— Стой.

Разворачивается корпусом ко мне. Закрыв собой, притягивает ближе и снова целует. На этот раз совершенно иначе. Не нежничая. Грубо, развязно и настойчиво.

Но, на его счастье, так мне тоже нравится.

— М. Марсель…

Упираюсь ладонями ему в грудь. Знак, чтобы притормозил. Мы не одни всё-таки. Кругом народ.

— Сходим прогуляться в лес чуть позже? — чувственно прихватывает губами мочку моего уха.

— В лес?

— Да.

— Я подумаю, — стараюсь, чтобы голос звучал ровно. Но это очень сложно, когда внутри тебя всё трепещет и дрожит.

— Сделаю тебе приятно, если захочешь, — обещает горячим шёпотом.

— Хватит. Всё.

Мне удаётся сбежать, воспользовавшись тем, что он расслабился.

«Сходим прогуляться в лес чуть позже?»

«Сделаю тебе приятно, если захочешь»

Пока иду к беседке, пытаюсь восстановить сбившееся дыхание.

Что ж такое сегодня с нами творится?

— Девчонки, всем привет!

— Привет, — первой здоровается Оля.

Та самая Оля из Питера, да.

— Там сейчас костёр чуть не вспыхнул без спичек от этих ваших жарких поцелуев.

— Мила!

Заливаюсь краской, а она хихикает.

— Ты бы видела взгляд, которым он провожал тебя. Так бы и сожрал!

— Однозначно, — присоединяется к ней Полина.

— Смею предположить, братец всё ещё на сухпайке. Если так, моё почтение.

— Возле тебя шмель.

— Где? Где?

Бросает нож. Шарахается вправо.

До смерти боится насекомых.

— Оля, посмотри, он не в волосах у меня? — верещит громко.

— Нет там никого.

— Хорошо глянь!

— Нету.

— Тата, блин! — возмущается сердито.

— Он был, точно тебе говорю! — на полном серьёзе утверждаю.

— Ага, ну конечно! Ты меня обманула! — фыркает обиженно.

— Мил! — зовёт её Чиж.

— Чего тебе?

— Принеси Паше нож, пожалуйста.

— Сам пусть подойдёт и возьмёт. У меня шмель тут!

— Чем помочь, предатель? — обращаюсь к Филатовой.

— Надо вот эти овощи нарезать. И ничего я не предатель. Просто Кучерявый просил не предупреждать тебя заранее о том, что он придёт на игру.

— Чья ты подруга, не понимаю…

Риторический вопрос.

— Ну не злись, — она примирительно чмокает меня в скулу. — Сюрприз удался ведь! Журналисты, небось, офигели.

— Налетели со всех сторон.

— Ещё бы!

— Вы очень красивая пара, — включается в наш диалог Оля.

— Спасибо. Как дела у Риты?

— Потихоньку.

— Вы всё-таки решили принять предложение Максима?

— Да.

— Это правильно.

— Не знаю.

Судя по реакции, она до сих пор сомневается.

— Что значит «не знаю»? У него есть деньги на хорошее лечение, у вашей семьи их нет. Это шанс, — рассуждает Милана.

— Мне неудобно оттого, что посторонний человек столько для нас делает. Квартиру нам снимает, клинику и врачей нашёл.

— Даже не парься на этот счёт! Ромасенко свою гнилую карму отрабатывает. В кои-то веки что-то хорошее от него.

— Я просто боюсь за сестру, — аккуратно обозначает Оля.

— Ты про их дружбу? — уточняю деликатно.

— Да. Я переживаю.

Бросает взгляд в сторону мангальной зоны. Рита сидит там. Ромасенко колдует над костром и что-то ей рассказывает.

— Даже если она влюбится в него, что плохого?

— Милан, — вздыхает Оля. — Рите только исполнилось восемнадцать. У неё не было отношений с мальчиками.

— Рано или поздно они начались бы.

— При всём уважении, Максим — совсем не тот, кто ей нужен.

— Почему ты так думаешь? — интересуется Полина.

— Потому что он — полная противоположность того, что мы с мамой ей желаем. Я не хочу, чтобы моя сестра страдала ещё и сердцем.

— Это уже ей решать, Оль. Ни тебе, ни маме.

— Что мы вообще обсуждаем? У него есть девушка, — напоминаю всем я.

— Сегодня есть, завтра — нет, — хмыкает Милана. — К тому же, у них с Викой очень своеобразные отношения. Кстати, про отношения. Можете меня поздравить. Мы с Артёмом теперь пара.

— Ты ж ему почти сестра. Сама говорила.

— Чушь. Мы друг другу по крови никто. Так что…

— А как же Паша?

Полина озвучивает вслух вопрос, который крутится и на моём языке.

— А что Паша? — она откусывает кусочек огурца.

— Ты вроде испытывала к нему чувства всю сознательную жизнь.

— Пф-ф, вот ещё! У тебя, Филь, слишком богатая фантазия. Мне на него вот вообще плевать! С высокой-превысокой колокольни! Так что, Оля, давай вперёд.

— В смысле? — испуганно глазеет на неё та.

— В прямом. Я видела, как ты на него смотрела, — прищуривается, кивая.

— Я вовсе не…

— Нравится, да?

— Ну…

Девушка заметно теряется от такого давления.

— Нравится, — констатирует, не дожидаясь ответа. — Фаны ГП зовут его секс-символом. Мол, у него тёмная аура, красивое тело, притягательная внешность, татухи, мышцы. Так-то оно так, но, знаете, — понижает голос до полушёпота.

— Эм…

Пытаюсь жестом показать, чтобы замолчала, однако её, похоже, не остановить.

— Честно говоря…

— Мил…

— Не перебивай, Джугели! — сердито отмахивается. — Так вот. Есть у меня подозрение, что Горький того…

— Чего того? — хмурится Оля.

— Не интересуется женщинами, — выдаёт она, вскинув подбородок. — Голубок типа, ага.

Усмехнувшись, довольная собой, закидывает в рот остатки огурца.

Жуёт.

Глотает.

В беседке тем временем повисает мёртвая тишина.

А всё потому, что у неё за спиной стоит этот самый «голубок». Видимо, за ножом прилетел.

— В чём дело?

Милана, хлопая ресницами, таращится на нас.

Паша, злой и мрачный, тяжёлым взглядом сверлит её затылок.

— Девочки, — разительно меняется в лице. То ли догадывается, то ли дыхание дракона кожей чувствует. — Он что…

Договорить не успевает.

— Ты, Абрамова, совсем в край охренела?

Глава 35



Вечером собираемся у костра.

Дым поднимается в потемневшее небо. Пахнет шашлыком. Парни шутят. Девчонки смеются. Настроение у ребят отличное. Разве что Паша мрачнее тучи, да Милана, сидящая максимально далеко от него, то и дело бросает в его сторону угрюмый взгляд.

Страшно представить, что было бы, не вмешайся мы коллективно в потасовку, возникшую между этими двумя.

Так-то по итогу обошлось малой кровью. Полагаю, пострадавшие овощи и литр вишневого сока, вылитого на голову девчонке, — не самое страшное из того, что могло произойти.

Правда судя по напряжённой челюсти Горького, инцидент до конца вряд ли исчерпан. Нечто витающее в воздухе, увы, подсказывает: нам стоит ждать продолжения. То ли ещё будет.

— Как оно в рехабе, Марс? Стрём полный?

— Да как сказать. Ко всему привыкаешь.

— У тебя невероятная выдержка. Я бы не смог столько времени там находиться, — признаётся Никита.

— Мне это нужно было, дружище.

— И чё там? Прям как в кино?

— Что именно?

— Я про вот эти вот собрания. «Здравствуйте, меня зовут так-то и я наркоман-алкоголик».

— Да, на группы ходить тоже надо.

— И с психиатром постоянно общаться?

— С наркологом и аддиктологом.

— Ё-моё. Жесть. Трудно было ваще?

— Первые пару-тройку месяцев да. Потом как-то полегче стало. Домой начали отпускать раз в две недели.

— Ну хоть так.

— Спасибо, кстати, пацаны, что приходили навещать.

Слова Марселя адресованы Максиму и Паше.

Ребята действительно приходили к нему. Горький поддерживал друга с самого начала лечения, а Ромасенко появился на пороге клиники лишь в конце марта.

Мы тогда столкнулись у ворот.

Я абсолютно не знала, чего ожидать, но на удивление, парень лишь спросил, как попасть к Кучерявому. Ничего больше.

Положа руку на сердце, я была искренне рада видеть их скупые мужские объятия десятью минутами позднее. Мне очень хотелось, чтобы это примирение состоялось.

— Горину тоже респект.

Да. Надо отдать должное этому человеку. Он, несмотря ни на что, поддерживал связь с Марселем все эти полгода.

— Почему отказались от авторских прав?

— Потому что автор у нас один.

— Вы могли бы свободно исполнять эти песни.

— Исполнять, во всех смыслах, мы можем только вместе, Кучерявый, — произносит Максим тоном, не терпящим возражений.

— Вы, наверное, наисполняли в школе, — предполагает Рита.

— О да!

На лицах парней появляются улыбки.

— Чего только не было, — вздыхает Чиж. — Драки, битые стёкла, шумные вечеринки, угон тачки. А помните, как попали в обезьянник после выпускного в девятом?

— Вы угоняли чью-то машину и сидели в настоящем обезьяннике?

Рита явно шокирована озвученными фактами.

— Чижик юморит, Кузнечик, — Ромасенко припечатывает друга взглядом под названием «быстро заткнись». — Завязывай ностальгировать. Лучше поведай о том, как молча свинтил в Америку, ни хрена нам не объяснив.

— Спонтанное решение.

— Капец. У тебя столько лет было в запасе, а ты решил рассказать Вебер про то, что хочешь её, именно тогда, когда она улетела.

— Потому что здесь у меня шансов не было.

Ясно, что речь идёт о чувствах Илоны к Марселю.

— А там типа шанс появился?

Никита отрицательно качает головой.

— Она тебя бортанула, бро?

— Максим, — одёргивает его Рита.

— Чё? — он поправляет плед, съехавший с её плеча.

— Можно как-то деликатнее, что ли, — с укором смотрит на него девчонка.

— Куда деликатнее, Рит?

— Да нормально всё, — улыбается Чиж. — Так и есть, бортанула.

— Коза Вебер. Не оценила твой марш-бросок за бугор.

— Как в поговорке той. Насильно что-то там…

— Мил не будешь, — подсказывает Оля.

— Ага, оно самое. Илона дала понять, что ничего кроме дружбы мне не светит.

— Может рано ты лапки сложил? Кое-кого тоже долго держали во френдзоне и вон посмотри что сейчас, — весьма прозрачно намекает на историю брата Мила.

— Как у Илоны вообще дела?

Я вот прям благодарна Филе за то, что она перевела тему.

— Нормально.

— Ей нравится жить во Флориде?

— Нравится, как мне показалось. А ещё показалось, что у неё с этим её подопечным рэпером намечаются шуры-муры.

— Воу! Да ладно!

— Делаем ставки. Кто кого. Персонаж-то там похлеще Марса будет. На полном отвязе чувак.

— Она справится.

— Представляете, мне Матильда Германовна написала, — сообщает Полина. — Она собирается организовать встречу выпускников в августе. В поход всех созывает.

— На хер-на хер эти её походы.

— Сколько мы не виделись с нашими гоблинами? Лет пять? — прикидывает Марсель.

— Да.

— Вот ещё столько же рожи их не видел бы, — Ромасенко поджигает сигарету, встаёт с бревна и отходит в сторону.

Отходит в сторону, где это видано!

Если я верно расцениваю его действия, он не хочет дымить на Риту.

— Чё вообще с ними стало?

— С кем?

— С гоблинами нашими.

— Зайцева стала-таки Шац!

— Ты сейчас серьёзно, Филатова? — просыпается Горький.

— Да. А вы не знали? Она беременные фото выкладывает во Френдапе.

— Во даёт девчонка! Дожала физрука! — качает головой Паша.

— Вижу цель, не вижу препятствий, — хмыкает Ромасенко.

— Мозгалин документы подал на патент. Изобрёл какое-то устройство для огорода.

— Эйнштейн хренов.

— А Котовы как? Максим, ты с двоюродным братом не общаешься?

— Редко.

— Правда, что у них двойня?

— Да, мать говорила, Вепренцева осенью разродилась.

— Она уже давно не Вепренцева.

— Нет. Она его фамилию не взяла. Типа её звучит лучше.

— Чё?

— Я бы тоже свою оставила, — размышляет вслух Милана. — Хотя смотря, конечно, какая фамилия… Беркутов, например, красивая, — краем глаза отслеживает реакцию Паши.

Ох и провокаторша…

— Да не, однозначно надо брать фамилию мужа, — хмурится Оля.

Ребята начинают активно обсуждать этот вопрос. Одни считают, что оставить свою фамилию после замужества — это нормально. Другие, напротив, высказывают полное несогласие.

— У Петрова видели какой сын уже взросленький? Сколько ему? Три? Четыре?

— Три.

— Ржачная у него история знакомства с будущей женой. На одном из матчей ему выбили зубы. Пошёл вставлять и влюбился в дантиста. Говорит, дважды потом намеренно зубы терял, лишь бы к ней попасть на приём.

— Оригинально.

— Эй, ты чего? О чём думаешь?

Замечаю, что Кучерявый, на коленях у которого я примостилась, как-то странно притих. Сидит, молча слушает рассказы про одноклассников и никак их не комментирует.

— Марсель, — запускаю пальцы в мягкие кудряшки. — Поделишься мыслями? — спрашиваю тихо.

Сперва молчит, но потом вдруг выдаёт:

— У нас за это время тоже могли появиться дети.

С заметным разочарованием это произносит.

— Дети? — повторяю я растерянно.

— Да. Один точно. Может даже двое, — рассуждает он вслух.

— Не знаю. По-моему, нам рано об этом говорить…

Но он на своей волне.

— Девочка и мальчик. Маленькие Абрамовы.

В груди странно щемит. А ещё меня по какой-то причине пугают эти разговоры.

— Почему Абрамовы? Может, я решила бы оставить свою фамилию себе и детям, — пытаюсь пошутить, но Марсель, очевидно, не оценив шутки, таким обжигающе ледяным взглядом меня награждает, что не по себе становится.

— Встань. Пойду проверю мясо, — цедит холодно.

Поднимаюсь с бревна, понимая, что не стоит сейчас дальше развивать диалог. Его ведь явно рассердила моя фраза.

Что ж. Надо переждать бурю.

Достаю телефон и, пользуясь случаем, проверяю директ.

«ТЫ СКОРО УМРЁШЬ, ТВАРЬ!»

«ТЫ СКОРО УМРЁШЬ, ТВАРЬ!»

«ТЫ СКОРО УМРЁШЬ, ТВАРЬ!»

«ТЫ СКОРО УМРЁШЬ, ТВАРЬ!»

«ТЫ СКОРО УМРЁШЬ, ТВАРЬ!»

Удаляю одно сообщение за другим. Заношу в чёрный список очередного пользователя.

— Ты так и не сказала?

Дёргаюсь, испугавшись голоса Полины, присевшей справа от меня.

— Тата.

— Нет.

— Послушай, ты должна показать ему эти сообщения, — наставляет строго, пока ребята суетятся с тарелками.

— Зачем?

