Часть вторая

1

В эту ночь Элинор так и не смогла заснуть. Она слушала, как бьют часы на бартонской церкви, напоминая о безвозвратно уходящем времени; наконец, в пять утра, она вылезла из кровати, набросила старый отцовский кардиган, надела шерстяные носки и на цыпочках спустилась в кухню.

Там царила тишина, нарушаемая разве что мерным гудением холодильника, и было хоть и не особенно тепло, но все же теплее, чем в остальных комнатах. Элинор зажгла лампу над столом, потом включила чайник; достала кружку и коробку с чаем в пакетиках, а в холодильнике отыскала блюдо с остатками запеченной картошки — почему-то ей показалось, что именно картошка ее утешит и придаст сил.

Уже наступило воскресенье; остальные члены семьи должны были проснуться только через несколько часов. Элинор заварила себе чаю и устроилась с ним и холодной картошкой за кухонным столом, поставив ноги в шерстяных носках на перекладину стула и пониже натянув рукава кардигана, превратив их в подобие варежек. Рукава закрывали кисти рук, но не пальцы, на одном из которых было надето серебряное кольцо, подаренное ей Эдвардом в Норленде. Накануне, после разговора с Люси, она вытащила его из шкатулки с ключами и скрепками для бумаг и надела на палец.

Правда, не сразу. Поначалу Элинор чувствовала себя униженной и раздавленной. Стоило ей, наконец, оказаться в одиночестве у себя в комнате, она бросилась на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и разрыдалась от обиды за то, что позволила Эдварду сделать из себя дуру, в то время как он оказался классическим обманщиком и подлецом, не заслуживающим доверия. Однако когда первый приступ отчаяния и жалости к себе прошел и к ней вернулась способность размышлять здраво, Элинор попыталась оценить ситуацию более спокойно и, пожалуй, сказала она сама себе, переворачиваясь на спину и устремляя взгляд в потолок, более справедливо. Нельзя забывать, что ему было всего шестнадцать, его выгнали из школы и с позором услали на курсы в Плимут, где он должен был подготовиться к экзаменам и постараться получить аттестат. Тут-то на сцене и появилась Люси — уже весьма хитрая, несмотря на свои четырнадцать лет, — которая очень, очень ему сочувствовала и которая со временем превратилась в целеустремленную шестнадцатилетнюю особу, отлично представляющую себе масштабы состояния, сколоченного его отцом. Скорее всего, у них был секс — надо постараться не думать об этом, — за которым последовало обещание верности и общего будущего, на котором Люси, как поняла Элинор, пару часов проведя в ее обществе, наверняка особенно настаивала.

Она выбралась из постели и подошла к комоду, где выстроились в ряд индийские лаковые шкатулки. Эдвард, говорила она себе, копаясь среди скрепок в поисках кольца, по натуре не был ни обманщиком, ни манипулятором. Он был добросердечный, привязчивый, мягкий и мечтал о семье. Отверженный родными, он повел себя как многие подростки в подобной ситуации, искренне привязавшись к тем, кто проявил к нему доброту, — в данном случае это оказались Стилы и Пратты в Плимуте. Люси была частью семьи, только и всего. Теперь, вспоминая, каким угрюмым казался Эдвард в свой последний приезд, она была склонна расценивать его состояние как результат бесцеремонного давления со стороны Люси и страха перед матерью.

Она отыскала кольцо и надела его на безымянный палец правой руки — он сам выбрал этот палец, когда дарил ей его. Эдвард, как она теперь понимала, находился в безвыходном положении, с какой стороны ни посмотри. Со всех сторон он был окружен женщинами, требующими от него того, что он никак не мог им дать.

Вот почему я, думала Элинор, сидя за кухонным столом с кружкой чая в руках, оказалась для него «хорошим парнем», тем, кого он выбрал по собственной воле, только из-за того, что я… и правда ему приглянулась. Но он ничего не может изменить, потому что не знает, как быть с Люси, не говоря уже о матери. И хотя я отнюдь не в восторге от того, что Эдвард не может дать отпор ни одной из них, я верю в то, что он не лицемер и не стремился специально меня обмануть. И мне от этого гораздо легче, потому что, когда я думаю о нем, у меня сжимается сердце от желания ему помочь, я хочу, чтобы он нашел свой путь, свое предназначение и снова начал улыбаться.

Дверь кухни распахнулась. На пороге стояла Белл, закутанная в одеяло, словно в гигантскую шаль. Заспанная, она отчаянно моргала глазами.

— Я заглянула в твою комнату, Элли, но тебя там не было.

— Нет, мам. Я сижу здесь.

— Вижу, — сказала Белл. Потом поглядела на тарелку, стоящую на столе. — И ешь картошку.

— Совсем немножко.

Белл подошла поближе и вгляделась в лицо дочери.

— Дорогая, с тобой все в порядке? Может, ты хочешь о чем-то со мной поговорить?

Элинор осталась сидеть, как сидела, изобразив на лице широкую беззаботную улыбку.

— Нет, мама. Спасибо. — Она поставила кружку на стол. — У меня все в порядке. Правда. Налить тебе тоже чаю?


— У меня ужасно доброе сердце, — сказала Люси Стил, разглядывая громоздившуюся на кухонном столе Бартон-парка кучу разноцветных пластмассовых обломков. — Я обещала починить этот конструктор. Анна-Мария так плакала, когда ее отец на него наступил, что я просто не могла удержаться и сказала ее матери, что непременно его починю, поэтому…

Она сделала паузу. Элинор молчала. С их совместного ланча в Бартон-коттедже прошла неделя, и все это время Элинор неоднократно заново разочаровывалась в Эдварде, потом оправдывала его, потом грешила на Люси, заставляла себя не думать о ней, зарекалась ему звонить, писала СМС и сразу же их стирала — снова и снова, по одному и тому же бесконечному, изматывающему кругу. В конце концов, Элинор решила еще раз переговорить с Люси и постараться вызнать какие-нибудь подробности, чтобы — при хорошем раскладе — развеять хотя бы самые мрачные свои опасения, либо — при плохом — знать, во что она умудрилась ввязаться.

Вот почему Элинор сейчас стояла в образцовой кухне Бартон-парка, созерцая обломки замка принцессы Полли Покет, принадлежавшего Анне-Марии Мидлтон, которая ни разу с ним не играла; тем не менее, стоило сэру Джону, ее рассеянному и неуклюжему отцу, случайно наступить на замок и раздавить его ногой, тот стал для Анны-Марии самой драгоценной вещью на свете, без которой она не мыслила своего существования.

— Не представляю, что тут можно сделать, — сказала Мэри Мидлтон, собирая с пола обломки. — Бедненькая моя крошка! Замок ей так нравился. Даже не знаю, как ей сказать, что его уже не починишь.

Люси присела возле нее на корточки, старательно изображая такую же озабоченность.

— Наверняка что-то еще можно сделать. Уверена, я его починю. Я справлялась с поломками и похуже. К тому же, Элинор здесь. Она мне поможет.

— И Марианна, — напомнила Мэри Мидлтон, высыпая пригоршню разноцветных обломков Люси в ладони.

Марианна, которая согласилась поехать в Бартон-парк только при условии, что это будет исключительно визит вежливости, всего лишь на чашечку чая, немедленно воспротивилась:

— Я собиралась почитать, — безапелляционно заявила она.

— Читать! — воскликнула Мэри. — Читать? Средь бела дня? — Она поднялась на ноги.

Марианна окинула взглядом развалины пластмассового замка и сделала шаг в сторону двери.

— Нет уж, — сказала она, — я не собираюсь тратить время, копаясь в каком-то мусоре.

Мэри негромко охнула. Потом укоряюще поглядела на Элинор, словно поведение Марианны бросало тень на всю их семью.

— Твоя сестра…

— Она не особенно ладит с мелкой работой, — поспешно ответила та. — У нее недостаточно ловкие руки.

Мэри проводила Марианну ледяным взглядом в спину.

— Но им хватает ловкости, чтобы играть на гитаре.

Элинор сказала:

— Я помогу Люси.

— О, правда?

Мэри повернулась и наградила их обеих очаровательной улыбкой.

— Как мило с вашей стороны! Ко мне с минуты на минуту должны заглянуть знакомые поиграть в бридж. Не могу же я их бросить!

Теперь, стоя над столом, Люси посетовала:

— Понимаешь, я забываю обо всем, когда дело касается таких милых крошек. Они просто веревки из меня вьют.

Элинор выбирала из кучи осколки одного цвета.

— Я не против тебе помочь.

— Правда? А я-то всю неделю — надо же, мы здесь уже целую неделю! — думала, что расстроила тебя.

Элинор спокойно посмотрела Люси в лицо.

— Расстроила? Тем, что рассказала свой секрет?

— Ну, — сказала Люси, опять сворачивая волосы в узел, — в общем-то, да. Такой секрет.

Элинор взяла в руки два обломка пластмассы перламутрового зеленого цвета и попыталась соединить их между собой.

— Думаю, тебе надо было облегчить душу.

— Облегчить душу?

— Поделиться с кем-нибудь. Рассказать, что ты помолвлена с парнем, который шагу не может ступить, не посоветовавшись со своей мамашей. Слушай, это вообще можно починить?

Люси осторожно переспросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Мидлтоны могут позволить себе хоть тысячу новых замков для Полли Покет.

— Нет, я…

— А-а, — сказала Элинор, откладывая зеленые куски пластмассы. — Я хотела сказать, что вы, должно быть, без ума друг от друга, раз поддерживали связь все это время, но до сих пор не поставили его мать в известность и вообще не сделали никаких решительных шагов.

Повисла короткая пауза. Люси вытащила из упаковки новенький тюбик клея и принялась с преувеличенным вниманием отвинчивать колпачок.

— Я не могу просить его от всего отказаться ради меня, — с напускной чопорностью заявила она. — Это не в моих правилах. Мать вполне способна лишить его наследства, и тогда получится, что Фанни и Роберт получат громадные суммы, а он останется ни с чем — по моей вине.

Элинор взяла со стола розовую башенку и покрутила ее в руках.

— А разве деньги бывают только в виде наследства? Почему бы вам самим не заработать, тебе и ему?

Люси вздохнула.

— Думаю, ты и сама знаешь. Эдвард, конечно, лапочка, и я его обожаю, но он такой непрактичный! До сих пор не может решить, чем будет заниматься в жизни. Просто ужас!

Элинор молча смотрела, как Люси выбирает из кучи пластмассовые обломки и склеивает их в миниатюрный мостик.

Делая вид, что полностью поглощена своим занятием, та заговорила снова:

— По крайней мере я знаю, что у него нет других девушек. Эд не такой. Он однолюб. Появись у него другая, я бы сразу почувствовала. Я ведь ужасно ревнива и никому не даю второго шанса — да-да, никому! Я знаю, что он полностью от меня зависит. Вот почему я не могу его подвести, не могу его бросить и покончить со всем этим, хотя и боюсь того, что может случиться, если его мать про нас узнает.

— Может, — предположила Элинор, подумав, что могла бы сказать в такой ситуации Маргарет, — она скоро умрет?

Люси тоненько ойкнула, а потом хихикнула.

— На это я не рассчитываю. Ей только-только перевалило за шестьдесят.

Элинор продолжала вертеть в руках башенку, словно размышляя, как ее починить.

Люси заметила:

— Я ведь даже не знакома с Фанни.

— А я — с Робертом.

Та улыбнулась.

— Да он полный идиот. Нет, конечно, с ним весело, но он такой недалекий: одни вечеринки да сплетни на уме. Совсем не похож на Эда.

Стараясь сохранять спокойствие, Элинор спросила:

— Почему бы вам просто не расторгнуть помолвку?

Люси отложила тюбик с клеем.

— Ты мне это советуешь? — едва ли не с угрозой сказала она.

— Нет, — ответила Элинор.

— Точно?

— Какая разница? Ты же не обязана следовать моим советам, если они тебе не подходят.

— Тогда зачем, — продолжала Люси, — об этом говорить?

— Ты спрашивала мое мнение. Объективное. В прошлые выходные.

— И это, значит, оно и есть?

— Да.

— Пожалуй, — сказала Люси, — ты и правда объективна. У тебя ведь нет никакой личной заинтересованности, да? Конечно, откуда ей взяться.

Элинор пожала плечами.

— Именно так.

Люси склонилась над столом. Кольцо на цепочке выскользнуло из-за ворота блузки, и она легонько дотронулась до него рукой.

Элинор посмотрела на собственный палец без кольца. По какому наитию сегодня утром она сняла его и положила обратно в лаковую шкатулку со скрепками? Люси улыбнулась, разглядывая цепочку с кольцом.

— Думаю, я смогу заставить миссис Феррарс изменить свое мнение, — сказала она. — Вот увидишь. Когда буду в Лондоне.

— Ты едешь в Лондон?

— Да, — ответила Люси. Потом сделала паузу и добавила с едва заметной, но отчетливой ноткой торжества:

— Повидаться с Эдвардом.


— Ты не спишь? — прошептала Марианна.

Элинор открыла глаза, увидела, что в спальне еще темно, и закрыла их снова.

— Нет.

— Пожалуйста, Элли!

Элинор потеснилась на кровати, сдвинувшись к стенке. Марианна скользнула к ней под одеяло и натянула его до подбородка.

— Ой! Ноги у тебя просто ледяные!

— Элли!

— Что?

— Ты поедешь со мной в Лондон?

Элинор перевернулась на спину.

— В Лондон? О чем ты говоришь?

— Сегодня, — сказала Марианна, — в Бартон-парке, пока ты была на кухне с Люси, миссис Джей оттеснила меня в угол и стала уговаривать: мол, она спит и видит, как бы перевезти нас к себе в Лондон, потому что нам тут наверняка ужасно скучно — ни развлечений, ни магазинов…

— Не глупи.

— Что тут глупого?

— Ну, — заметила Элинор, — для начала, ты терпеть не можешь миссис Джей.

— Могу.

Элинор бросила косой взгляд на сестру. Даже в полутьме ее профиль выглядел безупречно, подсвеченный электронными цифрами на табло стоявшего на тумбочке радиоприемника.

— Эм, ты же всем говорила, что она настоящая жаба. Бесцеремонная, громогласная и фамильярная.

— Ну, — невозмутимо сказала Марианна, — я, пожалуй, немного погорячилась. У нее квартира на Портман-сквер.

Элинор выждала несколько секунд, а потом спросила:

— Ты уже говорила с мамой?

— Она полностью «за».

— За то, чтобы услать тебя в Лондон, где ты сломя голову бросишься разыскивать Уиллза?

Марианна завозилась под одеялом.

— Как грубо!

— Зато точно, — отрезала Элинор. — Надо же, миссис Джей и квартира поблизости от Оксфорд-стрит в мгновение ока перестают быть вульгарными и невыносимыми и становятся единственно желанными только потому, что Портман-сквер совсем недалеко от Кингз-роуд!

Судя по тону, которым отвечала Марианна, она заранее все продумала.

— Понимаешь, ему, наверное, будет легче, если я возьму инициативу на себя. Он полностью мне доверяет, как и я ему. Иногда даже очень сильным людям вроде него требуется рука помощи.

— И ты, с твоим огромным опытом покорения мужских сердец, знаешь, как ему ее подать?

Марианна повернулась на бок, лицом к Элинор, и с горячностью воскликнула:

— Элли, я должна ехать! Здесь я просто схожу с ума; я словно в тюрьме, в плену у своей никчемности и скуки. Я должна знать, что с ним происходит!

Элинор спросила:

— А ты смотрела в Фейсбуке?

— Он там не появлялся. С тех самых пор, как уехал отсюда. И он не поменял статус в сети, по-прежнему свободен.

Элинор вздохнула.

— Эм, ты очень рискуешь!

— Риск меня не пугает. Я люблю рисковать — по крайней мере, это лучше, чем просто сидеть на месте.

— Но мама…

— Она полностью «за», — повторила Марианна. — Говорит, мне надо уехать, немного отвлечься, развеяться…

Элинор тоже повернулась лицом к сестре и мрачно сказала:

— Вместо того чтобы развеиваться, тебе стоило бы подумать о своем будущем. Станешь ли ты и дальше изучать музыку, будешь ли преподавать, поступишь ли в уни…

— Элли, я не могу!

— Нет, можешь!

По щекам Марианны покатились слезы.

— Умоляю, не заставляй меня. Пожалуйста, не надо!

— Я тебя не заставляю. Просто хочу, чтобы ты поняла, что твоя дальнейшая жизнь зависит от твоих собственных решений, а не от парня, с которым ты едва знакома!

— Не смей так говорить!

— Но это правда.

Марианна шмыгнула носом и отвернулась.

— Для тебя может быть, а для меня — нет.

