Радуга любви

Глава 8

Засуха сжимала свою хватку, и по мере того как кончалась трава на пастбищах и пересыхали колодцы, перегонять скот становилось все сложнее. Перегреваясь на солнце, страдая от жажды, животные делались практически неуправляемыми. Люди тоже постоянно нервничали, теряли над собой контроль, ошибались — отсюда шли травмы, и порой довольно серьезные.

Каждое утро, словно пульсирующий алый шар, всходило солнце и замирало на небе в своем огненном великолепии. Пейдж всякий раз поражала эта картина. Не будь ситуация столь критической, она бы решила, что в пустыню стоило приехать хотя бы ради одних восходов и закатов. Но сейчас было плохо — раз десять за день маленькие смерчи рассыпались по равнине, вздымая высохшую траву и листья.

Множество речушек пересохли, природное равновесие нарушилось, и сперва рыбы, а затем и водные птицы устремились к крупным озерам; аисты, цапли, журавли и мириады пеликанов — все с шумом и криком пытались отстоять свои территориальные права.

А в ноябре начались бури. День за днем, ночь за ночью собирались огромные темно-лиловые облака, словно какие-то варварские замки, изнемогающие от серебристой россыпи дождя, который успевал высохнуть раньше, чем долетал до изнуренной зноем земли. Это было невыносимо. Все были напряжены до предела, Пейдж находила утешение в том, что стала активно помогать Соне по дому, она все труднее переносила жару. Тай уговаривал ее уехать к сестре в Аделаиду, но Соня упорно отказывалась. Сам Тай тоже устал, выглядел изможденным, смуглое лицо его сделалось совсем суровым.

— Уеду, как только пойдут дожди! — объявила Соня. Словно чтобы укрепить ее решимость, Пейдж и Дайана справлялись с домашним хозяйством, решая все проблемы с прислугой, отвечая на письма. Трейси помогала мужчинам на пастбище — сейчас все забыли о былых разногласиях.

В тот самый момент, когда уже казалось, что засуха их одолеет, это наконец случилось. Морские ветры дохнули холодом, сдвигая облака, тяжелая их пелена растянулась по всему горизонту, нависая почти над самой землей. Они несли дождь! Гром потрясал небеса, по ночам тьму разрывали молнии. И начался потоп.

Сначала — далеко на северо-западе. Он прошел по всему плато, обрушиваясь на него стеной, так что от земли поднимался густой пар. Земля наконец напиталась водой, и вода устремилась в канавы и ручьи. Они выходили из берегов, но доносили драгоценную влагу рекам, их иссохшим руслам. Реки потекли неудержимым, мощным потоком. Одно за другим оживали пастбища. На лицах аборигенов появилась улыбка, начали играть дети. По всему поясу засухи в пустых речных руслах разворачивались ленточки воды и бежали все быстрей и быстрей, набирая широту и силу.

Долгожданные ливни шли уже по всей равнине. Земля насытилась, и излишки воды пошли на бескрайние пастбища скотоводов. Сотни каналов несли им влагу. Повсюду разлились озера, кишащие живностью.

В Кумбале напряжение тоже исчезло, хотя не упало еще ни капли дождя. Каждую ночь все ложились спать под ярким звездным небом, безразличным к страданиям земли.

Дождь начался перед рассветом. Пейдж проснулась от сердцебиения и сначала подумала, что виноват дурной сон. Хотя бы пошел дождь! Мольба ее была такой горячей, словно эта земля принадлежала ей. Откинув прозрачный полог, она выбралась из кровати и, подойдя к окну, ощутила ни с чем не сравнимый запах влажной земли. Накинув шелковый халатик, она открыла дверь и босиком выбежала на веранду, не помня себя от радости, словно радужная птица, что жила в красных холмах у реки.

Весь в паутине алмазных капель, свисавших с каждого куста, с каждой травинки, сад благоухал. Кто-то шел к веранде с другого конца лужайки, и она сразу узнала эту уверенную грацию. Пейдж перегнулась через перила, наслаждаясь брызнувшими в лицо душистыми каплями.

— Тай! Что ты здесь делаешь? — восторженно воскликнула она.