— Затем, что тебя атакует какой-то неадекват.

— Пусть на радость атакует, если заняться нечем.

— Нельзя так халатно относиться к этим угрозам, понимаешь?

Подруга не может успокоиться по этому поводу с тех пор, как случайно увидела на экране монитора ряд сообщений с фразой «Я ВЫРЕЖУ ТВОЁ СЕРДЦЕ».

Её это очень испугало.

— Ты должна рассказать ему, — упрямо гнёт свою линию.

— Полин…

— Джугели, если ты не расскажешь, я расскажу! — заявляет в лоб.

— Только попробуй, — осаживаю взглядом.

— А вот и шашлындос! — весело объявляет Чиж. — Налетай, народ!

— М-м-м! Пальчики оближешь!

— Оля, давай тарелку, я положу тебе.

Паша принимается ухаживать за девушкой. Милана замечает этот джентльменский жест и стискивает от раздражения зубы.

Марсель занимает место напротив. Рядом со мной не садится. И это очередное доказательство того, что он всё ещё на меня злится.

— Что там за шум?

Рокки начинает лаять.

— Машина какая-то вроде подъехала.

— Кого-то ждём?

— Нет.

Все поворачиваются к калитке, а уже вскоре во дворе появляется девушка Ромасенко, она же дочь мужа его матери. (Я её как-то на одной из фотографий видела).

Высокая. Худая. Длинноволосая.

Модельной походкой направляется к нам.

— У-у-у… — Паша косится на товарища. Тот, в свою очередь, спокоен как удав.

— Всем привет, — довольно натянуто улыбается Вика, здороваясь с присутствующими.

Ох и не люблю я это имя. Оно у меня с Ковалёвой прочно ассоциируется.

— А я и думаю, где мой парень пропадает? Не на даче ли друга зависает с выключенным телефоном. Что у вас тут? М-м. Шашлык? — наклоняется и ворует со стола кусочек мяса. — О, и ты здесь, болезная, — буквально уничтожает Риту недобрым взглядом.

— Привет, — вполне миролюбиво отзывается та.


*********

— Вика явно еле сдерживается.

— Уверена, наедине она устроит ему самый настоящий скандал.

— Интересно, что задело сильнее. То, что Максим не позвал её сюда или то, что здесь находится Рита.

— Второе конечно. Вику серьёзно напрягает его трепетное отношение к этой девочке.

Мы с Полиной на кухне. Моем посуду. Температура упала и даже у костра стало ощутимо холоднее. Поэтому было решено зайти в дом.

— Вы с Марселем повздорили, что ли?

Естественно, она заметила перемены в его поведении. Отпираться бессмысленно и глупо.

— Так, ерунда. Помиримся.

Поля выгибает бровь, но в душу тактично не лезет, вместо этого неожиданно переключаясь на другую тему.

— Как думаешь, у Илоны и правда закрутится с этим рэпером?

— Кто знает, — пожимаю плечом.

— Надеюсь, да. Жаль её. Столько лет по Кучерявому страдала безответно.

— Не появись я на горизонте, может, у них что-то получилось бы, — рассуждаю вслух.

— Нет, Тата, и она это прекрасно осознавала. Спустя время даже стыдно за то, что я цинично наступила на больную мозоль, — вздыхает виновато.

— В каком смысле?

— Я не рассказывала тебе.

— О чём?

— Мы разругались до твоего приезда из Барселоны, когда Марсель оставил её сидеть со мной после случившегося на той съёмной квартире.

Моя очередь удивлённо приподнимать бровь.

— Я столько всего обидного ей наговорила, — качает головой.

— Например?

— Обвинила в том, что она двуличная. Дружила с тобой в школе и втихую мечтала оказаться на твоём месте. Предположила, что она наверняка ждала, когда ты уедешь, чтобы утешить Марселя в больнице.

— Так и сказала?

— Да. А ещё уколола её. Мол, чувства самоуважения нет совсем. Слышать, как парень поёт о другой, и ложиться под него.

— Филатова… — у меня глаза на лоб лезут.

— Ну а чего? Я случайно стала свидетелем их скупого диалога. Вот и разозлилась в моменте. Всё ей в лоб высказала тем же вечером, зафиналив тем, что она как была третьей лишней, так и осталась.

— Вот даёшь!

— Илона, кстати, всё это стойко стерпела. Ничего мне в ответ не противопоставила, хотя по глазам я видела, что задела за живое.

— Без комментариев просто.

Она разводит руками.

Что ж. Теперь понятно, почему не сложилось их общение.

— Сегодня на Чижова смотрела и как-то мне так не по себе стало за тот поступок… Они ведь настолько несчастные люди. Что он, что она.

— Больше грязной посуды там нет, — докладывает Милана, метеором ворвавшаяся на кухню. — Оля с Ритой собрали весь мусор. Так что в беседке и у костра чисто.

— Отлично.

— Девочкам велено распределиться по комнатам и спать наверху.

— Ладно.

— Вы только гляньте на них! Всё как раньше…

Отодвигает занавеску и мы дружно прилипаем к окну, откуда открывается вид на внутренний двор.

Парни сидят в вышеупомянутой беседке. Курят, что-то обсуждают, смеются.

Так тепло в груди становится, когда вижу, как Он снова улыбается.

— Ещё бы Дениса к ним, — расстроенно вздыхает Мила и Полина болезненно морщится, отступая от окна.

Произошедшее полгода назад, до сих пор морально на неё давит.

— Ты так и не сходила к нему?

— Нет.

— Почему? — искренне не понимает девчонка. — Он ведь, наверное, ждёт, что придёшь.

— Я не могу.

— Как-то это неправильно, по-моему.

— Милана, — выразительно на неё смотрю и отрицательно качаю головой.

Какая муха её сегодня укусила!

— Это просто моё мнение.

— Оставь его при себе, хорошо? — ругаю сердито.

Она обиженно поджимает губы и, прихватив с собой пакет сока, уходит.

Пять минут спустя и мы поднимаемся на второй этаж, чтобы выбрать себе комнату.

Размещаемся в крайней слева. По очереди посещаем ванную, купаем Рокки, переодеваемся в пижамы и укладываемся в кровать все втроём.

Шерстяной засыпает первым, устроившись у наших ног.

— Она права, — нарушает молчание подруга некоторое время спустя. — Из-за меня Денис в тюрьме.

— Полин…

— Я бы, может, и хотела увидеться, но как?

Разворачиваюсь к ней лицом.

Она лежит на спине. Смотрит в потолок.

— Знаешь, бабушка с детства закладывала в меня чувство отвращения к противоположному полу. Помню, как она постоянно повторяла: «Поцелуи и всё то, что творится между мужчиной и женщиной, — от лукавого. Страшный грех, за который горят в аду».

— Так и говорила?

— Да. И надо признать, её слова отпечатались на подкорке намертво. Я же парней как огня боялась и искренне верила в то, что бабушка говорит правду.

— И когда ты усомнилась в этом?

— О нет. Я не усомнилась. В ночь на выпускной, когда мы всем классом прыгали с пирса, Денис меня поцеловал, — выдерживает паузу, будто воскрешая в памяти то, что случилось тогда между ними. — Это было так прекрасно, так волнующе и пугающе одновременно, — тихо вздыхая, прикрывает глаза. — Я потом всё утро на горохе стояла. Так меня раньше наказывали.

— То есть ты сама себя наказала?

— Да, наказала. Потому что мне понравилось. Понравилось, как он целовал меня.

— Это звучит ужасно, Полин.

— Я обещала себе, что больше никогда и никому не позволю ничего подобного. Зарок дала, но… Денис появился в университете и я снова не устояла. Спортсмен, красавец. Сколько подходящих девчонок по нему убивалось и как же сильно они ненавидели меня, невзрачную мышь, к которой он проявлял интерес.

— Никакая ты не мышь, — одёргиваю строго.

— Да брось. Я была ею, Тата. Давай будем честны. Одна одежда чего стоила.

Молчим.

— Я думала, вы были с ним близки. В Питере ты сказала, что отдала ему всё, а он растоптал тебя.

— Мы были близки, пусть и не дошли до главного. Я позволяла ему очень многое, а потом страдала и корила себя за это, часами отмаливая грехи в церкви.

— Твоя бабушка нанесла тебе психологическую травму.

— Да, но это уже неважно.

— Ещё как важно.

— Представляешь, тогда, после встреч с ним, я ощущала себя страшно грязной и испорченной, — грустно усмехнувшись, открывает глаза, из которых катятся слёзы, коих было выплакано море. — Если б только знала, что настанет день и я по-настоящему в полной мере прочувствую, что это значит.

Обнимаю её крепко. Целую в висок.

— Очень сожалею о том, что он не стал моим первым мужчиной. Я хотела, чтобы было так. Возможно, если бы это произошло между нами, он поверил бы мне. Не бросил учёбу, не уехал из Сочи.

— Не плачь, пожалуйста.

— Мила говорит, я должна встретиться с ним, но как, Тата? Как смотреть ему в глаза после того, что случилось?

— Милая, ты ничего никому не должна.

Глажу её по голове.

— Я так сожалею…

— Тс-с…

Она долго плачет на моём плече, но капли дождя, барабанящие по стеклу, успокаивают, убаюкивая. Да и день, проведённый на свежем воздухе за городом, даёт о себе знать. Какое-то время спустя Поля, измученная переживаниями, засыпает и я, осторожно выбравшись из постели, оставляю их с Рокки, решив спуститься вниз.

Тихо, на носочках, прохожу через гостиную. Там, разложившись в позе морской звезды, спит Чиж.

Пробираюсь на кухню. Наливаю себе стакан воды. Приоткрыв занавеску, качаю головой.

Мой Кучерявый ещё там. Сидит с гитарой в руках. В зубах красным огоньком светится сигарета.

Быстрым шагом иду в прихожую. Обуваюсь. Надеваю свою куртку, беру в руки его кожанку и, беззвучно прикрыв за собой дверь, выхожу на улицу.

Бегом пересекаю двор. Льёт как из ведра!

— Ты чего? — спрашивает он, когда залетаю в беседку.

— Куртку тебе принесла. Сидишь раздетый в одном джемпере.

— Весна, Джугели.

— Холодно, — накидываю куртку ему на плечи.

— Почему не спишь? — убирает гитару в сторону.

— А ты?

— Не спится.

Смотрим друг на друга и я, наплевав на гордость, подхожу к нему первая.

Снова устраиваюсь на коленях и обнимаю крепкую шею.

Так и сидим.

Он курит, а я медленно и жадно вдыхаю его запах, наполняя им лёгкие.

— Не злись на меня, — целую линию челюсти. — Насчёт фамилии пошутила.

Молчит.

— Марсель.

Выдыхает дым. Тушит окурок о края пепельницы.

Обиделся. Знаю.

— Ты просто напугал меня разговорами о семье и детях, — озвучиваю, как есть.

— И что в этом такого страшного?

— Это большая ответственность.

— Моя. Не твоя.

— Для обоих, — не соглашаюсь я с ним.

— Забей.

— У тебя перед глазами был пример того, как должно быть. У меня — нет.

— Если бы ты доверяла мне, никаких страхов не возникало бы.

— Я доверяю.

— Ага. Также как они? — кривит губы в усмешке.

— Ты про ребят? — уточняю хмуро.

— Думают, сорвусь, если передо мной будет стоять бутылка?

Ах вот оно что. Намекает на отсутствие алкоголя.

— Хотели поддержать тебя.

— «Поддержали».

— Перестань, — кладу ладонь на его скулу.

— Иди спи.

— Вот ещё! — разворачиваю к себе его лицо. — Я доверяю тебе, ясно?

Дождь стучит по куполу беседки.

Глаза в глаза.

Вкладываю в этот взгляд всё, что не могу сказать.

— Доверяю, — повторяю снова.

Он соприкасается своим лбом с моим.

Целует в губы.

Почти целомудренно и мне этого сейчас так мало!

— Ещё, — горячо шепчу, зарываясь пальцами в его кудряшки.

Глава 36



Двадцать седьмого мая в районном зале суда проходит слушание по делу о незаконном присвоении чужой собственности без добровольного согласия собственника.

Речь об отцовском бизнесе, которым путём махинаций завладел Горозия-старший несколько лет назад.

Благодаря Игорю Владимировичу и моему новому адвокату, я здесь в качестве истца, а вышеупомянутый Анзор Горозия, страшно недовольный происходящим, в роли обвиняемого ждёт решения суда, нервно постукивая пальцами по столу.

Полагаю, он не рассчитывал на то, что я пойду до конца и теперь у него есть серьёзный повод переживать, ведь статья 159 УК РФ Мошенничество предусматривает достаточно серьёзное наказание.

— Клоун мля…

Пока суд готовится огласить решение, Марсель, развернувшись полубоком, откровенно угорает над Леваном, присутствующим в зале в качестве группы поддержки отца.

Вы не поверите! Сюр, но Горозия-младший в леопардовом. Даже туфли, чёрт возьми, такие! В тон костюму, пятнистые.

Похоже, жена так и не смогла привить ему чувство стиля.

— Хрена ли ты уставился?

Леван, то и дело исподтишка наблюдающий за нами, стиснув челюсти, отводит взгляд.

— Ушлёпок нелепый.

— Эй, Марсель, спокойно, — тихо прошу.

Если честно, я очень волнуюсь по причине того, что Кучерявый на взводе. Один Бог знает, сколько ещё терпения у него в запасе. Поэтому я просто молю, чтобы заседание поскорее кончилось и всё.

— Цветам плохо, — расстроенно смотрю на измученные отсутствием воды бутоны роз.

— Не парься. Я тебе новые подарю.

— Не нужны мне новые. Эти жалко.

Марсель подарил их в знак поддержки прямо у зала суда. Чтобы приободрить и поднять мне утром настроение.

— О, вернулись.

— Прошу всех встать.

Поправляю юбку и жакет.

Встречаюсь глазами с адвокатом.

Рудов абсолютно спокоен. Как удав.

Я же в эту минуту нервничаю так, что слышу в ушах стук собственного сердца.

Марсель сжимает мою ладонь.

— Всё будет кока-кола, — подмигивает мне.

Киваю и опускаю взгляд.

Зажмуриваюсь.

Слова доходят до меня через одно, обрывками фраз и будто бы сквозь некий вакуум.

— … Удовлетворить иск истца в полном объеме, поскольку материалами дела подтвержден факт мошенничества…

Сжимаю кулак свободной руки.

Да! Да! Да!

— … Признать Горозию А. С. виновным в совершении преступления, предусмотренного статьёй сто пятьдесят девятой…

Выдыхаю, всё ещё до конца не осознавая, что произошло.

— … Назначить наказание в виде трёх лет лишения свободы.

Поверить не могу, что у нас получилось! Неужели справедливость восторжествовала?

— Приговор может быть обжалован в течение десяти суток со дня его провозглашения.

Висну на шее у Марселя. Он осторожно стискивает меня в ответ и целует в макушку.

Гора с плеч.

Я знаю, что мы ещё столкнёмся с некоторыми сложностями впереди, но как же я счастлива, что фирма, по праву принадлежавшая отцу, больше не имеет ничего общего с этим гадким человеком.

— Поздравляю, — сухо чеканит Рудов.

— Спасибо Вам, Дмитрий Сергеевич! — пожимаю ему руку и смотрю на него с искренней благодарностью.

— Это моя работа.

