Пробуждение чувств

Глава 16

Хэнку удалось усадить ее в машину, хотя это оказалось нелегкой задачей. Он так и не понял, почему она сердилась, но сообразил: что-то обидело Аманду именно сегодня. Дважды он пытался поговорить с ней, но она не отвечала. Может, ей было плохо из-за того, что она поняла, что не любит этого Дрисколла. Хорошо, конечно, что она взялась за ум, но Хэнк не понимал, почему надо выплескивать гнев на него.

— Осторожнее! — закричала Аманда. Хэнк увидел, что на дороге стоят двое мужчин. Он уже не мог затормозить, поэтому, чтобы избежать столкновения, резко свернул налево. Уже нажимая на ручной тормоз он понял, кто были эти двое и чего они могли хотеть.

— Оставайся в машине, Аманда, — прошептал он. — Чтобы ни случилось, оставайся в машине. И не говори им, кто ты. Не хочу, чтобы они услышали имя Колденов. Ты поняла меня?

Аманда поняла, что происходит что-то серьезное и сейчас не время для милых перебранок. Она молча кивнула Хэнку.

Мужчины побежали, как только увидели машину Хэнка, и оказались рядом, когда он уже выбирался наружу.

— Привет, профессор, — сказал высокий. Фары машины освещали его светлые, почти белые волосы и голубые глаза, которые подозрительно сверкали. — Ты ведь знаком с Андреем?

Хэнк не улыбался.

— Твоего последнего напарника убили в Сан-Диего, верно? Послушай, Уитни, ты нам здесь не нужен.

— Разве так разговаривают со старым другом? — ответил Уитни Грэм.

— Мы собираем профсоюз, — сказал Хэнк, — и нам не нужно кровопролитие.

Уитни уперся рукой в капот и наклонился к Хэнку.

— Жестокость — это единственный способ заставить мир посмотреть на нас, и ты это знаешь. Ничего не сдвинется с места, пока мы не прольем кровь, и первой будет кровь Колдена. Ты знаешь о том, как он обращается со сборщиками. На этот раз мы достанем ублюдка.

Хэнк задержал дыхание. Он надеялся, что Аманда будет молча сидеть в машине и не скажет, кто она. Эти люди были фанатиками, приверженными делу, и дело значило для них больше, чем свобода, или их собственные жизни, или жизни других. Они хотели показать всему миру, что мир живет не правильно, и решили, что единственный способ это сделать — привлечь внимание мира к себе. Они считали, что американцы пропустят мимо ушей тысячи историй о печальной судьбе сезонных рабочих, но прислушаются к нескольким историям, написанным кровью. Уитни Грэм и его сменявшие друг друга напарники блуждали по Америке, подбивая группы сезонных рабочих на борьбу против несправедливого обращения. Эта борьба стоила жизни и имущества множеству людей, но им удалось добиться некоторых изменений. Уитни верил, что цель оправдывает средства.

— Местный шериф у Колдена в кармане, — сказал Хэнк. — Это вероломный человек по прозвищу Бульдог, и он переломит тебя пополам голыми руками.

— Если словит, — ответил Уитни. Он посмотрел на Аманду. — Я слышал, дочь Колдена работает у тебя.

— Работает, и неплохо. Помогает собирать рабочих в профсоюз.

— В профсоюз, значит, — рассмеялся Уитни. — У рабочих пустые животы, и Колден знает это. У Колдена на руках все козыри. Он может обращаться со сборщиками как с последним мусором, а им приходится это глотать. — Глаза Уитни сверкнули в свете фар. — Когда-нибудь мы отнимем власть у таких, как Колден. Когда-нибудь профсоюз сможет защитить права рабочих. Но до этого времени нам нужно разжечь несколько костров.

— В этих кострах горят люди! — воскликнул Хэнк. — Возвращайся туда, откуда пришел, Уитни. ОРМ разослал уже несколько десятков агитаторов, и я здесь рассказываю людям, что такое профсоюз. Нам не нужен ни ты, ни твое оружие.

Уитни снова взглянул на профиль Аманды. Девушка не шевельнула ни одним мускулом с того момента, как остановилась машина.

— Я слышал, у Колдена хорошенькая дочь. Такая же хорошенькая, как эта леди? Хэнк фыркнул:

— Дочь Колдена такая же хорошенькая, как он сам. Ей сигару в зубы — и будет вылитый папаша. А эта леди — мисс Дженет Армстронг.

— Жаль, — сказал Уитни. — Думаю, Колден все сделает, чтобы защитить свою дочь.

Хэнк смотрел на полубезумные сверкающие глаза Уитни и чувствовал, как мурашки бегут по спине. Эти фанатики вполне могут сделать Аманду средством для достижения своих целей. Укради ее — и можно шантажом добиваться от Колдена чего угодно. Убей ее — и общество вспомнит о существовании сезонных рабочих.

— Я сам со всем справлюсь, Уитни, — сказал Хэнк, приложив все силы, чтобы в голосе не прозвучал страх. — Уходи туда, откуда пришел.

