Пятьдесят оттенков хаки

Приятели, как по команде, обернулись и встретились с колючим взглядом человека в штатском. Лицо незнакомца было непроницаемым. «Вижу, звездам на ваших погонах стало тесно, товарищи лейтенанты?» – с ухмылкой поинтересовался гость. После этих слов с лиц Крылова и Орлова моментально исчезло всяческое подобие улыбки. А их невозмутимый визави спокойно уточнил: «Еще вопросы есть?» Молодые люди нахмурились и промолчали.

– Повторить вопрос?

– Никак нет! – дружно выпалили лейтенанты.

– Каждому полагается кровать, тумбочка и табурет, – пришел на выручку простоватый комендант, разряжая обстановку. – Удобства, извиняюсь, в конце коридора.

– А что здесь коридор? – по привычке попытался сострить Павел, но, видя нездоровый интерес в глазах новоиспеченного собеседника, буркнул. – Ничего себе удобства, – и принялся разбирать вещи.

«Как фамилия этого балагура?» – негромко уточнил человек в штатском у Петренко. Николай замешкался с ответом, делая вид, что запамятовал. «Не расслышал?» – стал прессинговать незнакомец. Колюня побледнел и едва слышно выдохнул: «Орлов». «Посмотрим, что за птица», – с вызовом пообещал гость и уверенно направился к выходу.

– Кто такой? – проводив его взглядом, шепотом поинтересовался у коменданта Крылов.

– Капитан Чернов из особого отдела, – пояснил тот, отводя глаза.

Наутро, приведя себя в порядок и перекусив на ходу, парни, изучая живописный портрет Главкома над дверью, дружно потянулись к выходу. «Товарищи офицеры, равнение на маршала Крылова!» – взял под козырек Орлов, косясь на красочное изображение. Чеканя шаг, лейтенант шел прямиком к двери, но дорогу ему преградила женщина крупного телосложения с красной повязкой на рукаве. Другая, чуть моложе и значительно стройнее, стала рядом и развела руки в стороны, преграждая путь неуемным новичкам.

– Премного благодарны за объятия, милые дамы, но нас ждет встреча с командованием, – галантно посторонился Орлов.

– Ожидайте, за вами придут, – последовал суровый ответ.

– Как скоро, сударыня? – тактично поинтересовался Павел.

– Не знаю.

– Можем ли мы пока обозреть окрестности?

– Не положено!

– Кем не положено?

Женщина вместо слов многозначительно ткнула пальцем вверх, аккурат в портрет маршала. Брови офицера удивленно поползли вверх:

– Неужели Сам запретил? – иронично уточнил он.

– Не хами, – отрезала та, что постарше.

– Фи, и вовсе вы не милые, – Орлов повернулся к Александру и заговорщицки подмигнул приятелю: – Лейтенант Крылов, требуется ваша помощь: срочно свяжитесь с маршалом и сообщите ему, что нас без всякой на то причины почему-то держат взаперти!

– Ну и где здесь спецсвязь? – подыграл приятель.

Опешившие женщины испуганно переглянулись и буквально накрыли собой телефонный аппарат.

– Скажите, пожалуйста, можем ли мы хотя бы сделать глоток свежего воздуха? – пошел в наступление Петренко.

– Не положено! – хором выкрикнули дамы.

– А что положено? – возмутился Николай.

– Ждать.

– Ясно… – он вернулся к кровати и обреченно плюхнулся поверх покрывала.

– Колюня, самое время вздремнуть, – поддел его Орлов, взбивая жесткую подушку. – Граждане, ответственный момент, – лицо Павла озарила улыбка. – Подходите ближе! Попрошу тишины. Предлагаю коллегиально утвердить план проведения досуга!

Попытка вырваться на волю не принесла успеха ни на завтра, ни на третий, ни на пятый день. В ожидании руководства лейтенанты резались в азартные и интеллектуальные игры, травили анекдоты и байки, писали письма и острили. К концу недели запасы продовольствия, курева и терпения достигли критической отметки. В настроении офицеров появились нотки плохо скрываемой нервозности. В общежитии воцарилась атмосфера хаоса и анархии. Слоняясь без дела, Орлов выкрикивал вирши собственного сочинения:

Нас не пускают за ворота,

«До ветру» не дают пойти.

Все потому, что мудрый кто-то

Велит держать нас взаперти…

Товарищи не откликнулись и не поддержали его стихотворный протест. Решив развеселить их, Павел устроил импровизированный аукцион. С загадочным видом он извлек из тумбочки папиросу не первой свежести, втянул в себя ее «аромат» и, прыгнув с ногами на табурет, торжественно произнес:

– Внимание, внимание! Открываем сегодняшние торги. Лот номер один: папироса «Беломор». Ваша цена, господа?

– Бутерброд с заплесневевшим сыром!

– Кто больше?

– Банка «кильки» в томатном соусе, с овощами!

– Недурно. Кто больше?

– Пашка, прекрати базар! Дай поспать! – пряча голову под подушку, потребовал от приятеля Петренко.

– Полноте, друг любезный, дрыхнуть в столь знаменательный для всех нас час! – Орлов водрузил папиросу над головой. – Итак, ваши предложения, товарищи офицеры?

– Сборник стихов Евгения Евтушенко.

– Прекрасно, юноша! – Павел зажмурился и приготовился ткнуть пальцем в сторону приглянувшегося варианта. – Победил…

– Выговор! – строго произнес невесть откуда возникший полковник.

– Грубо, мой друг, скорее даже глупо, – язвительно бросил через плечо Орлов, не открывая глаз.

– Строгий выговор! – уверенно повторил командир.

Лейтенант обернулся и обескуражено замер на полуслове, едва не рухнув с табурета плашмя. Высокий гость поймал балагура на лету и гневно сверкнул глазами:

– Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?!

– Что, что? Полный беспредел! – взорвался-таки пытавшийся заснуть Петренко и взмолился: – Замолчите, наконец!

– Что-о-о? – возмутился полковник и рявкнул: – Встать!

Из-под одеяла показалась взлохмаченная голова Колюни. Он недовольно осмотрелся, но при виде начальства мгновенно пришел в себя, испуганно вскочил и стал лихорадочно застегиваться.

– Разгильдяй! – бросил в сердцах командир. – Устроили тут цирк, понимаешь ли! Потрудитесь представиться!

– Лейтенант Петренко, – с трудом выдавил из себя Николай.

От волнения ему не удавалось застегнуть верхнюю пуговицу.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться! Лейтенант Крылов, – пришел на помощь товарищу Александр.

Полковник настороженно посмотрел на новичка и перевел взгляд на висевшее над входом изображение маршала. На первый взгляд, портретное сходство было очевидным. На какое-то мгновение повисла тягучая пауза. Чувствовалось, что командир прикидывает в уме, в каком родстве могут состоять Главнокомандующий и бойкий лейтенант. Молодой офицер, не отрываясь, смотрел в глаза руководителя, чем без сомнения ввел его в трепетное смятение. Командир собрался с мыслями и уже спокойнее уточнил:

– Что у вас?

– Поясните, почему советские офицеры, дипломированные специалисты, коммунисты, шестые сутки сидят без еды и питья. Нам даже не позволяют выйти на свежий воздух.

Полковник побледнел. Чуть ниже его волевого подбородка вздулись и стали отчаянно пульсировать желваки. Он поискал глазами Чернова.

– Товарищ полковник, – суетливо вступил в разговор молчун, – я сейчас все доложу…

– Доложишь, капитан, по всем статьям доложишь! – пригрозил командир. – Почему люди столько времени не на объекте?

– Пропуска оформляем!

– Так ведь не на Луну!

Особист опустил глаза и не ответил.

– Товарищи офицеры, – обратился к молодежи начальник. – Я командир части полковник Зубов. Прошу извинить за создавшуюся ситуацию. Виновные будут наказаны! – сухо пообещал он, направляясь к выходу, и уже у двери добавил: – Сейчас вас доставят в столовую, а через два часа всем быть в МИКе. – Зубов бросил строгий взгляд на Чернова. – Тебе все ясно?

– Так точно, товарищ полковник! – буркнул тот.

Дальнейшая напряженная работа сгладила остроту конфликта. Вникнув в ситуацию и видя безудержное стремление молодых офицеров овладеть знаниями и профессией, Зубов с легкостью вычеркнул из памяти недавний инцидент. При появлении командира лейтенанты открыто делились с ним самым сокровенным. Полковник охотно и подолгу беседовал с будущей сменой, давая бесценные рекомендации и советы. Со временем его отношения с новичками стали по-отечески доверительными. Если они и спорили, то вдумчиво, прислушиваясь к аргументам сторон. Если обменивались мнениями, то, не горячась, высказываясь обстоятельно и уважительно. Уже к концу первого месяца Зубов знал о своих подопечных все. Кто и на ком женат, какие испытывает трудности и в какой помощи нуждается. Ему было известно, как молодежь проводит свой досуг, чем увлекается, с кем переписывается, какие строит планы на будущее. Руководитель от бога, он щедро делился опытом и искренне радовался, когда новый боевой расчет окончательно освоился и перешел с ракетой на «ты», досконально вникнув в каждую мелочь и изучив «изделие», как свои пять пальцев.

Спустя пару месяцев боевой расчет построился недалеко от установленной на старте ракеты. На фоне темного неба в свете прожекторов ее корпус смотрелся грациозно и величественно. Рядом со старшими товарищами стояла молодежь – Крылов, Орлов, Петренко. Зубов прокашлялся и осмотрел строй: «Товарищи! Наше обучение завершено. Сегодня Родина доверила нам проведение первого пуска собственными силами. От того, как мы справимся с этой задачей, зависит очень многое. Всех нас уже заждались в месте постоянной дислокации. Часть станет нашим домом, куда мы вскоре перевезем свои семьи. А пока от нас требуется только одно: показать свое умение, – полковник выдержал паузу и торжественно произнес: – Приказываю приступить к подготовке ракеты к пуску! К бою!» Все бросились по рабочим местам. Через несколько часов напряженной работы из динамика донеслось: «Внимание! Минутная готовность!» В звенящей от напряжения тишине время метрономом отстукивало секунду за секундой. И вот прозвучала заветная команда: «Пуск!» Вихрем взлетели над землей миллионы песчинок, увлекаемые воздушным потоком в бешеную пляску. Небо озарилось огненными сполохами, освещая степь на десятки километров вокруг. Присутствующие заворожено следили за плавным подъемом земной посланницы. Грохот ее прощальных аккордов эхом отдавался в каждом из сотен сердец ее творцов. Свершилось! Победа!

Ракета с ревом покинула стартовый стол, растворившись в плотной пелене облаков, а боевой расчет какое-то время стоял без движения, с волнением прислушиваясь к затихающему гулу. Многомесячный период подготовки остался позади…

Договорившись с Крыловым о встрече на космодроме, Маша вернулась в купе и прилегла. Никита по-прежнему крепко спал. Ее восхищала способность коллеги в дороге ли, в гостинице или на рабочем месте отключаться до такой степени безмятежно, поскольку самой заснуть под стук вагонных колес удавалось с трудом и то лишь под утро. Сегодняшняя ночь не стала исключением. Свет уличного фонаря резко ударил по глазам. Журналистка вздрогнула и села. За стеклом проплывали здания времен далеких 80-х. Рой нахлынувших воспоминаний беззастенчиво вытеснил робкое подобие сна.

Глава пятая

…До прихода Маши в ГДО кабинет инструктора по культурно-художественной работе представлял собой заброшенный танцкласс, с помутневшими от времени зеркалами в человеческий рост вдоль стен. Она быстро превратила его в мини-оранжерею. Горшки и вазы с цветами на рабочем столе мирно соседствовали с книгами, журналами, сборниками стихов и песен. Растения были всюду – на окнах и шкафах, на стенах и даже на стульях. Готовясь к проведению очередного вечера отдыха, Маша старательно изучала незаезженные шарады и брала на заметку новые конкурсы. Дверь открылась без стука, вошла Сундукова. На ней было темно зеленое платье миди с шалью грязно-желтого цвета через плечо. Колготы почему-то тоже отливали зеленью, подчеркивая дефекты и без того не очень ладных ног. «Не помешаю?» – Марьяна царственно оглядела себя в зеркалах и предусмотрительно выглянула в распахнутое окно. Сделав звук радио громче, она села напротив.

– А ты молодец, целый Ботанический сад организовала! Не рассказать ли о тебе в воскресной радиопередаче?

– Не стоит, – Маша захлопнула книгу. – Что-то случилось?

– С чего ты взяла?

– Иначе бы ты не пришла.

– Захотелось немного посекретничать, – пропустила мимо ушей последнее замечание гостья. – Вижу, готовишься к открытию танцевального зала? – кивнула она на ворох записей.

– Завтра торжественно перережем ленточку. Вот тебе и сюжет.

– Кстати, открывать зал будет генерал Петров, – Сундукова оглянулась на дверь, непринужденно откинулась на спинку кресла и понизила голос. – Человек он интеллигентный и, как ты понимаешь, с огромными связями. Советую воспользоваться ситуацией и завести с ним личное знакомство, – многозначительно шепнула она и уже для кого-то в коридоре громко подытожила: – И ни с кем ничего не обсуждай, даже в полголоса – со всех щелей растут уши!

Из-за двери раздался звук спешно удаляющихся шагов. Марьяна самодовольно хмыкнула:

– Как видишь, ловят каждое слово…

– Чтобы цитировать? – шутливо поддела Маша.

– … чтобы переврать и потом разнести по всему гарнизону.

– Слава весьма обременительна.

Сундукова уловила ее интонацию и улыбнулась в ответ.

– А ты не так проста, как кажешься! – скорее всего, повторила чью-то мысль радиодива и хитро подмигнула. – Лично я полагаю, что без амбиций творческий человек ничего не добьется. Даже наши античные предки были убеждены, что цель оправдывает средства.

– Насколько мне известно, эту точку зрения опровергают советские педагоги, считая эту идеологию разрушительной и крайне опасной…

– В тебе что-то есть, – удовлетворенно кивнула Марьяна.

Она пересела на подоконник и повернула кресло с Машей к себе, чтобы смотреть в лицо. Шарниры протяжно заскрипели. Сундукова отточенным движением достала сигарету и протянула пачку собеседнице. Та вежливо отказалась.

– А ты еще и не куришь? Вот так сюрприз.

