Проклятие Синей Бороды

Марго Риркерк

Проклятие Синей Бороды

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: The Bluebeard Curse

Автор: Марго Риркерк / Margo Ryerkerk

Серии: Cursed Fairy Tale #2 / Проклятая Сказка #2

Перевод: cd_lu, maryiv1205, Jasmine

Редактор: Евгения Волкова (главы 1–4, 31–36),

maryiv1205 (главы 5-30)

1. Джоли

Перед тем, как уйти с кухни, я проверила предметы на подносе в последний раз — свежезаваренный кофе со сливками и сахаром, свежий багет, прямо из печи, с несколькими сырами и острым мясом, а так же одна роза, срезанная в саду, поставленная в длинную хрустальную вазу. Всем удовлетворенная, я толкнула дверь плечом и направилась по коридору, который вел в библиотеку и кабинет, где Грег, граф Хайнберг, завтракал каждое утро.

— Входите, — отозвался он через секунду после того, как я постучала в дверь.

— Доброе утро, Грег. — После нескольких лет работы на графа и по его настоянию я звала его по имени. Я начала это делать несколько месяцев назад. Сделав реверанс, поставила поднос напротив него. — Что-то еще я могу для вас сделать? — всегда спрашивала я, хотя и знала, что единственная вещь, которую желал вдовец средних лет, была утренняя газета, которую подбирала каждое утро сразу же, как вставала, и клала в библиотеке за полчаса до того, как приносила завтрак.

— Нет. Это все. Спасибо, Джоли.

Взгляд глубоко посаженных глаз Грега встретился с моим. Неизменная печаль отразилась в них, и мое горло сжалось. Я не могла представить, каково было потерять жену из-за туберкулеза, а через несколько лет и брата, умершего насильственной смертью. Мне так повезло, что моя семья еще была жива, хотя мы и не виделись три года. Это не только из-за долгой дороги из Гамбурга в Фрейбург, но и из-за настойчивых заявлений матери о том, что проходить через Черный Лес небезопасно. Считалось, что злая ведьма сделала его своей территорией. Со временем эти истории стали не более, чем слухами. Тем не менее последние несколько лет, после статьи Вагнера в 1848 «Ведьмы среди нас» некоторые люди во Фрейбурге утверждали, что видели ведьму, описывая ее, как светловолосую красавицу в малиновом плаще.

Я вернулась в действительность и оглядела комнату. Она не нуждалась в уборке, поэтому я собралась уходить, но граф Хайнберг остановил меня.

Он указал на кресло напротив себя.

— Сядь, Джоли.

Я послушно села, утонув в пурпурном бархате. Волнение нарастало во мне. Я не могла вспомнить ни о каком инциденте или оплошности, и все же задавалась вопросом, так ли это. Может, я где-то напортачила, и меня собирались уволить? Что я буду делать, если потеряю должность? Я не могла вернуться домой. Даже, если бы решилась на долгую дорогу через Черный Лес, у моих родителей не было бы возможности прокормить еще один рот. Придется найти другое место работы в Гамбурге. Хотя город и был огромен, я боялась, что не смогу найти такое же хорошее место, как в усадьбе Хайнбергов. Так же мне придется начать все заново. Без нареканий выполнять свои обязанности, чтобы иметь возможность играть на фортепиано. Мысль о том, что я не смогу перебирать пальцами по черно-белым клавишам на протяжении нескольких месяцев, стала истинной пыткой.

Вступительная речь Грега не успокоила:

— Надвигаются перемены. Пришло время оставить заботы о поместье.

Я удивилась, пытаясь понять, что это значит.

— Мой племянник Нолан возвращается завтра.

Я тяжело сглотнула. Часть историй Хайнбергеров, которые слышала, всплыли в моей голове. Пять лет назад трагедия поразила их. Лорд и леди Хайнберг были убиты. И будто бы это не было достаточно ужасно, так же ходили слухи, что преступление совершила их тринадцатилетняя дочь. Девушку сослали на Змеиный Остров, место для преступников, некоторые из которых, считалось, обладают черной магией, и Грег приехал в поместье поддержать своего восемнадцатилетнего племянника.

— Нолан будет отвечать за поместье, как и должен, — Грег вырвал меня из моих мыслей.

— Он? — слабо пискнула я, пытаясь не паниковать. Я не совсем была рада переменам. Рутина и предсказуемость подарили мне покой, а возвращение Нолана означало противоположность этому.

Вдобавок к моей неуверенности было то, что я не встречала его ни разу за три года работы. Вскоре после ареста сестры, он решил отправиться в путешествие и работать над свои торговым делом, больше не возвращаясь домой даже на праздники. Конечно, скорее всего, он был занят. Так же я ожидала, что он погрузился в работу, лишь бы избежать дел в поместье. Кто мог винить его за это? Родители умерли здесь, а сестру утащили в наручниках у него на глазах.

— Я полностью доверяю своему племяннику. Пришло время вступить в обязанности и привилегии, положенные ему с рождения, — Грег Хайнберг наклонил голову, задумчиво глядя на меня. — Ты чудесный работник, Джоли. У тебя всегда имеется свежая бутылка вина, еще до того, как в ней возникает нужда, а так же список гостей, как только я решу устроить вечеринку. Ты выходишь за рамки отведенной тебе роли.

От его похвалы у меня запылали щеки, и я опустила глаза, не зная, как ответить.

— Хочу, чтобы ты пообещала, что будешь заботиться о юном лорде Хайнберге еще с большим усердием.

— Конечно, — ответила я на автомате, размыв смысл сказанного. — Вы уезжаете?

Грег Хайнберг кивнул.

— Хочу отдохнуть от Гамбурга. Возможно, поеду в Норвегию. Я никогда не видел фьордов, — он посмотрел вверх, — прежде чем небо решит, что мне пора покинуть это место.

Внутри все сжалось. Грег был стар, но не очень. Не так ли? У него впереди было еще много лет, возможно, даже, десятилетий.

Должно быть, он заметил беспокойство на моем лице, потому что сказал:

— Все будет хорошо. Скажи, ты волнуешься из-за возвращения Нолана. Ты не веришь слухам, не так ли?

Я нахмурилась, не до конца понимая, какие сплетни он имел в виду.

— Они не правдивы, — продолжал Грег. — Нолан не имеет никакого отношения к смертям тех девушек.

Ужас охватил меня, и я была рада, что в этот момент Грег Хайнберг решил добавить сливки и сахар себе в кофе, не обращая внимания на мою реакцию.

Не желая показаться неблагодарной, я ответила:

— Мне на самом деле нравиться работать на вас, лорд Хайнберг. Уверена, ваш племянник — хороший человек, но будет ли он доволен моими умениями? Они не соответствуют международным стандартам, к которым он привык.

Я видела письма из Франции, Англии и Ирландии. Нолан был активным путешественником, а я обычная горничная, которая никогда не была ни в одном другом городе, даже рядом с Гамбургом.

Грег Хайнберг громко рассмеялся.

— Не стоит об этом волноваться, Джоли. Уверен, он будет доволен тобой, — лорд посмотрел на меня сверху вниз, будто оценивая. — Твоя ценность не в красоте, но не помешает иметь кого-то, на кого приятно смотреть, — его взгляд окинул комнату, — чтобы отвлечь моего племянника от мыслей о прошлом.

Я опустила взгляд и подобрала льняную ткань синего платья, взволнованная и испуганная перспективой, что кто-то вроде Нолана может посчитать меня симпатичной. Симпатичные девушки были склонны вызывать интерес и попадать в неприятности. Их красота часто вызывала зависть и ревность у других, а так же надменность у самих девушек. Быть красоткой — опасное преимущество. И я не была уверена, что хотела или нуждалась в этом.

Когда я снова посмела поднять взгляд, Грег смотрел на книжные полки так, будто находился в комнате первые. Он, вероятно, вспоминал о прошлом. Не желая мешать, я поднялась, но не ушла — беспокойство вспыхнуло во мне.

— Как долго вы еще пробудете здесь? Вы не отправитесь в Норвегию сразу же, ведь так?

Грег улыбнулся мне.

— Я останусь на месяц, может, на пару, помочь племяннику заново со всем ознакомиться.

Пытаясь быть храброй, я вернула ему улыбку и вышла, направившись в винный погреб, который еще утром был пуст. Как только убедилась, что никто не слышит меня, я заплакала. Я ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать. Ведь, хотя для графа было правильно занять свое место, а для его дяди отступить, мне было тяжело. Последние три года, а особенно когда мне исполнилось восемнадцать, я думала, что смирилась с тем, что находилась далеко от своей семьи, но отъезд Грега Хайнберга показал мне, как сильно мне была нужна семья. Мне пришлось оставить родных, но я нашла отца в лице спокойного и терпеливого Грега. Теперь с его отъездом не оставалось никого, кто присматривал бы за мной и давал советы.

2. Делайла

Луна угасла, и тьма становилась все светлее после того, как первые лучи рассвета пронзили небо, окрасив все в розовые и голубоватые оттенки. Мои сокамерники, подростки-правонарушители из знатных семей, спали крепко, но мне так и не удалось сомкнуть глаза этой ночью. Не только потому, что мне исполнилось восемнадцать, и я праздновала наступление этого с грязной водой и безвкусной кашей в заброшенной сырой клетке на Змеином Острове. А так же потому, что мой брат возвращался в наше поместье в Гамбурге. Как он посмел? Как мог он продолжать жить, в то время как я гнию здесь?

Я так сильно сжала магическое зеркало рукой, что думала, поломаю его. С тех пор, как Гризельда (мышиный перевертыш) сбежала из тюрьмы пару месяцев назад, она оставила магическое зеркало в моем распоряжении. С самого начала я верила, что это благословение — зеркало позволяло увидеть Нолана, когда мне только хотелось. Эйфория заполнила меня, когда я узнала, что мой брат в свои двадцать три года был далеко от Гамбурга, часто путешествуя в некомфортных условиях, и как я, он был один. Он не заслуживал любви или счастья. Не после того, что он сделал со мной. Как смел он притащить меня в полицию? Как смел заявить, что видел меня над мертвыми телами матери и отца (ее синие неподвижные губы после последнего напитка в ее жизни, и кровь, вытекающая из его груди?).

Я замотала головой. Некоторое время я работала над планом побега со Змеиного Острова, выжидая подходящее время. Теперь, когда Нолан решил вернуться в Гамбург, мне стоило поторопиться. Нужно было вмешаться до того, как сбудется предсказанное юродивой. Дрожь охватила меня, когда я вспомнила слова, сказанные ею на площади, когда полиция арестовала меня, а Нолан смотрел, ничего не делая.

— Делайла, ты заплатишь за свои грехи. Ты умрешь от собственного клинка. Нолан, твоя честность и храбрость будут вознаграждены. Когда ты будешь готов принять свой титул, то найдешь любовь всей своей жизни, и она поможет тебе залечить раны и сделает тебя целым вновь.

Пять лет мой брат избегал своего титула, путешествуя по всей Европе и работая над своим торговым делом. Из того, что показало мне магическое зеркало, я поняла, что он стал весьма успешным, импортируя качественный шелк и другие материалы. Его рабочая этика заставляла заткнуться. Когда бы я ни посмотрела в зеркало, он либо заключал сделку, работая над ней, либо проверял качество импортируемых товаров. И, несмотря на то, что мне было противно его дело, недостойное нашего титула, это было ничто по сравнению с тем, что он собирался претендовать на поместье Хайнбергов. Оно не было его. После всех страданий, которые брат причинил мне, он не заслуживал и копейки нашего имущества, которое являлось моим по праву рождения. Я заслужила величие и уважение, ожидавшие меня, когда снова стану леди Делайлой Хайнберг. С другой стороны, мой брат заслужил пожизненное страдание. Смерть, наказание наших родителей, была слишком хороша для него. Он был стукачом, а стукачи должны расплачиваться долго и мучительно.

С тоской я вертела зеркало в руке, желая, чтобы у меня было больше волшебства, чем просто этот предмет. К сожалению, в моей крови не было магии. Мои умения касались ножей — колоть и метать. Первому и второму я научилась сама. Так же я знала одну или две вещи о ядах. Белладонна росла в Германии везде, и добавление темных ягод в вино или десерт было детской забавой. Тем не менее, последние пять лет у меня не было доступа к ядовитым растениям или клинкам, но время подарило мне новое оружие — мое женское тело.

С тех пор, как Гризельда (мышиный перевертыш) сбежала со Змеиного Острова, тюремные правила стали более строгими. По крайней мере, один охранник постоянно находился возле наших камер, что делало невозможным бежать незаметно.

К моему счастью, сегодня ночное дежурство выпало Малколму.

Я расчесала волосы пальцами, вжала щеки и прикусила губы, чтобы придать им цвет. Затем расстегнула платье, демонстрируя декольте, и, тихо присвистывая, направилась к железным прутьям.

Через несколько секунд Малколм, охранник с милым лицом и слегка избыточным весом, подошел с другой стороны решетки. Я долго обрабатывала его, говоря, какой он умный, хлопая ресницами каждый раз при встрече с ним. Пришло время снимать сливки.

— Что случилось, Делайла? — спросил он подозрительно. То, что он хотел меня, не означало, что он забыл, что я заключенная, обвиненная в двух убийствах. Я намотала прядь волос вокруг пальца и ответила низким, соблазнительным голосом:

— Ты знаешь, какой сегодня день?

— Конечно. Сейчас двадцать первое сентября.

— Я не имела в виду дату, — я надулась. — Мне исполнилось восемнадцать, и никто не подарил мне подарков.

— Это так? — он все еще казался подозрительным, но я протянула руку между грудей, слегка поглаживая их, вытащила ожерелье и показала ему кулон, на котором была выгравирована дата моего рождения.

Его взгляд с трудом удерживался на драгоценностях, а не на моей груди, и я улыбнулась, зная, что именно это мне и нужно.

— Тебе удалось повеселиться в свой восемнадцатый день рождения? — невинный вопрос вызвал реакцию, на которую я надеялась, освещая его лицо.

— Я гулял по городу, а потом чудесно пообедал с друзьями.

Я подавила отвращение к его признанию, отвращение к тому, каким неудачником был Малколм. Конечно, в свободное время он лениво прогуливался, без единой мысли в голове.

