красоты иные. Пока я глупо хихикала, Макс укутал меня в свой плащ и застегнул его.

– Надо отдохнуть. Если ляжем все вместе ,ты сможешь согреться.

– Н-н-нет! Мы все з-з-з-замёрзнем, если ляжем на к-камни, – возразила я, когда поняла, о чем он.

– Не замерзнем. – Макс взял меня за руку и повел к сестре. Чувствуя себя неловко, я крепко схватилась за него. Его ладони обжигали, и мне хотелось не отпускать их подольше. Мы начали устраиваться рядом с Линой, и на мгновение, когда я уже отпускала его руку, что-то произошло, и я словно заглянула в душу Макса, ощутив всю его напряженность и животрепещущий интерес к нам. Я непроизвольно отдернула руку, что не осталось не замеченным Максом.

– Ты такая холодная! – воскликнула сестрёнка, обняв меня, когда мы оказались рядом. Присев, я съежилась от ощущения, что опустилась на лед. Макс осторожно подошел ближе и присел рядом, крепко прижав одну ладонь к полу. Тут же по каменной плите потекло тепло, не сильное, но тепло.

– Как ты это делаешь? – не удержалась я.

Макс пристально посмотрел на меня. Он точно знал, что мы не из этих земель. Я потупилась, на глаза тут же навернулись слезы, и к горлу подкатил ком. Как мы вернемся домой? Я не знала ответа на этот вопрос, но мне очень хотелось оказаться там прямо сейчас.

Макс протянул другую руку, и огонек на полу погас, вспыхнув и забегав на его ладони. Парень, играя, перекатывал его, как мяч.

– Как?

– Расскажи мне, – попросил он так просто, что мне захотелось всем поделиться. Я отпила воды из бутылки, проглатывая не пролившиеся слезы.

– Мы с Линой были на тропинке, спускающейся к морю. От дождя дорожка стала очень скользкой. Мы живем на побережье, в гористой местности, а склон, по которому нам нужно было спуститься, крутой и заканчивается обрывом. Поскользнувшись, мы покатились вниз. Должны были разбиться. Но вот я здесь, сижу с тобой, не зная, где мы.

Рассказ получился не очень внятным, а пояснять мне не хотелось. Я молчала, не зная, что сказать дальше. В моем мире, скажи я о ярком свете, меня сочли бы сумасшедшей. Может, здесь это в порядке вещей? Может, я и вправду свихнулась? Вариант с комой тоже был вероятным. Но здесь все было таким реальным, особенно завывающий холодный ветер и тепло, исходящее от камней под нами. Я все еще дрожала под ледяным плащом.

Макс молча смотрел на нас, в основном – на меня. От его пристального взгляда я мне становилось жутко: казалось, он каждую минуту решает, стоило нас спасать или нет и стоит ли помогать дальше. Огонек весело плясал на полу.

– Мы должны были упасть на берег, но оказались в этом лесу – то есть в соседнем, без волков. Но точно не там, где должны были.

– Там, где горящая собака, – сказала Лина. Казалось, она более спокойно воспринимала происходящее. Лина полезла в свой рюкзак и выудила оттуда пару бутербродов, которые я соорудила для нас вечером. Пару секунд она раздумывала, как же поделить два куска хлеба с маслом и сыром на троих, и, придя к выводу, что Макс все же парень, протянула ему целый кусок. Он то ли не сразу понял, что от него требуется, то ли сомневался в съедобности предлагаемого позднего ужина.

– Угощайся, – сказала сестричка, впихивая бутерброд ему в руки. Кажется, мы снова его удивили – может, едой, а может, поведением в целом, но он принял кушанье. Оставшийся кусок Лина разделила надвое и половину дала мне. Я не заставила себя долго уговаривать и, жадно откусив, начала жевать. Каким же невероятно вкусным может быть обычный хлеб! Сейчас бы еще горячего чаю. Я потянулась за водой, но Макс перехватил бутылку перед моим носом. Мы уставились на него в растерянности. Он ничего не делал, просто держал бутылку, переводя взгляд с меня на сестру и обратно. А потом протянул воду мне. Я осторожно приняла, слегка коснувшись его руки, и ахнула. Казалось, электрический разряд прошелся по моей руке, неся с собой чувства и ощущения – не мои. Взглянув на Макса, я ничего не увидела. Только те же изучающие холодные глаза.

– Теплая, – сказала я, стараясь выдать дрожь в голосе за удивление. Бутыль, и правда, была теплой, почти горячей. Он согрел нам воду своим касанием. Сделав глоток, ощутила приятное тепло.

– Спасибо.

Лина тоже издала удивленный возглас и тут же начала пить.

Макс какое-то время молча рассматривал нас, задерживая внимание на мне – в принципе, так же, как делал это с самой нашей встречи. И я воспользовалась этим, чтобы рассмотреть его. Он свободно сидел рядом, не убирая одну руку с пола, и казался расслабленным, но я точно знала, что это впечатление обманчиво. При всей своей раскрепощённости, внутри он был напряжен, как натянутая струна, контролируя каждое свое движение, слово и даже эмоцию. Ничего лишнего, непозволенного. Я была уверена в этом. Все произошло в тот момент, когда я коснулась его руки. Истина пришла ко мне не как информация, прочитанная в книге или услышанная где-то. Всего лишь на миг, но чувство врезалось в память, в каждую клеточку, отчего я никак не могла унять дрожь. Хотя больше трястись, чем от холода, вряд ли стала. Я не понимала, что произошло между нами, но предпочитала помалкивать.

