Пробуждение

Глава вторая

— Мам, я и сама могла добраться, — стонала я на следующее утро, спрятав красные от бессонницы глаза за стеклами супермодных (по меркам этой дыры, уж точно) солнцезащитных очков.

Мы остановились у древнего трехэтажного кирпичного здания, на фасаде которого выведена огромная надпись: Старшая школа Рэдиссон. Перед входом на ветру развевается огромный американский флаг. Ученическая парковка слева от входа заполнена исключительно пикапами и джипами. Жаль, что у меня нет машины, и приходится ездить в школу с мамой и младшей сестрой. Ясное дело, Кейтлин сама до школы не доберется, но я же старшеклассница. Если меня заметят в семейном микроавтобусе — моей будущей популярности конец! А хуже всего — наши номера штата Иллинойс. Они словно кричат: Посмотрите на нас! Посмотрите на нас!

— Я выхожу здесь, — заявила я.

— Но, Кендалл…

Я быстро отстегнула ремень безопасности и размяла спину, уставшую от целой ночи на диване в гостиной. Даже, знай я наверняка, что смогу уснуть, все равно не вернулась бы в свою комнату. Жуткий голос из генератора белого шума чуть не довел меня до инфаркта. Я так перепуталась, что потом всю ночь не могла выкинуть из головы этот ужас. Странно, но мне все же удалось поспать пару часов, свернувшись калачиком на диване.

Тогда-то я и увидела… его.

Конечно, увидела не в прямом смысле. Он мне приснился. Тааааакой красавец. Я его никогда не встречала — ни здесь, ни в Чикаго. Столь поразительные голубые глаза не забываются. Помните то выражение про зеркало души? Его глазам оно идеально подходит.

Проснувшись, я долго терла глаза, пытаясь избавиться от видения. Не очень помогло. Пришлось принять почти раскаленный душ. Более-менее придя в себя, я надела подаренные Марджори джинсы (они шикарно облегают бедра) и простую синюю кофту с длинными рукавами, которая тоже отлично облегает… хотя, не будем об этом (и не надо смеяться!). Похоже, синий — мой любимый цвет сегодня. Из толпы я выделяться буду, но не слишком радикально. Не стоит в первый день в новой школе выглядеть слишком вызывающе. А джинсы — они везде джинсы — любимый предмет одежды подростков. Чересчур много внимания в них я точно не привлеку. С другой стороны, если фасон уже вышел из моды…

Мама тоже отстегнула ремень.

— Я пойду с тобой.

— Не надо. Сама справлюсь. Не так уж это и сложно.

— Но ведь я помогла Кейтлин и…

— Кейтлин — тринадцать. Все будет в порядке, мам. Я клянусь.

— Не говори так, дорогая. Клятва — это очень серьезно.

А что в наши дни не богохульство? Хорошо, мама не слышит моего колотящегося сердца и шума в ушах, а то бы точно одну не отпустила. И голова снова раскалывается. Только компанию ей составляет боль в шее. Ощущение, как будто у меня в затылке толпа эльфов лупит молотом по наковальням. Черт, нужно срочно принять таблетку обезболивающего. А лучше — четыре. Головная боль от плохого сна из-за начала учебы, а во всем остальном виновато мое голубоглазое видение.

Я поцеловала маму в щеку.

— Люблю тебя, мам!

Не дав ей ответить, я распахнула дверь и выскочила из машины навстречу морю — ладно, скорее, небольшой речке — из учеников, направляющихся к главному входу Рэдиссон Хай. Мимо меня пронеслись ребята на скейтах и велосипедах. На парковке со скрипом остановился «форд F-150», из которого вылезли шестеро парней. Мой взгляд остановился сперва на устрашающе выглядящем парне на впечатляющем красно-желтом мотоцикле, а потом на высокой девушке на скутере «Сегвей». Я и не думала, что здесь есть такие модные ребята!

Глубоко вдохнув и попытавшись мысленно прогнать мигрень, я заставила свои ноги в кроссовках «Рибок» шагать в сторону входа.

Я готова ко всему.

— Я — Кендалл Мурхед, новенькая. Мне сказали зарегистрироваться здесь.

