Нина
Сегодня ужасный день. Нет, не так ‒ омерзительный. Начавшийся пролитым кофе на брюки и закончившийся заседанием суда, на котором я официально стала разведённой женщиной. Через десять дней решение вступит в силу, и на четырнадцатой странице паспорта появится штамп, подтверждающий мою свободу. Но главное сделано: Орехова станет Савёловой, вернув себе прошлую жизнь.
Единственная радость прямо сейчас скачет рядом, крепко сжимая мою ладонь. Егор пока не понял, что наш папа стал воскресным, с редкими посещениями и мизерной помощью. Вряд ли вообще будет страдать по нему, привыкший к постоянным отлучкам и появлениям отца поздним вечером, когда ребёнок уже спит.
‒ Мам, купишь мишек Барни? ‒ сладкоежка не может пройти мимо магазина, чтобы не вытрясти какую-нибудь вкусняшку.
‒ Куплю.
Заходим в минимаркет, бродим минут десять по рядам. Кроме сладкого, нужны и нормальные продукты. Вспоминаю, что не обговорили с Яной меню на ужин, поэтому беру все на своё усмотрение. Сестра будет не против. Она всегда не против. Она до сих пор терпит меня в своей квартире только по причине нежелания стоять у плиты и заниматься домашними делами, да и попробуй угоди двум мальчишкам с непростыми запросами.
Медленно идём в сторону дома. Егор успевает измерить все попадающиеся ему по пути лужи. Весело прыгает и заляпывает штаны. Пусть радуется. Хотела бы я сейчас быть хоть на треть счастливой, как сын. С трудом отрываю его от интересного занятия и тащу на третий этаж, в квартиру, которая вот уже как месяц является нашим домом.
‒ Привет, пакеты возьми, ‒ вручаю сестре продукты, снимаю обувь и ищу под слоем грязи своего сына. Даже лицо испачкано, не говоря уже обо всём остальном.
‒ Как прошло?
‒ Нормально прошло, ‒ топаю в нашу с Егором комнату за сменной одеждой.
‒ Нин, хватит молчать, ‒ таскается хвостиком следом.
Неугомонная младшая сестра иногда кажется мне старшей. Постоянно учит, осыпает наставлениями и советами. Раньше нужно было слушать, обращать внимание, когда люди мне рассказывали о похождениях моего мужа. Сейчас поздно.
‒ Нас развели. Всё.
‒ А алименты? А иск по разделу имущества? ‒ не унимается, начинает раздражать.
‒ Юрочка, на правах генерального директора своей небольшой фирмы, назначил заработную плату в пятьдесят тысяч рублей. Посчитай ‒ двадцать пять процентов на помощь сыну.
‒ Двенадцать пятьсот? Ты серьёзно? Нин, это ненормально.
Переодевшись, иду на кухню, чтобы взяться за приготовление ужина. Егор с Мишкой возятся в детской: слышны визги, а, значит, мальчики снова дерутся из-за какой-то игрушки. Яна идёт следом. Садится за стол, пока я разбираю продукты.
‒ Знаю, но, увы, ничего сделать не могу, ‒ развожу руками. ‒ Вот так, Янка, двенадцать тысяч, и ни в чём себе не отказывайте. Кушайте ‒ не обляпайтесь, как говорится, ‒на мои глаза снова подступают слёзы от обиды, непонимания и жалости к самой себе.
‒ Так, ладно. А имущество?
‒ Пока было предварительное слушание, на котором моему драгоценному мужу дали понять: не сможет договориться, предложив отступные, будем пилить его фирму. Дом он заблаговременно переписал на мамочку, поэтому там мне ничего не светит. А вот за остальное можно побороться.
‒ Требования выдвинула?
‒ Да, ‒ улыбаюсь, ‒ пять миллионов и машину. Мою машину, которую этот козёл нагло отобрал. Если согласится, смогу нам с Егоркой купить квартиру, нет ‒ я превращу его жизнь в ад, вставляя палки в колёса. Если войду в его дело, он посрать без моего ведома не сможет, к тому же, буду в курсе всех дел и финансовых операций, а прибыль будет делиться пополам.
‒ Он согласился?
‒ Ага, ‒ фыркаю, ‒ предложил мне забрать иск, и только после этого пообещал выполнить все мои требования.
‒ Нин, ты же не заберёшь? Да? ‒ Янка подскакивает. ‒ Ты же знаешь, что иск на раздел имущества можно подать только один раз!