Вот ведь робот! Даже не понимает, как много сделал для моей семьи!

На радостях не совладав с эмоциями, обнимаю седовласого дядьку и он, явно огорошенный столь бесцеремонной наглостью, вмиг заливается краской и становится пунцовым.

Печатаю Полинке сообщение:

«Ура! Мы выиграли! Выиграли, Полька!»

Отправляю.

Получив важную информацию от адвоката, вновь цепляю пальцы Марселя своими и веду наконец к выходу из этого душного зала.

Прохожу мимо Левана, совсем по-детски победоносно вздёрнув подбородок.

Он поражён и ошеломлён исходом заседания. Смотрит на меня с такой ярой ненавистью, словно я всю его жизнь разрушила.

Хотя, пожалуй, так и есть. Придётся ему освободить должность заместителя директора и поискать работу в другом месте.

— Счастлива, да? — бросает сердито.

— Ты знаешь, да, — не отрицаю, улыбаясь.

— Сука, — беззвучно произносит одними губами.

Да и плевать.

Пребывая в состоянии эйфории, не сразу обращаю внимание на то, что мой Кучерявый притормозил где-то сзади. А когда наконец замечаю его отсутствие за спиной, оборачиваюсь и вижу следующее: он разбивает Горозие-старшему лицо.

Тот от чётко поставленного удара мешком валится на скамью.

Вот чёрт… Разумеется, Абрамов не был бы Абрамовым, если бы не учинил нечто подобное.

Все присутствующие в зале замирают. Рудов растерянно моргает, прижимая кожаный ридикюль к груди.

— Марсель! — хватаю его за талию сзади.

— Это за то, что бросил её тогда на дороге, — яростно цедит парень сквозь зубы.

— Отец, ты в порядке?

А вот и сынок подоспел. Помогает родителю подняться.

— Держи, — модный леопардовый платок ему протягивает, но тот лишь раздражённо отмахивается.

— Сукин сын! — шатаясь, утирает разбитый нос рукавом пиджака.

О, яблоко от яблоньки недалеко падает. Даже оскорбления выдают одинаковые.

— А ну повтори!

Марсель дёргается вперёд. Одновременно с Леваном. Анзор же при этом трусливо прячется за спину отпрыска.

Смешно.

— Не трогай его! — как-то неуверенно задвигает его защитник.

Господи, ну куда ты лезешь!

Всеми силами сдерживаю своего реактивного, но мне с ним, увы, не справиться. На нашу беду, в этом своём рехабе он регулярно посещал спортзал и активно занимался с тренером.

— Пшёл на хер, чмо леопардовое!

Младший Горозия тоже отгребает.

И Анзор. Повторно. Видимо, за «сукиного сына».

— Охрана! Охрана!

— Я вазужу вебя! — обещает Леван, распластавшийся на полу.

Боже. Похоже, у нас минус ещё один нос.

— Чё ты там промямлил?

— Стой, хватит!

— Немедленно прекратить беспорядок в зале суда! — требует прокурор. — Угомоните его!

К счастью, весь этот кошмар заканчивается. Правда пугает то, что Марселя, злого и возбуждённого до опасного критического максимума, скручивают сотрудники правоохранительных органов.

— Да в норме я, отвалите!

Спешно достаю из сумки телефон.

— Алло…

— Знаю, моя красавица, вы выиграли, — звучит игривое из динамика.

— Игорь Владимирович, — вижу, как его внука-дебошира уводят, — у нас тут ЧП, — коротко обрисовываю ситуацию.


*********

Марселю за устроенный в зале суда дебош дали пятнадцать суток.

Игорь Владимирович, пользуясь своим положением, конечно, решил эту проблему, однако в воспитательных целях сократил этот срок до двух.

— Забираю своего драчуна, Вить, — обращается он к коренастому мужичку в погонах, когда наконец оказываемся в отделении сорок восемь часов спустя.

— Слава Иисусе, — поднимается со стула тот, лениво доставая связку ключей. — Мы порядком устали от журналюг, оккупировавших территорию. Щимятся сюда за сенсациями. Достали. Слышь, звезда, подъём! — обращается уже к Марселю.

— Чё? — раздаётся сонное в ответ.

— Чё-чё. На выход, говорю. Приехали за тобой, селебрити.

Как только Кучерявый, зевающий и растрепанный, выходит к нам, бросаюсь к нему навстречу и крепко-крепко обнимаю.

Внутри дрожит всё.

Как же я ненавижу места, подобные этому!

— Привет, — целует в макушку, прижимая ненадолго к себе. — Не нюхай. От меня воняет небось. Какого хрена так долго? — возмущённо высказывает деду.

— Такого! Башкой своей надо думать. Опозорил меня перед коллегами! — ругается Абрамов-старший. — В следующий раз останешься тут на все пятнадцать суток, придурок. Спасибо, Вить, — хлопает того по плечу и незаметно засовывает ему в карман деньги.

— Вот вещи.

Марсель выдёргивает из его рук свой телефон и часы.

— Он нарушил мои права. Позвонить я мог ведь?

— Иди уже, права, — дед Игорь, раздражённо поморщившись, подталкивает внука вперёд.

— Ты бы хоть отдельную камеру мне организовал! Сидел с бомжом.

— Перебьёшься. Надо быть ближе к народу. Чешите, — провожает нас до турникета. — Я задержусь. У меня тут ещё одно дело есть.

— Спасибо вам, Игорь Владимирович.

— Благодарности принимаю поцелуями и борщом, дорогая, — подмигивает. — Завтра загляну.

— Дед, ты попутал? — тут же бычится парень, меняясь в лице. — Не приходи к ней, когда меня нет. Ясно?

— Марсель, перестань.

Становится стыдно за его поведение.

Ну что ещё за глупая ревность?

— Я уже говорил тебе, — ошпарив взглядом, бросает недовольно.

— О-о-о, посмотрите на него! — смеётся Игорь Владимирович. — Весь в папашу. Шары вылупил, распетушился! Мож мы тебя ещё на пару месяцев закроем в клинике, а? Научишься справляться с агрессией.

Кучерявый, сцепив зубы, выразительно смотрит на деда.

— Я завтра улетаю в Париж, Игорь Владимирович. У меня Ролан Гаррос.

— Это что ещё за хрен моржовый?

— Турнир.

— А.

— Борщ вечером сварю и оставлю на плите. Вы заходите, — имею наглость сказать. Хоть это и не моя квартира.

— Непременно, моя красавица.

— Идём, — спешно тяну Кучерявого за руку.

Игорь Владимирович тоже ведёт себя как мальчишка.

Зачем провоцирует?

— Моя красавица, — цедит Марсель. — Старая козлина.

— Ну зачем ты так? — тихо порицаю. — Он ведь вытащил тебя отсюда.

— Пусть бы не вытаскивал.

Вздыхаю.

После того нашего разговора в беседке как-то тяжело с ним стало общаться в последнее время.

— Нас Паша ждёт, но там за забором журналисты, — предупреждаю, когда выходим на улицу.

Не спрашивайте, откуда они прознали о его местонахождении. Я понятия не имею.

— Марсель, что случилось?

— Можем мы получить какие-то комментарии?

— Что произошло в зале заседания? Драка?

— Тата, правда ли, что друг семьи и компаньон отца незаконно завладел общим бизнесом?

— Марсель, ты уже завершил своё лечение в рехабе?

Не обращая внимания на их бестактные вопросы, направляемся к притормозившей у тротуара машине Горького.

Прямо дежавю.

Забираемся в салон.

Щёлкают замки.

— Здорово, скандалист, — протягивает ему руку Пашка.

Он подкинул нас сюда с дедом Игорем. Потому что последнему накануне кто-то спустил все шины по кругу.

— Начистил-таки морду леопардовому?

— Он легко отделался.

— Ты сломал ему нос, — уточняю я.

— Пусть скажет спасибо, что не хребет.

И действительно спасибо.

Парни болтают по дороге к дому, а я, пользуясь тем, что Марсель сидит на переднем, открываю директ и подчищаю сообщения.

Мой тайный «обожатель» вчера снова прислал порцию угроз.

Я прям даже как-то привыкла к ним уже.

— Ты когда выписываешься из клиники, бро?

— Первого.

— Связывался с Гориным?

— Сегодня хочу заехать к нему в офис.

— Вот он офигеет, когда ты скажешь, что готов вернуться.

Оторвав взгляд от телефона, прикидываю, не послышалось ли.

Вернуться?

Пока едем, думаю, как так случилось, что об этом важном решении я узнаю не от самого Марселя, а от Паши.

Уже дома, поджидая его у двери ванной, настраиваюсь на серьёзный разговор.

— Ты чего здесь? — спрашивает, обнаружив меня в коридоре.

— Поговорить хочу.

Вытерев голову полотенцем, ставит передо мной мои мохнатые тапки.

— Босиком не стой на плитке.

— Так мы поговорим?

— Давай потом, мне нужно сейчас уехать.

Проходит в комнату, оставляя меня в полнейшем замешательстве.

— А завтра уезжаю я, — напоминаю, шагая следом.

— Значит потом.

— Нет, не потом. Сейчас, — заявляю сердито.

Рокки, развалившийся на кровати, приподнимает голову. Думает, на него ругаюсь.

— Говори, — бросает полотенце в сторону и опирается бедром о спинку дивана.

— Что происходит?

— Ты о чём?

— Да обо всём. Мы с тобой как чужие люди, Марсель. Ты ведёшь себя странно.

— Конкретизируй.

— Ни разу не приехал домой за этот месяц, — выдвигаю первый аргумент. — Если бы я сама не приходила на выходных в клинику, мы бы вообще до суда не увиделись. И вот даже сейчас. Вместо того, чтобы остаться, ты собираешься куда-то уйти.

Молчит. Нечего противопоставить, а я тем временем продолжаю.

— Когда решил вернуться в группу?

— Недавно.

— Почему я об этом ничего не знаю?

— Потому что мы это не обсуждали.

— Не возникло желания поделиться со мной?

— Не переворачивай. Я пока сам плохо представляю, что к чему.

— Это неважно. Ты не сказал мне! — обиженно поджимаю губы.

— Тата…

— Ты отстранённый, холодный. Чёрт возьми, такое ощущение, что я вообще перестала волновать тебя!

— Чушь.

— Н-да? — подхожу ближе. — Может тогда объяснишь, почему мы так отдалились друг от друга?

— Бред.

— Марсель… — качаю головой, вздыхая. — Это случилось и я пытаюсь выяснить почему.

Он снова молчит и от досады хочется лезть на стену.

— Ты вообще воспринимаешь мои слова всерьёз?

— А ты мои? — переадресовывает вопрос.

— Да.

Усмехнувшись, кивает.

— Не похоже.

— Я искренне не понимаю тебя.

— Жаль.

— Если ничего… Если ничего не чувствуешь больше, то зачем тогда я здесь?

— Ничего не чувствую, — повторяет, выгибая бровь.

— Выглядит будто так.

— Ты никогда не осознавала, как я отношусь к тебе, — его глаза горят разочарованием.

— Опять я виновата? Всегда и во всём!

— Я этого не говорил.

— Тогда в чём дело? Почему мы просто не можем наслаждаться тем, что есть между нами?

— Может, мне мало того, что есть.

— Я… Готова дать тебе всё, что ты хочешь, — признаюсь, краснея.

Прищуривается.

— Не уверен, что мы имеем ввиду одно и то же, Тата.

К моим щекам будто раскалённые кирпичи прикладывают.

— Ты ведь про секс?

— Марсель, почему вместо лёгкости мы утопаем в скандалах и депрессии?

— Ах лёгкости тебе захотелось? Так вперёд. Я никого к себе не привязывал, по-моему.

— Знаешь что? — выхожу из себя, ибо нервы уже на пределе. — Может паузу возьмём?

Больно это озвучивать, но как ещё вывести его на эмоции?

— Бери, — пожимая плечом, отвечает спокойно. Настолько спокойно, что теряюсь даже.

— Ты сейчас серьёзно?

Глава 37



Марсель


Весь июнь мы с пацанами проводим на репетиционной базе. Первые одиннадцать дней июля — на студии. С утра до ночи.

Прямо как в старые добрые времена…

Релиз нового альбома группы Город Пепла ”Rehabilitation“ запланирован на двадцатое число. Альбом знаковый во всех отношениях. Поэтому выйдет он аккурат в день моего рождения. Ровно в ноль-ноль по Москве на всех музыкальных платформах.

А уже вечером мы выступим в Стадиуме, где будут исполнены старые хиты и новые песни, написанные в стенах рехаба.

Билеты на концерт раскупили за три дня. Полный солдаут.

Если честно, не ожидал, что люди так жаждут нашего возвращения, хоть менеджеры лейбла и жаловались на непрекращающийся поток писем, сообщений и звонков.

— Херня. Сюда в припев нужно что-то другое, — раздражённо ударяю по струнам.

— Что тебе не нравится?

— Не хватает чего-то.

— Чего?

— Чего-нибудь неожиданного, — развожу руками.

— Марс, у нас итак полно всяких крутецких фишек в других треках. Давай оставим этот в покое.

Думаю, Ромас устал от моих идей и хочет, чтобы в покое я оставил команду. Но хрен им. Если и делать что-то, то идеально. На максимум.

— Я понял. Мне нужна там скрипка.

— Чё? Скрипка? — хмурится он.

Почему-то вспомнился тот памятный концерт с оркестром.

Да. Точно. Скрипка.

— И правда ништяк должно быть на контрасте, — задумчиво произносит Горький.

— Звоним Але значит. Пусть достанет номер скрипачки и скажет, что нужно срочно приехать.

— Мы на перекур.

— Жратву привезли.

— Ништяк. Погнали.

Друзья, измученные и голодные, перемещаются в комнату отдыха, а я тем временем набираю нашего нового концертного директора. Перетираем с ней насчёт скрипачки, решаем возникшие по концерту вопросы и минут двадцать спустя я присоединяюсь к пацанам. Они к этому моменту успевают опустошить все коробки с пиццей.

— Мы тебе тоже оставили похавать, Кучерявый. Сырную и мясную, — Чиж заботливо впихивает мне в руки одноразовую тарелку. — Ща кофе налью.

— Спасибо.

Есть особо не хочется, но желудок явно со мной не согласен, учитывая, что крайний перекус был сутки назад.

— Ну чё? Договорился по поводу скрипачки?

— Да. Приедет завтра. Правда ей рожать вот-вот.

— Зашибись, а если прямо тут начнутся схватки?

— Будете роды принимать, чё.

— Капец, надо почитать хоть литературу.

— Литературу?

— Ты последнее что вообще читал, Чиж?

— Этикетку на сыре.

Ржут.

— Привет, брательник! — в комнату фурией врывается сестра. — Макс, Чиж, салют!

Всех перечисляет, кроме Паши. Его она игнорит с того первомайского пикника.

— О, Миланка, здорово!

— Ты чё такая мокрая?

— В окошко давно смотрел, Никит? — оставляет на кресле букет цветов и сбрасывает с себя джинсовую куртку.

— Давно.

— Там дождь фигачит стеной. Пока от машины добежала, до трусов промокла, — чмокнув в щёку, ворует у меня с тарелки кусок пиццы. — Выглядите дерьмово, гайс, — хмурится, разглядывая наши рожи. — Щас раздам патчи, прилепите, — лезет в сумку. — Новинка. Корейские. Просто чудеса творят! Убирают припухлости, мешки и синяки под глазами. Дарит коже отдохнувший вид. Держите, не благодарите!

