За окном рассыпал неиссякающую морось Лондон. Люсия посмотрела на дом напротив, давно ею до малейших подробностей изученный, но сейчас ставший от не прекращающихся всю неделю дождей более ярким, заколола волосы в тяжелый узел на затылке и подошла к кроватке поправить одеяло на спящей Букашке. Так они с Полом называли восьмимесячную Эльзу Уильямсон — крупную большеглазую красавицу, больше всего на свете любившую елозить своими прелестными ножками, сбрасывая белые с розовыми облаками пододеяльники.
— Боже мой! Проклятая животина! — Рядом с ребенком в кроватке удобно расположился наглый черно-белый котище Торин, с самого начала весьма ревниво воспринявший появление Букашки. Проснувшаяся девочка удивленно хлопала глазами и косилась на оккупанта. Поднатужившись, Люсия подняла кота за шкирку и хотела было выбросить из детской, но в последний момент сжалилась:
— Как тебе не стыдно, Торин?! Больше не смей этого делать! Нельзя обижать маленьких!
На лестнице послышались торопливые шаги.
— Уже проснулась? — поразилась Джоанна, полная, пышущая здоровьем сорокапятилетняя нянька Букашки.
— Разбудили, — недовольно пояснила Люсия.
Лицо Джоанны при виде детской головки с радостно распахнутыми глазами-бусинками и несколькими белокурыми колечками надо лбом выразило неподдельный восторг. Люсия подняла Эльзу за подмышки, с удовольствием ощутив ее увеличивающуюся с каждым месяцем тяжесть, и предоставила няне возможность поймать смешные складчатые ножки в розовых ползунки.
— По-моему, она еще не выспалась. Ну что, малышка, не хочешь рассказать нам свои сны? — заворковала Джоанна.
— Пусть это лучше останется ее маленькой тайной, — вмешалась Люсия. В отличие от няньки она воспринимала детский крик болезненно. Ей было непонятно, как можно кричать безо всякого повода, и она каждый раз старательно выискивала причины недовольства маленькой Эльзы. — Спасибо, Джоанна, вы можете идти. Скоро придет Пол, и мы справимся сами.
— Не забудьте дать нашей красавице вечернюю порцию витаминов. — Джоанна неуверенно опустила руки, как будто тяготившие ее в отсутствие работы, и робко добавила: — Может быть, сварить вам кофе?
— Спасибо, если вы согласитесь выпить чашечку вместе со мной…
Она обрадовалась, что не придется быть одной. Ее начинало волновать долгое отсутствие Пола: он обещал вернуться еще час назад. Эти репетиции не дают ему общаться с дочерью, Букашка почти не видит отца!
Вести с Джоанной беседу было вовсе не обязательно, но, сидя на кухне, нянька своим видом источала тепло и спокойствие.
— Теперь, пожалуй, пойду. — Джоанна нехотя поднялась из-за стола, накинула пальто и еще раз, уже из-за двери, напомнила о витаминах.
Через стеклянную дверь детской Люсия поглядела на сидящую в надувном манеже дочь: Эльза сосредоточенно изучала новый голубой пластмассовый мячик-погремушку. Но где же Пол? Мысленно проклиная бесконечные репетиции мужа и уже готовя ему «приветственную» речь, она отправилась было на кухню, решив выкурить сигарету, но звон колокольчика моментально заставил ее забыть о списке претензий. Она бросилась открывать.
Пол вошел в квартиру с раскрытым зонтом и одним из фирменных букетов, всегда украшающих витрину ближайшего цветочного магазина. Он поцеловал Люсию не заметив, что несколько капель с зонта упали на шерстяное платье с большими карманами, мягко очерчивающее слегка округлившуюся фигуру жены.
— Милая, извини за опоздание… Поставь куда-нибудь цветы.
— Давай в детскую! Пусть Букашка посмотрит на них и обрадуется…
Но тут же молодая мать передумала — пока ребенок занят своими делами, не стоит его отвлекать, — и понесла цветы в гостиную. Проходя с вазой мимо Пола, который все еще топтался в прихожей, она свободной рукой вынула из кармана белый платок и провела им по влажным стеклам очков мужа. Освободившись наконец от плаща и зонта, он подошел к двери детской и стал смотреть на сидящего к нему спиной ребенка, все еще изучающего голубой мяч.
— Тихо, она заметит тебя и сразу же потребует внимания. Пойдем. — Люсия за рукав потянула его на кухню. — Я приготовила тебе сюрприз.
Пол подозрительно повел носом:
— Пахнет лучше, чем в прошлый раз.
— Ты считаешь, что мой эксперимент с выпечкой картофеля не удался? — жалобно проскулила она.
— Местами удался. Теми, что не сгорели.
