Глава 2

Похороны придумали не для семьи. Они нужны другим людям, чьи жизни не разделились на «до» и «после» смертью близкого человека, нужны тем, чей мир не рухнул из-за невосполнимой утраты. Бессмысленная церемония – всего лишь способ очистки совести для тех, чей дом смерть обошла стороной. Ни соболезнования, ни рукопожатия, ни сочувственные взгляды, ни слезы не в силах исцелить образовавшуюся в душе брешь.

Сквозь черную вуаль я смотрела на опускаемый в могилу гроб, и мысли унесли меня к воспоминаниям о другом гробе и другой могиле. Если я поверну голову, то увижу высокий крест, венчающий надгробие моей сестры.

Со дня ее смерти прошло четыре месяца.

Шестнадцать недель.

Сто двенадцать дней.

Я пыталась выбраться из глубин отчаяния. Я заставляла себя больше есть, ходить на короткие прогулки, проводить время с подругами и пытаться занять себя делом, когда оставалась наедине с собой. Я даже попросила городского аптекаря продать мне какие-нибудь лекарства, которые помогли бы снова захотеть жить.

Но ничего не помогло. Я так и не смогла смириться с потерей сестры. А сегодня я хороню мужа, и меня снова окружает равнодушная толпа.

Мы с Эдвардом поспешно поженились через два дня после похорон Эйвин. В итоге я все-таки надела ее платье цвета слоновой кости, как и хотела. Я всегда мечтала о пышной свадьбе с фанфарами, музыкой и морем гортензий. Но брак без любви не заслуживал подобного торжества.

Беспощадный ветер треплет вуаль и черные юбки траурного платья. Скорбящие у могилы люди стоят, понурив головы. На статую ангела, обращенную лицом к мрачному небу, села сорока.

Отец положил тяжелую ладонь мне на плечо. Кроме него, у меня не осталось семьи. То же самое он сказал бы обо мне. Но мое черствое, безжизненное сердце ничего не чувствует по отношению к этому человеку.

Я сбросила руку отца и подошла ближе к своему кучеру. Патрик теребит скрюченными пальцами черную шерстяную кепку и неловко переминается с ноги на ногу. Должно быть, из-за артрита ему больно стоять.

Наконец священник завершил церемонию и направился прочь с кладбища. За ним потянулись остальные.

Патрик нежно сжал мою руку мозолистыми пальцами.

– Я подожду у кареты, миледи. Не спешите. – Он заковылял к веренице черных экипажей, выстроившихся вдоль городского кладбища.

Отец притянул меня к себе и обнял. Его рубашка пахнет табаком и ванилью. Некогда я обожала этот запах, но теперь он стал для меня до тошноты противным.

– Мне так жаль, Кейлин. Мне очень, очень жаль.

Я не обняла отца в ответ, хотя и позволила ему себя «утешить». Крики и ругательства вряд ли можно назвать уместным поведением для леди в моем положении. Но я ни за что не скажу отцу, что со мной все в порядке.

Потому что это неправда.

Он заставил меня выйти замуж против моей воли.

Он лишил меня выбора.

И ради чего? Чтобы всего несколько месяцев спустя я стала несчастной и одинокой вдовой? В чем смысл всего этого?

Отец оставил меня, чтобы поговорить с людьми, стоящими у покосившейся деревянной ограды городского кладбища. Никто из них, казалось, ни капельки не сожалел о безвременной кончине Эдварда.

Передо мной остановился лорд Тренч, а за ним – его сыновья. Все четверо – светловолосые красавцы, как на подбор. Но самый красивый из них стоял позади, не сводя с меня глаз.

Роберт!

«Соболезную вашей утрате».

«Соболезную вашей утрате».

«Соболезную вашей утрате».

«Соболезную вашей утрате».

Презренная ложь. К черту их соболезнования. Им все равно. Они никого не потеряли.

– Леди Кейлин, примите мои искренние соболезнования, – произнес Роберт тихим печальным голосом.

Я стиснула зубы и впилась взглядом в мужчину, которого когда-то любила.

Нет проклятия хуже, чем любовь.

Волосы Роберта развеваются на ветру. Его карие глаза внимательно изучают мое лицо. Он поднял руку, чтобы погладить меня по щеке, но передумал и вместо этого коротко кивнул.

– Если тебе понадобится поддержка, ты знаешь, где меня найти.

Как жаль, что не существует способа унять проклятых бабочек в животе.