Он поспешил к ней по мягкой густой траве.

— Жду тебя, что же еще! — Торжествующий голос его нес в себе ночь и дождь. — Это ливень, милая птичка, благословенный ливень! Спускайся сюда, попробуй его!

Она не сводила с него глаз, держа руку у горла, не решаясь заговорить, вся во власти невероятного вдохновения. В мерцающем свете он казался бронзовой статуей, капли воды на лице подчеркивали его мужскую силу, черные кудри вились, посеребренные дождем. Во всем этом было что-то дикое, первобытное, словно языческое действо тех времен, когда мужчина и женщина поклонялись дождю. Все блистало от влаги — деревья, трава и цветы. Голову кружил неповторимый аромат влажной зелени и земли.

— Тай? — повторила она его имя, глубже входя в эту магическую атмосферу. Дождь украсил шелк ее халата жемчужными нитями.

— Я не могу говорить с закрытым бутоном лотоса. — Он поднял на нее блестящие глаза. — Бутоном лотоса, упакованным на ночь!

Дрогнувшие нотки в его голосе были как фитиль, зажегший ее огонь. Сердце ее колотилось, словно она долго-долго бежала. И уже ничто не могло остановить ее. Ничто. Сияя глазами, она рванулась к нему, как точно направленная стрела, грациозная, как газель. Она тут же промокла насквозь, но это не имело значения. Теперь все было просто, и это принесло ей почти болезненное облегчение.

Он поймал ее на лету и прижал к себе, вбирая ее теплое, нежное тело, загораживая его от всего мира. Он не сводил глаз с ее милого бледного лица, любуясь тем, как волосы ее темнеют под дождем, принимая цвет бронзы.

— Все словно раздваивается — так странно! — прошептала она ошеломленно. — Единственное, что реально, — это твоя страсть играть с огнем.

— Тс-с! — Пальцы его с силой сжали ее тело. — Ничто не реально, кроме этого!

В душе ее завязался узел боли и наслаждения. Что бы ни случилось теперь, подумала она, не в силах преодолеть головокружение, это навсегда останется со мной. Она тянулась к нему, закрыв глаза, вступая в магический круг, где был один лишь этот мужчина, да ночь, да дождь. В мерцающем тумане закружился, растворился весь мир, остаюсь лишь безумие, которое несли с собой его губы, пахнущие дождем.

Тысячеглазая ночь смотрела на них сверху вниз, а дождь все шел и шел, заглушая все звуки. И они не слышали, что где-то в доме с убийственной яростью захлопнулась дверь…

Пейдж сунула ноги в домашние туфли, надела широкие брюки и в тон им тонкую светло-желтую рубашку. Причесываясь, она видела в зеркале свои глаза, незнакомые, полные неясных видений. Странных, чарующих, уносивших ее, словно река в наводнение. Этим утром она наконец перестала прятаться от самой себя. Оказавшись в тупике, откуда не было выхода, она вынуждена была взглянуть правде в глаза. Теперь она знала, что такое любовь, но любила она не Джоэла. Все, что делала она с самого начала, было лишь жалкой попыткой скрыть этот самообман.

Теперь ей придется уехать из Кумбалы, и очень скоро. Нужно отказаться от мечты… нужно сделать Джоэла своим врагом. Руки ее дрогнули при этой мысли. Но Джоэл выдержит. Придется выдержать и ей самой. Она открыла Таю свою душу, но ее порыв ответа не встретил. Тай ничего не сказал ей, а она не собиралась подвергать себя унижению и обиде. Он считает ее ловкой актрисой? Ну что ж, она докажет, что является ею!

Вздохнув, Пейдж отвернулась от зеркала. Глупо строить планы, думать о будущем, когда этот человек играет ее чувствами, как пожелает. Сегодня она все скажет Джоэлу. Нелегкая задача, но и без того она ждала слишком долго. Невзирая на все страхи, она снова почувствовала огонь возбуждения, однако справилась с ним. Как это сложно — топить в себе нежность. Возбуждение и трепет, неподвластные ей и только слегка приглушенные, так и остались в ней, словно рокот моря в ракушке.

