Ради нашей любви

4

Детский голосок заставил их отпрянуть друг от друга. На крыльце стоял Уильям – босиком, взлохмаченный, с потрепанным плюшевым мишкой в руках.

– Да, милый! – откликнулась Лорелея, всматриваясь в лицо сына. Что он успел увидеть? И что – услышать? Она шагнула к нему, чтобы его обнять, но малыш сделал шаг назад. – Что случилось? Плохой сон приснился?

– Мама, почему этот дядя не ушел?! – воскликнул мальчик, не сводя глаз с Курта. – Ты же сказала, что он уйдет!

– Он уже уходит, – быстро ответила Лорелея.

Курт покачал головой.

– Не так быстро, – улыбнулся он. Затем подошел к крыльцу, присел, чтобы не смотреть на мальчика сверху вниз, и с серьезным видом протянул ему руку: – Что ж, думаю, нам пора познакомиться как следует. Тебя зовут Уильям, верно? А я – Курт.

– Какое странное имя! Никогда такого не слышал!

– Потому что оно не английское. Я из Австрии.

– А где это?

– В Европе. Далеко-далеко на востоке, за морем.

– А у тебя дети есть?

– Нет, к сожалению.

– А ты тоже хочешь жениться на маме, как дядя Джозеф?

– Уильям! – предостерегающе проговорила Лорелея, но голос Курта перекрыл ее предупреждение:

– А если бы я ответил «да», что бы ты сказал?

– Курт! – Лорелея потянулась к малышу и взяла его на руки. – Не беспокойся, Уильям, я никогда не выйду замуж. Нам и вдвоем неплохо, верно?

– Мама, а почему ты не хочешь выйти замуж? Тогда у меня будет папа. Я с ним буду ходить в поход, как Джимми с дядей Джозефом.

– Милый, давай поговорим об этом в другой раз.

– Почему ты не хочешь замуж за Курта? Ну правда, мам? Знаешь, мне иногда очень хочется, чтобы у меня был папа. Только не такой, как дядя Джозеф. А то он совсем драться не умеет!

Курт фыркнул. Лорелея обожгла его сердитым взглядом.

– Уильям, солнышко, – прошептала она, – сейчас действительно не время…

– А ты видела, как он дяде Джозефу врезал?

– Уильям, немедленно прекрати!

– Бац в челюсть, – продолжал Уильям, увлеченно размахивая плюшевым мишкой, – и дядя Джозеф в отключке!

– Уильям, да послушай же меня…

– Вилли.

Лорелея удивленно перевела взгляд на Курта.

– Как ты его назвал?

– Вилли. «Билл» по-немецки.

– Спасибо, я знаю. – Почувствовав, что крыльцо уплывает у нее из-под ног, Лорелея поспешно опустила сына на пол и схватилась за перила. – Моего сына зовут Уильям. А не Билл и тем более не Вилли. Курт, у тебя точно не осталось никаких дел в Лондоне?

– А мне кажется, он больше похож на Вилли.

– Точно, мам, мне Вилли гораздо больше нравится! Это австрийское имя, да?

– Ja, – улыбнулся Курт.

– А это тоже по-австрийски?

– По-немецки. Все австрийцы говорят по-немецки. «Ja» значит «да».

– Вилли – это здорово! А Уильям мне совсем не нравится, это скучное имя. Мама, почему ты меня всегда зовешь Уильямом?

– До сих пор ты не жаловался, – пробормотала Лорелея, бессильно опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и возвела глаза к небу.

– Курт, а зачем ты поцеловал мою маму? Лорелея затрясла головой и закрыла лицо руками.

– Видишь ли, – проговорил Курт, усаживая мальчугана к себе на колени, – мне очень захотелось ее поцеловать. Она ведь настоящая красавица, твоя мама.

– Ага, и еще она умная! – с гордостью отозвался мальчик. – Она управляет большим магазином. В Лондоне. Знаешь, где Лондон?

– Знаю, – с серьезным видом ответил Курт.

– Мама Меня возила в Лондон. Мы ходили в парк.

– Угу.

– И в музей!

– Хватит, Уильям, – проговорила Лорелея, с трудом поднимаясь на ноги. – Попрощайся с герром Рудольштадтом и иди в дом.

– А я думал, его зовут Курт!

– Так и есть. – Курт спустил мальчика с колен и тоже встал. – Рудольштадт – это моя фамилия. A «repp» значит «мистер».

– А-а.

Лорелея почувствовала, что больше не вынесет. Ладно бы эти двое говорили только об именах и о немецком языке – но они ведь и ее обсуждают, не стесняясь ее присутствием! Может быть, все это дурной сон? Если так, давно пора просыпаться!

– Курт. – Она сделала глубокий вдох. – Спасибо за то, что дождался меня. Спасибо, что согласился со мной поговорить, И спасибо за понимание.

– Всегда пожалуйста.

– Я не ожидала… – Лорелея опустила ладонь на голову сына. – Не думала, что будет так легко убедить тебя… ну, ты понимаешь.

– Держать сегодняшние события в секрете? – Он пожал плечами. – Когда и как открыть правду графине – решать тебе.

