— Леди, вставайте, вставайте! Ваш супруг, генерал, пожаловал!
Я подорвалась с кровати так стремительно, будто и сама была военнослужащей.
— Но как же… он ведь должен был приехать только через три дня! — сорвалось у меня, пока я хватала халат.
— Не могу знать, леди, — смутилась Герта, моя преданная камеристка, — но во дворе уже стоят кареты, солдаты… и я точно вам говорю — там генерал.
Она сама дрожала от волнения, а у меня в висках стучало от переизбытка чувств.
Я поспешно забежала в ванную, наскоро умылась, поправила волосы, надела платье.
Трясясь от нетерпения, бегом кинулась вниз по длинным коридорам особняка, вниз по просторной лестнице. Ноги едва касались ступеней.
Три года… три долгих года я не видела его!
Три года, в которые мой генерал вёл беспощадную войну с нежитью, а я лишь молилась и ждала.
О, Боги, как же я скучала!
Распахнув двери, я увидела сонных слуг, уже сбегающихся на шум. На ходу приказала Герте накрывать стол, готовить комнаты, распорядиться насчёт постоя для солдат. К счастью, закупки были сделаны заранее, и в доме всё было в порядке. Поваров, служанок — всех подняли на ноги.
Я уже собиралась выскочить во двор, но дверь особняка вдруг распахнулась сама — и я увидела его.
Моего мужа.
Генерала Арагона Дрэдмора.
Его белые волосы теперь полностью отливают седым серебром. Глубокие морщины у глаз резче подчеркнули холодный взгляд. По правой щеке тянется шрам, словно знак отличия. А ведь его не было…
Трёхдневная щетина лишь подчёркивала суровость черт. А походный мундир цвета ночи не мог скрыть его крепкого литого тела, закалённого годами войны.
Мы вместе двадцать пять лет.
Нам обоим давно за сорок… но в тот миг я снова ощутила себя молодой девушкой двадцати лет, как тогда, когда Арагон впервые признал во мне истинную для своего дракона.
Пусть я не чувствовала этой звериной связи, но я любила его всем сердцем — всегда, невзирая ни на что.
Боже, как я скучала!
Я кинулась к нему, уронила голову на грудь, обняла за шею, вдохнула родной аромат — терпкий, древесный, смола и кедр. Дышала им, не могла надышаться. Даже приторный запах мимозы, что тянулся от него, не мог испортить этого момента.
Судорожно водила пальцами по его лицу — трогала густые нахмуренные брови, очерчивала шрам, гладило щёки. И не верила, что всё наконец закончилось, что он дома.
Мой генерал, мой муж.
— Арагон… ты дома, любимый! Как же я скучала… — шептала я, почти не владея собой.
Он молчал. Позволял мне прикасаться, но не произнёс ни слова. Всегда скупой на эмоции, теперь казался и вовсе холодным. Видно, годы войны окончательно закалили, ожесточили его характер.
Наконец его руки опустились мне на талию. Сжали крепко. Одной рукой он поднял мой подбородок, и я встретила его пронзительные жёлтые глаза.
— Кьяра. Нам нужно поговорить.
Я нахмурилась. Разве так можно начинать разговор после трёх лет разлуки?
— Конечно, Арагон… — попыталась улыбнуться, потянулась к его губам. Но он удержал меня на расстоянии.
— Неужели ты снова должен уехать? Но ты ведь только приехал… — растерянно выдохнула я, не находя иного объяснения его суровости.
— Нет, Кьяра, я остаюсь, — голос его был твёрд. — На восточном фронте закрыли прорыв. У меня есть время для отдыха.
— Тогда о чём же ты хочешь поговорить? Хотя подожди немного, — растерянно зачастила я. — Ты о том, готово ли все к твоему приезду? Готово. Слуги уже накрывают на стол, твоих солдат разместят как полагается. Я все устроила.
— Я не сомневался в тебе, Кьяра, — холодно, почти безжизненно отрезал дракон.
У меня засосало под ложечкой. Что-то не так. Сердце сжалось. Дурное предчувствие скользнуло холодком от головы к пяткам.
— Тогда… это о чём-то важном? С Алекcом что-то? — сорвалось у меня, и тело дрогнуло от страха.
Алекс… наш сын. Он тоже три года воевал. Храбро, самоотверженно. И я не видела его всё это время.
— Нет, — коротко ответил он.
И затем сказал то единственное, что перечеркнуло двадцать пять лет нашей совместной жизни.
— Нам нужно развестись.
— Что ты такое говоришь… — онемевшими губами прошептала я.
Показалось, что в этот миг я оглохла.
— Нам нужно развестись, — повторил мой муж.
Его голос звучал, словно удар плетью. Наотмашь. Разрезая воздух и моё сердце.
— Я… я не понимаю, — еле выдохнула я.
— И не нужно понимать, — его глаза горели жёлтым огнем. — Я так решил.
— Нет. Нет… нет! — я вырвала подбородок из его крепкой хватки, толкнула в грудь. — Ты точно шутишь, муж мой! Сейчас же распоряжусь, чтобы на стол накрыли быстрее. Пойдём, тебе нужно принять горячую ванну…
Он болен. Он ранен. Только этим можно объяснить такую нелепицу!
Но Арагон перехватил мою руку — железной хваткой, тяжёлой, словно кандалы, сжал запястье, приподнял, сгибая локоть.
Сделал лёгкий рывок — не больно, но ощутимо. Достаточно, чтобы дать понять, кто здесь властелин.
Зубы мои клацнули сами собой. Я широко раскрыла глаза. Сердце билось в груди пойманной птицей.
— Кьяра… — его голос был низким, суровым. — Не думай, что я принял это решение сгоряча. Времени у меня было достаточно. Мы разведёмся в скором времени.
— Но… почему? Что произошло? Что случилось, Арагон?! Неужели ты не понимаешь, что этими словами разрываешь мне душу?! — я искала глазами хоть тень ответа, проблеск сожаления.
Но его лицо было словно каменная маска — жёсткая, непроницаемая.
Жёлтые глаза следили пристально, и от этого взгляда кровь стыла в жилах.
— Мы же истинные, Арагон, — я сделала отчаянную попытку. — Я истинная твоему дракону… Как ты сможешь жить без этой связи?
Я цеплялась за последние ниточки, в надежде все вернуть как прежде.
Мне было больно.
Невыносимо страшно.
Весь мой мир в эту минуту трещал по швам.
— Я сказал, что мы разведёмся, — его голос был холодным, как клинок. — Но я не сказал, что отпущу тебя.
— Ты… ты шутишь?! — слова вырвались с отчаянием. — Как всё это понимать?
И вдруг дверь особняка распахнулась вновь.
На пороге появилась девушка. Ровесница нашего сына — двадцать пять, не больше.
Военная форма свободного кроя, на руке красный крест. Целительница.
Я перевела взгляд с неё на него.
Она смотрела на моего мужа… а я — опустила глаза вниз.
И в ту же секунду мне показалось, что я умерла.
Металлический прут вошёл в сердце, остановил его биение.
— Нам нужно развестись, чтобы я мог дать фамилию своему сыну, — произнёс генерал, нахмурив брови.
Слова били больнее любого удара. Позади него целительница опустила взгляд в пол. Она сжимала свободный край просторного кителя, а под ним отчётливо обозначался округлившийся живот.
— Убери от меня руки… — хрипло прошептала я, вырываясь.
Сделала шаг назад. Ещё один.
И в этот миг я поняла своих прародительниц, которые никогда и ни за что не признавались драконам в том, что они ведьмы. Так давно повелось. Хоть что-то осталось при мне в этот ужасный час. Мой дар.
Некоторые драконы плевали на истинность, вооружённые лишь собственной гордыней и желанием силы.
Нас ловили, из нас вытягивали силу до капли, чтобы насытиться, а потом убивали.
И даже истинность не давала никакой защиты.
А мой дракон… он и без тайных ритуалов сумел высосать из меня жизнь.
Это больно.
Если бы я не любила Арагона так сильно, как сейчас, я бы уже прокляла его.
Я бы закричала, что он урод! Что я сама могла бы ещё подарить ему детей!
Призналась бы, что я не человек и не драконица, что могут родить лишь один раз за всю жизнь, а ведьма!
Но Арагон всё сделал за нас. Решил. Определился. Приговорил.
А теперь… приказывает мне повиноваться.
Я отступала, а он смотрел на меня жёлтыми глазами.
И в этот момент плеча Арагона коснулась рука целительницы.
Показывала всем своим невинным видом, что Она рядом с ним. Она — та, кем могла быть я! Я!
Сколько раз я просила сопровождать его в походах?
Сколько раз он запрещал мне даже думать об этом?
Я усмехнулась — горько, надрывно, зло.
Силы бурлили внутри, пытались вырваться наружу.
Но я сдерживала их.
Никто не должен был знать. Никто не должен был узнать, что в моей крови есть сила ведьмы.
Ведь когда-то их истребляли — за то, что могли стать равными драконам, за то, что природа сама любила нас, своих детей.
Я бы подарила Арагону свою силу. Подарила бы ему любовь и исцеление.
Даже лучше, чем драконица целительница! Но теперь это делала другая.
— Кьяра, — его голос снова стал приказом. — Ты не должна делать глупостей. Сейчас ты проследишь, чтобы солдаты были размещены, накрыт стол. Потом мы поужинаем вместе и поговорим.
— Нам не о чем разговаривать, — я отвернулась и сделала шаг к лестнице.
Он перехватил меня мгновенно. Я уже отвыкла от той скорости, с которой двигались эти чёртовы ящеры. Развернул меня, сжал подбородок и наклонился близко.
— Я сказал. Ты услышала, — процедил сквозь зубы.
И отпустил. Сделал шаг назад. Заложил руки за спину. Исподлобья смотрел на меня.
А я медленно осознавала то, от чего отвыкла за эти три года.
Я в этом доме теперь не хозяйка. Хозяин вернулся.
И мой муж. Жестокий. Беспощадный. Генерал. Дракон.
Я развернулась и пошла в сторону кухни. Злая. Отчаявшаяся.
Моя улыбка превращалась в хищный оскал, губы растягивались в этой безумной гримасе. Мир перед глазами плыл, расплывался, а потом — вдруг обретал чёткие очертания.
Мой дар рвался наружу. Я сжимала кулаки, ногти впивались в ладони до боли.
Ещё миг — и я сорвусь.
Но нет.
Я подчинюсь. Я сделаю то, что сказал муж. Потому что такому, как генерал Арагон Дрэдмор, правой руке самого императора, — не отказывают.
Он вздумал развестись со мной ради того, чтобы дать фамилию своему ребёнку.
Но при этом оставить меня рядом, чтобы я медленно умирала.
Умирала от ревности. От боли. От несправедливости.
Нет!
Этому не бывать!
Стоит ему лишь отвернуться, стоит потерять бдительность и меня здесь уже не будет!
Гад. Сволочь. Проклятый дракон. Как же он мог?
Я зашла в кладовку, прислонилась лбом к деревянному полотну. Вдохнула глубоко. Выдохнула медленно. И снова тоже самое.
В груди горел зелёный огонёк — моя тайная сила, мой дар. Я мысленно коснулась его, словно гладя себя изнутри.
— Нам больно… — прошептала я одними губами. — Кажется, что мир отвернулся от нас. Кажется, мы погибнем. Но нет. Мы будем жить.
Я вышла из кладовки и вошла на кухню. Там кипела суета. Повар и его помощники сновали туда-сюда, улыбались, возбуждённые приездом генерала. Служанки накладывали еду на тарелки, мужчины готовили столы во дворе.
Вскоре должен был взойти рассвет.
Я приказала дворецкому отправить помощников топить баню для солдат. Сама занялась привычными делами. Лично следила, чтобы еды хватило на всех. Чтобы солдаты были накормлены и отправлены в баню.
Я заметила уже во дворе — все смотрели на меня. Но почти никто из военных не смотрел в глаза. Я обнимала себя за плечи, поднимала голову выше, хотя ёжилась от утренней прохлады.
Они знали. Все знали. Что генерал привёз походно- полевую жену в дом к настоящей жене.
Старший офицерский состав в числе трех воинов, прибывший вместе с генералом, подошли поблагодарить меня.
— Моя служанка проводит вас в комнаты, — произнесла я. — Располагайтесь. Если что-то понадобится — обращайтесь.
— Вы очень добры, миледи, — синхронно кивнули трое офицеров, ударили каблуками и удалились.
А для меня начинался самый страшный завтрак в моей жизни.
Когда я вошла в столовую, целительница и дракон уже сидели там. Никто не притронулся к еде — ждали меня.
Моё место, по правую руку от Арагона, оставалось свободным. Он даже не посадил туда свою любовницу. Я села напротив той самой девицы.
Смотрела на неё. Разглядывала. Молодая. От неё веяло силой. Сильная целительница. Ещё бы — кто же, если не лучшая из лучших, могла бы хранить покой одного из самых великих генералов Империи?
Красивая. Слишком красивая.
Я усмехнулась про себя горько, злорадно.
— Так что ты хотел от меня? — спросила я, даже не поворачиваясь к Арагону.
— Я уже озвучил. Завтра мы разведёмся. Ты подпишешь бумаги, а я сочетаюсь браком с Луизой.
— Развестись ты можешь и без меня, — холодно бросила я. — Или думаешь, я стану устраивать сцены? Не дождёшься.
— Сейчас буду говорить я, Кьяра, — его голос прозвучал, как приказ. — А ты — будешь молчать.
Я замолчала. Но мои глаза — мои глаза кричали, что я ещё скажу своё слово.