Впервые за все время она не смогла насладиться видом из окна — серая стена дождя заслоняла кристальную синеву горной гряды за песчаными холмами. В столовой Дайана уже пила свой апельсиновый сок. Она радостно улыбнулась Пейдж.

— Доброе утро, дорогая. Ты только послушай, что за дождь! Правда, чудо?

— Чудо! — улыбнулась Пейдж в ответ. Дай была отличным противоядием ее смутному настроению, всегда жизнерадостная, спокойная.

— А где остальные? — Пейдж подошла к столику с горячими блюдами, но налила себе лишь чашку кофе и вернулась к общему столу.

Дайана с аппетитом принялась за небольшой стейк с помидорами.

— Тая я сегодня еще не видела, Джоэл позавтракал раньше, Трейси скоро спустится. А маме я отнесла завтрак в постель. Она говорит, что не спала, слушая дождь. Хорошенькое дело!

— Я и сама вставала, чтобы выглянуть в сад, — небрежно заметила Пейдж, потягивая крепкий кофе.

— Правда? А я только перевернулась на другой бок и вздохнула с облегчением. — Взгляд серо-зеленых глаз Дайаны устремился к двери. — Привет, Трейси! Что это ты заспалась? Старушка, у тебя вид такой, словно тебя через мясорубку пропустили!

— Спасибо! — Голос Трейси прозвучал неожиданно грубо и хрипло.

— Да я не хотела тебя обидеть. Просто вид у тебя какой-то странный. Все в порядке?

— Отстань. У меня болит голова, если угодно. — Трейси рухнула в кресло на другом конце стола, не ответив на негромкое приветствие Пейдж. Лицо ее выражало непримиримую враждебность. Она окинула Пейдж взглядом, полным ледяного отвращения. Губы ее были плотно сжаты, под глазами — темные круги.

— Хочешь чего-нибудь? — заботливо спросила ее Дайана, борясь с искушением подмигнуть Пейдж.

— Чашку чая, — резко отозвалась Трейси, не поднимая глаз.

Дайана изумленно уставилась на нее.

— Спасибо, Дай, — поправила она Трейси с улыбкой. — Надо тебе последить за своими манерами, старушка, хоть я и не рассчитывала на горы благодарности. — Поднявшись, она налила Трейси чашку крепкого чая с лимоном и поставила перед ней.

— На, выпей. Это поднимет тебе настроение.

Трейси грубо и неприятно хохотнула, Дайана с Пейдж обменялись взглядами: в одном была насмешка, в другом — растущее беспокойство.

Именно этот момент выбрал Джоэл, чтобы войти в столовую.

— Доброе утро, дорогая! — Он скользнул губами по щеке Пейдж. — Привет, девочки! — Сейчас он напоминал напроказившего мальчишку. — Я только что с пастбища. Во всех колодцах появилась вода, и то ли еще будет! Аборигены просто с ума посходили, пляшут, бьют в барабаны… — Он уселся на стул рядом с Пейдж. — Через два дня, Рыжик, вся пустыня будет в цвету. Это тебе не городские садики! Здесь «клумбы» тянутся на пятьдесят-шестьдесят миль… Ты этого никогда не забудешь!

Пейдж вдруг с изумлением заметила, что глаза Дайаны наполнились слезами. Она поспешно заморгала.

— Верно! — Дайана пыталась говорить небрежно и весело. — Когда я была маленькой, папа брал меня с собой, и я собирала столько цветов, сколько могла унести. Он их втыкал мне в волосы, за уши, в платье. С ним было так весело и чудесно. И он всегда говорил мне эти слова… когда-нибудь я скажу их своим детям: «Ты говоришь, что нет красоты в нашей земле, что она бесплодна, ей нечем поразить чувства, в ней нет цветов. А видела ли ты зеленые всходы после зимних дождей и белое с золотом великолепие полей, заросших маргаритками?»

Наступила странная напряженная тишина, прервала которую Трейси.

— Ты говоришь сама с собой и для себя, — бросила она резко, с неожиданной дрожью в голосе.

— Неправда! — Дайана успела уже успокоиться. — Пейдж меня слушала, ведь правда?

