Расцветающая мечта любви

Глава четырнадцатая. ПРИЗНАНИЕ

Марти думала, что вскоре дочь станет такой же, как и прежде, но Белинда попрежнему казалась спокойной и задумчивой.

– Господи, помилуй! – пожаловалась как-то Марти Кларку, когда они ложились спать. – Как трудно приноровиться ко всем этим внезапным изменениям! У нашей Белинды настроение меняется быстрее, чем я успеваю повернуть голову. Вчера она была маленькой хохотушкой, а сегодня превратилась в степенную молодую леди. Как ты думаешь, может, скоро она опять будет больше походить на ребенка? Я еще не готова к тому, что она стала взрослой.

Кларк прижал к себе Марти. Несколько минут он спокойно обнимал ее, поглаживая длинные волосы: она расплела косу, и они свободно ниспадали на плечи.

– Я тоже это заметил, – сказал он. – Похоже, несчастный случай сильно ее изменил.

– Ты думаешь, впечатление от увиденного не оставляет ее? – Нет, кажется, она не беспокоится, но стала намного серьезнее.

– То, через что ей пришлось пройти, любого бы опечалило, – рассудила Марти.

– Тяжело видеть, что она так быстро взрослеет... Я знаю.

Но, по-моему, так лучше. Она стала такой... такой милой, правда? Марти улыбнулась.

– Она всегда была твоей любимицей. Я и не думала, что все изменится, стоит ей стать на несколько лет старше. – Она шутливо ущипнула мужа за щеку. – Так и знала, что ты будешь считать ее милой.

– Я имел в виду... ну, она ведет себя так, словно намного старше Эмми Джо. И даже Мелиссы. Ты заметила? – Да, заметила, – ответила Марти.

Секунду они молчали.

– Кларк, тебе не кажется, что мы должны сделать так, чтобы она выговорилась? Понимаешь, если она страдает из-за несчастного случая, я бы не хотела, чтобы у нее в душе остались шрамы, о которых мы не подозреваем.

Кларк задумался:

– Да, откровенный разговор не повредит.

– Кстати, о шрамах, – сказала Марти. – Ты видел того молодого человека, когда отвозил дрова и провизию? – Да, – просто ответил Кларк, понимая, кого она имеет в виду.

Он отодвинулся от нее и подошел к окну. Кларк провел рукой по волосам и тихо стоял, глядя в ночное небо. Марти понимала, что ему тяжело. Она подошла к нему и посмотрела на темные очертания строений, освещенных лунным светом. Потом мягко положила руку ему на плечо, но молчала, пока он не заговорил.

– Ему больно, Марти. Очень больно, – наконец тихо произнес Кларк.

– Но когда мы были у них в гостях, мне показалось, он принимает то, что с ним случилось.

– Наверное, тогда он еще не до конца осознавал, что произошло. Боль в руке сильно его беспокоила, и он был в шоке от того, что случилось. А теперь... теперь он понимает, что это произошло на самом деле, что это навсегда. И ничего нельзя поделать. Он всегда будет одноруким. Это тяжело.

Ужасно тяжело.

– Может, пастор ему поможет? – Я так думал... пока не поговорил с пастором. Он уже приходил к ним... дважды. Его даже в дом не пустили.

Марти встревоженно округлила глаза:

– А ты... ты рассказал ему, как Бог помог нам, когда?..

– Я попытался. Но он не захотел меня слушать. Люк сказал: родители не разрешают ему приезжать, чтобы осмотреть парня.

– Надо же! – воскликнула Марти. – А что, если рана будет плохо заживать? – Его здоровью ничто не грозит. Люк говорит, что с рукой все будет прекрасно. Но что касается его настроения...

Люк сильно беспокоится.

– Боже мой! – сокрушалась Марти.

– Я все время об этом думаю. Не знаю, что предпринять.

Разве что помолиться.

– А он больше не спрашивал о Белинде? Мы пообещали, что устроим для них встречу. Он хотел поблагодарить...

– Я еще не все сказал. Он попросил не напоминать ему об этом. Он больше не желает ее видеть. Сказал, что она ничего особенного для него не сделала.

– Как это понимать? – Говорит, лучше бы он умер.

Марти ахнула. Кларк обнял ее одной рукой.