Элинор опять вздохнула.

— Ладно.

— Элли! Едем со мной.

— Куда?

— В Лондон.

— Эм, я не могу поехать в Лондон. У меня же работа!

В темноте Марианна вытянула руки над головой и переплела пальцы.

— Тогда приезжай хотя бы по выходным.

— А как же мама?

— Она не станет возражать. Ей нравится, когда мы проводим время вместе.

— Ладно, может быть. Только почему ты заговорила про выходные? Как долго ты собираешься там оставаться?

— Сколько понадобится.

— Понадобится для чего?

— Для того, — голос Марианны был полон надежды, — чтобы разыскать Уиллза. И поговорить с ним.

Она повернула голову и улыбнулась.

— Тогда я буду знать, что будет с нами и с нашим будущим. А уж тогда смогу подумать и обо всех тех скучных вещах, которые тебя беспокоят.

Марианна опустила руки и коснулась пальцами щеки Элинор.

— Обещаю, — прошептала она. — Я обещаю.

2

— Глупости, — отрезала миссис Дженнингс, — наверняка у вас найдется время для чашечки кофе.

Билл Брэндон посмотрел на часы.

— Дело в том, что мне…

Миссис Дженнингс подхватила его под руку.

— Мы не виделись уже несколько недель, и тут я вдруг натыкаюсь на вас возле метро… — она сделала паузу и вопросительно взглянула на него, — на станции Бонд-стрит. Где это вы были?

Билл Брэндон вздохнул, словно вежливость вынуждала его выдать информацию, которую он предпочел бы сохранить в тайне.

— В Майлз-Энд.

— Майлз-Энд? Что могло вам понадобиться в Майлз-Энд?

— Я должен был заглянуть в госпиталь, — терпеливо объяснил он. — В отделение по лечению зависимостей.

— О, — вскричала миссис Дженнингс, словно сделав важное открытие, — вот оно что! Наверное, в связи с кем-то из ваших пациентов в Делафорде!

Лицо Билла Брэндона осталось таким же непроницаемым, хоть он и попытался изобразить на нем улыбку.

— А сейчас мне надо обратно, — сказал он, высвобождая руку.

— Куда?

— В Делафорд.

— Вы поедете туда не раньше, — твердо заявила миссис Дженнингс, — чем выпьете со мной чашечку кофе.

Она наклонилась к нему.

— Мне надо о многом вам рассказать.

Он смерил ее взглядом, словно видел в первый раз.

— Да?

Она улыбнулась и кивнула.

— Да, дорогой. Именно так. Угадайте, кто сейчас гостит в моем доме?

— Я не могу…

Она выпустила его руку и воскликнула так, будто была уверена, что теперь-то полностью завладеет его вниманием:

— Марианна!


Они расположились за столиком кафе «Доллиз» в «Селфриджес», и Билл Брэндон заказал себе черный кофе, отчего миссис Дженнингс пришла в страшное негодование.

— Прошу, попробуйте морковный торт, дорогой, — принялась упрашивать она. — Или хотя бы ореховый капучино. Ну же, Билл, вы слишком похудели, а это мужчине не на пользу, уж поверьте.

Он на мгновение прикрыл глаза.

— Черный кофе, пожалуйста.

— Но…

— Только кофе.

— Джонно заставил бы вас съесть торт.

— Но его здесь нет.

— Ладно, — сказала миссис Дженнингс, берясь за ложку, чтобы размешать свой гигантский капучино с шоколадом, — как хотите. Итак, к делу. Марианна Дэшвуд день за днем обливается слезами в моей гостевой спальне, и это меня здорово беспокоит.

Не глядя на нее, Билл негромко заметил:

— Я слышал, что она в Лондоне.

— От кого? А, наверно, от Джонно!

— Да.

— Тогда почему, — спросила Эбигейл Дженнингс, решительно откладывая в сторону ложку, — вы до сих пор не зашли проведать нас? Вы же знаете, я всегда вам рада.

— Я был занят.

— Это чем же?

Билл Брэндон бросил на нее короткий взгляд. Потом устало ответил:

— Эбигейл, мои дела вас не касаются.

— Но они были связаны с Делафордом?

— Возможно.

Или с вашей загадочной дочерью?

Билл отпил глоток из своей чашки.

— У меня ее нет.

— Тогда почему…

— Эбигейл, — перебил он ее, — можем мы вернуться к Марианне?

— Ага! Я так и знала, что на этот крючок вы точно попадетесь!

— Ладно, попался, — терпеливо согласился он. — И хочу знать, как у нее дела.

— Так себе, — ответила миссис Дженнингс. — Она совершенно несчастна. Ах, Билл, дорогой, сердце ее разбито! Я пыталась пройтись с ней по магазинам, чтобы немного ее развеселить, повела на Бонд-стрит — покажите мне хоть одну девушку на всем белом свете, которая не будет рада походу на Бонд-стрит, — и поначалу мне даже показалось, что она немножко воспрянула, но тут я поняла — кажется, мы были в «Фенвике», — что она разглядывает не сумочки и украшения, как любая нормальная девушка, а людей, словно Уиллз может внезапно выскочить из-за прилавка с косметикой. Находиться рядом с ней одновременно и грустно, и утомительно. Пару дней назад она заметила пропущенный вызов у себя на мобильном и сразу же бросилась звонить ему, но оказалось, что его номер заблокирован. В любом случае, это наверняка был не он, его и в Лондоне-то, скорее всего, нету…

— Он здесь, — коротко возразил Билл.

Миссис Дженнингс поставила чашку, которую только что взяла в руки, так что та негромко звякнула о блюдце.

— Да что вы! Неужели?

— Джон Уиллоби в Лондоне, — медленно повторил Билл. — Он только что заключил важную сделку. Очень важную — для него.

Миссис Дженнингс склонилась над столом, пристально глядя ему в глаза.

— Билл…

— Думаю, нет причин держать это в тайне, — сказал он. — Новость только что опубликовали в газетах.

— Только не в моей газете.

Билл добродушно ухмыльнулся.

— Да, Эбигейл. Не в вашей. Сделки с недвижимостью интересуют вашу газету только в том случае, если они подозрительны. Здесь же, насколько мне известно, все законно, просто сделка очень крупная. Джон Уиллоби был посредником при продаже очень дорогих апартаментов в одной их этих новых башен в Найтсбридже — квартиру купил греческий миллионер, решивший вывезти часть своих евромиллионов из Афин.

Эбигейл Дженнингс откинулась на спинку стула.

— Я в шоке! Не думала, что у этого мальчишки есть хоть намек на предпринимательскую жилку. И какую он получит комиссию?

Билл рассмеялся.

— Дорогая Эбигейл, я понятия не имею.

— Тогда расскажите, что это за грек? Он занимается судостроением?

Билл пожал плечами.

— Просто грек, миссис Джей, какой-то Гандрис или Чандрис, или Нархос: я не запомнил фамилию. Мне ничего о нем не известно, кроме того, что он купил дорогущие апартаменты при посредничестве Джона Уиллоби, вынудив его тем самым задержаться в Лондоне.

Миссис Дженнингс внезапно посерьезнела.

— В Лондоне, но не с Марианной.

— И слава богу.

— Билл, дорогой, она-то считает совсем по-другому! Каков прохвост!

— Думаю, — спокойно заметил Билл, — это еще слишком мягко сказано.

— А Марианна, бедняжка, такая красавица — вот только денег у нее нет.

Билл Брэндон молча допил кофе и отодвинул чашку. Потом спросил:

— А как ее сестра? Как поживает Элинор?

— О, дорогой, она такая молодец! Прекрасно показала себя на работе — той, что вы нашли для нее. Насколько мне известно, ею все очень довольны; похоже, у нее правильное отношение к жизни — в отличие от остальных членов ее семьи. Кстати, дорогой, в эти выходные она приедет повидать сестру. Если честно, я ей признательна. Очень нелегко в одиночку пытаться развлечь Марианну. Я хочу отправить их обеих на свадьбу — старая подружка Шарлотты, Сьюзи Мартино, выходит замуж. Помните ее? Думаю, там будет весело. Масса старых знакомых. Я попросила Шарлотту договориться о приглашении. Джонно и Мэри тоже приедут из Бартона — Сьюзи училась с моими девочками в школе. Так что там будет кому присмотреть за Марианной и Элинор.

Внезапно она замолчала и пристально посмотрела на него, словно вспомнив о чем-то важном.

— Билл, дорогой…

Усилием воли он заставил себя отвлечься от мыслей, в которые был погружен.

— Я буду рад повидаться с Элинор.

— Билл, — сказала миссис Дженнингс, — Билл. У этого грека есть дочь?


Маргарет молча сидела в машине, на которой они с сестрой теперь возвращались по вечерам домой. Стоило ей усесться на переднем сиденье — по ее требованию Элинор останавливалась за углом, чтобы одноклассники не увидели, на какой развалюхе им приходится ездить, — как она разразилась пространной тирадой на тему несправедливости жизни и нарушенных обещаний, мол, «Астон Мартин» ей теперь и не светит. В ответ Элинор, измотанная постоянной тревогой за Марианну, мыслями о Люси Стил и молчанием Эдварда Феррарса, прикрикнула на нее, посоветовав молчать, раз уж она не может сказать ничего приятного. В ответ Маргарет фыркнула, пожала плечами, сделала свой любимый жест, означавший «мне все равно», и теперь сидела, надувшись, рядом с сестрой, в наушниках, из которых доносились едва слышные, но раздражающие унц-унц-унц.

Элинор изо всех сил старалась сосредоточиться на дороге. Марианна уже несколько дней не звонила и не присылала СМС, а когда Элинор звонила ей сама, держалась либо отстраненно и безучастно, либо, что еще хуже, начинала жаловаться и рыдать. Элинор не меньше дюжины раз выслушала историю с пропущенным звонком, равно как и целую череду предположений о причинах, по которым Уиллз до сих пор не вышел на связь, за которыми обычно следовали истерические заверения в том, что он непременно сделает это в ближайшее время. Она знала, что Марианна день за днем обходила Кингз-роуд, и хотя до сих пор ей так и не попался тот самый «Астон Мартин», припаркованный у тротуара, сестра утверждала, что вот-вот на него наткнется — и там будет сидеть Уиллз, готовый представить исчерпывающие оправдания своего исчезновения, после чего она, Марианна, вновь вознесется на вершину блаженства и будет вознаграждена за веру в него и в его ответные чувства.

— А как там миссис Джей? — спросила Элинор, отлично сознававшая, сколь непросто жить под одной крышей с Марианной, пребывающей в душевном смятении.

— Нормально, — равнодушно ответила та. — Ее ничем не проймешь. Считает, что шоколад — лекарство от любых бед. И еще вечеринки.

— Вечеринки!

— Я прихожу, — сказала Марианна, — и просто стою с бокалом в руке. А потом возвращаюсь домой. Просто удивительно, до чего пустыми могут быть люди!

Во время их последнего разговора Элинор воскликнула печально:

— О, Эм, я надеюсь, ты испытываешь хоть небольшую благодарность!

О чем тут же пожалела, потому что в ответ Марианна вскричала:

— Благодарность? Благодарность? За то, что она держит меня тут только из-за своей страсти к разным романтическим сплетням, а я являюсь для нее их неисчерпаемым источником? Думаешь, она потащила бы меня в Лондон, если бы обе ее дочки не вышли замуж?

— Эм, я имела в виду, хотя бы просто из вежливости…

— Вежливости, — язвительно откликнулась Марианна, — вежливости! Ты только и думаешь, что о вежливости, о манерах, о респектабельности. Тебе не знакомы подлинные чувства — ты их не заметишь, даже если они обухом тебя стукнут по голове. Ты такая скованная, Элли, что тебе не стоит и пытаться понять такого человека, как я, живущего сердцем. Ни в чем и никогда! — и с этими словами сестра бросила трубку.

Элинор написала ей СМС и попросила прощения, но Марианна молчала. С тех пор они так и не говорили; молчание между ними было таким же мучительным и тяжелым, как то, что повисло сейчас в машине.

Внезапно Маргарет, не поворачиваясь, вытащила из ушей наушники и положила их на колени. Звук из iPod стал громче, и Элинор уже готова была возмутиться и приказать сестре выключить музыку, но тут Маргарет совершенно другим, нежели в начале поездки, тоном обратилась к ней:

— Элли…

Маргарет на секунду отвернулась к окну, а потом снова уставилась на свои колени.

— Извини, — еле слышно пробормотала она.

Элинор вытянула левую руку и пожала ладонь сестры.

— Магз, за что?

— За то, что так себя вела.

— Тебе ведь и правда обещали, — добродушно заметила Элинор.

Маргарет сжала руку сестры в ответ.

— Ну, я вообще-то сама напросилась. По сути, он ничего не обещал. Так, вроде бы согласился. — Она снова вздохнула, а потом сказала:

— Неужели Уиллз просто обманщик?

Элинор еще раз пожала ее ладонь и высвободила руку.

— Ну, с Марианной он поступил очень нехорошо.

— А может, она сама раздула из мухи слона?

— Она так не думает, Магз.

Они как раз сворачивали в ворота Бартон-коттеджа. В свете фар замелькали причудливые стволы темных деревьев. Маргарет нажала кнопку, выключая iPod. Потом спросила:

— А нам обязательно встречаться с парнями?

— Кому это нам?

— Ну, нам. Девушкам.

Элинор, стараясь не рассмеяться, ответила:

— Конечно нет. Не обязательно. Но обычно мы сами хотим, разве нет?

— Но не обязательно же ради них отказываться от всего остального, как Марианна?

— Нет, — медленно произнесла Элинор, — если нам это не подходит.

Она въехала на парковку перед коттеджем. Белл, как обычно, зажгла свет во всем доме, и хотя от этого он выглядел восхитительно уютным, Элинор с тревогой подумала о счете за электричество, разбираться с которым, как обычно, предстояло ей.

Она заглушила мотор. Маргарет сгребла с колен свой iPod и наушники, подняла с пола школьный рюкзак. Кое-как она открыла перед собой дверь. И сказала еще раз:

— Извини, Элли.

— Спасибо, Магз, но тебе не за что извиняться. Серьезно.

Маргарет неуклюже вылезла из машины, волоча наушники за собой, и Элинор уже собралась последовать за ней, но тут зазвонил ее телефон. Она крикнула Маргарет в спину:

— Я сейчас, только отвечу на звонок!

На дисплее высветился незнакомый номер. Насторожившись, она поднесла трубку к уху и ответила:

— Алло?

— Это Билл Брэндон.

Сидя в салоне машины в полной темноте, Элинор с облегчением заулыбалась.

— Билл!

— Я не помешал?

— Нет, нисколько. Как вы?

— Все в порядке. Нормально. Но вот Марианна…

— О боже, — охнула Элинор, выпрямляясь на сиденье, — что случилось?

— Ничего, — сказал Билл. — В том-то все и дело.

— По-прежнему ни слова?

— Нет. Я виделся с мисс Дженнингс.

— Я скоро буду в Лондоне.

— Знаю. Поэтому я и звоню. Как вы планируете добираться?

— О, Билл, — воскликнула Элинор, — а сами вы как думаете? На автобусе «Нэшнл Экспресс» из Эксетера.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Тогда я вас встречу. На «Виктория-стейшн».

Улыбаясь, она сказала:

— Это совсем не обязательно.

— Но я очень хочу.

— Билл, — мягко произнесла Элинор, — она по-прежнему считает, что солнце садится и встает только ради него.

— Я знаю.

— Дело тут вовсе не в его заслугах…

— Из всех мужчин на свете, — сказал Билл Брэндон, — Джон Уиллоби последний, кто достоин внимания вашей сестры.

Элинор молчала. Белл вышла на залитое ярким электрическим светом крыльцо Бартон-коттеджа и помахала рукой, подзывая дочь.

— Билл, — заговорила Элинор, — мне пора идти. Увидимся в пятницу. Я позвоню, когда буду в пути. Если вы не против, я занесу этот номер в контакты. Спасибо вам!

Она нажала отбой, бросила телефон в сумку и вылезла из машины.

— С кем ты разговаривала? — спросила Белл, стоя на крыльце. — Это случайно не Эд?

Элинор заперла дверцу машины и повернулась к матери лицом.

— Нет, — ровным голосом ответила она. — Это не он.

* * *

Марианна не стала мыть голову, собираясь на свадьбу. Она даже не посмотрела на шелковое платье цвета сливок, которое миссис Дженнингс извлекла из бывшего платяного шкафа Шарлотты и которое, с первого взгляда поняла Элинор, было самой лучшей и дорогой вещью из всех, что им когда-либо выпадала возможность надеть. Вместо этого Марианна с недовольным видом натянула старую цветастую юбку и наскоро закрутила волосы в узел на макушке, вдела в уши свои обычные серьги-кольца, и сразу же стало ясно, что она выглядит — Элинор не могла не признать — хоть и мрачно, но сногсшибательно.