— Конечно. Должно быть, ты очень любила отца.

Джоэл неожиданно вскочил с места, налил себе кофе и залпом выпил его.

— Ладно, мне пора бежать. Тай хочет, чтобы мы расчистили мусор после бури. — Он покосился на бледную, помрачневшую Трейси: — Что с тобой такое сегодня? Вид у тебя совершенно измочаленный.

— Голова болит! — выдавила она. — Я пойду с тобой. Может, станет полегче.

— Как хочешь, — равнодушно отозвался он и обернулся к Пейдж. — Я закончу с делами где-то через час и вернусь. Прокатимся до холмов. Оттуда прекрасный вид. Если, конечно, не боишься промокнуть.

Трейси вскочила, едва не уронив стул. Глаза ее полыхнули яростью.

— Пойдем быстрее! — потребовала она. Джоэл в недоумении обернулся к ней.

— Знаешь, иногда я начинаю думать, что ты слегка не в себе.

— Не напрягайся, Трейси, — посоветовала Дайана. Но Трейси, побледневшая от злости, уже вылетела из комнаты.

— Ладно, до скорого! — Пожав плечами, Джоэл последовал за ней.

Пять минут спустя они уже неслись по дороге. Трейси вела машину с такой скоростью, что их заносило на поворотах и шины пронзительно визжали по гравию.

Джоэл вздохнул:

— Может, скажешь мне наконец, в чем дело? — Не глядя на него, она снизила скорость, затем резко дала по тормозам. — Ладно, Трейси, выкладывай, что у тебя на уме. Я же слышу, как заряд тикает, словно маленькая бомба!

— Это Пейдж Нортон, — напрямую отозвалась она.

Он мгновенно выпрямился.

— И почему ты решила, что у тебя есть право говорить со мной о ней?

Не обращая внимания на его слова, она обернулась, глянув на него с сожалением, сочувствием и печалью.

— Она не для тебя, Джоэл. Поверь мне.

— Тебе-то откуда знать? — резко парировал он. Он был так уверен в себе…

— Так мне кажется!

Он усмехнулся:

— Все это ни к чему, Трейси. Ты зря тратишь время. Знаешь, в чем твоя беда? Ты попросту ревнуешь. Прищемили твой эгоистичный носик. Пейдж — это просто чудо. Маме она очень правится, и Дайане тоже!

— …И Таю?

— Думаю, что и Таю тоже, — бесцветным голосом отозвался он. — А теперь можешь возвращаться домой. Все, что хотела, ты сказала, но это ни к чему не привело. Я люблю Пейдж, я хочу, чтобы она стала моей, это так и будет.

— Зато она тебя не хочет, — уверенно сказала Трейси.

Джоэл дернулся, словно от удара.

— С чего ты взяла? И откуда тебе-то знать? К концу лета мы поженимся. Можешь быть подружкой невесты, если хочешь, — сказал он с неожиданной жестокостью.

Она издала горлом какой-то странный звук, похожий на рыдание, и съехала с дороги, остановившись под деревьями. Потом выключила зажигание и горячо бросила ему:

— Этого не будет! Она любит Тая! И я могу это доказать!

Они с ненавистью смотрели друг на друга.

— Если ты мне солгала, — выдавил он, — я придушу тебя своими руками.

— Я никогда не лгу!

Он расхохотался, громко и неискренне.

— Вот это новость! Да ты всегда была самой большой лгуньей, которую только свет видывал!

Краска отхлынула от ее лица.

— Это было давно. Теперь я говорю правду.

Что-то в ее побледневшем лице тревожило его, но гнев не отпускал, заставляя его говорить жестокие вещи.

— Так ради чего ты все это делаешь? Что за гадость ты еще придумала?

— Гадость? Придумала? — В ее бирюзовых глазах блестели слезы. Она взглянула на него с мольбой.

Он подумал, что сейчас ударит ее, — настолько смешались в нем гнев и жалость. Он был уверен, что она смеется над ним. Но она плакала. И лицо ее, смягченное горем, казалось чужим и странно женственным.

