Пуговицы и кружева

Глава шестая Перл

Он действительно сделал со мной то, что обещал в машине. Я сопротивлялась изо всех сил, но он крепко связал меня по рукам и ногам и засунул свой член максимально глубоко мне в задний проход.

Это было больно.

Но все, что мне оставалось, так это лежать и терпеть.

О, как это было омерзительно!

И гнусно.

Мне хотелось рыдать, но я запретила себе делать это. Уж очень не хотелось доставлять этой сволочи удовольствие. Он определенно не заслуживал моих воплей и слез. Он желал сломить мой дух, так как понимал, что вызов ему уже брошен.

Но я не могла даже пошевелиться.

Он кончил первый раз, но не остановился и продолжил трахать меня снова и снова. Это была ужасная ночь. Мне казалось, что он разорвал мое тело напополам и отымел по самые гланды. Когда он наконец угомонился, я была на грани обморока. Лежать можно было только на животе, так как зад болел нестерпимо. А о том, как теперь ходить в туалет, было даже страшно подумать.

Он вытянулся на постели рядом и зашептал мне на ухо:

– Я буду делать то же самое каждую ночь, пока ты не начнешь умолять меня. И, если честно, я надеюсь, что ты не начнешь.

И на прощание он шлепнул меня по заднице.

Оставшись наконец одна, я доползла до ванной и постаралась вымыться. Повсюду на мне была его сперма, а из заднего прохода натурально сочилась кровь. Я включила воду и замерла под теплыми струями, ибо в тот момент они давали мне иллюзию безопасности. Да, у меня была своя спальня, но в ней не было двери, так что он мог прийти ко мне, как только заблагорассудится. И только в ванной я могла чувствовать себя спокойно.

Да, изнасилование гораздо болезненнее, чем я предполагала. Я поняла, что имели в виду жертвы, говоря, что «износ» – это не страсть, а чистая жестокость. Он кончал только тогда, когда понимал, что я испытываю невыносимую боль.

Я знала, что рабство означает унижение, побои, боль. Но испытать такое на собственной шкуре… Мой «хозяин» оказался настоящим психопатом, и, судя по всему, вскоре мои дела должны были пойти еще хуже.

Прошло всего несколько дней, но мне уже хотелось удавиться. Сердце мое захлебывалось от горя, и я молилась о чуде.

Мне хотелось свернуться в клубочек и умереть.

Мне хотелось забыть о себе и отправиться в те края, где не существует ни мыслей, ни снов, чтобы порхать там бабочкой на грани бессознательного.

Но в то же время мне нужно было оставаться сильной. Я должна была воплотить свой план в жизнь. Нужно лишь найти оружие и убить эту гадину. После этого я могла улизнуть из его дома и вернуться в Штаты. Вернуться к Джейкобу. Вернуться к своей работе. Иметь возможность крепко спать по ночам, не боясь быть потревоженной.

Да, ты сможешь, Перл.

Только возьми себя в руки.

Он владеет твоим телом, но не твоим рассудком.

Гляди в оба!

Ему нравилось бить меня.

Кажется, этот процесс доставлял ему большее удовольствие, чем просто трахать меня.

Одной из его любимых забав была игра в прятки. Я должна была спрятаться в его огромном доме так, чтобы он не смог меня найти. Но он находил – с бейсбольной битой в руках.

А потом лупил меня ею, пока я не теряла сознание.

Ему нравилось связывать меня и бить хлыстом до крови. Вид крови заводил его, и он принимался лупцевать меня с новой силой. Его явно возбуждали подобные вещи.

Я была его игрушкой. Я не была больше человеком. Я превратилась в тряпичную куклу, с которой он делал что хотел.

И кто-то заработал на этом три миллиона долларов.

Скорее всего, у этого «кого-то» была яхта на Средиземном море, вилла на Сардинии и «ламборгини».

А меня тем временем херачили по чему попало.

Но когда я выберусь отсюда, я его достану. Я найду его и заберу свои три миллиона. Мне плевать на деньги, но я их заслужила. Они мои. И никто не сможет вознаградить меня за мое вынужденное рабство, кроме меня самой.

Только бы выбраться отсюда.

Я все думала – чем же он занимается? Судя по всему, он зарабатывал достаточно, чтобы содержать целый замок. Мое узилище находилось где-то в центре города, но где именно – я не могла понять. Решетки на окнах не давали возможности высунуться наружу, но вид убеждал меня, что я нахожусь в Европе.

