Путь на эшафот

ЕГО ВОЛЯ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО

Вдовствующая герцогиня Норфолкская лежала в постели очень расстроенная. На троне вместо ее внучки сидела новая королева, бледнолицее существо без бровей, из-за чего ее лицо всегда выглядело удивленным. Кроткая, бесцветная, вялая женщина. И чтобы посадить ее на трон, король отправил красавицу Анну на плаху. Во сне герцогиня постоянно видела свою внучку, просыпалась вся в поту и дрожа от страха. Она только что видела сон. Ей приснилось, что она стоит среди привидений, которые наблюдают, как Анна подставила свою очаровательную головку под топор палача.

Герцогиня заплакала, уткнувшись в подушку. Она снова видела Анну при дворе, в Ламберте, вспоминала об обещаниях Анны, которые теперь никогда не осуществятся. Она могла возмущаться королем в своей спальне, где ее никто не видел. Толстый и грубый развратник! Потаскун! В сорок пять лет! А Анна в двадцать девять лет положила на плаху свою очаровательную головку, чтобы эта неряшливая сучка, Сеймур, могла сидеть с ним рядом на троне!

– Он от нее не много получит, – ворчала себе под нос герцогиня. – Роди поскорее сына королю, Джейн Сеймур, или твоя голова не удержится на плечах дольше, чем год или два, уверяю тебя! И я буду присутствовать при твоей казни, клянусь!

Она захихикала, вспомнив, что через неделю, после того как сообщили о женитьбе короля на Джейн, король, встретив двух хорошеньких молодых женщин, говорят, выразил всем своим видом и даже словами сожаление, что не увидел их до того, как женился на Джейн. С Анной такого не было. Он был полностью занят ею, и только после того, как она не смогла родить ему сына, ее враги решили совершить против нее заговор.

«Я должна служить и подчиняться, вот лозунг», – которым руководствовалась Джейн. Ты еще послужишь, бормотала герцогиня. Но удастся ли тебе родить сына, это мы еще посмотрим. Если не удастся, тогда ты безвольно подчинишься ему, положив свою голову на плаху. У тебя будут враги – они были и у моей дорогой Анны! Герцогиня вытерла глаза и крепко сжала губы, потому что подумала о злейшем враге Анны, да и ее самой, о том, с которым она всегда должна была держать себя начеку, о своем пасынке и дяде Анны, герцоге Норфолкском.

Несколько прислужниц герцогини вошли к ней в спальню, чтобы помочь ей одеться. Она поругала их за то, что их руки неуклюжи, когда они пытались втиснуть ее тело в платье, которое стало ей несколько мало.

– Катарина Тилни! Ты оцарапала меня своими ногтями! Ты нарочно сделала это! Вот тебе!

Катарина Тилни нахмурилась, получив пощечину. Характер герцогини совсем испортился после того, как казнили королеву, и все выводило ее из себя. Катарина Тилни, пожав плечами, взглянула на мистрес Вилкис и мистрис Баскервиль, двух других леди, которые помогали герцогини одеваться. Отойдя от герцогини на приличное расстояние, они ругали старую леди, потешались над ее жаргоном, осуждали ее плохой характер, смеялись над ней, потому что она была толстой и безобразной, а вела себя, как молодая девушка, – из-под платья, как у молодой, высовывалась вышитая юбка, она украшала себя драгоценностями, надевая их даже по утрам.

Герцогиня тяжело дышала и ругалась, а мысли ее были заняты бедной Анной и хитрющей Джейн, а еще этой абсурдной страстью, владевшей королем и заставившей ею сменить одну жену на другую. Она думала о хитроумном простолюдине и грубияне Кромвеле, о жестокости Норфолка и Саффолка, пока не почувствовала себя так, будто сама стоит на краю того действующего вулкана, на котором стояла ее внучка Анна.

Она отпустила девушек и прошла в свою комнату, в которой принимала гостей. Она любила эту церемонию и вела себя в Ламберте, впрочем, и в Норфолке тоже, как королева. Войдя в комнату, она увидела письмо, лежавшее на столе. На нем было ее имя. Она нахмурилась, взяла в руки письмо и попыталась определить, чьим почерком оно написано. Почерк был незнакомым. Она развернула письмо и стала его читать. От гнева, охватившего ее, задрожали колени. Она перечитала письмо.

– Это ложь! – сказала она вслух, пытаясь успокоить себя, потому что вот уже некоторое время подозревала о возможности такого несчастья. – Это неправда, – повторила она решительно. – Я заставлю отхлестать автора этого письма плетьми так, что кожа у него сойдет со спины. Моя внучка не может себя вести как последняя шлюха из таверны!

Тяжело дыша и чуть не задыхаясь – дышать ей всегда было трудно, даже если она не волновалась, – она еще раз прочла это письмо, в котором говорилось, что она должна тихонько, никем не замеченной, пройти в девичью опочивальню, так как Катерина Ховард и Фрэнсис Дерхэм, называющие себя мужем и женой, действительно ведут себя как муж и жена.

– Под моей крышей! – возмущалась герцогиня. – Под моей крышей!

И она задрожала, подумав о том, что этот скандал может достичь ушей ее пасынка. Она ходила взад-вперед по комнате, не зная, что предпринять, как себя повести. Она вспомнила ту ночь, когда ключ от комнаты девушек лежал не на своем месте и она нашла в опочивальне девушек одних, хотя они, на ее взгляд, выглядели виноватыми. Она вспомнила, что на галерее тогда что-то подозрительно поскрипывало. Был и еще один случай, когда она, войдя в комнату горничных, нашла Катерину и Дерхэма обнимающихся на полу.

Она послала за Джейн Акворд, потому что Джейн присутствовала при этом в комнате горничных и с безразличным видом наблюдала за непристойным поведением Катерины и Дерхэма.

Увидев, что герцогиня в гневе, Джейн испугалась.

– Ты знаешь, чей это почерк?

Джейн ответила, что не знает, но полученная ею пощечина заставила ее еще раз подумать. Однако, увидев в письме имена Катерины и Дерхэма, она решила молчать. Почерк, сказала она, без всякого сомнения, искажен, и она не знает, кто писал это письмо.

– Тогда убирайся отсюда! – возмутилась герцогиня. Оставшись одна, она снова стала ходить по комнате. Что это могло значить? Ее внучка, Катерина Ховард, была соблазнена молодым человеком, который, хотя и из хорошей семьи, находящейся в родстве с Ховардами, не очень знатен. Катерина же, несмотря на свою неграмотность и на то, что в детстве была предоставлена самой себе, была дочерью лорда Эдмунда Ховарда, но она так легкомысленна и глупа, что, без сомнения, утратила все шансы на хороший брак.

– Маленькая негодяйка! Пустить этого юношу к себе в постель. Это будет стоить ему жизни. А она… она… – Герцогиня сжала пальцы в кулаки. – Пусть только она мне попадется! Я заставлю ее пожалеть о том, что она так вольно себя вела с Дерхэмом. Она пожалеет, что родилась на свет. А я так о ней заботилась! Хотя всегда подозревала, что Катерина Ховард потаскушка!

Катерина собиралась пойти в сад, чтобы встретиться там с Дерхэмом. В этот момент в комнату вошла Джейн Акворд.

– Произошло нечто ужасное! – заявила она. – Я не хотела бы оказаться на твоем месте.

– Что ты хочешь сказать?

– Кто-то написал письмо ее милости о ваших отношениях с Дерхэмом.

– Не может быть! – Катерина побледнела.

– Именно так! Ее милость взбешена. Она показала мне письмо и спросила, знаю ли я этот почерк. Я поклялась, что не знаю. Я не уверена, но мне кажется…

– Мария Ласселс! – прошептала Катерина.

– Я не могу поклясться, но это вполне возможно. Не будем тратить время. Что будет с тобой, с Дерхэмом и всеми нами, как ты думаешь?

– Боюсь даже представить.

– Мы все замешаны в этом. Я не сомневаюсь, что наши дневные и ночные удовольствия закончились. Герцогиня не сможет оставить это безнаказанным – это уж для нее вопрос чести. Я не желала бы оказаться на твоем месте, Катерина Ховард, а тем более на месте Дерхэма.

– Что они с ним сделают?

– Не могу сказать. Могу только догадываться. Они сочтут его отношения с тобой преступными. Его могут отправить в Тауэр. Хотя нет, его не отправят на плаху, потому что это означало бы, что он соблазнил Катерину Ховард. Его посадят в темницу, и он будет умирать там в цепях. Возможно, его подвергнут пыткам. Ховарды могущественны. И я не хотела бы быть на месте того, кто соблазнил их родственницу.

– Пожалуйста, замолчи! Я должна идти.

– Да, иди и предупреди Дерхэма. Ему нельзя здесь оставаться. Его арестуют и отправят в Тауэр.

Страх заставил Катерину действовать быстро. Глаза ее были полны слез, по-детски пухлые губы дрожали. Она не могла не думать об ужасных сценах: Дерхэм в Тауэре, его пытают, он закован в цепи и умирает медленной смертью из-за нее, Катерины Ховард.

Он ждал ее в саду.

– Катерина! – воскликнул он, когда она наконец появилась. – Почему ты задержалась?

– Ты должен бежать! Немедленно! Кто-то написал ее милости письмо, и тебя посадят в Тауэр! – быстро проговорила Катерина.

Он побледнел.

– Откуда ты это узнала?

– Джейн Акворд видела письмо. Ее милость послала за ней, чтобы спросить, кто написал его. Там все про нас написано. Моя бабушка взбешена.

Отважный до безрассудства, влюбленный в Катерину Дерхэм ушам своим не верил. Ему не хотелось бежать, оставляя Катерину на произвол судьбы.

– Ты думаешь, я смогу бросить тебя?

– Я не переживу, если ты окажешься в Тауэре.

– Брось! Что мы такого сделали? Разве мы не муж и жена?

– Они не позволят, чтобы это свершилось.

– А что они смогут сделать? Это ведь так! И я очень рад этому.

Он обнял ее и поцеловал. Катерина горячо ответила на поцелуй. Они хотели друг друга, и это желание оказалось непреодолимым. Она взяла возлюбленного за руку, и они побежали в такое место в саду, где деревья росли очень густо и где можно было спрятаться от посторонних глаз.

– Нам не следует быть вместе, – сказала ему Катерина.

– Катерина, не дай запугать себя! – умолял он.

– Мои страхи оправданы, – возразила Катерина. Она взяла в руки его лицо и крепко поцеловала Дерхэма в губы. – Боюсь, Фрэнсис, мы теперь долго с тобой не увидимся.

– Что! – воскликнул он, падая на траву и увлекая ее за собой. – Что или кто может заставить меня разлучиться с тобой?

– Я, – Катерина вздохнула. – Моя любовь к тебе.

Она прижалась к нему, уткнувшись лицом ему в грудь. Она представила себе это молодое прекрасное тело закованным в цепи. А он представил, что ее выдают замуж за лорда, старого лорда. Страх придал их страсти новую силу. Они не думали в тот момент ни о чем, не боялись, что их застанут вместе. Катерина всегда была рабой любви, а Дерхэм привык делать то, что ему хотелось. И никогда не боялся смерти.

Катерина открыла глаза. Она посмотрела на ветви деревьев над головой и дотронулась до холодной травы, служившей им постелью.

– Фрэнсис… Я так боюсь.

Он погладил своей ладонью ее темно-рыжие волосы, которые казались сейчас совсем рыжими – их золотило щедрое солнце, светившее сквозь ветви деревьев.

– Не бойся, Катерина.

– Но они знают! Они все знают!

Он почувствовал, что в горле пересохло. Что могут сделать Норфолки с тем, кто соблазнил их девушку? Конечно, они решат, что его следует предать смерти. Однажды ночью, когда он придет в этот сад, его схватят, ударят по голове и бросят безжизненное тело в реку. И только всплеск воды и круги на ее поверхности станут свидетелями его смерти. Или же его обвинят в измене. Норфолкам очень легко обвинить бедного парня в измене. Тауэр! Эта ужасная башня! Маленькая темница! Томиться всю жизнь в темнице, когда так любишь приключения, не можешь и минуты усидеть на месте!

– Ты должен бежать отсюда, – сказала Катерина.

– Я не могу оставить тебя!

– Но я умру от горя, если тебя посадят в Тауэр. Я не позволю им сделать это. Я хочу, чтобы мы вспоминали о нашей любви не с горечью, а с радостью.

– Я всегда буду думать о ней с радостью. Она села и прислушалась.

– Мне кажется…

– Катерина! Катерина Ховард! – услышали они голос мистрес Баскервиль.

Катерина была в панике.

– Ты должен сейчас же бежать! Уехать из Лондона!

– И оставить тебя? Ты не понимаешь, что говоришь?!

– Прекрасно понимаю! Ведь если ты потеряешь меня, я потеряю тебя тоже! Но я не хочу, чтобы ты был со мной, потому что это значит, что они схватят тебя и нам все равно придется расстаться. Фрэнсис, в Лондонской Тауэр происходят ужасные вещи, и я не хочу, чтобы ты попал туда. Я так боюсь за тебя!

– Катерина, – звала ее мистрес Баскервиль, – где ты?

Девушка умоляла взглядом, чтобы Дерхэм бежал, но он не выпускал ее из своих объятий.

– Я не в силах оставить тебя! – твердил он.

– Тогда я уйду с тобой!

– Но нас тут же найдут!

– Правильно. Они найдут нас и вернут меня домой. Как ты думаешь, что они сделают с тобой?

Мистрес Баскервиль была уже совсем рядом.

– Я пойду к ней, – сказала Катерина.

– А я буду ждать здесь, когда ты вернешься ко мне.

– Нет! Нет! Уходи немедленно, Фрэнсис! Не жди меня. Сейчас каждая минута дорога.

Они обнялись и крепко поцеловались. Это был горький поцелуй.

– Я подожду тебя здесь, Катерина. Может, тебе удастся вернуться ко мне.

Катерина вырвалась из его объятий и побежала к мистрес Баскервиль.

– В чем дело? – спросила она.

– Ее милость требует, чтобы вы немедленно явились к ней. Вы и Дерхэм. Она взбешена. Приказала принести ей плетку. Она допрашивала нас. Я слышала, как Джейн Акворд плакала в покоях герцогини. Думаю, ее отхлестали плеткой. И все из-за вас и Дерхэма.

– Как вы думаете, что они сделают с Дерхэмом? – спросила Катерина.

– Не знаю. Можно только догадываться. Говорят, он должен умереть.

Катерина задрожала от страха.

– Пожалуйста, помогите мне! – взмолилась она. – Подождите здесь немного. Дайте мне возможность увидеться с ним в последний раз.

– А что если за нами следят? – спросила мистрес Баскервиль.

– Пожалуйста, – заплакала Катерина. – Одну минутку… Постойте здесь. Сделайте вид, будто вы ищете меня. Клянусь, через минуту я буду здесь.

Она вернулась к Дерхэму.

– Все, о чем я говорила, верно! – рыдала она. – Они убьют тебя, Фрэнсис. Пожалуйста, уходи немедленно… Беги!

Теперь он понял, что это не шутки. Он снова поцеловал девушку, колеблясь, не взять ли ее с собой, но тут же отмел от себя эту безумную мысль. Они должны расстаться. Он должен ее оставить. Этого требует здравый смысл. Если он исчезнет, они поищут его немного и предпочтут это дело замять. К тому же он сможет поддерживать с Катериной связь.

– Я ухожу, – сказал Фрэнсис. – Но сперва обещай мне, что будешь любить меня и в разлуке.

– Обещаю! – воскликнула Катерина.

– Я буду писать тебе письма, а ты будешь отвечать на них.

Она кивнула. Она не слишком владеет пером, но надеялась найти себе помощников.

– Тогда я покидаю тебя.

– Не возвращайся в дом, Фрэнсис. Это опасно. Куда ты поедешь?

– Пока не знаю. Может быть, отправлюсь в Ирландию, стану пиратом, и у меня будет много денег. Я вернусь и потребую, чтобы тебя выдали за меня замуж. Не забывай меня, Катерина.

Слезы ручьем текли из ее глаз. Она взволнованно воскликнула:

– Я никогда не забуду тебя! Последний поцелуй, последние объятия…

– Мы не прощаемся, Катерина. Я говорю тебе не прощай, а до свидания, любовь моя. Не забывай о своем обещании.

Она видела, как он исчез за деревьями, и только тогда вернулась к мистрес Баскервиль. Они вошли в дом и, дрожа от страха, направились в комнаты герцогини.

Когда старая леди увидела Катерину, глаза ее вспыхнули гневом. Она схватила ее за волосы, ударила головой об стену и закричала, предварительно закрыв дверь:

– Ах ты, маленькая потаскушка! Что ты наделала? Не смотри на меня так, пигалица!

Она стегнула Катерину по плечам плетью. Катерина прислонилась к стене, закрыла лицо руками. Герцогиня стегала ее по спине, по ягодицам, по ногам. У герцогини были слабые руки, но плеть больно впивалась в тело Катерины, и она плакала. Но не потому, что ей было больно, – она плакала по Дерхэму. Никакая боль не могла сравниться с той болью, которую она испытывала, расставшись с возлюбленным.

Герцогиня устала махать плетью и велела Катерине сесть на диван. Она взяла ее за подбородок и посмотрела в ее печальные, полные горя глаза.

– Значит, все это правда! – закричала в гневе герцогиня. – Все, что было написано в этом письме, правда! Он был в твоей постели почти каждую ночь! А когда я застала вас, он спрятался на галерее! – Она ударила Катерину сначала по одной щеке, потом по другой. – Неужели ты считаешь, что сможешь после этого выйти замуж? Скажи мне! Кто захочет взять в жены Катерину Ховард, известную распутницу и потаскуху! – Она снова дала ей пощечину. – Мы выдадим тебя за простолюдина!

Катерина была в истерике. Ей было очень больно. К тому же она переживала из-за Дерхэма.

– Тебе все равно, за кого выйти замуж! Любой мужчина для тебя будет хорош. Ах ты, бесстыдница!

И герцогиня снова стала ее лупцевать. Катерина так долго плакала, что у нее уже не осталось слез.

– Как ты думаешь, что мы сделаем с твоим любовником? Мы покажем ему, что происходит с теми, кто тайком забирается в кровать к девушкам, которые выше по происхождению.

И она ударила ее рукой, унизанной кольцами. Кофточка Катерины была изорвана, кожа исцарапана, на плечах остались кровавые следы от плетки.

Герцогиня шептала ей, какие ужасные пытки испытает Фрэнсис Дерхэм, если его поймают. Ее теперешние муки – ничто в сравнении с тем, что сделают Дерхэму. После этого он не сможет забираться в постели к молодым девушкам, потому что такие похотливые девчонки, как Катерина, не получат от него никакого удовольствия. Вот что они с ним сделают.

Герцогиня брызгала слюной. Но вдруг ее охватил страх. А что если герцог Норфолк узнает об этом? Конечно, его собственный моральный облик нельзя назвать безупречным, если внимательно приглядеться. В семье самого Норфолка было предостаточно скандалов. Например, эта прачка, Бесс Холланд, к которой его так ревновала его жена, герцогиня Норфолкская! Да и в венах последней королевы текла кровь Норфолка, а ее обвинили в кровосмешении. Странно, но именно те, кому не престало бы судить других, очень часто делают это. Сам король, так любящий вино и женщин, осуждает за эти грехи других. А его придворные всегда следуют его примеру! Если бы герцог узнал о том, что творится в доме герцогини, он расхохотался бы и наговорил всевозможных гадостей своему давнему врагу, мачехе. Она этого очень боялась, ибо знала, что ее обвинят в недостаточном внимании к девочке, которую поручили ее заботам и за которой она не уследила. А что скажут сестры Катерины?.. Такой скандал помешает им удачно выйти замуж. Поэтому никакого скандала быть не должно. Так будет лучше для Катерины и ее сестер. И, само собой, для нее, вдовствующей герцогини Норфолкской. Она заговорила тише.

– Ведь могут подумать, – хитро заметила она, – что дело между вами зашло гораздо дальше, чем на самом деле. Некоторые сочтут, что между тобой и Дерхэмом было все что угодно.

Она внимательно посмотрела в глаза Катерине. Та не слышала, что она говорит, и не придала никакого значения ее словам.

– Но Дерхэма все же следует наказать, – продолжала старуха.

Герцогиня подошла к двери и позвала Марию Ласселс и Катарину Тилни.

– Уведите мою внучку в опочивальню, – сказала она, – и положите ее в постель. Ей нужно отдохнуть!

Девушки увели Катерину. Она морщилась, когда они снимали с нее одежду. Катарина Тилни принесла воды, чтобы промыть царапины от колец герцогини.

Катерина тихонько плакала, а Мария Ласселс с удовлетворением смотрела на ее маленькую пухлую фигурку, обезображенную синяками и ранами.

Ей досталось по заслугам, думала Мария Ласселс. Я правильно сделала, написав письмо герцогине. Теперь с этим безобразием будет покончено. Теперь никто не будет ласкать ее белое тело.

Мария удивлялась, что могла так долго наблюдать за этими безобразиями и не сообщить о них герцогине.

А герцогиня между тем сидела в своей комнате и предавалась безрадостным думам. Ей нужно с кем-то посоветоваться, решила она и попросила своего сына, лорда Уильяма Ховарда, заехать к ней.

Когда он приехал, она показала ему письмо и рассказала, в чем дело. Лорд поворчал по поводу этих распутниц, которые не могут жить без поклонников.

– Дерхэм скрылся, – сказала ему герцогиня.

Лорд Уильям пожал плечами. Его мать не должна придавать слишком большого значения такой чепухе. Молодые юноши и девушки – похотливые существа, они всегда будут этим заниматься. И хотя Фрэнсис Дерхэм и посещал опочивальню, это еще ничего не значит – обычные шалости, скорее всего. Не стоит беспокоиться.

– Забудь об этом! Забудь! – говорил лорд Уильям. – Отлупцуй как следует девчонку, поговори с ней. А Дерхэм пусть уходит. И пусть милорд герцог ничего об этом не узнает.

Это был здравый совет. Ничего особенного не случилось, убеждала себя герцогиня, почти безмятежно похрапывая в своем кресле. Но иногда она внезапно просыпалась – ей снились беспокойные сны о ее двух самых очаровательных внучках, одна из которых уже была мертвой, а другая слишком живой.

И герцогиня приняла решение, которое твердо решила выполнить, потому что понимала: от этого зависит не только будущее Катерины Ховард, но и ее собственное. За Катериной следует следить. Ее следует научить вести себя, чтобы она прекратила эти дикие выходки и стала настоящей леди. А некоторые из этих молодых женщин, поведение которых герцогине не слишком нравилось, должны покинуть ее дом.

И герцогиня исполнила задуманное. Большинство молодых девушек, спавших вместе с Катериной в опочивальне, были отправлены домой. Джейн Акворд и некоторые другие остались. Джейн с помощью герцогини нашли жениха, и она все равно должна была вскоре уехать.

Герцогиня решила чаще видеться с Катериной, с тем, чтобы образовывать, хотя она считала, что Джейн Сеймур вряд ли найдет ей место при дворе, принимая во внимание то, что она – кузина Анны. Это неважно! Главное, следует как можно быстрее забыть о прошлом Катерины и найти ей подходящего жениха.

Принцессе Марии казалось, что с тех пор, как король отказался от ее матери, жизнь была для нее сплошной цепью несчастий. Но вот теперь не стало этой Анны Болейн, и Мария вдруг поняла, что счастлива. Ей было двадцать лет, она была очень серьезной девушкой. Выпавшие на ее долю страдания отразились на ее внешности, и глаза горели фанатичным огнем. Мария разочаровалась в жизни и испытывала постоянную тревогу. Она каждую минуту ждала удара, молилась Богу и боготворила Папу. Мария была очень гордой, и то, что ее объявили незаконнорожденной, никак не отразилось на ее поведении. У нее были друзья и сторонники, и хотя во время пребывания Анны Болейн на престоле они не особенно это афишировали, теперь они действовали более открыто. Король дал понять своим подданным, что женился не из-за каких-то похотливых желаний, а только по просьбе своего окружения, и выбрал себе в жены женщину, способную родить. Его выбор был поддержан сторонниками империи, потому что Джейн Сеймур все еще придерживалась старых форм католицизма. Кроме того, было известно, что Джейн испытывает к Марии добрые чувства.

Но следовало действовать крайне осторожно, потому что король очень изменился после смерти Анны. Он стал угрюм, заметно постарел и выглядел старше своих сорока пяти. Смеялся он теперь реже, а в глазах его было что-то такое, что заставляло людей холодеть от страха, хотя они и не чувствовали за собой никакой вины. Его семейные дела обстояли не слишком успешно, хотя Джейн сообщила ему, что беременна еще до смерти Анны. Катарина Арагонская тоже много раз беременела, но все безрезультатно. Беременности Анны тоже не принесли желаемых результатов. Молодой Ричмонд, на которого король рассчитывал, так как пока он был его единственным сыном, после смерти Анны вдруг стал харкать кровью.

– Она сглазила его, – решила принцесса Мария. – Она убьет его, как старалась убить меня. По лицу Ричмонда видно, он не жилец на этом свете.

А что если Ричмонд умрет, а Джейн не сможет родить? Ведь Елизавета теперь тоже незаконнорожденная, как и Мария.

– Пришло время, – говорили друзья Марии, – сблизиться с королем.

– И предать мою мать! – в возмущении восклицала она.

– Та, кто ответственна за то, что случилось с вашей матерью, теперь сама устранена. Ее нет больше в живых. Вы должны постараться заручиться дружбой короля.

– Я не думаю, что он будет слушать меня.

– Есть способ подойти к нему.

– Что за способ?

– Через Кромвеля. Это не лучший, это единственный для вас способ.

Все закончилось тем, что Кромвель посетил Марию в Хансдоне, куда ее сослали. Кромвель приехал с удовольствием, видя большие преимущества в возвращении принцессы ко двору. Он знал, что король никогда не примет свою дочь, если она не согласится с тем, что женитьба ее матери с королем была незаконной и носила характер кровосмешения. Но если ему удастся заставить Марию согласиться на это, она потеряет поддержку народа. Многие английские дворяне сожалеют о разрыве с Римом, молча надеясь, что связи еще можно восстановить. И если им удастся сделать это, что будет с теми, кто подготовил разрыв? А ведь самым активным среди них был Томас Кромвель! Поэтому Кромвелю казалось, что примирение короля с дочерью – дело хорошее.

Генрих задумался над планом, представленным ему Кромвелем. Он ненавидел этого человека, однако Кромвель прекрасно справился с маленькими аббатствами, с большими же справится еще лучше! Если он намерен мириться с Марией, Кромвель прав, сейчас как раз время для этого. Многие считают, что он плохо обошелся с ней, а простой народ вообще ее очень жалеет. Он не разрешил ей жить с матерью, не пустил попрощаться с Катариной перед смертью. Совесть не могла не беспокоить его. И если теперь Генрих помирится с Марией, он больше не будет казаться людям чудовищем, а человеком, который ошибался, находясь под влиянием ведьмы и колдуньи. Ответственной за все будут считать Анну, развратницу и отравительницу, которая смогла околдовать короля и заставить его плохо относиться к своей дочери Марии. Вот видите, будут говорить люди, как только эта потаскуха получила по заслугам и была казнена, король помирился со своей дочерью!

Она получила по заслугам! Генриху очень понравилось это выражение. Последнее время он плохо спал. Иногда просыпался, и ему казалось, что она лежит рядом с ним. Его мучали кошмары. Однажды он увидел ее во сне у пруда в Хивере. Она смотрелась в пруд. И когда он тоже посмотрел в воду, то увидел там ее отрубленную голову с длинными черными волосами, из которой сочилась кровь. Заслуженная смерть! И Генрих послал Норфолка в Хансдон к Марии.

– Скажи ей, – поучал его Генрих, – что она упрямая и непослушная девчонка, но я готов пожалеть ее, если она раскаивается.

Мария поняла, что ей придется отказаться от всего, чего она придерживалась раньше, и была напугана шумом, который наделала.

– Моя мать была законной женой короля, – твердила она. – Я убеждена в этом.

Ей напомнили, что многие поплатились головой за то, что она говорит. Но Марию нелегко было испугать, и она постаралась убедить себя, что готова положить голову на плаху с такой же легкостью, как это сделали Мор и Фишер.