– Спасибо. Разреши, я уложу Уильяма, а потом провожу тебя до…

– Только не откладывай, договорились?

– Конечно. – В ее улыбке сквозило облегчение: хотя Курт Рудольштадт и заставил ее изрядно поволноваться, на поверку он оказался вовсе не чудовищем. – Непременно поговорю с бабушкой на этой неделе, когда полечу в Вену.

– Завтра, – уточнил Курт. Лорелея недоуменно заморгала.

– Прости?

– Я сказал, ты полетишь в Вену завтра. – Он нахмурился. – Мой самолет, должно быть, уже улетел, но мне не составит труда заказать билеты. – И улыбнулся Уильяму. – Вилли, ты ведь еще никогда не летал на самолете?

– Его зовут Уильям, – резко ответила Лорелея и отступила на шаг, прижав к себе сына. – О чем ты говоришь? Какой самолет? Мы не полетим с тобой – ни он, ни я.

Курт встретился с ней взглядом. Он все еще улыбался, но в улыбке чувствовалась сталь, от которой у Лорелеи мороз пробежал по коже.

– Я позволил тебе самой решать, когда и как открыть правду графине. Но что касается всего остального… Лорелея, ты знаешь, чего я хочу.

На миг она потеряла дар речи.

– Но ты не можешь… ты же не думаешь…

– Еще как думаю. И, поверь мне, могу.

– Нет! Ни за что!

– Думай, прежде чем говорить, mein Liebling. На карту поставлено очень многое. Состояние твоей бабушки. Судьба «Дамского изящества»… – Курт сделал выразительную паузу. – Твоя тайна.

– Но ты же сказал… ты же обещал…

– Мама!

– Помолчи, Уильям!

– Мама!

– Уильям, ради Бога! Тебя это не касается. Иди, наконец, в дом. Посмотри… посмотри, остался ли У нас попкорн. Я сейчас приду и…

– Ну мама же! – нетерпеливо воскликнул Уильям. – Что это за старенькая тетя к нам идет?

– Какая еще те… – Лорелея подняла глаза, и из груди ее вырвался стон. – О Боже мой! – прошептала она. – Нет! Пожалуйста, только не это!

По лужайке, с трудом ковыляя по узкой неровной тропинке и тяжело опираясь на свою палку, шествовала графиня. В двух шагах за ней с самым невинным видом следовал шофер Курта.

Курт обнял Лорелею за талию и положил руку Уильяму на плечо. Почувствовав, что Лорелея дрожит, прижал ее к себе.

– Здравствуйте, графиня, – вежливо поздоровался он. – Какой сюрприз!

– В вашем самолете, герр Рудольштадт, обнаружились какие-то неполадки. Пилот сказал, что-то с мотором. Из номера в отеле я уже выехала, вас в городе нет, внучки тоже – что мне оставалось делать? Ваш водитель долго не хотел объяснить, куда вы отправились, но в конце концов… – Тут глаза пожилой дамы округлились, а лицо побелело как бумага – она заметила Уильяма.

– Лорелея? Что это за мальчик?

– Мам, а почему эта тетя такая бледная? – радостно поинтересовался Уильям.

– Как… как он тебя назвал? – прохрипела графиня.

Лорелея отстранила мальчика и сбежала с крыльца.

– Бабушка, дай я тебе помогу. Иди сюда, садись.

– Лорелея, я жду ответа! Что это за мальчик?

– Меня зовут Уильям Лоуренс. А вы кто?

– Oh mein Gott! – выдохнула графиня. – Лорелея, скажи мне, что это неправда!

– Бабушка, прошу тебя!

– Скажи, что это не твой сын!

– Мама, почему она не верит, что я твой сын? Скажи ей!

Голос у Уильяма звучал храбро, однако на всякий случай мальчуган спрятался за ногу Курта. Тот почувствовал, что он дрожит, подхватил его на руки, выругавшись сквозь зубы при мысли о том, сколько волнений пришлось пережить малышу за сегодняшний день – и сколько еще предстоит.

– Герр Рудольштадт! – Графиня стукнула палкой о землю, но в этом привычном жесте не чувствовалось прежней силы. – Будьте любезны объяснить, что здесь происходит!

– Я все объясню, – быстро проговорила Лорелея. – Видишь ли… не знаю, с чего начать…

– Я сам все расскажу, mein Liebling.

Курт сошел с крыльца, подошел к Лорелее, обнял одной рукой Уильяма.

– Помните, мы с вашей внучкой говорили, что уже однажды встречались?

– Да, помню. Случайное знакомство на вечеринке.

– Верно. Познакомились мы на вечеринке. Курт улыбнулся Лорелее. По крайней мере для графини это должно было выглядеть как улыбка – сама же Лорелея прочла в его глазах недвусмысленное предупреждение.

– Дело в том, что мы не все вам рассказали. И теперь хотим сообщить новость, которая, несомненно, вас обрадует.

– Нет! – ахнула Лорелея. – Курт…

Но было поздно: он уже обнял ее и привлек к себе.

