Просто Марго

В годы первой мировой войны в батумском регионе власть пытались удержать белые, красные и грузинские националисты. А с декабря 1918 года по июль 1920-го в Аджарии хозяйничали англичане, привлеченные, прежде всего, нефтяным терминалом Батума. Одним из нефтеперерабатывающих заводов владела семья парижского банкирского дома Ротшильдов, другим заводом «Товарищества Братьев Нобель» руководил Эммануил Нобель. Именно на заводе Ротшильда в 1902 году Коба (он же товарищ Сталин) организовал многотысячную забастовку рабочих, принявших участие в марше протеста у здания военного губернатора. По митингующим войска открыли огонь, и было много убитых и раненых.

И типографию, в которой печатались листовки, полицейские тоже нашли. Коба был арестован, но впоследствии очень гордился этим фактом своей биографии.

В период английской оккупации в городе Батуме царил настоящий военный порядок. Командовал всем военный губернатор английский генерал Кук Колисс, красовавшийся перед жителями города в своем ярко-красном кителе с золотыми пуговицами. Да и сама британская армия являлась неким примером воинской доблести и дисциплины, тем самым заслужив высокое уважение у батумчан. Английские солдаты всегда были добротно одеты, хорошо выбриты, смотрели бодро и приветливо. От всякой мошкары и комаров им выдавали специальные сети, да такого высокого качества, что местные модницы слезно выпрашивали у них эти сети и шили себе из них великолепные модные платья.

Статные английские офицеры, заглядывавшиеся на этих местных модниц, носили открытый мундир с длинными полами и большими карманами сбоку, брюки с обмотками цвета хаки и двубортные шинели тоже цвета хаки с погонами, имевшими спецзнаки и знаки различия. Несмотря на комендантский час, в городе, особенно в вечерние часы, царила атмосфера веселья и разгула. Работало множество кабаков, ресторанов и баров, в которых проводили свое свободное от службы время английские офицеры, сильно подвыпившие, но никогда не учинявшие ни дебошей, ни беспредела в этих заведениях.

Но после значительных осенних неудач Белой армии Деникина 1919 года на юге России Ллойд Джордж открыто заявил в английском парламенте о невозможности до бесконечности финансировать белые русские правительства и неправильности взвалить на плечи Англии страшную тяжесть, каковой является водворение порядка в стране, раскинувшейся в двух частях света.

Это означало только одно – скорый конец английской оккупации. Русским генералам Деникину и Врангелю было предложено с английской стороны прекратить неравную борьбу и при посредничестве Англии вступить в переговоры с советским правительством. Естественно, это было неприемлемо для Белой гвардии. Тогда Англия полностью оставила без помощи Белое движение, постепенно выводя свои войска из Грузии.

Вазилис Савулиди, недавно прибывший в Батум, город своей мечты, был очень доволен своей жизнью. Ему нравился этот многонациональный вертеп, который не очень то и отличался от его родного Трапезунда ни климатом, ни обычаями и в котором молодой человек чувствовал себя почти как у себя дома. Жил он у дальнего родственника своей тетки Мелиты, тоже понтийского грека, помогая тому в его небольшой ремонтной мастерской.

Как беженцу Вазилису предстояло легализовать в чужой стране свое положение, и он отправился в местную контору, занимавшуюся такими как он.

В приемной за столом сидел с важным видом грузин, а рядом стоял английский военный. Они смерили взглядом Вазилиса, начав вести почти допрос с пристрастием.

– Предъявите ваши документы, молодой человек! – приказал грузин.

– Да вот, пожалуйста, – совсем оробев перед ними, Савулиди протянул свернутую вдвое бумажку.

– Значит вы понтийский грек из Трапезунда, так?

– Именно так.

– А что вас вынудило бежать из Турции?

«Что меня вынудило?! А то вы это хорошо не знаете? Вас бы туда хотя бы на месяц отправить к туркам! Я посмотрел бы, как вы после этого такие вопросы осмелились бы задавать?!» – возмутился про себя Вазилис, но внешне никак не проявив свои эмоции, кратко ответил им.

– Геноцид греческого народа.

– Да… Понимаю… А грузинский откуда так хорошо знаете?

«Еще один глупый вопрос! По-моему, они надо мной просто издеваются».

– У нас двор был многонациональный, с детства говорю на грузинском и аджарском языках, – так же невозмутимо ответил молодой человек.

– Ну, хорошо, я вижу, ты парень положительный, серьезный, кстати, ты где здесь живешь, работаешь?

– Я живу у моего дальнего родственника и работаю в его ремонтной мастерской. Можете проверить.

– Обязательно проверим это. А пока мы выдаем тебе временное разрешение на проживание в Аджарии. Но ты должен понимать, что в любой момент власть может поменяться и тогда эта бумажка станет недействительной. На прощание дам тебе один совет, парень: если сюда придут большевики, поменяй свое имя на русское Василий и отчество возьми Дмитриевич. Так тебе легче будет здесь жить.

– О, большое спасибо за такой дельный совет! Я обязательно воспользуюсь им. До свидания.

Выйдя из полицейского участка, радостно присвистывая, молодой человек пошел немного прогуляться по приморскому бульвару. Ему так нравилось это место, что в каждый свободный вечер он стремился именно сюда, пройтись по великолепному Николаевскому бульвару Батума, где было всегда оживленно и людно. Его длинные тенистые аллеи, усаженные различными тропическими растениями, шикарными многолетними магнолиями, от больших белых цветков которых распространялся такой сильный сладковатый запах, что немного начинала кружиться голова; возносившимися к небу юкками, кипарисами и пальмами, под тенью которых можно было приятно отдыхать часами, – все радовало глаз и заставляло вновь не раз возвращаться туда.

А уж какой великолепный вид открывался с бульвара на морское пространство и главный кавказский хребет с заснеженными вершинами, прямо дух захватывало!

Помимо природных красот, на бульваре имелся ресторан, на открытой веранде которого четыре раза в неделю играл оркестр. Под исполняемые им модные мелодии того времени элегантные дамы и их кавалеры грациозно танцевали на глазах у всех. Это зрелище очень привлекало многочисленных прохожих, прогуливающихся по бульвару. Обычно они усаживались поудобнее на скамеечках напротив ресторана и, не стесняясь, глазели на танцующих.

Для бедного греческого парня, еще ничего хорошего, кроме горя и бед, в своей молодой жизни не видевшего, это зрелище было просто завораживающим, волшебным, от которого он не мог оторвать своих восхищенных карих глаз!

Конечно, на данный момент своей жизни Вазилис Савулиди не мог позволить себе пойти поужинать в ресторан, пригласив с собой какую-нибудь симпатичную молодую барышню, но у него были четкие намерения на свое будущее: стать если не богатым, но хотя бы прилично зарабатывающим человеком. И тогда наверняка у него появится красивая, из приличного общества невеста, с которой он также, как вон те господа, сможет красиво, на зависть другим проводить время. А сейчас ему приходилось довольствоваться малым: имея в кармане лишнюю копеечку, он обычно шел побаловать себя в припортовую хачапурню, где покупал себе кусочек свежайшего сулугуни или свежевыпеченную кукурузную лепешку мчади, а в праздничные дни позволял себе хачапури по-аджарски, запивая его вкуснейшим местным лимонадом.

Пройдя почти весь бульвар до ресторана, Вазилис решил отдохнуть на лавочке и еще раз полюбоваться нарядной публикой, важно проходящей мимо него. Он сидел, положив ногу на ногу, слушая виртуозную игру оркестра, смотрел на танцующих, держа в руке длинную сладкую колбасовидную чурчхелу, откусывал от нее маленькие кусочки, медленно со смаком пережевывая их. Как вдруг он увидел ЕЁ, вернее, их, симпатичную даму и ее двух дочерей, медленно прогуливающихся по аллеям бульвара и закрывающих свои прекрасные лица от весеннего солнца кружевными зонтиками. В период гражданской войны мода на аристократическую бледность постепенно отходила, и дамы предпочитали иметь более загорелые лица, но эти барышни, наверное, придерживались классического канона красоты, оберегая свою нежную кожу от южных лучей.

Одеты женщины были очень элегантно, согласно моде того времени. Дама в английском костюме – в двубортным жакете и укороченной юбке до щиколоток из тонкого джерси темно-синего цвета, в черных чулках под цвет черных туфель с перепонкой впереди, держала в одной руке в дневных перчатках на две пуговицы изящную дамскую сумочку из замши.

Молодые барышни были одеты в так называемые универсальные платья прямого покроя с накладными воротничками и расширенными юбками темно-серого и бордового цветов, несли сумочки под цвет своей одежды, а их длинные, густые темно-русые волосы были аккуратно забраны кверху и заколоты костяными гребешками и заколками, украшенными настоящим мелким жемчугом.