Без видимых ориентиров было трудно определить, где именно меня заточили. Возможно, во Франции. Или в Италии. Впрочем, это было неважно. И там, и там есть посольства США. Мне оставалось только добраться туда и сообщить, что меня похитили. Потом самолет – и Штаты. А уж оттуда я теперь никуда ни ногой.

Мой мучитель отсутствовал целыми днями. Или, может быть, он просто скрывался в какой-нибудь комнате, о которой знать мне не полагалось. Все входы, выходы и окна неустанно стерегли охранники. В каждом помещении было множество видеокамер, не исключая, разумеется, моей собственной спальни. Спрятаться от посторонних глаз было решительно невозможно. Он следил за каждым моим шагом, словно сторожевая собака.

Мне оставалось лишь торчать у себя в комнате, считая тихие минуты, пока этот черт не вернется со своей работы… или чем еще он там занимался. Имел он меня жестоко. Исключением были несколько дней, когда он болел. Правда, такое случилось всего раз.

Ни часов, ни каких-либо электронных приборов в комнатах не было и в помине. Работала лишь встроенная аудиосистема. Так что понять, сколько времени я уже провела в этом доме, было нереально. Мне казалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле миновала пара-тройка недель. Максимум месяц.

Но для меня это была все-таки вечность.

Поскольку днем было тихо, я занималась тем, что рвала салфетки на бинты. Все мое тело было покрыто ссадинами, ранами и ушибами. Спина была вся иссечена. Он часто бил меня ремнем, особенно по заднице.

Я обратила внимание на то, что он никогда не трогал моего лица – во всяком случае, не оставлял на нем следов от побоев. Еще он не бил меня по ногам ниже колен и локтям. Так что больше всего доставалось заднице и спине.

Скорее всего, он не желал, чтобы посторонние знали, как со мной обращаются.

Да, здесь прослеживалась определенная логика. Приди к нему посторонний, я бы могла сказать ему, что меня здесь насильно удерживают. Я могла бы показать свои синяки и ссадины. И тогда сюда нагрянула бы полиция. Любой, увидев такое, не стал бы молчать.

О его появлении возвестил возглас:

– Та-ак, где тут моя манденка?

Миленькое имечко, ничего не скажешь.

Минуту спустя он уже вошел ко мне в спальню в выутюженном костюме, словно вернулся с деловой встречи или раута. У меня не оставалось сомнений, что он явно занимался чем-то криминальным. Законным путем такого богатства не наживешь.

Подойдя к постели, он ухватил меня за лодыжку и дернул так, что я оказалась совсем на краю, прямо под ним.

Черт, какой же он сильный!

– Скучала?

– Ни капли, даже если б ты сдох.

Я оттолкнула его руку и отпрянула назад.

Казалось, ему нравилась такая реакция.

– Ладно, за это я выпорю тебя попозже. Но, видишь ли, нам нужно кое-что обсудить.

Интересненько…

– Франсина!

Он щелкнул пальцами, словно звал собаку.

В комнату покорно вошла молодая женщина в модном платье. Свет отражался в ее гладких шелковистых волосах. Чем-то она напомнила мне другую, ту, которая готовила меня к «аукциону».

– Я здесь, сэр.

– Манденка моя, эта девушка поможет тебе нарядиться к сегодняшнему вечеру.

У меня будут гости, и мне хотелось бы пригласить тебя тоже.

Гости? Неужели в этом доме бывают посторонние люди? Слишком хорошая новость, чтобы быть правдой.

– Давайте действуйте! Обидишь ее, я те так вкачу, что едва очухаешься!

Делай то, ходи сюда. Как же это достало!

– Да иди ты на хер!

Таков был мой обычный ответ. Другого он от меня и не слышал.

Он с улыбкой повернулся к женщине:

– Она немножко кочевряжится.

– Я вижу, – ответила та, тоже улыбаясь.

– Вы видите, во что меня тут превратили, и все равно работаете на него! – зашипела я на женщину. – А знаете, как легко вы можете оказаться на моем месте? Да вы еще гаже, чем он!

Франсина пропустила мои слова мимо ушей. У меня возникло ощущение, будто они отскочили от ее лица-маски и растворились без следа в воздухе.

– Нужен ошейник.

«Что, простите?»

– В противном случае я отказываюсь работать.

С этими словами Франсина скрестила на груди руки и недовольно воззрилась на меня.

Видно, ей платили не так много, чтобы ей хотелось связываться со мной.

Можно бы и пожалеть ее, да хрен там!

– Н-да, ты права, – кивнул он, вынимая из кармана нечто, напоминающее дешевый серебряный браслет.

