Раз и навсегда

Глава 3

Дороти, не зная, когда молодые люди вернутся, заказала легкий ужин, состоящий из одних закусок. Угощала с удовольствием, хотя и выговорила за то, что ее заказ – непременно привезти раковину – оказался невыполненным. И тут, как волшебник, Никос протянул матери продолговатую крупную, всю в крапинках замысловатую морскую диковинку.

– Какая прелесть! – всплеснула руками Дороти. – Где ты ее нашел?

– Секрет, – отшутился тот.

Так вот, оказывается, зачем понадобилось плыть к утесам, догадалась Маджи. В общей компании ей было легко, напряжение, связанное ее полной внутренней капитуляцией перед чарами Никоса, исчезло. Они втроем не спеша ужинали, наслаждаясь тишиной, ночными звездами и наступившей прохладой.

Потягивая маленькими глоточками вино, девушка поглядывала на мать и сына, занятых разговором об их общих знакомых. Ситуация позволяла ей почти в открытую изучать лицо Никоса.

В общем-то красавцем такого не назовешь. Резко очерченные скулы, грубой лепки нос, сильно развитые надбровные дуги, жесткая надменность губ… И все же он завораживал ее, как ни один другой мужчина.

В чем дело? Почему я все время думаю, какое блаженство суждено испытать женщине, разделившей постель с таким сильным и чувственным мужчиной? Она покраснела, ощутив, что под платьем вдруг потяжелели груди, и томная нега, разрастаясь снизу, охватила все ее тело.

Отогнав фривольные мысли, Маджи заставила себя сосредоточиться совсем на другом. Ее неотступно преследовала навязчивая идея, будто Никос Костаки откуда-то знаком ей. Их сферы общения совершенно разные, социальные уровни тоже. Нигде, ни при какой погоде линии их жизни не могли раньше перекреститься. И все же девушка мучилась. Так обычно случается, когда пытаешься вспомнить вылетевшее из головы слово или имя, а оно на ум не идет, хоть тресни.

Любопытно, чем он вообще занимается, в какой сфере бизнеса так преуспел? Пароходство? Но тогда он не продал бы комфортабельный «Принц», принадлежавший когда-то отцу и столь памятный матери. Впрочем, Дороти, которая лучше всех знает своего сына, недаром сказала, что мистер Костаки человек без сантиментов. Да… Вероятно, и в бизнесе, и в любви он именно такой…

– Извините, леди, я должен сделать кое-какие распоряжения. – Голос Никоса оборвал размышления Маджи, тем более он обратился непосредственно к ней: – Постарайтесь отпустить маму пораньше спать, ладно, Мадж? Завтра у нас будут гости.

Дороти прореагировала довольно презрительно, даже фыркнула:

– Сын, тебе пора обзавестись хорошей женой и подарить мне внуков вместо того, чтобы развлекаться.

– Мама, как знать, возможно, однажды я и преподнесу тебе сюрприз. – Отвечая матери, Никос покосился на девушку. – Как думаете, Маджи, получится из меня хороший муж?

– Не мне судить, мы ведь едва знакомы, – холодно ответила она, решив не реагировать на очередной подвох.

– Тогда я сделаю все, чтобы вы получше узнали меня, – сказал Никос улыбнувшись, затем поцеловал матери руку и строго добавил: – Помни, ты обещала вести себя хорошо. Надеюсь, договорились?

Маджи озадачило странное выражение на лице старой леди.

– О чем это он, если не секрет? – спросила девушка, когда Никос ушел. – Вы всегда ведете себя хорошо.

– Да, конечно, но ты еще не видела гостей, – с иронией ответила та.

Только сутки спустя Маджи начала понимать, что имела в виду Дороти, намекнув на гостей.

Утром они втроем завтракали. Правда, мистер Костаки явно торопился, потому что яхта уже швартовалась у пирса. Поцеловав, как обычно, мать, он наклонился к Маджи, чмокнул ее в щеку и заговорщицким тоном произнес:

– Насколько я понимаю в ловушках, вы самая лучшая из них. – При этом он выразительно глянул на чуть смутившуюся Дороти и откланялся.

– Почему он говорит о какой-то ловушке? – с недоумением спросила девушка.

