Призыв ведьмы (СИ)

— Что? — невнятно промямлила она и уставилась на мужчину, как на инопланетянина.

— Ты только от горячки отошла, ты замерзнешь до того, как мы доберемся до дома, — он говорил это продолжая её раздевать. Говорил правда словно на другом языке.

Милена нахмурилась и тут до неё, дурёхи, дошло, что с ней случилось.

Нет, она как бы была в курсе — упала в ледяную реку, точнее попой в неё уселась, но вот только сейчас начало трясти от холода, зубы стучали, руки стали красными, да и ноги наверняка тоже. Сейчас она это узнает.

Надо ли смущаться, что её раздевает голый мужчина? Да? Нет?

Она старалась смотреть только ему в лицо. Старалась. Приз за старание в студию!

"Господи, остановите это кино, я больше не могу!" — снова простонало в ней, и наверное приз на идиотское лицо тоже за ней.

Так быстро её никто не раздевал. Да и никто её до этого момента не раздевал. Родители в детстве не в счёт. С ботаником и тусовщиком раздевалась она всегда сама… И стало так обидно, что ли.

Роар всё делал быстро и чётко. “Профессионально”, — мелькнуло у неё в голове. Она и сама бы с себя это платье с сотней шнурков не сняла бы так скоро, тем более мокрое.

Оставшись в одной нижней сорочке, она ощутила, что на улице на самом деле холодно — теперь холодно было не только ногам и заднице.

— Так, держи, — он накрыл её этим дурацким плащом, который она весь день пытается ему отдать и под ним снял с неё нижнюю сорочку, которая промокла, как и платье лишь наполовину. — Теперь это надевай, — и он протянул ей свою рубаху.

Милена послушно сделала то, что ей было велено. Вообще тон митара не предполагал никаких возражений, да и ситуация кажется не располагала к протестам, стеснению или чего там ещё можно было учудить?

— Так, теперь ноги, — пока она надевала его рубаху, он успел надеть на себя штаны и куртку прямо на голое тело, шикарное голое тело…

“О чём ты вообще думаешь, извращенка?” — ухмыльнулся в голове голос Хэлы, и Милене захотелось осмотреться, чтобы убедиться, что женщины рядом не было.

Митар усадил её к себе на колени, завернув в плащ и крепко прижав к себе, чтобы быстрее согреть… “Ведь для этого? Да? Точно?” — возникла у Милена очередная идиотская мысль.

И Роар стал растирать её заледеневшие ноги.

Это было похоже на пытку. Всё это. Может теперь она наконец-то проснётся? Может сейчас её перетащит обратно домой? Потому что это невыносимо. Ну, действительно!

По ногам разлилось тепло и Роар ноги тоже укутал в плащ.

— Согрелась? — наконец спросил он у неё.

Она лишь совершенно по-идиотски кивнула и уставилась в его глаза. Какие же у него были красивые глаза. Такие тёплые — она никогда ни у кого не видела такого цвета глаз. Будто медовые, солнечные. Захотелось прикоснуться к его щеке.

“Господи, — пронеслось в голове, — спасибо, что митар сотворил из неё гусеницу. А то ведь сейчас её ручонки потянуться к…”

И Роар наклонился к ней и поцеловал.

Это было действительно слишком для одного дня, и нет, даже не дня… а часа? Или нет… меньше, чем часа?

Но, в отличии от злого поцелуя Элгора, поцелуй Роара был такой мягкий и невероятно нежный, словно она и не человек, словно она вообще что-то… как там сказала Хэла — сокровище, дар, драгоценность?

“Боже, только не останавливайся, ну, пожалуйста!” — внутри всё бахнуло, да-да…

Осталось только хватать и тащить? Куда только тащить? Да и сдюжит ли она такого вот утащить?

Волна тепла накрыла Милену с головой, она замерла, боясь, вот сейчас реально боясь, что всё кончится. Ей хотелось этого, она очень этого хотела. Не так и не здесь, но какая разница?

Её обнимали такие сильные, но невероятно нежные руки, она была такой беспомощной, но никогда, никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой защищенной…

Роар отстранился и Милена открыла глаза, словно просыпаясь от самого прекрасного сна в своей жизни.

— Прости… не смог удержаться, — он прижал её к себе и тяжело вздохнул.

Она мотнула головой и сказала:

— Ничего, — прошептала она, на деле не имея никакого голоса.

“Что? Дура, Милка! Что ты только что сказала? Серьёзно? “Ничего”? Твою мать!” — и это снова был голос Хэлы и Милена была с ней абсолютно согласна.

Дальше Роар просто нёс её через эту дурацкую равнину и это грёбанное поле никогда не казалось ей таким маленьким, эта дорога никогда не была такой, короткой, и ни разу ей не хотелось побыть с кем-то подольше, и не находила тоска от того, что вот сейчас будет тепло уютно и не будет его.

— Рваш, — с досадой он произнёс странное слово и остановился. — Я платье твоё там забыл.

— Вернёмся? — и кажется никогда не было в её голосе столько надежды.

— Тебя надо согреть, — возразил он. — Я же не прощу себе, если ты снова заболеешь.

— Мне не холодно и это я виновата, что туда плюхнулась, — ответила Мила.

— Виновата или нет, уберечь от горячки это не сможет, — заметил митар и продолжил путь. — Что ты вообще там делала?

— Я хотела тебе плащ отдать, — ответила девушка, а Роар снова остановился.

— Что? — нахмурился он.

Милена пожала плечами и это был очень нелепый жест, самый нелепый за всю её жизнь. Хотя сегодня она королева невезения и нелепости.

— Зато не намочила его, умница же, да? — спросила она.

— Умница? — Роар повёл головой, нахмурился на мгновение, а потом рассмеялся. — Больше не надо так делать.

— Хорошо. Не буду, — Милена покраснела, сжалась от смущения. — Тебе правда не тяжело? Я же и сама могу идти, — решила перевести тему разговора.

— Тяжело? — он глянул на неё в недоумении. — Да ты ничего не весишь. Тем более ты босиком. Туфли мы тоже оставили там, да и толку с них, ледяных. И вообще почему ты была в туфлях, а не в сапогах?

— Ну…

"Меня поцеловал твой брат и я его укусила и сбежала от него, и было как-то не до обуви…" — проговорила она у себя в голове. И перед глазами почему-то всплыла кровавая расправа одного брата над другим.

— Не знаю, — пожала она плечами, насколько это было возможно сделать в её состоянии гусеницы в руках у этого великана.

И рассмеялась.

“Сказка “Гусеница и великан””, — очередная идиотская мысль очень её развеселила.

— Что? — спросил у неё Роар. — Тебе смешно, что не знаешь как умудрилась выйти в холод на улицу без сапог?

— Нет, — Милена всё ещё смеялась и наверное это была простая истерика. — Просто я… просто я… ой…

Она правда хотела ответить, но тут икнула, чем вызвала очень неоднозначное выражение на лице у мужчины.

— Так. Милена! — а митару было не до смеха. — Уже горячка началась?

— Нет, прости, всё хорошо, — поспешила успокоить его беспокойство девушка. — Я просто гусеница, а ты великан и я не знаю почему это так смешно.

— Гусеница? — он нахмурил лоб, потом повёл бровью и явно это слово было ему неизвестно.

— Ну это… — она задумалась. С одной стороны это было так просто, но с другой оказывается ужасно сложно. — Боже, я не знаю как объяснить… это такая… такая… ну вот как я сейчас. Только ма-а-а-а-ленькая!

Теперь уже рассмеялся Роар. Такой у него был тёплый смех, как и взгляд.

Они дошли до ворот Трита и к невероятному счастью Милены там никого не было, потому что весь люд пошёл обедать.

Митар с белой ведьмой на руках совершенно никем незамеченные прошли через двор и на пороге Мила вдруг осознала, что сейчас им нужно будет встретится с Хэлой.

— Ох, и влетит нам от Хэлы, — покачал головой Роар, словно читая её мысли и стараясь говорить как можно тише.

— Стой! — он как раз сделал шаг внутрь и сбоку оказалась та самая лестница на которой совсем недавно "обжимались" Шера и Элгор.

— А? — он застыл в недоумении.

— Поставь меня, я одна пойду к Хэле. Влетит только мне, — объяснила Мила. — Ведь это я сама виновата.

— Я не боюсь Хэлу, — ответил на это митар. Кажется даже с какой-то обидой.

— Все боятся Хэлу, — улыбнулась Мила и Роар, ухмыляясь, согласно кивнул ей в ответ.

Кажется с невероятным нежеланием, а может это ей очень хотелось, чтобы с нежеланием, он поставил её на пол в сумерках лестницы.

— Может мне отдать тебе плащ здесь? — предложила девушка.

— И пойти по коридору в одной моей рубахе? — спросил митар. — Ну, уж нет.

— Тогда я потом его отдам, — прошептала она, стоя на ступеньках так, что была с ним вровень. — И рубаху.

— Так. Тоже нет, — мотнул он головой, озорно улыбаясь. — Сегодня я буду до вечера перебирать бумажки в рабочей комнате ферана, так что просто принеси туда. А то вдруг в следующий раз ты соберёшься отдать мне вещи с ещё большей опасностью для своей жизни. Я уж думаю может и не забирать у тебя их вовсе.

— Я принесу сегодня, — твёрдо произнесла она, убеждённая в его правоте.

Они какое-то время просто стояли и, господи-боже, если бы Милена была посмелее, она бы наверное поцеловала его сама, ей очень этого хотелось. Отчаянно, до боли хотелось. Но она такая трусиха, глупая-глупая трусиха.

— Увидимся, — выдавила белая ведьма из себя самую трусливую в своей жизни фразу. — Если выживу.

— Помнишь? Я в тебя верю, — прошептал Роар. И… Милена ушла.

"Ты самая тупая девица, Мил… мама была права, когда говорила, что тебе ничего не светит в этом мире. Как оказалось и в другом мире не светит…” — ругала она себя, пока шла по коридору.

Войдя в комнату серых, девушка внимательно изучила обстановку и с радостью заметила, что Хэлы нет, наверное она, как и все, была на обеде. Милена пробежала к своей кровати и сняла плащ.

— Что с тобой случилось? — голос Хэлы за спиной заставил подпрыгнуть и взвизгнуть.

Девушка развернулась и поняла какой у неё сейчас невероятно неоднозначный вид — в руках чёртов синий плащ, на ней рубаха синего цвета, и понятно, чья она, благо прикрывает голую задницу, наверняка сама Милена растрёпанная и нелепая.

— Это не то, что ты думаешь, — выпалила белая ведьма.

— Интересно, что я должна думать, — приподняла бровь Хэла. — Просветишь?

А что тут можно подумать? Но как бы Мила хотела, чтобы эти неприличные мысли были реальностью. Вот. Она это подумала.

— Ну… — девушка замялась, — я просто упала в реку и митар меня спас.

— Начало весьма многообещающее, — оценивающе повела головой женщина. — Такое я не могла бы подумать. Да. Дальше.

— И ничего дальше.

— Хм, — чёрная ведьма прищурилась, — ну как скажешь…

— Хэла, — девушке отчаянно хотелось рассказать.

Но Милена вообще никогда ни с кем ничем не делилась.

Да и с кем было делиться? Маме она была не интересна, сестра была просто вредина, у Милы и подруг-то не было совсем, разве что только бабушка. Поделилась бы она с бабушкой? А внутри было столько эмоций:

— Я… ну… — и невозможно было всё сказать из-за этого эмоционального отупения.

— Так, детка, успокойся, ладно? — перебила её Хэла, поведя руками в воздухе. — Я не настаиваю на рассказе. Где твои вещи?

— На реке остались, — теперь к глазам подступили слёзы.

— Понятно, — голос чёрной ведьмы был мягким. — Так. Я принесу другие вещи. А ты иди, там есть тёплая вода, подержи в ней ноги, чтобы согрелись. Переоденься и отнеси митару его одежду до того, как вернуться серые кумушки-голубушки, а то будешь им объяснять откуда у тебя не только его плащ, но и, вот это новость, рубаха нательная. Тут такой гвалт начнётся, что мало никому не покажется.

И Хэла вышла из комнаты, а Миле показалось, что женщина обиделась.

— Кажется, Милена Сергеевна, на сегодня ты перевыполнила план на пару недель вперёд, — грустно сказала она себе и сев на кровать зарыдала.

Глава 17

Роар стоял в комнате и сам не понимал, что такое с ним случилось, что натворил таких дел. Он знал, что должен был сдержаться, ведь это была не первая девушка в его жизни, но было в ней что-то, что заставляло его чувствовать себя мальчишкой.

Он натянул на себя чистую рубаху и с силой втянул в себя воздух, выпустил, попытался успокоится. На лестнице, пока стоял и смотрел в её глаза, почти перестал себя контролировать — был в шаге от того, чтобы натворить непоправимое.

Но вспоминая ощущение от мягкой, нежной кожи под своими пальцами всё не отпускали и Роара уносило. Ему кажется невозможно было устоять перед этими огромными распахнутыми глазищами, полными удивления, перед почти детской беззащитностью и открытостью.

Митар думал о девушке с самых костров — когда стоял и хотел попробовать на вкус. А сейчас взял в руки и потерялся. И как он так?

Губы эти, тёплые, мягкие… он повёл головой, словно пытаясь убрать эти мысли из головы, потому что снова начинало тянуть беспощадно. А было нельзя, надо было держать себя.

Прогнав наваждение, митар отправился заниматься самой по его мнению скучной частью работы ферана. По пути в рабочую комнату от встретил Элгора — тот был как всегда угрюмым, нервным, и у него была распухшей губа.

— Что с тобой случилось? — поинтересовался Роар, слегка нахмурившись.

— А с тобой что? — огрызнулся в ответ младший брат.

— Со мной всё хорошо, — на Роара рыки Элгора не действовали, поэтому он улыбнулся и повёл плечами.

— Так и со мной тоже, — буркнул бронар и ушёл из коридора прочь.

Митар фыркнув, глянул ему вслед, потом поздоровался со стражем рабочей комнаты ферана и толкнул дверь внутрь.

