На фазенде Леонсио имелся большой, грубо сколоченный сарай с голыми стенами и земляным полом, предназначенный для рабынь, которые пряли шерсть и ткали холсты.
Обстановку этого помещения составляли трехногие табуретки, лавки, прялки, моталки и большой ткацкий станок, расположенный в углу.
Вдоль стены, напротив широких окон, украшенных балясинами и выходивших в просторный внутренний двор, в ряд сидели пряхи. Было их около тридцати: негритянки, креолки, мулатки, с маленькими ребятишками, которые ползали возле них по земле. Одни пряхи разговаривали, другие напевали, чтобы скоротать долгие часы своего трудового дня. Там можно было увидеть женщин любого возраста и цвета кожи: от старой африканки, хмурой и тощей, до пухлой веселой креолки, от черной как смоль негритянки до почти белой мулатки.
Среди женщин-прях выделялась одна молоденькая девушка, самая изящная и красивая, какую только можно себе вообразить в подобном месте. У нее было стройное и гибкое тело, нежное личико с несколько полными, но четко обрисованными губами – чувственными, влажными и алыми, как чудоцвет, только что распустившийся погожим апрельским днем. Черные глаза ее были не слишком большими, но искрились живостью и озорством. Черные же вьющиеся волосы могли бы стать украшением любой европейской аристократки.
Однако она носила их на мужской манер, короткими и очень сильно завитыми. Это нисколько ее не портило, наоборот, придавало ее насмешливому и жеманному личику неожиданное очарование. Если бы не маленькие золотые сережки, дрожавшие в миниатюрных и аккуратных мочках ушей, и волнующие груди, которые, как два шаловливых козленка, подпрыгивали под прозрачной рубашкой, вы могли бы принять ее за плутоватого и дерзкого подростка. Вскоре мы узнаем, каким исчадием ада было это создание, носившее красивое имя Роза.
Тот, кто захотел бы внимательно прислушаться, среди однообразного шелеста вращавшихся колес и заунывного пения, размеренного гула безостановочно работающего ткацкого станка и визга детей услышал бы следующий разговор. Несколько прях, среди которых была и Роза, робко, вполголоса толковали между собой.
– Подруги, – обратилась к своим соседкам пожилая креолка, знавшая все секреты в доме со времен старых хозяев, – теперь, после смерти старого господина и отъезда сеньоры Малвины к своему отцу, мы узнаем, что такое суровая неволя.
– Что ты говоришь, тетушка Жоакина?
– Вот увидите. Вы помните, что старый господин не любил шутить. Так вот, как говорится, все познается в сравнении. Наш молодой хозяин, гм… дай бог, чтобы я ошибалась… Но мне кажется, что он нас заставит пожалеть о прошедших временах…
– Святой крест! Дева Мария! Не говори так, тетя Жоакина! Лучше уж сразу убить нас…
– Этот не будет думать ни о пряже, ни о холсте. Нет, скоро мы все пойдем в поле махать мотыгой с восхода до заката или собирать кофе на плантациях. Повсюду нас будет преследовать плеть надсмотрщика. Вот увидите. Ему нужен только кофе. Много кофе. Кофе – это деньги.
– Сказать по правде, не знаю, что лучше, – заметила другая рабыня. – То ли в поле, то ли здесь, не разгибаясь с рассвета до десяти часов вечера. Мне кажется, что там будет свободнее.
– Свободнее! Не надейся, – воскликнула третья. – Здесь в тысячу раз лучше! По крайней мере, здесь нет проклятого надсмотрщика.
– Да что там говорить, – заключила старая креолка, – везде неволя. Кому суждено было родиться рабом злого господина, тот везде будет мучиться, что здесь, что там. Неволя – злая доля, не Бог сотворил рабство, это выдумка дьявола. Знаешь, что случилось с несчастной Жулианой, матерью Изауры?
– Кстати, – вставила одна из женщин, – что теперь делает Изаура? Пока сеньора Малвина была здесь, Изаура беззаботно разгуливала по гостиной, а теперь…
– Теперь она иногда заменяет госпожу, – быстро ответила Роза, лукаво и насмешливо улыбнувшись.
– Замолчи, девчонка! – строго прикрикнула на нее старая креолка. – Оставь свои сплетни. Бедная Изаура! Не приведи господь тебе оказаться на месте этой бедняжки! Если бы вы знали, как страдала ее несчастная мать. Ах, наш старый господин был настоящим оборотнем, да простит меня Господь. Сейчас у Изауры и сеньора Леонсио отношения складываются тем же манером. Жулиана была красивой, статной мулаткой, у нее был такой же цвет кожи, как у Розы, но она была еще красивее и лучше сложена.
Роза недовольно хмыкнула и скорчила презрительную мину.
– Но в этом и было ее несчастье, бедняжка! – продолжала старая креолка. – Вот она и приглянулась старому господину… Я уж вам рассказывала, что потом произошло. Жулиана была честной женщиной, поэтому страдала, пока не умерла. В то время управляющим здесь был тот сеньор Мигел, что появляется иногда тут, – отец Изауры. Он был справедливым человеком, ко всем хорошо относился, и все шло как надо. Не то что этот сеньор Франсишку, нынешний, сатана его побери! Это самая страшная чума, когда-либо посещавшая наш дом. Как я говорила, сеньор Мигел очень любил Жулиану и работал, работал не покладая рук, чтобы накопить денег и выкупить ее. Но хозяин не хотел ее продавать, да так разозлился, что выгнал сеньора Мигела.