Он застегнул его на моем запястье и следом достал пульт дистанционного управления.

Мне хорошо было известно, что это такое. Уже поносила разок.

«Ах ты ж мудила!»

Он протянул пульт Франсине:

– Теперь она не доставит особых проблем. Но все равно будь осторожна с ней. Если будет нужно сделать ей прическу, лучше ее связать. А то что-нибудь утянет.

По своей воле она тут находилась или нет, я была готова прибить ее, представься такая возможность. Она оказалась здесь по воле случая и теперь представляла для меня препятствие на пути к свободе. А препятствия следует убирать.

– Мне все понятно, – ответила она музыкальным голосом, словно песню пела.

Интересно, почему мой мучитель предпочел меня ей? Она была куда красивее. И сиськи у нее были больше. Чего его так замкнуло на мне? Почему бы ему не связать ее и не превратить в игрушку для себя?

И только сейчас я поняла, что до сих пор так и не узнала имя моего «хозяина». Да, впрочем, я и не спрашивала никогда, а он не спешил поделиться. Да и плевать мне было, кто он вообще такой. Хотя впоследствии такая информация могла бы оказаться весьма полезной. Главное, сначала добраться до посольства и обрести свободу. Но потом я все равно убью его.

Да, нужно его имя!

Франсина действительно поработала надо мной на славу. Она обрезала длинные и безжизненные пряди, сделав мне совершенно новую прическу. Она не пожалела лосьонов и кондиционеров, чтобы придать волосам живость и блеск, совсем как у нее самой. Концы она завила так, чтобы кудряшки обрамляли мое лицо. Затем она принялась за макияж, прежде всего удлинив ресницы и пройдясь по ним тушью. Косметика ложилась слой за слоем, и вскоре я не узнала себя. Глаза сделались большими и выразительными, ярко-алые губы эффектно контрастировали со светлой кожей лица. С ее арсеналом можно было бы устранить любую из моих ран на теле. Посмотреть на меня теперь – так ведь и не скажешь, что меня трахали в жопу и лупили почем зря дни напролет. Кто теперь мог бы догадаться о моих непрерывных страданиях? Я выглядела как совершенно нормальный человек.

– Я понимаю его одержимость тобой, – говорила Франсина, пропуская мои темно-каштановые волосы сквозь пальцы. – Ты действительно красавица. Знаешь, из тех, что настоящие. Тебе ни к чему ни макияж, ни красивые платья. Ты и так обалденна. Впрочем, макияж никому еще не мешал.

– О, мне даже полегчало! – сказала я, глядя на нее через зеркало.

– Осталось надеть платье, – проговорила Франсина, как бы не замечая сарказма, – и ты готова к обеду.

Да, это было, наверное, единственным, что скрашивало мое пребывание в этом доме. Он не морил меня голодом. Я могла есть все, что пожелаю и когда пожелаю. Он просто хотел скрыть последствия его обращения со мной, хотел, чтобы я выглядела здоровой и в меру упитанной. Будь у меня побольше силы воли, я сама заморила бы себя до смерти. Но я слаба на еду.

Тем временем Франсина принесла длинное платье серого цвета. На нем был глубокий вырез спереди. Я не заметила ни одной бирки с именем модельера, но было определенно ясно, что платье весьма стильное. Значит, гости на званом обеде будут не из простых.

– Я такое не ношу.

– Ну же…

Франсина пыталась вспомнить мое имя, но, как я догадывалась, она не знала его. Да она и не могла знать, так как здесь меня называли мандой.

– Мне бы не хотелось использовать электрошокер, но, видимо, придется. Да, я тоже женщина, но это не остановит меня.

Я посмотрела сначала на платье, а затем на нее:

– Когда я выберусь отсюда, я найду тебя и убью за эти слова.

Ее лицо, взгляд остались непроницаемы. Видно было, что мои слова нисколько ее не тронули.

– Хочешь лучшей доли? Ну, это не так уж трудно устроить.

– Что, есть возможность сбежать?

– Да нет. Ты хочешь, чтобы Боунс перестал тебя терзать? Так дай ему повод для этого.

«Боунс»? Неужели его действительно так зовут? Ничего более идиотского я еще не слыхала. Впервые после похищения мне стало смешно.

– Черт, он что, не мог найти себе имя получше?

– Его так зовут неспроста. – Франсина все еще держала платье в руках, но терпение ее иссякало. – От каждой своей жертвы он оставляет себе на память какую-нибудь кость. У него тут огромная коллекция. Как бы в знак напоминания, что случается с теми, кто переходит ему дорогу…

Я невольно проглотила комок, ставший в горле. Воображаю: целая комната, где по стенам развешаны берцовые и бедренные кости. Руки и ноги в черных сундуках… Меня всю передернуло.