Эта комната не менялась никогда. Никому не было до неё дела — самая простая из хозяйских комнат в Трите. Стол, три кресла, шкаф во всю стену, заполненный книгами и бумагами, кушетка, два окна, три двери — две в коридор, одна в комнаты ферана. Ничего лишнего, даже карты на стене не было. Только с десяток светящихся слихов, появившихся при Рэтаре, потому что тан часто не спал ночами, а когда не спал работал или читал.

И комната эта разительно отличалась от личных спальных комнат ферана, открыть дверь и попадёшь словно в другой мир — две комнаты были обставлены без ограничений в средствах, со вкусом и роскошью, были достойны самого правителя элата.

Правда Рэтар почти не пользовался ими — ему было достаточно рабочей комнаты. Излишества и удобства его словно стесняли, поэтому в Трите он спал там же где работал, или, если в спальне, то не на кровати, а на одном из диванов. Хотя кровать была потрясающая, сделанная на заказ для отца Рэтара, которому правда она нужна была совсем не для сна.

Роар невесело ухмыльнулся, вспомнив своего танара.

Эарган Горан был властным, жёстким, беспощадным и властным. Его уважали и остерегались все, кто имел с ним дело: другие фераны, и великие эла, как предыдущий, так и нынешний — отец Рэтара был первым советником при обоих правителях.

В дверь постучали, вытащив Роара из задумчивости. Он отозвался и стражник, открыв дверь, указал на стоящую в коридоре Милену. Митар дал разрешение войти и девушка зашла, а если быть точным просочилась в комнату так, чтобы быть как можно дальше от стражника, которым сегодня был Хорт, здоровенный детина, страшный как кварон.

Роар вздохнул — его озадачивала эта её вечная какая-то словно извиняющаяся манера поведения, словно она всем мешала и ей было за это безумно стыдно. К себе девушка прижимала аккуратно сложенные плащ и рубаху. Лицо было немного припухшим, глаза красными — видимо она всё-таки плакала.

— Куда положить, чтобы без приключений? — тихо спросила Мила и Роар улыбнулся, испытав невероятное облегчение, от того, что она пошутила.

— Куда тебе хочется, — махнул он на кушетку и на два кресла перед столом, решив не спрашивать про слёзы.

Мила выбрала ближайшее к ней кресло.

— Здесь так, — она осмотрелась и хмыкнула.

— Как? — поинтересовался Роар, ухватившись за возможность разговора с ней.

— Не знаю, — девушка пожала плечами. — Никак? Комнаты обычно так много говорят о владельцах, а тут… Впрочем, наверное достопочтенный феран именно такой — ничего лишнего?

Роар отрицательно повёл головой.

— Лишнего ничего, да, — ответил он. — Но она не может ничего сказать о Рэтаре, разве что только то, что ему нет дела до окружающей обстановки. А комнату обставил наш данэ. И она после него не менялась.

— Данэ? — нахмурилась она слову.

— Отец моего отца, — пояснил Роар, невероятно радуясь, что она не убежала сразу как оставила вещи.

Милена продолжила хмурится, но кивнула.

— Да и я тоже её не жалую, — добавил митар.

— Почему? — спросила девушка. — Вы ведь проводите в ней столько времени, можно же изменить, если не нравится?

— На деле немного, — ответил Роар. — Больше времени мы проводим в Зарне, там всё по-другому.

— Мне говорили о Зарне, — закивала девушка. — Она далеко?

— Две мирты пути в сторону гор. Это главное поселение Изарии, — пояснил митар. — У нас говорят: “Изарию не сломить, пока Зарна стоит”.

— А Трит?

— Трит, — он развёл руками, — это что-то вроде места, в котором мы всегда проводили время тепла, сезон плодородия. А вот холода всегда были в Зарне. Там проще, особенно в холодное время. И безопаснее.

Она снова нахмурилась, не понимая, а потом обратила внимание на окно. Взгляд её преобразился, потому что из окон с этой стороны дома открывался невообразимо красивый вид — очертания гор на горизонте, бесконечные поля, перемешиваются с садами, река делала здесь изгиб и появлялась из-за небольшого полесья, уходя вдаль, разрезая дол пополам.

— Какая красота, — Мила осторожно, очень аккуратно подошла к окну. — Горы отсюда так хорошо видно.

— Трит построен в одном их самых красивых мест Изарии, — и Роар залюбовался её лицом. — В пору цветения и плодородия особенно. И мы здесь потому что хотелось, чтобы ты увидела эту красоту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Точнее, — прошептала Милена, став грустной, — сделала так, чтобы эта красота появилась.

— Не переживай, всё случится, поверь мне, — ему так хотелось утешить её. — Никто не ждёт, что завтра тут птицы запоют и всё покроется цветами.

— Мне кажется все ждут, — возразила Милена. — Я вижу это в каждом взгляде, по-моему даже Хэла смотрит на меня в ожидании, — девушка прикусила губу, а Роара снова дёрнуло воспоминанием о поцелуе. — Хотя все-все говорят мне “подожди, всё будет”, но, боже, как мне стыдно… Что я не только не могу что-то сделать, я даже понятия не имею как. И все эти люди… за мой призыв правда платили простые люди?

— Да, — ответил митар. — Но они знали на что идут, — тут же поспешил добавить он, потому что расстраивать не хотел, хотел поддержать и успокоить. — Феран их предупреждал, что с белым призывом не так всё просто, и он не видел нужды в призыве белой ведьмы. На два тира у нас хватало бы собственных запасов с лихвой, и мы ещё не тратим их — провиант поступает из других фернатов. Так что, кстати, если что, у тебя определенно есть время.

— О, как прекрасно, но только странных взглядов в мою сторону это не изменит, — покачала головой Милена. — А если я вообще не смогу ничего сделать?

— Пора цветения может прийти и сама, так что сделаешь или нет, уж простой люд точно ничего не поймёт. А нам, — он вздохнул, — просто очень жаль, что мы тебя вытащили, действительно жаль.

Она слегка склонила голову, потом потупила взор.

— Рэтар вообще не любит призыв, — решил зачем-то добавить Роар, словно ей от этого легче стать могло бы. — Он бы никого не призывал, если бы мог.

— А можно вопрос? — она слегка нахмурила лоб.

— Спрашивай о чём хочешь, — ответил митар, и ему действительно было приятно говорить с ней, смотреть на неё.

— Я не понимаю, — девушка сложила руки на подоконнике, который был на уровне её груди, говорила и смотрела в окно, — зачем вообще нужны серые? Я хотела спросить у Хэлы, но как-то так и не решилась. Они же делают обычную работу, как прислуга. Но и прислуга тоже есть. Тогда зачем?

— Я, — потёр лоб тыльной стороной ладони, пытаясь найти слова объяснения. — Знаешь, маги утверждают, что без призыва обойтись нельзя. Может они найдут способ, но пока призыв то, что держит всё на своих местах, чтобы всё не развалилось.

Милена посмотрела на него полными непонимания глазами.

— Так, — выставил он руку вперёд. — Когда-то давно в нашем мире жили боги и магической силы было в достатке, даже больше.

Девушка осторожно кивнула.

— И её использовали. Все и много, — продолжил Роар. — С помощью магии делали всё — вещи, оружие, строили дома, ухаживали за скотом, растили урожай, — он сделал паузу, вглядываясь в девушку, чтобы понять её реакцию. Она снова кивнула. — А потом боги стали уходить и вместе с ними стала пропадать магия. Магам стало сложнее делать даже самые простые вещи и их самих стало меньше.

— Ага… — и снова она кивнула, а он ухмыльнулся.

— То есть, если раньше в маги могли пойти многие, то постепенно это стало делом только избранных. С ослаблением магии стали слабеть и вещи, — продолжил Роар и почувствовал себя нелепо, словно учитель. — Некоторые дома, например, рассыпались на глазах людей — от полноценного дома до руин времени проходило всего несколько луней.

Митар прищурился.

— Я не знаю тонкостей, но так получилось, что призыв решил эту проблему. Это тебе кажется, что серые просто делают простую работу по дому, но это не так, — Роар развёл руками. — Все серые обладают магией и они своими действиями поддерживают ту, благодаря которой стоит этот дом.

Милена открыла было рот, потом снова кивнула и решила промолчать.

— Они стирают, — продолжил митар, слегка улыбаясь, — и вещи от этого дольше служат. Благодаря серым в доме тепло, когда на улице холод, и прохладно, когда на улице жара, потому что это тоже магия, а они ухаживая за домом, сохраняют её. Серым нельзя только готовить, возделывать землю и ухаживать за животными, потому что могут спровоцировать “невольный заговор”, как его называют маги. Если бы можно жить без призыва, то поверь, уж в Изарии точно бы не было серых.

Роар замолчал, ожидая реакции, но Милена снова кивнула. Он вздохнул:

— Когда только начался этот холод, все серые Зарны, а потом и Трита слегли с горячкой. Их у нас, у Горанов, раньше было около тридцати — часть была здесь, другая в Зарне. И когда все они захворали, то мы не смогли им ничем помочь. Но самое странное, что горячка забрала всех, одну за другой…

— А лечить серых запрещено, — печально проговорила белая ведьма.

— Нет, дело не в запрете, Милена, — поспешил ответить Роар. — Если бы дело было только в нём, уж поверь, Рэтар на него наплевал бы и заставил лекарей лечить серых.

— Почему тогда?..

— Просто серые все из разных миров и способы лечения, которые есть у нас в мире, им чаще всего не подходят. Делают только хуже, — ответил митар. — Помочь могут маги, но тут возникает другая проблема. Ты видела Хэлу после того, как она тебя заговаривала от горячки?

— Да, — прошептала Милена. — Это было ужасно.

— А Хэла, признаюсь, не обычная чёрная ведьма, — и он повёл головой. — Не знаю точно как у неё это получается, но маги делают так же. И им тоже нужно время на восстановление сил, понимаешь? То есть один маг, который за лечение затребует очень большую плату, сможет помочь только одному человеку, то есть одной серой. А если болеют тридцать? Это тридцать магов.

— И плата в тридцать раз выше, — заключила девушка.

— Дело не в плате, — Роару показалось, что проще в одиночку крепость захватить, чем объяснить ей что к чему. А ему очень хотелось, в надежде, что она не будет сильно ненавидеть их, хотя конечно так себе надежда. — Дело в том, что тридцать магов это почти половина всех магов Кармии. И просто так их вызвать к себе нельзя. Нужно идти к первому магу и великому эла, просить разрешения и, поверь мне, они его не дадут, даже, если бы тут война была, или мор повсеместный, а в помощь серым тем более. Потому что это будет означать, что элат лишится тридцати магов на пару-тройку мирт, в среднем.

— И они все умерли, — скорбно заключила Милена.

— Да. Мы не узнали, что это было. Последней умерла чёрная ведьма, — к своей неохоте подтвердил митар. — Если ты заметила, все серые вокруг тебя молоды и находятся здесь недавно. Мы призывали по одной, смотрели на… состояние дома прежде всего.

Роар вздохнул.

— Стало приемлемо только после призыва десятой, — сам уже был не рад этому разговору, но надо было объяснить. — Тогда маг сказал, что этого будет достаточно для поддержания магии дома и вещей в нём. Феран остановился на этом, а сюда не стали призывать вовсе. Мы тут не бываем, а сохранение дома, в условиях затянувшихся холодов, для Рэтара точно не первостепенно.

Девушка слегка повела головой.

— У наших книтов, других знатных домом Изарии, осталось какое-то количество серых, но новых мы пока призывать запретили. И сейчас у нас из всех фернатов Кармии самое малое количество серых, — она снова нахмурила лоб. — Это не оправдание, не думай, — поспешил добавить Роар. — Просто… вот, например, в граничащем с нами Юрге, который в четыре раза меньше Изарии, и там никогда не бывает таких лютых холодов, как у нас, вот о таком главном доме заботятся около тридцати серых. А в столице у великого эла в главном доме их больше сотни.

— Сотня? Боже…

Милена прошла к столу и села в кресло перед ним.

— Здесь тоже когда-то было много. Не важно как мы к этому относимся — это показатель статуса и достатка ферната, — пояснил митар. — Эарган Горан укрепил статус Изарии, как самого сильного и богатого ферната Кармии. У него был огромный харн и больше сотни серых во всей Изарии.

— Эарган Горан — это отец достопочтенного ферана? — и Роар кивнул подтверждая её слова. — Я слышала, что он был жестоким человеком.

— Не просто жестоким, — повёл головой митар. — Он был непримиримым, требовал беспрекословного подчинения, не принимал оправданий, не знал жалости. Мой танар был намного хуже, чем жестоким.

— Танар — это дядя? — спросила Милена.

— Дядя? — Роар нахмурился странному слову.

— В моём мире это называется так — дядя. Брат моего папы, — пояснила она. — У меня было двое, но я их не знала.

— Почему?

— Они погибли ещё до моего рождения. В семье папы все были военные, даже бабушка моя служила в армии, — и Роар нахмурился ещё одному странному слову. Милена улыбнулась. — Мама моего папы.

И он понимающе кивнул.

— А прабабушка, — и она повела головой, — воевала. Мой прадед, дед, его брат — были моряками. Один мой дядя был лётчиком, а второй пошёл в морскую пехоту. Оба они погибли на разных войнах.

И Роар потерялся в названиях, они все были одинаковыми на слух, но он старался не слишком сильно хмурится, давая понять, что запутался в странных словах. Вспомнил, как она ему пыталась объяснить про какую-то там, он напрочь забыл слово — но видимо если спросить будет так же. Да и в целом было не важно — она говорила, спокойно и без страха. Он был счастлив.

— А мой папа не стал военным. Его отец с ним даже не разговаривал много лет из-за этого, — она пожала плечами. — Папа был учёным и ненавидел всё, что связано с войной. И я в военном деле ничего не понимаю, для меня это как китайская грамота, в смысле очень тяжело понять, что к чему.