— Эта девчушка может напялить хоть мусорный мешок, — заявила миссис Дженнингс, любуясь Марианной, — и все равно затмит всех остальных на празднике. С ума сойти!

В такси по дороге в церковь Марианна молча смотрела в окно, сжимая, как обычно, в руке мобильный телефон. Они заехали на Кондуит-стрит захватить Мидлтонов, но, несмотря даже на присутствие Джонно в роскошном жилете Favourbrook с золотым шитьем и черном смокинге, Марианна осталась равнодушной и к торжественности ситуации, и к приятной компании.

Кивнув в ее сторону, Мэри Мидлтон многозначительно поглядела на Элинор. Та в ответ покачала головой. Не поворачиваясь, Марианна громко сказала:

— Я не больна. И не глухая.

Сэр Джон посмотрел на Элинор и подмигнул.

— Не девушка, а просто фейерверк, вам не кажется?

В церкви в Челси Марианна не дала себе труда хотя бы оглядеться по сторонам. Обеим сестрам Дэшвуд пришлось тесниться на одной скамье с Мидлтонами и Палмерами, в том числе Шарлоттой в гигантской шляпе, из-под которой ее почти не было видно; Элинор бросилось в глаза, что они с Марианной единственные из всех женщин явились с непокрытой головой. Священник показался ей напыщенным и старомодным, а вся церемония — гротескной; за ней последовала новая поездка в такси, через зимние сумерки, в Кавалерийский клуб, где толпа гостей увлекла их за собой по парадной лестнице на площадку второго этажа — там стоял впечатляющих размеров кубок, оказавшийся, как гласила надпись на латунной табличке, главным призом в соревнованиях охотников за кабанами — и дальше, в шумный зал, полный людей с бокалами шампанского в руках, которые обменивались поцелуями, старательно придерживая шляпы за поля.

— Господи боже, — в смятении охнула Элинор, обращаясь к сестре.

Тут из толпы перед ними вынырнул Томми Палмер.

— Вы тоже здесь? — крикнул он поверх голов других гостей.

Они молча уставились на него.

— Рад вас видеть! — прокричал Томми и приветственно поднял вверх руку с бокалом. — Думал, вы застряли у себя в Девоне!

— Нет, мы…

Он снова поднял бокал.

— Надо же… О! — вскрикнул он, исчезая в толпе.

Марианна посмотрела ему вслед. Потом перевела взгляд на шампанское, которое держала в руках.

— Может, нам стоит напиться? — безразличным тоном спросила она.

Через ее плечо Элинор поглядела вслед Томми Палмеру — в том месте, где он должен был находиться, на расстоянии не больше десяти шагов от них, стоял кто-то очень знакомый; кто-то, кого она не заметила в церкви; кто-то, обнимавший за плечи высокую эффектную девушку с крашеными светлыми волосами, уложенными в изысканную прическу. И как только она поняла, кто все-таки перед ней, Уиллз повернул голову и в упор посмотрел на нее, а потом на Марианну, и развернулся обратно, продолжая разговаривать с девушкой, которую обнимал.

Сердце чуть не выскочило у нее из груди; Элинор рывком повернулась к Марианне, молясь про себя, чтобы сестра не заметила его. И ей сразу стало ясно, что уже слишком поздно. Марианна, просияв от радости и облегчения, сунула свой бокал в руки сестре и бросилась вперед сквозь толпу, громко выкрикивая его имя, словно не ожидала никакой другой реакции, кроме такой же ответной радости.

Вот только Уиллз вовсе не был рад. Она добралась до него в считаные секунды, расталкивая локтями застывших в изумлении гостей, и, не обратив ни малейшего внимания на девушку, стоявшую бок о бок с ним, обхватила Уиллза обеими руками за шею, подняв к нему сияющее лицо, целиком и полностью уверенная, что и он счастлив ее видеть.

— Уиллз, — повторяла она, — о Уиллз, наконец-то, наконец-то, я знала, что мы найдем друг друга!

Он стоял, не шевелясь, с каменным лицом, и молча смотрел на Марианну. Белокурая спутница попыталась высвободиться из его объятий, но он снова притянул ее к себе. Потом едва заметно наклонился к Марианне и прошипел ей на ухо:

Отпусти меня.

Все окружающие охнули — звук был такой громкий, что заглушил крики Марианны. Элинор, потрясенная, смотрела, как Марианна продолжает цепляться за Уиллза, еще крепче обвивая его шею руками, пытаясь что-то ему сказать. Мужчина, стоявший возле них, предупреждающим жестом положил руку ей на плечо, и Элинор, передав бокалы вовремя появившемуся рядом официанту, кинулась через толпу к сестре, торопясь вмешаться прежде, чем чужие люди оторвут ее силой.

Она схватила Марианну за руку и попыталась отцепить ее от Уиллза.

— Эм, пожалуйста!

— Слава богу, — хрипло воскликнул тот, задушенный ее объятиями. — Хоть один человек в здравом уме! Прошу, Элли, убери ее от меня.

— Марианна, — громко сказала Элинор прямо в ухо сестре, — отпусти его. Убери руки. Отпусти!

— Надо вызвать врача, — вмешалась блондинка. У нее был низкий голос с экзотическим акцентом. — Эта девушка не в себе. Она сумасшедшая.

— Ты не отвечал на мои звонки, — рыдала Марианна. — Не писал! Я много недель ничего, ничего не знала о тебе!

Элинор снова попыталась оторвать ее, теперь уже обеими руками.

— Сейчас же отпусти его!

— Прошу, — повторил Уиллз, — убери ее от меня.

— Пошлите за врачом, — настаивала блондинка. — Это безумие.

Внезапно рядом с ними вновь оказался Томми Палмер; обе руки у него были свободны. Он похлопал Элинор по плечу:

— Позвольте-ка мне.

— Но…

— Нет, — твердо сказал он. — Не надо. Предоставьте это мне.

Элинор отпустила сестру. Томми Палмер взял Марианну за руки и мягко, но непреклонно снял их с шеи Уиллза. Потом, по-прежнему удерживая запястья Марианны, развернул ее и повел через толпу из зала, на лестничную площадку, где были расставлены мягкие кресла. Элинор, испуганная и ошеломленная, последовала за ними.

— Ну вот, — сказал Томми, помогая Марианне сесть. Она всхлипывала и дрожала всем телом, растрепанные волосы рассыпались по плечам и лезли в лицо. — Я пойду принесу воды.

— Приведите его, — вскричала Марианна. — Приведите его ко мне, заставьте его прийти и объяснить, что происходит…

Элинор с признательностью посмотрела на Томми. Она присела в ближайшее к Марианне кресло и взяла сестру за руку.

— Мы не можем этого сделать, Эм. Не можем заставить его прийти.

— Почему он так со мной? Почему? Зачем он делал вид, что мы незнакомы?

— Не знаю, малышка. Мне известно не больше, чем тебе.

Марианна отвела ее руку и закрыла ладонями лицо, раскачиваясь взад-вперед. Дыхание ее стало прерывистым. Элинор склонилась к сестре:

— Эм, где твой ингалятор?

Марианна не ответила, продолжая раскачиваться и рыдать. Элинор беспомощно погладила ее по спине, и тут, подняв глаза, увидела Уиллза с блондинкой: взявшись за руки, они быстрым шагом пересекли лестничную площадку, а потом чуть ли не бегом бросились вниз по лестнице — он тащил ее за собой так, что она едва поспевала на своих высоченных каблуках. Элинор повернулась к сестре и торопливо сказала:

— Он уехал.

Марианна подняла голову.

— Что? — охрипшим голосом переспросила она.

— Уиллз уехал. Только что. Вместе с… — Элинор умолкла на полуслове.

Марианна во все глаза смотрела на сестру.

Кто она такая?

— Эм, я не знаю…

— Он обнимал ее! Кто она такая?

— Держите, — сказал Томми Палмер, вернувшийся из зала со стаканом воды. — Выпейте это, а я пока поищу для вас такси.

— Спасибо, — поблагодарила его Элинор.

Марианна вскочила на ноги и бросилась к лестнице. Но Томми ее опередил: молниеносным движением он преградил Марианне путь и встал на ступенях, раскинув в стороны руки, чтобы не дать ей ускользнуть.

Марианна окинула его испепеляющим взглядом.

Кто, — вновь раздался ее крик, — она такая?

* * *

Позже этим вечером, когда доктор отправился домой, сказав, что необходимости везти Марианну в больницу уже нет, Элинор потихоньку прокралась на кухню миссис Дженнингс выпить чаю. Доктор тщательно осмотрел Марианну и дал ей снотворное, так что теперь, впервые после душераздирающей сцены на свадьбе, у Элинор появилась возможность немного прийти в себя и собраться с мыслями.

Скандал в Кавалерийском клубе оказался лишь началом. За ним последовала мучительная поездка в такси, назад в квартиру миссис Дженнингс, во время которой Марианна то кашляла и задыхалась, то возобновляла свои гневные тирады. Дальше раздался на редкость несвоевременный и бестактный, хоть и непреднамеренно, телефонный звонок: Белл интересовалась, повстречались ли они с Уиллзом на свадьбе — «Миссис Джей была уверена, что он придет!» — после чего у Марианны начался развернутый астматический приступ, чуть было не уложивший ее на больничную койку. Слава богу, миссис Дженнингс с ее даром сохранять спокойствие в чрезвычайных ситуациях быстро дозвонилась до своего врача, мирно выбиравшего вместе с женой на Тоттенхем-Корт-роуд новый диван — все-таки это был вечер субботы! — и спустя каких-то полчаса он уже осматривал Марианну. Доктор решительно захлопнул за собой дверь в гостевую спальню, велев миссис Дженнингс и Элинор подождать в другом месте.

— Мир и покой, вот что нам нужно. Спасибо за понимание!

Обе они принялись в беспокойстве ходить из угла в угол по загроможденной мебелью гостиной.

— Ты моя бедняжка, — посочувствовала Эбигейл Элинор. — Вечно все ложится на твои плечи. Вот она, цена здравомыслия.

Элинор остановилась у окна и принялась крутить в пальцах деревянный наконечник шнурка от жалюзи.

— Главное, чтобы с ней все было в порядке.

От напряжения голос ее звенел.

— Все будет хорошо, дорогая. Гордон очень опытный. Он практикует уже больше сорока лет, насколько я помню. В общем, очень долго. Он повидал сотни таких приступов.

Эбигейл посмотрела на повернутую к ней спину Элинор.

— Я так надеялась, что это неправда. Убеждала себя, что стоит ему вновь ее увидеть, на него нахлынут прежние чувства, как тогда, в Девоне. Думала, он поймет, что настоящую любовь ничем не заменить, и неважно, сколько у тебя долгов.

Элинор развернулась к миссис Дженнингс лицом.

— О чем вы говорите? — резко спросила она.

Миссис Дженнингс развела руками. Она примостилась на подлокотнике одного из своих роскошных диванов, словно не могла найти места, чтобы устроиться с удобством.

— Уиллз…

— Что Уиллз?

— Он теперь с той девушкой. Гречанкой.

Элинор отошла от окна.

— Высокой блондинкой? — не стараясь говорить тише, спросила она.

— Крашеной, — ответила Эбигейл Дженнингс, глядя в пол. — Она богата как Крез. Аглая Гальянос. На греческом «Аглая» — блестящая… или прекрасная… что-то в этом роде. Ее семья из Кефалонии. Занимается судостроением.

Элинор выкрикнула:

— Мне все равно, откуда они.

Эбигейл вздрогнула.

— Тише, дорогая. Я не виновата, что он предпочел деньги.

— Что?

— Он выступал посредником при продаже апартаментов. Их покупал ее отец. Уиллз познакомился с ней, когда папаша решился-таки на покупку. Ходят слухи, что он выложил за них больше сотни миллионов. Можешь себе представить?

Элинор присела на диван рядом с миссис Дженнингс.

— Вы хотите сказать, что Уиллз бросил Марианну ради дочери богатого грека, с которой едва знаком?

Миссис Дженнингс тяжело вздохнула.

— Да, дорогая.

— Я не могу в это поверить.

Миссис Дженнингс посмотрела на нее.

— Это жизнь, деточка. Таковы мужчины.

— Но не все!

— Ну, мужчины вроде Джона Уиллоби, с большими запросами.

— Но ему же достанется состояние Джейн Смит! И Алленем!

— Вот тут я сомневаюсь, дорогуша.

— Но как же…

— Он ее сильно разозлил. Я не знаю всех деталей, но Мэри утверждает, что она рвет и мечет, а ведь всегда была такой снисходительной, особенно к этому мальчишке.

Элинор со вздохом сказала:

— Бедная, бедная Марианна.

— Знаю, дорогая.

— Я готова его убить.

— Не ты одна, дорогая.

— Он ее обманул…

— Боюсь, это типичная ситуация.

Элинор внезапно поднялась с дивана.

— Надо сообщить маме.

— Это может подождать до утра, дорогая.

— Нет, я должна…

— Не стоит, — твердо возразила Эбигейл. — Сообщишь утром, когда все немного уляжется. Не надо спешить.

На мгновение Элинор прикрыла глаза. Потом сказала:

— Я читала ее СМС. Все, что она написала ему. У меня чуть сердце не разорвалось. Она ни разу в нем не усомнилась, никогда… — всхлипнув, она замолчала на полуслове.

Миссис Дженнингс встала и крепко ее обняла.

— Я знаю, дорогая. Это ужасно несправедливо. А он просто подлец. Мерзкая, отвратительная ситуация. Мне сказали, что эта Гальянос приказала доставить в Лондон свою машину. «Порше», с именными номерами. Наверняка за это придется выложить кругленькую сумму — бессмысленные траты!

Дверь отворилась. На пороге стоял доктор миссис Дженнингс, в своих субботних вельветовых брюках и поношенном пиджаке.

— Все в порядке, — с улыбкой произнес он. — Лучше не бывает. Пациентка сладко спит и дышит, как младенец. Завтра утром я загляну к вам ее проведать. Звоните мне в любое время, если возникнет необходимость.


Стоя на кухне и потихоньку наполняя чайник, чтобы не потревожить покой миссис Дженнингс, Элинор думала о том, до чего и ей хотелось бы сейчас сладко заснуть. Как здорово было бы в конце этого мучительного дня улечься в постель, не терзаясь ни яростью к Уиллзу, ни отчаянием за Марианну, и провалиться в сон, вместо того, чтобы вертеться с боку на бок и разрываться от злости и тревоги. Что будет, когда Марианна проснется? Что мне ей сказать? Как сообщить, что это ничтожество, этот подонок предал ее ради денег? И это в наше-то время! Мне никогда еще не хотелось кого-нибудь растерзать, но сейчас я с удовольствием растерзала бы его. И я хочу, чтобы в этот момент он страдал! Я хочу… Она почувствовала, как в кармане кардигана — старого, такого успокаивающе привычного отцовского кардигана — завибрировал мобильный телефон. Наверняка это Белл, из Бартона, до сих пор пребывающая в неведении относительно подлого поступка Уиллза; а это значит, что сейчас Элинор придется сообщить матери о том, что произошло, и не только сегодня — о том, что сталось со всеми мечтами Марианны и ее надеждами на будущее. Она вытащила телефон из кармана и посмотрела на дисплей. Звонил Билл Брэндон. Облегчение, которое она испытала в эту минуту, не поддавалось описанию. Элинор поспешно нажала на кнопку.

— Ох, Билл!.. — с благодарностью воскликнула она.

— С вами все в порядке? У вас такой голос…

— Все хорошо, у меня все хорошо. И у Марианны тоже — теперь. То есть, я хочу сказать, она в порядке. В порядке.

— Элинор, — сказал Билл, на этот раз встревоженно, — что произошло? Я решил позвонить, чтобы узнать, как прошла свадьба, но, похоже…

— Это не телефонный разговор.

— Почему? Что все-таки…

— Все уже в порядке, — перебила его Элинор. — Честное слово. С ней все хорошо. Она спит. Вот только…

— Что? — резко спросил он, охваченный тревогой. — Что?

Она сглотнула, пытаясь избавиться от кома, вставшего в горле.

— Вы не могли бы… не могли бы приехать?

— Когда? Прямо сейчас?

— Да.

— Но, дорогая, я сейчас в Делафорде. Хотя конечно, если это срочно…

— Нет-нет. Не настолько. Не надо ехать сейчас. Но, пожалуйста, поскорее, Билл. Я вас прошу! Я буду в Лондоне еще несколько дней.