– Если мне потребуется поддержка, я вряд ли побегу искать тебя.

Лицо Роберта исказилось от боли, и впервые за четыре месяца я почувствовала некое подобие радости.

Мне выразили соболезнования множество скорбящих людей, которые старательно давили из себя слезы. Никто из них даже не знал Эдварда. Если бы они знали его, то вряд ли бы лили по нему слезы. Он был черствым человеком, которого вечно что-то раздражало. От того очаровательного джентльмена, которого я поцеловала на балу, не осталось и следа после нашей свадьбы. Однако мне не стоит упрекать его в грубости после того, как его вынудили жениться на мне.

На похоронах лишь один человек, казалось, скорбел искренне. Я могла поверить лишь слезам своей горничной.

Понятия не имею, когда у Сильвии и моего мужа начался роман. Наверное, почти сразу после свадьбы. В тот день, когда я застукала их в гостиной в объятиях друг друга, я не почувствовала даже намека на гнев. Я почувствовала облегчение.

Наш брак был не более чем фикцией. Муж притронулся ко мне лишь во время свадебной церемонии. Мы подержались за руки, когда давали друг другу клятвы, а затем он поцеловал меня в щеку. Эдвард постоянно уплывал на Веллан, и за четыре месяца брака я видела его всего несколько раз. Когда он возвращался домой, то спал в своих покоях и никогда не предлагал мне разделить с ним ложе. Я не имела никаких возражений на данный счет.

Я сбежала от запаха свежей могилы и, обогнув ветхие надгробия, поспешила к месту последнего упокоения своей сестры. В тени ее надгробной плиты уже успела прорасти трава. Гравировка на камне ничем не отличалась от стандартной.

Имя.

Даты рождения и смерти.

Любимая дочь и сестра.

Слова, напоминающие миру, кем Эйвин так и не стала: женой и матерью.

Она могла стать кем угодно.

Но ее больше нет.

Каждый вдох и выдох, каждый удар моего жалкого сердца отдавались болью от невыносимого чувства вины. Я всегда все делала неправильно. Эйвин же никогда не совершала никаких ошибок. Так почему же я до сих пор жива, а умерла именно она?

Громкий всхлип отвлек меня от мучительных мыслей. Сильвия и еще одна девушка вернулись к могиле Эдварда. Горничная прижала к глазам скомканный носовой платок, понурила плечи и снова всхлипнула. Незнакомая мне девушка крепко обняла Сильвию за плечи и спросила:

– Ты уверена, что ведьма не может вернуть его?

Ведьма?

Я слушала истории о ведьме, живущей в лесу за городом, но я думала, что это всего лишь слухи. Местный люд славится подозрительностью и больше всего на свете любит распускать сплетни. Но что если рассказы о ведьме окажутся правдой?

– Н-нет. – Сильвия покачала головой. – Эта тварь сказала, что мне нечего ей предложить взамен. Его больше нет, Лидди. Он не вернется.

Не вернется.

Очевидно, что она имеет в виду Эдварда. Но откуда он может вернуться? Из мертвых? Это невозможно… Ведь невозможно, правда?

Все знают, что обитающие на нашем острове существа обладают магией, но я никогда не слышала о том, что при помощи магии можно воскресить человека из мертвых.

Кончики моих пальцев задели надгробие Эйвин. Если на острове живет ведьма, то, может быть, она согласится воскресить мою сестру?

– Прошу прощения? – я помахала Сильвии и ее подруге.

Они обе резко обернулись на меня. Их глаза округлились от испуга.

– Я случайно услышала ваш разговор, – сказала я, не испытывая никаких угрызений совести из-за того, что подслушала их. В конце концов, они ведь обсуждали моего мужа.

– Ты сказала, что ходила к ведьме?

– Д-да, миледи. – Сильвия кивнула и снова промокнула глаза платком.

По спине пробежал холодок. Она ходила к ведьме. К настоящей ведьме.

Я остановилась с противоположной стороны могилы Эдварда, случайно задев комок земли, который приземлился с глухим стуком на крышку гроба.

– И где живет эта ведьма?

Сильвия и ее подруга обменялись встревоженными взглядами. Если станет известно, что кто-то из них ходил к ведьме, они могут лишиться работы. Но если ведьма узнает, что девушки о ней плохо отзывались, то они рискуют лишиться жизни.

– Я никому не скажу о нашем разговоре, – заверила я их. – Обещаю.