— У нас не особо есть выбор, — проговорил Роар. — Изарийцы и война неотделимы друг от друга. Я воюю большую часть своей жизни. И сейчас, когда вокруг хворый, невнятный мир, мне сложно понять, что я чувствую. Но для меня во время войны всё намного проще.

— А сколько тебе лет? В смысле тиров? — спросила она.

— Э, — митар пожал плечами. — Не знаю… около тридцати кажется.

— Подожди, — Милена оживилась и в недоумении уставилась на него, — как так "кажется"?

— А разве надо считать? — пожал плечами Роар. — Это важно? Если важно, Рэтар наверное знает.

— Рэтар… феран? — он прикрыл глаза, соглашаясь. И улыбнулся, утопая в её меняющемся лице, таком удивлённом, невероятно милом. — А день рождения? И разве тут нет летоисчисления, в смысле, вы не знаете какой сейчас по счёту год, в смысле тир? Ведь есть же цикл, ну, в смысле…

И Милена растерялась в попытке объяснить, зажмурилась.

— Хэла сказала, что один тир это тринадцать луней и ведь есть начало тира и его конец, нет? — и Роар кивнул. — Вы не считаете какой он по счёту? В мире… — она девушка смешно развела руками, уставилась на него в ожидании ответа.

— Какой по счёту тир? — уточнил митар и нахмурился припоминая. — Пять тысяч восемьсот двадцать шестой от сотворения Гор-Эят.

— Оу, — Милена смешно сложила губы, удивляясь услышанному, а Роар был готов встать, схватить её и притянуть к себе, такая она была очаровательная сейчас. Он рассмеялся.

— Сложно? У тебя проще?

И Милена нахмурилась:

— Да, на самом деле, у нас говорят “от рождества Христова”, — ответила она. — А Гор-Эят?

— Это остров, у его основания огромный магический слих, — начал он объяснять.

— Слих? — переспросила Милена.

— Эм, — Роар не знал, как объяснить, потом указал на магический свет, стоящий на столе, — вот такой.

— Шар, — улыбнулась она.

— Наверное, — кивнул он, тоже улыбаясь — Что-то такое. Благодаря ему можно точно определить сколько тиров нашему миру — так говорят маги. Но мы от острова далеко, правда раз в определённый срок они сообщают нам о точном времяисчислении, но сами мы считаем начало и конец тира приблизительно основываясь на положении небесных светил. Этим занимаются маги и эйолы. А день рождения… мой день рождения указан в книге, которая лежит в Зарне. Как и дни рождения всех Горанов.

— А отмечать этот день? У меня в мире каждый год мы отмечаем день рождения, — заметила она. — Это как бы праздник.

— А зачем?

— Зачем? — девушка явно была очень удивлена.

— Да. Зачем считать свои тиры?

— Ну, эээ… чтобы знать? — потерялась она.

— Это какое-то важное знание? — и ему было странно. Надо будет у Хэлы спросить про это поподробнее, если конечно Милена объяснить не сможет.

Белая ведьма нахмурилась, снова прикусила губу:

— Ммм… в моём мире нельзя, например, получить права, купить алкоголь, если тебе нет восемнадцати лет, и много чего нельзя ещё, — она попыталась рассказать. — С восемнадцати лет, например, забирают на службу в армию, а до того нельзя. В общем, у меня в мире много чего привязано к возрасту. Даже не знаю… это важно. Не может быть, чтобы у вас вот родился человек и дальше не важно сколько он на этом свете живёт… это же странно.

— Нет, не странно. Для меня странно, что вы считаете свои тиры… каждый тир отмечать? — и Роар приподнял бровь. — Вот это странно. Ведь тебе это ничего не даёт, никак тебя не меняет. Что такого в этой дате?

Милена пожала плечами.

— Но у нас есть важные даты, — добавил митар. — Когда ребенку исполняется пять тиров, он проходит обрят имянаречения. Эойл возлагает на него руки и представляет его верховному богу. Тогда ребенок обретает, не только имя, он определяется как мальчик или девочка, до того дети равны, перестаёт быть частью своей матери, может выбрать, кем хочет стать, но окончательно он принимает решение ещё через пять или бывает восемь тиров.

— Ага…

— Девочки же, после тринадцати тиров, должны пройти обряд богини плодородия, то есть стать женщиной, но есть те, кто проходит его рано, а есть те, кто намного позднее. Вот и всё, — и митар пожал плечами. — Остальное не важно. Какое кому дело, когда я пошёл воевать — есть понятие готов или не готов, и некоторые не готовы даже к старости, а кто-то воюет всю жизнь, ну или пашет, или растит скот, или охотится, рыбачит…

В дверь постучали и в рабочую комнату ввалился Хорт:

— Сообщение, достопочтенный митар, — с этими словами стражник протянул Роару свёрнутый листок бумаги.

Митар кивнул, взял листок, после чего стражник вышел.

— Прости, — Милена заёрзала в кресле. — Я мешаю тебе своими разговорами.

— Не мешаешь, — стало досадно и он мысленно выругался и на стражника и на сообщение, которые появились так не вовремя. — Вообще меня раздражает эта часть обязанностей ферана. Бумажки не для меня. Обязанность митара исключительно охранная, военная, и мне это нравится. А вот это, — он потряс в воздухе сообщением, — меня просто выводят из себя, особенно здесь.

— В этой комнате? — уточнила она, а Роар согласно кивнул. — Почему? Потому что она никакая?

— Нет, плохие воспоминания, — митар улыбнулся. — Меня маленького в этой комнате только ругали. А однажды, я был маленький я спрятался здесь, когда мы играли в прятки. И получил за это.

Милена нахмурилась.

— В эту комнату нельзя было заходить без разрешения. Ни в эту, ни в другие комнаты ферана, — и митар указал рукой в сторону двери, за которой были покои ферана. — Танар, как я тебе уже сказал, был строг и непреклонен. Если нарушилась установленные им правила, оправдываться было бесполезно. Но я тогда конкретно сглупил. Танара не было дома и я думал, что я очень умный — спрячусь тут и меня никто не найдёт.

— Но тебя нашли?

— Танар меня нашёл, — и он сощурил глаз на мгновение, вспоминая этот случай. — За меня вступился Рэтар, но наказали в итоге и меня, и его… правда ему досталось больше.

— Сколько тебе было? — спросила Милена, потом нахмурилась. — Или, ой, ты…

— Не знаю точно? — Роар усмехнулся. — Я был достаточно маленьким, чтобы испугаться того, что меня оставили одного в башенной комнате, без света на всю ночь, и достаточно взрослым, чтобы испытать невообразимое чувство стыда за то, что физическое наказание за меня получил Рэтар.

— Какое?

— Десять плетей.

— Боже, — в глазах белой ведьмы блеснули слёзы и Роар с трудом поборол в себе желание обнять её, чтобы успокоить.

— Как я и сказал — Эарган был жёстким и непреклонным.

— Но так наказывать детей за такую мелочь…

— Рэтар уже не был ребенком, а что до меня — урок я запомнил на всю жизнь.

— Всё равно это так несправедливо, — заметила она обиженно.

Роар хотел ответить, но в двери снова появился Хорт:

— В портале посланник из Наты, достопочтенный митар.

— Ого, — Роар тяжело вздохнул и посмотрел на девушку. — Прости, на этот раз придётся всё-таки взяться за дело.

Милена улыбнулась, кивая, соскочила с кресла и попрощалась.

— И я тебя очень прошу — не лезь больше в реку, — сказал он ей в спину, она глянула на него из-за плеча и он мог поклясться, что она покраснела и пробормотав что-то невнятное скрылась в коридоре.

В Роаре же разлилось удивительное, непонятное чувство какого-то облегчения — он ничего не испортил своим поцелуем, не оттолкнул её, не напугал. Но и, боги, всё равно внутри было невыносимое понимание, что желание никуда не денется и доведёт его до греха.

Глава 18

Настроение вот уже несколько дней оставляло желать лучшего.

Сначала феран… Хэла смотрела в его спину, когда он покидал Трит, и отчего-то внутри росло ощущение, что она больше его не увидит. Это было знакомое ей чувство из той прошлой жизни, далёкой и оставшейся за чертой, проведённой призывом и её безумным поступком. Далёкое скромное и тихое “увидимся”, а дальше весть, что нет, не увидитесь, потому что вернуться больше некому.

Но сейчас, глядя в его спину, Хэла отчаянно хотела, чтобы, если есть возможность, пусть она будет той, кому не скажут “привет”.

Внутри женщины была уверенность в том, что Рэтар Горан тот, кому нельзя не возвращаться. Это понимание было непоколебимым, может даже связанным с её силой ведьмы. Таким же точным как то, что платье менять не надо, пусть останется это, потому что… и она хмурилась глядя в себя — потому что ненадолго. А что “ненадолго” понять никак не могла. Оно тревожило её, изводило. Но быть уверенной Хэла не могла, вообще в чём можно быть уверенной, когда ты сама непонятно что такое.

Плащ ферана она заговорила уже дважды — ни холод, ни вода, ни чужая злая воля… ни тяжёлые мысли, ни плохие сны, а главное головные боли не побеспокоят, обойдут стороной, лишь бы спал под плащом всю дорогу, под открытым небом или под крышей над головой.

Потом была Милена… Что было делать с девочкой в голове не укладывалось — нельзя вытащить из себя силу, будучи настолько потерянной, неуверенной в себе, зашуганной, недолюбленной и истощённой.

Не важно, что Милена была выносливой физически, потому что гробила себя в попытке стать идеальной внешне. Внутри всё было плохо. И это плохо не приносило ничего хорошего там, в их мире, и не принесёт ничего хорошего здесь, когда Милена теперь ещё и ведьма.

Но склад характера девочки был таким, что сама она не найдётся, ей нужен кто-то, кто хотя бы попробует ей доказать, что она красивая, очаровательная, хрупкая, сказочная принцесса.

Хэла смотрела на это личико, волосы, фигурку и прям только кринолина не хватает и короны на голове. Но “прынцы” были печаль печальная…

Роар понятно — шикарный, сильный мужик, умелый, не дурак, всё мог сделать, как надо, и было бы просто отлично. Но он был правильным. Это то качество, которое стопорило всё страшным делом.

Хэла так порой бесилась с него. До усрачки честный, прямой, с моральной стенкой идеальных кирпичиков в голове. Её прям подрывало порой пробить в этом брешь и навести там шороху в сознании этого светлого, чертовски красивого мужика.

И чёрная ведьма точно знала, что несмотря на то, что видела влечение, которое было у Роара к Милке, но он уже построил вокруг девочки заборчик, который не станет штурмовать, если она сама ему не проорёт, что ей очень надо. А она не проорёт, потому что… короче, замкнутый круг.

Был бы Элгор помягче, понежнее, да что там — поумнее… было бы то, что нужно.

Но нет, мальчишка был дрянным, грубым и дерзким. А последнее время он вообще был ужасен. Конечно, с Хэлой он всегда был одинаковым, хотя она и не собиралась обращать внимания на это. Плавала в подобном уже и точно знала, что обращать внимание, себе дороже. Однако сейчас он стал таким со всеми, так основательно, что она бы сказала, что у него “пмс”. Чёрная ведьма даже просмотрела его на всякие болячки, потому что может и вправду болеет и оттого такой невыносимый. Но Элгор был здоров, как бык… и Аполлон, хотя нет, это к Роару, а Элгор — демон, как в книжках пишут. Шикарный, но шандарахнуть его со всей дури по красивой роже хотелось очень даже основательно.

Что до этих приключений принцессы, то Милка, после двух поцелуев от разных братьев, тряслась, как осинка, несколько дней. И хотела признаться в том, что случилось, и не хотела одновременно.

Девочку прям распирало поговорить, и чёрной ведьме было не понятно — то ли хотела повиниться, то ли рассказать как всё от этого хорошо, а может плохо?

Элгор после этого поцелуя ходил с распухшей губой и злой, как чёрт. Роару же повезло намного больше. Но Хэлу такой расклад не удивлял. Удивило, что митар с белой ведьмой умудрились поговорить после этого. Вот была сказочка — Милка тряслась, но как села с ним лясы точить, так отпустило.

Роар тоже сам по себе страшно напрягал.

Работёнка ферана была ему не в новинку, но он был к ней сейчас словно не готов, особенно в условиях полной бесполезности Элгора, который будто всем забастовку объявил.

С Хэлой всё понятно — зыркал на неё с ненавистью из-за девицы этой своей, которая, наконец, получила ленты цвета бронара на платье и смотрела на своего божественного господина так, что готова ему пять детей родить.

Но остальные-то что Элгору сделали? Тем более, что Роар был каким-то растеряным, тугим, будто соображалка была не в голове, а в одном месте. Хэла не лезла в него, но подозрение, что это из-за Милки было весьма весомым. А главное, джентльмен хренов, нахрапом не возьмёт, а если возьмёт, будет, кажись, ещё больше страдать.

Чёрная ведьма фыркнула. Последним гвоздём было скорое возвращение отряда ферана. С одной стороны там был Тёрк, который вставит Роару мозг на место, ну или возьмёт обязанности ферана на себя, но с другой стороны… лучше бы феран всё-таки в возвращение отряда был здесь.

— Хэла, — она вздрогнула, вылезая из мыслей, и уставилась на взвинченную Милену, вбежавшую в комнату серых.

“Надо набухаться, — возникло в голове. — Срочно!”

— Что случилось? — чёрная ведьма вздохнула. — Убила кого-то или весну натворила-таки?

— Да ну тебя, — надулась Милка. — Там просто странный человек, он говорит с Роаром… точнее с достопочтенным митаром, но он спрашивал о тебе, я слышала.

— Что за человек? — приподняла бровь Хэла.

— Мужчина, на нём такие тёмные одежды, — девушка нахмурилась. — Даже не знаю, не чёрные, но около того. Мокрый асфальт.

— Как на магах? — уточнила чёрная ведьма.

— Я не знаю какие на магах, — стушевалась Милена. — Я магов не видела ни одного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А, да, — Хэла махнула рукой, вспоминая, что белую притащили сюда раньше положенного времени и без сознания. — Ладно, пошли глянем.

