Салли Лэннинг Путь к спасению

1

Январь в этом году выдался на редкость холодный, и, добравшись наконец на велосипеде до своего коттеджа, Эмили основательно продрогла. Включив на полную мощность обогреватель, она приготовила себе кофе и, только когда выпила его, согрелась. Теперь можно было приниматься за работу. Несмотря на отвратительное настроение Эмили, она продвигалась на удивление хорошо — до конца десятой главы осталось совсем немного. Жаль, что не удалось поработать вчера, но старая дружба превыше всего. Страшно подумать, что бы с ней было, если бы не поддержка Айрин и Глэдис!

Усевшись за письменный стол, Эмили не глядя выдвинула ящик и, опустив глаза, выругалась про себя. И что ее угораздило полезть именно сюда? Вместо ожидаемой рукописи — ей нравилось работать по старинке, карандашом — она увидела толстый альбом в кожаном переплете и старомодные серебряные карманные часы покойного мужа.

Все тщательно подавляемые и вытесняемые из сознания неприятные, болезненные, трагические воспоминания нахлынули на нее вновь, словно прорвавшая плотину вешняя вода. Зачем только она оставила на виду эти оставшиеся от него вещи, единственные, которые не решилась выбросить. По правде говоря, они принадлежали не ей, а родителям мужа. Эмили давно отвезла бы их им, если бы не безотчетный, ничем не мотивированный страх, испытываемый ею перед ненавистью стариков к вдове трагически погибшего сына. Они считали ее виновной в его смерти, не говоря уже о множестве других мнимых грехов, лишь один из которых она соглашалась принять на себя и который не простит себе до конца жизни.

Однако, оставляя у себя эти вещи, Эмили невольно обрекала себя на постоянные воспоминания об этом неудачном, трагически окончившемся браке, окончательно разрушившем все надежды на счастливую жизнь. Необходимо было раз и навсегда избавиться от них.

Решено: будь что будет, а в ближайший же уик-энд она отвезет старикам альбом и часы и постарается окончательно забыть эту печальную страницу жизни. Хотя в Северной Дакоте сейчас, наверное, настоящая зима, а ее финансовое положение оставляет желать лучшего, необходимо покончить с этим раз и навсегда.

И кто знает, может быть, ей все-таки удастся начать жизнь сначала.


Включив «дворники», Стив Рэмфорд поставил рычаг скорости своего внедорожника на первую передачу, однако толку от этого оказалось мало. Снежная метель, бьющая в ветровое стекло автомобиля, застилала окружающее белой пеленой, лишь время от времени позволяя разглядеть высокие телефонные столбы, отмечающие края проложенной через равнину узкой дороги.

Пожалуй, сейчас даже в Антарктиде снега вряд ли больше, подумал он с кривой усмешкой, да и мороз, наверное, не сильнее. Но кто мог ожидать такой погоды в Северной Дакоте, даже в январе! По всей видимости, служитель отеля оказался прав, настоятельно советуя, чтобы, отправляясь навестить Левски, чей одиноко стоящий дом находился в нескольких километрах от городка, Стив на всякий случай захватил с собой неприкосновенный запас и оделся как можно теплее.

Несущиеся вдоль дороги снежные завихрения, напоминающие вереницу привидений, затрудняли видимость. Но что это там, в кювете с левой стороны дороги? Неужели машина? Отвлекшись от своих мыслей, Стив нажал на тормоз и, замедлив движение насколько возможно, вгляделся в облепленное снегом ветровое стекло. Может быть, это ему только чудится?

Нет, вот оно показалось опять — угловатый силуэт, завалившийся боком в кювет и упирающийся капотом в телефонный столб. Остановившись как можно ближе к обочине дороги, Стив включил фары и, хотя вряд ли ожидал встретить психа, рискнувшего оказаться здесь в такую погоду, натянул капюшон куртки и надел перчатки. Разумеется, в машине никого нет, однако проверить все же следует.

Стоило выйти из хорошо обогреваемого автомобиля, как в лицо ударил яростный снежный заряд. Стив знал, что ледяной и сильный ветер очень опасен и способен обморозить обнаженные участки кожи всего за несколько минут. Покрепче прижав подбородок к груди, он начал осторожно пробираться по обледенелой дороге, слегка хромая из-за давнишнего повреждения колена.