— Я приеду завтра же. Но вы уверены, что с ней…

— Да, — сквозь слезы сказала Элинор. — Да. С ней все в порядке. Спасибо вам. Спасибо! Увидимся завтра.

3

— Вы не поверите, — воскликнула Шарлотта Палмер, — но все это уже на YouTube! Наверное, на свадьбе кто-то снимал на мобильный. Что за люди, честное слово!

Она стояла посреди гостиной в квартире матери, круглая, как колобок, с телефоном в руке.

— Я, конечно, не собиралась смотреть, правда-правда, хотя абсолютно все отправляли мне ссылку, но потом подумала, ну как же я буду защищать бедняжку Марианну, если не узнаю, что там произошло, так ведь?

Она бросила взгляд на Элинор.

— А ты уже видела?

— Нет, — ответила та. — И не собираюсь.

— На самом деле, ничего страшного, — попыталась утешить ее Шарлотта. — Я хочу сказать, Марианна выглядит просто красоткой, хоть и плачет, а лица Уиллза почти не видно…

Элинор зажала уши руками.

— Прошу, прекрати!

Пожав плечами, Шарлотта добавила:

— Конечно, в этой ситуации все на стороне Марианны. По-моему, всех уже тошнит от богатых иностранок вроде этой Агги, которые приезжают и покупают себе наших самых красивых мужчин.

— Шарлотта, дорогая, — сказала ее мать, не поднимая глаз от субботней газеты, — тебе не кажется, что с нас достаточно? Все это, конечно, очень интересно…

Шарлотта и ухом не повела; продолжая смотреть в экран мобильного телефона, она воскликнула задорно:

— Томми прямо-таки звезда, правда? Обожаю, когда он так вот мастерски все улаживает. По-моему, он всегда знает, что делать.

— Да, он был на высоте, — слабым голосом согласилась Элинор.

— Бог мой, — пробормотала Шарлотта, нажимая на кнопки, — да он сам от себя в восторге. Кстати, он сказал, что ты фантастическая. Ему вообще нравятся умные девушки, вот только жить с такой он бы не смог, ни минутки. Правда, мама?

— Да, — бросила миссис Дженнингс, по-прежнему не поднимая головы.

— Ты говорила, Билл должен приехать?

Эбигейл наконец оторвалась от газеты и выразительно посмотрела на Элинор.

— Насколько мне известно.

Шарлотта широко улыбнулась.

— Он такой лапочка! Кстати, раз Уиллз сошел с дистанции, у него появляется неплохой шанс!

— Марианна сейчас очень слаба, — сказала Элинор. — Сердце у нее разбито.

— В Делафорде так хорошо, — обращаясь к матери, прощебетала Шарлотта. — Конечно, там полно этих его сумасшедших, но Билл живет в отдельном доме, который будет просто великолепен, если его как следует отремонтировать. А уж пейзажи там прямо-таки дивные!

— Кроме того, — заметила миссис Дженнингс, снимая очки для чтения, — у него есть деньги, и он умеет ими распоряжаться. Из всех моих знакомых он единственный бывший военный, который знает, куда вкладывать деньги.

Она в упор поглядела на Элинор.

— Конечно, Билл, как полный дурак, увивается за твоей сестрой — таковы уж мужчины, — но при этом явно питает душевную склонность к тебе.

Элинор почувствовала, как против воли заливается румянцем.

— Со мной он просто добр, — с легким раздражением ответила она.

— Гораздо добрее, — сказала Эбигейл Дженнингс, — чем этот твой никчемный мальчишка Феррарс.

— Он не никчемный.

— Да что ты?

Элинор воскликнула — чуть более эмоционально, чем намеревалась:

— Может, он и слаб, но не жесток, как Уиллз! И он точно не такой эгоистичный и… продажный!

Шарлотта с матерью обменялись многозначительными взглядами.

— Надо же!

Элинор продолжила уже более спокойно:

— И он вовсе не мой. Он ничей. Свой собственный. Как… как Билл. И как я.

Шарлотта бочком пододвинулась к ней и ткнула локтем между ребер.

— Посмотрите-ка на нее! Оказывается, в тихом омуте черти водятся!

— О, дорогая, — рассмеялась миссис Дженнингс, — прямо-таки дьяволята!

— Прошу вас, — взмолилась Элинор, внезапно ощутив острую тоску. — Пожалуйста! Марианна больна.

— Она уже поправляется. Скоро будет в полном порядке. Гордон сказал, что ей надо отдыхать, набираться сил…

С нижнего этажа раздалась громкая трель дверного звонка. Не спрашивая у матери, Шарлотта бросилась к интеркому, схватила трубку и восторженным голосом закричала:

— Билл? Билл! Мы вас ждем! Чайник уже кипит! Скорей поднимайтесь наверх!

Потом повесила трубку и повернулась к миссис Дженнингс и Элинор.

— Как вы думаете, — поинтересовалась она, — кто-нибудь в Делафорде успел показать ему ролик на YouTube?

* * *

Билл Брэндон сказал:

— Я был просто обязан увести вас оттуда. Вы выглядели так, будто вот-вот покуситесь на убийство.

Элинор обвела взглядом холодные, залитые солнцем просторы Гайд-парка и потеплее укуталась в одолженный у миссис Дженнингс теплый жакет с меховым воротником.

— Миссис Джей по-настоящему добрая. И заботливая, и щедрая. Но бесчувственная просто до ужаса! А Шарлотта и того хуже.

С отсутствующим видом Билл пробормотал:

— Марианна во сне выглядела как настоящий ангел, правда?

— Слава богу, она до сих пор спит.

— Она была… очень расстроена?

Марианна затолкала руки поглубже в карманы жакета.

— Она проснулась в три. И проплакала до пяти. Похоже, ей придется очень нелегко. Будь у нее основания считать, что в душе он все-таки человек порядочный, это могло бы все изменить. А так у нас нет ни одного аргумента в его пользу, ни единого. И ей надо принять тот факт, что она всецело отдалась такому вот человеку.

Секунду Билл молчал.

— По-моему, именно из-за этого «всецело» я и не смог перед ней устоять, — сказал он наконец.

Элинор бросила на него короткий взгляд.

— Знаю. С ней всегда было так. Все или ничего. И конечно, если жить по такому принципу, рискуешь оказаться в унизительном положении.

Билл остановился возле скамейки у дорожки, по которой они шли.

— Вы очень замерзнете, если мы ненадолго присядем?

Элинор показала на свой жакет.

— Благодаря утеплению от миссис Дженнингс, мне это точно не грозит.

Он вежливо дождался, чтобы она села первой. Несмотря на долгий путь, проделанный ранним утром до Лондона из Делафорда, Билл выглядел таким собранным и аккуратным, будто вышел из дома каких-то десять минут назад. Элинор сказала:

— Спасибо, что приехали, Билл.

Он присел рядом с ней и уперся локтями в колени.

— Я сам хотел. Нет, я был должен. При одной мысли…

— Лучше уж сейчас, чем потом, — произнесла Элинор, глядя вниз, на свои ботинки. — Я имею в виду, это все равно должно было случиться. Между ними все было кончено еще тогда, но Марианна надеялась… так надеялась…

— Элинор…

— Что?

— Мне надо кое-что вам рассказать. — Билл сел вполоборота, глядя на нее. — История не самая приятная. Но вы должны знать. Потому что на самом деле ей повезло, что она избавилась от него.

Элинор недоуменно распахнула глаза.

— О чем вы?

Билл перевел взгляд обратно на замерзшую, выцветшую зимнюю траву.

— Даже не знаю, с чего начать.

— Может, с самого начала?

Наступило молчание. Потом Билл сказал:

— Его отец был знаком с моим отцом. И с отцом Джонно.

Снова повисла пауза. Выждав несколько секунд, Элинор спросила:

— Это и есть начало?

— Нет, — ответил он. — Не совсем. На самом деле, все началось… с девушки.

— Так.

Билл переплел пальцы рук и посмотрел вдаль.

— Одной дальней родственницы. Мой отец питал слабость к ее матери — по крайней мере, я так подозреваю, — поэтому, когда она совсем молодой умерла от рака, Элиза стала жить с нами.

— С вами?

— С моей семьей. С моими родителями и братом. И со мной. Мы выросли вместе. Она была блондинка, не темноволосая, но… так сильно походила на Марианну! Та же любовь к жизни, та же энергия, страсть. И такое же… равнодушие к чужому мнению.

Элинор подождала.

Билл медленно продолжал:

— Мы все ее обожали. Особенно я. А вот моему брату, боюсь, просто нравилось, что она смотрит на него влюбленными глазами. Он был настоящий сорвиголова. Элиза ходила за ним, как загипнотизированная. Конечно, я ей нравился, она мне доверяла, возможно, даже любила, но мой брат был для нее тем самым запретным плодом… Надо сказать, моя мать никогда не верила, что они поженятся, а вот отец был двумя руками за. Рассчитывал, что брат остепенится, а ее состояние позволит поправить ситуацию в Делафорде. В день их свадьбы я чуть руки на себя не наложил. Слава богу, на свете существует армия: благодаря ей мне было куда идти и чем заниматься. После свадьбы я не собирался поддерживать с ними связь, но вскоре наши родители умерли — они всегда много курили, — и тут я узнал, что брак их развалился, и она от него ушла.

Он остановился и поглядел на дорожку у себя под ногами.

Элинор неловко спросила:

— А вы… как же вы… — но так и не смогла закончить.

Он выпрямился и положил одну руку на спинку скамейки позади нее.

— Я не поехал разыскивать ее, если вы это имеете в виду. Должен был, но не стал. Мне предстояло что-то решить с Делафордом, который перешел к моему брату, а тот уже превратился в законченного алкоголика.

— А потом?

— Мой брат погиб в автокатастрофе, — сказал Билл. — Был сильный туман. Он превысил скорость почти в четыре раза. Так я получил Делафорд.

Элинор посмотрела на него. Ей пришло в голову, что Билл Брэндон, сидящий возле нее на скамейке в холодном, ярком свете зимнего солнца, гораздо лучше подходит на роль старшего брата, чем Джон Дэшвуд. Она мягко спросила:

— И что же дальше?

— А дальше я все-таки решил найти Элизу.

— И?

Он вздохнул.

— Сказать без преувеличения, это было ужасно. Она растратила все деньги, пошла по рукам, родила ребенка от своего первого дилера…

— Дилера? — в ужасе воскликнула Элинор.

— Да, — кивнул Билл. — Я нашел ее в наркоманском притоне, в Восточном Бирмингеме. Ее малышку — правда, к тому времени она уже подросла, ей было три, — забрали в приют. Элиза превратилась в развалину.

Элинор нечего не сказала. Она медленно вытащила из кармана руку и погладила Билла по плечу. Он ответил слабой улыбкой.

— Боюсь, это еще не конец, — снова заговорил он. — Вы можете слушать дальше?

Она кивнула.

На секунду он сжал ее пальцы, а потом отпустил их и сказал:

— Я отвез ее в больницу, но она все равно умерла. Через несколько дней. Сердце не выдержало. Годы скитаний, беспорядочной жизни… Потом я потратил почти три года на то, чтобы убедить социальные службы дать мне возможность хотя бы участвовать в воспитании маленькой Элизы, раз уж ей придется жить в приемной семье, потому что меня сочли за старого извращенца, когда я захотел растить ее сам. — Он глухо, невесело рассмеялся. — Я демобилизовался из армии и организовал лечебницу в Делафорде. Если хотите, в память об Элизе. Но я никогда не думал… — он умолк на полуслове.

— Не думали что?

— Никогда не думал, что маленькая Элиза тоже окажется там.

Элинор охнула. Билл слегка наклонился в ее сторону.

— Мне очень жаль, что приходится вам это рассказывать. Очень, очень жаль, поверьте. Но вы должны знать.

— Хорошо, — сказала она.

— От Элизы не скрывали, как и от чего умерла ее мать. У нее были заботливые приемные родители, и мы с ними делали все возможное, чтобы избавить ее от всяческих иллюзий касательно зависимостей. Боже, Элинор, я даже отвел ее на ту улицу, где нашел когда-то ее мать, и хотя притона в том доме уже не было, даже собаки не стали бы там жить. И она росла нормально. Совершенно нормально. Много лет. Она умела держать себя в руках — даже с материнским темпераментом и тягой к авантюрам. Я был в ней уверен. Но тут Элиза влюбилась. Они познакомились в каком-то клубе, в Южном Кенсингтоне. Этот человек дал ей ее первую дозу. И, Элинор, вы… вы знаете, кто это был.

У Элинор внезапно пересохло во рту — язык словно приклеился к нёбу. Она хрипло спросила:

— Уиллз?

Билл Брэндон снова вздохнул.

— Он все знал про нее через наших знакомых в Девоне и Сомерсете. О нашей семье тогда много говорили — всякие ужасные сплетни. Я не могу с уверенностью сказать, что он специально сделал ее наркоманкой — скорее просто думал позабавиться. Проверить, действительно ли яблочко от яблони недалеко падает. Она и правда пошла в мать — на уме одни вечеринки. И была готова на все. Последние несколько лет стали для меня нескончаемым кошмаром. Из-за Элизы. Один срыв следовал за другим.

Он посмотрел в лицо Элинор.

— Вот почему мне пришлось так срочно уехать тогда из Бартона. Полицейские выбили дверь в туалете в одном баре, в Кэмдене, и нашли там Элизу — она колола наркотик себе в ногу.

Элинор приглушенно вскрикнула и обеими руками зажала рот.

— Мне очень жаль, — повторил Билл, — честное слово. Не буду рассказывать подробности, они слишком неприглядны. И для Элизы-младшей тоже. Она сделала аборт и снова подсела на тяжелые наркотики. Я не хотел, чтобы вы это знали. Но, как вы понимаете…

Элинор закивала, не в силах произнести ни слова.

— Ваша сестра, — сказал Билл, — эта очаровательная, импульсивная, чудесная девушка, — я не хотел видеть, как ее принесут в жертву только из-за мечтательности и недостатка рационализма. Я не собирался никому вставлять палки в колеса, но мне невыносимо было смотреть, как этот подонок очаровывает вашу сестру, в то время как не стоит и ногтя на ее мизинце. Впервые увидев их вместе в Бартоне, я на мгновение допустил мысль о том, что он, возможно, способен исправиться, но тут случилась эта беда с Элизой и всплыла его новая девушка, гречанка, и я подумал — нет уж, дальше так продолжаться не может, это ведь прежний Уиллз, и он опасен, поэтому вы все должны знать. — Он сделал паузу и сказал, уже гораздо тише:

— Я не смог позаботиться ни об одной из них. Понимаете?

Элинор отняла руки ото рта и поглядела на него. Лицо ее было мрачным, но уже не испуганным. Билл попытался улыбнуться.

— Теперь вы знаете, почему я такой… такой грустный и старый.

Элинор покачала головой, а потом наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Вовсе нет, — сказала она. — Вы прекрасный и глубоко порядочный человек.


Марианна сказала:

— Если хочешь, можешь посмотреть. — Она лежала на своей половине постели, в клетчатой пижаме с розочками, повернувшись к сестре спиной. У нее в ногах, прислоненная к ножке кровати, стояла зеленая бумажная сумка из супермаркета.

— Здесь все, что я ему подарила, — добавила она. — Диски, книжки и все остальное. Моя фотография в рамке. И его кольцо.

Элинор подняла сумку с пола и заглянула внутрь — ее содержимое было беспорядочно перемешано.

— Ох, Эм!

— Кольцо в полиэтиленовом пакете, — сказала Марианна, не оборачиваясь. — В старом пакете из-под бутербродов. Он просто… просто бросил его туда.

Элинор поставила сумку на кровать.

— Там была записка?

— Нет.

— Ничего?

— Ничего, — ответила Марианна. — Ее доставил курьер на велосипеде. Он сказал, нужна подпись миссис Джей. На сумке не было даже надписи от руки с моим именем или адресом. Просто наклейка, отпечатанная на принтере.

Элинор присела рядом с сестрой и положила руку ей на плечо.

— А где твое кольцо?

Марианна полезла за воротник пижамы.

— Здесь.

— Может, пришло время его снять? Особенно теперь, после всего, что рассказал Билл Брэндон, и после этого пакета?

Марианна медленно перевернулась на спину и села. Под глазами у нее залегли глубокие тени, но дыхание было ровным, а кожа, хотя и бледная, больше не казалась серой от нехватки кислорода. Она подняла руки и откинула волосы с шеи.

— Я не могу расстегнуть цепочку.

Элинор наклонилась к сестре.

— Эм, ты точно поняла, что я рассказала тебе про Уиллза и про лечебницу Билла?