‒ Знаю, успокойся. Именно поэтому требую гарантий: подписываем документы у нотариуса о передаче денег и автомобиля, и потом я забираю иск. Нет ‒ пусть валит ко всем чертям.
Даже не знаю, как я решилась на подобного рода ультиматум. Юра всегда мастерски умел меня придавить, переманить на свою сторону, не оспаривая решений. Вот и сейчас выбрал привычную тактику, только не взял в расчёт, что обиженная и оскорблённая женщина проявит характер, не пойдёт на уступки, начнёт настаивать на своём. У меня есть трёхлетний ребёнок, за которого я несу ответственность. Уступлю сейчас ‒ не получу ничего. Необходимо бороться до конца.
‒ Молодец, Нинка! Горжусь! ‒ сестра целует меня в щёку, обнимает. ‒ Наконец-то ты прозрела, реально оценив своего мужа. А то всё «мы будем вместе до самой старости и умрём в один день». Тьфу, быть такой наивной.
‒ Не наивной, Ян, влюблённой ‒ это разные вещи.
‒ Возможно, но слепо следуя за своим Юрочкой, ты совсем забыла кто ты. Растворилась в нём настолько, что, кажется, потеряла саму себя.
‒ Всё не совсем так…
‒ Так, Нин. Вот когда тебя спрашивали, как у тебя дела, ты что отвечала? ‒ задумываюсь на секунду, вспоминая, когда кто-то, кроме сестры и мамы, интересовался моей жизнью. ‒ А я говорила: Егорка здоров, у Юры всё хорошо, бизнес развивается, дом обставили… А человек-то спрашивает, как дела у тебя, понимаешь? Его ты интересуешь, а не твой волшебный муж. А тебе есть что ответить?
‒ Наверное, нет, ‒ пожимаю плечами.
‒ Вот именно. Поэтому налаживай свою жизнь. А вот, когда всё у тебя придёт в норму, поверь, и Егору будет хорошо.
Умом я понимаю и принимаю мнение сестры, вот только сердце ещё поскуливает от сожаления потерянных лет. Я любила человека, который уж давно этого не заслуживал и развлекался с другой женщиной.
‒ Так и сделаю. Только немного в себя приду, ‒ стараюсь улыбнуться, но жалкая попытка сразу вызывает у сестры недовольное цоканье. ‒ Устала ты от нас, да?
‒ Нет, конечно. Не говори ерунды. Как Саши не стало, мы с Мишкой вдвоём. Сейчас ему хоть компания есть ‒ Егор. Дерутся, правда, не на жизнь, а насмерть, но это ничего ‒ характер закаляется. Пусть учатся договариваться, ‒ поднимается, чтобы сварить кофе, аромат которого разливается по кухне и приятно щекочет ноздри.
‒ И мне свари, ‒ пристраиваюсь к Янке.
‒ Обязательно, ‒ берёт турку побольше, в расчёте на двоих. ‒ Мама звонила, ‒ начинает издалека, хотя, я и так знаю, что сестра скажет дальше. ‒ Спрашивала, почему ты с внуком не хочешь жить с ней. У неё просторная трёшка, места всем хватит.
‒ Потому что я не готова к длинному разговору с ней. Как всегда: «я же говорила», «нужно было смотреть, за кого замуж выходишь», «Юра твой изначально не вызывал доверия». Я всё это уже слышала.
Слышала и хорошо помню, как именно мама просила подумать, когда Орехов сделал мне предложение. Но тогда, шесть лет назад, мне казалось, что я встретила настоящую и единственную любовь, которая перенесёт все ураганы и штормы, оставшись глубоким чувством. По сути, эта самая любовь не вынесла любвеобильности моего мужа.
‒ Не брать трубку, как минимум, некрасиво. Мама переживает. Позвони, поговори. Я предупредила её, что пока не стоит давить на больное и читать тебе нотации ‒ сделает только хуже. Я и так месяц прыгаю вокруг тебя, стараясь вернуть к жизни. А ещё суд по имуществу, за который ты переживаешь не меньше. Радовался твой Орехов, что стал свободным?
‒ Ещё бы, ‒ отхожу к окну, уставившись в одну точку. Ранняя весна не радует противным дождиком и пронизывающим ветром. ‒ Побежал к своей Ирке сообщить радостную весть. Так кричал, что хочет развода, аж стёкла звенели в зале суда.
‒ А ты не хотела подумать?
‒ Нам давали тридцать дней на раздумья, положенные по закону. Больше не имеет смысла. Ничего не изменится, так зачем тянуть?
