Психиатр для магов

Глава 1

Где-то по пути от здания Академии магии, балетки увеличились в размере и то и дело пытались соскочить с ноги.

Солнце пекло неимоверно, над доро́гой поднималось знойное дрожащее марево. Я шла по центральной улице Линстрит и еле переставляла ноги. А босиком идти – это пытка посерьёзнее сожжения, там хоть дымом задохнулся и конец, а здесь со вздутыми волдырями и ожогами на ступнях придётся пройти ещё три квартала. Сегодня температура поднялась градусов до пятидесяти, вода во фляге давно закончилась, и пустой бутылкой сиротливо болталась на поясе.

— Вот гад! — в сердцах сказала я и зло зыркнула в тень подворотни. Угрожающе зарычала собака, прижимая к шее недоразвитую третью пару лап, застригла ушами-колокольчиками и нырнула в дом.

— Да не ты! — тоскливо сказала я, провожая взглядом приоткрытую дверь и игриво колышущуюся занавеску, утопающую в спасительной темноте.

Сегодня утро прошло вполне сносно, ни одна из значимых вещей в доме не поменяла свою форму и не попыталась сбежать, день продолжился с огоньком, а вечер ещё не начался. Интересно, сколько сегодняшняя встреча принесёт мне проблем? Всего-то и нужно было продлить лицензию, поставить одну печать и отправить, как я это называла, в единый магический реестр. В прошлый раз это заняло у меня не более получаса, но сегодня у клерка в кабинете сидел проверяющий, и они продержали меня до полудня. Несколько раз пересматривали мои бумаги, сличали подписи, проверяли на магическую достоверность, даже зачем-то сделали слепок ауры.

Фиг вам, господа, как говорится! Фиг вам!

Ребята слепого Дрока знают свою работу. Так что Лидия Пенкина, урождённая землянка, по всем мыслимым и немыслимым документам в этом мире Элиза Преока родилась в аристократической обедневшей семье, родители умерли, воспитывалась в пансионе, который покинула после совершеннолетия, имеет неплохое образование и воспитание, хоть и бесприданница.

И нигде не значится, что настоящая Преока погибла четыре года назад от нелепой случайности, попала под копыта лошади. Мальчишка-карманник, за несколько минут до этого стащивший у несчастной кошель с документами и деньгами, догадался сообщить об этом слепому Дроку, а тот сделал всё, чтобы девочку не опознали. За что со всеми почестями похоронил на старом кладбище, как третью племянницу старого маркиза. И слепка ауры у девочки не было, не успела она достигнуть двадцатилетия, того момента, когда аура перестаёт менять свой рисунок и становится в этом мире чем-то вроде нашего отпечатка пальца. А так мы обе темноволосые и голубоглазые, хотя лицо у неё было немного другим. Она была моложе на семь лет, но в этом мире старение то ли замедляется, то ли происходит немого иначе. За три года пребывания в этом мире гусиные лапки, небольшие мешки под глазами и носогубная складка исчезли, кожа посветлела, я смотрела в зеркало, и мне казалось, что вернулись мои восемнадцать.

Столичный проверяющий был дотошным, он просверлил меня долгим высокомерным взглядом, словно подозревал в чём-то, но я и не таких видела в остром отделении и изоляторах, где содержались особо буйные. Особенно сложно было с пациентами, возомнившими себя известными садистами, нацистами, маньяками, преступниками, палачами. В моей практике сильно отличился Анатолий Мышкин, который считал себя византийским полководцем Георгием Маниаком, он умел так смотреть, что бывалые санитары спрашивали разрешение, прежде чем войти, но ко мне относился с уважением и всегда на вы, но это другая история.

Жизнь научила подстраиваться под любые ситуации и разных людей, главное в нужный момент нужно было представить, что нахожусь в родном дурдоме и общаюсь с новым, ещё малоизученным пациентом.

Вначале проверяющий даже посочувствовал, когда узнал, что я сирота из обедневшей аристократии. Это первое, что я вынуждена была произнести в ответ на вопрос, почему пришла без сопровождения мужчины в государственное учреждение. Он посмотрел на меня так, как мы обычно смотрим на бездомных собак, с жадностью поедающих с рук еду.

Чело у проверяющего было обезображено аристократическим снобизмом в сотом поколении. Высокий, худощавый, с внимательным взглядом, цвет глаз я сразу не рассмотрела, не позволила моя близорукость, но мне показалось, что они у него карие. В этом мире людей с плохим зрением я ещё не встречала, и моё по непонятным мне причинам восстанавливалось. Хоть какая-то компенсация за нервы. И хотя мои минус шесть превратились где-то в минус два — полтора, не все детали я видела чётко. Волосы у проверяющего тёмные с россыпью седых волос, но лицо молодое, без морщин. Нос ястребиный, губы на мой вкус тонковаты, широкий, мужественный подбородок. Я бы дала ему лет тридцать пять, может, чуть больше. Это по земным меркам, а в этом мире может быть всё что угодно.

Сочувствовал он мне недолго, только до того момента, как я представилась и отдала свиток, заменяющий паспорт.

— Это не ваши документы, — резко заявил он.

Я не испугалась, нет. Меня уже было сложно в этой жизни напугать. Практикующий психиатр, по воле судьбы оказавшийся в магическом мире – вот что страшно, а всё остальное — вре́менные трудности.

— А чьи? — насмешливо спросила я.

Особо буйным только покажи слабость.

— Элизы Преоки, — задумчиво протянул гад.

— А я тогда кто? – спросила я тоном, с которым доктор Никифоров разговаривал с пациентами, когда те находились в острой форме параноидного психоза.

— Вы мне ответьте, — вкрадчиво произнёс проверяющий.

Я скромно села на стульчик у двери и сжала в кармане амулет мгновенного переноса в логово слепого Дрока, а затем с неуместной бравадой сказала:

— Проверяйте, а потом я жду извинений.

Когда вы откровенно врёте, нужно это делать уверенно, искренне и самозабвенно, иначе вас сразу же раскусят.

Глава 2

Мальчишка дёрнулся при моём приближении и попытался вскочить на ноги, но не смог. Я сразу поняла, что он не был воришкой, которые наводнили нашу улицу пропорционально возросшему потоку туристов. Об этом говорили отлично скроенный дорого́й костюм тройка, явно сшитый на заказ, щёгольские блестящие туфли с модной в этом сезоне пряжкой и прямой, слегка высокомерный взгляд истинного аристократа, похожий я сегодня уже видела.