— Звучит заманчиво. Держу пари, у тебя тоже было много подарков, — я прислонилась к прутьям и прижалась лицом к холодной стали, надеясь, что в моих глазах отразится печаль. Это выражение лица я практиковала.

Он кивнул.

— Да, парочка.

— А я ничего, — я сделала паузу, чтобы произвести впечатление, — я не хочу ничего дорогого, но хотела бы выйти на улицу только в этот раз. Прошло пять лет с тех пор, как мне разрешали выходить на улицу, — он прикусил губу, и я надавила, прежде чем потерять его. — Я просто чувствую такую связь с природой, такое спокойствие, мое сердце обливается кровью при мысли о том, чтобы провести несколько минут снаружи, — я перефразировала то, что он сказал мне несколько недель назад о том, почему он наслаждался неторопливой прогулкой. Судя по смягчению выражения его лица, я проделала хорошую работу.

— Подожди здесь. Я сейчас вернусь, — сказал он и исчез, вероятно, чтобы убедиться, что может вывести меня наружу.

Когда он вернулся, я взглянула на него снизу вверх, изображая застенчивость. Как всегда моя покорность зажгла в нем защитника, и он достал карманные часы.

— Пять минут. Это все, что я могу тебе дать.

— Спасибо, спасибо!

Он открыл камеру, закрыл ее сразу же за мной, и я кинулась ему на шею. От него пахло клубникой и сливками, нежным запахом, но предпочтительнее, чем потом. Когда я отстранилась, он казался ошеломленным, будто никто никогда не обнимал его раньше. Быстро, прежде чем он решил надеть на меня наручники, я взяла его за руку, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он не заковывал меня.

Он посмотрел на мою маленькую ручку, кивнул и повел меня. Когда мы поспешили вниз по освещенному факелами коридору и вверх по каменной лестнице, я отчаянно искала оружие, но не могла найти его. Значит, мое тело должно было сработать.

Наконец, он открыл тяжелую металлическую дверь, ведущую наружу, и я вдохнула свежий воздух, густой от запаха травы и ароматных цветов. На мгновение я купалась в своей вновь обретенной свободе, а потом встретила взгляд Малколма.

— Ты когда-нибудь целовался с девушкой?

Даже в лучах рассвета я могла сказать, что его лицо покраснело от моего вопроса.

— Да, несколько раз.

Пока он говорил, его взгляд был устремлен на мои губы.

— Я долго мечтала поцеловать тебя, и так рада, что наконец-то могу это сделать, — не давая ему возможности возразить, я запустила пальцы в его волосы и прижалась к нему губами.

Он сопротивлялся в течение доли секунды, затем растворился в поцелуе. Не успел он опомниться, как мы уже лежали на земле, я на нем, расстегивая ремень. Оставаясь сверху, я потеряла девственность, радуясь, что могу сделать это с кем-то, о ком я не заботилась и не стала дурой, чтобы влюбиться или отдаться плотским удовольствиям.

Когда он был истощен, я легла ему на грудь и прошептала:

— Держи меня крепче.

Понимая, что у меня будет только один шанс, и что мне нужно заставить его расслабиться, несмотря ни на что. К счастью, он, казалось, делал именно это.

— Это было замечательно, — он поцеловал меня в лоб несколько раз, затем его веки закрылись, и только через несколько минут он захрапел. Осторожно, я слезла с него и вытерла кровь между ног.

— Я рада, что моя девственность сгодилась хоть на что-то, — сказала я, пробираясь в город, планируя стащить кошелек, чтобы купить место на следующем пассажирском корабле. Гризельда (мышиный перевертыш), вероятно, путешествовала как груз. Я была выше этого. Я была достаточно умна, чтобы затеряться в толпе.

3. Нолан

Я объехал Хайнбергские владения — мою собственность, включая усаженную деревьями аллею, которая создавала тенистые причудливые узоры на земле, а так же мертвецки тихое озеро и сорняки, что прорывались через тщательно высаженный и ухоженный сад. Я мог весь день путешествовать верхом, но знал, что, в конце концов, мне придется столкнуться с особняком. С тяжелым сердцем я оставил жеребца в конюшне и вошел в особняк, цвета яичной скорлупы с мандариновой крышей, который снаружи выглядел так же, как и пять лет назад. Прихожая внутри была тихой и темной, слабый аромат роз висел в воздухе.

— Лорд Хайнберг, — поклонился дворецкий, — с возвращением. Можно взять ваше пальто?

Я отдал ему пальто, чувствуя себя голым без него.

— Так понимаю, дядя в кабинете?

— Совершенно верно.

Дворецкий выглядел так, будто хотел добавить еще что-то, но я намеренно прошел мимо него. Мне нужно увидеть дядюшку, и я был не в настроении болтать. Одна мысль об общении утомляла меня. С тех пор, как я оставил Гамбург, все разговоры касались работы, что отлично меня устраивало. Держать людей на расстоянии вытянутой руки, значит, не дать случиться ничему плохому с ними или со мной.

Я повернул позолоченную дверную ручку и вошел в библиотеку, повернув голову в сторону мраморного камина.

— Нолан, так чудесно видеть тебя, — дядя Грег поднялся с кресла и заключил меня в объятия. — Как путешествие?

— Хорошо. Отличные условия для плаванья.

Он посмотрел на меня сверху вниз.

— Кто-нибудь взял твой багаж?

— У меня его нет.

Я не нуждался во многом и сомневался, что моя корабельная одежда будет приветствоваться в Гамбурге. Однако, я привез несколько сундуков с тканями, которые мои моряки доставят в поместье чуть позже. Возможно, было странным, что человек любивший закупать редкие и уникальные ткани, не ценил конечный продукт. Мода всегда казалась мне глупой. Меня куда больше интересовала практичность одежды.

Грег любезно улыбнулся.

— Нужно будет подобрать для тебя новый гардероб, раз уж ты здесь.

Мне были ненавистны напоминания, ненавистна мысль, что все может измениться с моим возвращением. Если бы это зависело от меня, я бы никогда не вернулся назад. Все же, несмотря на то, что в сердце я был странником, соблюдение моего обещания было в приоритете. Так что, когда дядюшка написал мне, что пять лет, в которые, мы договорились, он будет присматривать за поместьем, подходят к концу, я сразу же ответил, что вернусь домой и займу свое место.

— Я планирую продолжать свой бизнес, несмотря ни на что. — Я не стану отказываться от жизни, которую себе создал.

Грег кивнул.

— Конечно. Ты можешь быть частью дворянства и быть бизнесменом. Как ни как уже 1850 год.

Я улыбнулся, благодарный за его понимание. Если бы мои родители еще были живы, они бы не успокоились, пока я не отказался бы от своего дела по импорту тканей. И все потому, что это считалось недостойным того, у кого имелся титул графа.

— Пойдем. Позволь представить тебя персоналу, — сказал дядя, и я был благодарен за то, что он прервал мои воспоминания о родителях.

Мысль о родителях всегда заставляла меня вспомнить о сестре Делайле и о выборе, который она сделала. Наши родители не были хорошими людьми, но они не заслуживали казни.

И пока я думал о том, реабилитировал ли Змеиный Остров мою сестру, и нужно ли мне ее навестить, дядя привел меня в вестибюль, где собрались работники.

Потерянный в собственных мыслях и наполненный воспоминаниями, которые хранил мой дом, я едва улавливал имена персонала, не говоря уже о том, чтобы запоминать их. И только, когда последний слуга был представлен, я вернулся в реальность. Или, скорее, это была она, кто вернул меня в реальность.

— Это Джоли, наша горничная, — сказал дядя, и юная девушка присела в реверансе. Ее движения были полны грации. У нее были хрупкие руки и запястья, и осиная талия. — Она следит за подачей блюд и помогает в организации и подготовке общественных мероприятий. Она — настоящая жемчужина.

— Приятно познакомиться, — грубым и хриплым голосом произнес я.

Ее глаза расширились. Скорее всего не из-за моего голоса, а из-за моих слов. Я обращался к ней так, будто она была моего социального положения, а не являлась слугой. Из-за дарованной ей элегантности и красоты мне было тяжело принять, что она не являлась частью дворянства.

— Мне тоже очень приятно, — сказала она мелодичным убаюкивающим голосом.

Впервые за пять лет мое желание уединиться и сохранить дистанцию соперничали с желанием слышать ее голос. Мне хотелось бы слышать ее постоянно, а не только когда она отвечала мне или сообщала о состоянии дел в особняке. Я хотел бы, чтобы она рассказывала мне истории, делилась своими мыслями. Бьюсь об заклад, этой девушке с карими глазами, вороньими волосами и фарфоровой кожей было что сказать.

Но, вероятно, не сейчас. Мы уставились друг на друга. Тишина становилась неловкой, пока Грег не нарушил ее.

— Почему бы тебе не обустроиться?

Последнее, чего бы мне хотелось, это идти наверх. И все же, я не мог продолжать просто пялиться на горничную напротив меня. Поэтому, я кивнул и последовал за Грегом. На полпути наверх, он кинул через плечо:

— Джоли, пожалуйста, скажи портному прибыть к десяти. Пусть он не планирует другие встречи.

— Конечно, господин Хайнберг.

Такие простые слова, и вот снова ее голос влек меня, почти заставив повернуть голову. Это была опасная девушка. Она станет моей погибелью, если позволю. Я ускорил шаг и достиг второго этажа, желая установить между мной и ею такую большую дистанцию, какую возможно.

— Тебе стоит проверить свой шкаф и посмотреть, осталось ли что-то, что тебе подходит, — сказал дядюшка, но я прошел мимо моей спальни и направился к западному крылу, которое раньше занимали родители.

— Как наследник Хайнберга, ты можешь претендовать на западное крыло. Я не пользовался им в твое отсутствие и не производил там никаких изменений, — произнес дядя. Он, правда, думал, что я хотел перебраться в западное крыло, где мои родители были убиты?

Я замер, уставившись на блестящий паркет в главной спальне. Последний раз, когда я был здесь, тела отца и матери лежали на полу, а паркет был залит кровью. Сейчас же все следы преступления исчезли. Жаль, что никто не удосужился стереть мне память.

Грег тяжело вздохнул позади меня.

— Не делай этого с собой.

— Мне нужно встретиться с прошлым лицом к лицу. Я слишком долго убегал от него.

Воспоминания, которые я прятал на протяжении пяти лет, нахлынули, и я поприветствовал их, зная, что запоздал с исполнением своих семейных обязанностей.

Лиам и я охотились все утро и вернулись в усадьбу в обеденное время. Лиам разговаривал с конюхом, а я поспешил в особняк уведомить родителей, что Лиам присоединится к нам на обеде.

— Отец, матушка, я вернулся! — мой голос эхом пронесся по фойе. Когда никто не ответил, мое хорошее настроение окрасилось беспокойством. Отец и мать никогда не уходили в такое время дня. Грохот раздался с верхнего этажа, и мое сердце учащенно забилось. Начала ли матушка пить раньше, чем обычно и снова опрокинула свой ночной столик?

— Что ты делаешь? Прекрати! — прогремел сверху голос отца. Затем последовал глухой ответ.

Я помчался вверх по лестнице, готовый оттащить его от матери, но то, что я увидел, заставило меня оцепенеть.

Отец никого не трогал. Наоборот, именно он лежал на полу — кровь текла из груди, пока остальная часть тела содрогалась, в то время, как моя сестра стояла над ним, держа окровавленный кинжал.

— Делайла? — мой голос дрожал и был едва слышен, но все же сестра обернулась.

Ее непослушные светлые кудри были в беспорядке, а зрачки расширены.

— Тебя не должно быть здесь.

— Что ты натворила?

Мое сердце бешено колотилось, в то время как мозг пытался понять суть происходящего предо мной, но безуспешно.

— Я не могла этого больше терпеть, — произнесла она, а я автоматически искал синяки, рубцы и царапины на ее теле, но ничего не нашел. Должно быть, она проследила за моим взглядом, потому что рассмеялась и сказала, — Отец не прикасался ко мне сегодня. Я остановила его до того, как он смог это сделать. Он никогда не навредит мне снова. Тебе больше не нужно защищать меня, братец.

Я проглотил камень, застрявший у меня в горле. Шок и облегчение воевали во мне. Ярость отца была ужасающей. Он никогда не цеплялся ко мне, но это не улучшало ситуацию. Я ненавидел его за то, что он обижал мать и сестру. Я пытался защищать их как мог, но мне не всегда это удавалось, в особенности, потому что матушка просила меня не встревать и настаивала на том, что сама виновата в том, что провоцировала его «взрывы».

— Где мама?

Я озадаченно смотрел из стороны в сторону, желая найти ее.

Делайла кивнула в сторону кровати, и на полу я заметил подол маминой юбки. Парчовые туфли выглядывали из-под нее. Я поспешил к матери. Ее тело было неподвижным, губы — синими.

— Нет!

Я поднял ее на руки, но было слишком поздно. Пульс и дыхание отсутствовали. Как мама могла умереть? Как она могла оставить меня?

Я обернулся к Делайле.

— Отец сделал это?

Она кивнула, но отвела взгляд, и я понял, что она врет.

— Что случилось с мамой? — потребовал я ответа. Когда сестра не ответила, я закричал: — Ты навредила ей? — не в силах заставить себя задать вопрос, не она ли убила нашу мать.

Янтарные глаза Делайлы потемнели.

— Она была бесполезной. Она была такой же, как и он. Лишь потому что она не била меня, не значит, что она не оставила на мне свой след.

— Поэтому ты убила ее? — я сжал кулаки.

Возмущение на лице сестры утихло, уступив место страху. Мгновение она стояла, не двигаясь, а потом побежала. Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что она делает, учитывая то, как непостижимо это было — моя тринадцатилетняя сестра убила наших родителей, мать и отца, и ничего не чувствовала по этому поводу.

Когда я бросился вниз по лестнице, в конюшне заржали лошади. Моя сестра была отличным наездником, но я тоже.

— Лиам, приведи полицию, — прокричал я, выбегая из дома, промчавшись мимо друга, который собирался войти.

Я вскочил на лошадь, признательный за то, что ее еще не расседлали, и поскакал вслед за гривой густых светлых кудрей. Удивительно, но моя сестра решила отправиться в центр города, вместо того, чтобы держаться леса. Видимо, она надеялась затеряться в толпе. К моему счастью, несколько полицейских были на площади, когда мы прибыли.