Сквозняком распахнуло входную дверь. Маша встала, чтобы закрыть ее. Ветер разметал ее длинные локоны, разом превратив то ли в русалку, то ли в колдунью. Марьяна оценила статную фигуру, красивую походку и плавность движений новоиспеченной коллеги. Поймав взгляд гостьи, хозяйка кабинета почувствовала неловкость.

– Ты права, я по делу, – сняла напряжение Сундукова, забросив ногу на ногу. – Ухожу на диплом, а дела сдать некому. Выручай – подмени хотя бы на время. Без своих радиопередач городу оставаться нельзя. Они не бог весть какие, – самокритично заметила она, – но должны выходить в эфир ежедневно. Схема донельзя проста: звонкий репортаж из части или славные городские новости, после чего – объявления, поздравления, прогноз погоды. График очередности отработан годами. Понедельник, среда, пятница – военные. Вторник, четверг – культура, школы, детсады. Суббота – рапорт доблестной милиции о происшествиях за неделю. В воскресенье – концерт по заявкам и объявления. В этот день, кстати, если будет потребность в самовыражении, можно сделать сюжет для души, – Марьяна хитро подмигнула своему зеркальному отражению. – Из года в год работаем по накатанной схеме. Срыв невозможен, поскольку за прибытие офицеров отвечает политотдел. Они сами редактируют тексты, проверяя наличие в них секретов и контролируя дикцию ораторов. Так что – никаких проблем и накладок. Придет чтец, отбарабанит свои записи – и адью. Кстати, если тебя не будет, его запишет оператор. А потом смонтирует и добавит твои слова. У нас ведь не прямой эфир – что надо подчистим, подправим, вырежем.

– А зачем тогда ведущая? Я со школьной скамьи работала только вживую, не говоря об университете.

– Вчерашний день! При записи чище звук, невозможны оговорки и ошибки, можно наложить музыку. Диктору достаточно грамотно дописать заставки и объявления. Должен же кто-то представить героя дня, озвучив заодно киносеансы, распорядок работы бытового комбината и домовой кухни, – иронично призналась Сундукова. – К примеру, сегодня принесли очередной шедевр, где значится, что возобновила работу городская баня, – и процитировала: – «Мужское и женское отделения работают одновременно».

Приятельницы переглянулись и расхохотались.

– И кому нужны такие передачи? – уточнила Маша.

– Начальству. Они их вполне устраивают.

– А горожан?

– Люди их даже не слушают. Революции и потрясения им ни к чему. В военном гарнизоне главное что? Правильно: спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.

– А почему нельзя дать в эфир репортаж о работе сферы быта или с места событий, который возьмет за живое?

– Каких событий? Открытие бани после ремонта? Или утренник в детском саду? Не смеши! Не станешь же ты говорить, что майор Н. ушел от жены, а у директрисы новой школы молодой любовник.

– Можно рассказать о работе лучших врачей или педагогов.

– И нажить кучу врагов! – с сарказмом усмехнулась гостья. – Тебе это надо? Работы на два дня, а обид до конца жизни.

– Почему обид?

– Потому что всегда есть завистники, которые скажут, что их стаж больше, а заслуги значимее и рассказывать надобно только о них, а не о какой-то там Марье Ивановне.

– А нештатные ситуации на пуске? Людям будет интересно.

– Ты в своем уме? Думай, что говоришь! В работе советских военных и отечественной техники нет и не может быть сбоев. По определению. Иная информация на руку лишь врагам, – перешла на шепот Марьяна. – Нештатная ситуация – это всегда чья-то ошибка. Ее обсуждать нельзя, иначе тобой заинтересуются органы. А от них лучше держаться в стороне…

– Должно же быть что-то интересное, для души!

– Сколько угодно! Вот заедут к нам московские артисты со сборным концертом или писатель какой-нибудь пожалует – стряпай себе на здоровье интервью для радиогурманов. Разговоров будет на неделю. Потом повторишь этот сюжет «по многочисленным заявкам слушателей», – хохотнула Сундукова.

– К чему кого-то ждать? Можно подготовить обзор прессы.

– Сразу видно, что радио ты не слушаешь, иначе была бы в курсе, что библиотека ежемесячно анонсирует книжные новинки. А газеты каждый выписывает на свой вкус. Что в них обобщать? Сплошные передовицы! Поверь моему опыту, подобные инициативы наказуемы. Нашим людям больше всего нравится слушать себя, любимых. Их хлебом не корми, дай пробиться в эфир и высказаться о концерте или параде. Я раньше наивно брала интервью прямо на улице. Очередь выстраивалась – будь здоров. А назавтра все шептались, что можно было найти более интересных собеседников. Поначалу жутко переживала, а потом сделала оргвыводы и переместилась исключительно в студию. Зову только нужных людей. Завистников, конечно, не убавилось, а вот полезных знакомств стало в разы больше. Рекомендую не нарушать традиций – целее будешь.

– А ты не допускаешь мысли, что люди искренне хотят поделиться впечатлениями, вот и переживают.

– Не смеши меня! Они переживают, что записали соседа, а не его. Только и всего.

– Ты несправедлива. Амбиции здесь не причем, тем более ты говоришь, что радио никто не слушает, – возразила Маша.

– Святая простота! Слушают все, но при случае брезгливо вворачивают: «Я местную «говорилку» даже не включаю».

– Ты злая.

– Пусть так, – не стала возражать Марьяна, пристально глядя в глаза собеседнице. – Так ты меня выручишь? Без твоего согласия меня не отпустят, а диплом пока в зачаточном состоянии.

– Надолго?

– Могла бы солгать, что на месяц, – она задумалась, – но ведь не уложусь. Месяца два, а то и три. Имей в виду, желающих заменить меня – хоть отбавляй. Просто я искренне хочу дать тебе шанс прописаться на местном Олимпе, поскольку мне импонирует твоя независимость. Впрочем, имеешь полное право отказаться… – не оборачиваясь, гостья направилась к двери и уже через плечо бросила: – Поразмысли на досуге – загляну после обеда.

Маша хотела удержать коллегу, но вовремя передумала. Жалости та не приемлет, а в утешениях не нуждается. Она лишь сейчас отчетливо поняла, что Сундукова, в сущности, глубоко одинока и практически беззащитна.

…Марьяна выросла в многодетной семье богом забытого села в молдавской глубинке. На фоне равнодушных к учебе сверстников девочка не хватала звезд с неба, но при этом отчетливо понимала, что вырваться из цепких лап сельского быта поможет только диплом о высшем образовании, а потому к намеченной цели шла поступательно. Не без труда стала студенткой пединститута неподалеку от дома, но чрезмерными занятиями себя не утруждала, отлично понимая, что обучение синтаксису и пунктуации юных полеводов и механизаторов не имеет ничего общего с ее радужными мечтами о будущем.

Когда в конце первого семестра на один из факультетских вечеров заглянул брат ее сокурсницы, Сундукова не придала этому факту абсолютно никакого значения, пока подруга не шепнула ей по секрету, что огненно-рыжий коротышка в следующем году выпускается из военного училища. Распушив волосы, как павлин хвост, Марьяна пригласила гостя на белый танец. Преодолев робость, он чуть позже последовал примеру девушки. Под занавес парень топтался уже не так неуклюже, но все еще краснел от каждого слова и прикосновения. Проводив подружек до входа в общежитие, Игорь пожелал им спокойной ночи и направился на вокзал, так как заночевать в городе было негде. Марьяна развернула его и устроила на ночлег в комнату выпускников, которые разъехались на практику. В благодарность молодой человек пригласил ее в кино. Через день они перешли на «ты». Через три гуляли каждый вечер в парке, а к концу недели знали друг о друге практически все. Когда отпуск будущего офицера завершился, молодые люди обменялись адресами и стали писать друг другу едва ли не каждый день. Окрыленный Игорь – с энтузиазмом, флегматичная Марьяна – с прицелом в будущее.

Ближе к весне студентка получила официальное предложение руки и сердца – кавалер признавался ей в любви и звал замуж. Сказать, что она с детства мечтала заполучить фамилию Сундукова, девушка не могла. Но, трезво взвесив все «за» и «против», убедила себя, что прозябание в сельской школе под звучной девичьей фамилией с перспективой остаться в старых девах претит ее деятельной натуре. Без особых раздумий она приняла предложение непритязательного поклонника, перевелась на заочное отделение и последовала за мужем в таежный гарнизон.

На новом месте судьба оказалась к ней весьма благосклонной, преподнеся в дар шанс с перспективой. Вскоре после рождения дочери освободилось место в приемной недавно приступившего к исполнению своих обязанностей начальника политотдела. Немолодой полковник хотел видеть рядом с собой работящую молодую сотрудницу весьма скромной наружности, но непременно с творческими задатками. Как говорится, и жене спокойней, и делу на пользу. Дебют Марьяны был замечен: ей удалось разбавить наискучнейший отчетный доклад шефа парой-тройкой ярких афоризмов и удачными литературными сравнениями. По этой причине во время очередной партконференции публика в заполненном до предела актовом зале ГДО впервые не зевала. Бодров по достоинству оценил способности трудолюбивой помощницы. Чем удачнее Сундукова добавляла «изюма» и «перца» в публичные опусы своего начальника, тем быстрее продвигался по службе ее муж.

По рекомендации Бодрова Игорь быстро сменил род деятельности и переквалифицировался из инженеров в замполиты. Вскоре шеф жены получил генеральский чин, в связи с чем карьерный рост его протеже стремительно стал набирать обороты: когда в гарнизонной радиостудии появилась заветная вакансия, лакомый кусочек достался именно Марьяне. Молодая женщина с удовольствием заняла значимый в гарнизонной иерархии пост диктора и уверенно расположилась в самом уютном крыле Дома офицеров. Нельзя сказать, что ее появление вызвало восторг многочисленных претенденток на это кресло, каждая из которых втайне от конкуренток не один год лелеяла радужные планы. В юной выскочке им не нравилось абсолютно все. Но сей факт нимало не смутил успевшую поднатореть в коридорах власти Сундукову. Не заметить, что ее передачи отличаются стилем и новизной, было сложно. А это, как известно, не только привлекает внимание, но и вызывает бурный протест. Впрочем, поддержка высокого начальства гарантировала Марьяне отсутствие официальной критики. В противовес чему «сарафанное радио» быстро превратило ее в объект многочисленных пересудов и сплетен. Современные специалисты по пиару советуют своим заказчикам поднимать рейтинги популярности с помощью именно этого оружия. Существенно опередив время и рекомендации политтехнологов, Сундукова уверенно шагнула в круг избранных.

Как правило, дверь на местный Олимп дамам открывали большие звезды на погонах мужей. В отличие от жен комсостава радиодива не имела за спиной влиятельного супруга, но она была молода, стройна и умела виртуозно поддерживать любую беседу. Возраст и эрудиция давали ей неоспоримое преимущество и со временем стали своеобразной визитной карточкой. В гарнизонной Табели о рангах появилась в высшей степени демократичная категория, олицетворением которой стала Марьяна. Ее весомый статус обсуждали все, кому не лень. Одни с явной неприязнью, другие с откровенной завистью. Триумфаторша смотрела на многочисленных недоброжелателей свысока, игнорируя любые кривотолки. Получив со временем беспрепятственный доступ в святая святых военторговских складов, она на зависть окружающим стала одеваться броско и модно, от природы обладая при этом фигурой и ростом манекенщицы. Впрочем, Сундукова не часто позволяла себе покупку импортных новинок. Выросшая в семье без достатка, она научилась шить и вязать наряды своими руками и делала это с превеликим удовольствием. При этом Марьяна каждый месяц выкраивала из скромного бюджета семьи и отправляла матери значительную сумму, заботясь об оставшихся сиротами племянниках. Их благополучие и радости маленькой дочки тревожили вчерашнюю провинциалку несравненно больше праздной болтовни недругов. Прекрасно сознавая, что карта жизни изобилует великим множеством далеко не безопасных ловушек, Сундукова прилагала немало усилий, чтобы не спугнуть удачу, и считала непозволительной роскошью отвлекаться на сплетников и пустяки.

Маша мысленно пожелала Марьяне успехов и принялась за доработку сценария танцевального вечера, не сразу заметив, что рабочий день давно завершен. Отложив в сторону пособия и методички, она спешно заперла кабинет и отправилась сдавать ключи.

В малом актовом зале бурно дискуссировали – за приоткрытой дверью шло заседание женсовета одной из частей. Шум спровоцировал один из пунктов доклада Бедоносовой. Навалившись нескладной фигурой на небольшую трибуну, активистка сухо отчитывалась перед коллективом.

– …Вот вкратце тот объем работы, который проделан женсоветом за отчетный период, – она взглядом цербера осмотрела собравшихся. – Скажу откровенно, на фоне других коллективов мы все еще на высоте, но используем далеко не все резервы. Например, Ада Сергеевна могла бы отдавать общественной работе больше сил, времени и энтузиазма. Но с тех пор, как она стала методистом, ее рвение заметно поугасло.

– Возражаю! – с вызовом вскочила с места тощая дамочка с весьма отталкивающей внешностью. – В минувшем полугодии мы внедрили массу новых разработок. Конкурс рукоделий, например, взят на вооружение другими коллективами гарнизона. А лучшие сценарии проведения семейных праздников обсуждались даже на окружном семинаре, после чего меня пригласили выступить перед столичными активистами, – поучительно акцентировала она.

– К сожалению, руководство гарнизона может оплатить командировку только одному участнику, – с показной горечью возликовала Бедоносова. – Придется ехать мне. Но вы не волнуйтесь – я расскажу обо всех наших находках, – спешно заверила она.

– Давайте поздравим Аду Сергеевну, – выкрикнули с последнего ряда. – Воспитатели ее детсада стали лучшими на районном смотре-конкурсе. А это, прежде всего, заслуга толкового методиста!

– Поздравляю, – нехотя кивнула докладчица и не удержалась от комментария: – Легко работать, когда муж – командир части. Митрофановой фамилия помогает.

– Приказать воспитателям работать лучше мой муж не в состоянии, – съехидничала Ада и с намеком подытожила: – Каждый трудится в силу своих способностей и талантов.

– Но у командира значительно больше возможностей.