Одна из рук фасада его крепко удерживала. Мальчишке было лет двенадцать.

Это не первый мой улов, но обычно попадались или зазевавшиеся туристы, или карманники, эдакие незадачливые карасики, которые были готовы отдать последнее за освобождение. Взятки я не брала, но без зазрения совести продавала свои безделицы, например, мотивационные карты или ловцы снов.

Ни на одних, ни на других заложник дома не был похож.

— Добрый день! — весело проговорила я, — вы ко мне?

— Нет! — пробурчал он, зло сверкая карими глазами.

— Хорошо, — согласилась я, отперла дверь и перешагнула порог.

— Эй! Ты! Освободи меня! — крикнул нахалёнок.

Звучало это очень неуважительно.

— Не ко мне, ну ладно!

И я поспешила внутрь, в прохладу.

— Эй! — крикнул мальчишка.

Дверь оставлять приоткрытой не хотелось, чтобы в дом не проникла жара, но пришлось.

Мальчишка мог попасться ещё утром, после моего ухода в лицензионное бюро, так что сейчас он мог быть обезвожен. Тепловой удар вряд ли получил, в таких дорогих костюмах всегда есть, как я это называю, магическая система кондиционирования и кепка на голове имелась. Но оставлять хамство без наказания я не хотела, пришлось остановиться на середине лестницы, прислушиваясь к звукам улицы.

— Эй, ты куда? Эй! Ну, эй! — в его голосе слышалось отчаянье.

Мальчишка замолк. И я услышала слишком частое шмыганье носом, ещё минуту постояла и пошла обратно. Присела на корточки.

— Ну, что, молодой человек.

— Маркус Ак' Семонтеклер, — пробурчал мальчишка, старательно отворачиваясь от меня, видимо, чтобы не увидела покрасневшие от слёз глаза.

Знакомая фамилия, а не с его ли отцом я сегодня так феерически провела утро? В голове всплыло имя проверяющего.

— Элиза Преока, — представилась я, — а не вашего ли отца зовут Рехольд?

— Что, испугалась, цветочница? А теперь скажи своим культяпкам отпустить меня!

От такого нелепого то ли оскорбления, то ли хамства я изумилась, а мальчишка покраснел, надул щёки и с упрямством посмотрел в глаза.

— Вполне достойная профессия пробормотала я, — не оценив пассажа.

Малец неразборчиво что-то пробурчал. Я немного помолчала, но не удержавшись, добавила:

— Маркус, не мне учить вас этикету, но «эй» и «ты» от незнакомцев не способствую желанию им помогать.

— Вы прям как моя училка Жаклин.

— Маркус, хочу поделиться с вами маленьким жизненным наблюдением. Если вы находитесь в невыгодном положении или нуждаетесь в помощи, не сто́ит говорить гадости тому, кто сможет вам помочь.

Мальчишка ещё больше надулся.

— Мой отец очень богат, он приближённый короля, после того, что вы сделали, закроет вашу лавочку и вышлет из королевства.

Опять в интонациях мальчики прорезались нахальство и злость.

— После того как вы пытались проникнуть в мой дом? — уточнила я.

— Что? — растерялся мальчишка и посмотрел на меня чернеющими глазами с длиннющими слипшимися ресницами, будущая гроза всех девчонок.

— То! Сейчас я вызову стражу и скажу, что мой дом поймал вора.

— Это неправда! — завопил подросток. — Тебе не поверят! Я сын графа!

— Но слухи пойдут! — жёстко припечатала я. - И люди это будут помнить долго! И каждый будет задаваться вопросом, зачем сын графа пытался что-то украсть у цветочницы.

Мальчишка беспомощно заморгал.

— Но…

Я демонстративно сдвинула рекламную доску так, чтобы пойманный моим домом не был виден со стороны сквера, где всегда было много туристов.

— Ты! Ты! Что ты делаешь?

— Вы, Маркус.

— Да пошла ты!

Я и пошла опять внутрь, на середину лестницы.

Ох и получу я много проблем от мальчишки, но если не воспитывают родные, то воспитанием занимаются чужие. Нахалёнок молчал долго, хлюпал носом, рычал, скорее всего, пытался вырваться.

— Элиза, лора Преока! Простите, — почти прошептал он.

Я вышла. Не то чтобы сильно быстро, но и заставлять ждать не стала.

— За что, Маркус, вы просите у меня прощение?

Мальчишка удивлённо уставился на меня. Его глаза так и кричали: ты ещё и поговорить хочешь?

— Так за что?

— Помоги... помогите мне освободиться, — тут же поправился он, — я снизошёл до такой, как т... вы и извинился. Этого мало?

Папины гены во всей красе.

— За что вы извинились? — настаивала я.

Маркус сцепил зубы.

— За то, что я пришёл к вам.

— Неправильный ответ.

— Я пить хочу! От жары мне будет плохо! И вы в этом будете виноваты!

Ах, эти прекрасные наивные манипуляторы!

— Вам, Маркус, повезло, что солнце спряталось за крышу, а стены моего дома щедро делятся тенью. Так что вряд ли.

После этих слов я шагнула в комнату и вышла уже с бутылкой воды. Протянула ему. Он резко мотнул головой и посмотрел в сторону, эдакий сидящий в неволе орёл молодой. Пришлось поставить рядом и опять зайти в дом. Ситуация стала порядком утомлять. Привычно зазвенели колокольчики, зашелестели стеклянные бусинки дверной занавеси. На улице послышался звон бьющегося стекла, треск одежды и шуршание гравия. Когда я выскочила, одно из окон витрины уже осыпалось крошкой. Мальчишки не было.

Правая рука дома безжизненно повисла вдоль стены, из сломанной, но не оторванной ветки, слезой стекала смола, вторая эмоционально жестикулировала. «Мёртвая» рука явно переигрывала. Я тяжело вздохнула и пошла за аптечкой. Что же за денёк такой?

Пока я забинтовывала руку, на балкончик соседнего дома с лейкой вышла пухленькая соседка в бледно-розовом сарафане.