– Не обращай на него внимания, Маджи. Он большой любитель разыгрывать, когда в настроении, конечно… Лучше давай посмотрим на Афины. Отсюда до центра города полчаса езды, так что я успею кое-что рассказать о знаменитых достопримечательностях, пока Никос не вернется с гостями.

Время прошло незаметно, потому что Маджи действительно увлеклась рассказами миссис Костаки. Память у нее была не по возрасту отличной, да и слушатель благодарный. Только когда к пирсу подъехали три длинных черных лимузина, Дороти смолкла.

– Возьми меня под руку, дорогуша, и давай побыстрее покончим с приветствиями, – потребовала она, едва только гости стали подниматься по трапу на яхту.

– Вы, похоже, от визита не в восторге.

– Более чем, – шепнула Дороти, однако со светской улыбкой направилась к приближающейся даме. То была темноволосая гречанка, примерно одного возраста с миссис Костаки, вполне сохранившая свою яркость и привлекательность.

– Аспасия, как приятно тебя видеть. – Женщины обменялись поцелуями, потом Дороти повернулась к девушке, сопровождавшей приехавшую: – Медея, радость моя. Ты расцвела еще больше! А где же мужчины? – Шествие замыкал Никос, разговаривавший с пожилым господином, а впереди них с уверенным спокойствием в каждом движении вышагивала высокая эффектная молодая дама. – Познакомься, Маджи. Это Элизабет, Лиз. Блестящая руководительница наших клубов здоровья.

Так Никос Костаки владеет еще и клубами здоровья, удивилась Маджи. Неожиданная новость чем-то обеспокоила ее, поселила в душе смутную тревогу, которой она не могла дать объяснения.

Элизабет – единственная англичанка в группе гостей – была потрясающе привлекательной. Лет тридцати, с черными волосами, темными глазами, превосходной фигурой и выразительным лицом. Такая очаровала бы и самого Казакову. Красавица наградила Маджи снисходительным взглядом, узнав, что та всего лишь компаньонка хозяйки. Соответственно прореагировали и Аспасия с дочерью. Пожилой господин – Александрос Веакис оказался мужем Аспасии. Он приветствовал Дороти по-свойски, а на Маджи глянул с нескрываемым любопытством.

В окружении родственников Дороти чувствовала себя не в своей тарелке, во всяком случае так почудилось девушке. И, пока гости дружно направились по каютам, выбрав момент, она спросила:

– Вы чем-то расстроены?

Никос услышал ее шепот и ответил за мать:

– Разумеется, нет! Ведь так, ма?

Он спешил, поэтому лишь покровительственно чмокнул мать в щеку и удалился вслед за весело переговаривавшейся компанией.

– Ну, что ты думаешь о нашей семейке? – спросила Дороти с цинизмом, которого раньше Маджи не замечала в ней. – Говори честно, не стесняйся.

– Ну… я же их совсем не знаю. Понимаете, первое впечатление может быть… – Нет, лгать она совсем не умеет. – Типичные греки… К счастью, усмешка хозяйки освободила ее от необходимости продолжать.

– Именно так. Знаешь, дорогая, иногда я даже забываю, что мой сын наполовину англичанин. У него чисто греческая привязанность к семье. Каждый год Никос требует, чтобы родственники собирались вместе. Он называет это «наши каникулы» и даже не подозревает, сколь мучительны они для меня.

– А в чем дело? Вы с ними не ладите? – Может, причина в ее чисто английском снобизме, подумала было Маджи, но сразу же отбросила такую мысль. Чопорностью Дороти Костаки не отличалась, наоборот, открыто и дружелюбно общалась с людьми, не заботясь, есть ли между ними дистанция, будь то происхождение или чисто клановые различия.

Дороти с удовольствием попробовала чай, который принес стюард, поставила чашку на маленький столик и очень серьезно посмотрела на Маджи:

– Помнишь, в кафе на Крите я обещала как-нибудь рассказать историю своей жизни? Пожалуй, настал такой момент.

Девушку озадачил странный тон хозяйки, но было бы глупо возражать, если человек хочет выговориться или излить душу. Возможно, благодаря откровениям матери и поведение ее сына станет в чем-то понятней?..