Мария поняла, что зря осуждала Анну за свое отлучение от двора. Норфолк вел с ней себя грубо, даже оскорблял ее. Ее никто так не унижал, пока была жива Анна. Анна просила ее забыть об их ссоре, предлагала вернуться ко двору, говорила, что будет находиться рядом с ней и не будет заставлять носить за ней шлейф. Леди Кингстон приходила к Марии по поручению Анны с просьбой простить королеву. Мария тогда только пожала плечами. Простить! Что это даст Анне Болейн? Когда Мария умрет, она будет с небес взирать на Анну, которая будет гореть в аду. Потому что этого ей не избежать. Да, она до самой смерти исполняла все религиозные обряды, но слушала и даже аплодировала лжи Мартина Лютера, и за это будет вечно мучиться в аду. В душе Мария не была жестокой, но она считала, что существуют два пути – правильный и неправильный. Правильный путь – это приверженность Римской католической церкви. Ни один истинный католик не будет гореть в аду. Там будут те, кто не был истинным католиком. Но она понимала, что хотя Анна и будет гореть в аду за то, что несет ответственность за отделение Англии от Рима, не одна она виновата в столь жестоком обращении короля со своей старшей дочерью. И Мария решила, что хоть она и не может простить Анну, к ее дочери она будет добра.

Генрих был взбешен тем, что ему рассказали после посещения Марии. Он заявил, что не может ей верить. Король пребывал в мрачном расположении духа. Он совсем недавно женился на Джейн Сеймур, но счастья это ему не принесло. Он не мог забыть Анну Болейн. Джейн не удовлетворяла его, а Мария выводила из себя. Дочь, борющаяся против своего отца! Он не потерпит такого! Он созвал совет.

– Я не могу доверять своим близким, – кричал он. – Необходимо начать следствие. Если будет установлено, что дочь в заговоре против меня, ее должна постичь судьба всех предателей. Я больше не потерплю неповиновения! – кипятился король. – Для предателей есть одна дорога, и я прослежу, чтобы они все прошли по ней!

При дворе чувствовалась напряженность. Было хорошо известно, что когда была жива Анна, Мария и ее мать тайно связывались с Чапуисом, и что посол планировал с помощью императора посадить на трон Катарину или Марию.

Король поручил Кромвелю тайно побывать в домах подозреваемых лиц и найти там доказательства вины принцессы.

В это время в комнату вошла королева.

– В чем дело? – рыкнул на нее новоиспеченный супруг. – Ты не видишь, что я занят государственными делами?

– Мой милостивый лорд, – сказала Джейн, не замечая его настроения. – Я пришла поговорить с вами. Я все время думаю о принцессе Марии. И теперь, когда я знаю, что она раскаивается и хочет, чтобы вы снова…

– Убирайся отсюда! – рявкнул король. – И не вмешивайся в мои дела!

Джейн заплакала. Генрих глянул на нее со злостью и отошел. Перед глазами его стояла пара смеющихся черных глаз. И хотя он был взбешен, его одолевала тоска.

– Я никому не могу доверять. Самые близкие мне люди и те, кто должны быть мне дороги, готовы предать меня!

Жизнь Марии оказалась в опасности. Чапуис написал ей, что ей следует подчиниться требованиям короля, иначе ей придется туго. Она должна признать, что отец – ее верховный глава церкви, и согласиться, что ее мать никогда не была законной женой короля. Она зря думает, что если она дочь короля, то ей ничто не угрожает, – те, кто противостоит Генриху, не могут быть в безопасности. Пусть она вспомнит о последней сожительнице короля, которой он был так предан в течение нескольких лет. Он не задумываясь послал ее на эшафот. И в том настроении, в котором он находится сейчас, он вполне может послать на эшафот собственную дочь.

Но Генрих был хитер. Он знал, что непопулярность в народе, которую он приобрел вначале в результате брака с Анной Болейн, а затем ее убийства, еще увеличится, если он прольет кровь своей дочери. А его непопулярность в народе была настолько же велика, как и во времена, когда он порвал с Римом. Поэтому он велел Кромвелю написать Марии, что если она не откажется от своих зловещих замыслов, она потеряет свой шанс на примирение с королем.

Мария потерпела поражение, так как даже Чапуис был против ее упорного сопротивления. Она сдалась, признав, что король является верховным главой церкви, согласилась, что Папа не прав и что мать ее не была законной женой короля, а их брак был кровосмесительным и незаконным. Она подписала бумаги, которые ее попросили подписать, и ушла в свои комнаты, где горько плакала и просила свою святую мать простить ее за то, что она сделала. Она думала о Море и Фишере и сожалела, что не так отважна, как были они.

Генрих остался очень доволен. Теперь его дочь стала покорной. Его все еще мучила совесть в связи с гибелью Анны и он хотел уверить себя и весь мир, что поступил правильно, освободившись от нее. Да, он хороший семьянин, любит своих детей. А Анна угрожала, что отравит его дочь, его любимую Марию. Разве народ теперь не видит, что Анна получила по заслугам? Разве Мария не вернулась к нему? Это не так уж важно, что она рождена вне брака. Она его дочь и должна находиться при дворе. Со смертью этой шлюхи, которая пыталась отравить его дочь, между ним и дочерью наступил мир.

Джейн ликовала.

– Вы самый благородный и милостивый отец, – сказала она ему.

– Ты права, моя милочка! – ответил он, и у него опять проснулись теплые чувства к Джейн. Снова понравилась ее белая кожа и светлые ресницы. Он действительно любил ее, и если она родит ему сыновей, будет любить ее еще больше. Генрих считал себя семьянином и очень был счастлив этим.

Мария теперь сидела за королевским столом рядом со своей мачехой – они с Джейн были друзьями. Генрих счастливо улыбался, глядя на них. Во дворце воцарились мир и согласие. Его упрямая дочь больше не была упрямой. Он старался любить ее, но хотя она и нравилась ему, это чувство вряд ли можно было назвать любовью.

Когда Джейн попросила его о том, чтобы Елизавета тоже была допущена ко двору, он ответил, что это вполне может случиться.

– Я делаю это потому, что ты так хочешь, сердце мое, – говорил он Джейн. Но на самом деле он с удовольствием встречался с ребенком от Анны. Девочка была красивой и умненькой. И напоминала ему Анну.

– Король очень привязан к маленькой Елизавете, – говорили при дворе.

Когда сын Генриха, герцог Ричмонд, умер, король очень горевал. Это Анна сглазила его, говорил он. Прошло два месяца с тех пор, как Анне отрубили голову, и с того самого дня у Ричмонда пошла горлом кровь. Это заставило короля снова подумать о своем преемнике. Он был расстроен, потому что молодой Томас Ховард, сводный брат герцога Норфолка, осмелился обручиться без разрешения на то Генриха с леди Маргаритой Дуглас, дочерью сестры Генриха Маргариты Шотландской. Это было ужасным преступлением. Генрих знал Ховардов – честолюбивы все до одного. Он был уверен, что Томас Ховард надеется получить корону в результате своей женитьбы на племяннице Генриха. И это ему вновь напомнило о том, насколько непрочно Тюдоры сидят на троне.

– Отправьте молодого Ховарда в Тауэр, – приказал Генрих. И его приказ был выполнен.

Он также был недоволен герцогом Норфолкским. И Норфолк был в ужасе, каждую минуту ожидая, что его постигнет судьба сводного брата.

Ховарды жили в страхе, но и Генрих тоже. Положение дел в стране волновало его значительно больше, чем за границей. В этот период своей жизни Генрих очень отличался от того молодого человека, мысли которого в основном были заняты турнирами и охотой за женщинами и зверями. Он был от рождения наделен великолепными физическими данными и проницательным умом. Но не мог использовать одновременно и то и другое. Если он преуспевал в турнирах, он забывал о делах, требовавших умственного напряжения. Обожая свое тело, он украшал его драгоценностями, бархатом и парчой, но забывал при этом о своих мозгах. В сорок пять лет он был уже не юношей. Язва на его ноге иногда болела так, что он рычал от боли. Будучи тучным человеком, он страдал одышкой, тем более что был склонен к излишествам всевозможного рода.

Сейчас забота о теле отошла на второй план, и он стал предаваться тренировке ума. Главным для него было сохранение и прославление себя самого, а так как это было обязательно связано с сохранением и прославлением Англии, его больше всего интересовали государственные проблемы. При нем флот Англии разросся до неимоверных размеров. Ежегодно откладывались определенные суммы денег для постройки новых кораблей и для того, чтобы уже имеющийся флот содержался в полном порядке и боевой готовности. Он мечтал сделать Англию могущественной державой, противостоящей странам Континента. Он не хотел, чтобы Англия воевала, но стремился втянуть в войну Карла и Франциска с тем, чтобы они воевали между собой – Генрих боялся этих двух монархов. Он боялся их меньше, когда они воевали друг с другом. Его главным замыслом было втянуть в войну между собой всех потенциальных врагов, и таким образом дать Англии возможность окрепнуть и превратиться в мощную державу. Он надеялся, что так оно и будет. Но для этого в стране должен царить мир. Он прекрасно понимал, что ничто так не ослабляет молодую страну, как гражданская война. Отделив церковь Англии от Рима, он сделал смелый шаг. Англия все еще не могла оправиться от шока, вызванного этим. Многие сожалели по поводу разрыва и жаждали вновь объединиться с Римом. Умный и хитрый, Генрих разработал новую религиозную программу. Он вовсе не собирался лишать свой народ ритуалов и церемоний, которые были частью их жизни при господстве римской католической церкви. Но при условии, что их король будет признан верховным главой церкви.

Мир дома и мир с соседями – вот чего хотел Генрих. Чтобы Англия могла развиваться в наилучших для этого условиях. Уолси создал из него политика, подобного ему самому. Уолси считал, что задача Англии соблюдать равновесие сил в Европе, но Уолси оказался неспособен это осуществить. Уолси был виновен в том, что принимал взятки – он не мог устоять перед блеском золота. Генрих же не настолько был близорук, чтобы ставить под угрозу положение Англии в мире из-за подарков, которые ему предлагали иностранные государства. Он был таким же, как и Уолси, стяжателем, однако чувство самосохранения было в нем очень сильно развито. Все богатства Англии находились в его руках, и в тот момент он полагал, что роспуск аббатств очень выгоден. Уолси никогда не забывал о своей преданности Риму, Генрих же не придерживался этого принципа. Для Уолси на первом месте был Уолси, а потом уже Англия. Для Генриха Англия и он сам были одно целое.

Кромвель считал, что Англия должна заключить союз с Карлом, потому что Карл представлял самую сильную державу в Европе. Генрих же не хотел связывать себя ни с Карлом, ни с Франциском, придерживаясь своей позиции сохранения равновесия сил. Ни Уолси, ни Кромвель не могли быть настолько могущественными, как Генрих, так как оба они постоянно испытывали огромный страх перед Генрихом. Генрих же мог действовать свободнее, мог действовать внезапно, мог делать, что хотел, не думая о том, какое подыскать оправдание, если его мероприятие не увенчается успехом. Это было огромным преимуществом в той хитрой игре, которую он вел.

Оглядываясь на прошлое, Генрих мог видеть, куда привела его лень. Он вел войны, ничего не принесшие Англии, он лишил ее многих богатств и силы, и сокровища, так настойчиво и с таким умом собранные его скупым отцом, постепенно таяли. В качестве примера можно было бы привести Поле золотого знамени. Он мог смотреть теперь на это событие глазами более мудрого и опытного человека. И был шокирован, понимая, насколько безответственно тогда себя вел. Короли, которые бездумно растрачивают богатство и кровь своих подданных, теряют авторитет среди своих подданных. Он понимал теперь, что Англия стала одной из европейских держав только благодаря богатствам, накопленным его отцом, и что если эти богатства будут утрачены, вместе с ними будет утрачено и могущество Англии. В середине двадцатых годов Англия в Европе ничего не значила, а изнутри ее постоянно подтачивала вражда с Ирландией. Когда Генрих начал говорить о том, что хочет развестись с Катариной и открыто жил с Анной Болейн, его подданные были недовольны им, и Англии грозило самое, по мнению мудрого короля, большое несчастье – гражданская война. Но в то время он едва ли был королем. Когда он порвал с Римом, он почувствовал свою силу, и это стало началом превращения Генриха VIII в настоящего правителя.

Теперь он будет продолжать править страной с помощью грубой силы. Никто, кроме короля, никогда не будет впредь править страной. Он был бдительным, следил за всеми, а люди следили за ним. Они боялись его гнева. Но Генрих был достаточно мудр, чтобы воспринимать как должное умное высказывание, сделанное испанским послом: «Тот, кого многие боятся, сам должен бояться многих». И Генрих многих боялся, хотя многие боялись его.

Генрих был совестливым и религиозным человеком, и это значило, что он был человеком с предрассудками. Он считал себя настоящим христианином и выставлял напоказ свою набожность. Он был жесток, груб и безжалостен по убеждению, к тому же не просто эгоист, а эгоцентрик. Он считал себя не только центром Англии, но и центром всего мира. Все, что он делал, он считал правильным. Ему только требовалось время для того, чтобы рассмотреть свои деяния с точки зрения положительных результатов, и он доказывал, что поступил правильно. Его сила зижделась на уверенности в себе, а так как его вера в себя стала очень сильной, Генрих тоже стал сильным.

Одной из самых больших слабостей в его жизни была его любовь к Анне Болейн. Даже теперь, когда она умерла по его приказу, когда его руки оказались обагрены ее невинной кровью, когда он думал о ней, которую когда-то любил и чье тело теперь гнило в земле, он знал, что если бы смог вернуть ее, он бы снова ее любил. Он ненавидел ее так сильно только потому, что очень крепко любил. Он убил Анну из ревности, и она его преследовала. Иногда он понимал, что никогда не сможет ее забыть. Всю свою жизнь он будет пытаться найти возможность забыть ее. Сейчас он старался забыть ее, заводя интрижки с другими женщинами. Джейн! Она ему нравилась. Да и как эгоисту могут не нравиться те, кто постоянно говорит, что он обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы его любили! Да, Джейн ему нравилась, но она выводила его из себя, он злился на нее потому, что заранее знал, что она ему скажет. Она была податлива в его объятиях, и он чувствовал, что она поступает так потому, что считает это своей обязанностью. Она раздражала его, ибо дала ему тот самый покой, о котором он все время мечтал, а теперь, когда мечта осуществилась, понял, что жизнь его стала пресной. Джейн злила его потому, что не была Анной Болейн.

Более того, она его разочаровала. У нее случился выкидыш. И та причина, по которой он был вынужден так быстро освободиться от Анны, прибегая ко всякого рода вымыслам, дабы умиротворить своих подданных и объяснять своему народу, будто бы его окружение заставило его жениться на Джейн еще до того, как обезглавленное тело Анны успело остыть, оказалась ничего не стоящей. Он мог бы подождать несколько месяцев, мог позволить Кромвелю и Норфолку убедить его в необходимости жениться, мог бы сделать вид, что жертвует собой, женясь на Джейн, а вместо этого он выставил себя в столь невыгодном свете. Генрих был раздражен.

Кроме того, положение дел казалось ему ужасным. Почему все его жены не донашивают детей? За что на короле лежит это проклятие? Сначала это случилось с Катариной, потом с Анной. Катарину он выгнал, Анну обезглавил. Теперь он законный супруг Джейн Сеймур – ведь все его предшествующие жены были мертвы, когда он женился на ней. Поэтому он не сделал ничего дурного. Если он вызвал недовольство Бога, женившись на Анне, пока была жива Катарина, он мог это понять. Но он был настоящим вдовцом, когда женился на Джейн. Зря он волнуется, у него еще будут дети от Джейн, потому что если нет, то зачем, зачем тогда он освободился от Анны?..

Король думал обо всем этом в своих покоях в Виндзоре, когда вдруг услышал шум под окнами. Он выглянул в окно, но гонец уже был у его дверей и сообщил ему, что какие-то люди срочно прибыли к королю с какими-то важными новостями. Их привели, и они упали перед королем на колени.

– Сэр, мы не хотели бы сообщать вам эту неприятную новость. Увы, нам стало известно, что в Линкольне начались беспорядки.

– Беспорядки? – воскликнул Генрих. – Какие еще беспорядки?

– Милорд, это произошло, когда ваши люди прибыли в Линкольн, чтобы заняться там аббатствами. Началось восстание, и двое из них были убиты. Их избили до смерти, Ваше Величество.

Лицо Генриха побагровело, глаза блеснули.

– Что это значит? Восстание? Кто смеет восставать против короля?

Генрих был поражен. Ему удалось предотвратить в стране гражданскую войну, а теперь начались беспорядки. Он же поздравлял себя по поводу своего могущества. Люди, особенно те, кто жил на севере, поражены разрывом с Римом, и когда начался грабеж монастырей, народ стал действовать. Банды нищих возникали по всей стране. Раньше они надеялись, что могут получить кров и пищу у монахов, но лишившись этой надежды, были возмущены. Существовал только один верный способ для нуждающегося человека получить пищу в Англии времен Тюдоров – ограбить ближнего. По стране бродили толпы отчаявшихся голодных людей, к ним присоединились изгнанные из монастырей монахи и монахини. На севере люди были смелее, чем на юге, потому что те, кто был дальше от Генриха, меньше его боялись. Возмущенные разрывом с Римом, симпатизирующие монахам, недовольные разгоном монастырей, они решили: что-то нужно делать. К ним присоединялись крестьяне, которые благодаря закону об огораживании земель и политике превращения пахотных земель в пастбища оказались бездомными. Лорды Дарси и Хасси, два наиболее могущественных дворянина на севере, также выступали за старую католическую веру. И повстанцы чувствовали за своей спиной силу.

Генрих был взбешен и испуган. Он считал это очень серьезным испытанием. Если ему удастся выпутаться из создавшегося положения, он одержит огромную победу, докажет, что он великий король. Перед ним открывались два пути. Он мог вернуться к Риму и восстановить мир в своем королевстве или победить повстанцев и остаться не только главой церкви, но и стать настоящим главой английского народа. Он выбрал второй путь. Решил рискнуть своей короной и победить восставших. А это означало примирение с Норфолком, так как в случае войны к Норфолку следовало относиться с уважением.

Генрих отправил в Линкольн Саффолка. Он накричал на тех своих советников, которые рекомендовали ему не бороться с повстанцами. Он напомнил им, что они обязаны отдать за него свои жизни, землю и богатства.

Джейн пребывала в страхе. Она была очень суеверной. Ей казалось, что этот мятеж является наказанием небес за кощунственный грабеж Кромвелем монастырей.

Она пришла к королю и встала на колени. Если бы она не склонила перед ним головы, она видела бы, что его глаза горят бешеной злобой.

– Милорд, супруг мой, – сказала она, – я слышала обеспокоившие меня новости. Боюсь, нас наказывают за то, что мы хотим освободиться от аббатств. Не мог бы ваша милость подумать о восстановлении аббатств?

В течение нескольких минут он был не в состоянии произнести ни слова, так был взбешен. Он смотрел на Джейн сквозь красную пелену, застлавшую его глаза, и когда заговорил, голос его гремел, как раскаты грома:

– Встань! – рявкнул он.

Она подняла на него свои испуганные глаза и встала с колен. Он подошел к ней ближе, тяжело дыша. Подбородок его подрагивал, нижняя губа угрожающе выпятилась вперед.

– Разве я не говорил тебе, чтобы ты не вмешивалась в мои дела? – спросил он, четко выговаривая слова.

У Джейн на глазах появились слезы. Она думала обо всех этих бездомных людях, бродивших толпами по стране. Она думала о маленьких детях, плачущих без молока. И представила себя спасающей этих людей от ужасных страданий. Ее друзья, мечтавшие о возвращении былых времен, порадовались бы восстановлению монастырей и были бы довольны королевой Джейн. Поэтому она считала своим долгом вернуть короля обратно в лоно Рима или хотя бы избавить его от безбожья, которое распространилось в мире по вине Мартина Лютера.

Король схватил ее за плечо и приблизил к ней свое лицо.

– Ты разве не помнишь, что случилось с твоей предшественницей? – спросил он угрожающе.

Она посмотрела на него с ужасом. Анна была отправлена на эшафот, потому что была виновна в предательстве. Что он этим хочет сказать?..

Глаза его горели гневом.

– Не забывай об этом! – произнес он и оттолкнул ее от себя.

Северяне последовали примеру народа Линкольншира. Это не было восстанием черни, ибо восстали здравомыслящие люди. Наиболее видным из лидеров был Роберт Аск. Этот человек, чья чистота и честность были широко известны, обладал талантом организатора, был врожденным командиром, и под его командованием северные повстанцы превратились в мощную силу.

Генрих прекрасно понимал, насколько опасна эта сила. Наступала зима, у него не было регулярной армии. И он решил действовать дальновидно и хитро. Пригласил Аска для обсуждения возникшей проблемы.

Аск не мог себе представить, что такой человек, как Генрих, которого он считал добропорядочным, может поступить нечестно. С ним Генрих вел себя с притворной откровенностью, дружелюбностью. Неужели Аск хочет залить Англию кровью? Конечно, нет. Он просто хочет несколько облегчить жизнь простого народа. Генрих дружески похлопал Аска по плечу. Значит, у Аска и короля одинаковые интересы. Зачем же им ссориться? Им просто нужно найти приемлемый для обоих путь, чтобы помочь Англии.

Аск вернулся в Йоркшир и рассказал об обещаниях, данных ему королем. Повстанцы заколебались. Между королем и северной частью страны было заключено перемирие.

Однако среди повстанцев оказались менее благоразумные люди, чем такие лидеры, как Аск и Констабл, и, несмотря на веру Аска в обещания короля, он не смог предотвратить второго восстания. Это дало Генриху возможность осуществить свой коварный замысел. Он решил действовать подобным образом еще до того, как встретился с Аском, его обещания лидеру имели целью выиграть время, собрать вокруг себя необходимые силы и подождать до окончания зимы. Он никогда не отклонялся от политики, которую проводил и был намерен проводить до конца своего царствования. А политика эта предусматривала применение грубой силы и торжество его абсолютной и бесспорной власти.

Он решил показать своему народу на кровавом примере, что может ожидать тех, кто выступает против короля. На север был отправлен Норфолк, и кровопролитие началось. Дарси был обезглавлен. Сэр Томас Перси привезен в Тибурн и повешен. Честные люди, которые рассматривали Паломничество Милосердия – так называлось движение римских католиков в северной Англии, направленное на восстановление отношений с Римом, – священным делом, были повешены, изрублены, внутренности их сжигались в кострах, пока сами они еще были живы, обезглавлены. Аск слишком поздно понял, что поверил обещаниям человека, для которого обещания ничего не значили, кроме возможности выиграть время. Несмотря на то, что король простил Аска, он все же был казнен и повешен на цепях на одной из башен Йорка, чтобы все могли видеть, какая судьба ждет предателей. Констабла отвезли в Халл и повесили на высоких воротах города как предупреждение тем, кто его поддерживал.

Король потирал от удовлетворения руки.

– Так умрут все предатели! – рычал он и предостерегал Кромвеля против излишней терпимости, зная, что может отдать все кровавые дела в его безобразные руки.

Континент, до которого дошли слухи о беспорядках в Англии, занял выжидательную позицию. Явный враг Генриха, Папа Павел, открыто выражал свое удовлетворение, а его тайные враги, Карл и Франциск, молчали, но были счастливы.

Папа, ненавидевший короля Англии за то, что он осмелился подать пример неповиновения, которому могли последовать другие, стал строить планы. А что если восстание против Генриха поддержать с Континента? Реджиналд Поул находился на Континенте. Два года назад он покинул Англию по двум причинам: он не одобрил развод короля и разрыв с Римом. Кроме того, будучи внуком герцога Кларенса, брата Эдуарда IV, он полагал, что жить в Англии вблизи трона ему небезопасно. Он написал книгу, критикующую Генриха, и Генрих, притворившись заинтересованным его рассуждениями, предложил ему вернуться в Англию, чтобы обсудить возникшие между ними разногласия. Но Поул не был безмятежной мухой, готовой попасться в паутину раскрывшего свои объятия паука. Он отклонил предложение своего короля и отправился в Рим, где Папа назначил его кардиналом и обсудил с ним план по усилению повстанческого движения, которое в то время охватило северную Англию. Если Поулу удастся сместить Генриха, почему бы ему не жениться на принцессе Марии, вернуть Англию Риму и самому стать ее королем?

Генрих действовал хитро и смело. Он потребовал, чтобы Франциск изгнал Поула, отправил его в Англию, где бы его могли судить как предателя. Франциск, который не хотел настраивать против себя Папу и в то же время не хотел вызывать недовольство Генриха, приказал Поулу покинуть его страну. Поул отправился во Фландрию. Но Карл также не собирался раздражать Генриха, и Поул вынужден был отправиться в изгнание.

Позиция двух великих монархов показала, что они с большим уважением относятся к острову, расположенному к северу от Европейского побережья, потому что никогда до сих пор посланник Папы не был так унижен.

Генрих таял от удовольствия. Его уважают за границей, он подавил восстание, угрожавшее его трону. Корона осталась у Тюдоров, а Англия была спасена от гражданской войны. Он знал, как править своей страной. Он был сильным и вышел с триумфом из опаснейшего положения, в котором оказалась его страна.

Были и другие прекрасные новости. Королева выглядела более бледной, чем обычно, ее тошнило, тянуло на соленое.

Генрих был весел. Он снова стал надеяться, что у него родится сын.

Генрих был доволен, но Джейн пребывала в страхе. Многое ее пугало. Она боялась родов. Что если они окажутся неудачными? Она лежала в покоях Хэмптон-Корта, которые король с такой любовью готовил для Анны Болейн, и думала. Из окон ее комнаты она видела вырубленные на камне инициалы – Д и Г. Не так давно вместо Д здесь была буква А, которую срочно пришлось убрать.

А король пребывал в прекрасном настроении – он был уверен, что на этот раз у него непременно родится сын. Он расхаживал по дворцу, шумел, много ел и пил. Охотился, когда не слишком болела нога. Если Джейн родит ему сына, говорил он себе, он наконец-то будет счастлив. Он был уверен, что всегда действовал правильно: правильно сделал, что освободился от Катарины, которая никогда фактически не была ему женой; казнил Анну, эту колдунью, и женился на Джейн. Он пытался развеселить это бледное существо, умолял следить за собой, угрожая, что если она этого не будет делать, он спросит с нее. Он заботился не о ее хрупком теле, а о наследнике, который рос в нем.

Жаркое лето подошло к концу. Джейн слышала о казнях и содрогалась от ужаса. Выглядывая из окна, видела инициалы. И ей казалось, что Д выглядит, как А, а потом превращается в другую букву, расплывчатую и неразборчивую.

В Лондоне началась чума. Она была вызвана зловонными сточными канавами и грязью на берегу реки, оставшейся после паводка. Люди в Лондоне мерли, как мухи. В эти месяцы смерть подошла к Джейн Сеймур совсем близко.

Она выглядела изнуренной и болезненной и чувствовала себя очень плохо, хотя и боялась сказать об этом, не желая вызывать гнев короля. Она беспокоилась о себе и о ребенке, которого носила в своем чреве, чувствовала угрызение совести в связи с казнью Анны, во сне ее преследовали кошмары. Она не могла забыть, как Анна застала их вместе с королем. Это Анна навлекла на нее болезненное состояние, эту тяжесть и страх, потому что когда-то сама чувствовала все это, нося в своем чреве ребенка короля.

Джейн не могла забыть слова, которые не раз слышала от короля: «Вспомни, что стало с твоей предшественницей!» Ему не следовало говорить ей, чтобы она вспомнила, что с ней произошло – она и так не могла этого забыть.

Она стала более тщательно соблюдать религиозные обряды, а так как придерживалась старой религии, Крэнмер и Кромвель были обеспокоены. Но они не осмелились жаловаться королю, так как знали, что он им ответит: «Пусть королева ест рыбу по пятницам. Пусть она делает, что хочет, – она родит мне сына!»

Люди в стране ждали рождения сына. Что будет с Джейн, спрашивали они, если она родит мертвого ребенка? А что если она родит девочку?..

Многие цинично отзывались о состоянии супружеских дел короля, хихикали, прикрыв рот рукой. Уже есть Мария и Елизавета. Они обе объявлены незаконнорожденными. А что если опять родится девочка? Уж лучше не высовываться, иначе может постичь судьба Катарины Арагонской и Анны Болейн.