— Схватите ее!

Я спешился с лошади, в то время, как полиция оттаскивала Делайлу от ее коня. Сестра боролась с ними. Это привело к тому, что она оказалась в наручниках.

— Отцепитесь от меня! Я ничего не сделала!

Она изворачивалась и пиналась.

Я приближался и остановился лишь на расстоянии вытянутой руки.

— Ты убила наших родителей! Как ты могла это сделать? Отца — я могу понять, если бы это было в разгаре схватке с целью самообороны. Но мать? Она не смогла защитить нас от ярости отца, но никогда не причиняла нам вреда. Она была жертвой.

Делайла задрала нос.

— Я не делала этого.

— Не отрицай этого! Я застал тебя с окровавленным ножом в руке!

Ее глаза вспыхнули ненавистью.

— Они это заслужили! — сестра плюнула, и ее плевок достиг моей щеки. — Ты — стукач, и тебя ждет участь куда похуже.

Подошел еще один человек, и я повернулся к ним, готовый объяснить полиции то, что случилось, но увидел рядом с собой старуху с пустыми глазами, уставившуюся на мою сестру.

— Делайла, ты заплатишь за свои грехи. Ты умрешь от собственно клинка, — старая женщина повернулась ко мне. — Нолан, твоя честность и храбрость будут вознаграждены. Когда ты будешь готов принят свой титул, то найдешь любовь всей своей жизни. Она поможет залечить раны и сделает тебя целым вновь.

Горький смех вырвался из моего горла, когда я вспомнил эту необычную финальную часть. Старуха была шарлатанкой. Моя сестра не умрет в ближайшее время. Она будет в тюрьме, как того заслуживает, а я позабочусь о поместье Хайнбергов, как хотели бы мои родители. Мне не нужно, чтобы мои раны залечивали. Со временем они покроются струпьями. На счет того, чтобы быть целым снова, это никогда не стояло у меня на первом месте, так что я не желал преследовать такую нереальную цель. В моей жизни было достаточно неудач. Все, чего я хотел — тихая и мирная жизнь. Ничего более.

4. Джоли

Что-то необъяснимое, ужасное и волнующее вспыхнуло во мне, когда я стояла перед молодым лордом Хайнбергом. Не знаю, что это было. Знаю лишь, что присутствие Нолана пробудило во мне ликование, тревогу и рассеянность. Мои щеки, нет, все тело пылало, а четыре стены, окружавшие меня, стали слишком большими и удушающими. Поэтому, признательная Грегу Хайнбергу за поручение, я поспешила покинуть особняк, не удосужившись захватить пальто с кухни, зная, что персонал собрался там обсудить свои первые впечатления о Нолане. У меня не было желания знать, что они думают. Я была не готова услышать их мнение до тех пор, пока не пойму, почему меня влекло к Нолану, и что это значило.

Мое платье с длинными рукавами было слишком легким для позднего сентября, но я не была против и приветствовала свежий ветерок. Обычно, у меня уходило двадцать минут, чтобы добраться до центра города. Сегодня же было ощущение, что на это ушли лишь секунды, и когда обнаружила, что нахожусь в окружении почты, пекарен и магазинов, я все еще не понимала, что думаю о Нолане Хайнберге.

Я стояла на площади несколько минут, позволяя себе побыть среди слуг, бегающих по поручениям, солдат и дворян, собирающихся начать свой вечер с лагера, а так же дворянок, шепчущих друг другу последние сплетни во время вечерней прогулки. Мое дыхание и сердцебиение успокоились, как только я сфокусировалась на людях, ожидающих в пивоварне, вдыхая сладкий фруктовый аромат пива, запах дорогих масел, который, казалось, был слышен отовсюду, а так же шлейф цветочных духов, смешивающихся от проходящих мимо меня леди.

— Джоли, что ты здесь делаешь? Хочешь подхватить бронхит? Давай внутрь!

Голос Поля вырвал меня из пассивного состояния. Я ласково улыбнулась ему, говоря таким образом, что нет причин беспокоится обо мне. Поль был милым, но мне не хотелось, чтобы он беспокоил свою сестру Табету без причины. Табета служила садовником в поместье Хайнбергов. Так же она была сестрой Поля, и новости между этими двумя распространялись со скоростью света.

— Вообще-то, я пришла увидеть тебя, — сказала я, следуя за Полем в его магазинчик, заполненный цветными тканями и манекенами, одетыми в творения, демонстрирующие его умение. — Молодой граф Хайнберг вернулся, и завтра ему будут нужны твои услуги.

Я рассматривала великолепное детское шифоновое платье, которое Поль повесил в углу магазина. Несмотря на то, что в настоящее время именно он делал большую часть работы, бизнес по-прежнему назывался Шнайдер Фешн. Много лет назад, в возрасте шестидесяти с лишним лет, мистер Шнайдер, не имея своих детей, взял Поля в подмастерье.

Поль плотно закрыл дверь и выглянул на улицу, будто бы убеждаясь, что больше никто не сможет их услышать. Затем он прислонился к прилавку и спросил заговорщическим тоном.

— Итак, какой он, граф Синяя Борода?

Я сдвинула брови в замешательстве.

— По твоей реакции я могу предположить, что он лишился своей бороды? — продолжил Поль с ноткой нетерпения в голосе.

Я кивнула. Образ чисто выбритых острых скул и крепкого подбородка Нолана появился в моей голове.

— Почему Синяя Борода? — спросила я, пытаясь отвлечься от влечения, которое чувствовала.

Поль пожал плечами.

— До того, как он уехал, у него была густая черная борода, которая при определенном освещении приобретала синий оттенок.

Я медленно кивнула, вспоминая, что густые черные волосы Нолана имели голубоватый оттенок. Я взяла один из своих вороньих локонов и начала изучать его.

— Мои волосы тоже выглядят синими иногда?

Поль сжал губы.

— Нет, не выглядят. У вас ничего общего, — его раздраженный ответ убедил меня в том, что странное прозвище Нолану было дано не просто так.

— Скажи, почему он уехал на пять лет?

Поль занялся пришиванием золотых пуговиц к ярко-красной рубашке.

— Ты слышала, что случилось с его семьей? Из-за чего его сестру Делайлу отправили в тюрьму?

Дрожь охватила меня изнутри, хрипло крича: «опасность, опасность», и все же, я не могла прекратить разговор.

— Как полиция узнала о том, что она сделала?

Пол резко прекратил шитье.

— Потому что Синяя Борода обвинил ее в убийстве их родителей. Он утверждал, что обнаружил Делайлу, стоящую над окровавленным телом отца, и она призналась в том, что отравила мать. Но я не верю в это. Не похоже, чтобы такая юная девочка могла совершить подобное преступление. Думаю, Синяя Борода сам сделал это.

Я резко вдохнула. Никогда не считала нужным говорить об убийствах, и никто ни разу не обсуждал со мной детали, лишь говорили, что смерть пожилых графа и графини Хайнберг была насильственной. Многие годы мне удавалось не думать о том, как они умерли, но внутри все сжалось, и по телу пробежали мурашки, когда я представила, как граф Хайнберг истекал кровью, а внутренние органы графини прекратили функционировать.

Нолану было около двадцати. Поскольку его сестра моложе, она, должно быть, была подростком на момент преступления.

— Сколько было Делайле?

Поль триумфально разрезал воздух кулаком, будто я сказала ему, что его выбрали лучшим портным Гамбурга.

— В том то и дело! Ей было всего тринадцать. Я знал ее. Я шил платья для нее. Да, она была спортивной, но не значит, что была сильной. Нолану же было восемнадцать. Он занимался охотой, и кто знает, чем еще.

Я сделала шаг назад, шокированная убежденностью Поля в том, что именно Нолан совершил те преступления.

— Ты веришь в то, что Нолан подставил Делайлу.

Поль прислонился к стене и запустил пальцы во вьющиеся волосы пепельного цвета, такие же, как и у его сестры.

— Это было бы более логичным, не думаешь? Плюс, это объяснило бы смерть двух других девушек.

Я нахмурилась, вспомнив разговор, который у меня был с Грегом ранее.

— Что именно произошло?

Пол удержался, чтобы не ухмыльнуться, но его глаза отражали удовлетворение.

— Нолан не сразу покинул Гамбург, «следуя за своими родителями», их смертью, и арестом его сестры. Он еще был здесь, появлялся на каждом кутеже, выпивая хорошее вино и угощая себя изысканными блюдами после того, как вся его семья была уничтожена.

Я покачала головой, не желая верить намекам Поля. Возможно, Нолан пытался вернуться к обычному состоянию, гуляя со своими друзьями. Возможно, он цеплялся за них, потому что потерял всех остальных. Я не могла представить себе, что он продолжал наслаждаться жизнью, потому что его семья не имела для него значения.

— Однажды ночью Нолан покинул вечеринку с двумя красивыми девушками, — продолжал Поль. — Они были лучшими подругами и прекраснейшими незамужними девушками в Гамбурге. Каждый холостяк мечтал жениться на них, но Нолан наложил на них проклятье, заставляющее их соревноваться за его внимание. Той ночью они ушли с ним… — Поль замолчал, но его глаза практически умоляли меня спросить, что же случилось дальше.

— А дальше? — прошептала я с ужасом, понимая, что он собирается сказать.

— Они утонули в Эльбе.

— Нет, — произнесла я так решительно, будто произнесение данного слова сделало бы эту ужасную информацию неправдивой.

— Нолан утверждал, что позже их пути разошлись, и он вернулся домой. Очень удобно, особенно то, что он не мог вспомнить, как или в какое время добрался до дома, и использовал количество выпитого в качестве оправдания.

— Было ли ему выдвинуто обвинение?

Поль цокнул языком. Отвращение выступило на его лице.

— Не было. Кто-то утверждал, что этих доказательств не достаточно, но думаю, полиция просто решила проигнорировать, из-за того, что он граф.

— Невероятно.

Грег никогда бы не допустил подобного. После нескольких лет работы с ним, я знала, что его сердце было чистым.

Поль вздохнул.

— Не позволяй горничной руководить в своей голове. Лишь потому, что ты провела с дворянами больше времени, чем кто-либо из нас, и прислуживала им во время торжеств, не значит, что ты одна из них. Даже если ты не вытираешь грязь на кухне и не стираешь простыни, забрызганные мочой, ты остаешься одной из нас.

Каждое слово, как острый клюв, вырывало из меня кусок за куском. Слезы навернулись на глаза, и я отвернулась. Почему Поль говорил все это? Мы были друзьями. Как мог он обвинить меня в надменности? Он ведь знал, как признательна я была за свое трудоустройство и за их с Табетой дружбу.

Я сразу поняла, что он не одобрит моих планов. Поль хотел, чтобы я оставалась горничной всю свою жизнь. Даже если бы высказала желание стать пианистом, он обвинил бы меня в том, что я лезу вверх по социальной лестнице. Неважно, сколько бы я пыталась ему объяснить, он никогда бы не поверил, что мне хотелось играть на пианино, потому что мне действительно это нравилось, а не потому что добивалась повышения заработной платы или более высокого социального положения. Мое сердце сжалось. Если я не могла сказать это Полю, то тем более, не могла сказать Табете. Я должна была осуществить свою мечту без поддержки друзей. Я должна сделать это своими силами, и, надеюсь, однажды они поймут.

Видимо, Поль заметил, что слезы собрались у меня на глазах, потому что протянул мне носовой платок.

— Я не пытаюсь быть жестким с тобой, Джоли. Я лишь пытаюсь защитить тебя.

Я проглотила слезы и оттолкнула его платок.

— Увидимся завтра в десять.

Я вышла из магазина, не оглядываясь назад. Снаружи уже село солнце, и температура опустилась на несколько градусов. Прогулка к особняку была холодной и темной, и я пыталась не слишком думать о том, что кто-то может воспользоваться моментом в столь позднее время, когда я одна. Я знала, что Поль с удовольствием бы сопровождал меня. Единственной причиной, по которой он не предложил этого, было то, что мой внезапный уход не дал ему никакого шанса это сделать. Но, несмотря на страх, я все же предпочитала сейчас оставаться наедине с собой. Тем более, что ничего не происходило со мной на этом пути ранее. Все же, мне было тяжело дышать, а сама я расслабилась только тогда, когда достигла ворот особняка.

— Тебе не стоит гулять одной в столь позднее время.

Я вздрогнула и повернулась, обнаружив Нолана, стоящего в тени.

— Поручения, данные мне, заняли больше времени, чем ожидалось, — сообщила я.

— Тебе нужно заботиться о себе. Никто другой не будет.

На этой резкой ноте Нолан развернулся и направился к конюшням. Растущий полумесяц окрасил его черные волосы в синий цвет.

5. Делайла

Мое путешествие со Змеиного Острова в Германию было долгим, утомительным, и тем, чего бы мне никогда не хотелось повторять. Во-первых, мне пришлось пересечь Черное море. Затем плыть по Дунаю в Вену, где я взяла карету до Гамбурга. Поскольку Змеиный Остров был малонаселенным, а жители бедными, мне не везло с кражей кошельков или сумок для монет. Не имея денег, мне пришлось работать посудомойкой на первом корабле, чтобы оплатить свой билет. К счастью, в Румынии дела пошли в гору, и мне удалось украсть несколько денежных сумок, что позволило купить билет на рейс по реке. В Вене я занималась карманными кражами, которые обеспечили мне приличный транспорт до Гамбурга.

Я была взволнована тем, что должна была ступить в свой город, поэтому попросила кучера высадить меня на окраине Гамбурга, вдали от оперы и театра, моих любимых детских мест. Перед тем, как возвратиться и вернуть усадьбу Хайнбергов, мне нужно увидеться с Манфредом и получить черную магию, которая поможет уничтожить моего дорого братца.

Я поспешила по узкой улице. Зловоние человеческих экскрементов становилось все сильнее. Несмотря на то, что я была здесь всего лишь раз, но вспомнила путь к дому колдуна так, будто была здесь только вчера.