Целительница тоже молчала. Только смотрела. Оценивающе. Так, будто уже примеряла на себя мою роль.
— Помоги Луизе освоиться в нашем доме, — голос Арагона звучал спокойно, но в нём сквозила железная непреклонность. — Присмотри за ней. В её положении ей необходима поддержка.
Я дернулась, будто меня ударили.
В нашем доме!
Присматривать за ней!
За его любовницей!
За женщиной, которая носит под сердцем ребёнка моего мужа!
Внутри всё сжалось в кровоточащий комок. Холод разлился по венам. Мне хотелось закричать, бросить в него проклятия, расцарапать его морду.
Но я лишь усмехнулась горько, криво.
Он приказывает мне заботиться о той, кто займет моё место. О той, кто разрушила двадцать пять лет нашей жизни.
«Присмотри за ней».
Словно я — служанка, приставленная к новой хозяйке.
Я подняла голову выше. А руки убрала под стол, чтобы не выдать дрожь в пальцах. Внутри меня всё кричало: «Нет. Этому не бывать. Никогда».
Я расхохоталась в лицо мужу. На его слова. На его твёрдую уверенность в том, что именно так всё и будет: я смирюсь, стисну зубы и покорно приму его волю.
— Я не сказал ничего смешного, — мрачно прорычал дракон.
Я посмотрела на него — на человека, которого когда-то любила, боготворила, ради которого отдала всю себя. Я ждала его со всех войн, молилась за него, верила. Но сейчас передо мной сидел другой человек. Холодный. Жестокий. Незнакомый.
— Ты посмел привезти в наш дом походную жену… — голос мой дрогнул, но стал только жёстче. — И теперь хочешь, чтобы я ей помогала? Может, назначишь меня её личной служанкой? Или ещё что похуже?!
Я перевела взгляд на Луизу.
— А ты в курсе, что он и не собирается отпускать меня? Развестись — да, жениться на тебе — пожалуйста. Но меня он, — я качнула в сторону мужа головой и снова посмотрела на его побледневшую подстилку. — … намерен оставить в этом доме!
Дракон ударил кулаком по столу. Гул прокатился по залу. Он привык, что, когда он говорит, остальные замирают и подчиняются.
Всегда.
Но я — не его солдат. Я — не подчинённая. Я — его жена. Точнее, уже бывшая.
Как же больно это было понимать. Хотелось заорать, броситься на него, расцарапать лицо, вонзить ногти.
Целительница может и хотела что-то сказать. Да только она сохраняла субординацию. Не смела и слова сказать генералу.
Удобная из нее получится новая жена.
Арагон перехватил мою руку, уложил на белоснежную скатерть, сжал запястье. Его жёлтые глаза сверкнули огнём. Я не опустила взгляда.
— Я сказал. Ты услышала, — процедил он после короткой паузы.
Я усмехнулась, вырвала руку и принялась за ужин. Пусть кусок не лез в горло, пусть внутри всё разрывалось от боли — я не покажу ему, что чувствую на самом деле.
Боль предательства сменилась лютой ненавистью.
Перед глазами вставали прожитые годы — наш брак, рождение сына, его взросление. Наши встречи.
Пусть Арагон всегда был скуп на эмоции, но я знала, чувствовала его тягу ко мне. И что теперь?
Я давилась едой, медленно пережёвывала, не слыша ничего вокруг. За столом никто не проронил больше ни слова. Лишь вилки да ножи стучали о тарелки.
Любовница молчала. Ела. Она тоже знала: ей нужны силы, чтобы выносить его ребёнка.
Я ненавидела их обоих. Его — за предательство. Её — за то, что она заняла моё место.
Ведь я тоже могла быть матерью ещё раз. Я так хотела ребёнка. А он… сделал его на войне с другой.
Я отодвинула тарелку. Стул с пронзительным скрежетом отъехал по кафельному полу.
— Спокойной ночи, — бросила я и положила салфетку рядом с тарелкой.
Подняла голову, пошла к двери. Голос мужа догнал меня:
— Прикажи разместить Луизу.
Я посмотрела на него через плечо. Обожгла взглядом. Отвернулась. Вышла.
И где же я должна разместить её, чёрт тебя дери, дракон?
Освобождать ради неё свою комнату я не собиралась.
Господи, как же мне хотелось всё крушить, ломать, рвать на куски! Но я держалась.
Я должна была держаться. Быть сдержанной, почти покладистой. Хотя это было не в моём характере.
Я поймала экономку по дороге.
— Приведи в полный порядок комнату генерала, — приказала холодно. О том, что там будет ночевать другая, я не сказала ни слова.
Сама отправилась к себе. Закрыла дверь, разделяющую наши апартаменты. Сняла платье, переоделась в удобные брюки и блузку.
Открыла саквояж. Сложила туда самое необходимое: деньги, пару украшений, документы, бельё, смену одежды. Только то, с чем легко покинуть этот дом.
Села в кресло. Смотрела на огонь, который трещал в камине.
И молча умирала. Беззвучно плакала от предательства мужа.
За дверью раздались шаги. Хлопнула дверь. Он вернулся.
С Луизой или без неё — не знала. Да и плевать. Я не хотела его видеть.
Шаги остановились напротив смежной двери. Я затаила дыхание. Смотрела на огонь. Слёзы текли по лицу, пальцы впились в подлокотники.
Он постоял там. Потом отошёл. Хлопнула дверь в его ванную. Полилась вода.
Я выдохнула.
Ненавижу. Как же я его ненавижу.
Но ведь так же сильно — люблю.
Лучше бы не любила. Было бы не так больно.
Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Глубоко вдохнула.
Нет, Кьяра. Ты не будешь плакать. Не будешь стоять в тени. Не станешь жертвой.
Если генерал Арагон Дрэдмор решил, что я покорно подчинюсь, он ошибается.
Я сжала пальцы, чувствуя, как внутри тихо шевельнулся мой дар.
— Ты сделал свой выбор, генерал, — прошептала я. — Но и я сделаю свой.
Ещё какое-то время я слышала шаги в соседней комнате. Потом скрипнула кровать. Вскоре всё поместье погрузилось в сон.
Я поднялась, пошла в ванную, умылась, смывая слезы.
Вернулась в комнату. Закрыла заранее собранную сумку, накинула на плечи плащ.
И глубокой ночью покинула особняк.
Во дворе стояли люди, очевидно выставленные на караул, но меня они не остановили.
Разве был на этот счёт приказ?
Но я все равно свернула в сторону запасной калитки и спокойно выскользнула за черту кованых ворот.
Через два часа должен был начаться рассвет. К этому времени я планировала добраться до каретного парка, а там — уехать как можно дальше.
Так я думала.
Но не вышло.
А ведь я почти была у цели.
Стук копыт и дикое ржание коня разорвало тишину. Я остановилась, скрипнув зубами, развернулась. Длинные волосы хлестнули меня по спине. По коже побежали мурашки. В мою сторону мчался на черном монструозном коне злющий Арагон.
— Кьяра! — его голос прозвучал грозно, словно удар грома. — Куда это ты собралась?
Он спрыгнул с коня прямо передо мной. Резким движением перехватил сумку, дёрнул её на себя, отбрасывая. Сжал мою руку.
От дракона веяло опасностью. Его личный аромат смолы и раскаленного песка усилился. От силы магии, идущей от него, пробрал озноб.
— Я же сказала, — выдохнула я, — я не останусь в этом поместье! Отпусти меня! Ты делаешь мне больно!
Его захват стал чуть слабее, но только на мгновение.
— Мы возвращаемся, — процедил он.
— Серьезно?! — вспылила я, переходя на крик. — А ты хоть понимаешь, как это всё выглядит?! — сорвалось с моих губ. — Ты понимаешь, что издеваешься надо мной?! Ты человек или чудовище? Живой ли ты вообще, если можешь вот так мешать меня с грязью? Ты завёл походно-полевую жену! Привёл её в наш дом… и теперь хочешь, чтобы я прислуживала ей?! Этому не бывать! Прекрати унижать меня! Ты и так перечеркнул всё светлое, что было между нами. Не заставляй меня ненавидеть тебя ещё сильнее!
Грозное, дробное рычание вырвалось из его груди.
Я рвано дышала, закончи свою речь. Грудь вздымалась. Слова ещё горели на языке. Я выплеснула на Арагона всё — всю свою боль, всё своё горе, всю обиду.
Вся моя суть плакала в этот момент!
Но ему… ему будто было глубоко плевать.
Жёлтые глаза смотрели холодно, сурово, почти равнодушно, как на солдата, осмелившегося перечить приказу. Ни жалости. Ни сострадания. Ни капли того тепла, что когда-то грело меня в его взгляде.
И от этого становилось ещё хуже. Словно мои чувства разбивались о каменную стену, а он — мой муж, мой дракон, мой генерал — оставался непоколебимым, как скала.
Черствый. Далекий. Чужой.
Боги! Я не узнавала Арагона! С войны вернулся совершенно другой человек!
Ар-р!
Дракон не выдержал — подхватил меня на руки и усадил на своего коня.
Я сопротивлялась, дёргалась, пыталась спрыгнуть. Но он держал меня крепко. Непоколебимо.
— Ты сломаешь себе шею, Кьяра. Успокойся, — рявкнул он и запрыгнул на своего черного монстра. Конь под стать своему хозяину. Такое же чудовище!
— Какой же ты твердолобый упрямец! — выкрикнула я, слёзы душили, горло сжималось в спазме. — Неужели ты хочешь окончательно уничтожить меня? Где твоё великодушие?!
Я почти скулила, показывая ему свои слёзы. Боль была настоящая. Бесконечная.
Он развернул коня, прижал меня спиной к себе, к своей груди. Его руки крепко держали меня, не давая вырваться.
Я плакала, закрыв лицо ладонями. Чувствовала, как шумно дышит генерал, уткнувшись в мои волосы, как вдыхает мой запах. Он всегда так делал. Раньше это вызывало трепет и мурашки по коже. А теперь… теперь я ненавидела его лютой ненавистью.
И всё же сердце дрогнуло, когда я услышала его тихий полушёпот полурык прямо у уха:
— Я тебя не отпущу, Кьяра. Моя Кьяр-ра…
— Я тебя не отпущу, Кьяра. Да и куда ты пойдёшь? — рычал Арагон. — У тебя ничего нет.
— Ничего?.. — я задохнулась от возмущения. — То есть, по-твоему, после двадцати пяти лет брака мне ничего не причитается?!
Я услышала, как дракон скрипнул зубами.
— Ты останешься в нашем доме. На полном моём обеспечении. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Для тебя практически ничего не изменится… кроме твоего статуса, — его голос был холоден и беспощаден.
— Да пошёл ты… — процедила я сквозь зубы. Толкнула его локтем под ребра. Но только сама сильнее пострадала. Он был как из камня!
Его хватка стала ещё сильнее. Он прижался ко мне неприлично близко, сделал жадный глоток воздуха у моих волос. Спустился чуть ниже, кончиком носа обвёл моё ухо, отодвинул край плаща, запустил руку в одежду и расстегнул три пуговицы.
— Что ты делаешь? Не лапай меня!
А потом Арагон прикусил мне кожу на стыке шеи и ключицы. Я подавилась возгласом.
По телу пронеслась судорога, будто молния. Меня прошило током от макушки до кончиков пальцев.
— Ведь хочешь меня, — прошептал он. — Скучала по мне. Ждала меня. Так вот он я, вернулся. А ты бежишь.
На меня опустился драконий дурман. Чёртова связь оплела, словно ядовитый дым, кружила голову, пьянила до потери контроля.
Тоска по его плечу, по его сильному телу сводила с ума, обжигала изнутри.
Вся моя ведьминская суть взбунтовалась. Внутри клокотал дар, требуя наказать. Взять своё. Утолить плотский голод и оставить ящера ни с чем.
Стало жарко от его объятий. Его собственное пламя выходило из-под контроля.
Я едва сдерживалась, чтобы не выплеснуть наружу силу, которую прятала все эти годы.
— Всё было бы иначе, если бы ты не привёл её… — процедила я, сдерживая стон.
— Кьяра… — прорычал он, больше зверь, чем человек. — Не отпущу. Слышишь?
Его клыки скользнули по моей коже и вонзились чуть сильнее в ключицу. Метит гад. Оставляет ан мне свой запах.
Я не шевелилась. Итак, раздраконила его охотничье инстинкты.
Но я все равно для себя все решила: стоит только ему отвернуться — я сбегу.
Обязательно.
Он вытащил клыки только после того, как моё тело обмякло. Я сделала вид, что подчинилась.
Арагон, этот жестокий тиран, бережно поправил на мне рубашку, потом плащ, словно ничего не произошло.
— В Империи опасно, — произнёс он глухо. — Я не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось. А поместье безопасно.
Хотела хмыкнуть, но промолчала.
Арагон тронул коня. Мы направились в сторону теперь уже ненавистного мне особняка. Моя сумка так и осталась валяться на обочине дороги.
Стоило только приблизиться к воротам, как его личный адъютант подскочил и перехватил поводья.
Арагон спрыгнул с коня и прежде, чем я успела дёрнуться, обхватил меня за талию и поставил на землю рядом с собой. Его рука всё ещё крепко держала меня.
Драконья хватка была мертвой.
— В пяти минутах езды я найдешь сумку леди. Доставить в особняк.
Мужчина, имени которого я даже не знала, выпрямился по стойке смирно. Каблуком сапога лязгнул по каменному полу, прижав пятку к другой ноге. Чётко, отточенно, без тени сомнения.
