М-М ДЕ ПОМПАДУР НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА РАЗРЫВ АЛЬЯНСОВ

Тщеславие толкало ее на то, чтобы разрушать ради достижения своей цели…

Жюль Белло

В 1755 году фаворитка, вот уже три года как не исполнявшая «обязанности своего положения», почувствовала внезапную тревогу. Каково же оно, «ее положение» — место возле короля? Оно слишком двусмысленно, противоестественно, чтобы длиться бесконечно. Деятельность наперсницы была недостаточна для того, чтобы удержаться при дворе, к тому же король мог однажды влюбиться в какую-нибудь девушку из Парка-с-Оленями и сделать ее официальной любовницей. М-м де Помпадур показалось, что она нашла выход: зная, как Людовик XV ненавидит работать, она решила стать незаменимой, освободив его от забот власти. Хитрая и тщеславная, маркиза надеялась таким образом укрепить свою власть, увеличить свое влияние за пределами королевства и, быть может, править единолично… До сих пор она была премьер-министром — теперь решила стать королем…

Поскольку маркиза к этому вовсе не была готова, она приобщила к своим замыслам нескольких друзей — государственного секретаря Руйе, аббата де Бери — бывшего посла Франции в Венеции — и со свойственной красивым женщинам обезоруживающей наивностью попросила их ввести ее в курс дела. Польщенные возможностью угодить фаворитке, государственные мужи открыли перед ней досье, объяснили суть соглашений с зарубежными странами, показали счета казны, сообщили о военных планах, прокомментировали дипломатические депеши…

В течение нескольких недель м-м де Помпадур, прилежная и сообразительная ученица, вела записи, запоминала имена, просматривала доклады… А когда посчитала себя достаточно подготовленной, созвала в своем маленьком кабинете, отделанном красным лаком, генералов, светиков, представителей финансовых кругов, городских магистров — и удивила их своими познаниями. После каждой такой беседы она посылала Людовику XV, который терпеть не мог разговоров о политике, длинное письмо, полное оригинальных замечаний. Еe уверенный тон впечатлял робкого правителя. «Если бы не письма маркизы королю, — писал аббат де Берри в „Мемуарах“, — я бы никогда не поверил, что она может так энергично и красноречиво высказывать правду. Я полюбил ее и стал еще больше уважать за это. Я заклинал ее не отступать и продолжать говорить правду с такой же и бесстрашием».

М-м Помпадур не заставила долго ждать, вскоре она доказала свою власть.

* * *

Вот уже шесть лет, как иезуиты и янсенисты враждовали из-за папской грамоты, дело приобретало опасный оборот. Правительство, возглавляемое иезуитами, провозгласило грамоту как государственный закон. Но парламент, находящийся под влиянием янсенистов, отвергал его. В начале 1752 года архиепископ Парижа Кристоф де Бомон запретил своим священникам причащать тех, кто не имеет доверительной справки, подтверждающее полное подчинение грамоте. Одному надворному советнику было отказано в последнем причастии, и его не смогли похоронить на кладбище. Реакция парламента не замедлила — он приказал палате сжечь распоряжения епископов. Доходы архиепископа были арестованы. Парламент распорядился: именем закона священникам причащать больных. Кристоф де Бомон отправился к королю, чтобы выразить протест против вмешательства ассамблеи в дела церкви, Людовик XV, проявив неожиданную для него энергию, выслал парламент в Понтуаз, а затем в Суассон…

В то время, когда м-м де Помпадур начинала свою политическую карьеру, члены ассамблеи только что вернулись, Естественно, их злоба против духовенства удесятерилась, и они лишь искали удобный случай для отмщения. Фаворитка им поможет!