– Мы с вашей внучкой решили пожениться…

Дальше все свершилось очень быстро. Курт рассказал старой графине об Уильяме, и эту историю та приняла на удивление благосклонно – потому, полагал он, что решила, будто Уильям его сын. Лорелея вынуждена была пойти с Куртом на молчаливое соглашение. Вскоре, уже через день, последовало бракосочетание. Все произошло в мгновение ока.

Гражданскую церемонию провел знакомый Курту мировой судья. Гостей не было – если не считать графиню и мальчугана.

Итак, они заключили брак по расчету – так Курт с самого начала квалифицировал это событие. Однако во время церемонии, когда рука Лорелеи легла в его руку, когда он ощутил, как она дрожит, когда она подняла на него глаза, словно в его взгляде надеялась прочесть ответ на все вопросы, – в этот миг он усомнился, что женится только по расчету. Ладно, проанализирую ситуацию после, подумал он.

– Властью, данной мне… – заговорил судья. Несколько мгновений – и все кончено. Судья улыбнулся:

– Поздравляю.

– Спасибо, – кивнул Курт.

– Что же вы не поцелуете новобрачную? Курт повернулся к Лорелее, не рассчитывая ни на что, кроме короткого и чисто формального поцелуя, но она отвернула голову и губы его лишь мазнули ее по щеке.

Это его разозлило.

Какого черта она отворачивается от него, словно от заразного?! Курту захотелось схватить ее, силой развернуть к себе, запустить руку в копну волос, впиться ей в губы и услышать ответный стон – стон покорности и наслаждения… Но он совладал с собой. Не стоит давить на Лорелею. Ей сейчас и без того тяжело. Разумеется, его жене нужно время, чтобы привыкнуть к своему новому положению. Как только они останутся наедине, он обсудит с ней все происшедшее и они вместе решат, как быть дальше.

После церемонии все четверо отправились в ресторан. Курт заказал шампанское, и Луиза произнесла тост:

– За будущее новой семьи!

Курт и графиня отпили из бокалов. Затем она с улыбкой протянула свой бокал Уильяму и малыш тоже отхлебнул глоток бледно-золотистого вина.

Лорелея поднесла бокал к губам и, не выпив ни капли, поставила его на стол. Она молчала, не улыбалась и как будто не замечала присутствия Курта.

– Мама, ты не заболела? – спросил Уильям. Она через силу улыбнулась и ответила:

– Нет, все в порядке, просто немного устала.

Но Курт ясно видел: это ложь. Лорелея, наверное, просто расстроена, вот и все. В глазах у нее – смятение… Или ненависть?

Вечером, когда самолет Курта взмыл в небеса и Уильям и графиня уснули в своих креслах, Курт подсел к Лорелее, взял ее за руку.

– Я знаю, все произошло внезапно, – заговорил он, – и тебе нужно время, чтобы привыкнуть к тому, как переменилась твоя жизнь…

Договорить ему не удалось. Лорелея вырвала руку, бросила на него взгляд сухих блестящих глаз.

– Не смей ко мне прикасаться!

– Лорелея…

– Ты насильно заставил меня выйти за тебя замуж. Думаешь, я могу такое простить?

– Твоя бабушка…

– Она здесь ни при чем! Не сваливай вину на нее. Ты заявил, что мы должны пожениться, когда ее еще и рядом не было!

– Прости, mein Liebling, – парировал уязвленный Курт, – но что-то я не вижу на тебе ни цепей, ни наручников. Разве все произошло не по твоей доброй воле?

– По доброй воле?! Да ты заманил меня в западню!

– Тогда что мешало тебе сказать «нет»?

– И разбить мечты бабушки? Может быть, устроить ей сердечный приступ? – Лорелея покачала головой. – Ты прекрасно знаешь, что этого я сделать не могла.

– Позволь проверить, верно ли я тебя понял. Ты хотела защитить чувства и здоровье графини – и я предложил тебе выход. Ты согласилась поддерживать мою выдумку, согласилась стать моей женой. Следовательно, я – злодей, ты – мученица. Так?

С мрачным удовлетворением он заметил, что Лорелея густо покраснела.

– Вовсе не так! Не передергивай мои слова!

– Значит, я передергиваю? – сухо усмехнулся Курт. – Хорошо, тогда объясни, что ты имела в виду.

– Ты хотел вступить в брак по расчету. Что ж, чего хотел, то и получил. И не вини меня, если результат тебя не устраивает.

– Это не ответ.

– Другого ответа ты не получишь.

Gott, как же ему хотелось… Ударить ее? Нет. Курт не из тех, кто бьет женщин. Скорее уж схватить за плечи и хорошенько потрясти, заорать на нее или… или сжать в объятиях и целовать, целовать, пока она не перестанет закрывать глаза на истину, не признает, что хочет его…

Нет, такой глупости он не сделает. Даже в гневе.

– Что ж, Лорелея, давай заключим соглашение.

– Мы оба согласны, что совершили ошибку. О чем нам еще соглашаться?

– Только об одном, – проговорил он, сдерживаясь из последних сил. – Будь любезна относиться ко мне с уважением.

– Ладно, с этим я справлюсь. Но у меня есть встречное условие. – Она выдержала паузу. – Спать в одной постели мы не будем.

Что за наслаждение испытала она в этот миг, глядя ему в лицо! Он уставился на нее так, словно она заговорила на незнакомом языке.