Глава 3

Первой мыслью было: малец меня сдал, но, присмотревшись, увидела, что цвет формы у мужчин на полтона отличается и есть нашивки, я поняла: они пожаловали из Гарнизонной школы. Пришлось высунуться в окно и спросить:

— Что вам нужно, уважаемые?
— Ваша помощь, лора Преока, дело деликатное, — с укоризной посмотрел седовласый офицер на выглянувшую соседку, — поэтому не могли бы вы спуститься?
Я надела рабочее платье, натянула балетки, которые вернулись к обычным размерам, собрала волосы в ракушку. Привычно сунула в карман амулет мгновенного переноса и запустила нежданных гостей внутрь.
— С деликатными проблемами вы же тоже работаете? — с порога спросил старик.
— Смотря какого рода, — не стала обнадёживать их.
— Проблемы с головой, — приглушённо пояснил он, — и ваша помощь нужна срочно, пока не случилась беда.
— А симптомы какие?
— Симкомы?
Я не стала поправлять.
— На месте расскажете, — проворчала я, спускаясь в подвал за тревожным чемоданчиком.

Ещё когда жила в логове слепого Дрока, собрала его, пусть и в ограниченном составе. У Дрока был отличный алхимик, талантливый недоучка, который создавал дымовые шашки, разнообразные зелья, разъедающие концентраты. А для меня из солей натрия и калия с помощью магии и такой-то бабушки смог получить соли лития, неплохой нормотимик, который применяется при тревоге, депрессии, биполярных расстройствах, шизофрении. По сути, соли лития вытесняют натрий из клеток, уменьшают их электрическую активность и регулируют содержание серотонина.

(Справка: нормотимик — это разнородная группа лекарственных препаратов, которые назначают с целью стабилизации настроения, применяют при лечении, например, биполярного расстройства, шизофрении, психоза, депрессии).

В контрабандной лавке Дрока нашла зелье, отключающее сознание, в простонародье гипнус. Оно не из запрещённых, совсем в малых дозах его используют дамы на балах, чтобы красиво падать в обморок. Небольшую дозу дают при ранениях, чтобы человек не умер от болевого шока, пока его везут к лекарю. А в больших дозах наступает эффект искусственной комы, это я узнала опытным путём, когда люди Дрока раненому влили воду с десятью каплями гипнуса.
Ещё у меня был и малый хирургический набор, бинты, антибиотики, порошок бромида натрия, выделенный из водорослей. И что-то похожее на эндотрахеальную трубку, которую я сделала из плотных кожаных колец, обшитых тканью.

Я вышла, старик запрыгнул в седло и протянул руки, помогая взобраться на вторую лошадь, но я так неудачно извернулась, что легла на седло животом, нос наполнил терпкий мускусный запах. Конь недовольно всхрапнул, потоптался на месте и наклонил шею, я стала опасно раскачиваться, на секунду мне показалось, что я сейчас полечу головой вниз.

Когда-то давно, кажется, что в прошлой жизни, я изучала сестринское дело и классификацию психических расстройств, дополнительно Дмитрий Сергеевич, куратор группы, заставил нас пройти курс по медицинской химии, но знаний, как забраться на живую недовольную лошадь — не было.
Вокруг начали собираться люди.
— Да ты её подсади! – проорала добросердечная соседка.
— А потом вас заставят жениться. Свидетелей-то целая улица, — тихо пропыхтела я, но юноша услышал и предусмотрительно отскочил, а я плавно стала съезжать с крупа. Мне повезло, соскользнула я на ноги.
Седой вояка усмехнулся:
— Ты извини, девонька, давно я девушек на лошадь не подсаживал. Наступи левой ногой в стремя и руки дай. Вот так, умница!
В этот раз он подъехал вплотную к моей лошадке и так ловко подсадил, что я даже не покачнулась. Кадет всучил мне чемоданчик, сел сзади, взял вожжи, и мы поехали.

Издалека запахло гарью, в гарнизоне творилось что-то страшное. Люди бегали, кричали, из деревянных ворот валил дым, ржали лошади.
— Вон, девонька, смотри, на втором этаже неостекленный проход с крышей, у угловой башни, ну же, правее.

Я смотрела по направлению руки старика, и, наконец, увидела. Мужчина лет пятидесяти в военной форме стоял на парапете и держался за колонну, на его ладони раскручивалась огненная сфера. Он что-то крикнул, шар с оглушительным рёвом понёсся вниз.

— Поднять щиты, — рявкнули из гарнизона, и на миг нас ослепили брызги искр.
Атакующего немного качнуло, но он устоял и опять что-то заорал.
— Что он говорит? — крикнула я, стараясь перекричать этот гомон.
— Вы меня не достанете, юхры глазастые!
— А юхры – это оборот речи? – живо поинтересовалась я.
— Всеблагой его знает, — ответил старый офицер.
Пока мы говорили, ещё один шар полетел вниз, и сноп искр снова ослепил гарнизон, отражаясь в стёклах зданий. В окнах кучно толпились разновозрастные кадеты-мальчишки.
— Вы сказали, что у него что-то с головой. Почему вы так решили? — крикнула я.
— Капитан говорил, что за ним наблюдают из угла комнаты какие-то глаза.
— А там никого не было? — полу утвердительно сказала я.
— Не было.
— И вы в этом уверены, потому что гарнизон далеко от Линстрит.
— Вы очень сообразительны, лора.
К нам подошёл светловолосый усатый офицер и помог мне спуститься с лошади.
— Лора Преока? Консультант по?.. — офицер постучал себя по голове.
— Так точно, привёз по вашему указанию, — сказал старик.
— Похоже на параноидальный бред, — задумчиво проговорила я.

И тут же спросила:

— А он уходил в запой?
— Он не пьющий, — уверенно сказал офицер.
— Плохо, могу и не вытащить. А была у него возможность пить втайне от вас?
Офицер кивнул.
— Здесь у него отдельная комната, а на выходные он всегда уходил домой к дочери. Лора Преока, и всё же, если человек постоянно пьёт, это всегда видно. Лерок Брехонт не пил.
Капитан на крыше оглушительно захохотал.
— Мне нужно к нему подняться, — крикнула я, — поговорить.
— Его сейчас возьмут, и вы сможете поговорить, — несколько минут назад выдвинулся отряд.
У стены стояли кадеты, растянули ткань, похожую на брезент.
— Как его собираются взять? – видя, что офицер сомневается, я рявкнул не хуже бывалого командира. – Говорите же! Это важно!
— Отряд планирует распылить гипнус.
— Отмените срочно! Срочно! Вы хотите, чтобы ваш командир умер?
Офицер посмотрел на меня тяжёлым взглядом, но взялся за кристалл связи:
— Остановить операцию!
— А она что здесь делает? – спросил знакомый презрительный голос.
Я не видела, когда к нам подъехал ещё один человек. И какой это был человек! Граф собственной персоной.