Только не хватает упасть и сломать ногу! Машина оказалась очень маленькая и белого цвета. Не слишком удачное сочетание для такой погоды. Хорошо еще, что она не полностью соскользнула в кювет, иначе разглядеть ее было бы просто невозможно.

Ветер на мгновение поутих, и сердце Стива дрогнуло. Внутри машины виднелась привалившаяся к рулевому колесу человеческая фигура. Мужчина или женщина — не разобрать.

Забыв про колено, Стив бросился вперед. Двигатель машины не работал. Интересно, сколько времени прошло с момента аварии? Очистив стекло рукой в перчатке, он увидел внутри женщину без головного убора. Что она, с ума сошла? По всей видимости, женщина была без сознания. Подергав ручку дверцы, Стив обнаружил, что та закрыта. Как и остальные. Постучав в стекло, он крикнул что было сил, но беспомощно лежащая на руле фигура даже не шевельнулась.

Вернувшись к своей машине, Стив взял лежавшую на заднем сиденье лопату и, возвратившись назад, вновь постучал в окно. Никакого ответа. Поморщившись, Стив поднял лопату и изо всех сил ударил черенком по заднему боковому стеклу. С третьего удара оно разбилось вдребезги.

Быстро открыв дверцу со стороны водителя, он вытащил женщину наружу и, уткнув ее лицом в свое плечо, осторожно понес к своему внедорожнику. Усадив безжизненное тело на сиденье рядом с водительским и пристегнув ремнем безопасности, Стив вновь вернулся к разбитой машине и прихватил лежащий внутри чемоданчик. Бросив его на заднее сиденье своего джипа и усевшись за руль, он включил на полную мощность печку, снял с себя куртку и накинул ее на женщину, затем прикрыл ей колени клетчатым пледом. Только после этого ему пришло в голову взглянуть в лицо спасенной.

Снежный буран за окном и громкое гудение печки как будто перестали существовать. Еще никогда в жизни Стив не видел женщины столь красивой. Гладкая шелковистая кожа, иссиня-черные, как вороново крыло, волосы, безупречные черты лица с высокими скулами, великолепно очерченными губами и бровями.

Он ощутил мгновенный, почти непреодолимый прилив желания. Тряхнув головой, Стив постарался взять себя в руки. На лбу женщины виднелся большой синяк, вызванный, вероятно, ударом о ветровое стекло при столкновении со столбом. Лицо было бледное, как залепляющий стекла снег, кожа холодная на ощупь, дыхание еле слышное. Он что, с ума сошел?

Ее счастье, если она вообще останется в живых. Кроме того, Стив не верил в любовь с первого взгляда. Смехотворная идея!

Но почему же тогда его рука, коснувшаяся щеки женщины, горела словно огнем?

Взгляд его упал на приборную доску. До дома Левски оставалось менее четырех километров. Самое лучшее сейчас это доставить ее туда как можно скорее. Чем быстрее она окажется в теплом помещении и придет в себя, тем лучше. Если он не ошибается — а за свою жизнь Стиву пришлось приобрести кое-какие познания в медицине, — у нее просто сотрясение мозга. Сотрясение мозга и переохлаждение.

Тронув машину с места, он вновь выбрался на середину дороги и, сосредоточив все внимание на столбах, насколько возможно увеличил скорость. Ему давно уже полагалось быть у Левски, как бы там не стали беспокоиться! Хотя цель его визита была не слишком приятная.

Наступили сумерки, видимость ухудшилась. Но, бросив взгляд на пассажирку, чья голова безжизненно свисала на грудь, Стив еще немного увеличил скорость.

Скорее всего она жена одного из местных фермеров и имеет целый выводок таких же черноволосых ребятишек. Почему ему не пришло в голову проверить, есть ли у нее на пальце обручальное кольцо?

Впрочем, какая разница? Левски наверняка знают ее имя, позвонят куда надо, и эта женщина исчезнет из его жизни так же внезапно, как и появилась.

Красивых женщин он знал немало, а на одной из них был даже женат целых девять лет. Так почему же, глядя на удивительную чистоту линий лица незнакомки, он ощущает себя не тридцатишестилетним мужчиной, а подростком, ровесником своей тринадцатилетней дочери?