Вдовствующая герцогиня Норфолкская с нетерпением ждала новостей. Неужели Джейн Сеймур удастся сделать то, чего не удалось ее внучке? Неужели это бледное болезненное существо сможет одержать победу там, где потерпела поражение блестящая и живая Анна? Она так не думала.

Катерина Ховард надеялась, что у короля родится сын. Она горько плакала после смерти своей кузины, но в противоположность бабушке не чувствовала ненависти к новой королеве. Пусть Джейн Сеймур будет счастлива, хотя Анне этого не удалось. Зачем быть злопамятной? Она почти не слушала зловещих предсказаний герцогини.

Катерина сильно изменилась после того, как бабушка так ужасно ее избила. Теперь она действительно выглядела дочерью дома Ховардов. Она стала спокойней. Она была страшно напугана тем, что о ее похождениях узнали. Лорд Уильям, полагавший, что на случившееся следует смотреть как на незначительный эпизод девичьего безрассудства, прочел ей несколько нотаций, а бабушка очень серьезно предупредила ее о последствиях. Оставшись один на один с внучкой, герцогиня сообщила ей, что она знает, насколько серьезно Катерина согрешила, и велела ей забыть обо всем этом и, если кто-либо будет ее спрашивать, решительно все отрицать. Она вела себя преступно глупо, пусть она не забывает об этом. И Катерина запомнила и вела себя сдержанно.

Она очень похорошела. Приятные манеры придали новую прелесть ее внешности. Герцогиня была готова забыть все прошлые неприятности и надеялась, что Катерина тоже больше не вспоминает о них. Она не знала, что Катерина все еще получает письма от Дерхэма и что с помощью Джейн Акворд, всегда готовой помочь, переписка продолжается.

Дерхэм писал: «Не думай, что я забыл тебя. Не забывай и ты, что мы муж и жена. Я этого никогда не забуду. Я также помню, как ты сказала мне, что никогда мне не изменишь. Я не изменю тебе никогда. Настанет день, и я вернусь за тобой…»

Катерине, любившей приключения, очень нравилось получать любовные письма и тайно переправлять свои ответы. Ее радовало, что она освободилась от женщин, которые знали о ее любовной связи с Дерхэмом и время от времени напоминали ей об этом. Все любовные забавы прекратились, герцогиня строго следила за поведением в своем доме. И Катерине не хотелось больше заниматься любовью. Она поняла, как глупо вела себя, и ей было стыдно за вольности, которым она предавалась с Мэноксом. Она полагала, что все еще любит Фрэнсиса. Ей нравилось получать от него письма. Придет день, и он вернется к ней.

Настал октябрь. Однажды рано утром Катерина проснулась от звона колоколов и залпов пушек. Джейн Сеймур родила королю сына.

Джейн была слишком больна, чтобы насладиться своим триумфом. Она едва понимала, что происходит в ее комнате. Какие-то люди появлялись и исчезали. Она видела огромного человека с красным лицом, который громко смеялся, мешая ей уснуть. Она слышала шепот, крики и смех.

Король с беспокойством смотрел на своего сына. Какой он маленький и несчастный, думал Генрих, опасаясь, что он, как и остальные дети мужского пола, умрет, не достигнув зрелости. Даже Ричмонд не выжил, хотя и был здоровым младенцем. Этот же маленький Эдуард был хрупким, бледным и слабым.

Но у короля был сын, и он был счастлив. Придворные пришли в комнату Джейн. Им следовало поцеловать ей руку, поздравить ее. Она переутомилась? Чепуха! Разве она не достигла того, чего не удалось достичь ее предшественницам? Разве она не родила королю сына?

Ей принесли фрукты и мясо, а также подарки короля. Она должна выразить свое удовольствие по поводу внимания, оказываемого ей Его Величеством. Она ела, не чувствуя вкуса еды.

В ее комнате проходила церемония крещения. Ее подняли с кровати и посадили на государственное ложе, украшенное коронами и гербами Англии, вышитыми золотом. Она полулежала, опираясь на подушки малинового Дамаска, укутанная в мантию малинового бархата, подбитую горностаевым мехом, но лицо ее выглядело мертвенно-бледным на фоне малинового цвета ее одежд. Джейн была без сил еще до того, как ее подняли с кровати. Голова болела, руки были горячими. Ей хотелось спать, но она напоминала себе снова и снова, что должна выполнить свой долг, присутствуя при крещении сына. Что скажет король, если увидит, что мать его сына спит, когда она должна улыбаться от счастья?..

Наступила полночь. Процессия с Джейн во главе проследовала через коридоры, где гуляли сквозняки, в часовню. Джейн потеряла сознание, пришла в себя и улыбнулась. Она увидела принцессу Марию, поднесшую новорожденного принца к купели, увидела своего брата с маленькой Елизаветой на руках, глаза которой слипались, так ей хотелось спать, и в маленьких пухленьких ручках которой был крестик Эдуарда. Она увидела Крэнмера и Норфолка, крестных отцов принца, его няню и акушерку. Эта сцена показалась ей такой нереальной, что она подумала, будто видит сон, что сын ее еще не родился и что роды только начинаются.

В тумане перед ее глазами возник сэр Фрэнсис Брайан у купели, и она вспомнила, что еще совсем недавно он был среди тех, кто восхищался остроумием Анны Болейн. Потом она увидела седого старого человека, в руках которого была свеча, а на шее висело полотенце. Она узнала его. Это был отец Анны. Он выглядел смущенным и несчастным человеком, который понимает, что достоин презрения. Думал ли он в это время о своем блестящем сыне и очаровательной дочери, которые были умерщвлены ради этого маленького принца, которому он сейчас воздает должное, ибо не осмеливается поступить иначе?..

Не в состоянии следить за церемонией, Джейн то теряла сознание, то приходила в себя. Она мечтала оказаться в тишине своей комнаты, в своей кровати. Она хотела темноты, покоя и отдыха.

– Господи всемогущий, даруй же долгую и счастливую жизнь этому замечательному и благородному принцу Эдуарду, герцогу Корнуолла и Честера, дорогому и любимому сыну нашего всемогущего и милостивого короля лорда Генриха Восьмого!

Слова эти обрушились потоком на Джейн, и она чуть не утонула в них. Она попыталась глубоко вздохнуть, ей не хватало воздуха. В полусознательном состоянии ее отнесли в спальню.

Через несколько дней после крещения сына Джейн умерла.

Люди на улицах говорили друг другу:

– Его Величество в отчаянии. Бедный человек! Наконец-то он нашел себе королеву по сердцу. Наконец-то она удовлетворила его желание и родила ему сына, наследника престола. А теперь на него свалилась эта ужасная катастрофа.

Некоторые недовольные подняли головы, считая, что король слишком расстроен, чтобы обращать на них внимание. Но лев только притворялся, что спит. Когда он зарычал, недовольные поняли, что значит поднимать голос против короля. Комнаты пыток оказались переполненными. Людям отрезали уши, языки, искалеченных нагишом водили по улицам и избивали плетьми.

Джейн еще не похоронили, а король уже обсуждал с Кромвелем, кого ему теперь взять в жены.

Генрих искал себе новую жену. В политическом смысле он был силен как никогда. Он мог продолжать свою политику, держа врагов в замешательстве. Он направлял послов во Францию, делал намеки императору – оба эти монарха боялись союза одного из них с Англией.

Дела на Континенте беспокоили Генриха. Война между Франциском и Карлом закончилась. Теперь эти двое не грызлись друг с другом, а были друзьями. Поул продолжал свои козни с тем, чтобы разжечь в Англии гражданскую войну и заручиться поддержкой со стороны Континента. Все это вызывало беспокойство. Предложить себя в качестве жениха при подобных обстоятельствах было очень выгодно, и Генрих решил воспользоваться этим преимуществом.

И хотя он решил осуществить политически выгодный брак, его волновала перспектива женитьбы. Он старался представить себе, какой будет его новая жена. Так хорошо быть снова свободным. Перед ним все еще возникал образ Анны Болейн. Генрих прекрасно знал, какую жену хочет иметь. Она должна быть красивой, умной, живой, такой же мужественной и веселой, как Анна, и одновременно нежной, как Джейн. Он уверял себя, что хотя и необходимо пойти на политически выгодную женитьбу, он не женится на женщине, которая ему не понравится.

Он попросил Шательона, французского посла в Англии, сменившего при английском дворе Беллэйа, чтобы самые красивые и изысканные леди французского двора приехали в Кале. Генрих отправится туда и познакомится с ними. На эту просьбу Франциск ответил таким образом, что поставил Генриха в ужасно неудобное положение. И Генрих не поехал в Кале, чтобы лично познакомиться с претендентками в жены.

Среди других возможных претенденток была красавица Кристина из Милана, племянница императора Карла. Она вышла замуж за герцога Миланского, который умер и оставил ее вдовой-девственницей в шестнадцать лет. Генрих интересовался ею и после пренебрежительного жеста со стороны Франциска решил заняться поисками невесты в окружении императора. Он послал Гольбейна нарисовать ее портрет, и когда живописец вернулся, Генриху понравился портрет невесты, но не настолько, чтобы немедленно заключить сделку. Он все еще вел переговоры с Францией. Ему сообщили, что Кристина сказала, если бы у нее было две головы, то одну бы она уступила королю Англии, но поскольку голова у нее одна, она ни за что не поедет в Англию. Она слышала, что сестра ее бабушки, Катарина Арагонская, была там отравлена, что Анна Болейн, будучи невинной, казнена и что Джейн Сеймур умерла из-за недостаточного внимания при родах. Конечно, она полностью находилась под властью императора и сказала так именно потому, что Карл счел нежелательным брак Кристины с Генрихом.

Беспокойство Генриха возрастало. Он был испуган крепнувшей дружбой между Карлом и Франциском, которая могла предвещать нападение на Англию. Он знал, что Папа Павел пытается натравить на Англию шотландцев, уговаривая их напасть с севера. Павел действовал с Континента тайком.

Первым ответом на это было преследование Генрихом семьи Поула в Англии. Он начал с того, что посадил младшего брата Поула в Тауэр, где его так пытали, что он сказал все, чего добивался от него Генрих. В результате признания Джеффри его брат лорд Монтегю и двоюродный брат маркиз Эксетер были схвачены. И даже мать Поула, старая графиня Солсбери, которая была гувернанткой Марии и близким другом Катарины Арагонской, не смогла избежать печальной участи.

Эти люди были опорой католиков, которые мечтали о восстановлении союза с Римом, и Генрих внимательно следил за своими подданными, чтобы узнать, какое впечатление произвели на них эти аресты. У него было достаточно неприятностей в своем королевстве и при угрозе неприятностей извне приходилось действовать осторожно. В то время в качестве жертвы он выбрал ученого по имени Ламберт, которого обвинил в том, что он слишком уж склоняется к лютеранству. Как говорили, молодой ученый отрицал, что во время причастия тело Господне является физической субстанцией, считая, что оно присутствует там духовно. Ламберта судили и сожгли заживо. Это был ответ Генриха католикам. Он показал этим, что не поддерживает ни одну, ни другую крайние секты. Монтегю и Эксетер пошли на плаху как предатели, а не как католики. Католик ли, лютеранин ли – это не имело никакого значения. Он лишь требовал верности по отношению к королю.

Франциск решил, что подоспело удачное время для подрыва торговли Англии – ведь пока они с Карлом тратили здоровье и жизни своих людей, ведя войну друг с другом, Генрих смог расширить свои торговые связи. Но хитроумный Генрих просчитал все на несколько шагов вперед и стал действовать очень быстро. Он пообещал фламандским купцам, что в течение семи лет за фламандские товары не будет взиматься пошлина так же, как и за английские. Торговцы, люди жадные, были вне себя от радости, предвкушая барыши. Если их император пойдет войной на Англию, ему вряд ли стоит рассчитывать на помощь со стороны нации, которая так выгодно торгует с этой страной.

Это был удачный шаг, но опасения Генриха снова усилились, когда император во время посещения своих владений решил ехать через Францию и Германию, вместо того чтобы отправиться морем или через Италию и Австрию, как это он обычно делал. Генриху показалось, что тем самым он решил выказать Франциску свою дружбу. Какие планы будут разрабатывать его два старых врага, когда встретятся во Франции? Будут ли эти планы касаться Англии?..

Кромвель, в интересах которого было отвлечь Англию от католицизма и таким образом укрепить свои собственные позиции, воспользовался этим случаем, чтобы убедить Генриха выбрать себе невесту из одного из немецких протестантских домов. Кромвель изложил свой план. Многие годы герцог Кливес искал союза с Англией. Сын его претендовал на герцогство Гелдерское, которое для императора Карла было примерно тем же, что для Генриха Шотландия. Оно постоянно на грани беспорядков. Женитьба английского короля на представительнице дома Кливесов представило бы серьезную угрозу влиянию императора в его голландском доминионе.

К сожалению, Анна, сестра молодого герцога, уже была обещана герцогу Лотарингскому, но это обещание можно было легко отменить. Гольбейну поручили сделать портрет невесты. На портрете Анна выглядела красивой. Генрих испытывал приятное волнение, и стали разрабатываться планы женитьбы на Анне.

Он сгорал от нетерпения. Даже ее имя, Анна, вызывало у него восхищение. Он представлял ее себе нежной, уступчивой и очень-очень любящей. Она будет прекрасно понимать, в чем заключается ее долг. Она не дочь скромного рыцаря – она так воспитана, что может стать хорошей женой. Она будет знать, что от нее ждут. Он едва мог дождаться ее прибытия. Наконец-то он найдет счастье в браке, и пусть Карл и Франциск идут к черту.

Анна, думал Генрих и считал дни, оставшиеся до ее приезда.

Джейн Акворд готовилась к отъезду.

– Как мне будет не хватать тебя, – вздыхала Катерина. Джейн хитро улыбалась.

– Тебе будет не хватать не меня, а секретарши!

– Бедный Дерхэм! – говорила Катерина. – Как он будет страдать. Потому что для меня написать письмо слишком трудная задача.

Джейн только пожимала плечами. Все ее мысли были заняты ее новым домом и мистером Балмером, за которого она выходила замуж.

– Ты часто будешь вспоминать меня, Джейн? – спрашивала Катерина.

А Джейн лишь смеялась в ответ.

– Я буду думать о письмах, которые он пишет тебе. Это замечательные письма, и он очень тебя любит.

– Да, это верно. Милый Фрэнсис! Как он был мне всегда верен.

– Ты выйдешь за него замуж?

– Мы уже муж и жена, Джейн. И ты прекрасно знаешь это. Как же еще…

– Как же еще могло случиться все, что случилось между вами! Но я слышала, ты была очень нежна с одним юношей по имени Мэнокс.

– О, не говори мне о нем! Все это в прошлом. А Фрэнсиса я буду любить всегда. С Мэноксом я вела себя глупо, но я ни о чем не жалею, а Фрэнсиса я буду любить всегда!

– Как одиноко тебе будет без меня!

– Да, ты совершенно права.

– И как отличается наша теперешняя жизнь от той, которая у нас была раньше. Теперь совсем ничего не происходит. Мы только и знаем, что шлем письма Дерхэму и ждем на них ответа. А как раньше было весело!

– Ты только ничего не рассказывай об этом мистеру Бал-меру, – предупредила ее Катерина, и обе расхохотались.

Катерина действительно очень грустила по поводу отъезда Джейн. Переписка сильно занимала и веселила ее в этой скучной обстановке.

Джейн уехала, и дни стали казаться длинными и монотонными. Пришло письмо от Дерхэма. Она прочла его и спрятала на груди. Она все время чувствовала, что письмо с ней, но не могла свободно прочесть его. С Джейн все было по-другому. Она не только прекрасно писала письма, но и хорошо их читала. Она должна была ответить Дерхэму, но так как это оказалось для нее трудной задачей, все время откладывала с ответом.

Как-то герцогиня завела с ней разговор о дворе.

– Когда же король наконец женится? Прошло уже два года со дня смерти королевы Джейн, а король все еще холост. Заявляю тебе, Катерина, что если эти бесконечные разговоры о женитьбе на герцогине из Кливеса осуществятся, я подумаю о том, чтобы найти тебе место при дворе.

– Как мне хочется оказаться при дворе! – воскликнула Катерина.

– Ты должна следить за своими манерами. Хотя, должна тебе сказать, они несколько улучшились после… после… – Герцогиня нахмурилась, вспомнив о том, что было. – Теперь ты неплохо будешь выглядеть при дворе. Посмотрим. Посмотрим…

Катерина представила себя при дворе.

– Мне понадобится много новых нарядов.

– Не думаешь ли ты, что лорд Уильям позволит тебе отправиться ко двору в этих лохмотьях? И даже его милость герцог не позволит этого! Ха! Представляю себе, как он злится по поводу этой предполагаемой женитьбы. Кромвель действительно нанес удар по носу моему благородному пасынку. Да, все это плохо для Ховардов. И не следует враждовать между собой. Это большая ошибка. Возможно, будет не так легко найти тебе место при дворе. Я знаю, королю не нравится ссора между моим пасынком и его женой. Как можно так увлечься прачкой, стирающей белье его детям, чтобы наплевать на свою жену? И это называется благородный герцог. Король всегда был глубоко моральным человеком, как ты знаешь. Ой! Постучи мне по спине, детка, а то задохнусь! Так на чем же я остановилась?.. Ах да. Ховарды не в фаворе при Кромвеле. А эту женитьбу короля устраивает Кромвель. Потому, Катерина, будет нелегко найти тебе место при дворе. И хотя я ненавижу лорда герцога всеми фибрами моей души, он мой пасынок, и если при дворе он не в фаворе, то мы также не ощущаем к себе благосклонности.

Однажды герцогиня послала за Катериной. Ее полуслепые глаза странно блестели.

– Принеси мне накидку, девочка. Я хочу пройтись по саду. Ты будешь меня сопровождать.

Катерина повиновалась. Они вышли из дома и медленно прошли по фруктовому саду, под деревьями которого Катерина так часто лежала с Дерхэмом, наслаждаясь его близостью. Она всегда грустила, когда гуляла в саду, вспоминая Дерхэма. Но сейчас она о нем не думала, так как по поведению герцогини поняла, что у той есть для нее новости и что новости эти, она надеялась, касаются места при дворе.

– Ты хорошенькая девочка, – сказала герцогиня, тяжело дыша. – Ты очень похожа на свою бедную покойную кузину. Сходство не бросается в глаза сразу. Ее волосы и глаза были черными, черты лица острыми и запоминающимися. У тебя волосы рыжевато-каштановые, глаза карие и лицо пухленькое. Нет, дело не в лице. Ты так же смеешься, как она. Так же быстро двигаешься. Она любила жизнь, и это было видно. В тебе тоже чувствуется любовь к жизни. В Анне было что-то от Ховардов. В тебе тоже. В этом вы с ней похожи.

Катерине хотелось бы, чтобы бабушка не вспоминала так часто ее кузину – такие разговоры повергали ее в печаль.

– У вас есть для меня новость, – напомнила она.

– Ах да! Новость, – замурлыкала герцогиня. – Возможно, это еще не новость, а просто идея. И я скажу тебе о ней на ухо, моя девочка. Я не сомневаюсь, что наш герцог с каменным сердцем одобрит это, потому что это прекрасная для тебя пара.

– Пара! – воскликнула Катерина.

– Ты помнишь свою милую мамочку, Катерина?

– Почти не помню. – Глаза Катерины заблестели от слез и стали похожи на топазы.

– У твоей матери был брат, и мы считаем, что тебе следовало бы обручиться с его сыном. Он замечательный мальчик, служит при дворе. Очень красивый. Его зовут Томас Калпеппер. Он сын сэра Джона, брата твоей мамы.

– Томас Калпеппер, – прошептала Катерина, и мысли ее обратились в прошлое, в комнату в Холлингбурне. Она вспомнила шелест виноградной лозы, своего верного защитника, поцелуй… Она повторила его имя: – Томас Калпеппер! – и поняла, что должно произойти что-то необычное. Ее детская мечта станет явью. – И он?.. – спросила она с нетерпением.

– Дорогая моя Катерина, поумерь свой пыл. Это просто предположение. Следует посоветоваться с герцогом. Будет необходимо согласие короля. Это просто идея. Я не хотела тебе говорить об этом, но видя, как ты привлекательна и вполне созрела для замужества, я не могла удержаться.

– Мой кузен… – прошептала Катерина. – Бабушка, когда я жила в Холлингбурне, мы вместе играли. Мы уже тогда любили друг друга.

Герцогиня приложила палец к губам.

– Тише, детка. Помалкивай. Все это пока должно держаться в тайне. Успокойся.

Но Катерине было трудно сохранять спокойствие. Она хотела остаться одна и все хорошенько обдумать. Она старалась представить себе, как выглядит Томас теперь. Перед ней возник расплывчатый образ маленького мальчика, говорящего ей смущенно, что женится на ней.

Письмо Дерхэма царапало ей грудь. Мысли о Томасе настолько взволновали, что ей больше не хотелось видеть Фрэнсиса. Она хотела, чтобы вся ее жизнь была такой, какой она была в эти последние несколько месяцев.

Герцогиня держала в своих руках запястья Катерины, руки были горячими.

– Катерина, я хочу серьезно поговорить с тобой. Ты должна быть очень осторожна. Эти ужасные вещи, которые с тобой произошли…

Катерине хотелось плакать. О, как права была бабушка! Если бы она только прислушалась к тому, что ей говорили, хотя бы к той же Марии Ласселс! Если бы она не позволила увлечь себя этому потоку страстей… Как она ненавидит себя за это! Она сожалела о своей любовной связи с Мэноксом, когда встретила Фрэнсиса, теперь же, когда бабушка заговорила о Томасе Калпеппере, она начинала сожалеть о своей связи с Фрэнсисом.

– Ты была очень безнравственной, – говорила ей бабушка. – Ты заслуживаешь смерти за то, что вытворяла. Но я сделаю для тебя все, что смогу. Герцог никогда не узнает о твоей безнравственности.

И Катерина воскликнула скорее от горя, чем от возмущения:

– А как он, этот герцог, ведет себя с Бэсс Холланд!

Герцогиня достойно на это ответила. Она могла говорить что угодно о своем заблудшем родственнике. Она, но не Катерина.

– Ну и что из того, что прачка жены его любовница? Он мужчина. А ты женщина. В этом вся разница.

Катерина присмирела и начала плакать.

– Вытри глаза, глупая девчонка, и ни на минуту не забывай, что с беспутством покончено, как будто бы этого никогда не было.

– Хорошо, бабушка, – сказала Катерина, а письмо Дерхэма все так же покалывало ей грудь.

Дерхэм продолжал писать, но ответов на свои письма не получал. Катерина унаследовала от бабушки одну черту характера: она пыталась не думать о неприятном. Она постоянно думала о своем кузене Томасе и спрашивала себя, помнит ли он ее, знает ли о том, что их предполагают обручить, и если да, то как к этому относиться.

Однажды, гуляя по саду, она услышала за спиной шорох листьев, повернулась и лицом к лицу столкнулась с Дерхэмом. Он улыбался, хотел обнять ее, но она отстранилась.

– Катерина, как я мечтал тебя увидеть.

Она испуганно молчала. Он подошел к ней поближе, взял ее за плечи.

– Ты не отвечала на мои письма, – сказал он. Она не сразу нашлась, что ему ответить.

– Джейн вышла замуж и уехала в Йорк. Ты же знаешь, что я не в ладах с пером.

– Ах, вот в чем дело! – Лицо его осветилось улыбкой. – Всего-навсего. Слава Богу! А я боялся…

Он поцеловал ее в губы. Катерина дрожала и не ответила на его поцелуй.

Лицо его помрачнело.

– Катерина, в чем дело? Что с тобой?

– Ничего, Фрэнсис. Просто…

Но сердце ее смягчилось, видя, как он расстроился. Однако она не могла сказать ему, что больше не любит его. Пусть этот разрыв произойдет постепенно.

– Ты так неожиданно вернулся, Фрэнсис…

– Ты изменилась, Катерина. Ведешь себя так степенно, спокойно.

– Раньше я вела себя, как сорванец. Так говорит моя бабушка.

– Катерина, что они с тобой сделали?

– Они избили меня плетью. Меня так раньше никто не бил. Я была больна. Несколько недель. Меня заперли. И теперь я вряд ли смогу гулять одна. Они все время следят за мной, я это знаю.

– Бедная Катерина! И все это из-за меня! Но никогда не забывай, что ты моя жена.

– Фрэнсис, – сказала Катерина и сглотнула слюну. – Это не так. Они никогда не согласятся на наш брак. Что они сделают с нами, если мы действительно поженимся?

– Мы можем уехать в Ирландию.

– Они никогда меня не пустят. Мы умрем страшной смертью.

– Они не смогут нас поймать, Катерина.

Он был молод и энергичен и стал пиратом, промышлявшим у берегов Ирландии. У него были деньги. Он хотел увезти ее. Она не осмелилась сказать ему, что ее хотят обручить с ее кузеном Томасом Калпеппером.

– Что будет с тобой, если они увидят тебя? – спросила она.

– Не знаю. Но если я обниму тебя и буду держать тебя в своих объятиях, мне все равно, что будет со мной потом.

Эти слова испугали ее, и она убежала, дав слово снова с ним встретиться.

Она была расстроена. Теперь, когда она увидела Дерхэма после долгой разлуки, она поняла правду, которую подозревала. Она больше не любит его. Она поплакала перед сном, чувствуя себя обесчещенной и виновной, а еще очень несчастной, ибо предстанет перед своим кузеном оскверненной и нечистой. Почему она не осталась в Холлингбурне? Почему умерла ее мама? Что за ужасная судьба привела ее к герцогине, где столько женщин пытались заставить ее вступить на путь соблазна! Ей еще нет и восемнадцати, а она предавалась беспутству так глупо и так бесцельно.

Она решила порвать с Фрэнсисом. Больше не будет никаких тайных встреч. Она выйдет замуж за Томаса и будет ему верной женой. И тогда по сравнению со многими годами счастья, которое она ему доставит, эти греховные несколько лет покажутся маленькой ошибкой.

Фрэнсис был обижен и разозлен. Он вернулся полон надежд. Он любит ее, и она его жена, напомнил он Катерине. У него есть деньги. И вообще он родственник Ховардов.

Она сказала ему, что слышала, будто ее собираются отправить ко двору.

– Мне это не нравится, – заметил Фрэнсис.

– Но мне нравится, – возразила она ему.

– Разве тебе не известно, какую грешную жизнь ведут при дворе? – спросил он.

В ответ она пожала плечами. Ей не нравилось обижать людей, и обидеть Фрэнсиса, действительно ее любившего, было горько. И она поняла, что он не нравится ей именно потому, что она должна его обидеть.

– Ты… Ты говоришь о грехе. А ведь мы с тобой… Он все понял.

– Что было между нами, Катерина, не грех. Мы – муж и жена, не забывай этого. Многие женятся молодыми. Мы не сделали ничего дурного.

– Ты знаешь, что мы не муж и жена, – возразила она. – Это все выдумки. Мы говорили так, потому что нам легче было грешить. А я не могу этого вынести. Лучше бы мы никогда не встретились.

Сердце бедного Дерхэма было разбито. В разлуке он думал только о ней. Он умолял ее вспомнить, как она относилась к нему до отъезда. Потом он услышал о ее возможном обручении с Калпеппером.

– Вот почему ты изменилась ко мне, – зло заявил он. – Ты собираешься выйти замуж за этого Калпеппера?

В ответ она спросила, какое он имеет право задавать ей такой вопрос, и добавила:

– Ты знаешь, что я никогда не буду твоей. И если до тебя дошли такие слухи, то, выходит, тебе известно больше, чем мне!

Они поссорились. Она разочаровала его, заметил он. Как она может, зная о том, что они муж и жена, думать о браке с другим? Она должна немедленно бежать с ним.

– Нет! Нет! – воскликнула Катерина и заплакала. – Фрэнсис, пожалуйста, будь умным. Как я могу бежать с тобой? Разве ты не понимаешь, что это для тебя смерть! Я обидела тебя, а ты обидел меня. Но единственная надежда для нас – это никогда больше не видеться.

Кто-то позвал ее. Она умоляюще на него взглянула.

– Беги немедленно. Не могу даже думать о том, что с тобой будет, если тебя здесь найдут.

– Если меня даже приговорят к дыбе, мне не будет так больно, как от твоих слов.

Эти слова, как ножи, вонзились в мягкое сердце Катерины Ховард. Она не могла чувствовать себя счастливой, зная, как глубоко ранила его. Неужели ей не суждено больше испытать покоя и счастья только потому, что она вела себя глупо, когда была ребенком?