Глава 4

— Ваше сиятельство, — поклонилась я.
Этот павлин на меня даже не взглянул, а отчитывал подошедших офицеров. Вот и ладненько, вот и хорошо. Я повернулась к ближайшему молодому кадету, одной рукой дотронулась до запястья, вторую подняла на уровень его лица и тихим монотонным голосом произнесла:
— Всё хорошо. Посмотри на руку, смотри в одну точку, рука приближается, рука приближается, ближе, ещё ближе, твоё тело входит в состояние полной расслабленности, смотри в одну точку, знаешь, что находишься в безопасности, знаешь, что с тобой всё в порядке.
Он пошатнулся, я его удержала. Воин вошёл в сомнамбулическое состояние.
— Ты хочешь помочь капитану, — монотонно продолжила я. - Его ещё можно спасти. Мы все хотим его спасти. Проведи меня незаметно к нему. Ты готов? Кивни, если готов, — кадет склонил голову.

В этом мире было чуть легче работать с гипнозом, чем на Земле, скорее всего, при использовании магии человек входит в пограничные состояния, точнее, в лёгкий транс.
— Проведи меня незаметно, чтобы никто не понял, куда идём, и не остановил, — тихо попросила я.
И мы пошли. Почти сразу вошли через крохотную незаметную дверцу во двор гарнизона, прошли вдоль стены в густой темноте, солнце клонилось к закату и красиво расцвечивало напротив каменные стены красным. Во внутреннем дворе дымилась обугленная трава, мы вошли в башню, поднялись по лестнице на второй этаж, одолели пролёт и вышли к покатой крыше, где стоял наш обезумевший капитан, его китель был расстёгнут, русые волосы забелены сединами, по щекам текли слёзы. Но вряд ли в этот момент он понимал, что, даже если это реактивный психоз, капитаном гарнизона ему больше не быть, карьеру себе бесповоротно разрушил.

(Справка: реактивный психоз — это кратковременное психическое расстройство, возникающее в ответ на травмирующую ситуацию)

Справа от капитана я увидела группу офицеров, которых успела остановить, жестом показала, что нужно молчать.
— Хорошая погода! – крикнула я.
— Что?
— Погода хорошая, говорю! Ни холодно ни жарко, нет пронизывающего ветра. И закат просто прекрасен!
Я тоже поднялась на парапет, обхватила рукой круглый столб и стала покачиваться туда-сюда, туда-сюда!
— Что вы делаете? — оторопело спросил капитан, и шар в его руках погас.
— Говорю с вами. Почему бы не поговорить хорошим людям тёплым вечером? — взглянула на еле виднеющееся на горизонте солнце и с удовольствием зажмурилась. – Жить стоит хотя бы ради таких моментов.
Я аккуратно искала крючки, за которые могла бы зацепиться и вывести на нужный мне разговор, и очень старалась не передавить.
Он скривился.
— Стоит, — утвердительно сказала я. — Жить в принципе стоит.
— Только врагов нужно давить, как клопов. Куда! — вдруг заорал капитан, — рота, назад, там жмурики.
Офицеры дёрнулись, мальчишка, который меня привёл, схватил за локоть, на руке у капитана замерцали искры.
О, здесь ещё и посттравматическое расстройство.
— Враги будут всегда, но не всегда такие чудесные закаты, смотрите, как приятно греет солнце, — попыталась переключить капитана на реальность.
— Да? — рассеянно вымолвил он.
— Видите, птица летит на горизонте?
— Где?
— Вон, её почти не видно, — несколько мгновений он пытался рассмотреть несуществующую птицу.
Мои слова его не вывели из себя, огненный шар так и не появился, искры исчезли. Это хорошо, очень хорошо.
— Хотите выпить чего-нибудь крепкого?
Оранжево-красный диск солнца почти зашёл за горизонт, смуглая кожа капитана в багряных отсветах заката казалась ещё темнее.
— Я не пью, — также растерянно ответил он.
— Я тоже, — улыбнулась я.
— Но что-то вы пьёте? Сок, морс, компот, травы, чтобы расслабиться?
— Нет, гимнус, если только.
Рука моя чуть не соскользнула со столба, а капитан рассеянно продолжил:
— Я в последнее время плохо сплю, а вчера закончились капли.
В голове пронеслась лекция профессора Никифорова: «Другой причиной алкогольного делирия может стать резкое прекращение приёма транквилизаторов классов барбитуратов».

(Справка: делирий — это помрачение сознания, которое обычно сопровождается галлюцинациями, иллюзиями, бредом и сильным страхом).

И здесь я увидела графа рядом с офицерами, они формировали воздушный смерч, в центре которого находился бутылёк с гимнусом, времени не осталось. Работа психиатра не терпит спешки лишь тогда, когда на кону не стоит чья-то жизнь.
— Вы мне доверяете?
Капитан задумался, главное, чтобы он не посмотрел за спину и не увидел угрозу, которая его точно спровоцирует.
— Посмотрите в глаза, — твёрдо произнесла я.
Резкий щелчок пальцами, я громко и отчётливо сказала:
— Спать!
Капитан пошатнулся и рухнул вниз.

Глава 5

Мне повезло, обычно людям в алкогольном или наркотическом опьянении невозможно ничего внушить, просто отсутствует это состояние психики, но мне даже подумать было некогда. Я просто делала всё возможное, чтобы спасти человеческую жизнь. Но то ли он был исключением, то ли в магическом мире гипноз воздействует иначе, но итог был вполне удовлетворительным. Эх, мне б научную базу и лабораторию, и отделение в больнице, а ещё, чтобы местные чиновники с аристократами не мешали. Но, как говорится если хочешь изменить мир — измени для начала убеждения близких так, чтобы они не позаботились о госпитализации.
Я мечтала о своей клинике, пока ехали в карете с графом к моему дому, капитана мы положили на пол кареты, Ак... как его там, устроился напротив. Думала о ней, когда двое кадетов, так я называла по привычке гарнизонных учеников, переносили капитана в подвал-кабинет, хорошо у меня там стояла кушетка, мало ли, вдруг пациенту плохо станет. Капитана было бы практичнее госпитализировать в психиатрическую клинику, но реальность всегда менее комфортна.