— Зануда! Будешь меня критиковать, не получишь паэльи.
— Это что-то испанское?
— Попробуй. — Она гордо поставила перед ним тарелку. — А я хочу тебе сказать, что больше не могу.
— Не можешь больше есть? Ты уже поужинала?
— Я больше не могу сидеть в четырех стенах! Вот! — Она взяла с подоконника газету с обведенным в красный квадрат объявлением. — Пойду психологом в богадельню. Этим людям нужно помочь, и я могу им помочь! Я им нужна!
— А по телефону им нельзя помогать?
— Опять сидеть здесь?!
— Разве тебе здесь не нравится?
— Ты приходишь только вечером, а я целый день смотрю в окно. Ты не представляешь, как это тяжело!
— А как же Букашка?
— Она уже большая. Джоанна справляется с ней лучше меня. Она чудесная женщина, в ней есть нерастраченное материнство. У нее, ты же знаешь, нет своих детей…
— Да, ты права, только…
— Пол, ты что, хочешь, чтобы я плесневела здесь с такой же скоростью, как булки в этой идиотской хлебнице, которую тебя угораздило купить на прошлой неделе?! Ни за что!
— Да, конечно, я тебя понимаю…
— Ты ничего не понимаешь! Я люблю вас с Букашкой, но мне тесно в одной лишь любви, я хочу возвращаться в нее и уходить, уходить и возвращаться…
— Но, Люсия…
— Эта Англия сведет меня с ума! Солнце последний раз светило в наши окна месяца два назад. Я каждый день жду его! Удивительно, как только здесь цветут деревья, я бы засохла на их месте! И потом… Здесь никому не нужен мой мадридский диплом!
Он оставил еду, встал, подошел к ней положил свои большие руки пианиста на ее покатые плечи. Люсия растерялась и утихла. Некоторое время он стоял так, не говоря ни слова. Тогда она повернулась и вопросительно посмотрела на мужа, мысленно отметив, что голубая рубашка гораздо больше идет ему, чем обычные белые, а новые очки в тонкой металлической оправе несомненно украшают его лицо, делая его взрослее и значительнее.
— Видишь ли, — сказал Пол, — я не сомневался, что когда-нибудь услышу от тебя то, что услышал сейчас. Правда, я думал, это произойдет немного позднее… Что ж? Место преподавателя психологии в Музыкальном колледже ждет тебя со следующего семестра.
— Пол! — Она спрятала лицо в складках его голубой рубашки — ей стало стыдно за свои упреки мужу, который, оказывается, уже обо всем подумал. — Пол, но как тебе это удалось?
— Мне очень помог Филипп, он поговорил с ректором. Они в свое время вместе учились: он, Филипп, Дэвид… — Пол Уильямсон вздохнул.
Вслед за ним вздохнула и Люсия, но тут же ее мысли приняли иное направление:
— Пол, а вдруг у меня не получится? Я боюсь!
— У тебя все получится, дорогая, я не сомневаюсь. Вспомни, какие письма ты писала мне из Мадрида. Ты тогда действительно очень поддержала меня…
Легкая тень пробежала по лицу молодой женщины.
— Скажи, а как поживает Лиз Маковски? — неожиданно спросила она.
Пол немного помолчал.
— Лиз заканчивает писать книгу о Дэвиде…
И в этот момент из детской донесся отчаянный плач. Люсия и Пол наперегонки бросились к дочери. Увидев их испуганные лица, Эльза тут же замолчала. Из-за коробки с игрушками виднелся нервно подрагивающий кошачий хвост, а в маленьком кулачке Букашки были зажаты черно-белые клочья шерсти. Родители опешили от неожиданности.
— Как тебе не стыдно, Эльза? — вступилась за Торина Люсия. — Больше не смей этого делать! Нельзя обижать животных!
— Давай спрячемся от нее в наказание! — предложил Пол.
И опустившись на колени, они спрятались за детской кроваткой. Любопытные темные глаза Эльзы последовали было за ними, но вскоре от счастливых родителей остались только какие-то вкрадчивые шорохи…
Прошло три месяца.
Притормозив возле здания колледжа Королевской музыкальной академии, Пол поцеловал Люсию и незаметно взглянул на часы — он сильно опаздывал… Но он непременно должен был отвести жену на ее первое занятие в колледже сам!
Через несколько минут Люсия Уильямсон в элегантном сером костюме шла по коридору, нервно поправляя на тонком пальце кольцо с яркими изумрудами. «Все будет хорошо, — успокаивающе подмигивала ей зеленые камни. — Жизнь продолжается. Она бесконечна, как музыка, как любовь…»
И коснувшись кольца губами, молодая преподавательница смело переступила порог аудитории.