Развлечение для магов

ГЛАВА 1

У отца поддергивалось левое веко, и Веденея не могла отвести глаз от его лица. Сгорала от стыда, но не могла.

— Ты отдала свою девичью силу, — тихо произнес отец. — Лучше бы ты отдала девичью честь. Многие закрыли бы на это глаза, увидев твое сияние. Но ты отдала самое главное. И кому? Этому щенку Жучковскому?

— Грем-Зумковскому, — робко поправила его Веденея.

Левое веко у отца задергалось еще сильней. А Веденея быстро сказала, торопясь все объяснить — и отчаянно, до дрожи надеясь, что ее простят:

— Горги… Георгий скоро отправится на границу, в маг-полк. У него знатное имя, только совсем нет денег. А магам границы платят щедро. Он вернется оттуда богатым человеком, и мы поженимся. Но в приграничных пустынях опасно. Ему нужна моя сила, чтобы там выжить. Через год Георгий получит первую плату за выслугу и сразу приедет в отпуск. Тогда мы объявим о нашей помолвке. Ты ведь не откажешь…

— Ты уверена, что о помолвке объявим именно мы? — перебил ее отец.

Затем вскинул руку с газетой. Веденея глянула непонимающе — и отец швырнул ей газету. Узкая полоска чтец-бумаги, направленная его силой, обвилась вокруг ладони Веденеи.

— Читай, — велел отец.

Она отловила концы газетной полоски подрагивающими пальцами. Тут же растянула ее, и та послушно развернулась в лист.

— Шестая страница, — уронил отец. — Волостные новости.

Повинуясь его воле, на белизне листа проступили черные буковки. Веденея прочла. Знаки на чтец-газете вдруг зарябили, сливаясь в месиво закорючек…

"Дольничий Георгий Грем-Зумковский объявляет о своей помолвке с госпожой Сталейкиной, вдовой купца Сталейкина, в девичестве — госпожой Линьковской, дочерью дольничего"…

Каждый вздох теперь нес Веденее удушье.

— Госпожа Линьковская, — раздельно сказал отец, — уже отдала свою силу купцу, за которого вышла замуж. Теперь у нее есть деньги, но она пуста. И для Грем-Зумковского это был бы мезальянс. К тому же его собственная сила невелика. Щенка Зумковского принимали в домах высшего круга лишь потому, что у него был шанс поправить все женитьбой. Но Зумковский поступил еще умнее. Жена принесет ему деньги. А девичью силу он получил от дуры из моей семьи.

Гадко, металось в уме у Веденеи. Как же это гадко…

— Это Зумковский посоветовал тебе уехать к тетке, пока я был в отъезде? — холодно спросил отец. — Чтобы без присмотра выдоить тебя досуха?

Веденея молчала. Все, что она могла сейчас — это жалко смотреть на отца.

— Это он, — чеканно проговорил отец. — И теперь каждый маг из нашей волости, посмотрев на Зумковского, увидит в его сиянии силу семьи Арвиновых. Я не могу это так оставить. Александру теперь будет трудно найти хорошую невесту. А женихи, что посватаются к твоим сестрам, начнут требовать их силу еще до свадьбы. Боясь, что они подарят ее какому-нибудь хлыщу…

Он поджал губы и помолчал. Следом добавил:

— Если бы Зумковский уехал на границу, я бы запер тебя дома, и молился, чтобы он вернулся. Но Зумковский вот-вот начнет наносить предсвадебные визиты. Ему нужно показать, что он усилил свое сияние девичьей силой — несмотря на брак с купеческой вдовой. Значит, нам придется уехать в деревню. Твоих сестер я посажу под замок. Иначе мерзавцы, желающие получить то же, что получил Зумковский, слетятся к ним, как мухи на мед. А ты…

Отец выдержал паузу. Веденея стояла, боясь пошевелиться.

— Я объявлю всем, что ты сбежала из дома, — на удивление спокойно произнес отец. — Откажусь от тебя по всем правилам. Лишу наследства. И ты уйдешь прямо сейчас. В том, что на тебе надето, не взяв из моего дома ничего. Ты получила от рождения силу семьи Арвиновых. Но вместо благодарности семье отдала девичью силу прощелыге, сказавшему тебе пару комплиментов. Вон.

За спиной отца стояла побледневшая мать. Стояла и молчала…

Сила отца вдруг толкнула Веденею в грудь. Она покачнулась и попятилась назад, к порогу.

За оградой сада Арвиновых росла густая крапива. Веденея брела вдоль зарослей, тянувшихся к ее левой ладони широкими листьями. Зудящие ожоги не отвлекали от того ужаса, в котором она тонула.

Я виновата, стучало у нее в уме. Недостойна жизни. Всех подвела. Всех опозорила. Но и умирать не хочется. Думала, что спасаю Горги, а он обманул. Так подло, так…

Сбоку, за решеткой сада, вдруг послышались быстрые шаги и шелест юбок по траве.