Но клиники мне пока не видать, во-первых, потому что я женщина, во-вторых, потому что я женщина и в-третьих, потому что женщин лекарей не бывает, а допускаются в больницу только… бинго! Лекари! Но я их прощала лишь за то, что к больным не допускали не только женщин, но и родственников мужского пола, чтобы не разносили грязь и сами не подхватили чего-либо от больных. А смертельно больных по желанию близких перевозили в комнатку прощания, где последние дни родственники могли сами ухаживать за ними.

Так что в клинике без меня капитан следующую череду галлюцинаций не переживёт, которые точно будут. Либо сам погибнет, либо успокоят гимнусом, что, несомненно, приведёт к коме.
— Вы что-то притихли, — усмехнулся граф, когда я застыла у стола в кабинете.
Когда капитан упал, и на него надели смирительную рубашку, я закатила целый скандал, отстаивая право забрать капитана. Если бы подоспевший молодой генерал, который, сразу не проникся скандальностью ситуации и не принял всерьёз слова, что капитан спалит к демонам больницу, то не получила бы я больного под свой пристальный контроль.

В общем, генерал решил, что лучше перепоручить его мне, чем ещё большей предать огласке нападение капитана на гарнизон, он понимал — был ещё шанс списать фейерверк в гарнизонной школе на учения, приближённые к боевой обстановке, и даже убедить в этом кадетов. Графу пришлось уступить, и теперь он настороженно смотрел на меня, как на тварь малоизученную, но явно ядовитую.
На вопрос графа я скорее проговорила мысли вслух, чем ответила:
— Думаю о лечении, всё же побочное влияние гимнуса не изучено. Воздействие, конечно, очень похоже на действие транквилизаторов, о чём говорит гипнотический, миорелаксирующий, вегетостабилизирующий эффект, но есть и отличия. Конечно, бывают и парадоксальные реакции. Но, чтобы была такая сильная интоксикация, нужно было крайне высокую дозу пить в течение большого периода времени. А это не выявлено, — пробормотала я, потянулась к лицу поправить очки, но заставила себя остановиться.

(Справка: гипнотический эффект заключается в облегчении наступления сна, увеличении его глубины и, иногда, продолжительности; миорелаксирующий эффект — это расслабление мышц; вегетостабилизирующий эффект — уменьшение вегетативных проявлений тревоги: снижение тахикардии, понижение артериального давления, уменьшение потливости).

— Этому тоже учат в пансионе? — с сарказмом спросил граф, вряд ли он понял хоть что-то из моих слов.
— Смирительную рубашку не снимать, — гаркнула я на кадетов, которые потянулись к ремням, даже граф вздрогнул, — снимаем только штаны и обувь, и накройте пледом.
В подвал зашёл генерал и стало совсем тесно, осмотрел помещение, остановился у ловцов снов и весомо так сказал, даже мне стало неловко:
— Да-а-а…
С десяток ловцов обзавелись уже кто ручками, кто ножками, несколько смешно стригли ушами и умильно двигали хвостами.
— Сувениры для детей, лор генерал.
— Адриан Эгронский.
— Элиза Преока.
В свете магических ночников в своём кабинете я впервые по-настоящему рассмотрела генерала.
Когда он подъехал к гарнизону, уже стемнело, и со своей непрошедшей близорукостью и куриной слепотой ночью видела я не очень хорошо.
Помимо того, что генерал широкоплечий, подтянутый, высокий, выше меня на голову. Он был изумительно хорош. Спокойный умный взгляд, полные губы, нос с лёгкой горбинкой и тонким шрамом, видимо, был когда-то сломан в бою, русые волосы.
Он отдалённо напоминал Воронова из фильма «Крик тишины», которого сыграл Артём Быстров, но голубые глаза с гусиными лапками вокруг глаз стирали эту схожесть.
Он излучал подкупающую надёжность.
— Ак’ Эгронский, — с сарказмом и небольшим укором поправил граф.
— Постоянно забываю об этом, несомненно, весомом факте, — насмешливо протянул генерал.
— Лора Преока, вы говорили, что у моего капитана горячка? — обратился он ко мне.
— Я её называю белой горячкой, ваше…
— Благородие, — учтиво подсказал он.
— Сиятельство, — опять поправил граф.
Генерал с подкупающе искренней улыбкой проговорил:
— Прошу прощения, лора Преока, никак не привыкну к новому титулу.
— Сиятельство, — повторила я.
Я указала на диванчик рядом с круглым столиком, сама села в кресло.
— Господа, предлагаю присесть.
Ак’Эгронский занял почти половину дивана, граф же, заложив руки за спину, обходил кабинет и всё рассматривал.
А я продолжила пояснять:
— У капитана психоз, связанный с резким окончанием употребления гимнуса.
— И завтра он не пройдёт? — уточнил генерал.
— Средняя продолжительность делирия, — и увидев непонимание, я поправила себя, — психоза от трёх до пяти суток. Днём состояние может немного улучшиться, но к ночи, как правило, психоз возвращается. Да, хочу предупредить, есть вероятность, когда психоз закончится, капитан ничего не будет помнить, но сейчас, как вы видели, он опасен для себя и для окружающих.
Граф подошёл к книжному шкафу и достал мои тетради, хорошо, что записи на русском я предупредительно убрала в верхний шкаф под замок.
Практически с первых дней моего попаданства я подробно записывала всё, что помнила о своей прошлой жизни, особенно важными мне тогда казались мои профессиональные знания, память — тот ещё предатель, очень быстро она затирает те знания, которые временно становятся ненужными. Получился, как ни странно, большой объём.
— Ваше сиятельство, — граф обернулся ко мне и внимательно посмотрел, мне пришлось развернуться всем корпусом к генералу, чтобы было понятно к кому обращаюсь, — у меня есть просьба.
Ак’Эгронский подобрался, глубокая складка появилась на лбу.
— Мне нужно, чтобы ваши люди сделали для меня антимагические кандалы для рук и ног, сверху обтянули кожей и к ней внутри пришили подкладку из меха, чтобы больной не повредили запястья. Кандалы нужно прикрепить к кушетке и к стене. Я покажу как.
— Зачем это вам? — спросил граф, сузив глаза.
Я резко обернулась к нему.
«Коль скоро человек не хочет поверить в ваши добрые намерения — можете попробовать пытки», — пронеслось у меня в голове.
— В смирительной рубашке быстро нарушится кровоток, это приведёт к отмиранию тканей и ампутации, мы всё ещё можем не только не угробить капитана, но и оставить его относительно целым. Ну, и дом мне дорог, а ещё жалко соседей, не хочу становиться Прометеем, принёсшим огонь на нашу улицу, — язвительность графа передалась и мне.
— Вы очень чудно́ говорите, лора Преока.
Я тут же обругала мысленно свою глупость и непрофессиональное поведение и попыталась взять себя в руки. Всё же граф утром и граф вечером — это очень много графа даже для моих нервов. От зарождающейся перепалки нас отвлёк генерал:

Глава 6

Я и раньше приглашала лору Неру к себе ночевать. В первый раз это произошло совершенно случайно, по настоянию лоры Вишки.Тогда я уже успела помочь нескольким пациентам, это была в основном психологическая помощь, и обо мне по городу пошла молва, а слухи в маленьких городах распространяются очень быстро. Перед самым закрытием ко мне постучался пожилой мужчина, на вид ему было лет пятьдесят, а может, и больше, в этом мире возраст определить очень сложно, люди, даже не обладающие магией, выглядели намного моложе, вероятно, частицы магии, пронизывающие всё пространство, останавливали воздействие свободных радикалов и помогали регенерации клеток.