— Иди в пень, Мила, не буду я клеить эту хрень, — возмущается Ромас.

— А я попробую, — веселится Чиж, принимая чудо-баночку.

Откручивает. Достаёт оттуда пару патчей и лепит их на верхние веки.

— Не так. Вниз клади, — наставляет сестра.

— Так? — исправляется.

— Да.

— О, холодок приятный пошёл!

— Они классные. Эффект будет клёвый. Тебе тоже надо бы, братиш.

— Отстань, — отмахиваюсь, делая глоток горячего кофе.

— Ладно, ходите страшными. Пошла распеваться.

— Иди. Скоро подскачу.

— Я сегодня до которого тут нужна? — что-то печатает в телефоне.

— Пока всё не запишем.

— Опять без свидания останусь, — недовольно закатывает глаза. — Вазу где можно найти?

— Спроси у Марины.

— Угу.

Берёт цветы и, глядя мимо Горького, но довольно грубо задев его при этом плечом, удаляется.

Макс, хмыкнув, посмеивается.

— Не обращай внимания, бро.

— Это она из-за Оли? — предполагает Чиж.

— Не ожидала увидеть голубка с ней в одной постели.

— Захлопнись, Ромас.

Слова сеструхи Пашу тогда выбесили конечно. И это ожидаемо. Милана порой вообще не думает, что несёт. Без тормозов девчонка.

— Чё у вас с ней кстати? — любопытничает Никита.

— С кем?

— Ну с кем, с Олей.

— Видимся иногда.

— Трах без обязательств, — описывает формат встреч Ромасенко.

— Вроде хорошая девчонка. Взрослая, порядочная. Не думал попробовать серьёзные отношения?

— Сами пробуйте. Мне этот гемор не сдался. Вон что у одного, что у второго — жопа полная, — кивает в нашу с Максом сторону. — На хера мне это надо, если обоих всё устраивает?

— Ромас, Вика успокоилась по поводу Ритки?

— Нет, блядь. Её накрывает периодически. Особенно в период когда течёт. Неадекватной становится.

— Неудивительно. Иногда со стороны вовсе не кажется, что ты к девчонке по-братски относишься.

Макс молча цедит кофе из чашки.

— Она тебе нравится, да? Хочешь быть с ней?

— Чиж, не лез бы ты в это, — стреляет агрессивно.

— Да я чё? Просто спросил.

— Просто отъебись.

— Оля против, чтобы ты понимал, — комментирует слова Никиты Горький.

— Оля пусть со своим мнением идёт лесом.

— С Ритой нельзя как со всеми, ты же осознаёшь? — влезаю в этот непростой разговор.

— Поддерживаю, — кивает Паша. — Она не для тебя.

— Пошёл ты нахуй, Горький.

— Я-то пойду, но ты задумайся.

— Ромас, помогай, общайся, но сближаться не стоит. Разобьёшь ей сердце. Мелкая, наивная.

— Вы чё сговорились, придурки? — с грохотом ставит кружку на стол.

— Обидишь, сам жалеть потом будешь.

— Без вас знаю! — рявкает сердито и как раз в эту самую секунду на экране его телефона загорается фотка улыбающейся Риты. Она ему звонит.

— Мы надеемся на твоё благоразумие, бро.

— Всё. Отъебитесь, — щёлкает жигой. Та не срабатывает и он швыряет её о пол. — Сука.

Подкуриваю своей.

— Вот что, езжайте домой пока. Выспитесь.

— Реально можно, Марс? — не верит в услышанное Никитос.

— Да. Завтра после обеда продолжим. Нервы уже ни к чёрту.


*********

Сам приезжаю домой в четыре утра, а к девяти на встречу мне с мозгоправом вообще-то.

Рокки, виляя хвостом, сонно зевает и топчется рядом, пока скидываю кроссы, сидя на пуфе.

— Привет.

Поднимаю за лапы. Ставлю их себе на колени и треплю его по морде.

— Воу. Это ты такой пахучий?

Наклоняюсь. Нюхаю шерсть.

По ходу, Филя не только заботливо вывела-покормила, но ещё и искупала нашего Шерстяного псына.

Чтоб я так жил!

— Фу блин.

Лижет мне уши, пользуясь моментом.

— Дурачелло.

Иду на кухню, чтобы попить воды. Когда возвращаюсь, замечаю, что он всё ещё сидит у двери.

— Нет. Не жди. Она не придёт, дружище. Ай-да спать, — щёлкаю кнопкой выключателя и иду в комнату.

Уже когда падаю на кровать, слышу, как тоже топает сюда. Подходит к постели и по обыкновению кладёт на неё голову, заглядывая. Типа разрешение спрашивает.

— Не строй из себя приличного. Можно, — позволяю забраться.

Олень, не понимает ведь, что по скомканному покрывалу каждый раз жёстко палится.

Нащупываю телефон. Достаю его из кармана и захожу в сохранённые закладки, чтобы узнать, чем закончился матч Таты с канадкой.

Уимблдон в самом разгаре и моя девчонка добралась до 1/4 финала, видимо, люто разозлившись на себя после поражения в турнире Ролан Гаррос, где она поднялась до десятой строчки.

Бах.

Мяч отлетает от ракетки с такой скоростью, что едва успеваю следить за ходом игры. Хотя признаться, внимание моё не всегда способно на ней сконцентрироваться. Виной тому сама Джугели и её невероятная красота, облачённая в суперсексуальную теннисную форму.

Я детально её разглядываю. Даже блестящие капельки пота на ключице вижу. Спасибо такому же озабоченному профессионалу-оператору.

Вспоминаю, как мои руки обнимали, трогали и прижимали к себе её идеальное тело. Уверен, большинство мужиков, посещающих эти матчи, мечтают о том же и ходят туда не из-за большой любви к спорту.

Шутка ли, но мне постоянно снятся эти её бесконечные загорелые ноги, упакованные в короткую белую юбку. Скоро чокнусь, наверное.

Пропускает удар.

Стиснув челюсти, поправляет бейсболку, резко дёргая ту за козырёк.

Разыгрывают следующий мяч. Агрессивно херачит по нему ракеткой. Бегает по корту из угла в угол, отражая удары соперницы.

Попадает в сетку.

Выражение лица пуленепробиваемое, но в глазах горит досада и злость.

Что-то говорит перед тем, как стать в стойку. Судя по губам, нецензурно выражается.

— Давай, разнеси её.

Прищуривается. Напряжённо следит за подачей. Непроизвольно облизывает губы и у меня, естественно, встаёт.

Блядь.

«Такое ощущение, что я совсем перестала волновать тебя!»

Глупая.

Знала бы, как сильно люблю и как на стенку лез от желания заполучить всё и сразу.

Самым настоящим мучением было держать себя в узде, пока она находилась рядом, но тогда у меня были хотя бы поцелуи и объятия. Сейчас — ничего. Виной тому мои загоны.

«Не пиши. Не звони. Не приезжай. Не хочу. Уважай, пожалуйста, моё решение»

Единственное сообщение от Неё за полтора месяца.

Она написала его, когда я стал трезвонить ей после окончания Ролан Гарроса. Уже тогда лимит моего терпения был исчерпан.

«Может паузу возьмём?»

«Бери»

Ну какая на хер пауза, кретин? Если без неё ты вообще на существование не способен.

Вздыхаю.

Очень скучаю. Пиздец как!

Постоянно воскрешаю в памяти наши встречи, её визиты в центр и дни, которые проводили дома вдвоём.

Неважно, что мы делали. Смотрели фильмы, играли в шахматы, читали книги вслух, готовили ужин, валялись на кровати, страстно целуясь.

Я был счастлив, а теперь здесь без неё пусто. Тоска смертная. Если бы не Рокки, вообще не смог бы тут находиться.

Снова фокусируюсь на игре, почёсывая лежащую на плече башку храпящего псына.

Тата собрана и беспощадна. Когда она в ярости, дело — труба. Можно лишь посочувствовать тому, в кого летят эти мячи, закрученные по замысловатой траектории.

— Да! Так её! — подбадриваю, радуясь смене очков на табло.

Рокки вздрагивает от неожиданности и, приоткрыв один глаз, издаёт странный гортанный звук. Типа залаять пытаясь.

— Спи, ебобо, — ржу.

Досматриваю матч. Убедившись в том, что Тата одержала победу, тоже засыпаю. В шмотках, с телефоном в руках. Прижимая к сердцу её фотку, установленную на заставке.

«Не пиши. Не звони. Не приезжай. Не хочу. Уважай, пожалуйста, моё решение»

Уважаю.

Но остальное-то не запрещено. За цветы молчит. Значит пора переходить к следующему шагу…


*********

— Подъедь ближе туда.

— На хрена мне толкаться с таксистами?

— Потому что выход там, — тычу пальцем в нужном направлении.

— Появятся Абрамовы на горизонте — подъеду.

Устало закатываю глаза. Спорить с этим человеком бесполезно.

— Где мой чёртов кофе? Ты выжрал? — недовольно косится на подстаканник.

— Алё, он слева от тебя. На панели. Ты сам его туда поставил, когда кнопку громкости крутил.

— А.

— Тебе бы надо уже пропить что-то для памяти, дед.

— Не умничай.

— Можем мы сменить Сиси Кейтч на что-нибудь другое?

— Чем тебе не угодила Сиси? Знаешь, какая горячая бабёнка в молодости была, м…

— Песни играют по второму кругу.

— Может Ленинград? — выгибает бровь.

— Невыносимый ты. Как бабушка Марьяна тебя терпит столько лет?

— И тебе однажды наглый отпрыск задаст подобный вопрос.

— Да с чего бы?

— С того. Думаешь, Джугели с тобой легче? Ты ж себя как идиот порой ведёшь. Характер с дерьмецой. Психика расшатана, как у папаши.

— Спасибо за ёмкую характеристику, дед.

— Что есть, то есть. Знаешь, что мне тёща говорила, слава богу в царство небесное отошедшая давным-давно?

— Что?

— Мол, кастрировать таких как ты надо, Игорёш. Потому что гены ублюдские.

— К твоему сведению, дети наследуют гены обоих родителей.

— Дык только это вас с папашей и спасло. У Марьяны-то предки сплошь профессора, да люди искусства. Вот и вам перепало. Чтобы уравновесить, так сказать, чёрное и белое.

Хмыкаю.

— Про Дарину вообще молчу. Святая женщина! За что ей наказание по имени Ян досталось, не понимаю. Где-то в прошлой жизни крупно накосячила? Или в качестве ангела была послана с небес, дабы спасти его гнилую душу?

— Они с отцом любят друг друга так, как никто не любит.

— Это бесспорно, но сколько папаша твой крови попил у неё, козлятина! Ты если намереваешься в том же направлении двигаться, разочарую. Останешься у разбитого корыта.

— Чё?

— Чё-чё. Тата — не Дарина. У неё нрав такой, что терпеть долго не станет, если будешь обижать.

— Я её не обижаю.

— Почему тогда разошлись?

— Мы с ней не расходились.

— Лапшу на уши мне не вешай, говнюк! Я всё знаю, — заявляет, отхлёбывая кофе из того самого стакана, который потерял минуту назад.

— В каком смысле всё знаешь? — уточняю хмуро.

— В прямом. Мы с Татой общались по телефону.

Поджимаю губы.

Ну зашибись! Со всеми, по ходу, общается, кроме меня!

— Ты давай попроще рожу смастери. Завязывай уже со своей глупой ревностью. Прёт из всех щелей, где надо и где не надо.

— А ты не провоцируй.

— Чё я провоцирую, дурень? Она ж мне как внучка. Хотя там такие ноги, ух! Был бы я помоложе лет на тридцать…

Толкаю его рукой в плечо. Не сильно, но ощутимо.

Он в ответ смеётся.

— В общем, выдохни и расслабь батоны. Дед у тебя, конечно, о-го-го ещё, но уж не настолько. Будем трезво оценивать ситуацию.

— Что она тебе сказала?

— Что мне сказала, то тебя не касается.

— Дед!

— Просила передать, чтобы ты перестал посылать цветы после каждого матча.

— Не перестану.

— Это правильно, — одобряет.

Потираю веки.

— Чё, плачешь? — подкалывает.

— Спать хочется просто адски, — ворчу под нос.

— На том свете отоспишься.

Ноу коментс.

— Наши вон идут. Поехали ближе.

— Вижу.

— Я подумал, вдруг очки у тебя запотели.

— Приглушись.

Включает поворотник и вклинивается в поток машин, основная масса из которых такси.

— Здесь давай станем на аварийке.

— Сам знаю. Куда ты щемишься, кретиноид безмозглый! — орёт в окно водителю мазды.

— И ты говоришь мне про расшатанную психику.

— У меня это старческое, мне можно.

— А, — понимающе киваю.

В общем, кое-как припарковывается и я выхожу из его джипа-бронепоезда, чтобы встретить родню.

— Брателло! — Сонька стискивает меня в объятиях, используя свой фирменный удушающий.

— Здорово, малая, — смеюсь, пока кости трещат. — Воу, полегче.

Невзирая на стройную фигурку, дури в ней ого-го. Не даром, что в секции никто не хочет становиться с ней в пару. Даже пацаны.

— Ты стала ещё выше, — отмечаю сей факт, внимательно разглядывая сестру.

И взрослее.

Как так быстро? Вроде только вчера в куклы играла, а сегодня прям уже девушка передо мной стоит.

Красивая. Держитесь, парни. Сердец разобьёт немало, отвечаю.

— Сынок…

— Привет, ма.

Обнимаемся.

— Как ты, милый? — целует меня в обе щеки и ласково треплет по кучерявой башке.

— Всё хорошо.

— Соскучилась по тебе смертельно, — говорит сквозь слёзы.

— И я.

Мы много общались по видеосвязи, она дважды приезжала в клинику, но это всё равно не то. Я давно не был дома и, честно говоря, очень тосковал по своей большой, дружной семье.

— Сын…

— Бать, — протягиваю руку. Он пожимает её и крепко обнимает меня, хлопая по плечу. — Выглядишь классно, — улыбаюсь, глядя на него.

Какое это всё-таки счастье — видеть родителей здоровыми и счастливыми. Жаль, что ценить такие моменты начинаешь лишь тогда, когда приходится столкнуться с обратным раскладом.

— У Яна вторая молодость началась.

— Знаешь, Марс, эти двое совсем оборзели. Без конца целуются.

— Сонь, ну перестань, — краснеет мама, смутившись.

— Прям отлипнуть друг от друга не могут! — продолжает возмущаться сестра.

— Не хрен следить за нами, шпион, — отец опускает козырёк Сонькиной кепки вниз.

— Я и не слежу, но вы непроизвольно в фокус попадаете, потому что делаете это постоянно.

— Плохо разве? Пусть целуются.

Дебильная улыбка не сходит с моего лица.

— Знаем мы к чему это приводит.

— София!

— Молчу, пап, — послушно закрывает рот.

— Долетели нормально?

— Нормально.

— Нет.

Это хором.

— Трясло, — кривится Соня.

Дед сигналит.

— Давайте в машину, — беру чемодан.

— Марсель!

— А-а-а-а, Таня! Это он, он!

— Офигеть!

