Мне, как почётной гостье досталась кровать, а Слава расстелил себе матрац на полу. Мы долго болтали о разных пустяках, пока, наконец, не уснули.
Снился мне Яр. Его тёплые руки, горячие губы и колючая щетина. Во сне я, почему-то не знала всей правды, наслаждаясь теплом солнца в его компании… Улыбки, смех, горящий взгляд… Мой Яр. Такой родной и хороший…
Из-за сна раннее утро выдалось особенно тяжёлым. Я до скрипа зубов хотела, как во сне — не знать. Это сумасшествие, но лучше бы мне никогда не открылась правда. Яр успел слишком глубоко забраться в моё сердце, залезть под кожу, стать необходимым, как воздух…
Не представляю, как мне быть…
От слёз меня спасла добрая улыбка Славы. Наверное, если бы не он я довела бы себя до крайностей. Его простая, пусть и со своими сложностями жизнь отвлекала, грела и приносила небольшое облегчение. Уютно и тепло.
Его бабушка накормила нас плотным завтраком и пожелала легкого рабочего дня. Очень приятная женщина, и мне безумно жаль, что ей приходиться проходить через такое испытание. Хорошо, что у неё есть Слава и, что у Славы есть она. И хорошо, что — пусть на некоторое время — они были и у меня.
Слава посадил меня на автобус, дав денег на проезд. Ужасно не ловко, учитывая его ситуацию, но сумочка осталась в офисе. Я обещала вернуть деньги при первой же возможности, на что он снисходительно закатил глаза. И, чёрт, я видела некоторую грусть на его лице, когда мой автобус тронулся с места. Он помог мне в очередной раз, а я… Я в который раз сделала ему больно.
Прости меня, Слав…
Наверное, я ужасный человек и заслуживаю то, что происходит в моей жизни.
А теперь домой — переодеться и на работу — смотреть правде в глаза.
Запасной ключ я взяла у консьержа, зачем-то соврав, что оставила сумку у подруги.
Я дрожала, пока ехала в лифте. В квартире всё будет напоминать о выходных, наполненных счастьем и нереальными надеждами…
А ещё я жутко боялась, что правда встретит меня раньше, чем я рассчитывала… Ведь, Яр мог взять ключи в моей сумочке.
Я осторожно открыла дверь и вытянулась, как струна, встретившись со взглядом холодных глаз.
— П-папа?
— Сядь, — приказал он, не здороваясь.
Мы не виделись почти месяц, и, похоже, он не скучал. Впрочем, как и я. Единственное, что я сейчас испытывала — это страх. Безумный, леденящий сердце.
Я послушно прошла к креслу и села с прямой спиной, опустив глаза в пол.
— Ты перешла черту, Злата, — начал он вкрадчивым и бездушным голосом. — Свобода ударила тебе в голову, выветрив из неё твои обязанности. Почувствовала себя взрослой? Это не так. Ответственные люди не позволяют себе уходить с работы, когда вздумается. Не позволяют себе отключать телефон. Ты хоть представляешь, что испытала за эту ночь твоя мать? Она места себе не находила. И твой жених тоже переживал. Я знал, чем закончится вся эта нелепость с отдельным жильём и работой. Ты слишком глупа и неразборчива для самостоятельной жизни. Посмотри на меня! — повысил он голос, заставив меня вздрогнуть. — Кидаешься в объятья к какому-то сосунку, как какая-нибудь девка с улицы! Не ночуешь дома! Разве, для этого мы с твоей матерью вкладывали в тебя столько сил и времени? Для того, чтобы ты при первой же возможности отдалась мальчишке из неблагополучной семьи? Этого никогда не будет, Злата. Никогда. Твоя судьба решена и не пытайся её изменить. Ты выйдешь замуж за человека, которого тебе выбрал я! Откажется он, я найду другого. Я не позволю тебе связать свою жизнь с отбросами. Не позволю меня опозорить! Ты меня поняла?
Я молчала, прикованная к ледяному взгляду отца. Яр… Яр предал меня, всё ему рассказав… Зачем? Зачем он так со мной?
— Ты поняла меня?! — гаркнул папа.
— Да, — тихо выдохнула я.
— Ты сегодня же вернёшься домой. Никаких подруг и тем более встреч с этим сосунком. Работать можешь продолжать, но лишь по настоянию твоего жениха и до первой ошибки, которая покажет твою несостоятельность, как ответственного человека. А я не сомневаюсь, что она случится. Ты разочаровала меня, Злата. И вернуть моё доверие будет не просто. Но ты приложишь все силы, так? Так, Злата?!
