Ник
Отправляю её в клуб и, конечно, иду ждать к центральному входу. Слинять же решит, сто процентов, так оно и выходит. Подрезаю у остановки, вежливо приглашая в машину.
Девчонка тушуется, боится, огрызается. Всё очень предсказуемо, более чем.
На хрена я это делаю? Не знаю, может, просто жалко стало. Я не идиот и прекрасно понимаю, что она не наркоманка и не на бухло деньги тырила. Плохо, конечно, воровать плохо, но иногда бывают ситуации – выживай как хочешь. Вот она и выживает. Дерзкая, по крайней мере, хочет казаться именно такой. Наученная жизнью.
Одежда старая, но чистенькая, колготки рваные на коленке, будто за что-то зацепилась, но не смотря на это барахло она выглядит миленькой. Что на лицо, то очень даже красивой. Лет девятнадцать ей. Только вот во взгляде и ни намёка на какую-то юношескую непосредственность, там вызов вперемешку со страхом. Дерзость и боль. Очень много боли и отчаяния. Не от хорошей жизни она всё это делает.
Явно родокам не нужна, или нет их вообще, а халупа, куда я её в итоге привожу, именуемая её домом, тому прямое доказательство.
Несколько стоящих рядом трёхэтажек с ветхими крышами, отломанным козырьком над одним из двух подъездов, клумбами из шин и лавками с облупленной краской. Рамы старые, деревянные, некрашеные, либо краска слезла от дождей и снега. И тут реально живут люди? Честно, подобное я вижу впервые. Много чего слышал, но своими глазами такого не видел ещё ни разу.
Тут находиться противно, не то что жить…
Ещё пару минут стою под окнами, а потом уезжаю.
Может быть, стоило её оттуда забрать, помочь? Только чем? Ну увезу я её? А дальше? Она мне никто, как и я ей. Содержать незнакомую девчонку? Оно мне нужно?.. Звучит, конечно, кощунственно, но по факту так и есть.
На квартиру уже не еду. Сразу к родителям в Раздоры, такая неплохая деревушка на Рублёвском шоссе в пяти километрах от МКАДа, место, где я вырос. Мама только рада будет. Пока еду, всё никак не могу отделаться от этих жутких мыслей… о том доме… После таких картинок начинаешь задумываться о большем, чем о своём успехе и желании кому-то что-то доказать.
Я вот всю жизнь чего-то хочу добиться, но у меня есть для этого хорошая, устойчивая почва под ногами. Условия… а у неё нет ничего.
Загоняю тачку в гараж, поднимаясь в дом. Все ещё спят. Прохожу на кухню и делаю себе кофе. Восемь утра, ну у меня есть пару часов, чтобы отоспаться.
Я сплю до обеда, ровно до тех пор, пока в комнату не заходит сестра. Приподымаю голову, всё ещё сонными глазами смотря на Тейку.
– Чего тебе, нечисть?
– И я тебя ужасно рада видеть, – залезает на кровать, начиная меня тормошить.
– Тея, дай поспать.
– Ник, там все уже тебя заждались, в предвкушении новостей с утра бегают. Просыпайся.
– А сколько времени?
– Четыре.
– Сколько?
– Ага, – заваливается рядом, рассматривая свой маникюр.
– Чёт меня накрыло. А ты чего здесь тусуешь? Я думала, ты улетела к своему суженому.
– Нет.
Сказано это таким тоном, что, походу, нашему канадскому другу очень и очень не повезёт.
– Ладно.
– Даже не спросишь почему?
– А надо?
– Было бы не плохо.
– Ну, ты же на пять часов рассказ растянешь.
– Вот такой у меня брат, любящий, всегда сестру поддержит.
– Не нуди. На час раньше бы разбудила, вообще бы обматерил.
– Это да, это ты можешь. Мелочь пузатая.
– Ха-ха.
– Так что? Подписали?
Переворачиваюсь на спину, закидывая руки за голову.
– Ну? Никита, блин.
– Подписали.
– То есть ты теперь в команде «Мерседес»?
– Ага.
– Ну я тебя поздравляю. Дай обниму.
– Ой, давай без этого.
– Представляешь мамину реакцию? Может, зря ей не сказали?