Мужчина был тучным, приземистым, с солидной лысиной, мясистыми пальцами он держал трость. Одет был вполне пристойно, в бежевые брюки и светлую рубашку навыпуск. Я предложила зайти в часы приёма, но он сильно настаивал на разговоре, пришлось провести в кабинет.

Пациент сетовал, что его преследует навязчивые страхи. Засыпая каждую ночь, он то ли во сне, то ли в полудрёме видел, как у кровати отрастают руки, которые тянутся к нему, чтобы задушить. Жаловался, что почти не спит, а если и проваливается в сон, сразу просыпается. Мужчина был очень убедителен.

Я провела тест на шизофрению, показала пятна Роршага, но они ничего не выявили.
Мой пациент жил на краю города, рядом с пологими осыпающимися склонами сопок, поэтому никаких магических аномалий там не могло быть. Но некоторые события производят на человека настолько яркое впечатление, он начинает проецировать их на себя и почти убеждается в том, что подобное может произойти и с ним. Своеобразная форма самогипноза. Всё это было бы верным по отношению к этому пациенту, если бы человек с такой фобией не пришёл ко мне в кабинет на Линстрит, где его фобия с большой вероятностью может осуществиться. Более того, на фасаде моего дома ещё несколько дней назад появились руки, которые он не мог не заметить.
Мужчина сидел на кушетке и с жаром уговаривал:
— Мне нужны капли для сна, просто обычные капли.
— Послушайте, лор Заром, вам лучше прийти завтра, мы ещё немного поговорим, и я назначу препараты. Сегодня нам просто не хватит времени для постановки диагноза.
— Лора Преока, я знаю, что у вас есть капли для сна, просто продайте мне их.
— Мне нужно поговорить в вашими родными, вашей женой. Это необходимо, чтобы составить полный анамнез вашей фобии, — я то и дело называла русские названия известных мне понятий, но неизвестных этому миру, почти переходила на пиджин и мысленно бранила себя за это. — Нужно понять, как вам помочь. Капли не решат вашу проблему, а могут даже усугубить.

(Справка: анамнез — сведения о пациенте, которые необходимы врачу для постановки диагноза; пиджин — это устное наречие, состоящее из нескольких языков).

— Без капель я никуда не пойду! — упрямо поджал губы пациент и стукнул тростью по полу.
— Хорошо, — согласилась с ним, — подождите минутку.
Я поднялась из кабинета в прихожую.
Позвать никого не могла, в городе почти никого не знала, только лору Вишку и пожилую соседку, которой несколько раз помогла донести сумки. Она жила с внучкой и правнуком, так что помочь справиться с пациентом, они не смогли бы. Звать стражу я не спешила, боялась слухов, а восстанавливать репутацию долго и муторно. Особенно, если можно решить эту ситуацию миром.
Взяла обычный пустой флакончик, наполненного водой, и вернулась в кабинет.
Мужчина неожиданно привстал с кушетки, выхватил флакон, открыл пробку, сделал несколько глотков и упал обратно, картинно прижимая ко лбу ладонь, закатил глаза, уронил руки на колени и натужно захрапел.

Настолько плохо сыгранной роли я никогда не видела.
— Лор Заром, это не серьёзно! Я знаю, что вы не спите. Вставайте и идите к себе! Лор Заром!
Но мужчина театрально всхрапнул, развернулся, укладываясь на кушетку, повернулся набок и подложил ладошки под голову.
Я побежал к лоре Вишке и привела в кабинет, та увидела картину маслом, покачала головой:
— Годное дело ты затеяла, но совершенно неподходящее для женщины. Ладно, это поправимо, но негоже девушке оставаться наедине с мужчиной. Обязательно нужна компаньонка, которая сможет подтвердить твою репутацию. Я не подхожу, я незамужняя и не вдова, обратись-ка ты к лоре Неру.

И я пошла к соседке, пожилая лора спокойно выслушал меня, кивнула, собрала в корзинку всё, что ей может пригодиться в чужом доме, и, прихрамывая, пошла со мной.
Ночью прибежала жена пациента, раскричалась, называла падшей женщиной, жаловалась всыпавшим на улицу соседям, что увожу чужих мужей из семьи. Вышел сияющий, как медный ночной горшок, лор Заром. Оказалось, что накануне супруги поссорились и мужчина решил проучить жену, набить себе цену. В самый разгар конфликта вышла Лора Неру, пристыдила склочную бабу и выскочившего на улицу шарлатана. Скандал утих, а очевидцы стали поддразнивать оконфузившуюся пару. После этого мы договорились, что если придётся оставить у себя больного, я зову пожилую соседку, а за это плачу небольшую компенсацию.
Сегодня лора Неру появилась в милом зелёном чепчике, в симпатичном бежевом платьице с зелёным передником, в руках она держала корзинку с нитками, которую я тут же перехватила. Бабушка — божий одуванчик, если не знать о её остром уме и железном характере.
— Милая, у меня здесь ночнушка, — сухая старческая рука приподняла ткань, — поможешь мне одеться?

***

В гостиной на втором этаже у меня был полный порядок. Столик стоял в эркере, витражные окна которого выходили на улицу. Песочная плитка в мелкий цветочек, рисунок которой отдалённо напоминал арабские фрески, красовалась на полу. На узорчатой скатерти горда возвышались чистые чайник, чашки и сахарница. Ниша, где стояла моя кровать, была прикрыта шторкой. Я разложила диван, застелила простыней, достала подушку, сверху положила плед, пододвинула ночник, помогла переодеться пожилой лоре. И оставила её обустраиваться.