— Прошу тебя, Джоэл, придумай что-нибудь. Она не даст тебе счастья.

На шее его заколотилась жилка, прямо над распахнутым воротом плаща.

— Не даст мне счастья? Это уже что-то новенькое. А как же Тай?

Она смотрела куда-то вдаль, на мокрую равнину. У них над головой серый сорокопут приветствовал дождь серебристыми трелями.

— Кто знает, что у Тая на уме? — сказала она мрачно. — Он всегда был одиночкой. Она очень хорошенькая, очень женственная. Может, он просто играет с ней. Это ведь не в первый раз. Кто может его упрекнуть?

Он схватил ее за плечо с такой яростью, что едва не сломал ключицу.

— Еще одно слово, и я выбью тебе эти белые зубы, на которые мать угрохала столько денег!

— Очень мило! — Она оттолкнула его с неожиданной силой. — Как всегда, маменькин сынок! Ты не можешь с этим смириться, да, малыш? Джоэл всегда получает то, что хочет. Он же младший сын, ему все можно. Так вот, послушай, мой хороший. Ты не Тай. И никогда им не будешь. Он всегда сам по себе, он кронпринц. Да, я знаю, ты терпеть не можешь, когда говорят об этом. Ты так привык, что эта дурочка Трейси бегает за тобой хвостиком и смотрит тебе в рот. Но ты так и остался избалованным сорвиголовой, что и в двенадцать лет. Открой глаза! Пейдж Нортон тебя не любит! Она любит Тая! — Трейси почти кричала, бледное лицо ее перекосилось. — Взгляни правде в глаза, мальчишка!

Он ударил ее изо всех сил ладонью по щеке, так что голова ее дернулась. На гладкой загорелой коже остались уродливые красные пятна, горячие слезы брызнули из глаз. Скорчившись на сиденье, она разрыдалась так, словно у нее разрывалось сердце. Он проговорил с трудом, задыхаясь:

— Извини, Трейси, я не хотел. Но ты сама напросилась. Никогда не нужно лезть в чужие дела.

— Даже когда мне приходится смотреть, как ты выставляешь себя идиотом?

— Даже тогда! — Он уронил голову на руки, и она едва сдержалась, чтобы не погладить его по щеке.

— Я видела их вместе прошлой ночью, — сказала она тихонько, пытаясь взять себя в руки. — Они стояли под дождем в обнимку, так близко, что и лунный свет не просочился бы между ними. Я бы не стала тебя обманывать. Ведь ты разрываешь мне сердце! — Она тронула его за руку, но он поспешно отстранился. — Поверь мне, Джоэл. Я ведь хочу тебе добра!

— Так все говорят, детка, все чертовы доброжелатели. — Он поднял голову. — У каждого свой интерес. Но работу свою ты сделала на отлично, браво! Беда только в одном: я тебе не верю. Я люблю Пейдж. Что бы ты ни говорила, это ничего не меняет. Я отвезу тебя домой.

С хриплым вздохом она распахнула дверцу, едва не упав в траву.

— Нет, спасибо. Я лучше пойду пешком. — Он на секунду замялся, но ее нервы накалились до предела. — Убирайся! Убирайся вон! — отчаянно закричала она. — Надеюсь, ты свалишься в реку!

Он перебрался на водительское сиденье и включил зажигание. Мотор заурчал, и он поспешил выехать назад на дорогу, чтобы не видеть больше ее залитое слезами лицо. Он ехал бесцельно, сам не зная куда, монотонно и бессмысленно ругаясь вполголоса, лишь бы выпустить гнев. Если только Трейси не солгала ему!..

Удивительная вещь интуиция: Пейдж писала ответ на какое-то деловое письмо, как вдруг подняла голову — в дверях стоял Джоэл. Смотрел он на нее как-то странно. Она тотчас поднялась из-за стола, нервы ее напряглись. Кажется, пришел тот час, которого она так опасалась.

— Что-нибудь случилось, Джоэл? — ровным голосом спросила она.

Он продолжал стоять неподвижно. Волосы у него потемнели от дождя, резко обозначились скулы.