Две девчонки, проходящие мимо, начинают вопить так, что Соньке приходится прикрыть уши.

— Привет!

Одна уже и телефон достала.

— Можно сфоткаться? Пожалуйста-пожалуйста! — подбегают ко мне, едва успеваю положить вещи в багажник. — Можно? — с надеждой заглядывают в глаза.

— Можно, только быстро.

— Окей.

Оперативно встают с двух сторон. Поворачиваются рабочей стороной к камере и щёлкают штук десять снимков.

— Класс!

— Обалдеть!

— Мы очень рады, что ты вернулся в группу.

— Твои песни огонь!

— Спасибо. Хорошего дня, девчонки.

Трепаться некогда. У деда нервы сдают. Либо он забыл убрать руку с сигнала.

Поклонницы ретируются, громко переговариваясь.

— Можно сфоткаться? Пожалуйста-пожалуйста! — передразнивает София. — Как ты это терпишь?

— Штраф будешь сам платить, звезда, — возмущается дед. — Все сели?

— Все.

— Чё ты уставился на меня, бать? — спрашивает у него отец.

— Да вот думаю, когда ж ты лысеть уже начнёшь, падла?

Мама и Сонька хохочут.

— Был ведь намёк на светящийся скворечник в больнице, — подозрительно щурится самый старший из Абрамовых.

— Не было никакого намёка. Поехали уже.

По дороге интересуюсь здоровьем нашего Петьки. Малой, бедняга, снова болеет. Везёт ему на всякую дрянь. То одно, то второе. Опять остался с бабушкой в Красоморске, лечиться.

— Как ты? Готов к концерту? — мама сжимает мою ладонь в своей и потирает большим пальцем тыльную её часть.

— Да.

Ощущаю болезненный укол в груди, ведь ровно также всегда делает моя Джугели…

Из аэропорта до дедовской трёшки на Таганке добираемся за час двадцать. Там, уже, по традиции, откладываем прочь телефоны. Матушка нам варганит свою фирменную пасту с креветками. Сонька накрывает на стол. Я достаю из пакета бутылку дорого вина. Открываю.

Вижу, как переглядываются.

— Расслабьтесь. Это для вас. Я теперь к алкоголю отношусь абсолютно ровно.

Вечер проходит отлично.

Болтаем.

Смеёмся.

Шутим по-абрамовски.

Тепло, хорошо и спокойно становится на душе.

Почти.

— Чё ты тут опять вытворяешь, Кучерявый? — заводит батя, когда стоим на балконе.

Вообще-то ему нельзя курить, но иногда он позволяет себе это делать. После чего ему всегда влетает от супруги.

— Чё вытворяю?

— Я знаю про драку, которую ты учинил в суде.

— А матушка?

— Нет.

Ну хоть так.

— Не сдержался?

Киваю.

— Как представлю, что они её бросили там на дороге во время приступа…

Стискиваю зубы.

— Понимаю. Хотя поступок не одобряю.

— Ты поступил бы также.

— Не отрицаю, но, Марсель, надо учиться сдерживать себя. Знаешь, сколько было ситуаций, о которых я спустя годы жалею?

— Об этом я жалеть точно не буду.

— Как сейчас твоё самочувствие?

— Я в порядке, бать. Чист. Не пью, никакую дрянь не употребляю.

— Рад, что ты сдержал слово. Это по-мужски. О чём хотел поговорить? — затягивается и выдыхает дым в распахнутое окно.

— Мне нужен твой совет.

— Это связано с Татой?

— Да. Мы с ней типа на паузу наши отношения поставили. Она так захотела.

Отец вопросительно выгибает бровь.

— Если вкратце, мы поссорились.

— Это я уже понял. Из-за чего?

— Из-за моих загонов.

— В плане?

— Тата сказала, что я напугал её разговорами о детях.

— О детях?

— Я просто рассуждал на тему того, что у нас они уже могли бы быть, если бы мы не потеряли столько времени.

— И?

— Она так удивилась, услышав мои слова. В лице изменилась. Заявила, что нам рано думать об этом.

— Тебя это задело?

— Задело. Потому что в моей голове у меня с ней давно всё глубоко серьёзно.

— Считаешь, девчонка относится к вашим отношениям иначе?

— В тот вечер мне показалось, что так и есть. Дело ведь не в том, что я требую ребёнка прямо сейчас. Осознаю, что ей важна спортивная карьера и что я — не оплот надёжности, учитывая обстоятельства, но… Чёрт дери, почему её это так испугало в принципе?

— Причин может быть масса.

— Я дико загнался после нашего диалога. Вот скажи, разве любовь не безусловна? Если ты принимаешь человека таким, каков он есть, значит мысленно готов строить с ним серьёзное будущее?

— Будущее — это не только дети, Марсель. Ты накрутил себя, похоже, будь здоров.

— Степанова (мой психолог) тоже считает, что проблема во мне. Типа я всё ещё эмоционально нестабилен и не уверен в себе на подсознательном уровне. Что за бред? Я переборол себя, избавившись от зависимости. Вернулся к нормальной жизни. Готов работать. Готов создать семью с девушкой, которую безумно люблю. О какой неуверенности идёт речь?

— Тогда получается, ты в своей девушке не уверен?

Молчу.

— Сын…

— У меня подсознательный страх того, что она снова исчезнет. Моя привязанность к ней куда сильнее, чем её ко мне. Проверено.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Она хочет лёгкости, а мне нужно слишком много, бать. Мне нужно с ней всё. ВСЁ. Понимаешь?

— Понимаю.

— И как быть?

— Искать компромисс. Ртом разговаривать. У вас с этим явно проблемы.

— Я купил кольцо, — достаю из кармана бархатную коробочку. Показываю отцу. — Хочу сделать ей предложение. Чего ждать?

— Не жди. Делай.

— Ян! Ты опять куришь?! — доносится до нас возмущённый голос матери. — Тебе нельзя!

— Даш.

— Что Даш?! — отражает она сердито.

— Успокойся. Одна всего. Не криминал.

— Игрушки тебе, что ли? Побывал на том свете, не возникло желания задержаться с нами на подольше?

— Да всё-всё. Видишь? — тушит окурок о края пепельницы и обнимает её, прижимая к себе.

— Бесполезно что-либо объяснять!

— Ну не заводись, — целует, прижимаясь губами к щеке. — Посмотри вон лучше, что у сына в руках.

— И что же там?

— Кольцо.

— Кольцо? — повторяет она растерянно.

— Дожил я до этого дня, родная. Скоро на свадьбе у старшего гулять будем. Если Джугели, конечно, не откажет, — добавляет батя в конце.

— Пусть только попробует.

— Чё предпримешь? — включает любопытство.

— Буду предлагать до тех пор, пока не согласится. Она моя и я никому её не отдам.

Глава 38



Тата


Беру со скамейки полотенце. Вытираю пот с шеи. Поправляю бейсболку.

Всё. Матч закончился. Итог: на Уимблдоне я становлюсь третьей. Вроде бы отличный результат, но… Досадно. Как же хотелось продвинуться ещё выше, ведь мечтать о победе в турнире Большого Шлема никто не запрещал.

Иду пожать руку спортсменке из Швейцарии. Надо сказать, погоняла она меня по корту хорошо.

Благодарит за игру, улыбается даже. Почти искренне. А затем как-то странно меняется в лице.

— Wow!

Изумление во взгляде соперницы заставляет и меня повернуться к трибунам.

Какого там творится…

Замираю в растерянности.

Таращусь на растяжки огромных размеров, которые держат болельщики. На них гигантскими буквами написано следующее:

LOVE YOU, DZHUGELI!

MARSEL — после заминки раскатывают те два ряда, что пониже.

Сердце замирает, а потом начинает суетливо биться о грудную клетку.

Закинув на плечо спортивную сумку, подхожу ближе к орущим трибунам.

Как он это устроил вообще???

Пока соображаю, что к чему, мне, уже по традиции, приносят букет цветов. С момента, когда я отказалась с Ним общаться, это происходит каждую игру. Каждую!

— Джугели!

Поворачиваюсь влево на голос. Передо мной стоит Фишер, один из моих прежних тренеров.

Крайний раз мы говорили по телефону в декабре. Я тогда в подробностях рассказала ему про конфликт, возникший между мной и Бланко.

— Неплохо отыграла, девочка, но опять уходишь в агрессию и теряешь из-за этого контроль, — произносит он на испанском.

— Здравствуйте.

— Как дела? — спрашивает, засунув руки в карманы.

— Всё в порядке. А у вас?

— Да что у меня, старика, интересного? Всё по-прежнему.

— Как ваша спина?

Вскидывает бровь.

Явно удивлён.

— Всё также периодически заклинивает.

— Надо лечить.

Вместе идём вдоль трибун и мой взор всё ещё прикован к развёрнутой надписи.

Нет, ну как он это провернул?

— У кого тренируешься сейчас?

— У Денисовой.

Делает вид будто не знает. Ну да ладно.

— А вы по-прежнему работаете в Академии?

— В другой.

— Ясно.

— Ты, надеюсь, не держишь зла на старика?

— Да бросьте! Я очень благодарна вам за совместную работу.

— Не думай, пожалуйста, что я как-то замешан в той истории с неустойкой. Я сказал Бланко, что он поступает не по-мужски.

— О какой неустойке идёт речь? — останавливаюсь.

— Ну как же? Твой представитель приезжал в январе. Один из местных юристов. Они решали с Хавьером вопрос касаемо выплаты.

— Выплаты?

Я ничего не понимаю.

— Компенсация Бланко за нарушение договора, — поясняет он и смотрит на меня как на дуру. — Ты не в курсе, что ли? — догадывается, оценив мою реакцию.

— Извините, я тороплюсь, — только и могу вымолвить, пребывая в шоке.

Выплата. Представитель.

— Постой, Джугели, — окликает, когда намереваюсь уйти. — Ты вот что… Подумай насчёт Барселоны. Тебе бы там тренироваться, — протягивает мне визитку. — Я бы поработал с тобой. Без третьих лиц. Только ты и я. У нас это неплохо получалось.

— Мне действительно нужно идти, — убираю визитку в карман и, попрощавшись, ухожу.

Эйфорию, вызванную признанием в любви, перебивает новость, связанная с деньгами. Получается, за моей спиной меня выкупали. Один эти самые деньги бессовестно затребовал. Второй заплатил.

И как это называется?

Возвращаюсь в гостиницу, мыслями барахтаясь в ситуации.

Первый порыв — написать Кучерявому гневное сообщение. Однако эту идею я практически сразу отметаю. Отец всегда учил подходить к любым возникшим проблемам с холодной головой. (И да, признаю: в отношении Марселя мне это удавалось далеко не всегда).

Поля: «Тоскует по тебе. Стащил откуда-то твои носки. Таскал по квартире, еле отобрала»

Следом Филя присылает фотографию Рокки с носками.

Отправляю сердечко и поглаживаю экран телефона пальцами.

Как же я соскучилась!

Поля: «Поздравляю тебя! Матч смотрела. Ты отыграла блестяще! Когда возвращаешься в Москву?»

«Послезавтра утром»

«И не вздумай говорить Ему об этом!»

Поля: «Да мы вообще не видимся. Они сейчас пишутся на студии и готовятся к концерту.

«Могу я у тебя пожить немного?»

Неудобно спрашивать об этом, но другого варианта пока не вижу. Искать квартиру мне было некогда. Сделаю это, когда вернусь.

Поля: «Конечно можно»

«Спасибо»

Поля: «Я тебя встречу в аэропорту»

«Не надо»

Поля: «Не вредничай»

Есть желание поделиться с ней тем, что узнала от Фишера, но почему-то не хочется делать это посредством сообщений. Лучше потом при личной встрече.


*********

Лечу в самолёте и размышляю над тем, какую линию поведения выстроить дальше.

Во время турниров я была сконцентрирована на игре и не позволяла себе много думать о Марселе. Хотя, что уж кривить душой, не думать о нём я не могла. При том, что злилась на него очень. Крайний разговор оставил массу вопросов и ни одного ответа. Ясно, что так или иначе, нам придётся к нему вернуться. При любом раскладе.

«Сели»

Поля: «Жду!»

Ступив на родную землю, ощущаю внутри знакомое волнение. Пока выбираюсь из самолёта и еду в автобусе, это волнение усиливается троекратно.

Нервничаю адски.

Что если Марсель всё же приехал в аэропорт, узнав от Полины дату прилёта и номер рейса?

Что если поджидает меня?

Как на это реагировать?

Получаю багаж. Вместе с толпой прибывших шагаю к выходу в зал, предварительно заглянув в уборную, чтобы посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что выгляжу хорошо.

Волосы уложены. Макияж идеален. Новый брючный костюм ярко-кораллового цвета сидит на мне превосходно. Широкие брюки. Топ с длинными рукавами. Открытые плечи.

Увидела его на витрине одного из лондонских магазинов и в ту же секунду решила купить.

— Тата!

Мне навстречу несётся Полинка.

И да. Она одна. Никого рядом не вижу.

Этот факт позволяет выдохнуть с облегчением, но в то же самое время я солгу, если скажу, что абсолютно не расстроилась. Расстроилась ещё как!

Я ведь ждала встречи с Ним. Я думала, Он встретит меня, не взирая на мои запреты и прочие обстоятельства.

Саднит в груди.

Вот ведь глупая! Размечталась!

— Привет!

Обнимаемся. Целуем друг друга. Подруга, улыбаясь, меня разглядывает.

— Ты такая красивая!

Да уж. Только красоваться оказалось не перед кем.

— Как ты долетела?

— Нормально.

— Я жутко скучала!

— Взаимно. Вызовем такси? — стараюсь не подавать вида, что настроение упало в ноль.

Выше нос, Джугели! Не приехал — и чёрт с ним!

— Я уже вызвала. Идём.

Несколько минут спустя садимся в машину на заднее сиденье.

— Погода сегодня просто отличная! Всю прошлую неделю Москву заливало дождями каждый божий день. А там? — по обыкновению трещит Полинка.

— Там тоже пару раз из-за дождя переносили матчи. Ты забрала из квартиры то, что я просила?

— Ага.

— Спасибо. Сама ехать туда не хочу.

Возомнит ещё, что ищу с ним встречи.

— Ты не пойдёшь на концерт? — неожиданно спрашивает прямо в лоб.

— Не знаю, ещё не решила.

— А с днём рождения поздравлять будешь?

Вздыхаю, глядя в окно.

— Наверное. Хотя, может, и нет, — из вредности заявляю.

— Всё ещё злишься на него?

— Злюсь.

— Вам просто нужно поговорить. Что там с тайным «поклонником»?

— Ничего.

Стоило мне оставить Кучерявого в покое, угрозы прекратились.

— Не обманываешь?

— Я же тебе скрин директа присылала.

— Присылала, — кивает. — Но расслаблядься нельзя.

— К твоему сведению, не только я что-то скрывала, — изрекаю ядовито.

— То есть?

Пересказываю диалог с Фишером.

— Нормально ты считаешь?

— Почему нет?

— В смысле почему?

— Парень решил проблему так, чтобы тебя это никак не коснулось. По-моему, всё очень даже правильно.

— Правильно выкупать меня за моей спиной?

— Не утрируй, Тат. И это… — замявшись, достаёт из сумки шарфик. — Я сейчас кое-что сделаю, ты только не паникуй и не скандаль. Окей?