Но генерал уже не смотрел на него. Арагон знал: его приказ будет выполнен незамедлительно. Как и всегда. Так было на фронте, так было в бою, так было в армии. Его слово — закон.
И только со мной ему не повезло.
Я отказалась быть покорной.
Муж тащил меня в особняк.
Мы вошли.
В холле прохаживалась его походная жена, придерживая живот. Она была одета в форму, словно и не ложилась спать. Строгие брюки, зеленая рубашка и свободный на животе китель. Разве что повязка с красным крестом отсутствовала на руке.
Луиза сразу впилась в меня взглядом, скользнула по мне с ног до головы и скорчила страдальческую мину. Только быстро справилась с собой.
— Что ты здесь делаешь? — грубо и резко спросил Арагон.
— Я… я не могла заснуть, — вскинула она ресницы. — Видела, что ты куда-то отправился. Ты ведь знаешь, как чутко я сплю…
Слова её достигли цели. Внутри меня будто кипятком обдало. Я вырвалась из захвата дракона и пошла прочь, к своей спальне.
«Ты ведь знаешь, как чутко я сплю…»
— Кьяра! — раздалось мне вслед.
Я усмехнулась, но даже не остановилась. Ни слова не ответила. Пошла вперёд, не оборачиваясь.
С силой хлопнула свою дверью. Межкомнатную проверила, для верности подтащила к ней комод. Бросила плащ на кресло, расстегнула рубашку, дотронулась кончиками пальцев до укуса. Это место приятно ныло. Но я стиснула зубы, не поддаваясь магии истинности.
Упала в кресло, согнулась и прижала кулаки ко лбу.
Боги! Я чувствовала себя птицей в клетке. Что же это за пытка такая?
За окном было уже светло. Пора бы отдать приказ о том, чтобы накрывали еще один завтрак. Но сил даже думать об этом не было.
Я хотела побыть одна. В тишине. Но и этого мне не дали.
Раздался несмелый стук. Сердце подсказало: это точно не муж.
Я встала, открыла дверь. На пороге стояла она. Та самая, из-за которой моя жизнь полетела в тартарары.
— Можем мы поговорить? — спросила Луиза тихо, даже как-то несмело.
Я посторонилась. Пустила. Любовница мужа вошла, сложила руки на животе. Вся была такой ранимой и невинной. Светлые волосы убраны в простую косу. Посмотришь на нее и сразу возникает желание пожалеть.
Я не предложила ей ни присесть, ни воды. Ничего. Потому что мне было больно и обидно. И уж точно я не собиралась облегчать ей разговор, который та решила завести со мной.
— Я понимаю, как это может выглядеть… вам больно и неприятно, — все же начала она.
— Неприятно? Больно? — я надрывно рассмеялась. — В твоих словах не чувствуется ни капли искренности, милая. Больше двадцати лет мы были с супругом вместе. А потом появилась ты. Как думаешь, лет через двадцать пять, когда на пороге появится ещё одна девица, обременённая наследником, как будешь себя чувствовать ты? Или думаешь, тебя это минует?
Я сложила руки на груди.
— Жизнь у дракона длинная. Если он так поступил со своей истинной, то что уж говорить о тебе. Согрела ему постель в нужный момент и имела наглость прийти сюда ко мне в комнату.
Окинула ее внимательным взглядом.
— Дай угадаю, — я покачала головой. — Скажешь мне, что он сам тебя привёз. Ты вовсе не виновата. Конечно сам, — горько хмыкнула я, продолжая растягивать губы в улыбке. — А ты не сопротивлялась. Можно понять. На войне женщинам трудно. Хочется покровительства. Вкусной еды, тёплой постели и безопасности. И ты её нашла.
И тут её губы скривились. Мои слова попали в самую цель.
— Вы не понимаете… вас там не было. Каждый день мог стать последним, — заговорила она, и впервые с её лица спала маска милой девочки. Передо мной стояла охотница. Хищная. Расчётливая.
— Конечно. Каждый день последний, — усмехнулась я. — Я это тоже понимаю. Но ты ведь не выбрала простого неженатого офицера с жалованьем и скромным статусом. Нет. Ты сразу метила на генерала. В генеральские жёны. Так что не рассказывай мне, будто у тебя не было выбора.
— Дракон сам проявил инициативу, — тут же гордо вскинула подбородок Луиза. Её взгляд торжествующе скользнул по мне.
— Ты хочешь зацепить меня побольнее? — мой голос стал стальным. — Хочешь увидеть в моих глазах понимание, жалость? Что генерал тебя заставил? Его не будет. Сочувствие? Его тоже не будет. По большому счёту, мне плевать на тебя. Все вопросы у меня к собственному мужу. А ты… сделай одолжение. Исчезни с моих глаз. И не попадайся лишний раз.
— Старая ведьма, — процедила она. — Такие, как вы, только и способны сидеть и ждать. Никогда не приласкаете, не позаботитесь о супруге.
— Откуда тебе знать, девочка, что и как было у нас с мужем, м? Не тебе судить о нашем браке. Думаешь, я не понимаю, что вот такие охотницы, как ты, влезают туда, куда не нужно специально. Пользуются минутной слабостью, инстинктами, предлагают себя на тарелочке. Залететь ведь ты явно постаралась. Боялась, что не удержишь теплое местечко, м? Хотя, можешь не отвечать.
Я махнула рукой, указала на дверь.
— Полно. Я не собираюсь с тобой спорить и вести беседы. Уходи. И помни: век твой недолог. Вскоре и ты испытаешь то, что испытала я.
Я не щадила её. И не собиралась.
Она развернулась. Я обошла ее и открыла ей дверь. Голова её вскинулась гордо. Но стоило ей сделать шаг — и вдруг девица согнулась пополам, схватилась за живот, закричала.
Я опешила.
— Что ты делаешь?! — сорвалось у меня.
А потом раздался грубый, яростный рык из коридора:
— Кьяра! Твою мать, что ты творишь?!
— Она… она ударила меня по животу! Она угрожала! Хотела, чтобы я скинула ребёнка! — зачастила любовница мужа, заливаясь жалобным визгом. — Это ведьма! Она хочет избавить меня от нашего ребёнка!
Я зло и коротко рассмеялась.
Знала бы она, как близка сейчас к правде.
Только это — тайна за семью печатями. Тайна, которую не знает даже мой муж. И не должен узнать.
Иначе его бы казнили вместе со мной. Как и моего сына.
И тогда не могло бы быть никакой карьеры военного, никакой славы, никакого возвышения. Всё закончилось бы в тот же миг, как только всплыла бы правда.
Разве могла я двадцать пять лет назад, когда Арагон ухаживал за мной и называл своей истинной, признаться ему? Разве могла я тогда рискнуть и обнажить свою сущность? Нет. Я лишь хотела жить. Хотела быть счастливой. Любимой. Иметь семью.
Меня воспитывала бабушка. Она прожила долгую жизнь и лишь немного не дожила до того момента, когда я познакомилась с Арагоном. Но её слова я помню до сих пор. Они выжжены в моей памяти, отпечатаны в моём сознании.
Никогда не говори, что ты ведьма.
Никогда не показывай свои силы.
Единственное, когда позволено произнести это слово, — лишь в качестве ругательства.
Когда-то давно, сотни лет назад, император издал указ — истребить всех ведьм. Но тогда покачнулся баланс сил самой природы, и в мир распахнулись врата Бездны. Из них хлынули полчища чудищ. Императора это не остановило: каждая пойманная ведьма впоследствии сжигалась инквизицией.
Арагон смотрел на нас жёлтыми глазами, нахмурив брови. Он подхватил Луизу на руки. Та обвила его шею. Уткнулась носом в его плечо, сотрясаясь в рыданиях и всхлипах.
— Кьяра! — столько возмущения было его голосе супруга.
— Ну так она же у тебя целительница, — холодно процедила я. — Пусть себе и поможет. Или что, резко забыла, чему её учили? Да и скажи, муж мой, по-твоему, я заманила её в свою комнату только для того, чтобы ударить? Какая нелепость. Не думала, что ты настолько плохо обо мне думаешь. Уж если бы я и вправду желала навредить ребёнку, я сделала бы это иначе. Так, что никто и никогда не уличил бы меня в подобном. И дело было бы завершено наверняка.
Злые слова срывались с моих губ. Я не могла остановиться. Пусть между нами стоит эта целительница.
Но не могла же война, три года разлуки, отшибить память моему дракону.
Неужели он забыл какая я и на что способна?
Мы с ним пережили слишком многое, чтобы одним мигом перечеркнуть все годы нашей совместной жизни.
Я никогда не наврежу ребенку. Ни в чем неповинной крошке.
Арагон прикрыл глаза и тут же распахнул их. Посмотрел на Луизу внимательнее. Я видела, как тот стал еще более мрачным. А потом дракон развернулся, быстрым шагом унёс её в свою комнату. Дверь с треском захлопнулась. В ответ я хлопнула своей.
— Какая же дрянь, — прошептала я.
Спустя десять минут коридор наполнился топотом ног и суетой, но я намеренно игнорировала всё. Адъютант моего мужа принёс мне сумку с вещами. Первым делом я перепрятала деньги — на случай побега они мне точно пригодятся.
Сейчас я морально готовилась к худшему варианту, что придётся задержаться здесь дольше, чтобы усыпить бдительность супруга.
Но после этой сцены я думаю он тоже понял: вместе, на одной территории с его походно-полевой женой, мы не сможем ни быть, ни жить. Развестись он сможет и без моего согласия по закону Империи.
Пока любовница лежала в его комнате, прикидываясь больной и жалкой, все дела дома были на мне. Я организовывала завтраки, обеды, ужины. Следила за размещением воинов, личной гвардии генерала, чтобы всем хватало еды и мест. Составляла списки закупок, передавала их экономке. Делала вид, что полностью согласна с деспотией собственного мужа.
Арагон наблюдал за мной. Но мы больше не говорили. Я даже не знала, развелся ли он со мной. Да и не хотела узнавать. Для меня уже все было решено.
Поползновений от его любовницы, которую отчего-то поселили в гостевой комнате, тоже не происходило. Она там и оставалась.
Я ела на кухне. Муж — в своём кабинете. Любовнице — носили еду прямо в комнату.
Эти несколько дней превратились для меня в мучение. Я так скучала по мужу, ждала его три года. Получала с фронта в лучшем случае одно письмо раз в несколько месяцев. Я засыпала с этим письмом в руках.
Плакала, когда читала его строки о делах и успехах.
Шептала молитвы, чтобы он вернулся живым.
Вдыхала аромат бумаги, пропитанной его запахом, словно сам Арагон был рядом.
А теперь всё резко изменилось.
Теперь я должна была терпеть и смотреть на него каждый день. На того же мужчину… и совсем другого. Чужого мне.
Как говорится, от ненависти до любви — и вправду один шаг. А от любви до ненависти — и вовсе полшага оказалось.
Всё переплелось во мне так, что я уже не знала, где начинается одно и заканчивается другое чувство. Его взгляд, его руки, его голос — сводили меня с ума, влекли и ранили до крови.
Арагон много времени проводил в казарме, что была расположена прямо на территории нашего имения. К нему приезжали соседи-лорды, владельцы земель, но их визиты были короткими. Приезжали — уезжали. В наш дом почти никто не заходил.
И всё это было странным. Слишком странным.
Много времени он проводил с бойцами. Утром они устраивали ристалища и тренировались. Я, признаться, даже засматривалась из окна кухни, когда завтракала.
Давно не видела мужа в деле.
Сильное и мощное тело двигалось на запредельной скорости, широкие грудные пластины мышц играли при каждой атаке. Платиновые волосы, выбивались из узла. Клинок сверкал в его руках так быстро, что сердце замирало от восторга.
Тело его было всё испещрено шрамами. Их стало гораздо больше за эти три года.
А тот, что проходил у самого сердца, и вовсе пугал. Красный, грубо стянутый, с рваным оттиском чьих-то монструозных лап.
Я смотрела на него — и не могла не думать: ведь это значило, что он был на грани. Что он чуть не умер. Что смерть дышала ему в лицо.
Рваная, уродливая рана говорила об этом громче любых слов.
Боги! Я задохнулась, когда увидела это впервые.
Растерялась. Расплакалась, даже несмотря на предательство мужа.
Ведь он чуть не умер. Был на грани. И даже не сказал мне об этом.
Всегда в письмах писал одно и то же: «Всё хорошо».
Всегда скрывал правду. Всегда оберегал меня ложью.
А потом я мысленно давала себе затрещину. «Не пристало мне наблюдать за ним. Не пристало». Отворачивалась и принималась за дела поместья.
Я планировала убраться отсюда как можно дальше. Не знала только, что возможность представится очень скоро.
Шел четвертый день прибывания мужа дома.
Вечером мы снова сидели втроём на ужине по приказу Арагона.
И вдруг в столовую ворвался гонец. Моё сердце заколотилось: что могло случиться?
— Генерал! Вам с фронта послание!
Арагон встал, забрал письмо. Я поднялась следом, отбросив тканевую салфетку.
— Накормите гонца, — бросила я служанке. Тот откланялся и ушёл.
Дракон взглянул на меня. В его глазах было одобрение. Да и как же иначе? Я ведь генеральская жена. Пусть и почти бывшая.
Но пока он разворачивал письмо, я видела, как его руки напрягались, когда тот увидел герб. Пальцы побелели от напряжения. Сердце моё сжалось. Дурное предчувствие накрыло с головой.
— Что там? — спросила я, положив руку ему на локоть. В тот момент я обо всём забыла.
Он пробежался по письму глазами. А потом поднял на меня желтые глаза.
— Сын пропал без вести.
— Сын пропал без вести.