Он был хорошо сложен, и его верхняя рубашка, лишенная рукавов, открывала сильные руки и заставляла меня возвращаться к ним взглядом. Обругав себя за девчачьи глупости (сейчас точно не время проявлять интерес к парню, к тому же к опасному), постаралась сосредоточиться. Мне хотелось понять, кто он нам – друг или враг. Однако мысли шли не в том направлении, которого я хотела. Он сильный и был бы красив, если бы не шрам. Как такое могло произойти?

Лина позже всех разделалась со своим бутербродом, а, покончив с ним, достала плитку шоколада. Когда она все это успела собрать? Отломила нам по кусочку, а остальное сунула обратно.

– У меня больше ничего нету на завтра, – сказала она, извиняясь.

Мы молча принялись за угощение. Если на хлеб Макс только раз взглянул с сомнением, то десерт удостоился более пристального внимания. Лакомству удалось поразить невозмутимого Макса. Я с трудом сдерживала ухмылку.

– Вкусно, да? – сказала Лина, довольная собой. – Я тоже люблю шоколад, – улыбнулась она.

– Шоколад, – повторил Макс, словно пробуя слово на вкус.

– Никогда не ел? – спросила я.

– Нет. – Он медленно прикончил свой кусочек. – Спасибо

Мы с Линой переглянулись.

– Пожалуйста.

Какое-то время сидели молчали. Ни я, ни Лина не решались нарушить тишину.

– Смотри, – сказал Макс, показывая руку, на ней снова заиграл огонек, стало светлее. Пламя пробежалось по ладони и потухло. Тут же все погрузилось во мрак.

– У всех живущих в Межгорье есть умение, у каждого свое. Это – мое. – И снова на его пальцах заплясал огонек.

– Он тебя слушается? – воскликнула Лина.

Макс долго смотрел на пламя, лизавшее его пальцы.

– Иногда он меня, иногда я его.

Казалось, в его глазах промелькнула грусть, которую он быстро скрыл, как и другие чувства, иногда отражающиеся на лице. Что-то изменялось, и его желание продолжить рассказ исчезло.

– Надо поспать. Завтра встаем засветло: до темна нужно выбраться из леса. Других укрытий не будет. И тебе все еще необходимо согреться, – сказал он так, словно это должно было что-то мне объяснить. Я ничего не поняла, и так зная, что продолжаю мерзнуть.

Лина, с легкостью приняв информацию, улеглась на полу, там, где он был теплым. Она вообще лучше реагировала на все происходящее вокруг: может, сказывался возраст, еще позволявший верить в сказки. Я легла рядом, обняв ее. Она, повертевшись, прижалась ко мне спиной в теплом пуховике и, кажется, тут же уснула.

Я лежала, пытаясь не думать о холоде, и не сводила взгляда с Макса. Сначала он задумчиво наблюдал за огненным танцем, потом потянулся за кучей моих вещей и расстелил их рядом, после – повернулся ко мне. Его глаза не позволяли отвернуться, словно поймав меня в плен.

– Верни мне плащ, – прошептал он.

От неожиданности я привстала.

– Но ты ведь говорил…– Я не находила слов. Он ведь обещал! Или нет? Я в ужасе смотрела на Макса. Его взгляд действовал на меня так, что я чувствовала себя пойманной в западню. Он невесело улыбнулся и устало вздохнул.

– Пожалуйста, поверь мне, Ами, – попросил Макс. Я и не думала, что он запомнил мое имя.

Я расстегнула плащ и, краснея, протянула ему. Меня тут же окутал мороз, от которого затрясло сильнее. а может, от ощущения своей «почти наготы». Макс принял свою одежду назад и окинул меня, дрожащую в одном белье, таким взглядом, которого раньше не было. В глазах было не осуждение за бесполезные чулки – в них пылал огонь. Так мужчины смотрят на заинтересовавшую их женщину. У меня сбилось дыхание. Сердце стучало так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Задыхаясь, я начала хватать ртом воздух. Заметив мой страх, он потушил огонь. Лучше не стало.

– Ами… – хрипло произнес Макс.

Я молчала, не в силах произнести хоть слово, и пыталась разглядеть что-нибудь в темноте.

– Моя сила – огонь, – раздалось так близко, что я почувствовала его дыхание. – Я не могу исцелять, но я могу согреть. Если я не помогу тебе сейчас, ты не выберешься из этого леса, даже если я понесу тебя.

Я молчала. Понимала, что он прав. От холода не чувствовала пальцев на ногах, да и самих ног, но молчала. Боялась вспышки, как в прошлый раз, если мы прикоснёмся друг к другу, не понимая, что это, а еще, потому, что хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. Я дрожала, словно перед первым поцелуем, которого у меня никогда не было. Как такое вообще возможно – желать поцелуя того, кого не знаешь?

– Огонь во мне, понимаешь? – произнёс он как можно мягче, стараясь не напугать. – Я никогда не мерзну. Не могу замёрзнуть. Я просто обниму тебя, чтобы согреть, хорошо? – Я слушала, пытаясь успокоиться.

– Даю слово, – сказал он севшим голосом.

Будучи сильнее меня во много раз, он ждал ответа. В любом случае он не позволит мне замерзнуть и все равно заключит в объятия. Но все же спросил разрешения.

– Хорошо, – прошептала я. На секунду мы замерли, а потом на меня легли его руки. Ничего не произошло. Он помог мне улечься, укрыв нас плащом. Осторожно, словно боясь причинить боль, прижал к себе, укутав теплом своего тела. Макс едва касался меня, но даже так я чувствовала его напряжение. Мы лежали молча, не шевелясь. Спустя какое-то время я начала согреваться, дрожь стала стихать, и последнее, что я запомнила перед тем, как уснуть, – это дыхание Макса на моих волосах. «Я сплю в обнимку с незнакомым мужчиной», – подумалось мне.

Загрузка...