Савулиди не раз встречал это благородное семейство здесь, на батумском бульваре, состоящее из мамы и двух дочерей, одна из которых на вид была постарше, а другая помладше. Именно та, которая была на вид постарше и немного повыше ростом, очень приглянулась ему! Иногда, когда три женщины медленно проходили мимо него, Вазилису удавалось услышать отрывки их разговоров, из которых он понял, что они здесь находятся временно, что глава семьи воюет в Белой армии против большевиков и что они очень беспокоятся за него и ждут не дождутся воссоединиться с ним. Также он узнал, что старшенькую зовут Александра, а младшую Ксения.

«Как бы мне с ними познакомиться! – в голове юноши возникали разные варианты, но ни один, как ему казалось, не подходил для знакомства с такой утонченной барышней. – Мне так нравится Александра! Я почти в нее влюблен! Но, увы, шансов, и это надо честно признать, у меня совсем мало! Она барышня из высшего общества, а я кто такой?!» – с такими упадническими мыслями, он не переставал восхищенно смотреть в сторону девушки. С тех пор Вазилис стал приходить на бульвар только ради этой прекрасной девушки. Ради того, чтобы хоть мельком увидеть ее и услышать ее ангельский голос. Но до сих пор реального шанса познакомиться с ней судьба не предоставила влюбленному греческому юноше.

Валентина Сергеевна Юдина с дочерьми Ксенией и Александрой, благополучно добравшись из Курска в Батум, временно проживали в местной гостинице. При этом не проходило ни дня, чтобы она не справлялась у знакомого английского генерала, как обстоят реально дела на фронте и в армии генерал-лейтенанта Антона Деникина. Считая это своим долгом, высокий военный чин охотно докладывал Юдиной о ситуации на фронтах.

– Вы, леди Юдина, не беспокойтесь. Пока все идет хорошо, они побеждают, хотя им и пришлось немного отступить, – все же пытаясь скрыть от нее истинное положение дел, говорил он.

– И это вы называете «немного»?! – возмутилась Валентина Сергеевна. – Вы что же себе думаете, милейший, я газет утренних не читаю? Скажите честно, умоляю вас! Англия будет продолжать нам помогать?!

– Не знаю, леди, не знаю, – отводя взгляд в сторону, отвечал генерал. На тот момент англичане для себя уже решили, что война для белых почти проиграна. Принципиальное решение по этому поводу уже было принято в английском парламенте.

– Вам все равно не следует ни о чем волноваться, дорогая Валентина Сергеевна. Я лично пообещал Антону Ивановичу и вашему дражайшему супругу, полковнику Юдину, обеспечить вам и вашим очаровательным дочкам полную безопасность здесь, а в случае нашего ухода из Батума успешно доставить вас в Европу на нашем военном корабле.

– Все-таки я подозреваю, что на самом деле ситуация сложилась не в пользу Белой гвардии, раз вы все же подумываете об окончательном отъезде?! – она больше всего этого опасалась, но не допускала и мысли, что с ее любимым Сашей может что-то плохое случиться.

– Только прошу вас, любезный, сообщить мне заранее об отъезде, а то нам в три дня пришлось собрать вещи, уезжая из Курска, – убедительно попросила генерала она.

– Конечно, конечно, мы вас оповестим, я думаю, минимум за неделю, – заверил жену полковника военный, с сочувствием посмотрев на нее. Английскому генералу не только было достоверно известно, что в середине лета, а сейчас была уже весна, 1920 года они покинут Грузию, но у него в рабочем сейфе уже лежало доставленное с фронта поручиком Васильевым письмо от полковника Юдина для его семьи. На словах было передано, что генерал Деникин с печалью удостоверяет, что шансов выжить после тяжелого пулевого ранения у полковника почти нет, но, чтобы не огорчать его близких и, не дай Бог, чтобы они не передумали уезжать из России, ничего про это им не говорить, а передать это последнее письмо полковника семье только тогда, когда те благополучно доберутся до Ниццы.

Но все это случится потом, а пока Юдина с дочерьми, нарядно одетые, почти каждый вечер прогуливались по батумскому бульвару. Лишь только в дождь или в ветреную погоду дамы не приходили сюда, в то время как понтийский юноша Вазилис Савулиди приходил на бульвар в любую погоду, хотя и понимал, что вряд ли в проливной субтропический дождь барышни выйдут на прогулку. Он просто уже не мог прожить и дня, не увидев хотя бы издалека свою обожаемую Александру.

Сама же Валентина Юдина давно заприметила этого молодого человека, каждый раз, когда они прогуливались по бульвару, сидящего на скамейке и не сводящего глаз с ее дочерей. Правда, она не сразу поняла, которая из них ему больше понравилась. Проходя мимо него, Юдина-старшая смотрела на юношу свысока, бросая на него такой снисходительный, полный жалости взгляд, как бы говорящий: «Бедный юноша, угораздило же тебя влюбиться в мою дочку! Ты же, как я погляжу, совсем простой и бедный парень!»

Только вот зря благородная дама тогда так на него смотрела! Потому что и года не пройдет, как этот бедный парень станет ее затем. В отличие от строгой маман, сестрам Юдиным юноша очень даже приглянулся. Завидя его еще издалека на бульваре, девушки улыбались и, хихикая, друг другу вполголоса шептали.

– Смотри, Сашенька, опять этот парень вон там на лавочке сидит! Он смотрит на тебя как заколдованный! – обратила внимание сестры Ксения.

– Да ладно тебе, сестренка, преувеличивать! Обыкновенно смотрит! Просто наши лица ему уже знакомы, ведь мы так часто сюда с маменькой приходим!

– Хорошо, сестренка, пусть будет по-твоему! Только мне почему-то кажется, что скоро мы с ним лично познакомимся.

И только юная провидица Ксения изрекла эту фразу, как ее старшая сестра Александра, неудачно оступившись об камень, сломала французский каблук своей туфельки-«рюмочки».

– Ой, какая я все-таки неуклюжая, маман, я, кажется, каблук сломала! Как же нам дойти сейчас до дома? Далеко же! И извозчиков что-то не видно! – девушка растерянно вертела в руке отвалившийся каблук и никак не могла понять, что ей дальше делать.

– А я тебе все время говорила, душа моя, что лучше на прогулку надевать высокие ботиночки на шнуровке, как у Ксюши, сейчас бы этого не произошло! – упрекнула ее мать.

– Не ругайте меня, пожалуйста, мама, ну что поделаешь, случается!

– Ничего страшного и вправду, маменька! Дома, слава Богу, другие туфли имеются! Будем ждать извозчиков, нам отсюда далеко в гостиницу возвращаться, – защищала Ксения сестру.

И они присели втроем на лавочку в ожидании экипажа.

Увидев все это издалека, Вазилис понял, что ему, наконец-то, выпал шанс познакомиться с барышней. Если он его упустит, другого подходящего случая может и не представиться больше. Он собрался с духом и рискнул подойти к лавочке, где они все сидели.

– Добрый день, уважаемые дамы, позвольте представиться: меня зовут Вазилис Савулиди или можно просто по-русски – Василий. Мне кажется, у вас небольшая проблема, не так ли? Что, внезапно каблучок сломался? Я могу быть вам чем-нибудь полезным? – любезно предложил свои услуги юноша.

– Очень приятно познакомиться с вами, молодой человек! Хотя мы заочно почти с вами знакомы, виделись не раз здесь на променадах, не так ли? Я жена полковника Юдина, Валентина Сергеевна, а это мои дочери, Александра и Ксения, – женщина изящно протянула Вазилису свою руку для поцелуя. – Сашенька сломала каблук, вот мы и дожидаемся экипажа, чтобы добраться до нашей гостиницы.

– Так не надо никакого экипажа, госпожа Юдина! Если вы позволите, Александра могла бы опереться на мое плечо, правда при этом я буду вынужден поддерживать ее за талию, и таким образом, не торопясь, мы славно дойдем до вашей гостиницы. Честно скажу, если бы расстояние не было таким большим, я с легкостью смог бы донести вашу дочь на руках до гостиницы. Но, увы, не получится, я же не Геракл какой-нибудь! – пошутил Вазилис.

Такая откровенность, юмор и непринужденность в разговоре очень понравились дамам, и они тоже дружелюбно улыбнулись ему.

– А каблук без проблем я смогу починить в моей мастерской и завтра же вам его доставлю прямо в гостиницу, – продолжал деликатно настаивать на своей помощи юноша.

– Ну, что же, это неплохая мысль, давайте так и поступим! – не увидев ничего неприличного в этом предложении, согласилась Юдина-старшая. К тому же, юноша, к ее удивлению, был хорошо воспитан и умел вести себя с дамами. А уж как красив был при ближайшем рассмотрении, просто влюбиться можно!

По дороге в гостиницу Александра и Вазилис даже смогли немного поговорить друг с другом – хотя мама и сестра шли на несколько шагов позади них – так, ни о чем, о природе, о погоде, ну и конечно, о войне. Девушка настолько была обеспокоена за судьбу ее папеньки, которому, как она выразилась, сейчас, наверное, так тяжело где-то на фронте в сырых и холодных окопах без его близких людей, что у нее просто сердце разрывается на части, но она верит, не может не верить, что скоро все закончится и отец приедет к ним, если не сюда, в Батум, то уж точно – во Францию. Вазилис в свою очередь произнес тоже несколько ободряющих слов по этому поводу, на том и простились до завтра.