Негромко выругавшись на все ухудшающуюся видимость, Стив попытался разглядеть тянущиеся вдоль дороги столбы. От поворота с основного шоссе его уже отделяло девять с половиной километров, и, если указания Левски верны, оставалось каких-нибудь метров пятьсот. Вновь, уже в который раз, Стив подумал об этой пожилой паре, чей единственный сын Станислас, тоже ныряльщик, три месяца назад нашел свою смерть на дне Красного моря.

И вот ему, Стиву, пришлось проделать этот путь, чтобы передать им. оставшиеся от последней экспедиции сына дорогостоящее снаряжение и его личные вещи — печальная миссия, которую хотелось выполнить как можно скорее. Первоначально он намеревался побыть у них некоторое время, достаточное для того, чтобы соблюсти приличия, и сегодня же вернуться в город. Но погода изменила все планы: наверняка придется остаться на ночь, что его совершенно не устраивало. В конце концов он не был даже знаком со Станисласом Левски.

Сквозь пелену снежной бури пробился слабый призрачный свет. Это должен был быть дом Левски, оставалось только добраться до него.

Несколько минут спустя Стив остановил машину так близко к двери, как только было возможно. Дом оказался гораздо скромнее, чем можно было ожидать. Не выключая двигателя, он взбежал по ступеням на крыльцо и нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась почти сразу, и на пороге появился плотно сложенный человек с седой бородой.

— Входите скорее, там такой холод, — прогудел он. — Вы, должно быть, мистер Рэмфорд… Как же вы без куртки?..

— Стив Рэмфорд, — торопливо представился Стив. — Мистер Левски, я не один, со мной женщина, чей автомобиль слетел с дороги. Она ударилась головой, и ей требуется помощь. Могу я внести ее в дом?

Старик отшатнулся и отрывисто спросил:

— Женщина? Что вы хотите этим сказать?

Какой странный вопрос!

— Молодая женщина. Она была одна, — нетерпеливо объяснил Стив, — и одета совершенно не по погоде. Ее машина попала в кювет. Я сейчас внесу ее в дом.

— Но мы…

Однако визитер уже спускался к своей машине. Стараясь как можно лучше укрыть женщину от холода курткой и пледом, Стив вытащил ее из машины, захлопнув дверцу ногой. Сильный порыв ветра, откинув капюшон куртки, приоткрыл ее лицо, и на мгновение ему показалось, что длинные черные ресницы женщины задрожали, а губы шевельнулись, как будто она хотела что-то сказать.

— Все в порядке, — заверил ее он. — Теперь вы в безопасности, так что не надо волноваться. — И Стив вновь поднялся по ступеням.

Рудолф Левски по-прежнему стоял в открытой двери, но растерянность на его лице сменилась непреклонностью. А в речи появился заметный акцент.

— Этой женщине не место в моем доме!

Только что закрывший спиной дверь Стив замер в полном недоумении.

— Что вы сказали?

Из-за спины Рудолфа раздался резкий женский голос:

— Уберите ее отсюда! Я не хочу ее видеть! Вы меня слышите?

Это была, судя по всему, Гертруда Левски, мать Станисласа и жена Рудолфа, — женщина маленького роста, худая как спичка, с седыми, собранными в пучок волосами. Жестом, показавшимся бы смешным, если бы в нем не было столько злобы, она выставила руки ладонями вперед, как будто выпихивая Стива из дома обратно в буран. Стива и его ношу.

— Послушайте, — сказал он, — я не понимаю, что здесь творится, но этой женщине нужна помощь. У нее сотрясение мозга, она сильно замерзла и нуждается в горячей пище и теплой постели. Не можете же вы отказать ей в этом?

Горечь, прозвучавшая в голосе Рудолфа, потрясла Стива не меньше, чем его слова:

— Ей лучше было бы умереть.

— Как умер наш сын, — непримиримо добавила Гертруда. — Наш любимый Станислас.

— Как далеко отсюда следующее жилье? — сухо спросил Стив.

— В четырех километрах, — ответил Рудолф.

— Вы же понимаете, что я не могу везти ее в такую даль, — попытался урезонить их он. — Погода просто отвратительная. Не знаю, кто эта женщина и почему вы ее так ненавидите, однако…

— У нас на это есть весьма веские причины, мистер Рэмфорд, — перебил его Рудолф, не скрывая своего презрения. — Позвольте нам самим судить об этом.