— Да, — сказала Марианна. — Я буду рада избавиться от него.

Элинор отыскала на цепочке замочек и расстегнула его. Кольцо оказалось у нее в руке.

— В сумку?

— И в мусор, — кивнула Марианна. — Вместе со всем остальным. Выкинь все в мусор.

Элинор не глядя бросила кольцо и цепочку в сумку из супермаркета, а потом поставила ее на пол.

— Ты уже сказала маме? — спросила она.

Марианна посмотрела в сторону.

— Мы проговорили почти все время, что тебя не было. Она считает, мне не надо возвращаться. Думает, что дома я буду все время думать о нем, что все станет мне напоминать… — она запнулась, а потом прошептала: — Элли, как же он мог?

— Как мог поступить так с тобой?

Марианна медленно покачала головой.

— Как он мог делать все эти ужасные вещи — с разными людьми? Как он мог?

— Эм, я не знаю.

Марианна снова легла.

— Элли, ты правильно сделала, что все мне рассказала. Но я не могу об этом больше говорить. Просто не могу. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас я не могу ни думать, ни говорить, ничего…

— Я понимаю.

— Ты останешься со мной?

— Мне надо возвращаться на работу.

— Но ты приедешь в следующие выходные?

— Марианна, ты же не можешь еще неделю проваляться в гостевой спальне у миссис Джей!

— Почему бы и нет. А это что?

— О чем ты?

— Этот шум.

— О, видимо, кто-то пришел к миссис Джей. Эм, Билл был очень добр, когда рассказывал мне все это! Он говорил с такой прямотой…

— Да, Билл не будет ходить вокруг да около, — сказала Марианна. — И уж точно не станет ни на кого клеветать.

Шум, доносившийся из коридора через закрытую дверь, стал громче. Марианна сказала:

— Тебе лучше уйти.

— С тобой все будет в порядке?

— Да. Да. Только забери отсюда эту сумку, хорошо? И пожалуйста, позвони еще раз маме, вместо меня. Бедная мама! Надо же было такому случиться именно в нашей семье!

Элинор наклонилась и поцеловала сестру в щеку. И тут Марианна легонько схватила сестру за волосы и притянула к себе.

— Спасибо, — прошептала она ей на ухо. — Спасибо тебе.


— Сюрприз! — воскликнула миссис Дженнингс, стоило Элинор вернуться в гостиную. Для пущего эффекта она сделала экстравагантный театральный жест, взмахнув, словно крылом, шалью, лежавшей у нее на плечах.

На диване бок о бок, с чашками чая в руках, сидели Люси и Нэнси Стил. Нэнси, застывшая в неудобной позе из-за низкого сиденья и высоких каблуков, не сделала попытки подняться ей навстречу, зато Люси взвилась с места и бросилась к Элинор с таким видом, будто они были лучшими подругами, которых надолго разлучила злодейка судьба. Отведя в сторону руку с чашкой, второй рукой она крепко обняла Элинор за шею и прижалась щекой к ее щеке.

— Элли!

— Привет.

— Боже, до чего я рада тебя видеть! Не думала, что ты сумеешь выбраться в Лондон — у тебя же работа. Даже и не надеялась с тобой повстречаться!

Элинор постаралась высвободиться из ее объятий.

— Я приехала только на выходные.

— А они вот, — вставила миссис Дженнингс, — прибыли в столицу весьма стильным образом. Не правда ли?

— Эт точно, — хихикнула Нэнси Стил, взбивая руками прическу. — Прям не верится. Он сам сказал — в самолете есть еще два места, только вас и ждут. Забавный, сил нет.

Миссис Дженнингс кивнула.

— Согласись, неплохо иметь в ухажерах знаменитого пластического хирурга с собственным самолетом.

— Тоже мне ухажер, — воскликнула Нэнси, снова теребя волосы. — Нет, конечно, все мои подружки, узнав про самолет, чуть не умерли от зависти, но вы видели его брюхо? Ухажер… Я вас умоляю! — Она запрокинула голову и капризно фыркнула.

— Извини, — приглушенным тоном сказала Люси на ухо Элинор и огляделась по сторонам. — А где Марианна?

— К сожалению, она плохо себя чувствует.

Люси изобразила на лице глубочайшее сочувствие и отставила в сторону чашку с чаем.

— Миленькая моя бедняжка! Как, должно быть, неприятно, когда тебя вот так ославят на весь Интернет.

Элинор сделала шаг назад.

Люси сказала:

— Я имею в виду, слава богу, что между ними больше ничего нет. Да он просто мерзавец! Тяжелый сегодня день, правда? Сначала тот мерзкий, отвратительный ролик про твою сестру на YouTube, потом эта шумиха вокруг Роберта Феррарса…

— Она еще не знает, дорогая, — перебила Люси миссис Дженнингс, направляясь к Элинор с воскресной газетой в руках. — Она была так поглощена Марианной, что не успела прочесть.

С этими словами она сунула под нос Элинор газетный разворот.

— Только посмотри, дорогая! Экий красавчик. Ничего общего с его угрюмым братцем.

— Ну и конечно, — снова заговорила Люси, бочком передвинувшись поближе к Элинор, — это тоже повсюду в Интернете. Правда, тут ничего позорного — по крайней мере, с точки зрения Роберта.

Элинор взглянула на газетную страницу у себя перед глазами. Под заголовком «Роберт Британский — король вечеринок» красовалась громадная фотография очень ухоженного, немного женственного молодого человека в серой рубашке в обтяжку, черных брюках, роскошном полушубке, наброшенном на плечи, и с большим серебряным крестом на шее; с обеих сторон к нему прижимались длинноногие модели в коктейльных платьях.

— Читай! — командным тоном велела ей миссис Дженнингс.

Элинор слабо возразила:

— Не понимаю, зачем мне…

— Больше ста вечеринок за год, — воскликнула Эбигейл. — Немыслимо! Один праздник из трех, которые проходят в этом городе, устраивает этот парень.

— Все равно он полный идиот, — сказала Люси, глядя в глаза Элинор. — Совершенно безмозглый. Бедняжка Эдвард наверняка ужасно стесняется этой его славы.

— Круто, — вставила Нэнси со своего дивана. — Он суперский.

Элинор снова отступила назад.

— Думаю, неплохо быть специалистом в своем деле.

— Только если это дело стоящее, — заметила Люси в ответ. — Или если у тебя к нему талант. Как у бедненькой Марианны.

— Ей уже гораздо лучше.

— А можно нам с ней повидаться?

— О, думаю, она еще слишком слаба…

— Ну конечно, — с жаром воскликнула Люси, — я все понимаю. Я просто думала посидеть у нее на кровати и поболтать по-девичьи, но если ты считаешь…

— Считаю, — сказала Элинор. — Что ж, — она глянула на часы, — мне пора на автобус. Я возвращаюсь в Эксетер.

Нэнси хихикнула со своего дивана.

— На автобусе!

— Хорошие новости, дорогая, — сказала миссис Дженнингс, сворачивая газету. — Звонил твой брат — справлялся о здоровье Марианны. Конечно, ваша свояченица видела ролик на YouTube. Ну и естественно читала про Роберта в газетах. Не понимаю, и как вы, молодые, умудряетесь в наши дни иметь частную жизнь? В общем, Джон сказал, что они с Фанни сейчас в Лондоне, и он хотел бы быть чем-нибудь полезен, поэтому я попросила его приехать и подбросить тебя до автобуса. Сможете заодно поболтать. — Она одарила Элинор самодовольной улыбкой. — Правда, очень мило?

— Боже, — воскликнул Джон Дэшвуд, стоило Элинор забраться в машину, — вы умудрились обзавестись весьма полезными друзьями!

Элинор, пристегивая ремень, сделала вид, что не слышит его замечания.

— Я про Эбигейл Дженнингс, — сказал Джон. — Она тратит столько времени на вас с Марианной! А что у нее за квартира! Пентхаус на Портман-сквер — вот это размах. И сама она просто душка. Я от нее в восторге.

— Да, миссис Дженнингс очень добра, — согласилась Элинор.

— Ну, — заметил Джон, выезжая на Парк-лейн, — для девушек в вашем положении подобные знакомства очень кстати. Похоже, она для вас что-то вроде патронессы. Большая удача, Элли! Вы, похоже, неплохо устроились в этом вашем Девоне. Симпатичный коттедж, судя по всему, и Мидлтоны в вас души не чают. Фанни, кстати, не против познакомиться с Мэри Мидлтон. Сама понимаешь — у обеих маленькие дети и большие поместья, с которыми надо управляться. Может, ты как-нибудь это устроишь?

— О, я…

— Видишь ли, Элли, нам не помешает парочка полезных советов. Конечно, Норленд — настоящий рай на земле, но я просто не могу описать, во сколько он мне обходится. — Он несильно постучал ладонью по рулю. — Какая-то бездонная бочка, честное слово. Недавно мне пришлось выкупить ферму старого Гибсона — помнишь его? Ферма Ист-Кингем? Естественно, старикан был в курсе, что мне нужна его земля, потому что она всегда принадлежала Норленду, так Гибсон запросил просто невероятную сумму! А ведь в доме пришлось сменить все трубы, всю проводку… Я уже не говорю о новом искусственном пруде с камышами — это была идея Фанни. С новейшей системой поддержания экологического баланса: в точности как у принца Уэльского в Хайгроув, по последнему слову. В общем, я только и делаю, что подписываю чеки. Можешь мне поверить.

Элинор кашлянула. Потом спросила:

— А как дела у Гарри?

— В полном порядке. Ни секунды не сидит на месте. Мы сводили его в зоопарк, а потом он весь день провел с бабушкой. Правда, мы тоже остались у нее — Гарри отлично играл сам. Если бы ты не уезжала сегодня — кстати, что за работу ты нашла в Эксетере? — я бы попросил тебя немного освободить Фанни и на денек взять Гарри к себе. Она совершенно выбивается из сил: сама понимаешь, нелегко быть такой заботливой и ответственной матерью.

— Я с удовольствием посидела бы с ним.

— Кстати, до меня дошли еще кое-какие слухи, — сказал Джон, поворачивая на Гайд-парк-корнер. — Говорят, у тебя завелся поклонник.

Элинор вся подобралась.

— Это неправда.

— Правда-правда, — торжествующе воскликнул Джон. — Я слышал, что вы с Марианной — дернул же ее черт зациклиться на этом мошеннике Уиллоби, — не только уютно обосновались у миссис Дженнингс, но умудрилась еще и крупную рыбу подцепить. Большое поместье в Девоне, ни разу не был женат, солидный бизнес, подходящий возраст…

— Нет, Джон, — отрезала Элинор.

— Брось, не надо скромничать…

Но тут, к вящему облегчению Элинор, они выехали на Бекингем-пэлас-роуд. Джон с раздражением посмотрел в сторону вокзала.

— Тебе обязательно ездить на автобусе?

— Да, — ответила Элинор.

Он плавно затормозил и остановил машину под густым платаном. Потом заглушил мотор и повернулся к сестре, в упор глядя ей в глаза.

— Элинор, — чуть ли не с угрозой произнес Джон.

— Что?

— Я хочу сказать тебе кое-что очень важное. Вам, конечно, посчастливилось завести очень выгодные знакомства в Девоне, но смотри, не будь идиоткой. Если этот парень, Брэндон, и правда так хорош, хватайся за него. Потому что на брата Фанни ты можешь не рассчитывать. Абсолютно. Ты поняла? Призови на помощь здравый смысл, раз уж он у тебя есть, и выкини Эдварда из головы. Он не для тебя, и не для таких, как ты, — тут ничего не поделаешь. Тебе все ясно?

4

Белл постановила для себя — одно из многочисленных решений, принятых ею с приходом нового года, — что раз она весь день находится в коттедже одна, то не станет включать центральное отопление, а обойдется разожженным камином — растопкой их щедро обеспечивал сэр Джон, а доставлял ее Томас — в гостиной и парой лишних свитеров. С ее стороны это будет — объяснила она Элинор — не только вклад в упрочение их материального положения, но и, как ей казалось, что-то вроде психологической поддержки Марианне в ее страданиях и Элинор в ее молчаливом стоицизме. Страдая от холода, Белл ощущала, что жертвует собственными интересами ради семьи наравне с дочерьми, ведь даже Маргарет в последнее время стала на удивление покладистой, по утрам благодарила мать за завтрак и даже ставила в раковину тарелку из-под хлопьев с молоком, не дожидаясь минимум четырех напоминаний.

Стоя на коленях перед очагом и разглядывая аккуратную кучку поленьев, сложенную Томасом для нее, точнее для Марианны, несмотря на ее отсутствие, Белл постаралась не вспоминать о Уиллзе, который стоял на этом самом месте, такой великолепный, такой галантный, в мокрой насквозь одежде, и вытирал волосы полотенцем. Как все они были вдохновлены, как доверчивы, как полны надежд и ожиданий, и как быстро эти надежды обратились в прах! Уиллз не просто разбил сердце Марианны, отказавшись от нее — и с какой жестокостью, прилюдно! — он еще и оказался совершенно бессовестным человеком. Белл попробовала это слово на языке. Бессовестный. Без совести. Без всяких принципов, только с красивой внешностью, которая делала его еще хуже, потому что служила ширмой для мерзкой души.

Мерзкой, иначе не скажешь. Элинор кое-что рассказала ей про Уиллза, когда вернулась из Лондона: про гречанку с ее деньгами, и намекнула, что есть еще сведения, которые она пока не готова обсуждать, — но Белл хватило и этого. Она сказала Элинор, что узнала достаточно, чтобы убедиться в том, что красота Уиллза, как она не раз говорила — говорила, ты разве не помнишь? — была исключительно внешней. Элинор посмотрела на мать с добродушным скептицизмом, который частенько проскакивал на лице ее покойного отца — этакой теплой снисходительностью, от которой та оскорбилась еще больше и еще сильнее захотела доказать, что не доверяла Уиллзу с самого начала. Относительно Марианны Белл по-прежнему пребывала в убеждении, что ей не стоит возвращаться домой, где все будет напоминать о счастливых, полных надежд временах.

— Я рада, что ты так считаешь, мама, — сказала Элинор утром перед отъездом на работу, — потому что сейчас она не сдвинется с места, как бы я ее не упрашивала. Наверное, это потрясение, или его последствия. Ей со стольким предстоит смириться!

— Именно, — согласилась Белл. — Точно так я ей и сказала. Бедная моя! Не надо сейчас ее тревожить.

Белл свернула несколько газетных листов в трубочки, сложила их в очаг и добавила растопку; Томас расставил щепочки в специальном ведерке так аккуратно, словно это были свечки на именинном торте. Импульсивность Марианны нередко переходила в своеволие; она была уверена, что цель, захватившая ее воображение, несомненно оправдывает средства, и шла к этой цели самым прямым — единственным, по ее мнению — путем. Одновременно удивительно и ужасно было наблюдать за последствиями, к которым привела Марианну склонность ставить чувства на первое место — черта, отнюдь не чуждая ее матери. Белл наклонилась и подложила дров в импровизированный вигвам из щепок и газет. Марианна такой родилась — такой и останется, если не потеряет веры в себя. Сидя на корточках, Белл выпрямила спину и отряхнула золу с ладоней. Однако эта особенность дочери, решительно сказала она себе, нисколько не умаляет того факта, что она с самого начала испытывала подозрения насчет Уиллза. Да и кто бы не засомневался при виде такой бесспорной мужской красоты? Это же неестественно, невозможно — чтобы мужчина был так хорош!

В кухне зазвонил домашний телефон. Белл поднялась с пола и поспешила ответить на звонок.

— Это Мэри, — в своей обычной не самой предупредительной манере сказала Мэри Мидлтон.

— О, Мэри…

— Ужасный день.

— Ну, мне кажется…

— Ненавижу сидеть за городом в это время года. Слава богу, мальчики сейчас в школе, а Анна-Мария три дня в неделю проводит в яслях. Мы с малюткой можем ездить в Лондон. Только это меня и спасает.

Белл присела возле кухонного стола. За окном дождь монотонно колотил по маленькой асфальтированной площадке на заднем дворе, над которой были натянуты веревки для сушки белья — с них тоже капала вода.

— Я понимаю.

— Я решила, что надо вам позвонить, — продолжала Мэри. — Рассказать, что я познакомилась с вашей свояченицей. В Лондоне.

— С Фанни!

— Да, — сказала Мэри. — Ее Гарри и мой Уильям практически одного возраста. Ну и, само собой, она хозяйка Норленда.

Белл выпрямила спину.

— Действительно, — сухо согласилась она.

— Похоже, поместье чудесное.

— Так и есть.

