Ночь. Дом. Кровать. Повреждений нет. Окно открыто.
Прежде, чем открыть глаза, Алия огласила весь список. Если бы это было днем, то она была бы вялой и холодной. Она была теплой. По качеству постельного белья, она поняла, что лежит на своем покрывале. Комната благоухала ароматом жасмина, цветущего за окном.
А затем она почувствовала его. В себе, его кровь, поселившуюся в ее теле. И физически близко. Совсем рядом. Наблюдающего за ней спящей.
О, Господи. Что я наделала?
Она попыталась защитить свой разум от него, возводя мгновенные баррикады и знаки, запрещающие вторжение. Этого было мало. Он был там. Именно там. Читал ее. Отлично понимая, что она проснулась.
Она открыла глаза.
И заволновалась еще больше.
Он был похож на Ангела Правосудия[7], спустившегося, чтобы осудить ее. Свежий и невозмутимый, одетый в черную рубашку и брюки, он сидел на стуле у ее кровати, с босыми ногами, положив руки на колени. С полной уверенностью он встретил ее пристальный взгляд. Он победил. Они были связаны.
Она осторожно приподнялась. Ее кожа чувствовала себя довольно некомфортно. Она мельком взглянула и поняла, что ее тело было покрыто высохшей кровью. И как она чувствовала, лицо тоже. Она потерла виски, и дождь из коричневых хлопьев посыпался на покрывало.
— Кровь наших врагов.
Голос Михаила звучал внутри нее, его глаза сияли в одобрением.
Нет. Нет. Нет. Уйди из моей головы. Ее голова не место, где он может находиться. Она прижала покрывало к груди, поскольку воспоминания о сражении нахлынули, затопляя ее. Черные воспоминания. Красные воспоминания. Она боролась и убивала прежде, но никогда как в тот раз. Никогда словно кровожадный джин. Ничто не препятствовало ее пути в тот ужасный рассвет. Они падали перед ней словно ягнята.
Даже Хэлверсон. Она бросила его на землю, и обескровила, пока он отбивался. Она наслаждалась этим. Позже она расчленила его. Также наслаждаясь этим.
Каким-то образом, на протяжении всего этого безумия, она сумела вместить его сущность и сохранить ее подальше от других мертвых принцев внутри нее. Так же осторожно, как она ощупывала бы рану, она исследовала этого нового обитателя. Как она вообще могла иметь доступ к его воспоминаниям?
А так же, как она сумела, почти, оторвать голову его жены от ее плеч?
Кровь никогда не смоется.
Михаил переместил одну руку на кровать, потом другую. Затем колено. Кровать накренилась под его весом. Заключенная в ловушку собственных мыслей, она не смогла остановить его.
Он обхватил ее голову двумя руками.
— Ты сделала то, что должна была сделать.
Когда она закончила свою бойню в коридоре, тел было так много, что ей пришлось пробираться через их сломанные позвоночники и спутанные конечности, чтобы вернуться на крышу. Она помнила, как ощущала их волосы, между пальцами ног.
Михаил встряхнул ее.
— Остановись. Оставь их в покое.
Ее губы раскрылись, но слов не было. Все, что она могла видеть, было лицом Хэлверсона.
— Ты знаешь, как это отделить.
Ага, тогда почему я не могу отделить тебя?
Она прошептала это самой себе, не зная, что он мог слышать или видеть внутри нее. Она знала, что, при желании может увидеть больше его, но она не зайдет так далеко.
Довольно странно, но его вопрос работал. Она сосредоточила свое внимание на нем вместо жителей Миннесоты. И Фрэнк. Ах, да она добралась до Фрэнка.
Михаил исследовал ее сознание, цепляясь за что угодно, в чем она давала промаху. В отличии от нее, он бы использовал связь между ними, любым доступным ему способом. Она сопротивлялась, делая свой разум гладким, как стекло, и отражающим, как зеркало.
— Почему ты закрываешься от меня? — спросил он
Алия рассмеялась бы, но боялась, что если рассмеется, то начнет плакать. Зачем ему проникать в нее? Что если она носит его ребенка? Могло ли это быть чем-то большим, чем трах? Когда она спасла его, она вошла в собственную клетку в клетку и выбросила ключи.
Михаил произнес медленно, как будто у нее было не в порядке с головой.
— Со мной ты в безопасности.
Это было неправдой. Одной ей было бы безопаснее. Как пистолету в коробке.