— Так это правда? — В мертвенно спокойном его голосе чувствовались нотки приглушенной ярости. Приглушенной, но в любой момент готовой прорваться. От ничтожного повода. Несколько мгновений она не решалась заговорить, не доверяя своему голосу. Он вошел в комнату, не отрывая от нее пристального взгляда. Будь она трусихой, она сейчас же кинулась бы прочь, подумала Пейдж, дрогнув при виде его измученного лица. Жалость отнимала у нее мужество, могла подтолкнуть к неверному решению.

— А я и не догадывался, — тем же ничего не выражающим голосом произнес он.

— О чем, Джоэл? — Этот вопрос необходимо было задать, даже если бы он вызвал неизбежную катастрофу.

Его лицо побелело.

— Ты любишь Тая! Какое безумие! Одна мысль об этом меня убивает!

Ей так не хотелось причинять ему боль, но своим гневом и обидой он вынуждал ее к этому. Она попыталась выйти из транса, пошевелиться, хотя бы для того, чтобы убедиться, что еще жива.

— Нет, Джоэл, это не убивает! — Как могла она сейчас отрицать свою любовь к человеку, внезапно и разрушительно ворвавшемуся в ее жизнь?

Джоэл поднял на нее потемневшие глаза.

— Так ты не отрицаешь?

— Какой смысл, раз уж Трейси взяла на себя труд все тебе рассказать!

Гнев и напряжение цепко держали его в своих когтях.

— Тебе безразлично, что я чувствую, да? — взорвался он. — Ты просто бессердечная обманщица!

Она пошатнулась, краска отхлынула от ее лица, но глаза вспыхнули с новой силой.

— Мне это далеко не безразлично, Джоэл, поверь. Но сожаления ничего не изменят. Если душа человека может обманывать, тогда ты прав, я обманщица. Приехав в Кумбалу, я была почти влюблена в тебя. Влюблена в любовь, должно быть. Никаких условий, ты сам говорил. Но все это хорошо лишь в теории, в жизни все бывает по-другому. Жаль, что получилось не так, как мы намечали, но оказалось, что строить планы бессмысленно. Они ничего не стоят. Быть почти влюбленным — этого мало, Джоэл!

Он со сдавленным стоном притянул ее к себе.

— Если ты бросишь меня, Пейдж, я этого не переживу. Таю ты не нужна. У него было столько женщин! Что значит для него еще одно красивое личико?

Ее прекрасные глаза затуманились от боли.

— Я знаю, Джоэл, я знаю. Не продолжай, не нужно.

Она вся дрожала, хотя в комнате было тепло. Волосы ее скользнули по его щеке, и он с отчаянной страстью приник к ее губам.

— Не отталкивай меня, Пейдж! Я ничего не могу с собой поделать!

Она не противилась, чувствуя, как волны жалости… жалости захлестывают ее. Он освободил ее губы и принялся целовать нежный изгиб шеи.

— Не могу обидеть тебя, оставить тебя несчастной, — шептал он страстно. — Но ведь все уже ясно. Давай уедем сейчас. И сразу поженимся. Ты полюбишь меня со временем. Я все для этого сделаю, клянусь тебе!

Едва дыша, она поникла в его руках. В горле у нее застыл комок.

— Нет, Джоэл, я не могу, не могу!

Переход от нежного любовника к смертельному врагу оказался поразительным. Он в такой ярости уставился на нее, что Пейдж прикрыла глаза.

— Я всегда был уверен, что переживу, если Тай отобьет у меня девушку, — выкрикнул он. — Любую, но только не тебя. Это невозможно.

— Почему же, — с горечью заметила она, отталкивая его. — Звучит это трагично, но такое случается постоянно! — Случается постоянно, повторила она про себя, не в силах преодолеть внутреннюю дрожь. Если только можно так сказать, когда вдруг разбиваются твои самые заветные мечты. — Тебе придется смириться, Джоэл, — заметила она жестко, понимая, что в такой же степени эти слова относятся к ней самой. — Веди себя как мужчина!

Он обвел пустым взглядом книжные полки на стенах.

— Я уже не уверен, что знаю, что это такое! — Выражение его лица больно ранило ее, как и безжизненный голос. Насколько же легче самому переносить боль, чем причинять ее другому!