Во дворе возле загона с тоорами стоял Роар, как всегда невыносимо прекрасный, а рядом с ним ещё один божественный мальчик из этого изарийского каталога совершенных мужиков, от которого у Хэлы бегали мурашки по спине… не добрые мурашки.

— Угу, — кивнула Хэла. — Все маги носят одежду такого цвета. И это Зеур, типа местный маг.

— Почему типа? — шёпотом спросила Милена.

Чёрная ведьма повела плечом:

— Все маги принадлежат корте магов, в смысле гильдии, чтобы понятнее, профсоюзу, если хочешь, — она улыбнулась. — Маги Кармии служат башне Хангыри, ими управляет уважаемый первый маг.

Потом повела плечом.

— Вроде как некоторое время они служат “безвозмездно”, — Хэла произнесла это слово с интонацией Совы из советского мультфильма про Винни Пуха, — чтобы отплатить за своё обучение. А потом не очень точно знаю, но некоторые могут уйти на вольные хлеба. Когда становятся магами они отрекаются от семьи, ещё им запрещено вступать в брак, иметь детей.

Милена посмотрела с сочувствием. Хэла, закатила глаза и кивнула на Зеура.

— Этот изариец, как видишь. Он пока в корте, но его сюда приписали магом, потому что тут никто не хочет служить — сурово слишком. А последние почти три тира, так ещё и замёрзнуть можно нахрен. А Зеур ещё и всех тут знает с детства.

— Если есть маг, то ведьмы зачем? — резонно заметила девушка.

Но этот вопрос был и у Хэлы.

— Для начала они лекари ферната. Прежде всего правящей семьи. Ещё воюют на их стороне, — она пожала плечами. — Не знаю, если честно, детка. Но сила колдовская у нас с ними разного свойства, вида. И их не призывают, они тут рождаются.

Зеур, как и все изарийцы, был высоким и крепким. До Роара немного не дотягивал ростом и размахом плечей, но магам оно и было не нужно — мечами они не махали. Им нужны были другие качества, хотя в перечне Хэла не разбиралась, только чувствовала, что уровень у Зеура чуть выше среднего — не супер-силён, но и вовсе не слабак. У него был достаточно привлекателен — шатен, волосы в хвосте, правильные черты гладко выбритого лица, достаточно открытая улыбка.

— Смысл своего мага на деле только в том, что он не может отказать ферану, если тот прикажет — будет делать, даже через силу, — пояснила Хэла Милене. — Правда бывает, конечно, что свой маг помочь не может и тогда идут к свободным.

Девочка кивнула, а чёрная ведьма поморщилась, потому что рядом с Зеуром внутри неё всегда росла какая-то тревога. И вот этого она не понимала, но списывала на то, что маги и ведьмы народ несовместимый.

Зеур рассмеялся видимо шутке Роара и, повернув голову, заметил их с Миленой.

— Чёрная, — воскликнул он.

— Малохольный, — отозвалась она и постаралась улыбнуться, как можно более сладко и одновременно ядовито.

“Нет, ей определённо нужно выпить прямо сейчас”, — горестно подумала она. Несмотря на то, что обещала ферану вести себя хорошо, но всё это уже порядком её достало.

Зеур прошёл через двор, за ним прошёл и митар.

— На джедаев похожи, — хмыкнула Милена тихо.

Хэла с удивлением покосилась на девчонку, но не согласиться было сложно — крой одежды действительно внезапно напоминал воинов ордена из звёздной саги.

— Пришёл проверить не перемочила ли я тут весь народ ненароком? — обратилась Хэла к магу. — А то мало ли — мор какой напустила.

— Думаю, что хоть ты и любишь шум наводить, но ума у тебя поболе, чем у многих, — ответил Зеур. — Так что не сомневался в твоей благоразумности ни мгновения.

— А что с горячим нравом, — Хэла склонила голову набок.

Зеур склонился к ней почти вплотную — глаза у него были орехового цвета, как и большинства изарийцев.

— Про это я думал, — прошептал он мягким, таким отвратительно привлекательным для слуха голосом, — но за столько времени тебя никто пока не вывел из себя, чтобы жизнью поплатиться. Значит с самообладанием у тебя тоже всё в порядке. Меня скорее заботит самообладание окружающих.

“Вот бы придушить засранца!” — улыбаясь подумала Хэла и очень бы хотела, чтобы маг влез в её голову и мысли эти прочитал.

— Кажется с этим тоже всё неплохо, — произнесла она вслух.

Зеур улыбнулся, выпрямился и уставился на Милу.

— Вообще я надеялся поговорить с фераном, ну и ещё проверить как тут белая ведьма.

— И как? — поинтересовалась чёрная.

— Да пока, как я вижу, никак, но хотя бы жива-здорова, — он издал какой-то странный звук, напоминающий смешок. — Это даёт кое-какие гарантии на будущее.

“Всё, мне плевать — бухаем!” — внутри с невыносимым шумом плюхнулась последняя капля терпения.

— Рады вам угодить, дорогой уважаемый маг, — проговорила Хэла, почувствовав приближающуюся истерику Милены и недовольство Роара. — Достопочтенный митар, сегодня я собираюсь всех серых напоить, если хотите можете присоединиться или будьте любезны держаться подальше.

— А магам наливают? — поинтересовался Зеур, до того, как митар что-то ответил.

— Тебе, малохольный, налью так что мало не покажется, но завтра на головку не жалуйся мне, лечить похмелье себе сам будешь, — ответила ему чёрная ведьма.

Он рассмеялся, а Хэла развернулась и, не дожидаясь ответа Роара или какой реакции от него, ушла со двора, утащив за собой Милену.

— Хэла, ты правда собираешься пить? — спросила у неё белая ведьма.

— И ты собираешься, — отозвалась женщина. — И как слышала маг тоже собирается — я ему устрою опухоль мозга.

— Это коктейль такой? — блеснула знанием коктейльной карты Милена.

— А то, только в моём исполнении, — криво ухмыльнулась Хэла.

— Он такой… странный… не знаю… — девушка села на кровать в комнате серых.

— Засранец он, как все маги, — и чёрная ведьма внимательно посмотрела на белую. — Вот что я тебе скажу, детка, не доверяй магам никогда! Все они фальшивые насквозь. Мерзкий народец.

— А в честь чего мы пьём? — спросила Мила, после того, как кивнула.

— А в честь того, что я устала и вы все меня порядком достали, — ответила она.

Хэла всегда пила гладко и ровно, за всю её жизнь питьё пошло не так, как надо, всего два или три раза. Но обычно — она пьянела, потом быстро трезвела и можно было начинать по новой. И из-за этого она всегда была из тех в компании, кто всегда был в адеквате, что ли… и вот мир поменялся — Хэла нет.

Спустя столько луней пребывания здесь и общения со всеми окружающими её людьми, она уже точно знала как, что и кому можно наливать.

Хэла знала, что ферана не проберёшь даже видимо самым лютым самогоном, ну, а если и проберёшь, то видно нужно влить ведро, не меньше. Роар пил всегда аккуратно и тоже плохо пьянел, но, когда пьянел, становился совсем мягким, податливым и таким невыносимо милым мальчиком, что у неё млело сердце. Элгор становился веселым и словно отпускало тормоза,

Мита становилась сентиментальной и плаксивой.

Что до молодцов из отряда митара, то Брим оказывался душой компании, хотя обычно был нелюдим и держался особняком, Тарп и Хорт были здоровенными детинами, которые пили много и долго не пьянели, но потом их обоих выключало и они обычно засыпали уткнувшись друг в друга или в любую вертикальную поверхность, которая была рядом.

И так она могла рассказать почти про всех воинов из отрядов ферана и митара, то есть тех, кто охраняли дом.

Что до серых… Карлина переставала быть такой прямой, Грета начинала смеяться по любому поводу, Сола и Куна становились тихими и сонными, Анья, Маржи, Донна и Лорана пели, плясали и вообще на них обычно и держалось всё веселье, Оань становилась приставучей и частенько слезливой, а Йорнария обычно не хотела пить вовсе, но если и позволяла себе налить, то всё равно забивалась в уголок и ни с кем не общалась, и Хэла подозревала, что если её в этот момент разговорить, то она будет много плакать и много говорить. Милена, как выяснилось, становилась разговорчивой, но быстро хмелела и засыпала.

И Хэла обожала эту свою способность “запустить волну”.

Зеура пьяным Хэла тоже однажды уже видела — он становился этаким мальчишкой и было видно, что он не намного старше Элгора, скорее всего чуть младше Роара, и эти трое росли вместе, были когда-то очень дружны и могли много рассказать и им было, что вспомнить.

А сейчас Зеур был пьян, но задумчив и ушёл в себя, он что-то односложно отвечал ещё паре стражников один из которых был, как видела Хэла, его братом, а другой другом детства, но особо общаться маг не хотел.

Что до неё самой — легче не становилось. Внутри всё никак не могло успокоится что-то злое, что-то что было страшным и неотвратимым.

“Только панической атаки не хватало,” — недовольно подумала Хэла и, когда девочки начали петь песни, аккуратно выскользнула в коридор и вышла во внутренний двор замка.

Она вдохнула свежий воздух, улыбнулась стражнику на входе и пошла к харагам.

Фобос был очень чувствительным к переменам её настроения и оттого пристроился рядом, сунув морду под её руку, словно поддерживая, успокаивая… и как тут не скажешь, что хараги не похожи на собак? Деймос внимательно посмотрел на неё и пристроился в ногах, отчего стало тепло и уютно… только пледа не хватает и чашки какао, или кофейку бы с виски.

На плечи лёг плащ. Она обернулась и увидела стоящего над ней Роара.

— Благодарствую, достопочтенный митар, — отозвалась Хэла, улыбаясь.

— Легче не стало? — спросил он, присаживаясь с другой стороны ограды небольшого загона, в котором спали хараги.

— Неа. Как и тебе.

Роар согласно кивнул и они затихли в тишине. Хэла вздохнула и запела:

“Прилетела птица ясная — приютила я её.

Я просила солнце красное сердце не губить моё.

Не ломай ты птицам крылья — не прибавишь ни гроша.

Ты не видишь, как из тела ускользает их душа…” [1]

Она допела песню до конца и замолчала, на глаза навернулись предательские слёзы — и почему в голову влезла именно эта песня?

— Хэла, — хрипло прошептал Роар, — я…

Женщина уже хотела прервать митара, потому что почему-то внутри родился страх от того, что он сейчас хочет сказать, хотя она понятия не имела, что именно, а смотреть не хотелось.

— Достопочтенный митар, — спасительный взволнованный возглас одного из стражников при воротах спас её. — Достопочтенный митар.

Воин был здоровенным, громким и очень взволнованным, он подлетел к митару и тяжело отдышался.

— Говори, — отозвался Роар, который видно хотел, но не мог подскочить, потому как опьянение было еще достаточно сильным.

— Там на горизонте, — стражник втягивал воздух. — Там, стяги верховного эйола.

Роар и Хэла не сговариваясь переглянулись. Замешательство, как ей показалось, длилось всего секунду.

— Я пойду всё приведу в порядок в комнате серых, — отчеканила ведьма.

— Хэла… — мотнул головой митар, соображая. — Элгора спать, Зеура в портал, я распоряжусь, чтобы всё сделали, и отправлю с ним сопровождающего.

— Хорошо, — она встала и быстро отправилась в сторону двери, ведущей внутрь, потом остановилась и посмотрела на своих хараг. — Роар, а хараги?

— Хм…

— Хочешь, я могу забрать их к серым в комнату, — предложила она.

— Нет, не надо, — придумал что делать Роар. — Я скажу, что они ферана и вопросов не будет.

— А. Хорошо, — она благодарно кивнула и развернулась уйти.

— Хэла, — митар был таким рассеянным и потерянным что ли. — Я хотел попросить, точнее…

— Роар, — ведьма прошла по внутренней стене и подошла к мужчине, положив ему руку на предплечье. — Я знаю, что нам надо вести себя тихо и смирно, не переживай, ты даже не заметишь, что в доме есть серые, обещаю. Будем, как мышки.

— Мышки? — он рассеянно переспросил незнакомое слово, удивляясь, взгляд его был полон тепла и такой тоски, что Хэле отчаянно захотелось его поцеловать.

“Какой кошмар!” — она мысленно надавала себе тумаков.

— Это такие зверьки моего мира, серенькие и… в общем будем тихими и неприметными.

Он рассеянно улыбнулся.

— Я не про это, — упрямо повёл головой. — Я хотел сказать, что если бы здесь был феран, то было бы больше толку. Рэтар в праве делать то, чего я делать не могу, понимаешь? Мне придется держать ответ за дом Горан и я не могу подвести и даже зная, что Рэтар бы меня одобрил в моих решениях, но я не могу их принять. Он может, а я нет. Рваш… я запутался.

И он прикрыл глаза и да, ей безумно хотелось его поцеловать, ну или хотя бы обнять.

— Всё будет хорошо, — тихо проговорила Хэла, заговаривая его.

Митар кивнул и она отправилась разгребать то, что творилось в комнате серых.

— Хэла? — снова окликнул её Роар.

— Да, — обернулась она.

— А можно сделать так, чтобы перестал быть пьяным?

— А ты разве пьян? — она лукаво ему подмигнула и оставив его в недоумении скрылась в дверях коридора.

Дальше, конечно, началась суета: мага с братом, чтобы присмотрел, к порталу; Элгора к наложницам, чтоб побузил с девками и лёг спать; стражников каких протрезвить, а каких отправить проспаться; серых угомонить и разложить по кроватям, хотя конечно они долго ещё не могли уснуть и всё болтали, болтали, болтали, но это было не так страшно.

На деле же все девочки были счастливы, что следующий день можно не работать и поэтому поспать подольше, особенно раз у некоторых случилось похмелье.

— Почему нам нельзя выходить? — Хэла проснулась рано, умывшись и вернувшись к своей постели, заметила проснувшуюся Милену.