Когда же на следующий день он принес отремонтированную обувь, жена полковника Юдина пригласила юношу в кафе при гостинице, чтобы отблагодарить его и познакомиться немного поближе. Она не могла не заметить, что ему очень понравилась ее старшая дочь, да, кажется, и девушке он тоже пришелся по душе, поэтому решила расположить к себе Вазилиса, выведав при этом все его жизненные планы.

Юноша, не лукавя и не подозревая никакого подвоха со стороны благородной дамы, рассказал ей почти всю свою небогатую биографию и даже поделился планами на будущее, твердо заявив, что решил, как только все утрясется в стране, пойти учиться на инженера.

«Какой целеустремленный и серьезный юноша! Безусловно, из него в будущем выйдет толк, но только все равно он не пара моей Сашеньке!» – подытожила про себя Валентина Сергеевна, мило улыбаясь юноше.

Видя, как немного нервничает и ёрзает на стуле юноша, проницательная жена полковника тотчас же осведомилась у него:

– Я вижу, вы хотели бы у меня что-то спросить, юноша? Может, и вам нужна наша помощь? Не стесняйтесь, говорите! Я с радостью помогу вам, чем смогу.

– А как вы догадались? – наивно спросил Вазилис у помещицы.

– Поживешь с мое, мой мальчик, еще не то сможешь угадывать. Говорите, не стесняйтесь, я слушаю вас.

– Госпожа Юдина, не найдется ли у вас времени, пока вы еще в Батуме, дать мне несколько уроков русского языка?

Смышленый грек решил найти благородный предлог для того, чтобы иметь хоть небольшую возможность видеть свою обожаемую Александру. Конечно, это также прекрасно поняла и мать Александры, но она была настолько уверена в своей дочери, которая ни при каких обстоятельствах не пошла бы против воли своей родительницы, что, не увидев никакой опасности для себя в этом начинании, милостиво согласилась дать несколько уроков юноше.

– Вы же, Василий, очень сносно говорите по-русски, зачем вам еще заниматься? – прищурив глаза, уточнила Юдина.

– Да, говорю-то я уже неплохо, но у меня большие пробелы в письменном языке и в чтении, как я смогу поступить в инженерное училище без этих знаний? А денег на занятия с преподавателем у меня, увы, нет, вот я и подумал, если вы могли бы мне помочь…

– Да, да, конечно, приходите завтра после работы. – Юдина, как обычно, подала ему на прощание ручку для поцелуя и направилась по своим делам в центр города.

В течение трех месяцев Вазилис Савулиди приходил каждый день заниматься в гостиничный номер Юдиных. Но за все это время смог перемолвиться лишь несколькими словами с Александрой, обмениваясь с девушкой выразительными, полными любви и нежности взглядами.

Госпожа Юдина всякий раз под благовидным предлогом отправляла сестер на время ее занятия с Вазилисом из гостиницы или давала какие-нибудь задания типа чтения или вышивания в другой комнате. Она всячески препятствовала возникновению более близкого общения между двумя молодыми людьми.

Но разве настоящей пылкой юношеской любви страшны какие-нибудь преграды?! Молодые люди полюбили друг друга и очень страдали от невозможности быть вместе, разговаривать, гулять или просто наслаждаться обществом друг друга без навязчивого присутствия посторонних. У Вазилиса еще не появился настоящий друг в Батуме, такой, каким для него был Лукас из его родного Трапезунда, с которым приятно было поделиться самыми сокровенными мыслями и чувствами, и ему приходилось все держать глубоко в себе, а Александра, напротив, все же рискнула и открылась своей сестре Ксении, что безумно влюблена в этого греческого юношу.

– Ой, как романтично! – защебетала вечером после вечерней молитвы Ксения. – Неужто ты так влюблена, Сашенька! А как это? Что ты конкретно чувствуешь? Расскажи, сестренка? – пыталась понять младшенькая, что, собственно, это такое – Любовь?

– Да разве словами это можно выразить, Ксюша, дорогая?! Ну, в общем, это когда ты видишь его или касаешься его руки и по твоем телу пробегает такая дрожь, что просто жуть, почти до обморока!

– Поняла!!!! И ты, наверное, постоянно о нем только и думаешь?

– Думаю и день, и ночь, постоянно, сестренка, думаю, только радости от этого у меня мало! Ведь ничего у нас с Василием не получится, он останется здесь, а мы с маменькой поедем во Францию!

– Да… Жаль, конечно. Ну, ничего, мы еще с тобой очень молоды, найдем себе суженых. К тому же, ты же понимаешь, что он не из нашего круга! Родители никогда бы не дали своего благословения на этот брак!

– То-то и оно! Никогда! – Александра глубоко вздохнула, повернулась на другой бок и тихо заплакала в подушку от безнадежности своего положения.

Но, все же, один раз своей природной деликатностью и обаянием Вазилис (отныне он просил всех называть его на русский манер Василием) смог убедить маму Александры опустить их ненадолго погулять в Александровский сад.

– Но только на часок, не больше, слышишь меня, Саша? – строго наказывала мать.

– Да, хорошо, мама. – Саша была безумно счастлива, что, наконец-то, сможет остаться со своим возлюбленным наедине.

– Побежали скорей, Сашенька, в парк! Не будем терять время, у нас его и так мало! Вот увидишь, он такой красивый! А хочешь, я рассажу тебе его историю? – юноша взял девушку за руку.

– Да откуда ты все это знаешь, Василий? Ведь ты такой же приезжий, как и мы?

– Я хоть и приезжий, но очень любознательный по природе своей человек, меня многое увлекает и интересует в жизни! Я обожаю этот город, и все, что с ним связано, мне любопытно и дорого.

– Ты большой молодец! Я думаю, что тебя ждет большое будущее!

– Я тоже хотел бы в это верить! Обязательно кем-нибудь стану! Ну, в профессиональном смысле! Правда я еще достаточно молод, и у меня есть еще время все хорошенько обдумать! Не так ли, Сашенька?

– Да, конечно, у нас еще есть много, много времени впереди! – весело отозвалась девушка, и они побежали вдоль моря по набережной по направлению к парку.

– Видишь, какое это красивое место, я не обманул тебя! Этот парк в 1885 году создал французский садовник Альфонс, а позже сюда приезжал сам русский император Александр Третий с семьей и лично участвовал в посадке нескольких деревьев. Поэтому его так и назвали.

– Интересно! А как называется расположенное в центре него озеро? – спросила девушка.

– Сначала оно называлось Гёль-Баши, что в переводе с турецкого означает «главное, основное озеро», а потом здесь произошло одно очень печальное событие: утонул турецкий мальчик Нури, и тогда местные жители назвали озеро в честь этого несчастного мальчика Нурие-гель. А еще в этом озере турки искали жемчуг, то есть, жемчужные устрицы, и местные жители уверяют, что им удалось их найти! Наверное, на этом кто-то тогда хорошо разжился!

– Как интересно! – Александре Юдиной очень нравилось, как этот по сути своей малограмотный греческий юноша так толково и подробно, со знанием дела ей все рассказывал. Александра почему-то была просто уверена, что этот, из простой семьи, понтийский юноша, так щедро наделенной не только природной внешней красотой, но и гибким умом, и великолепной памятью, сможет достичь небывалых высот в своей будущей жизни.

– Пойдем, купим вон в той лавочке немного хлеба и покормим лебедей! – предложил ей Василий.

– Пойдем! – взявшись за руки, они побежали к хлебному ларьку.

– А потом давай возьмем напрокат лодку и покатаемся на ней по озеру, ты не против, Сашенька?

– Нет, конечно! Как это романтично! Только, к сожалению, нужно посматривать на часы. Маменька засерчает, если мы надолго задержимся!

– Ничего. Не волнуйся! Если даже мы немного припозднимся, я весь огонь беру на себя! – юноша еще больше выпятил вперед свою и без того широкую, могучую грудь, как бы доказывая, что от всех невзгод и неприятностей сможет оградить свою любимую.

До этой судьбоносной встречи с Василием Савулиди юная Саша Юдина не то чтобы не была ни в кого влюблена, но ей даже никто и не нравился из щеголей местной курской знати, хотя отец ее, Александр Иванович, уже прочил в мужья своей старшенькой дочери сына одного местного промышленника. Их даже успели в чопорной обстановке представить друг другу, но Александре молодой человек не понравился своей чванливостью и надменностью, хотя и был не лишен привлекательных внешних данных. Александра была воспитана, как, впрочем, и все дети ее поколения, в полном повиновении своим родителям и, скорей всего, вышла бы замуж за этого парня согласно святой воле ее родителей. Но, к счастью, этого не произошло, началась гражданская война, и уже было не до свадеб и заранее запланированных браков.

