– Нет, мы не продаем кукол Барби, только фарфоровые, – отвечаю я по телефону уже в пятый раз, но женщина меня совершенно не слышит и продолжает твердить, как расстроится ее дочка, если ей не удастся найти королеву фей. – Я понимаю. Может, вам стоит поискать в «Уолмарт»?
– Уже искала. Они все распроданы. – Она еще что-то бормочет, мол, считала, будто у нас хороший кукольный магазин, а потом отключается.
Я кладу трубку и, повернувшись к Скай, закатываю глаза. Но она этого не замечает, потому что лежит на полу и наблюдает за ожерельем, которое раскачивает над собой туда-сюда.
Скай Локвуд – моя единственная подруга. Не потому, что ребята в моей старшей школе плохие. Просто они меня не замечают. И это неудивительно, ведь я ухожу еще до ланча и никогда не посещаю общественные мероприятия.
Скай на несколько лет старше меня и работает в соседнем магазине, в котором продается много «и не только», – это антикварная лавка под названием «Скрытые сокровища», которую я именую «Очевидным барахлом». Но многие любят этот магазин.
В мире науки Скай была бы хозяином, а я – ее паразитом. У нее есть жизнь, а я притворяюсь, что это и моя жизнь тоже. Другими словами, ей на самом деле нравится многое: музыка, винтажная одежда и странные прически, – а я лишь притворяюсь, что меня это тоже интересует. Нет, я нормально отношусь к ее увлечениям, просто… мне все равно. Но мне нравится Скай, так почему бы не уступить ей? Тем более, я понятия не имею, что мне действительно нравится.
Я со вздохом переступаю через подругу.
– Ты еще не нашла ответы на жизненные вопросы? – Скай любит на полу магазина предаваться философствованию (причудливый эквивалент выражению «спор с самим собой»).
Она стонет и прикрывает глаза рукой.
– Что мне изучать, если я пойду в колледж? – Будь ее воля, она бы всю жизнь работала в сувенирной лавке, но колледж очень важен для ее папы, который никогда там не учился и поэтому, повзрослев, стал распорядителем похорон.
– Нытье?
– Ха-ха. – Она садится. – А ты что будешь изучать?
Без понятия.
– Долгосрочные последствия философствования.
– А может, искусство сарказма?
– Я более чем уверена, что в этом вопросе уже стала магистром.
– Нет, серьезно, что ты будешь изучать?
Частенько я слышу эти фразы: «Нет, серьезно», «Если серьезно» и «А на самом деле». Так говорит человек, который хочет узнать правду. Вот только я не хочу делиться своими настоящими мыслями.
– Еще не решила. Думаю, какое-то время поучусь без профилирующего предмета.
Она снова ложится:
– Да, наверное, я тоже. Возможно, как только начнутся занятия, мы найдем свое призвание.
И тут Скай резко вскакивает и ахает.
– Что такое?
– Мы должны вместе ходить на занятия! В следующем году. Ты и я. Это было бы круто!
Я ей миллион раз говорила, что в следующем году не собираюсь в колледж. Маме это не понравится (именно поэтому я ей пока не рассказала), но я планирую взять перерыв на год или два, чтобы помогать ей с магазином. Но Скай выглядит такой счастливой, что я просто вежливо улыбаюсь и киваю. Тогда она начинает на ходу придумывать песенку:
– Мы с Кайман вместе учимся. Призвание ищем свое… – Пока она опускается на пол, ее голос постепенно затихает и превращается в счастливое мурлыканье.
Две маленькие девчушки, которые недавно ушли, перетрогали в магазине все, что только можно. Мама считает, когда люди знают имя куклы, то им легче в нее влюбиться. Поэтому перед каждой куклой стоит табличка с именем. Теперь все эти таблички перемешаны, поменяны местами или лежат плашмя. А самое печальное – мне известно, что табличка с именем Бетани находится возле куклы Сьюзи. Это очень. Очень. Печально.
У Скай звонит сотовый.
– Алло… Нет. Я в «Магазинчике кошмаров». – Так она называет мой магазин.
Какое-то время она молчит, а потом говорит:
– Я не знала, что ты зайдешь. – Она встает и прислоняется к стойке. – Правда? Когда? – Накручивает прядь волос на палец. – Ну, во время того шоу я была слегка не в себе. – Голос Скай под стать ее имени – легкий и воздушный, поэтому всё, что она говорит, звучит мило и невинно. – Так ты еще здесь? – Она проходит мимо кукольных колыбелек и накрытых скатертью столов к витрине и выглядывает наружу. – Вижу тебя… Я в соседнем магазине кукол. Иди сюда. – Подруга убирает сотовый в карман.
– Кто это?
– Мой парень.
– Парень. Значит, я наконец-то с ним познакомлюсь?
Она улыбается:
– Да. Скоро ты поймешь, почему я сразу согласилась стать его девушкой, когда на прошлой неделе он предложил мне встречаться. – Она распахивает входную дверь и едва не срывает с крючка колокольчик. – Привет, малыш.
Он обнимает ее, а затем она немного отходит в сторону:
– Кайман, это Генри. Генри – Кайман.