Уитни вышел из круга света, отбрасываемого фарами.

— Хорошо, парень. Уеду, как только пойму, что у вас нет проблем. Хочу убедиться, что Колден и другие землевладельцы обращаются с моими людьми должным образом. От меня не будет неприятностей. — Его голос слабел по мере того, как он отходил от машины. — И передай привет этой мисс Колден от меня. Как там ее зовут? Эми? Да нет, Аманда. Ну так скажи, что я кланялся ей.

Звук его шагов постепенно затих и наступила тишина.

Хэнк не мог сдвинуться с места. Несмотря на жаркую ночь, он чувствовал озноб. Он не разговаривал с Амандой, пока садился в машину и ехал по направлению к ранчо. За время пути озноб сменился жаром, и он вспотел.

Хэнк остановил машину и повернулся к Аманде.

— Не собираюсь выслушивать никаких возражений. Завтра останешься дома. Вообще никуда не выходи. Пусть Тейлор задаст тебе чего-нибудь, чтобы ты весь день просидела в своей комнате.

Аманда даже не нашла нужным отреагировать на его тон.

— Ты думаешь, они собираются убить моего отца? — прошептала она.

Хэнк просто хотел, чтобы она была в безопасности. Он винил себя за то, что позволил ей работать в штабе, что ей пришлось столкнуться с жестокостью.

— Уитни не вполне в своем уме. Он считает, что борется за права рабочих, но на самом деле это лишь прикрытие для его садистских наклонностей. В прошлом году в Чикаго он избил восьмидесятилетнего… — Хэнк внезапно остановился. Он так расстроился из-за того, что Уитни упомянул Аманду, что плохо соображал. — Нет, не думаю, что он собирается убить твоего отца. Скорее всего, погибнут невинные люди, какой-нибудь отец шести детей. Уитни хочет пролить столько крови, чтобы об этом заговорили газеты. Ему не важно, чья это кровь, — он понизил голос, — даже если это будет твоя кровь, Аманда.

— Невинные люди, — проговорила Аманда. — Может, моего отца и не убьют, но «невинные» люди могут пострадать. И в этом все равно обвинят моего отца.

— Аманда, не хочу начинать этот разговор. Твой отец извлекает прибыль из чего только может. И его не интересует, какой ценой получена прибыль. Я тебе уже говорил, что он дал объявления о найме в трех штатах. Здесь соберутся тысячи людей. Может, две тысячи вступят в профсоюз и уйдут с полей, если условия работы будут невыносимыми, но еще тысячи будут голодны настолько, что согласятся работать в любых условиях.

— Мой отец не чудовище, — тихо сказала Аманда.

Может, сейчас он был похож на Уитни, но Хэнка переполняли эмоции.

— Твой отец несколько лет не разговаривал с собственной женой из-за того, что до замужества она танцевала на сцене. Он отдал собственную дочь человеку, больше похожему на машину, чтобы тот лишал ее пищи, если она не выполняла каждое его желание. Колден не способен поставить себя на место другого. Он решает, чего хочет, и берет это. И не важно, сколько людей свалятся по пути к цели. Он хочет получить прибыль с продажи хмеля, и хмель должен быть собран. Не думаю, что он отдает себе отчет в том, что на полях трудятся люди. Они для него — машины для получения прибыли.

— Мой отец не такой, — возразила Аманда. — Ты не знаешь его, как я.

Она вспоминала, как они ужинали и завтракали вместе последние несколько дней. Она не хотела вспоминать, как он сказал, что не выносит ее. Она сама была тогда виновата. Аманда вышла из машины, даже не подождав, пока Хэнк подаст ей руку.

Хэнк выпрыгнул из машины и побежал за ней. Он остановился перед Амандой, положив руки ей на плечи.

— Аманда, не важно, как ты относишься к своему отцу. Для меня важна только твоя безопасность. Пообещай мне, что завтра ты останешься дома и не пойдешь в штаб.

— А как бы ты себя вел, если бы на моем месте была Рива?

— Рива? — спросил он. — При чем тут Рива? Ты что, все еще ревнуешь Тейлора к Риве из-за того, что они вместе ушли с ярмарки?

Аманда пошла прочь от него, но он не отставал.

— Я хочу, чтобы ты пообещала, Аманда.

— Если бы жизнь Ривы подвергалась опасности, ты бы решил, что она достаточно храбрая, чтобы противостоять всему. Но я должна прятаться в своей комнате, потому что я — глупая девчонка из высшего общества. Правильно?

Хэнк растерянно смотрел на нее. Ни один мужчина не сможет прожить достаточно долго, чтобы начать понимать женщин.

— Если бы жизнь Ривы была в опасности, я бы тоже хотел, чтобы она оставалась в безопасном месте.

— Но Рива — бедная, а я — богатая, и это все меняет.

Хэнк чувствовал себя так, будто только что выпил кварту виски и прокатился десять раз на карусели.