– Ты разве не знаешь маму? Если ей такие вещи заранее сообщать, она до момента подписания тебе весь мозг съест. Хотя сейчас тоже не легче. Она будет рыдать, что со мной теперь что-нибудь случится.
– Причём громко так рыдать, показательно. Чтобы папа получше слышал, что это он виноват в твоей помешанности на спорте.
– Ага. А потом пойдёт бабушке звонить, с повторными жалобами.
– Короче, папе я сегодня желаю терпения. Потому что если у нас кто и виноват, то виноват всегда кто? Папа!
– Бесспорно, – ухмыляюсь, поднимаясь с кровати, – футболку мне найди в шкафу, умоюсь пока пойду.
– Я тебе не горничная.
– А могла бы и прибраться.
– Фу, ты хам!
– Я знаю. Футболку тащи.
Пока я чищу зубы, Тейка стоит в дверном проёме ванной, чавкая жвачкой. Бесит эта её привычка, она это знает и специально на нервы действует.
– Ник, вот скажи, почему вы все такие пришибленные?
– Я, блин, чуть не поперхнулся, аккуратней в выражениях. Кто мы-то?
– Спортсмены, – вздыхает.
– Чего у вас опять?
– Чемпионат!
– И?
– Что «и»? Он только и делает, что об играх думает своих. Сколько так ещё будет продолжаться?!
– Ты сама знала, кто он и кто ты. И какая ты.
– То есть я виновата?
Пожимаю плечами.
– Спасибо, ты настоящий брат. Как тебя Лерка терпит?
– Обожествляя, – ржу, вытирая рожу полотенцем.
– Так и знала, что она втайне тебе поклоняется.
– А то. У нас есть маленький алтарь.
– Пошли вниз уже. Божество.
– Пошли, – натягиваю футболку по дороге в гостиную.
Мама сидит ко мне спиной, ярко жестикулирует и что-то очень тихо говорит отцу. Он, стоящий к нам лицом, широко улыбается, заметив нас с сетрой.
– Доброе утро!
– И тебе того же, пап, – зеваю, идя к нему поздороваться.
– Не при маме будет сказано, но говоритьнадо. Подписал?
– Подписал.
– Что он подписал?
– Контракт.
– Какой контракт?
– С «Мерседесом», – тру шею.
– Что? – поднимается с дивана. – Ты знал? – отцу.
Папа обнимает её за плечи, а Тейка усаживается в кресло, наблюдая за всем этим с интересом.
– Прекрасно, все всё знали!
– Мам, ты бы стала волноваться. Я попросил отца не говорить тебе.
– То есть сообщать вот так, по факту, для вас с отцом норма. Прекрасно просто! Великолепно! – она взмахивает рукой, после чего выбирается из отцовских объятий.
– Герда, это вынужденная мера.
– У тебя всё вынужденная мера.
– Мамулечка, – Тейка, как порхающая бабочка, окутывает маму своими ручками, – мы не хотели тебя волновать раньше времени, мы же тебя любим. Очень-очень.
– И ты всё знала?
Накрываю лицо ладонью.
– Спалиться так тупо надо уметь.
– Ой, отстань, – отмахивается, – ты же не обижаешься на нас?
Мама гордо вытягивает шею.
– Я подумаю. Давайте обедать, или ужинать уже, не знаю.
Мы с Тейкой идём впёред, оставляя родителей одних. Папа что-то тихо-тихо объясняет маме, а мы заворачиваем за угол.
– Даже вот не говори сейчас ничего, понял?
– Молчу.
Вытаскиваю телефон, видя на экране двадцать пропущенных от Лерки. Блин, забыл про неё. Набираю, замечая, как систер кривит лицо, она так «любит» мою Валери, врагу не пожелаешь, чтоб его ТАК любили.
– Никита, – раздражённый голосок, режет слух.
– Привет, я только проснулся, не слышал, что звонила.
– Будем считать, что я поверила и не знаю, что ты вчера тусил с Жориным.
– Хорошая считалка. Мне нравится.
– Не ёрничай.
– Никогда в жизни.
– Блин, Ник, будь серьёзнее уже. Ты помнишь, что мы сегодня идём на открытие выставки моей подруги?
– Это которая недоактриса?
– Очень смешно. В восемь за мной заезжай.
– Ладно. До вечера.
– Целую и люблю. Я так соскучилась.
– И я.