– Прошу прощения?

– Я сказала, что не собираюсь делить с тобой постель. Что-то неясно? Курт, мы с тобой не будем заниматься сексом.

– Будем!

– Не будем. Это не обсуждается.

– Вот именно. Обсуждать тут нечего! – Он схватил ваза руку. Черт побери, каким испытаниям подвергает эта женщина его самообладание! – Ты моя жена!

– Не по своей воле. – Она вздернула подбородок. – И это не дает тебе никаких прав на мое тело.

– На что ты надеешься? Что я не выдержу и дам тебе развод? – Голос его сделался хриплым. – Или что силой уложу тебя в постель и дам тебе то, чего ты на самом деле хочешь не меньше меня?

– Ты мне угрожаешь?

– Черт побери, ты моя жена! – Он выпустил ее руку и отодвинулся, из последних сил стараясь совладать со своей яростью. – Я дам тебе время привыкнуть к переменам. Но предупреждаю: я не слишком терпелив.

Курт поднялся и пошел прочь. Лорелея схватила со столика глянцевый журнал и уткнулась в него, старательно шурша страницами. Строчки расплывались у нее перед глазами; она не могла думать ни о чем, кроме того что Курт с неподражаемой наглостью назвал «переменой в ее жизни».

Переменой? Да он весь ее мир перевернул вверх дном! И теперь воображает, что это сойдет ему с рук! Черт побери, она ему покажет!

Лорелея Не отрывалась от журнала до посадки. Когда двери самолета открылись, она потянулась к Уильяму.

– Я возьму мальчика, – сухо проговорил Курт, – а ты пока можешь попрощаться с бабушкой.

– Этот мальчик, – ледяным тоном ответила она, – мой сын. И понесу его я.

– Делай, как тебе говорят!

Подхватив на руки спящего ребенка, Курт поспешил к лимузину. Gott, до чего же он зол! Что она себе воображает? Думает, такое поведение сойдет ей с рук? Намерена беспрерывно унижать его, в то же время получая выгоду от их брака? Несколько минут спустя, когда Лорелея присоединилась к нему, он уже кипел от ярости.

Едва лимузин тронулся с места, Курт опустил панель, отделяющую пассажиров от шофера. Лорелея снова потянулась к ребенку.

– Дай его мне.

– Вилли устал. Не буди его.

– Сколько раз тебе повторять, что его зовут Уильям? У меня на коленях ему будет удобнее.

Курт почувствовал, как сжимается в груди тугой горячий ком гнева.

– Лорелея, поищи другой предлог для ссоры. Я не позволю тебе использовать ребенка.

– Использовать ребенка? На случай, если ты забыл, – это мой сын!

Эти слова она проговорила быстро и горячо, словно защищая свои права. Что ж, прав у нее в самом деле больше, чем у него. Она мать Уильяма, а он – отчим, познакомившийся с малышом всего пару дней назад. И все же Курт чувствовал решимость защищать мальчика. И не позволить Лорелее испортить их отношения.

Всю дорогу она молчала, глядя в окно на ярко освещенные улицы вечерней Вены. Только когда автомобиль подъехал к Площади Героев, она заговорила:

– Думаю, у тебя есть комната для гостей. Распорядись, чтобы шофер перенес мои вещи туда.

– Так принято в Англии? Муж и жена живут в разных комнатах?

– Мы не в Англии, и я тебе не жена. Точнее, жена только на бумаге.

– Хорошо, – жестко ответил Курт. – Будем жить в разных комнатах и спать в разных постелях. Я не собираюсь навязывать тебе свое общество.

Автомобиль свернул за угол. В свете фар встречной машины Курт увидел, как порозовело лицо жены.

– Что ж, запомним твое обещание, – проговорила она высокомерно, словно воспитательница, обучающая хорошим манерам уличного мальчишку.

Безумная ярость охватила Курта. Не будь здесь Вилли, он бы набросился на нее и овладел ею прямо здесь, в машине!

Нет! Черт побери, нет! Он не поддастся на провокацию. Не позволит ей так себя унизить. Курт с силой сжал ее руку. Лорелея тихо ахнула. Мысль о том, что он причинил ей боль, принесла ему мрачное удовлетворение.

– Ты сама придешь ко мне, Лорелея. Сама будешь умолять, чтобы я занялся с тобой любовью. Слышишь? Если я…

Лорелея презрительно фыркнула. В этот момент машина остановилась, а Курт решил больше ничего не говорить. Когда шофер распахнул перед ним дверь, он молча вышел из салона.

Так началась его новая жизнь. И уже через месяц Курт понял: брак по расчету обернулся катастрофой.

Да, надо смотреть правде в глаза. Ему казалось, что союз, основанный на логике, будет прочнее множества браков, заключенных благодаря обману и самообману. О, как он ошибся!

Быть может, страшно подозревать, что жена вышла за тебя замуж не по любви, но точно знать об этом – гораздо страшнее. Если бы новобрачная клялась ему в любви, быть может, со временем он смог бы даже убедить себя в ее искренности. А когда она клянется в обратном!..