— Им нужна ты, потому что ты — дочь Колдена. Аманда, пообещай, что останешься завтра дома.

Она прошла мимо него.

— Профессор Монтгомери, я в состоянии сама позаботиться о себе. Если же нет, обо мне позаботятся деньги моего отца. — И она поспешила в дом.

Хэнк стоял, в ярости сжимая кулаки. Видимо, единственный способ защитить Аманду от этих фанатиков — это привязать к кровати. Он никак не мог понять, почему она злится, но позволить, чтобы из-за каких-то женских капризов подвергалась опасности ее жизнь, он тоже не мог. Он пошел к машине.

Аманда задержалась на несколько мгновений на пороге дома. Она понимала, что вела себя глупо, но, похоже, последнее время ее мозг шел на поводу у эмоций. Эти двое напугали ее, напугали до смерти. У того, который называл себя Уитни, ярость переполняла голос. Когда он говорил, Аманде казалось, что по ее коже проводят холодным металлом. Он рассуждал об убийстве, как другие — об интересной книге. Сегодня утром, когда шериф заговорил о насилии в связи с профсоюзом, это казалось чем-то далеким и нереальным. Но для этого Уитни насилие было не только реальным, но даже желательным.

Если бы она могла хоть что-то сделать!

Неожиданно она остановилась. Разговор о насилии зашел в связи с тем, что ее отец якобы пытался заставить сборщиков трудиться в невыносимых условиях. Если ей удастся убедить представителей профсоюза, что отец вовсе не такое чудовище, каким они его представляют, ей удастся предотвратить насилие до того, как оно возникнет.

В этот поздний час отец, как обычно, был в библиотеке. Раньше она бы не осмелилась побеспокоить его, но теперь она делала многое из того, на что не решалась раньше. Аманда постучалась в дверь библиотеки, и когда отец сказал, чтобы она входила, проскользнула в открытую дверь.

Отец так хмуро посмотрел на нее, что она была готова повернуться и убежать. Гаркер Колден не любил сюрпризов, и неожиданное появление дочери его явно не обрадовало. Аманда взяла себя в руки.

— Папа, у меня к тебе очень серьезный разговор, — сказала она, пытаясь сдержать биение собственного сердца.

— Если это о вашей с Тейлором свадьбе…

— Нет, — быстро ответила она. Неужели все мужчины думают, что женщину волнует только ревность или романтическая любовь? — Я разговаривала с представителями профсоюза, эти люди думают, что ты — что-то вроде… тирана, а мне бы очень хотелось убедить их, что это не так. Я хочу, чтобы они знали, что ты заботишься о своих работниках.

Гаркер отложил ручку, выпрямился в кресле и посмотрел на дочь. Все в доме изменилось, и он почему-то не хотел знать, что привело к этим изменениям. Кое-что ему нравилось, но что-то — не очень. Ему нравилось, что жена флиртует с ним и что дочка проявляет характер. Но ему не нравилось, что она думает, будто имеет право расспрашивать его, как он управляет собственным ранчо. Да и с Тейлором последние несколько дней были одни проблемы. Что Аманда и Тейлор знают об управлении ранчо? Всю жизнь они сидели, уткнувшись в книги. Гаркер даже начал сомневаться, разумно ли будет делать Тейлора своим зятем. Может, стоило поискать другого мужа для дочери.

И вот Аманда стоит перед ним, как испуганный кролик, делающий вид, что ему ни капельки не страшно, и требует разъяснений, как он управляет своей собственностью. Сначала ему захотелось прогнать ее к черту из кабинета, но потом он решил, что полезнее использовать ее связи с профсоюзом. Может, удастся избежать лишних проблем. Не то, чтобы его это очень волновало. Бульдог уже нанял с полдюжины людей, чтобы те присматривали за сборщиками на полях. Они предотвратят любые волнения.

— Тебе сказали, что я забочусь только о прибыли? — спросил Гаркер.

— В общем-то, да.

— И не забочусь о людях на полях? Аманду начинало отпускать чувство ужаса.

— Да, так говорят.

— Надеюсь, Аманда, что ты им не поверила. Ты ведь не станешь на сторону врагов твоего собственного отца?

— Нет, папа. Но я хотела бы услышать правду от тебя самого.

— Рад, что ты пришла ко мне. Пора узнать немного больше о плантации, которая кормит тебя, Видишь ли, я не впервые сталкиваюсь с такими проблемами. Последние одиннадцать лет случались и попытки устроить забастовку, и перестрелки. Но я не пытался спрятаться и сумел справиться со веем. Все тут думают, что я получаю кучу денег от плантации, а на самом деле я едва свожу концы с концами. Эти, из профсоюза, умеют только подсчитывать, почем я продаю хмель, но они не учитывают расходы, на которые я иду. Аманда, вырастить один тюк хмеля стоит двадцать четыре доллара, и двадцать из них идут на неквалифицированный труд. Черт, да я каждый год трачу девятьсот долларов, чтобы подвязать хмель. А никто не вспомнит о подвязке. Небось, они думают, что кто-то делает это для меня бесплатно. А ведь хмель еще нужно подсушивать и переправлять. В этом году была засуха, и я получу две трети по сравнению с тем урожаем, что был в прошлом году., И это тоже — потеря в деньгах. — Он остановился и посмотрел на дочь.