Ди
Зачем он мне помог? Разве ему есть дело до таких, как я? Странный.
В обед я грею три ведра воды и выливаю их в ванну. Моюсь, натирая тело мочалкой чуть ли не до дыр. Ненавижу эту вонь, мне всегда кажется, что запах нашей квартиры въелся во все мои вещи, кожу.
Наматываю на голову полотенце и, облачившись в спортивный костюм, накидываю куртку на плечи и выхожу в подъезд. Прикуриваю сигарету, вдыхая дым. Через маленькое окошко вижу играющих во дворе детей.
Соседка из квартиры напротив поднимается с пустым ведром, зыркая недовольными глазками.
– Здрасьте!
– Всё уже со своим отцом-алкашом прокурили, – ворчит, застывая напротив меня.
– Чего? Хотите, чтоб выкинула? – усмехаюсь. – Не дождётесь, – делаю затяжку, выдыхая дым в её мерзкую и злую морду.
– Проститутка. Думаешь, не видела, что тебя вчера на машине привезли? Всё, по рукам пошла Дианка? – она смеётся, подхрюкивая.
А мне, мне так и хочется огреть её этим пустым ведром. Сука старая.
– А вы молча завидуйте. Вам такое уже не светит.
– Вот лярва, – шипит и наконец сваливает к себе.
Тушу окурок, возвращаясь домой. После трёх звонит Серёга, местный, с района. Типа крутой. Мы с ним в том году познакомились на Настюхиной днюхе.
– Привет, красотуля, тусить пойдёшь? У Дизеля родоки свалили, хата наша.
– Пойду. Заезжай.
Серёга ездит на старом фольце и очень этим гордится. Хотя в наше время тачка – не роскошь, а необходимость.
Переодеваюсь в джинсы, застёгиваю длинные сапоги, тоже, блин, два года ношу. На ботильончиках, купленных в сентябре, через месяц отлетел каблук, с мясом вылетел, починке не подлежит, сказали. Вот и хожу в этих, но на неделе новые покупать буду, накопила немного, жалко денег, конечно, но эти уже слишком ущербно выглядят, хоть я за ними и ухаживаю.
Надеваю куртку и спускаюсь к Серёгиной тачке.
– Здорово, красотка, – целует своим слюнявым ртом, довольно улыбаясь.
Не то чтоб Серёга мне очень нравился, просто у него можно перекантоваться, пока дома батина орава, да и не пристаёт он ко мне. Это уже плюс. Не хочу я с ним спать и ни с кем другим тоже. Причина, наверное, очень глупая, я девочка взрослая, понимаю, что предохраняться можно, но…
В общем, я боюсь забеременеть. Куда я с ребёнком? У меня ничего нет, отцу я не нужна, лет мне немного, зарплата мизерная, а даже если Серёга на мне женится, то что? Не хочу я так жить, как они. Как мамочка моя, которая вечно бухого батю терпела. Я просто хочу уехать и начать жить заново. Вот там, когда на ноги встану, можно думать об отношениях, семье.
А пока защита защитой, но она же не на сто процентов, а обрекать себя и ребёнка на такое жалкое существование мне совсем не хочется.
Серёга врубает музон, и мы едем через дворы к Дизелю. Там уже знакомая туса. Настёна моя тоже там. С Настей мы дружим со школы, она учится в параллели, но когда-то мы начали вместе посещать кружок танцев, я год назад бросила это дело, некогда, работа отнимает много времени, да и важнее она для меня.
– Дианка, привет, – обнимает, дыша на меня перегаром.
Я, кстати, не пью. Мне и бати хватает.
– Привет, Насть.
– Будешь? – протягивает бутылку пива.
– Не, – морщусь.
Вокруг всё тот же запах сигарет и алкоголя. Тошно. Выхожу на балкон, присаживаясь на старую стиральную машинку, накрытую покрывалом. Смотрю в окно. Я сюда пошла не потому, что мне тусить охота, нет, просто дома… там отец, сейчас сборище дружков его подтянется. В последний раз, когда я там осталась с ними всеми, один хряк меня чуть не изнасиловал, поэтому больше я туда ни ногой, когда толпа. Лучше поскитаюсь где-нибудь. Жаль, сегодня не моя рабочая смена. Очень жаль…
Настюха с Максом заваливаются на балкон, явно меня не видя. Этот дрищ начинает её раздевать, а у меня срабатывает рвотный позыв. Одна мысль о сексе в любых его проявлениях вызывает отвращение. Может, я фригидная? Не знаю, но мне сразу хочется отсюда убраться, даже если они сейчас свалят. Оставаться здесь уже желания нет.