Глава 7

Утро началось рано и не менее феерично, чем закончился вечер. Мы проснулись от сильного грохота внизу, в полудрёме мне померещилось, что великан стучится во входную дверь. Честное слово, на этой улице можно ожидать чего угодно. Я вскочила на ноги, наступила на нижний край сорочки и чуть не упала, больно приложилась локтем о комод. За ночь подол и рукава ночнушки сильно удлинились, и теперь ночная рубашка напоминала костюм Пьеро. По привычке мельком взглянула в маленькое зеркало: под глазами синяки, кожа бледная, чёрные волосы выбились из косы и пасмурным облачком торчали вокруг головы, я пригладила волосы, потёрла лицо ладонями, кое-как, приподняв подол, подошла к окну, снаружи никого не оказалось.
— Да, выпусти меня! — раздался придушенный голос Якова.
И послышался очередной грохот.
Лора Неру сидела на диване и испуганно смотрела на меня, за ночь у чепца выросли милые кошачьи ушки с кисточками, Лилиана тоже вскочила на ноги, её платье из бледно-голубого превратилось в ярко-малиновое.
— Что случилось? — растерянно произнесла она.

— Не знаю, — нахмурилась я.
Недолго думая, схватила сковородку, подцепила подол, сбежала вниз и почти сразу увидела виновника нашего экстремального пробуждения. Это были не грабители, не армия и даже не мой буйный пациент.
Моё любимое кабинетное кресло обзавелось за ночь восемью конечностями, четырьмя руками и четырьмя ногами, и теперь бодро пыталось удрать на улицу, при этом умыкнуть полураздетого и полузадушенного Якова. Герой сегодняшнего утра был без кителя и рубашки, но в штанах, видимо, ночью он не стал их снимать. Он отчаянно боролся с обхватившими его торс руками, но бой был неравным. Не к месту вспомнился лор Заром и его несуществующая фобия, Яков сегодня мог обзавестись ей всерьёз.

Замок кресло вышибло, дверь была настежь открыта.

— Не сметь! — заорала я, обращаясь неизвестно к кому, и подняла сковородку над головой, словно встречала загулявшего мужа.
— На неодушевлённые предметы ваша магия голоса, как я вижу, не действует, — с сарказмом констатировал граф, появившийся в проёме.
— Гипноз, — уточнила я, опуская руку со сковородой.
— Как у вас интересно начинается утро, — весело проговорил генерал. Сегодня он был одет не в военную форму, а в классические брюки и рубашку, рукава закатал, а пиджак сжимал в ладони, этот образ обычного горожанина ему необычайно шёл, — а мы хотели проверить Лерока.
Граф без лишних слов сделал несколько пассов руками, поднял кресло в воздух и заставил зависнуть у потолка. Оно истошно задёргало ногами, безуспешно пытаясь вывернуться из воздушного захвата, завиляло сидением. Кресло резко разомкнуло руки и отчаянно ими замахало, силясь освободиться. От неожиданности Яков подпрыгнул, как мячик, слетел с кресла, но в последний момент одной рукой ухватился за подлокотник, стремительно приблизился к креслу, приложился лбом к мягкому углу, второй рукой схватил дёргающуюся ногу, спустился чуть ниже и спрыгнул, согнув колени и заваливаясь набок.
За спиной послышалось шуршание юбок и неуверенное хихиканье, через секунду грянул дружный смех. Лилиана, тихо всхлипывая, села на ступеньки, я, запутавшись в подоле, мягко осела на пол. Яков отполз от бешеного кресла к нам и сдавленно хохотал, лёжа на спине, генерал тоже поддержал нас тихим смехом, привалившись к косяку.
— Имейте совесть, — пожаловался граф, если я засмеюсь, потеряю концентрацию.
Мы притихли, оценивая весомость угрозы.
— Эй? Кто-нибудь, мне нужно в уборную! — раздался из кабинета голос капитана.
Здесь и графу изменила былая выдержка, и он засмеялся грудным низким голосом, кресло упало, скособочилось, три ноги из четырёх сломались, но оно всё равно пыталось ползти к дверному проёму, помогая себе руками.
Яков вскочил на ноги и бочком, бочком обходя взбесившееся кресло, побежал на выручку пациенту. Лилиана тоже дёрнулась, но я её не пустила, генерал с улыбкой подошёл ко мне, нагнулся, протянул руки и терпеливо ждал, когда я, наконец, выпутаю ноги из подола, найду на полу опору. Я попыталась привстать, но наступила на ткань, потеряла равновесие, сжимая руку генерала, и немного качнулась на него, моя грудь, не скованная бельём, случайно скользнула по его оголённому предплечью, его рука под моими пальцами напряглась, зрачки расширились, веселье из глаз ушло.
Я отвела взгляд.
Вспомнила, что нахожусь в очень неприличном виде, хорошо, ткань сорочки совсем не просвечивает и почувствовала, как сильный жар ползёт с шеи на лицо.
Я стала дистанцироваться от ситуации, медленно вдохнула, мысленно сказала себе: «Стоп!»
Подняла подол до щиколоток, чтобы больше подобных конфузов не было, а пока собирала ткань, вспоминала симптомы белой горячки — это тремор рук, повышенная потливость, тахикардия, гипертермия (до сорока градусов).

(Справка: гипертермия — это состояние, при котором температура тела быстро поднимается до высоких значений, обычно выше тридцати девяти градусов).

— Нужно проверить у капитана температуру, — вслух сказала я, наконец, обретя опору, и спокойно взглянула на генерала. — При белой горячке она обычно сильно поднимается.
Взгляд генерала скользнул по лицу, шее, нужно отдать ему должное, постарался не задерживаться на груди и бёдрах, но остановился на моих голых стопах.
Несмотря на обстоятельства, даже в этом мире я научилась делать педикюр. Для меня это было также важно, как поддерживать гигиену тела, брить ноги и зону бикини. Лак я готовила сама, мне показался слишком бледным цвет из белой глины и масла хны, зато из пчелиного воска, масла и ярко-красных перетёртых семян ришника — самое то. Как неплохой психолог, я прекрасно понимала, что таким образом пытаюсь вернуть в свою жизнь хоть что-то привычное и понятное, оставляю для себя якорь нормальности. Но за что мне цепляться, если других крючков в этом мире у меня не было и нет? Где-то внутри до сих пор грыз червячок, который говорил: всё, что я вижу вокруг, тянет на диагноз. И я решила, что такие привычные и простые женские ритуалы, будут отдалять мой рассудок от безумия.