Вторая девушка положила руку на хрупкое плечо Сильвии и сказала:

– Фида живет в лесу, в небольшом коттедже к северу от Грейстоуна.

Ведьма не помогла Сильвии, но поможет ли она мне?

Существует лишь один способ выяснить наверняка.

Я поблагодарила девушек и, развернувшись на каблуках, поспешила к ожидавшему меня Патрику. Он сидел на козлах. При виде меня старик тут же бросил поводья и попытался слезть.

– Не утруждайте себя, – сказала я, махнув рукой, чтобы он оставался на месте. – Я сама могу открыть дверь.

Патрик согнулся в поклоне, и его шерстяная кепочка съехала набок.

– Благодарствую, миледи. Старые кости уже не те, что раньше. – Он откинулся на козлах и потянулся за хлыстом.

Лошади замотали головами, топча копытами грязь. Им не терпелось поскорее тронуться с места.

– В поместье вашего батюшки или домой?

– Нет, – сказала я, распахивая дверцу экипажа, и мое опустевшее сердце наполнилось надеждой благодаря обретенной цели. – Отвезите меня на север, к лесу.



Среди искривленных деревьев в конце пустынной дороги расположился одинокий каменный коттедж. По заросшему газону бредет корова, лениво жуя траву и настороженно глядя в сторону ржавой калитки, которая едва держится на петлях. Между бежевыми и коричневыми камнями кладки к шиферной крыше ползут засохшие лозы плюща. Если бы не зеленый дым из печной трубы, можно было бы подумать, что коттедж заброшен.

Меня учили тому, что магия – это тьма. Но в моей жизни все равно нет света. Тем, кто владеет магией, нельзя доверять. Но сейчас у меня нет выбора.

Я постучала в черную арочную дверь. Легкий ветерок, шелестевший в густой траве, стих, и дверь со скрипом приоткрылась. Я толкнула дверь, и музыкальная подвеска у входа отозвалась тихим звоном колокольчиков. Переступив порог, я пригнулась, чтобы не задеть пучки сушеных трав, свисающие с низких потолочных балок.

– Здесь есть кто-нибудь?

Шторы плотно задернуты, дневной свет проникает в дом только из открытой двери. В дальнем конце комнаты стоит деревянный стол со множеством горящих черных свечей.

Вдоль задней стены тянутся длинные полки. На них стоят высокие бокалы, закупоренные корковыми пробками. На каждом бокале с жидкостью медового цвета наклеена этикетка с надписью: «Сладкие сны». А вот чернильно-черные «Кошмары» разлиты по банкам с винтовыми железными крышками, каждую из которых сверху прижимает увесистый булыжник.

На широкой каминной полке я заметила стеклянные банки с какими-то внутренностями, и к горлу тут же подступила тошнота. Я опустила взгляд и сосредоточила внимание на медном котле, от которого идет пар, несмотря на то что в камине нет огня.

– Я ищу Фиду. – Мой голос эхом разлетелся по дому, и показалось, что сами тени ответили мне, неустанно повторяя имя ведьмы. – Мне сказали, что она живет здесь.

Я зацепилась подолом платья за ржавый гвоздь, торчащий из неровного дощатого пола. Пришлось наклониться, чтобы не порвать ткань. Не то чтобы платье мне особо дорого, но из всех моих траурных нарядов этот наименее уродливый.

Я окликнула ведьму еще раз. В ответ тихо звякнула музыкальная подвеска у двери, когда колокольчики качнулись на ветру. Надежда в моей груди погасла, и я повернулась обратно к двери. Скорее всего, ведьма в любом случае мне бы не помогла.

Тук.

Тук.

Тук.

Я замерла на месте, мои ноги будто бы приросли к полу. Должно быть, разум играет со мной злую шутку, но мне показалось…

Тук.

Тук.

Стук повторился. Тихий и звонкий, будто кто-то стучит ногтем по стеклу. Я здесь не одна.

Волосы на руках встали дыбом. Сердце едва не выскочило из груди, словно хотело оказаться в одной из пустых банок на полке.

– Жила-была девушка из Грейстоуна, и однажды она отправилась искать лекарство от смерти. Она встретила ведьму и умоляла ее о помощи, но вместо этого испустила последний вздох.

Сами тени будто бы говорили со мной высоким, певучим голосом.

– О… Откуда вы знаете, что мне нужно? – спросила я, пятясь к двери.