Морщусь, громко кашляя. Они смотрят на меня, мол, уйди, и продолжают заниматься своими делами.
Весело. Иду в комнату, Серёга сидит в обнимку с какой-то бабой, на что мне всё равно. Незаметно для всех выхожу на улицу и иду… не знаю куда. Просто шагаю вперед. Домой раньше часа возвращаться бессмысленно. Время одиннадцать, и как его скоротать?
Шатаюсь по городу, так и оказываюсь на смотровой площадке, перед глазами Воробьёвы горы, Лужники. Я помню, в детстве мы с мамой ходили туда на концерт какой-то очень известной тогда иностранной певицы. Певицу я не помню, но мамино счастливое лицо – до сих пор. Забираюсь на перилину, свешивая ноги в направлении стадиона. Сижу, смотрю, вокруг люди, смех. Воскресенье.
Потом галдёж усиливается, начинаются какие-то весёлые крики, поворачиваю голову, видя несколько иномарок, парней, девок. Они орут, бегают друг за другом, поливают тачки шампанским. От их визга закладывает уши.
Отворачиваюсь, упираясь ладонями в холодный камень, на котором сижу.
– Девочкам на холодном сидеть нельзя, – над самым ухом.
Меня ведёт от неожиданности, и я понимаю, что сейчас слечу туда, вниз.
Страх парализует тело, но, на удивление, я не падаю. Только спустя несколько секунд чувствую, что кто-то держит меня за талию.
Оборачиваюсь, хлопая глазами.
– Привет.
Киваю. Это же он. Этот Никита. Он-то здесь как? Взгляд сам обращается к машинам, и теперь я понимаю, что он, видимо, был с той толпой.
– Ты онемела внезапно?
– Нет, – убираю его руки, – чего тебе надо?
– Поздороваться подошёл.
– Поздоровался? Можешь идти, тебя там ждут.
Киваю по направлению его дружков.
– Никита-а-а-а-а, – орёт какая-то девка, махая ему рукой, – Ден, верни его на-а-а-м!!!
Продолжает визжать, заливая в себя шампанское, когда этот самый Ден идёт к нам.
– Шелест! Чё ты тут завис?
Жорин подходит к нам и, конечно, сразу меня узнаёт. Что странно, потому что вчера он был в стельку.
– Это же она! – со злобой. – Ты чё здесь делаешь? – в его голосе столько отвращения. – Сучка, – дёргается, видимо, хочет меня ударить или скинуть с перил.
Никита выставляет руку, преграждая путь своему дружку.
– Брат, ты чё? Она же… ты посмотри на неё. Воровка, пошла отсюда.
– Ден, – Никита в упор смотрит на этого клоуна, и тот ретируется.
– Ладно, решай сам. На хрен она тебе сдалась, жалкое зрелище. Змею пригреешь. Она потом тебя какой-нибудь дрянью накачает и обует.
– Я разберусь сам, тебя там ждут, – говорит вкрадчиво, но твёрдо.
Ден делает недовольное лицо и уходит.
– Не обращай внимания. Он нормальный.
– Оно и видно. Мажор придурошный.
– Какая искренняя ненависть.
– И ты такой же. Все вы одинаковые. Ты думаешь, я дура и не понимаю? Ты зачем хорошего разыгрываешь? Поржать с друзьями надо мной хотите. Ты на меня как на червяка смотришь, поэтому не поведусь, даже не надейся, – перекидываю ноги на другую сторону и спрыгиваю на землю.
Чего он на меня уставился? Стоит тут такой, весь из себя благодетель, тошно даже.
Натягиваю капюшон и ухожу. Он не останавливает, а когда я немного оборачиваюсь, понимаю, что он тоже уходит. Туда, к своим этим друзьям. Вот и хорошо. Пусть катится, а то приклеился.
Я ещё час блуждаю по городу, слушая музыку в наушниках, и лишь к двенадцати подхожу к своему двору. Выглядываю из-за угла, замечая Серёгину тачку. Ну а этому-то чего?