– Так что не старайся стать следующей. Ты считаешь, что он плохо относится к тебе? Хм, просто ты не знаешь, на что он действительно способен. – «Чего уж может быть хуже?» – Например, он сломает тебе ногу – просто так, чтобы послушать, как ты будешь орать. А потом будет гонять тебя, хромую, по всему дому со стаканом виски или дистанционным пультом. И лишь только когда ему все это наскучит, он вызовет тебе врача. – И вот тут-то я конкретно села на измену. – Да-да, тут все может стать гораздо хуже. Так что лучше скажи ему спасибо.

Сказать ему спасибо? Да он самый конченый подонок в мире! Спасибо за то, что пройдет немного времени и он от скуки устроит для меня новые пытки?

Как бы ни было мне трудно переступить через себя, я все же спросила ее:

– Что же мне сделать, чтобы смягчить его?

Франсина победно улыбнулась:

– А ты умная девочка. Я так и думала, несмотря на твой язык.

– Так ты ответишь мне… или как?

Она жестом велела мне встать и через голову натянула на меня платье. Затем развернула меня, застегнула платье сзади, оправила его на талии и разгладила оборки. Платье оказалось сшито словно специально на меня. В довершение Франсина возложила мне на шею серебряное ожерелье.

Я заглянула в зеркало и не узнала себя. Впервые за последнее время я выглядела по-человечески. Хотя каждый день я принимала душ, но никаких инструментов для укладки волос мне не давали. Мне не давали вообще ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Даже электрофен, отчего волосы я сушила обычным полотенцем. Из одежды на мне было какое-то изношенное тряпье, словно оставшееся от бывшей «пассии» моего «хозяина». Да, мое преображение оказалось просто поразительным, как будто из червяка я превратилась в прекрасную бабочку. Я стала совсем другим человеком.

Франсина положила руки мне на плечи и тоже заглянула в зеркало:

– Это нетрудно. Влюби его в себя…

Боунс прислал за мной, сказав, что ожидает меня к обеду у лестницы. На мне были серебристое платье, дорогущие украшения и туфли с каблуками, отчего я сделалась выше ростом дюйма на три.

Франсина сказала, что мне нужно постараться влюбить его в себя. Да, но может ли такой поддонок и психопат испытывать хоть что-то, похожее на любовь? Может ли он быть способен на элементарную заботу? Может ли он воспринимать меня как человека? Ох, как хорошо бы было забыть о ежедневных избиениях и насилии! А если мне вдруг удастся заставить его полюбить меня, может быть, это и станет моим путем к свободе?

Но насколько это возможно?

Я спускалась по лестнице, не отнимая руки от перил, чтобы не споткнуться. Раньше я никогда не ходила на каблуках и, естественно, не умела спускаться в туфлях по ступенькам.

– A-а… вот и она, – произнес Боунс, поднимаясь во главе стола.

Кроме него за столом сидели еще четверо мужчин со стаканами виски в руках. Как и хозяин, они были одеты в черные костюмы. Все четверо поднялись следом за Боунсом, буквально пожирая меня глазами.

Они выглядели почти испуганными.

Наконец мне удалось добраться до конца лестничного марша. Ступив на ровную поверхность, я направилась к столу, впервые изображая покорность.

Боунс оглядел меня с ног до головы и улыбнулся, явно оценив работу Франсины. Та действительно потратила немало труда, создав красавицу из ничего. Боунс взял меня за руку, поднес ее к своим губам и поцеловал.

Меня накрыл рвотный позыв.

– Позвольте представить вас моим гостям, – произнес Боунс, отодвигая мне стул. Черт, я и подумать не могла, что у него могут быть изысканные манеры! – Альфонсо, Риккардо, Жермен и Симон.

По мере того как он называл их имена, каждый из гостей учтиво кланялся.

– Вы можете называть ее просто «Рабыня», – добавил Боунс, наливая мне в бокал вина. – Впрочем, это же действительно так.

Кровь отлила у меня от лица, едва до меня дошел смысл сказанных слов. Он назвал меня рабыней. Значит, его гости прекрасно знали, кто я такая. И им было все равно. Им было плевать на мою судьбу. Они слушали Боунса и даже не поморщились.

Да куда ж меня угораздило попасть?