«Боже, как я счастлива! Мне кажется, что я на самом деле самая счастливая девушка на свете!» – Александра завидовала самой себе, после того как Василий в лодке признался ей в любви и она первый раз в своей жизни страстно поцеловалась с мужчиной.

– Я никуда тебя больше от себя не отпущу, слышишь, Сашенька?! – покрывая ее лицо поцелуями, заверял Василий. – Выходи за меня замуж, Александра! Я клянусь тебе светлой памятью моих родителей и сестры, что сделаю все, чтобы ты была со мной счастлива, ни в чем не нуждалась и чтобы ты даже ни на секунду не пожалела в будущем о том, что вышла за меня замуж! – Молодые люди лежали, протянув ноги, в лодке и смотрели на плывущие по небу светло-голубые облака.

Не переставая восхищенно смотреть на своего любимого, Александра ответила на его предложение:

– Василий, я согласна стать твоей женой! Я остаюсь здесь, с тобой, и не поеду с маменькой и сестрой во Францию. Сейчас для меня самое важное – это ты. Хотя я и буду бесконечно скучать по ним. Наверняка папенька очень разгневается, что я вышла замуж без его родительского благословения, но это только первое время, он у меня очень добрый и очень любит нас с Ксюшей. Он потом поймет и простит меня. К тому же, мы ведь приедем к ним в гости, правда, Василий?

– Конечно, любимая! Да мы вообще можем повременить со свадьбой, подождем, когда твой отец вернется с фронта, попросим у него твоей руки, а потом, как полагается, пойдем венчаться в церковь.

Василий вовсе не был уверен, что Александра согласится выйти за него замуж. Скорее, наоборот. Поэтому услышав такое твердое «да» из юных уст девушки, был приятно удивлен и обрадован.

«Боже, неужели это правда? Она согласилась выйти за меня, нищего, безродного грека? От счастья у меня даже в глазах потемнело! Только с этого дня на меня ложится вся ответственность за наше будущее! Мне предстоит много учиться, а потом также много работать, чтобы выполнить все то, что я ей только что пообещал. Лишь бы Валентина Сергеевна не смогла переубедить Сашеньку в обратном! Сможет ли она, во всем послушная маменькина и папенькина дочка, противостоять всем тем доводам своей строгой и не терпящей возражений мамаши?» Влюбленные спешили обратно в гостиницу, ведь время, выделенное им Юдиной для прогулки, давно уже истекло.

Запыхавшись, с немного растрепанными на ветру волосами Александра влетела в свой гостиничный номер с двадцатиминутным опозданием. Валентина Сергеевна сделала, как подобает, недовольный вид, сухо попрощалась с Савулиди и приказала Саше идти умываться и ложиться спать.

Наутро состоялся неприятный и очень откровенный разговор между матерью и старшей дочерью.

– Мама! – набрав побольше воздуха в легкие, первой начала разговор Александра. – Я должна сказать вам что-то очень важное.

Валентина Сергеевна подняла кверху свои очки и, оторвавшись от чтения местной газеты, сказала:

– Я тебя внимательно слушаю, Александра.

– Маменька, я больше чем убеждена, что вы меня не одобрите и, может быть, даже проклянете, но я не могу поступить иначе. Не знаю, как вам это объяснить получше… В общем, я не могу жить без Василия! Я его очень люблю, и он меня любит очень! Он попросил стать его женой, и я согласилась. Я, мамочка, никуда не еду, я остаюсь здесь, в Батуме, жить со своим любимым человеком! – как можно тверже старалась произносить каждое слово Александра. Она боялась, что матери все же удасться со своими неоспоримыми аргументами ее переубедить. И тогда конец ее счастью с Василием!

– Да что ты такое говоришь! Ты это про что, Александра?? Ты хочешь предать, а по иному я это не могу назвать, свою семью, своего отца и мать?! Ты, урожденная Юдина, дворянка с внушительным наследством и высоким положением в обществе, хочешь связать свою судьбу с без рода и племени понтийским греком? И остаться жить в этой полумусульманской провинции?! Нет, даже и не думай ничего такого, я никогда не дам тебе моего благословления! И отец тоже бы так же поступил. Ты нас позоришь, Александра, неужели ты этого не понимаешь?!

Валентину Сергеевну просто колотило от ненависти к этому греческому юноше, который позволил себе попытаться украсть у нее дочь! Немного переведя дух, Юдина-старшая категорично заявила:

– Мы немедленно уезжаем вместе с англичанами. И если вам еще непонятно, – она уже обращалась к обеим дочерям, – то это вопрос жизни и смерти, потому что сюда очень скоро придут красные и тогда всем нам конец! – истерично кричала она. – Собирайте ваши чемоданы! Я скоро вернусь! А пока я вас закрою на ключ!

– Я все равно никуда не поеду, я остаюсь с ним! – кричала вслед матери Александра, колотя кулаками по закрытой двери.

Быстрым шагом, покрыв голову легким шелковым платком, Юдина шла по направлению к православному собору Святого Николая. Нужно усердно помолиться перед отъездом за всю свою семью, и особенно, за старшую дочь, попросить Господа наставить ее на путь истинный, и конечно же, и самой исповедоваться, спросив у батюшки совета, поведав ему о сложившейся в ее жизни столь непростой ситуации.

В православном храме курская помещица преклонила колени перед святым ликом Богородицы. Валентина Сергеевна произнесла несколько молитв перед иконой, перекрестилась и, оглядевшись вокруг себя, поискала глазами священника. Но его, как ей сказали, в данный момент в обители не было. Она искренне огорчилось этому, но все ж решила не терять времени на ожидание и прямым ходом направилась туда, где жил Василий Савулиди.

В то время Батум был совсем маленьким городом, и все его кварталы, так или иначе можно было сказать, находились в центре.

Придя по адресу, она увидела перед собой ветхий маленький домишко с покосившимся крыльцом и небольшим двором, в центре которого возвышалось в гордом одиночестве одно лишь инжировое дерево. Лишь только одна мысль, что ее драгоценная, выращенная в богатстве дочь могла бы остаться жить здесь, больно покоробила ее.

– Добрый день, дамочка! Вам кого? – вот так без прелюдий и не совсем дружелюбно спросил ее моющий, вернее, отмывающий под краном во дворе от машинного масла свои руки средних лет греческий мужчина.

– Я жена полковника Александра Ивановича Юдина, – чеканя каждое слово с высоко поднятой головой, представилась женщина. – Желаю видеть Василия. Он дома?

– А… К нам благородная дама пожаловали. Извиняйте покорно, что не можем оказать вам прием согласно вашему высокому происхождению, – съехидничал он.

– Послушайте, я не затем к вам через весь город шла, не для того, чтобы вы надо мной иронизировали. Василия позовите! – приказала Юдина.

– А вы тут не приказывайте, мы вас в гости не приглашали! – возмутился грек, и брызги от умывальника нечаянно попали на гостью. Юдина брезгливо смахнула их с себя, как-будто это была не вода, а рой грязных мух.

– Ишь, привыкли тут командовать над нами, простыми работягами, вы, никчемные изнеженные господа! Ну, ничего, советская власть всех вас поставит на место! И тогда мы поглядим, кто над кем и как будет командовать! А сейчас я желаю знать, зачем вам нужен мой двоюродный племянник!? – совершенно игнорируя присутствие дамы, он сел на старое крыльцо, раздвинув широко в грязных брюках свои ноги, и принялся пальцем неприглядно что-то выковыривать из своих зубов.

Такого в ее присутствии даже их крестьяне никогда себе не позволяли!

«Какой ужасный субъект! Неприятный и совершенно невоспитанный?! Неужели они все такие эти греки? – до этого Юдина не была знакома ни с одним греком в своей жизни. – Василий на фоне своего родственничка смотрится почти как принц Уэльский!» – отметила про себя Валентина Юдина.

– Мне срочно нужно поговорить с вашим племянником о моей дочери Александре. А времени у меня очень мало – мы практически сидим на чемоданах. Я вас очень прошу, позовите его, – уже сменив командный тон на более вежливый, попросила Юдина.

– Ну и уезжайте себе на здоровье! Все равно вы против, чтобы ваша благородная дочь встречалась с нашим Вазилисом. Так не надо ему душу рвать! Лучше уходите!

– Так в том-то и дело, что моя дочь не хочет уезжать с нами во Францию, желает, видите ли, выйти замуж за вашего племянника!

– А что?! Вазилис – отличный работящий парень! С ним ваша дочь была бы как за каменной стеной. Все умеет своими руками делать, а если еще и выучится, вообще далеко пойдет. Кстати, а ваша изнеженная дочка чаво умеет делать? – и он скривил неприятную гримасу.

– Я сейчас не намерена обсуждать с вами положительные качества моей дочери и браку этому не бывать! Я настаиваю: мне необходимо поговорить с Василием, – нервно комкая в руках свои кружевные перчатки, продолжала нелегкий диалог с двоюродным дядей Вазилиса помещица Юдина.