Меня как-то настораживают её слова.

— Я завяжу тебе глаза.

— Это ещё зачем? — прищуриваюсь.

— Ничего не спрашивай. Так надо, — произносит, потупив взгляд.

— Филатова…

— Расслабься, ладно?

Что? Расслабиться???

Пользуясь тем, что я в замешательстве, действительно завязывает мне глаза.

— И всё-таки чья ты подруга — большой вопрос.

— Это всего лишь навсего небольшой сюрприз, — мурлычет виновато.

— Терпеть не могу сюрпризы.

— Не давит? — елейным голоском уточняет.

— Я с тобой не разговариваю.


*********

Куда едем, остаётся только догадываться.

Какие чувства испытываю — непонятно. Вроде бы и злюсь, оттого что действительно не люблю сюрпризы, поскольку нет контроля над ситуацией, а вроде бы и любопытство просыпается, ведь получается, что Кучерявый целенаправленно не стал меня встречать. Что-то задумал. Вопрос: что?

— Мы приехали, — сообщает предательница какое-то время спустя. — Снимай туфли.

— Чего?

— Надо переобуться. Вот твои кеды. Давай.

Цокнув языком, наощупь выполняю эту задачу.

— Шнурки затянуть?

— Я сама.

— Окей. Погоди, я выйду и помогу тебе выбраться из машины.

— Может я просто сниму чёртову повязку? — раздражаюсь.

— Нет.

Слышу, как хлопает сперва своей дверью и как затем открывает мою.

— Сумка у меня. Выходим. Вот моя рука. Осторожно, не ударься головой. Та-а-ак. Сюда.

Поводырь блин!

— В багажнике мой чемодан, — напоминаю сухо.

— Не беспокойся. Он никуда не денется.

— Уже слышала это в аэропорту, — ворчу.

— Идём. Смело ступай вперёд.

— Филатова, если я сверну шею…

— Не свернёшь. Тут везде ровно. Не бойся.

— Нельзя поступать так, как ты, — недовольно высказываю по дороге.

— Как так? — под дурочку косит.

— Вот так. Это несерьёзно, Полин.

— Зато весело.

— Весело? Кому? Мне — точно нет.

— Маленькое приключение, Тата. Только и всего, — беззаботно лепечет.

— Я бы прекрасно обошлась без приключений.

— Без приключений, чувствую, не получится, — ухмыляется она.

Начинаю улавливать ухом какие-то посторонние шумы. Птицы чирикают. Ветви деревьев шелестят где-то над головой. Какие-то голоса вдали.

— Где мы? — напрягаюсь.

— Скоро всё узнаешь.

Ведёт меня. Ведёт, а терпение имеет свойство заканчиваться.

Трава, кстати, тоже кончается. Под каблуками теперь другое покрытие.

Асфальт?

— Полина…

— Дошли, зай. Здрасьте, это мы прибыли, — докладывает кому-то. — Вот тут аккуратно. Сначала я. Сейчас… О-о-оп. Давай теперь ты. Нащупай ножкой сперва ступенечку.

— Ты издеваешься, Филь???

— Вперёд. Ага.

Покрытие в очередной раз меняется. По ощущениям вообще не могу понять, где нахожусь.

— Наклони голову. Садись.

Коленкой ударяюсь.

Тесно.

— Чтоб вам с вашими сюрпризами хорошо жилось! Обоим.

Она смеётся и помогает занять мне место.

— Добрались, — отпускает мою руку.

— Эй. Куда? — начинаю паниковать.

— Я здесь рядом. Ой, — вздыхает. — Мы готовы.

Это её «ой» вот вообще ни разу не успокаивает.

А «мы готовы?»

К чему?

— Тата, добрый день. Меня зовут Елена, я врач. Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

Вроде.

— Нервничаете?

— А вы как думаете? Меня привезли неизвестно куда, — язвительно парирую.

— Принимали ваши таблетки сегодня и предыдущие семь дней?

— Я всегда их принимаю. Накануне перелёта двойную дозу.

— Как давно был крайний приступ?

— Давно. Пять лет назад.

На дороге. После того ужасного ДТП.

— Измерим давление. Позволите?

Руку сдавливает манжета.

— Что происходит?

Меня настораживает присутствие врача. Ещё и слышу голоса мужчин на фоне.

— Надеваем это, — говорит один из них.

— Угу, — отзывается ассистент Полина. — Тата, поправь сама как удобно.

Наушники. Жёсткие и большие. Шумоподавляющие.

— День добрый, прекрасные девушки. С вами говорит пилот данного воздушного судна. Меня зовут Евгений. Мы находимся на борту вертолёта Robinson R66. Надежный, комфортный, безопасный — всё это о нём.

Снимаю дурацкую повязку с глаз.

Ёпрст!

Я в вертолёте…

— Сегодня наше путешествие сопровождает отличная погода и, надеюсь, ваше отличное настроение.

Дальше всё развивается очень стремительно. Только и успевай ловить момент.

Врач, которая Елена, садится справа от меня.

Предательница, пребывающая в не меньшем шоке, устраивается поудобнее слева.

Начинают работать лопасти.

Пилот проводит краткий инструктаж, проговаривая важные пункты о правилах безопасности на борту и вне. Нам выдают гигиенические пакеты для неожиданностей и после команды, разрешающей взлёт, вертолёт поднимается в небо с площадки.

Полька, зажмурившись, сжимает мою руку, отпустив её лишь тогда, когда открывает глаза и заворожённо прилипает к стеклу.

— Мама дорогая, как мы высоко! — произносит изумлённо.

Эмоции, конечно, не передать буквами. Ощущения совершенно невероятные!

— Наслаждайтесь.

В наушниках играет песня Shouse Love tonight (edit), а внизу под нами простирается живописный пейзаж. Широкая и обзорная прозрачная кабина вертолета позволяет в полной мере им насладиться.

Голубое небо. Лес с зелёными деревьями. Река с двигающимися по ней малыми судами.

Восторг конечно.

Залипаю на вид.

А ещё вдруг вспоминаю, как во время разговора с девчонками обронила в парке аттракционов пять лет назад, что хотела бы полетать на вертолёте. Они тогда как на идиотку на меня посмотрели. Вепренцева сказала, мол, ну и запросы у вас, москвичек.

Неужели Марсель услышал и запомнил? Как это возможно?

Полинка притягивает меня к себе и делает несколько фоток, на которых счастливые мы, как полные дуры, улыбаемся во весь рот.

— Всё хорошо? — интересуется пилот.

Показываю класс.

Внутри дрожит всё при взгляде на окружающую нас картинку.

Летим, наблюдая за тем, как меняется ландшафт.

Парим в небе как птицы.

Это так прекрасно!

— Мне дико нравится, — признаётся подруга.

— Мы снижаемся?

— Да.

Уже?

Не хочется, чтобы полёт заканчивался так быстро.

— Красиво!

— Не то слово! — подхватывает она, вздыхая.

— Тата, вы хорошо себя чувствуете? — врач внимательно оценивает мой внешний вид и состояние.

— Да.

— Прошу вас обратить внимание налево, — раздаётся голос пилота.

Не сразу соображаем, на что именно нужно обратить внимание, однако когда опускаемся ещё ниже я вижу ЭТО.

Снова буквы.

Ярко-красные на обширном поле из зелёной травы.

Гигантские просто.

— Обалдеть, — Полина непроизвольно приоткрывает рот. Похоже, не была в курсе и, как и я, ничего подобного не ожидала.

В горле становится сухо-сухо. В глазах влажно.

Изображение плывёт.

Внутренности будто жгутом стягивают.

Сглатываю.

СТАНЕШЬ АБРАМОВОЙ?

ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ!

— Я такое только в кино видела, — тихо выдыхает Елена-врач.

Пилот и его напарник переговариваются, а чуть позже мы узнаём о том, что садимся.

Из-за переизбытка обрушившихся на меня эмоций фактически пропускаю этот момент.

Буквы всё ближе.

Сердце стучит громче и быстрее.

Мысли разбегаются. Не поймать ни одной.

Полина улыбается.

А меня штормит. Именно не в небе, а на земле, когда уже снимаю наушники и вижу Его через стекло. Красивого. С букетом. В джинсах и белой рубашке, развивающейся от нагоняемого лопастями потока воздуха.

Дух захватывает.

Отпечатываются эти секунды на сетчатке.

Мурашки по коже ползут.

Вряд ли потом вспомню, как выходила из этого вертолёта.

Ноги ватные.

В области солнечного сплетения жжёт.

Дышу через раз, на автомате загоняя в лёгкие кислород.

Пока иду к нему, такое волнение дикое испытываю, что впору начинать переживать о своём самочувствии. Приступ мне сейчас ни к чему, нет.

Цветы. Сегодня и они особенные. Огромный букет нежно-розовых тюльпанов. Именно с ними он появился в моей комнате той памятной осенью, несанкционированно забравшись на балкон.

Шаг.

Шаг.

Ещё один.

И вот мы стоим друг напротив друга. Так близко, но вместе с тем так невыносимо далеко…

Отмечаю абсолютно все детали.

Упавшую на лоб прядь. Напряжённую линию челюсти. Бледность кожи. Тонкую сеточку несуществующих морщинок в уголках глаз. Плотно сжатые губы. Взмах тёмных ресниц.

Не оторваться…

Может и не умеем разговаривать, да, но порой взгляды выражают куда больше слов, верно?

— Привет.

Нервничает тоже. Чувствую.

— Привет. Ты…

— Тата…

Одновременно.

Замолкаю.

И он тоже. Ненадолго.

— Тебе.

Отдаёт цветы, ещё сокращая дистанцию между нами.

Вдох-выдох.

Берёт за руку и тысячи нервных окончаний, реагируя на этот простой жест, пускают по телу дрожь.

— Я безумно скучал, Джугели, — произносит, склонившись ко мне так, что наши лица едва не соприкасаются.

И я скучала. Очень. Но стойко держусь.

— Мы всё решим, — гипнотизирует взглядом. Тяжёлым, пристальным, прожигающим насквозь. — Больше не хочу отпускать тебя, ясно? — вымученно выдыхает. — Никаких пауз. Ты мне нужна. Сегодня. Завтра. Навсегда.

Его скулы розовеют. Смущён, но настроен явно предельно серьёзно. Потому что неведомо откуда появляется маленькая бархатная коробочка с кольцом.

Уровень моей паники зашкаливает.

— Станешь Абрамовой? — толкаясь своим лбом к моему решительно дублирует будоражащий кровь вопрос, который я прочла ещё будучи в небе.

Размыкаю пересохшие от волнения губы.

— Будешь счастлива, — опережая, выпаливает уверенно. — Клянусь, Тата, сделаю всё, что от меня зависит.

Глава 39



Я не знаю, как это работает. Учитывая разлад в отношениях, стоило бы ответить что-то из разряда «я подумаю», но, давайте будем честны, когда заветное «выходи за меня» произносит любимый мужчина, мы безумно счастливы это слышать. В моменте мы не думаем «правильно и рационально». Не рассуждаем логически. Мы забываем про обиды. Отодвигаем на второй план всё то, что беспокоило. Мы просто искренне верим в лучшее и действуем сердцем.

Марсель, по сути, второй раз делает мне предложение. Сколько раз я вспоминала ту последнюю школьную линейку, один Бог знает.

Танец. Роза. Его взгляд. Прикосновения. Слова. Такие важные. Такие нужные!

— Я выхожу замуж за Горозию. Так надо.

— А за меня пойдёшь, если позову?

— Что?

— Чту традиции твоего народа. Замуж выйти предлагаю.

— Ты с ума сошёл?

— У меня есть отличный план, Джугели.

— Что ещё за план?

— Сбежим вместе после вручения аттестатов? Я всё продумал. До Москвы доберёмся на мотоцикле. Там нас встретит семья дяди Беркута. Он поможет. Железобетонно ручаюсь.

— Как поможет?

— Нас распишут.

— И что будет дальше?

— Разберёмся, не дрейфь. Я буду выступать. Ты будешь учиться в универе или в теннис этот свой играть. Любить тебя буду. Как там, и в горе, и в радости. Соглашайся.

Безусловно, тогда я не сказала бы ему «да». Мы были слишком юными, плюс обстоятельства… Они диктовали свои условия.

Но сейчас? Что мешает мне согласиться выйти замуж за человека, к которому я испытываю сильные чувства? Зачем играть в манипуляции? Зачем травить душу ему и себе? Я ведь вот. Стою перед ним. Трясусь от волнения, как осиновый листок. Сердце в бешеном ритме заходится. Грудь разрывает от вихря переполняемых эмоций. Хочется плакать и улыбаться одновременно. Молчать. Кричать.

С кем было также? С кем Тата Джугели, дочь своего отца, была столь живой и настоящей?

Я должна попробовать сделать не так, как надо, а так, как хочется. Глядя в эти глаза напротив, разве можно поступить иначе?

— Да, — выдыхаю тихо, кажется, совсем потеряв голос от волнения.

— Джугели…

Стискивает в своих руках крепко, но бережно.

Его губы накрывают мои.

Поцелуй выходит порывистым, невероятно чувственным, и отчаянным. Если бы не аплодисменты, напомнившие нам о том, что мы не одни, он бы длился вечно. Потому что соскучились до дрожи. Захлестнуло. Растворились в ощущениях. Утонули в нежности и страсти.

Разрывать контакт совсем не хочется, но, приличия ради, нужно.

Марсель отстраняется.

Я, словно в замедленной съёмке, смотрю на то, как он надевает мне на палец кольцо. Дорогое и изысканное, оно сверкает драгоценными камушками на солнце.

— Ребята…

Филатова вся в слезах. Плачет. Обнимает нас по очереди.

— Полинка, не реви, — смущённо улыбаюсь, поглаживая её по спине.

— Всё. Не буду. Растрогалась просто, — шепчет она, заикаясь.

— Молодые люди, повернитесь сюда, пожалуйста.

Здесь, оказывается, и фотограф присутствует.

— Проведёшь этот день со мной? — прижимая меня к своей груди, спрашивает Кучерявый, пока мужчина делает серию снимков.

Киваю.

— А Поля? — наблюдаю за тем, как она общается с пилотом.

— Не переживай. Её отвезут домой. Она любезно согласилась понянчить шерстяного бандита. Идём.

Тянет меня за руку и сюрпризы не заканчиваются. Потому что мы, проследовав по пешей тропе, выходим к деревянному пирсу.

— Это наша? — удивлённо смотрю на пришвартованную белую яхту.

— На сегодня да.

С ума сойти!

— Отправимся в небольшое плавание? Ты не против?

— Не против.

— Нормально себя чувствуешь? — интересуется встревоженно.

— Нет. То есть да. Я в порядке.

— Точно?

— Точно.

— Тогда погнали.

Помогает мне безопасно перейти с пирса на судно. Ведёт за собой. Машет человеку, который им управляет.

— Нам сюда.

Минуя каюту, ведёт на открытую палубу. А там… Белая мебель. Стол накрыт: закуски, салаты, фрукты, ягоды, напитки. Украшено всё вокруг цветами.

Так красиво!

— Ты ведь проголодалась? Ничего не ела в самолете?

— Не ела.

— Отлично. Садись, — отодвигает стул.

Джентльмен мой.

— Абрамов, у меня ощущение, что я сплю, — признаюсь растерянно.

Столько всего за раз, что голова кругом.