Атеистка, подруга Вольтера, энциклопедистов и «философов», она не собиралась вмешиваться в эту ссору и, разумеется, никогда не вмешалась бы, если бы не случай исключительно личного свойства. Купив дворец д'Эвре (нынешний Елисейский дворец), она в июне 1755 года попросила у архиепископа Парижа разрешения отслужить в нем службу. Кристоф де Бомон, выступавший против скандального присутствия фаворитки при дворе, воспротивился этому. Возмущенная м-м де Помпадур сразу же решила принять сторону парламента и янсенистов…

Как раз в это время кюре Сент-Этьенна отказал в соборовании одной старой деве. Немедленно отреагировавшая ассамблея попросила Людовика XV вмешаться. М-м де Помпадур побежала к королю.

— Вы собираетесь вызвать сюда архиепископа Парижа… Но прежде я хотела бы сказать вам два слова.

Улыбающаяся, завораживающая, очаровательная, она говорила несколько часов. Действие ее речи было таково, что, как только она закончила, королю стало ясно, что прелат — самое гнусное существо, которое когда-либо рождала земля… Считая именно так, он вызвал Кристофа де Бомона в Версаль. Архиепископ, уверенный в покровительстве короля, прибыл с улыбкой на устах…

Вышел он угасший, с низко опущенной головой. Король по совету маркизы приказал ему незамедлительно покинуть Париж и ехать в Конфлан. Он тоже отправился в ссылку…

* * *

Одержав эту победу и продолжая постигать секретные пружины государственного управления, м-м де Помпадур стремилась еще упрочить свое положение, и это ей удалось — в конце концов она добилась высокого официального положения при дворе. Начала она с того, что в 1752 гиду получила титул герцогини, что еще более поражает, если вспомнить о ее низком происхождении. Разумеется, этого ей было мало, она должна стать «дамой королевы» — придворной дамой… Но безбожие ее может быть тому препятствием, — Мари Лещинска так набожна… Что ж, м-м де Помпадур решила… раскаяться. По представлению своего друга Машо она избрала духовником отца де Саси, довольно ловкого иезуита, который прежде всего потребовал от нее вернуться к мужу. Маркиза хотела было отказаться, но тут в голову ей пришла идея, и она без всяких возражений переписала набело черновик, заготовленный отцом де Саси. Послушаем теперь герцога де Люнна, знавшего этого иезуита: «По совету отца де Саси, когда встал вопрос о месте придворной дамы, она написала Ле Норману д'Этиолю письмо, где предложила вернуться в семью, если он не против. Как бы он ни ответил, она просила его еще выразить свое отношение к тому, что она собирается занять предлагаемое ей место при дворе. Письмо было доставлено д'Этиолю. Можно себе представить, с каким замешательством тот его прочел. Не успел он прийти в себя, как к нему явились двое посетителей. Одного звали де Машо, другого — де Субиз. Оба, будучи посланниками м-м де Помпадур, дали понять несчастному супругу, «что он вправе требовать возвращения жены, но это может вызвать сильное недовольство короля “.

Ле Норман д'Этноль», живший в это время с очаровательной танцовщицей оперы м-ль Рем, не испытывал ни малейшего желания возвращать жену. Успокоив обоих посланников, он написал это замечательное, полное иронии письмо: «Мадам, я получил письмо, в котором Вы сообщаете о пересмотре своего поведения и намерении посвятить себя Богу. Я могу это лишь приветствовать. Ясно себе представляю, как трудно Вам было бы предстать передо мной, а мне — Вас принять. Я хотел бы забыть нанесенное Вами оскорбление, но Ваше присутствие будет постоянно напоминать мне о нем. Единственное решение, которое мы можем принять, — это жить отдельно. Несмотря на данный Вами повод к неудовольствию, я хочу верить, что Вы не ревнуете меня к моему нынешнему счастью, а я считал бы его омраченным, если бы принял Вас и жил с Вами как с женой. Вы понимаете, что время не властно над понятием чести.

Имею честь, мадам, быть Вашим покорным слугой, с уважением

Ле Норман д'Этиоль».