— Так.
— Отлично. Запоминай: работа — дом, дом — работа. И не дай бог ты откажешься от водителя, желая прогуляться пешком. Ты моя дочь и только я решаю, как тебе проводить время. До тех пор, пока ты не выйдешь замуж. Но и после не советую меня злить. Встретимся за ужином, матери позвоню.
Он поднялся и, не оборачиваясь, покинул квартиру. Которую и мне предстоит покинуть. Из-за Ярослава. Из-за его предательства.
Ему оказалось мало той боли, что принесла мне правда о нём? Или он так отомстил за то, что я ушла со Славой? За то, что он оказал мне помощь, когда я находилась в подавленном состоянии?
Боже! Это невыносимо и ужасно не справедливо! Как он мог, прекрасно зная, какой тиран мой отец? Как я его боюсь? Как не могу ему противостоять?
Из самого нутра поднималась горькая, отравляющая организм злость. На отца. На саму себя. На Яра. Особенно на него! Как же это низко! Впрочем, это не первый его низкий поступок…
Что ж. Как он сам мне не раз говорил: он не мой отец. И я смогу высказать ему всё, что думаю.
Принимая душ, я пришла к двум неутешительным выводам.
Яр никогда не давал мне выбор. Лишь делал видимость. Иначе, зачем ему рассказывать про Славу папе? Чтобы воздействовать на меня. Может, наш бизнес-брак ему важен также, как и отцу?
Второе. Если он спал со своей сестрой, после нашего знакомства — после нашего настоящего, первого поцелуя! — наверняка, предполагал продолжать эту больную связь и после заключения брака.
Безумно больно это всё осознавать, но злость помогает мне контролировать боль.
Пусть я не в силах противостоять отцу, зато Ярославу смогу.
По крайней мере, очень постараюсь.
Я опоздала на десять минут. Аля, также, как и Эрика сделали попытку меня остановить, по всей видимости, для того, чтобы узнать о моём вчерашнем поведении. Но я не дала им шанса. Боялась, что собьют меня с настроя.
Я без стука открыла дверь в кабинет Ярослава, застав его за рабочим столом.
— Злата…
По сердцу больно ударил его обеспокоенный вид и облегчение от того, что я здесь, но я постаралась сосредоточится на его предательстве.
— Доброго утра, Ярослав…Георгиевич, — совсем не по-доброму начала я, закрыв за собой дверь, но оставив небольшую щель для отступления. — Я приношу извинения за своё вчерашнее безответственное поведение. Я не имела права уходить с работы без предупреждения. Могу задним числом написать заявление на день без содержания. Вас устроит?
— Ты злишься, — не спрашивал он, прищурившись. — Понимаю. Но позволишь мне всё объяснить?
— Опять мнимый выбор? — чуть не рассмеялась я.
Зачем он продолжает играть?
— Мнимый? О чём ты?
— Я облегчу вам задачу, — непроизвольно двигалась я к его столу, вскипая от злости с каждой секундой сильней. — Я выйду за вас замуж. У меня никогда не было другого выбора. Но никогда, слышишь, никогда не позволю к себе прикоснуться! Не позволю больше себя обманывать! Не позволю предавать! Не позволю топтаться по моему сердцу, словно оно не живое и просто мусор под ногами у деловых людей!
— Я никогда так не считал.
— Ты сделал мне больно! — я уже кричала, не сдерживая жгучих слёз. — Дважды!
— Дважды? Это интересно. А ты? Ты сама не приносишь никому боль?
— Боже! Он просто оказался рядом, когда мне была необходима помощь!
— Удобно, — хмыкнул Яр и медленно встал. — Так что там на счёт “дважды”?
— Не делай вид, что не понимаешь. Хватит притворятся. Ты рассказал моему отцу про Славу, чтобы он воздействовал на меня.
— Ты такого обо мне мнения? Я похож на того, кто опустится до столь низкого способа воздействия?
— Ты и не на такие низости способен, судя по письму, которое мне отправили доброжелатели, — холодно проговорила я.
На секунду мне показалось, что мои слова принесли ему настоящий удар, но вот он сжал кулаки, затем разжал и посмотрел на меня пристальным взглядом. Он молчал. Долго.