Расстёгиваю воротник на куртке и иду к ним. Из машины на весь район орёт музыка. Серёга с парочкой своих дружков крутятся рядом, устроив на капоте банкетный стол.
– Конфетка моя, ты чего ушла-то? Хорошо ж сидели, – идёт ко мне.
Шагаю ему навстречу и убираю руки в карманы куртки.
– Проветриться.
– Так не делается, – дёргает змейку на моей куртке на себя, вырывая замок, – прости, – сдавливает пальцами собачку, покачиваясь.
– Ты дебил? – толкаю его в грудь. – Придурок, куртку провал.
– Слышь ты, – до боли сжимает моё плечо, – охренела!
– Пусти, совсем допился?
– А что? Сколько можно? Бегаю вокруг тебя тут, а ты всё целку из себя строишь, давай уже расчехляйся.
– Руки от меня убери. Убери, сказала, – ору, но он не реагирует.
Только начинает тащить в темноту, за угол. Там мусорные баки, а дальше небольшая посадка деревьев. Никто даже нас не увидит. Паника и дикий страх. Ору, пытаясь отбиться, где-то поблизости воет ментовская сирена, и этот урод, толкнув меня в кусты, бежит к дружкам.
Рёв мотора их машины слышится ещё долго, кажется, что всё то время, что я сижу на улице, на краю клумбы, выбравшись из грязи и шиповника, я слышу этот рёв.
Поднимаюсь в квартиру. Дома тишина. Никого нет, хоть в чём-то повезло. Скидываю сапоги и волочусь в комнату. Меня тошнит. Голова раскалывается, а пальцы подрагивают.
Я испугалась. Я так испугалась. Если бы он действительно это со мной сделал? Не могу даже думать. Нет!
Засыпаю в одежде поверх покрывала. Мне так плохо, до ужаса плохо.
Ник
По-быстрому уложив волосы в беспорядок, нахерачив побольше геля, чтоб не париться, застёгиваю пуговицы на чёрной рубашке, поправляя ремень на джинсах. Сунув телефон в карман, спускаюсь вниз, заглядывая на кухню. Мама как раз там.
– Я уехал, не ждите, у себя останусь.
– Хорошо, – поправляет ворот на моей рубашке, – к Лере?
– Ага.
– Куда едете? Ресторан?
– Выставка.
– Как все серьёзно.
– Не говори. Лучше б в ресторан, хоть поели бы. А то не уверен, что то место, куда мы идём, можно назвать выставкой. Вряд ли её подружка – талант или хотя бы делает что-то годное.
– Как у вас всё сложно.
– Не, мам. У нас всё просто. Ты больше не обижаешься?
– Я ещё раздумываю над этим.
– Не обижайся, – целую в щёку, – слушай, может, мы с тобой завтра на нормальную выставку сходим? Тейку возьмём, давно никуда не выбирались.
– Мой сын приглашает меня на культурное мероприятие? Тогда можно мама выберет театр?
– Мама может выбирать всё, что её душа пожелает.
– У мамы самый лучший сын.
– Не стал бы утверждать на сто процентов, но доля правды присутствует.
– До завтра, милый.
– Созвонимся.
Целую маму и шагаю в гараж. Пристёгиваю ремень безопасности и выезжаю во двор, охрана уже открыла ворота, и мне остаётся только втопить по газам. К Валеронке добираюсь минут за двадцать, она тут недалеко, у родителей гостит. Лерка модель, сотрудничает со многими брендами, мечтая уже наконец стать амбасадором чего-нибудь люксового, но не приглашают. И отчасти я понимаю почему, с таким характером, как у неё, вряд ли кто-то побежит к ней с распростёртыми объятиями. В её случае оптимальный вариант – проплатить, но её батя такое не приемлет, а Лерка от этого ещё больше бесится.
В доме меня сразу встречает Марьяна Алексеевна, Леркина мать, они похожи внешне, обе высокие, статные блондинки. Увидев их вместе, никогда не подумаешь, что это мать и дочь. На лице старшей Польских столько пластики, Франкенштейн обзавидуется.
– Никита, – улыбается, протягивая ко мне руки, – как я тебе рада, Лерочка уже спускается.
– Здравствуйте, Марьяна Алексеевна. Как ваши дела?