— Я бы с радостью платил сборщикам хоть двадцать долларов за тюк, — продолжал Гаркер. — Я знаю, что им нужны деньги и что они думают, будто я достаточно богат, но я плачу столько, сколько могу. В этом году цена на хмель такая низкая, что я урезал себя, в чем только мог, но я не снизил оплату за сбор. Я обделяю себя во всем, чтобы платить этим беднякам по самым высоким расценкам. Например, каждый год я разрешал владельцам магазинов из Кингмана открывать свои лавки прямо на полях. Люди получают товар, торговцы — деньги, а я бесплатно предоставляю землю и возможности для этого. Я не жалуюсь — всегда готов поделиться, чем могу. Но в этом году я не смогу позволить такую щедрость. Тейлор сейчас обустраивает лавки, товары для которых закупил я. Это принесет кое-какую прибыль, но зато я не буду снижать расценки за тюк собранного хмеля.

Аманда ликовала. Ее отец не был чудовищем, как считали все остальные. Они ничего не понимали.

— А если представители профсоюза придут к тебе и потребуют, чтобы ты привозил воду на поля, ты выполнишь это?

Гаркер улыбнулся:

— Я уже распорядился, чтобы на поля привозили лимонад. И еду. А также холодную питьевую воду.

— Ox, — Аманда расплылась в улыбке. Каждая ее клетка улыбалась. Теперь членам профсоюза не надо будет чего-то требовать. Рабочие будут знать, что у них есть право на протест, но против чего им протестовать? Кто может быть недоволен человеком, который привозит на поля лимонад?

— Спасибо, — сказала она, продолжая улыбаться. — Я расскажу об этом в штабе, — Она направилась к двери. — Спокойной ночи, папа, — попрощалась она и покинула комнату.

Аманда взлетела на верхний этаж, не чувствуя под ногами ступенек. Все устроилось. Насилия не будет. В сущности, отпадет необходимость в профсоюзе. Если бы каждый землевладелец был таким, как ее отец, и доставлял лимонад на поля, рабочим не надо было бы организовывать профсоюзы.

Аманда разделась и, все еще улыбаясь, легла в постель. Завтра она заставит этого противного профессора Монтгомери проглотить его собственные слова. Будет ли разочарован Уитни? Ему не выгодно привлекать внимание газет к человеку, который платит сборщикам по высшим расценкам и доставляет для них на поля лимонад и еду. Теперь можно не бояться идти в штаб завтра. Она в безопасности — ее защитил отец, который, что бы о нем ни говорили, был хорошим человеком.

Она заснула, даже не вспомнив о Тейлоре. И она не проснулась, когда тот в три часа ночи с туфлями в руках прокрался по ступенькам наверх.

— Лимонад! — кричал на нее Хэнк. — Ты рисковала своей жизнью, приходя сюда, из-за лимонада!

Как только она вошла в штаб, Хэнк схватил ее за руку и потащил в каморку, где хранились швабры. Теперь он стоял, глядя на нее сверкающими от гнева глазами, крича так, что на шее выступили жилы.

— И зачем прятаться здесь? — спокойно спросила она. — Ты так кричишь, что всем все слышно.

— Мне наплевать, кто там меня слышит! Какого черта, Аманда! Чего ты сюда пришла?

Аманда попыталась открыть дверь, но Хэнк ее запер.

— Я не останусь здесь, чтобы выслушивать твои оскорбления.

Он схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

— То, что сказал твой отец, хуже любых оскорблений. Он солгал тебе, Аманда. От первого до последнего слова. Если бы он хорошо обращался с рабочими, мы бы сюда не приехали.

— Об этом я и пытаюсь тебе сказать. Насилия не будет. Можешь сказать своим друзьям, в том числе этому ужасному Уитни, что можно разъезжаться по домам. Пусть он пугает какого-нибудь другого землевладельца.

Хэнк бессильно опустил руки, выражение его лица изменилось.

— И ты веришь этому, Аманда? — тихо спросил он. — Неужели мы для тебя — дикари? Ты думаешь, мы просто так приехали сюда? Только чтобы испортить жизнь такому невинному, любящему человеку, как твой отец?

— Думаю, вы ошибались в нем. Я же не говорю, что другие землевладельцы не притесняют своих рабочих. Но мой отец — хороший человек. Он старается изо всех сил. У него такие расходы, а никто их не учитывает. Он… — Она замолчала, увидев, что Хэнк оттолкнул ее и открыл замок. Он держал дверь открытой.

— Идите домой, мисс Колден, — устало сказал он. — Это место — не для вас. Вы говорите сейчас, как попугай, обученный Колденом. Если я захочу выслушать откровения Колдена, я обращусь к нему лично. А сейчас идите домой и запритесь там, пока хмель не уберут и не произойдет то, что должно произойти.