Эти слова разорвали воздух. Будто молния ударила прямо в сердце.
Мне показалось, что я умерла во второй раз. Первый был, когда мой муж, мой генерал, привёз в дом другую женщину и приговорил двадцать пять лет брака к забвению.
Второй — сейчас.
Воздух в лёгких стал тяжёлым, как свинец. Мир поплыл. Я вцепилась пальцами в его локоть, боясь, что упаду.
Сын. Наш мальчик.
— Нет… — сорвалось с моих губ. — Нет, только не он…
Арагон перехватил меня. Удержал одной рукой, прижимая к себе. Я слышала, как кровь шумит в ушах. Как сердце рвётся в клочья.
— Воды! — прорычал на весь особняк Арагон.
Его голос гулом прокатился по столовой, от него дрогнули стены. Слуги замерли, потом кинулись исполнять приказ.
Он вглядывался в моё побелевшее лицо. Его жёлтые глаза сузились, и в этом суровом, привычно жёстком взгляде мелькнула тень… беспокойства и тревоги.
— Что значит «пропал без вести»? — сорвалось у меня. — Ты же сказал, что с Алексом всё в порядке! Разве он не служит под твоим командованием?! Это ошибка? Да! Ведь так?
Вопросы срывались один за другим, я едва могла дышать.
Арагон сжал письмо в кулаке. Лист вспыхнул прямо в его руке, превратился в пепел, и серые хлопья рассыпались по залу.
Я смотрела на мужа круглыми, испуганными глазами. Хотела — молила — чтобы он сказал, что это всего лишь дурная шутка!
Муж перехватил мои дрожащие плечи, слегка тряхнул, пытаясь привести в себя.
Принесли воду, он подал мне стакана и сам держал его у моих губ. Заставил сделать глоток.
— Ну же, Кьяра!
А потом убрал на поднос. Служанка испарилась.
Но я не могла. Я не могла прийти в себя.
— Арагон… что… что это значит?
— Он не служит под моим командованием уже два года, — сказал дракон, и каждое слово резало меня. — Более того, он сам ушёл служить на другой фронт. Хотел сделать себя сам. Взял твою фамилию.
Я качала головой, не веря. Да, я понимала — мой мальчик, нет, не мальчик, мужчина, был упрям. Всегда шёл своей дорогой. Но всё же…
— Но… что там случилось?
— Генерал Нормийский пишет: они попали в окружение. Твари сделали новый прорыв.
— Он погиб. Он погиб! Он умер! — закричала я, задыхаясь.
— Кьяра, возьми себя в руки, — сурово ответил он. — «Пропал без вести» ещё не значит «погиб». Наш сын сильный. Он сможет выкрутиться.
— Нет… нет… это же конец! В окружении нечисти! Да это же… это же…
— Кьяра! — его голос грохнул. — Успокойся. Я немедленно отправлюсь туда и всё выясню.
— Верни мне сына… — прошептала я онемевшими губами.
Арагон кивнул, прижал меня к груди. Крепко сжал в могучих объятиях. Оставил поцелуй в волосах. А потом резко шагнул прочь. Развернулся и покинул столовую.
Я выбежала следом на крыльцо, и видела, как генерал уже отдавал приказы. С ним был адъютант и один из офицеров. Им подали лошадей. Он взлетел в седло, и они умчались.
Боги! Внутри у меня всё оборвалось.
— Ваш сын сильный. Он обязательно выживет, — услышала я за спиной ненавистный голос.
Я резко обернулась, так что волосы хлестнули по плечам.
— Ты его знаешь? — выпалила я.
— Да, — Луиза опустила глаза. — Мне какое-то время довелось служить на западном фронте. Он производил впечатление сильного воина.
— Он и есть сильный. Отважный воин, — припечатывала я и развернулась.
Только в своей комнате я позволила панике и страху вырваться наружу. Сидела на краю кровати, обхватив себя за плечи, и плакала.
— Боги… драконы… хоть бы он был жив. Хоть бы жив…
Прошёл день. Прошёл второй. Но никаких вестей не было.
Я каждый день спускалась к солдатам, что служили с моим мужем, пыталась выведать хоть что-то. Но они молчали. Никаких известий от генерала не было.
Я превратилась в тень самой себя.
Всё, что раньше делало меня живой — ушло.
Смех, надежды, даже слёзы — остались где-то там, в прошлом.
А здесь была лишь оболочка, пустая, разбитая, едва удерживающаяся на плаву.
А потом пришло… извещение в черном конверте.
Гонец передал его мне. А я дрожащими пальцами перехватила.
Не помню, как добралась до кабинета. Не помню, как заперлась там.
Ослабевшими пальцами вскрыла печать.
Это было уведомление о смерти моего сына.
Мир рухнул.
В извещении мне приносили официальные соболезнования. Говорили, что сын будет награждён посмертно за героическую гибель. За то, что остался прикрывать отступление своих войск. Под письмом стояла подпись самого императора.
Отчаянное горе накрыло меня. Зуб на зуб не попадал, тело тряслось, внутри всё рвалось наружу, магия била в виски.
— Боги… как же мне больно… — прошептала я и упала на колени. Разрыдалась, согнувшись, на полу. Била кулаками по полу, задыхалась от бессилия и обреченности неминуемого момента. Конец! Это просто конец!
Я кричала, выла и снова кричала до хрипоты.
Не знаю, сколько времени прошло. Я плакала, сжимая это чёрное письмо из дорогой бумаги. Но в итоге я потеряла сознание.
Когда очнулась, тело затекло от долгого лежания на полу. Я села, облокотилась спиной о дубовый стол. Снова развернула письмо.
Как мне жить? Что мне теперь делать?
Ответ пришёл сам собой.
Если Алекс сначала пропал без вести, а потом прислали соболезнование — значит, они нашли тело моего мальчика. Значит, я должна с ним проститься.
И значит, я отправляюсь на западный фронт.
Мысль дождаться мужа даже не возникла у меня в голове.
Я поднялась, едва удерживаясь на затёкших ногах. Схватилась за стол, чтобы не упасть.
Мир плыл перед глазами. Но я сделала усилие, подняла голову и посмотрела в окно.
Ночь. Густая, вязкая, почти осязаемая.
До рассвета я должна была успеть покинуть поместье.
А утром — сесть на дилижанс.
И уехать.
Проводить в последний путь сына.
Только не ожидала, что тела мне так и не покажут…
Арагон ДрэдморЯ гнал коня, не давая себе ни отдыха, ни передышки. Только марийская порода могла выдержать такой бешеный темп. И она выдерживала.
Весть о том, что мой сын пропал без вести, ударила прямо в сердце.
А ведь я не хотел отпускать его, но уважал его право на выбор. Он хотел заслужить собственное имя, собственную репутацию вдали от моей тени. И вот к чему это привело.
Но никто не застрахован от войны. Никто.
Я пообещал Кьяре, что верну сына. Я сделаю это. Любой ценой.
Главное — чтобы он не стал жертвой… заговора.
Моё доверенное лицо успело передать сыну тревожные вести. Неутешительные, к сожалению.
Что если от него захотели целенаправленно избавиться. Его имя знал генерал западного фронта. Кто еще? Возможно, его личный адъютант. Не больше. Но шпионы есть везде.
А может быть это лишь жестокая случайность…
Война есть война.
Главное, чтобы у меня было время проверить собственную теорию.
Я гнал коня, пока у того пена не пошла изо рта. Только тогда остановился. На ближайшем постоялом дворе.
— Когда кони отдохнут — направитесь на западный фронт, — бросил я приказ, спрыгивая с седла.
— Генерал, там может быть опасно вам одному… — попытался возразить один из моих офицеров. Я знал на что он намекал. Многое стояло на кону. Но… там был мой сын.
— Всё будет нормально, — отрезал я.
Тело пошло волной, я обратился драконом и взмыл в небо. Ветер хлестал по чешуе, а сердце колотилось в груди глухим боевым барабаном.
Через сутки тяжело опустился у линии обороны. Деревня, которую занял генерал Нормийский, была превращена в аванпост Имперских войск.
С высоты не было видно ни одного разлома, ни портала. Всё выглядело спокойно. Но я знал — это только видимость.
Меня окружили воины западного фронта.
— Проведите меня к вашему генералу, — бросил я отрывисто. — Доложите: генерал Имперской армии, Арагон Дрэдмор, требует разговора.
Воин отдал честь. Вскоре меня, в сопровождении караула, провели в сторону каменного дома в центре деревни.
Скорее всего, когда-то это был дом старосты. Теперь он стал штабом генерала.
Дверь в кабинет скрипнула, обо мне доложили и ту же впустил внутрь.
Генерал Нормийский поднялся из-за стола. Его взгляд мгновенно ожесточился. Одним резким движением он велел всем советникам и адъютанту покинуть кабинет.
— Вон. Все.
Военные молча подчинились. Вскоре дверь закрылась, и в комнате остались лишь мы двое.
Нормийский свернул разложенные на столе карты, аккуратно сложил их в сторону. Помедлил, потом кивнул на кресло:
— Садись.
Я остался стоять.
Он прошёл к бару, налил себе крепкого. Задержался. Тень метнулась по его лицу. Он был старше меня на полсотни лет. Седой, но все еще крепкий дракон.
— Этот разговор будет не из приятных, — глухо сказал он, поворачиваясь ко мне. — И, видят боги, я не хотел быть тем, кто принесёт эту весть.
Я молчал. Сжал зубы так, что заскрипели.
— Твой единственный наследник… не только пропал без вести. Он погиб, Арагон. Весть уже отправлена домой.
Только одно слово вырвалось у меня:
— Когда?
— Месяц назад. Его сороковая группа попали в окружение. Твой сын остался прикрывать отступление отряда. Дрался до конца. Его тело не нашли. Мы искали до последнего. Я лично занимался поисками его или того, что от него могло остаться. Прочесал всю местность. Но… ничего.
Я закрыл глаза. По венам разлилась лава. Дракон ментально рычал и выл. Раздирал грудину в кровавые клочья.
Я не позволил ни одной эмоции вырваться наружу. Ни боли. Ни крика. Ни ярости.
— Садись, — тот поставил бокал на стол. — Возьми.
Но у меня перед глазами встал образ… Кьяры. Моей жены. Моей истинной.
Как она будет смотреть на меня, когда узнает?
Сможет ли вынести?
Нет. Она не выдержит. Я видел, как в её глазах ещё дома — свет угасал от страха за сына. Теперь… теперь она потеряет рассудок от горя. Я разнес в хлам ее душу. Разорвал ей сердце предательством. А теперь потеря единственного сына просто добьет ее.
Я стоял, сжав кулаки так.
— Где именно это произошло? — хрипло спросил я.
— Под Брайнгольмом. Твари вырвались из разлома. Его отряд принял удар первым.
Я кивнул. Одно короткое движение.
— Твой парень герой.
— Каждый герой, это ошибка генерала.
Тот скривился. Но знал, что я прав. Он должен был предотвратить, предусмотреть.
— Только мне его это не вернет.
— Война. Ты сам знаешь, как всё бывает, — сказал Нормийский. — На всё воля богов.
«Или императора», — холодно подумал я.
Я сел напротив. Сжал руку в кулак и на миг коснулся им губ, удерживая боль и ярость внутри.
— Почему не сообщил сразу? Знал, что это мой сын.
— У тебя самого был прорыв. Мне доложили. Тяжёлая битва. Потом ещё одна. Куда тебе? Генерал должен оставаться с холодной головой. А если бы ты сорвался с места? Бесполезно. Нецелесообразно. У меня здесь все ресурсы были. Это моя территория. А ты нужен был там.
«Да чтоб тебя Бездна разодрала… сорвался бы! Хоть на край света. Но ты решил за меня, старый ящер».
— Вижу по глазам — не согласен, — заметил он.
Пришлось сдержаться. Свой гнев. Свою ярость.
Сдержаться, чтобы не свернуть старику шею прямо на месте.
Слишком быстро он отправил письмо о гибели. Наверняка слишком гладко всё расписал. Красиво. Сладко.
А моя Кьяра… бедная Кьяра. Как она там?
— Повторю. Война есть война. И тут гибнут семьями. Хотел сохранить наследника — не стоило пускать его на фронт, — сказал Нормийский.
— Оставь свои советы при себе, — отрезал я.
— Не рычи, — нахмурился он.
«Я и не начинал», — холодно метнул я взглядом.
Я всматривался в этого дракона. Пытался понять: на чьей он стороне? В курсе того, что происходит за нашими спинами, пока мы гибнем и держим оборону от нежити другого мира?
— Я хочу поговорить с теми, кого прикрывал мой сын, — сказал я.
— Это я организую, — кинул Нормийский, откинувшись на спинку кресла.
— И попрощаться с телом сына.
— С этим хуже.
«Мразь. Что ты сделал с моим мальчиком?..»
— Его не узнать было, — сухо произнёс он. — Мы опознали Алекса случайно. Только потому, что один мой воин сразил нежить. В брюхе чудовища была рука… с татуировкой. Такая была только у него. Да и нашивка — осталась там же, в желудке.
Я сжал кулаки так, что хрустнули пальцы.
— И что ты сделал?
— Мы сожгли твоего героя в драконьем пламени.
Слишком гладко. Слишком ровно он всё говорил.
Не верю. Ни единому слову.
За последние полгода моя вера в справедливость пошатнулась. И теперь я точно знал — всё проверю сам.
— Я всё понял, — глухо сказал я.
Больше слов не было. Всё остальное я сказал себе — внутри.
В сердце, что билось так тяжело, словно готово разорвать грудь.