— Верховный эйол это как… хм… патриарх или папа Римский, — отозвалась женщина и её так утомили эти объяснения, ужас. Но без них никак. — Он обычно сидит в главном храме в Йероте и оттуда носа не кажет, но у него есть типа помощники, они могут путешествовать по миру, или в данном случае по Кармии, и нести слово высшего бога, понимаешь? — повела головой чёрная ведьма. — Их нельзя отделить друг от друга и эти помощники тоже называются верховными эйолами и обращаться с ними тоже надо с полным почтением и всё такое.

Милена повела головой, нахмурилась и осторожно кивнула.

— А серые, помнишь, это как мусор в их глазах. Типа, когда на нас тут всё держиться — это норм, но вот то, что мы существуем и вообще ничем не отличаемся от них самих, они принять не могут… им высшее божество не велит, — Хэла недовольно закатила глаза.

Её безумно это бесило. Наверное это было тем, что раздражало больше всего во всём этом мире. Нет, в Изарии такое отношение было не повсеместным, поэтому можно было легко о нём забыть, но когда в эту стройную и привычную картину врывалось что-то типа вот этого верховного эйола и это было, как колокол, оглушающий и, чего уж там, отрезвляющий. Картинка с призрачным приниманием рассыпалась и приходило мерзкое осознание, что утопия невозможна нигде и никогда.

— И пока он здесь мы отсюда не можем выходить? — спросила Мила.

— Можем, но не стоит. Надеюсь, он не пробудет здесь долго — от невозможности побегать хараги становятся нервными и агрессивными, — пробурчала женщина.

— Тебя хараги волнуют? — нахмурилась белая ведьма.

— Конечно, — отозвалась Хэла, поведя плечами. — А вдруг они от злости сожрут этого их верховного эйола?

Милена хмыкнула, зевнула и закутавшись в одеяло снова провалилась в сладкий сон.

“Везёт же! Молодость, блин”, — удручённо подумала Хэла, которая не могла уже уснуть, и устроившись поудобнее на кровати воткнула в уши наушники, чтобы хоть как-то скоротать время, которого внезапно случилось просто тьма, как много.

День прошёл тихо, кто-то из серых просто решил отоспаться, погода была холодной и ветренной, мерзкой, когда вот прям и не хочется вылезать из-под одеяла, так что особой тоски от того, что запрещено выходить, никто не испытывал.

Но к вечеру началась какая-то странная движуха и, в конечном итоге, пришёл стражник и заявил, что белую ведьму просят пройти за ним в главный зал, тот где обедали и принимал гостей хозяева дома. Девчушки настороженно переглянулись, а Милена начала дрожать, как листик на ветру, но накинув капюшон платья, пошла за стражником.

Её не было, как показалось Хэле, совсем недолго, но, когда она вернулась, на ней не было лица, глаза были на мокром месте и, обведя всех присутствующих обиженным взглядом, рухнув на кровать, она отчаянно зарыдала и так никому ничего не смогла объяснить.

“Ну, здорово! Вот ещё немного какой-то хрени специально для тебя, Хэла!” — раздражённо подумала чёрная ведьма.

Под истерикой Милены Хэла видела только невообразимую обиду, унижение и какое-то необъяснимое чувство, словно так и надо, видимо внутренний недолюбленный человек принимал боль, как само собой разумеющиеся.

Верховный эйол покинул Трит ранним утром следующего дня, что говорило о том, что серые снова должны были идти работать, а Хэла могла выгулять хараг и свой гнев.

Милена после истерики была опустошённой и тихой, она осталась сидеть в одиночестве в комнате серых.

Пока хараги радостно носились на воле, чёрная ведьма устроилась на этом непонятном дереве, растущим в поле, напротив главного входа в Трит. Наверное было бы здорово, если бы на нём были качели, благо ветки позволяли — Хэла не раз удивлялась, почему нет даже намёка на такое простое развлечение? Может опять религия не велит?..

Какой бред!

— Хэла, — Роар подошёл тихо, и наверное, если бы она не была ведьмой и несколько раз мамой, то действительно подпрыгнула от неожиданности, а то и почти умерла со страху.

— Доброго утречка, достопочтенный митар, — отозвалась она, пытаясь не гневаться на него за белую девчушку.

— Как Милена? — он намеренно стоял сзади, боялся обойти ветку, на которой она сидела, и посмотреть ей в лицо.

— Вчера была истерика, сегодня апатия, — отрапортовала женщина.

— Что? — переспросил он слово “апатия”.

— Сидит ни рыба, ни мясо, в одну точку пялиться, — пояснила Хэла.

— Рваш, — выругался Роар и она физически ощутила его сожаление и даже, было странно, словно боль.

— Что случилось? — гнев на него улетучился.

Митар тяжело вздохнул и прислонился к стволу с другой стороны.

— Я не мог предположить, что всё обернётся таким кошмаром, — тихо проговорил он. — Если бы знал, то сказал бы, что белая ведьма в Зарне, или уехала из Трита с фераном, или… да, что угодно сказал бы, только бы её не звать. Если бы узнали, что я соврал было бы плохо, но лучше бы так, чем…

— Ты нормально можешь объяснить, что случилось? А то одна в истерике, второй сейчас её закатит… — Хэла ненавидела истерики.

— Верховный эйол прибыл не один, — начал Роар, вобрав в себя воздух, чтобы успокоится. — Через портал нас посетила фернита Эйорна.

— Фернита — это жена ферана или дочь? — уточнила ведьма.

— Дочь, — ответил Роар. — Её мать немного не в себе и Нарнея Лайнар является помощницей своего отца, его представителем и на неё распределяется некоторые права ферана, её отца. В общем, она пришла через портал, с разрешения верховного эйола, она была его гостьей, понимаешь?

— Его гостьей в твоём доме? — удивилась Хэла.

— Да, — подтвердил Роар.

— Круто, — фыркнула она.

— А? — и митар снова не понял слова.

— Ничего, — успокоила его Хэла. — Она пришла и дальше?

— Понятно, что нужно было устроить ужин. И, — Роар злился. — В общем, посреди ужина они спрашивают, а правда ли, что Изария получила призванную белую ведьму? Я отвечаю — да, правда. И тут верховный эйол просит её показать, мол он видел белую ведьму ещё, когда был ребенком, а с тех пор никто белых и не призывал в Кармии. Я не мог ему отказать, точнее не увидел, дурак, в этой просьбе ничего такого, понимаешь?

Он снова выругался.

— Мы позвали Милену, она встала посреди комнаты и тут началось. Они относятся к призыву иначе, чем мы, — а тут митар начал оправдываться. Хотя Хэла и так знала, как тут кто к призыву относится. — Для них серые — вещи, инструменты, орудия… даже не рабы, а намного хуже.

И Роар вздохнул:

— Сначала эйол обсудил её внешность, даже Элгора передёрнуло, хотя он тоже горазд на такие разговорчики, но когда это делают такие мужики как мы, между собой, это одно, а когда это говорит человек говорящий от лица бога, да еще не только в присутствии женщины, которую обсуждает, но и при другой… благородной, — это слово Роар прямо выплюнул, — это по меньшей мере неприемлемо.

И Хэла подавила в себе желание фыркнуть, потому что — дружок, ещё как приемлемо и так банально, до скукоты.

— Если бы был Рэтар, — продолжил митар, — то уже в начале этого разговора верховного эйола выставили бы прочь из дома и отправили, даже несмотря на темень, прочь. Но я не феран, Хэла, я не мог его остановить, не мог ничего сделать. А потом он начал обсуждать послушание ведьм, стал говорить о клеймении и о каких-то ошейниках и браслетах, которые используют в других элатах. И тут Лайнар вообще предложила мне выкупить у нас белую ведьму, когда я отказал, она попросила её на время — они попользуются, а потом отдадут её обратно, разумеется за честную плату. Плату, Хэла! Дайте мне попользоваться вот этой ложкой, тарелкой, стулом, столом, оружием… человеком…

— Роар, — и было странно, что он так взвился, потому что жил в этом мире, привык к такому. Дело было в самой девочке.

— Я даже не знаю, как я сдержался, и, конечно, я надерзил, отправив Милену обратно, но всё равно трусливо прикрывшись фразой о том, что при серых дела не обсуждаются, — ему было отчаянно стыдно. — Мерзко от самого себя.

— Надо было меня им в аренду сдать, я бы там шороху навела легонечко.

Мужчина промолчал и шутки не оценил, даже, что такое “аренда” не уточнил.

— Слушай, Роар, перестань, — проговорила Хэла. — Есть мерзкие люди, что поделать? Ты же сам говоришь — выставить их не мог, дом опозорить не мог. А Милена поплачет немного и успокоится. Жизнь штука несправедливая и никто не говорил, что будет легко с ней справляться.

— Меня приводит в ярость моё бессилие и словно я оправдываюсь, — ответил митар. — Я вот словно вижу, как тан на меня осуждающе смотрит, что я так трусливо поступил.

— Боги, Роар, перестань себя грызть, — возмутилась Хэла.

— И я не знаю, но мне стыдно перед Миленой, стыдно и… больно, что ли… она вообще не при чём, почему она должна страдать из-за вот такой мерзости? Или из-за того, что я смог её защитить?

— Так, — Хэла спрыгнула и обошла дерево, встав перед Роаром. — От того, что ты тут стоишь и стенаешь, легче никому не становится. Повинился мне и ладушки, ясно? Не умер никто — вообще успех! Перестань, что с тобой такое?

Ей прям показалось, что она дитё малое отчитывает. Такой мужчина был расстроенный — а она злюка такая, ух, ведьма настоящая!

— Я, — он нахмурился, отвёл от неё взгляд, но продолжать не стал.

— Да, боже, перестань, а? — фыркнула Хэла. — Да загладь свою вину, раз чувствуешь себя виноватым.

— Не думаю, что она захочет…

— Роар, да что за фигня? Захочет — не захочет, — развела она руками и её понесло. — Ты сам, что ей сделал? Ничего. А она, если не дура, понимает это. А то, что она на мир обижена — уж поверь мне у нас в мире тоже есть на что обижаться. Справедливости не существует вообще-то! Просто скажи ртом, что тебе жаль и… ну, не знаю… Возьми уже выведи её погулять, правда! Задолбалась девка в четырёх стенах сидеть. Пусть пройдётся под твоим контролем, чтобы, если что, было кому попу её снова растереть, коли приключений на неё найдет.

— Хэла, — Роар нахмурился, но в него уже вернулось озорство.

— Что “Хэла”? Будто тебе нужно рассказывать, как девок обхаживать! — повела она головой недовольно. — А с ней так вообще не надо быть профи, она вообще цветочек в поле, взял в охапку и вот тебе счастье.

— Цветы помятые обычно не живут, — возразил Роар.

И как они вообще перешли на этот разговор?

— Это смотря, как к делу подойти, — ответила Хэла. — Сорвёшь — завянет, а если лопатку взять, с корнем выкопать, аккуратненько в горшочек пересадить, ухаживать — может и хорошо будет?

Он улыбнулся.

— Хочешь сказать, что мне нужно её растить в горшке? — поинтересовался митар.

— Пффф… у тебя все мысли только о ней, — закатила она глаза. — Извёлся весь. Я уже не могу тебя терпеть, и её терпеть не могу. Вы мне оба надоели. Вы вообще все мне здесь надоели.

Роар рассмеялся и сгрёб Хэлу в объятья. Тёплые такие и, что ж такое, тоскливо так стало, хоть вой.

— По Рэтару соскучилась? — просмеялся митар ей в макушку.

— Весьма, — буркнула в него ведьма. — Хоть кто-то дела делал, а не лясы точил.

— Я боюсь всё испортить, — сказал Роар.

— Да, что там испортить можно? — возмутилась женщина. — Ничего не двигается, ничего не меняется. Пойдёшь в селение — возьми её с собой.

— Хорошо, — он поцеловал Хэлу в макушку и, боже, лучше бы он этого не делал. Внутри всё заныло — как же оказывается не хватает вот этих сильных мужских рук…

Она тяжело вздохнула, замерев в моменте, зажмурившись от тепла и уюта — чтоб тебе… вот же!

[1] — Алевтина "Не ломай"

Глава 19

Милена проснулась и на неё снова накатило нервное и истеричное состояние, когда злость, обиду и уколы ненависти уже нельзя контролировать, они лезут наружу, пытаясь вывернуть наизнанку, и задеть вокруг всё и вся.

Она не могла объяснить, что именно её так расстроило в том, что произошло во время этого мерзкого обеда, или что там это такое было. Не могла. Серые её спрашивали, искренне хотели помочь, утешить, но Мила либо начинала рыдать, либо грубить, обижая тех, кто не виноват был в том, что случилось, да и был в таком же положении, что и она.

Девушка не могла объяснить, как она себя чувствовала, когда стояла перед этим полным разнообразной еды столом, за которым сидели Роар, Элгор, этот отвратительный, холёный мужчина в рыжих одеждах, и тот, которого она уже однажды видела, местный “священник” или как там они тут называются. Ещё там была женщина.

Боже, какая это была женщина… от неё веяло холодом, она выглядела надменной, равными для неё были только братья Горан, сидящие перед ней. И даже Милена не просто видела это, а чувствовала. И эти “священники” не были для неё равными, несмотря на то, что один из них был “верховным” или что-то там ещё.

Женщина не была красивой, но всё в ней было полным такого шика, что ли, что Мила, стоящая перед всеми ними в этом своём сером платье реально почувствовала себя мышью, на которую взирают все возможные хищники, желающие её сожрать.

Она стояла и её тошнило, была готова провалиться сквозь землю, готова была умереть, лишь бы не чувствовать себя вещью, куском мяса, на котором есть ценник, у которого нет жизни, чувств, души…

Когда тот священник стал говорить о том, как можно контролировать ведьм и, как поняла Мила, серых в том числе, она ощутила себя невыносимо беспомощной и наконец-то пришло осознание, что вот она её реальность теперь — на неё можно надеть цепи, ошейник… заклеймить!