– Можно подумать, он лично проводит занятиями с детьми и подтирает им носы! – Ада вышла к трибуне и, намеренно заслонив собой соперницу, повернулась лицом к аудитории. – Дорогие женщины, я пришла не отчитываться – моя работа как на ладони и в оценке Анны Алексеевны не нуждается. Просто Илья Федорович возглавил соседнюю часть, и я вынуждена попрощаться с нашим славным коллективом.

– Нам будет вас не хватать, – с радостным блеском в глазах сообщила из-за ее спины докладчица, упорно не желая покидать сцену. – Не сомневаюсь, что теперь и ваша карьера быстро пойдет в гору, и в скором будущем вы возглавите детский сад.

Митрофанова не среагировала на укол и продолжила:

– Милые дамы, благодарю вас за поддержку и высокую оценку моей работы, – она театрально приложила руку к сердцу, изображая поклон. – Надеюсь, мой уход никак не скажется на успехах вашего коллектива.

– Не сомневайтесь, – в пику ей вставила Бедоносова, возникнув из-за спины Ады, но время победных реляций было упущено.

Аудитория бурно обсуждала уход претендентки, не обращая внимания на усилия Анны, лицо которой исказила злоба. Когда заседатели стали расходиться, председатель женсовета призывно выкрикнула: «Женщины, задержитесь на минутку. Желающие поехать на экскурсию по монастырям, записывайтесь у меня», – она, словно знаменем, размахивала над головой листом бумаги. Небрежно швырнув сумку в кресло первого ряда, Бедоносова гордо вернулась за стол президиума.

Обгоняя друг друга, дамы поспешили к импровизированной сцене. Лишь Митрофанова направилась к выходу. У двери в глаза ей бросился плащ конкурентки. Ада оглянулась и, убедившись, что женщины плотно обступили стол президиума и не обращают на нее ни малейшего внимания, достала из ридикюля небольшую косметичку, извлекла из нее несколько засушенных цветков, наклонилась и, делая вид, что поправляет туфли, незаметно посыпала одежду активистки лепестками, что-то шепнув при этом. Швырнув следом припасенную в кармане куртки горсть песка, возмутительница спокойствия, не озираясь, стремительно покинула помещение.

Чтобы не столкнуться лоб в лоб, Маше пришлось отступить за колонну. Заглянув в зал, она решила не испытывать судьбу и невзначай уронила одежду Бедоносовой на пол, разом стряхнув и лепестки, и песок. «Маша, есть местечко на экскурсию», – заметив ее, предложила Анна. «Увы, я занята», – с чувством выполненного долга открестилась гостья.

Ближе к вечеру в дверь Машиного кабинета как-то странно постучали. Хозяйка удивленно прислушалась, отложила в сторону книги и предложила войти. Но глухой звук повторился снова. Маша распахнула дверь и едва не сбила с ног стоящую спиной Марьяну – обе ее руки были заняты цветочными горшками, потому стучала она каблуком туфельки. «Вот, – протянула фиалки гостья. – Почему-то ни дома, ни в студии никак не могут прижиться. Может, в твоей оранжерее оживут?» Маша улыбнулась и пригласила Сундукову войти. Та определила цветы на видавший виды армейский сейф и села напротив:

– Есть еще парочка гераней, но поскольку ее считают признаком мещанского вкуса, предложить не решаюсь.

– А я люблю герань. Неприхотлива, цветет ярко и долго.

Женщины посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Ну, я пошла, – журналистка направилась к выходу.

– Марьяна, – окликнула ее коллега. Та замерла. – Спасибо!

– Не стоит благодарностей. Пока!

– Я заменю тебя, – пообещала вслед ей Маша. – Не за цветы, разумеется, а по дружбе. Радиослушатели ведь не виноваты, что тебе требуется второе образование. Интересно только, зачем? Ты ведь и так …почти журналист.

Сундукова легкокрылой птахой развернулась на одних шпильках, вздохнула с нескрываемым облегчением и многозначительно подняла вверх указательный палец.

– Помнишь песенку про то, что «почти» не считается? То-то. В Москве, куда я непременно попаду, диплом журфака МГУ поможет мне распахнуть любые двери.

Через несколько дней в ГДО торжественно открывали новый танцевальный зал. На небольшой эстраде компактно расположился духовой оркестр. Во вмонтированных в стены зеркалах отражались тугие связки шаров и незамысловатые гирлянды из полевых цветов, по-армейски обрамленные еловыми ветками. Вход в зал был перекрыт алой атласной лентой. В холле слышалось волнение праздничной толпы, нетерпеливо напиравшей на солдат оцепления. Ревенко с новенькими погонами подполковника на плечах критично рассматривал Машу, ища, к чему бы придраться.

– Микрофон? – сухо поинтересовался он.

– Сзади вас. Исправно работает.

Она дала знак оператору, тот с удовольствием продемонстрировал звуковые возможности аппаратуры. От душераздирающего свиста у подполковника заложило уши, он поморщился и скрестил руки, давая отмашку. Солдат щелкнул тумблером, стало тихо.

– А поднос?

– Вот, – скрывая вздох, продемонстрировала Маша.

– Ножницы?

– Две пары. С янтарными ручками, как вы и рекомендовали.

– Салфетка…

– Целый рушник, – нахмурилась ведущая. – Призы участникам конкурса в большой коробке у сцены. Шампанское и поднос с бокалами будет держать ваша супруга.

– Ножницы, конечно же, тупые, – процедил сквозь зубы шеф.

– Завхоз лично точил! – отчаянно выкрикнула собеседница. – Может, пора уже же звать начальство?

– Я сам знаю, когда и что пора! – отрезал Ревенко, уходя.

Вскоре во главе подуставшей от длительного ожидания толпы на пороге зала появились Петров и Бодров. Оба генерала были одеты в парадную форму и находились в приподнятом настроении. Сдерживая напор желающих отдохнуть, они замерли у красной ленты. Маша протянула руководству космодрома поднос с ножницами. Бодров спешно взял одни из них, поднес к уху и несколько раз игриво щелкнул, проверяя остроту на слух. Рядом с богатырской фигурой красавца Петрова замполит выглядел до неприятия комично. Командир снисходительно посмотрел на своего заместителя сверху вниз и перевел взгляд на Машу. Персиковый цвет платья нежным румянцем отразился на ее пылающих от волнения щеках. Роскошные светлые волосы искрились в лучах солнца. Молодая женщина ловким движением поправила непослушные локоны, но глаз не отвела. Генералу это понравилось.

– Со сцены вы смотритесь выше, – добродушно улыбнулся командир и повысил голос. – Предлагаю доверить открытие зала его прекрасной хозяйке. Она это заслужила, – Петров торжественно передал ножницы Маше и подбодрил: – Смелее, желающие потанцевать заждались!

Смущенный поступком шефа, Бодров спрятал свои ножницы за спину. Ревенко забрал у Маши поднос и услужливо протянул его начальнику. Тот положил ножницы и покровительственно прошепелявил:

– Фы можете начинать. Публика ждет!

Под вспышку камеры местного фотокорреспондента Маша, немного смущаясь, перерезала ленту. Оркестр грянул туш. Зал зааплодировал. Петров направился к микрофону. Бодров поманил к себе Ревенко.

– Как, гофоришь, зофут эту нимфу?

– Маша. Мария Андреевна Пилипенко.

– Замужем?

– Еще как!

Генерал одобрительно улыбнулся и перевел взгляд на патрона. Петров был краток. Пожелав всем хорошего отдыха, он осмотрелся. Маша забрала у командира микрофон и объявила: «Дорогие друзья! Зал открыт для вас! Давайте веселиться! Маэстро, музыку!» Заиграли вальс «На сопках Манчжурии». Гости в нерешительности подпирали стены. Петров чинно приблизился к ведущей, протянул руку и грациозным поклоном головы пригласил ее на танец. За их спинами пробежал удивленный шепоток. Маша смущенно заметила, что она при исполнении. «А я, по-вашему, нет? Давайте подадим пример, чтобы люди не уснули от скуки. Синдром присутствия начальства, знаете ли», – тихо пояснил генерал. Маша и не заметила, как они закружились в вальсе. Элегантная пара скользила по паркету легко и непринужденно, будто бы делала это не в первый раз. Их заразительному примеру вскоре последовало большинство собравшихся.

– Вот видите, я был прав, – улыбнулся Петров.

– Вы великолепно танцуете, – похвалила его Маша.

– А я все стараюсь делать только так.

По завершении танца, вернув партнершу на прежнее место, командир поискал глазами Бодрова и незаметно кивнул на дверь. «Успехов вам, – попрощался он с Машей. – Будут трудности, обращайтесь». На последних словах Ревенко недоверчиво покосился на подчиненную и удивленно цокнул.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Петров двинулся к выходу. При ходьбе его густая шевелюра подернулась легкими волнами. Своим величием и независимостью генерал напоминал Петра Первого. Почти вприпрыжку за начальником проследовал его заместитель, с кем-то важно раскланиваясь на ходу. Вместе этот дуэт производил странное впечатление и вызывал добродушные улыбки…

Глава шестая

Поезд качнуло, он пошел под уклон. Но Маша уже не почувствовала этого – она спала.

Утром ее разбудил вкрадчивый голос Никиты: «Марья-краса длинная коса, вещи надобно сложить – пришло время выходить». Маша испуганно открыла глаза, вскочила и выглянула в окно. О скором прибытии не говорило буквально ничего. Оператор протянул ей банку с пивом, подмигнул и благодушно улыбнулся.

– Шутка! Заскучал я, Маня. Прошвырнемся в ресторан?

– Обойдусь чаем, – буркнула Маша, открывая ноутбук.

– Некомпанейская ты дама! – возмутился напарник, покидая купе. – Ты, как знаешь, а лично мне пора на дозаправку.

Едва он исчез, в дверь постучалась проводница.

– Выручайте. Очень надо, – взмолилась она.

– Что случилось? – отложила компьютер Маша.

– Хочу попросить вас потесниться. Всего на часок-другой.

– Нас и так двое. Если только Карлсона на крышу.

– Так ведь не за себя, за ребенка прошу. В больницу везут.

Проводница втолкнула в купе растерянную моложавую селянку. Позади нее обреченно топтался мальчуган лет семи-восьми в огромной медвежьей шапке. На вид ребенок был абсолютно здоров и беззаботно улыбался щербатым ртом. Мать же, теребя угол цветастой шали, с трудом сдерживала слезы:

– Я по всем вагонам пробежалась – без билетов не берут…

– Да что у вас стряслось-то? – уточнила журналистка.

– Вот! – гостья рывком сняла с головы сына шапку, под которой оголилась …внушительных размеров хрустальная ваза.

От неожиданности Маша не удержалась и рассмеялась. Мальчуган повеселел, скорчил рожицу и радостно улыбнулся в ответ. Мать отвесила ему подзатыльник. Маша охнула и интуитивно выставила вперед руки, пытаясь подхватить вазу.

– Ни за какие коврижки не слетит – кого только не просила, – смахнула слезы женщина и пояснила: – Этот балбес царем себя возомнил и вазу на башку напялил. Нетути у нас такого доктора, чтоб помог. Фельдшерица велела везти в райцентр. А билетов в кассе нет.

– Входите, – смущенно потеснилась Маша.

– Вот спасибочки, а я вам за это чаек организую, – благодарно улыбнулась проводница.

Выходя из купе, она еще раз взглянула на парня и, прыснув от смеха, скрылась в коридоре. Мальчишка никак не реагировал на смешки. Сбросив куртку и ботинки, он по-деловому устроился на Никитиной полке у окна, поджал ноги и стал рисовать в потрепанной тетрадке какой-то замысловатый узор, облизывая от усердия потрескавшиеся губы. Мать нерешительно переминалась с ноги на ногу. Маша пригласила ее присесть, передвинувшись к юному дарованию.

– Как звать-то тебя, герой?

– Васек, – не отрываясь, добродушно улыбнулся паренек.

– А зубы где потерял?

– Носился с пацанами в казаки-разбойники, вот со всей дури в дерево и угодил. Зубы посыпались, как орехи, – пояснила мать. – Это еще что. Вчерась играли в школе в прятки. Все дети как дети, а мой и тут учудил. Залез в столовой в печь, да и прикемарил. А когда Матрена хотела развести огонь, выскочил, как черт из табакерки. Баба орала, что есть мочи и с испугу разнесла полкухни. Ныне вот заикается. А Васька от страха забился промеж посудной стойкой и стеной и застрял. Пока плотник протрезвел, пока полку разобрали… – сетовала женщина. – Теперь вот за чашки с тарелками плати.

– Дела, – подмигнула юному озорнику Маша и посмотрела на мать. – Даст бог, доктор поможет. И наш шалунишка больше не будет баловаться. Верно, Васек?

Мальчуган кивнул в ответ. Вместе с его головой накренилась и ваза. Тополевская инстинктивно подставила ладони. Мать снова всхлипнула.

– Как же не будет. Минувшей зимой удумал быть рыцарем, напялил на сырую башку кастрюлю, да и выбег на мороз. А она возьми да и примерзни к волосам. Баню топили, чтобы снять. Одна с ним маета!

– Да не примерзла она, это Ванька мне палкой сверху шандарахнул, – поправил ее сын. – Он сказал, что я – гвоздь, а он – молоток…

Маша, давясь от хохота, уткнулась лицом в подушку, живо представив желторотого попутчика с кастрюлей на голове.

– Васек, ты бы поберег мать, – сквозь смех попросила она.

– Видать, при жизни не дождусь, – посетовала селянка. – Третьего дня смастерил из льняной простыни парашют, да и сиганул с ели. Полдня провисел, пока сняли.

– Ветер не туда подул, – уточнил Василий, гордо демонстрируя матери рисунок. – Глянь-ка.

Та, не оборачиваясь, отмахнулась. Маша, напротив, с интересом изучила детский шедевр. Озорной царь в короне набекрень, больше смахивающей на несуразную вазу, игриво подмигивал с трона. Надо признаться, для семи-восьми лет нарисовано было весьма недурно.

В этот момент вернулся Никита. При виде коронованного гостя он едва не выронил увесистые пакеты со спиртным, всевозможными нарезками, коробками конфет и прочими вкусностями. Поздоровавшись, изумленно осмотрелся и, изучив сооружение на голове Василия, выразительно присвистнул.

– Офигеть! Парень, ты с каких небес?

– Это Васек. Он неудачно поиграл в царя, – представила Маша.