Я знала, что, если не буду осторожной, то могу пропустить дом Манфреда и провести несколько часов, бродя по той же улице. Я считала дома, пока не оказалась перед двухэтажным зданием масляного цвета. Краска отпадала, а дверная ручка поржавела. Глубоко вздохнув, я сжала кухонный нож, который украла во время путешествия, в одной руке, а другой нажала на дверную ручку. Переступив порог, я обнаружила крошечный темный коридор с одной лестницей, ведущей вверх и вниз. Я пошла вниз, пытаясь не дрожать, когда мой мозг воспроизводил образы охранников, спускающих меня по лестнице и бросающих в тюремную камеру. Я оттолкнула воспоминания.

Часть моей жизни осталась позади. Я была свободна и запретила своему прошлому запугивать меня.

В конце лестницы была тяжелая металлическая дверь. Руками я пыталась нащупать отверстие для ключа. Простучав каждый дюйм металла, я наконец-то нашла часть двери, которая отклонилась во время моего касания, и я вставила серебряный ключ.

Мое сердце забилось быстрее, и я сильнее сжала нож, когда дверь в подвал открылась.

Манфред сидел, согнувшись над толстой книгой. Его молочные глаза скользнули вверх и впились в меня. Не смотря на юный возраст, у него были белые волосы, спадающие на плечи. Его длинное тело было закутано в длинное платье персикового цвета, не подходящее такому могущественному колдуну, как он. Он убрал прядь волос за ухо, от чего бесчисленные браслеты на запястье зазвенели.

— Чем могу помочь?

Я оскалила зубы в улыбке, позволяя проявиться гневу, затаившемуся внутри. Я хотела, чтобы он боялся. Чем страшнее было бы ему, тем лучше сделку я смогла бы заключить.

— Скажи мне, ты обманываешь всех своих клиентов или только меня?

Его взгляд скользнул к ножу в моей руке и он спокойно произнес:

— Опусти его.

Широко улыбаясь, я повернула лезвие в руке.

— Почему? — Я подошла ближе и указала на его пальцы. — Пять лет на Змеином Острове. Они стоят, как минимум, пяти пальцев.

Мгновение он был безоружен, но в следующий момент — желтая откупоренная бутылка оказалась у него в руке.

— Опусти лезвие, или я тебя вырублю.

Я не знала, блефовал ли он, но была уверена, что у него были зелья, которые могли выбить меня из колеи, расплавить мне лицо и вызвать разные болезни. Все же, я решила не пробовать на вкус отраву, которая находилась у него в руке.

Я медленно опустила лезвие на пол возле двери, уверенная в том, что смогу схватить его, если разговор обострится.

Довольный тем, что я уступила, Манфред сказал:

— И так, мои услуги оказались не такими, как ты ожидала? Полагаю, ты приходила ко мне пять лет назад? Это немалое время, поэтому, боюсь, тебе придется освежить мою память.

Я сдержалась, чтобы не закатить глаза, уверенная, что это лишь фарс, дабы выиграть время и придумать себе оправдание. Он должен был помнить меня. Как много тринадцатилетних девочек приходило к нему?

— Я попросила у тебя проклятие, которое заставило бы всех поверить, что проклятый совершил два убийства.

— И?

Я скрипнула зубами.

— Очевидно же, что оно не сработало. Я отправилась в тюрьму на пять лет.

— Понятно. Ты уверена, что дала мне волос проклятого, а не кого-то другого с таким же цветом волос?

В горле нарастал крик, и я не была уверена, как долго еще смогу продолжать данный разговор, чтобы не сорваться.

— Уверена. Я выдернула волос из головы брата, когда он спал.

Манфред задумчиво кивнул.

— И твоей брат не был причастен ни к одной из смертей?

Я вскинула руки вверх.

— Ты вообще слушаешь? Он обвинил меня в двух убийствах и все поверили ему.

— Чем он занимался, пока ты находилась в тюрьме?

Я закатила глаза.

— Он уехал из Гамбурга на пять лет и работал в отрасли импорта.

— Он оставил дом и друзей на пять лет, и ты думаешь, что ничего не случилось?

Я глядела на стену, мое раздражение усиливалось. Я ответила:

— До того, как он уехал, в Гамбурге утонули две девушки, после того, как покинули вечеринку вместе с ним.

— Значит, мое проклятье сработало.

Манфред злорадствовал, и мне хотелось сорвать самодовольное выражение с его лица.

— Я не хотела, чтобы он был случайно связан с убийствами. Мне было нужно, чтобы его осудили за убийство наших родителей!

Манфред скрестил руки.

— Ты уточняла это?

Я сглотнула, но сохраняла нейтральное выражение лица, не желая признавать, что это была моя ошибка. Черт! Я предположила, что Нолан будет связан со смертью родителей. Но не предвидела, что он может быть связан с другими убийствами. Мой юный эгоизм был небрежным и импульсивным. Я не повторю те же ошибки опять.

— Почему ты хотела подставить брата? — спросил Манфред. Не смотря на то, что я ненавидела себя за это, я не могла остановить чувство благодарности, накрывшее меня. Манфред не собирался втирать мне, что я допустила ошибку, и что моя оплошность стоила мне пяти лет жизни.

— Нолан никогда не останавливал родителей. Он был счастлив наблюдать за моими страданиями. Дома я могла лишь отравить их. Это бы значительно сузило круг подозреваемых, — ответила я.

— Думаешь, полиция и вправду бы решила, что это он отравил их?

— Да. И это почти сошло мне с рук. Даже то, что отец медленно выпил свой яд. — Я улыбнулась. — Мой клинок завершил работу.

— Яд — оружие змей, а Нолан Хайнберг не похож на змея.

Его слова окатили меня, как ведро со льдом. Но так как я нуждалась в его помощи, я отмахнулся от оскорблений и сосредоточилась на важной информации.

— Значит, ты знаешь кто я.

— Конечно, Делайла.

— Тогда, почему ты…

— Хотел убедиться, — прервал он, — кто угодно, использующий чары, мог притвориться тобой.

Я сохранила эту новую информацию, задаваясь вопросом, сколько нужно чар, и стоило ли это дополнительных затрат.

— И так, — продолжил Манфред, — ты хотела, чтобы брат был причастен к двум убийствам, и он был. Ты никогда не уточняла к каким именно убийствам. Это было твоей ошибкой. Другой твоей ошибкой…

— Я не допустила никаких ошибок. Я не знала, что нужно уточнять…

— Кто-нибудь видел тебя с умершими?

— Нолан, — прошипела я, не желая признавать свое поражение, и все же, испытывая непреодолимое желание рассказать или объяснить кому-то, что произошло. — Я думала, что успею улизнуть из дома до того, как он вернется с охоты. Не получилось. Он нашел меня склонившейся над телом отца. И когда я убегала, то пронеслась мимо его друга Лиама.

— Ты была безрассудной.

Я вздрогнула, но затем выпрямилась и посмотрела на него. Я пришла не за тем, чтобы меня ругали. Я пришла за черной магией. Прошлое осталось в прошлом. На этот раз у меня все получится.

— Создай для меня новое проклятье.

— Планируешь кого-то убить и снова повесить это на Нолана? Или хочешь, чтобы он умер?

— Нет. Я хочу видеть, как мой брат страдает. Смерть была бы слишком быстрой и легкой карой. Я была несчастна на протяжении пяти лет. Не так. Я была несчастна всю свою жизнь. Хочу, чтобы он страдал, как и я.

— Ты придумала что-то особенное?

— Я хочу, чтобы он сошел с ума. Хочу, чтобы смерть окружала его везде, куда бы он не пошел. Добавь это к проклятью, которое сделал раньше.

— Всего лишь? — Манфренд наклонился вперед. Его длинные серьги задребезжали. — И как ты собираешься платить? Прошлый раз у тебя были деньги семьи. Не думаю, что у тебя сохранилось хоть немного золота после того, как ты попала в тюрьму.

Я сжала кулаки, не позволяя ему запугать себя. Если бы я показала ему, как отчаянно мне это нужно, он бы только поднял цену. Я произнесла спокойным голосом:

— Я отдам тебе год своей жизни.

Он засмеялся.

— Магия крови — очень мощная вещь. Года хватит лишь на одно маленькое проклятье, и то, от человека с чистым сердцем. Твое — не чисто, поэтому цена будет вдвое больше.

Я с силой сжала челюсти. Удивительно, как я еще не сломала зубы.

Манфред продолжал:

— Чтобы максимально эффективно свести твоего брата с ума, советую выбрать сильное магическое число — количество смертей, с которыми он будет связан. Так как два уже есть, ты могла бы купить еще одно, чтобы в сумме вышло три. Три смерти, связанные с ним.

— Этого недостаточно. — Мне было все равно, сколько лет жизни мне придется заплатить. Я хотела покарать Нолана как следует. — Какое следующее магическое число?

Манфред злорадно улыбнулся, выставив напоказ два золотых зубах. Я знала, какое число будет намного сильнее. И он произнес:

— Семь.

Слабый голос в моей голове сказал, что десять лет — это слишком большая цена, но я заткнула его.

— По рукам. Я отдам тебе десять лет жизни взамен на еще пять смертей, повешенных на моего брата.

Манфред поднял руку, останавливая меня.

— Ты понимаешь, что это только за смерти, правильно? Случайные, которые потрясут его. Но не думаю, что этого будет достаточно, чтобы сломить его.

— Что ты предлагаешь?

Манфред ухмыльнулся.

— Он уже потерял родителей. Обычно, я советую подбираться к родственникам, но в этом случае, я бы посоветовал подбираться к другим дорогим ему людям.

— Что ты имеешь в виду?

— Он — двадцатилетний мужчина с хорошим имуществом. Уверен, даже несмотря на трагическую историю его семьи, женщины выстроятся в очередь, чтобы выйти за него замуж. Можешь быть уверена, что следующие, приблизившиеся к нему пять девушек, умрут. Это закрепит за ним репутацию убийцы дев. И нет ничего хуже, чем мужчина, который забирает жизни красивых и невинных девиц.

Я потерла руки. Волна возбуждения прошла сквозь меня. Манфред был гением.

— Давай сделаем это.

Он покачал пальцем.

— Не так быстро. Если хочешь иметь возможность самой выбирать жертвы, то нужно будет доплатить. — Я открыла рот, чтобы возразить, но он поднял руку. — И могу посоветовать сперва дать проклятию поработать над смертями. Если позже будет недостаточно того, что жертвы Нолана пали замертво, и тебе захочется больше драмы, ты сможешь добить их своим ударом или придумать что-то еще. Но будь осторожна. Не оставляй за собой следов.

Я утвердительно кивнула. Не уж то Манфред считал меня некомпетентной дурой, которая не учится на своих ошибках? Никто, даже колдун, не имеет права отчитывать меня, как ребенка. Как только я больше не буду в нем нуждаться, я заставлю его заплатить за его наглость и за участие в том, что меня отправили в тюрьму. Сдерживая желание отомстить, я сказала:

— Поняла. Сколько нужно доплатить?

— Еще пять лет своей жизни.

Я так сильно дернула один из своих локонов, что обожгла кожу. Пять лет было слишком много, но какой выбор у меня был? Я не останавливалась на полпути. Если бы я была не при делах, то сидела бы тихо и оставалась никем.

— По рукам.

Манфред схватил новый свиток и погрузил перо ворона в бутылку с чернилами.

— Так как это сложное заклинание, то в этот раз мне нужно будет больше, чем просто волос твоего брата. — Он поднял глаза, и я понимающе кивнула. — Кроме волос мне будут нужны его слюна, пот и кровь.

У меня пересохло в горле. Будет нелегко приблизиться к брату настолько, чтобы добыть хоть одну вещь, не то, что все четыре. Но я найду способ.

— Это все? — Высокомерно спросила я, не желая, чтобы Манфред увидел мое волнение.

— Чтобы отобрать девиц, нужно будет добавить каплю проклятия в их напитки. И еще, Нолан тоже должен будет выпить напиток с проклятьем, до того, как кто-нибудь из них умрет.

— Что? — Мои брови поползли вверх. — В прошлый раз ему не нужно было ничего пить.

— Легко навести проклятье на человека в первый раз. Тяжелее сделать это во второй. Для достижения максимальных результатов, для причинения максимальной боли, ему нужно проглотить проклятие.

Я покачала головой.

— Может, я просто уйду и отравлю их всех сама.

Манфред звонко рассмеялся.

— И рисковать тем, что они умрут, пока твоего брата не будет? Кого-то другого обвинят в их смертях, или, еще хуже, они умрут естественным путем. Конечно, возможно, твой брат будет чувствовать себя виноватым в том, что несколько девушек умерли, но сомневаюсь, что это сломит его.

Внутри все сжалось. Манфред был прав.

— Хорошо. Сделаем по-твоему.

Манфред схватил меня за запястье. Его худые руки были сильнее, чем казались. Он провел кинжалом, украшенным драгоценными камнями, по моему запястью. Пятнадцать капель крови упали на свиток, и каждая символизировала год жизни, который мне придется отдать. Как только капель стало пятнадцать, он ткнул пером в мою рану, и я подписала контракт своей кровью.

Удовлетворенный, он сказал:

— Я начну делать варево сразу же, как ты принесешь мне ингредиенты.

6. Нолан

Поль, которого я изучал, был братом моей садовницы Табеты. Он снимал с меня мерки и прикладывал к моей груди разную одежду, затем царапал заметки, в стиле «подчеркивает глаза» или «не подходит к тону кожи».

— Какие ткани вам нравятся?

Поль вручил мне несколько образцов, не объяснив, что они из себя представляют, их преимущества и недостатки. Он был зажатым с самого начала встречи. Не обращая внимания на его образцы, я открыл один из сундуков с тканями, которые привез из-за границы, и выбрал наименее плотные. Несмотря на то, что мне нравилось покупать редкие ткани, сам я не интересовался модой. Жизнь на море касалась практичности, а не последних тенденций или создания правильного впечатления. Мне пришлось определиться со стилем для Гамбурга, но я не собирался одеваться как кто-то, кем я не являлся.

— Как долго ты работаешь портным? — спросил я, пытаясь избегать неловкого молчания, когда Поль начал снимать дополнительные мерки. Обычно, я был не против тишины, но в этой чувствовалась враждебность.

— Чуть больше пяти лет.