– Как ни странно, она напоминает греческую трагедию. Именно так. Тра-ге-ди-ю… Мой Дими – трос Костаки был человеком чести и женился на мне, когда я забеременела. Я любила его до безумия и считала себя счастливейшей из женщин. Старший брат Димитроса жил в Нью-Йорке с женой Аспасией и дочерью Медеей. Ты их сегодня видела. Моему Никосу исполнилось двенадцать, когда они впервые навестили нас. Я заметила, как мой обожаемый Димитрос смотрит на Аспасию, и поняла, что они не просто друзья. На вечеринке в их честь она совершенно откровенно призналась мне, что Димитрос с юных лет был влюблен в нее. Она предпочла старшего из братьев, потому что тот уже крепко стоял на ногах и имел приличное состояние, но стоит ей только поманить пальцем, как Димитрос окажется у ее ног!

– Господи! Какой ужас!

– Сначала я думала – врет! Набивает себе цену передо мной… Набралась духу и спросила мужа напрямик. Лучше бы он тогда соврал… Но Димитрос действительно познакомился с юной Аспасией раньше, чем брат, и фактически свел их друг с другом. Он называл меня дурехой, клялся и божился, что давно забыл увлечение юности, уверяя, как радуется счастью брата. Я постаралась поверить ему, и следующие шесть лет мы жили как раньше. Только я уже знала обидную для любой женщины деталь – ты не первая избранница своего кумира.

– Какое это имеет значение, он ведь любил вас… – попыталась было возразить Маджи.

– Аспасия с мужем и дочерью приехали снова. Им нравилось после Нью-Йорка отдыхать в родной Греции. Я не возражала, хотя тайный червь точил мне душу. И надо же было такому случиться – ее муж внезапно умер, и горюющая вдова – как это принято у греков – осталась жить с нами. Поначалу пришлось смириться, а через несколько месяцев я поставила ультиматум. К тому времени Никос уже поступил в университет, поэтому мы и купили особняк в Лондоне. По телефону я заявила мужу, что остаюсь с сыном в Англии, а у него есть выбор: или он выгонит из нашего дома золовку с дочерью, или мы разводимся и в Греции ноги моей не будет. Дольше терпеть я не могла. На другой же день он сообщил, что заказал билет на самолет, что нам надо объясниться, а не пороть горячку, что самолет прибывает в Хитроу в шесть утра… Но, как это свойственно греческим трагедиям, – он погиб по дороге из аэропорта в автомобильной катастрофе.

– О Боже! – в ужасе воскликнула Маджи, не успев заметить озорных искорок в голубых глазах Дороти.

– Я никогда не говорила Никосу о событиях, предшествовавших этому ужасному дню. Да и как бы он отнесся к факту предстоявшего развода из-за родной тетки. Не омрачать же мальчику память о любимом отце! Поэтому Никос и не понимает, почему я до сих пор прохладно отношусь к нашим греческим родственникам. Они как клин между мною и им.

Аспасия не захотела возвращаться в Нью-Йорк и обосновалась в Афинах, я же предпочла Лондон. Никосу тоже по душе Греция, где он и проводит большую часть времени. Университет мой сын бросил. Кто бы еще продолжил дело отца? Теперь мотается по всему свету…

Пять лет назад Аспасия снова вышла замуж за человека, которого ты сейчас видела. Его зовут Александрос Веакис. Он вполне сносный, с ним можно ладить, хотя…

Каждый год по настоянию сына я посещаю виллу на острове Сирое. Фактически он мой: муж подарил, когда мы поженились. Раньше это было мое самое любимое место на свете, но после всего, что случилось, мне, поверь, не доставляет удовольствия бывать там…

Маджи никогда не слышала ничего более потрясающего. Беспощадная судьба сама разрубила узел, завязанный страстью и ревностью! Бог мой, как же она наказала бедную Дороти! А собственно, за что?.. Разве муж на самом деле дал ей повод, или Дороти нафантазировала, взвинтив себя до предела? Но нельзя же годами держать обиду в себе, так и свихнуться можно. Обняв хозяйку за плечи, Маджи тихонько сказала:

– Вы напрасно таитесь от сына. Он взрослый, умный человек и пойдет вам навстречу, постараясь лишний раз не травмировать вам душу из-за встреч с родней…

– Дело не в этом. Он больше грек, чем настоящие греки. Семья – все для него! Я не смогла разочаровать его в восемнадцать лет, а сейчас, когда столько времени прошло, меня вся эта сложная семейная ситуация уже не так волнует.