Звавшая ее горничная сказала, что бабушка хочет немедленно поговорить с ней. Герцогиня была возбуждена.

– Я думаю, дорогая, что ты отправишься ко двору. Как только приедет новая королева, ты будешь ее фрейлиной. Вот так-то! Что ты об этом думаешь? Нужно позаботиться о твоих туалетах. Ничего не бойся! Ты нас не опозоришь. И знаешь, что я скажу тебе по секрету? При дворе ты будешь иметь возможность встретиться с Томасом Калпеппером. Ты рада?

И Катерина сделала все возможное, чтобы забыть Дерхэма и думать о замечательной жизни, открывающейся перед ней, и… о Томасе Калпеппере.

Генрих отправился в Рочестер, чтобы встретить свою новую жену. Он был очень возбужден. Какой умный шаг эта женитьба! Ха! Карл! Что ты думаешь об этом? И ты, Франциск, считающий себя таким умным? Думаю, император, Гелдеры будут для тебя шипом в мягком месте в течение многих лет!

Анна! Он не мог избавиться от воспоминаний. Но эта Анна будет другой. Он вспомнил о великолепной миниатюре Гольбейна. Коробочка, в которой она прибыла, была сделана в форме белой розы. Сама коробочка казалась произведением искусства. Крышка коробочки из слоновой кости откручивалась, а на дне ее находилась миниатюра. Он испытывал радость с того самого момента, как получил ее. Он будет счастлив с этой Анной. Назло насмешливому Франциску и Карлу, который считает себя таким проницательным.

У него был прекрасный подарок для своей невесты – великолепные соболя. Он бесцеремонно проникнет к ней, отпустит ее приближенных, потому что это будет скорее визит любовника, а не короля. Он хихикнул. Как приятно вступить в правильный брак. Кромвель хитрый парень – его посланцы сообщили, что красота Анны Кливес затмевает прелести Кристины Миланской, как солнце луну!

Генриху было уже около пятидесяти, но он чувствовал себя двадцатилетним. Он волновался так, как волнуется юноша, женящийся в первый раз. Анне скоро исполнится двадцать четыре года, и пятидесятилетнему мужчине это казалось так мало. Она плохо говорила по-английски, а он по-немецки. Это придаст пикантности их отношениям. Такой умелый любовник, как он, не нуждается в словах, чтобы получить от женщины то, чего он хочет. Предвкушая то, что случится между ними в постели, он расхохотался. Никогда еще, с момента его женитьбы на Анне, король не был в таком хорошем настроении.

Прибыв в сопровождении двух своих слуг в Рочестер, он направился в комнаты Анны. У двери в ужасе остановился. Женщина, которая сделала ему реверанс, совсем не была похожа на невесту, воображаемую им. Это было то же самое лицо, что и на миниатюре, но в то же время совсем другое. Лоб ее был высоким и широким, глаза темными, ресницы густыми, брови темными и четко очерченными. Ее черные волосы были расчесаны на прямой пробор и мягко спускались по обе стороны ее лица. Платье показалось ужасным. Высокий твердый воротник напоминал воротник мужского камзола. По фламандской моде платье было великолепно, но англичане следовали французской моде, с тех пор как Анна Болейн ввела ее при дворе. Генрих в замешательстве остановился. На миниатюре лицо окрашено нежными красками и напоминает лепесток розы. В действительности кожа Анны была темной и обезображенной рябинками. Она показалась Генриху довольно страшной. Он не подумал, что его внешность могла произвести на девушку точно такое же впечатление. Он был так разгневан, что не мог произнести ни слова.

Первая мысль, которая пришла ему в голову, освободиться от нее как можно скорее. Его задумка «взлелеять любовь», как он выразился, говоря с Кромвелем, провалилась. Он был слишком расстроен и не подарил ей соболей. Он не мог своими руками преподнести ей этот подарок! Его обуял гнев. Женясь по выгоде, он не может получить в жены красивую женщину. Да, ее звали Анной, и он невольно думал о другой Анне. Он представлял ее похожей на Анну Болейн, но мягкой, как Джейн Сеймур. И вот он стоит перед существом, акцент которого режет ему слух, а лицо и фигура вызывают отвращение. Его обманули. Его обманул Гольбейн! Его обманул Кромвель! Конечно, Кромвель! Он заскрежетал зубами, вспомнив это имя. Да, это Кромвель во всем виноват. Это он привез Анну Кливес.

– Кому теперь можно верить! – воскликнул король. – Я не вижу никакого сходства с миниатюрой и с рассказами. Я возмущен, что ее описывали в таких красках! Мне она не нравится!

Но на людях он был довольно любезен с Анной, поэтому его окружение, для которого этот праздник казался украшением их скучной жизни, не догадывалось, что король неудовлетворен. Анна в своих парчовых одеждах, украшенных драгоценностями, казалась им довольно красивой, и они не знали, что наедине король ругал Кромвеля, сравнивая свою невесту с фламандской кобылой, и что его беспокоила совесть по поводу помолвки этой леди с герцогом Лотарингским, в результате чего ее женитьба с королем будет считаться незаконной.

Бедную Анну специально держали в Дартфорде, пока король пытался найти какой-нибудь предлог, чтобы прервать церемонии по случаю брака. Она была расстроена. Король явно дал понять, что она ему не нравится. Она видела, как его огромное красное лицо багровеет, как его маленькие глазки почти исчезают за складками щек, и чувствовала его неприязнь. Сама она тоже была разочарована. Ей столько рассказывали о самом красивом принце христианского мира. В действительности же он оказался рыхлым, толстым человеком с белыми, унизанными кольцами полными руками, в одежду которого можно было бы обернуть сразу двух людей и еще осталось бы место. По лицу его видно, что он чем-то болен. Нога его была обмотана бинтами, и это бросалось в глаза. У него были самые злые губы и жестокие глаза, которые ей когда-либо приходилось видеть. Она сидела в Дартфорде и ждала, вспоминая истории, которые рассказывали об этом человеке. Как встретила свою смерть Катарина? Как она страдала перед смертью? Весь мир знал о трагической судьбе Анны Болейн. А бедная Джейн Сеймур? Неужели это правда, что, родив королю сына, она оказалась настолько заброшенной, что умерла?

Она думала о длинном и утомительном путешествии из Дюссельдорфа в Кале и о канале, который ей нужно было пересечь, чтобы приехать в свой новый дом. Она думала о поездке в Рочестер. До того времени она была относительно счастлива. Потом увидела его. И увидев его, поняла, что многое, о чем рассказывали, правда – он действительно плохо относился к своим женам. А теперь его женой должна стать она. Но, может быть, этого не случится? Увидев по выражению его лица, что она ему не понравилась, она могла догадаться о причине задержки с женитьбой. Она не знала, что лучше: чтобы он женился на ней или чтобы она пережила унижение и была возвращена домой потому, что не понравилась ему.

А тем временем Генрих пребывал в таком бешенстве, что большинство людей, встречавшихся с ним, не знали, останутся ли они живыми после этих встреч. Существует ли документ о помолвке? Он был уверен, что существует. Должен ли он подвергать Англию опасности, произведя на свет еще одного незаконнорожденного ребенка? Его совесть, его беспокойная совесть не позволит ему засовывать голову в петлю, не будучи уверенным, что договора не существует.

Кромвель должен был заставить его действовать разумно, Кромвель, которому воздастся должное за его мучения.

– Ваше Величество, император находится на празднованиях в Париже. Если вы не женитесь на этой женщине, вы толкнете герцога Кливеса на союз с Карлом и Франциском. Мы останемся в одиночестве.

Кромвель был красноречив и убедителен – ведь он защищал себя. Если эта женитьба провалится, провалятся все планы Кромвеля. Он прекрасно знал, что голова его не очень прочно сидит на плечах и что король с удовольствием найдет повод для того, чтобы снести ее. Но Генрих понимал, что Кромвель рассуждает разумно. И если Генрих больше всего боялся гражданской войны, то на втором месте по опасности он считал дружбу между Карлом и Франциском. А дружба эта существовала. Поэтому он не осмеливался отказаться от женитьбы на Анне Кливес.

– Если бы я знал все это заранее, она не приехала бы сюда, – заявил он, грозно смотря на Кромвеля, как будто бы это Кромвель устраивал встречи между Карлом и Франциском. В голосе Генриха зазвучали слезливые нотки. – Но как теперь выпутаться! Мне остается только надеть на себя ярмо и жениться на этой… – Щеки его раздулись от ненависти, глаза налились кровью. – Что делать? Придется жениться на этой фламандской кобыле!

Началась церемония бракосочетания. Мужчины и женщины были одеты в великолепные платья, баржи и лодки украшены парчой. Повсюду развевались знамена и транспаранты. Генрих в своей парчовой одежде с серебряными цветами, в малиновом шелковом плаще, украшенном бриллиантами, выглядел мрачно. Кромвель был ужасно испуган. Он не знал, чем это все кончится. И перед глазами его возникали мужчины, которые вызывали королевское недовольство. Это были более отважные люди, чем он. Десять лет назад Генрих никогда не согласился бы на подобную женитьбу. Но теперешний Генрих больше заботился о своем троне. Он говорил правду, когда за несколько часов до начала церемонии заявил, что если бы не забота о королевстве, он никогда не пошел бы на это.

Но надежда не оставляла Кромвеля. Он хорошо знал короля. Возможно, любая жена лучше, чем холостая жизнь. А Анна не такая уж страшная – встречаются и похуже. Она послушна, а король любит послушных женщин. Он женился на предыдущей королеве именно потому, что она обладала этим качеством.

На следующее утро после свадьбы он попросил аудиенции с королем. Но напрасно вглядывался он в красное и грубое лицо Генриха, надеясь увидеть там выражение удовлетворенности.

– Ну? – зарычал Генрих, и Кромвель с ужасом понял, что повелитель любит его не больше, чем накануне.

– Ваше Милостивое Величество, – пробормотал Кромвель, дрожа от страха, – я хотел бы знать, теперь королева вам больше нравится?

– Нет! – гаркнул король и посмотрел на Кромвеля так, как будто бы это он полностью отвечал за произошедшую катастрофу. – Гораздо меньше! Судя по ее груди и животу, она не девушка. Это меня поразило в самое сердце, и у меня не хватило ни желания, ни мужества убедиться в этом.

Кромвель оставил короля, трясясь за свое будущее.

Катерина Ховард не могла уснуть от возбуждения. Наконец-то она оказалась при дворе. Бабушка снабдила ее необходимой одеждой. Катерина еще никогда не была так хорошо одета за все свои восемнадцать лет. Как интересно смотреть в окно на людей, которых раньше она знала только по именам!

Она видела Томаса Кромвеля, шедшего через двор с головным убором в руке. Рядом с Кромвелем шел король. Катерина вздрогнула при виде Кромвеля. Опасайся этого сына кузнеца, говорила ее бабушка. Он враг Ховардов. Раньше Катерина видела короля издалека. На близком расстоянии он казался массивней, одежда его – еще более роскошной, а сам он выглядел устрашающе. И Катерина почувствовала, что ей хочется убежать от него подальше, чем от самого Кромвеля. Король громко говорил, громко смеялся и бурно выражал свою ненависть. Его красное лицо в гневе становилось пурпурным. Иногда он проходил по двору с палкой, и она видела на лице его выражение боли, которую причиняла ему язва на ноге. Он кричал и обрывал всех, кто надоедал ему. Его щеки были такими полными и надутыми, что маленькие глазки почти полностью прятались за ними. Они больше напоминали блестящие камешки. Глядя на короля, Катерина вздрагивала. Она видела Крэнмера, спокойного и тихого, в одежде архиепископа. Она видела своего дядю и пряталась от него, но его пронзительные глаза находили ее, и он кивал ей.

Катерина наслаждалась жизнью. Дерхэм не мог ее преследовать при дворе, как он делал это в доме герцогини. И когда она не видела его, она почти забывала о грусти, которую чувствовала из-за него. Она любила королеву и плакала о ее несчастной судьбе. Король не любил ее – он появлялся с ней только на людях. Фрейлины шептались, что когда они отправлялись вместе в королевскую спальню, король говорил ей спокойной ночи, и между ними ничего не происходило. А утром он говорил ей доброе утро. Они хихикали по поводу этих странных отношений. А Катерина была очень неопытной и очень боялась их, поэтому хихикала вместе с ними, но на самом деле жалела свою королеву с такими грустными глазами. Однако Катерина не насмехалась вместе с ними над слишком пышными и безвкусными одеждами королевы.

– Ты должна была видеть, как одевалась другая королева – Анна, – говорили фрейлины. – Какие у нее были одежды и как она умела носить их! А эта? Нет ничего удивительного, что она не нравится королю. Йа! Йа! Йа! – вот и все, что она умеет говорить.

– Но она очень добрая, – возражала Катерина. Герцогиня часто била ее, поэтому она была чувствительна к доброте. Она сидела с королевой и училась у нее фламандской вышивке. Ей очень нравилось служить королеве.

И еще одно делало Катерину счастливой. Томас Калпеппер был при дворе. Она его еще не видела, но надеялась с ним встретиться. Она слышала, что король очень любил его. В его обязанности входило спать в королевских покоях и наблюдать за теми, кто бинтовал рану на ноге короля. Катерине было интересно, знает ли он, что она тоже служит при дворе, и ждет ли встречи с ней.

Епископ Винчестера Гарденер устроил однажды банкет. Катерина была очень взволнована, потому что ей предстояло петь на этом банкете. Ей впервые приходилось петь в присутствии короля.

– Ты просто маленькая красотка! – восхищались ею леди. – Какое у тебя очаровательное платье!

– Это бабушка подарила его мне, – объяснила Катерина, поглаживая богатую материю с удовольствием человека, всегда мечтавшего хорошо одеваться, но не имевшего такой возможности.

– Если ты так же хорошо поешь, как выглядишь, – говорили ей, – ты будешь иметь успех.

Катерина почти танцевала, спускаясь к реке, чтобы сесть в лодку. В лодке она пела. В доме епископа она тоже танцевала. Люди смотрели на нее и улыбались. Она выглядела очень веселой и очень молодой.

– Не забудь слова песни, – говорили ей.

– А что если забуду? Мне кажется, я уже забыла их.

– Тебя посадят в Тауэр, – шутили над ней. И она смеялась. Щеки ее горели, темно-рыжие кудри развевались.

Она сидела за большим столом с самыми скромными леди. Король, восседавший во главе стола, пребывал в веселом настроении. Он, как всегда, пил и ел с большим удовольствием, поздравляя епископа с прекрасным поваром, при этом поглощая огромное количество вина и рыгая от удовольствия.

– А не хотели бы вы, Ваше Величество, послушать музыку? – спросил короля епископ.

Король всегда любил развлечения, и ничего не могло быть лучше, как послушать музыку после хорошей еды и вина. Ему хотелось подремать. Он благосклонно посмотрел на Гарденера. Хороший слуга! Очень хороший! Король был в прекрасном настроении. Он улыбнулся бы даже Кромвелю.

Он взглянул на сидящих за столом. Пела молоденькая девушка. У нее был приятный голосок, напоминавший ему июньские розы. Волосы ее поблескивали, как золото. Она была маленькой, пухленькой и очень хорошенькой. В ней оказалось что-то такое, что пробудило его от дремы. Она вовсе не походила на Анну, нисколько. Волосы Анны были черными, и глаза тоже. Анна была высокой и худенькой. Чем эта маленькая девушка может напоминать Анну?.. Он не знал. Но какое-то сходство было. Он не мог определить, что это. Но она явно напоминала ему Анну. Возможно, она так же держала голову, так же жестикулировала. Эта ее грациозная манера держать спину… А сейчас она так же откинула назад голову. Он был возбужден. Ему давно хотелось испытать возбуждение. Он никогда еще не был так возбужден, если не считать первые месяцы его женитьбы на Анне Болейн.

– Кто эта девушка, которая поет? – спросил он у Гарденера.

– Это, Ваше Величество, племянница Норфолка, Катерина Ховард.

Теперь король все понял. Он сидел и постукивал рукой по колену. Анна тоже была племянницей Норфолка. Это неуловимое сходство объясняется их родством.

– Племянница Норфолка! – сказал он и беззлобно зарычал. Рычание его напоминало мурлыканье. Он смотрел на девушку и думал, что чем дольше он на нее смотрит, тем больше она ему нравится!

Он сравнивал ее со своей рябой королевой. Ему больше нравились английские красавицы – у них приятные лица, приятные голоса. Ему нравился звонкий английский, а не грубый немецкий язык. Она напоминала ему розу: раскрасневшаяся, улыбающаяся, счастливая.

– Она еще совсем ребенок, – сказал он Гарденеру. Рядом с королем оказался Норфолк. Норфолк был ловким, как обезьяна, хитрым, как лиса. Он прекрасно знал, как истолковать это мягкое выражение королевского лица, этот его мурлыкающий голос. Норфолк был взбешен, когда король, вместо дочери Норфолка, выбрал Анну Болейн. Все хотят иметь в семье мальчиков, но девочки, когда они так хорошо выглядят, как Анна Болейн и Катерина Ховард, тоже могут принести пользу.

– Нам очень нравится игра вашей маленькой племянницы, – заметил король.

Норфолк пробормотал, что Его Величество очень любезен и что он очень доволен, что член его семьи может доставить маленькое удовольствие суверену.

– Она доставляет мне большое удовольствие, – сказал король. – Мне нравятся ее манеры, нравится ее игра и пение. Кто ее отец?

– Мой брат Эдмунд, сэр. Ваше Величество, несомненно, помнит его. Он прекрасно воевал у Флодден-Филд.

Король кивнул.

– Я хорошо его помню, – заметил он добрым голосом. – Хороший служака! – Он был готов благосклонно смотреть на всякого, у кого могла быть такая прекрасная дочь, как Катерина Ховард.

– Ваше Величество окажет моей племяннице большую честь, поговорив с ней. Комплимент короля по поводу ее маленьких талантов будет гораздо дороже для этого ребенка, чем драгоценности.

– Я с удовольствием поговорю с ней. Пусть ее приведут ко мне.

– Ваше Величество, прошу вас быть терпеливым к ней. Она довольно простая девушка, не посещала общества и только недавно оказалась при дворе. Она может показаться вам слишком стеснительной и неуклюжей. К тому же она слишком скромна.

– Слишком скромна! – воскликнул король. – Как девственница может быть слишком скромной? Она и должна быть такой. – Он с нетерпением ждал, когда она подойдет к нему, чтобы он вблизи мог рассмотреть ее молодую кожу, похлопать ее по плечу и дать ей понять, что она понравилась королю. – Приведите ее сейчас же.

Норфолк сам пошел за Катериной. Она перестала играть и со страхом посмотрела на него. Она всегда его боялась, но теперь глаза его блестели довольно дружески.

Катерина поднялась.

– Я что-нибудь не так сделала?

– Нет, нет, – ответил ей Норфолк. – Его Величеству понравилось, как ты поешь. И он хочет сообщить тебе это. Отвечай ему, когда он будет тебя о чем-нибудь спрашивать. Произноси слова ясно. Не бормочи. Он этого не любит. Веди себя скромно, но не стесняйся.

Король с нетерпением ждал девушку. Она сделала реверанс, и толстая белая рука короля похлопала ее по плечу.

– Достаточно, – сказал король благодушно, и она распрямилась.

– Мне понравилось твое пение, – сказал ей король. – У тебя приятный голос.

– Ваше Величество очень великодушны, – она стала заикаться и покраснела. Он смотрел, как прилившая кровь окрасила ее нежные щеки. Клянусь Богом, думал он, еще не было такой красивой девушки при дворе, с тех пор как умерла Анна. И глаза его вдруг наполнились слезами от жалости к себе за то, что у него такая несчастная жизнь. Он любил Анну, а она обманула его. Он любил Джейн, и она умерла. Теперь же он женат на этой фламандской кобыле, когда в его королевстве, прямо перед ним, стоит прекрасная девушка, и ему стоит только протянуть руку и сорвать эту прекрасную розу, каких еще не росло в Англии.

– Я с удовольствием проявляю великодушие к тем, кто доставляет мне удовольствие. Ты при дворе недавно? Подойди сюда. Можешь сесть рядом со мной.

– Да, Ваше Величество. Я недавно при дворе…

«Она еще не распустившийся бутон. Она самое великолепное существо, которое я когда-либо видел. Анна, конечно, была неотразима, но она была высокомерна, мстительна и требовательна. А эта маленькая Катерина Ховард с глазами серны нежна и даже испугана. У нее красота Анны и покорность Джейн. О, – думал Генрих, – как бы я был счастлив, если бы вместо этой фламандки я встретил в Рочестере это очаровательное существо. Какое удовольствие доставила бы мне возможность подарить ей соболя и драгоценности. Я ничего не пожалел бы для такой милой девушки».

Он наклонился к ней, изо рта его пахло довольно неприятно, и она, почувствовав на щеке тепло его дыхания, инстинктивно отстранилась. Он счел это проявлением скромности. Он был очарован ею.

– Твой дядя рассказывал мне о тебе.

Дядя! Щеки ее снова зарделись. Она подумала, что герцог не сказал о ней ничего хорошего.

– Он сказал мне, кто твой отец. Прекрасный человек, лорд Эдмунд. А твоя бабушка, вдовствующая герцогиня, мой друг.

Она молчала. Она и не мечтала о таком успехе. Она знала, что поет неплохо, но не больше. Конечно, поет она не так хорошо, чтобы король пришел в восторг.

– Как тебе нравится при дворе?

– Очень нравится, Ваше Величество.

– Я рад, что мой двор пришелся тебе по душе! – Он засмеялся, и она тоже. Он смотрел на ее хорошенькие зубки, на белую шею, и ему захотелось снова рассмешить ее.

– Теперь, когда я познакомился с тобой, ты будешь часто петь мне. Ты довольна?

– Я сочту это за великую честь.

– Тебя зовут Катерина, я знаю, – продолжал беседу король. – А сколько тебе лет?

– Восемнадцать, сэр.

– Восемнадцать! – повторил он и погрустнел. Восемнадцать, а ему скоро пятьдесят. Он стареет, задыхается, быстро приходит в бешенство, у него часто кружится голова, после еды ему порой бывает плохо, язва на ноге не проходит, напротив, становится ужасней. Он не может сразу вскочить на лошадь, как бывало раньше. Пятьдесят… А ей восемнадцать!

Он внимательно посмотрел на Катерину.

– Ты должна будешь мне еще поиграть и спеть.

Он хотел просто смотреть на нее, разговаривать ему не хотелось. Его одолевали мысли. Она прекрасная драгоценная вещь. У нее есть все, что нужно для жены короля. Она красива, скромна, добродетельна, полна очарования. Ему было больно смотреть на нее и видеть за ее спиной тень королевы. Он срочно хотел иметь Катерину Ховард, так когда-то ему хотелось обладать Анной Болейн. Но его желание обладать Катериной было сильнее – в нем было что-то душераздирающее, трогательное, потому что когда он любил Анну, он был еще относительно молод. Катерина казалась дорога ему потому, что была маяком, освещающим своим блеском темные дни человека средних лет.

Пела она очень мило. Ему хотелось протянуть руки и погладить ее, прижать к своей груди. Он был немолод, и ему хотелось теплоты юности. Он думал, что будет одновременно ее отцом и любовником, потому что она моложе его дочери Марии, и она так хороша, что всякий, если он не слеп, полюбит ее, а слепые тоже будут очарованы ее голосом.

Он смотрел на нее. Она снова стала играть. Потом он посадил ее рядом с собой. И она не пошевелилась в течение всего вечера.

Двор был возбужден.

– Видели, как вчера король беседовал с Катериной Ховард?

– Ну и что это ей даст? Будет его любовницей? Больше ей ничего не светит при живой королеве.

– Король знает, как избавляться от королев.

– Тише. У меня нет желания отправиться в Тауэр по обвинению в измене.

– Бедная королева Анна. С ней так скучно. В ней столько немецкого! А Катерина Ховард самая хорошенькая девушка при дворе. Давно у нас не было таких красивых леди.

– Бедная Катерина Ховард!

– Ничего себе бедная!

– А ты хотела бы поменяться с ней местами? Вспомни…

– Тише. Им не повезло!

Кромвель очень быстро понял, что возникли новые сложности из-за увлечения короля Катериной Ховард, и подумал, что приближается конец его карьеры. Норфолк, конечно, не преминет использовать создавшееся положение. Катерина католичка, член самой преданной в Англии католицизму семьи. События на Континенте черной тучей нависли над Кромвелем. Когда император проезжал через Францию, проявились признаки того, что его дружба с Франциском несколько утратила свою сердечность. Карл больше не думал нападать на Англию. Он с удовольствием бы заключил союз с Франциском, если бы решил воевать с Англией. Возникли затруднения с его владениями. И, с точки зрения Генриха, был связан этим по рукам и ногам. Когда герцог Кливес попросил у Генриха помощи, чтобы прибрать к рукам герцогство Гелдерс, тот дал понять, что ему этого делать не хочется.

Кромвель прекрасно понимал создавшуюся ситуацию. Он не совершил никакой ошибки. Он играл и проиграл игру. Был заключен брак с Анной Кливес – это было необходимо сделать для безопасности Англии. Теперь Англии больше не угрожает опасность, и женитьба на Анне утратила свою злободневность. Король, бесспорно, воспользуется этой возможностью, чтобы избавиться от министра, которого ненавидит. Кромвель все время знал это. Но он не может выиграть, если у него карты плохие. При дружеском настрое Карла и Франциска друг к другу, у него был шанс на выигрыш, а когда отношения между этими двумя суверенами стали более напряженными, Кромвель оказался в невыгодном положении. По настоянию Кромвеля Генрих надел на себя это ужасно обременяющее его ярмо. А теперь события складывались таким образом, что ярмо это больше не нужно. И Норфолк решил воспользоваться невезением Кромвеля, обрабатывая свою племянницу, устраивая ей встречи с королем, предлагая девушку в жертву от дома Ховардов на уже обагренный кровью алтарь королевского вожделения.

Мозг Генриха работал очень быстро. Он должен заполучить Катерину Ховард. Он счастлив. Он влюблен. Катерина – самое привлекательное существо в мире, только Катерина может сделать его счастливым. Она восхитительна, скромна. Чем больше он узнавал ее, тем больше очаровывался. Один ее вид, гуляющей по садам Хэмптон-Корта, которые они вместе с ее кузиной Анной так хорошо спланировали, заставлял короля чувствовать себя моложе. Она была бы прекрасной женой. Ему не хотелось, чтобы она стала его любовницей. Она слишком нежна и чиста для этого. Он хотел, чтобы она сидела рядом с ним на троне, хотел прожить с ней всю свою жизнь.

Теперь она была с ним менее застенчива. Она постоянно хохотала, но и готова была пролить слезы, видя горе других людей. Милая Катерина. Самая милая из женщин! Роза без шипов. Анна Болейн, возможно, была самой прекрасной розой из всех, но какие шипы! Он уже старый, и это прекрасное доброе существо должно всегда быть рядом. Впрочем, не такой уж он и старый! Он еще может хохотать от души, держа ее руку в своей, прижимая ее прохладные пухленькие пальчики к своей ноге. Он еще не стар. Впереди у него годы приятной жизни. Он не хочет волнений, убеждал он себя. Он всегда мечтал о спокойной семейной жизни с одной женщиной, но до сих пор не мог такую найти. А теперь нашел. Он должен жениться на Катерине, должен сделать ее королевой.

Его начала мучить совесть. Он понял, что обручение Анны с герцогом Лотарингским всегда его беспокоило, и именно по этой причине он не считал этот брак законным. Все его брачные дела были прокляты, поэтому действовал он очень осторожно. Он никогда не был настоящим мужем Анны, потому что не хотел производить на свет еще одно незаконнорожденное дитя. Более того, королева была ему неприятна, и он сомневался в ее добропорядочности. Конечно, он раньше ничего не говорил об этом, будучи слишком добрым, не желая обвинять ее в том, в чем не был уверен. Он женился по принуждению. Он сделал это только потому, что Англии угрожал союз Карла и Франциска. И Англия обязана дать ему развод. Ведь он пошел на этот неприятный для него брак во имя Англии. Он должен дать Англии детей. У него всего один сын и две дочери. Обе дочери незаконнорожденные, а сын не очень здоров. Он не может укрепить трон Тюдоров и должен воспользоваться представившейся ему возможностью. Что-то нужно предпринять.