— Заметь, я не нарушил твой наказ. Не звонил, не писал, приезжать не стал.

— Ты подстроил нашу встречу! — рука тянется к тарталеткам, ведь живот предательски урчит.

— Хитрить ты не запрещала.

— Как организовал признание на трибунах? Это ведь чужие, незнакомые люди!

— Секрет, — подмигивает.

— Зачем столько цветов? Ты хоть представляешь, как мне жаль было оставлять их в гостинице?

— Мне же надо было как-то общаться с тобой. Чтобы ты про меня не забывала.

Забудешь тут!

— Я смотрел все твои матчи.

Удивлённо выгибаю бровь.

— Обманываешь.

— Нет.

Мне очень приятно, если честно. Я надеялась на то, что он за мной следит.

— Вы с ребятами записали новый альбом?

— Да. Выйдет в день моего рождения. Ешь, а я буду объясняться, — занимает место напротив.

Опять серьёзное, сосредоточенное лицо, а значит, говорить будем о наболевшем.

Вдох. Выдох.

— Ты не принимай на свой счёт моё поведение. У меня было время разобраться в себе. Я понял, что мои загоны — исключительно моя проблема.

— Я пошутила насчёт фамилии, Марсель. Просто сказала, не подумав.

Путём долгих размышлений пришла к выводу, что обидела его той фразой.

— Да дело не в фамилии, хотя это важно для меня, лгать не буду.

— А в чём?

Молчит какое-то время.

— Скажи, как есть.

Достаёт зажигалку из кармана. Поджигает кончик сигареты.

— Мне просто показалось тогда на даче, что ты несерьёзно относишься к нашим отношениям. Не видишь настоящей семьи в будущем. Со мной. Типа я ненадёжный и безответственный.

— Господи, да с чего ты взял? Я ведь ничего такого не имела ввиду.

— Накрутил себя, — пожимает плечом. — Грузанулся тогда жёстко. В общем, ты прости меня, пожалуйста. Как-то глупо и по-идиотски себя повёл. Батя правильный совет дал. Надо учиться ртом разговаривать и обсуждать то, что тревожит. Давай на берегу договоримся, что в нашем браке так и будет?

Браке.

Это звучит так… Непривычно. Волнующе.

— И про детей. Они мне нужны, конечно. Когда-нибудь потом, — затянувшись дымом, добавляет. — Когда достигнешь своих целей в спорте. Когда сама захочешь их тоже.

Чувствую, что краснею.

А под рёбрами такое приятное тепло разливается…

Ему важно. Важно то, что имеет значение для меня. Именно это всегда отличало его от других.

Хочется оказаться как можно ближе.

— Иди сюда, — зовёт, будто прочитав мои мысли.

Встаю.

Усаживает к себе на колени. Тушит сигарету о дно пепельницы.

— Извини, ладно? — примирительно целует в плечо.

— И ты.

Смотрим друг другу в глаза. Запускаю ладонь в его кудряшки. Люблю их. Это мой личный фетиш.

— Ты сказала мне «да», Джугели, — напоминает, возгордившись своей победой.

— Сказала. Уж больно красивое кольцо, — улыбаюсь. — Ай!

Ущипнул.

— Никаких шуток. Станешь скоро моей женой. Ты вообще осознаёшь масштаб?

— Нет.

— Может, оно и к лучшему, — снова притягивает к себе, чтобы поцеловать.

— Мне очень нравится твоя рубашка, — заявляю, пробежавшись пальчиками по груди. — Это было как в голливудском кино. Вертолёт. Она развевается на ветру. Цветы…

— Ты не ожидала?

— Не ожидала. Разозлилась на Филю. Она завязала мне глаза!

— Так было задумано, но про предложение она не знала.

— Нечестно. Это моя подруга!

— Она старалась ради тебя.

Цепляю со стола ещё одну тарталетку. Даю откусить ему. Кусаю сама.

Так и едим всё. Вместе. Не желая разъединяться даже на несколько минут.

— Есть ещё один важный момент.

Яхта плывёт и мы любуемся видом, чуть позже расположившись на самом её носу.

— М? — закидывает в рот виноградину.

— Что за история с выплатой неустойки, Марсель?

— Вот гнида! Растрепал тебе? Вы виделись где-то, что ли?

Эта мысль определённо очень ему не нравится.

— Фишер рассказал. А теперь, будь добр, ты поясни. Почему действовал за моей спиной.

— Потому что это наши с ним тёрки.

— Он сам расторг этот договор! — возмущаюсь, отставляя стакан с лимонадом.

— На словах. Без свидетелей? Ты же понимаешь, что это ровным счётом ничего не значит.

— Выходит, он написал тебе?

— Да. Связался с моим менеджером.

— И какую сумму ты заплатил?

— Неважно, Тата. Решили и решили.

— Ты ничего не сказал мне!

— Зачем я буду тебя в это вовлекать?

— Затем, что мой договор никак тебя не касался.

— Всё, что связано с тобой, касается меня напрямую. Ясно? Всё. Закрыли тему. Не хочу твоих мужиков сегодня обсуждать. Вообще забудь про них отныне. Есть только я. Твой будущий муж, — заявляет, расхорохорившись.

— Замашки тирана?

— Нет, просто меня кроет, когда говорим о них.

— Тогда твоих женщин не обсуждаем тоже.

— Каких ещё женщин, Джугели?

— Таких.

— Не было никого.

Врёт и не краснеет.

— Наглая ложь! Ты с ними спал вообще-то!

Прихватив меня за плечи, укладывает на лопатки и снова целует.

— Ты единственная, с кем я хочу спать.

— Так было не всегда.

— Всегда.

— Ты ещё в школе такой список собрал, что…

— Тата, — своим носом трётся о мой. — Забыли. Обнуляем всё. Есть только я и ты.


*********

Это был потрясающий день. Мы провели несколько часов на яхте, а затем снова поднялись в небо на вертолёте для того, чтобы полетать над вечерней Москвой, оживлённой и пестрящей яркими огнями.

И да. Как же приятно засыпать вместе!

Дурачество с Рокки. Разговоры обо всём и ни о чём. Долгожданные объятия. Горячие, страстные поцелуи. Тепло наших тел…

Честно говоря, совсем не возражала бы, если бы в эту ночь мы зашли дальше обычного, однако Кучерявый, проявив чудеса стойкости и выдержки, неожиданно заявил, что у нас, мол, всё должно быть правильно. Сначала свадьба, потом всё остальное.

В нынешнее время подобное скорее нонсенс, чем правило, но да, меня воспитывали именно так и я благодарна ему за то, что он с этим считается.

Итак. Я абсолютно счастлива в моменте, но уже утром следующего дня эйфория сходит на нет. Виной тому незапланированный визит в тюрьму, на котором настоял Марсель.

— Я бы сама обо всём ему сообщила.

— Скажу прямо, твой отец глубоко неприятен мне как человек, но так не делается. Это не по-мужски, Джугели. Ты выходишь за меня замуж и он должен быть в курсе.

— Я иду с тобой.

— Естественно нет.

Спорим долго и в итоге мне всё же удаётся убедить его в том, что моё присутствие необходимо.

Боже, как же нервничаю, пока ожидаем встречи! Чем она может закончиться, никто не знает.

— Когда ты была тут крайний раз?

— Перед отъездом на турнир. Я приходила рассказать отцу о заседании и решении суда.

— Как отреагировал?

— Сначала не поверил, потом обрадовался.

Выпрямляю спину и нервно сжимаю ладонь Марселя, наблюдая за тем, как отца заводят к нам в помещение.

Сглатываю, дабы смочить пересохшее от волнения горло, пока тот садится напротив, пристально и совсем не по-доброму глядя на парня.

Ненависть, пренебрежение и отторжение. Вот что написано на его лице.

— Привет, пап.

— Зачем ты привела его сюда? — агрессирует с ходу.

— Это была моя инициатива, — вмешивается в наш диалог Марсель, — не её.

Отец мрачнеет и хмурится сильнее, сдвигая густые брови к переносице.

— Я не с тобой разговариваю, — бросает зло.

— Рот затыкать будете кому-нибудь другому, Амиран Гурамович, — чеканит Кучерявый в ответ.

Они сверлят друг друга глазами, и я едва дышу, ощущая, как растёт с каждой секундой напряжение.

— Убирайся отсюда вон!

— Папа, не надо так!

— Сначала поясню, зачем пришёл, — невозмутимо отбивает парень.

Отец прищуривается и стискивает челюсти, щёлкая зубами.

— Ваша дочь скоро станет моей женой. Учитывая предысторию, благословения мы у вас не спрашиваем. Ставим перед фактом.

— Ты кем себя возомнил, щенок?

Резко дёрнувшись, вскакивает со стула и хватает парня за футболку, тоже вынуждая встать.

— Руки уберите, — цедит тот, едва справляясь с собственной злостью.

— Ну-ка сел, — командует сотрудник в форме.

— Жену у меня забрали, теперь решили дочери лишить?

— Вы сами себя всего лишили, — Марсель не менее агрессивно сбрасывает с себя его руки.

— Дура, ты хоть знаешь, чей это сын? — кривит губы. — Вылитый папаша! Двадцать пять лет назад…

— Я всё знаю, — перебиваю.

— Знаешь и всё равно спуталась с ним, — рычит на меня обвиняюще.

— Нас с Марселем ваше прошлое не касается. Мы хотим жить свою собственную жизнь.

— Не будет у тебя никакой жизни с ним. Не посмеешь! Я запрещаю!

— Ваши запреты и ультиматумы больше на неё не действуют.

— Заткнись.

— Я приняла его предложение.

Поднимаю руку, показывая кольцо.

Он багровеет, покрываясь пятнами.

— Ты! — указывает на Абрамова пальцем. — Запудрил ей мозги!

— С этим вы успешно справлялись сами. Целых восемнадцать лет подряд искажая факты.

— Ах ты гнида!

Отец, взбесившись, снова кидается в его сторону.

Драки, кажется, не миновать, ведь Марсель тоже явно не сдержится. Благо, тюремный надзиратель реагирует быстро, не позволяя этому случиться.

— Угомонился!

— Ты не выйдешь за него, — качает головой, испепеляя меня уничтожающим взглядом.

— Выйду, пап.

— Не позорь меня! Ты ведь моя дочь!

— В чём позор? Я просто хочу быть счастливой.

— Идиотка тупая!

— Попридержите язык.

— Закрой свой рот!

— Моё терпение не безгранично, — двигая желваками, предупреждает Кучерявый.

— Марсель, пожалуйста, — оттесняю собой.

Понимаю его состояние, но если он ударит отца, я этого просто не переживу.

— Свидание окончено. Возвращаемся в камеру, — сотрудник правоохранительных органов толкает заключённого в спину, однако тот не двигается с места.

— Ты такая же, как твоя мать! — подчёркивает с презрением.

— Хватит уже говорить про неё плохо. Отпусти свои обиды. Ваша история закончилась много лет назад.

— Если станешь частью этой семьи, умрёшь для меня навсегда, — произносит ледяным тоном, сверкнув при этом глазами.

Часть меня всё ещё воспринимает эти слова болезненно, но я не собираюсь больше подчиняться его приказам.

— Пусть так, — киваю.

— Охренеть. Отблагодарил дочь за то, что бизнес вернула, — хмыкает Марсель.

— Пошёл вперёд, — командует конвоир.

Они проходят несколько шагов, и у выхода отец оборачивается.

— Клянусь, прокляну до пятого колена, если выберешь его, — обещает на полном серьёзе, впившись в меня взором, полыхающим лютой яростью.

— Проклинай, — пребывая в неком ступоре, отзываюсь тихо. — Я его люблю и на этот раз никому не позволю повлиять на наше будущее.

Глава 40



Марсель


Пока покидаем территорию, огороженную колючей проволокой, Тата, бледная и расстроенная, молчит. Да и я, говоря по правде, не могу подобрать цензурных слов, способных описать эту встречу.

Папаша у неё — урод тот ещё, конечно. Разумеется, я был готов к тому, что он не встретит меня с распростёртыми папскими объятиями, но чтобы прям вот так…

— Стой.

Торможу прямо посреди аллеи. Сгребаю девчонку в охапку и прижимаю к груди.

— Прости за то, что всё так, — говорит она тихо.

— Извиняешься за него? Ты серьёзно? — целую висок и чуть отодвигаюсь.

— Ты не заслужил того, что услышал.

— А ты заслужила?

— Я привыкла.

— Тата… — замечаю влажные дорожки на щеках и, нахмурившись, аккуратно стираю одну из них пальцем.

Там держалась молодцом, а тут прорвало, видимо. Накрыло.

— Не плачь, детка.

Не могу видеть её слёзы ещё со школьных времён. Это зрелище — лезвием по сердцу.

— Он смирится однажды.

— Смирится? — повторяет за мной и качает головой.

— Возможно не сразу, а через какое-то время.

— Нет. Этого не произойдёт, Марсель.

— На самом деле и такой пример есть, — говорю ей честно. — Далеко ходить не надо. Матушкины предки батю так и не приняли. Дядя Лёха приезжает иногда, а бабушка нет. Нас для неё не существует.

— Почему так?

— Не одобрили выбор дочери. Даже много лет спустя. И ничего. Как видишь, живём своей дружной семьей душа в душу. Всё зашибись.

— И у нас так будет? — поднимает глаза и смотрит на меня с надеждой.

— По-любому. Я же пообещал тебе.

Обнимает крепче и прислоняется к плечу.

— Страшно, вдруг нет, — шепчет осторожно.

— Да с чего бы? — напрягает её неуверенность.

— Не знаю. Странное предчувствие.

— Что ещё за предчувствие?

— Тревожно. Ещё и отец собственный проклял…

— Не забивай голову ерундой. Он выдал эту чушь в пылу злости. Мы же на него такую новость бомбезную обрушили. Закачаешься.

— Он возненавидел меня ещё больше.

— Ожидаемо. Ты ведь нарушила всевозможные запреты. Выходишь замуж не за грузина. Ещё и за сына врага, получается. Естественно, его кроет.

— Пусть. Мне всё равно.

— Правда?

— Я устала играть свою роль, — вздыхает, обжигая шею горячим дыханием. — Не хочу быть марионеткой в его руках. И орудием мести матери тоже.

— Ты сказала ему, что любишь меня, — заботливо напоминаю, ощущая, как грудную клетку распирает от фейерверка эмоций.

Я, признаться, не ожидал. Когда эта фраза прозвучала, её смысловая нагрузка дошла до меня не сразу. Ступор конкретный в ту секунду словил.

— Сказала, как есть.

Судя по голосу, смущается и напрягается.

— Значит, всё-таки потеряла от меня голову?

Чувствую, как улыбается.

— Ещё нет.

— Держишься из последних сил?

Смеётся.

— Спорим, скоро это случится?

— Буду ждать.

Мягко поймав в захват подбородок, всё-таки вынуждаю взглянуть мне в глаза.

— Повторишь ещё разок?

— Марсель…

Её скулы красочно розовеют.

Ладно, хорошего понемножку. Не будем давить и выжимать из неё это признание. Она, похоже, и сама в шоке с того, что озвучила свои мысли. Причём не просто мне наедине сказала, а при папаше о своих чувствах заявила.

Вот это я понимаю!