Кьяра… держись. Я найду правду. Даже если придётся развернуть всю Империю против себя.
— Ни хрена ты не понял, — зло усмехнулся Нормийский. — Думаешь, ты первый, кто теряет? Сколько я таких видел… А ты сам? Скольким родителям сообщил о гибели? Похоронил, а?
Я молчал. Прожигал его глазами.
Он сдулся быстрее, чем ожидал. Устало провёл рукой по лицу, допил бокал залпом.
— Достала меня эта война, — выдохнул он. — Достала. Вот где у меня все ваши сынки. Да и вы сами, мамки-папки. Всё достало. Хотел бы уйти на пенсию, но Император не отпускает.
Его слова не трогали. Совсем.
— Когда я смогу встретиться с сослуживцами моего сына?
— Сейчас ночь. Парни отдыхают. Никто не знает, когда будет новый прорыв. Так что утром. Я отдам приказ адъютанту собрать список. После его гибели мы раскидали его бойцов по другим группам.
— Хорошо.
— Тебе дом выделим. Отдохни. Насколько возможно в твоём положении. Генри! — рявкнул он.
Молодой, худощавый парень тут же вошёл в кабинет, словно стоял за дверью всё это время и подслушивал.
— Проводи генерала Дрэдмора в гостевой дом. Устрой всё. А потом — ко мне.
— Есть, генерал! — вытянулся юноша.
Я встал. Но не успел выйти из кабинета, как слова Нормийского пригвоздили меня:
— Слышал, ждёшь пополнения. Это хорошо. Новый наследник поможет тебе пережить потерю сына.
Я сжал зубы. Чуть не сорвался.
Ещё миг — и я бы сломал ему хребет прямо за этим столом.
Но промолчал. Вышел, не ответив.
Дом, что мне выделили, стоял на отшибе. С виду обычный. Внутри — слишком хорошо обставленный для фронта.
Меня проводили в комнату на втором этаже и оставили.
Я выключил свет. Подошёл к окну.
Внизу горели костры прямо на улицах. По деревне ходили караулы.
И были ещё те, что несли службу только возле моего дома.
Конвой. Организовали надзор.
Я усмехнулся.
— Правильно. Я бы тоже так сделал, — прошептал я в темноту. Одернул занавеску.
Я осмотрел полностью обставленную комнату. Слишком уютно. Не по-военному.
Стены были отделаны красным шёлком, словно пропитанным кровью. Красное покрывало на кровати раздражало взгляд.
Ещё бы золотом всё отделали… — мрачно усмехнулся я.
Я отодвинул тяжёлый шкаф в углу комнаты, освобождая каменную стену.
И ударил кулаком.
Раз. Другой. Третий.
Разрывал кожу в кровь, а костяшки в пыль. Я бил, пока стены не окрасились алыми пятнами, но были не видны на красном шелке.
Бил пока руки не превратились в мясо.
Ни звука. Ни крика. Только гул моих ударов и глухое дыхание.
Я стоял, прижавшись лбом к стене, пока боль не обожгла мозг и не вытеснила из головы всё лишнее. Потом вернул шкаф на место.
Я тяжело опустился на кровать, поставил локти на колени. Согнулся. Уставился на деревянный пол.
И думал. Думал.
«Лучше бы всё, что ты скормил мне, старый хрен, оказалось правдой. Так будет безопаснее. Для вас всех»
Не мог поверить, что мой сын мёртв. Что его больше нет. Всё во мне отказывалось это принять.
Боль сжигала изнутри, но вместе с ней поднималась цель.
Цель, которая держала меня в сознании. Добраться до сути. Узнать правду. Найти ответы, даже если придётся перевернуть ради этого всю Империю.
Я встал, смыл кровь с рук. Пора было действовать.
Я осмотрел каждое окно. Оценил всё, что открывалось мне. Искал слепые зоны, дыры в охране надзорных.
Спустя три часа они ослабили бдительность.
Понимали: нет нужды сторожить чужого генерала. Я ведь не тварь из Бездны, чтобы рваться наружу и жрать своих.
Это была их ошибка. И я собирался ею воспользоваться. Ночь была безлунная. А костры уже не горели так ярко.
Я выбрал окно на втором этаже, ведущее из коридора. Распахнул его. Подтянулся на руках, мышцы вздулись и, оттолкнувшись, залез на крышу. Черепица тихо скрипнула под моим весом, но я лёг всем телом, погасив звук.
Редкие наблюдатели не заметили. Перекатился и, выбрав точку, когда я не буду заметен, спрыгнул.
Я собирался сделать обход.
Мой приезд был не запланирован. Я не сообщал, что прибуду. Но мое поведение могли просчитать в этой ситуации. Не исключал, что старый лис Нормийский всё предусмотрел.
Но мне было интереснее другое.
Что он будет делать сейчас, когда знает, что я не уеду, пока не переговорю с сослуживцами своего сына.
Деревня стояла на возвышении. Узкие улочки петляли между приземистых каменных домов. Заборы были невысокие. Ничего не утаишь. Полагаю, что местных тут почти не осталось.
Здесь всё было превращено в военный лагерь: склад оружия в бывшем амбаре, караулы у колодца, костры на перекрёстках. В воздухе пахло гарью и хвоей.
Я двинулся, обходя посты по краю. Я сливался с тенями, почти растворялся в них.
Активность заметил сразу.
Там, где должно было быть тихо, вспыхнули факелы.
Я подошёл ближе, прижался к стене. Тени укрывали меня, и я наблюдал.
В лекарскую, не таясь, вошли трое. Среди них — адъютант генерала. Шёл уверенно, руки за спиной, шаг мерный, как будто всё происходило по чётко отлаженному порядку. По краям — два воина, крепкие, в форме, лица каменные. У входа ещё двое стояли с факелами, не двигаясь, охраняя дверь.
Я замер, глядя сквозь приоткрытую створку.
Через мгновение троица вышла обратно, ведя между собой дракона.
На нём из военного обмундирования остались лишь форменные брюки. Рубахи не было. Грудь туго перебинтована. Длинные светлые волосы свисали по лицу. Адьютант перехватил один факел и пошел вперед.
Воина повели в сторону леса.
Парень едва переставлял ноги. Казалось, вот-вот рухнет. Светлые волосы липли к лицу, бинты на груди темнели от свежей крови. По возрасту он мог быть ровесником моего сына. Эта мысль больно полоснула по сердцу.
Я шёл следом, растворяясь в темноте. Двигался тихо, как хищник. Каждое движение было выверено.
То, что происходило на моих глазах, не нравилось мне всё больше. С каждым их шагом, с каждым моим вдохом тревога и злость нарастали внутри.
Куда вы его тащите, ублюдки?
Они шли довольно продолжительное время.
Я держался за ними тенью. Наступал мягко по валежнику, почти бесшумно, не оставляя следов в лесу. В темноте меня было едва различить — только глаза могли выдать, если бы я позволил им вспыхнуть.
Позволил дракону подобраться близко к поверхности. Напряжение било по мышцам и вискам. Деревня осталась позади. Лес окутал тишиной и поглотил нас. Здесь было сыро и темно. Треск веток под ногами воинов гулко отдавался в ночи. Один шаг за другим.
Они шли молча. Никто не переговаривался. Только мерцание факела впереди выхватывало из тьмы их силуэты.
Парень между ними стонал. Глухо, сдавленно. Ему было больно — я слышал это в каждом его шаге, в каждом обрывистом вдохе. Его волокли вперёд, и только руки воинов удерживали его на ногах.
Я смотрел и чувствовал, как в груди поднимается злость.
Что вы задумали? Но уже догадывался, что увижу.
И за это хотелось вырвать их никчёмные сердца.
Путь вывел их на поляну в чаще леса. Я замер в тени векового дерева.
В центре, меж двух деревьев, дрожало голубоватое марево.
Это был прорыв.
Вход в Бездну.
Но странный — из него никто не вылезал. Только пульсировала зыбкая рябь, искажающая воздух.
Портал был обнесён каменными глыбами, грубо выложенным кругом. Вокруг валялись изъеденные временем кости. Черепа нежити. Обломки когтей и рёбер тварей. Вонь стояла жуткая, затхлая, пропитанная смертью.
Воины остановились. Дракона, что еле держался на ногах, поставили на колени.
Его голову рванули за волосы вверх, заставили смотреть прямо в зыбь портала.
Адъютант склонился к его уху. Я видел, как шевелятся его губы. Слышал тихий, вязкий шёпот угрозы. Парень дернулся, но не смог вырваться.
А потом адъютант выпрямился… и сплюнул ему под ноги.
— В Бездну его! — процедил он. — Сдохни, щенок.
Воины толкнули дракона коленом в спину. И парень полетел вперёд, прямо в марево. Мгновение — и его тело скрылось в голубой ряби. Портал «содрогнулся» как желе и снова успокоился.
Я остался в тени, сжимающий зубы до скрипа.
Так вот, что вы делаете с бойцами?
Они ушли быстро, практически не задерживаясь.
Я опустил руку в нагрудный карман. В потайном отсеке лежал оберег, который больше двадцати лет назад всунула мне в ладонь старуха на улице.
— Однажды он спасёт тебе жизнь, дракон, — прохрипела она и пошла прочь, а у меня в голове, как у проклятого, вертелись эти слова.
Я не суеверный. Но не выбросил. Сохранил.
И он действительно спас мне жизнь. Год назад, когда тварь в бою вцепилась зубами в плечо, проткнула кожу и потянула меня в портал. Тогда была такая мешанина, такой ад вокруг, что никто не заметил, как я исчез. И никто не видел, как я полз обратно. Как рвался сквозь рябь марева.
Из-за той грани ещё никто никогда не возвращался. А я смог. Так меня и нашли, лежащим у портала.
Многие решили, что меня просто не затащило окончательно. Что я чудом ускользнул. Но я один знал правду. Я там был. По ту сторону.
И первая мысль, что пришла мне тогда, — именно оберег позволил вернуться.
Я вспомнил старуху. Её глаза. Её слова, что били в голову, как проклятие.
Я поспешил. У входа воняло так, что глаза слезились. Запах тухлой плоти, жжёных костей, и пронизывающий холод дохнул в лицо.
Я вошёл в марево. Каждая секунда могла стать последней для парня, которого эти ублюдки толкнули в Бездну.
Меня пробрал озноб. Марево расступилось. И я оказался там.
На той стороне, как и тогда, царили вечные сумерки. Не светло и не темно. Небо, окрашенное в кровавые тона, иногда переходили в тёмно-фиолетовые тона. Редкие искорёженные деревья виднелись на горизонте, как и клочки травы. Каменистая, глинистая почва, серо-чёрная, будто сама земля тут давно сгнила. И туман. Тот самый, спутник этих земель. Он скользил между камней, вязкий, тяжёлый, с запахом плесени и разложения.
Парень лежал у самого марева. Я подхватил его под руки.
— Эй, ты дышишь? — дернул его за плечо.
Оставаться здесь было невозможно. Силы уходили слишком быстро. Этот мир жрал всё живое, а энергию драконов — особенно. Я помнил, как сам едва волочил ноги и уже почти без сознания падал обратно в портал. Правда, тогда я был ранен слишком серьёзно.
Но тут, справа, раздался звук. Жуткий, влажный, будто кто-то раскрыл огромную пасть. Дохнуло трупной гнилью.
Я обернулся — и увидел.
Из-за валуна, справой стороны, выползала змееподобная тварь. Длинное тело в чешуе, но с короткими лапами сороконожки. Огромный багровый капюшон раздувался, как у чудовищной кобры. Пасть раскрылась, и я увидел два ряда зубов, тонких, игольчатых, загнутых внутрь. Глаза, светящиеся зелёным инфернальным светом, прожгли темноту.
Я понял: она прикормлена. Ждёт.
А за ней показалась ещё одна. И ещё. На горизонте, в тумане, двигались тени, и все они тянулись к порталу.
Сволочи. Они используют его как кормушку.
— Твою мать… — выдохнул я.
Клинка с собой не было. Только штык-нож в голенище сапога.
Первая тварь рванула. Я перехватил её под подбородок, вонзил короткий клинок, провернул, оттолкнул. Брызнула густая чёрная кровь, с отвратительным запахом тухлой серы.
Я подхватил парня, завалил его на плечо и, не теряя времени, рванул к порталу. Спиной врезался в марево, сгруппировался, чтобы не придавить его весом.
Парень был без сознания. Пульс едва-едва бился. Его тело источало смесь запаха драконьей крови и той гнили, что тянулась из Бездны.
Я пробывал там всего пару минут. Этого хватило, чтобы резерв магии осел на половину. Силы уходили, словно через сито. Даже при всём желании я бы не смог обернуться сейчас.
Мы рухнули обратно в наш мир. Прямо у подножия портала. Я сразу поднялся, взвалил бойца на плечо. Времени у меня было немного — чуть больше, чем до рассвета. Утром за мной придут.
Я шёл сквозь лес, ощущая, как парень безвольно висит на плече.
— Держись, пацан, — выдохнул я.
Три часа я пробирался сквозь густую темноту. Радовался только одному — ночь была безлунной. Наконец, резерв пополнился, дракон отозвался мощью. Я обернулся ящером на ближайшей поляне, подхватил его в когти и унёс к постоялому двору, где оставил своих людей.
Приземлился неподалёку, снова обратился. Подхватил его на себя, тащил, пряча от чужих глаз. Для всех я по-прежнему должен был оставаться на западном фронте.
Издал три коротких свиста.
Вскоре ко мне спустился Диант, мой офицер, и Этьен, мой личный адъютант.
— Генерал?