Вдовствующая герцогиня Норфолк не могла поверить своим ушам, услышав эту новость. Король и ее внучка! Какая прекрасная новость!

Она вынула свои самые дорогие драгоценности.

– Если Катерина могла привлечь его в такой скромной одежде, – бормотала она себе под нос, – как она понравится ему, когда я одену ее как следует!

Впервые они пришли к соглашению с герцогом Норфолком. Он нанес ей визит, и это был очень приятный визит. Герцогиня никогда не предполагала, что она и Норфолк вместе будут разрабатывать план. Но когда герцог уехал, вдовствующая герцогиня забеспокоилась. Ей казалось, что другая ее внучка смотрит на нее из темного угла комнаты и напоминает о своей трагической судьбе. Какой красивой и гордой была королева Анна в день ее коронации! Герцогиня не могла забыть, как она вошла в Тауэр, где ждал ее король, ее любовник. И спустя всего три года…

Герцогиня приказала осветить комнату.

– Этот мрак в доме меня угнетает. Зажгите свет! О чем вы думаете, оставляя меня в темноте!

Она почувствовала себя лучше в освещенной комнате. Глупо верить в то, что покойники могут воскреснуть.

– Она не может умереть за то, что было раньше, – бормотала герцогиня, выбирая свои самые лучшие драгоценности. Она кое-что отдаст Катерине, чтобы та соблазнила короля. А кое-что оставит себе – ведь она должна будет присутствовать на коронации еще одной своей внучки.

Граф Эссекс, который совсем недавно был просто Кромвелем, ждал смерти. Он знал, что она неизбежна. Он был расчетлив и неразборчив в средствах. Он был дьявольски жесток, он подвергал пыткам человеческие тела и придавал их огню, он разграбил монастыри, принеся несчастье их обитателям, он придумывал для людей преступления, которые они якобы совершали. Вместе с Сэмпсоном, епископом Рочестера, он состряпал дело Анны Болейн, позволившее приговорить ее к смерти с помощью одного человека, бедного молоденького музыканта, которого он подверг пыткам. Он совершил все эти преступления и многие другие тоже. Но все они были совершены по приказанию его повелителя. Это не были преступления Кромвеля, это были преступления Генриха.

А теперь его ожидала судьба многих других. Прошло десять лет после смерти Уолси. И все эти десять лет Кромвель шел вверх. А теперь ему придется падать вниз. Король освободился от Уолси, к которому питал довольно добрые чувства, благодаря Анне Болейн. А теперь он собирается освободиться от Кромвеля, которого не любит, но знает, что он его верный слуга, благодаря Катерине Ховард. Потому что, хотя эта молодая девушка, которую король собирается сделать своей королевой, и не питает ни к кому зла и никогда не попросит наказать даже ее врага, а, скорее, будет умолять его помиловать, она станет причиной его смерти. Жестокие Норфолк и Гарденер снова обрели власть, с тех пор как король увлекся племянницей Норфолка, а эти два человека, представляющие католицизм во всех его прежних проявлениях, естественно пожелают уничтожить того, который с помощью своих верных соратников, таких, как Томас Уайатт, выступал за новую религию, хотя и не всегда признавался в этом.

Когда Кромвель разорял монастыри, он был в безопасности и, зная это, оставил один очень богатый монастырь нетронутым, чтобы в случае необходимости раззадорить короля прибрать к рукам его сокровища и получить тем самым небольшую передышку. Он сделал это и получил титул графа.

Но триумф Кромвеля длился недолго, потому что его положение здорово напоминало положение, в котором оказался Уолси. Разве не отдал Уолси королю почти все свои богатства в напрасном стремлении спасти свою жизнь? Хэмптон-Корт и Йорк, дома и драгоценности, произведения искусства?.. Кромвель, как перед ним и Уолси, если хотел понравиться своему повелителю, должен был освободить его от жены, которую он, Кромвель, поддерживал. Но даже если бы ему удалось это сделать, он посадил бы на трон члена семьи Ховардов, которая поклялась его уничтожить.

Когда король понял, что Кромвель колеблется в выборе между одним злом и другим, не зная, какое из них хуже, он потерял терпение и заявил, что Кромвель противостоит его стремлению решить религиозные проблемы, а это, без сомнения, предательство.

Теперь в ожидании смерти он вспомнил тот пасмурный день, когда вместе с членами совета направлялся во дворец. Ветер тогда сорвал с его головы шапку. Все это казалось таким значительным, а ведь остальные члены совета, чтобы показать свое неуважение, не сняли головных уборов, он же стоял с непокрытой головой! Они смотрели на него выжидательно и одновременно осуждающе. Позже он нашел их за столом в зале совещаний обсуждавшими стоящие перед ними проблемы. Они хотели дать понять ему, что он не заслуживает, чтоб его ждали. И когда он сел за стол, голос Норфолка зазвучал громко и победно. Это был голос человека, который наконец совершенно уверен, что его старый враг сражен.

– Кромвель, предатели не сидят за одним столом с джентльменами!

Он был арестован и отправлен в Тауэр. Он горько улыбнулся, представив себе слуг короля, описывающих его богатства. Как часто он сам по приказу короля занимался этим! Да, он вел игру и проиграл. Он испытывал некоторое удовлетворение от того, что знал: он проиграл не из-за неумения играть, а в силу невезения.

Сообщили о прибытии посланца короля. Кромвель немного взбодрился. Он хорошо служил королю. Конечно, Его Величество не оставит его в беде. Он еще может быть полезен королю. Да! Может! Король нуждается в Кромвеле, который должен освободить его от предыдущего брака, в который уговорил его вступить. Кромвель должен выполнить это желание короля. А вознаграждение? Король всегда был великодушен, всегда прощал, и Кромвель будет вознагражден, когда освободит короля от брачных уз.

Кромвель был предателем. А предателей ожидали два вида казни. Одна почетная – с помощью топора, а другая?.. Кромвель знал это лучше, чем многие другие. Сколько несчастных он приговаривал к этой ужасной смерти. Жертв вешали, но не давали им умереть. Потом им распарывали животы, вынимали внутренности и сжигали на костре. При этом прилагались все усилия, чтобы жертвы не умирали. И только после этого им отрубали головы.

Это и будет вознаграждением короля за услугу, которую Кромвель ему окажет: Кромвель сможет выбрать, какой смертью ему умереть. Так его милостивый добрый христианин король отблагодарит его. Кромвель сделал свой выбор. Он всегда был готов служить королю.

Анну отправили в Ричмонд. Примечательно то, что король не сопровождал ее. Она была в ужасе. Такое уже было с другой несчастной леди, роль которой теперь досталась ей. А что дальше? Она задумалась. Она была одна на этой чужой земле среди народа, языка которого не знала, и чувствовала, что смерть ее близка. Ее брат, герцог Кливес, был далеко, и положение его было незначительно по сравнению с ее мужем, считавшим смерть незначительным пустяком и приговаривавшим к ней так же естественно, как некоторые люди едят, пьют и спят.

Она столько пережила с момента своей женитьбы, что чувствовала себя не в силах бороться за свою жизнь. Она проводила бессонные ночи, а днем испытывала такой ужас, что любой стук в дверь заставлял ее дрожать так, будто у нее был приступ лихорадки.

Она всего несколько месяцев побыла королевой Англии, но ей казалось, что прошли мучительные годы. Ее муж не пытался скрыть, что она вызывает у него неприязнь. Она была окружена прислужницами, которые передразнивали ее, потому что это нравилось королю, который был готов идти на любые подлости, чтобы вызвать к ней неуважение, и получал огромное удовлетворение, обижая ее и поощряя других обижать королеву. Ему не нравилась ее внешность, и он считал это оскорблением в свой адрес.

Леди Рочфорд, одна из фрейлин, которая являлась женой брата другой королевы, казненной королем, была очень неприятной женщиной. Она подслушивала под дверью, шпионила за ней, передавала другим фрейлинам все, что королева говорила, зло насмехалась над ней. Они смеялись над ее одеждой, которая, она готова была признать это, была менее изящна, чем та, что носили в Англии. Король намекал, что она вела распутную жизнь до приезда в Англию. Это было настолько несправедливо и ложно, что расстраивало ее больше всех других неприятностей, которые приходилось переживать, потому что она всерьез верила, что Генрих сомневается в ее добродетельности. Она не настолько хорошо знала его, чтобы понять: для него это было обычным явлением, он всегда обвинял других, когда ему что-то не удавалось, и это давало ему моральную силу и возможность верить, что он не виновен в том, что осуждал в других людях. Бедная Анна была несчастнейшей из женщин.

Недавно при дворе стала служить молоденькая девушка, которую она могла бы полюбить. Но по иронии судьбы красота и обаяние этой девушки, почти ребенка, усилили нелюбовь короля к королеве. Король готов освободиться от меня, думала королева, чтобы посадить бедную маленькую Катерину Ховард на трон. Это он вполне может сделать. И как я жалею эту девушку, потому что когда король избавится от меня, она окажется в моем плачевном положении!

Она сидела у окна и размышляла – в этот момент ей сообщили, что лорды Саффолк и Саутхэмптон, а также сэр Томас Риотесли прибыли и хотят с ней поговорить.

Ей показалось, что она упадет в обморок. Она схватилась за красные портьеры, чтобы устоять на ногах. Кровь отхлынула от ее головы. Вот оно! Смерть!

Когда посланцы вошли в комнату, они нашли королеву лежащей в обмороке на полу. Они подняли ее и помогли сесть в кресло. Она открыла глаза и увидела рядом с собой багровое лицо Саффолка. Она снова почти потеряла сознание. Но этот джентльмен стал говорить с ней успокаивающим тоном, и она немного пришла в себя.

То, что он сообщил ей, показалось Анне счастливейшей новостью из всех, которые она когда-либо слышала. Король, уважая ее, а это означало, что он очень уважает дом Кливесов, намерен считать ее своей сестрой, если она откажется от титула королевы. Король не желает ей ничего плохого, но она прекрасно знает, что никогда не была настоящей женой короля, потому что раньше была помолвлена с герцогом Лотарингским. Именно поэтому Его Величество, будучи очень осторожным, никогда не считал их брак законным. Она должна вести себя разумно, и ее будут считать самой высокопоставленной леди при дворе, конечно, после дочерей короля и той, которая станет королевой. Английские налогоплательщики предоставят ей доход в три тысячи фунтов в год.

Сестра короля! Три тысячи фунтов в год! Это просто чудесно! Это счастье! А этот тучный, пахнущий потом, угрюмый, злой, недоброжелательный и безнравственный человек, а вернее, чудовище, больше не будет ее мужем! Ей не нужно будет жить с ним рядом! У нее будет свой дом! Ей не нужно будет возвращаться в свою скучную страну. Она может жить на этой прекрасной земле, которую полюбила, несмотря на ее отвратительного короля! Она свободна!

Она чуть снова не потеряла сознание, потому что после отчаяния, в котором она находилась, ее охватила безумная радость.

Саффолк и Саутхэмптон обменялись взглядами с Риотесли. Королю не следовало быть таким расточительным, предлагая три тысячи фунтов стерлингов. Она была так счастлива освободиться от него, что согласилась бы и на меньшую сумму. Но они не скажут об этом королю – пусть Его Величество думает, что королева согласилась на все благодаря их такту и умению.

Анна весело попрощалась со своими гостями. Никогда еще ни одна жена Генриха не была столь счастлива.

Катерина была поражена. Внезапно положение ее при дворе резко изменилось. Теперь она не была самой скромной фрейлиной – она стала самой важной персоной при дворе. Все уделяли ей внимание, даже ее строгий старый дядя говорил ей комплименты, и Катерина подумала, что зря она считала его злыднем. Ее бабушка, вдовствующая герцогиня, одарила ее великолепными драгоценностями, но они казались побрякушками по сравнению с теми украшениями, которые преподнес ей король. Он называл ее розой без шипов. Это было написано на некоторых драгоценностях, подаренных им. В качестве ее девиза он выбрал слова: «Только его воля».

Катерина жалела бедную королеву и не могла думать о том, что это она виновна в ее изгнании с трона. Но когда она узнала, что Анна чувствует себя в Ричмонде гораздо лучше, чем при дворе, она стала получать удовольствие от своего нового положения.

Ей посылали подарки, и не только король, но и придворные. Ее бабушка одновременно ласкала, ругала и предупреждала ее.

– Будь осторожна! Ни слова о том, что у вас было с Дерхэмом!

– Я предпочла бы все рассказать ему, – возразила Катерина.

– Никогда еще не слышала таких глупых слов! – возмущалась герцогиня, и черные глаза ее блеснули. – Ты знаешь, где сейчас Дерхэм? – спросила она.

И Катерина заверила ее, что не знает.

– Вот и прекрасно! – с удовлетворением заметила герцогиня. – Я и лорд Уильям говорили королю о твоем благочестии и о том, какой милой и нежной королевой ты станешь.

– Но стану ли я королевой?

– Обязательно станешь! А теперь никаких глупостей. Дай я померю это рубиновое кольцо. Как оно будет выглядеть на твоем пальце, интересно? Должна тебе сказать, что король – а он к нам очень прислушивается, – будет очень недоволен нами, если мы только и будем делать, что хвалить тебя. О, Катерина Ховард, как это приятно быть любимой королем! Ты даже стала лучше выглядеть.

Катерина думала, что будет бояться короля, но этого не случилось. Ей нечего было бояться этого великого и доброго человека. Голос его менялся, когда он с ней разговаривал, а его жесткий рот смягчался. Он держал ее за руку, гладил по щеке, накручивал на палец ее волосы. Иногда он целовал ее в плечо. Он говорил ей, что она будет многое для него значить, что больше всего ему хочется сделать ее королевой. Он был очень несчастлив до того, как увидел ее. Катерина с удивлением смотрела на его маленькие глазки, наполнявшиеся слезами. Неужели этот человек послал ее красавицу кузину на эшафот?

Он говорил с ней об Анне, потому что понимал, что Катерина думает о ней. Ведь она была ее кузиной. Они знали и любили друг друга.

– Подойди и сядь ко мне на колени, – велел король, и Катерина села, а он прижал ее к себе и стал говорить с ней об Анне Болейн. – Как я был обманут ее очарованием и красотой! Ты была тогда маленьким ребенком, а я был уже взрослым мужчиной. Я не знал, что она желала моей смерти, хотела отравить мою дочь Марию. А ты и сейчас, наверно, не знаешь этого? Ты не знаешь, что мой сын умер, потому что она сглазила его?

– Этому трудно поверить. Она была так добра ко мне. У меня есть драгоценный брелок. Она подарила его мне, когда я была совсем маленькой.

– Милая Катерина! Она тоже дарила мне подарки. Я тоже не мог поверить…

Катерине было легче поверить королю, который был с ней рядом, а Анна – только в воспоминаниях.

Именно в это время она встретила Томаса Калпеппера. Он был одним из джентльменов, прислуживавших королю. У него были прекрасные манеры, красивое лицо. Он с первого взгляда понравился королю. В обязанности Томаса входило следить за выполнением указаний доктора по поводу лечения ноги короля, поэтому он был близок к королю и очень ему нравился. Король назначил Томаса на несколько постов, которые не требовали особенных хлопот, но давали хорошие деньги. Он даже пожаловал ему аббатство. Королю нравился Калпеппер, он развлекал его. На родине, в Кенте, этот человек был замешан в нескольких скандалах, он был необузданным и не слишком щепетильным, но король всегда был готов простить ошибки тем, кого хотел видеть рядом, как и невинно обвинить тех, от которых желал избавиться.

Томас вскоре узнал, что его кузина находится при дворе, так как теперь все говорили о Катерине Ховард. Однажды в полдень он увидел ее у пруда и подошел к ней. Она стояла у розового куста, солнце золотило ее волосы. Томас сразу понял, почему король в нее влюбился.

– Вы меня, конечно, не помните, – сказал он. – Я ваш кузен Томас Калпеппер.

Она широко раскрыла глаза, воскликнула от удовольствия и протянула ему обе руки.

– Томас, я надеялась, что увижу тебя.

Они стояли, держась за руки и вглядываясь в лица друг друга.

Как он красив, думала Катерина. Он даже стал красивее, чем когда был мальчиком!

Она совершенно очаровательна, думал Томас. И, принимая во внимание, что произошло с ней за последние несколько недель, как мила и отважна! Она презирает опасность. А Томаса интересовали только те, кто был отважен душой и телом. И он заявил очень смело:

– Как ты похорошела, Катерина!

Она с удовольствием засмеялась.

– Мне все говорят это. А ты помнишь, как ты дал мне палку, чтобы я стучала тебе в стену?

Они весело смеялись, вспоминая прошлое.

– А помнишь о приключениях, в которых ты участвовал, и как мы катались на лошадях, и как ты тогда…

– Сказал, что женюсь на тебе!

– Да, Томас, ты сказал это, а потом ничего не предпринял для осуществления своего обещания!

– Я никогда не забывал о нем! – соврал Томас. – Но теперь… – Он окинул взглядом сад и посмотрел на окна дворца. Даже сейчас маленькие ревнивые глазки могли следить за ними. Находясь близко от короля, он знал, какие у него бывают приступы гнева. Но как опасна и как возбуждает эта встреча с Катериной!

– Теперь уже поздно, – скромно вздохнула она.

Выглядела Катерина очень грустной. Она представила Томаса своим любовником. Она забыла Мэнокса и Дерхэма и воображала, что всегда любила только Томаса.

– А если бы мы поженились, как это предполагалось около года назад?

– Наша жизнь была бы совсем другой, – вздохнула Катерина.

– А теперь я рискую своей жизнью, разговаривая с тобой. Катерина с ужасом раскрыла глаза.

– Мы не должны здесь стоять. – Вдруг она засмеялась. – Люди, которые боятся короля, не знают его. Его Величество – добрейший человек, стремящийся дать счастье своим подданным. Разве он обидит тебя, моего кузена, если я попрошу его не делать этого!

– Катерина, я буду рисковать своей жизнью, и не один раз. Ты этого стоишь.

Он взял ее руку в свою и поцеловал, прощаясь с ней у пруда.

Они не могли не видеться тайно. Они встречались в темных коридорах, боясь, что если король узнает об этом, таких встреч больше не будет. Иногда он дотрагивался своей рукой до ее пальцев, но не больше. После нескольких таких встреч они влюбились друг в друга.

Они были чем-то похожи – оба были страстными, презирающими опасность. Кузен и кузина. О, это для них так мало. Как хорошо, если бы их связь стала более тесной. И они поклялись в верности друг другу. Они чувствовали, что жизнь обошлась с ними жестоко, разлучив их и соединив лишь тогда, когда уже слишком поздно.

Катерина за себя почти не боялась, но зато она боялась за Томаса. Он, безрассудный авантюрист, участвовавший не в одной переделке, тоже за себя не боялся. Он боялся за нее.

Они держались за руки и говорили друг другу:

– Почему, почему все это с нами случилось? Она говорила ему:

– Я буду проходить по коридору в сторону музыкальной комнаты в три часа дня.

– Я случайно там окажусь, – отвечал он ей.

И такими были все их встречи. Они целый день жили в ожидании этих встреч, а когда оказывались на месте свидания, там был еще кто-то, и тогда они могли только обменяться взглядами. Но обоим все это очень нравилось.

Случилось так, что он несколько дней не встречал девушку, а когда наконец увидел, то чуть не потерял рассудок.

– Катерина, – сказал он, затащив ее в комнату и закрыв за собой дверь, – я больше не могу этого терпеть. Разве ты не понимаешь, что мы созданы друг для друга? Это было ясно в тот день, когда я влез к тебе в окно по виноградной лозе. Тогда мы еще были детьми. Жизнь жестоко поступила с нами. Но у меня есть план. Мы вместе убежим из дворца, спрячемся и поженимся.

Она была бледной – ее сжигала страсть, она готова была предаться этой страсти в любой момент. Но ей вдруг послышался голос ее кузины Анны, предупреждающий об опасности. Она никогда не знала истинной истории Анны Болейн, но любила Анну и знала, как ужасно она закончила. Анну любил и этот огромный мужчина. Его глаза со страстью взирали на нее. Его потные руки ласкали ее. Но у Анны не было кузины с такой печальной историей и ее никто не мог предупредить.

Калпеппер целовал Катерине руки и губы. Ее здоровое тело жаждало отдаться ему. Возможно, раньше она отдалась бы ему, как отдавалась Мэноксу или Дерхэму, но не теперь. Она больше не была легкомысленной девочкой. Темные тени прошлого преследовали ее. Она слышала рассказ Доллы Тэппит о том, что крики, раздававшиеся из комнат пыток, были ужасны… Катерина знала, как погибли монахи из Чартерхауза. Она не могла думать, как страдают другие, не говоря уже о том, чтобы видеть, как страдает человек, которого она так любит! Одной этой мысли было достаточно, чтобы желание пропало. Она вспомнила, как бежал Дерхэм, чтобы спасти свою жизнь. Но тогда она была просто Катериной Ховард. А что будет с тем, кто осмелится полюбить ее, – ту, которую избрал король и готов сделать своей королевой?..

– Нет! Нет! – закричала она. Из глаз ее текли слезы. – Этого не может быть! Это могло бы быть! Я отдала бы свою жизнь за год счастья с тобой. Но я боюсь, не могу осмелиться. Я боюсь короля. Я должна остаться здесь, потому что люблю тебя!

И она вырвалась из его объятий. Таких встреч больше не должно быть.

– Завтра… – смалодушничала она. – Завтра.

Она прибежала в свои покои, где, после того как Анна уехала в Ричмонд, наслаждалась королевскими почестями. Ее встретила фрейлина, Джейн Рочфорд, вдова умершего кузена Джорджа Болейна. Джейн Рочфорд была возбуждена. Письмо для Катерины, сказала она.

– Письмо? – воскликнула Катерина. – От кого? Катерина получала мало писем. Она открыла его и нахмурилась. Ей было трудно понять, что там написано.

Джейн Рочфорд стояла рядом.

– Может быть, я могу помочь? – спросила она.

Джейн всегда хотелось войти в доверие к Катерине. Ей не нравилась последняя королева. Джейн решила посвятить себя делу католицизма и помочь Катерине Ховард в борьбе с Анной Кливес.

Катерина протянула ей письмо.

– Письмо от Джейн Балмер, – сказала Джейн. – Пришло из Йорка.

– Помню. Это Джейн Акворд. Она вышла замуж за мистера Балмера из Йорка. Что она пишет?

Письмо Джейн Балмер было написано в осторожных выражениях. Она желала Катерине всего хорошего, богатства, счастья. Она пишет потому, что хочет кое о чем попросить Катерину. Пусть она найдет ей место при дворе. Джейн несчастлива в деревне. Она в отчаянии. Если будущая королева прикажет ее мужу привезти жену ко двору, он будет безмерно счастлив. Она просит Катерину помочь ей.

Угроза содержалась в последнем предложении.

«Я знаю, что британская королева не забудет свою секретаршу…»

Секретаршу! Это Джейн Балмер писала страстные письма Дерхэму. Она знала, что было между ними.

Пока Джейн Рочфорд читала ей письмо, Катерина сидела очень спокойно, лишь слегка покраснела.

Джейн Рочфорд, конечно, все заметила. Она, как и Катерина, поняла, что это шантаж.

В жаркий июльский день Кромвеля отправили из Тауэра в Тайбурн. Его отправили в Тайбурн, потому что все помнили о его незнатном происхождении. Он мог улыбаться, думая об этом, хотя еще совсем недавно это вызвало бы его гнев. Но разве не все равно, где отрубят голову: на холме Тауэр или в Тайбурне?

Он подчинялся своему повелителю до конца. Он был больше, чем слуга короля, он был его раб. Но его милостивый принц был глух к его просьбе о помиловании. С Кромвелем все кончено. Король не позволит Кромвелю выступить в свою защиту. Падение Кромвеля поможет Генриху вернуть себе популярность, потому что народ Англии ненавидит Кромвеля.

Его друзья? Где они?.. Крэнмер?.. Он рассмеялся при мысли о том, что Крэнмер может быть его другом. Только глупец может ожидать верности перед лицом опасности от человека, у которого от страха всегда дрожат колени. Он знал, архиепископ заявил, что он полон печали. Он сказал королю, что любил Кромвеля, любил за любовь к Его Величеству королю. И добавил, что хотя он и рад, что предательство Кромвеля раскрыто, он очень расстроен – слишком много оказалось при дворе предателей.

Он произнес почти те же самые слова, когда в измене была обвинена Анна Болейн. Бедный Крэнмер! Какой же он трус! Вероятно, он не раз представлял себе свою собственную смерть. Не было другого человека, который бы так быстро отказывался от своих прежних друзей, если они теряли свое положение!

Посмотреть на последние минуты жизни Кромвеля собрались толпы людей. Он узнал в толпе многих своих врагов. Он подумал об Уолси, который тоже был бы здесь, если бы был жив. Он продвигался вперед под тенью Уолси, он извлек все, что мог, действуя с учетом его успехов и его ошибок. Он шел по пути к власти, а пришел в Тайбурн.

В толпе был один человек, проливавший по нем слезы. Это был Томас Уайатт, который так же страстно, как и Кромвель, желал, чтобы в Англии восторжествовали лютеранские доктрины. Взгляды их встретились. Кромвель знал, что Уайатт старается ободрить его, дать ему понять, что жестокое отношение его ко многим людям было вызвано тем, что он исполнял приказы короля, и что Кромвель не полностью отвечает за то, что делал. Этот молодой человек не знал, какую роль сыграл Кромвель в смерти Анны Болейн. И Кромвель надеялся, что никогда не узнает. Ему нравился Уайатт.

– Не плачь обо мне, Уайатт, – мысленно сказал он ему, – потому что если бы я был виновен так же, как ты, когда тебя арестовали, меня не ждала бы такая судьба.

Пришло время произнести предсмертную речь и положить голову на плаху. Он вспомнил, сколько крови было пролито по его вине и попытался молиться, но не мог думать ни о чем другом, кроме крови и криков агонизирующих людей и тех, кого мучали на дыбе.

Удар топора по его толстой шее – и голова покатилась в корзину. Точно так же несколько лет назад покатилась голова Анны Болейн.

Король был очарован своей невестой. Он назвал ее королевой в большом холле в Хэмптон-Корте. Давно никто не видел короля в таком приподнятом настроении. Казалось, Генрих помолодел.

Через несколько дней после этого он привез Катерину в Виндзор и поразил всех, объявив, что не будет появляться при дворе и хочет побыть со своей королевой наедине. После Анны Кливес Катерина особенно нравилась королю. Она была страстна и нежна и всегда весела. Она не была так умна, и он не чувствовал в ее присутствии себя дураком. Разговор ее не блистал остроумием, зато она была добра. Она была страстным существом, немного боялась его, но не слишком. Она всегда отвечала на его ласки, была женственной. Никогда еще король не чувствовал себя так покойно и хорошо. Если у Катерины и были недостатки, так это ее великодушие и доброта к другим. Она раздавала свою одежду и драгоценности и, склонив голову немного набок и приоткрыв свои влажные, как от росы, губки, говорила:

– Но это так идет ей, и у нее так мало… Или:

– Она такая бедная! Мне хотелось что-нибудь сделать для нее. Я так счастлива!

Она была неотразима, и он не мог заставить себя ругать ее за расточительность. Ему это нравилось. Потому что он тоже получал кое-что от ее великодушия. Он целовал ее, гладил, щекотал. А она визжала и смеялась. Он даже не мечтал о таком счастье.

Анне Кливес было приказано прибыть ко двору, чтобы воздать должное новой королеве. Придворные много говорили об этом, спрашивали, как будет чувствовать себя смещенная королева, преклоняя колена перед той, которая еще недавно прислуживала ей. Ожидали, что Катерина потребует от бывшей королевы, чтобы она воздала ей огромное количество почестей, желая доказать самой себе и двору, что она прочно сидит на троне и пользуется любовью короля. Но когда Анна прибыла и поклонилась новой королеве, Катерина импульсивно заявила, что не надо никаких церемоний.

– Вам не следует кланяться мне, – сказала Катерина, и обе королевы обнялись и заплакали. И чувством жалости была охвачена Анна Кливес, а не Катерина Ховард.

Катерина с большим уважением относилась к дочери своей кузины, Елизавете. Во-первых, она была ее племянницей, во-вторых, из всех своих пасынков и падчериц больше всего любила ее.