А потом та женщина, которая на вид была немногим старше самой Милы, но назвать её девушкой ни за что не получилось бы, стала просить Роара продать ей белую ведьму. Продать…

Этот её шикарный голос, такой властный и такой не живой, безэмоциональный, спокойно произносящий слова о том, что её фернат не постоит за ценой или, если Горанам так сильно не хочется продавать, может они дадут её на время… на время?

В аренду? Лизинг? Попользоваться и потом вернуть?

Роар оборвал речь гостьи и отправил Милу прочь и ведьма даже не знала, как у неё получилось дойти до комнаты серых, где её наконец-то прорвало на истеричные слёзы и стенания.

А потом пришла апатия.

Наверное это был вполне логичный финал всего этого её состояния. Она грызла себя размышляя о том, а что на самом деле чувствуют к ней феран, Элгор и… Роар.

Милена вспоминала поцелуй Элгора и ей было понятно, что он, конечно, считает её такой же вещью, как и вот та женщина, или тот “главный священник”.

Феран наверное видел в ней просто бесполезное приобретение. Он ведь, если подумать, никогда на неё и не смотрел, Мила даже не могла вспомнить какого у него цвета глаза — в целом, да какая разница?

А Роар? Что он чувствовал? Он был добр к ней, он целовал её с такой нежностью, что даже просто воспоминание об этом скручивало её в узел. Неужели, когда они потом говорили, мужчина врал? Может он тоже видел всего лишь инструмент? Неработающий прибор, который можно было починить лаской и вниманием?

И подступала тошнота, слёзы жгли глаза, а в легких не хватало воздуха. Что за мерзость?

Внутри рождалось бесконечное чувство жалости к себе, как тогда, когда мама говорила, что ничего дельного из Милы не выйдет, что она слишком угловатая, слишком несуразная, такая невнятная, кто на такое позарится? Что надо быть умнее, надо работать над собой, но и голова у неё не очень соображает, а значит что на ум рассчитывать? Сплошные нюни.

Да, Милена, кажется всегда была плаксой… “такая ты неженка, что прям хочется тебя прибить, чтобы не мучилась, прости господи,” — и мама закатывала глаза и было понятно, что большего Милена может не ждать. Воспоминание было таким ярким и удушающим, что хотелось пойти и утопиться. И ведь Хэла предлагала… так может так и надо?

— Детка, хватит! — Хэла вернулась с прогулки и Милена даже не заметила, как она подошла к ней и, положив руку на спину, присела рядом на кровати.

Сил отвечать не было, а если и нашлись бы, то кажется девушка сейчас была способна лишь грубостью отвечать на любое проявление к ней добра.

— Знаешь, — вздохнула женщина. — Я иногда так злюсь на то, что тут происходит, а потом понимаю — ну, а на что я злюсь? У нас в мире разве не так? Даже, когда ты работаешь на нормальной работе, тебе платят зарплату, ты в отпуска там разные ходишь, но разве те, кто тобой руководят не относятся к тебе с тем же пренебрежением, с той же надменностью?

Милена всхлипнула.

— Смотрят на тебя, мол ты всего лишь букашка, а я… я твой господин, я могу сделать так, что тебя уже через секунду здесь не будет. И такое повсеместно. Нет, бывает, конечно, что нормально к людям относятся, но чаще всего это исключения подтверждающие правила, — покачала головой Хэла. — Или вот работала я в ресторане менеджером и думаешь во мне человека видели? Гости… официант это вообще какая-то раздражающая опция, без которой не появится на столе еда, а если он накосячил — вот оно, администратор, менеджер, давайте его или её сюда, и мы будем сотрясать воздух, кидаться яростью и тыкать пальцами, брызгать ядовитой слюной, чтобы всем вам неповадно было.

И чёрная ведьма грустно ухмыльнулась:

— Знаешь, как я их всех ненавидела порой? Потому что единицы относятся нормально, но эти единицы, как ложка мёда в бочке дёгтя, а именно вообще порой вот ничего не могут изменить, — вздохнула она. — Или в офисе — стало легче? Да хрен те плавал! Солнышко, везде так. Просто там у нас тебе можно встать и при определённых условиях выйти и громко хлопнуть дверью, посудиться с кем-нибудь, а тут выхода нет, ну или есть, но он удручающий. Не стоит расстраиваться из-за того, что там произошло. Это лишь момент, а момент быстротечен — был и нет его. Знаешь, как в песне поётся “всё пыль на ветру, и мы тоже”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хэла встала и, поцеловав Милу в висок, пошла в заднюю комнату.

И девушка понимала, что чёрная ведьма права, но от понимания становилось совсем не по себе, понимание не помогало. Милена словно тонула.

— Эй, Милена? — Роар заглянул в комнату и, почесав бороду, сощурился.

— Привет, — машинально отозвалась она обыденным для неё, но таким странным для него словом.

С утра снова навалилась вся бренность бытия. Милена так радовалась, что в комнате, к тому моменту, как она просыпалась, никого уже не было, потому что наверное и не обязательно было сильно стараться привести себя в порядок и можно было также уныло смотреть в стену и ничего не делать.

Он нахмурился приветствию, но ничего не сказал про это.

— Хочешь прогуляться в селение? — спросил митар.

Милена была озадачена и смущена. Внутри было как-то невообразимо странно — для начала эта радость, похожая на цунами, потом обида за то, что случилось, дальше включалась апатия и нежелание шевелиться… но радость-то вот она!

— В общем, — он не дождался от неё ответа, — я пойду в селение и могу взять тебя с собой. Если хочешь, конечно, посмотреть. И пройтись. И… если надумаешь, то я сейчас иду в сторожевые башни, а потом уже в Трит. Как раз будет у тебя время собраться и главное оденься теплее, а то там холодно.

Он как-то странно кивнул, смущённо улыбнулся и исчез за дверью.

Наверное несколько секунд Милена пыталась понять, что же это такое было. Потом на неё навалилось осознание того, как она выглядит.

Боже… боже! Господи! Блииин, она же сейчас чудовище вообще! Сколько времени она не причесывалась? На голове птичье гнездо? Она не умывалась, была всё еще под одеялом в нижней рубахе уже вообще ни разу не свежей на вид и на запах.

Внутри всё завопило от паники.

— Да иди уже, божечки мои, — Хэла ухмыляясь стояла у двери в заднюю комнату.

— Я… я… — девушка с навалившимся на неё ужасом уставилась на женщину. — Ты слышала?

— Достопочтенный митар идёт в селение и позвал тебя с собой, — ответила Хэла. — Иди уже гулять, ты скоро своими тёмными кругами под глазами призовёшь князя тьмы, а твоя аристократическая бледность вот-вот покроется плесенью и перестанет привлекать даже Дракулу.

— Я ужасно выгляжу? — заключила Милена.

— По шкале от одного до десяти? — вздохнула чёрная ведьма. — Ужасно. Но умыть и причесать, одеть уже, наконец, и будет вполне так себе на шестёрочку.

— А восьмёрочка не светит? — промямлила девушка.

— Ого. Это была шутка? Это однозначный прогресс! — усмехнулась женщина. — Иди сюда, а то он уйдёт без тебя, глупая девчонка! Помоем тебя, я тебе косу заплету и помогу одеться.

Милена закивала и встала.

Вообще она не умела быстро собираться. Она всегда всех задерживала, всегда была копушей. Поэтому, если бы не Хэла, то думается собралась бы Мила, как раз к тому моменту, когда Роар вернулся бы из Трита обратно. Но с чёрной ведьмой такое не проходило.

Хэла сама очень быстро собиралась. Утром от момента, когда она вставала и приводила себя в порядок, до того момента, когда она уже выходила из комнаты, проходило так мало времени, что некоторые серые даже вставать с кроватей не успевали.

Сейчас Хэла приложила максимум своих усилий, чтобы Милена собралась быстро и выглядела, ну, пусть на шестёрку, но не на что-то равное нулю, которым она на самом деле себя ощущала.

Чёрная ведьма даже голову ей успела помыть, просушить, используя своё волшебство, заплести непослушные волосы Милы в две косы по бокам и соединить их между собой. И всё это она сделала действительно быстро, потому как, когда девушка вышла через главный вход замка, Роар только спустился с левой сторожевой башни, то есть он не ждал её вот ни секундочки.

Уж не понятно насколько это было хорошо, что она оказалась пунктуальной в этот раз, но было приятно увидеть на его лице действительно радостную улыбку. Правда ведь радостную? Он не может так очаровательно и открыто улыбаться притворяясь… или может?

— Это хорошо, что ты согласилась, — отозвался он, когда они шли по вымощенной камнем дороге в сторону ближайшего селения.

— Угу, — отозвалась она, стараясь успевать за ним и ругая себя за то, что раньше бы даже не почувствовала быстрого темпа ходьбы, а теперь вот её это напрягает.

— Слушай, — Роар остановился и развернулся к ней, — мне очень жаль. Я искренне расстроен тем, что произошло и… прости, меня.

Милена опешила — уж что угодно, но не это… он был таким невероятным. В ней взвились очарование и искренняя, почти детская, радость — ему правда было жаль, правда! Это чёртово сомнение, которое точило её после того жуткого вечера, никак не желало отпустить, никак не получалось поверить, что Роар не относится к ней, как все остальные.

— Я… — она была готова прыгать от восторга, стушевалась, повела головой, — ты не виноват…

— Виноват, — отрезал он. — Если бы я знал, что случится, я бы просто не стал тебя звать, несмотря на то, что я не могу сказать “нет” одному из верховных эйолов, но я мог просто что-то придумать, чтобы не подвергать тебя этому унизительному, даже не знаю, как назвать… смотру…

И он нахмурился, издал недовольный звук, словно рыкнул.

— Прости, — а это уже было сказано невероятно мягко. — Мне очень жаль.

— Хорошо, — Милена видела, что ему тоже тяжело, ну не могла она настолько плохо разбираться в людях, ведь да? — Я не виню тебя, я понимаю, просто мне нужно время, чтобы переварить, в смысле понять, что произошло и успокоиться.

Он понимающе кивнул.

— Слишком быстро иду? — спросил он внезапно.

— А? — она уставилась в его лицо в недоумении. Перемена темы была для неё молниеносной.

— Ты запыхалась, — пояснил Роар.

— Я просто, — кажется вся кровь её организма сейчас сосредоточилась где-то в районе щёк. — Давно не ходила.

— И болела, — заметил он, улыбаясь. — Хорошо, можно и медленнее.

— А ничего, что я иду с тобой в селение? — он пошёл медленнее, напряжение после его извинений немного прошло и она решилась задать вопрос.

— Нет, а что такое? В смысле, что может быть не так? — спросил он и слегка нахмурился.

— Ну, я ведь ведьма, — она стушевалась.

Роар усмехнулся:

— Для начала понятно, только то, что ты из серых, но ведьма или простой призыв не определить, — пояснил митар. — Это могут видеть только маги и эйолы, но не остальные люди. Кстати, нужно будет надеть капюшон, когда подойдем, потому что серым нельзя ходить с непокрытой головой.

— Но на кострах же было не важно?

— Это было у нас в доме, а сейчас мы вне его, и желательно соблюдать это правило, — кивнул он. — На самом деле оно не только для серых, но и для всех женщин. Даже знатные обычно придерживаются его.

— О, понятно, — ответила Милена. — Но я не против, я просто спросила.

Роар одобрительно улыбнулся.

Селение было чем-то похоже на аккуратный уездный городок. Они с Роаром прошли по мощённой камнем основной улице. Все кого они встречали улыбались им, кланялись и здоровались с достопочтенным митаром.

— Здесь в основном ремесленные мастерские, — пояснял он ей пока они шли. — А с этой стороны дома воинов, которые не имеют семей или тех, кто находится сейчас на службе, но живёт в другом месте. Дома могут разместить несколько отрядов, при необходимости. Будет тесновато, но жаловаться мы не привыкли.

Основная улица шла от замка до середины селения — огромной площади, круглой по форме. На площади было несколько достаточно примечательных зданий.

— Серый дом — это дом веры, — сказал митар, указывая на одноэтажное строение с чем-то напоминающем цокольный этаж, — Так же в нём живёт эйол. Эти здания принадлежащие кортам — в Трите есть корты земледельцев, скотоводов, кузнецов, пекарей, ткачей и дом корты служения. Туда можно прийти, если хочешь стать воином.

Все дома были разноцветными и это чем-то отдалённо напоминало какой-нибудь европейский городок. Ухоженная главная улица, несмотря на холодную погоду была чистой и опрятной, площадь была большой, посередине был каменный помост. Милена нахмурилась разглядывая его, почему-то подумала про лобное место.

— Побудь здесь, — митар указал на скамью возле дома служения, — мне нужно зайти к эйолу, а потом пройтись по каждому дому корты и собрать у них прошения, выслушать замечания и прочее, к ним тебе будет можно со мной, но к эйолу нельзя. Так что начнём с него.

Мила кивнула и осторожно присела на каменную скамью, одну из тех, которые стояли перед каждым из домов и образовывали круг.

— Не переживай. Воины знают, что серые под защитой ферана, никто не тронет тебя, а я постараюсь побыстрее, тем более, что с ним я уже виделся недавно, как ты знаешь, — и лицо Роара стало хмурым и даже злым.

Она ещё раз кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы показать, что всё хорошо. Митар просветлел и отправился в стоящий рядом с домом служения серый дом.

На площади было достаточно людно. В основном это были дети и подростки. Они играли, бегали, смеялись — за ними было интересно наблюдать. К ней действительно никто не подошёл. Воины и вправду не обращали на неё внимания, а дети — им кажется она была интересна, но скорее только потому что она была одета в серое.

Мила уже поняла, что цвет некоторых одежд был действительно значимым. Простые свободные люди видимо не надевали на себя серое. Серый был только для призванных, а они сами были чем-то диковинным для простых людей.

Вот и сейчас несколько девочек остановилось неподалёку от неё и внимательно её изучали, шушукаясь между собой, но потом они встрепенулись, поклонились и исчезли.

Это был Роар, который действительно быстро вернулся.