Вспоминаю довольную рожу Орехова, вылетевшего из суда на крыльях любви. В машине его ждала Ира. Я видела её и раньше, когда муж утверждал, что Лесникова оказывает ему помощь в некоторых вопросах как юрист, и их связывают исключительно рабочие отношения. Оказалось, что вместе они уже больше года, и как только Юра выпроводил нас с Егором из дома, туда въехала Ира. Выбросила оставшиеся вещи, которые были мне дороги и «вычистила» дом от свидетельства моего присутствия. Лидия Павловна, моя свекровь, как оказалось, была в курсе отношений сына на стороне и всячески ему потакала. «Юрочке нельзя ничего запрещать» ‒ все шесть лет она, как мантру, повторяла одно и то же, молниеносно исполняя прихоти сына. Их отношения были настолько тесными, что звонила она по шесть-восемь раз в день, узнать, что сынок кушал, пил, когда купался и куда ездил. Последним и, кажется, не самым главным вопросом была заинтересованность во внуке.
Егора она брала к себе редко. Прямо указывала ‒ ребёнка вы родили для себя. Зато моя мама никогда не отказывалась посмотреть за ним, когда мы с Ореховым отлучались. А когда? Сейчас и вспомнить не могу, когда мы проводили время вдвоём. В компании общих друзей, таких же семейных, как и мы, с его мамой, у родственников, но только не вдвоём. Это потом он мне сказал, что чувств больше нет, всё остыло и семья ему не нужна. Попытки выяснить наличие любовницы успехом не увенчались, потому что он бил себя в грудь и клялся в верности, а развод требовал, потому что больше не хотел жить со мной. И вообще ‒ мы разные. Эти два слова он повторял настолько часто, что через несколько месяцев я поверила. А ещё через время узнала, что у них с Лесниковой продолжительный роман.
А я-то всё копалась в себе, выискивая недостатки, которые можно исправить, подрехтовать, чтобы вновь стать ему интересной. Бессмысленно и глупо. Я только сейчас это понимаю.
‒ Нин?
‒ А? ‒ откликаюсь, встречаясь с озадаченным взглядом сестры.
‒ Ты плачешь.
‒ Да? ‒ смахиваю слёзы, улыбаясь. ‒ Это предпоследние, обещаю.
‒ Хватит уже страдать по своему Юрочке. Козёл он. Был козлом и останется им. Если ты думаешь, что с этой Ирой он другим будет, спешу тебя разочаровать ‒ нет.
‒ А вдруг? Вдруг будет внимательным, заботливым, чутким…
‒ Будет, ‒ утвердительно кивает сестра, ‒ до того самого момента, пока не остынет. А потом история повторится, только с Лесниковой. У таких мужчин всё происходит по накатанному сценарию. Изменения невозможны, потому что он сам остаётся прежним.
‒ Всё-то ты знаешь, ‒ обнимаю Янку. ‒ Умная ты у меня.
‒ Наверное. Кто знает, если бы Саша не разбился, остался жив, и мы бы провели больше времени вместе, возможно, и меня бы постигла такая участь, ‒ пожимает плечами, а затем поднимается, чтобы разлить кофе по чашкам. ‒ Его не стало на пике наших чувств, именно по этой причине вспоминается только хорошее. Именно поэтому до сих пор больно.
Ворвавшись со своими проблемами и переживаниями, совсем забыла, что только-только минул год со смерти Саши. Яна ревёт по ночам в подушку, уверенная, что я ничего не слышу.
‒ Ты бы нашла кого-нибудь, ‒ предлагаю. ‒ Просто для физического удовлетворения. Тебе всего двадцать пять.
‒ Я нашла. Пару раз встретились ‒ не моё. Неинтересно, не цепляет, всё холодное. С Сашей было по-другому.
‒ Как с ним, никогда не будет больше. Ты же понимаешь?
‒ Да, ‒ соглашается, но глаза выдают надежду на повторение утраченного счастья. ‒ Я не хочу быть с мужчиной ради мужчины. Хочу, чтобы зацепило, ёкнуло, откликнулось где-то внутри. Пресловутых бабочек, в конце концов, которые там, где-то, порхать должны. На меньшее не согласна.
‒ Я тоже. Теперь на меньшее не согласна, ‒ вторю ей эхом, понимая, что совсем не хочу ничего.
Достаточно разрушающих чувств, самопожертвований и ущемлений себя. Теперь всё будет иначе.
‒ Так, ладно, минутка жалости к самим себе закончена. Какие планы? ‒ Янка, будто очнувшись, даже подпрыгивает, разгоняя навалившуюся тоску. ‒ С работой?