Аманда прошла мимо Хэнка в коридор.

— Вы уже все для себя решили, и я не могу ничего изменить, — сдержанно сказала она. — Но вы сами убедитесь. Надеюсь, что в вас окажется достаточно от мужчины, чтобы признать себя не правым, когда придет время. До свидания, профессор Монтгомери, — Она повернулась и вышла из штаба.

Пока Аманда возвращалась на ранчо, ее гнев достиг высшей точки. Организаторы профсоюза хотят верить тому, что на самом деле ложно, они предпочитают считать себя этакими рабами, строящими пирамиду для жестокого фараона. Но сегодня начинается сбор хмеля, и уже завтра они поймут, что на ранчо Колден с людьми обращаются так, как нужно обращаться с людьми.

Она улыбнулась, представив реакцию Монтгомери. Расстроится ли он, убедившись, что необходимости в профсоюзе нет? Он хотел составить петицию с требованием доставлять воду на поля. Ей захотелось увидеть его лицо, когда он обнаружит, что рабочих снабжают не только водой, но и едой, и холодным вкусным лимонадом. Она представила, как протягивает профессору Монтгомери высокий запотевший стакан и любезно улыбается при этом. Она очень сомневается, что он признает, что был не прав.

Она вышла из лимузина и направилась к дому. Первым человеком, на которого она наткнулась, оказался Тейлор. Он выглядел уставшим, но он компенсировал это, держа спину особенно прямо.

— Аманда, — строго сказал он, — я как раз собирался за тобой. Твоя работа в штабе закончена. Уборка начинается сегодня, и у тебя нет причин и дальше общаться с этими людьми.

— Они не «эти люди», а разумные существа, заслуживающие должного обращения. Если ты так не думаешь, то, по крайней мере, мой отец так считает.

— Не разговаривай со мной этим непозволительным тоном, Аманда.

Аманда собралась было дать отпор, но промолчала. Через несколько дней Монтгомери, опозоренный, уедет домой, а она останется с Тейлором. Лучше, пока не поздно, помириться с ним.

— Прошу прощения. Это все жара. Она меня так раздражает. Я уже уволилась и не вернусь на работу.

— Хорошо, — быстро ответил он. — А теперь тебе лучше побыть в своей комнате, пока все не кончится. Ты и так вмешана выше всякой меры.

— Конечно, — пробормотала она и начала подниматься по ступенькам, но остановилась и повернула назад. — Тейлор, нельзя ли мне прийти помогать на поля? Я бы могла разливать лимонад.

Глаза Тейлора расширились.

— Разливать… — Он постарался взять себя в руки. — На полях много мужчин, не думаю, что это подходящее место для леди.

— Но я работала с ними в штабе…

— Аманда! Я не могу позволить тебе прийти на поля, и даже не возражай мне. Ты будешь очень мешать. Неужели тебе хочется добавить другим работы?

— Нет, — ответила она и поняла, что слишком сильно сжимает рукой перила. Похоже, она всем мешает. Она не нужна в штабе и не нужна на полях.

— Я составил расписание для тебя. Оно — на столе. Я не смогу проверить тебя, так как занят на полях. Да, Аманда, когда закончится уборка, я поговорю с тобой об увольнении миссис Ганстон. Она была так оскорблена, что я не смог уговорить ее остаться. — Он стоял и смотрел, как она поднимается по лестнице.

Оказавшись в комнате, Аманда поняла, что от хорошего настроения ничего не осталось. Она взяла новое расписание и вспомнила, как Тейлор обещал, что больше не будет никаких расписаний. Она вспомнила также, как он говорил, что она станет его возлюбленной. Но Тейлор, которого она только что видела, был холоден и официален, как никогда раньше.

Она швырнула так и не прочитанное расписание на стол и бросилась на кровать. Было жарко, и Аманда ощущала смутное беспокойство. Она попробовала поднять себе настроение, представив, как профессор Монтгомери признает, что был не прав, но ей не удалось сосредоточиться.

Она встала, посмотрела на расписание и застонала, обнаружив, что должна перевести «Походы Цезаря» с латыни. Она увидела, как за окном, в тени дерева, ее мать растянулась на шезлонге и ела что-то, похожее на шоколад. Аманда взяла письменные принадлежности, учебник по латыни, и присоединилась к матери.

Она приятно провела день, валяясь в тени в компании матери. Грейс дала ей увлекательнейшую книгу, написанную некой графиней де ла Глейс. Это был роман, полный страстей, о страданиях женщины, полюбившей мужчину, недостойного этих страданий. Аманда ушла в книгу с головой и съела полтора фунта шоколада.

На следующий день и отец, и Тейлор были слишком заняты, чтобы заметить, что она не там, где должна быть, и делает не то, что должна делать, поэтому она провела большую часть времени с мамой. Аманда, чувствуя прилив мужества, спросила мать о том времени, когда та танцевала на сцене. Грейс рассказывала несколько часов, и Аманда начала понимать, что то, чем занималась мать, больше походит на тяжелую работу, чем на греховные развлечения.