– Вижу, что не в дровосека, – хмыкнул оператор.

– Это корона, – с достоинством пояснил мальчик.

– Ясно, что не шлем, – Никита почесал затылок и многозначительно подмигнул коллеге. – Сварганим «бантик»?

– Не так сразу, – заговорщицки подмигнула она.

Вошла проводница с подносом.

– Вот вам чаек, угощайтесь…

– Что там нам бог послал? – кивнула на пакеты Маша.

Оператор с опаской покосился на увенчанного короной юного попутчика и протянул ему огромный апельсин. Мальчик беззубо улыбнулся и сдержанно поблагодарил.

– Привет от местных бизнесменов, – Никита выставил на стол коньяк с шампанским и выложил разносолы. – Я их вчера заснял для перебивки. Весьма колоритные мужики. Сплошь в коже и мехах.

– Охотники?

– Заготовители, – подсказала гостья.

– Подношение от благодарных поклонников твоего могучего таланта, так сказать, – подмигнул оператор, протягивая объемный сверток. – А это – персональный привет от Курякина из нашего прошлогоднего сюжета. Поди, уже и забыла бородатого чудака?

– Такого забудешь, – нахмурилась Маша.

– Здесь сушеные грибы-ягоды, сладости и еще кое-что по мелочи.

– Мне, стало быть, одна мелочевка, – шутливо уколола коллега.

– Маня, бери свои слова взад, – в тон ей потребовал Никита. – Я тут пристегни кобыле хвост. Узнал он как раз тебя, – напарник демонстративно бросил гостинцы в угол. – Пока стоянка, могу и воротить.

– Поздно, батюшка, – заметив, что поезд тронулся, обнадежила журналистка. – Мечи все на стол – чай стынет.

– Зачет, – оператор потер руки и придвинулся ближе. – Не мог же я бортануть тружеников производственной нивы! Пустим массовочкой, без крупных планов, лучше молчком, а то они, как ты понимаешь, выражаются …не совсем литературно.

– Отчего ж не уважить земляков? – улыбнулась Маша.

Никита проворно накрыл стол, встал во весь рост, с нарочитой церемониальностью поклонился Ваську в пояс и пригласил:

– Угощайся, царь-батюшка, чем бог послал.

Гость не растерялся и выбрал самую большую шоколадку.

– Наш человек, – поддержала его порыв Маша.

– Не срамотись, – укоризненно одернула мальчика мать.

– Бери, бери, – запротестовал Никита, – для мозгов полезно. Тетя Маша у нас потому такая умная, что ест много сладкого.

– Не так уж много, – обиделась коллега.

– Я к слову, – шепотом пояснил оператор.

Гость степенно развернул плитку, глазами пересчитал присутствующих и поделил шоколад на пять частей. Бережно завернув остаток, отложил его в сторону и лишь потом угостил взрослых.

– А это – Марусе, – чинно пояснил Васек.

Машу тронула подобная забота.

– Сестренке, – с гордостью пояснила тетка. – Добрый он.

– Мировой пацан, – согласился Никита.

– Толковый у вас сын, – поддержала Маша. – И рисует отлично. Вам бы следовало заняться его талантами всерьез.

– А он много чего хорошо делает, – зарделась от удовольствия мамаша. – Корзины плетет, туесочки, кузовки. По дереву мастерит, доски расписывает всем на загляденье, – она извлекла из сумки набор в виде потешных медвежат. – Вот, докторской супружнице в подарок везем, – женщина что-то прикинула в уме и протянула Маше меховые тапки ручного пошива: – А это возьмите себе. Васькина работа.

Журналистка поблагодарила, но от дара отказалась.

– Может, он и на медведя сам ходит? – усмехнулся Никита.

– На медведя батяня пока что не берет, говорит, мал еще.

Маша подмигнула коллеге и выразительно посмотрела на мать:

– Мы – тележурналисты и предлагаем вам снять сюжет о Василии. Расскажем о его талантах, покажем рисунки, поделки…

– Соглашайся, мамаша. На всю страну засветим твоего пацана. Может, его после этого учиться позовут куда-нибудь в область.

– А как же ваза? – усомнилась попутчица. – Засмеют ведь.

– Слабо им, – заверил Никита, потирая от предвкушения руки. – Прикольный вырисовывается «бантик».

– Какой такой бантик? – струхнула мать. – У меня же пацан.

– «Бантик» – специальная воскресная рубрика, – тактично пояснила Маша. – Это шутливое название сюжета, где с юмором и добром рассказывается о чем-нибудь необычном и интересном. Зрители узнают о многогранных талантах вашего сына, его заметят.

– Вся деревня будет тащиться от твоего Василия, – вставил Никита. – Крутым станет – на козе не подъедешь. После такого пиара соседи локти себе кусать будут.

– Обзавидуются? – быстро уловила его мысль тетка. – На полном сурьезе покажете? Или так, баловства ради?

– Все чин чинарем, вот те крест, – побожился оператор.

– Валяйте, – оживилась женщина, с гордостью глядя на сына. – А то ведь только и знают, что лыбиться за спиной. С малолетства Васятку блаженным кличут. А он у нас не дурак.

– Ма, я царь? – окрыленный похвалой, важно уточнил Василий.

– Сволочь ты, а не царь! – в сердцах отпустила ему леща мать.

Часом позже Никита завершал съемку уже на стоянке. Прощаясь, Маша протянула парню коробку конфет. «Угостишь сестру и друзей, когда тебя покажут по телевизору», – выкрикнула она из тамбура уходящего поезда. Мальчишка шмыгнул носом и еще долго махал им вслед.

По прибытии на вокзал Маша вышла из вагона, поеживаясь. Вдали от столицы осень была не такой теплой, приветливой и многокрасочной. На улице враждебно моросил дождь. Никита, выгрузив вещи на сырой перрон, растерянно осмотрелся. Поезд тронулся, обнажив типично сельский пейзаж – непролазную грязь, неуютную серость, покосившиеся бараки и деревянные мостовые. Прямо по железнодорожным путям старуха гнала стадо коз и гусей. Рядом, задыхаясь в лае, немели собаки. Где-то сзади протяжно заголосил маневровый тепловоз. Местные мужики в телогрейках на голое тело, небритые и нетрезвые, проводили его ленивым взглядом. Неподалеку звучала заунывная пьяная песня, то и дело прерываемая нецензурной женской бранью.

– И это всемирно известный космодром? – почесывая затылок, опешил оператор. – Без VIP-зала для чинов и иноземцев?

– Для всех единый выход, – рассмеялась Маша, беря в руки сумку. – Пошли искать транспорт – похоже, нас не ждали.

Навстречу им бросился вежливый молодой человек:

– Скажите, это вы с телевидения?

– Не с Памира же, – оживился Никита.

– На переезде застрял, – объяснил молодой человек, улыбаясь Маше. – Здравствуйте, а я вас сразу и не признал.

– Никак тоже в телогрейке засветилась? – съязвил Никита и посетовал: – Не думал я, что космодром – такая глухомань.

– Решили разыграть коллегу? – уточнил провожатый.

– А, все-таки тут есть цивилизация, – обрадовался оператор, укоризненно глядя на Машу. – Прикол? Один – ноль. А случись мне ненароком окочуриться от подобной экзотики?

– По старой дружбе обратилась бы на местное телевидение. Выручили бы своими умельцами.

– Забыл, что ты у нас выпускница местной фабрики звёзд. Со свиданьицем! – огрызнулся Никита, с надеждой глядя на встречающего. – Надо думать, город здесь все же имеется?

– А то, – шофер протянул ему руку и представился: – Олег. Что из вещей доверите нести мне?

– Сумку, – заслонил аппаратуру оператор. – Технические средства, извиняюсь, не доверяю никому.

– Он у нас педант, – продолжила пикировку Маша.

– Профессионал, – поправил приятель. – Надеюсь, город стоящий?

– Кому как. Мой шеф даже уезжать не захотел.

– Да ну? А я думал, сослали.

– Мэр города – бывший офицер, – пояснила Маша.

– Генерал?

– Настоящий полковник, – улыбнулся водитель. – Вернется из области ночью. Если требуется, встретится с вами. Идет?

Маша кивнула и направилась к автостоянке.

– Вот и наш конь, – Олег открыл багажник «Волги». – Загружайтесь, а я пока отлучусь за медвежьим жиром для сына.

– А я изучу местность, – исчезая, подмигнул Никита.

Маша осталась одна. Жизнь привокзальной площади текла своим чередом – аккуратненькие бабульки настойчиво предлагали домашние пироги, картошку, варенье, грибочки, носки и варежки из козьего пуха. Окунувшись в привычный провинциальный быт, Маша не сумела справиться с волнением.

– Маня, сделай лицо проще, и люди к тебе потянутся, – пошутил подоспевший с банкой пива оператор, но при виде группы юных прелестниц моментально переключил внимание. – Тополевская, мне здесь нравится все больше и больше.

Коллега укоризненно покачала головой:

– Горбатого, как известно…

– Не ставь на мне крест, – Никита придирчиво изучил молодежную компанию и улыбнулся. – Барышни! Что-то мне подсказывает, что нам по пути!

Девушки захихикали и, перешептываясь, стали отчаянно кокетничать. Оператор игриво подмигнул всем разом, раскинул руки и решительно шагнул им навстречу, намереваясь поймать. Подружки с визгом бросились врассыпную.

– Край непуганых недотрог, – пришел в восторг Терехин.

– Ты неисправим!

– На том и стоим, – он оглянулся на сбившихся в стайку «лолит». – Лапочки, так вы с нами или как?

Строгий женский голос за его спиной призвал девушек к порядку и пригласил в автобус.

– Девочки из глубинки, – тактично пояснил вернувшийся Олег. – Приезжали на выставку народного творчества, – он захлопнул крышку багажника и позвал гостей в салон.

В пути Никита с интересом изучал незатейливый пейзаж.

– Маня, растолкуй мне, как из такого захолустья взлетают наши ракеты? – вопрошал он.

– Темнота! Старты в тридцати верстах от города.

– Хвала Создателю, – шутливо перекрестился оператор.

Минут через десять машина затормозила. К ней степенно подошел солдат, козырнул и придирчиво осмотрел салон.

– Фэйсконтроль? – пошутил Терехин.

– КПП, – пояснил водитель. – Проверка документов.

– Среди леса? Партизаны! Пароль не спросят?

– Попросят паспорт, – отмахнулась Маша. – Формальность.

Вежливый контролер внимательно проштудировал документы и сверился со списком. Убедившись, что нестыковок нет, он неторопливо открыл шлагбаум.

– Конспираторы! К чему весь этот сыр-бор, если через лес без всякого пропуска как два пива можно просочиться? Пехом.

– В городе чужак как на ладони. Вычислят в два счета, – запротестовал Олег.

– Уж не по одежке ли? – с вызовом поинтересовался гость.

– По уму, – парировала Маша. – А если всерьез, по поведению.

– А чем это мои повадки хуже, чем у местных? Вроде, не тупой!

– В городке новичок сразу бросается в глаза, – заверил Олег.

– Да я везде как рыба в воде!

– Здесь незнакомца чуют за версту, – подыграла Маша.

– И стучат, куда следует?

– Зачем? Загребут в комендатуру – и поминай как звали, – улыбнулся шофер. – У нас на каждом шагу патруль. Как-никак режимный объект. Кто не знает местности, вызывает подозрение.

– А я думал, всем давно и на все плевать. Все секреты уже распроданы. Торговать, вроде как, нечем.

– В гарнизоне армейский порядок.

– Тотальная слежка, стало быть, – в шутку запаниковал Никита. – Маня, куда ты меня привезла? Вкалывать под снайперским прицелом – не мой конек. Походу, горит наш сюжет ярким пламенем! Вдруг военную тайну засветим?

– Вот это вряд ли! – отмахнулась Маша. – К нам обязательно приставят «глаза и уши» и подскажут, что можно, а чего нельзя снимать. Как правило, красивое зрелище всегда под запретом. Привыкай.

– Кино! – огрызнулся оператор.

«Волга» затормозила у входа в гостиницу космодрома.

– Приехали, – сообщил водитель. – Номера вам забронированы, дежурная в курсе, – он вышел и помог выгрузить багаж. – Меня, кстати, закрепили за вашей съемочной группой. Пропуска готовы, завтра захвачу их с собой. В котором часу забрать вас утром?

– Часов в восемь? – посмотрела на оператора Маша.

– Идет, – согласился тот. – Бросим якорь – и в кафе.

– В лучшем случае – в столовку, – урезонила его журналистка.

– Не шути так, Маня, – нахмурился Никита, тормозя у стойки администратора. – Здравствуйте, милая хозяюшка. Сами мы не местные…

– Видим-видим, – расплылась в улыбке дежурная, поглаживая миниатюрную ручную собачку. – Телевизионщики?

– Откуда такая удивительная проницательность, мадмуазель?

– Мадам, – игриво поправила блондинка и, кокетничая, призналась: – Так ведь Марья Андреевна нам не чужая.

Словно в подтверждение ее слов четвероногий питомец вскинул мордашку и, виляя хвостиком, дружески тявкнул.

– Вот она слава, Мария – каждая собака узнает! – иронично поддел приятель, забирая ключи, и уточнил. – А как тут у вас, любезная, на предмет общепита? Есть где разгуляться добру молодцу?

– И красной девице тоже, – подыграла сотрудница. – У нас здесь и бары, и рестораны, и даже корчма имеется.

– Въезжаешь? – торжествовал Никита, вызывая лифт. – Один – один.

– Розыгрыш. Два – ноль… – выставила язык Маша.

Готовили в кафе вкусно и сытно. Блюда оказались на редкость съедобными. Столы были сервированы с претензией на изыск. На выходе оператор удовлетворенно заметил, что в Москве за подобный обед выложили бы раз в пять дороже. «Лепота!» – млея, признался он.

Рядом притормозил автобус. Из него, словно горох, посыпались иностранцы. Никита посторонился и, пропустив гостей, съязвил:

– Не секретный гарнизон, а какой-то проходной двор!

– Наверное, тоже на пуск приехали.

– И давно они здесь чувствуют себя как дома?

– Как я помню, лет пятнадцать.

– Заметь, и патруль с местными жителями им не указ, – укоризненно напомнил приятель.