– Просто чудесно. Как твои? Лерочка сказала, ты подписал контракт с английской командой?
– Подписал.
– Ну я тебя поздравляю. Может, чай?
– Мы торопимся, – кладу ладонь на перила лестницы, – я её потороплю.
Польских присаживается на диванчик, закидывая ногу на ногу.
Быстро поднимаюсь к Лере, она ещё копается. Стоит посреди комнаты, всматриваясь в кучу тряпок на кровати.
– Ты ещё в трусах?!
– Прости, в самый последний момент Светка написала, и представляешь, Лагунова припёрлась в платье, которое хотела надеть я. Что за наглость?! Она прекрасно знала, в чём я пойду. Теперь вот думаю.
– Может, тогда не пойдём?
– Света обидится.
– Ладно, – заваливаюсь на кровать по другую сторону от её барахла.
– А ты совсем не хочешь, да? – вздыхает, присаживаясь рядом и сжимая в ладонях какую-то юбку.
– Ну, явно не горю желанием.
– Блин, – поджимает губы, – может, ты прав, пошло оно всё…
Лерка колеблется от силы пять секунд и вновь возвращает себе свою уверенность.
– Нет, мы не можем пропустить мероприятие, выход в свет – это важно. Завтра, кстати, идём на премьеру фильма.
– Ага, – складываю руки на груди, прикрывая глаза.
Жаль, она ещё не знает, что завтра мы никуда не идём, точнее идём, но раздельно. Думаю, что скажу я ей об этом позже. Не стоит расстраивать человека, который и так потерпел фиаско в выборе лука. Особенно если человек – истеричная модель.
– Всё, я придумала. Ровно минутка осталась.
Пока она убегает в ванную, ловлю себя на мысли, что от моего прихода в ней ничего не изменилось, во мне, кстати, тоже. Мы словно чужие – ни взгляда, ни поцелуя. Всё тащится на привычке и взаимовыгоде. Второе, кстати, очень расплывчато. Не скажу, что у нас когда-то была бешеная страсть, но и такого тухляка, как последний год, я тоже не припоминаю.
Наконец нарядившись в чёрный строгий костюм на голое тело, Лера крутится вокруг своей оси, демонстрируя одёжку.
– Думаю, шикарно, правда?
– Более чем.
– Ты какой-то грустный, – касается ладонью моей груди, – что-то случилось?
– Нормальный, не заморачивайся. Идём?
– Да, – вновь улыбается, едва касаясь губами щеки.
В машине Польских неотрывно занимается телефоном, делает фотки, что-то кому-то пишет, звонит, опять фоткается, со стороны это напоминает обезьяну в клетке. Мы не виделись с ней почти месяц, у неё были сьёмки, у меня гонки, потом подписание контракта, но честно, вот сейчас, сидя рядом с ней, я не ощущаю ни привязанности, ни тепла, ни желания, ни черта не ощущаю.
В таком состоянии я нахожусь весь вечер, хочется уйти, но я этого не делаю, она закатит скандал, будет причитать, какая она несчастная, мне этого не нужно. Здесь точно. Все наши ссоры заканчиваются как под копирку. Я козёл, а её обидели.
Убрав руки в карманы джинсов, стою напротив какой-то намалёванной картинки, словно ищу в ней смысл, но смысла там ноль, как и в голове её подруги, которая всё это замутила. На плечо ложится чья-то рука. Жорин. Хоть одно адекватное лицо.
– Ты здесь как? – пожимаю ему руку.
– Да пи*дец, и сбоку бантик. Видишь брюнеточку? – показывает в дальний угол. – Строптивая коза, неделю никак снять её не могу, сопротивляется.
– Какая досада.
– Хоть ты и стебёшь, но прав.
– И как атмосфера?
– Не в высшем обществе будет сказано. Слушай, погонять не хочешь после того, как это всё закончится?
– Можно, – киваю, замечая Лерку.
Она стоит в компании каких-то девок с бокалом шампанского, улыбается, смеётся, очень неестественно, надрывно, словно, словно… сука.
Срываюсь туда, не надо быть спецом, нужно просто её знать и иметь глаза. Хватаю её за руку, отводя в сторону, вглядываясь в мутные зрачки. Угадал. Когда только успела, дура?