— Ну и вот, — сказала Мэри таким тоном, будто ее вынуждали делиться сведениями, которые она сама, будь ее воля, оставила бы при себе, — в следующие выходные мы приглашены к ним. На обед. Джонно считает, вы должны знать — уж не знаю почему. Возможно, потому, что девочек тоже ждут.

— Девочек?

— Элинор, — объяснила Мэри, — и Марианну. И еще Люси и Нэнси. В общем, соберется куча молоденьких девушек. Хорошо, что и Билл там будет. Как здорово, что на него можно положиться, и что он не обижается, если его зовут разбавить компанию.

Белл зажмурила глаза и сделала глубокий вдох. Потом сказала:

— Я не уверена, что Марианна сможет поехать.

— Да? — удивилась Мэри. — Почему? Разве вечеринка — не лучшее лекарство от разбитого сердца?

— Дело не в разбитом сердце, Мэри, а в ее астме.

— Ну, не думаю, что Дэшвуды держат в Лондоне собак. У них же дом на Харли-стрит.

— Я прекрасно знаю, где в Лондоне живут мой пасынок и его жена, Мэри, большое спасибо. И, в данном случае, проблема вовсе не в собаках.

— Но я думала…

— Мэри, — начала Белл, — вы уже в курсе, каким мерзавцем оказался этот Джон Уиллоби?

На другом конце провода повисло молчание, потом Мэри сказала:

— Джон заявил, что никогда больше слова с ним не скажет, а он никогда ни о ком так не говорил.

— А что думаете вы?

Мэри ответила — уже более энергично:

— Ну, он совсем не обращал внимания на детей, когда бывал у нас. Честное слово, его, похоже, больше интересовали собаки.

— Вот видите!

— Так вы передадите Элинор…

— Передам что?

— Что Джон и Фанни, — сказала Мэри, — ждут ее на ужин в Лондоне, в эту субботу? Только не сообщайте ей, что Эдварда там не будет.

— Мэри…

— Люси сказала, что он не придет. Уж не знаю, откуда ей известно, но она, похоже, уверена. Кажется, он не ладит с матерью, или что-то в этом роде.

— Ох уж эта его мать! — вскричала Белл.

— Довольно странно, с учетом того, что ее дом — его единственное пристанище. Насколько мне известно, они ссорятся из-за того, что она хочет женить его на богатой наследнице, чтобы ее сынок не попал в лапы какой-нибудь охотницы за состоянием. Похоже, миссис Феррарс настоящий цербер.

— Но какое отношение к нашему разговору, — спросила Белл, раздраженная потоком сознания Мэри, — имеет мать Эдварда?

— О, — воскликнула Мэри, — Фанни сказала, что она тоже будет на ужине. Правда же, очень интересно? Дракон, охраняющий вход в пещеру с миллионами Феррарсов. И еще один брат Фанни. Тот, про которого пишут в газетах. Белл, я должна бежать. Мой крошка вот-вот проснется, а он очень не любит, когда мамочки в этот момент нет рядом.

— Ну конечно, — слабым голосом пролепетала Белл.

— Так вы скажете Элли? Дресс-код — элегантная классика, вечером в субботу.

— Да, — ответила Белл. — Конечно. До свидания.

Очень осторожно она положила трубку обратно на рычаг. Эдвард не придет, но будет его мать… Фанни, Джон, эти мерзкие девчонки Стил, элегантная классика… Бедная Элинор. Бедная, бедная Марианна. Ну почему все вокруг, словно сговорившись, стараются делать вид, будто ничего не случилось?

Телефон снова зазвонил, и Белл схватила трубку. Прежде чем она успела произнести хоть слово, Мэри сказала:

— Совсем забыла — Уиллз вот-вот женится.

— Что?

— Я не знаю всех деталей, слышала только, что они уже улетели в Афины. Все, убегаю, мы уже кричим во все горло!

Она дала отбой.


Сидя в гостиной, Эбигейл Дженнингс прислушивалась к переборам гитары — Марианна играла у себя в спальне. Слушать музыку, сказала она Шарлотте по телефону этим утром — роды у той задерживались на пять дней и поэтому им требовался постоянный обмен звонками с целью взаимной поддержки, — было огромным облегчением. Даже печальные медленные мелодии, которые Марианна предпочитала, были куда приятней тяжких вздохов или молчания. Слава богу, повторяла она, что Билл Брэндон без ума от нее: его попросили захватить из Делафорда гитару, когда он в следующий раз поедет в Лондон, но бедняга специально проделал такой путь, чтобы привезти инструмент. Ну и ладно, зато теперь Марианна не расстается с гитарой, а значит, может выпустить наружу хоть малую толику своих переживаний.

— Я не перестаю благодарить Господа, дорогая, — сообщила Эбигейл своей младшей дочери, — что ты никогда не оставалась с разбитым сердцем.

Шарлотта весело рассмеялась.

— Это уж точно!

— Эти девочки Дэшвуд, Чарли, конечно, лапочки, но они просто безнадежны! До того чувствительные! Собственно, чему тут удивляться — достаточно посмотреть на их мать.

— Да уж, мама.

— Марианна, — продолжала Эбигейл, — влюбилась в Уиллза, и в мгновение ока закрутила с ним роман. А теперь Элинор, с этим мальчишкой, Феррарсом…

— Вот в этом я не уверена, мама.

— Чарли, дорогая, между ними что-то серьезное. Он так загадочно себя ведет: то приезжает, то уезжает…

Шарлотта понизила голос.

— Он поступит так, как скажет мать, — с ноткой сожаления в голосе произнесла она.

— Что?

— Мама, у их семьи я не знаю сколько миллионов, просто бешеные деньги! Его отец оставил громадное наследство, так что миссис Феррарс будет очень тщательно подходить к выбору невест для своих сыновей. Им самим слова точно не дадут. А если кто-то из них вздумает ей перечить, его ждут катастрофические последствия. Элли может мечтать об Эдварде хоть до посинения, но он женится на той, кого посоветует мать. То есть на Тэсси Мортон.

— Тэсси?

— Ну да! — воскликнула Шарлотта. — По-моему, вполне логично. Богатый наследник женится на строительной принцессе. Идеальный союз! К тому же, она миленькая. Делает все, что прикажет отец. Так что если он прикажет ей выйти за Эда Феррарса, она выйдет. Не думаю, что ей хоть раз в жизни доводилось высказывать собственное мнение.

— Дорогая, — удовлетворенно хохотнула Эбигейл, — ты, похоже, знаешь все и про всех.

— В тебя пошла, — жизнерадостно поддакнула Шарлотта.

— Только подумай, — в предвкушении сказала Эбигейл, — до чего любопытно будет оказаться на званом ужине у Фанни Дэшвуд!

— Ты имеешь в виду, в субботу?

— Ну да!

— Если до субботы ребенок не появится на свет, — отрезала Шарлотта, — я тоже приеду и рожу его прямо посреди гостиной. У меня такое впечатление, что я навсегда останусь беременной.


— Он не приехал, — прошипела Люси на ухо Элинор, когда они субботним вечером вылезали из такси, — из-за меня.

Элинор, все внимание которой было сосредоточено на том, чтобы с достоинством выбраться из машины в туфлях на непривычно высоких каблуках, промолчала.

Люси поддержала ее за локоть и снова принялась шептать:

— Я имею в виду, что он сразу бы нас выдал. Ты же знаешь Эда! Он совершенно не умеет скрывать свои чувства. Один взгляд в мою сторону — и наши отношения перестали бы быть секретом.

Элинор освободила свой локоть из ее цепкой ручки и выпрямилась. Стараясь не показывать раздражения, она спросила:

— Ну и что?

— Ох, Элли, — с упреком воскликнула Люси, — ты же знаешь, что мы должны думать на десять шагов вперед!

Она окинула взглядом фасад дома, перед которым они стояли.

— Я считала, что на Харли-стрит живут одни врачи.

— Бррр, — фыркнула Нэнси в другое ухо Элинор, — не смейте при мне говорить об этих докторишках!

Люси продолжала разглядывать дом.

— Да ты сама только о них и говоришь, — пренебрежительно бросила она сестре.

— Люс, ты просто стерва!

— Лучше уж стерва, чем зануда!

— Ну да, зануда, только с кавалером, который летает на собственном самолете, а не ездит на потрепанной «Сиерре»!

— Должно же что-то компенсировать лысину и пивное брюхо!

— Меня от тебя тошнит!

— Прекратите, — не выдержала Элинор. — Прекратите сейчас же. Дом принадлежит семье. Ну, точней, в данный момент Джону. Он сдает все квартиры, кроме той, в которой они живут.

Люси снова уцепилась за ее руку.

— Неплохой побочный доход, да? Я имею в виду, для твоего брата.

Элинор не стала отвечать. Она смотрела, как у тротуара остановилось второе такси, и Билл Брэндон с сэром Джоном Мидлтоном, под наблюдением Марианны и Мэри, попытались извлечь из него миссис Дженнингс. Люси сжала руку Элинор, чтобы снова привлечь ее внимание, и прошептала:

— Помоги мне, Элли!

— Ты о чем?

Лицо Люси было так близко, что они едва не соприкасались щеками.

— Я ужасно боюсь. Просто словами не описать. Я вот-вот встречусь с матерью Эдварда, а его нет рядом, чтобы меня поддержать, и при этом все наше будущее зависит от того, какое мнение она обо мне составит. Без твоей поддержки я этого просто не вынесу — ни за что! Я знаю, что ты должна присматривать за сестрой, но прошу, не бросай меня! Пожалуйста! — Она запустила ногти глубоко в ладонь Элинор. — Понимаешь, Элли, ты единственный здравомыслящий человек, который все знает.


— Добрый вечер, — бросила миссис Феррарс, не глядя на Элинор, — только я понятия не имею, кто из вас кто. Я уже сказала Фанни, что она пригласила слишком много девчонок, а мне недосуг запоминать ваши имена. Так что можете на это не рассчитывать.

— Мы и не рассчитываем, — громко ответила Марианна, стоявшая за спиной у сестры.

Миссис Феррарс сделала вид, что не слышит. Это была миниатюрная надменная женщина в темном дорогом платье; ее руки, унизанными бриллиантовыми перстнями, напоминали скрюченные птичьи лапки.

— Мы свояченицы Фанни, — подсказала Элинор.

Миссис Феррарс фыркнула.

Элинор предостерегающим жестом положила ладонь Марианне на плечо.

— Мы выросли в Норленде. И знакомы с Гарри, — сказала она.

Миссис Феррарс продолжала смотреть мимо них.

— Гарри мой внук.

— Да-да, мы знаем.

Острым взглядом своих маленьких, темных, как ягоды смородины, глаз миссис Феррарс обежала всех, кто находился в комнате, кроме них.

— Гарри унаследует Норленд, — громко объявила она.

— Это мы тоже знаем.

— И нам все равно, — сказала Марианна. — Если вас это волнует.

Миссис Феррарс выпрямила спину.

— Где Фанни? — спросила она.

— Здесь, мама, — откликнулась та, мгновенно материализовавшись у матери из-за спины. Вместо приветствия Фанни наградила Марианну с Элинор пренебрежительной ухмылкой.

— Очень мило, что вы смогли приехать.

Она подхватила миссис Феррарс под руку; Элинор невольно обратила внимание, что руки у Фанни точь-в-точь такие, как у матери, только моложе.

— Мама, думаю, Элли с Марианной нас извинят, но мне надо познакомить тебя с нашими очаровательными новыми знакомыми. Милейшие девушки. Гарри от них в полном восторге.

— Девушки? — скорчив гримасу, пробормотала миссис Феррарс.

Фанни одарила Марианну и Элинор новой безжалостной улыбкой.

— Да, мама, девушки. Приятнейшие. Мы с Мэри их просто обожаем. Да ты ведь и сама любишь молодежь.

Миссис Феррарс поглядела на дочь и опять фыркнула.

— Я?

Фанни игриво хихикнула.

— О, сестры Стил тебе понравятся! — Она скользнула презрительным взглядом по родственницам мужа. — Ужин скоро подадут, — бросила Фанни, как будто они явились исключительно ради еды. — Фуршет, поскольку народу слишком много, но всё из «Оттоленги». Правда, у них великолепная кухня?


— Боже, — вздохнула Марианна, почти не стараясь понизить голос, — какой ужас! Самый длинный и скучный ужин в моей жизни. А так украшать блюда ради фуршета, по-моему, это чистая показуха, особенно когда гости даже не сидят за столом, а топчутся вокруг с тарелками и вилками. Кстати, кто бы мог подумать, что люди, вроде бы получившие лучшее в стране образование, окажутся такими скучными и заурядными?

— Шшш, — автоматически одернула сестру Элинор.

— Машины и политика — это все, о чем говорят мужчины. А женщины вообще обсуждают какую-то чушь.

Элинор склонилась к сестре.

— Эм, тебя могут услышать.

Марианна слегка вздернула подбородок.

— Мне все равно, если меня услышат. Зачем мы здесь? Почему нам надо общаться с…

— Джон и Фанни, — твердо произнесла Элинор, — наша семья. Мы обязаны были прийти.

— И с чего это Фанни так носится с сестричками Стил? Только посмотри, какая теплая компания: она со своей мамашей и с твоей подругой Люси.

— Люси мне не подруга.

Марианна с лукавой улыбкой покосилась на сестру.

Она считает по-другому.

Элинор грустно сказала:

— Такие вещи обычно говорит Магз.

— Не надо! Не надо, прошу. Я так скучаю по Магз! Я скучаю…

Внезапно дверь гостиной распахнулась: на пороге стоял Гарри в пижаме и с выражением упрямого недовольства на лице.

— О! — немедленно вскричала Мэри Мидлтон. — Человек-паук! Смотрите, у него человек-паук! Мой Уильям просто обожает свою пижаму с человеком-пауком!

Фанни, желая продемонстрировать, что ее материнское рвение не уступает энтузиазму Мэри, кинулась к сыну и присела возле него на корточки.

— О, мой котенок…

Но тут Гарри закричал:

— Не хочу ложиться!

Фанни попыталась успокоить ребенка, обняв его и прижав к себе, но он немедленно высвободился из ее объятий.

— Пусти! Пусти меня!

— Ну же, Гарри, милый, ты ведь уже большой мальчик…

— Да-да, большой. Хотя, конечно, не такой высокий, как Уильям, — говоря в пространство, заметила Мэри Мидлтон.

Фанни обернулась к ней — у нее на лице застыла напряженная улыбка.

— Если вы присмотритесь, то поймете, что Гарри значительно выше.

Гарри заметил стоявших неподалеку теток.

— Элли! — крикнул он. — Элли, Элли, Элли…

Элинор, улыбаясь, подошла к мальчику и склонилась над ним.

— Привет, Гарри.

Он заявил:

— Я не хочу спать в этой кровати. Хочу мою кроватку.

— А может, я тебе немного почитаю?

— Вообще-то, — сказала Мэри, обращаясь к Фанни, — рост Уильяма находится на верхней границе для его возраста, в то время как Гарри…

…гораздо его выше, — жизнерадостным тоном провозгласила Фанни, повернувшись к сыну.

Но Мэри не была намерена уступать. Она посмотрела на Элинор, склонившуюся над Гарри, и спокойно произнесла:

— Пусть Элинор нам скажет. Она знает обоих мальчиков. И видит Уильяма как минимум раз в неделю.

Настойчивый вопрошающий взгляд Фанни уперся в лицо Элинор.

— Ну?

В гостиной повисла тревожная пауза. Элинор взяла Гарри за руку, и он не стал выдергивать ее, хотя до этого не позволил матери обнять себя. Гости переглядывались между собой. Стоявшая с краю Люси Стил, мнения которой никто не спрашивал, начала уверять всех, что оба мальчика настоящие богатыри и выглядят гораздо старше своих лет. Но никто не откликнулся на ее слова — даже миссис Феррарс, вставшая по другую руку от Гарри, словно готовясь защищать его от чьих-то нападок.

— Ну? — беспощадно повторила Фанни, глядя на Элинор.

Элинор сжала ручку Гарри в своей ладони.

— Ты мой племянник, — сказала она ему, — и я тебя люблю. Я уверена, что через год ты станешь таким же высоким, как Уильям, а когда вы оба вырастете, ты, скорее всего, будешь выше, потому что у твоего отца рост больше, чем у его. Так что тебе надо есть полезную еду, а не всякую гадость, и спокойно ждать.

Гарри кивнул. Ее вердикт, похоже, его нисколько не обидел.

— Ну спасибо, — саркастически пробормотала Фанни в сторону Элинор.

— Очень жаль, — сказала миссис Феррарс, — что она неспособна проявить лояльность хотя бы к членам собственной семьи, тебе не кажется?

— У меня спросили моего мнения, и я его высказала, — ответила Элинор, выпрямляясь.