Письмо это принесло большое облегчение м-м де Помпадур: она все-таки немного опасалась, что муж поймает ее на слове. К тому же письмо помогло ей доказать, что «супружеские узы не ею были расторгнуты».

* * *

В течение нескольких месяцев маркиза читала богословские издания, ежедневно выслушивала службу и подолгу оставалась в храме — коленопреклоненная, со скрещенными руками и прикрытым вуалью лицом. Но этой комедии никто не поверил, даже отец де Саси, однажды он сказал маркизе:

— Я дам вам отпущение грехов лишь в случае, если вы добровольно покинете двор.

Разгневавшись, она обратилась к другому иезуиту, отцу Демаре, который проявил ту же непреклонность, что и его предшественник. В конце концов она обратилась к папе римскому в безумной надежде, что он осудит этих отцов церкви. Она писала, что «была необходима для счастья Людовика XV, для благого завершения его дел»; что лишь она единственная осмеливалась говорить столь нужную королю правду, и так далее в том же духе. Святой отец не счел нужным ответить ей. Тогда с помощью Беррье, лейтенанта полиции, она разыскала среди парижского духовенства священника, который дал ей отпущение грехов, не требуя оставить общество короля…

Так она смогла раскаяться. Добрая Мари Лещинска поверила в этот мерзкий фарс: в начале 1756 года она по просьбе Людовика XV назначила м-м де Помпадур придворной дамой. Весь двор содрогнулся…

«Шестого февраля, в воскресенье, произошло неожиданное событие, — рассказывает де Круа, — м-м де Помпадур объявили придворной дамой — дамой королевы». Но это еще не все: она вдруг стала святошей — накануне соблюдала пост во время ужина в «маленьких кабинетах», чего раньше никогда не делала. Стало известно, что в течение нескольких месяцев она слушала наставления отца де Саси.

Пока м-м де Помпадур занималась политическим образованием, король с не меньшим воодушевлением развлекался с юными девственницами, которых для него собирали в Парке-с оленями.

— У нашего правителя тяга ко всему новому, — говорили о нем, смеясь.

Вскоре эта страстишка стала известна во всем королевстве. Тщеславные родители стали особенно заботиться о добродетели своих наследниц, чтобы услужить потом его величеству. Те, кто желал лишь добра своим дорогим дочкам, совершали всякие низости, лишь бы Людовик XV стал их тайным зятем. Установилась жестокая конкуренция. Некоторые делали даже вполне деловые предложения — эти новоявленные коммерсанты прилагали своеобразные «гарантийные свидетельства». Вот, к примеру, письмо одного отца семейства:

«Ведомый горячей любовью к священной королевской персоне, я имею счастье быть отцом очаровательной девушки, настоящего чуда свежести, красоты, молодости и здоровья. Я был бы счастлив, если бы Его Величество соблаговолил нарушить ее девственность. Подобная милость была бы для меня ценнейшим вознаграждением за мою долгую и верную службу в армии короля…» К этому необычному письму было приложено медицинское свидетельство, подтверждающее девственность юной особы. Через несколько дней она уже была в маленьком домике Парка-с-Оленями.

* * *

Такая предупредительность подданных восхищала Людовика XV, у которого таким образом появлялась возможность каждый вечер (под вымышленными именами) наслаждаться новой прелестницей». Подобное поведение никого не шокировало. Впрочем, при дворе скандалы должны быть особенно пикантными, чтобы ими заинтересовались. Так, в июне 1755 года одно галантное приключение развеселило весь Версаль.

Однажды вечером аббат Буамон, академик и проповедник короля, лежал в постели с очаровательной герцогиней. Оба прилагали усилия, чтобы улететь на небеса, используя известные всем способы… Тут дверь спальни медленно отворилась, и в комнату вошел супруг герцогини. Сильно смущенный, но не растерявшийся аббат прошептал на ухо юной даме:

— Притворитесь спящей, мы выпутаемся из этой неприятности…

Герцог подошел и изумился, увидев свое место занятым. Он собрался было уже выразить свое неудовольствие, как академик приложил палец к губам и сдавленным шепотом проговорил:

— Тише! Тише! Вы свидетель — я победил.