Довольный как слон, улыбаюсь тоже, а затем просто притягиваю к себе её лицо для того, чтобы поцеловать эти прекрасные губы. Сладкие, сочные, мягкие, нежные и такие манящие…

Вот мой язык ловит её, вовлекая в незатейливую игру.

Закрываю глаза и бессовестно наслаждаюсь тем, как она отзывается на эту провокацию, тут же запуская своими действиями ряд химических реакций по моим венам.

Какой же это кайф! Когда сама вот так горячо отвечает мне…

Клянусь, если бы не некоторые особенности физиологии, целовал бы и целовал. Только её. До конца грёбаной жизни.

— Молодые люди, совсем стыд потеряли? — слышу сердитое замечание, прилетевшее откуда-то сбоку.

Иди дальше, тётя.

Но Тата, естественно, тут же отстраняется, а рядом с нами вскоре паркуется пожилая пара.

— Негде этим заниматься больше? — ворчит старушенция, облачённая в клетчатое платье. — Ни стыда, ни совести!

Джугели смущается пуще прежнего.

— Да ладно вам! Прямо преступление. Сами, что ль, никогда так не делали?

— Раньше порядочные девушки вели себя иначе.

— Она у меня самая порядочная из всех возможных, — подчёркиваю с гордостью.

— Что-то непохоже, — оценивающим и чисто по-женски завистливым взглядом изучает мою прекрасную спутницу. — Скромнее надо быть, милочка! — выводит по итогу.

— Завязывайте с нотациями, — цокаю, закатывая глаза.

— Кругом порнография! Куда не глянь.

— Галя!

— Это не порнография. Это любовь.

— Срам устроили средь бела дня! — по новой начинает.

— Дед, поцелуй её, а? Мож поостынет и подуспокоится? — обращаюсь к тощему старику, сопровождающему даму.

— Ох нет, — отмахивается тот, — безнадёжная идея, отравлюсь. У этой гремучки слюна с юных лет ядовитая.

— Это у кого там голос прорезался?

Женщина переключается на своего мужа, а я тяну Джугели по направлению к такси.

— Как неудобно вышло, — парится девчонка.

— Да забей. Баба Галя просто тоже так хочет, — подмигиваю.

— Ну не знаю.

— Отвечаю: она бы душу продала за твоё платье. А если точнее, за то, что под ним, — поигрываю бровями. — Я про твоё тело: молодое, подтянутое и сексуальное.

— Ты как скажешь, Марсель, — смеётся, стукнув меня по плечу.

— Так и есть. Утро доброе. Не заняты? — наклонившись к окну, интересуюсь у изнывающего от жары водилы. — В одно место нас не отвезёте? Плачу двойной тариф.

— Садитесь.

— Мы куда? — спрашивает Тата, когда забираемся в салон. — Домой?

— Нет. Хочу кое с кем тебя познакомить.

— Может, достаточно знакомств на сегодня? — выражает сомнения относительно моих планов.

— Расслабься и не дрейфь, — переплетаю её пальцы со своими и сцепляю замком. — Уверен, всё будет ништяк.

Оплачиваю переводом поездку.

Тата всю дорогу настороженно смотрит в окно, не понимая, куда я её везу.

— Это твои родственники? — гадает по пути, опустив голову на моё плечо.

Усмехнувшись, хмыкаю.

— В каком-то смысле да.

Поворачивается ко мне. Нахмурившись, выгибает бровь.

— Да не волнуйся ты так, Джугели! Выдохни.

— Сложно не волноваться, когда абсолютно не владеешь информацией. Мы ещё и из Москвы уехали так-то…

— Расслабься. Хочу, чтобы ты хорошо провела время.

Обречённо вздыхает и укладывается обратно на плечо.

Достаю телефон. Пишу Горькому о том, что буду недоступен сегодня и что на репе объявлюсь только завтра.

— Приехали, — сообщает водитель.

Ставлю авиарежим. Пусть ничто не отвлекает меня от моей девчонки.

— Гоу, — выхожу из машины и помогаю ей выбраться следом.

— Парк-отель? — читает вывеску.

— Да, тебе тут понравится.

Веду её за ворота. По тротуару, выложенному плиткой, направляемся к зданию отеля.

— Как тут красиво, — Тата с интересом разглядывает местность.

Лавочки, ландшафтные скульптуры, симметрично высаженные деревья, клумбы с цветами.

— Подождёшь меня? — нехотя отпускаю её руку.

— Ладно.

— Никуда не уходи.

— Я буду здесь, у фонтана.

— Загадай желание, там живут золотые рыбки.

Подмигиваю и, взбежав по ступенькам, захожу в парадные двери. Отыскав знакомого администратора, быстро организовываю нам люкс и резервирую лучший столик в ресторане.

Возвращаюсь на улицу минут через десять. Моя будущая жена, как и обещала, стоит у фонтана, общаясь с рыбами.

— Всё, я тут, — обнимаю сзади и целую в скулу. — Можем идти.

— Куда?

Снова беру её за руку.

— Марсель…

— Терпение.

Мощёная дорожка ведёт нас под арку.

— День добрый, — обращаюсь к женщине, сидящей в небольшом деревянном домике-ларьке.

— Здравствуйте. Вы вдвоём?

— Да. Нам билеты и всего добра по паре, — вытаскиваю из кармана наличку. — Правила знаем.

— Вот. Пожалуйста.

— Спасибо. Держи, — передаю пакеты с хавчиком девчонке.

— Это… — она растерянно рассматривает содержимое. — Морковка, яблоки, капуста.

Слышим чей-то рёв за забором.

— Погнали. Они уже ждут тебя.

Шагаем вдоль живой изгороди ещё метров двести, поворачиваем направо и проходим через калитку.

— Зоопарк?

В нос ударяет характерный запах животины.

— Чё? С родственничков моих начнём? — веду её к первому ограждению.

Козлы, завидев нас, резво бегут навстречу. Их четверо: чёрный, белый, коричневый и пятнистый. Персонажи всех мастей, блин.

Подходим ближе.

— Ме-е-е!

Один из них встаёт на две ноги и тянется вперёд.

— Покорми его капустой. Только пальцы держи вот так, — показываю, как надо.

— У него такая смешная борода!

— Считается, что густая и длинная борода нужна самцам для привлечения самок.

Она вскидывает бровь.

— В период брачных игр они опускают голову к земле и трясут ею, демонстрируя свою мощь и самые серьезные намерения.

Тата смеётся.

Козлы, толкая друг друга, борются за еду.

— А у этого кудрявая чёлка, глянь!

— Ага.

Переводит взгляд с меня на чёрного козла и обратно.

— Похож. Да, — озвучиваю её мысли.

— Город пепла на минималках. Белый — самый наглый. Ромасенко.

И правда, манера поведения — точь-в-точь Макс. Даже взгляд такой же, набыченный.

— Коричневый — Горький.

— Мускулистый интеллигент, — соглашаюсь.

Стоит чуть в сторонке и преспокойно ест свою капусту, лениво наблюдая за толкучкой.

— Пятнистый — Чиж. У него добрые глаза.

Реально, морда самая приятная.

— Идём дальше.

Увожу её от козлов к ослику. Уж больно вид у него несчастный.

— Здорово, малой.

— Он позволяет тебе себя трогать?

— Ну так друган же мой.

— Ты уже приезжал сюда, да?

— Много раз. Дай ему кусочек яблока.

Тата протягивает раскрытую ладонь. Осёл аккуратно забирает предложенный перекус.

— Какой он милый!

— Погладь.

— Не укусит?

— Нет.

Она ласково касается его макушки.

— Хорошенький! — мило сюсюкается, скармливая ему очередной кусочек фрукта. — А там кто?

— Лось.

— Ой, какие шикарные рога!

Знакомимся с ним и с семейством оленей. Гладим пони. Двигаемся дальше. Наблюдаем какое-то время за лисой, потом за хитрожопым енотом.

— Осторожно.

— Сейчас опять понесёт, смотри.

Маленький полосатый зверь тащит угощение в свой домик. Прячет его там, а потом неожиданно для нас хлопает дверцей, закрываясь в своих апартаментах.

Ржу.

— Тонкий намёк.

— Видимо, устал от нашего внимания. Уединения захотелось.

— Идём.

У небольшого водоёма топчутся горластые гуси. Угощаем их тем, что осталось.

Проходим мимо вольеров с птицами. Сова недовольно щурится. Ястреб внимательно следит за нашими перемещениями. Орёл, сидя на крыше своего пентхауса, раскрывает крылья.

— Понторез, блин.

— Клюв такой мощный…

Шагаем в самый опасный угол. Медведь. Львица. Пантера. Любуемся хищниками через широкое двойное ограждение, установленное в целях безопасности.

Продвигаемся направо.

Делаем угарные селфи с ламой. Обходим стороной верблюда, поглядывающего на нас как-то не по-доброму. Заходим в отдельное здание, где располагается террариум.

Рассматриваем ящериц, пауков, варанов и змей. Одну из них работник зоопарка даёт подержать бесстрашной Джугели.

Ух, как она шикарно с ней смотрится!

— Тебе понравилось? — спрашиваю уже за пределами зоопарка.

— Очень! Мы точно никого не пропустили?

— Точно.

— Теперь куда?

Она довольна. Улыбается и светится.

— Поужинаем. Не возражаешь?

— Я голодная, — утвердительно кивает.

Направляемся к ресторанному комплексу. По пути встречаем небольшие водоёмы, каменистые тропинки, симпотные ёлочки.

— Лебеди…

Останавливаемся понаблюдать за парочкой, грациозно плывущей по воде.

— Говорят, что они создают пару один раз в жизни, а когда партнер умирает, одинокий лебедь тоже погибает от тоски.

— Если так, то это очень печально, — расстраивается.

Вот кто меня за язык тянул?

— Идём.

— Мне нравится это место.

— Тут клёво. Лес. Тихо, спокойно. Птицы щебечут. Когда мне рвало башню, я выключал трубу, приезжал сюда и зависал в отеле на пару дней.

— Нам туда?

— Да.

У деревянной резной беседки нас встречают.

— Добрый вечер. Проходите. Меня зовут Оксана.

Устраиваемся за столом, листаем меню. Заказываем всякую всячину, пока у неё есть аппетит. Фаршированные баклажаны. Мясную тарелку. Жареный сыр. Хачапури по-мигрельски. Два цезаря. Креветки в темпуре.

Едим. Потом долго гуляем по территории парка. Разговариваем и целуемся до тех пор, пока не начинают неметь губы.

Смотрю на неё. Прикасаюсь к лицу, волосам. Слушаю её заливистый смех. Держу за руку.

Я в состоянии эйфории. Чёрт дери настолько хорошо, что даже страшно. Как будто во сне эти дни живём. Не верится, что всё в реальности происходит.

Под звуки вечернего леса выкуриваю на балконе две сиги подряд. Тихо возвращаюсь в номер. Плотно прикрываю стеклянную дверь.

Тата сладко спит.

Обещала дождаться, пока выйду из душа, но, видимо, её сморило. Очень насыщенным выдался день.

Щёлкаю пультом, вырубая телек. Выключаю ночник и максимально аккуратно забираюсь в постель, чтобы не разбудить.

— Марсель… — лепечет она сонно.

— Спи. Всё хорошо.

— Иди ко мне под одеяло, — бормочет тихо.

Копошится, вынуждая исполнить её просьбу.

Так себе затея, конечно, когда задача номер один — контролировать свои низменные желания.

— Ближе, — шепчет она недовольно.

Пододвигаюсь.

— Ещё.

Помоги мне, Всевышний!

Пристраиваюсь сзади. Обнимаю её, прижимая к груди.

Носом зарываюсь в волосы.

Пиздец мне.

Уснуть не выйдет. Каждый изгиб её потрясного тела чувствую и думать могу только об этом.

— Горячий.

Соприкасаемся кожей в некоторых местах и моя действительно горит, потому что по венам шарахает дурная вскипевшая кровь.

Вдыхаю её аромат, окончательно взрывая рецепторы.

Кружится голова. Я пьян, но не из-за алкоголя. Из-за Неё.

— Ты так приятно и вкусно пахнешь…

Не удержавшись, оставляю поцелуй на тонкой шее. А затем ещё один. И ещё. Потому что она сама подставляет её, выгибаясь навстречу.

— Даже не представляешь, как сильно я тебя хочу, — севшим голосом в самое ухо.

Забираюсь под футболку.

Плоский живот подрагивает. Глажу его и чувствую, как сбивается её дыхание.

— Тата…

Молчит.

Наглею.

Веду ладонью выше. Накрываю полушарие обнажённой груди и оба подвисаем на мгновение от ощущений.

Твою мать.

Представляю, как это выглядит и совсем отлетаю.

— Марсель…

Уровень моего возбуждения зашкаливает. С каждой секундой становится всё труднее бороться с похотью.

Мне нужно хотя бы что-то. Не могу обуздать природу.

— Хочу потрогать тебя там, — лизнув, зажимаю мочку уха губами и уверенно веду ладонь вниз. — Ты ведь тоже хочешь, чтобы я это сделал?

Испугаться не успевает.

Вздрагивает всем телом, когда касаюсь пальцами внизу и рвано выдыхает, едва начинаю выписывать ими незатейливые круги.

— Я просто немного поласкаю тебя. Не нервничай, — снова целую в шею так, как ей нравится. Нежно-грубо. Грубо-нежно.

— Марсель…

Прикусываю, в какой-то момент одурев от страсти и, услышав тихий будоражащий стон в ответ, совсем борзею, отодвигая полоску трусов в сторону.

— Не… М-м-м…

В унисон.

Блядь-блядь-блядь.

Ругаюсь то ли вслух, то ли про себя.

Окаменевший от возбуждения друг болезненно дёргается в трусах, реактивно реагируя на происходящее.

— Ты такая мокрая…

— Прости, — смущается и сжимает ноги.

Чего? Прости?

— Нет, нет. Это офигенно. Тебе нечего стыдиться. Так и должно быть, — спешу погасить зародившуюся панику.

Разворачиваю лицо к себе. Жарко целую в губы, продолжая при этом исступлённо её ласкать.

Когда перестаёт отвечать на поцелуи, отпускаю, позволяя лечь на подушку.

— М-м-м…

Растирая влагу пальцами, слушаю самые потрясающие звуки на свете, непроизвольно срывающиеся с её губ.

Дышит часто-часто. Левой рукой зарывается в мои волосы.

Дьявол! Как же хочу оказаться в ней! Как хочу!

— Марсель… — снова повторяет моё имя.

Выгибается.

Задохнувшись, издаёт тихий протяжный стон и, замерев на доли секунды, дрожа, впервые чувственно кончает в моих руках.

Я от этой картинки едва сам не финиширую в трусы.

Грудак ходит ходуном. Пульс шумит в ушах. Сердце оголтело тарабанит о рёбра, намереваясь вырваться.

Минуты утекают.

Молчим.

Дышим вразнобой.

Так и лежим в позе ложки.

На контрасте. Она — расслабленная, в разрядке. И я — взвинченно-возбуждённый до предела.

Неудовлетворённый, измученный голодом, но, сука, счастливый. Счастливый просто оттого, что ей хорошо…

Глава 41



Тата


Сдвигаю левую стойку сантиметров на тридцать. Отхожу чуть назад и прикидываю, хорошо ли смотрится.

Крайние шары плавно покачиваются из-за моих манипуляций, приводя в движение десятки остальных, обитающих под потолком.

Загрузка...