Если бы Никос не был бесчувственным болваном, подумала про себя Маджи, то давно бы кое-что понял.

– Все равно, я считаю, вам стоит объясниться с сыном.

– Ни в коем случае, девочка. Я бы и тебе не рассказала, если бы знала, как ты прореагируешь… – Дороти выпрямилась и заговорила твердым голосом: – Постарайся сделать меня сегодня как можно эффектнее. За ужином хочу выглядеть лучше Аспасии. Пусть позлится и позавидует. Мое превосходство хотя бы в этом придаст мне силы…

И Маджи постаралась. Дороти выглядела весьма привлекательной леди – с зачесанными наверх волосами, со сверкающими в ушах и на шее бриллиантами, в классическом светло-голубом крепдешиновом платье, скроенном так, чтобы подчеркнуть ее все еще по-юному стройную фигуру.

Сама девушка вырядилась в свое единственное вечернее платье, купленное в маленькой комиссионке в Лондоне, – простенькое, со скромной вышивкой на лифе и подоле, оно обтягивало Маджи как перчатка, и только благодаря разрезу до бедра в нем можно было свободно передвигаться. Свои длинные рыжие волосы она подобрала на затылке, оставив лишь несколько локонов, ниспадавших на плечи. Обычно Маджи почти не пользовалась косметикой, но сегодня дала себе волю: тени, тушь на ресницах, румяна и тому подобное – и знала, что выглядит великолепно.

Поддерживая хозяйку под локоть, девушка ввела ее в столовую. Они опоздали преднамеренно. Дороти не желала рассиживать с другими членами семейного клана за аперитивами с непременной светской болтовней.

Никос Костаки стоял во главе стола, беседуя о чем-то со своей теткой и двумя мужчинами, которых Маджи видела впервые. Когда они вошли, он поднял голову и улыбнулся.

– Рад, что ты все же присоединилась к нам, мама. Мы уже начали волноваться. – Он в упор посмотрел на девушку, окинув ее взглядом с ног до головы, усмешка скривила его губы.

Маджи догадалась: он нарочно дразнится, и приложила максимум усилий, чтобы не покраснеть.

– Вы очаровательны. Такой результат, по – видимому, требует массы усилий и времени, – манерно растягивая слова, проговорил Никос. – Но если ухаживать за мамой и за самой собой слишком хлопотно, скажите об этом прямо, мисс Смит.

– Вовсе нет, мистер Костаки, – огрызнулась Маджи. Называя ее по фамилии, этот выродок явно указывал ей на то место, которое она занимает в изысканном обществе гостей. Но как он смеет с таким оскорбительным сарказмом намекать, чтобы служанка ни на секунду не забывалась! И в то же время Никос демонстративно представил девушке новых гостей, прилетевших, очевидно, на вертолете, звук которого она недавно слышала, когда в своей каюте выбирала платье к столь торжественному случаю.

Высокий светловолосый англичанин лет тридцати по имени Рой Бартон оказался помощником Никоса. Пожилой же грек Рондарис – главным бухгалтером его компании.

Итак, на вечеринке собралось девять человек. Маджи вздохнула с облегчением – не имея пары, она может держаться в тени, особенно не привлекая к себе внимания. Но получилось не совсем так.

Все заняли места за большим прямоугольным столом. Никос, естественно, сел во главе, усадив по правую от себя руку мать, слева – Элизабет. Дороти оказалась рядом с Рондарисом, далее следовала Аспасия с мужем. По другую сторону стола, крыло которого возглавляла Элизабет, разместились Медея, потом Рой Бартон и, наконец, самой последней Маджи.

– Нам явно не хватает одного кавалера, – весело хохотнул муж Аспасии, окинув взглядом собравшихся.

– Один хороший мужчина стоит дюжины, – отозвалась Элизабет, кокетливо тронув рукой с ярко накрашенными ногтями плечо Никоса Костаки.

Маджи невольно скривилась. Теперь понятно, почему тот обратился к ней столь официально.