Теперь Курт нередко – вот так же, как и сегодня, – сидя у себя в офисе, вместо того чтобы работать, надолго задумывался, пялясь в окно.

Скажи ему кто-нибудь еще месяц назад, что он будет мечтать о приветственном поцелуе, понимающем взгляде, улыбке, предназначенной только для него, – Курт рассмеялся бы ему в лицо. Однако, как ни больно это признавать, оказалось, что он смертельно тоскует по знакам любви и внимания – пусть даже фальшивым.

Курт вздохнул, положил на стол скрещенные руки и опустил на них голову.

Почти всю жизнь он прожил один, но лишь теперь, когда рядом появилась женщина, почувствовал свое одиночество. Сколько раз, подходя к дверям, он слышал ее звонкий смех – смех, смолкавший, стоило ему повернуть ключ в замке! Сколько раз ловил на себе ее недоверчиво-опасливый взгляд! Сколько раз она поспешно отстранялась От его случайных прикосновений!

Неужели она его боится? Но почему? Он же не чудовище. Он не заставляет ее с собой общаться, не возражает, когда после ужина, уложив Вилли, она запирается у себя в комнате. Несмотря на все свои угрозы, он не принуждает ее к сексу. Почему же она так на него смотрит? Почему затаивает дыхание, стоит ему подойти слишком близко?

Черт побери, эта женщина сведет его с ума!

Может быть, это хитрая игра? И она прекрасно понимает, что с ним делает? Может быть, она и вправду желала его, лишь когда он был незнакомцем, а узнав, кто он такой, возненавидела?

Теперь, став ее мужем, он оказался ей не нужен. Именно потому, что теперь он – ее муж.

Курт выпрямился в кресле. В одном его жена права: этот брак навязан ей силой. В спорах с ней он мог этого не признавать – но зачем лгать себе? Однако будь он проклят, если теперь позволит ей одержать верх! Если она надеется, что, устав от фарса, которым обернулась его «семейная жизнь», он даст ей свободу, – не дождется!

Этого не будет.

Взяв ручку, он бросил угрюмый взгляд на пухлую стопку писем, ждущих подписи.

– Надеюсь, с этой работой вы до вечера справитесь, – язвительно заметила Катлина, его секретарша, отдавая ему эти письма. – И прежде чем вы рявкнете, чтобы я занималась своими делами, позвольте напомнить, герр Рудольштадт: следить за вашей перепиской – как раз мое дело.

Даже для Катлины такая прямота была нехарактерна. Курт поднял брови, но промолчал: он понимал, что заслужил упрек. Уже два дня он не брался за письма, а стопка становилась все толще и толще.

Интересно, что подумает Катлина, если узнает, что он женился? Пока об этом не знал никто, кроме домашней прислуги. Как прикажете объявлять знакомым о своей женитьбе, если жены у тебя, в сущности, нет?

Однако Катлина, безусловно, понимала – с боссом творится что-то неладное. Пару дней назад спросила, хорошо ли он себя чувствует. Разумеется, он ответил: прекрасно. Но подозревал, что она не поверила.

Курт и сам чувствовал, что стремительно теряет форму. Еще несколько недель назад он был в курсе всего, что происходит в офисе. Твердой рукой держал бразды правления своей бизнес-империей. Но в последний месяц все изменилось. Какое уж тут правление, какая империя! Все его мысли были заняты только несчастным браком.

Нахмурившись, Курт взял первое письмо из стопки, начал было читать, но уже после нескольких строк бросил его на стол и устало провел рукой по лицу. Нет, с этим пора кончать! – подумал он, имея в виду, конечно, не письма.

Ночами он плохо спит, днем не может сосредоточиться на работе. Хуже того – он начал колебаться, принимая решения. Такого с ним никогда еще не было. До сих пор Курт Рудольштадт прекрасно знал, что и зачем делает.

– Рудольштадт твердой рукой управляет своими многочисленными предприятиями, – рассказывал о нем репортер в недавней телепередаче. – Перед принятием решения он тщательно изучает проблему, а затем действует, не откладывая и не сомневаясь. Если же Рудольштадт изменяет свое решение – можете держать пари, это означает, что сама ситуация кардинально изменилась.

Вот как? Что же изменилось так «кардинально», что ему пришлось поменять свое решение о браке? Он ведь не собирался жениться – не только на Лорелее, вообще ни на ком!

Да, он подумывал о создании семьи – только не сейчас, а где-нибудь в отдаленном будущем. И, конечно, совсем не Лорелею видел своей женой! Надо быть идиотом, чтобы жениться на полной своей противоположности, на женщине, которая тебя ненавидит и презирает… На женщине, у которой ребенок от другого мужчины.

И это еще одна проблема. С каждым днем Курт все сильнее привязывался к мальчику. И неудивительно – парень просто сокровище! Однако мысль об отце Вилли не давала Курту покоя. Лорелея не желала ничего рассказывать, как ни убеждал он, что не осуждает ее за «прошлые грехи». В конце концов, сейчас не Средние века, да и пугливые девственницы никогда его не привлекали.

Так почему же ему тяжело думать о том, что жена родила сына от какого-то незнакомца? Почему, глядя на мальчика, он то и дело ловит себя на мысли, что этот чудный парнишка мог бы быть его сыном?