— Она вышла замуж за нашего Станисласа, — сообщила Гертруда ледяным тоном. — Вышла замуж и погубила его.

Стив потрясенно уставился на пожилую чету — теперь все сразу встало на свои места. Он словно бы вновь перенесся на четыре недели назад, в экспедиционный лагерь, раскинутый на белоснежном коралловом пляже австралийского Большого Барьерного рифа.

Погода была прекрасной, и Стив наслаждался ощущением горячего песка под босыми ногами. Тело ныло от приятной усталости — один из друзей попросил его испытать в действии сконструированный им подводный тягач. Один из входящих в экспедицию ныряльщиков, представившийся как Норман Кауфман, заметил:

— Станислас тоже любил походить босиком после погружения… Вы когда-нибудь встречались со Станисласом Левски?

— Как ни странно, нет, — ответил Стив. — Несколько раз наши пути чуть было не пересеклись, однако этого так и не случилось… Все равно услышать о его гибели было больно.

— Да, — согласился Норман. — Он был великолепным спортсменом, одним из лучших. Какая потеря. — С внезапной яростью он пнул ногой песок. — Какая бессмысленная потеря!

— Бессмысленная? — переспросил Стив. — Почему?

— Все дело в его жене, ответил Норман. — В его жене, Эмили. Она была беременна — он узнал об этом только за день до гибели. Однако ребенок скорее всего был не от него. Эмили давно обманывала его.

— Тогда почему он ее не бросил?

— Видели бы вы ее. Редкостная красотка, а уж фигура!.. Станислас был всего лишь человеком. — Норман зло сплюнул. — Поэтому в то утро, перед очередным погружением, Эмили никак не выходила у него из ума. Что в конце концов и привело его к смерти.

Стив слишком хорошо знал, что под водой малейшая потеря концентрации внимания может послужить причиной гибели.

— Очень жаль, — повторил он. — Я никогда раньше не слышал о его жене.

— Она распоряжалась и семейным бюджетом. Богатая женщина! А Станислас вынужден был пользоваться подержанным оборудованием и искать спонсоров для своих экспедиций. Это было просто ужасно. Как страдал этот человек!

— А откуда он был?

— Из Северной Дакоты. — Норман хмыкнул. — Самая середина материка, морем и не пахнет. Его родители до сих пор живут там.

— У меня в Майноте есть хороший друг, — заметил Стив. — Мы знакомы много лет.

Резко повернувшись, Норман взглянул ему в глаза.

— Правда? А не хотите ли вы навестить его и заодно оказать последнюю услугу товарищу-ныряльщику, заслуживавшему лучшей доли?

— Что вы имеете в виду?

— Вещи, оставшиеся от Станисласа, находятся у меня. Я собирался отослать их по почте родителям. Но разве не лучше будет им получить вещи из рук коллеги сына?

Стив задумался.

— В начале года у меня образуется свободная неделька… после того как я отвезу дочь в Англию, в пансионат. Кроме того, приятно будет вновь встретиться со старым приятелем и его женой. Если, конечно, они будут в это время на месте.

— Это может поддержать Левски. Они, должно быть, ужасно переживают. После смерти Станисласа его жена не стала терять времени и избавилась от ребенка, который вполне мог быть и от него… А в этом случае бедные родители остались и без внука, единственного существа, связывающего их с погибшим сыном. — Норман опять сплюнул. — Будь проклят тот день, когда Станислас женился на этой женщине! Она не принесла ему ничего, кроме несчастья!

— Мистер Рэмфорд… — раздался откуда-то издалека голос Рудолфа Левски.

Вздрогнув, Стив очнулся от воспоминаний, теперь ясно понимая, что держит на руках женщину, напрямую виновную в смерти хорошего человека и принесшую много горя его родителям.

— Извините, — пробормотал он, стараясь собраться с мыслями. Какого черта, откуда такое острое разочарование в женщине, впервые увиденной каких-нибудь полчаса назад? В женщине, с которой он не обменялся ни единым словом? — Мистер Левски, — сказал Стив, — я понимаю, что мое прибытие сюда доставило вам и вашей жене огромные неприятности, и извиняюсь за это. Но что тут можно поделать? Какова бы ни была ее вина, не могу же я просто оставить ее замерзать в снегу.