Придя сюда, я совершила ошибку. Ужасную, роковую ошибку.

Один из камней, лежавших поверх «Кошмаров», стукнулся о металлическую крышку. Черная жидкость искрилась, вращаясь все быстрее и быстрее.

Камень на железной крышке банки с «Кошмарами» завибрировал и упал на пол. Он покатился по полу и замер у моего ботинка. Банка взорвалась, и черное облако устремилось ко мне.

Я бросилась к двери, но она с грохотом захлопнулась.

Пламя свечей задрожало и погасло.

Я нащупала дверную ручку, молясь, чтобы дверь оказалась открытой. В нос ударил приторный запах магии. Я закашлялась, вдыхая тошнотворно-сладкий дым. Легкие горели огнем, и я рухнула на пол.

– Я всегда знаю, что людям от меня нужно, – прошептал мягкий голос мне прямо в ухо.

В темноте появились сотни светящихся зеленых глаз, которые уставились на меня со всех сторон, чего-то ожидая.

Я зажмурилась, молясь, чтобы монстры исчезли.

Когда я снова открыла глаза, монстры действительно исчезли, но вместо них я увидела кое-что похуже. Я увидела сестру, сидящую на скамейке в нашем саду под свисающими цветками фуксии, которую она так нежно любила.

Меня охватила паника.

– Пожалуйста. – Я прижала ладонь к груди, борясь за каждый вдох, который давался с колоссальным трудом. – Помогите мне.

Вокруг меня закружил вихрь холодного ветра, растрепывая волосы. Темные пряди, свободные от шпилек, стали хлестать меня по щекам. Я схватилась за холодную медную ручку и попробовала еще раз открыть дверь.

Она поддалась, и колокольчики над входом снова зазвенели.

Я сделала неровный вдох, затем еще один. Пробивающийся сквозь облака солнечный свет прогнал кошмар в темноту под деревянным столом, и передо мной предстала невероятно красивая молодая женщина в струящемся зеленом платье и с открытой банкой в руках. В глубинах ее обсидиановых глаз я увидела свое отражение: жалкая, бессильная девчонка, съежившаяся в комок на пороге.

Ведьма шагнула ко мне, бормоча что-то на неведомом мне языке. За ней по половицам потянулись волосы цвета воронова крыла, в которых запутались листья и веточки. Кошмар вылетел из укрытия и вернулся в банку. Он подчинился ей по мановению руки.

– Ты уверена, что это был он? – спросила она голосом таким же чувственным, как и ее полные, кроваво-красные губы.

– Что вы имеете в виду?

Мои слова исказила презренная дрожь. Я ненавидела свой очевидный страх и тот факт, что эта женщина может лишить меня жизни, всего лишь взмахнув рукой.

Ведьма упала на колени и схватила меня за руку. Острые ногти впились в мое запястье.

– Ганканах, – прошипела она, впиваясь в меня взглядом. – Ты уверена, что ее лишил жизни не кто иной, как Принц обольщения?

Ганканах вовсе не принц. Он чудовище.

– Да, я видела его.

Она отпустила мою руку так же стремительно, как схватила ее, и вскочила на ноги.

– Что ты готова обменять на жизнь своей сестры?

Она наклонила голову вбок, как любопытная птица. Под ее пристальным взглядом я встала с пола, покачиваясь на нетвердых ногах. Что я готова отдать ради человека, которого люблю больше всего на свете?

– Что угодно.

Фида получит то, что потребует, и я не стану торговаться. Если серебра из моего кошелька окажется недостаточно, я отправлюсь к отцу и возьму у него денег в долг. Я готова продать все свое имущество, я даже готова продать свою израненную душу…

Ведьма стала расхаживать между камином и дверью, задумчиво постукивая острым черным ногтем по своим губам.

– Вселенная потребует равновесия. Жизнь за жизнь.

Жизнь за жизнь… Вот как.

– Чью жизнь?

Мне не хочется умирать. Наверняка у Фиды найдется заклинание или зелье, которое воскресит Эйвин и не отправит меня на тот свет.

– Жизнь истинного бессмертного.

– Истинных бессмертных невозможно убить.

Многие магические существа живут веками, но истинные бессмертные живут вечно. Ведьма поставила передо мной невыполнимую задачу, соизмеримую по сложности с моим желанием вернуть сестру.

Фида вскинула темные брови.

– Убить можно кого угодно, если у тебя есть зачарованный клинок.