— Привлекла внимание? — улыбнулся он, кивая на детей, и протянул ей руку, чтобы помочь встать.

— Серый цвет у всех ассоциируется с призванными?

— Ас… что? — нахмурился митар.

— Ой, прости… — Милена смутилась, — сейчас… ну… в смысле серый это цвет только для тех, кого призвали и когда люди видят его они сразу думают о призыве?

— А, — понял митар и согласился. — Да.

— А почему тогда дом веры серого цвета? — спросила девушка.

— Потому что, когда их строили, тут не было призыва, — объяснил Роар. — Серый цвет был символом смирения и так как люди верховного бога, то есть эйолы, являются символом смирения оттого и цвет дома веры — серый.

— А одежда? Она вообще ни разу не смиренного цвета, или это потому что серый стал цветом призванных? Типа поменять цвет дома сложно, а одежды легче? — они подошли к дому корты ткачей.

— Вообще нет, — митар улыбнулся её размышлениям. — Эйолы всегда носили одежды цвета трижны, и это не менялось уже много сотен тиров, — он повёл плечами и постучал в массивную дверь, на которой было изображено какое-то устройство. А Милена отметила для себя очередное странное — оранжевый или рыжий здесь называется цветом трижны. — Это связанно с самим богом, которого они почитают, — добавил митар.

— Они? — удивилась Мила. Она-то думала, что все тут почитают.

Но ответить Роар не успел — дверь открылась и оттуда выглянула высокая статная женщина, с покрытой головой и одетая в простое платье одного из оттенков синего.

Милене показалось, что синий был тут основным цветом. Может во всей Кармии, может только в Изарии — ведь она не видела других мест и людей. Хотя женщина, которая была с эйолом — одета была в платье глубокого жёлтого цвета, такого как одуванчик.

Но синий точно был основным для дома Горан — феран, митар, бронар носили всегда определённые оттенки этого цвета. Ещё ей вспомнились ленты на платьях наложниц и объяснения Хэлы.

Что до попадавшихся людей, то они носили тоже одежды синих цветов, но оттенки были другими.

“Как классические джинсы”, — подумалось девушке.

Мила, стоя немного сбоку за спиной Роара, изучила женщину — та была настоящей, как уже по аналогии с другими женщинами могла судить Мила, изарийкой. Рослая, статная, с приятным лицом, со светло-карими глазами, волосы были убраны под головной убор, такие Мила видела на служанках в доме, такие же могли носить и серые, но они предпочитали привычные белой ведьме платки серого цвета.

Женщина и Роар поприветствовали друг друга, он спросил есть ли у корты прошения к ферану и устные просьбы, а женщина отдала ему несколько сложенных листков, потом он пожелал корте процветания, а она пожелала дому силы и верности. На том они и разошлись.

— А что это на дверях? — спросила Милена, когда дверь закрылась.

— Это ткацкие инструменты, — ответил Роар и направился к другому дому.

Так они обошли почти все дома. В предпоследнем доме корты пекарей их угостили хлебом — свежим, ещё горячим и очень вкусным. Хлеб правда здесь был совсем другого вкуса и даже цвета, очень отличался от того, к которому привыкла Мила, белого вот вообще не видела ни разу. Правда на вкус ей действительно нравился.

— А почему ты не ходил к дому военных? — спросила она, когда они сидели на скамейке и грелись на солнышке, точнее в лучах двух светил, которые сейчас были на небе.

— А зачем? Про них мне всё известно, — улыбнулся Роар.

— А много вообще существует корт? — поинтересовалась белая ведьма.

— У нас в Изарии чуть больше десяти, — пожал плечами митар, — но всё зависит от ферната.

— Здесь красиво, я имею ввиду на площади. Дома корт так строили специально?

— Да, — кивнул он. — Трит, замок, строил мой данэ. И селение облагораживали тогда же. Данэ любил порядок во всём, а ещё не любил лишних, эм, как сказать, — митар слегда задумался. — В Зарне, например, дома корт находятся внутри второй крепостной стены, а люди живут в непосредственной близости от замка. Данэ это не нравилось, поэтому здесь замок в одном месте, а селение в другом. Недалеко, но…

И он развёл руками.

— Данэ вёл уединённый образ жизни, а после — нам, когда жили здесь, было плевать, маленькими мы бегали в селение и проводили здесь много времени, играя с местными детьми.

— А от площади расходятся дороги в разные части селения? — проговорила она скорее сама себе.

— Да, каждая часть принадлежит какой-то из корт. Раньше мы там много играли и больше всего раздражали мастеров кузнечного дела, потому что у них было опасно находится, но нам было всё равно, — Роар улыбнулся своим воспоминаниям. — Хорошее время было.

Милена залюбовалась им.

Тем временем дети на площади пришли в суетливое движение — старшие стали звать младших и спешно уходить с улицы. Митар нахмурился и, встав ногами на скамейку, посмотрел поверх крыш.

— Рваш, — выругался он, спрыгивая. — Так, давай быстро забежим к скотоводам и попробуем успеть до того как ливанёт.

Девушка с непониманием уставилась на него, но без вопросов встала и пошла к двери последнего на их пути дома корты скотоводов. Роар постучал, дверь открыл неприятного вида суровый мужчина, лицо которого немного просветлело, когда он увидел перед собой митара. Роар постарался побыстрее забрать прошения и спросил про просьбы, на что мужчина нахмурился и впал в раздумья, но митар его вернул обратно, сообщив, что ждать не намерен, так как надвигается ледяной дождь. Мужчина из корты скотоводов предложил укрыться у них в доме, но потом увидел за спиной митара девушку в сером и, видимо, пожалел о предложении. Впрочем Роар отказался.

— Ты отказался там оставаться из-за меня? Меня нельзя пускать? — спросила белая ведьма, когда они быстрым шагом отправились в сторону дома, пытаясь уйти от надвигающихся тяжелых туч.

— Не думай об этом, — отозвался Роар и обернулся на невообразимо быстро приближающуюся стихию.

Они прошли полпути от селения до дома, как стало невыносимо холодно — дорога прямо на её глазах покрылась инеем, а потом наледью, словно это было колдовством. Тело продрогло до костей, а потом стали падать капли дождя. Они были огромными, больно били и расползались по ткани огромными мокрыми пятнами.

— Милена, видишь вон то строение? — Роар указал на стоящее чуть поодаль от дороги здание, похожее на небольшой амбар. — Бежим туда, быстро.

И она поняла, что всё очень серьёзно. Бегала она вообще-то быстро, но тут эти дурацкие юбки платья мешали просто ходить, не то что бежать. Потому подобрав их к себе, Милена рванула вперед со всего своего умения, которое пока не растеряла, несмотря на то, что, находясь в этом мире, практически не занималась спортом, а лишь рефлексировала над своей участью, совершенно кажется забыв о том, что можно в целом и здесь себя держать в тонусе.

Добежав до постройки, она обернулась, но в тот же момент была подхвачена на руки Роаром и они ввалились внутрь, а всего через мгновение снаружи началось такое, что Милена даже забыла как дышать.

— А оно не развалиться? — выдавила она, посмотрев наверх и слыша страшный бой стихии о, как ей показалось, достаточно ветхое строение.

— Выдержит, — Роар отпустил её из своих рук и вернулся к двери, чтобы закрыть её.

— Оно чьё-то? — спросила он, потирая предплечья, чтобы согреться.

— Оно принадлежит фернату, как и сотни других бринт, которые построены так, чтобы путники могли укрыться в них, если ледяной дождь застанет их врасплох в дороге, — ответил митар. — В этой правда, как видишь, давно хранят часть корма для скота. Потому что укрыться можно в селении или в доме.

Мила обернулась и увидела сквозь сумерки помещения сваленные тюки сена, мешки с чем-то, может зерном?

— Замерзла? — спросил Роар, подойдя к ней и взяв её руки в свои.

По сравнению с его руками её были ледяными, она поняла, что не чувствует пальцы. Мила и вправду замерзла, вся. Тело кажется задеревенело от холода, или это от того, что Роар был так близко и жар его тела причинял физическую боль.

Он растёр ей руки и подышал на них, отчего её словно током ударило. Внутри всё застонало, завыло, ей хотелось ещё больше — чего? Да какая разница чего?

Голова кажется стала похожей на пустой котелок, в котором была только одна мысль, которая шальной мухой билась о стенки и звенела-звенела-звенела… И тут, словно услышав эту мысль, Роар стал целовать её пальцы.

Милене показалось, что умереть было бы проще.

Никогда в своей жизни ей так сильно не хотелось чего бы то ни было, никогда она не думала о себе, как о женщине, думающей только о мужчине и его… да что ж такое?

Но вот сейчас всё, всё в ней хотело только одного. Каждая клеточка её тела желала и пресечь это было бы попыткой сродни остановить мчащийся на полной скорости локомотив. От этого не спасёт ничего — разве что выйти сейчас наружу и может тебя убьёт ледяной глыбой нафиг. Но было сомнение, что и это мало поможет.

Губы Роара были тёплыми, нежными, когда он опустил её руки и прикоснулся пальцами к её щеке уже было понятно, что ничего ни он, ни она не смогут поделать с собой и друг другом, чтобы остановиться.

Его губы слегка коснулись её, и… всё — пелена от одного этого хрупкого, невесомого прикосновения, только невообразимое чувство желания обладания другим человеком, окрыляющее и пьянящее.

Роар поцеловал уголок её губ, потом щёку, потом снова губы. Её руки легли на его шею, пальцы зарылись в волосы, она приподнялась на мысочки.

Но… он зажмурился и отстранился. Взвыл, ругнулся, руки его перестали обнимать её лицо и стало невообразимо холодно и так… так… словно было темно, а потом вдруг кто-то включил свет и такой моргаешь, пытаешься понять, что происходит и привыкнуть к другой обстановке.

Руки Милены стали сиротливыми ветками, кажется она была готова заплакать от обиды… Почему, почему он так поступает? Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая потерялась и стоит одна посреди огромного ничего, а рядом никого нет и это страшно, и это обидно, и это… “Ну, пожалуйста, обними меня снова, не бросай меня, прошу тебя!”

В полумраке девушка видела его спину, такую огромную, надёжную и такую сейчас далёкую, хотя вот она — протяни руку и…

“Милка, дура, да протяни же, чёрт, свою руку”, — сознание снова заговорило внутри голосом Хэлы.

Роар тяжело дышал и, даже сквозь этот грохот, девушка слышала это его тяжелое дыхание. Он потёр шею, потом развернулся, когда рука её уже почти решилась сделать движение и дотронуться до него, чтобы не было хотя бы так отчаянно печально и страшно.

— Я не могу, понимаешь? Скажи мне… разреши, иначе я не могу, — шёпот его обжигал, клеймил раскалённым железом прямо где-то глубоко внутри. — Или запрети и… я…

— Тебе можно всё, — проговорила Милена, так слабо, что сама себя не слышала, у неё не было сил, дыхание перехватило, желание душило и сводило с ума, и она никогда прежде не испытывала ничего подобного, как завороженная, умирая от его взгляда полного отчаяния и мольбы.

Если бы нужно было больше, то она бы не смогла, не смогла бы ничего из себя вытащить. Но больше не понадобилось.

И вот именно сейчас она узнала, что бывает такое, когда тебя трясёт дрожью только от того, что тебя раздевают, целуют каждый обнажающийся кусочек кожи, что ты хватаешься за кого-то, словно тонешь, а главное это так естественно для тебя, что как ты вообще жил раньше? Как можно было вообще жить без вот этого? Без этой нежности, этой ласки, которые одновременно такие невообразимо мягкие и жёсткие, словно пытка.

И разве можно содрогаться, почти кончая, только от того, что кто-то целует твою шею и шепчет тебе слова желания, говорит тебе, какая ты невероятная… ладная… хрупкая… красивая… маленькая… сводящая с ума…

Милена впервые в своей жизни испытала что-то подобное. Что-то там про правильного человека всплыло в её голове, когда Роар вошёл в неё и это было таким диким безумием, потому что — а можно так будет всегда? Можно, чтобы он не останавливался? Можно, чтобы не кончался этот дождь, можно теперь здесь будет её реальность?

Эта невыносимая мука и одновременно сводящая с ума истома, которая заставляет терять связь с окружающим миром. Такое не бывает по-настоящему, такое только в книжках пишут, когда вот он внутри, а ты уже от одного этого где-то на грани… можно? Правда? Или она просто такая ненормальная извращенка, или она чокнутая, может ей к врачу, может она больна… а может умерла?

Роар держал её крепко, жадно прижимая к себя, она чувствовала себя самой-самой, у неё будто крылья были… какая же глупость, до слёз… боже… она рыдает?

Милена пришла в себя, когда взмокшая, словно в горячке, прижималась к Роару, будто он был сейчас всем её миром, но холод был теперь реальным, щипался и возвращал в реальность.

— Ш-ш-ш-ш, — он прижимал её к себе и гладил по голове, целовал в висок, лоб, нос, глаза, полные слёз и губы, и она чувствовала соль на них и мягкость, с которой он с ней обращался её доводила до грани истерики.

В её жизни было всего два мужчины. Роар был третьим. Что она могла бы знать о том, как что происходит на самом деле? Или может бывает по-другому, когда после тебя обнимают, успокаивают, просто… любят…

“Да ты с ума сошла? — начала она отчитывать себя. — Вы просто занялись сексом, никто никого не любит!..”

И Милена приказала себе запретить накручивать себя, запретить сходить с ума, но как можно остаться в рассудке, когда этот мужчина вот такой?

— Знаешь, — он погладил её по бедру, потом поднялся выше к талии и дальше, и по коже пробежала дрожь, — я вижу, что оно крепкое, вижу, но всё равно прикасаюсь и мне кажется, что я могу его сломать, словно оно самое хрупкое, что я в своей жизни держал в руках.

Роар потянулся и подтянув к себе свой плащ, укрыл им Милену. Стало так тепло и одновременно невыносимо тоскливо.

Всё?