– А мне он понравился, – сказала она. – Как он обращался с тяжелым чайником, нарезал черствый хлеб! Такой воспитанный и сдержанный мальчик! Мне показалось, что он такой смелый и решительный.

– Ладно, хватит о нем думать, – быстро заметил Кларк. – Да, он такой. Ничего удивительного, что у него возникли подобные чувства. Ведь у нас есть Бог, и Он помогал нам... Со мной могло быть точно то же, что и с ним. Для него наступила тяжелая пора. Я вполне его понимаю. Но я надеюсь и молюсь о том, чтобы он во всем разобрался и успокоился... Вот и все. Помнишь, что ты говорила о шрамах? Шрамов у этого парня предостаточно. И самый большой и глубокий находится вовсе не на его руке.

Марти подумала о Симпсонах. Они живут рядом, но кажутся чужаками, потому что отказываются от помощи соседей. Она бы хотела найти способ достучаться до них и разбить стену отчуждения.

– Они не отказались от еды, от овощей и фруктов? – Не-ет. Но, думаю, они бы обязательно отказались, если бы не рисковали умереть с голоду. Они гордые люди. Им было очень сложно это принять. Мистер Симпсон настаивал на том, что он все отработает.

– Так что же ты сделал? Кларк пожал плечами:

– Сказал, что не возражаю. Теперь нужно придумать, чем его занять.

– О, Кларк! Что же ты ему скажешь? У тебя же все готово.

– Не знаю. Главное – чтобы работал он дома. А то у него такое тонкое пальто, что просвечивает.

– Он мог бы сколотить полки для фруктов в подвале.

– Тебе нужны полки? – Нет. Но там тепло и много места. А главное – полки нам не помешают.

– Хорошая идея, – заметил Кларк и опустил на окне занавеску. Затем он забрался в кровать. Марти последовала его примеру. Она удивилась, увидев, что все еще держит в руке щетку для волос.

– А как насчет дров? – спросила она.

– Он решительно настроен за них заплатить. Похоже, весной у нас будет полно леса.

– И что ты будешь с ним делать? – Не знаю. Спрошу Арни и Джоша, может, им понадобится? В общем, что-нибудь придумаем.

– Забавно, – тихо пробормотала Марти. – Мне не нравится, когда взрослый человек стоит с протянутой рукой, но гордость может показаться обидной.

– Да, соседями быть нелегко, – согласился Кларк. – И все-таки у человека должно быть чувство собственного достоинства. Нельзя лишать их этого.

Кларк погасил свет, и супруги до подбородка натянули на себя теплое одеяло. Зимние ночи были холодными, а комнаты наверху обогревались только при помощи теплого воздуха, который приходил от печек, расположенных внизу.

– Тебе ничего не нужно сшить? – спросил Кларк. – Одежду? Одеяла? Коврики? Хоть что-нибудь? Марти повернулась к нему в темноте.

– Если и нужно, я все успею доделать за зиму. А что? – Я подумал: может, миссис Симпсон будет зарабатывать на жизнь шитьем? Марти молчала. На самом деле им ничего не требовалось.

Кроме того, она сама любила шить. Долгие зимние дни и еще более долгие вечера пролетали быстрее, если в руках рукоделье. Она с удовольствием планировала, как будет этим заниматься, когда тяжело работала осенью на огороде. И что теперь? – Ну, возможно, – ответила она мужу. – Я подумаю.

Наконец у Марти появилась возможность поговорить с Белиндой. Она ждала подходящего момента, опасаясь навязываться. Она надеялась, что девочка расскажет о чувствах, которые она испытала во время операции. Но подобрать подходящий момент оказалось довольно тяжело.

Случай представился, когда Мелисса отправилась в дом Кейт. Она попросила разрешения остаться там подольше:

дело в том, что Эмми Джо нарисовала много рисунков, и ей хотелось показать их подруге. Кроме того, в последнее время девочка многому научилась и упрашивала родственников ей позировать. Первой моделью стала Мелисса.

Люк заехал к ним после того, как побывал в соседском доме, где принимал роды. Белинду он с собой не позвал. Она умоляла – скорее взглядом, чем словами, – чтобы он разрешил ей принять участие в приятных обязанностях врача, но Люк считал, что ей слишком рано это видеть.