Да, мальчик – единственное, что есть хорошего в его нынешнем положении.

Курт подошел к стенному холодильнику, достал оттуда бутылку минеральной воды, налил себе стакан.

Вилли – чудесный паренек. Живой, открытый, с отличным чувством юмора и неиссякающим потоком вопросов обо всем на свете… в том числе и о семейной жизни матери и отчима.

– Я думал, муж и жена спят в одной комнате, – заметил он пару дней назад, когда вместе с Куртом ходил за мороженым.

– Не всегда, – коротко ответил Курт. Мальчик прав. Мужу и жене положено спать вместе. Но он не унизит свою гордость, заговорив об этом с Лорелеей. Не станет требовать от нее того, чего она не готова дать по доброй воле. Нет, и думать об этом не стоит.

Курт крепче сжал стакан.

Верно, он этого не сделает. Вместо этого запустит дела, будет рычать на Катлину, гонять на бешеной скорости на своей машине – как раз сегодня утром его оштрафовали за превышение скорости, чего с ним раньше никогда не случалось…

Да, он выполнит все свои обещания. Как обещал, отдаст жене «Дамское изящество» как раз сейчас его поверенные переводят компанию на ее имя.

Улыбнется ли она, когда он протянет ей документы? Обрадуется ли, услышав, какую сумму вложил он в возрождение «Дамского изящества»?

Курт поднял стакан к губам и одним глотком втянул в себя ледяную воду. Но она не охладила его гнев.

Он знал ответ на все свои вопросы.

Лорелея не поднимет на него глаз, не улыбнется, не поблагодарит. От него она не примет никаких подарков.

Черт побери, пора взглянуть правде в глаза! Он женился на женщине, которая не желает быть его женой, – и будь он проклят, если позволит этому продолжаться!

Курт с грохотом поставил стакан на столик и распахнул дверь.

Катлина при его резком появлении удивленно подняла глаза.

– Все письма, что у меня на столе, подпишите и отправьте сами! – рявкнул он и бросился прочь из офиса.

Секретарша проводила его изумленным взглядом – таким она своего босса еще никогда не видела. Но Курту было плевать. Плевать на все, кроме надменной гордячки, которой он наконец-то объяснит, что она, черт побери, его жена и должна вести себя, как подобает жене! Любому терпению есть предел, в этот день Курт достиг своего предела.

В это самое время, сидя в шезлонге на просторном балконе, Лорелея потягивала капуччино со льдом и старательно делала вид, что наслаждается солнечным днем. Внизу, в ухоженном дворике, словно сошедшем со старинной гравюры, ее сын играл со своим новым другом Гельмутом. На подоконнике соседнего дома щурился на солнце огромный рыжий кот.

Все вокруг было мирно и ясно – только в сердце у Лорелеи царила беспросветная тьма.

Месяц прошел с того дня, когда Курт навязал ей брак и увез ее на родину. И каждое утро, открывая глаза, она содрогалась от ужаса при мысли, что сегодня, в очередной раз взглянув на Уильяма, Курт может обо всем догадаться.

Прежняя жизнь в Англии, полная сложностей, секретов и тревог, казалась Лорелее раем по сравнению с нынешней.

В Англии она пыталась удержать на плаву разоряющееся предприятие и втайне от всех растила ребенка.

В Австрии – проводит дни в томительном безделье и постоянном страхе, бок о бок с отцом своего сына, так и не знающим о своем отцовстве.

Лорелея поставила чашку и потерла висок, в котором зарождалась тупая боль.

Случись ей увидеть такую историю в каком-нибудь фильме, она посмеялась бы над ее неправдоподобием. Однако это не фильм. Это жизнь. Ее жизнь…

Если бы у нее было дело! Она хотя бы тогда могла заполнить им бесконечные дневные часы… Но Курт лишил ее и этой радости.

Теперь она понимала: он лгал, когда обещал отдать ей «Дамское изящество». Выполняя обещание, данное графине, Курт не стал закрывать компанию – и все. Он не передал управление Лорелее, не искал способов поправить финансовое положение фирмы, вообще о ней не заговаривал – кроме одного случая, когда упомянул вскользь, что проводит в «Дамском изяществе» инвентаризацию.

Лорелея вздохнула и приложила руку к виску. Так и есть – началось. Головная боль являлась каждый день, как по часам. Стресс, постоянное напряжение…

Зачет Курт заговорил об инвентаризации? Закидывал наживку? Ожидал, что она спросит: «А что дальше? Ты выполнишь свое обещание? Отдашь фирму мне?»

Что ж, тогда он должен был разочароваться. Она не станет перед ним унижаться. Никогда ни о чем не попросит, никогда не напомнит ему о его обязательствах. Не даст ему насладиться своей слабостью. Господи, как же она ненавидит своего мужа!

– Мама! Эй, мам!

Лорелея выпрямилась и бросила взгляд вниз. Уильям улыбался и махал ей рукой.

– Да, милый, – откликнулась она, выдавив из себя улыбку. – Что скажешь?

– Можно мне сходить с Гельмутом и его мамой за мороженым?