Мужчина еще раз смерил дамочку с ног до головы и, решив, что уже хватит ее словестно мусолить, громким голосом позвал своего родственника.

– О, здравствуйте, Валентина Сергеевна, как неожидан ваш приход! Я очень рад вас видеть! В дом войдете? – как обычно, был предельно вежлив и уважителен с ней юноша.

– Нет, спасибо, Василий, у меня очень мало времени, – без вступительных слов начала она. – Давай побыстрее отойдем отсюда куда-нибудь и поговорим откровенно, – недоброжелательно посмотрев в сторону сидящего на пороге грека, предложила дама.

– Да, конечно. Можно вот туда пройти, – юноша показал рукой на что-то наподобие небольшого сквера в двух шагах от его дома.

– Предлагаю поговорить предельно откровенно, Василий! Ты славный, умный и очень красивый юноша, поэтому в принципе меня не очень удивляет тот факт, что Александра в тебя влюбилась. Но это всего лишь первая влюбленность, которая скоро пройдет. И что тогда? К тому же, ты не сможешь дать моей дочери и доли того, к чему она привыкла! Она заупрямилась и ни в какую не хочет уезжать. А времени нет! На подходе красные! И тогда всех дворян поубивают! Ты еще не знаешь, кто такие большевики! А мы в Курской губернии днями на улицу не выходили, боясь красного террора! Многих наших близких друзей тогда поубивали, – при этих воспоминаниях глаза Юдиной заблестели от слез. – Я тебя умоляю, не разбивай материнское сердце, откажись от моей дочери, пойдем со мной в гостиницу и скажи ей, чтобы она уезжала со мной. Можешь даже пообещать ей, что ты сам вскоре к ней приедешь! Ведь это вполне реально, не так ли? – гордой и надменной Юдиной с трудом дались все эти слова и вообще весь этот унизительный для нее приход в дом родственников Савулиди.

– Ну, предположим и в моей жизни было много горя, может, даже и побольше, чем у вас! На моих глазах турки убили моих маму, папу и младшую сестренку, – Василия возмутило, что Юдина жалеет только свою семью и себе подобных, а что творится в душах других людей, то на это ей совершенно наплевать.

– Прости, я не знала ничего об этом! – посочувствовала ему Валентина Сергеевна. – Тем более, ты можешь понять, что это такое, когда у тебя отнимают твоего близкого человека!

– Да, но я Александру от вас не отнимаю! Я лишь хочу связать мою жизнь с ней! Мы любим друг друга, понимаете?! Я вас очень прошу, уважаемая Валентина Сергеевна, не надо так расстраиваться! Поверьте мне, я искренне люблю вашу дочь! И никогда, слышите, никогда, не допущу, чтобы с ней что-либо плохое произошло. Наша любовь настоящая, а не так, что на один день! Пожалуйста, позвольте ей остаться со мной! Я клянусь вам – вы никогда об этом не пожалеете! Я вас умоляю! – и он опустился перед дамой на колени. – Не увозите ее от меня! Я тоже этого не переживу! Я обещаю вам, как только сможем, мы приедем к вам. Мне бы очень хотелось познакомиться с вашим супругом и понравиться ему! Вот увидите, я выучусь, стану инженером и добьюсь многого в жизни.

– Я вижу, мы не договоримся с тобой! – зло ответила ему Юдина. – Я просто трачу здесь с тобой мое драгоценное время! Ты что, хочешь, чтобы моя дочь жила вот тут с твоими полуграмотными родственничками? Ты вообще в своем уме, парень?! Не бывать этому ни-когда! – при этих последних словах она резко отвернулась и пошла прочь от Василия.

– Но позвольте, милостивая Валентина Сергеевна, – оставаясь стоять на коленях, пытался возразить ей парень. – Вы меня не дослушали, я вам обещаю создать все условия для Александры… Ну не уходите же… Поверьте мне! – тщетно продолжал умолять юноша вслед удаляющейся Юдиной. Жена полковника Юдина, конечно же, слышала его слова, но была непреклонна и своих решений обычно не меняла. Этот визит еще больше ее разозлил и настроил против Василия. Зачем она туда пошла, на что она рассчитывала?

Разве могут найти взаимопонимание благородные образованные люди с невежественными слоями общества?!

Раскрасневшись от быстрой ходьбы по жаре и от внутренней ярости, не покидавшей ее, Валентина Сергеевна примчалась в гостиницу и уже с порога их номера закричала на дочерей:

– Вы собрали свои чемоданы, как я вам наказала, вы готовы?! Мы сегодня же уезжаем! Нас ждет английский генерал на линкоре «Император Индии»!

Посмотрев внимательно на свою мать и поняв, что ее любимый так и не смог ту переубедить, всегда тихая и послушная Александра, ни в чем и никогда не противоречащая своим родителем, подошла к матери и, посмотрев ей в глаза, еще раз решительно заявила:

– Я никуда не поеду, я остаюсь здесь с Василием! Хочешь, можешь позвать английский конвой – пусть меня силой тащат на линкор! Мне ничего не страшно!

– Ты сумасшедшая! Ты не понимаешь, что ты делаешь!! Ты здесь погибнешь! Он не сможет тебе дать ни-че-го, понимаешь?! – матери даже в какой-то момент хотелось залепить дочери звонкую пощечину, но не от ее непослушания, а так, чтобы та, наконец, отрезвела на минутку и посмотрела на всю эту ситуацию уже другими глазами.

– Мама, он способен мне дать намного больше, чем материальное благополучие. Он меня любит по-настоящему, и я верю ему, что он сделает для меня все, что только будет в его силах. Я буду счастлива с ним, мама, пожалуйста, поймите меня и простите меня, разрешите мне остаться с ним здесь! – целуя ее руки, умоляла на коленях свою мать старшая дочь.

– Доченька моя! Ты разрываешь мне сердце! И отец не одобрил бы твой выбор! Когда он об этом узнает, то сильно рассердиться на меня, что я допустила все это! Встань уже с колен, Александра, хватит! – Юдина очень любила своих дочерей и страдала, когда ей приходилось вот резко и категорично с ними разговаривать.

– Ты ставишь меня перед таким выбором, что я просто не знаю, что мне делать!!! – она на несколько минут замолчала и, сменив гнев на милость, продолжила рассуждать.

– Предположим, что ты будешь по-женски с ним счастлива, но что будет, если советская власть закроет границы, и ты не сможешь к нам приехать?! Ты как без нас будешь жить, а мы без тебя?! Нет, нет, я даже думать об этом отказываюсь!

– Что вы, мама, да это вряд ли произойдет! Почему они должны это сделать? Мы с Василием обязательно приедем к вам во Францию, может, я даже смогу его уговорить остаться там навсегда!

– Тогда почему ему сейчас с нами не уехать?! – Юдина была готова пойти даже на это.

– Сейчас это нереально. Я уже пыталась его уговорить, но знаешь, его аргументы правильны: на Лазурном берегу сейчас много богатых и знатных эмигрантов из России, и Василий будет чувствовать себя среди них, мягко говоря, неуютно, Он правильно решил, что не может и никогда не будет нахлебником в нашей семье! Вот когда он выучится, станет кем-нибудь, заработает немного денег, тогда можно и приезжать к вам в гости!

Валентина Сергеевна с восхищением смотрела на свою дочь, в то время как та так четко, по-взрослому, излагала свои решения и мысли.

«Боже мой! Когда она успела так повзрослеть, я даже этого и не заметила! А может, просто мы с отцом с ней по-настоящему и не разговаривали? Все принимали ее за маленькую, послушную нам во всем, девочку? Боже, что мне делать?! Мне кажется, мое сердце просто перестает биться, при мысли, что мне придется расстаться с моей любимой доченькой!»

В это время с улицы раздались звуки оркестра и все три женщины подошли к окну своего гостиничного номера, из которого было хорошо видно все, что в тот момент происходило в центре города. В Батум вошли грузинские войска во главе с генералами Квинитидзе, Гедевановым и Захариадзе. Именно им, грузинским меньшевикам, передавали бразды правления английские войска. Местное население очень радовалось этому событию и забрасывало своих генералов цветами. Ровно в семь вечера перед штаб-квартирой британского командования был устроен прощальный парад. Английский большой оркестр сыграл английский гимн, и медленно спустили английское знамя. Затем сыграли «Марсельезу» и стали спускать французский флаг. Потом прогремел салют из двадцати одного орудийных залпов с британских линкоров. И только после всего этого оркестр народногвардейского конного полка сыграл грузинский гимн и взвился грузинский штандарт. Присутствующий при этом действии народ стал дико и восторженно аплодировать.

– Боже, чему они так радуются! Глупцы! Ведь грузинам одним без поддержки союзников не справиться с большевиками! Они же раздавят их как неоперившихся цыплят! – Юдина отошла от окна и надвинула на него тюлевую штору.

