Мирослава смотрела на сообщение от Игната, пытаясь собраться с мыслями. Необходимо было понять, чем для неё могла обернуться поездка к нему. С одной стороны, она и сама хотела с ним встретиться – им нужно было поговорить, в первую очередь, о Васе. Дочке разлука с отцом давалась непросто. Она часто о нём спрашивала и просила ему позвонить, но Мира на подобное не решилась, стараясь сохранить своё и так хрупкое душевное спокойствие. Однако она не собиралась препятствовать их общению, лишать Игната родительских прав, впрочем, как и обязанностей. С другой, интуиция, а скорее, просто то, что она хорошо его знала, подсказывала – ничем хорошим их личное общение не закончится. Но избегать его, показав тем самым свой страх, тоже не собиралась.
«Сами приедем»
Отправив ответ, вышла к дочке, игравшей в гостиной. Опустившись рядом с ней, притянула к себе, обняв:
– Мы сегодня погуляем с папочкой. Соберёшь с собой вещи для прогулки?
– Ура! – Вскочив на ноги, Вася бросилась в комнату, отведённую им Полиной.
Оделась Мирослава быстро, натянув любимые джинсы и джемпер. Зато с Васей пришлось повозиться: дочка затребовала прическу «дракончик», чтобы быть «красивой для папочки», и Мирослава старательно плела ей косички. В глубине души радуясь, что до встречи ещё есть время, но с каждой секундой нервничая всё сильнее. И молясь, чтобы ей хватило сил сохранить лицо перед бывшим… почти бывшем мужем.
– Привет, Лиса. – Игнат присел перед Васей, чтобы дочь обняла его за шею и прижалась к чисто выбритому лицу.
Мирославе не нравилось, когда он так называл дочь. Потому что только ему Василиса позволяла так к ней обращаться. Это прозвище было тем, что касалось только их двоих. И, пусть не сразу, но Мирослава призналась себе, что её это задевало. Наверное, она немного ревновала Васю к Игнату, как бы странно это ни звучало.
– Привет, – небрежно бросил он в её сторону.
Даже имени не удостоил.
– Папочка, когда мы поедем домой?
«Никогда! Никогда мы не перешагнем порог его квартиры!»
И тут же, вспомнив, как давала себе похожее обещание, мысленно себя поправила: «Уж точно не для того, чтобы снова жить с ним!»
– Когда Мира нам разрешит, – ответил Игнат дочери, бросив на Мирославу красноречивый взгляд.
Раньше в разговорах с Васей он всегда называл её «мамой». Мирослава поджала губы, стараясь сдержать эмоции. И пяти минут не прошло, а Игнат уже дважды попытался её уколоть. Ни одного слова не произнёс без двойного подтекста.
Недовольная собой, выдохнула. Уж слишком её цепляли его слова. «Плевать», – напомнила себе. «Мне должно быть плевать на то, что и как он говорит».
– Милая, иди поиграй на площадке.
Мирослава хотела пойти за дочкой, но Игнат перехватил её за руку. Прижал со спины к себе. Сильно. Настойчиво. Бескомпромиссно. Так, что на мгновение она задохнулась, едва сдержав крик.
– Не двигайся, или хуже будет, – буднично предупредил он.
И Мирослава не сомневалась: захочет – ей и правда будет хуже. Теперь, когда она подала на развод, у него не оставалось причин хоть как-то сдерживать свою натуру.
– И откуда, Мира, в тебе появилась эта своенравность? Меня это даже немного заводит…
На последних словах он провёл по её куртке. До края. Мирослава надеялась, что на этом он остановится: они же были на улице, в парке, у детской площадки, на которой играла их дочь. Но он двинулся дальше – к пуговице на её джинсах. Мирослава настолько не ожидала подобного, что замерла, почти перестав дышать. До конца не понимая, чего сейчас в ней было больше – страха, стыда или нежелания ему мешать?
Если разумом она уже давно хотела избавиться от его власти над ней, их брака, хотела убежать от него куда подальше, то на физическом уровне она всё ещё была к нему привязана. Слишком яркие образы возникали перед глазами, стоило услышать, как он с желанием произносил её имя, или прикасался к ней так, что тело замирало в предвкушении того, как будет хорошо. Да, Игнат причинял ей боль – душевную и физическую. Заставлял плакать. Но с ним же она испытывала самое яркое наслаждение в своей жизни.
И всё же Мирослава нашла в себе силы дёрнуться, надеясь, что всё это – всего лишь спектакль. Очередной способ её унизить. В конце концов, раньше Игнат не позволял себе подобного. Мог украдкой погладить её по бедру в ресторане, но так, чтобы другие не заметили. Поцеловать на вечере, но не на глазах у всех. Какие бы знаки внимания ей ни оказывал на публике, все они оставались в границах приличий.