— Держите парня. Его надо скрытно провести на постоялый двор. Оказать помощь. И охранять его. На западный фронт не суйтесь. Будьте готовы к непредвиденным ситуациям. Пополните провизию и лекарства.
— Кто это? — спросил адьютант, проверяя пульс парня. Пока Диант придерживал бойца.
— Вот и доложите мне, когда он придёт в себя. Но никакого шума. И лекарей не привлекать. Справьтесь своими силами.
— Есть, генерал.
Я отдал его людям. Мне предстояла дорога обратно.
А в голове билось одно: неужели эти ублюдки могли так же поступить и с моим сыном?
Утро наступило слишком быстро. Я успел лишь почистить форму, сомкнуть глаза буквально на час, и вот уже в дверь постучал адъютант генерала.
Потом был завтрак — разделённый вместе с Нормийским. За столом царила показная вежливость, фразы были пустыми, ничего не значащими.
Чашка крепкого кофе хоть как-то отрезвила сознание.
После завтрака мы поднялись в кабинет. Нормийский отошёл к окну, долго молчал, а затем тяжело вздохнул. Я уже знал ответ, ещё до того, как он открыл рот.
— К сожалению, ты не сможешь переговорить с сослуживцами, — произнёс он наконец, сухо, отрывисто, будто заранее приготовленную речь. — Дело в том, что, как бы мне ни было неприятно сообщать… но в течение этого месяца все парни погибли.
Я не шелохнулся.
Ничего не нашёл. Ничего не увидел. Он этот месяц просто тянул. Достаточно времени, чтобы стереть любые детали.
Он говорил, а я лишь сидел, сжимая зубы до скрипа.
Желание свернуть этому старику шею росло в геометрической прогрессии. И только самоконтроль удерживал меня от того, чтобы не исполнить это желание прямо сейчас.
Я ощущал себя не в стане имперских войск. А среди врагов.
— Отведи меня на место гибели сына.
Тот молча кивнул. Указал рукой в сторону двери. На конюшне нам быстро подготовили коней. Нас сопровождали лишь адъютант и один из тех, кто ночью тащил парня в портал.
Напрашивался еще один вывод. Там куда мы едем — безопасно. Вряд ли бы Нормийский рисковал собственной шкурой.
Каждый мой шаг оценивался, каждый взгляд ловился. Я видел, как продолжался негласный конвой за мной: будто издали, словно случайно, но за каждым моим движением следили. Даже тогда, когда генерал демонстративно оставлял меня одного.
Приходилось соблюдать осторожность. Нельзя было дать слабину.
Я должен был разобраться. Что здесь происходит на самом деле?
Прорыв не скроешь. На том месте действительно была бойня. Земля, напитанная ядовитой кровью нежити и тварей Бездны, не даст взойти ничему ещё долгие годы. Там всё было залито смертью.
Но какова вероятность, что Алекса пустили в расход? Что его просто столкнули в Бездну, как того юнца, которого я сам видел?
Эта вероятность была слишком реальной.
Он мог выжить… только если попал не к прикормленным тварям, а в другой портал.
Тогда да — шанс был. Небольшой, но был.
Выжить. Но как выжить в том мире?
Там, где сама земля пьёт силы дракона. Там, где магия тает час за часом, вытягивая из тебя жизнь.
Я должен проверить эту теорию.
Забрать оружие. Войти в портал. Понять, насколько долго смогу там продержаться. Узнать, что будет с телом, когда драконья энергия сгорит до конца. Смогу ли я выжить, став простым человеком? И способен ли обычный человек там выстоять?
Я поднял голову, нашёл глазами Нормийского. Тот как раз отослал своего адъютанта. Молодой дракон, прежде чем запрыгнуть на коня, бросил на меня взгляд — нечитаемый, колючий.
Генерал подошёл ко мне.
— Ну что, мой друг, — произнес он, осматривая место недавнего сражения, а потом смотря мне прямо в глаза. — Каковы твои дальнейшие действия?
Я выдержал его взгляд.
— Думаю, пора отклониться. Возможно, я ещё навещу тебя.
— Отдыхай лучше, генерал, — сказал он, нарочито благодушно, постучал по плечу. — Никто не знает, когда случится очередной прорыв.
— На Восточном фронте спокойно. Никаких предпосылок к открытию портала нет, — холодно отрезал я.
— Ну… это сейчас нет, — протянул он и усмехнулся. — Сам знаешь, как оно бывает.
Намёк был более чем прозрачным.
Кьяра
Прошло четыре дня.
И сейчас я сидела в телеге с продуктами для гарнизона, которой управлял угрюмый и неулыбчивый господин по имени Бирмс. Колеса скрипели по дороге, оставляя за собой пыльный след.
Пожилой мужчина почти любезно согласился меня подвезти из конечного и самого ближайшего к западному фронту городка под названием Ракши. Мы ехали молча. Господин Бирмс не лез в душу, я не лезла в его.
Он был одет в чёрный походный плащ из брезента и весьма поношенный костюм.
Стоило только въехать в деревню, как телегу остановили. Бирмса сразу взяли в оборот и принялись проверять провизию. Пока сверяли бумаги, я тихо спрыгнула с повозки, подтянула к себе небольшую сумку.
Хотела осмотреться. Но… меня тут же перехватила девчонка. Совсем молодая. Ровесница моего сына… моего погибшего сына.
И снова удар от этой мысли внутри оказался таким, что я едва смогла говорить.
— Целительница? — спросила она, прищурившись на меня.
— Хм… травница, — ответила я.
— Это тоже сойдёт. А когда целительница прибудет для генерала?
— Не могу знать, — растерянно пробормотала я, отвела взгляд.
Сама не знаю отчего решила пойти со светловолосой девчонкой и не сказала, что я к генералу.
Та сразу же повела меня в лекарскую, буквально через три одноэтажных дома. Так вцепилась в мой локоть, что не оторвать.
А я ведь, и вправду травница. Смогу сварить любое зелье.
Если кому-то нужна помощь здесь, то я помогу.
Ведьмы всегда были хороши в зельеварение. Мы выбирали самые лучшие растения, интуитивно чувствовали это. Даже без капли магии наши отвары исцеляли куда лучше, чем те, что выходили из-под рук других магесс.
Мы дошли до каменного крыльца. Навстречу вышел воин и прошел дальше.
— А ты к какому офицеру прикреплена, м? — спросила вдруг девчонка, с живым огоньком в глазах. И посмотрела на меня.
— Я не поняла.
— Ой, да ладно, не тушуйся! — прыснула она. — Я поняла уж, что не к генералу. Старовата ты для него, — а потом нахмурилась, как будто начала разгадывать головоломку и тут же улыбнулась, словно ее осенило. — Наверное, к Бертрану! Он не такого высокого поста, как старшие офицеры, но тоже фигура важная. Я слышала, что недавно Император наградил его повышением. Бертран уже в возрасте. Ты ему как раз подходишь.
Смесь непередаваемых чувств исказили моё лицо. Я не успела даже высказаться. Потеряла дар речи от слов девчонки.
— Так да? Да ладно тебе! Все мы тут сначала такие правильные были. А потом ничего, привыкаешь. Побудешь тут подольше — поймёшь. Романы у нас тут быстро крутятся. Тем более, когда Император издал указ снабдить все военные чины походно-полевыми «жёнами». Чтобы не только следили за здоровьем мужчин, но и эмоционально и физически их разгружали. Хи-хи!
Я чуть не захлебнулась от возмущения.
Боги, да что за ересь тут творится?!
Первый раз я возненавидела Императора, когда узнала, что его предки истребляли ведьм. Второй раз — когда услышала про этот грязный указ.
В голове не осталось ни одного цензурного слова.
— А как же истинные, что ждут дома? — выдохнула я, глядя прямо на девчонку.
— А это уж не моего ума дело, — беззаботно отмахнулась она. — Ой, чего ты так смотришь на меня? Не хочешь — не спи с Бертраном. Только все же под крылом мужчины спокойнее и сытнее, чем так. А там гляди и подарит чего.
Я стиснула зубы, так что заболела челюсть. То, что я услышала, всколыхнуло во мне бурю эмоций.
Пришлось усилием воли подавить их. Я заставила себя улыбнуться, хотя, если приглядеться внимательнее, моя «улыбка» походила скорее на оскал.
— Скажи… а ты знала Алекса? — спросила я у девчонки. Имя вырвалось шёпотом, но внутри всё дрогнуло. — Самергрина… — я вспомнила, что муж говорил: наш сын служил под моей фамилией.
Брови девушки удивлённо поползли вверх. Да, она знала его. Я видела это по её глазам. А потом тень печали легла на ее лицо.
— Скажи… к нему тоже была представлена особая девушка? — я смотрела прямо в лицо, жадно ловя каждую реакцию. Что если у него была девушка и она была беременная от него. У меня тогда будет внук. Продолжение моего Алекса.
— Ну… он же всего лишь младший офицер… был, так что не положено вроде как, но у него…
— Леди! — холодный властный голос оборвал девчонку на полуслове.
Я резко обернулась.
Я выпрямилась, будто меня ударили по спине.
Передо мной стоял генерал. Тот самый, Нормийский.
В возрасте, коротко стриженный, седеющий. Взгляд проницательный, суровый. Лицо — словно высеченное из камня. Чёрная строгая форма, ни лишней детали. Лишь нашивки и погоны говорили о высоком чине и стать, конечно.
Типичный военный, для которого приказ всегда важнее чувств.
— Так это вы прибыли на телеге вместе с провизией, — сказал он, не отводя глаз.
— Да, — ответила я.
— Я так понимаю, раз вы интересуетесь Алексом Самергрином, то вы его мать.
— Да.
Генерал перевёл взгляд на девчонку.
— Мия, тебе заняться нечем. Слишком много треплешь языком. Вечером жди с проверкой.
Та пискнула, вытянулась стрункой, опустила глаза. И ретировалась, боком-боком, даже не смея поворачиваться к генералу спиной.
Мы остались вдвоём в коридоре.
— Леди Дрэдмор, — он произнёс мою фамилию чётко. — пройдёмте со мной в кабинет.
Он развернулся, указывая рукой направление. Я подчинилась.
Отметила про себя, что тот был в курсе настоящей личности Алекса. И сразу понял, кто я.
Мы вышли на улицу. Я внимательно рассматривала деревню. Раньше здесь наверняка кипела жизнь: жили семьи, дети бегали по дворам. Теперь это военный аванпост. Каменные дома, двухэтажные и одноэтажные. Простые, ничем не выделяющиеся и ни одного гражданского лица. Только воины, оружейники, целительницы.
Генералу отдавали честь. Его приветствовали. Он держал руки за спиной, шагал размеренно, а я шла следом.
Мы дошли до самого лучшего здания в деревне. У каменного крыльца стоял караул. Совсем молодой парень. Ровесник моего сына.
Любое напоминание о моем сыне отдавало болью.
Я держалась из последних сил.
Всю дорогу до форта, эти четыре дня в пути — я словно выпадала из реальности. Ела, потому что надо. Пила, потому что надо. Спала, потому что тело само падало. Я двигалась только ради одной цели. Проститься с сыном.
Внутри всё было мёртвое. Моя душа лежала в руинах.
Живым оставался только дар — он бился в груди, как пламя, напоминая, что я должна. Должна жить.
Мы вошли в узкий коридор. Миновали его. Прошли в небольшую комнату, где стоял стол и сидел светловолосый мужчина в форме. Он занимался бумагами. Тот хотел что-то сказать и встал, но генерал махнул рукой, отрывисто приказал:
— Генри, принеси нам два чая. Леди… Дрэдмор может пригодиться.
Я обратила внимание: он сразу дал понять своему человеку, кто я. В его словах была цель. Или это я уже сама видела подвох в каждом жесте, в каждом взгляде. Чай, видимо, мне подадут успокоительный.
— Проходите, леди, — сказал генерал, пока тот самый Генри внимательно следил за мной.
Я прошла, села на стул. Генерал расположился напротив. Мы молчали. Его глаза буравили меня. Взгляд был холодным, оценивающим.
Чай принесли. Генри оставил его на столе и исчез. Я не притронулась.
— Леди, — генерал заговорил первым, — пару дней назад здесь был ваш супруг. Мы имели разговор. Я не могу сказать вам ничего нового, чего он бы не передал сам.
— Мы не встречались с мужем, — сказала я, голос едва дрогнул. — По всей видимости, мы разминулись. Он, наверное, уже в пути домой. В наше поместье. Когда я получила известие о гибели, Арагон уже отбыл сюда.
Генерал смотрел с лёгким прищуром.
— Понятно. Тогда мне жаль, — выдохнул он.
— Я хочу проститься с телом сына, — произнесла я, каждое слово рвалось из сердца.
— К сожалению… ваш сын был сожжён драконьим пламенем.
Удар. Очередной. Нож в сердце.
— В таком случае… — я сглотнула, не чувствуя собственных губ, — передайте мне урну с прахом. Или её забрал мой супруг?
— Нет. Драконье пламя подразумевает полное уничтожение, — ответил он, и его голос прозвучал как приговор. — В наших военных традициях развеивать прах над местом гибели.
Очередной удар. Ещё глубже.
Я не могу даже проститься с собственным сыном.
Я было потянулась к чашке чая, но остановилась на полпути. Убрала руку, положила её на колено, вцепилась в ткань черных замшевых брюк.
Прикрыла глаза. Больно. Боги, как же мне больно.
— Леди, — голос генерала стал мягче, — если вам станет хоть немного легче, я могу показать вам место, где был развеян прах вашего сына. Позвольте мне оказать вам хотя бы эту милость. Ваш сын пал как герой. Он защитил группу, позволил отступающим выйти невредимыми из того боя.