Мария была расположена относиться к новой королеве дружески, но только лишь потому, что семья Катерины была привержена католицизму, а дружба Марии зависела полностью от того, считала ли она людей настоящими католиками или нет. Мария была на шесть лет старше, чем жена ее отца, и считала новую королеву слишком легкомысленной. Вначале Катерина смирилась с осуждением ее поведения со стороны Марии, потому что знала: принцесса много страдала, но позднее стала жаловаться, что Мария проявляет к ней неуважение. Она говорила, Мария не должна забывать, что хоть Катерина молода, но она все же королева. И если она будет об этом помнить, Катерина будет с ней дружить. В результате король резко осудил поведение Марии. Но дружбы между двумя женщинами не установилось. Да и как могла бедная, некрасивая и много пережившая Мария не чувствовать зависти к блестящей Катерине, влияние которой на короля, казалось, не имело границ? Мария была скорее испанкой, чем англичанкой. Она часто погружалась в глубокую меланхолию, часами стояла на коленях и молилась, с грустью размышляя об ужасной трагедии ее матери и о разрыве с Римом. Она предпочитала молиться, чем петь, танцевать и веселиться. Она молилась за то, чтобы король вернулся к истинной вере в ее прежнем понимании и с прежними ритуалами, чтобы он последовал примеру страны, в которой родилась ее мать, и заслужил одобрение небес, введя инквизицию на этом беззаботном острове, пытая и сжигая всех тех, кто заслуживал такой кары, потому что был еретиком. Как могла добросердечная и легкомысленная Катерина убедить отца взять на себя такую обязанность? Нет, между Катериной и Марией не могло быть настоящей дружбы.

Маленькому Эдуарду еще не исполнилось и двух лет. Это был бледный мальчик с грустными глазами. За ним следила преданная няня, миссис Сибел Пенн, опасавшаяся, что любой сквозняк может стать причиной его смерти.

Конечно, Катерина должна была больше всего любить Елизавету, потому что девочка была очень похожа на свою мать, хотя была блондинкой в отца. Елизавета сидела с ними за столом, занимая почетное место рядом с Марией. Катерина просила короля, чтобы Елизавете оказывались почести.

– О! – воскликнул Генрих. – Кажется, в Англии появился новый правитель, королева Катерина!

– Нет, – отвечала она ему, – как я могу, такая молодая и глупая, править этой страной? Это должен делать сильный и умный человек.

Но он старался показать ей, что любит ее.

– Делай все, что хочешь, милая. Ты же знаешь, что я ни в чем не могу отказать тебе.

Ему нравилось видеть их вместе, любимого ребенка и любимую королеву. Видя их, он испытывал радость и удовольствие. Ребенок Анны счастлив при новой королеве, говорил он себе. И, думая, что в душе он просит у Анны прощения, он старался убедить себя в том, что ни в чем перед ней не виновен.

Они гуляли вместе с Катериной по Виндзорскому парку. Раньше он никогда не гулял без придворных. Он наслаждался каждым днем, который проводил с этой очаровательной и любящей девушкой. Было приятно отбросить все государственные заботы и стать просто возлюбленным. Он хотел бы стать худее, хотя ему никогда не нравились худые мужчины – но он страдал от того, что задыхался и пыхтел, а она, его возлюбленная, была такой молодой и проворной. Но Катерина делала вид, что не замечает его пыхтения, и следила за тем, чтобы он не очень утомлялся, стараясь не отстать от нее. Она была само совершенство, эта роза без единого шипа.

Он был почти доволен, что недостаточное количество денег в казне не давало ему возможности устроить пышную церемонию, – зато он мог наслаждаться миром и покоем вместе со своей любимой молодой женой.

Они отправились из Виндзора в Грэфтон, где провели время до сентября. И именно в это время произошел довольно волнующий инцидент.

Крэнмер взял его на заметку и решил на нем сыграть, хотя, зная, каким бывает король, когда он влюблен, не мог пока на что-либо надеяться. Крэнмер был не в своей тарелке. Он чувствовал себя так с момента ареста Кромвеля, потому что они очень долго шли по одной дороге и ликвидация одного не могла не испугать другого. Влияние Норфолка усиливалось. Норфолк и Крэнмер вели между собой тайную войну, принадлежа к разным религиозным сектам. Такие фигуры, как Катерина Ховард, могли быть использованы в этой борьбе, причем обеими сторонами, а борьба ведь велась не на жизнь, а на смерть. Крэнмер, хотя он и был довольно умен, в душе был трусом. Его основная цель заключалась в том, чтобы спасти голову от плахи, а тело от дыбы. Он не мог забыть, что потерял своего союзника, Кромвеля, и должен был бороться теперь с этим коварным Норфолком в одиночку. Крэнмер был полон решимости убрать Катерину Ховард с трона, как до этого католики были полны решимости освободиться от Анны Болейн. Но пока он кланялся новой королеве, льстил ей, восхищался ею в разговорах с королем, шепча ему, что он уверен, что наконец-то Его Величество выбрал жену, достойную его величайшей добродетели. А теперь, когда он узнал об этом инциденте, случившемся через месяц после королевской свадьбы, Крэнмер молился, чтобы ему удалось это использовать в полной мере и уничтожить Катерину Ховард, послужив тем самым Богу так, как тот, без сомнения, хотел бы этого.

Началось все с нескольких слов, произнесенных священником в Виндзоре. Он презрительно отозвался о королеве, говоря, что однажды, когда королева была еще ребенком, ему говорили, что она ведет распутную жизнь. Этого священника немедленно арестовали и посадили в Виндзорский дворец в качестве пленника, тогда как Риотесли был послан по просьбе совета к королю, чтобы изложить ему это дело.

Катерина сидела в маленькой комнате, находившейся рядом с комнатой короля, когда прибыл этот человек, и слышала, как король громко его приветствовал.

– Какие новости? – воскликнул он. – Боже, ты выглядишь ужасно!

– Плохие новости, Ваше Величество. Мне очень неприятно рассказывать вам о них, ваша милость.

– Говори! Говори же! – раздраженно приказал король.

– Прошу Ваше Величество отнестись ко мне с терпением, потому что это касается Ее Величества королевы.

– Королевы! – в страхе заревел Генрих. Лукавые манеры и притворная грусть в глазах посетителя были ему знакомы. Он не хотел, чтобы что-то могло нарушить любовную идиллию, которую он разделял с королевой.

– Очень сомнительные слухи, но совет решил довести их до сведения Вашего Величества. Один священник в Виндзоре говорил о вещах, касающихся королевы. Совершенно недостойных вещах.

Катерина схватилась руками за занавески, и ей показалось, что она теряет сознание. Она подумала, что должна была все рассказать ему раньше. И он бы не женился на ней. Тогда она могла бы выйти замуж за Томаса. Что теперь будет с ней? Что будет? – размышляла она в страхе.

– О чем это ты? О чем ты говоришь?

– Этот глупый священник, бесспорно, маньяк, говорил о безнравственном поведении Ее Величества, когда она жила в Ламберте у вдовствующей герцогини, ее бабушки.

Король так посмотрел на Риотесли, что этот честолюбивый молодой человек вздрогнул. А король подумал, что если Катерина, до того как он ее встретил, была развязной девчонкой, он готов простить ее. Он не хочет, чтобы его райская жизнь была нарушена. Она очаровательна. Характер у нее спокойный, он счастлив с ней, она прекрасный друг и замечательная любовница. Она его пятая жена. А его четвертый брак научил его не принимать поспешных решений. Он хотел, чтобы Катерина была такой, какой он ее представлял себе. И он накажет тех, кто попытается развеять его иллюзии!

– Послушай, – сказал он сурово. – Я думал, вы не осмелитесь беспокоить меня по поводу глупых россказней пьяного священника. Ты сказал, что священник только повторил то, что слышал от кого-то. Вы правильно сделали, что арестовали его. А теперь освободите его и строго предупредите. Расскажите ему, что делают с людьми, которые выступают против короля. А те, кто выступает против королевы, выступает против короля! Языки отрезали и за меньшие преступления. Скажи это ему, Риотесли. А того, кто рассказал такие ужасные вещи священнику, посадить под арест до моих дальнейших распоряжений.

Риотесли был рад, что легко отделался.

А Катерина, дрожа всем телом, думала, что следует поговорить с бабушкой и все объяснить королю.

Она почти ожидала, что король немедленно прикажет ее арестовать, что ее отвезут в Тауэр и заставят, как и кузину, положить голову на плаху. Она была в истерике, когда прибежала к королю. Она дрожала от страха. Она импульсивно обняла его за шею и поцеловала.

Он крепко прижал ее к себе. Он все еще мог сомневаться в ней, но не хотел из-за этого терять свое счастье. Клянусь Богом, думал он, если кто-нибудь скажет что-то плохое о моей королеве, он заплатит за это!

– Что, дорогая? – спросил он, повернув ее голову к себе и желая прочесть по ее лицу то, что ему хотелось. Такая невинность! Те, кто выступает против нее, заслуживают, чтобы головы их были выставлены на Лондонском мосту! И это следует сделать! Она чиста и невинна, как уверяли его лорд Уильям и ее бабушка. Ему повезло, хоть он сам король, что он получил такой бриллиант женственности.

Счастливый медовый месяц продолжался.

Вдовствующая герцогиня заперлась в комнате с королевой.

– Должна сказать вам, – говорила ей Катерина, – что я очень испугалась. Я слышала каждое слово. И я так дрожала, что едва осмелилась пойти к королю, когда этот отвратительный человек ушел!

– И что сказал тебе король?

– Он ничего не сказал.

– Будь уверена, он решил не обращать на это внимание.

– Я чувствую себя так ужасно. Я хотела бы все рассказать ему. Понимаете, ведь с Дерхэмом все было так, как будто бы мы были женаты.

– Тише! Молчи об этом. Я старая и опытная женщина, а ты молодая и глупая. Прислушайся к моему совету.

– Я сделаю, как вы считаете нужным. Конечно, сделаю. Ведь я послушала вас и ничего не рассказала королю до свадьбы.

– Да, – согласилась герцогиня, а потом шепотом сообщила ей на ухо: – Я видела Дерхэма.

– Дерхэма!

– Да, Дерхэма. Он такой очаровательный юноша. Я просто не могла больше на него сердиться. Он все еще предан тебе и открыто заявляет об этом. И он попросил меня об одной вещи. Я советую тебе не отказывать ему в этом. Он сказал, что должен увидеться с тобой. Он слишком любит тебя, чтобы навредить.

– А о чем он просит?

– Он хочет получить место при дворе!

– О нет!

– Конечно, да. И я считаю, что было бы неразумно отказывать ему в этом. Почему ты так испугалась? Запомни, ты королева.

Катерина сказала ей, медленно произнося слова:

– При дворе служат Джейн Балмер и Катарина Тилни, а также Маргарита Мортон. Я должна в таком случае отослать их.

– Отослать? О чем ты говоришь. Ты забыла, что все эти люди были в Ламберте и видели своими глазами, как ты крутила любовь с Дерхэмом!

– Но лучше бы их здесь не было. Они ведут себя дерзко, словно уверены, что я не осмелюсь их прогнать.

Она не сказала герцогине, что Мэнокс тоже просил ее устроить его при дворе. Не стоило еще больше расстраивать герцогиню, сообщив ей, что Мэнокс, теперь один из музыкантов двора, был когда-то любовником Катерины.

– А теперь послушай меня, – сказала герцогиня. – Дерхэм должен получить место при дворе. Ты не можешь отказать ему.

– Думаю, вы правы, – устало согласилась Катерина. Итак, Дерхэм появился при дворе.

Восхищение короля своей королевой не прошло со временем. Шли месяцы. Они уехали из Ампхилла в Mop-Парк, где чувствовали себя еще уединенней. Генрих возмущался, когда министры нарушали окружавшую его тишину. Он приказал, чтобы никто его не беспокоил. Все вопросы должны решаться письменно. Он был счастлив, греясь на огне юности Катерины. Он любил ее до безумия, ласкал при людях, заявляя, что наконец-то нашел счастье в семейной жизни. Он считал, что это ему награда за праведную жизнь и набожность. И еще он просил Бога об одной милости: он хотел детей. До сих пор это не получалось. Но он не больно расстраивался. Ведь сама Катерина – это то, что нужно настоящему мужчине.

Она была добрейшим существом и никого не могла обидеть. Она не хотела слушать о казнях, которые проходили ежедневно. Она затыкала уши своими маленькими пухленькими пальчиками, а он ласкал ее и шептал:

– Успокойся, дорогая. Не хочешь же ты, чтобы я награждал этих предателей?

– Я знаю, – отвечала она ему, – что с предателями нужно расправляться сурово. Они должны умереть. Но пусть они умрут от топора или веревки, а не такой длительной и мучительной смертью.

И он, забыв о том, как ругал и запугивал Джейн Сеймур, запрещая ей вмешиваться в государственные дела, не мог почти ни в чем отказать своей маленькой королеве.

Те католики, кто надеялся, что пришло время для воссоединения с Римом, начали преследовать людей, которые были в свое время на стороне Кромвеля. Их отправили в Тауэр, и Уайатта в том числе. Как всегда полный отваги, он осмелился выступить в свою защиту, и Катерина вызвала гнев своего дяди Норфолка, прося о снисходительности к Уайатту. Она отправила теплую одежду и продукты старой графине Солсбери, которая все еще содержалась в Тауэре.

Король был недоволен ею.

– Такого делать нельзя, душа моя. Нельзя.

– Ты хочешь, чтобы я позволила этой старой женщине умереть с голоду?

Он посадил ее на колени и дотронулся до щеки, желая показать, что недоволен ее поведением, но она по своему обычаю взяла его пальцы в рот и тихонько их укусила, что ему очень понравилось, и он стал смеяться, вместо того чтобы ругать ее.

Он не мог вести себя иначе. Если она отослала теплые вещи и еду старой графине, значит, так и нужно. Он постарался поговорить с ней о более серьезном, о ее неосторожном поступке, связанном с просьбой о прощении Уайатта.

– Послушай меня, – сказал король Катерине, – Уайатт – предатель.

– Он не предатель, а отважный человек. Он не лжет и ничего не боится. Он не скрывает своей точки зрения.

– О, – заметил король хитро, – и он самый красивый мужчина при дворе! Ты это хотела сказать?

– Это правда. И я уверена, что он настоящий друг Вашего Величества.

– Значит, ты считаешь, что он красивее, чем твой король?

– Вы сказали, что он самый красивый мужчина, мы не говорили о королях! – Она положила ладони ему на щеки и стала вглядываться в его полное лицо. – Да, Томас Уайатт самый красивый мужчина при дворе. Но король – это совсем другое дело. – Он засмеялся и был так ей благодарен, что поцеловал ее, а сам подумал: к черту Норфолка! Он думает, что правит этим королевством! Уайатт действительно смелый человек, а я всегда уважал смелость. Он слишком решительно выступает против католицизма, но, по крайней мере, он честен. Как король может знать, что кто-то устраивает против него заговор? Уайатт слишком симпатичен и мил, чтобы умереть. Он слишком красив, чтобы ему отрубили голову. Конечно, мы можем простить Уайатта на определенных условиях.

Норфолк был взбешен из-за Уайатта. Он поссорился со своей мачехой.

– Чего хочет королева? Уайатт наш враг. Что, у нее недостаточно ума, чтобы понять это?

– Не говори так о королеве в моем присутствии! – возмутилась вдовствующая герцогиня. – Или ты пожалеешь об этом, Томас Ховард!

– Ты сама старая дура! Кто посадил на трон эту девчонку, я тебя спрашиваю?

– Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, и я отвечу тебе. Король посадил Катерину на трон потому, что ему нравится ее хорошенькое личико.

– О Господи. Ты пойдешь на плаху, старушка, и эта девчонка вместе с тобой.

– Это измена! – воскликнула ее милость.

– Тише, тише, – успокоил ее герцог Норфолк и вышел. Герцогиня была так возмущена, что немедленно отправилась к королеве.

– Он только притворялся, что наш друг, – сказала ей Катерина. – Я всегда это знала.

– Я боюсь его, – заявила герцогиня. – В нем есть что-то такое, что пугает, особенно когда…

Они посмотрели друг на друга, потом оглянулись назад. Прошлое нужно забыть навсегда.

– Будь осторожна с герцогом, – сказала бабушка Катерине.

Но не в характере Катерины было действовать осторожно. Она показала своей холодностью, что недовольна герцогом. Король заметил это и остался доволен. Ему нравилось видеть, как его живая и веселая королева выражает презрение высокомерному и гордому Норфолку, власть которого постепенно от него уплывает.

Норфолк был полон холодной ярости. Эта Катерина такая же притворщица, какой была его племянница Анна Болейн. Если что-то есть правдивое в слухах, которые поползли после нескольких недель ее пребывания на троне, Бог свидетель, он не протянет руку помощи Катерине Ховард.

Хитрый Крэнмер следил за ссорой между Норфолком и его племянницей и радовался, потому что Норфолк был стоящим союзником. Они, враги, могут объединиться в борьбе против Катерины Ховард. Дела складывались хорошо. Но даже если у него есть доказательства вины Катерины, он должен немного подождать, так как было бы безумием излагать имеющиеся у него факты королю в его теперешнем влюбленном состоянии. Сколько еще времени этот тучный монарх будет ворковать, как голубь?

Но в отношении короля к Катерине не было замечено изменений. Всю весну и лето они путешествовали из дворца во дворец, и он вел себя как верный муж. Он предпочитал относительное спокойствие деревни балам и другим развлечениям.

Однако благодушие Генриха было нарушено восстанием сторонников Папы на севере страны. Возглавлял его сэр Джон Невилл. Не было сомнений, что восстание было поддержано с Континента кардиналом Поулом. Генрих расправил плечи и зарычал, как лев, слишком долго спавший. Он больше не будет сдерживать своего гнева. Он позволил себе, упиваясь своим счастьем, расслабиться. Как он мог предаваться дальше своим утехам с Катериной, когда трон шатался у него под ногами и предатели могли лишить его королевства!

Старая графиня Солсбери больше не должна оставаться в живых. Ее казнь слишком долго откладывалась. Катерина заступалась за нее, рисовала жалостные картины того, как она замерзает и умирает от голода в Тауэре. Ну и пусть умирает от голода! Пусть замерзает до смерти! Пусть все предатели погибнут! Она – мать предателя, одного из самых опасных и самых могущественных врагов Генриха. Кардинал Поул может жить в безопасности на Континенте, но мать его пострадает за него.

– На плаху ее! – заорал Генрих, и никакие просьбы Катерины на этот раз не могли помочь. Но он был нежен с ней, успокаивал ее.

– Ну, душа моя. Не думай об этом. Она не бедная старушка, какой ты ее себе представляешь. Она изменница. Она воспитала предателя и вдохновляет предателей. Разве ты хочешь, чтобы твой король и супруг потерял трон? Трон следует время от времени защищать, душа моя, проливая кровь.

Таким образом старая графиня была приговорена к ужасной смерти. Последняя из Пантагенетов вела себя мужественно до последнего вздоха. Она отказалась класть голову на плаху, заявив, что приговор несправедлив и что она не предательница.

– Так следует поступать с предателями, но я не предатель, – сказала она. – И если вы хотите получить мою голову, вы должны за нее побороться.

Из всех убийств, совершенных во имя короля, это было самым ужасным. Старуху за волосы притащили к плахе. И так как она сопротивлялась, палач несколько раз был вынужден ударить ее топором по голове, пока она, окровавленная, не упала на землю и ей не отрубили голову.

Такого рода смерть вызвала у Генриха ужасный гнев. Люди любили обсуждать кровавые подробности, они перешептывались и были на стороне мучеников.

С момента разрыва с Римом Генрих пытался играть на борьбе католиков с лютеранами, извлекая из этого пользу, так же как он играл на вражде между Карлом и Франциском. Последнее восстание вызвало немилость короля к католикам. Теперь совесть мучила его по поводу Кромвеля. И он отвечал своей совести, что, действуя на основе ложных обвинений, исходящих из его окружения, приговорил к смерти своего лучшего слугу из всех, которые у него когда-либо были. Таким образом он мог обвинять католиков в смерти Кромвеля и оправдать себя. Теперь Норфолк не пользовался благосклонностью короля, а Крэнмер стал более влиятельным. Генрих поручил управление своей страной нескольким избранным врагам Папы во главе с Крэнмером и канцлером Одли и отправился на север страны с карательной экспедицией в сопровождении королевы.

Генрих всем сердцем отдавался делам, которые предпринимал. Когда он демонстрировал подданным силу своей власти, он делал это с размахом и жестокостью. Катерину жестокость супруга повергала в ужас.

Любя со всей присущей ей романтикой красавца Калпеппера, она невольно сравнивала его с Генрихом. И хотя она была готова делать все от нее зависящее, чтобы доставить удовольствие милостивому и снисходительному человеку, которым Генрих до сих пор был, она обнаружила, что это не тот человек, которым она его себе представляла, и сердце ее наполнилось страхом. В нем не оказалось ни капли доброты. Катерина была вынуждена присутствовать при унижениях тех, кто восстал, потому что хотел следовать вере, которую считал истинной. Они ездили из деревни в деревню, она вынуждена была наблюдать жестокость и, что значительно хуже, видела, что Генрих получает от этого удовольствие. Когда он приходил к ней, ей казалось, что руки его обагрены кровью и кровь капает с пальцев. Ей хотелось, чтобы король был добрым любящим человеком, чтобы народ уважал и чтил его. Она мечтала, чтобы люди уважали его, а не боялись.

Она тоже предпочла бы любить его, а не бояться. Она многое получила, оставив Калпеппера и выйдя замуж за Генриха. Мария, Джойс и Изабел простились с бедностью, в которой жили. Действительно, она не обошла своим великодушием ни одного члена своей семьи. И о друзьях не забыла. Ей хотелось, чтобы все вокруг нее были счастливы. И чтобы король был счастлив. Никто не должен жить в бедности, не должен испытывать трудностей и грустить. Она хотела жить в мире, который был бы приятен для нее и для всех окружающих.

Когда они прибыли в Налл и увидели, что осталось от Констабла – его усиженный мухами труп висел на самых высоких воротах, куда Норфолк повесил его четыре года назад, – она отвернулась. Ее затошнило, потому что король со смехом обратил ее внимание на это ужасное зрелище.

– Вот висит предатель или то, что от него осталось!

Она отвернулась от короля, зная, что как бы она ни старалась, никогда не сможет его полюбить.

– Ты слишком нежна, душа моя! – Король наклонился к ней и похлопал по плечу, показывая, что ему нравится ее нежность, и она имеет право пролить слезу, жалея его врагов.

Она часто думала о Томасе Калпеппере, который был в свите, сопровождавшей их. Они обменивались взглядами, улыбками. Джейн Рочфорд заметила это. У нее была очень странная черта характера, делавшая ее присутствие очень опасным, хотя сама она не получала от таких своих действий никакой выгоды. И она сказала Катерине:

– Ваш кузен Калпеппер очень красивый молодой человек. И он действительно любит вас. Его любовь светится в глазах. Мне кажется, что Ваше Величество тоже небезразлична к нему. Как можно быть безразличной к такому красивому юноше! Вы никогда с ним не встречаетесь, ведете себя очень осторожно. Это можно устроить.

Все это напомнило ей прежнюю жизнь, полную интриг, и Катерина не смогла устоять. Она подумала, что сумеет терпеть грубость и жестокость Генриха в том случае, если время от времени будет встречаться с Калпеппером. Она помнила мельчайшие черты лица Томаса и, проводя время с королем, могла представлять себе, что это не Генрих, а Томас, и не показывать ему своего отвращения, которое не могла не испытывать.

Дерхэм несколько раз приходил к ней помочь написать письма. Он смотрел на нее горящими, полными страсти глазами, но она боялась, что он причинит ей неприятности. Он был предан ей, и, хотя ревность сжигала его, он никогда не сделал бы ничего такого, что могло бы повредить королеве. Дерхэм ничего не знал о ее любви к Калпепперу, и Катерина, не желая делать ему больно, позаботилась о том, чтобы ему ничего не стало известно. Время от времени она бросала на него нежные взгляды, показывая, что помнит, кем они были друг для друга. И Дерхэм не мог устоять и рассказал своему другу Дэмпорту, что любит королеву и что, если король умрет, он сможет жениться на ней.

Во время путешествия Катерина часто встречалась с Калпеппером. Леди Рочфорд помогала ей в этом – она передавала записки, подслушивала под дверью.

– Король будет на заседании совета более двух часов. Калпеппер вполне может прийти в ваши покои. Ему ничего не угрожает.

Катерина не знала, что ее отношения с Калпеппером стали темой для злых шуток при дворе и обсуждались шепотом между придворными, вызывая сдержанный смех.

В Линкольне она чуть было не отдалась Калпепперу. Он умолял ее, она колебалась, а потом решительно отказала ему.

– Я боюсь, – сказала она ему, чуть не плача.

– Почему ты не убежала со мной, когда я предлагал тебе!

– Да, мне нужно было это сделать!

– Мы и дальше будем губить наши жизни, Катерина?

– Я не могу не сожалеть об этом, но никогда, никогда не подвергну твою жизнь опасности.

Такими были их отношения, но Катерина держалась твердо. Когда она слабела, перед глазами появлялся образ Анны Болейн, умоляющей ее не забывать об ужасной судьбе, которая ее постигла.

Поскольку никто не говорил им, что все знают о их любви, они верили, что никому ничего не известно. Однажды в Линкольне они сидели вдвоем до двух ночи, чувствуя себя в безопасности, потому что леди Рочфорд их охраняла. Они наслаждались своими встречами с безумством страусов, прячущих головы в песок. И поскольку они не переходили границ, то чувствовали себя в безопасности. Их не пугало, что окружавшие их люди знали о их любви. Их не пугало, что Крэнмер только и ждал удобного момента.

Однажды в Линкольне Катарина Тилни и Маргарита Мортон слонялись без дела на лестнице возле покоев королевы, лихорадочно возбужденные и одновременно дрожа от страха, что король неожиданно вернется и застанет их.

– Боже, – шептала Катарина, – неужели королева еще не спит.

Маргарита, видевшая несколько минут назад Калпеппера, выходившего из комнаты, сказала, что королева в постели, и они вздохнули, пожали плечами и улыбнулись, осуждая и одновременно восхищаясь легкомыслием и бесстрашием королевы – это напомнило им о ее поведении в Ламберте.

Влюбленные часто встречались с помощью леди Рочфорд, прислужницы королевы и доверенного лица, всегда готовой что-то посоветовать или о чем-то намекнуть. Катерина проявила неосторожность, написав Калпепперу письмо перед его поездкой. Это говорило о том, что она очень о нем беспокоилась – она никогда не умела писать, и написать несколько строчек было для нее большим подвигом. Она написала это письмо перед тем, как они с королем отбыли в сторону Лондона, а Калпеппер в другое место. Это было безумие. Но еще большим безумием оказалось желание Калпеппера сохранить это письмо. Но они были влюблены, наслаждались опасностью и делали много глупостей. Эта была всего лишь одна из них.

«Я пишу тебе, чтобы попросить сообщить мне, как у тебя дела, – обращалась Катерина. – Боюсь, что ты болен, а я никогда ничего не желала так сильно, как увидеть тебя. Сердце мое замирает, когда я подумаю, что не могу постоянно видеть тебя. Приходи, когда со мной будет леди Рочфорд, потому что я смогу тогда спокойно быть с тобой…»

И дальше в этом роде. Все это было написано непривычной к письму рукой Катерины.

Она жила в ожидании хотя бы увидеть Калпеппера, жила безрассудно, пренебрегая опасностью, а глупая леди Рочфорд жалела ее и устраивала ей свидания.

Король ничего не замечал. Он был доволен. Он еще раз показал повстанцам, что бывает с теми, кто действует против короля. И от лести тех, кто хотел что-либо получить от него и которая его утомляла, он обращался к Катерине, к ее доброте и юному очарованию.

Никогда никто еще не был так счастлив со своей женой.

Он думал, что когда вернется из похода, то заставит петь своих подданных гимн, восхваляющий Бога, так как наконец Всемогущий наградил своего слугу прекраснейшей из жен!

Крэнмер был в таком возбуждении, что едва мог планировать свои действия. Наконец-то ему повезло. У него есть такие доказательства, что даже король не сможет пренебречь ими.