— Барышня, — шепотом позвал кто-то.

И Веденея обернулась.

Чуть позади, по ту сторону решетки, стояла Луша, их горничная.

— Возьми-ка, барышня, — по-хозяйски сказала Луша, просовывая меж прутьев решетки накидку и шляпку. — Негоже маговой дочке без шляпки на людях гулять.

— Отец разозлится, — выдохнула Веденея.

Но руки ее уже схватили принесенное. Хотя сознание колола мысль, что за помощь Лушу могли и рассчитать.

— Пусть сначала узнает, — нахально заявила Луша. — А ты куда теперь, барышня? Что делать будешь?

Веденея, прежде чем ответить, как-то пугливо оглянулась. Тихо проговорила:

— Не знаю… может, в какой-нибудь трактир подавальщицей возьмут? Или полы мести. Главное, чтобы приютили. Квартиру мне снять не на что. И в гувернантки никто не возьмет. Даже в прислуги, без рекомендаций…

— Эх-ма, — вздохнула Луша. — Да какая из тебя прислуга, барышня? Или подавальщица? Вона, руки что прутики. И глазки больно ясные. Сама как горлица, только курлыкаешь… тебя кто хошь топчи. Такую первый же трактирщик испоганит. И под бесов всяких подкладывать начнет. Будешь днем пахать, ночью ублажать. А хозяин, поганец, еще и хвастаться начнет — дескать, магову дочку мну. Ты лучше вот что, барышня…

Луша вдруг оглянулась, совсем как Веденея перед этим. Затем подалась к садовой решетке. Пробормотала чуть слышно:

— Хочешь отомстить поганцу? Тому, кто тебя сгубил-обездолил?

Месть, отупело подумала Веденея. Плеснуть на Георгия кислотой, как в дамских романах? Или кинуться на него с ножом? Наслать проклятье, заплатив жизнью? Но сил для этого уже нет. Он все забрал…

— Да не так, как у маговых дочек водится, — тут же предупредила Луша. — Я тебе путь подскажу. А там, глядишь, и приют дадут. Но плату попросят немалую. Только ты, если по миру пойдешь, того же самого хлебнешь. А может, и похуже чего. Так хочешь или нет?

Все лучше, чем наложить на себя руки, мелькнуло у Веденеи. Или скатиться на дно. Месть, по крайней мере, звучит благородно. Даже если самой придется умереть…

Она кивнула, потом выдавила:

— Да. Хочу, Луша.

— Вот и хорошо, — довольно уронила Луша.

Затем отловила что-то в кармане юбки и просунула руку меж прутьев решетки. На крепкой ладони блеснули два гривенника.

— Да ты что, Луша… — Веденея смутилась. — Ты же на приданое копишь.

— От такой малости не обеднею, — горделиво похвасталась Луша. И понизила голос до шепота: — А теперь, барышня, каждое слово мое запоминай. Пойдешь сейчас на рынок. Спросишь там мужиков из Темноречья. К вечеру, распродав товар, кто-нибудь завсегда в Темноречье вертается. Найденному мужику скажи, что тебя послала Лушка Окунева. Мол, идешь с поклоном к сродственнику ее, Звеняшу Окуневу. Мужик тебя и отвезет. А уж дядька Звеняш поведет в храм Мары-Лады. Только ты, барышня, как войдешь во двор дядьки, поклонись ему в ноженьки. Не чинись. Звеняш тебя после такого в храм сразу переправит. Любит, когда к нему с уважением…

— Мары-Лады? — спросила Веденея.

Вроде этого имени в списке разрешенных малых богов нет, припомнила она. И в списке запрещенных тоже…

Луша кивнула.

— Ее. Остальное тебе в храме расскажут. Там и приютят. Ну, беги, барышня. А то вечер близко, мужики скоро с рынка поедут. Только гривенники сперва возьми. Хоть пирожок себе купишь… да шляпку, шляпку надень.

Веденея торопливо нацепила шляпку — серую, с аметистовой брошкой, лучшую из всех, что у нее были. Приняла от Луши гривенники, сгорая от стыда. И сдавленно пообещала:

— Я верну.

— А то как же, — убежденно сказала Луша. — Еще свидимся, барышня. Может, ты когда-нито еще в услуженье меня возьмешь? Да кланяйся дядьке Звеняшу от меня. И никому, кроме него, про Мару-Ладу не болтай. Не любит она этого, темнореченская хозяюшка.

— Спасибо, Луша, — проговорила Веденея.

В уме у нее смущенно мелькнуло — одного слова для благодарности мало. Луша утащила из дома шляпку с накидкой, рискуя увольнением, поделилась монетками, подсказала, куда идти…

И Веденея, торопливо отступив от высокой крапивы, поклонилась. Корсет скрипнул, поклон вышел неловким, каким-то деревянным. Того размашистого поясного поклона, который Луша отвешивала ее отцу, дольничему Арвинову, не получилось…

Луша, уже отступая от решетки, жарко зарумянилась.