В ответ он сжал её ещё крепче.
– Я хочу тебя, – прошептал в ухо. – Уверен, и ты меня хочешь. Элла ждёт в машине, я попрошу её присмотреть за Василисой.
– Игнат, ты обещал, что прошлый раз был последним… – Мирослава и сама слышала, как жалко прозвучал её голос.
Но ему так легко удалось сбить её с «боевого» настроя, что она больше не пыталась казаться сильнее.
– Ты тоже мне обещала, помнишь? – Перехватив Мирославу под руку, Игнат потащил её к парковке. – В болезни и в здравии, в печали и в радости. Любить до гроба…
Он снова откровенно над ней издевался, и Мирослава терялась под его напором. За последние дни она много раз прокручивала в голове картинку их встречи, но действительность и на десятую часть не соответствовала её мечтам.
Жалкая. Растоптанная. Покорная.
Такой она была рядом с ним. Снова.
Они подошли к машине. Игнат открыл заднюю дверь.
– Элла Артуровна, – обратился он к своей секретарше, – Василиса вас ждёт. А нам с женой надо поговорить.
– Здравствуйте, – выдавила из себя Мирослава.
И поймала на себе взгляд, полный жалости.
Только Мирослава оказалась в машине, как Игнат заблокировал двери. И буквально набросился на неё. Стащил шапку, на пару секунд пальцами зарывшись в её волосы. Дёрнул молнию на куртке. Та поддалась не сразу – раза с третьего, и Игнат едва не порвал её. Он явно терял терпение, и Мирославе стало по-настоящему страшно. В глубине души она понимала, что вряд ли он поднимет на неё руку – всё же они не дома. Но ничего не могла с собой поделать. Потому избрала тот путь, что был для неё привычен.
Протянула руку, коснувшись его щеки. Давая понять, что не будет сопротивляться. Потянулась к его куртке. Раньше она обожала его раздевать. Гладить по груди, целуя каждую родинку, медленно, дразня, спускаясь ниже. Закатывать глаза от блаженства, когда Игнат целовал её в шею, чуть прикусывая нежную кожу. Стонать ему в губы, когда наконец он брал её – страстно, властно, доводя до оргазма.
Сейчас он сам скинул с себя куртку. Не расстегнув рубашки, приспустил брюки и бельё. Повалив её на спину, грубо стянул с неё джинсы вместе с трусами.
Мирослава прикрыла глаза, стараясь расслабиться. Даже радуясь его злости и грубости, которыми он уничтожал те остатки светлых воспоминаний, которые у неё ещё оставались. Рвал ту телесную привязанность, с которой она не могла справиться сама. Да и опрадать себя так было легче.
Но Игнат словно прочитал её мысли. Его рука скользнула по её бёдрам, пальцы закружились вокруг клитора. За годы брака он изучил её тело до миллиметра. Мирослава резко выдохнула, ощущая первые искры возбуждения. Попыталась свести ноги, но Игнат второй рукой придавил её к сиденью.
– Ты всё ещё моя женщина, Мира. И запомни, ты уйдёшь, только если я тебя отпущу. А я ещё не решил, что с тобой делать.
Мирослава не успела ответить. Резким движением Игнат взял её. Стон – и совсем не от удовольствия, сорвался с губ. Наверняка, он видел, как она сморщилась от дискомфорта, но не остановился.
Боль прошла. В какой-то момент Мирославе показалось, что она вообще ничего не чувствует, – только отвращение: и к нему, и к себе. Ей всегда нравилось то, что Игнат доминировал в сексе, но сегодня он окончательно перешёл границу дозволенного.
Закрыла глаза, чтобы не видеть его лица. Она бы с удовольствием оглохла на эти минуты, а ещё лучше, впала бы в летаргический сон. Но Мирослава только крепче сжала челюсти, больше не желая, показывать ему, как ей на самом деле плохо. Она навсегда запомнит этот момент, когда Игнат, несмотря на свои слова, сам разорвал ту связь, что была между ними. Больше он не имел морального права называть её своей «женщиной». Он сам низвёл её до уровня игрушки, вот только она не желала ею быть.
Игнат кончил ей на живот. По салону разнёсся резкий запах спермы. Мирославу затошнило. Хотелось плакать, но глаза оставались сухими. Как только он сел, поправляя одежду, она потянулась за влажными салфетками, которые всегда хранились в кармане за водительским сиденьем.
Его взгляд встретила, гордо подняв голову. Пусть она и ощущала себя использованной, но он этого не увидит.
– И? Успокоился? Теперь поговорим?