— Хорошо, — едва выдавила я, поднялась со стула.
— Может быть, вы хотели бы немного отдохнуть? Как вы себя чувствуете? Я могу позвать целительницу.
Генерал был вежлив, даже слишком вежлив. Но никакой целительницы я видеть не хотела. Никогда. Пусть не все они одинаковые, но… одна такая «целительница» уже влезла в мою жизнь и в мою семью.
— Нет, не нужно, — отрезала я. — Я бы хотела отправиться туда как можно скорее. Если у вас нет времени, назначьте мне сопровождение.
Может, прозвучало резко, даже нагло. Но в конце концов я всё ещё носила фамилию мужа, я всё ещё была генеральской женой. И это имя давало мне право говорить прямо.
— Конечно, леди, — генерал коротко кивнул. — Вас сопроводит мой адъютант. Он потом лично поможет добраться до Ракши. Там есть удобный постоялый двор.
Из этого города я приехала с Бирмсом.
— Я бы хотела остаться здесь, — я выдержала его взгляд. — У вас ведь наверняка есть места для гостей. Мне подойдёт та же комната, где ночевал мой муж.
Нормийский смотрел на меня, и на миг мне показалось, что в его глазах мелькнуло что-то похожее на нежелание. Сложилось ощущение, он бы предпочёл избавиться от меня как можно быстрее.
Но я — не случайная женщина с улицы.
Я убитая горем мать, жена генерала. И моя фамилия весила слишком много, чтобы мне могли просто отказать.
— Не могу отказать вам, — наконец сказал он. — Я прикажу приготовить для вас комнату.
Я улыбнулась. Улыбка вышла вымученной, больше похожей на гримасу.
— Леди, мы не выпили чай, — напомнил он.
— Простите, — покачала я головой. — Мне сейчас ничего не лезет в горло. Я хочу как можно скорее отправиться на место… прощания с сыном.
— Конечно, — генерал поднялся, подошёл к двери и распахнул её.
В приёмной сидел его адъютант. Генерал бросил ему короткий приказ:
— Сопроводишь леди Дрэдмор до поляны. А потом будешь полностью в её распоряжении. Всё, что ей понадобится — исполняй. Леди останется у нас на одну ночь.
Адъютант вскочил, щёлкнул каблуками.
— Меня зовут Генри. Я буду рад помочь вам, — произнёс он.
Высокий, статный, светловолосый. Глаза голубые, собранные волосы перехвачены в высокий хвост. Молодой, красивый. Казалось бы, вполне симпатичный дракон. Но в его ледяных глазах таилось что-то такое, от чего по коже побежали мурашки.
А еще я уловила странную оговорку. «Останется на один день».
А что, если я не захочу? Куда мне возвращаться? Некуда. И не к кому. А здесь я ещё не простилась со своим сыном.
Но это я пока придержала при себе.
Мне предоставили лошадь. Обычная тонконогая кобыла, немного резвая. Для меня это не было проблемой. Хотя я отметила — могли бы дать спокойного коня. Но снова оттолкнула сомнения. Сейчас меня топило отчаяние, и всё вокруг казалось подозрительным.
Генри взлетел на своего коня — монструозного, мощного, из той же породы, что и у моего мужа.
Вспомнила слова генерала.
Его личный адъютант будет сопровождать меня неотлучно. Для чего его приставили ко мне так надолго? Даже когда мы вернёмся в деревню, я не могу заблудиться в этих трёх улицах.
Но, возможно, это считалось милостью генерала? Возможно, это диктовало положение моего мужа.
Или же всё было иначе?
Но, что бы это ни значило, я не знала всех армейских порядков и не могла судить.
Мы ехали молча. Я и не пыталась заговорить. О чём мне говорить с чужим человеком?
Я следовала за спиной Генри. Узкая лесная тропинка тянулась всё дальше. Место боя было в четырёх часах езды. Но я почувствовала его задолго до того, как мы подъехали.
Запах. Оттуда тянуло смертью. Болью. Кровью.
Я не говорю даже о смраде чёрной крови нежити, которой пропиталась земля. Нет. Я чувствовала саму землю. Природу. Она стонала, плакала, отравленная этим ядом.
И плакала так же горько, как плакала моя душа.
Сейчас та часть леса оплакивала всё живое.
И ещё не скоро там сможет возродиться жизнь.
Мы сейчас понимали друг друга. Были объединены одной болью и потерей.
Мы плакали обе.
Природа «шумела» в моих ушах, пробиралась под кожу, отзывалась магией. Сила хлестала по нервам, обволакивала изнутри.
Я отдавалась ей одной частью себя, другой же — крепко держала поводья кобылы, чтобы ту не понесло. Незнакомая лошадь всегда требовала осторожности и аккуратности.
Мы остановились у большой поляны. Хотя «поляной» это назвать было трудно. Передо мной раскинулась выжженная чёрная площадь огромного размера. В центре зиял кратер — то самое место разрыва материи. Вокруг, в радиусе двух сотен метров, земля почернела, покрытая пеплом и мёртвой кровью. Кости тварей из другого мира белели то тут, то там.
В том состоянии, в котором я находилась, этот вид едва не свёл меня с ума. Глаза застилало слезами, дыхание сбивалось.
Адъютант оказался удивительно вежлив. Он подал мне руку, помог спуститься с кобылы, придержал так, чтобы я твёрдо стояла на ногах.
— Я подожду вас здесь, леди Дрэдмор. Можете не торопиться, — сказал он ровно, отступив в сторону.
Я даже не кивнула. Ноги сами понесли меня вперёд. По чёрной земле. К самому кратеру, что остался от портала.
Я оглянулась лишь тогда, когда оказалась почти в середине. Увидела, как адъютант сел под дерево, привалился к стволу, даже прикрыл глаза.
Я отвернулась. Прислушалась к себе.
Сын был драконом. Но ведь в нем была и моя кровь. Пусть про ведьмаков я ничего не слышала, словно их в природе никогда и не существовало, но я рассчитывала на те крупицы, что все же могли достаться от меня.
Сейчас природа помогла бы мне проститься с ним.
Я опустилась на колени.
Земля была холодная, обугленная. Чёрная пыль въедалась в ладони.
Я закрыла глаза. Потянулась к дару.
— Мать-земля… — прошептала я. — Ты приняла в объятия моего сына. Дай мне проститься с ним.
Я взывала снова и снова.
Но не было отклика.
Словно здесь и не было его.
Земля плакала. Да. Я чувствовала её боль. Но не чувствовала даже остаточного следа, ведь его душа должна была быть тут, стать частью природы.
Я снова призывала. Снова и снова. Пока не услышала…
Шёпот. Хриплый, едва различимый. Но я знала — это ответ. Ощущение, что дарила Земля, похожее на дуновения ветерка.
И осознание, что ударило наотмашь.
Нет. Его тут нет.
Я сидела на коленях, вцепившись в землю, а потом резко распрямилась.
Открыла глаза.
Внутри меня вспыхнула надежда. Маленькая искра.
А затем я сама себя ударила этой же мыслью: нет, нельзя верить. Да, я хочу верить, что это значит — его тут нет.
Что мой сын жив.
Но не могу себе позволить этой роскоши.
Как не могу себе позволить выяснить, почему меня обманули. Что сложного было показать убитой горем матери место, где развеян прах её сына? Зачем лгать?
Спросить прямо я не могла. Никто не должен знать о моих способностях. А уйти, уехать за линию фронта уже завтра, как практически поставил перед фактом генерал Нормийский, — тоже не выход.
Нет. Я останусь здесь. Я останусь, пока не выясню всё.
Мне понадобилось ещё время, чтобы спрятать на лице эмоции, выжечь их из себя, оставить только пустоту и холод.
Подозрительность снова взыграла. Интуиция кричала, не давая успокоиться. Я отрезала себя от потоков магии. Я должна держать голову трезвой, холодной. Мне нужна ясность.
Но перед этим успела послать Матери-земле маленький импульс благодарности и поддержки.
Ведьм считанные единицы. Мы не знаем друг друга. Мы всегда жили обособленно.
Даже после этого короткого обмена силой я ощущала, как боль израненной и отравленной Земли стала меньше. Я знала: мы, ведьмы, могли бы залечить эту рану на теле земли очень быстро. Но начать — значит выдать себя. А это смертельно.
Я отряхнула руки, встала, выпрямилась. Черная пыль и зола остались на коленях штанов. Стерла их. Я повернулась и пошла обратно. Стоило мне сделать десяток шагов, как Генри распахнул глаза, будто и не дремал вовсе. Тоже встал и отряхнулся. Ждал меня.
На языке вертелось: сволочи, что вы сделали? Почему врёте? Но я сдержалась. Нельзя себя выдать. Всё выясню сама.
Подозрительные мелочи вспыхнули в голове одна за другой.
А еще созрел план. Первое, что нужно будет сделать, — разыскать Мию и расспросить её. Она явно проговорилась. Кажется, у Алекса тут кто-то был.
Я не хотела рассуждать сейчас о гнусности указа императора. На это просто не было моральных сил. К нашему громовержцу счет рос очень быстро.
Сначала Дарий Второй запрещал покидать поле боя воинам даже, когда был перерыв между Прорывами. Потому я и не видела своего генерала три года, пока опасность не была ликвидирована полностью.
А потом вдруг озаботился мужским здоровьем своих высших чинов. Но при этом не выписывал к ним жен, а подкладывал своих ставленниц. В конце концов, драконов никто насильно не заставлял подчиняться и изменять законным супругам.
Я так же понимала, что не все целительницы — шлюхи. Есть те, кто бросался под когти тварей, вытаскивал раненых прямо с поля боя. Их заслуг я не умаляю. Но есть и другие — те, что с радостью прыгали в постели к офицерам и генералам, даже зная, что где-то дома их ждут жёны. Может, и не истинные, но всё же законные.
Истинные… сейчас они редкость. Бабушка рассказывала, что до гонения на ведьм их было больше, что раньше истинные почти всегда встречались среди нас. Почему так — не знаю. Я пытала бабушку, а она лишь пожимала плечами, кусала губы и смотрела в сторону. Будто вспоминала что-то, о чём не хотела говорить.
«Меньше знаешь — дольше живёшь», — так говорила бабушка.
Я подошла к кобыле. Генри помог мне взобраться в седло, хотя я могла и сама.
Сейчас он пропустил меня вперёд. Сам ехал позади.
Мы снова углубились в лес. Тропа была узкой, между тёмных деревьев. Да и в целом тут было темнее, чем на опалённой поляне. Тянуло сыростью и холодом.
Прошёл час в молчании. И вдруг раздался свист. Короткий, едва различимый. И вроде бы ничего это не значило, но через минуту послушалось низкое рычание.
Я крепче перехватила поводья. Кобыла занервничала. Сухой треск ветки справа испугал лошадь, и её понесло. Она сорвалась в галоп, будто под ней зажгли огонь.
Летела вперёд, не разбирая дороги. Поваленные стволы мешали той, и она дергано меняла дорогу, углублялась в лес. Небезопасно неслась между деревьями, норовя запнуться и упасть. А значит, сбросить и меня.
Ветки хлестали меня по лицу, цепляли волосы.
Я оглянулась. Никто из зверья не преследовал нас. Генри гнал коня, пытался догнать. Но как-то не хотя.
Его лицо было… спокойным. Слишком спокойным. Ни страха, ни тревоги.
И тогда я поняла: свист. Этот свист не принадлежал зверю.
Если бы я не была ведьмой, решила бы — птица. Но нет.
Этот свист принадлежал человеку.
Хотел избавиться от меня?
Выдал мне пугливую кобылу, чтобы генеральская жена свернула себе шею? Прекрасный несчастный случай.
Генри явно не собирался догонять меня и помогать справиться с лошадью. Кобыла резко встала перед очередным поваленным деревом, взвилась, рванула в сторону. Сердце у меня ухнуло в пятки.
Нужно спасаться самой!
Но показывать свой дар я не могла. Не здесь. Не сейчас.
Я вцепилась в поводья, дёрнула резче, чем собиралась, и зашептала прямо в ушко:
— Тише… тише, моя хорошая… спокойно…
Красная пелена ужаса спала с её глаз. Паника отступила. Лошадь всё ещё неслась, но уже не в безумии. Теперь она неслась, но была управляемая мной.
Я выровняла её на тропу, и она пошла ровно, уверенно перепрыгивая поваленные стволы.
Я прижалась к её шее, ощущая каждый толчок её мускулов.
Для себя решила: я не покину этот лагерь, пока не выясню всё.
Мне терять нечего.
Уже заранее начала замедлять ход. В итоге я подъехала к деревне сама. Генри только тогда догнал меня.
— У вас всё в порядке? Вашу лошадь понесло, — зачастил он, едва выровняв дыхание. На лице была обеспокоенность. Но я не обманывалась. Взгляд его был холодным и неприветливым. — Рад, что с вами ничего не случилось.
— Да, она испугалась… Слава богам, я оказалась неплохой наездницей, — произнесла я и снова погладила кобылу.
Мы остановились у конюшни. Генри спрыгнул первым, подошел и подал мне руку, чтобы помочь спуститься. Чужого касания я не хотела, но игра требовала внешней учтивости. Он поймал меня, когда я соскользнула с седла. Отошел от меня, взял мою лошадь под уздцы. Я стала приглаживать волосы, поправила короткую замшевую куртку.
— Сделаю выговор конюху. Лошадь должна быть подготовлена к шуму, — произнёс он.
— Оставляю это на вашу милость, — ответила я.