Гарри, глядя на тетку, внезапно сказал:

— Я не обижаюсь. Все равно я лучше играю в футбол.

— Спасибо тебе.

По-прежнему держа Элинор за руку, Гарри попросил:

— А ты можешь пойти со мной и что-нибудь мне нарисовать?

Фанни уничижительно ухмыльнулась.

— Нарисовать!

Миссис Феррарс окинула Элинор враждебным взглядом.

— Ты рисуешь? — тоном обвинителя поинтересовалась она.

— Да, — ответила Элинор. — Немного. Вообще-то я изучаю архитектуру.

Миссис Феррарс и Фанни переглянулись.

— О, архитектуру…

— Никакого сравнения, — сказала Фанни матери, — с настоящей живописью. Сплошные чертежи по линейке. И вся жизнь у нее такая же.

Миссис Феррарс наградила Элинор ледяной улыбкой.

— Полная противоположность Тэсси Мортон.

— О да, мама, между ними нет ничего общего. Только вспомни Тэсси: ее божественные картины с цветами…

— И стрекозами…

— Да-да, стрекозы! И те дивные ягоды, осенние — кажется, бузина или что-то в этом роде…

— Я считаю Тэсси, — заявила миссис Феррарс, — настоящей художницей. У нее талант!

— У Элинор тоже! — с другого конца комнаты выкрикнула Марианна.

Все, кто был в гостиной, замолчали и, обернувшись, посмотрели на нее.

— Что-что? — угрожающе переспросила Фанни.

— Я не знаю, кто такая эта Тэсси, — сказала Марианна, — и знать не хочу. И всякие акварели на ботанические темы меня тоже не интересуют. Но Элли рисует просто волшебно. Она может нарисовать что угодно. Гарри правильно сделал, что попросил ее что-нибудь ему нарисовать. Вы удивитесь, когда увидите, как у нее получается.

Элинор стояла, сжимая руку Гарри в своей и устремив взгляд в пол. Подумать только, во что вылился этот званый ужин!

— Кто она такая? — спросила миссис Феррарс, обращаясь к дочери.

— Мама, я вас уже знакомила. Это единокровная сестра Джона, одна из троих.

— А-а, — с презрением бросила миссис Феррарс, — эти!

Она ухмыльнулась.

— Ни копейки денег и, похоже, ни капли здравого смысла.

Марианна гневно вскрикнула, протолкнулась вперед и крепко обняла потрясенную Элинор.

— Не слушай их, Элли! Не обращай на них внимания. Они просто недалекие, корыстные…

— Тише! — в отчаянии пробормотала Элинор, пытаясь высвободиться из ее объятий и одновременно зажимая свободной рукой сестре рот. — Я в порядке, ничего страшного…

— Она что, плачет? — спросил Гарри.

Марианна закивала головой, отпуская Элинор и закрыв лицо ладонями.

— Да, плачет, — в полном отчаянии ответила Элинор.

— Почему бы тебе, — чеканя слова, сказала Фанни, — не отвести Гарри в кровать и не попытаться заодно успокоить Марианну? Какая отвратительная сцена! И до чего неуместная. Джон всегда говорил, что она истеричка.

Свободной рукой Элинор обхватила Марианну за плечи.

— Пойдем, Эм.

Внезапно рядом с ними возник Билл Брэндон: взгляд, которым он смотрел на Марианну, полностью выдавал обуревавшие его чувства.

— Могу я… могу я чем-нибудь помочь? Может…

Элинор ответила ему слабой улыбкой.

— Я должна увести их с Гарри и попытаться успокоить.

Я-то не плачу, — заметил малыш.

— Нет, слава богу.

— Если вам понадобится помощь, то…

Элинор развернулась к нему, по-прежнему держа за руку племянника и обнимая сестру; краем глаза она заметила, как на другом конце комнаты сэр Джон что-то оживленно обсуждает с Люси Стил — взгляды обоих были направлены на входную дверь. Обращаясь к Биллу Брэндону, Элинор сказала:

— Ну, раз уж вы вызвались помочь, можете убить кое-кого ради меня, — но увидев, что Билл от волнения не заметил иронию в ее словах и совсем растерялся, постаралась придать голосу легкость и объяснила:

— Шучу.


— Прости, дорогая, — сказала миссис Дженнингс, заглядывая в ванную, — но у нас Люси.

Элинор в этот момент умывалась: она выпрямилась над раковиной и посмотрела на Эбигейл в зеркало, промокая полотенцем лицо.

— Что?

— Люси здесь, дорогая. Но я ее не звала. Честное слово. Она явилась без приглашения, вся такая напомаженная, даже не позвонив. Говорит, что хочет видеть тебя. А как Марианна?

— Спит. Что удивительно, с учетом произошедшего.

— Очень рада это слышать. Бедняжка, она такая эмоциональная.

Элинор отложила полотенце.

— Марианна защищала меня.

— Знаю, дорогая. Очень мужественно с ее стороны. Хотя вечер, конечно, был испорчен. Так что же мне делать с Люси?

Элинор вздохнула. Она собрала волосы в небрежный конский хвост и стянула его резинкой.

— Наверное, придется выйти к ней.

Миссис Дженнингс показала рукой на ее пижамные штаны и серую футболку.

— В таком виде?

— Знаете, миссис Джей, я не собираюсь наряжаться ради Люси.

Миссис Дженнингс заговорщицки улыбнулась.

— О да, дорогая, я понимаю. Пойду сварю вам кофе.

Элинор обернулась и посмотрела на нее.

— Большое вам спасибо, но, если честно, я не хочу, чтобы она задерживалась.

— Так-так…

— Сами знаете, мне надо возвращаться в Девон и я…

Миссис Дженнингс остановила ее, подняв вверх ладонь.

— Ты никуда не поедешь в пижаме и без завтрака. Ты и так бледная, как привидение. Кстати, о бледности: ты обратила внимание, как выглядел Билл прошлым вечером, когда Марианна…

— Да, — коротко ответила Элинор.

— Ладно, — сказала миссис Дженнингс. — Ладно. Мне не следует соваться не в свое дело. Шарлотта постоянно мне об этом твердит. Вот с ней можно болтать о чем угодно. Что ж, Элинор, дорогая, твое дело сейчас — это явиться в гостиную при полном параде, с макияжем и в каких-нибудь модных туфлях. Так что вперед и покончим с этим, договорились?


— Элли! — вскричала Люси, вскакивая с дивана.

На ней были джинсы в обтяжку и туфельки на шпильках; длинные шелковистые локоны ниспадали на плечи.

Она схватила Элинор за запястья.

— Правда, было здорово?

— Здорово?

— Прошлым вечером! Все прошло на ура, да? Она была со мной так мила! Боже, Элли, ты не заболела? Ты выглядишь… выглядишь…

— Ужасно?

— Ну… не то чтобы… я не хотела… Ты что, всю ночь просидела с сестрой?

Элинор попыталась освободиться от ее рук.

— С Марианной все в порядке, спасибо.

— Я просто подумала… — начала было Люси.

Элинор в упор поглядела на нее.

— У нее все хорошо, — сказала она. — Марианна спит.

Люси сделала медленный глубокий вдох и, с подчеркнутой любезностью, произнесла:

— Я очень рада.

— Да. Хорошо.

— Элли?

— Что?

— Правда, она прекрасно отнеслась ко мне вчера?

Элинор была не в том настроении, чтобы церемониться.

— Кто? — спросила она.

Люси, слегка качнувшись на каблуках, опустилась обратно на диван.

— Мать Эдварда, кто же еще.

— Мать Эдварда?

Люси наклонила голову, так что локоны закрыли ее лицо.

— Мы так славно с ней пообщались! Она столько времени мне уделила — и Нэнси тоже. И твоя свояченица о нас все время заботилась — Фанни, я в нее просто влюбилась! Ты видела ее туфли?

Элинор уселась в кресло напротив и, подавшись вперед, сказала:

— Люси…

— Что?

— Люси, — повторила она, — их любезность не имела под собой никаких особых оснований. Я не понимаю, чему ты радуешься: они же не знают про вас с Эдом — так ведь? — и отнеслись к тебе хорошо вовсе не по этой причине.

Люси отбросила волосы назад.

— Я знала, что ты так скажешь!

— Это же очевидно! — обороняясь, воскликнула Элинор.

Люси склонилась к ней.

— Элли, послушай. Я понимаю, что ты мне немного завидуешь, потому что для меня все складывается наилучшим образом, но они и правда меня полюбили. Я в этом уверена. Так что не старайся испортить мне настроение; я знаю, что понравилась им. А я от них просто в восторге! Почему ты не рассказывала, какая замечательная у тебя свояченица?

Элинор ничего не ответила. Люси вгляделась в ее лицо.

— У тебя что, похмелье?

— Нет, — сквозь стиснутые зубы прошипела Элинор.

Люси соскользнула с дивана и опустилась на колени перед ней. Потом попыталась взять Элинор за руку.

— Элли, ты потрясающая подруга. Даже не знаю, чем я заслужила такую новую, замечательную, лучшую подружку, как ты. После Эда ты для меня самый главный на земле человек, честное слово, хоть мы и знакомы каких-то несколько месяцев.

— Прошу тебя, встань.

Люси протянула руку, словно собиралась провести ладонью ей по лбу.

— Не надо, — остановила Элинор. — Нет.

Люси вздохнула. Она поднялась на ноги — не без труда, с учетом высоких каблуков.

— Бедненькая моя, — сказала она. — Ты такая милая, и все равно совершенно одна. Представляю, как тебе тяжело видеть перед собой девушку вроде меня, перед которой открывается блестящее будущее, да еще и с новыми друзьями, такими как Фанни. Надеюсь, ты передашь Фанни, что я считаю ее восхитительной.

Элинор молча смотрела на ковер под своими босыми ногами.

— Я знаю, что понравилась ей, — повторила Люси, все еще стоя над Элинор. — Тут невозможно ошибиться. И матери Эдварда тоже. Я-то думала, меня ждет ледяной прием — все говорили, у нее репутация настоящего чудовища…

Внезапно она замолчала.

— Что это? Звонят в дверь?

— Возможно.

— И кто это может быть?

Элинор подняла голову.

— Понятия не имею. Наверное, кто-то из друзей миссис Джей. Билл, например.

— О, ну конечно, — многозначительно сказала Люси, — Билл пришел узнать, как дела у Марианны.

Дверь в гостиную распахнулась: на пороге стояла миссис Дженнингс с подносом в руках, а за ее спиной, растрепанный и не выспавшийся настолько же, насколько Элинор — хотя той лучше удавалось это скрыть, — возвышался Эдвард Феррарс.

— Ну вот! — провозгласила миссис Дженнингс. — Одна одетая девушка, одна раздетая, один молодой человек и три чашки кофе!

Она вошла в комнату и поставила поднос на низенький стеклянный столик возле телевизора. Ни Люси, ни Элинор не проронили ни слова. Эдвард застыл в дверях, разглядывая потолок.

Миссис Дженнингс выпрямилась и обвела всех троих взглядом.

— Да что с вами такое? Вы что, не знакомы?

Элинор сглотнула.

— Да, конечно, просто я не ожидала… мы не знали… — Она запнулась и повернулась к Люси. Но та внимательно рассматривала что-то в окне, замерев в дурацкой позе фотомодели со слегка приоткрытым ртом. Элинор, прижатая к стенке, была вынуждена первой обратиться к Эдварду:

— Привет, Эд.

В ответ он хрипло буркнул нечто нечленораздельное. Миссис Дженнингс направилась обратно к дверям.

— Понятия не имею, что тут у вас происходит. У моей Шарлотты что на уме, то и на языке, так что со скрытностью мне никогда, слава богу, иметь дел не приходилось. Я буду у себя в спальне, мне надо сделать парочку звонков. Это на случай, если я понадоблюсь. Или, — она посмотрела на Элинор, — вам нужен переводчик?

Элинор слабым голосом сказала:

— Спасибо за кофе.

Миссис Дженнингс подтолкнула Эдварда к центру гостиной и вышла за дверь, со стуком захлопнув ее у себя за спиной.

Элинор взяла с подноса чашку и протянула Люси.

— Кофе?

Люси хихикнула, но так ничего и не сказала. Приняв чашку, она снова уселась на диван и уставилась на свой кофе. Элинор перевела взгляд на Эдварда.

— Кофе, Эд?

— Спасибо, — сказал он, не двигаясь с места.

Она подала ему чашку, развернув ее ручкой вперед, чтобы их пальцы не соприкоснулись. В этот момент Люси подняла голову; хотя поза ее и не изменилась, взгляд был очень внимательный.

— Как у тебя дела? — вновь нарушив молчание, спросила Элинор.

Он взял чашку и сжал ее в ладонях.

— Спасибо. Хорошо.

Элинор выждала мгновение. Ощущение неловкости, повисшее между ними, было почти осязаемым; внезапно она осознала, что стоит посреди комнаты босиком, в пижаме и с неприбранной головой. Раздраженная неспособностью Эдварда поддержать беседу и нежеланием Люси вмешиваться, Элинор преувеличенно громко сказала:

— Ладно, раз ты сам не спрашиваешь, я тебе скажу: у мамы все в порядке, у Магз тоже, Марианна держится молодцом, а я уезжаю в Девон. Как только оденусь.

Эдвард отпил кофе из чашки. Казалось, он не решается заговорить ни с одной из них. Поколебавшись, он все-таки пробормотал:

— Я… я очень рад, что Марианне лучше.

— Она расстроена, — кивнула Элинор, — но не убита. Абсолютно точно.

Он изобразил на лице улыбку.

— Замечательно.

Элинор посмотрела на Люси. Та сидела, вся подобравшись, но по-прежнему не спешила вступить в разговор.

— С тобой все нормально? — спросила Элинор.

Люси, улыбаясь, кивнула.

— О да, спасибо.

— Ладно, — сказала Элинор, отставляя чашку, — вы двое не виделись уже сто лет. Я, пожалуй, схожу посмотрю, не проснулась ли Марианна.

— Пожалуйста… — воскликнул Эдвард.

— Пожалуйста — что?

Он скользнул за спинку кресла.

— Пожалуйста, проверь, может, она уже не спит — закончил он. — Я… был бы очень рад с ней повидаться.

Элинор уже направлялась к дверям. Не сводя с Эдварда глаз, Люси сказала:

— Я тоже.


— Эд здесь? — вскричала Марианна, подпрыгнув в кровати. — Здесь? В квартире миссис Дженнингс?

— Да. Он хочет тебя видеть.

Марианна принялась шарить под кроватью, свесив голову вниз, в поисках тапочек.

— Просто фантастика! Боже, какое счастье! Человеческое существо после нескольких недель среди монстров. Ты не видишь, где второй?

— Тапочки тебе не понадобятся, — сказала Элинор. — Люси здесь.

Марианна рывком выпрямилась и отбросила волосы с лица.

— Люси?

— Да.

— А она что здесь делает?

— Я… я не знаю. Просто пришла.

Марианна отбросила одеяло и встала.

— Довольно жестоко с твоей стороны, Элли, оставлять его с ней наедине, — ухмыляясь, заметила она.

— Ну, насколько мне известно, они с ним немного знакомы…

— Никто в здравом уме не согласится развлекать беседой сестричек Стил — если только под дулом пистолета. Надо бежать к нему на помощь.

— Ты разве не хочешь причесаться?

Марианна окинула сестру взглядом.

— А ты?

— Миссис Дженнингс ворвалась ко мне, прежде чем я успела.

— Ну а ты ворвалась ко мне, прежде чем я успела. Бедолага Эд!

Она распахнула дверь спальни и бегом бросилась по коридору; Элинор побрела следом за ней.

— Эд, — крикнула Марианна, с разбегу бросаясь к нему на шею. — О Эд, до чего я рада тебя видеть!

Эдвард, так и не покинувший своего укрытия за спинкой кресла, обнял ее с не меньшим энтузиазмом — разве что чашка с кофе в его руках оказалась немного некстати.

— Привет, Эм, привет, привет!

— Мы просто мечтали повидаться с тобой! Конечно, Элли в первую очередь, но и я тоже! Нам обеим было необходимо увидеть хоть одного нормального человека, хоть кого-то из дома.

Он слегка отстранился, чтобы лучше ее рассмотреть.

— Ты ужасно похудела, Эм.

— О, — сказала она, отбрасывая назад волосы, — это неважно. У меня все хорошо. Честно. Зато Элли просто красавица. Правда, она великолепно выглядит? Так всегда, когда она довольна.

Элинор заметила, как внимательное выражение на личике Люси сменилось неприкрытой злобой. Она попыталась подыскать слова, чтобы немного сгладить ситуацию, но у нее ничего не вышло.