— Что?

— Мое пари! Разве вы не в курсе?

— Нет!

— Тсс! Ради Бога, не шумите… Вчера герцогиня заявила: «Я сплю так чутко, что проснусь, если муха пролетит». Тогда я поспорил на пятьдесят луидоров, что улягусь с ней рядом и не разбужу — если в этот день будет ветер. Мадам надо мной смеялась, но пари заключила. Сегодня вечером ветрено, вот я и пришел… Вы видите, я выиграл… Тсс!

— Что за странное пари… — заметил герцог.

— Я тоже так считаю. Однако мадам могла оспорить мой выигрыш. Не сердитесь, что я с таким нетерпением дожидался вас, чтобы засвидетельствовать свой успех.

Трепещущая герцогиня притворялась спящей, супруг ее, поверив в эту невероятную историю, спокойно уселся в кресло, а аббат тем временем оделся, попрощался с одураченным герцогом и на цыпочках вышел из комнаты. На следующий день обязательнейший академик, желая довести до конца этот фарс, пришел в гости к герцогине в присутствии ее мужа. Она притворилась, что ничего не знает о ночном происшествии, так как герцог не обмолвился об этом ни словом. Аббат ловко перевел разговор на мнимое пари. Герцогиня — тонкая штучка! — подтвердила, что спит очень чутко и что плану академика никогда не суждено сбыться. Она была даже столь великодушна, что вернула ему его слово. Тогда любовник заявил ей, что условия пари были выполнены. Поскольку она, разумеется, это отрицала, он обратился к ее супругу как к свидетелю. Герцог, естественно, не стал отрицать факта, и герцогиня, разыгрывая удивление и неудовольствие, попросила у него пятьдесят луидоров и вручила их аббату… Хитроумный священник, изысканно поклонившись, получил из рук обманутого им супруга выигрыш за несуществующее пари…

* * *

Пока двор развлекался подобными галантными приключениями, м-м де Помпадур не сидела сложа руки, а продолжала трудиться. Вот уже несколько месяцев, как она с помощью своих друзей, аббата де Берни и графа де Шуазе-Стенвиля, активно занималась внешней политикой.

В конце июня 1755 года Франция готовилась возобновить уже существующий союз с Фредериком II Прусским. Фаворитка гордилась удачным ходом переговоров и, дабы смягчить Фредерика, послала в Потсдам де Вольтера. Однако миссия его с треском провалилась, в чем он по возвращении признался, написав письмо м-м Дени: «Когда я прощался с м-м де Помпадур в Компьене, — писал он, — она поручила мне передать прусскому королю свое уважение, — не может быть поручения, более приятного. Маркиза обратилась к королю с исключительным почтением, но я, видимо, плохо справился с возложенной на меня миссией, полагая, как истинный придворный, что переданное будет оценено по достоинству. „Я не знаю эту даму“, — сухо ответил мне король».

Писатель, однако, не решился поведать о своем поражении маркизе. Но она все же через своих тайных агентов прознала, что король Пруссии посылал в ее адрес оскорбления и прозвал ее Королевой Нижней Юбки, — в Потсдаме все открыто насмехались над ней. А однажды вечером некий остряк заявил, что «эта женщина так ничтожна, что было бы лучше, если бы она вовсе не появлялась на свет». Эти речи дошли до маркизы и привели ее в бешенство. Вскоре ей передали копию письма, написанного самим Фредериком II, что не способствовало улучшению отношений: «Я не считаю, что король Пруссии должен поддерживать хорошие отношения с м-ль Пуассон, учитывая к тому же ее наглость и отсутствие должного уважения к коронованным особам». И, наконец, она узнала, что сей невоспитанный монарх до такой степени переусердствовал в насмешках, что назвал свою собаку Помпадур. На этот раз маркиза сочла оскорбление непростительным и нашла способ отомстить…