Люк выпил кофе, чтобы согреться, поел кекса, который испекла Марти, а потом снова надел пальто и отправился домой.

Белинда деловито перемешивала тесто, из которого они собирались печь печенье для школьных завтраков. Она первая начала разговор:

– Я забыла спросить: как поживает мальчик, который потерял руку? Марти посмотрела на дочь, не зная, что сказать. Кажется, Белинда почувствовала ее беспокойство. Она вопросительно посмотрела на мать:

– С ним все в порядке, надеюсь? Он не заразился? – Нет, нет. Он выздоравливает. Точнее, его рука.

– Что ты имеешь в виду? Больше он ничего себе не повредил. Люк внимательно его осмотрел: он боялся, что у него сломаны ребра или...

– Ему сложно привыкнуть к тому, что с ним случилось, вот и все, – медленно произнесла Марти.

Белинда с облегчением вздохнула.

– Да, мне тоже было бы сложно, – просто сказала она. – Этого следовало ожидать. Люк говорил об этом, когда мы ехали домой. Он сказал, что отрицание – одна из стадий, которые проходит человек после ампутации.

Марти кивнула в знак согласия.

– И когда Люк с ним увидится? – Мальчик больше не хочет его видеть, – перебила ее Марти.

– То есть Люк перестал к нему ездить? Но почему? Он же говорил, что будет навещать его, чтобы убедиться в том, что...

– Они ему не разрешают. Люку передали, чтобы он больше не приезжал.

– Кто сказал? Они? Отец? Они что, не понимают?..

– Нет, – ответила Марти, – это слова мальчика.

Наступила долгая пауза.

– Я должна сейчас же туда съездить, – твердо заявила Белинда. – Нельзя с этим тянуть, а то он еще подумает, что мне наплевать. Как ты думаешь, папа позволит? – Тебя он тоже не хочет видеть, – мягко добавила Марти.

Белинда взглянула на нее. Марти увидела протест в ее глазах.

– Но ты сказала...

– Я помню.

– Он собирался...

– Верно. Но он передумал.

– Но почему? – крикнула Белинда.

– Сложный вопрос. Похоже... похоже, ему сейчас очень больно. Он не может понять, почему с ним приключилось такое несчастье. Он сильно страдает. Говорит, что предпочел бы умереть...

– Неужели мы ничего не можем сделать, мама? – воскликнула Белинда.

– Отец пытался. Но они гордые люди. Не хотят, чтобы им помогали. Они настаивают на том, чтобы за все заплатить, и помощь соседей им ни к чему.

Марти задумалась, затем глубоко вздохнула и повернулась, чтобы взглянуть в печальные глаза дочери.

– А самое ужасное, – медленно произнесла она, – они, похоже, не готовы принять помощь Господа.

– Я так и думала, – сказала Белинда.

К удивлению Марти, ее губы задрожали, и в следующее мгновение она бросилась на шею матери и зарыдала, уткнувшись ей в плечо. Марти не успокаивала ее. Она сама заплакала от сочувствия и любви. Бедная девочка! Она так переживает!

Наконец Белинда заговорила.

– Ах, мама! – сказала она, по-прежнему цепляясь за Марти. – Это было ужасно. Столько крови... и голая разорванная плоть, и кусочки раздробленных костей... везде! Я и не думала... я и представить себе не могла, что это может выглядеть так... страшно!

Белинда вздрогнула, и Марти сжала ее крепче.

– А он лежал так тихо и спокойно, и можно было подумать, что он умер.

Белинда замолчала и всхлипнула.

– Но сначала все было совсем не так, – заторопилась она. – Сначала он кричал, ужасно кричал! Мы услышали его крики, когда подъезжали к дому, и Люк... Он схватил саквояж и вбежал в дом, а меня оставил, чтобы я привязала лошадей.

А когда я подошла к дому, эта женщина... Ты ее видела? Марти отрицательно покачала головой.

– В общем, эта грузная женщина встала в дверном проеме, расставила ноги и уперла руки в бока. Загородила мне вход, чтобы я не могла войти в дом. Она сказала: «Доктор велел тебя не впускать», а я слышала, как мальчик кричит и мечется в постели. Я поняла, что Люк нуждается в моей помощи, и потому я нырнула под ее руку и вошла.