Я тяжело сглотнул. Учитывая его возраст, я думал, что он в Гамбурге не так давно. Знал ли он нюансы, касающиеся смерти моих родителей и тех двух девушек, утонувших после того, как ушли со мной? Его ответ ничего не прояснил, и, тем не менее, судя по его холодному отношению, я был уверен, что он либо был свидетелем отвратительной трагедии моей семьи, либо слышал сплетни о ней. Был ли он одним из тех, кто обвинял меня в смерти Анны и Берты? Думал ли он, что я мог бы не дать им утонуть, если бы был трезвым? Мои мысли скользили вниз по темной дорожке, и я был благодарен за стук в дверь, который спас меня от себя самого.

— Войдите, — сказал я, надеясь, что пришедший рассеет напряжение между мной и Полем.

Но взгляд, карих глаз, встретившихся с моими, лишь усилил напряжение, а мое сердце забилось сильнее.

— Я принесла закуски.

Джоли подошла к кофейному столику и поставила поднос с кофе, канапе и бисквитом.

— Спасибо.

Я хотел сказать больше, но не знал что.

— Ваш дядюшка хотел бы поужинать с вами сегодня здесь в шесть часов. Он сказал, что хочет многое с вами обсудить.

Ее бледные щеки порозовели, и я задался вопросом, было ли это из-за той информации, которую ей пришлось передать лично, или из-за чего-то еще.

— Буду иметь в виду.

Она сделала реверанс и ушла. Я остался стоять и смотреть ей вслед, не озвучив вопросы, которые хотел задать. Например, как она получила работу, нравилась ли она ей, какие у нее надежды и мечты. Пытаясь убежать от своего любопытства, я вжал шею в плечи, получив от Поля укол иглой. Я не жаловался, но и не желал признавать, что я был испорченным дворянином. Тем, кем Поль несомненно меня считал.

Через несколько минут моя пытливость взяла верх над моей гордостью, и я спросил:

— А Джоли? Как долго она в Гамбурге?

Пол нахмурился, и на мгновение показалось, будто он собирается в чем-то меня обвинить, но все, что он сказал, было:

— Около трех лет. Она очень хорошо справляется со своей работой.

Слова были простыми, но резкий тон, которым он их произнес, был явным предупреждением, что пора отступить. Во времена моих родителей слуги не посмели бы так разговаривать с дворянами. Может, они и смели, и Поль вел себя грубо потому, что не считал меня настоящим дворянином. Как я мог считаться дворянином, будучи причастен к четырем смертям, имея близкого родственника в тюрьме, и после того, как покинул свой собственный дом на пять долгих лет? Тем не менее, как бы ни была ужасна моя история, в том не было моей вины, и я не должен позволять кому бы то ни было использовать ошибки моей семьи против меня.

— Почему ты так защищаешь Джоли? — вызывающе добавил я. — Она тебе нравится?

Поль открыл и закрыл рот, давая мне ответ, который я ожидал. Они не виделись, он не был ее ухажером, но она его интересовала. Не знаю, он ничего не предпринимал, потому что боялся отказа или потому, что его интересовали другие девушки. Но я планировал это выяснить, так как хотел узнать больше о самой Джоли. В ней что-то было: искренность и правдивость, которых я не мог отрицать, так же, я почувствовал в ней искру, пылавшую так же ярко, как лесной пожар. Она была похоронена под грудой вежливости и правильного поведения, но я найду ее и заставлю себя проявить. Возможно, если бы она была сама собой находясь рядом со мной, то и я смог бы восстановить свою истинную суть. Человеком, которым я был до того, как мои родители начали драться, а сестра стала злобной и подлой.

Когда Поль закончил снимать мерки и сделал первую примерку, было уже далеко за полдень. Я съел канапе, которые Джоли принесла в мой кабинет, и больше не чувствовал голода. Тем не менее, я чувствовал тревогу. Нужно было уйти из дома. Мне хотелось поехать в центр города и увидеть произошедшие там перемены. Увидеть, какие места еще сохранились, а какие больше не использовались. Возможно, даже, я смогу увидеть нескольких своих друзей с расстояния. Но я понимал, если поступлю так, то мой лучший друг Лиам не простит меня. Сначала, нужно было навестить Лиама.

Я поддерживал связь с Лиамом в течение последних пяти лет, хотя наши скудные и нечастые переписки оставляли желать лучшего. В основном, мы писали об обычных вещах, которые имели место в нашей жизни: погода, бизнес и охота. Я был благодарен за то, что он не поднимал тему о дворянстве Гамбурга и том, что они говорили обо мне.

Я оседлал жеребца и пустил его галопом. Пробиваясь сквозь лес, я прибыл в особняк Лиама менее, чем за четверть часа. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы сначала послал уведомительное письмо о визите. Но это был мой друг детства. И, хотя я не видел его пять лет, писать ему письмо, чтобы увидеться, казалось нелепым.

— Лорд Хайнберг, не знал, что вас ждут, — сказал конюх, работавший на семью Лиама более десяти лет, когда я передал ему поводья своей лошади.

— Это сюрприз. — Я улыбнулся, но он не вернул мне улыбку. Я был на полпути ко входу, когда дверь открылась и появились элегантная леди и джентльмен. В высоком мужчине с узким носом я сразу же узнал Лиама. Этот Лиам был старше и менее озорной, чем тот, которого я помнил. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, а его одежда, казалось, была недавно выглажена.

Мне понадобилось немного больше времени, чтобы понять кто рядом с ним. Но когда темноволосая красавица повернулась, и я встретился с ней взглядом, то понял, что это Мари.

— Мари, — ее имя слетело с моих уст, и я поспешил им навстречу.

— Нолан? — Ее глаза расширились, будто она увидела призрака. — Не знала, что ты вернулся.

Она вопросительно посмотрела на Лиама, и он сказал:

— Я — тем более.

Это не было тем теплым приветствием, которое я рассчитывал получить от своего лучшего друга и от девушки, за которой ухаживал перед тем, как вся моя жизнь превратилась в ад. Придя в себя после холодной реакции, я ответил:

— Я прибыл только вчера и подумал, что приехать без предупреждения будет приятным сюрпризом. Прошу прощения, если чему-то помешал.

Мари слегка покачала головой.

— Мы только закончили с подготовкой к свадьбе. Мне нужно к флористу. Если извинишь.

С этими словами она пошла к карете, ожидавшей ее. Я уставился ей в след. Я не ждал, что она будет рада меня видеть. Не после того, как я игнорировал ее и вел себя как пьяница после трагедии моей семьи, но надеялся увидеть хоть какой-то интерес к моему возвращению с ее стороны. Может, вопрос или два о моих путешествиях. И что она имела в виду, говоря о свадебной подготовке? Она собиралась выйти за Лиама? Нет. Этого не могло быть. Или, все таки, могло? Да. Мари была обручена с Лиамом.

Внезапно, реальность ударила меня по лицу, и я чуть не покачнулся. Отойдя от этой новости, я посмотрел на Лиама и обнял его.

— Приятно снова тебя видеть.

Лиам напрягся в моих объятиях, и я быстро отступил.

— Не ожидал увидеть тебя.

— Очевидно, — сказал я с притворной легкостью в голосе. — Ты очень занят подготовкой к свадьбе… — Слова, слетавшие с моих губ, казались чужими. — Или у тебя, все же, имеется время выпить чего-нибудь?

На мгновенье мне показалось, что Лиам собирается извиниться, от чего в груди все сжалось. Что происходит? Лиам знал, что я невиновен в смерти Анны и Берты. Он понимал, что мне пришлось уехать из Гамбурга, чтобы сохранить здравомыслие. Тогда почему он вел себя так, будто мы больше не были друзьями?

— Конечно, мы можем что-нибудь выпить на террасе. — Ведя меня через дом, Лиам подал знак проходившему рядом слуге. — Пожалуйста, принеси нам бутылку шнапса на улицу.

Я опустился на подушку, что лежала на стуле из кованого железа, и спросил:

— И так, ты и Мари?

Лицо Лиама исказилось, будто он попробовал что-то кислое.

— Ты же не думал, что она будет сидеть и ждать тебя вечно, не так ли?

Я отклонился и глубоко вздохнул, пытаясь уверить себя в том, что Лиам не зол, а просто еще в шоке из-за встречи со мной.

— Конечно, нет. Я рад, что это именно ты. Поздравляю.

— Ты не расстроен? — Лиам наклонил голову и осторожно изучал меня.

Слуга принес хрустальный графин и два стакана, налив порцию шнапса. Я сделал глоток напитка.

— Нет, конечно, — соврал я. Хотя я больше не любил Мари и не питал к ней сильных чувств, просто, когда твоя первая любовь выходит замуж, это ошеломляет. Тем более, когда я ничего не знал об этом. — Просто, удивлен, что ты не писал об этой чудесной новости.

Лиам опустошил половину своего стакана.

— Ты не говорил, что возвращаешься.

— Правда. Я думал, что не стоит, — согласился я, стремясь оставить это странное разногласие и напряжение позади.

Лиам задумчиво кивнул, не проявляя и малейшей улыбки на мою попытку поднять настроение.

— Как долго ты планируешь оставаться?

— Долго. Я не могу надеяться на то, что дядюшка будет постоянно присматривать за поместьем. — Я опустил стакан со шнапсом, пытаясь отвлечься от чувства, что будь на то воля Лиама, то мне бы никогда не суждено было вернуться. — Нужно будет чем-то заняться на этой неделе. Может, охотой.

Охота всегда была нашим любимым времяпровождением, но Лиам покачал головой.

— Извини, не могу. Нет свободного времени.

— Тогда, возможно, на следующей неделе?

В моем голосе прозвучал вызов, и я не пытался этого скрыть.

— Возможно.

Его холодный ответ разжег мое раздражение, и я встал.

— Что же, не хочу отвлекать тебя от твоих дел. Спасибо за выпивку.

Лиам открыл рот, и я надеялся, что он извиниться за свое странное поведение, но он лишь сказал:

— Увидимся позже.

Я подошел к конюшне и взобрался на коня. Если бы я был мудрым, то поехал бы домой и сражался с воображаемым партнером, сжигая каждую эмоцию внутри меня, до тех пор, пока не иссякло все, что накипело. Но мне надоело быть мудрым или поступать правильно. Я старался быть радушным с Полем и Лиамом, и оба отплатили мне пощечиной.

Как бы там ни было, я никогда не был тем, кто поступал правильно. Делайла была права, назвав меня бездеятельным трусом за ночь до того, как сорвалась. Возможно, я не был тем, кто бил ее и мать, но я должен был стараться изо всех сил остановить нездоровые вещи, творящиеся в нашем доме. Мне стоило не отступать со вторым полицейским рапортом, который я подал, даже после того, как первый был отклонен. Я должен был настаивать на том, чтобы мама не позволяла мужу избивать себя, даже если она и говорила, что с ней все в порядке. Мне нужно было забрать ее и сестру куда-подальше, даже если бы это значило, что мы потеряем все. Если бы только я сражался сильнее, если бы больше делал. Может, тогда бы отец изменился и стал лучше.

Но я не сделал ничего из это. Мои родите покинули нас, а сестра оказалась в тюрьме. Я подвел семью и оказался плохим человеком. Я ненавидел себя, ненавидел голос правды в голове, говорящий мне, что я бы никогда ничего не достиг. Я верил, что построил свой купеческий бизнес тяжелым трудом, но что, если это всего лишь обычное везение? Что, если мои партнеры отвернутся от меня, как элита Гамбурга? Что, если отец и Делайла были правы на мой счет, и я на самом деле был бесполезен?

Не в силах больше терпеть свои жалкие мысли, я направился в винный погреб в центре Гамбурга, чтобы насладиться бутылкой красного. Если деньги — все, что у меня осталось, то я собирался использовать их для временного облегчения.

7. Джоли

В коридоре я огляделась по сторонам. Убедившись в том, что никого нет, я поспешила в бальный зал. Было десять вечера. Я недавно закончила свою работу и потратила час на ожидаемое общение на кухне с другими сотрудниками. Я не делала ничего такого, тем более, что Грег Хайнберг открыто дал мне свое разрешение, но все же, вина всегда закрадывалась в груди, когда я тайком пробиралась на свой ночной ритуал.

Если вкратце, то мне было интересно, будет ли молодой лорд Хайнберг против моей причуды. Если повезет, то он даже не заметит, учитывая то, как тихо я играю.

Еще раз взглянув через плечо, я пробралась в бальный зал и открыла великолепное черное пианино. Перед тем, как начать играть «Für Elise» Бетховена, я разминала пальцы, быстро скользя по клавишам из слоновой кости. Идеальное сочетание надежды и грусти в данной композиции трогало мою душу, выпуская наружу настоящую меня, которую я должна была скрывать в течение дня.

Погрузившись в музыку, я почувствовала, что больше не одна в комнате, только когда проиграла последнюю ноту. Я медленно обернулась и обнаружила Нолана, уставившегося на меня стеклянными глазами. Его рубашка была не заправлена, а первые три пуговицы расстегнуты. У меня перехватило дыхание из-за красных капель на его груди. Была ли это кровь? Я поднялась со скамейки и бросилась к нему, пытаясь понять, не ранен ли он. Но когда я приблизилась, меня встретил резкий горьковато-сладкий запах алкоголя, и я поняла, что брызги должны были быть пятнами от вина.

Смущенная своим волнением, я низко присела в реверансе, пытаясь скрыть пылающее лицо.

— Могу ли я вам чем-то помочь, лорд Хайнберг?

Его покачивало.

— Сыграй еще раз. Я пропустил начало.

Я не была уверена, как стоило реагировать на просьбу сыграть для него, но было бы грубо отклонить ее. Тем более, пианино принадлежало ему, и мне не хотелось терять возможность практиковаться. Поэтому я вернулась на банкетку и начала мелодию сначала. Когда я закончила, Нолан стоял, облокотившись на дверь. Его глаза были закрыты.

— Еще раз.

Я проиграла композицию еще три раза. На тритий раз Нолан сел рядом со мной. Я отодвинулась, оставляя больше места ему. Мое сердце бешено колотилось. Что он делал? Почему я была напугана и ликовала одновременно?

— Где ты научилась играть?