– Das Eis, – подсказал Гельмут.

Дружба шла на пользу обоим мальчикам: Уильям учил своего приятеля говорить по-английски, а тот «отплачивал» ему уроками немецкого.

Лорелею это раздражало – как раздражало все, показывающее, что Уильям прижился в Вене и начинает считать этот город своим домом. Ее мальчик – не австриец, а англичанин. Не Вилли, как теперь начала называть его даже графиня, а Уильям. Не Курта – ее сын.

– Мам! Так можно?

– Можно, сынок, – вяло откликнулась Лорелея, переводя взгляд на Анну, мать Гельмута. Должно быть, эта женщина считает ее ужасной матерью.

– Мам, а ты с нами не пойдешь? Пойдем, мам!

Личико Уильяма светилось надеждой, но Лорелея покачала головой. Одна мысль о том, чтобы пройти два квартала бок о бок с любезной соседкой, беззаботно болтая и притворяясь, что у нее все в порядке, приводила ее в ужас.

– Милый, у меня что-то разболелась голова. Я лучше останусь дома.

– Очень уж жарко сегодня, – вежливо заметила Анна. – У себя в Англии вы, должно быть, не привыкли к такой жаре.

– А мама выросла в Австрии. Правда, мама? – тут же встрял Уильям.

Час от часу не легче, подумала Лорелея и предупредила вопрос соседки своим вопросом:

– Вы разрешите Гельмуту сегодня с нами поужинать?

Гельмут запрыгал от восторга.

– Конечно. – Его мать улыбнулась.

– Отлично. Пока, Гельмут, скоро увидимся. Соседка помахала рукой и, взяв малышей за руки, повела их прочь. Лорелея провожала сына глазами, пока он не скрылся из виду, затем обессиленно откинулась в кресло.

По правде сказать, ей хотелось бы пройтись за мороженым вместе с соседкой. Пожалуй, не отказалась бы она и подружиться с этой милой женщиной.

Уильям и Гельмут познакомились в первый же день по приезде, и Анна не жалела сил, чтобы маленький англичанин и его мать почувствовали себя в чужом месте, как дома.

Лорелея вздохнула.

Увы, она была с Анной не слишком приветлива, Вежлива – но не более того. «Спасибо, – отвечала она всякий раз, когда женщина приглашала ее на чашечку кофе, – но…»

Скоро Анна перестала ее приглашать. Сказала, что все понимает.

– У новобрачной в собственном доме дел немало, верно?

И улыбнулась лукавой, заговорщицкой улыбкой. Лорелея ответила тем же, невольно подумав, что скажет эта женщина, если узнает правду. Правду о том, что в особняке Рудольштадта «новобрачных» нет, что они с мужем ненавидят друг друга и соблюдают внешние приличия только ради ребенка. Что, в сущности, этот дом – ей вовсе не дом.

Курт злится. Она все глубже погружается в депрессию. Оба глубоко несчастны. Интересно, на что еще он надеялся, когда заключал с ней эту позорную сделку? На любовь? Нет. Любовь в условия договора не входила. На уважение? Об этом тоже речи не шло.

Лорелея догадывалась, чего он ждал. Что страсть, тлеющая между ними, возродится, бросит их в объятия друг к другу и сделает приемлемым безлюбовный брак. Однако она объявила, что не станет делить с ним постель, и, кажется, он с этим смирился.

Как такое может быть? Нет, она не возражает – даже наоборот! – но… неужели его совсем не беспокоит, что его жена – в сущности, и не жена ему вовсе?

Лорелея поднялась на ноги и вошла в гостиную. Здесь было темно и прохладно. На секунду она остановилась на пороге, прикрыв глаза, наслаждаясь сумраком, прохладой и тишиной.

Курт пытался навязать ей свои правила, но она с самого начала ясно дала ему понять, что не поддастся ни на какие уловки.

В первое же утро он попросил ее завтракать с ним вместе – чтобы не вызывать подозрений у экономки.

– Внешние приличия меня не волнуют, – ответила Лорелея полушепотом, ибо в столовую вот-вот должен был войти Уильям.

Лицо Курта потемнело.

– Черт побери, а что тебя вообще волнует, кроме твоей драгоценной гордости? Подумай о мальчике, Лорелея. Разве для него не лучше будет верить, что мы счастливы вместе?

С такой логикой спорить было нелегко – она и не пыталась. Были и другие способы показать Курту, как она относится к нему и к навязанному ей «соглашению». Например, вести себя в доме не как хозяйка, а как вежливая гостья.

В то же утро к ней подошла Фрида, экономка Курта.

– На этой неделе я собираюсь заменить полотенца в ванной, – вежливо заговорила она. – Может быть, вы хотите сделать это сами? Или скажете мне, какие цвета вы предпочитаете?

– Мне все равно, – так же любезно ответила Лорелея, – покупайте, что хотите.

– Может быть, вы, фрау Рудольштадт, скажете мне, какие блюда вы любите? Я буду рада готовить их для вас.

– Спасибо, не нужно. Готовьте как обычно. На лбу экономки прорезалась морщинка озабоченности.

– А мальчик? У него тоже нет особых предпочтений!