‒ Через неделю Егору три, а, значит, я возвращаюсь в компанию. Даже не терпится, если честно. Нужно было выходить, когда ребёнку исполнилось полтора, тогда бы я не оказалась в таком беспомощном состоянии, но Юра убедил меня посвятить больше времени сыну, утверждая, что маленьким он будет только один раз. Дура! ‒ прыскаю в сердцах, который раз укоряя себя в доверчивости.
‒ Не дура, Нин. Ты была уверена, что живёшь за каменной стеной, а оказалось, что это всего лишь картонная ширма.
‒ Именно так, ‒ запускаю пятерню в волосы, взъерошив их. ‒ А в итоге, меня выпроводили с ребёнком без гроша в кармане. И оказалась, что дом строила не я, вкладывалась не я, и с фирмой помогала не я. Наверное, кирпичи нужно было класть наравне с рабочими, ‒ хмыкаю, ‒ тогда бы мои усилия были засчитаны.
‒ И раствор замешивать вручную, ‒ Яна закатывает глаза. ‒ Хотела бы я посмотреть на это зрелище, ‒ тихонько хихикает, разбавляя обстановку. ‒ Как-то интересно получается: дом строил для семьи, а собственник – мама.
‒ Неинтересно ‒ грамотно. Он ведь понимал, что рано или поздно мы разведёмся: или Лесникова развод от него потребует, или я узнаю. И предусмотрительно переписал имущество. Дом – на маму, машины на фирму, включая мою, и Юрочка у нас – генеральный директор с зарплатой в пятьдесят тысяч, при годовом обороте фирмы в пятьдесят миллионов. Просто чудно, ‒ шепчу, вздыхая.
Снова и снова прокручиваю каждое слово, действие, отлучку, пытаясь вспомнить, а когда наступило то самое начало конца?
‒ Ну, ничего, ‒ Яна успокаивает меня, поглаживая по плечу, ‒ уверена, что суд разделит имущество по закону. Тогда ему придётся выбрать, и вряд ли он согласится иметь тебя в качестве делового партнёра. Пусть откупается. Да и Ирка не позволит лишние контакты с бывшей женой.
‒ На это и надежда, ‒ надежд на самом деле много, вот только не всегда всё происходит так, как человек предполагает. ‒ Ян, ты не думай, я всё тебе отдам, что занимала. До копеечки. Мне бы только на работу выйти, влиться, а там проще станет.
‒ Я и не думаю, ‒ пожимает плечами. ‒ Когда Саши не стало, вы с мамой мне помогали во всём. Теперь моя очередь.
‒ Да что я там помогала…
‒ Помогала, Нин, не спорь. А лучше деньги, что Орехов давал, откладывала бы на чёрный день, чтобы запас был.
‒ Никогда не думала, что этот самый чёрный день наступит, наверное, поэтому на моей карте пусто. Я ему доверяла.
‒ В следующий раз будешь умнее.
‒ В какой такой следующий? ‒ удивлённо смотрю на сестру, не понимая сути сказанного.
‒ Обычный. Тебе двадцать восемь. Ты же не думаешь, что до конца дней проведёшь в одиночестве, страдая по Орехову.
‒ Не-е-ет, ‒ отрицательно мотаю головой. ‒ Просто в ближайшее время не хочу вступать в новые отношения. Мне бы старые переварить.
‒ А знаешь, ‒ Янка садится напротив, хитро улыбаясь, ‒ чтобы забыть старую любовь, нужно с головой окунуться в новую.
‒ Как Орехов?
‒ Ну, нет, ‒ сестра недовольно фыркает, ‒ Орехов поступил, как подлец: создавал вид примерного семьянина, при этом имея стабильные отношения на стороне. Нужно найти неженатого, свободного, готового к отношениям мужчину.
‒ Где, интересно? Дать объявление? ‒ смеюсь, представляя, как мы с Янкой устроились перед ноутбуком, отбирая кандидатов, или, того хуже, рассылая моё резюме.
‒ Сам найдётся. Вот увидишь. Только в женатого не вляпайся, а.
‒ Тьфу на тебя, этого ещё не хватало!
‒ Я тоже такого же мнения.
Нашу беседу прерывает истошный визг, что означает ‒ бой начался. Причина может быть разной: игрушка, которая понадобилась одновременно обоим мальчикам, или пульт от телевизора.
‒ Пойдём разнимать наших гладиаторов, ‒ Янка закатывает глаза и, настроившись на разборки, бежит в детскую.