Его голос был ниже, чем обычно. Вероятно, из-за алкоголя. Его налитые кровью глаза смотрели на меня. Все же, он оставался красивым, даже в состоянии алкогольного опьянения.

— Много лет назад меня учил друг семьи. Я влюбилась в пианино с первых нот. — Я прикусила губу, удивляясь тому, как много себе позволяю.

— Моя сестра играла на пианино, но ее игра никогда не звучала так, как твоя.

Я сжала пальцы, чтобы не заерзать.

— Уверена, она была куда более опытным пианистом, чем я когда-либо смогу стать.

— Совсем наоборот. У нее был талант, но она играла лишь с одной эмоцией… злостью.

Между нами возникла тишина. Я знала, что должна заполнить ее, но не могла начать разговор. Так сильно хотелось спросить его, скучает ли он по сестре и родителям. Но это был бы совершенно неуместный вопрос.

— Ты играешь каждый вечер?

Я улыбнулась.

— Если есть возможность.

Он кивнул.

— Мне бы хотелось приходить иногда и слушать, если ты не возражаешь.

Я почувствовала, что моя улыбка исчезает, но ответила:

— Конечно.

Он взял локон моих волос, который выбился из пучка, и убрал мне за ухо. Движение было таким неожиданным, что я вздрогнула, и сразу же пожалела об этом, увидев искреннюю муку в его фиолетовых глазах.

— Ты боишься меня?

Боялась ли я? Не думаю, но меня приводило в ужас то, какой эффект он на меня производил… заставлял чувствовать себя легкой как перышко, давал мне ощущение плавания по воде.

— Я не стану винить тебя за это, — продолжал он. — Все боятся. Даже Лиам, который знает меня с пеленок.

Я забыла о манерах приличия перед своим желанием утешить Нолана, который так заметно страдал. Персоналу не подобало общаться с работодателем, но было жестоко игнорировать чью-то боль, и я всегда ставила доброту выше манер.

— Я не боюсь, — честно сказала я. — Просто слуге не подобает получать столько внимания о кого-то вашего ранга.

Он скривился и встал.

— Может, у меня есть деньги и титул, но у меня больше нет высокого положения в обществе.

Он был на полпути к двери, когда я вспомнила, что должна была передать ему сообщение.

— Ваш дядя был разочарован тем, что вы не смогли поужинать с ним сегодня.

Нолан застонал и обернулся.

— Он был очень зол?

Не желая зарывать себя еще глубже, я придерживалась фактов.

— Он в библиотеке, и с удовольствием пообщается с вами.

Снова издав стон, Нолан залез в карман и достал золотые часы, которые сорвались с его пальцев. Поднимая их с пола, он произнес:

— Я присоединюсь к нему завтра за завтраком. Сегодня уже слишком поздно. Не волнуйся о том, чтобы передать мой ответ. Останься и поиграй еще немного.

Он ушел, и я опустила плечи. Я была рада, что завтра он поговорит с Грегом уже будучи трезвым. Как бы там ни было, после встречи с ним, я слишком дрожала, чтобы играть. Поэтому я решила пойти спать. Моя интуиция подсказывала, что завтра будет долгий день.

Следующим утром я загрузила поднос овсяными круасанами с масляным кремом, яйцами вкрутую и сладко-пахнущими джемами и направилась к кабинету, откуда доносились повышенные голоса.

— Это так ты хочешь начать свое возвращение в Гамбург? Напиваясь?

Разъяренный голос Грега заставил меня съежится. До этого я никогда не слышала его таким расстроенным.

— Расслабься. Я ничего не сделал. Лишь выпил бутылку вина, — со скукой в голосе ответил Нолан.

— И каждый знает об этом. Сегодня, когда я приехал в город, все говорили о том, что ты пил в одиночку. Говорили, что за пять лет ты так и не изменился.

— Пусть говорят, что хотят! Кому какое дело?

— Тебе, тебе должно быть не все равно. Ты хочешь быть частью общества. Тебе нужно найти способ жениться. Тебе стоит понять, что ни один отец в Гамбурге не захочет выдать свою дочь за пьяницу. Тем более, беря во внимание историю твоей семьи.

— Ты хотел сказать, из-за истории моей семьи! Большинство моих сверстников пьют намного больше, чем я, и никто не строит из себя невинность. Поскольку у моей семьи имеются пагубные наклонности, я придерживаюсь других стандартов. Никто не переживает из-за моих пьянок. Они боятся, что мне передастся безумие семьи.

В сердце защемило из-за Нолана. Кажется, даже Грег понял, сколько боли было в его племяннике, так как он не ответил, и наступила тишина. Я расценила это, как свой шанс, и постучала.

— Войдите, — отозвался Грег уже спокойным голосом.

Я присела в реверансе и поставила поднос на стол.

— Ваш завтрак. Надеюсь, вам понравится. Пожалуйста, дайте знать, если я могу принести что-либо еще.

Нолан смотрел в окно, а Грег положил в кофе сливки и сахар. Не желая больше беспокоить их, я медленно направилась назад к двери.

— Подожди.

Грег долго смотрел на меня, и я побоялась, что он заговорит о моем вчерашнем столкновении с Ноланом возле пианино. И, хотя, я не сделала ничего, чтобы заставило юного лорда Хайнберга провести со мной время, вина травила мою душу.

— Джоли, я хочу, чтобы ты научила Нолана манерам.

Моя челюсть отвисла, а Нолан наклонился вперед и замер.

— Извините, — сказала я в тот же момент, когда Нолан произнес:

— Что? Мне не нужна гувернантка.

— Верно, — спокойно ответил Грег. — Уже поздно нанимать для тебя гувернантку, но жизнь на море заставила тебя забыть о светском поведении, которое от тебя ожидают. Нужно освежить память и напомнить, как нужно ухаживать за молодыми девушками. Так же тебе нужно узнать о последней моде и о танцах. Джоли — идеальный кандидат. Она научит тебя всему.

Нолан уставился на меня взглядом, который я не могла расшифровать. Он не казался злым. Казалось, будто ему все равно. Это была безумная идея, но в глубине души я знала, что хочу этого. Я сошла с ума? Искала ли я неприятностей? Или просто была авантюристкой?

— Это для твоего же блага, — сказал Грег.

— Как часто мне придется заниматься с мисс Джоли? — спросил Нолан мрачным тоном и подмигнул мне. Как человек может одновременно казаться раздраженным и довольным? Был ли этот мужчина всегда таким трудным для понимания?

— Думаю, каждый день в течении часа или двух должно быть достаточно. — Грег анализировал меня. — Ты в порядке, Джоли?

— Да.

Я позволила счастью проступить на своем лице. Я на самом деле хотела помочь Нолану, и это была обнадеживающая возможность попробовать что-то новое и доказать себе, что я не останусь горничной до самой смерти.

Я покинула комнату. Все, о чем я могла думать было то, что мне придется проводить с Ноланом больше времени, а значит, нужно подтянуть свои знания. Постоянно обновляя знания Нолана, мне пришлось читать последние выпуски книг и журналов, изучать политику, экономику и общественные тенденции. У меня не было чувства вины за то, что я занималась этим.

«Просто помни, что тебе никогда не стать частью дворянства. Ты будешь заниматься этим лишь какое-то время. Как только Нолан будет помолвлен или женится, в тебе уже не будет нужды,» — предупреждал голос в моей голове.

«Я разберусь с этим, когда этот момент настанет,» — отвечала я. Никто не может управлять будущим. Все, что у меня было — это настоящее, и я была в полной решимости использовать его по максимуму.

8. Джоли

Я не могла поверить насколько тяжелым оказался денежный мешок, который Грег дал мне.

— Купи все, что нужно. В том числе и обувь для танцев, а так же другие вещи для обучения Нолана танцам, — сказал он мне, и я выплыла из дому на облаке восторга.

— Что с тобой? — Табета опустила лопату и прекратила посадку весенних луковиц. — Ты сияешь. Тебе подняли зарплату?

— Нет, я просто бегу в город по поручению.

Она провела рукой по своим густым пепельно-коричневым волосам.

— Какого рода поручению?

— Просто купить кое-что для юного лорда Хайнберга.

— Понятно.

Она плотно сжала губы, а я была рада, что ничего не пришлось прояснять. Хотя Табета и я были друзьями, она не разделила бы мой восторг от обучения Нолана танцам.

Не давая ей шанс продолжить допрос, я помахала на прощанье рукой.

— Увидимся позже.

— Будь осторожна, — крикнула она мне в то время, как я уже плыла навстречу своему будущему.

Хотя я и была возбуждена из-за своей первой пары обуви, сначала я зашла в музыкальный магазин и купила несколько нотных листов с вальсом и полькой для игры на пианино. Двумя самыми популярными танцами. Затем я купила самую объемную газету, которая освещала все, что происходило в Гамбурге, и на которую я смотрела с тоской каждый раз, когда проходила мимо кофейни и замечала, что леди читают и обсуждают ее. В книжной лавке я купила одно издание по современной экономике и одно по этикету. И хотя, я сомневалась, что Нолан оценит последнее, я хотела показать дяде, что отношусь к этому серьезно. Я не могла заставить Нолана читать что-либо, но я хотела быть уверенной, что у него будет доступ к книге, которая поможет сделать вход в общество Гамбурга как можно более гладким.

Наконец-то я отправилась к обувщику, осознав, что весь день боялась туда идти из-за того, что он находился рядом с ателье Поля.

«Я не избегаю Поля», — говорила я себе. — «Я лишь хочу, чтобы он остыл.» А если бы он увидел, что я покупаю обувь для танцев, уже ничего не смогло бы убедить его в том, что я не пытаюсь выплыть из своего социального окружения.

Поэтому, когда мне удалось незаметно проскользнуть в обувную мастерскую, то захотелось себя похвалить.

— Мисс Джоли, какой чудесный сюрприз! Чем могу вам помочь? — спросила меня Надин, дочь Франча. Здоровье ее отца недавно ухудшилось, и так как у него больше не было детей, то лишь от Надин зависело, сможет ли бизнес остаться на плаву.

— Я ищу бальные туфли. Что-то простое и не очень дорогое.

Глаза Надин расширились и она сделала паузу, будто бы давая мне возможность объясниться. Когда я не сделала этого, она отвела меня к секции с бежевыми кожаными балетками и кремовыми атласными тапочками без вышивки. Достала пару.

— Молодые мужчины дарят такие в знак внимания леди, за которыми начинают ухаживать. Но, не такие, какие подарил бы жених.

Я хихикнула, когда поняла, что, по ее мнению, покупаю обувь, чтобы один из Хайнбергов мог подарить ее девушке. Думала ли она, что Грег Хайнберг начал ухаживать за кем-то после пяти лет одиночества? Или она верила, что Нолан может найти кого-то, проведя всего две ночи в Гамбурге?

— Мой выбор позабавил тебя? — спросила Надин, подняв пепельную бровь. — Я была бы рада показать тебе более интересную обувь, но ты сказала, что ищешь что-то доступное.

Я покачала головой, пытаясь взять себя в руки.

— Бальные туфли не обязательно должны быть красивыми. Мне нужно лишь, чтобы они были крепкими и долговечными. — Она вопросительно посмотрела на меня, и я уступила, потому что, так или иначе, а я не смогу купить обувь не замерив свой размер. Рано или поздно мой секрет станет известен. — Они для меня. Не обязательно, чтобы они были модными, просто долгоноскими.

Она кратко кивнула, положив балетную туфлю обратно на полку и скрывая от меня свои впечатления.

— Почему бы тебе не снять свою обувь, чтобы я смогла замерить твой размер ноги?

Я сделала так, как она мне сказала, молясь о том, чтобы она держала свой рот на замке о моем приходе и обслуживала меня так, как и любого другого платежеспособного клиента, сделавшего свой вклад в покупку лекарств для сердца, в которых нуждался ее отец.

Надин записывала ширину моих ног, когда зазвенел дверной колокольчик и вошел Поль.

— Мне показалось, что я видел как ты пробегала мимо окна, — произнес он вместо приветствия. В глазах возникло удивление, когда он увидел мои босые ноги, и снова посмотрев мне в глаза, поднял бровь. — Ты покупаешь обувь? Здесь? — То, что он действительно хотел спросил, было то, как я могла позволить себе магазин, который часто посещался дворянством Гамбурга.

— Она покупает балетки для танцев, — сказала Надин. Я не знала, пыталась ли она помочь или добавляла масла в огонь, но потемневшее лицо Поля точно передало, что он думал о моей покупке.

— Зачем они тебе? — спросил он резким тоном.

— Старый лорд Хайнберг попросил научить юного лорда современным популярным танцам. — Я не очень-то хотела раскрывать эту информацию перед Надин, но если бы я ничего не сказала, они бы предположили что-то похуже. Например то, что я стала любовницей богатого мужчины.

— Тебя?

Поль смотрел на меня так, будто ожидал, что я скажу, что пошутила. Когда я не ответила, он покачал головой и с отвращением поморщился.

Во мне что-то сломалось. С меня было достаточно его осуждений. Конечно, он имел право на свое мнение, но я не сделала ничего, что оправдывало бы его отвращение.

— Да, меня. Что не так с тем, что я могу учить кого-то танцевать?

Он посмотрел на меня, смягчив свой прищуренный взгляд. Его снисходительность была неприятной, но жалость была еще хуже.

— Джоли…

Я повернулась к Надин, не желая слышать то, что он скажет.

— Когда я могу придти за балетками?

— Завтра, — ответила она. Я кивнула и без слов оставила предоплату на прилавке, чтобы она знала, что я могу заплатить. Затем я вышла под моросящий дождь, даже не попрощавшись.

Я открыла зонт и пошла, смотря под ноги, чтобы не вступать в лужи. В меня врезался человек, и я чуть не отлетела назад.

— Извините. Я вас не заметила, — быстро сказала я.

Женщина свела брови. У нее имелись явные черты аристократки. Ее толстый шерстяной капюшон скрывал большую часть волос, но из под него выбивался вьющийся светлый локон. На мгновение показалось, что она ответит недоброжелательно, но она произнесла:

— Не волнуйтесь. — Ее взгляд оценивающе изучал меня. — Вы случайно не знаете, какое-нибудь хорошее место, где можно перекусить и выпить? Какое-нибудь общественное.

Я ответила не раздумывая.