Мутного вида леди за столом вытащила карандаш из-за уха и зажала его в зубах.

— Сееоодня се соовно оеньие…

— Простите?

Дама выплюнула карандаш.

— Извини. Я говорю, сегодня все словно новенькие, дорогуша. Все-таки первый день учебного года.

Порывшись в куче карточек на столе, она вытащила одну.

— Вот ты где, Мурхед Кендалл. Твой первый урок у миссис Джонстон. Кругом, по лестнице и на третий этаж, кабинет триста тридцать три.

Уставившись на карточку, я изо всех сил старалась не поддаться влиянию ее гипнотического южного произношения. Придется к этому привыкать, раз уж я теперь живу на юге. Так… математика, анатомия, английская литература, история, испанский язык и информатика. Похоже все предметы за меня уже выбрали. Наверняка, мама. Ладно, не важно. Все равно, мне все это потом понадобится.

Дама с карандашом строго посмотрела на меня.

— Вперед, дорогуша! Ты же не хочешь опоздать? Первое впечатление очень важно.

Это она мне говорит? Мне-то удалось уложить волосы без помощи желтой краски и карандаша и позавтракать, не вывалив половину тарелки на себя. Нахмурившись, я мысленно напомнила себе, что судить других не хорошо. Я ведь сама вот-вот выскочу на сцену и начну выступление перед Рэнди, Полой, Саймоном… и всей Рэдиссон Хай. Конечно, я видела десятки школьных романтических комедий, где новенькая быстро становилась самой популярной и завоевывала сердце главного красавца, оказавшегося заодно и настоящим гением со светлым академическим будущим в лучшем университете. Только это не кино. Это моя жизнь. Я никогда не была новенькой. За все свои шестнадцать лет я училась только в чикагских школах, и я не уверена, что смогу легко подстроиться под здешние порядки.

Вместо урока миссис Джонстон я отправилась на поиски женского туалета среди моря оценивающих взглядов — ну почему мне кажется, что все на меня уставились? Как только я вошла в туалет, все головы повернулись в мою сторону. Мне не хватало только таблички с надписью: «Я НЕ ЗДЕШНЯЯ».

Самое смешное, что смотреть-то не на что. Обыкновенная девушка с длинными, слегка вьющимися каштановыми волосами, капелькой макияжа — только подводка для глаз и тушь — и усыпанным веснушками носом. Ладно, Марджори утверждает, что я — красотка, но она же моя лучшая под-рута, она должна так думать. Я опускаю глаза (карие, кстати) и медленно иду к раковине. Вокруг меня все в спешке хватают сумки и рюкзаки. Мне тоже стоит поторопиться, а то опоздаю на урок.

Хочется умыться холодной водой, но я не уверена в водостойкости туши. В Рэдиссоне нет ни одного приличного торгового центра, так что вместо моей любимой водостойкой туши «Клиник», которую я, кстати, нигде не могу найти — наверняка Кейтлин без спроса позаимствовала, — пришлось довольствоваться продукцией «Мейбеллин» или «Л'Ореаль» или что там еще продается в обычных супермаркетах. В качестве компромисса я включила теплую воду и вымыла руки мылом с противным химическим запахом.

Вдруг у меня жутко свело живот. Боль пронзила похлеще лазерного меча Дарта Вейдера из Звездных Войн. Правда, очень больно. С большой буквы «О» — очень. Сейчас вырвет. Тошнота подступает к горлу мерзкой горечью. Согнувшись пополам, я пытаюсь добраться до ближайшей кабинки, чтобы не залить весь пол, и слышу, что кого-то там уже рвет. Фуу… теперь точно вырвет. Никогда не выносила, когда кого-то рядом тошнит. Я снова сгибаюсь пополам от боли в животе и горле одновременно. Такое ощущение, будто тошнит девушку в соседней кабинке, а страдаю я.

Полный бред.

Бросившись обратно к раковине, я набираю полный рот ледяной воды в надежде избавиться от привкуса желчи.

В дальней кабинке спускают воду. А у меня в голове с новой силой взрываются звуки рвоты. Господи… что со мной происходит?