Маша улыбнулась и взяла его под руку:

– Не бузи. Пошли знакомиться с городом.

Над лесным озером парили легкие перышки тумана. Беспечные утки в погоне за ними подняли такой гвалт, что переполошили прохожих. Никита вытянул шею и всмотрелся.

– Бои с лохнесским чудовищем?

– Игра в прятки.

Солнце заметно прогрело влажный воздух. Запах хвои умиротворял и настраивал на лирический лад. Загребая ногами опавшую листву, гости незаметно оказались у гостиницы. Мило щебеча, их обогнала компания девушек.

– Мама миа! – восхищенно прокомментировал Никита.

– А сейчас кто в тебе говорит? Ловелас?

– Что с тебя взять, Тополевская? Разве тебе дано понять тонкую душевную организацию одинокого волка и оценить полет его трепетной фантазии? К великому сожалению, ты домоседка и верная жена.

– А, может, к счастью? Твоя Катерина, кстати, просила прослед…

– Коль ты мне друг, не порти настроение! Жена, спору нет, мой крест. Но кто сказал, что я должен нести его всю жизнь?

– Безбожник, – согласилась Маша.

– Семейный фанатизм мне точно не грозит. Ты в «нумера» или как?

При виде вышедшей из гостиницы длинноногой дивы он замер на полуслове и принял боевую стойку.

– Пардон, труба зовет! – не оборачиваясь, шепнул оператор.

– Не заплывай за буйки! – в тон ему предостерегла коллега.

Никита, не реагируя, бросился вдогонку за красавицей.

В гостинице Маша первым делом распаковала вещи и только потом осмотрелась. На удивление, номер выглядел весьма презентабельно. Новая мебель и евроремонт определенно придали ему лоска. Центр стола украшал замысловатой формы кувшин на оригинальном подносе, рядом стоял современный электрочайник. Шкафчик – на отгороженной в гостиной небольшой кухне – украшала импортная посуда. Цветное постельное белье в спальне сияло приятной новизной. Даже незамысловатая обстановка выделялась своеобразием дизайна.

За окном прогремел гром, по стеклу тревожно застучали первые дождевые капли. Погруженный в полумрак гостиничный номер настраивал на рабочий лад. Маша набросила шаль, зажгла свет, щелкнула кнопкой телевизионного пульта и набрала в чайник воды. Переложив продукты из сумки в холодильник, она расположилась в уютном кресле и проверила мобильный телефон. В разлуке Андрей продолжал опекать жену еще настойчивее. На связь он выходил несколько раз, интересуясь, удачно ли прошел день, не сильно ли она перегружена, а перед сном всегда желал спокойной ночи и наказывал беречь себя. Чего скрывать, Маше была приятна такая забота. Вот и сейчас муж шутливо заверил, что видит в свою подзорную трубу, как она измоталась и заработалась.

– Спасибо, родной. Устроилась почти по-королевски.

– Чего же не хватает для полного счастья?

– Кого! – уточнила жена и мягко добавила: – Тебя!

– И мне тебя тоже, – тихо признался Тополевский.

Чайник закипел и отключился.

– Ты уже в номере? – слыша щелчок, предположил супруг.

– Да. Прививала напарнику вкус таежной жизни.

– И как?

– Пришелся по вкусу: нынче на космодроме масса кафе и ресторанов. Особое впечатление на Никиту произвели здешние цены и качество блюд. Здесь совсем другой ритм и вкус жизни. Жаль, ты далеко. Как думаешь, удастся выбраться?

– И очень даже скоро. На днях прилечу к тебе!

– Здорово! А то я уже заскучала.

– Тогда жди. Надеюсь, мы поселимся в одном номере?

– Я могу смело на это рассчитывать? – подыграла Маша.

– Смело, смело, – улыбнулся муж.

Маша взглянула на висевшее на стене зеркало и, встретившись со своим отражением слегка поежилась, ощутив вдруг до боли знакомое чувство беззащитности и щемящее душу одиночество.

Знакомство с Тополевским несколько лет назад четко разделила женскую долю Маши на два периода: до и после знакомства с Андреем. «До» осталось в той, прежней жизни. В прошлом, очень далеком и довольно безрадостном. О нем всего одной строкой замечательно сказал поэт: «И вечный бой. Покой нам только снится…» Борьба с трудностями, армейским начальством и бесконечными ударами на личном фронте превратили ее в воина. Не в смысле кадровой службы, а по своей сути. Каждый грядущий день, как снежный ком, цеплял на себя вчерашние горести и неудачи. Хотя кому-то со стороны ее жизнь казалась вполне успешной: престижная по меркам военного гарнизона «интеллигентная» работа (музей, радио, телевидение, газета), общение в основе своей исключительно с первыми лицами, участие во всевозможных закрытых мероприятиях и многочисленные знакомства с интересными и влиятельными гостями. Обратной стороной этой «блестящей» с виду медали был крах семейной жизни, трагедии и боль сына, к тому же полная бытовая неустроенность. Ее квартира давно уже превратилась в зону постоянных конфликтов. Каждый вечер, переступая ее порог, Маша чувствовала себя на поле боя, когда неизвестно, удастся ли миновать его без потерь. И так изо дня в день. Мокрая от ночных слез подушка не была пропуском в мир добрых снов. В затяжной семейной войне не предвиделись ни отпуска, ни перемирия. Одна лишь безысходность. Выживать помогал сын. Скорее – материнский долг. Оставить подростка, шагнувшего в переходный возраст, наедине с этим жестоким миром она попросту не имела права. Постепенно Маша стала напоминать сжатую пружину. И бог весть, какой силы мог быть взрыв этого тугого механизма, не наступи «после».

Другая жизнь стала для Маши и вторым дыханием, и лебединой песней сразу. После многочисленных ударов судьбы она восприняла появление Тополевского как спасение, бесценный дар небес, шанс поверить в любовь. Ум, честность, порядочность, доброта и щедрость этого замечательного человека перевернули все ее представление о жизни. Мысль о том, что в мужчине может быть столько достоинств сразу, ранее вызвала бы у нее саркастическую усмешку. Реальность же оказалась многим ярче. Андрей просто-таки был соткан из достоинств. Поначалу в это верилось с трудом, позже принималось как данность. Рядом оказался тот, кто не просто заботился и оберегал. Муж создал для нее новый мир, где все вращалось вокруг планеты по имени Маша. Она купалась в его любви, наслаждаясь простыми земными радостями. Оказалось, что и нужно-то всего ничего: просыпаться и засыпать в объятиях любимого, спешить домой, словно на первое свидание, и перестать ждать от завтрашнего дня бед. С холста, художником которого была Маша, постепенно исчезли мрачные краски. Раньше она была уверена, что такие встречи бывают только в книгах или голливудских мелодрамах. А если все же и возможны в действительности, то где-то далеко, в тех краях, где ее кораблик никогда не бросит свой якорь. Ведь встреча с избранником мечты не простое везение, она даруется свыше. А Маше казалось, что небесное покровительство по какой-то неведомой причине всегда обходило ее стороной. Теперь же, воспитанная на атеизме, всякий раз думая о встрече с Тополевским, она мысленно благодарила Создателя и молила его даровать любимому долгие лета.

Андрею поначалу пришлось нелегко – его Снегурочка никак не могла оттаять. Место колючего ежика, жившего в любимой многие годы, не спешил занять пушистый котенок. «Все плохое осталось в прошлом. Верь мне», – из раза в раз повторял он до тех пор, пока жена не приняла эту простую истину в качестве аксиомы. С тех пор Маша царила и парила, осознав смысл, казалось бы, простого словосочетания: счастливая женщина. В нем оказалось столько изумительных оттенков! Нет, жизнь ее не стала безоблачной сказкой. Так не бывает, да и не должно быть. Как во всякой семье, у них с Андреем были размолвки и трещинки, но за всеми ними стояли любовь и желание понять дорогого для тебя человека. Рядом с мужем было тепло и уютно, а главное – надежно. Редкие мгновения недомолвок напоминали капли дождя, который собрался, но так и не случился. Они испарялись при первых же лучах солнца. В доме Тополевских установилась теплая и ясная погода. Впрочем, нет. Погодные явления отличаются непостоянством. В их новом доме полностью сменился климат! В нем ожил и стал меняться к лучшему сын. Миша больше не напоминал затравленного зверька, он расправил плечи и научился доверять людям. Изменились даже его взгляд и походка, появились внутренняя сила и уверенность. Саму Машу стало неудержимо тянуть домой. И никакие друзья и даже самое ответственное задание были не в состоянии нарушить этот волшебный магнетизм. На четвертом десятке лет она, наконец, безоговорочно приняла незыблемость постулата «Мой дом – моя крепость». Словно, нашелся вдруг забытый пазл, и все сложилось. Замужество изменило ее, и эти изменения нравились, прежде всего, самой женщине. Логическим завершением нового жизненного витка стала успешная работа. Все вместе это называлось простым человеческим счастьем. Чего еще ей оставалось желать?! Маша была благодарна Андрею и в ответ дарила ему всю свою нерастраченную любовь. «Была женщиной-работой стала женщиной-заботой», – шутила она. И молила лишь о том, чтобы с любимым ничего не случилось…

Глава седьмая

Машина за Машей и Никитой прибыла к гостинице вовремя. Погрузив аппаратуру, они отправились на съемки. Проезжая мимо одной из высоток, журналистка кивнула: «А вот моя армейская телестудия». «Как же тебя, мать, под ружье занесло?» – «От голода спасалась». Тон собеседницы был настолько серьезен, что у Никиты пропало желание острить. На глазах Маши навернулись слезы.

…Тесная монтажная комната местной телестудии напоминала пункт видеопроката. Самодельные стеллажи в потолок были заполнены пестрыми рядами кассет. Оператор, не сходя с места, легко мог дотянуться до любого из материалов. В тот день они с Машей отсматривали отснятые утром кадры. Над входом взорвался колокольчик.

– Кого там несет?! Написано же: «Идет запись», – возмутился Сергей, направляясь к двери.

В студию буквально вломился довольно-таки смазливый майор и, демонстративно обойдя его, уверенно вырулил на центр комнаты.

– Мария Андреевна, здравствуйте.

– Простите, не припоминаю…

– Не утруждайте себя, мы пока не представлены, – офицер бесцеремонно поцеловал ей руку. – Это ваше лицо с недавних пор известно каждому школьнику, а мы – работники невидимого фронта. Нам публичность ни к чему, – загадочно улыбнулся он.

– Простите, чем обязана?

– Обязательствами мы пока не связаны, но с этого момента, надеюсь, будем работать бок о бок. Разрешите представиться, – гость заправски щелкнул каблуками, – майор Октябрьский.

– Достаточно революционная фамилия.

– И ситуация, – не растерялся весельчак.

– Неужели вы новый руководитель нашей программы?

– Скорее литературный редактор.

– О, да мы коллеги? – с вызовом поинтересовалась Маша.

– В каком-то смысле да, хотя я на филфаке не учился, – проявил осведомленность мужчина. – И столь легкого слога пока не приобрел.

– Не скромничайте – это не ваш стиль. Как вас величать?

– Игорь Викторович, с вашего позволения.

– А если я не позволю, позывные изменятся?

– О, ваш острый ум и впрямь отточен.

– Это кто же столь лестно меня охарактеризовал? Или это военная тайна? – понимая, что лучше промолчать, не удержалась Маша.

На губах Октябрьского играла легкая усмешка. Он подметил заминку журналистки и решил взять инициативу в свои руки:

– Не стоит обострять обстановку. С сегодняшнего дня тексты будущих сюжетов рекомендую согласовывать со мной.

– Чем же обусловлен интерес к моей скромной персоне?

– Дело вовсе не в вас. Так сказать, насущная потребность, – пошел в атаку гость. – Новые материалы уже готовы?

– Завтра… к обеду. Скажите, это цензура?

– Скорее государственная необходимость. Думаю, мы сработаемся. Договорились?

– Надеюсь, вы договорились с моим руководством.

– А зачем? Разве мы не можем решить вопрос полюбовно? – хитро прищурился майор. – В порядке дружеской взаимопомощи.

– Дружба дружбой, а субординацию пока никто не отменял, – воспротивилась журналистка, снимая телефонную трубку. – Как человек военный, я обязана доложить по команде…

– Как человек военный, по Уставу вы обязаны выполнять приказы начальника …по воинскому званию, – с металлом в голосе заметил Октябрьский, буквально вырвав трубку из рук строптивой визави. – Полагаюсь на ваше благоразумие.

Маша выразительно промолчала. Офицер нахмурился.

– Позвольте откланяться? – лилейно произнес он.

– Прощайте, – на всякий случай женщина спрятала руку за спину, не оставляя шансов для финального поцелуя.

Заметив ее жест, гость отвел глаза, пытаясь скрыть улыбку.

– До свидания, любезная Мария Андреевна. До скорого свидания, смею заверить вас, – склонил он голову в легком поклоне и иронично заметил: – Надеюсь, мы подружимся.

Визитер бесшумно удалился, а Маша продолжала растерянно смотреть ему вслед. Столкнувшись у лифта с курящим Сергеем, Октябрьский сделал вид, что не замечает его. Оператора подобная бесцеремонность только рассмешила. Он намеренно заслонил спиной кнопку вызова. Майор недовольно сдвинул брови, безмолвно протянул вперед ладонь, пытаясь дотянуться до панели, но, видя несговорчивость курильщика, гордо проследовал к запасной лестнице.

Вернувшись в студию, Сергей застал Машу в прострации.

– Что это было? – не могла прийти в себя она.

– Увы, не сон. По всему видно, товарищ – из конторы. Когда мы монтировали оборудование, их здесь было немеряно, насмотрелся.

– Думаете, нас пишут?

– Вот это вряд ли. Мой прежний шеф сам был из органов и, без сомнения, проверил все углы. При прослушке тексты не просят. Вы ведь их начитываете вслух. Чего проще писать нас, не светясь?

– Тогда что ему нужно?

– Наверное, сами материалы. Или ваша сговорчивость.

– Неужели это приглашение к сотрудничеству?

– Не моего ума дело, – открестился Сергей и честно признался: – Работу свою я люблю, и терять ее не намерен. И вообще, человек я сугубо гражданский и вникать в эти шпионские страсти мне бы не хотелось …

– Вам легче, – Маша села и ойкнула. – Сережа, а ведь текст все же пропал! Бумаги лежали прямо на столе и исчезли!