— Пивной сад. — Я повернулась и указала направление. Он находился всего лишь через несколько домов. — Если вы в настроении для сладкого, тогда вам стоит там попробовать гуляш или маковые пельмени.

— Благодарю.

Девушка поспешила прочь, прежде чем я успела сказать что-либо еще, и мне стало интересно, откуда она взялась. У нее не было с собой никаких вещей, и она путешествовала одна, что заставило меня предположить, что она приехала в Гамбург в поисках работы. Приблизительно моего возраста. Ее родители, вероятно, больше не могли позволить себе прокормить ее. Возможно, в ее родном городе наступили неблагоприятные времена, и она приехала найти место работы здесь, в Гамбурге. Надеюсь, она что-то нашла. Я все еще помнила, как по моей спине струился пот, а руки дрожали, когда я впервые прибыла в усадьбу Хайнбергов. И это, не смотря на то, что у меня в руках было рекомендательное письмо. Первые несколько месяцев я боялась чихнуть слишком громко или что-то сломать, переживая, что малейшей ошибки будет достаточно для того, чтобы меня уволили.

Я даже не могла представить, как тяжело приехать в город, где у тебя нет никаких связей. Бедной девушке, вероятно, придется пройти через бесчисленные собеседования и ездить из одного конца города в другой в поисках работы.

Я подумала о том, чтобы пойти за блондинкой и рассказать ей, в каких местах нанимают работников, а какие нужно избегать, поскольку там управляют жестокие и скупые владельцы. Как бы там ни было, она уже исчезла с улиц и пустился дождь. Поскольку было почти время ужина, мне нужно было возвращаться в усадьбу Хайнбергов для выполнения своих вечерних обязанностей. У меня не было времени сожалеть, так что я пообещала себе что, если снова увижу блондинку, то поговорю с ней и помогу всем, чем смогу.

Приготовления к ужину заняли меньше времени, чем обычно, так как Грег ужинал один и попросил принести ему еду в кабинет на подносе, что значительно упрощало уборку. Нолана не было, так что персоналу разрешили уйти пораньше, чтобы отпраздновать выходные.

Почти пустой особняк был жутко темным и наполненным шумом дождя, стучащего по крыше. Волна одиночества окутала меня. Обычно мне нравилось проводить время одной — мой разум всегда был полон идей и мыслей, которые меня развлекали. Но сегодня я чувствовала себя потерянной, отрезанной от мира, и мне хотелось, чтобы моя семья оказалась рядом со мной.

Я подумала возвратиться в центр города, но шел дождь, и ветер был беспощаден. Если бы я сейчас вышла на улицу, то подхватила бы воспаление легких. К тому же, мое меланхолическое настроение говорило, что не лучшая идея встретиться с Табетой и другими девушками, дабы выпить и потанцевать. То, чего мне хотелось — это спокойного вечера, в который я и Табета делились бы секретами. Не то, что бы я могла рассказать ей свои. Я не рискнула бы рассказать ей, как я иногда представляла себя играющей на пианино в оперном театре, или как я была взволнована из-за того, что мне предстоит провести время с Ноланом. Она бы не одобрила ничего из этого. Хуже того, она посчитает обязательным рассказать все своему брату Полю, который, в свою очередь, будет чувствовать себя обязанным разъяснить мне, какие рамки в жизни мне переступать нельзя.

Возможно, они были правы. Возможно, я играю с огнем, но какая у меня альтернатива? Всегда поступать правильно? Для чего? Мне хотелось жить, а не проводить жизнь в страхе. Если истинная жизнь влечет за собой боль, пусть будет так. Мои сердце и душа болезненно желали испытать больше, чем позволял мой социальной статус, и я была полна решимости удовлетворить свои желания, чтобы, когда пришло время попрощаться с этой земной жизнью, я ни о чем не сожалела.

9. Делайла

С тех пор, как меня заставили уехать из Гамбурга в возрасте тринадцати лет, я никогда не была в пивном саду. Все же, я слышала о нем. Каждый слышал. Это было место для тусовок. Одно из немногих мест, которые любили богатые и слуги. Это было шумное место, где обменивались неуместными поцелуями, давались обещания, которые никогда не могли быть выполнены, а так же это была фабрика сплетен. Когда девушка-слуга подтвердила, что это место еще есть, я поняла, что сегодня отправляюсь именно туда.

Я вошла через двойные деревянные двери и прошла открытую площадку мокрую от дождя. Внутренняя часть была украшена безвкусными клетчатыми скатертями и дешевыми цветами. Барная стойка была сделана из длинного светлого куска дерева. Кто бы не был дизайнером, он был лентяем с отсутствием воображения. Сев на тяжелый деревянный барный стул, я заказала лагер. Вкус был таким отвратительным, как я и ожидала. Я ненавидела чувство тепла и бесконтрольного поведения, которое вызывал алкоголь, но большой стакан пива был необходим, чтобы сливаться с посетителями и не привлекать лишнего внимания. Я сделала маленький глоток напитка и приняла хлеб с маслом, который бармен поставил передо мной. И, хотя, я не любила хлеб, особенно белый, я была не против поесть его сейчас. Заполнение моего желудка и сохранение ясной головы было более приоритетным, чем возможность набрать фунт или два.

Подслушивая разговоры вокруг себя, мне стало интересно, каким способом будет лучше узнать имена сотрудников, которые работали в поместье Хайнбергов. Я была уверена, что весь старый персонал был заменен. Все же, моя осторожность погасила любопытство, и я не посмела задавать какие-либо вопросы и таким образом привлекать ненужное внимание.

После того, как я съела два ломтика хлеба и выпила лагера достаточно для того, чтобы не шататься во время ходьбы, я встала и сделала круг, крадучись от одного стола к другому и подслушивая разговоры в пабе. Несколько посетителей бросили на меня любопытные взгляды, поэтому я быстро прошла мимо них, прищурившись так, будто ищу своих друзей. Все же, большинство посетителей не заметили меня вообще, слишком поглощенные флиртом. Важничая, мужчины хвастались своими достижениями, а женщины обсуждали моду и перспективы брака. Пивной сад был местом, где разные прослойки общества собирались вместе, но даже будучи здесь, женщины не забывали, что должны будут выйти замуж, а мужчины знали, что уверенное поведение может помочь им в делах бизнеса и в личной жизни.

Никто из посетителей не говорил о моем брате, и я начала волноваться, что пришла слишком рано. Я пошла в дамскую комнату и достала волшебное зеркало.

— Покажи мне Нолана.

Когда мое изображение в зеркале исчезло, появилось лицо Нолана. Оно было темным, мрачным, а в глазах отражалась жгучая мука. Мог ли он страдать, как я страдала? Жалел ли он о сделанных ошибках? Нет. Откуда взялась эта сентиментальная чушь? Я не могла стать такой слабой. Если бы Нолан сожалел о том, что отправил меня в тюрьму, то появился бы и освободил меня. Но он не сделал этого. За пять лет, что я провела в тюрьме, он даже ни разу не написал мне.

Сцена в зеркале изменилась, и оно показало мне объект интересов Нолана. Горничную. Небольшое разочарование во мне было смыто волной ярости. Горничная убирала чайные принадлежности и одаривала Нолана неуверенной улыбкой. Значит, это то, чем занимался мой брат… пытался затащить в постель чертову горничную. Чувствуя отвращение, я была готова убрать зеркало, но потом я присмотрелась к девушке и узнала ее. Она была той, в кого я врезалась ранее. Девушка работала в поместье Хайнбергов. Она могла бы стать моим проходным билетом. Возможно, мне стоило тщательнее взвесить все за и против. Пока я решила остаться в пивном саду и собрать побольше информации.

Не прошло и секунды, как в двери залетела грудастая женщина. Ее волосы были на тон светлее моих. Оттенок был кричащим и соответствовал ее дешевому платью цвета фуксии, из которого вываливалась ее грудь.

Моим изначальным предположением было то, что она шлюха, которая должна начать свою смену. Но я ошиблась, потому что все женщины в пабе тепло поприветствовали ее. Некоторые даже приподняли свои платья, выставляя напоказ ступни. Нет, не ступни — обувь.

Лишь потом я сообразила, кем была эта вульгарная женщина — Надин, дочь обувщика. Пять лет назад она была еще ребенком. Она была вдвое меньше, чем сейчас. Наблюдая за ее общением с другими, я быстро узнала, что она присоединилась к бизнесу своего отца, и что ее любовь к сплетням ничуть не уменьшилась. Она расхаживала от стола к столу, обмениваясь приветствиями и заливаясь смехом так часто, что казалось, будто таким образом она пытается проложить себе путь к бару. Бармен помахал ей, и я решила, что это лучший способ узнать все, что происходит, включая то, как люди восприняли приезд Нолана. Конечно, я наблюдала за ним через волшебное зеркало, видела, как его лучший друг Лиам оттолкнул его, и видела, что девушка, которую он ранее любил, Мари, теперь была помолвлена с Лиамом. Было очевидно, что жители Гамбурга не были в восторге от его прибытия, но мне нужно было понять, как далеко заходила их неприязнь к нему.

Я вернулась к барной стойке и облокатилась на нее, делая вид, что осматриваю зал.

— Как дела, Надин?

Бармен поприветствовал дочь обувщика и поставил кувшин с пенистым пшеничным пивом напротив нее.

Она сделала хороший глоток, не удосужившись вытереть пенные усы над верхней губой. Вместо этого, она наклонилась и игриво прошептала:

— Ты не поверишь, что случилось со мной сегодня.

Бармен так же наклонился вперед, и я сильнее напрягла слух.

— Угадай, кто заходил сегодня в мой магазин, чтобы заказать для себя танцевальные балетки? — продолжала Надин.

Бармен вскинул руки.

— Откуда я могу знать? И что такого скандального в том, чтобы купить балетки? Дворяне постоянно посещают танцевальные вечера и всегда заказывают у тебя обувь.

— Именно. Так делают дворяне.

Бармен резко зажал рот ладонью.

— Хочешь сказать, кто-то из слуг хотел воспользоваться твоими услугами для себя?

Надин нетерпеливо кивнула, готовая взорваться от информации, которую держала в себе.

— И не просто кто-то. А Джоли. Горничная из поместья Хайнбергов.

Бармен почесал нос.

— Она та еще штучка. Не думал, что она найдет себе богатого любовника. Но, думаю, она из тех тихонь, за которыми нужно присматривать.

Надин покачала головой. Ее глаза блестели озорством, а затем она согнула палец, как бы говоря «иди сюда».

— У нее нет любовника, но угадай, кого она будет обучать танцам?

Бармен озадаченно нахмурил брови и напрягся.

— Нолана Синюю Бороду, — с триумфом произнесла Надин.

— Юного Хайнберга? Невозможно! Он же не по танцам!

— Очевидно, он готов учиться, если учителем будет прелестная юная девушка, — подмигнула Надин.

Я сжала челюсти, вспомнив о том, что раскрыла себя кому-то, кто был близок с моим братом, так как имела оплошность не знать об этом.

— Черт. Мне нужно выпить. — Молодой человек плюхнулся рядом с Надин, не удосужившись предложить место молодой женщине позади него. Оба имели одинаковый оттенок пепельно-коричневых волос, овальные глаза, большие уши и рельефные лбы. Без сомнений, они были братом и сестрой. Женщина нахмурилась, а парень потряс Надин за плечо. — Не могу поверить, что ты делаешь танцевальную обувь для Джоли, поощряя таким образом ее глупое поведение.

— Да ладно, Поль, бизнес есть бизнес. Ты это знаешь, — надулась Надин, не чувствуя ни капли раскаяния.

— У нее будет разбито сердце, когда он покончит с ней, — сказала девушка с грустью в голосе.

Надин оживилась еще больше.

— Значит, у них уже роман? — Другая девушка крепко сжала губы, а Надин вздохнула. — Не будь такой, Табета. Если ты что-то знаешь, то должна поделиться с нами. Так поступают друзья.

Табета приняла красное вино, которое ей дал брат, но не отпила его.

— Я — так же подруга Джоли, — строго сказала она, затем добавила уже более мягко, — она ничего мне не рассказывала. И это на самом деле беспокоит меня.

Поль с силой опустил руку на барную стойку.

— Хватит. Сначала она защищает Синюю Бороду, а теперь дает ему уроки. Ненормально, что она решила подружиться с дворянами и забыть о нас, но почему из всех, она выбрала именно сумасшедшего?

Я так сильно впилась ногтями в ладонь, что выступила кровь. Ее вид успокоил меня. Моя семья не была безумной. Мой брат был бесхребетным трусом, как и наша мать, а мой отец был алкоголиком, но мы не были психически больными.

— Нам нужно вмешаться! — Поль несколько раз ударил ладонью по столу. — Достаточно значит достаточно.

— Нет ничего незаконного в том, чтобы обучать танцам лорда Хайберга. — Его сестра задумчиво посмотрела на ободок бокала.

— Именно. Сейчас ты ничего не сможешь сделать. — Надин улыбнулась, вероятно, подумав обо всех сплетнях, которые вызовет ситуация.

— То есть, нам остается стоять в стороне, пока они не сломают ее?

Поль потянул свои пепельно-каштановые волосы с такой силой, что мог бы их вырвать.

— Позволь мне поговорить с ней, — сказала Табета.

— Хорошо. — Поль осушил бокал и знаком сказал бармену дать ему второй. — Но лучше тебе сделать это побыстрее.

— Я сделаю это завтра в обед. Из сада я смогу увидеть, когда Джоли будет отдыхать.

— Она еще обедает в кухне вместе с персоналом? — сухо спросил Поль и сделал глоток из нового бокала пива. — Как ты можешь продолжать работать на Синюю Бороду, зная, что убийца становиться ближе к тебе день ото дня? Я едва мог выдержать, когда снимал с него мерки. Планирую сделать наши встречи как можно более редкими и короткими.

Табета что-то ответила, но я уже не слушала. Я получила всю информацию, которую хотела. Табета была садовником Нолана. Ее брат Поль был портным, а Надин вообще не имела к Нолану никакого отношения. Моего брата интересовала Джоли, что, должно быть, шокировало ее друзей, но я не видела в этом ничего скандального. Дворяне всегда держали возле себя красивых слуг. Отец спал с несколькими женщинами, даже несмотря на то, что он бессмысленно избивал мать, когда та имела смелость взглянуть на другого мужчину.