— Прости меня, Джоэл, — сказала она отрывисто. — Я бы повторила это тысячу раз, если бы знала, что это поможет. Ты можешь даже застрелить меня, но уже ничего не изменишь.

Их прервал голос Дайаны, такой чистый и юный, такой обеспокоенный:

— Пейдж? Джоэл? Кто-нибудь может сказать, что происходит? Я же вижу, что-то не так!

Джоэл вскинул голову и страдальческим тоном воскликнул:

— Пейдж не хочет выходить за меня замуж!

Дайана в отчаянии прислонилась к двери.

— Я так и знала! Мы с мамой знали. Ну что ж, бывает и хуже, мне кажется. И если хочешь знать мое мнение, не так уж вы друг другу и подходите!

Непредсказуемый нрав Джоэла проявился сейчас в полной мере. Он в ярости обернулся к сестре.

— Убирайся отсюда, Дай! Ты нам здесь не нужна!

— Тебе, может, и нет, а Пейдж — еще как нужна! — упрямо возразила она, не сводя глаз с измученного лица Пейдж, с которого сошли все краски. — У тебя дрянной характер, старик. И всегда был дрянной. Я побуду здесь, пока не вернется Тай. Ты не имеешь право срывать зло на Пейдж. Она не виновата. Такие вещи то и дело случаются. Посмотри только на ее лицо — белое, как простыня!

В холле мелькнула чья-то тень, послышались шаги, и в дверях появился Тай, угрюмый и мрачный, как сам Люцифер.

— Проклятье, Джоэл, где тебя черти носят? Ты должен был появиться еще час назад. Ты хоть знаешь, что стадо чуть не утонуло, пока мы тебя дожидались!

— Ну и пусть тонет! — скрипучим голосом отозвался Джоэл. Глаза его сверкали от ярости.

Тай не поверил своим ушам. В два шага он пересек комнату и, схватив Джоэла за воротник, резко развернул его к себе.

— Ты или с ума сошел, или просто не знаешь, что говоришь? Это же животные. Беспомощные, бессловесные животные!

В комнате из-за дождя все окна были закрыты и стояла такая духота, что Пейдж не могла понять, как она до сих пор держится. С минуту Тай пристально смотрел на Джоэла, затем, словно что-то почувствовав, обернулся к Пейдж.

— Так, и в чем же здесь дело? — натянуто спросил он. — Любовная перебранка? Но позволь мне сказать тебе, что Кумбала у нас — прежде всего!

Джоэл пронзительно, словно в истерике, расхохотался.

— Вот он, милая! — воскликнул он. — Вот он, ответ! Таю никто не нужен! У него есть Кумбала, любимая и единственная!

Лицо его перекосилось от невыносимой боли. Он казался таким юным и таким несчастным, что у Пейдж в душе все перевернулось. Сострадание вспыхнуло в ней с новой силой, едва не удержав ее от глупостей. Она было кинулась к нему, но в последний момент Тай остановил ее.

— Сейчас или никогда, детка. Никакой игры на чувствах. Джоэл уже большой мальчик. Или ты его любишь, или нет. Довольствоваться меньшим было бы нечестно для вас обоих. Если ты его любишь, замечательно. Если нет… он это переживет. Может быть, даже повзрослеет. Тебе решать!

Ей хотелось закричать, налететь на него с кулаками, видя, что его смуглое суровое лицо не сулит никакой пощады. Она не могла отвести от него глаз, уже думая о том времени, в котором Таю не будет места. Она гнала прочь эту мысль, пока еще рука его крепко держала ее. Но что бы она сейчас ни ответила, это стало вдруг неважно, ибо в дверях появилась запыхавшаяся Соня Бенедикт.

— Тай! Тай! — Она вбежала в комнату, держась за сердце. Всем стало ясно, что у нее дурные вести. — За нами прислали самолет, — дрогнувшим голосом сказала она. — Скорее, Тай. У дедушки был удар… едва ли он оправится!

Тай поспешил за ней, неохотно отпуская Пейдж. В глубине его зеленых глаз притаилась боль.