– Почему, мама, вы такая пессимистка? А разве Белая гвардия не придет им на помощь? А что, генерал Деникин, он побеждает? – взволнованно спрашивали девочки.

– Да уж, побеждает… Не хотела вас, девочки, расстраивать, но, увы, дела у армии Деникина не очень хорошие. Боюсь, что они уже проиграли эту войну!

– Да нет, не может этого быть! Мы ведь тоже читаем газеты с Ксенией, там ничего такого не писали, а наоборот даже! Всегда говорилось о больших военных успехах белой гвардии. А как же папенька, а что с ним-то будет?! – на грани нервного срыва спрашивала Александра. Если отец в опасности и надо поддержать, уехав насовсем во Францию, то она была готова пожертвовать своей любовью и сделать это!

– С папенькой все хорошо, не волнуйтесь, мои хорошие! – тут бы Юдиной схитрить и обмануть Сашу, сказав, что отец, мол, приказывает им немедленно выехать в Европу, что он тоже туда и сам выдвигается. Тогда бы старшая дочь наверняка передумала оставаться в этом грузинском городишке. Но Валентина Сергеевна или не додумалась до этого, или хотела намеренно оставаться честной перед своей дочерью, чтобы потом не быть обвиненной в том, что помешала ее личному счастью.

– Не стану от вас больше скрывать правды, дорогие мои, у армии Деникина большие потери, и они вынуждены отступать в Крым. Впрочем, помните, отец этого и не исключал с самого начала. Так что, мы скоро все увидимся в Ницце, – почти радостно заключила она.

Обхватив руками головы своих дочерей, Юдина крепко прижимала их к своей материнской груди, как бы говоря им: «Помните, мы же с вами единое целое. Плоть от плоти, так сказать! Куда же вы без меня, роднулечки мои!»

Может и бывала Валентина Сергеевна иногда слишком строгой и бескомпромиссной со своими дочерьми, но поступала так лишь на благо им, очень переживая и боясь за них! И особенно сейчас, когда она оказалась одна, без мужа в незнакомом ей городе, этот страх почти застилал ее разум.

Устремив свой грустный взгляд куда-то далеко в будущее, с несвойственной ей покорностью Юдина решила уступить старшей дочери. Пусть остается, лишь бы была счастлива! К тому же, это ненадолго, не навсегда! Помыкаются немного тут и поймут, что им лучше приехать к ним в Ниццу.

– Хорошо, Сашенька! Я не стану тебе больше ничего ни приказывать, ни переубеждать тебя. Оставайся с ним! И будь счастлива! Только знай: нам во Франции без тебя будет очень плохо! Постарайся как можно быстрее приехать к нам, и сделай все, чтобы убедить своего мужа остаться там с нами навсегда! – только одному Богу было известно, чего стоило любящей матери согласиться на это. Оставить дочь одну в далеком грузинском городе, вверяя ее судьбу бедному понтийскому греку. Она пошла на это, потому что материнская интуиция настойчиво подсказывала ей, что этот парень, все же, выйдет в люди и сможет сделать ее дочь по-настоящему счастливой. Вот такое ничем не подкрепленное убеждение вселилось тогда в ее душу.

– Но с одним условием! – сразу же уточнила Валентина Сергеевна.

– Мама, вы неисправимы! Без условий никак не можете! – смахивая слезы с лица и уже улыбаясь, заметила Александра.

– Ничего не поделаешь, я же должна быть уверена, что ты хорошо устроена в мое отсутствие. Я заплачу за этот гостиничный номер еще на два месяца вперед и оставляю тебе деньги на покупку небольшого дома, также часть наших драгоценностей оставлю тебе! Они же и твои тоже!

– Ну, мамочка, зачем все эти траты? – пыталась возразить дочь.

– Даже мне не возражай! А разве вы подумали, ты и твой возлюбленный, где вы будете жить? Или ты готова идти жить с ним в ту хибару, в которой он сейчас живет? Там даже умывальника в доме нет! В общем, так: сделай, как я тебе наказываю, Александра, ты поймешь со временем, что я была права. Только когда приобретете новый дом, драгоценности положи в ячейку в банк, а если и банков к тому времени не будет, я слышала, что коммунисты против богатства и частной собственности, то спрячь хорошенько, лучше даже закопай во дворе где-нибудь. Пусть это будет небольшое наследство твоим будущим детям. – Юдина не могла ничего с собой поделать, почему-то она была почти уверена, что дочь не сможет приехать к ним во Францию. Наверное, потому что у нее не было никаких иллюзий по поводу новой власти в России.

– Хорошо, мамочка, я сделаю все, как вы скажите! Только умоляю вас: не переживайте за меня так сильно! Берегите себя, папу и Ксюшу! Когда папеньку увидите, поцелуйте его от меня крепко и скажите, чтобы не судил меня строго!

В этот же день вечером Александра с Василием провожала свою маму и сестру на морском причале, на котором стоял красавец английский линкор «Император Индии». Василий Савулиди еще раз уже быстро, почти скороговоркой заверял свою почти тещу, что все будет, как он ей обещал, что они в грехе жить не станут и что завтра же пойдут в мэрию и оформят их брак, а повенчаются уже в православном соборе в Ницце в присутствии всей их семьи. Юдина-старшая одобрила все сказанное юношей и в знак их примирения три раза на прощание поцеловала его, еще раз наказав: «Береги ее, береги!»

Александра держалась до последнего. И только когда мама с Ксенией поднялись по трапу корабля, она дала волю своим чувствам и разрыдалась.

Ах, эта первая любовь! Что же она с нами делает! Мы кидаемся в это полное порогов, бурное плаванье и даже представить себе не можем, куда оно нас вынесет, к какому берегу причалим: к берегу счастья и благополучия или к берегу разочарований и несбывшихся грез.

В свои семнадцать лет принять такое важное для себя решение – это не каждой юной барышне под силу, а особенно таким избалованным родителями и судьбой, изнеженным и неприспособленным к реальной жизни благородным девицам.

Старшая дочь курского помещика Александра Юдина не побоялась ничего и выбрала любовь. Ей далось довольно легко это решение, потому что юная красавица даже себе не представляла, что такое взрослая замужняя жизнь и сколько в ней может быть крутых поворотов и разочарований. Сашенька Юдина свято верила, что жизнь прекрасна и удивительна! И что под оберегающим крылом ее обожаемого Василия ей не нужно бояться жизненных проблем и невзгод.

Гражданская война. Южный фронт

Успешно захватив город Курск, Добровольческая армия под командованием генерала Антона Деникина, как и планировала ранее, решительно продвигалась к Москве. Всерьез опасаясь за безопасность столицы, большевики начали в конце сентября 1919 года формировать новые отряды коммунистов, которых сразу же отправляли на фронт. Армия красных по численности значительно превышала на тот момент армию белых. Но Добровольческая армия главнокомандующего Деникина не падала духом, решительно ввязавшись в бой за другой стратегически важный город – Орел.

18 ноября 1919 года началась Орловско-Кромская битва. После двух дней ожесточенных боев белым удалось захватить город. Эта победа открывала им прямую дорогу на Москву. Войска большевиков, понеся большие потери, уже решили постепенно ретироваться, как неожиданно для них, совершив роковую стратегическую ошибку, Белая гвардия решила разгромить их ударную группировку, не имея для этого никаких реальных военных сил. В течение упорных боев белой армии пришлось оставить Орел и Курск тоже, поспешно отступая на Дон, в надежде найти там серьезную поддержку со стороны местного казачества. Но и на этой территории армия Антона Деникина потерпела поражение и, превратившись в Добровольческий корпус из-за своей малочисленности, с непрерывными боями отступила в марте 1920 года к Новороссийску. Оттуда Добровольческий корпус со своим главнокомандующим генерал-лейтенантом Деникиным и его верным командиром генерал-лейтенантом Кутеповым погрузились на корабль и прибыли в Крым.

Битва под Орлом стала последним сражением для полковника Юдина. Бесстрашно сражаясь с врагом, он был тяжело ранен, но спасен. Под непрекращающийся свист артиллерийских залпов молоденькая медсестра Наталья Воронцова смогла оттащить полковника с поля боя, а затем, позвав подмогу, унести его, громко стонущего от полученных тяжелых ранений в их военно-полевой госпиталь. Там помещику Юдину сразу же сделали, как могли в непростых полевых условиях, сложную операцию. Закончив ее, стягивая со своих рук медицинские перчатки, пожилой, опытный хирург сухо заключил присутствующему в операционной медперсоналу, что, увы, полковник Юдин получил тяжелые ранения, несовместимые с жизнью, и в лучшем случае, да к тому же еще и при хорошем уходе (а где его взять-то здесь?), сможет прожить не более нескольких месяцев. После этих слов под белой повязкой медсестры Воронцовой тихо скатилась из глаз жгучая, одинокая слеза. Нет, тогда Наталья еще не была влюблена в Юдина, но ведь она спасла его и всем сердцем желала, чтобы он выжил!