Но что, если Нолан был другим? Когда он ухаживал за Мари, она была единственной женщиной для него. Что, если Джоли стала кем-то больше, чем просто любовницей? Если бы он развил чувства к ней, он разрушил бы мой план. Джоли, должно быть, красива и нравилась другим работникам, но лишь ее друзья будут оплакивать ее смерть. Если только они сделают паузу в своих обвинениях, достаточно долгую для того, чтобы перестать обвинять ее в связи с Ноланом. Для того, чтобы Нолан был по-настоящему сломан, и чтобы я могла претендовать на наше имущество, нужно было разыграть трагедию. Нужно чтобы богатая девушка умерла при загадочных обстоятельствах, и все начали винить в этом Нолана. Тогда все последующие смерти привлекут больше внимания и обеспечат его повешение на виселице.

Но сначала я выберу нужную леди. Мне нужно было узнать, покинул ли наконец мой брат усадьбу.

Я не могла подобраться к нему в его особняке, но другое дело — в публичном месте. Как только я соберу ингредиенты для создания проклятья, то прослежу за тем, чтобы не только Гамбург, но весь мир узнал, что он — Синяя Борода, убийца девиц.

10. Делайла

Я выскользнула из пивного сада мимо завсегдатаев, которые стояли сгорбившись, потому что их рвало. Я уверенно вышла из оживленного заведения в пустой переулок, где вытащила волшебное зеркало.

— Покажи мне Нолана, — прошептала я. Поверхность, отражающая мое лицо, расплылась и замерцала, показывая брата.

Он сидел за высокой стойкой, уставившись на бокал красного вина. Вокруг него находились столы, занятые группами посетителей. Несколько из них украдкой бросали взгляды на Нолана, но не один не приближался к нему. Учитывая каменную стену и отсутствие света, я была почти уверена, что это тот самый бар, который Нолан посещал прошлой ночью, и что он находился в подвале. Вопрос был в том, как мне найти его?

Нужно было вернуться на главную улицу и спросить кого-нибудь.

Уже почти на выходе из переулка крупная фигура преградила мне дорогу.

— Что такая симпатичная юная леди, как ты, делает одна ночью?

Я стиснула зубы, не имея для этого никакого настроения.

— Уйди с моего пути. Я встречаюсь с друзьями.

— Правда, что ли? — спросил незнакомец недоверчиво.

— Правда, — ответила я строго.

— Не бойся. Если будешь хорошей девочкой, то я дам тебе уйти, когда закончу с тобой, — прорычал он, и мне пришлось проглотить подступивший к горлу лагер. Как бы я хотела купить одно из сногсшибательных снадобий Манфреда! Если бы я это сделала, то могла бы просто бросить его в этого придурка и заставить того потерять сознание. Поскольку у меня его не было, пришлось подойти поближе и воспользоваться кинжалом.

— Хорошо, — сказала я, позволив дрожи появиться в голосе.

Бандит приблизился. Практически истекая слюной, он откинул мой капюшон и открыл мое лицо.

— Ты хорошо целуешься? — спросил он с кокетством.

Я смущенно опустила голову.

— Не знаю.

Он грубо схватил мой подбородок, и его губы врезались в мои. Я вытащила кинжал из ножен и вонзила лезвие бандиту в Адамово яблоко.

Кровь хлынула из глубокого разреза, и он начал задыхаться.

— Что ты сделала, девка?

Кокетливо улыбаясь, я произнесла:

— То, что нужно было сделать очень давно.

Бандит покачнулся и попытался остановить поток крови, но было слишком поздно. Смерть уже раскрыла ему объятья. Он рухнул на пол, и его дыхание становилось все тише и тише, пока не прекратилось полностью.

— Грязное животное.

Я снова натянула капюшон. Спрятав кинжал, несколько раз ударила бандита в ребра для полного удовлетворения и переступила через него, радуясь тому, что мне подвернулась возможность потренироваться в использовании оружия.

Вернувшись на главную улицу, я встретила пьяного, который держался за выступ дома.

— Извините, — сказала я, — не могли бы вы показать, где находится подвал с винным баром?

Он учащенно заморгал и я повторила вопрос.

— Он… он… — решив, что говорить слишком тяжело, пьяный показал куда-то за собой и налево.

— Спасибо.

Я поспешила прочь, уверенная в том, что проверить указанную им аллею будет быстрее, чем слушать бессвязные речи.

Когда я увидела кованую железную лестницу, ведущую к деревянной двери с металлическим орнаментом, то была уверена, что нашла то место, где находился Нолан. Проблема заключалась в том, что это заведение казалось куда более интимным, чем пивной сад, и имело лишь один вход, что не оставляло незамеченным ни одного приходившего. Так как я не могла быть уверена в том, что брат пьян настолько, чтобы не узнать меня, то решила подождать снаружи и проскользнуть внутрь со следующей группой посетителей.

Прошел почти час. Обувь промокла, плащ отсырел, и я вся продрогла до костей. Сколько еще мне придется ждать перед тем, как я сдамся? К счастью, через минуту подошла группа хихикающих женщин. Я быстро прижалась к противоположной стороне арки.

— Слышала, Нолан сегодня здесь, — сказала одна девушка.

— Ах, — две подруги выдали одновременно. — Он такой жуткий.

— Как ты можешь такое говорить? Ты не видела его пять лет, — ответила первая девушка с раздражением.

— Потому что мы не такие отчаянные, как ты, Тереза. — Девушка толкнула Терезу локтем.

— Да-да. Ты выйдешь за кого угодно лишь бы остаться в Гамбурге, — хмыкнула другая девушка.

Тереза вздернула подбородок.

— Неужто? Как бы вы себя чувствовали, если бы ваши родители решили отослать вас подальше от всех, кого вы знали?

Ее подруги пожали плечами. К этому времени девочки спустились в конец лестницы, и я поспешила следом, вздыхая с облегчением, так как мне удалось проскользнуть внутрь вместе с ними. Они направились к бару, но я заняла кабинку в темном углу, всего в нескольких футах от высокого стола Нолана. Учитывая отсутствие освещения и то, что брат сидел уставившись в свой напиток так, будто тот содержал все ответы, я сомневалась, что он сможет обнаружить меня.

Пока брат сидел неподвижно, не замечая моего присутствия, девушки заказали выпивку. Две из них остались у бара, но третья, Тереза, схватила два бокала красного вина и пошла к Нолану. Ее шоколадные глаза блестели от волнения, а маленькая грудь быстро поднималась и опускалась от учащенного дыхания. Даже, когда она подошла к столу Нолана, тот не пошевелил головой. Тереза поставила один бокал напротив него и притащила для себя стул.

— Извините, вы Нолан Хайнберг. Не так ли?

Он качнул головой вверх и вниз.

— Я — Тереза Давиай.

Брат тяжело вздохнул, словно на его плечах лежал груз мира, от чего мне захотелось его задушить. Я выживала в тюрьме, выживала, оставшись без родителей, в то время, как все, что он делал, это путешествовал. Как смеет он притворяться измученным и утомленным?

— Чего вы хотите?

Нолан вытащил свой носовой платок и вытер капли пота на лбу.

— Ничего. Просто поговорить. — Голос Терезы сдулся.

— О чем? Моем исчезновении? Моем появлении? — Он показал на бар. — О тех ваших подругах?

Как оказалось, Нолан не был безучастным к тому, что происходило, и я напряглась.

«Он не мог меня видеть», — говорила я себе, уверенная, что оставалась вне зоны захвата его бокового зрения.

— Верно. Они — мои подруги.

Ответ Терезы прозвучал, как вопрос.

— Не знаю, проиграли ли вы в споре или просто смелы, но позвольте все прояснить. — Нолан наклонился вперед. — Во мне нет ничего интересного. Пять лет я занимался импортом товара, а сейчас вернулся, потому что мне нужно заботиться о моем имении. Я не планирую создавать кому-либо проблемы, и надеюсь, что никто не будет создавать проблем мне. Я не всегда могу оставаться в своем особняке, поэтому иногда мне приходится приходить в подобные места, но это не значит, что я ищу компанию.

Тереза сжала кулон в форме сердца на своей груди, и я поняла, что ее лицо тоже имело форму сердца. Она была миловидной девушкой с мягкими каштановыми волосами и шоколадными глазами. Тереза была идеальной кандидатурой на роль девушки, в которую Нолан мог бы влюбиться, и на роль жертвы.

— Я пришла сюда не за сплетнями. Я на самом деле хочу поговорить с вами. — Тереза закусила губу. — Все мои друзья отсюда. Я никогда не встречала никого своего возраста, кто бы путешествовал столько, сколько и вы. Мне бы очень хотелось послушать о ваших путешествиях.

Нолан сделал глоток вина и выглядел так, словно собирался уходить, но затем начал описывать города, которые посетил, разбавляя рассказ анекдотами и личными заметками. Тереза поглощала все это, кивая и улыбаясь. Так же, как хорошая девочка, которой она была, она иногда просила разъяснений. Их разговор был настолько скучным, что мне приходилось несколько раз ущипнуть себя за тыльную сторону ладони, чтобы не заснуть. Наконец, настал мой момент, когда друзья Терезы подошли к столу Нолана.

— Лорд Хайнберг, вы практически похитили нашу Терезу, держа ее в заложницах целый час, — хихикнула одна из ее подруг.

— Будет правильным, если в качестве компенсации вы купите нам выпить, — сказала другая.

Брат посмотрел на Терезу, которая ободряюще кивнула.

— Конечно.

Брат отправился к бару в окружении трех девиц. Понимая, что у меня не будет лучшего шанса, я нырнула вперед и схватил его стакан, в котором все еще оставалось немного вина. Я вылила содержимое в пустой флакон и спрятала бокал в карман. Затем, я схватила платок брата, который остался на столе.

Пот и слюна. Остался локон волос и кровь, но я вряд ли бы смогла собрать все это сегодня. В следующий раз, пообещала я себе и растворилась во тьме ночи, улыбаясь тому, как близко мой рассеянный брат находился к своей кончине.

11. Нолан

Я расхаживал взад-вперед по паркетному полу. В моем разуме одна за другой пробегали мысли, не давая времени догнать хоть одну и осмыслить. Я напрягся, когда открылись в дери и вошла Джоли, одетая в простое розовое платье, которое идеально на ней сидело и создавало контраст с ее черными, как у ворона, волосами и карими глазами.

Джоли улыбнулась.

— Удивлена, что вы вовремя.

— А я удивлен, что ты так откровенна в том, что думаешь обо мне. — Джоли закусила губу, ее лицо помрачнело, и я быстро добавил, — это не то, что я хотел сказать. Я хочу, чтобы ты всегда была честной со мной.

Она кивнула и пролистала листы, что были у нее в руках.

— Первым я сыграю вальс. Затем мы сможем перейти к следующему шагу.

Она села за пианино и несколько секунд смотрела на нотный лист. Как только на лице появилось выражение устремленности, ее тело сразу же расслабилось, а пальцы заскользили по клавишам.

Какой бы приятной ни была музыка, Джоли была более очаровательной. То, как ее грудь поднималась прямо перед крещендо и опускалась во время расслабленного прохода, и то, как голова двигалась в ритм музыки. Я был так поглощен наблюдением за ней, что понял, что музыка закончилась, лишь когда она посмотрела на меня.

— Теперь, когда вы знаете музыку, будем разучивать движения.

— Хорошо.

Я прочистил горло и отвел взгляд. Я зашел на опасную территорию. Не было ничего странного в Джоли, или в том, чтобы быть друзьями, но чувства, которые она во мне вызывала, были далеки от дружеских. Как граф Хайнберг я бы никогда не действовал относительно этих чувств, так как должен был взять в жены девушку моего социального положения. Конечно, дворянство Хамбурга смотрело бы по-другому, если бы у меня с Джоли было что-то на стороне, но я бы никогда не поступил с ней так, никогда бы не поступил так с собой. Не смог бы жить во лжи.

И все же, когда Джоли взяла мои руки и положила одну себе на плечо, а другую на талию, я не отступил. Я не мог. Потому что, хоть я и знал, что никогда не смогу действовать по желанию своего сердца, я не мог не принять возможность впустить ее в свою жизнь. За то короткое время, что я знал Джоли, я заметил, что ее присутствие успокаивает меня, а приземленная натура вызывает во мне желание становиться лучше.

Не имея возможности идти на поводу своих неадекватных чувств, мне придется притворяться, что я доволен тем, что мы — друзья, и напоминать себе, что это лучше, чем просто наблюдать за тем, как она время от времени появляется, чтобы убраться в комнатах особняка.

— У вас хорошо получается, — произнесла Джоли после того, как мы немного потанцевали. — Думаю, если вы не устали, можно переходить к более сложным движениям.

До того, как я успел ответить, раздался стук в дверь. Мой взгляд скользнул к двери и вновь вернулся к Джоли. В этот момент мне захотелось взять ее за руку и покинуть особняк. Отправиться в лес или куда-нибудь, где нас никто бы не побеспокоил, и мы были бы свободных от своих ролей.

— Вы должны ответить, — сказала Джоли, отходя назад и вырывая меня из моих мечтаний.

Стук повторился вновь.

— Господин Хайнберг, Леди Давиай прибыла повидаться с вами, — прозвучало басом из-за двери.

Мое сердце дрогнуло, когда я услышал это имя. Тереза здесь, и я не могу отослать ее обратно.

— Войдите, — сказал я, с трудом скрывая свое разочарование.

Дворецкий открыл дверь и вошла Тереза, шелестя юбками. Румянец играл на ее щеках, а на лице красовалась бриллиантовая улыбка, которая исчезла, когда она заметила Джоли.

Джоли присела в реверансе и спросила:

— Принести вам что-нибудь выпить, леди Давиай?

Я хотел сказать, что нам ничего не нужно и не стоит беспокоится, но, конечно же, не мог этого сделать. Она была горничной и выполняла свою работу.

Тереза поджала губы.

— Чай, было бы чудесно.

Джоли снова присела в реверансе и поспешила покинуть комнату, будто бы была не в силах дольше находиться здесь. Мне хотелось бы, чтобы я тоже мог уйти, но у меня не было такой привилегии.