– Спокойно, Марья Андреевна, – оператор хитро улыбнулся и извлек из выдвижного ящика стопку листов. – Мне показалось, что будет лучше, если я уберу их подальше от чужих глаз и загребущих рук. Тем более вы заверили, что текст будет готов только к завтрашнему обеду.

– Сережа, вы умница! Надо доложить руководству.

– Как я понял, у нас перерыв? Могу подбросить вас до КПП.

– Я сейчас кое-кому позвоню, и машину пропустят прямо к штабу, – раззадорилась Маша, снимая телефонную трубку.

– «Семен Семенович»! – оживленно процитировал Сергей, нажимая на рычаг. – Не стоит.

– Почему?

– Не исключено, что телефонного «жучка» нам все же подсадили. Зачем же недругам знать, что вы запаниковали?

Маша схватила плащ и бросилась к выходу.

– Семен Семенович! – рассмеялся ей вслед напарник.

– Что опять не так? – испугалась женщина, оглядываясь.

– А материалы? – оператор протянул ей текст и видеокассету. – Не исключено, что в наше отсутствие студию снова захотят посетить…

Спустя четверть часа Маша вбежала в штаб космодрома и столкнулась со своим непосредственным начальником полковником Онищенко. Тот в удивлении замер и привычным фальцетом уточнил, почему она не в студии. Маша попыталась рассказать про непредвиденные обстоятельства, но шеф замахал руками и потребовал, чтобы завтра утром пленка лежала у него на столе. «Мне необходимо уточнить кое-какие детали». – «Это к заму по науке!»

В приемной с надписью «Полковник Тополевский А.В.» был слышен телефонный разговор хозяина. Маша заметно нервничала. Она то тянулась к ручке двери, чтобы постучаться, то прятала руку за спину и косилась на зеркало. Вглядываясь в свое отражение, журналистка приложила ладони к пылающему от волнения лицу. Проведя пальцем по массивной резной раме, она немного успокоилась. Спустя мгновение собралась с духом и вошла в кабинет. Тополевский, видя на пороге редкую гостью, приятно удивился. По его лицу едва уловимой тенью скользнула радость. От смущения Маша этого не заметила и еще больше покраснела. Полковник галантно встал и жестом пригласил ее войти:

– Какими судьбами, Мария Андреевна? Вы у нас дама самодостаточная, просто так не заглядываете. Что вас привело?

– Неловко отрывать вас от срочных дел, но мне срочно требуется консультация, – Маша протянула текст и присела.

Их взгляды встретились. Оба как по команде опустили глаза. Он – в документы, она – на свои руки. Повисла незначительная пауза. Щеки женщины запылали с новой силой. Чтобы разрядить обстановку, Маша хотела задать вопрос. Андрей опередил ее долей секунды.

– Вы что-то хотели сказать?

– Майор Октябрьский настаивает, чтобы я показывала ему тексты и видеоряд еще до выхода передачи в эфир.

Во взгляде Андрея скользнула улыбка:

– Неужели вербовал?

– Андрей Васильевич, я серьезно! Посоветуйте, что делать? Это же сотрудник особого отдела. С ним потом проблем не оберешься. Если решено контролировать работу космодрома, начальство в курсе?

Тополевский с интересом изучал гостью, пытаясь скрыть явную симпатию. От волнения она теребила носовой платок.

– А не выпить ли нам чая? – с улыбкой заговорщика предложил вдруг он. – Зарубежные коллеги угостили меня какой-то ароматной новинкой. «Ни с чем несравнимый вкус!»

– Не боитесь, что подсыпали яд кураре?

– Нет, не боюсь.

– Почему? – по-детски непосредственно удивилась Маша.

– Испытал на них же, – улыбнулся одними глазами Андрей.

– И как?

– Пока все живы-здоровы и, судя по вашему недавнему интервью, – в здравом уме.

– Это главное.

– Что? Ум? – посмотрел на собеседницу офицер.

– Да. Не вас ли называют мозговым центром космодрома?

– Кто называет? – стал серьезным полковник. – Мозговой центр у нас один – командир. А мы ему лишь помогаем.

– Понятно… – разочарованно протянула дама. – Армейский принцип единоначалия в действии: «Кто, скажи мне, всех умнее, всех румяней и белее…»

– А вот внешность командира обсуждать не стоит, – Тополевский перевел взгляд на фотографию начальника – тот был ярко выраженным «альбиносом».

– Очень нужно… – обиделась Маша. – Важны и ум, и доброта.

– Вот и славно, – миролюбиво заметил хозяин кабинета и подвинул ей блюдце с сухариками. – Перейдем к делу. Думаю, пасовать перед Октябрьским не стоит. Может, вы ему просто нравитесь, и он ищет повод обратить на себя внимание? Предположим, ваша вербовка сугубо личная инициатива майора. Вполне возможно, он проявляет излишнее служебное рвение. К слову, руководство не всегда в курсе его начинаний. Я расскажу вам о нашей первой совместной работе с участием иностранных специалистов. После этого многие ваши вопросы отпадут сами собой.

– Буду вам благодарна, – согласилась Маша.

Ей давно не терпелось побеседовать в неформальной обстановке с человеком, который вызывал в ней чувство глубокой симпатии и о котором на космодроме, как это ни странно, в отличие от других замов не ходило дурных слухов.

– Я, кстати, давно хотела поинтересоваться, почему именно вы, зам по науке, занимаетесь организацией работ с иностранцами. Разве эти задачи по вашему столу?

– Как утверждает командир, у меня на лице написано, что я – простофиля. Потому мне поручают дела, от которых другие отказываются, не видя в них своей выгоды, – полковник усмехнулся, заметив, как от подобной откровенности глаза Маши заметно округлились. – А если серьезно, это сложилось исторически. Видимо, руководство убедилось, что я умею хранить военную тайну, – пошутил он. – Тогдашние коллеги Октябрьского бдительно охраняли государственные секреты, но с началом «перестройки» военные объекты были открыты для посещения иностранных специалистов. Нашим контрразведчикам пришлось менять тактику и в таких условиях работать бок о бок с испытателями…

– И? – с интересом замерла Маша.

– Работа закипела. Подготовка к первому визиту иностранцев заняла почти два месяца. За это время в авральном режиме была отремонтирована гостиница, подготовлены кафе и специальный транспорт, обустроено отдельное рабочее место в МИКе. Замечу, главенствующую роль в этом процессе отвели себе специалисты известных органов. С ними согласовывались абсолютно все вопросы, от конкретного номера, где будет поселен каждый из прибывающих иностранцев, до распорядка дня и маршрутов их передвижений. Это была рутинная, отнимающая уйму времени и нервов работа, которая командиру быстро надоела. Он решил поручить ее одному из своих замов. Выбор пал на меня.

– И кто же стал первооткрывателями космодрома?

– Французы. Признаться, довольно занимательная история.

…Весенним, но еще снежным утром на военный аэродром космодрома прибыли три француза. Точнее, двое мужчин и одна дама. Копна рыжих вьющихся волос девушки напоминала прическу недавнего лидера американских борцов за свободу Анджелы Дэвис. Группу иностранцев сопровождали не менее двух десятков россиян. Восхищенно оглядываясь, зарубежная троица с шумом погрузилась в автобус и эмоционально комментировала вид за окном. Уставший от перелета и их гвалта гид долгую и восторженную тираду гостей перевел весьма лаконично: «Радуются изобилию снега». Подъехав к гостинице, французы обратили внимание на асфальт, который в радиусе десяти метров от здания сиял девственной чистотой. На лицах гостей появилось недоумение. Переводчик невозмутимо прокомментировал:

– Интересуются, зачем изуродовали красоту?

– В каком смысле? – напрягся Октябрьский.

Одетый в броское пальто с чужого плеча, он чувствовал себя не в своей тарелке.

– Гостям больше нравится, когда снег, – пояснил гид.

– Твою мать! – выпалил кто-то сзади. – Весь гарнизон неделю корячился с ломами и лопатами, убирая гребаный лед, и – на тебе!

– Так и перевести? – флегматично уточнил переводчик.

Октябрьский обернулся к болтуну, недовольно сверкнул глазами и как ни в чем не бывало сдержанно пояснил:

– Переведите: снег убрали с целью обеспечения наилучших условий для успешной реализации проекта.

– А каким образом это связано? – не понял гид, но перевел.

Французы в недоумении переглянулись. Октябрьский любезно улыбнулся в ответ:

– Спросите, есть ли у гостей какие-либо пожелания?

Переводчик перебросился с иностранцами парой фраз и сообщил:

– Просят больше не убирать снег.

– А по существу?

– Хотели бы связаться с родной Тулузой.

– Пусть пока расселяются, а мы подумаем, как решить эту проблему, – пришел на выручку Тополевский и попросил офицера особого отдела помочь гостям разместиться.

– Между прочим, Москва установила запрет на связь, – важно шепнул Игорь, когда иностранцы отправились за вещами.

– Сказать «нет» проще всего. Давайте подумаем, стоит ли обострять обстановку и лишать гостей надежды?

Первый рабочий день визита начался для Октябрьского неудачно. Осматривая перед прибытием иностранцев зал МИКа, старший лейтенант поскользнулся на свежевымытом полу, сильно ударившись «пятой точкой» и измазав при этом локоть светлого пиджака. Вдобавок ко всему, в момент, когда гости входили в зал, Игорь от волнения выронил из рук пухлую папку. Французы застали его практически на четвереньках, собирающего разлетевшиеся в разные стороны бумаги. Впрочем, они даже не обратили внимания на суетливого человека под ногами, а побледневший от досады офицер едва сдерживал слезы и проклинал свою неуклюжесть.

Зарубежные коллеги с неунывающими улыбками на открытых лицах поздоровались с присутствующими, подошли к своим ящикам и стали бережно распаковывать содержимое. Активно переговариваясь, они весело шутили. Весь незамысловатый процесс работы занял не более часа. «Распаковка оборудования завершена. Все в наличии и в работоспособном состоянии, – сообщил Андрею гид. – Гости просят разрешения сфотографироваться вместе с вами на память». «Нет возражений», – согласился полковник. Иностранцы в радостном возбуждении разместились на фоне родного прибора и замерли с сосредоточенно-серьезными лицами. Сделав несколько кадров, они что-то объяснили переводчику.

– Наши друзья готовы к отъезду, – коротко сообщил тот.

– Уточните, в котором часу их ждать после обеда? – деловым тоном поинтересовался Октябрьский.

Гид отошел, но очень быстро вернулся:

– На сегодняшний день программа завершена. Испытания прибора запланированы на завтра.

– Не понял! Как так завершена? Что это за порядки?

– Молодцы, что управились, – разрядил обстановку Тополевский и жестом пригласил иностранных коллег в автобус. – Постарайтесь следить за своими эмоциями, Игорь Викторович, – холодно посоветовал он на ходу особисту и вежливо уточнил: – Пожалуйста, напомните мне вашу основную задачу?

– Обеспечить безопасность…

– Вот и обеспечивайте то, что предписано! А все технические вопросы доверьте решать специалистам.

– А чем мы гостей занимать будем? Они улетают только через три дня. Не могу же я все время держать их в гостинице.

– Покажите им наш город, музей, окрестности. Не мне вас учить.

– Но этого нет в программе пребывания. Там только работы с оборудованием, но они на сегодня уже закончились.

– В следующий раз составляйте более толковую программу.

Сопровождая гостей по городу, старлей испытал первый конфуз. Видя пустые полки продовольственных магазинов, для красоты украшенные гроздями рябины, иностранцы в недоумении поинтересовались, как продаются ягоды, на вес или поштучно. Игорь смутился, не зная, что ответить, а потому пропустил мимо ушей комментарий гида. Прогуливаясь позже по универмагу, Октябрьский сгорал от любопытства, за какой надобностью гости, весело переглядываясь и загадочно перешептываясь, десятками скупали залежавшиеся баночки вазелина. Зачем он им понадобился, офицер не знал, а спросить не решился. И весь вечер переживал, как отразить сложившуюся ситуацию в отчете.

На второй день французы приступили к испытаниям летного комплекта прибора. Лица их светились особой значимостью. Торжественно включив аппаратуру, иностранцы визуально убедились, что контрольный транспарант загорелся, и восторженно захлопали в ладоши. Минут через десять, выключив прибор, они снова сфотографировались на память. Перехватив переводчика, Октябрьский хмуро предположил:

– Неужели и на сегодня все?

– Вы угадали! – торжественно объявил гид.

– Ну и организация труда, – злорадно прошипел особист.

Третий день работы был посвящен упаковке ящиков и традиционному фотографированию участников.

Ранним утром четвертого дня, когда в штабе космодрома светились лишь окна кабинета Тополевского, в его дверь постучался Октябрьский.

– Андрей Васильевич, выручайте, – взмолился он. – Гостям уже все показали и рассказали. Чем их еще занять? Скоро ведь проснутся!

– После вчерашнего загула вряд ли это случится так быстро…

– А вы уже в курсе? – смутился старлей. – Ну, приняли чуть больше нормы… Кто ж знал, что они спирт раньше не пробовали.

– Игорь Викторович, так ведь иностранные специалисты спирт только по прямому назначению используют, для технических нужд.

– Конечно, на то они Европа.

– Да и мы с вами не скифы и не азиаты.

– Это понятно, – заерзал на стуле офицер. – Но после завтрака занять их точно нечем. И зачем только запланировали этот чертов резервный день? Со всей их работой наши испытатели справились бы за час-другой, – он с надеждой посмотрел на полковника и промямлил: – Самолет только вечером, придумайте что-нибудь…

– Организуйте им вылазку на природу. Встречу в неформальной, так сказать, обстановке. Можно с шашлычками.

– Так ведь не положено…

– А вчерашние гульки, стало быть, то, что доктор прописал?

– Они сами напросились…

– Надо полагать, вы свою миссию именно так и представляете? – Тополевский посмотрел на собеседника с вызовом.

– Но для шашлыков же мясо требуется… и все прочее…

– Вот за это как раз и не беспокойтесь. Все уже готово. И мясо, и закуска, и обслуживающий персонал, самый проверенный и самый надежный. Ждут только команды.

– А как же утвержденная программа пребывания?

– Я вижу, мы зря теряем время, – Тополевский потянулся к телефонной трубке, давая понять, что разговор закончен.