— Ты очень храбрая, — сказала Аманда. — Я бы хотела стать такой же храброй.

— Мне кажется, ты уже такая, — ответила Грейс. — Просто ты еще не знаешь, для чего тебе нужна храбрость.

— Как Ариадна? — спросила Аманда, вспомнив героиню романа графини де ла Глейс. — Чтобы решить, что я люблю мужчину и бороться за него?

— Кого ты любишь, Аманда?

— Тейлора, конечно, — быстро ответила она и покраснела. То, что произошло с Монтгомери, было только экспериментом. Но Аманда все-таки опять представила себе, как он поразится, когда обнаружит, что ошибался насчет рабочих на ранчо Колден. Будет ли его раскаяние настолько велико, что он сделает ей предложение? Она представила, как он говорит: «Я ошибался, любимая моя. Я хочу провести остаток своих дней с такой мудрой женщиной, как ты». Ей понравилось представлять, как он признает, что она далеко не глупа — он слишком часто заставлял ее чувствовать себя глупой. Но любит ли она его? Вышла бы она за него замуж? Бросить родителей и Тейлора, чтобы разъезжать по свету на желтом «мерсере» Хэнка?

— Аманда, — сказала Грейс, прервав ее мечтания, — похоже, к нам приближается твой профессор Монтгомери.

Аманда повернула голову и посмотрела.

Это был он и направлялся к ним со стороны полей. «Ну вот, — подумала она. — Он идет, чтобы извиниться и…» Может ли она надеяться на большее?

— Аманда, — сказала Грейс, и в ее голосе звучала уверенность. — Я не знакома близко с профессором Монтгомери, но, насколько я могу судить по походке, он очень зол.

Аманда улыбнулась:

— Злится на самого себя. Думаю, он обнаружил, что напрасно приезжал сюда. Он очень гордый человек, и ему тяжело признать, что он был не прав.

Аманда встала и одернула юбку.

— Не будешь возражать, если я приглашу его на чай? А еще лучше, я закажу лимонад. Надеюсь, он понимает шутки.

— Как скажешь, дорогая, но, похоже, профессор Монтгомери…

— Вот ты где! — заорал Хэнк, еще не дойдя до Аманды. Его рубашка была такой мокрой от пота, как будто он попал под дождь. — Я велел тебе сидеть в комнате, а ты выставляешь себя на всеобщее обозрение. Ты веришь всем, кто тебе лжет, но не веришь мне, хотя я говорю правду.

Аманда покраснела и не смела взглянуть на мать. Она открыла рот, чтобы ответить, но Хэнк схватил ее за руку и потащил за собой.

— Прекрати! — лишь могла сказать Аманда. — Это моя мама и…

— Как поживаете, миссис Колден? Аманда идет со мной. Хочу показать, как ее отец обращается с рабочими.

— Пожалуйста, пожалуйста, — ответила Грейс и с интересом посмотрела на мужчину. Ее никто не предупредил, что профессор Монтгомери так молод и так красив.

— Я не хочу идти с тобой, — сказала Аманда.

— Иди сама или я перекину тебя через плечо и понесу.

Глаза Хэнка сверкали гневом, он уже несколько дней не брился и выглядел почти устрашающе.

— Я не собираюсь…

Хэнк присел, подставил плечо и перекинул через него Аманду.

— Отпусти меня! — закричала Аманда, молотя кулаками по его спине. Хэнк шлепнул ее по заду.

— Я слишком устал, чтобы меня били.

— Мама, помоги! — кричала Аманда.

— Не хотите ли печенья? — спросила Грейс, протягивая тарелку.

— Спасибо, — сказал он, набрал целую пригоршню, затем поднялся на ноги и ушел.

Грейс продолжила чтение, но улыбка не сходила с ее лица несколько часов.

— Отпусти меня, — потребовала Аманда. Хэнк опустил ее на землю, схватил за руку и потащил за собой.

— Я хочу, чтобы ты кое-что увидела.

— Мне не разрешили появляться на полях. Он остановился и посмотрел на нее.

— Ты все еще не решаешься думать сама, Аманда. Веришь всему, что говорят, не задавая вопросов. В прошлые годы твой отец так плохо обращался с рабочими, что те заговорили об убийстве, чтобы это остановить, но тебе наплевать. Колден потратил пять минут, чтобы сказать, какой он хороший, и ты поверила ему, а не тысячам, которые говорят обратное.

— Но он — мой отец. Он…

— Ты не можешь сделать человека хорошим тем, что будешь верить в это. Недостаточно лишь хотеть, чтобы это получилось. — Он отвернулся и снова потянул ее за собой. — Ты должна увидеть, почему мы организовали профсоюз.

Теперь Аманда была такой же злой, как и Хэнк, и ей хотелось увидеть, как он уезжает ко всем чертям на своей желтой машине. Из-за охватившего ее гнева она не сразу поняла, что находится перед ней.