Явилась его подружка, и он сразу установил для наивной Маджи жесткую дистанцию, чтобы не забывалась.

Никос, великолепно смотревшийся в белом смокинге, благодарно пожал ладонь своей соседке:

– Я принимаю твой комплимент, дорогая Лизи.

На Маджи он даже не взглянул. Тут его кузина Медея явно с капризными интонациями что-то быстро застрекотала на греческом.

Маджи мало интересовал сам разговор, да она и не понимала ни одного слова. Поэтому лишь крутила в тонких пальцах столовые приборы, стараясь побороть свою робость. Ей не терпелось покончить с застольем и уйти. Пустое светское общение угнетало. Белый смокинг Никоса в сравнении с его повседневной одеждой как бы подчеркивал пропасть, разделявшую их… Думая о своем, девушка не сразу сообразила, что гости за столом будто ждут от нее какого-то ответа, и растерялась.

Выручила Дороти:

– Медея пожаловалась на предоставленную ей каюту. Она привыкла к той, где сейчас ты! Но я объяснила своей дорогой племяннице, что нам необходимо быть рядом.

– Незачем оправдываться, ма, – все решено, – отрывисто бросил Никос, и Маджи снова возмутилась его резкостью по отношению к матери. Мог бы быть и повежливее, тем более при всех.

Тут стюард подал первое блюдо. Неприятная тема сама собой забылась. К счастью, ее сосед-англичанин, Рой Бартон, оказался человеком общительным. Когда же он узнал, что она живет в Лондоне и любит в свободное время бродить по художественным галереям, они оба увлеченно разговорились. С явной симпатией молодой мужчина поглядывал на собеседницу, проявлявшую столько познаний в искусстве.

– Рой! – Маджи подняла глаза на суровый возглас, почти окрик Никоса Костаки. – Ты здесь, чтобы работать, а не соблазнять компаньонку моей матери. Будь добр, помни об этом.

Воцарилось молчание. Тишину нарушил смешок Медеи, от которого Маджи зарделась.

Рой Бартон удивленно взглянул на своего босса и ответил как истинный английский джентльмен:

– Мои намерения в отношении Маджи Смит, как и любой другой женщины, исключительно благородны. – Он покосился на девушку и, демонстративно вздохнув, добавил: – Да они и не могут быть иными, если постоянно заботишься о том, чтобы не потерять здоровье в моем сексуально опасном возрасте…

Последовавший за этим хохот разрядил обстановку. Маджи вздохнула с облегчением. Юмор по отношению к самому себе девушка всегда ценила в людях. С такими легче, чем с самоуверенными и высокомерными личностями вроде Костаки.

Сначала подали восхитительный паштет, потом омаров с подобающими соусами. За все время обеда Маджи ни разу не посмотрела на Никоса, хотя постоянно ощущала его присутствие. Глубокий, резонирующий голос действовал ей на нервы, сковывая и мешая насладиться роскошной едой.

Его откровенные домогания накануне и собственная на них бурная реакция теперь всерьез терзали ее. Когда мужчина чертовски уверен в себе, почему бы не позабавиться? Ей бы, дуре, не мешало догадаться об этом сразу, а не ждать очевидных доказательств вроде женщины, которая ему явно под стать. Вон как он любезничает с Элизабет. Рядом с ней любая покажется провинциальной простушкой.

– Подтвердите наконец, Маджи, что я не вру! – прервал ее размышления протяжный голос Никоса. Угрюмо подняв от тарелки глаза, Маджи увидела, с каким интересом все уставились на нее.

– Правда, Маджи, расскажите-ка нам, – капризно попросила Элизабет. – Не могу поверить! Разве кто-то может даже попытаться помериться силой с Никосом, особенно женщина?..

Девушка не понимала, о чем это они говорят, но неожиданно на помощь пришел Александрос Веакис, муж Аспасии.

– Вы по ошибке приняли его за вора? – спросил он, хохоча от души.

Положив вилку на тарелку, Маджи посмотрела через стол на Никоса. В глубине его карих глаз сверкали насмешливые искры, разозлившие ее.

– Я бы не сказала, что по ошибке, – не без сарказма ответила она, выдержав паузу. – Защищая свою сумочку, я, как меня когда-то научили, врезала ему коленом в пах. Надеюсь, вряд ли причинила серьезную травму, о которой стоило бы беспокоиться заинтересованным особам женского пола.