Глядя на Марианну, Эдвард спросил:

— Ну как вы тут? В Лондоне?

Она покачала головой. Потом шепнула тихонько:

— Ты слышал, что произошло?

— Да, — расстроенно произнес он. — Слышал.

— А вчера, — сказала Марианна, ежась от воспоминаний о том, какой ужасный вечер им пришлось пережить, — мы были на этом семейном сборище, которое созвала — уж прости, Эдвард, — твоя сестра, и это было ну просто невыносимо. Почему ты не пришел? С тобой было бы гораздо легче.

Он слегка отступил назад. Потом пробормотал себе под нос:

— Я… я не смог.

— Почему?

— Ну, я кое-кому пообещал…

— А Эдвард, — внезапно резким голосом вмешалась Люси, — не похож на тех парней, с которыми общаешься ты, Марианна. Он умеет держать слово. Правда, Эд?

Марианна уставилась на нее.

— Я знаю, что Эдвард держит свое слово, — удивленная, сказала она. — Если он что-то обещал, то обязательно сделает. Я не сомневаюсь. Но что ты имела в виду?

Руки Элинор непроизвольно сжались в кулаки. Она отвернулась. Одно дело — недолюбливать Люси Стил или не доверять ей, и совсем другое — едва не наброситься на нее с кулаками.

Эдвард поставил чашку на журнальный стол.

— Мне очень жаль, Эм, но я должен бежать, — с искренней теплотой сказал он.

Она в ответ лишь рассмеялась.

— Но ведь ты только что пришел!

— Я просто хотел… хотел узнать, как у вас дела.

— У меня все хорошо. И будет еще лучше. А она, — Марианна махнула рукой в сторону Элинор, — самая лучшая на свете девушка и сестра. Как тебе наверняка известно.

Тут она привстала на цыпочки и прошептала ему прямо в ухо:

— Наверняка Люси скоро уйдет. Останься и поболтай с нами.

Эдвард улыбнулся, но покачал головой.

— Прости, Эм. Мне надо идти.

Он бросил короткий взгляд в сторону Люси и Элинор, повторив:

— Извините.

Элинор ничего не сказала. От гнева на Люси и разочарования в Эдварде в горле у нее стоял ком, который никак не удавалось проглотить. Она так и не посмотрела ему вслед, хотя отчетливо слышала, как Эдвард вышел из комнаты, коротко попрощался в коридоре с миссис Дженнингс и захлопнул за собой входную дверь. И тут, словно издалека, до нее донесся голос Люси, спешно произнесшей:

— Мне тоже пора.

Вздрогнув, она снова пришла в себя. Марианна, обойдя Люси, уселась на диван и принялась сосредоточенно разглядывать ногти у себя на руках.

— О, — только и смогла ответить Элинор.

Люси уже шла к двери. Чашку она поставила на столик, рядом с чашкой Эдварда.

— У меня весь день расписан, а ведь я вчера так поздно легла! — Она поглядела на Элинор. — Ты, — сказала Люси с напыщенной театральной интонацией, — самый надежный друг на свете. Для меня это очень ценно.

Входная дверь хлопнула во второй раз. Марианна тут же подскочила с дивана.

— Так, Элли, признавайся. Зачем она приходила?

— Понятия не имею.

— Для чего она явилась, Элли? И как тут оказался Эд?

Элинор смотрела в окно.

— Они знакомы уже много лет, — сказала она.

— И?

— И все.

Марианна направилась к дверям.

— Ладно, можешь мне не говорить. Только не рассчитывай, что я стану играть в эти ваши игры. Ты не видела его тысячу лет, и вдруг на тебе, она оказывается здесь одновременно с ним. Хочешь сказать, это случайность?

Элинор попыталась было ответить, но Марианна подняла вверх ладонь, заставляя сестру замолчать.

— Не надо морочить мне голову, Элли. Между ними что-то происходит, и это тебе неприятно, но ты не хочешь ничего говорить. Ладно, Элинор Дэшвуд, я не в обиде, только не надо делать вид, будто я выдумываю!

Выпалив эту гневную тираду, Марианна бросилась прочь из гостиной, оставив Элинор в одиночестве смотреть на небо.

5

Сэр Джон с громким стуком опустил тяжелую бутылку на кухонный стол в доме Белл. Не ожидавшая его визита и не готовая к приему гостей, Белл воззрилась на него с изумлением.

— Шампанское!

Он улыбался во весь рот.

— Именно! Шампанское. Мы сегодня празднуем!

— Но, — заметила Белл, — еще же только вторник…

Сэр Джон оперся руками о стол, так что бутылка оказалась между его ладоней, и наклонился к ней.

— Давайте-ка выпьем за Шарлотту. Она родила! У Томми Палмера появился сын и наследник.

Белл радостно улыбнулась в ответ.

— Я просто счастлива!

— Настоящий богатырь, — восторженно воскликнул сэр Джон, — больше девяти фунтов. Тяжелей, чем все наши. Мэри уже на пути в Лондон. Представляю, как теща сейчас раздает команды в родильном отделении. Чудесная новость, правда?

— Восхитительная! Восхитительная. Жаль, что девочки еще не приехали из Эксетера. Маргарет после уроков посещает какой-то школьный клуб.

— Тогда, — сказал сэр Джон, поднимая бутылку, — мы с вами разопьем ее на двоих. Несите бокалы!

— Но я еще не растопила камин…

— Я сам растоплю. Ну же, Белл, раз нам выпало отметить это событие вдвоем, мы это сделаем! Эби по телефону сказала, что пока у Чарли шли схватки, Томми был вне себя от беспокойства, но стоило ребенку появиться на свет, он тут же опять стал собой и заявил, что бедный младенец — вылитый Черчилль. Эби говорит, что он совершенно невыносим — как обычно, и что малыш похож на него как две капли воды.

Он принялся ходить по кухне, распахивая дверцы шкафов.

— Бокалы! Где у тебя бокалы?

— Здесь, — сказала Белл. — Но у меня нет специальных бокалов для шампанского.

— Нет бокалов для шампанского? — с притворным возмущением вскричал сэр Джон, а потом игриво толкнул ее локтем. — Между нами, Белл, я сейчас с радостью выпью даже из банки для варенья!


— Я не поеду, — отрезала Элинор.

Она сидела в постели в старом отцовском кардигане, натянув рукава почти до пальцев, и пила из кружки чай. На другом конце кровати примостилась Белл, по-прежнему одетая и слегка раскрасневшаяся от выпитого шампанского. Она пыталась уговорить сэра Джона остаться на ужин, но он заявил, что завтра рано утром улетает в Португалию по делам фабрики и должен еще успеть собраться. Его «Рендж Ровер» с ревом скрылся в темноте, оставив Белл — немного навеселе и с легкой икотой — дожидаться возвращения из Эксетера Маргарет и Элинор.

Белл тяжело вздохнула, глядя на дочь.

— Дорогая, я знаю, что ты очень устала кататься в Лондон и обратно. Но Джон — и Фанни, надо думать, тоже — пригласил вас с ними на концерт, а Марианна не пойдет, если ты не приедешь. К тому же, ты могла бы навестить Шарлотту и ее младенца. Правда ведь?

Глаза у Элинор слипались.

— Я езжу туда каждые выходные уже целую вечность.

— Я знаю.

— Добираться ужасно долго. А по вечерам в воскресенье еще и тоскливо.

— Элли, милая! Даю тебе слово — это в последний раз. По-моему, Марианне пора возвращаться домой.

Элинор вздернула голову.

— Пора что?

— Ну, — осторожно заговорила Белл, — когда-нибудь ей все равно придется вернуться к нормальной жизни. Может, ты думаешь, что я потеряла счет времени, но я помню, что мы приехали сюда больше полугода назад, а она до сих пор просто плывет по течению и понятия не имеет, чем хотела бы дальше заняться.

Элинор заметила:

— Я пыталась с ней поговорить.

— О, дорогая, я не сомневаюсь…

Элинор поставила кружку на стопку книг возле кровати.

— Значит, ты считаешь, что возвращение домой пойдет ей на пользу? — спросила она. — Поможет сосредоточиться на будущем?

— В любом случае, это необходимо, — сказала Белл. — Мы не можем больше злоупотреблять гостеприимством Эбигейл…

— Ну, миссис Дженнингс только рада. Марианна заменяет ей ее дочек.

— И все же…

Элинор потерла глаза и зевнула.

— Значит, ты хочешь, чтобы я опять тащилась в Лондон ради какого-то концерта…

— Понимаешь, — перебила ее Белл, — мне кажется, что Джон пытается загладить свою вину. Ну, и Фанни тоже. Он, конечно, ничего такого не сказал, но, по-моему, он чувствует, что они не очень-то поддерживали нас в ситуации с Марианной, — видимо, именно по этой причине он подумал, что ты могла бы остановиться у них на Харли-стрит. По крайней мере, так он сказал по телефону.

— Мне совсем не хочется ехать на Харли-стрит.

— Элли, дорогая, Джон — член семьи.

— Знаешь, — сказала Элинор, сползая вниз, под одеяло, — у меня совсем нет сил.

Белл наклонилась к дочери и похлопала по одеялу где-то в районе ее живота.

— Всего один уикенд, дорогая. Будь полюбезней с Джоном и постарайся убедить Марианну вернуться домой. Заодно сможешь повидаться со своей подружкой Люси…

— Терпеть не могу Люси, — буркнула Элинор.

— О, я думала…

Элинор развернулась лицом к стене.

— Да, как и все, — сказала она. — Все думают так, как удобнее им. Сейчас тебе удобнее считать, что я не против погостить у Джона с Фанни и уговорить Марианну больше не разыгрывать мелодрамы и всерьез задуматься о собственном будущем.

Мгновение обе молчали. Потом Белл встала с кровати. Элинор думала, что мать направится к двери, но та стояла на месте.

— Я буду очень тебе признательна, дорогая, — нетвердым голосом сказала она.

Элинор уставилась в стену. Как лучше поступить: сказать, что она больше не будет следовать ничьим указам, потому что ее покладистостью стали слишком злоупотреблять? Или остаться прежней послушной, надежной и терпеливой Элинор, которая никогда не ставит свои интересы на первое место, потому что — надо смотреть правде в глаза — ничем этого не заслужила?

Она перевернулась на спину и посмотрела на мать. Белл сложила ладони в молитвенном жесте.

— Только один уикенд, — мрачно произнесла Элинор. — Последний.


Концерт должен был состояться в специально переоборудованной церкви в Челси. Элинор оказалась среди ухоженных и дорого одетых людей, которые, как она заметила, делились на настоящих поклонников музыки и тех, кому нравилось выглядеть таковыми. Фанни, вне всякого сомнения, относилась ко второй категории: большую часть времени она крутилась на своем стуле, высматривая знакомых, с которыми могла бы переброситься парой слов в антракте. Марианна молча изучала программу и отвлеклась лишь раз, чтобы сказать Элинор:

— Вторая симфония Рахманинова, какое чудо! Кажется, я могу слушать ее бесконечно.

Фанни негромко вскрикнула:

— Бог мой, там же Роберт! И как только он тут оказался? Классическая музыка совершенно не в его вкусе. — Она привстала со стула и яростно замахала программкой.

— Робби! Робби! Сюда!

Изящный молодой мужчина в модном облегающим костюме, сидевший от них через несколько рядов, рассеянно обвел публику взглядом.

— Робби! — снова закричала Фанни. — Сюда! Мы здесь!

Мужчина — тот самый, с фотографии в воскресной газете, которую показала ей миссис Дженнингс, — протиснулся к ним и театрально приложился губами к щеке сестры.

— Рад тебя видеть, старшенькая!

— А это Элинор, — без особого энтузиазма сказала Фанни. — Ну, ты знаешь. Единокровная сестра Джонни. Точнее, одна из сестер.

— О, — воскликнул Роберт, закатывая глаза, — так мы с вами почти родственники!

— В каком-то смысле.

— И вы, — с нажимом произнес он, — также знакомы с заблудшей овцой нашего семейства, Эдвардом, не правда ли?

— Совсем немного, — отрезала Фанни.

— Видите ли, — сказал Роберт, одергивая манжеты рубашки, — я всегда говорил — правда же, сестричка, — что маме с папой надо было проявить здравый смысл в отношении Эдварда и отправить его в Вестминстер, как меня, — тогда никаких неприятностей бы не произошло. Ты же согласна, Фанни? А его зачем-то услали на эти курсы в Портсмут…

— Плимут, — поправила та.

— Неважно — ничего хорошего из этого все равно не вышло. Он совершенно отбился от рук. И продолжает бунтовать до сих пор. До чего противный мальчишка!

Джон Дэшвуд, заметив, наконец, Роберта, подошел поздороваться с ним. Марианна подняла глаза от программки, увидела еще одного незнакомца, не заслуживающего — как, впрочем, и все остальные — ее внимания, и снова углубилась в чтение.

— Привет, старичок, — тепло приветствовал Роберта Джон Дэшвуд. — Не ожидал встретить тебя здесь.

Роберт Феррарс подмигнул Элинор.

— Согласен, мероприятие не в моем вкусе. Зачем сидеть молча и слушать, когда можно говорить, — я так считаю! — Он перевел взгляд на сестру.

— Помнишь Сисси Эллиот? Так вот, теперь она леди Эллиот, дорогуша, поскольку он таки дослужился до титула! Смех, да и только. В принципе, я сейчас должен быть у нее, помогать с вечеринкой. «Робби, — сказала она, — не представляю, как мы сможем затолкать двести человек гостей в комнату размером с холодильник?» А я ответил: «Мышка-малышка, предоставь это мне — диваны на балкон, накрываем пленкой, распахиваем двери столовой и готово, у нас куча места в квартире, а курильщикам даже есть где присесть на свежем воздухе». Она была в восторге. Правда, мне еще придется выслушать от нее массу нелестных замечаний — на праздник-то я не пришел!

Элинор он казался одновременно и обаятельным, и отталкивающим. Она сама не поняла, почему вдруг спросила:

— И что вам помешало?

Он тронул ее руку.

Антр-ну.[6] Элинор, моя почти что свояченица, мне поступило более заманчивое предложение. Эллиоты, конечно, пэры, золотко, но я здесь, — он бросил взгляд на соседние ряды, — с герцогиней. Которая хочет, чтобы я — да-да, вы не ослышались, именно я — занялся организацией свадьбы ее дочери.

— О, — не зная что ответить, промолвила Элинор.

— Ты такой отвратительный! — с искренним восхищением сказала Фанни.

Он наклонился и снова поцеловал ее в щеку. Потом приложил два пальца к щеке Элинор.

— Поцелуйчики в следующий раз, лапочка. — Через ее голову Роберт посмотрел на Марианну. — А это та самая знаменитая…

— Шшш, — наигранно оборвала его Фанни, — ты просто ужасен! Невыносим!

Роберт осклабился.

— Ухожу, ухожу, — шепнул он и стал проталкиваться обратно на свое место.

— Такой милашка, — заметила Фанни, обращаясь к Элинор. — Мы его обожаем. Двери нашего дома для него всегда открыты, правда, Джонни?

Джон Дэшвуд глянул на Элинор и торопливо сказал, словно боясь, что его перебьют:

— И для тебя тоже, Элинор. В любое время.

— Благодарю, — неловко ответила Элинор.

Фанни откашлялась.

— Мы уже говорили об этом, дорогой, — сдержанным тоном обратилась она к мужу.

— Я помню, — сказал Джон. — Но я бы не хотел, чтобы Элинор показалось, будто…

Фанни повернулась и в упор посмотрела на Элинор.

— Уверена, ей ничего не показалось. Правда, Элли? С чего ей обижаться, если сестры Стил остановятся у нас на то время, что будут в Лондоне?

— О, я ничуть не обижаюсь. Я не знала, я…

— В конце концов, — мягко произнесла Фанни, — моя семья очень обязана дядюшке Люси за то, что он столько внимания уделял Эду в те нелегкие годы, правда? До сих пор у нас не было возможности их отблагодарить, ведь так?

— Да, — неуверенно согласился Джон, — думаю, не было.

— А мне, — сказала Элинор, отбросив церемонии, — совершенно все равно. Я ничуть не против погостить у миссис Джей.

Все замолчали; Фанни сверлила взглядом Элинор, но та упорно не отрывала глаз от пола. Наконец Фанни сказала, уже без наигранной теплоты:

— Приедешь в другой раз, — а потом, после еще одной паузы:

— Генри очень доволен, что Люси у нас.

Она посмотрела на мужа.

— Ты согласен?

Джон Дэшвуд вздрогнул, а потом воскликнул, стараясь не смотреть на Элинор:

— Ну наконец-то! Занавес поднимается.

Загрузка...