На этом вопросе Лорелея сдалась. Уильям, например, терпеть не мог спаржу и вареный лук. Его матери вовсе не хотелось, чтобы от ее войны с Куртом страдал сын, и тем более ей не хотелось омрачать его нынешнее счастье.

Перемены в их жизни, ввергшие Лорелею в такое отчаяние, привели малыша в восторг. Ему нравилась Австрия, нравилась Вена, нравились новые друзья – и больше всего нравился Курт.

А тот платил ему взаимностью.

Тем, как он держался с Уильямом, была бы в высшей степени довольна любая нормальная женщина. Сын и новый муж обожают друг друга – о чем еще мечтать? Разве мало несчастных семей, в которых отчимы обижают пасынков или пасынки объявляют войну отчимам? Семье Рудольштадтов такие проблемы явно не грозили.

После ужина Лорелея старалась побыстрее скрыться у себя в комнате. Но даже туда до нее доносилась веселая болтовня, заливистый смех Уильяма и сочный, басовитый – Курта.

Прошлым вечером, когда она бросила взгляд на этого взрослого мужчину и мальчика, одинаково увлеченных настольной игрой в футбол, сердце ее вдруг затрепетало от радости. Мой сын, подумала она, мой малыш… со своим отцом.

Должно быть, у нее вырвался вздох или тихий стон. Оба оглянулись на нее.

– Мама, ты что-то сказала? – спросил Уильям.

Лорелея выдавила из себя улыбку, пробормотала что-то вроде «да нет, вам послышалось» и почти бегом бросилась к себе в комнату. Захлопнув дверь, она привалилась к ней, дрожа всем телом.

Ее муж – человек безжалостный. Он это доказал, когда принудил ее к браку. Что же он сделает, если узнает правду об Уильяме?

Лорелея судорожно вздохнула.

Не стоит себя запугивать. Пока что Курт ничего не заметил, верно? Может быть, и не заметит. Женщины любят рассуждать о том, на кого из родственников похож ребенок, но мужчины, как правило, не приглядываются к детям в поисках семейного сходства.

Нет, для нее ничего не изменилось. Курт по-прежнему ничего не знает. Для нее он остается «донором спермы», анонимным отцом. И мужем, которого она не любит, не желает…

Лорелея тяжело сглотнула. Нет, нет. Разумеется. Не любит и не желает.

Она бесцельно прошлась по дому. Заметила, что Фрида, как всегда, накрыла стол для ужина. Один Бог знает, что думает об их браке экономка. Она приходит каждое утро в семь часов – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Курт выходит из своей спальни, а Лорелея – из комнаты для гостей. В первый раз она не сумела скрыть изумления. Конечно, для богатых супругов естественно жить в отдельных комнатах, но чтобы новобрачные не спали вместе…

Должно быть, экономка решила, что ее новая хозяйка ненормальная. И, возможно, так оно и есть. Разве женщина в здравом уме позволила бы заманить себя в такую ловушку?

Курт пытается представить себя эдаким рыцарем, спасителем дамы, попавшей в беду, – точнее, даже двух дам, – но кого он обманывает?

В тот безумный день он заговорил о браке по расчету задолго до появления графини. А теперь страшно не любит, когда ему об этом напоминают. Предпочитает строить из себя мученика, женившегося из рыцарских чувств. Ерунда. Женился он, потому что этого хотел. Потому что хотел ее… и не получил.

Все эти ночи она спала в одиночестве. Спала? Сильно сказано. Часто лежала без сна, ненавидя Курта, презирая себя, за то, что не может найти выход из этого кошмара… и за то, что все еще хочет его.

Лорелея опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Правда ужасна, о ней невозможно думать, но и прятаться от нее нет смысла. Всей душой она ненавидит Курта – и всем телом его желает. Ночь за ночью, лежа в постели и глядя в потолок, вспоминает о том единственном свидании, о его сильных руках, о вкусе его кожи…

Прошлой ночью Лорелея едва не поверила, что он идет к ней. За дверью комнаты послышались осторожные шаги, и сердце ее подпрыгнуло. Она села на кровати, прижимая одеяло к подбородку, в ожидании… да, в ожидании, что он сейчас войдет, ляжет с ней рядом, заключит ее в объятия и положит конец этому ужасу. Что наконец-то сделает ее своей женой. Шаги на миг затихли у ее дверей, а затем направились дальше. И сегодня Лорелея проснулась с едким чувством презрения к себе за собственную слабость.

Тяжкое бремя стыда легло ей на плечи. Что же она за человек? Как может, как смеет мечтать об объятиях человека, который силой принудил ее к браку. Который, если узнает правду, вполне возможно, попытается отобрать у нее сына?

Лорелея ощутила, как стены просторного дома смыкаются над ней, давят на нее, словно своды гробницы. Она вскочила на ноги и бросилась к дверям. Может быть, еще успеет догнать Анну и мальчиков…

Входная дверь распахнулась ей навстречу. На пороге стоял Курт – губы сурово сжаты, глаза мечут молнии. Вся кровь отхлынула от ее лица – таким она мужа еще не видела;

– Лорелея! – выдохнул он, и по этому слову она поняла все…