Сначала она почувствовала запах. Чтобы запах достиг ее носа, даже не понадобился ветер. Воздух накалился до предела, а они подходили все ближе к полям. Внезапно она поняла, что не хочет видеть то, что простиралось на горизонте до самых окраин города.

— Подожди, — сказала она, выдергивая руку. — Я не хочу туда идти.

— И я не хочу. Я хочу принять душ и подготовиться к вечерним танцам, но они не могут, и поэтому я не могу, и ты не можешь. — И он снова потащил ее за собой.

Огромная пустошь к востоку от плантаций хмеля была теперь покрыта палатками и грубыми шалашами. Кое-где валялись кучи соломы. И всюду мусор: кости, гниющее мясо, лошадиный помет. Летали толстые мухи, а над входом в одну из палаток Аманда увидела голову овцы, всю в личинках мух. Хэнк с силой сжал ее руку.

— Твой отец сдает палатки по семьдесят пять центов в день. Учитывая, что взрослый человек работает под палящим солнцем весь день и в таких условиях может собрать хмеля лишь на девяносто центов, это немного несправедливо, тебе не кажется? Те, кто не может позволить себе палатку, покупает солому и спит на ней. Мусор отсюда не вывозится.

Он потащил ее по дороге к центру лагеря. Несколько мгновений Аманда могла только смотреть. Там находились туалеты. Очередь из пятнадцати-двадцати человек вела к каждому туалету, и пока Аманда смотрела, одну беременную, стоявшую в конце очереди, вырвало. Желудок Аманды тоже сжался, хотя она стояла в нескольких десятках метров от туалетов.

— Твой отец поставил девять туалетов для двух тысяч восьмисот людей, — сказал Хэнк. — Каждый туалет — на двоих. Мужчины и женщины ходят в одни туалеты — они же рабочие, зачем заботиться о приличиях? Они же животные. Вчера сборщики попробовали поддерживать чистоту вокруг палаток, выбрасывая мусор в туалеты, но они всего в метр глубиной, поэтому были переполнены уже к вечеру. Колден не распорядился вычистить их. Не хочешь ли зайти вовнутрь, Аманда? Экскременты покрывают весь пол. Как видишь, от запаха люди теряют сознание. Постой подольше, и увидишь, как кто-нибудь испражняется прямо на землю. В конце концов это приведет к дизентерии.

Аманда перестала сопротивляться. Она никогда не видела ничего подобного, даже не думала, что такое может существовать. Хэнку не пришлось тащить ее, когда они пошли дальше. Он остановился у помпы, качавшей воду из колодца.

— Для рабочих устроено два колодца, но к середине дня вода заканчивается, а ближайший колодец расположен в миле отсюда. Сборщики получают мало, а тратя время на походы за водой, теряют и то немногое, что могли бы заработать.

Хэнк пошел к полю, по-прежнему сжимая локоть Аманды и направляя ее в сторону посадок хмеля. На одном конце сборщики уже опустили шпалеры, поддерживавшие лозы, на другом они еще оставались. Поле было покрыто мужчинами, женщинами, детьми, которые отрывали гроздья хмеля и укладывали их в мешки. Стояла невыносимая жара.

— Не хочешь поработать на этой жаре, Аманда? Один человек умер от жары вчера. А недавно на носилках унесли четверых детей. Туалетов здесь нет, так что сборщики могут либо не отходить от поля целый день, либо потратить час на то, чтобы вернуться в лагерь и постоять в очереди. А куда девать мешки с собранным хмелем по сто фунтов весом? Тащить с собой или оставлять здесь, чтобы кто-нибудь их украл? Вот они и устроили отхожее место здесь. — Хэнк указал на еще не убранные шпалеры. — Конечно, когда они дойдут до этой части поля, им придется убирать хмель прямо в экскрементах.

Аманда ничего не могла сказать. Она с трудом стояла под палящим солнцем, и когда Хэнк снова потянул ее за собой, уже не сопротивлялась. Он подвел ее к фургончику, вынул из кармана деньги и отдал их человеку, стоящему позади фургона.

— Не хочешь ли стакан холодного лимона-, да? — спросил он и протянул Аманде грязный стакан с теплой жидкостью.

Она не осмелилась отказаться и сделала глоток, но тут же скривилась. Она с трудом проглотила отвратительный на вкус напиток.

— Лимонная кислота, — сказал Хэнк. — Лимоны стоят слишком дорого. Твой отец берет лимонной кислоты на пенни, делает несколько галлонов «лимонада» и продает по пять центов за стакан. Это приносит ему сотни долларов прибыли.

Он взял стакан и отдал его вспотевшей девочке восьми лет. Та жадно выпила жидкость и, отдавая стакан Хэнку, с благодарностью посмотрела на него.

— Твой отец торгует еще и едой, но при этом воду дают, только если ты купишь тушеного мяса. Хочешь еще стакан воды — покупай еще одну упаковку мяса. Воду просто так купить нельзя, и Колден скорее удавится, чем будет раздавать ее даром.