Хохот Веакиса развеселил всех:

– Черт потери! Жаль, я не видел, как наш Никос был повергнут хрупкой девочкой!

Тут рассмеялись все сразу, а Маджи записала на свой счет победное очко. Такого рода остроумие, конечно, было, как говорится, на грани риска, даже вызывающе, но Рой Бартон тоже оценил его. Маджи ожидала, что после замечания Никоса молодой англичанин оставит ее в покое. Однако, храбро проигнорировав своего босса, тот, как ни в чем не бывало, продолжал уделять ей внимание, приводя в немалое смущение. Она чувствовала, что Никос исподтишка наблюдает за ними, хотя в целом общее застолье прошло для нее без особых проблем.

Кофе она и Дороти решили выпить на палубе, где попрохладнее. Впрочем, обменяться между собой впечатлениями им не удалось: тут же, как роскошный лайнер, к ним подплыла золовка. Дороти вежливо подвинулась, освобождая место для Аспасии. Та же по-родственному прильнула к ее плечу. Маджи не сомневалась, что столь явное проявление нежности – не более чем показушный жест.

– Ты помнишь, Дороти, как дружно мы жили, когда были живы наши мужья? Они бы нам не простили, если бы мы не сохранили семью… Спасибо тебе и Ник осу…

Какая сучка, подумала Маджи, с тревогой глядя на улыбающуюся Дороти.

– Прошу извинить миссис Кос гаки, но я должна увести ее, – решила прийти на помощь своей хозяйке девушка. – Уже поздно, а я еще обязана промассировать плечо, иначе боли не дадут ей уснуть.

Маджи помогла Дороти подняться.

– Плечо? – удивленно спросил Никос, случайно оказавшийся рядом. – При чем тут плечо? Неужели артрит так прогрессирует?., Ну-ка, Маджи, если мать помалкивает, надеюсь, вы-то скажете правду?

Девушка была готова наподдать себе – обещала же не проговориться, теперь придется выкручиваться.

Дороти сама пришла ей на выручку:

– Ты напрасно встревожился, Ник! У Маджи замечательные руки, и я просто эксплуатирую ее на полную катушку. Раз уж у меня такая классная массажистка, пусть для профилактики занимается не только моими больными коленками.

– Я провожу тебя до каюты. Маджи последовала за ними следом.

– Ты чего-то недоговариваешь? – тихо спросил Никос, заботливо поддерживая мать. – Знаю, ты можешь быть очень скрытной, но пойми, моя дорогая, любимая ма, нелепо таить от меня то, что связано с твоим здоровьем.

Маджи удивила нежность, с которой Никос смотрел на мать. Может, Дороти действительно следует рассказать ему о вывихнутом плече? Если он такой заботливый сын, наверняка отменил бы утомительные для пожилой леди светские рауты, на которые у нее уходит столько сил. Размышляя над этим, девушка пропустила мимо ушей реплику хозяйки, зато слова Никоса уловила четко. Он явно оправдывался:

– Небо свидетель, мы редко собираемся всей семьей – не больше двух-трех раз в году.

– Да, дорогой, но ты же знаешь, что я люблю Лондон, а остальным он не нравится. – Дороти подняла руку и ласково погладила Никоса по щеке. – Спокойной ночи, сын.

Маджи хотела последовать за ней в каюту, однако Никос нетерпеливо остановил:

– Минутку, Мадж.

Он стоял так близко, что она остро почувствовала возбуждающий запах его одеколона. Отступать некуда. Дверь захлопнута. В мерцающем свете тускло освещенного коридора они одни.

– Чего вы хотите? – собрав всю волю, спросила девушка.

– Вас, Маджи, – прошептал он, склонившись и нежно прильнув к ее губам. Уклониться от поцелуя не хватило сил, ноги предательски задрожали, стали как ватные. Она пришла в себя, только когда Никос вдруг произнес: – Да, я хочу вас, это истинная правда, но я потерплю… пока не узнаю точно, что вы с мамой задумали.