При дворе был один человек. Он ничего из себя не представлял, но Крэнмер всегда испытывал к нему добрые чувства. Этот человек был протестантом, расчетливым и серьезным. Он никогда не смеялся, потому что считал смех грехом. Он был потенциальным мучеником, для которого ходить во власянице приятнее, чем выпить кубок вина. Звали его Джон Ласселс. Он был протеже Кромвеля и остался верен ему. Ласселс молился о вечных мучениях, которые должны быть уготованы тем, кто не согласен с учением Мартина Лютера.

Этот Джон Ласселс пришел к Крэнмеру и рассказал ему такое, что надежды того на победу окрепли. Он бы расцеловал этого человека, такое тот ему доставил удовольствие.

– Милорд, – сказал Ласселс очень серьезно, – у меня на совести есть грех, который не дает мне покоя.

Поначалу Крэнмер не очень внимательно слушал его, потому что полагал – это касается религии.

– Я в страхе. Дело идет о ее милости королеве. Крэнмер оживился, глаза его заблестели.

– Мой лорд архиепископ, у меня есть сестра Мария. Она была няней у первой жены лорда Уильяма Ховарда. И когда жена Ховарда умерла, вдовствующая герцогиня Норфолк взяла ее к себе в услужение.

– Именно там воспитывалась королева, – заметил с нетерпением Крэнмер, ожидая рассказа.

– Я спросил у моей сестры, почему она не попросила королеву о месте при дворе – ведь многие, кто служил вдовствующей герцогине, теперь оказались при дворе. Ответ моей сестры был решительным. Я не хочу, сказала она. Я спросил ее почему, и она ответила, что королева слишком легкомысленна по своему поведению. Я спросил, что она этим хочет сказать, и она рассказала мне ужасные вещи.

– И что же?

– Был такой Фрэнсис Дерхэм, который часто проводил с ней ночи в постели, а до него был Мэнокс.

– Дерхэм! – воскликнул Крэнмер. – Мэнокс! Но они оба сейчас служат королеве.

Он стал дальше расспрашивать Ласселса и, когда узнал все, что его интересовало, отпустил этого человека, сказав ему, что он сослужил большую службу королю.

И Крэнмер с головой ушел в это дело, довольный, что король отсутствует и руки у него развязаны. Он отправил Саутхэмптона допросить Марию Ласселс. Мэнокса арестовали, и он предстал перед ним и Риотесли. Дерхэма отправили в Тауэр. Крэнмер пытался собрать сведения по зернышку. И когда они были собраны, у него не было сомнения, что урожай хороший. Он с нетерпением ожидал возвращения королевской четы.

Генрих был настроен благодушно, когда вернулся в Хэмптон-Корт. Он был полон планов, которые собирался изложить своему духовнику. По всей стране должен быть отмечен День благодарения, чтобы англичане знали, что, благодаря Богу, у него наконец есть любящая, верная долгу и добродетельная жена.

Однако хорошее настроение Генриха быстро испортилось. Он молился в часовне, когда к нему пришел Крэнмер. Крэнмер не смотрел ему в глаза. В руках он держал бумагу.

– Милостивейший король, – сказал Крэнмер, – я передаю это дело в ваши руки. Дело настолько серьезно, что у меня опускаются руки. Прошу вас прочесть эту бумагу, когда вы будете в одиночестве.

Генрих прочел донос на Катерину. Гнев его был ужасен, но он был направлен не против Катерины, а против тех, кто дал эти показания. Он послал за Крэнмером.

– Это клевета! – закричал он. – Все это ложь! Я знаю, что она честная женщина! Я уверен в этом!

Он ходил взад-вперед по комнате, а трусливое сердечко Крэнмера сжималось от страха. Он слишком рано обратился к королю. Он не расстанется с королевой. Скорее он уничтожит тех, кто стремится уничтожить ее.

– Я не верю этому! – кричал король, но Крэнмер услышал нотки сомнения в его голосе и возрадовался. – Но,– продолжал король, – я не буду удовлетворен до тех пор, пока мне не докажут, что я прав. – Он посмотрел на Крэнмера гневным взглядом. – Должно быть проведено расследование. И… никаких интриг против королевы.

Король покинул Хэмптон-Корт, а Катерине было приказано оставаться в своих покоях. Ее музыкантов отправили в Лондон, заявив, что сейчас не время для музыки.

Над Хэмптон-Кортом навис страх, который, как черная завеса, отгородил его от радости и веселья. То же самое произошло в Гринвиче менее шести лет назад, когда Анна Болейн напрасно искала Бриртона, Вестона, Норриса и Смитона.

Катерина дрожала от страха, и когда Крэнмер с Норфолком, Одли, Сассексом и Гарденером пришли к ней, она поняла, что ужасная беда, которой она так боялась с тех самых пор, когда стала королевой, стряслась.

Риотесли допрашивал Фрэнсиса Дерхэма в его камере.

– Вы можете говорить правду, – сказал ему Риотесли, – потому что другие уже все рассказали за вас. Вы сотни ночей проводили голым в кровати королевы.

– До того, как она стала королевой, – ответил Дерхэм.

– А! До того! К этому мы подойдем позже. Но вы признаете, что между вами и королевой были безнравственные отношения?

– Нет, – отвечал Дерхэм.

– Хватит! У нас есть средства заставить вас говорить правду. Ваши отношения с королевой были безнравственными.

– Они не были безнравственными. Катерина Ховард и я считали себя мужем и женой.

Риотесли кивнул.

– Вы называли ее женой раньше, чем другие?

– Да.

– И вы обменялись знаками любви?

– Обменялись.

– Кое-кто в доме считали вас мужем и женой?

– Совершенно верно.

– Вдовствующая герцогиня и лорд Уильям считали вас мужем и женой тоже?

– Нет. Они ничего не знали об этом.

– Однако это не было секретом.

– Нет, но…

– Все в доме знали, за исключением герцогини и лорда Уильяма?

– Об этом знали те, с кем мы общались.

– Недавно вы были в Ирландии, верно?

– Совершенно верно.

– Вы были пиратом?

– Да.

– За что вас следует повесить. Но неважно. Вы уехали в Ирландию довольно неожиданно?

– Да.

– Почему?

– Потому что ее милость узнала об отношениях между мной и Катериной.

– Расскажите про тот случай, когда герцогиня застала вас со своей внучкой. Это было в комнате для горничных. Она вошла и увидела, что вы лежите, обнявшись, и целуетесь.

Дерхэм кивнул.

– И как прореагировала на это герцогиня?

– Она избила Катерину, а меня строго предупредила.

– Не слишком суровое наказание, а?

– Ее милость полагала, что это обычное баловство.

– Вы оказались в услужении королевы вскоре после того, как она вышла замуж за короля. Мистер Дерхэм, я утверждаю, что вы и королева продолжали находиться в безнравственных отношениях, точнее, занимались прелюбодеянием, после того, как королева стала женой Его Величества?

– Это ложь.

– Не кажется ли вам несколько странным, что вы оказались в услужении королевы, пользовались ее благосклонностью и были только ее слугой?

– В этом нет ничего странного.

– Вы клянетесь, что между вами и королевой, после того как она стала королевой, не было ничего, что можно было бы назвать безнравственным?

– Клянусь.

– Послушайте, мистер Дерхэм, будьте разумны. Неужели это кажется вам логичным после того, что когда-то было между вами и королевой?

– Мне все равно, что кому кажется. Я только знаю, что ничего такого не происходило между мной и королевой после ее замужества.

Риотесли вздохнул.

– Мое терпение иссякло, – заявил он и вышел. Вернулся он через полчаса в сопровождении двух здоровых мужчин.

– Мистер Дерхэм, – вкрадчивым голосом сказал секретарь короля, – я требую, чтобы вы немедленно признались в совершении прелюбодеяний с королевой.

– Я не могу признаваться в том, чего не было.

– Тогда, прошу вас, идите за мной.

Дерхэм не был трусом. Он знал, куда его ведут. Они будут пытать его. Он сжал губы, молча молясь за то, чтобы у него хватило сил вынести все это. В последнее время жизнь его была полна приключений, он не раз смотрел смерти в глаза, когда пиратствовал в бурном море. Он презирал опасности, подстерегавшие его, смотрел на них, как на дорожные столбы на пути его жизни, полной приключений. Но ужас комнаты пыток казался ему адом на земле.

В коридорах Тауэра стоял тошнотворный запах смерти. Пол комнаты пыток был покрыт засохшей кровью. Если он признается в прелюбодеянии, что они сделают с Катериной? Они вряд ли смогут наказать ее за то, что было до женитьбы на короле. Они не могут назвать это предательством, даже если она обманула короля, сказав, что девственница. Они не смогут наказать Катерину за то, чего не было, если он не скажет, что прелюбодействовал с ней. Он не поддастся им. Будет держаться до конца и не скажет того, что они хотят от него услышать. Он вынесет все пытки, но не нанесет ей вреда своей ложью. Она не любила его после того, как он вернулся из Ирландии. Но он продолжал ее любить и он не очернит ее ложью.

Они сняли с него одежду и привязали к дыбе. Риотесли, один из самых жестоких людей в Англии, неумолимо стоял рядом.

– Вы глупец, Дерхэм. Почему бы вам не сознаться и не покончить со всем этим?

– Вы хотите заставить меня солгать? – спросил его Дерхэм.

– Я хочу, чтобы вы избежали пыток.

Веревки сжимали ему запястья. Он старался не кричать, потому что это было ужаснее, чем он думал. Он и не предполагал, что существует такая боль. Он завизжал, и они остановились.

– Признайтесь, Дерхэм, вы прелюбодействовали с королевой?

– Нет.

Жесткие губы Риотесли превратился в одну тонкую линию. Все началось сначала. Дерхэм потерял сознание, и они провели у него под носом щеткой, смоченной уксусом.

– Дурак. Люди не могут этого вынести.

Это была правда. Но были мужчины, которые не лгали, чтобы спасти себя от смерти, даже если их ждала мучительная смерть на дыбе. И Дерхэм, пират, был одним из них.

Когда они поняли, что если будут продолжать пытать его, он умрет, они сняли его с дыбы. Он был без сознания, не мог говорить, совершенно истерзан, но когда пришел в себя, ничего не сказал им.

Когда вдовствующая герцогиня услышала, что произошло в Хэмптон-Корте, она заперлась в своей комнате и испытала шок от страха. Королеву посадили под замок! Дерхэма забрали в Тауэр! Она вспомнила, как расстроилась, когда Анну посадили в Тауэр. Но теперь она была не просто расстроена – она была в ужасе. И ее охватила паника.

Она не могла сидеть спокойно. Она должна была действовать. Ведь она уверяла Его Величество в том, что Катерина чиста и добродетельна! И тем не менее она избила Катерину за ее похотливость. Разве она не предупредила однажды Дерхэма, и разве позднее он не убежал от ее гнева, когда узнала, что он и Катерина живут как муж и жена!

Она ходила по комнате. Что если они будут допрашивать ее? Зубы старухи застучали от страха. Она представила себе ужасную смерть графини Солсбери. Она увидела себя на ее месте, бегущей от топора палача. Она богата. Дом ее полон драгоценностей. А король всегда готов избавиться от тех, кто богат, чтобы это богатство досталось ему! Она увидела хитрые глаза герцога Норфолка, улыбающегося ей. «Эта девчонка пойдет на плаху!» – бросил он ей, и она выругала его, сказав, чтобы он следил за своими выражениями, когда говорит о королеве. Пасынок был ее самым злейшим врагом, а теперь у него есть возможность открыто выступить против нее.

Ей не следует терять времени. Она должна действовать.

Герцогиня спустилась в главный холл и позвала своего верного слугу. Она приказала ему отправиться в Хэмптон-Корт, узнать там последние новости и как можно скорее вернуться и все рассказать ей. Она с беспокойством ждала его возвращения, но когда он вернулся, то мог рассказать ей только о том, что ей уже было известно. Королева и Дерхэм были обвинены в прелюбодеянии. Некоторые ее слуги были обвинены в том, что знали об этом и скрывали.

Она подумала о друге Дерхэма, Дэмпорте, который, без сомнения, знал о Дерхэме больше, чем все остальные. И у нее зародился план подкупить его, чтобы он молчал.

– Я слышала, что Дерхэма арестовали и королеву тоже, – сказала она плачущим голосом. – В чем дело?

Дэмпорт ответил, что он думает, Дерхэм неучтиво разговаривал с церемониймейстером.

Губы ее милости скривились, и она сказала, что очень боится, как бы вследствие наговора не пострадала королева. Она испуганно взглянула на Дэмпорта и сказала, что хочет сделать ему маленький подарок. И она дала ему десять фунтов стерлингов. Это был глупый и неуклюжий поступок, но она была слишком испугана, чтобы понять это. Она пробормотала что-то о том, чтобы он ничего не рассказывал об отношениях Катерины Ховард с Дерхэмом.

Страх ее перешел в истерику. Вдовствующая герцогиня бродила по комнатам, не зная, что предпринять. Что если Катерина и Дерхэм писали друг другу письма, когда он был в Ирландии!

В доме ее осталось несколько сундуков Дерхэма, потому что перед тем, как отправиться ко двору, он служил у нее. Несколько сундуков оставалось еще с тех пор, как он бежал. Он не взял их с собой, когда стал служить при дворе – ему некуда их было там поставить. Что если в сундуках Дерхэма есть доказательства их связи?..

Ноги ее подкашивались, голос дрожал. Она позвала самых верных своих слуг. Она сказала им, что боится приезда королевского посла, который может прибыть в любой момент. Королева в опасности. Все вещи Дерхэма должны быть просмотрены, чтобы там не оказалось ничего, компрометирующего королеву. Она умоляла своих слуг быть ей верными и помочь.

В доме воцарилась суматоха. Сундуки вскрыли. В них оказалось несколько писем, написанных Джейн Балмер по просьбе Катерины. Дерхэм сохранил их. Они были сожжены. Герцогиня даже уничтожила вещи, которые, как она полагала, Катерина дарила Дерхэму.

Когда все это было сделано, она вернулась в свою комнату, чувствуя себя очень усталой и старой. Но она не смогла отдохнуть. Стук в дверь предвещал новые беспокойства, самые худшие из всех.

– Внизу находится его милость герцог, – сообщила ей испуганная горничная, – он требует, чтобы вы немедленно его приняли.

Катерина застыла от страха перед лицом этих пяти ужасных мужчин. Она так дрожала и держалась так странно, что они подумали, будто она лишилась рассудка. Она сначала расхохоталась, а потом заплакала. Ее охватила страшная истерика – не то, что ее кузину Анну, ведь перед глазами Анны не было ужасного примера, который видела Катерина.

Но ее пугало больше всего то, что она не могла придумать, как предупредить Калпеппера. Она была безумно взволнована, беспокоясь за его судьбу.

Холодные глаза Норфолка насмешливо смотрели на нее. Казалось, они говорили ей: «Ты считала себя такой умной! А ты такая же, как и твоя кузина Анна Болейн. Что же это за племянницы у меня?..»

Дяди она боялась больше, чем остальных.

– Приведи себя в порядок! Слышишь! Не пытайся утопить вину в слезах!

Крэнмер казался настроенным более доброжелательно. Он был осторожен, зная с какой нежностью относится к ней король, и опасался, что ему придется идти на попятную. Она все расскажет ему, или же вообще ничего не расскажет.

Своим вкрадчивым голосом он сказал, что сожалеет о случившемся. Фрэнсис Дерхэм признался, что они жили как муж и жена. Она также жила с Мэноксом. Для нее лучше говорить правду. Сердце короля разбито ее изменой, но он склонен быть снисходительным.

Ответы ее на вопросы были едва слышны. Дыхание ее прерывалось каждый раз, когда к ней обращались. Она боялась, что услышит имя Калпеппера. Но когда они не произнесли его имени, она пришла к выводу, что они ничего не знают об их любви. Это дало ей такое облегчение, что она вдруг стала счастлива. Она с готовностью призналась в том, что у нее было до женитьбы с королем. Да, Дерхэм называл ее своей женой… И она называла его своим мужем… Да… Да…

Норфолк, забыв напрочь о своей связи с Бесс Холланд, был возмущен таким развратом. По сравнению с ним остальные казались добрейшими людьми.

Истерика у Катерины прошла. Они ничего не знали о Томасе. Они могут послать ее на плаху, как сделали это с ее кузиной, но Томас Калпеппер не должен страдать из-за любви к ней.

Совет из пяти человек удалился, и Крэнмер стал готовить отчет следствия, который представит королю.

Генрих с нетерпением ждал результатов следствия. Он не мог скрыть своего волнения. Он очень изменился, прочтя бумагу, которую принес ему Крэнмер раньше: сказав, что не осмеливается рассказать об этом королю устно. Обычно багровое, лицо Генриха приобрело сероватый оттенок и стало напоминать пергамент, а вены, наполненные кровью, теперь выглядели как коричневые линии.

Крэнмер разговаривал с королем голосом, в котором слышалась боль. Он считал, что такой голос очень подходит для определенных ситуаций. Он говорил об ужасной, вульгарной и полной любовных похождений жизни королевы. Описывая ее, он использовал такие слова, как сладострастная и порочная. И такая женщина заставила короля полюбить ее и, будучи самонадеянной, выйти за него замуж.

Норфолк смотрел на короля и Крэнмера и ему было неприятно – ведь эта распутница была его племянницей, и именно он представил ее королю. Норфолк был обеспокоен. Он был очень богатым человеком, но когда королеву обвиняют в измене, членов ее семьи постигает такая же участь. Он с отвращением говорил о своей племяннице, когда представлялась такая возможность. Он клеветал на нее. Но он хотел, чтобы его не связывали с ней. Он очень опечален, говорил он всем и каждому. Дом его погружен в глубокий траур, потому что из этого дома вышли такие распутные женщины, как Анна Болейн и Катерина Ховард. Он считал, что единственным справедливым наказанием для Катерины будет смерть на костре. Он будет присутствовать при этом и наслаждаться ее стонами, когда она подвергнется мукам, которые ждут ее и в загробной жизни. Он жалеет короля, говорил Норфолк, он любит его и надеется, что король не будет считать его ответственным за то, что в доме его выросли эти ужасные существа, предавшие его любимого монарха. Он поругался со своей мачехой, которой, а это всем известно, во всем доверялась королева. Все прекрасно знают, что он никогда не был дружен ни со своей мачехой, ни с ее подлой внучкой.

Король сидел, опустив свои тяжелые веки, и молчал. Мечта его рассеялась, а реальность была ужасна. Он обманулся и в этой женщине. Она не была его сокровищем, она не принадлежала ему. Другие пользовались ею. Он мучился, думая об этом. Он любил ее, она должна была стать его последней женой. Она должна была вознаградить его за все его предыдущие неудачные браки. Он не мог этого вынести. Он закрыл лицо руками, и слезы полились у него из глаз.

Чапуис в письме своему монарху так описывал чувства короля: «Этот король, писал он, прекрасно относился к королеве, своей жене, и был, конечно, больше расстроен и страдал из-за того, что потерял ее, а не из-за того, что она изменила ему. Он жалел о ней гораздо больше, чем обо всех своих предыдущих женах. Так бывает. Женщина плачет о смерти своего десятого мужа и проливает гораздо больше слез, чем по девяти предыдущим вместе взятым. Хотя все они были хорошими людьми. Это происходит потому, что хороня предыдущих мужей, она была уверена, что снова выйдет замуж. А у короля пока нет таких планов и, кажется, ему никто не нравится».

И это была правда. Когда он безумно ревновал Анну, его ждала Джейн, чтобы утешить. Между Джейн и Катериной у него был период разочарования с Анной Кливес. Он потерял Анну и чувствовал себя обездоленным, так как не было больше красивой и желанной молодой женщины, которая бы могла его утешить. А он хотел, чтобы его утешил не кто иной, как сама Катерина. Он не был больше диким быком – он стал спокойным домашним животным, стремившимся провести последние годы своей жизни в тишине и мире со своей парой, которую любил.

Поэтому, не стесняясь, он горько плакал на своем совете. И Крэнмер забеспокоился, видя его слезы, потому что ему показалось, что король может замять этот скандал и вернуть себе Катерину.

Она совершила эти ошибки, казалось, говорил своими слезами король. Ну и пусть!

Но что станет с Крэнмером, если Катерина снова будет влиять на короля? Крэнмер знал два способа предотвратить это. Он мог сделать так, чтобы скандал стал известен за границей. Как будет чувствовать себя Генрих, если соседние монархи узнают, что король продолжает жить с женой, которая ему изменяла? Нужно, чтобы все стало известно за границей. Ему тогда трудно будет вернуть ее. Но была и другая, более действенная возможность: доказать, что у нее был любовник, когда она жила с королем и говорила, что любит его.

Дэмпорта арестовали. Он был самым близким другом Дерхэма. Он служил в доме вдовствующей герцогини. Недавно герцогиня дала ему деньги.

Дэмпорт вспотел от страха.

– Мой лорд, я ничего не знаю… Ничего…

Это ужасно, когда человек ничего не знает, а должен что-то сказать. Что он может сказать им? Ничего. Ничего кроме того, что они уже сами знают.

– Почему вдовствующая герцогиня Норфолк дала вам деньги?

– Не знаю! Не имею понятия!

Этот молодой человек не мог сказать им ничего нового. А Крэнмер лично дал им приказ, чтобы они добились признания.

– Бросьте, Дэмпорт, вы были близким другом этого Дерхэма.

– Да, да, да…

– Вам было бы лучше все рассказать.

– Но, клянусь вам, я ничего не знаю. Ничего.

Они отвели его в комнату для пыток, где до него пытали Дерхэма и где Марк Смитон стонал в агонии.

– Ну, Дэмпорт. Тебе нечего терять. Мы хотим, чтобы ты сказал правду.

Волосы Дэмпорта были мокрыми от пота, пот струился по лицу. Открыв рот, он смотрел на эти страшные орудия пыток, его тошнило от запаха смерти.

– Дэмпорт, у тебя прекрасные зубы! Ты ими гордишься, ведь так?

Дэмпорт посмотрел вокруг, как бы ища выход из создавшегося положения, но бежать было некуда, его окружали мокрые темные стены. Можно было представить себе, что, оставаясь в темнице, человек опускался до уровня животного. Дэмпорту казалось, что страшные тени в этой темной комнате пыток, это призраки тех, кто, умерев в мучениях, пришли сюда смотреть, как мучаются те, которым уготована их судьба. Жестокие мучители не чувствовали присутствия этих теней и призраков. Жестокость была для них обычным делом – они привыкли к стонам пытаемых ими людей и были к ним безразличны. Стоило только посмотреть на их бесчеловечные и тупые лица, чтобы понять это.

Дэмпорт пробормотал:

– Если бы я знал что-то, я рассказал бы вам.

– Мы считаем твои зубы великолепными, Дэмпорт. Посмотрим, как они будут выглядеть, когда мы вырвем их.

Ему казалось, что голова отрывается от тела. Он почувствовал, как хрустят его зубы. Камзол его был мокрым, что-то теплое заливало грудь. Он почуял запах собственной крови и потерял сознание. Слова, которые он слышал, казались ему ударами тупого конца топора по голове.

– Признавайся, Дэмпорт, ты же знаешь, что Дерхэм прелюбодействовал с королевой.

Они вырвали ему почти все зубы. Он мог только вспомнить, как Дерхэм говорил ему, что если король умрет, он женится на Катерине Ховард. И он сказал им это, не выдержав пыток. Они были разочарованы, но Дэмпорт истекал кровью. Он не мог стоять на ногах. Губы его опухли. Если бы он и хотел что-то сказать, он бы не смог.

Его оставили в покое. Они были вынуждены сказать Крэнмеру, что ничего не могли выведать у Дэмпорта и что он, вероятно, ничего не знает. Крэнмера охватила холодная ярость, которая страшнее, чем приступ бешеной ярости.

От Мэнокса они не смогли узнать ничего интересного. Против него у них не хватало улик. Он был скромным музыкантом, он не находился в обществе королевы даже в присутствии ее фрейлин. Что же касается их отношений в Хоршеме и Ламберте, он был готов об этом рассказать. Он был таким явным проходимцем, что его не стоило и пытать.

Крэнмер был доволен. Король Франции прислал Генриху свои соболезнования, уверяя, как он расстроен, услышав об ошибках, допущенных той, которая так недавно стала его королевой. Это было хорошо. Но было и еще кое-что гораздо лучше.

Почему, думал Крэнмер, королева захотела окружить себя при дворе теми, кто помогал ей предаваться разврату до женитьбы? Конечно потому, что они помогали ей заниматься тем же уже после женитьбы. Он внимательно пригляделся ко всем фрейлинам королевы, которые раньше служили у вдовствующей герцогини Норфолк. Это были Катарина Тилни, Маргарита Мортон, Джейн Балмер и еще двое по имени Вилкис и Баскервиль, которые руководили ими. Это от Катарины Тилни и Маргариты Мортон Крэнмер узнал о ночи в Линкольне. Было названо имя Томаса Калпеппера. Встречи устраивала леди Рочфорд. Было несколько встреч до поездки на север и во время поездки.

– Приведите Калпеппера, – приказал Крэнмер. И Калпеппера привели.

Он был смелым юношей, бесстрашным и отважным, таким же, как Фрэнсис Дерхэм.

– Хоть бы они все погибли от чумы, эти отважные и галантные мужчины! – говорил себе Крэнмер, будучи трусом. – Сколько от них неприятностей!

Высоко держа голову, Калпеппер признался, что любит королеву и сказал, что женился бы на ней, если бы мог. Но между ними ничего не было.

Крэнмер засмеялся. Он должен признать, что между ними что-то было! Как же иначе Крэнмер может привести в бешенство этого больного любовью короля?

– На дыбу его, пока не признается! – отдал распоряжение он.

Дерхэм был пиратом, он не раз смотрел смерти в лицо, и ему было не так страшно умирать, как человеку типа Крэнмера, который никогда не встречался со смертью. Смерть угрожала Калпепперу и Дерхэму. Калпеппер был необузданным мальчишкой и доставлял много неприятностей своему отцу. Он был мятежным и непослушным ребенком, любящим приключения и часто попадавшим в неприятное положение. Но было одно, что их роднило, – оба были отважными людьми.

Они подвергли его пытке на дыбе. Он терпел эту неимоверную боль, эту самую ужасную из пыток, крепко сжав губы, и только время от времени издавал стоны, сам их стыдясь. Он даже улыбался на дыбе, стараясь представить себе ее лицо, взволнованное и расстроенное из-за него. Он вспоминал, как она предупреждала его, чтобы он был осторожным, иначе ему придется страдать из-за нее, из-за любви к ней.

Он представлял, что она с ним рядом, слышал ее голос. И он мысленно отвечал ей: «Милая моя Катерина, неужели ты думаешь, что я сделаю что-то такое, что нанесет тебе вред? Ты никогда не будешь страдать из-за меня, Катерина. Пусть они делают со мной все, что хотят».

– Калпеппер! Калпеппер! Ты молодой глупец! Ты будешь говорить или нет?

Он чуть не задохнулся. Боль была такой сильной, что он едва мог произносить слова.

– Я все сказал!

– Еще! Еще! Вы, идиоты! Он должен признаться!

Но он ни в чем не признался. Они отнесли его бедное измученное тело и бросили на пол. Они очень устали, пытая его. И все оказалось напрасно.

Король был ужасно взбешен, когда узнал, что Калпеппер тоже замешан в этом. Гнев, страдания, ревность, чувство жалости к себе, унижение раздирали его на части. Он плакал, он заперся от всех, никого не хотел видеть. И это произошло… с королем Англии!

Лицо его выражало печаль. Нога невыносимо болела. Молодость ушла, унеся с собой надежду на счастье. Он был старым больным человеком, а Калпеппер так молод и красив. Он с удовольствием смотрел всегда на Калпеппера, ему нравилось, как он двигался. Король благоволил этому юноше и смотрел сквозь пальцы на его выходки. Он говорил, то, что произошло в Кенте, должно быть забыто при дворе. Он любил этого парня, любил за ум и красоту. Этот юноша со светлым лицом и прекрасной фигурой часто смотрел на его ужасную гноящуюся рану на ноге и, без сомнения, смеялся и думал, что никакие богатства и никакая власть короля Англии не дадут ему возможность купить юность и здоровье, которыми обладает он.

Возможно, возмущенно думал король, после того, как юноша побывал на дыбе, он уже не так красив и изящен. И король смеялся сквозь слезы. Калпеппер должен умереть смертью предателя. Он должен умереть позорной смертью. И когда голова его будет выставлена на Лондонском мосту, захочется ли ей поцеловать его в губы? Король мучил себя такими мыслями, представляя их вместе. Кровь кипела у него в голове, и казалось, что голова лопнет.