Ведьма вытащила маленький серебряный кинжал из ножен на поясе. В тусклом свете комнаты на рукояти сверкнул огромный изумруд, сияя сочной зеленью летнего леса. Я сделала неуверенный шаг вперед, чтобы получше рассмотреть оружие. Вряд ли оно мне по карману.

– Как только ты погубишь Ганканаха…

Слова прогремели у меня в ушах, словно гром.

– Вы хотите, чтобы Ганканаха убила я?

Я никогда ничего не убивала. Мои руки способны загубить лишь вышивку.

Фида наклонилась вперед, и я почувствовала магию ее сладкого дыхания на своей щеке, когда она спросила:

– Разве ты не хочешь отомстить? Разве ты не хочешь, чтобы он заплатил за свои грехи? Разве ты не жаждешь справедливости?

Конечно же я хочу и мести, и справедливости, но Ганканах убивает девушек на протяжении столетий. Как я смогу остановить его?

– Жизненная сила бессмертного безгранична, – объяснила Фида, играя кинжалом. – При помощи крови Ганканаха на лезвии и его жизненной силы, заключенной в изумруд, мы сможем передать его жизненную энергию другому человеку. Например, твоей сестре.

Ведьма надавила пальцем на кончик кинжала, и на ее коже проступила капля крови.

Неужели Фида говорит правду? Магические создания, подобные ей, считаются прирожденными лжецами. Но, с другой стороны, зачем я вообще пришла сюда, если не готова довериться ведьме?

Речь идет об Эйвин. Если я не воспользуюсь шансом вернуть ее, то я просто самая настоящая дура.

– Допустим, я соглашусь на сделку. Но как я смогу подобраться к нему так близко, чтобы можно было нанести удар?

Ходят слухи, будто замок Ганканаха находится на другой стороне острова и его охраняют разного рода твари и древние обереги. Даже если я преодолею все препятствия, то как мне подобраться к самому монстру?

Ведьма повернулась к полкам, шурша юбками, и взяла маленькую черную шкатулку с пыльной крышкой. Внутри ее оказалось витиеватое золотое кольцо с изумрудом.

– Как только он узнает, что это кольцо у тебя, он сам тебя найдет. – Она сжала украшение в кулаке. – Никому не доверяй и защищай его ценой жизни. Ты меня поняла? Ценой жизни.

Ведьма готова отдать мне и кинжал, и кольцо и ничего не взять взамен? В голове не укладывается. Ведьмы никогда не делают ничего по доброте душевной, ведь у них нет сердца.

– Сколько нужно заплатить за кинжал и кольцо? – спросила я.

Мой страх постепенно тонул во тьме. Мне вскружила голову идея о торжестве справедливости. Даже если ведьма врет и Эйвин вернуть не получится, то я хотя бы избавлю мир от злобного чудовища.

– У меня есть серебро, – сказала я, вытаскивая кошелек из-под плаща.

– Мне не нужны твои деньги, – усмехнулась Фида, отмахиваясь от меня. – Мне нужна твоя ложь.

Она отказывается от денег и хочет ложь?

– Что это значит?

– Как только мы заключим сделку, ты сможешь говорить лишь правду. Это своего рода гарантия. – Она одарила меня натянутой улыбкой, которая не коснулась ее глаз. – За многие годы я не раз имела дело с обманщиками, поэтому мне нужно знать наверняка, что твои слова и действия не будут противоречить друг другу.

Ведьма разжала кулак, и на ее ладони сверкнуло кольцо.

Отказаться от лжи ради шанса вернуть Эйвин? Цена не так уж и высока.

– В таком случае по рукам, – сказала я, протягивая руку, чтобы скрепить наше соглашение. – Вы дадите мне все, что нужно, а я убью Ганканаха, чтобы воскресить сестру.

Фида прижала ледяную ладонь к моему рту. Магия проникла мне в ноздри вместо воздуха. Я не хочу вдыхать ее, но мои легкие горят, умоляя меня сделать вдох.

– Не сопротивляйся, – нараспев сказала ведьма. – Прими проклятие.

Проклятие? Какое еще проклятие? Ни о каком проклятии речи не шло!

В тот момент, когда я все-таки сделала вдох, мои губы обожгло так сильно, словно к ним приложили раскаленное железо.

Ведьма убрала ладонь от моего рта и передала мне кинжал. Ее рот искривился в насмешливой улыбке.

– Настало время убить чудовище.

Загрузка...