Он выглядел голодным. Адски уставшим и голодным. И это была ее вина.
— Не надо, Алия. Не делай этого.
Он откинул ее волосы, открывая лицо. Наклонив голову, он понюхал ее, проводя носом по ее лбу, погружаясь им в ее волосы. Она тоже не смогла удержаться и тоже обнюхала его. Кожа под его подбородком пахла невероятно хорошо.
— Ты изменилась. — Глаза Михаила прикрылись в экстазе, а носом он продолжал принюхиваться. — Твоя кровь. Твой запах. О, Господи.
Да. Его аромат тоже изменился. Он превратился в наркотик, передаваемым по воздуху. Она сжала челюсть, чтобы помешать ее зубам стучать. Она хотела потереться лицом о его кожу. Она хотела вспороть ее и погрузиться внутрь.
Михаил прижал ее к простыням. Его рот накрыл ее. Примитивное мужское удовлетворение исходило от него, его тела, его сознания. Это затопляло ее разум. Это приправило его поцелуй. Оно говорило, Мое.
Она отвернула лицо в сторону, хватая воздух. Он был слишком тяжелый. Она не могла дышать. Ей нужно выбраться. Разве он не мог сказать? Была ли эта связь — улицей с односторонним движением? Может он зашел так далеко, что мог заметить ее панику? Интенсивность его желания парализовала ее.
Она прочла его планы на нее, картинки такие же ясные, как и ее мысли. Он хотел крутить ее тело, как подтверждение безупречного повиновения. Он хотел ее, стоящей на коленях и руках, задницей к верху, лицом опущенной на ковер.
— Михаил! Остановись!
Слабость ее голоса ужаснула ее. Она корчилась под ним, пытаясь оттолкнуть его.
Другая серия видений пронзила ее. Пока он имел ее, стоящую на коленях, он запрокинул ее голову, выставляя горло. Все еще трахая ее, он впился в него. Впился в него, как бешенная собака, чтобы пить и пить и пить.
Зубы Михаила заострились. Он зарылся лицом ей в шею. Подпитанное только одной водой, его тело поглощало само себя с каждой минутой. Он нуждался в ней, во всех отношениях.
Вдохновленные ее пьянящим ароматом, темные эротические фантазии всплывали в его воображении. Он достаточно скоро возьмет ее, но сначала он должен покормиться на ней.
Он широко улыбнулся.
Ее кулак врезался в его левое ухо. Секундой позже, тыльная сторона ее руки врезалась в его переносицу. Белые звезды поплыли у него перед глазами.
С ревом он опрокинул ее спиной на кровать. Гнев был первобытным, реакция инстинктивной. Никто — даже невеста — не может прервать предъявление его прав.
Она оскалила зубы, глаза убийственные и дикие. Он держал ее за горло, ворча в неодобрении. Кровь, капающая с его носа, текла по ее лицу. Она врезала ему коленом по яйцам.
Парализованный от боли, он упал на бок. Он думал, что она убьет его, но вместо этого, она прыгнула в воздух и приземлилась на свой большой шкаф. Она села там на корточки, запятнанная кровью, дикая и дрожащая, как наркоман.
— Алия. — Вытерев нос, он сел, его голова стала ясной, после того, как он чуть не был кастрирован. Он отправил пробную партию успокаивающих мыслей, молчаливых заверений. — Все в порядке.
Она вытащила тяжелый пистолет, который там прятала, и наставила его на Михаила, ее руки были вытянуты между колен. Она напоминала ему горгулью с пистолетом.
— Убирайся отсюда к чертям!
Он поднял руки.
— Почему?
— Ты собирался укусить меня, сукин сын. — Она указала на пару царапин на ее шее. — Опять.
Теплая кровь стекала по подбородку. Двигаясь медленно, чтобы не нервировать ее, он зажал нос, чтобы остановить кровотечение.
— И что не так? Ты напилась мной до отвала.
Это прозвучало, как "Ты напихаль мой до овала". Он вздохнул и искоса посмотрел на дуло пистолета. Его братья отдали бы хорошие деньги, за то, чтобы увидеть его сейчас.
— Это было другое.
— Ты моя суженная. — Это он знал абсолютно четко. Это было бесспорно. — Это твоя обязанность, кормить меня.
— Моя обязанность?