После операции девушка слышала, как в бреду полковник звал не раз свою любимую Валюшу, как тревожась, спрашивал ее, как там его обожаемые доченьки и уже под конец, прежде чем опять провалиться в глубокий сон, тихим обессилевшим голосом обещал им, что очень скоро они все увидятся вновь!

«Бедный Александр Иванович! Бредит и зовет своих близких! Как жалко его, да и всех остальных тоже очень жалко, только вот помочь больше, чем уже сделано, увы, невозможно!» – медсестра Воронцова обходила койки с больными, кому кладя на голову холодный компресс, кому ставя градусник, а кому и вовсе закрывая глаза.

В переполненном ранеными госпитале Белой гвардии в воздухе стоял смрадный зной, вызванный еще и эпидемией тифа. Наталья очень волновалась за понравившегося ей полковника Юдина, как бы и он не заразился этой ужасной, смертельной болезнью, совсем забыв про себя, ведь и она не застрахована от этой напасти. К счастью, этого не произошло.

Вопреки прогнозам главного хирурга госпиталя, помещик Юдин стал довольно быстро поправляться и, немного окрепнув, пытался с помощью Натальи вставать с кровати и делать несколько шагов, но был еще очень слаб и вынужден был признаться, грустно пошутив, молоденькой медсестричке, спасшей его, что, наверное, ему еще рано приглашать ее на танец.

– Дайте мне, Наталья, еще недельку, и я вас закружу в вихре вальса! – воодушевленный своим выздоровлением, смело пообещал ей Александр Иванович.

Но через неделю армия Деникина уже отступала на Дон, естественно, везя за собой и свой военно-полевой госпиталь.

Во время боев с Красной армией на Кубани ими были взяты станицы Кагальницкая, Мечетинская, Зимовая, Белореченская и другие. Для облегчения военно-полевого госпиталя руководством армии было принято решение о размещении в частные дома в этих станицах всех раненых, уверенно идущих на выздоровление и способных уже самостоятельно вставать с кровати.

Юдин был одним из таких. Сердобольная сестричка Воронцова умоляла главного хирурга отправить ее ухаживать за полковником, напоминая врачу его собственные слова о том, что тому все равно не выжить. Она очень хотела быть с ним рядом и заботиться о нем, хотя бы в течение того короткого времени, что отпущено ему Богом. Но медперсонала катастрофически не хватало, и, конечно же, хирург в категорической форме отказал в этой просьбе девушке. Наталья оставалась по-прежнему ухаживать целыми днями за тяжелоранеными в госпитале, а вечером все же на пару часов сбегала в ту казачью хату, в которой разместили полковника Юдина.

Круглая сирота, крестьянская девушка Наташа Воронцова, поначалу испытывавшая к раненому и такому обаятельному помещику Юдину чисто дочерние чувства заботы и ласки, внезапно для себя поняла, что влюбилась в него, как кошка.

«Какая же я дурочка, влюбилась в женатого взрослого мужчину, да к тому же обреченного на скорую смерть!» – Воронцова разумом хорошо понимала всю абсурдность сложившейся ситуации. Но ничего не могла с собой поделать. Ее непреодолимо тянуло к этому мужчине и, к тому же, на какое-то мгновение ей показалось, что и у него к ней, кроме простой человеческой благодарности, есть и иные, более сильные чувства.

В свою очередь, полковник Юдин понимал, что дни его сочтены. Раны заживали очень медленно, кровоточили и боли практически не оставляли его ни на час.

«Господи, сколько мне осталось?? – вопрошал, молясь, сидя на кровати перед иконой, полковник. – Неделя, две, месяц? Так что же мне делать с этой прекрасной и чистой, как ангел, сошедший с небес, девушкой, спасшей меня и, как мне кажется, любящей меня? Имею ли я право перед лицом смерти принять ее любовь?»

Александр Иванович всю свою жизнь любил только одну женщину, свою жену Валентину Сергеевну, никогда ни на минуту не помышляя изменить ей с другой.

В каком бы месте он ни находился во время этой проклятой войны, перед каждым сражением и боем, который вполне вероятно мог стать его последним боем, он писал своей жене полные нежности и любви письма. И никогда ни словом, ни делом, не был способен огорчить или обидеть ее.

Но сейчас после тяжелого ранения Александру Ивановичу было так грустно и одиноко, в этой далекой от дома казачьей станице, в доме совсем чужих ему, хотя и заботящих о нем, людей. Ему так не хватало присутствия дорогих ему людей, их участия и заботы, что он непрестанно благодарил Господа Бога за внезапное появление в конце его грешной земной жизни такого нежного и любящего его создания, как Наташенька Воронцова. Только одна мысль, что он уйдет в мир иной, так больше и не увидев своих обожаемых жену и дочерей, горячим пламенем обжигала его больную, растерзанную душу.

«Будь, что будет! Прости, Господи, меня, грешного, прости! И не суди меня строго! Пусть близость с Натальей станет для меня приятной предсмертной агонией, последним глубоким глотком полноценной мужской жизни».

Судьба подарила крестьянской девушке и курскому помещику два счастливых месяца.

Бедная девушка делала все, что было в ее силах, лишь бы только продлить дни ее любимого человека. Перевязывала ему раны, стараясь сократить кровопотерю, отпаивала его парным молоком, чтобы сил набрался как можно больше, узнала, где живет местная лекарша, сбегала к ней и принесла какие-то особые чудодейственные травки, и их отваром поила Юдина строго, как было наказано, каждые три часа. Бывали дни, когда казалось, что Александр Иванович почти выздоравливал, много шутил и улыбался, выглядел бодро, прохаживался взад и вперед без посторонней помощи по хате и даже на крыльцо выходил подышать приятным морозным воздухом, а заодно и побеседовать с хозяином дома о войне и о политике, но на следующий день ему внезапно опять становилось хуже, он уже не поднимался со своей кровати, слабость и боли возвращались к нему с новой силой.

– Наташенька, милый мой, дорогой дружочек! – с придыханием, еле шевеля губами, говорил ей Юдин. – Видать, пришел мой час, умираю я! Спасибо тебе, Ташенька, за все, что ты для меня сделала! Ты скрасила своей любовью, неиссякающей добротой и вниманием мои последние дни. – Юдин из последних сил гладил ее шелковистые волосы.

– Нет, нет, я прошу вас, не уходите! Я этого не переживу! – Наталья металась у его кровати, не в силах больше ему помочь. – Боритесь, я умоляю вас, Александр Иванович!

– Все уже, милая, отборолся я и в жизни, и на поле боя! Только напоследок об одном тебя прошу – поскорее забудь про меня, тебе всего-то двадцать лет отроду, и у тебя вся жизнь впереди. Надеюсь, что, все же, наши скоро выиграют эту войну и ты найдешь свое счастье.

– Что вы такое говорите, Александр Иванович, мне, кроме вас, никто не нужен, – девушка вдруг увидела, как лицо Юдина нехорошо застыло. – Нет, я не хочу, я не могу вас потерять! – бедняжка слегка потрясла полковника за плечи, в надежде вернуть его в этот мир, а потом, положив свою голову на его грудь, целовала ее, обливая своими девичьими слезами.

Александра Ивановича Юдина не стало тихим, зимним кубанским утром. Об этом сразу же доложили в штаб генерала Деникина, и Антон Иванович, уже зная, что вот-вот они будут отходить к Новороссийску, а оттуда поплывут в Крым, приказал своим офицером сделать все возможное и невозможное, чтобы доставить гроб с телом полковника его родным в Ниццу. Его приказ был безукоризненно выполнен.

Совсем недавно приобретя и так же скоро потеряв любимого мужчину, к своей радости, а, может, и к своему стыду, Наталья Воронцова обнаружила, что беременна.

«Что же мне делать? Война же идет, беспощадная война! Как же мне с ребеночком одной-то?! Не выношу я его! Если все же я хочу, чтобы он родился, то мне надо бежать отсюда и как можно быстрее!»

Девушка набралась храбрости и направилась в штаб генерала Деникина. Став перед ним на колени и рассказав про свою беременность, она слезно просила его позволить ей сопровождать гроб любимого мужчины до Ниццы. Генерал жалостливо посмотрел в ее полные горя и отчаяния глаза и отдал соответствующий приказ.

«Лихая девица! Ее же Валентина Сергеевна в порошок сотрет, узнав, что та согрешила с ее мужем! Жаль девку, но она сама напросилась, пусть себе едет!»

В течение всего этого печального путешествия медсестра Воронцова много раз себе в малейших деталях представляла сцену, как она стоит перед помещицей Юдиной и, стыдливо склонив голову, рассказывает ей всю правду о них с Александром Ивановичем. Она даже как-будто слышала, как Юдина начинает на нее кричать и обзывать ее непристойными словами, выгоняя вон из дома. Наталья и к этому была морально готова. Но это все равно лучше, чем оставаться в охваченной гражданской войной России. Медсестры везде нужны, она найдет себе работу и в Ницце, даст Бог, с голоду не помрет и благополучно родит своего ребеночка.