— С тобой я вообще ни в чём не уверен, словно вообще всё в первый раз, — прошептал он, целуя её за ухом. — Никогда не был таким неумелым и криворуким…

“Он пошутил? — взвилось внутри. — А что бывает, когда он умелый и пряморукий? Она бы умерла от удовольствия? Смерть, которой все будут завидовать? Она сама себе будет завидовать”.

Роар поцеловал её в ухо.

— Это обычно я всё порчу, — совершенно не к месту заупрямилась Милена, — и это я неумелая, неуклюжая и криворукая. Сам же видел, как я умею умываться в реках.

Он прижал её к себе и рассмеялся. Кажется в этом мире можно было жить просто потому, что в нём был смех Роара. Милена решила, что наверное всё-таки чокнулась…

Осознание тишины навалилось неминуемо и упрямо говоря, что сказка закончилась.

— Роар, дождь прекратился? — эти слова она прошептала, но показалось, что прокричала.

— Угу, — кивнул он ей в голову. Они так и лежали вжимаясь друг в друга, боясь отпустить, потому что оба оказывается боялись всё испортить.

— Ты не хочешь уходить? — спросила она, и тут же отругала себя за очередную смороженную глупость.

— Нет, — шепнул Роар. Он полежал ещё немного, но потом со стоном сел, оставив её осознавать свершившийся факт того, что всё закончилось и вполне возможно никогда больше не повторится. — Но надо собираться, иначе, если мы не появимся через какое-то время за нами отправят отряд. Тебе помочь одеться?

— Не надо, я сама, — Милена улыбнулась. — Спасибо…

Митар как-то странно повёл головой, стал понурым, и она подумала, что может надо было согласиться на его предложение.

— А что делать, если попадёшь под этот дождь? — спросила девушка, чтобы побороть в себе эти мысли и потому что одеваться молча было невыносимо и тяга к разговору была скорее чем-то нервным. — Не спасёшься?

— Почему? Нормально, — митар натянул рубаху. — Нужно лечь на землю, руками обхватить голову, а ноги подтянуть к груди. Скорее всего отделаешься синяками и горячкой.

— Говоришь, как специалист, — и до того, как он удивился неизвестному слову, пояснила его. — То есть тот, кто знает в этом толк. Или тут всех учат, как быть, с самого детства?

— Учат обязательно, но я, когда был ребенком, действительно попал под ледяной дождь, — ухмыльнулся Роар. — С одного бока был весь в кружочках синяков от ударов льдин и дождя, а потом ещё мирты три-четыре лежал в горячке, но, как видишь, обошлось.

— Как так случилось? — девушке казалось, что ему тоже проще от простого разговора. Милену-то вообще рвала на куски мерзкая болезненная тоска.

— Риван меня подставил, — ответил митар. — Бросил одного и не пустил в бринту, думал, что я успею добежать до дома, а я не успел.

— Риван? — нахмурилась она.

— Младший брат Рэтара, — пояснил Роар.

Милена начала соображать, пытаясь понять, что с этой информацией не так, никто никогда не говорил о брате ферана, так может…

— Никто никогда не говорил, что у достопочтенного ферана есть брат, — Роар уже оделся и ей пришлось поторопиться, но шнурки на платье никак не поддавались.

— Был, — мужчина подошёл и аккуратно помог ей застегнуть платье. — Он утонул в Нраве. Давно.

Милена хотела сказать, что ей жаль, но вспомнила один из самых первых их разговоров — ей не о чем сожалеть, если она не при чём. Роар погладил её по щеке, отряхнул её плащ, на котором они лежали и сначала накинул его, а потом сверху ещё и свой.

— Там сейчас очень холодно и скользко, — пояснил он свои действия. — Пойдём не по дороге, а вдоль неё, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Милена. — А ты разве не замёрзнешь?

— Нет, — шепнул он ей в ухо и поцеловал в шею, отчего вся кровь снова собралась на щеках, а мурашки поскакали, как ошалелые по всему телу.

До дома они дошли молча. Милена сосредоточено скакала между ледяными кусками, пытаясь не навернуться на ровном месте и не плюхнуться попой в какую-нибудь ледяную грязную лужу. Роар помогал, поддерживая или протягивая ей руку, помогая не упасть.

Около башен митар махнул стражникам, чтобы они видели, что он благополучно вернулся.

Зайдя в такой уже знакомый и кажется ставший привычным коридор, Мила ощутила пустоту внутри и тоску, но тут Роар, обняв её сзади за талию, утащил в сторону того самого пролёта лестницы, ведущей в подвалы. В прошлый раз в её голове была совершенно бессовестная мысль о том, чтобы он её туда утянул и снова поцеловал, но сейчас мысль уже не была бессовестной, а действие окрыляло и дарило тепло и возбуждение.

Он снял с неё свой плащ, перекинул себе на плечо, а потом, подхватив одной рукой так, что она в прямом смысле слова уселась на неё, поднял перед собой. Вторая рука легла на её шею. Наверное надо было что-то сказать, но она просто поцеловала его, сама, потому что внутри было ощущение, что всё это только на сейчас, что потом ничего не будет, всё уйдёт и не вернётся… она всё испортит… он всё испортит… они всё испортят… да какая разница?

Может это последний раз, когда она может его поцеловать?

— Беги, маленькая — прошептал Роар ей в губы, когда она отстранилась, и вернул обратно в коридор, оставаясь там, на лестнице. Вернул её в реальность. Страшную, одинокую и холодную.

Глава 20

Когда-то давно, когда Хэла была не здесь и вовсе не Хэлой, когда тело было идеальным, но идеальным она конечно же его не считала, когда в голове был страшный винегрет неуверенности и ничего бы не могло этого исправить, даже шоковая терапия, а если и могла помочь, то лоботомия, она верила, что любовь спасёт мир. Ещё верила в чувства на всю жизнь, и свято считала, что всё должно идти своим чередом. Но теперь…

Спустя много-много боли, слёз, отчаяния, предательств, похереных нервов, похороненных надежд и начинаний, потеряв веру в лучшее и возможность стать кем-то, кто намного выше всего того дерьма, в которое вообще может вляпаться человек, находясь в якобы здравом уме и твёрдой памяти — да нет, конечно! И вот Хэла стала, наконец, другой.

Нет, она смотрела на себя со стороны и творила всю эту дичь, потому что могла себе это позволить. Да… в той жизни она тоже была любимицей, ну как говорили её друзья, “публики” и душой компании. Без неё никуда, говорили они, но потом оказывалось, что она одна во всём этом жутко пустом и мёртвом мире, и даже музыка перестала её спасать. А когда музыка не спасает — это провал. Это конец. Нечего ловить. Не на что надеяться.

И приехало в голову вот, что пока сама в себе не найдёшь сил, никто не сможет помочь тебе, даже если очень будут стараться. И наконец — ну, конечно, не в мужиках счастье.

Но — мудрость мудростью, старческая особенно, однако…

Наверное иногда всё-таки в них тоже можно что-то такое найти. Иногда воет волком оголодавшим всё внутри и требует того, чем может поделиться с тобой другой человек.

Для Хэлы желательно было, чтобы мужик, желательно с силой и внутренним стержнем, ну и чтобы половой немощью не страдал. Ей было важно, другие как хотят и как нравятся, каждому своё — вешать ярлыки она никогда не любила, даже если и врала себе, то… да и — кому-то и с самим собой хорошо, кому-то объятий достаточно, а ей нужен был обмен жидкостями, как бы может отвратительно это не звучало.

И, если бы здесь была возможность сходить к специалисту вправляющему мозги, то она определённо посоветовала бы Милене терапию. И хотя самой Хэле, там давно, в другой жизни, это мало помогало, потому что она всегда была слишком желчной, слишком язвительной, фонтанировала иронией и доводила специалистов до белого каления, хотя умела быть хорошей девочкой (потому что ну а что люди скажут?), но то она, а Милена дело другое.

У девочки прям на лицо был целый букет всякого дерьма психологического, в котором бедняжка тонула, причём не пытаясь выплыть, а ещё больше себя погружая внутрь. И психотерапия бы помогла, вставила бы на место, вскрыла то, что надо, заштопала то, что необходимо, потому что Милка была ведомой, открытой, светлой, чёрт!

Но специалиста, понятно, не было, сама Хэла предпочитала всё же давать порой советы, да и просто — или ты друг, или психотерапевт, так что осталось пройти тот самый последний и всегда действующий волшебный трах.

Нет, Хэла ненавидела всех этих “экспертов” лавок, говорящих всем подряд “мужика тебе надо хорошего, тогда и встанет всё на свои места”! Ага, как же… встало, село, легло и нах пошло! Тьфу! Но всё же порой нельзя было игнорировать тот факт, что феерический секс с правильным человеком и в правильный момент жизни, вполне так себе мог поставить всё на свои места. Хотя, конечно, нюансы тоже были, но была ли возможность выбирать?

— Хэла, там начался ледяной дождь, — в комнату серых влетели Лорана, а за ней Карлина. Обе серые выглядили обеспокоенными.

Две эти девчушки были наверное ближе всего самой Хэле.

Карлина была хоть и молоденькой, девчонке было годикой двадцать два-двадцать три, но в своём мире была учёной, и была хладнокровной, рассудительной. С ней можно было поговорить о всяких умных вещах, чтобы мозги в кисель не превращались. Ещё Карлине не нужно было объяснять простые и естественные вещи, которые многие серые или здешние девушки не понимали и не знали, а порой и вообще не считали нужным узнавать.

Лорана была из всех серых самой взрослой, ну относительно — примерно лет на двадцать пять. Но в своём мире она была одинокой “старой девой”, которую никто не хотел брать замуж из-за того, что она была… светловолосой. Это считалось каким-то там жутким пороком или ещё какой-то диковатой условностью. В детстве родители красили её волосы в темный цвет, чтобы она не выделялась, а потом когда они умерли, ей это надоело и она перестала делать вид, что она такая же как другие, но с этим друзья и женихи испарились, как вода из кипящей кастрюли.

В конечном итоге случился в один распрекрасный день призыв и её вытащили сюда в качестве серой, и у неё, кстати, очень даже получалось делать неплохие простенькие лечебные заговоры. Как и у Карлины, которая в этом случае вообще сильно возмущалась, потому что считала себя человеком науки, а вот это вот всё, в переводе на язык Хэлы, мракобесие!

Втроём они часто сплетничали и никогда не стеснялись говорить друг с другом на горячие или неудобные темы. В общем был в Лоране и Карлине дух, который был близок и Хэле и, если бы у ведьмы спросили, кому из серых она больше всего доверяет, то она не раздумывая сказала бы, что вот этим двоим.

— И? — Хэла приподняла вопросительно бровь, зная конечно причину их волнения.

— Милены нет, — сомневаясь покачала головой Карлина. — Влетит снова.

— Она с достопочтенным митаром ушла с восходом Тэраф и с тех пор не вернулась, — Лорана и вправду выглядела озабоченной. — А там дождь сильнючий зарядил.

Хэла зевнула.

— Ты думаешь, что достопочтенный митар не знает, как поступать во время ледяного дождя? — спросила Хэла.

— Знает, конечно, — отозвалась та, — но всё равно…

— Так, ты знала, что они ушли, — догадалась Карлина. — Куда?

— Достопочтенный митар вывел нашу истеричную девочку прогуляться, — ответила женщина. — Они пошли в селение и я не думаю, что дождь их застал врасплох. Или они нашли приют в селении, или в бринте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нашли приют в селении? Да кто ж его пустит в дом, с серой-то? — Лорана частельно включала скептика и нервную мамку.

— Не думаю, что митару скажут нет. Тем более там есть казармы, — ответила чёрная ведьма. — Думаешь, тут стражники с нами в одних помещениях находятся — это нормально, а там, где они живут, когда не здесь, они типа скажут “нет, достопочтенный митар, как хочешь, но серую, и уж тем более белую ведьму внутрь не пустим, не положено”? Я уже не говорю о том, что митар их самый главный командир.

— Ты, как мне кажется, уж слишком спокойна, Хэла, — подозрительно прищурилась Карлина и села на кровать. — А что, если с ней, что плохое случится?

— Плохое? Это что? Прибьёт дождём? А если ты ещё на что намекаешь — от кого? От митара? — она приподняла бровь и ухмыльнулась. — Да тут нет сейчас надёжнее мужика.

— Хэла, у них искрит, — с сомнением шепнула Лорана.

— Вечно у вас у всех искрит, куропатки, — повела она головой. — Электрики, блин. У меня и ферана тоже, нет?

Девочки переглянулись и потупили взоры.

— А у этих уж хоть бы загорелось, ей богу, — фыркнула ведьма. — Её истерики меня до ручки уже довели. У меня в мире вообще было мнение, что бабьи истерики нужно сексом лечить, точнее не сексом, а оргазмом…

— Чем? — светловолосая девушка посмотрела с непониманием.

— Ты про “керминар” говоришь? — спросила Карлина. — У меня в мире это переводится как “предел”, женский.

— А мужской по-другому называется? Пфф… Оргазм — это маленькая смерть, — улыбнулась Хэла, вздыхая.

— Ааа, — просияла Лорана. — Я поняла про что вы. У меня в мире это называется “пиком”. Но, если честно, я никогда ничего подобного не испытывала… с мужчиной, в смысле. Сама да, — она залилась краской, — а вот от соединения с мужчиной нет.

— У меня в мире вообще это никому не интересно в процессе соития двух людей, “пределы” это всегда процесс для одного, — важно заметила Карлина.

— Скушно же, наверное? — ухмыльнулась ведьма. — Но вообще, конечно, не гарантировано, что вот прям всё этим и закончится, или в процессе случится.

— А он не может сделать ей ещё хуже?

— Карлина, я тебя умоляю! Кто? Роар? — закатила глаза Хэла. — Да, если она скажет “нет”, он её и пальцем не тронет. А если “да”, на что я бы очень хотела надеяться, то там выпулит, только потому что у них у обоих напряжение такое, что всем уже не по себе, так что наша девочка от одного понимания, что сейчас произойдёт, взорвётся и будет на седьмых небесах… Ну, по крайней мере, чёрт, это же Роар! Он божественный!