Предоставил ей этот способ граф де Конитц, канцлер при венском дворе и советник Мари-Терезы в Австрии. Этот хитрый дипломат, узнав о неприязни маркизы к Фредерику II, задумал проект отделения Франция от Пруссии, — он собрался сделать Францию союзницей Австрии. И начал с того, что принялся посылать м-м де Помпадур великолепные подарки, — это ее подкупило. Затем через графа де Штаремберга, венского посла в Париже, передал ей письмо: «Мадам, я всегда желал напомнить Вам о себе — сейчас представляется случай. Учитывая Ваше ко мне отношение, я надеюсь, что Вам это не будет неприятно. Граф де Штаремберг хотел бы предложить королю крайне важные вещи! Они такого свойства, что могут обсуждаться лишь через кого-то, кто пользуется полным доверием Его Величества и кого он укажет графу де Штарембергу. Я думаю, что наши предложения не дадут Вам повода пожалеть о том, что Вы просили короля назначить кого-либо для переговоров с нами. Мне было бы очень лестно узнать, что Вы почувствовали в этом предложении новые знаки моей признательности и уважения, с которыми я имею честь к Вам обратиться».

Получив это письмо, фаворитка возгордилась: никогда незнатная Жанна-Антуанетта Пуассон не поверила бы, что однажды к ней обратятся канцлеры Европы, чтобы заручиться у нее поддержкой перед королем Франции. Через день Людовик XV прочел письмо, и венский посланник встретился с аббатом Берни в замке Бабьоль, прелестной резиденции маркизы, расположенной на Медонском холме.

Граф де Штаремберг поделился предложениями Мари-Терезы: если Франция окажет Австрии военную помощь против Фредерика II, она за это получит Мои и Люксембург, а одному из династии Бурбонов в Испании будут предоставлены для правления Нидерланды. Аббат де Берни, тонкий политик, после встречи позволил себе сказать м-м де Помпадур, что Мари-Тереза видела в этом союзе лишь способ получить обратно от Пруссии Силезию. Франции же придется за эту войну расхлебывать кашу в Европе. Фаворитка пропустила эти замечания мимо ушей и поручила аббату продолжать переговоры. Письмо графа де Конитца навело ее на новые мысли — она решила перекроить карту Европы…

Встреча аббата де Берни и посла Вены у м-м де Помпадур не осталось незамеченной Фредериком. Сильно обеспокоенный, король Пруссии поспешил заключить союз с Англией, которая только что потопила два французских корабля. Это решение ускорило переговоры в Париже: в мае 1756 года франко-австрийский договор был подписан. Народ приветствовал эту смену союзов, поскольку договор положил конец давней вражде. Что же касается великих мира сего…

«Совершенно очевидно, — писал граф де Штаремберг в Вену, — что мы всем обязаны м-м де Помпадур. Мадам хочет, чтобы ее уважали, — и действительно этого заслуживает. Безмерно довольная завершением, как она считает, дела рук своих, она уверила меня, что сделает все возможное, чтобы не останавливаться на достигнутом». Сразу же направил маркизе свою благодарность граф де Конитц: «Именно Вашему усердию и Башен мудрости, мадам, мы обязаны заключением союза. Я полностью отдаю себе в этом отчет. Не выразив Вам всей своей благодарности, я лишил бы себя истинного удовольствия».

Фаворитка переставила фигуры на европейской шахматной доске… «Это согласие, — говорил Вольтер, — воссоединило французский и австрийский дома после двух столетий вечной, как считалось, вражды. То, что не удавалось совершить посредством многочисленных мирных и брачных договоров, удалось в мгновение ока из-за обиды на прусского короля и вражды нескольких всемогущих персон». Иначе говоря, если бы Фредерик II не назвал свою собаку Помпадур, Семилетней войны — следствия смены союзов — могло бы и не быть…

Загрузка...