– Она никогда не получала такого удовольствия от своих любовников, которое получит, когда ее будут мучить до смерти!

Катерина, сидя в своих покоях, которые были украшены для Анны Болейн и в которых такое непродолжительное время жила Джейн и еще меньше провела Анна Кливес, была в таком ужасе, что те, кто ее охранял, опасались за ее разум. Она бросалась на постель и рыдала. Потом вставала, ходила по комнате и спрашивала, как она умрет. Она просила тех, кто видел, как казнили Анну, рассказать, как она себя вела. Катерина горько плакала, а потом смеялась. Ей казалось странным, что судьба Анны Болейн уготована и ей тоже. Она была без ума от горя, когда узнала, что взяли Калпеппера. Она молилась, прося Бога, чтобы они пощадили его. Пусть я умру, молилась она, а он будет жив и здоров.

Только бы мне увидеться с королем, думала Катерина, я заставила бы его выслушать меня. Конечно, он бы не тронул Томаса, если бы я попросила его.

– Могу ли я поговорить с Его Величеством? Всего одну минуту! – умоляла она.

– Поговорить с Его Величеством! – Они покачали головами. Как это можно! Его величество возмущен ее поведением. Он не захочет встретиться с ней. А что скажет Крэнмер, который успокоится только тогда, когда голова Катерины Ховард упадет с плеч?

Она вспомнила, как относился к ней король – он был снисходителен, проявлял любовь, даже когда журил ее за расточительность, когда был возмущен ее заступничеством за предателей. Он всегда прислушивался, когда она просила его о милосердии и никогда не выражал гнева. И теперь, вне сомнения, он выслушает ее.

Она строила планы. Если ей удастся увидеться с королем, удастся обмануть своих тюремщиков, она знает, как убедить его.

Она была спокойна в ожидании подходящего момента. Быстро открыть дверь и сбежать по задней лестнице. Она ждала и молила о помощи.

И такой момент представился.

Она знала, король присутствует на мессе в часовне. Она прибежит к нему, бросится на колени, будет просить у него снисхождения, пообещает всю жизнь быть преданной ему, если он отпустит Калпеппера и Дерхэма.

Ее охранникам нравилось ее спокойствие. Они сидели у окна и обсуждали странные события, творящиеся при дворе. Катерина подбежала к двери, остановилась на мгновение, увидела, что они ни о чем не подозревают, повернула ручку и оказалась на темной лестнице раньше, чем услышала голоса за дверью.

Бежать как можно быстрее! Она выскочила на галерею и услышала пение в часовне. Король там. Ей удастся его увидеть, потому что она обязана это сделать. Калпеппер ни в чем не виноват. Он не должен умереть.

Ее прислужники догнали ее, они были полны решимости поломать ее планы, прекрасно понимая, как жестоко будут наказаны, если позволят встретиться с королем. Они схватили ее за платье как раз тогда, когда она была у двери в часовню. Они оттащили ее обратно в покои. Она кричала, как сумасшедшая, и крики ее смешивались с пением в часовне.

Через несколько дней после этого ее увезли из Хемптон-Корта. Ее отвезли в лодке по реке в менее комфортабельную тюрьму, в Сион-Хауз.

Вдовствующая герцогиня лежала в постели.

Своим прислужницам она сообщила, что не может встать, что слишком больна и чувствует приближение смерти. Да, она была больна, и эта болезнь была вызвана страхом. Она слышала, что Калпеппера и Дерхэма обвинили в измене. Она понимала, что над ними не будет настоящего суда. Как можно судить за то, что не может быть доказано, в чем они не признались под жестокими пытками, и приговорить их к смерти! Но эти двое отважных людей не смогли убедить своих мучителей, что не признают свою вину даже на дыбе. Уже после приговора их ежедневно пытали, стараясь добиться от них признания. Но ни разу ни один из них не сказал, что королева изменяла королю.

Герцогиня не помнила еще такого суда. Тех, кого обвинили по делу Анны Болейн, судил, по крайней мере, суд, хотя и смехотворный. Калпеппера же и Дерхэма отвезли в Гилд-Холл, где они предстали перед лордом Мэром, по обе стороны которого сидели Саффолк и Одли. Приговор был произнесен очень быстро. Оба были признаны виновными и приговорены к ужасной смерти, уготовленной предателям.

Лежа в постели, герцогиня думала обо всем этом, с ужасом вздрагивая при каждом шуме, раздававшемся внизу. Она знала, что все ее имущество переписано, и знала также, что король будет стремиться завладеть им, потому что она очень богата.

Могла ли она надеяться избежать смерти? Даже герцог, старый солдат, решил, что единственно правильным шагом для Ховарда является отставка. И он добровольно подал в отставку, надеясь, что король на время забудет о нем, а потом судьба Ховардов может измениться, и им повезет.

Итак, пока она лежала в кровати, то, чего она больше всего опасалась, произошло. К ней прибыл Риотесли в сопровождении графа Саутхэмптона.

Лицо ее было желтым, когда они вошли к ней. И они подумали, что она не притворяется, а действительно чем-то серьезно больна. Они даже не осмелились подойти к ней близко, опасаясь, что у нее чума.

– Мы пришли повидаться с вами, ваша милость, – сказал ей Риотесли, не спуская с нее глаз. – Не пугайтесь, это обычный визит вежливости с нашей стороны. Мы хотим выразить вам соболезнование по поводу печальных событий, произошедших в вашей семье.

Лицо герцогини немного порозовело, и прибывшие увидели, что к ней вернулась надежда. Они обменялись взглядами. Их маленькая хитрость удалась. Герцогиня всегда была глупой женщиной, готовой поверить тому, чему ей хотелось поверить, а не тому, что было на самом деле. Она не могла скрыть своей радости по поводу того, что она все же может оказаться в безопасности. Вдовствующая герцогиня, поняли эти двое, страдает не чумой, а угрызениями совести.

Они стали ее допрашивать. Она плакала и говорила бессвязно.

Она ничего не знала, ничего! Она уверяла их, что думала, привязанность между ее внучкой и Дерхэмом – обыкновенные, просто родственные чувства. Она не знала, что они предаются распутству. Но разве она не видела, как они целовались? – спросили у нее. Разве она считает это приемлемым для девушки, которую король выбрал себе в жены? О, но ведь это было так давно. Катерина была еще совсем ребенком, и в этом не было ничего плохого… Ничего… Она ничего такого не знала. Но разве ей не говорили о ее недостойном поведении? Разве она не избила за это свою внучку? И разве Дерхэм не бежал?

– Я ничего об этом не знала! Ничего не знала! – плакала она.

Хитрые глаза Риотесли внимательно оглядывали комнату.

– Я полагаю, – сказал он, – что вашу милость следует отправить в Тауэр.

Толпа собралась в Тайбурне, чтобы посмотреть, как будут умирать любовники королевы. Первым настала очередь Калпеппера. Как королева могла любить такого человека? Лицо его было измученным, губы синими, кожа напоминала засохший сыр, глаза глубоко запали в черные дыры глазниц. Люди вздрагивали, понимая, что они видят не любовника королевы, а то, что сделали из него мучители, пытавшие его. Счастливый Калпеппер: он был человеком высокого происхождения. И ему должны были отрубить голову.

Так мог считать Дерхэм. Он не был очень знатным. И хотя он просил у короля милости, чтобы ему отрубили голову или повесили, король не пошел на это. Он считал, что должен быть приведен в исполнение приговор, назначенный судьями.

Глаза Дерхэма ничего не видели от боли. Он столько страдал со времени своего ареста. Он не думал, что люди могут быть такими жестокими. Он знал об этих комнатах пыток в подвалах Тауэра, но знать понаслышке и знать по опыту – это совсем разные вещи. Он не хотел жить, потому что если бы он остался в живых, он не смог бы забыть эти мрачные и влажные серые стены, жуткие крики, вызванные агонией, боль и запах крови и уксуса и эти страшные орудия пыток, этих чудовищ, не умеющих мыслить и строго подчиняющихся злой воле людей.

Он страдал, и он должен был страдать еще больше. Он весь состоял из одной боли, но, возможно, он еще не испытал всей полноты боли. Природа более милосердна, чем люди, и тем, кто сильно страдает, она дает возможность потерять сознание. Но люди жестоки, они выводят свои жертвы из обморочного состояния и заставляют их снова страдать.

И он думал о бессознательном состоянии, которое обязательно приходит от невыносимой боли. И еще у него была одна радость: он не предал королеву! Они могут убить Катерину, но ни одна капля крови не замарает его рук. Он любил ее, его намерения по отношению к ней всегда были честными. Он был страстно влюблен в нее, не мог противостоять ей. Но это было вполне естественно. Это не было грехом. Он называл ее своей женой, а она называла его своим мужем. И он больше всего в жизни желал жениться на ней. А теперь, в Тайбурне, когда его ожидали еще ужасающие мучения, сердце его было спокойно, потому что конец близок, сколько бы они не приводили его в сознание для мучений. Эти люди, которые с безразличием взирали на его мучения, чудовища, бывшие только подручными этого отвратительного убийцы, который подмял под себя всю Англию и залил ее кровью, подверг пыткам и смерти, вызывали жалость, как и сам Генрих. Потому что настанет день, и они умрут, но умрут не так, как умрет Дерхэм – они не будут знать тех физических мучений, которые познал он, но они и не будут знать его сердечного спокойствия.

Петля стянулась у него на шее. Он повис в воздухе. Его сковала страшная боль. А потом он лежал на холодных досках и не мог дышать. Но они пытались привести его в чувство, чтобы снова заставить страдать.

Он пришел в себя, чтобы увидеть толпу, окружившую его, услышать гул голосов. Он окинул взглядом человека с кинжалом, приблизившегося к нему, и почувствовал агонию боли. Холодный кинжал и резкая боль. Он закричал, но одновременно с этим услышал успокаивающий его голос. Уже скоро, Дерхэм. Еще немного – и конец. Это не может продолжаться долго. Запомни, они помогают тебе покинуть этот ужасный мир.

Он слышал запах дыма. О Господи, подумал он и снова застонал. Он чувствовал запах своих горящих внутренностей. Сотни горячих ножей впились в него. Он попытался встать. Попытался взмолиться, чтобы они пожалели его. Но он не мог ничего сказать. Он мог только чувствовать боль. Боль была невыносима. Не было казни страшнее, чем та, когда человека вешают, потом снимают с петли, чтобы вспороть живот и сжечь его внутренности.

И он погрузился в темноту. Удар топора, отрубивший ему голову, был для него как нежная ласка.

Джейн Рочфорд опять оказалась в Тауэре. Она была довольно спокойна, когда ее взяли. Но теперь глаза ее дико блестели, волосы спутались и свисали по щекам. Она не знала, почему она здесь. Она разговаривала с теми, которых уже не было в живых.

– Джордж, ты здесь, Джордж? – спрашивала она, безумно хохоча. – Вот мы и встретились, Джордж! Как это справедливо.

Она умолкала, как бы прислушиваясь к разговору других. Потом ею снова овладевал дикий смех, переходящий в рыдания. Леди Рочфорд сошла с ума.

Она выглянула в окно, увидела Темзу и сказала:

– Почему ты окружена великолепием, а я сижу в Тауэре? У тебя есть все, а у меня ничего. Король тебя любит. Джордж тебя любит. О, Джордж, не прячься в тени. Где твоя голова, Джордж? Да, я помню. Они отрубили ее.

Люди боялись с ней оставаться. Было ужасно слышать, как она разговаривала с теми, кого уже не было в живых. Было страшно смотреть в ее глаза, устремленные мимо, в пространство.

– Она разговаривает с призраком Джорджа Болейна, – шептались люди. – Неужели он действительно там? Возможно, мы просто не можем его видеть. Наверное, он преследует ее потому, что она послала его на смерть.

Ее визги и крики пугали тех, кто их слышал. Через некоторое время она стала вести себя спокойно, но глаза ее оставались сумасшедшими.

Однажды она сказала:

– Он пришел, чтобы посмеяться надо мной. Он сказал мне, что моя злоба привела меня к плахе. Он берет в руки свою голову и приподнимает ее, чтобы показать мне, что он не Джордж, а его призрак. Он сказал, что топор, убивший его, был поднят также и мною, а это не что иное, как безумие. Он говорит, что я дважды убийца, потому что убила его, а теперь убью себя.

Она садилась у окна, умоляюще протягивая руки. Следившие за ней люди были в страхе. Их пугал ее безумный вид.

Королева плыла в лодке по Темзе из Сион-Хауза в Тауэр. Она была спокойна и выглядела очень красивой в своем черном бархатном платье. Она благодарила Бога, что было темно и что она не увидит разложившиеся, усиженные мухами головы мужчин, которых она любила. Напряжение прошло. Томас мертв, Фрэнсис мертв. Осталось умереть только Катерине. Она с глубокой нежностью думала о своей старой бабушке, которая арестована и сидит в Тауэре. Она думала о Мэноксе, Дэмпорте и лорде Уильяме, которые вместе с членами семьи и домашними ее бабушки попали под подозрение из-за нее. Она думала о том, что Мария Ласселс была осуждена за свою честность, рассказав о проделках королевы. Она слышала, что король, который был ужасно расстроен и взбешен, теперь приходит в себя и разрешает развлекать себя самым красивым леди при дворе.

Катерина чувствовала себя спокойно, не ненавидя никого, за исключением, может быть, своего дяди Норфолка, который, чтобы спасти себя, хвалится повсюду, что это благодаря ему вдовствующая герцогиня получила по заслугам и находится теперь в Тауэре. Катерина чувствовала к нему презрение. Она вспомнила рассказы бабушки о его жестоком отношении к Анне Болейн.

Леди Рочфорд была с Катериной. Она немного пришла в себя, хотя иногда безумие возвращалось к ней, и никогда нельзя было предсказать, когда она снова увидит призраки. Но Катерине нравилось быть вместе с Джейн Рочфорд, потому что та была свидетельницей и участницей трагедии, постигшей Анну.

Она рассказывала об этих печальных временах – это произошло всего шесть лет назад. Катерина черпала отвагу из рассказов о том, как благородно вела себя Анна даже у плахи.

Сэр Джон Гейдж, занявший место сэра Уильяма Кингстона в качестве констебля Тауэра, пришел к ней на второй день ее пребывания в крепости.

– Я пришел попросить вас приготовиться к смерти, – объявил он торжественно.

Она старалась казаться храброй, но ей это не удавалось. Ей еще не было и двадцати лет, она была так молода, так красива и так любила жизнь. Она впала в истерику и плакала так безысходно, что была на грани безумия.

Люди на улицах осуждали короля.

– Что все это значит? Еще одна королева, на этот раз почти девочка, приговорена к плахе!

– Говорят, она жалела даже своих врагов.

– Не странно ли, что человек может быть проклят с помощью своих жен?

Гейдж вернулся и сказал, что она должна умереть на следующий день.

– Я готова, – ответила ему Катерина. И попросила, чтобы ей принесли плаху и она могла бы попрактиковаться, как класть на нее голову.

– Я слышала, что моя кузина умерла с честью. Я хочу последовать ее примеру. Но она была великолепной леди, а я боюсь, что у меня ничего не получится. То, что она делала естественно, я должна выучить.

Это была странная просьба, но он не мог ей отказать, и плаху принесли к ней в комнату. Она заставила поставить ее в центре. Она грациозно подходила к ней, выглядя такой юной и невинной, что казалось, играет в детскую игру, которая называется казнью. Она положила свою голову на плаху, и так долго держала ее там, что дерево намокло от слез.

Потом она сказала, что устала и хочет немного поспать. Она уснула глубоким и мирным сном, едва коснулась головой подушки. Во сне ее рыжевато-каштановые волосы растрепались, лицо было спокойным, она улыбалась.

Во сне она видела свою кузину Анну, которая ласкала ее, как она это делала, когда Катерина была ребенком, и сказала ей, чтобы она ничего не боялась, потому что умереть очень легко. Резкая боль, а потом мир. Но Катерина не была спокойна, потому что, хотя она и не изменяла королю, когда была за ним замужем, она считала себя виноватой в том, что делала до замужества. Но кузина продолжала ее успокаивать, говоря: «Это ничего. Я была виновна больше, чем ты, потому что была честолюбива и очень горда. Я многим причиняла боль, тогда как ты никого не обижала, кроме себя самой».

Она успокоилась после этого сна. Катерина теперь знала, что так же, как и Анна, она ни в чем не виновата и не заслуживает смерти. Анну убили. Ее тоже убьют. Но умирают быстро, и бояться нечего.

Рано утром, когда ее разбудили, она сказала почти спокойно: – Я забыла, какой сегодня день. Теперь я знаю. Сегодня я умру.

Она шла медленно и с достоинством, как репетировала в комнате прошлым вечером, шла к тому месту у церкви, где шесть лет назад умерла Анна. Одета она была в черный бархат и выглядела очень бледной. Глаза ее были широко открыты, и она старалась уверить себя, что видит свою кузину, улыбающуюся ей сквозь туман, в который она сама скоро уйдет. Она шла и думала, что должна умереть, как королева, как это сделала Анна.

Ее сопровождала Джейн Рочфорд, которая должна была умереть вместе с ней. Джейн вела себя так же достойно, как и королева. Глаза ее смотрели спокойно, и сумасшествие оставило ее. Она с удовольствием ждала смерти, так как ей казалось, что только смертью можно искупить грех, совершенный ею против ее мужа.

Воздух в это раннее февральское утро был прохладным и влажным от реки. Все выглядело нереально. Катерина поискала глазами среди людей, собравшихся на ее казнь, дядю, и с удовольствием отметила, что его среди них нет.

Она произнесла короткую молитву, прося у Бога помочь ее бабушке. Она не стала молиться за Фрэнсиса и Томаса – они спали в мире. Интересно, чувствовала ли Анна легкость в сердце, когда смерть ее была так близко, чувствовала ли она своего рода экзальтацию?..

Катерина заявила, что хочет сказать несколько слов. На глазах у многих присутствовавших появились слезы, потому что в ней не было того высокомерия, которое характеризовало ее кузину, закончившую жизнь столь же трагически. В своем черном бархатном платье она выглядела такой, какой была – очень молоденькой девушкой, не виновной ни в каком преступлении, трагедия ее заключалась в том, что ей не повезло и в нее влюбился безжалостный человек, обладавший абсолютной властью. Некоторые вспомнили, что Анна была признана виновной специально подобранными присяжными, однако она имела возможность защищать себя, и это она сделала ясно, с достоинством и говорила одну правду. Таким образом, последующие поколения поверят в ее невиновность. Но у маленькой Катерины Ховард такой возможности нет. В нарушение закона Англии ее должны казнить без суда, открытого для всех, кто хотел бы на нем присутствовать. Поэтому его приговор можно было назвать одним словом – убийство. Некоторые спрашивали себя, что за человек их король, который второй раз за шесть лет посылает своих молодых жен на плаху. Они вспоминали, что Генрих был первым королем Англии, обагрившим плаху женской кровью и приговаривавший женщин к сожжению на костре. Неужели этот король сам настолько чист душой, спрашивали они себя, что осмеливается приговорить к такой ужасной смерти эту маленькую хрупкую девушку, почти ребенка?..

Она говорила, но голос ее был так тих, что ее трудно было услышать, и пока она говорила, слезы ручьем лились у нее из глаз, потому что говорила она о своем возлюбленном, Калпеппере, голову которого могли видеть все, кто шел по Лондонскому мосту.

Она пыталась заставить этих людей разделить ее любовь к этому молодому человеку, но она не могла рассказать им, как она встретила его и полюбила в Холлингбурне, когда он впервые вошел в ее одинокую жизнь.

– Я любила Калпеппера, – заявила она, пытаясь рассказать им, как он уговаривал ее не выходить замуж за короля. – Я скорее стала бы его женой, чем хозяйкой мира. И поскольку это моя вина, я и должна страдать за это. Я ужасно переживаю, что Калпеппер умер из-за меня.

Голос ее уже совсем не был слышен, и палач, глядя на нее, был охвачен грустью, думая о том, что ему предстоит сделать, – она выглядела очень молоденькой, почти ребенком. Он постарался взять себя в руки, но ему было не по себе, что именно он своими руками должен отрубить ей голову.

Она посмотрела на него глазами, полными слез, умоляя не медлить.

– Я умираю королевой, – воскликнула она, – но предпочла бы умереть женой Калпеппера. Бог, пожалей мою душу. Добрые люди, прошу вас, молитесь за меня…

Она упала на колени и положила голову на плаху не так красиво, как это делала, репетируя в комнате. Но это было так трогательно, что многие отвернулись, вытирая слезы, выступившие у них на глазах.

Она молилась, когда палач одним махом отрубил ей голову.

Сопровождавшие ее, с глазами, полными слез, поспешили закрыть ее бедное тело черной материей и унести, чтобы похоронить в часовне рядом с телом Анны Болейн.

Никто особенно не жалел леди Рочфорд. Эта высохшая женщина была совсем не похожа на очаровательную молодую королеву. Джейн поднялась на эшафот как пилигрим, который после долгого путешествия достиг наконец конца своего пути.

Она обратилась к смотревшей на нее толпе и сказала, что не виновна в преступлении, за которое несет это скорбное наказание. Но наказания она все же заслуживает, ибо способствовала смерти своего мужа, ложно обвинив его в любовной связи с его сестрой, Анной Болейн. Она была почти в экзальтации, когда положила голову на плаху.

– Она сумасшедшая, – шептались в толпе. – Только сумасшедшая может умирать с такой радостью.

Джейн улыбалась, когда палач отрубил ей голову и кровь ее полилась, смешиваясь с кровью убитой королевы.

Король в своем дворце в Гринвиче стоял и смотрел на реку. Он чувствовал себя одиноким и нелюбимым. Он потерял Катерину. Ее обезглавленное тело было похоронено рядом с телом той женщины, которую он тоже любил и которую убил так же, как убил Катерину.

Он был испуган. Отныне он всегда будет испуган. Призраки ворвутся в его жизнь – мириады призраков всех тех мужчин и женщин, кровь которых была пролита по его приказу. Их было так много, что он даже не помнит всех, хотя в их числе были и те, кого он никогда не сможет забыть. Бекингем, Уолси, Мор, Фишер, Монтегю, Эксетер, старая графиня Солсбери, Кромвель… Он мог сказать своей совести, что уничтожил этих людей на благо Англии. Но были и другие, о которых он всеми силами старался забыть – Вестон, Бриртон, Норрис, Смитон, Дерхэм, Калпеппер, Джордж Болейн, Катерина… и Анна.

Он думал об Анне, которую когда-то любил так страстно. Он никогда никого не любил так, как любил Анну. И никогда никого не полюбит. Потому что его любовь к Катерине была любовью старого себялюбивого человека, покончившего с любовными похождениями. Любовь же его к Анне была полна увлекательной охоты и страстного желания обладать ею, нежности, романтики и мечтаний об идиллии.

Он услышал, что кто-то подошел к нему. Его волосы встали дыбом от страха, лоб взмок. Ему показалось, что рядом с ним стоит Анна. Посмотрев снова, он понял, что это видение, порожденное его полным вины разумом убийцы, потому что рядом с ним стояла не Анна, а его дочь. Она очень часто напоминала ему свою мать. Он любил ее больше всех остальных своих детей. Она была очень на него похожа. Но она была похожа и на свою мать. Иногда она выводила его из себя, но и ее мать делала то же самое, но он любил ее. Он любил Елизавету, ярко-рыжую, отважную, вспыльчивую девушку. Она никогда не будет чернобровой красавицей, какой была ее мать. Она была рыжей, как отец. Его вдруг охватил гнев. Почему, почему она не родилась мальчиком?..

Она не сказала ему ни слова – просто молча стояла рядом. Внимание ее привлек большой корабль, самый большой из всех его кораблей, плывший по реке. Она смотрела на него круглыми от восхищения глазами. Он почувствовал гордость, и его еще больше потянуло к ней, потому что она восхищалась кораблем, который был построен по его приказанию.

Глядя на этот корабль, он повеселел. Ему нужно было как-то подбодрить себя. Он был обеспокоен. Думать, что видишь привидение, было довольно волнительно для человека с такими глубоко укоренившимися предрассудками. И он стал думать, кто же он такой, этот Генрих, король Англии, который всегда казался ему таким могущественным и благочестивым.

Он был великим королем, он многое сделал для Англии, потому что сам был Англией. Но он также был убийцей – он признавал это время от времени. Он признавал это и теперь, стоя рядом с дочерью Анны и глядя на реку. Он убил Анну, которую любил больше всех. Он убил Катерину – и ее тоже любил. Но он стал строить великую Англию, потому что Англия и он – это одно целое.

Он думал об этой земле, которую очень любил, об апрельском солнце и о слабом душистом дожде, о полях и холмах, покрытых дикими цветами, и о реке, текущей мимо его дворцов к морю. Его страна больше не была просто островом у берегов Континента, Европы – это была страна, которая становилась могущественной и обещала увеличить свое могущество. И это сделал он, потому что крушил все преграды, стоявшие у него на пути. А он был Англией.

Он думал о прожитых годах, обагренных пролитой кровью. Уэльс был побежден, и несколько недель назад он присвоил себе титул короля Ирландии. Он планировал женить своего сына Эдуарда на шотландской принцессе. Когда он стремился заполучить богатства, богаче становилась Англия. Он присоединит все эти острова к Англии, а потом…

Он хотел сделать Англию великой. Он хотел, чтобы народ его, вспоминая о том времени, когда он царствовал, вспомнил не о крови, пролитой мучениками, а о величии и славе Англии.

Он мечтал. Он видел свои великолепные корабли. Он превратил свой флот в настоящее чудо. Он думал о завоевании Франции, но не смог сделать этого. Франция была могущественной страной, и очень много английской крови уже пролилось на ее земле. Но есть еще другие земли. Люди плавали на кораблях из Испании и Португалии и находили все новые земли. Папа провел линию от полюса до полюса и сказал, что все земли, открытые к востоку от этой линии, принадлежат Португалии, а к западу – Испании. Но у Англии были лучшие корабли в мире, а значит, эти земли должны принадлежать Англии. Выходит, снова война? Он боялся пролить кровь английских подданных – это ослабило бы Англию и самого Генриха, потому что он, с тех пор как Уолси оставил его и он стал править Англией единолично, никогда не забывал, что Англия – это Генрих.

Англичане не будут проливать свою кровь, это не способ достичь величия. Что если через несколько поколений Англия займет место Испании? Он ненавидел Испанию так же сильно, как любил Англию. Что если английские корабли будут торговать с новыми землями вместо того, чтобы воевать и грабить их и силой обращать в свою веру? У него есть корабли… Если бы Испания стала слабой… Какое будущее для Англии!

Он думал о своем бледном, тщедушном сыне. Нет, только сын Анны мог бы осуществить эти его мечты. Он посмотрел на дочь Анны, такую живую, такую любознательную. Она так много взяла от него и от Анны.

О, Анна, почему ты не родила мне сына? Почему эта девочка не мальчик?..

Что может дать этот ученый Эдуард Англии? Разве он сможет сделать то, что сделала бы эта девочка, если была бы мальчиком? Он смотрел на ее раскрасневшееся лицо, на ее сверкающие глаза, следившие за кораблем, на ее решительный профиль. Но все это чепуха. Она девочка!

Величие его мыслей пугало его. Мысли его снова спутались. Он был стариком с дурным характером, у него сильно болела нога, он был очень одинок, потому что только что убил свою молодую жену, чья юность и красота были для него теплым и сверкающим пламенем, согревавшим его старое тело.

Тут он напомнил своей совести, которая лучше сохранилась, чем тело, что Анна изменяла ему с другими мужчинами, предавала его, и что ее смерть была не убийством, а торжеством справедливости.

Он нахмурился, глядя на Елизавету. Она была слишком высокомерной, слишком похожей на свою мать. Он хотел бы не вспоминать крики, смешивавшиеся с пением в часовне. Катерина была распутницей, изменницей и предательницей. Такой же, как и Анна.

Корабль скрылся из вида. Он больше не думал о кораблях, он думал о женщинах. Он представил себе женщину, такую же красивую и желанную, как Анна, но скромную и послушную, как Джейн, и молодую и веселую, как Катерина. Он облизал горячим языком губы и улыбнулся.

Он подумал, что ему нужно поискать себе новую жену… на благо Англии.