Ах вот в чем дело, пронеслось в голове девушки. Никос опять поддразнивает ее, как вчера, а она почти поддалась искушению… Взяв себя в руки, Маджи холодно ответила:

– Ваши намеки насчет какого-то заговора уже надоели! Если вы такой мнительный, обратитесь к врачу. И пропустите меня, наконец. Дороти ждет, я нужна ей.

– И мне тоже… Вы даже не представляете, как нужны мне! – хрипло проронил Никос. Он чуть прикусил мочку ее уха, ласково скользнул пальцами по шее и вырезу декольте на груди. Маджи резко высвободилась.

– Лучше идите к своей Лиз, – процедила она сквозь зубы. Ему не удастся снова поставить ее в глупое положение. – Ваша дама сумеет оценить столь страстные мужские призывы, вы с ней одного поля ягода!

– Может быть!.. Только не думайте, будто Рой Бартон окажется для вас более подходящим. Я этого не допущу.

Возмутительная наглость! Можно подумать, печется о нормах нравственности, а сам позволяет себе любые вольности… Да Бартон джентльмен! Не то что этот самодовольный кретин, возомнивший себя неотразимым!

Решительно оттолкнув Никоса, Маджи скользнула в каюту и захлопнула за собой дверь.

Миссис Костаки, сидевшая за туалетным столиком, моментально отметила чуть растрепавшуюся прическу девушки, явную возбужденность, но виду не показала.

– Как ты думаешь, Никос понял, что меня сильно беспокоит плечо? Я бы не хотела. Напрасно ты обмолвилась об этом.

– Конечно, напрасно. Нечаянно вырвалось. Не стоило огорчать такого человека, как ваш сын, лишними душевными переживаниями. – Вслух девушка произносила вежливо-успокоительные слова, а про себя думала совсем другое. Эгоист вроде мистера Костаки больше интересуется собственной персоной – все остальное лишь видимость и притворство…

Следующие дни показались Маджи смесью рая и ада. Яхта величаво плыла по прозрачным голубым водам мимо островов, сплошь покрытых густой зеленью. В тихих бухтах бросала якорь, чтобы мужчины могли с удовольствием порыбачить. Ее тоже приглашали поудить, однако она старалась избегать Никоса.

Под предлогом чрезмерной чувствительности кожи к солнцу Маджи не появлялась даже за общим утренним кофе у бассейна. Вместо этого взяла за обычай плавать пораньше, в семь часов утра. Через несколько суток и этой утехе пришел конец.

Увидев Никоса, она едва не наглоталась воды, но худшее ждало ее впереди. Совершив превосходный элегантный прыжок, тот вынырнул как раз там, где Маджи держалась за бортик. Своими карими глазами он буквально прожег ее. От волнения девушка не могла даже справиться с волосами, мокрыми прядями облепившими ей лицо.

– Девушка, я вас откуда-то знаю. Уверен, мы уже встречались. Разрешите представиться, – в своей обычной манере пошутил он.

– Это старо как мир, – фыркнула Маджи, ошеломленная, однако, тем, что Костаки облек в слова ее собственное ощущение с того момента, как она впервые увидела его на Крите.

– Может, мы были родственными душами в другой жизни? И нас подсознательно влечет друг к другу?..

– Пожалуйста, – задохнулась Маджи, когда его мускулистые бедра коснулись ее под водой, а рука скользнула к талии. – Перестаньте! Вот – вот сюда придет ваша мать.

– Ну и что? Мы оба совершеннолетние, к тому же она будет в восторге, коли ее план сработал.

– Опять двадцать пять! Свихнуться можно. Вы с упорством маньяка талдычите о каких-то планах матери и нахально липнете ко мне. Прекратите немедленно!

– Да не волнуйтесь вы так! Было бы из-за чего сейчас корчить недотрогу. Но имейте в виду, я не отступлюсь, так что не пытайтесь демонстративно избегать меня, будет только хуже.

Маджи заперла за собой дверь каюты и прошла прямо в ванную комнату, скинув на ходу халат и купальник. Включила душ, встала под успокаивающие струи, проклиная про себя Никоса Костаки.