Любой женщине на свете, а не только такой даме строгих правил как помещица Юдина, было бы неприятно слышать от какой-то там девицы, что та ждет ребенка от ее умершего мужа. Первой внутренней реакцией Валентины Сергеевны было жуткая обида на ушедшего супруга и ненависть к этой крестьянской девке, которая посмела сблизиться с ее обожаемым Сашей. Но она быстро справилась с нахлынувшим на нее благородным чувством несправедливости, проявленным по отношению к ней. По-житейски мудрой Валентине Сергеевне было достаточно одного лишь взгляда, чтобы сразу понять, что стоящая перед ней с понурой головой девица, к тому же храбро вынесшая ее мужа с поля боя, вовсе не развратная девка. Ее Саша не изменил ей, это нельзя было назвать в полном смысле слова супружеской изменой. Он просто воспользовался последней в своей жизни радостью, так щедро предоставленной ему перед смертью. Валентина Сергеевна даже ни на минуту не ломала себе голову простить ей своего обожаемого мужа или нет. Она уже приняла для себя решение, которое тут же твердым, как обычно, голосом озвучила перед своей дочерью Ксенией и перед этой бедной девушкой.

– Наталья, ты отныне становишься полноправным членом нашей семьи, ребенка твоего узаконим, и он будет носить фамилию моего мужа. Добро пожаловать в семью, деточка! – и она три раза расцеловала нежданную гостью.

Закончилась гражданская война. Аджария вошла в состав Грузинской Советской Социалистической Республики. Страна входила в период НЭПа.

Молодые супруги Савулиди были очень счастливы. Александра очень любила своего мужа, но, несмотря на это, все же отстояла свое право не менять девичью фамилию и по-прежнему оставалась Юдиной. Поначалу Василий на нее злился и обижался. Но позже на досуге поразмышляв, понял, как для его жены, оставшейся совсем одной, без своих близких, важно было сохранить что-то свое, личное. Конечно, Василию перед своими здешними греческими родственниками было немного стыдно, что жена не носила его фамилию, да и что дом тоже был куплен на ее деньги, вернее даже на деньги его тещи. Это сильно било по его мужскому самолюбию, но он и здесь повел себя мудро и благородно.

А сам себе строго наказывал:

«Я должен, просто обязан в короткое время выучиться и стать на ноги! Чтобы моей жене никогда не было стыдно за меня, и она никогда ни в чем бы не нуждалась»!

Дом же они выбрали себе просторный и красивый по удивительно низкой цене. Найти в тот исторический период подходящее жилье в Батуме было несложно: многие местные аристократы и зажиточные аджарско-грузинские семьи, испытывая страх перед новой властью, побросали свои жилища, бежав за границу. По этой причине домов на продажу было выставлено множество. Но по ходу выбора дома у Александры и Василия возникли некоторые разногласия, чуть не приведшие к большой ссоре. Мнения молодоженов не сходились по поводу названия улицы.

– Смотри, Сашенька, какой красивый и в то же время скромный дом продается на улице Пролетариев. И адрес подходящий, так сказать, соответствующий современному моменту. – Василий уже чувствовал себя настоящим коммунистом и хотел окружить себя всем тем, что связывало его с этой идеологией.

– Ты, Василий, говоришь словами этих красных комиссаров, зазывающих народ в их коммунистическую партию!

– А что в этом плохого?! Вся власть рабочим и крестьянам! И всем по справедливости!

– Угу… Нет, Василий, ты знаешь мое отношение к большевикам, поэтому даже не проси меня жить на улице под таким названием, – категорично заявила жена.

«Ох, уж эта мне голубая кровь! Правильно дядька мне перед женитьбой говорил, намучаешься ты еще с ней! Все равно это мелочи жизни, мне не следует забывать, что Александра ради меня отказалась от благополучной и богатой жизни! Пока что я ей всем обязан, а не она мне! А будущее покажет!»

И, поцеловав свою драгоценную, с присущим ему юмором, спросил:

– А ты, любовь моя, на какой улице будешь себя лучше чувствовать? Под названием типа «император Николай» или «имени наследника Алексея»?

– Да ну тебя, брось ты свои шутки, Василий! Нет таких улиц в городе, и ты это прекрасно знаешь! Вот, например, подходящие названия, и там тоже продаются дома: улицы Шереметьева или Суворова.

– Нет, нет и еще раз нет! Эти граждане были тоже из благородных, а я не хочу, чтобы нас что-то связывало со старым режимом. И вообще, я считаю, что все эти улицы надо переименовать! – не уступал супруг.

– Какой ты, Васечка, все же, неуступчивый! – любя, упрекала его жена. – Я знала, что ты не согласишься, и поэтому у меня на этот случай имеется еще один запасной вариант: купим дом на улице Московской.

– Ладно, давай на Московской, пойдем уже скорей смотреть дом! – безнадежно махнув рукой, уступил жене Василий, даже не предполагая тогда, какую роковую роль сыграет это название в судьбе их дочери Маргариты.

Василий, как и планировал с самого начала, поступил в инженерное училище, а вечерами и, порой, даже ночами подрабатывал на местном консервном заводе простым рабочим, зарабатывая на пропитание своей семьи. Но взяли его на работу не на полную ставку, ведь он был студентом, и поэтому платили ему мало, в общем, со стипендией отличника, все равно выходило меньше той суммы, которую домой приносила его жена Александра, преподававшая в местной женской гимназии на две ставки иностранные языки. Она еще много лет потом будет вспоминать с умилением тот первый день ее заплаты и его насупившееся, напряженное лицо, после того как он пересчитал принесенные ею домой денежные купюры. Он уже было хотел быстренько выйти из большой комнаты и пойти в ту, где он обычно занимался, чтобы, не дай Бог, не показать своей жене всю свою злость на самого себя за неспособность достойно зарабатывать, но жена остановила его нежным жестом, уверенно сказав:

– Василий, дорогой, не стоит так сильно расстраиваться по этому поводу! Вот увидишь, очень скоро ты будешь зарабатывать намного больше меня и станешь известным человеком в городе!

– Да откуда у тебя такая уверенность?! Типа «кто был никем, тот станет всем», так что ли?! – раздраженно сказал он.

– Да, получается так, согласно этому вашему коммунистическому лозунгу и еще по тому, что я верю в тебя, ведь ты очень умный и способный по природе своей человек. Я никогда бы не полюбила неудачника и слюнтяя! Ты добьешься многого!

В таких искренних словах поддержки он очень нуждался в тот далекий период своего становления. Спустя годы, Савулиди будет вспоминать с благодарностью слова его жены, которая не позволила себе в самые трудные минуты их супружеской жизни разочароваться в нем!

А у самой Александры Юдиной и не дня не проходило, чтобы она не думала и не тосковала по своим родным, волею судьбы разлученным с нею. Однажды с большой задержкой она получило письмо от своей матери из Ниццы.

Печальная новость о гибели отца застала Александру врасплох! Она несколько раз прерывала свое чтение, не в силах сдержать рыдания, потом снова буквально впивалась в каждую написанную матерью строчку. Наконец прочитав его до конца, она аккуратно положила письмо обратно в конверт и, опустив руки себе на колени, просидела так неподвижно, как ей показалось, несколько бесконечных минут. Как же так случилось, что ее обожаемого отца больше нет! Александра не могла и не хотела в это поверить. Ведь ей всегда казалось, что они еще долго будут вместе!

«И потом, он же мне обещал, клятвенно обещал, что вернется живой и невредимый и что все мы воссоединимся во Франции! – тихим нервным шепотом говорила сама с собой Саша.

– Папа, папочка, я даже не смогла с тобой попрощаться!»

Александра так и оставалась сидеть за секретером, на котором лежал открытый заграничный конверт, из коего виднелась пара белых страниц, исписанных правильным, красивым материнским почерком.

Перед глазами ее стояла их последняя встреча у порога их дома под Курском. Как он перед расставанием шутил с ними, улыбался и вселял полную надежду, что война и революция – все это явление временное, что все скоро и хорошо закончится, а их любовь друг к другу вечна и поэтому ничего плохого с ними произойти не может! Отец был ее жизненной опорой и поддержкой, тем человеком, с которым можно было говорить на любые темы, не стесняясь. Он всегда был так внимателен к ней, всегда старался понять ее и не расстраивать по пустякам. Даже когда он и подыскал Александре подходящего, по его мнению, жениха, она была более чем уверена, что если бы категорично отказалась от этого брака, отец не стал бы настаивать и ломать ее жизнь. А вот мать… Мать всегда была более строга и требовательна к ней. Только теперь Александра поняла, что всю жизнь любила больше отца. Увы, теперь его больше нет и ей незачем ехать во Францию. Хотя она тоже скучала по матери и сестре, но это можно было и пережить. А вот потерю отца – очень сложно!