И я, наконец, не выдержала и спросила:
— Ты спал с ней? С Марией?
— Да.
Я пошатнулась и вцепилась в холодное стекло столешницы, что нас разделяла. Это правда. Правда…
— Я не хочу знать… Я не хочу знать причин! Я не хочу… Не хочу даже пытаться понять.
Яр усмехнулся:
— Хочешь я расскажу, что происходит? Ты маленькая девочка, которой всю жизнь управляли. Указывали, как одеваться, что есть, с кем общаться. Никакого собственного мнения. По крайней мере, высказанного вслух. Ты привыкла подчиняться, Злата. Это твоя сущность. Но в какой-то момент появляется возможность взять собственную жизнь под свой контроль. Пусть не до конца. Но почувствовать мнимое всевластие… Свободу… Не каждая в твоём положении отказалась бы от такого шанса. И ты кинулась в этот омут, даже не пытаясь разорвать ту цепь, что тебя держала всю жизнь. Даже не попытавшись воспользоваться этим шансом по-настоящему. Кусочек свободы? Тебе и это будет достаточно, верно? Зачем принимать взрослые решения, если есть кому принять их за тебя, так? Зачем выяснять сложные вопросы, когда можно сбежать? Зачем слышать чужую правду, когда есть своя — безопасная, и в какой-то степени удобная? Правильно — незачем. А почему? Я и этот ответ знаю. Ты не выбрала. Не умеешь выбирать. Не умеешь отстаивать себя. Боишься. Пусть тобой владеют счастье, любовь, страдания, боль. Всё равно — что. Главное, что в этих чувствах виновата не ты. Главное, что был тот, кого в этом винить. Ведь, всё решают за тебя. Не ты сама. Так, наверное, проще, да, Злата?
Что?.. Я… Я не…
Это он спал со своей сестрой и только что в этом признался!
Что, вообще, означают его слова?!
— Выбирать? Верно — не умею! Потому, что у меня никогда не было настоящего выбора!
— Он есть у любого человека, Злата, — безапелляционно заявил Яр, медленно обходя стол. — В абсолютно любой ситуации.
— Но не у меня, — шепнула я, скорее себе, чем Яру.
— Обманываешься. Это состояние твоя вторая кожа.
— Нет. Ты делал видимость! Всегда! Всегда делал видимость выбора!
— Ошибаешься. Я хотел, чтобы ты в первую очередь была честна сама с собой. Всегда, Злата. Хотел, чтобы твоё сердце выбрало меня. Помнишь? Я никогда не принимал решений за тебя.
Я не заметила, как он оказался слишком близко, лицом к лицу. Взгляд с лёгким прищуром обжигал, словно хотел расплавить мою кожу, оставив лишь обнажённые нервы. Словно пытался оголить мою душу.
— Зачем? — надтреснуто шепнула я, когда он, сделав шаг вбок, прижал меня к столу.
— Какая теперь разница, так? Ты не готова слушать. Не сейчас.
— Я и не хочу ничего слушать, — слабо возмутилась я, когда он оперся руками о столешницу, вынуждая меня неудобно отклониться назад.
— Подытожим. Я всегда давал тебе выбор. Но раз ты им не воспользовалась… Ты выйдешь за меня, котёнок. Ты моя. Можешь попробовать это отрицать, можешь попробовать противиться… — Он улыбнулся, но какой-то издевательской улыбкой: — Ах да, не можешь. Не в твоём характере.
— Зачем ты так?
— Как? Всё, как ты привыкла — решаю за тебя.
Его насмехающийся взгляд стал последней каплей! Не могу решать за себя?! Ещё как могу!
— Впредь, пока ты позволяешь мне здесь работать нас связывают исключительно деловые отношения, — зашипела я, приблизившись к его лицу. — И, если ты надумаешь прийти в гости в дом моих родителей, в который я возвращаюсь по твоей милости, не жди, что буду рада. Не буду. Я теперь никогда не буду рада тебя видеть. И после свадьбы в том числе. Можешь уже сейчас примерять себе любовниц или лечить сестру, чтобы она была под рукой. Ты мерзок мне.
Последние слова я буквально выплюнула и, нырнув под его руку, помчалась к двери.
— Отношения деловыми будут исключительно со мной? — насмешливо прилетело мне в спину.
— Наверняка, — не оборачиваясь, бросила я. — Но это уже не ваше дело, Ярослав Георгиевич.