– Мой Никита, – тянется ко мне, пытаясь поцеловать, – мой хороший.
Отстраняюсь.
– Нюхала? – до боли сжимаю её локоть.
Лера меняется в лице.
– Не твоё дело, – пытается вырваться и при этом не привлечь внимание.
– Да что ты!
– Отвали, ты мне не муж, никто вообще.
– Правда?
– Да. Я сама буду решать, что мне делать, понял, Шелест? Это моя жизнь!
Она яростно смотрит мне в лицо, её губы расползаются в гадкой улыбке, от которой начинает тошнить.
– Никто, значит? Ты знаешь, это даже к месту. Своевременно , на этом помашем друг другу ручкой, – отпускаю её.
Польских, не ожидая этого, чуть не падает, вовремя успевая удержаться на ногах. Я предупреждал её уже не раз по поводу кокса, всему должен быть предел.
– И катись, достал! Правильный нашёлся, – орёт мне вслед, уже никого не стесняясь.
Не обращая внимания на её выходки и слова, иду к тачке. Пошло оно всё. Бесит, идиотка обдолбанная. Снюхается и сдохнет.
В машине врубаю музыку, замечая в зеркала пристроившуюся сзади тачку – Ден. Он моргает аварийкой и, обогнав меня, выезжает на шоссе. Еду следом.
Первый раз, когда я поймал Лерку под наркотой полгода назад, я не придал этому значения. Не то чтобы мне всё равно, просто было не до неё, у меня были заезды, постоянные соревнования, перелёты. Второй раз она обдолбалась месяца два назад, до того, как улетела в Европу по работе, тогда мы с ней говорили на эту тему. Польских тогда, давясь слезами, умоляла меня не рубить с плеча, клялась, что подобного больше не повторится.
Не давай людям шанс, они этого не заслуживают.
На смотровой к нам подтягивается ещё пара ребят, не скажу, что Лерка испортила мне настроение своей выходкой, но осадок, конечно, остался. Такой. Когда тебя делают идиотом. Вот я, походу, получился тот самый идиот.
На смотровой Ден почти сразу идёт ко мне.
– Слушай. Я ещё вчера сказать хотел, но думал, не моё дело, не стал лезть. Тебя пока не было, я её не раз нанюханной видел. С агентства её всё тянется, там эта Лада, с которой она тусует, нормально так этим делом «балуется».
– Мне всё равно. Это её дело.
– И правильно, – хлопает по спине, – не люблю моделек.
– Ты-то?
– Ну, только если на ночь.
Жорин в своём репертуаре. Пока мы разговариваем, Машка уже успевает открыть бутылку «Моэта», начиная обливать им Денину новую тачку.
– Бл*, – подрывается туда, – охренела?
– Сам сказал, надо обмыть…
Они пререкаются, смотрю по сторонам. Замечая неподалёку маленькую фигуру, не ясно, какого меня туда несёт, но я почему-то на сто процентов уверен, что знаю, кто это. Подхожу ближе, уже видя, что это она. Сидит смотрит вдаль, скрывая лицо под капюшоном. Встаю за её спиной, немного вытягивая руки. Если я сейчас подам голос, она не свалится вниз? Она меня не замечает или делает вид?
Обозначаю своё присутствие и сразу хватаю её за талию. Слегка притягивая к себе. Бл*дь, реально ни черта не слышит.
Она вздрагивает, медленно поворачиваясь ко мне. Капюшон слетает с её головы, испуганные глаза бегают по моему лицу в поисках понимания, что здесь происходит. Стоит ей слегка прийти в себя, она отстраняется, спрыгивает на землю и становится ещё меньше. Она едва дотягивает до моего плеча. Задирает голову, смотря как на врага.
Несу какой-то бред, ровно до тех пор, пока не появляется Ден, вот кто в секунду может испортить любой кайф. А разве я его испытываю, этот кайф? От неё? Попахивает чистейшим бредом. Она почти сразу убегает, не забывая нагрубить.
Отпускаю. Какие-то секунды смотрю ей в спину. После чего возвращаюсь к своим. Только вот всё время, что я иду к ним, меня не покидает ощущение того, что это наша с ней не последняя встреча.
Очень странно, необъяснимо, меня словно к ней что-то подталкивает. Внутренний голос? Не знаю, но она явно вызывает во мне интерес.