– Будь, что будет, – обреченно согласился особист.

Через час Октябрьский руководил двумя десятками солдат, которые утаптывали снежную поляну на опушке леса, заготавливали дрова, расставляли столы, скамейки и мангалы. Один из солдат трудился над изготовлением табличек «М» и «Ж». Они получились на редкость добротными и эстетичными. Служивый даже залюбовался своей работой, но его радость не разделил возмущенный прапорщик Буравин.

– Заболотный, что ты там намалевал? Подивитесь, люди добрые!

– Все, как велел старший лейтенант Октябрьский, – не понял упрека воин. – Одна для господ, другая – для мадам.

– Никак гости по-нашему читать научились? Они, дурья твоя башка, ни «мэ», ни «жо» по-русски не разумеют.

– Так и я по-французски не силен, – нахмурился боец.

– Не возражать! Изобрази мужика да бабу. Да шоб мигом!

Пока художник трудился над очередным шедевром, Буравин гонял и распекал других солдат, а потом в полном изнеможении уселся на пенек и закурил. После первой же затяжки к нему подбежал торжествующий Заболотный и протянул новые таблички:

– Товарищ прапорщик, как вам эти?

Буравин смотрел, насупив брови. Лицо его медленно багровело.

– Заболотный, ты шо, издеваешься? Это что за порнография? – обратился он за поддержкой к сержанту. – Скажи, Мальцов!

– Вроде, ничего, – улыбнулся тот.

На табличках были изображены силуэты мушкетера и дамы, в бальном платье и озорной шляпке.

– Тоже мне Айвазовский! Ты что думаешь, я в искусстве полный ноль? Я тоже иногда в школе учился, – надул щеки прапорщик. – Скажи, куда, по-твоему, их можно присобачить?

– На сортир, – с достоинством ответил солдат.

– То-то. А я прошу таблички для уборной. Там люди сц…

– Знаю я, что они там делают, – не дал ему договорить парень. – Сейчас исправлю. А Айвазовский, к слову, был моренистом.

– Не умничай, Заболотный, а то до отбоя буду прививать тебе любовь к строевой подготовке! – взорвался прапорщик.

Вскоре боец принес таблички треугольниками вверх и вниз.

– Ну, вот, умеешь ведь, когда хочешь! – обрадовался Буравин. – Скромно и со вкусом. Можешь колотить.

– А куда?

– Бестолочь, ядрена вошь! Куда в лесу прибить можно?

– На деревья? Так ведь гости могут и не понять.

– Нужда припрет, осилят. Они, что же, по-твоему, не люди?

– В том-то и дело, что люди. Ци-ви-ли-зо-ва-н-ные.

– От, спасибо, объяснил! А я, выходит, дикий?

Слыша крики, к спорщикам направился Октябрьский.

– В чем там дело? – поинтересовался он у Мальцова.

– Буратина стройкой века руководит, – не оборачиваясь, бросил через плечо воин.

– Устроили тут цирк, понимаешь ли!

– Извините, товарищ старший лейтенант, не признал вас! – замер в напряжении служивый, вытянувшись по стойке «смирно». – Прапорщик Буравин утверждает эскизы табличек для туалета!

– Что здесь происходит? – двинулся к строителям старлей.

– Заболотный Ваньку валяет, – отрапортовал прапорщик. – Сомневается, сумеют ли гости без уборной нужду справить.

– То есть без кабинок? – мрачно уточнил особист. – Да вы с ума сошли! Хотите нарваться на международный скандал? Вы за это ответите! На вашу бригаду возложено сооружение отхожего места! Где оно?

– Выбирай в любом направлении: простору-то вон сколько!

– Шутить изволите? – побелел офицер.

– Зачем? Предлагаю вместе утвердить подходящие кусты.

– Вы должны были построить в лесу туалет, – захлебываясь от гнева, зашипел старлей.

– И дворец для отдыха в придачу, – сплюнул сквозь зубы прапорщик. – На кой ляд в лесу сортир, парень? Чтоб раз посцать?

– Да хоть ни разу! Не вашего ума дело! За туалет ответственный вы! Ну и где он?

– Ты, старлей, хоть знаешь, сколько это по времени? Думаешь, сбил кабинку-другую и все готово? Одну выгребную яму в этой вечной мерзлоте сутки копать будем! А настил сбить да закрепить? А очко вырезать? А двери навесить? А крышу подогнать? И все это за три часа? У меня нет волшебной палочки, есть тупые солдаты!

– Не смейте на меня орать!

– А я и не ору! Я объясняю… доходчиво.

– Куда таблички бить, товарищ прапорщик? – уточнил боец.

– Как это куда? На деревья. А чтобы гости впопыхах под один куст не сели, переделай таблички в стрелки: господа, мол, шуруйте налево. Они ведь французы, большие мастера ходить налево, – хихикнул он. – А баба, тьфу ты, дама – валяй, мол, направо, – прапорщик грозно повернулся к Заболотному. – Мигом дорисуй стрелки, Папа Карло! И лети как пробка из бутылки!

– Куда лететь, товарищ прапорщик? – не понял солдат.

– Вон к тому дереву, – указал тот. – Или к тому. Короче, сам разберись. Но чтоб указатели были видны от стола и от костра!

Вскоре площадка была готова для приема гостей. Рядовой состав увезли, и Октябрьский решил заблаговременно сменить офицерскую форму на гражданский наряд. Укрывшись за автомобиль, он снял брюки, но, трясясь от холода, запутался в штанине и едва не упал. Как раз в этот момент к поляне подъехала вереница автомашин, из которых со смехом вывалилась пестрая компания говорящих преимущественно языком жестов людей в сопровождении Тополевского. Умело управляя веселой оравой, Андрей непринужденно поддерживал шутливый разговор, держа ситуацию под контролем. Полковник незаметно кивнул миловидной официантке, и на столах, возле которых выгрузили два ящика водки, появились посуда, столовые приборы и бутерброды. Пока гости, беззаботно хохоча, играли в снежки, группа сопровождения разжигала костер. В это время кто-то из россиян открыл бутылку водки и, озираясь, предложил выпить «для сугрева».

Октябрьский, дрожа от холода, наконец, переоделся и вальяжно выкатился из леса. «Как прошло испытание клозета? – поддел его Буравин. – Не промахнулся?» Старлей бросил на него полный презрения взгляд и, не вступая в дискуссию, гордо проследовал мимо.

Костер разгорался быстро. Расторопные официантки, мило улыбаясь веселой компании, ловко сервировали столы. Вдруг одна из них растерянно оглянулась в поисках Тополевского. «Андрей Васильевич, беда: шампуры в городе забыли». – «Зря, конечно, но дело поправимое. Подавайте пока бутерброды и пирожки, чтобы ближайшие полчаса гости не голодали, а я отлучусь за орудием производства». Не замечая его отсутствия, разношерстный и разноязыкий коллектив продолжал веселиться. Сопровождающие подбадривали иностранных гостей, держась в непосредственной близости от запасов. Время от времени они охотно прикладывались к стаканам. Вскоре с шампурами в руках вернулся Тополевский и с ходу предложил подавать закуски и спиртное. Старшая официантка исчезла, а ее подруги занялись мангалом. Прошло пять минут, но Вера так и не появилась. Не теряя времени, Андрей отправился на ее поиски. Каково же было его удивление, когда он застал обескураженную девушку у водочных ящиков. Лихорадочно перебирая пустые бутылки, она отчаянно пыталась найти среди них хотя бы одну полную. Но тщетно. В испуге она обернулась:

– Представляете, уже все выпили!

– Конфуз, – опешил полковник. – Что будем делать?

– Может «клюковку» подадим? – предложила Вера.

– В чем? В трехлитровых банках?

– Зачем же, у нас есть графины. Очень даже симпатичные.

– «Клюковку» нашим гостям не осилить: слишком крепкая.

– А, по-моему, в самый раз. Тем более что там не одна ягода на ведро спирта, а как положено.

– А как положено?

– Вкусно! – находчиво пояснила официантка. – Вам все равно не понять – вы ведь не употребляете.

– А вы откуда знаете?! – изумился Тополевский.

– А кто вас на банкетах обслуживает? Мы барышни наблюдательные. Так подавать нашу фирменную «клюковку»?

Вместе с переводчиком к ним подтянулись французы. Видя яркий цвет рубинового напитка, они в один голос воскликнули: «О, красное вино!» – и дружно протянули свои стаканы.

– Никак русский освоили? – изумилась Вера.

– Есть немного, – улыбнулся Тополевский. – Знают всего несколько слов: «здравствуйте», «спасибо», «красное вино»…

– О, красное вино, спасибо, – хором пропели иностранцы.

Сделав по приличному глотку, гости закашлялись.

– Qu’est-ce que c’est? – изумилась француженка, выпучив глаза.

– Мадемуазель интересуется, что это такое, – перевел гид.

– Ноу-хау космодрома, – пошутил в ответ полковник. – Приглашайте нас в Париж, там и поделимся рецептом.

Усмотрев в этом предложении крамолу, рядом с ним незаметно вырос и далее неотступно следовал по пятам Октябрьский.

После изрядно выпитого француженка почувствовала необходимость облегчиться. В поисках туалета она стремглав пронеслась по округе, но была вынуждена обратиться за разъяснением к переводчику. Тот осмотрелся и ткнул пальцем в указатели. Гостья благодарно кивнула и исчезла из вида. Подпрыгивая от нетерпения, она какое-то время кружила по лесу в надежде найти соответствующее заведение, но, гонимая нуждой, быстро вернулась. Гид внимательно выслушал ее претензии и, что-то шепнув, указал на заросли кустарника. Женщина разочарованно поморщилась, но ввиду отсутствия выбора резво помчалась в указанном направлении.

– У дамы проблемы? – насторожился Октябрьский.

– Не привыкла справлять нужду под кустом. У этих чистоплюев все не по-людски, – переводчик протянул стакан. – Давай выпьем!

Офицер категорически отказался. «Служба?» – посочувствовал гид и одним махом опрокинул в себя очередной стакан «клюковки».

После облегчения настроение француженки значительно улучшилось, и она решила пробежаться по снегу, который для нее был такой же экзотикой, как пальма для чукчи. Гостья громко запела и весело сорвалась с места. Сделав не более двадцати парящих шагов, она потеряла равновесие. Левая нога девушки провалилась в невидимый под настом овражек, в результате чего копна рыжих волос, описав замысловатую траекторию, вонзилась в сугроб. На поверхности остались только барахтающиеся в джинсах сапожки. Галантные кавалеры незамедлительно бросились на выручку и …в один момент оказались в столь же затрудненном положении. Минутой позже из сугроба торчали уже три пары элегантной иностранной обуви.

Октябрьский решительно замотал вокруг хилой шеи шарф и поспешил на помощь. Видя его намерения, Тополевский в полголоса посоветовал: «Рекомендую сделать это по-пластунски». Прикидывая, нет ли в словах сурового визави подвоха, Игорь немного подумал, прокручивая в уме, как бы не попасть впросак, осмотрелся, закатал рукава и пополз осторожно, словно по минному полю.

Проведенная по всем правилам военного искусства спасательная операция быстро помогла возбужденным иностранцам прийти в себя. Расположившись у костра, они с надеждой посмотрели на официанток. Видя, что французы продрогли, Тополевский тактично попросил принести чего-нибудь горяченького. Вера поняла эту просьбу по-своему. Вскоре она появилась с подносом, на котором рубиновыми бликами искрились стаканы с уже полюбившейся всем «клюковкой». Восторгу иностранцев не было предела. Андрей укоризненно посмотрел на девушку, но та лишь смиренно повела плечами. Разгоряченные живительным нектаром гости оживились и загалдели. Рыжеволосая дива на удивление быстро освоилась в кругу новоявленных друзей и непринужденно стала снимать с себя сырые вещи, укладывая их для просушки рядом с костром. Делала она это грациозно и поэтапно. Сначала сбросила яркий пушистый шарф, затем игриво расстегнула куртку и рывком отправила ее следом. Подвыпившие приятели не обращали на девушку ни малейшего внимания. А россияне, заинтригованные возможным продолжением, тревожно переглядывались, не зная, как себя вести. Первым не выдержал Октябрьский. Когда молодая особа, нимало не смущаясь, закатала свитер и обнажила плоский живот, он прошептал Тополевскому: «Андрей Васильевич, это необходимо остановить! Устраивает тут стриптиз, понимаешь ли, – офицер незаметно посмотрел на часы и, не скрывая сожаления, вздохнул. – Вылет только через шесть часов. Продержаться бы!» Полковник, улыбаясь, подсел к гостям и немного пошептался с ними. Не прошло и минуты, как те начали собираться.

– И как это вам удалось уговорить их так быстро? – не поверил своим глазам особист.

– Пообещал, что они смогут поговорить с Тулузой.

– Это невозможно! Нас за это по головке не погладят!

– А за стриптиз похвалят или наградят?

– А указание на запрет связи?! Мы не поймем, о чем они лепечут.

– Товарищ старший лейтенант, обещать – не значит жениться. В ожидании разговора с родным домом они высушатся в тепле и не заболеют, более того: весь процесс будет под вашим контролем.

– Ну, вы и дипломат!

Спустя пару часов Тополевский появился в гостинице. Убедившись, что автобус для гостей готов к отправлению, он поднялся на второй этаж. Навстречу, едва переводя дух, мчался Октябрьский, в глазах которого читался нескрываемый ужас.

– Они все-таки выведали военную тайну? – уколол полковник.

– Хуже, – с трудом отдышался Игорь.

– Неужели завербовали персонал или взяли заложников?

– Мне не до шуток! Пойдемте, сами убедитесь. Там такое!..

Андрея и впрямь ожидало весьма пикантное зрелище: французская троица босиком, в пляжных костюмах и с бутылками вина в руках, обнявшись, разгуливала по пяти специально выселенным к ее приезду этажам гостиницы, весело напевая «Марсельезу». Точнее каждый из них затягивался о чем-то своем, но на известный всему миру мотив. После очередного куплета гости останавливались, делали по внушительному глотку вина прямо из горлышка, после чего с новой силой подхватывали революционный марш, сбиваясь с ритма и теряя равновесие. Мольбы переводчика одеваться и идти в автобус лишь раззадоривали шалунов. Подобно малым детям, они вырывались, хохотали и, толкая друг друга, с гиканьем разбегались в разные стороны.