Дверь кабинки открывается и оттуда выходит высокая девушка, которую я видела во дворе. Та, что со скутером «Сегвей». Это ее тошнило? Нет, я почему-то уверена, что с ней все в порядке. К тому же она морщится, почувствовав запах. Нахмурившись, она спрашивает:

— Ты в порядке?

Я кивнула, вытирая рот жестким бумажным полотенцем.

— Ага, просто не переношу, когда рядом со мной… ну… ты понимаешь?

— Не обращай внимания. Это нормально для Рэдиссон Хай Скул.

— В смысле?..

Понизив голос, великанша указывает на одну из кабинок:

— Кортни Лэнгдон. Болельщица. Так она поддерживает свою тощую фигуру во время футбольного сезона.

— По-моему, у этой болезни есть название.

Великанша пожала плечами.

— Ты ей об этом скажи. Танцевать и блевать — вот ее девиз.

Я нагнулась и заглянула под дверь посмотреть, как там эта Кортни.

— Почему ей никто не поможет? Надо хотя бы медсестре сказать. И родителям. Они должны знать, что она творит!

— Неа, — прошептала в ответ великанша. — Она тебе за это глаза выцарапает. Она — первоклассная стерва. Но мы давно привыкли. И ты скоро привыкнешь.

И правда, кто я такая, чтобы в первый же день связываться с главной школьной стервой?

Только привыкнуть я вряд ли смогу. Особенно если это причиняет мне физическую боль.

— Ммм, наверное, — бормочу я в надежде, что стерва нас не слышит.

Великанша улыбается, одновременно оценивая меня. Я поступаю так же. Она худая, немного похожая на зубрилку, в яркой футболке с ковбойским рисунком, наполовину заправленной в темные потертые «Левайсы». С грудью у нее те же проблемы, что и у меня. Спасибо, Господи, за маленькие чудеса! Очевидно, что мода ее не особенно заботит. А, может, ей просто комфортно в собственном теле, и она ни на кого не пытается произвести ложного впечатления. Черные волосы великанши собраны в слегка неряшливый пучок, очень подходящий ее улыбающемуся лицу.

Снова раздается шум спускаемой воды, и из кабинки вылетает Кортни. Я не могу оторвать взгляд от невероятного количества макияжа на ее лице. Слой настолько толстый, что хочется на нем нацарапать ногтем свое имя.

Кортни оскалилась на меня.

— На что уставилась?

Я отвожу взгляд.

— Ни на что. Прости.

— Так-то лучше. — Накрасив губы ягодно-розовой помадой, она кивнула отражению великанши. — Старшеклассница, а одеваться, я погляжу, так и не научилась. — С этими словами Кортни повернулась и ушла.

Как только дверь за ней захлопнулась, я не выдержала и выпалила:

— Ну и стерва!

Великанша пожала плечами.

— Я же говорила.

Прозвенел звонок, и моя тошнота исчезла так же внезапно, как и появилась.

Хм… странно все это. Наверное, приступ вызвали нервы. Мне хотелось еще поболтать с великаншей, но нельзя же опаздывать на первый урок в новой школе.

— Черт! Я побежала, — бросила я через плечо.

— Еще увидимся, — крикнула она мне вдогонку.

— Конечно!

Чтобы не опоздать в класс миссис Джонстон, мне пришлось перескакивать через две ступеньки. Тут никакой спортивный зал не понадобится! Добравшись до нужного этажа и запыхавшись сильнее, чем хотелось бы, я сразу увидела просторный и светлый кабинет 333. Миссис Джонстон открыла все окна, поэтому класс наполняло невероятно громкое пение птиц. Ощущение такое, что все они упражняются в вокале прямо в нашем классе. У меня что, внезапно обострился слух? Или это только мне кажется, будто мы подслушиваем важный птичий разговор? Понятно, это из-за общей тишины небольшого провинциального городка мне все звуки кажутся громче обычного.

В последнем ряду у окна есть свободное место, и я протискиваюсь к нему, стараясь не задеть сваленные на полу сумки и вытянутые ноги моих одноклассников. Радостно плюхнувшись на стул, я осматриваюсь. Ученики выглядят… нормально. Девчонки — в джинсах и симпатичных футболках, парни — в штанах цвета хаки и майках с символикой американского футбола. Прически у всех такие же, как в Чикаго, за исключением двух парней, у которых на голове нечто, напоминающее прически бандитов из сериала на MTV.