Глава 8

Генерал с графом вскоре ушли, сославшись на дела.

Целый день мы ухаживали за капитаном, то он гневно кричал, то пытался вырвать цепи из стены, то ему мерещились глаза, которые за ним наблюдают. Жар не спадал, приходилось время от времени обтирать его холодной водой, на ладонях постоянно появлялись искры, даже несмотря на антимагические кандалы.

Лилиана, как могла, помогала: когда её отец немного приходил в себя, поила водой, разговаривала, но с каждым приступам всё сильнее бледнела. Её платье опять стало голубым, и несмотря на бледность, цвет этот очень шёл к её светло-синим глазам. Я решила, что на сегодня девочке достаточно впечатлений, тем более её отец задремал.
— Яков, прогуляйтесь с Лилианой до рынка за травкой, шохрой, а ещё можно личную просьбу? Зайдите на обратном пути в парк, посмотрите, открыли ли там аптекарские грядки, — от моих слов лицо кадета так засияло, что показалось ещё моложе.
— А как же отец? — неуверенно спросила девушка.
— Я присмотрю за ним, не волнуйся!
— Хорошо, лора Преока, — с благодарностью проговорила она, собиралась выйти, но запнулась, повернулась и спросила, — я могу у вас пожить несколько дней, пока отцу не станет лучше?
— Конечно. Яков, когда будете возвращаться ко мне, зайдите к Лилиане за вещами.
— Будет сделано, — отчеканил кадет.
Они ушли, капитан затих, а я собрала ловцов снов, поднялась на первый этаж и положила на стол, вдруг кто-то из туристов зайдёт и решит их купить, села на диван, закрыла глаза и впервые за всё время по-настоящему расслабилась. Лора Неру налила мне чай и поставила ароматные пирожки.
— Поешь, деточка, а то одна кожа да кости от тебя останутся, я и ребяток покормила.
— И как вы все успеваете? — устало улыбнулась я.
— А что здесь делать? Тесто ещё с утра намесила, а начинку и делать нечего. Нарезал — и готово. А ты поешь и приляг, вымоталась чай совсем.
И я последовала доброму совету, думала, полежу немного и пойду, но провалилась в глубокий сон. Разбудила меня Лилиана.
— Лора Преока, отцу пора отит братия давать.
— Бромид натрия, — сквозь мутную пелену сна пробормотала я, — пять минут и я встану.
Я села в кровати, чтобы не заснуть, голова была чугунная, глаза закрывались сами собой.
— Сколько времени?
— Где-то час до заката.
— Как капитан?
— Вёл себя смирно, я ему немного почитала, мы поговорили, он поел бульон и теперь отдыхает, — сказала лора Неру.
— Спасибо, чтобы я без вас делала?
— Ну, что вы! Это вы умница, лора Преока, — мягко пробормотала она, идя следом, — идите, бульон поешьте.

Я с трудом встала и пошла наверх, как оказалось, пока я спала, Яков не только помог Лилиане донести вещи, но и попросил кадетов принести раскладушку из казармы, а внук лоры Неру принёс постельное бельё, подушку, одеяло и ширму, за которую они поставили кушетку. Я зашла в уборную, умылась, голова не отпускала, только бы не разболеться, села за стол, бульон был очень горячим и ароматным с зеленью и маленькими кусочками мяса.
— Без вашей помощи отец бы умер, — всхлипнула Лилиана и разрыдалась.
— Лили, не плачь, всё же обошлось, а значит, так было должно было случиться, — мягко погладила её руку я.
Лора Неру забрала тарелку, достала чашки и разлила чай. Из тревожного чемоданчика я взяла настойку, аналог пустырника, и накапала ей несколько капель в маленький бокальчик, налила немного воды и вручила девушке.
— Выпей.
Она понюхала, сморщилась, запах, откровенно говоря, у этой настойки был не очень, зажмурилась, залпом опустошила и пошла за ширму.
Когда я спустилась в кабинет, капитан лежал лицом ко мне и что-то неразборчиво бормотал.
— Он уже полчаса так, — произнёс Яков.
— Зачем вы следите за мной? — он попытался свести руки, натягивая цепи. — Ничего вы не узнаете! Я ничего не скажу! Я выжгу все глаза, и вы ничего не увидите! Ничего! Слышите меня?!
Он резко дёрнулся в мою сторону, выбив чашку из рук, запястья заискрили, вены вздулись. Я отскочила, на платье расползлось пятно.
Яков встал рядом, в любой момент, готовый защитить.
— Лерок Брихонт, вы слышите меня? Меня зовут Элиза Преока, мы с вами знакомы, помните, мы вместе на крыше любовались закатом. Вы сказали, что доверяете мне.
— Доверяю? — удивлённо спросил он.
— Да.
— Он уже полчаса так, — тихо произнёс Яков.
— А теперь лор Брихонт, вы мне поможете вас осмотреть. Правда, ведь? Вы же хотите домой, к дочери? Но сначала нужно закончить лечение.
— Закончить, — согласился он. — А глаза?
— Обещаю, они не навредят и не услышат, — тихо, словно открываю большую тайну, прошептала я, — у меня есть защита.
Капитан дал провести небольшой осмотр, вяло реагируя на мои манипуляции. Я взяла кружку, развела соли бромида натрия и уговорила капитана выпить.
Потом мы с лорой Неру вымешивали тесто для утреннего хлеба, а Лилиана рисовала в своём закутке. Оказалось, она хороший художник, и я попросила нарисовать мне новые метафорические карты и тест Роршаха, объяснив, как они должны выглядеть. И она старательно выводила на небольших карточках из плотной бумаги, рисунки животных.
Перед сном лора Неру опять пошла читать капитану книгу. Когда я увидела название, мне очень сложно было удержать улыбку. «Ботаника для садовода» — крупные буквы были выбиты на переплёте, а прочитав несколько строк, убедилась, что книга совершенно безопасна для больного и может вызвать только скуку или сон.

Легли мы поздно, в три часа после заката, а ночью я подскочила от мужского неуверенного шёпота:
— Лора Преока, а то, что у капитана заразно?
И в голосе было такое неподдельное беспокойство и тревога, я сразу догадалась, что произошло что-то из ряда вон.
— Нет, — из-за ширмы произнесла я.
Я быстро накинула халат, зажгла свечу и вышла из спальни.
— Что случилось?