– Она у меня уже месяц, – продолжал Боунс. – Приобщилась, так сказать. Впрочем, она весьма боевита и опасна. Впервые вижу женщину со стальными яйцами. Именно поэтому я и купил ее.

Напротив меня сидел тот, кого Боунс представил как Альфонсо. Он тянул свой виски и медленно раздевал меня глазами. Его взгляд был точь-в-точь как у того мужика на корабле, которому я отломала хер.

– Она убила – я серьезно говорю – убила одного из своих похитителей, – горделиво заявил Боунс. – Она отобрала у него пистолет и выстрелила ему в живот.

– Да, с огоньком дамочка, – кивнул Риккардо.

Рядом с тарелкой лежал столовый нож. Не бог весть какое оружие, но все же с зазубренным лезвием. Им вполне можно было проткнуть кому-нибудь из них шею – Боунсу, конечно же, в первую очередь – и убить. Однако у каждого из них, скорее всего, было оружие, и меня мгновенно застрелили бы.

– Н-да, благодарим за подарочек, – промолвил Симон.

– Долг платежом красен, – отозвался Боунс, приподняв свой бокал.

Подарочек? Вы о чем, черт вас побери?

Тем временем к столу приблизился официант и обслужил нас. Первым блюдом шла телятина с рисом и овощами. Мне никогда не нравилась телятина, но нужно было есть, иначе Боунс отхерачил бы меня прямо за столом.

Я все продолжала думать о его словах. Значит, я – подарок. Он что, хочет отдать меня на ночь своим друзьям? Даже мысль об этом была отвратительна. Это еще хуже, чем быть с Боунсом. Эти четверо явно без тормозов. Затрахают до смерти – что им-то? Сунул-вынул – и свободен.

Неужели Боунс отдал три миллиона за меня, чтобы просто так делиться со своими приятелями?

– Сделаешь для них все то же, что делаешь для меня, – произнес он, протягивая мне бокал вина.

Да, так оно и есть…

– Если хоть кто-нибудь даже пальцем меня тронет – разорву зубами!

На Боунса моя угроза не произвела особого впечатления. Наоборот, он только рассмеялся:

– Вот, смотри ж! Как это мило! Она не хочет никого, кроме меня!

Его друзья захохотали в ответ.

Только вот мне было как-то не до смеха…

– Я не шучу. Убью каждого, кто только лишь дотронется!

– Вот интересно бы посмотреть на это, когда ты будешь болтаться связанная под потолком, – сказал Альфонсо.

Я посмотрела в его темные карие глаза и почувствовала холодок в животе. Опять! Словно время отмоталось на месяц назад – снова корабль и снова будут пытаться изнасиловать. Но на этот раз не один, а сразу четверо. Я обернулась к Боунсу. Меня физически душила ненависть к нему.

– Стоило тратить такую кучу денег, чтобы одалживать меня своим приятелям? Хорошее вложение, нечего сказать!

– Рабы у меня обычно надолго не задерживаются, – небрежно произнес Боунс, словно рассказывая о своих планах на выходные. – Обычно умирают от травм или от истощения.

С быстротой молнии я схватила со стола нож. Плевать, пусть меня пристрелят, но лучше умереть от пули, чем от выпадения матки.

Боунс как будто заранее догадался о моем намерении. Он моментально вывернул мне запястье:

– Ай-ай-ай, как нехорошо! А я-то думал, что ты умнее.

Говоря, Боунс продолжал сжимать мою руку, и это не предвещало ничего хорошего. Это было хуже, чем просто физическая боль.

Боунс резко крутанул мне запястье, отчего глаза у меня едва не выскочили из орбит. Стараясь не закричать, я почти легла на поверхность стола, а он, не ослабляя своей железной хватки, сказал:

– Сначала ты будешь сосать у них до тех пор, пока губы не растрескаются. Потом тебя вы**ут спереди и сзади. После этого тебя отхерачат почти что до смерти. Так что выпей и закуси, пока у тебя имеется такая возможность.

Огласив грядущие перспективы, он отпустил мою руку и толкнул так, что я буквально влетела в свое кресло.

Гости продолжали сидеть и есть, словно ничего не произошло. Жестокость, побои, брань оставили их совершенно равнодушными. Они двигали челюстями с еще большим аппетитом.

Рука болела – фиг пошевелишь.

– Жри! Быстро! – ткнул Боунс пальцем в мою тарелку.

Я подчинилась. Вилку пришлось держать в левой руке; впрочем, у меня улетучились даже остатки аппетита. Я едва сдерживала слезы: суровая истина заключалась в том, что меня прямо сейчас изнасилуют сразу четверо.