— Так вы знаете, в чем дело? — спросил Рудолф.

— Норман Кауфман, ныряльщик, приятель вашего сына, передавший вам его вещи, месяц назад рассказал мне о вашей невестке.

— Станислас высоко ценил Нормана. — Двигаясь, как древний старик, он повернулся к жене. — Гертруда, мы положим ее в пристройке, ничего другого не остается. Утром она уйдет.

— Присматривать за ней я не собираюсь, — решительно заявила Гертруда.

— Я присмотрю сам, — предложил Стив в наступившей тишине.

— Да, так будет лучше, — произнес Рудолф с видимым облегчением. — Я покажу вам комнату, а Гертруда пока что подогреет суп. Мы оказались плохими хозяевами, мистер Рэмфорд. — Он изобразил нечто вроде неловкого поклона. — Располагайтесь как дома.

— Благодарю вас, — ответил Стив, решив не отставать в любезности, и улыбнулся Гертруде.

Та осталась холодной как лед.

— Эта женщина должна убраться отсюда завтра утром, — заявила она, — и никогда больше сюда не возвращаться.

Стив, чей разум, должно быть, помутился после обнаружения черноволосой красавицы посреди дороги, наконец-то догадался.

— Ну конечно, она только что была здесь…

— У нее хватило наглости привести серебряные часы Станисласа и альбом с семейными фотографиями. Как будто это могло заставить нас простить ее, забыть о том, что она сделала.

— Перестань, Гертруда, — попытался вмешаться Рудолф.

— А наш внук! — вскричала Гертруда. — Она убила даже нашего внука! Сделала аборт!

— Если верить Станисласу, это мог быть не его ребенок, — устало возразил Рудолф, запуская пальцы в копну седых волос. — В день своей гибели Станислас звонил нам. Насчет ее беременности и своих сомнений. Он хотел развестись с ней. — Его взгляд с презрением остановился на женщине, которую держал Стив. — Однако он понимал, что это означает отказаться от всяких контактов с ребенком, могущим быть нашей плотью и кровью.

— Она отняла у нас все, — не отставала Гертруда.

— Довольно, я сказал! — отрезал Рудолф. — После того как мистер Рэмфорд устроит ее, ему надо будет поесть.

— Зовите меня Стив, пожалуйста… — попытался улыбнуться Стив. — Пожалуй, я не откажусь от супа.

Гертруда направилась в кухню, а Рудолф повел Стива в пристройку. Обстановки здесь было немного, а сами комнатки выглядели стерильно чистыми. И спальня не составляла исключения. Однако в ней стоял страшный холод.

— Вы должны извинить мою жену, мистер… Стив, — сказал Рудолф. — Она в большом горе, и это вполне понятно. Устраивайтесь, как вам будет угодно, а когда закончите, проходите в столовую.

Уложив Эмили Левски на широкую кровать, Стив обратился к хозяину дома:

— Когда она придет в себя, ей понадобится горячая пища. — Он с неудовольствием отметил, что машинально перенял обыкновение Рудолфа называть Эмили Левски не по имени, а просто «она».

— Я позабочусь об этом. Потом я покажу вам вашу спальню.

— Думаю, мне лучше будет остаться здесь и приглядеть за вашей невесткой, — возразил Стив с изумившей его самого неохотой. Но ведь если этого не сделает он, тогда кто же? — После такого сильного удара головой рекомендуется не оставлять больного одного по крайней мере двадцать четыре часа.

— Как хотите, — ответил Рудолф, явно недовольный проявлением подобной любезности по отношению к женщине, неподвижно лежащей на кровати. — В ящике комода есть постельное белье, можете устроиться на кушетке, — продолжил он. — Я вернусь через несколько минут.

Как только дверь за ним закрылась, Стив приступил к действиям. Плотно прикрыв окно шторой, он включил обогреватель на максимум, быстро развел огонь в стоящей в углу дровяной печке и только тогда повернулся посмотреть на женщину.

Эмили Левски. Вдова Станисласа. По всем свидетельствам, неверная и неблагодарная жена, по всей видимости убившая собственного ребенка.

Но все это отнюдь не делало ее менее красивой.

Загрузка...