Не знаю, может, я плохо присмотрелась, но точно не вижу в нем ничего особенного.
Он тощий, с длинными засаленными волосами и острым носом. На воротнике футболки с изображением какой-то рок-группы висят солнцезащитные очки, к пряжке ремня пристегнута длинная цепь, которая свисает до колена и исчезает в заднем кармане. И я невольно подсчитываю, сколько шагов он сделал от магазина Скай до моего и сколько раз эта цепь, должно быть, ударилась о его ногу.
– Как жизняк? – спрашивает он. Серьезно! Он действительно так и сказал.
– Эм… ничего…
Скай широко улыбается мне, будто говоря: «Видишь, я знала, что он тебе понравится». Эта девушка даже в мокрой крысе способна найти хорошее, но я все равно не понимаю, что у этой парочки может быть общего. Скай красивая, хотя и не в общепринятом смысле. Люди иногда даже на улице останавливаются, чтобы поглазеть на нее. Сперва их привлекают ее взъерошенные светлые волосы с розовыми кончиками, бриллиантовый пирсинг в подбородке и чумовая одежда, но потом они замечают, насколько она хороша – у нее пронзительно-голубые глаза и умопомрачительная фигура.
Генри оглядывается по сторонам:
– Ого, вот это психоделика.
– И не говори. Сначала это немного сбивает с толку.
Я осматриваюсь. Да, сначала это и правда немного сбивает с толку. За рядами кукол почти не видно стен. И все они смотрят на нас. Но ведь у мамы в ход пошли не только стены, хаотично расставленные на полу столы, колыбельки и коляски, переполненные куклами, напоминают огромный причудливый лабиринт. В случае пожара до двери будет не так-то легко добраться. Придется распихивать детей, чтобы выбраться. Ненастоящих детей, но все же.
Генри подходит к кукле в килте.
– Эйслин, – читает он имя на табличке. – У меня есть такой же прикид. Можно взять эту куклу и поехать с ней в турне.
– Ты играешь на волынке? – спрашиваю я.
Он бросает на меня странный взгляд:
– Не-а. Я играю на гитаре в «Красти Тодс»[1].
Вот оно что, теперь понятно, почему Скай с ним. Она испытывает слабость к музыкантам. Но могла бы найти и кого-то получше парня, который выглядит как прообраз названия своей группы.
– Дай, ты готова?
– Ага.
Дай? Спрошу об этом позже.
– До встречи, Кайвман[2], – с гоготом произносит он, вид у него такой довольный, словно он берег эту шутку с той самой секунды, как нас познакомили.
Ну вот, уже и не нужно спрашивать Скай насчет Дай. Он один из тех парней, которые всем подряд придумывают прозвища.
– Пока, Противная Жаба Генри.
Как только они покидают магазин, через заднюю дверь заходит мама. В руках у нее пакеты с продуктами.
– Кайман, можешь помочь? Там еще несколько пакетов. – Она идет прямиком к лестнице.
– Хочешь, чтобы я ушла из магазина? – Вопрос звучит глупо, но она сама не разрешает мне покидать торговый зал. Во-первых, куклы дорогие, и если какую-нибудь украдут, то у нас будут проблемы. В магазине нет ни камер видеонаблюдения, ни сигнализации – это слишком дорого. Во-вторых, мама придает слишком уж большое значение обслуживанию клиентов. Если кто-то зайдет, я должна поздороваться с ним без промедления.
– Да. Пожалуйста. – Похоже, она запыхалась. У моей мамы, королевы йоги, одышка? Она что, бегала кругами?
– Хорошо.
Взглянув на входную дверь и убедившись, что никто не идет, выхожу и забираю оставшиеся продукты. Отношу их наверх и, переступив через пакеты, оставленные мамой сразу за дверью, ставлю на стойку нашей крохотной кухоньки, которая прекрасно вписалась бы в кукольный домик. Такова наша жизни. Куклы. Мы их продаем. Живем в их доме… серьезно, наш дом размером с кукольный: три малюсенькие комнаты, одна ванная и миниатюрная кухня. Уверена, размер нашего дома – главная причина, почему мы с мамой так близки. Выглядываю из-за угла и вижу, что мама лежит на диване.
– Мам, ты в порядке?
Она садится, но не встает:
– Да, просто устала. Слишком рано встала.
Начинаю разбирать пакеты, убираю мясо и замороженный яблочный сок в морозилку. Однажды я попросила маму покупать сок в бутылках, но она ответила, что он слишком дорогой. Мне было шесть. Тогда я впервые поняла, насколько мы бедны. А затем еще не раз в этом убеждалась.
– Ох, милая, не разбирай. Я через минуту этим займусь. Вернешься в магазин?
– Конечно.
По пути к двери отодвигаю к стойке пакеты, которые мама оставила на полу, и удаляюсь. Спускаясь вниз, вспоминаю, что, когда утром уходила в школу, мама еще была в кровати. Как же это она тогда «слишком рано встала»? Оглядываюсь назад, горя соблазном развернуться и уличить ее во лжи. Но не делаю этого. Занимаю место за кассой, достаю задание по английскому и, не поднимая головы, выполняю его, пока над входной дверью не звенит колокольчик.