Селена
Я проснулась, ощущая тревогу, безнадежность и пустоту. Мне было трудно дышать, и, казалось, комната давит на меня. Сердце болело, и я чувствовала себя так, будто за ночь из него вытекла вся кровь, хотя я и провела большую часть ночи, свернувшись в объятиях Ремингтона.
Пот заструился по вискам и всему телу, делая влажной мою ночную рубашку, и я задрожала.
Ох, Боже, только не сейчас. Не может быть, чтобы у меня случился приступ панической атаки, когда Ремингтон лежит рядом со мной. Последний приступ был полгода назад и до жути напугал всю мою семью. Я тогда жила с родителями и сестрой и внезапно начала задыхаться.
Я оглянулась через плечо на Ремингтона, его освещал лунный свет, струящийся из окна. Он спал, слегка приоткрыв рот. Я медленно убрала его руки со своей талии. Они слегка сжались, но затем снова расслабились. Волна тошноты поднялась к горлу, и я помчалась в ванную. Вцепилась руками в раковину и меня начало выворачивать наизнанку, но из меня ничего не вышло. Я снова попыталась, слезы жгли глаза. В итоге колени подкосились, и я рухнула на пол. Боже, я умираю. Нужно выйти из замка. Мне нужен воздух. С губ сорвались громкие всхлипывания. Даже не знаю, почему заплакала, но слезы текли и текли. Я вспомнила ночь, когда случился последний приступ много месяцев назад, тогда мама обнимала меня и укачивала. Она сказала мне, что слезы — это способ очистить сердце от сердечной боли и страданий. Тем не менее, в этот раз ощущения были хуже, чем той ночью, и я не знаю, выдержит ли мое сердце.
Я задрожала, меня бросало то в жар, то в холод, и я стонала. Подтянула колени к груди и старалась делать глубокие вдохи, как меня учила терапевт.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Дыхание замедлилось, но я по-прежнему дрожала и мне было холодно. Я нуждалась в тепле, но вряд ли смогла бы добраться до душа.
Посчитает ли Ремингтон меня слабачкой, если я разбужу его?
Почему-то мне стало все равно. Он уже видел меня слабой и уязвимой в тот момент, когда я рассказывала ему, как потеряла ребенка. Он понимает, каково это быть в ужасе, парализованной от страха.
— Р-Ремингтон, — позвала я, стуча зубами. Я снова выкрикнула его имя, но мой голос был слишком тихим. Меня снова затошнило и я повернулась набок, так как у меня не было сил, чтобы встать.
— Селена? Боже мой, что случилось?
— Т-так холодно, — простонала я. — Мне так жаль, что я разбудила тебя…
— Ш-ш-ш, — он присел рядом со мной, обнял и прижал к своему горячему телу. — Сделай глубокий вдох.
— Сделала.
— Еще раз. Медленно.
Я сделала, как он сказал, наполняя легкие воздухом и выдыхая его. Он поглаживал меня рукой по спине и по рукам, и я начала согреваться рядом с его телом, мои мышцы расслаблялись с каждым вдохом.
— Подожди здесь. Я пойду включу душ.
Я кивнула, но как только он отошел, мне сразу же стало не хватать его тепла. Спустя минуту он вернулся и протянул ко мне руки. Я встала и Ремингтон, приподняв меня, шагнул в душ. Поставил меня на ноги, сел и притянул к себе на колени.
— Лучше?
— Да, спасибо, — несколько минут горячая вода стекала по нашим спинам, а затем я прошептала, — прости за это.
— Не стоит извиняться за то, что не можешь контролировать. Что произошло?
Я рассказала, что случилось, затем потерла глаза и вяло ему улыбнулась.
— Это та разновидность сумасшествия, с которой тебе придется иметь дело, если ты останешься со мной. Я не в порядке, Ремингтон. Иногда я до такой степени не в порядке, что не могу понять, где лево, а где право.
Он наклонил голову и встретился со мной взглядом.
— Не вижу ничего сумасшедшего. Напротив, я вижу сильную женщину. Жизнь неоднократно преподносила тебе тяжелые испытания, но ты все равно выстояла.
Я усмехнулась, и этот звук напоминал нечто среднее между рыданием и смехом.
— Постоянно спрашиваю себя, почему я не встретила тебя раньше.
— Потому что, как и все в жизни, так было задумано. Жизнь не объясняет нам ничего. Она просто дает и берет. Жизнь — сучка.
Он еще долго держал меня в объятьях, уговаривая глубоко дышать, а сам бормотал нежные слова, подбадривая меня и отвлекая.
Мы вышли из душа и вытерлись. Завернув нас в полотенца, Ремингтон уложил меня на кровать, ушел на кухню и вернулся, держа кружку, наполненную какой-то жидкостью, от которой поднимался пар.
— Выпей это. Не спеши.
Я приняла у него кружку, прижала ее к губам и подула, прежде чем сделать глоток. Ромашковый чай. Он одобрительно кивнул мне, чтобы я сделала еще глоток. Когда я сделала еще несколько глотков, он забрал у меня кружку и поставил ее на ночной столик. Подошел к шкафу и вернулся, неся две футболки и пару трусов-боксеров.
Я оделась и посмотрела на него.
— Как ты догадался про чай?
Он пожал плечами.
— Моя мать заваривала его для меня раньше. Она говорила, что он лечит тоску, — он нежно улыбнулся. Я кивнула и улыбнулась ему, укрываясь простыней. — Никогда не думай, что ты слабая, Селена. И пожалуйста, запомни, что ты можешь разбудить меня в любой момент, хорошо? — прошептал он мне на ухо, когда улегся рядом со мной и прижался грудью к моей спине.
Я кивнула и прижалась к нему, впитывая тепло его тела. Ремингтон в одинаковой степени очаровывает, балует, бросает мне вызов, утешает и занимается со мной любовью. Черт, я снова плачу. Довольно ошеломляюще, если думать об этом слишком много, поэтому я отказываюсь зацикливаться на этом.
— Спасибо тебе за все, — прошептала я в темноте. Он отбросил волосы с моего плеча и поцеловал прохладную кожу, крепче обнимая меня за талию.
Я лежала там, в его объятьях, дышала и обдумывала свой приступ. Мой терапевт предупреждала меня, что хотя приступов стало меньше с годами, они все равно могут случаться и причиной им может послужить что-то столько простое, как улыбка ребенка или беременная женщина. Скорее всего, вопрос Адриана спровоцировал приступ.
Мне нужно успокоиться, чтобы избежать повторения подобных инцидентов. Закрыв глаза, я позволила крепкому теплому телу Ремингтона увести меня в сны о нем.