После того памятного утра в бассейне он прилюдно, при каждом удобном случае дотрагивался до нее – клал руку на плечи, целовал в щечку и даже, если заставал одну, ласково касался груди. Маджи пыталась сопротивляться, но бесполезно. Его сверхъестественная способность очаровывать и обольщать лишала ее самообладания. Очень скоро буквально все на яхте обратили внимание на происходящее, а Элизабет, улучив момент, высказалась без обиняков:

– Послушайте, милая, вешаясь на шею Ни – косу, вы ничего не добьетесь. Ему не внове такие, как вы, и как любой мужчина, он не откажется от женщины, столь откровенно предлагающей партнерство… Но не заблуждайтесь – он всегда возвращается ко мне.

Онемевшая от несправедливости, Маджи не нашлась что ответить. Да и вряд ли самоуверенная и злая Элизабет поверила бы. Пусть возвращается к кому угодно, только бы ее оставил в покое…

Но сегодня! Маджи даже застонала, вспомнив сцену за ужином. Сидевшая рядом с ней за столом Дороти тихо посвещала Маджи в свои ближайшие лондонские планы. В продуманном до мелочей расписании та не учла одного – свое ближайшее будущее девушка связывала с открытием собственного салона. Момент самый подходящий. Щедрый гонорар миссис Костаки позволял бы уже зимой приступить к делу.

– Осень я, как обещала, проведу с вами, Дороти, а потом… – Маджи вежливо, боясь обидеть, в который раз объясняла хозяйке свою позицию. – Будете приезжать ко мне. Благодарю Бога, что моей первой клиенткой станет такая женщина, как вы.

– Но ты нужна мне постоянно, а не от случая к случаю.

– Через несколько недель у вас все пройдет. И я вам не понадоблюсь. – Девушка вдруг сообразила, что заговорила слишком громко.

Никос прореагировал немедленно:

– Может, маме вы будете и не нужны, Мадж, но вы знаете, как нужны мне…

За репликой Никоса Костаки последовало всеобщее молчание. В ужасе Маджи оглядела компанию за столом – семь пар глаз оценивающе уставились на ее вспыхнувшее лицо. Восьмая пара, принадлежащая Никосу, таила и иронию, и в то же время возмутительный вызов.

Маджи хотела было отшутиться, но у нее вдруг перехватило горло. Разозлившись на него и на себя, она довольно оскорбительно произнесла:

– Разумеется, чего еще ожидать от вас, мистер Костаки? Ведь пока я присматриваю за вашей матерью, вам не о чем беспокоиться, сбыв ее с рук, вы с чистой совестью можете заниматься исключительно собой…

Его черные брови сошлись на переносице, губы вытянулись в тонкую линию, на загорелых скулах выступила бледность, а глаза потемнели от едва сдерживаемой ярости. Девушке показалось, он вот-вот взорвется, но тут совершенно неожиданно вмешалась Элизабет:

– Ну зачем же так резко! Мы понимаем, что имел в виду Никос. Сын, естественно, хочет, чтобы о его матери хорошо заботились. Вы, судя по всему, устраиваете нашу Дороти, а значит, и его тоже!

Почти сразу же возобновился обычный разговор – все светские тонкости и приличия были соблюдены. Однако Маджи кожей ощущала волны, исходившие от взбешенного Никоса. Когда ужин подошел к концу, она незаметно удалилась.

Выйдя из душа и наскоро обтеревшись большим пушистым полотенцем, прошлепала босиком в спальню и остановилась как вкопанная, увидев, как поворачивается в дверях ручка.

– Откройте, Маджи. Мне необходимо поговорить с вами, – послышался требовательный голос Никоса.

Ну уж нет! Хорошо, что она заперлась я оставила ключ в замке – тут не поможет даже запасной, который у владельца яхты наверняка есть.

Поблагодарив Бога за свою предусмотрительность, она спокойно забралась в постель. Еще одно очко выиграно!

Когда на следующее утро Маджи открыла дверь своей каюты, чтобы пойти к Дороти, ее ждал сюрприз.

Одетая в полупрозрачный дымчатый пеньюар у каюты напротив стояла Элизабет.

Поднеся палец к губам, та прошептала: – Ш-ш-ш… Никосу необходимо поспать. Уже светает… – Ее губы сложились в обворожительную улыбку, и вся она походила на кошку, слопавшую канарейку. – Ну, вы знаете, что я имею в виду, мы ведь не дети…