Белинда опять замолчала. Кажется, она вновь мысленно переживала сцену, которая разыгралась в тесной спаленке деревянной избушки:

– А они стояли там, его папа и брат, и держали его. Люк...

Люк хотел дать ему лекарство, чтобы он успокоился. Кровь...

кровь была везде... А рука, рука превратилась в кровавую кашу, мама! Я помню, как подумала: «Он умрет. Люк не сможет его спасти». А потом мне пришло на ум, что Люк всегда говорит:

«Если пациент дышит, нужно бороться». Я увидела, что мальчик еще дышит, и стала молиться. Я набрала в грудь воздуха, чтобы сдержать тошноту. Это было ужасно. У меня кружилась голова, желудок свело, а ноги стали мягкими, как желе. Но я не упала. На минуту я чуть не потеряла сознание, а потом...

Лицо Белинды сильно побледнело. Марти показалось, что она теряет сознание.

– ...Потом я решила, что буду помогать. Я была нужна Люку.

Я это видела. Отец был вне себя от горя. Кроме того, он такой большой... а в комнате мало места. И он понятия не имел, как называются инструменты Люка. Он побледнел так же сильно, как его сын, который лежал на кровати.

Она опять замолчала. Марти не стала ее торопить.

– Забавно, – размышляла Белинда вслух, – когда мы начали работать, все сразу изменилось. Я уже не думала о том, что эта кровавая масса – рука. Теперь с ней нужно было бороться, потому что она угрожала его жизни. Мы с Люком должны были это остановить. Я и забыла о том, что меня тошнило. Я просто хотела, чтобы мы все успели и спасли этого парня от смерти.

Это было так важно, мама! Ты понимаешь? В этой комнате царили смерть и боль... И мы с Люком сражались с ними.

Белинда широко раскрыла глаза – так значительно было то, о чем она размышляла. Они боролись со смертью (она и ее брат-доктор) и выиграли. Марти хотела поздравить победительницу, но вместо этого тихо зарыдала; слезы побежали у нее по щекам.

У Белинды заблестели глаза:

– Как жаль, мама, что ты его не видела! Люк прекрасно справился. Он знал, что делать. Он торопился, но был осторожен. Он остановил кровь. Победил смерть! Ох, мама! Теперь я понимаю... теперь я понимаю, почему Люк хотел стать доктором. Дело не в переломах, порезах или аппендиците. Он хотел стать доктором не для того, чтобы видеть чужие страдания, а для того, чтобы сражаться с ними и приносить исцеление и помощь. Вот зачем нужны доктора.

Марти взяла дочь за плечи и заглянула ей глубоко в глаза.

Они блестели от слез радости. Больше она о дочери не беспокоилась. Марти понимала, что та пережила тяжелое событие, но оно не оставило в ее душе незаживающих рубцов. Марти видела только тишину и смирение: Белинда обрела способ облегчать страдания тем, кто мучился от боли.

– И ты хочешь помогать брату, – мягко сказала она.

Это было утверждение, а не вопрос.

– О да! – затаив дыхание, ответила Белинда.

Марти привлекла дочь к себе.

– Значит, ты должна это делать, – просто сказала она.

Они постояли минутку. Наконец Белинда разжала объятия.

Ее глаза опять помрачнели:

– Но, мама, это неправильно: сначала бороться за жизнь человека, а потом мириться с тем, что он предпочел бы смерть.

– Нет, – тихо согласилась Марти, – это неправильно.

– Мы должны сделать что-то для этого мальчика.

– Будем молиться, – ответила Марти. – Бог покажет нам, как поступить.

– Если бы ты его видела, мама! Когда... когда все закончилось, Люк вышел, чтобы выбросить... мусор, а меня оставил присмотреть за больным. Он был таким бледным и таким...

Белинда колебалась. Марти ждала.

– Мама, он очень симпатичный! – честно и очень мягко произнесла она.

– Я заметила, – с улыбкой подтвердила Марти.

Белинда слегка покраснела и отвернулась к стоящему на плите тесту. Марти поняла, что откровенный разговор подошел к концу.

– Мы должны что-то предпринять, – повторила Белинда.

Однако, казалось, она сказала это самой себе, а не матери.