Очень красивая девушка с длинными блестящими золотыми волосами мило улыбается мне. С таким лицом — наверняка одна из школьных принцесс. И наверняка лучшая подруга этой Кортни Лэнгдон. Так и вижу их во главе особого клуба, вступить в который можно, если только родословная твоей семьи начинается от самой Скарлетт О’Хара. Такие в кафетерии издеваются над теми, кто ест «неправильную» пищу.

Но Красотка снова улыбается мне и машет рукой.

Я внутренне ухмыляюсь. Боже… Кендалл, да у тебя паранойя! Но я ничего не могу с собой поделать. Для меня это все в новинку. Я не уверена, что сумею легко вписаться в здешние порядки. Взять хотя бы акцент. Уже одно это привлечет массу ненужного внимания. Но вдруг Красотка пригласит меня пообедать с ней и ее друзьями, познакомит со всеми важными людьми и сделает членом клуба Скарлетт О'Хары. Нужно избавиться от негативного настроя и стать оптимисткой. Другого выбора у меня нет.

Не успела я вытащить из сумки тетрадь и любимую синюю (опять синий!) ручку, как мою левую ногу пронзила резкая боль. И я говорю не о хорошо известном всем покалывании, когда отсидишь ногу, а о самой настоящей жуткой боли. Ощущение такое, словно мне только что сломали кость ниже колена. Стоп. Этого не может быть! На лбу и на верхней губе у меня выступает пот. Дыхание учащается, как бывает у меня всегда перед взлетом самолета. Я не люблю летать, и папа советует сосредоточиваться на горизонте. Только сейчас вместо горизонта у меня перед глазами зеленый газон школы Рэдиссон Хай, и толку от него никакого.

От боли у меня из глаз текут слезы, и я безуспешно пытаюсь понять, что со мной происходит. Я начинаю с силой тереть левую ногу и буквально чувствую выпирающую сломанную кость. В девять лет я сломала руку, так что хорошо знаю, каково это. Черт! Неужели я вывихнула сустав или порвала какое-то сухожилие, пока неслась по лестнице? А может, это какое-то жуткое наследственное заболевание костей, о котором меня забыли предупредить? Я точно помню, что за последние несколько минут ни обо что не ударялась. Ребята, я реально схожу с ума!

Нужно что-то делать. Сейчас же.

Поднять руку и попросить о помощи мне помешал ввалившийся в класс здоровенный парень.

— Брюква! — радостно воскликнул кто-то.

— Эй, это — Брюква!

Парня зовут Брюква? Как овощ?

— Как дела, прияятеель? — протянул он в ответ с тягучим местным акцентом.

Миссис Джонстон встала из-за стола и сняла очки.

— Шон Кармайкл! Не думала тебя сегодня увидеть. Говорят, ты здорово упал с отцовского трактора.

— Да, мэм, — ответил здоровяк. — Ногу серьезно повредил. Доктор говорит, в этом году никакого футбола, правда, если будет нормально заживать, к январю смогу играть в раундболл.

— Бедняжка. Нам будет не хватать такого замечательного игрока.

— Верно говорите! — поддержал учительницу друг здоровяка — и наверняка партнер по команде.

Миссис Джонстон кивнула.

— Шон, садись так, чтобы ты мог вытянуть ногу.

Любопытство погубило кошку Кендалл.

Я приподнимаюсь на стуле, чтобы лучше видеть происходящее у стола учителя. Боль в ноге не стихает, и у меня буквально отваливается челюсть при виде Шона «Брюквы» Кармайкла, ковыляющего на костылях к свободному месту в первом ряду. Его левая нога до самого бедра закатана в гипс — верный признак перелома.

Сумасшествие какое-то!

Левая нога Брюквы. Моя левая нога.

У меня мысли путаются. В голове настоящий ураган. Такого просто быть не может.

Кортни тошнит. Меня тошнит.

Тут я вспомнила, как было в четвертом классе, когда Брайан Урлахер толкнул Тома Брэн и…

Бог ты мой! Я чувствую боль других людей?

Как такое возможно?