Он снова потянул ее за собой, но на этот раз Аманда добровольно шла рядом. Она сама хотела увидеть все, увидеть мир, о существовании которого она не знала. Она год за годом сидела в комнате, пока собирали хмель, и ни разу не задумалась о работающих на полях людях.

Хэнк повел ее к весовой, но они не смогли подойти близко, так как всюду сидели люди. Они вываливали из мешков лозы и обрывали с них листья. На лицах сборщиков читалась боль, но они обрывали листья с такой яростью, словно боролись за свои жизни.

— Чтобы собрать один мешок весом в сто фунтов, человек тратит несколько часов, после чего он тащит мешок к весам, чтобы его взвесили и записали на его имя. Но твой отец велел приемщикам говорить, что хмель «не достаточно чист». Теперь сборщикам приходится тратить драгоценные часы, чтобы перебирать лозы, обрывая несозревший до конца хмель. В среднем человек собирает от двухсот пятидесяти до четырехсот фунтов хмеля в день, но твой отец создал такие условия, что удается сдать только сто фунтов в день. Сборщик трудится весь день под солнцем без воды, без туалетов, и зарабатывает от девяноста центов до доллара десяти.

Он повернулся к ней лицом.

— Ты знаешь, зачем отец выдумал очистку хмеля? По двум причинам: во-первых, ему не нужно платить за лишние листья и ветки, но более важна вторая причина — он хочет, чтобы сборщик не выдержал и уволился. Твой отец чертовски умен, Аманда. Не от него ли твои мозги? Он выдумал гениальный способ дурачить этих людей. В среднем по стране за сбор хмеля платят по доллару за сто фунтов. В объявлениях твой отец обещал высокие расценки и прибавку. Расценки установлены в девяносто центов за тюк, а прибавка — плюс еще десять центов за тюк. Но прибавку дают только тем, кто останется на все время уборки. Если работник увольняется до того, как собран весь хмель, он теряет прибавку. Уволилось уже около тысячи японцев. Они не могут работать в такой грязи. На каждом уволившемся человеке твой отец зарабатывает десять центов от каждой собранной сотни фунтов. Умножь десять центов на тысячу тюков, собранных этой тысячью уволившихся. Получится множество дорогих сигар для Колдена и… — он осмотрел ее с ног до головы, — куча шелковых платьев для тебя, Аманда.

Гнев Хэнка исчез, и его плечи опустились.

— А теперь можешь идти домой, Аманда. Иди, сиди в тени под деревом со своей матерью и наслаждайся тем, что твой отец заработал для вас.

— А что будет здесь? — с трудом спросила она. Ее голос охрип. Ужас того, что она увидела, вошел в каждую клетку ее тела.

— Не знаю. Все оказалось даже хуже, чем я себе представлял. Уитни вертится здесь и слишком много говорит. Рабочие боятся потерять работу, но когда ты видишь, как твой шестилетний ребенок умирает от жары, тебе на многое наплевать. Люди много трудятся, но, из-за того что вода и еда такие дорогие, а расценки — такие низкие, они тратят все, что зарабатывают. Некоторые уже должны твоему отцу. Терпение на исходе, страсти накаляются. Думаю, они пойдут с требованиями к твоему отцу.

— Он не станет слушать, — сказала Аманда, глядя на маленькую девочку, обрывающую хмель. Ей было не больше трех лет, и Аманда видела, что штанишки ребенка, видневшиеся из-под грязного платья, все мокрые. Аманде не хотелось защищать отца. Человек, позволивший, чтобы из года в год повторялось подобное, не заслуживал, чтобы его защищали.

Хэнк удивленно посмотрел на нее.

— Нет, конечно, он не станет слушать, но я постараюсь убедить его. Страшно подумать, что может случиться, если ничего не изменится.

— Ты? — спросила Аманда. — Но сегодня утром к нам приходил шериф Рэмзи. А он…

— Сначала стреляет, а потом — думает, — продолжил за нее Хэнк. — Я знаю об этом. Но сейчас я хочу, чтобы ты вернулась домой, Аманда. Нельзя, чтобы Уитни узнал, кто ты. Оставайся в своей комнате. А еще лучше будет, если вы с матерью уедете в Сан-Франциско на несколько дней.

Аманда молча смотрела на него. «Трусиха, — думала она. — Я всегда была трусихой. В четырнадцать лет я боялась противостоять Тейлору, в двадцать два я боюсь собственного отца». Она отвернулась от Хэнка и пошла по направлению к дому. Может, ей удастся отыграться за все эти годы.

Хэнк смотрел, как она уходит. Она не была виновата в происходящем, и он знал это, но ему хотелось, чтобы она увидела, против чего он борется. Он мысленно помолился, чтобы она послушала его и уехала куда-нибудь. Но у него не было времени беспокоиться об Аманде. Он должен был найти Уитни и узнать, что замышляют эти фанатики. Люди были достаточно злы, и для начала бунта хватит малейшего толчка.