Мертвецки бледная, она спрыгнула со шкафа и двинулась на него, с выставленным пистолетом. Он не сдвинулся с места, и она не остановилась, пока не уперлась дулом ему между глаз. Он позволил рукам опуститься по бокам. Кровь снова начала течь. Он слизывал ее с верхней губы. Он не мог себе позволить, тратить кровь впустую.
— Назови мне хоть одну стоящую причину, почему ты хочешь меня. Кроме той, что ты голоден. Помимо, моей территории.
Михаил не мог видеть ничего, кроме ее пальца на спусковом крючке.
— На данный момент я могу сказать, что я терплю неудачу.
Это задело ее. Он слышал, как эхо растерянности и разочарования, слабой и мимолетной, проходило через ее защиту. Она сделала три шага назад и опустила пистолет.
— Вот тебе на. Тебе не нравится это, так же как и мне. Мы не должны принимать это проклятье. Здесь должна быть какая-то лазейка.
— Нет никакого выхода.
Возможно ли, что выйти за него замуж, было бы хуже голодания, безумия и смерти. Она уставилась на него, как будто подтверждение этого было, фактически, делом случая.
Он попытался снова.
— Я не могу больше охотиться. И ты теперь тоже. Поверь мне, я пытался и не смог сделать и глотка. Мы теперь как Роланд. Мы не сможем питаться, пока не покормимся друг от друга. И чем больше мы питаемся друг от друга, тем крепче становится наша связь. От этого не сбежишь.
— Всегда есть лазейка. Всегда есть обходной путь.
Михаил рассмеялся. Пусть стреляет. Хуже ему не будет. Он достал из штанов платок и прижал его к носу.
Алия опустила пистолет и начала ходить кругами, ее лицо напряглось в раздумьях. Только она могла выглядеть царственно босиком и покрытая коркой засохшей крови. Она, даже, казалось, не замечала, что была голой.
Он посмотрел на дверь ванной и обратно на нее, давая волю фантазиям. Он хотел затащить ее в душ и намылит от ушей до пальцев ног, а затем взять ее — мокрую, теплую и скользкую — прижатую к кафелю.
Ее голова повернулась в его направлении. Он отпихнул фантазию подальше. Она заблокировала сознание, так плотно, что он не мог сказать, слышит она его мысли или нет.
Она села на кровать, положив пистолет рядом. Скрестив ноги, она откинулась на руки и склонила голову на него.
— Я знаю, твоя семья придает большое значение этим заморочкам с предназначенной невестой, но даже ты должен признать, что это, в конечном счете, устаревшая, ненужная и довольно неприятная традиция — даже среди таких безнадежных ретро-вампиров. В наши дни должно быть лечение. Освобождение от этих связей или что-то в этом роде.
— Освобождение от связи? — Эта женщина была ненормальной. — Удачи с этим. Если ты найдешь это заклинание, принеси мне единорога, потому что они должны храниться в одном месте.
Уголок ее губ приподнялся.
— Ты и девственницу, что придет с ним, тоже хочешь?
Он сжал носовой платок в кулаке, пытаясь сдержать свой характер. Зная, то, что она нажимала на его кнопки, которые могли достигнуть цели, не могло заставит ее принять это легче.
— Ты когда- нибудь предполагала, что подчиниться нашей судьбе — это правильный путь? Единственный путь?
Она снова взяла пистолет.
— Если ты думаешь, что слово "подчинение" есть в моем словаре, Михаил Фостин, то ты совсем меня плохо знаешь. Теперь, с твоего позволения, я собираюсь принять душ. А затем, я собираюсь нас развести.
Он приблизился к ней.
— Мы все подчиняемся голоду, Алия. Даже ты.
Не моргая, она смотрела на него, глазами жестокими и золотыми, как у ястреба.
Доминик и четверо его человек ворвались в комнату. Когда она успела поднять тревогу? Все мужчины, за исключением Доминика, отшатнулись назад, при первом взгляде на нее.
— Ах, Доминик! — Алия приветливо улыбнулась, случайно подняв свой пистолет снова. — Видишь ли Михаил нуждается в ледяной упаковке. Ты мог бы помочь ему с этим?
Повернувшись так, что Алия не могла его видеть, Доминик одарил Михаила примирительным взглядом и указал на дверь. Его люди разделись в шеренги по двое, позволяя Михаилу пройти.
Кошка Алии ждала его в его комнате, мурлыкая. Он рассеянно почесал у нее за ухом. Алия боялась его до смерти, и он не знал почему.