– Видите?! Что со всем этим делать, Андрей Васильевич?! – застонал особист. – Ситуация выходит из-под контроля.

– Выходит? – усмехнулся полковник. – По-моему, давно вышла.

Вдруг француженка заметила Тополевского. Легко подпрыгнув, она издала радостный клич. Грациозно присев в реверансе, девушка послала россиянину воздушный поцелуй, но, оступившись, едва удержалась на ногах. Возбужденные соотечественники подхватили даму и степенно поприветствовали Андрея взмахом скрещенных над головой рук, сделав заодно по глотку и за его здоровье.

– Убедились? Идет по нарастающей. Как быть?!

– Откуда у них спиртное? – нахмурился Андрей.

– С собой привезли. Не обыскивать же их.

– Выход один: дайте команду немедленно соединить их с Тулузой! В таком состоянии они не то что военную тайну не выдадут, не вспомнят, как мать родную зовут.

Услышав от гида радостное сообщение о возможности поговорить с родным домом, французы стремглав разбежались по номерам. Тополевский облегченно вздохнул и поручил старлею связаться с аэродром. «Скажите, что гости не в кондиции и, скорее всего, вылет придется задержать». Он оказался прав: чартерный рейс был отложен до тех пор, пока окончательно не высохли вещи и не «просохли» их хозяева…

Андрей замолчал, улыбнулся и поставил чашку на блюдце.

– Так после «крещения» французами я стал «главным по иностранцам» или «коммерческим директором космодрома», как это звучало в официальной легенде прикрытия, разработанной компетентными органами, – подытожил он, с теплотой глядя на Машу и возвращая ей текст. – Неточности я поправил.

– Когда же вы успели? – восхитилась гостья. – Телефон не смолкал, от посетителей не было отбоя…

– Жизнь научила. Иначе нельзя. Хотите еще чаю?

– Я и так злоупотребляю вашим временем: в приемной наверняка толпятся люди. По-моему, ваши подчиненные не привыкли в рабочее время видеть шефа за чаем, да еще с дамой.

– Пора начинать их удивлять, – слегка смутился Андрей и уточнил: – Значит, отложим чаепитие на следующий раз?

Несмотря на явный цейтнот, ему не хотелось расставаться.

– И это мне предлагает женоненавистник? – сквозь замешательство Маши чувствовалось, что предложение ей приятно.

– Как только меня не характеризовали, но, чтобы припечатать столь хлестко?! Неужели так прямо и называют?

Маша покраснела, опустила глаза, виновато улыбнулась, кивнула в ответ, вскочила и направилась к выходу. Повисла неловкая пауза. Чтобы сгладить ее, Андрей встал проводить гостью до двери.

– Говорят, прежде вы тоже отказывались от чаепитий в мужской компании, – вернулся к разговору он. – Было приятно пообщаться.

– Взаимно, – Маша не знала, что сказать на прощание, потому быстро закрыла за собой дверь, но, что-то вспомнив, заглянула снова. – Так мне показывать текст Октябрьскому? – тихо уточнила она.

– Вы ему не подчиняетесь, – пожал плечами Андрей.

В приемной, на удивление, было безлюдно. Встретившись со своим отражением, Маша на всякий случай осмотрелась и, дурачась, показала самой себе язык. Затем подошла к зеркалу, коснулась его резной рамы и прошептала: «Это ты мне помогла. Теперь ты – мой талисман». Рама была элегантной и очень красивой.

Выйдя в коридор, Маша снова столкнулась с Онищенко. Начальник нахмурился и многозначительно прокашлялся.

– Вы все еще здесь? – его голос с фальцета сорвался на визг. Демонстративно взглянув на часы, он подозрительно прищурился. – Позвольте полюбопытствовать, где же вы были все это время?

– Как вы и рекомендовали, согласовывала текст с Тополевским.

– Несколько страниц целый час? Это что же у вас за отношения?

– С кем? – не сразу поняла Маша.

– С Тополевским!

– Какие могут быть отношения с человеком науки? – возмутилась подчиненная. – Интеллектуальный роман!

– Что?!

– Роман интеллектов. У людей, знаете ли, есть серое вещество…

– Немедленно в студию! – вышел из себя шеф.

– Есть, товарищ полковник! – она развернулась на одних каблуках и нос к носу столкнулась с начальником штаба.

– Почему не в форме? – игриво поинтересовался Рыбаков.

– Товарищ полковник, я всегда в форме!

– Я не слепой! – возмутился офицер. – Где военная форма?

– Александр Владимирович, не кипятись, – пришел на выручку Онищенко. – Мария Андреевна отправляется на запись телепередачи.

– И чем это ей форма помешает?

– Вы свободны, – шепнул женщине замполит.

Дождавшись, когда она удалится, Онищенко пояснил:

– Саня, остынь. Командир позволил ей носить гражданскую одежду. Программу смотрят тысячи людей, зачем мундиром ограничивать зрительскую аудиторию?

– Но она который раз убеждает меня, что в форме!

– Напрашивается на комплимент, – свел разговор к шутке Онищенко. – «В форме» – означает, что дама хорошо выглядит.

– Что есть, то есть. Но уж больно языкастая.

– Других не держим!

– Напрасно! Палец в рот не клади – оттяпает по локоть.

– А ты не клади!

Утром Маша появилась в кабинете Онищенко еще до прихода коллег. Молча кивнув вместо приветствия, положила перед ним видеокассету с записью программы. «Если понадобится ваша консультация, я вас приглашу», – холодно отрезал начальник, видя желание подчиненной объясниться. У дверей она обернулась и упрекнула:

– Вчера вы не захотели выслушать меня, а тем временем майор Октябрьский требует показывать ему материал до выхода в эфир.

Брови Онищенко удивленно поползли вверх. Он задумался, потянулся к телефонной трубке и уже не так уверенно сообщил:

– Я решу этот вопрос. Вы свободны. Кстати, вечером у нас очередные гости. Командир просит вас задержаться. Проверьте готовность музея. Экскурсию рассчитывайте минут на сорок.

– Есть, – буркнула женщина.

– Не слышу в вашем голосе энтузиазма!

– В клетке птице не поется!

Онищенко криво усмехнулся, с интересом глядя ей вслед, и попросил соединить его с начальником особого отдела.

В коридоре Маша снова столкнулась с Рыбаковым. Тот поймал колючий взгляд подчиненной и сухо посторонился. «Здравия желаю», – по-военному четко поприветствовала она. «Почему не в форме?» – вернулся к вчерашней теме полковник. У Маши не было настроения любезничать. Она промолчала, и это задело начальника штаба. «Через пятнадцать минут прибыть ко мне. В форме! – строго приказал он. – Не слышу ответа?!» – «Есть!»

Придя на рабочее место, Маша засекла время. Открыв шкаф, она бросила печальный взгляд на погоны, пилотку и портупею, затерявшиеся в дальнем углу верхней полки. Мизер имеющейся в наличие амуниции погоды не делал. Приложив погоны к плечам, женщина печально улыбнулась. Стрелки часов неуклонно приближались к намеченному времени. Маша обреченно посмотрела на себя в зеркало и, вздохнув, направилась к Рыбакову. Она постучалась и в предчувствии неминуемой развязки заглянула в кабинет. Полковник бросил взгляд на настенные часы над входом и удовлетворенно усмехнулся. «Точность вежливость королей», – с видом знатока процитировал он и широким жестом пригласил. – Входите!» Видя, что гардероб журналистки не претерпел абсолютно никаких изменений, начальник штаба побледнел. Ничего хорошего такая перемена в его настроении не сулила, но делать было нечего, и Маша без особого энтузиазма направилась к столу.

– Не понял? – рявкнул полковник. – Почему не в форме?!

– Товарищ полковник, на вещевом складе…

– Никаких отговорок! После обеда прибыть ко мне вместе с непосредственным начальником! – приказал он. – В форме!

– Пожалуйста, выслушайте меня.

– Выполняйте! Кругом! Шагом марш!

Глотая от унижения слезы, женщина вышла. Добравшись до каморки Тищука, справилась с волнением и изобразила на лице подобие улыбки. Капитан весело мурлыкал, с упоением ремонтируя разобранный до винтиков видеомагнитофон. Дословно повторив приказ Рыбакова, Маша виновато опустила глаза.

– Опаньки, – отложил паяльник Леонид. – Допекли его-таки? Сколько раз говорено: с начальством лучше промолчать. Целее будете.

– Если честно, я не получила эту злосчастную форму из принципа.

– Кто бы сомневался.

– Государство тоже на моей стороне: склады пусты, а статья на пошив одежды давным-давно не финансируется. Денежное довольствие не выплачивается третий месяц кряду. Наша доблестная армия служит на голом энтузиазме. Дело дошло до голодных обмороков.

– Я в курсе, – печально признался Тищук и констатировал: – Постперестроечный бардак.

– А вот Рыбаков, по-моему, все еще живет в эпоху развитого социализма. Или делает вид, что не знает про перебои с обмундированием. Давайте заглянем к нему прямо сейчас и попытаемся все объяснить. На мой взгляд, он вполне вменяемый человек…

– Может, для проформы сначала доложим Онищенко? – усомнился ее доводам капитан.

– Мне приказано явиться с непосредственным начальником.

– Только вы уж постарайтесь …хотя бы не возражать.

– Попробую, – не очень уверенно пообещала Маша.

В кабинет Рыбакова они вошли в тот момент, когда полковник воспитывал кого-то по телефону. Поскольку Тищук появился первым, начальник штаба доброжелательно улыбнулся ему и жестом указал на стул. Пожав капитану руку, он повысил голос на невидимого собеседника: «Марычев, твою мать, прекрати базар! Бери людей и дуй на разгрузку вагона! Как это не по твоему столу? Ты читать не разучился? Помнишь, что написано в телеграмме? «В свЯзи», – делая ударение на первом слоге, процитировал он. – А кто у нас начальник связи? Значит, тебе соль и прислали. А я почем знаю, на кой ляд? Прислали – разгружай, не держи вагон попусту! Не понял? Повтори еще раз! «В связИ», – меняя ударение на второй слог, согласился он. – Ладно, вертай бумагу взад, распишу Бондарю, – положив трубку, полковник улыбнулся. – Заходи, Леонид, ты-то мне и нужен! У меня тут проблемы с видеокамерой. Не посмотришь?» Из-за спины Тищука бесшумно появилась Маша и, виновато улыбнувшись, опустила глаза. Рыбаков изменился в лице и гневно прокашлялся, утратив на мгновение дар речи. Его простоватое лицо вытянулось. «Я сяду?» – негромко поинтересовалась журналистка и, не дождавшись разрешения, присела на краешек стула, чем окончательно вывела начальника штаба из себя. «Встать!» – сорвавшись на крик, потребовал он. Маша в недоумении встала и покосилась на поникшего начальника. Предчувствуя скорую развязку, капитан вскочил и собой заслонил ее от гнева полковника.

– Научите вашу подчиненную общаться согласно Уставу и лично примите у нее зачет! – потребовал Рыбаков.

Цвет его лица напоминал багрянец леденящего душу заката. Тищук, дабы не вступать в дискуссию, кратко выдохнул:

– Есть! Разрешите выйти?

– Задержитесь! – рявкнул НШ и резко забежал вперед Маши. – Почему вы снова без формы?

– Я всегда в форме, – упрямо повторила она.

Рыбаков не выдержал взгляда в упор и отвернулся. Леонид незаметно дернул женщину за рукав, но та не среагировала.

– Я никогда не вижу вас в форме!

– Но это ведь не значит, что я не в форме!

– Без демагогии! Почему вы не в форме установленного образца?!

– Потому, что армейские склады пусты… – дама была не робкого десятка и обращение «товарищ полковник» сознательно опустила.

– Завтра прибыть в том, что выдали! – потребовал Рыбаков.

– Рабочий день в части будет сорван, – усмехнулась Маша.

Ее спокойствие возмутило начальника штаба. «Не возражать! И слышать ничего не желаю!» Полковник так грохнул кулаком о стол, что разом подпрыгнули все три телефона, а его фуражка, вращаясь подобно юле, покатилась в угол. Рыбаков потянулся за ней и нечаянно зацепил папку с надписью «На доклад». По кабинету моментально разлетелись многочисленные документы. «Вон!» – что есть мочи заорал он. Маша поморщилась и хотела возразить, но договорить ей не позволил Тищук, успев быстро вытолкнуть спорщицу в коридор. В дверях она столкнулась с дежурным по части. Оценив ситуацию, тот мигом ретировался, но образовавшийся сквозняк уже подхватил со стола оставшиеся бумаги. Пытаясь их удержать, Рыбаков уронил все, что там сохранилось. В кабинете мгновенно образовался такой кавардак, что у Тищука от предчувствия неминуемой беды подкосились колени. Начальник штаба схватился за сердце, печально посмотрел на табличку «Работая с документами, окна не открывать!» и отчаянно помянул мать. Эмоциональной тираде полковника капитан внимал в гордом одиночестве.

Маша, заслышав громоподобный рев Рыбакова, предпочла покинуть приемную, поскольку ее воспитанный на произведениях классиков слух чурался грубых армейских опусов. К нормативной лексике в речи полковника можно было причислить только кратковременные паузы. Все остальные выражения были столь крепки и многосложны, что выходили за грань эмоционального женского восприятия.

Когда Тищук появился в коридоре, можно было подумать, что он с боем вышел из окружения, или, по меньшей мере, одолел марафонский забег. Маше стало жаль начальника, она достала носовой платок и приложила его к струящемуся от пота лицу капитана. Леонид долго не мог прийти в себя, беззвучно ловил ртом воздух и не сразу сообразил, где находится. Он смотрел поверх Маши и растерянно жестикулировал. Так и не найдя нужных слов в адрес подчиненной, невольно ставшей причиной необоснованных на него нападок, офицер решительно двинулся к рабочему месту. Маша едва поспевала за ним. Она виновато молчала.

– Поймите меня, – обретя дар речи, посетовал Тищук. – В армии прав тот, у кого больше прав. Он – начальник, я – дурак. Неужели вам трудно при обращении добавить всего два слова – «товарищ полковник» или спросить разрешение войти?

– Не вижу смысла! Глупо спрашивать разрешение войти, если тебя и без того вызвали.