Что ещё сказать? Что наверняка именно он и приказал дать мне такую кобылу?
Лучше прикусить язык. Кивнуть, сыграть роль уставшей и ничего не заметившей женщины. Пусть думает, что я доверчива, убита горем и глупа.
Генри передал лошадей конюху и громко сказал, что проведёт с ними отдельную беседу. Тот кивнул, но я уловила в глазах старого мужчины полное недоумение. Усмехнулась про себя. Вот значит как…
— Я провожу вас до комнаты и прикажу подать ужин, — произнёс адъютант. — Уже поздно, вам нужны силы после дороги.
Сказано это было так ненавязчиво, что смысл я уловила мгновенно: никуда не ходить, не вынюхивать, сидеть смирно в комнате. Моя задача — закрыться внутри.
Я улыбнулась так, как умела: устало, растерянно, будто мне и правда всё равно. Кивнула. Генри остался доволен моей реакцией.
Он сложил руки за спиной и пошёл размеренным шагом. Я шла за ним.
Смотрела по сторонам, в надежде заметить хоть что-то полезное. Может, мелькнёт та самая Мия. Может, увижу, где она живет.
Шли мы недолго: свернули с главной улицы, и сразу же, на окраине, показался двухэтажный каменный дом. Серый, ничем не примечательный, наполовину заросшей мхом и вьюном.
Внутри было лучше. Добротная мебель, плотные шторы, ковры. Всё скромное, но явно отведённое для высокопоставленных гостей фронта.
Генри открыл дверь комнаты на втором этаже.
— Располагайтесь, леди Дрэдмор. Ужин будет через несколько минут.
Взгляд мой сразу упал на кровать. На ней уже стояла моя сумка. Кто-то заранее её сюда перенёс. Я скривилась. Ничего не мешало им досмотреть их.
Я прошла внутрь. Красный бархат покрывала, такие же тяжёлые шторы и безвкусные красные обои, словно заляпанные кровью. Ещё бы позолотой украсили — и можно было бы перепутать с комнатами в самом императорском дворце.
Я подошла к окну, аккуратно отодвинула белый тюль. Внизу, у калитки, стоял воин. Кажется, мне полагался ещё и охранник. Прекрасно. Значит, свободы будет ещё меньше.
Тюль я опустила.
Я едва успела снять куртку и приготовить чистую одежду. В дверь постучали, я распахнула ее. В проёме стоял Генри с подносом. На ужин была горячая каша с мясом, салат, крепкий чай.
Я пропустила его внутрь. Он поставил поднос на комод и произнёс:
— Отдыхайте. Сегодня уже поздно. Завтра я зайду за вами с утра, чтобы проводить.
— Я бы хотела после ужина переговорить с генералом, — сказала я, не сводя глаз с Генри.
Он смотрел на меня. Я смотрела на него.
— Я доложу, — ответил он с лёгким прищуром.
— Хорошо. Через час я буду готова встретиться с ним, — произнесла я твёрдо, тоже обозначая, что не изменю своего решения.
Генри склонил голову в подобии поклона и вышел.
Я закрыла дверь, подошла к подносу. В чае явно угадывался успокоительный сбор. Слишком насыщенный, слишком настойчивый. Почти снотворный. Я хмыкнула.
Ну конечно, чтобы спала крепко и не бродила ночью.
Я отнесла чашку в ванную, вылила содержимое в раковину. Потом вернулась, поела. Пусть кусок в горло не лез, но силы мне были нужны. Я заставила себя доесть всё.
После ужина позволила себе короткий душ. Переоделась: тёмные узкие замшевые штаны сменила на коричневые, надела другую чёрную блузку, почистила куртку. Волосы убрала в высокий хвост.
К назначенному времени я уже была готова. Посмотрела в зеркало напоследок. Там я увидела, не убитую горем мать, а женщину, упрямо решившую выяснить правду.
Как и прежде, Генри постучал в мою дверь.
Мы снова шли по деревне. Уже было темно, сумерки опустились, на перекрёстках зажигались костры. Караульные несли службу.
Я давно уже приметила здание целительской — там горели свечи. Попасть бы туда… Но кто же мне даст?
Мы свернули вправо. Прошли еще немного до штаба генерала Нормийского.
Прошли внутрь. Навстречу выходили разговаривавшие друг с другом офицеры.
Мы обошли их. Свернули в сторону кабинета. Генри остался в приемной, но открыл мне дверь, пропуская внутрь.
Генерал встретил меня уже без форменного камзола: тот висел на вешалке, в открытом шкафу. Сам генерал сидел за столом, в белой рубашке с закатанными рукавами, писал что-то. Как только я вошла, он отложил бумагу, аккуратно убрал её во внутреннюю полку стола и коротко приказал адъютанту:
— Принеси нам чай.
Генри кивнул и оставил нас двоих.
— Присаживайтесь, — генерал указал рукой на стул. Его лицо ничего не выражало. Поза была расслабленной, только мне казалось это обманчивым. Глаза выдавали Нормийского. Слишком пристально он следил за мной. — О чем вы хотели со мной поговорить?
— Я хочу воспользоваться вашим гостеприимством и задержаться здесь, — произнесла я.
— С чем связано ваше желание? — генерал Нормийский прищурился.
Я выдержала паузу, словно собираясь с силами. Внутри я была напряжена как пружина, но наружу я выпустила только усталость и горечь.
— С тем, что я не могу просто уехать, — тихо ответила я. — Там, где оборвалась жизнь моего сына… я должна быть рядом хотя бы ещё немного. Пусть это место и опасно, но я хочу почувствовать, что не предала его память тем, что поспешила домой, в тёплый дом и тишину. Мне нужно время, чтобы проститься.
Я опустила глаза, позволила голосу дрогнуть.
— Здесь он сражался. Здесь он отдал свою жизнь. Если я сейчас покину это место — мне будет казаться, что я бросила его.
Я снова подняла взгляд, твёрдо, почти упрямо:
— Я не прошу много. Я не стану мешать вам. Но позвольте мне остаться хотя бы на короткое время.
А настоящая мысль билась в голове, я её прятала глубоко: я знаю, меня обманули. Знаю, что прах моего сына развеяли не здесь. И пока я не докопаюсь до истины, не сдвинусь с места.
Генерал нахмурился.
— Поймите, у нас военный объект. Возможны прорывы. Вы будете в опасности. И что со мной сделает ваш супруг, если узнает, что его жена погибла здесь?
— У нас с ним сложные отношения, — я усмехнулась безрадостно. — Но он поймёт моё желание остаться на время там, где пал наш сын. Тем более я буду здесь не просто так. Я дипломированный зельевар и травница. И даже не прошу платы за мои труды. Я буду помогать вашему гарнизону.
Генерал задумался. В это время адъютант вернулся с чаем, поставил поднос между нами, странно переглянулся со своим командиром и снова удалился, тихо закрыв дверь.
Мы остались вдвоём.
— Леди, — начал генерал медленно, — я понимаю ваше желание. И не буду скрывать — ваши навыки нам бы пригодились. Толковых зельеваров всегда не хватает. Но вы поймите и меня. Это опасное место. А такие, как вы, слишком неподготовлены к войне и тому, что здесь может происходить.
— Я более чем подготовлена, — почти отчеканила я, лишь силой воли снизила градус напряжение в голосе.
Он снова замолчал. Я видела, как в его глазах мелькнуло сомнение, но лицо оставалось каменным.
— Я подумаю, — сказал он наконец.
— Подумайте, — сказала я, и на последнем слове всем своим видом дала понять, что слишком упряма и уперта, чтобы отступить в своем желании остаться здесь. — Ведь у вас нет причин, чтобы отказать горем убитой матери в такой малости?
Я знала, что поставила его в ловушку. Теперь, даже если он откажет, то негласно даст понять — причина у него есть. Причина весомая. А если согласится, значит покажет, что он кристально чист и бояться ему нечего.
Генералу явно не понравилась моя скрытая манипуляция.
Его взгляд стал ещё тяжелее, лицо застыло суровой маской. Я почувствовала, как между нами натянулась невидимая струна, и любой мой лишний жест мог заставить её лопнуть.
Я встала, пожелав доброй ночи, и сама вышла из кабинета, не дожидаясь его ответа.
Адъютант проводил меня нечитаемым взглядом. Он встал из-за стола. Я слышала, пока пересекала приемную, как за моей спиной Генри приоткрыл дверь в кабинет генерала, потом закрыл ее. Думаю, Нормийский коротким жестом отдал ему приказ. И тот молчаливой тенью последовал за мной.
Меня под конвоем сопроводили в тот же самый дом на окраине поселения.
Я ждала, когда ночь окончательно опустится на аванпост.
Надеялась, что никто не будет слишком усердно охранять генеральскую жену. Что надзор ослабнет. И вот тогда я выйду. Тогда я осмотрюсь.
Я найду то самое место, где всё-таки погиб мой сын…
Эта мысль свербела, рвалась, не давала покоя.
Генри проводил меня до самой комнаты. Держался безупречно вежливо, но я чувствовала, как его ледяные глаза цепко следят за каждым моим движением.
Он ещё какое-то время оставался в доме — я слышала его шаги внизу, приглушённые, но отчётливые.
Я же усердно делала вид, что готовлюсь ко сну. Включила воду в ванной, дала ей стекать шумной струёй. Старательно шуршала, передвигала вещи. Зашторила окна тяжёлыми занавесями, погасила свет. Свечи убрала подальше, чтобы ни у кого не возникло мысли зажечь их.
Залезла на кровать, слушая, как она издала характерный скрип — пусть Генри, если подслушивает, решит, что я устроилась на ночь.
Несколько мгновений лежала неподвижно.
А потом, едва позволив глазам привыкнуть к темноте, я аккуратно соскользнула вниз. Пол под ногами был холодным, неровным, каждая доска могла предательски хрустнуть. Я двигалась медленно, осторожно, словно сама тень.
Соорудила на постели возвышение из подушек, накинула сверху одеяло — со стороны могло показаться, будто я сама лежу, свернувшись клубком.
На носках, почти не издавая ни единого шороха, я подошла к окну, выходившему на главное крыльцо. Осторожно приоткрыла штору. Стала ждать, пока Генри уйдет.
Каждая мышца натянулась, как струна.
Вскоре услышала, как внизу скрипнула дверь, увидела, как внизу Генри что-то негромко сказал караульному. Тот кивнул.
Генри ушёл.
Я медленно выдохнула, прикрыв глаза. Пора действовать.
Я рассчитывала на то, что травы, подмешанные мне в чай, который я не выпила, должны были уложить меня в глубокий, тяжёлый сон. И Генри об этом знал. Значит, по идее, дополнительной охраны за дверью и по периметру быть не должно, а с одним караульным я справляюсь.
Я обулась бесшумно, подошла к двери и затаилась, прислушиваясь. Тишина. Ни шагов, ни скрипа. Всё тихо. Тогда я осторожно вышла в коридор, спустилась на первый этаж. Я ступала так легко, словно едва весила.
Дом оказался пуст.
Я нашла кладовую. Длинные полки с засолками, пустые ящики, мешки с зерном. В углу — маленькое окно. Через него я выскользнула наружу, вытерла руки о замшевые штаны.
Ночь была тёмная, но костры на улицах не давали ей стать полной. Я хотела осмотреться, возможно — почувствовать, где именно был развеян прах моего сына. Если бы земля откликнулась…
Но если и это окажется пустым, я надеялась хотя бы дойти до целительской. Найти Мию. Может, именно она дежурит этой ночью.
Я кралась мимо домов, осторожно выбирая места, где тень от стен скрывала мою фигуру. Каждое движение было выверено.
Я держалась ближе к зарослям — к диким кустам и деревьям, высаженным у домов. Там я могла укрыться, спрятаться, раствориться среди насаждений.
Я осторожно тянулась к своему дару, и растения охотно откликались: ветви чуть склонялись, листья дрожали, подстраиваясь под меня, заслоняя от чужих глаз. Сама природа становилась моим щитом.
Если бы не это, я бы никогда не смогла передвигаться здесь, под самым носом у караула.
Мне оставалось только одно — избегать света костров. Я двигалась от тени к тени, скользила, замирая всякий раз, когда впереди проходил караульный или неподалеку раздавались голоса.
Каждый шаг отзывался в сердце тяжёлым ударом, но я знала: назад не поверну.
Я уже миновала одну улицу. Свернула в сторону целительской, но вдруг замерла, услышав голоса.
Они доносились из одного из домов неподалёку от главного штаба генерала. Тонкий прямоугольник света резал темноту — окно было приоткрыто.
Я осторожно двинулась ближе, ступая мягко, как кошка, и скрылась среди насаждений. Ветки легли мне на плечи, прикрыли силуэт. Сама природа помогала мне укрыться.
Сердце билось так сильно, что я едва слышала собственное дыхание. Пришлось вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться.
Я замерла, вслушиваясь, ловя каждое слово. Понимала, что случайно подслушанный разговор может оказаться обо мне.
Мой дар помог — стоило закрыть глаза, сосредоточиться, и я будто растворилась в ночи, в листьях и ночной сырости. Ведьмы умеют скрываться.
— Новая целительница должна прибыть со дня на день, — глухо произнёс Нормийский. — Проследи, что бы ее никто попортил.
— Так она будет для вас? — спросил адъютант.
— Да. Ева… себя исчерпала.
— Она же была беременна, — осторожно уточнил Генри.
— Была, — отрезал генерал. — Я заставил её сделать аборт. Для неё так лучше. Никаких лишних забот. Да и мне не нужны незаконные ублюдки.
Я стиснула зубы. В груди ревело и рвало.
Главный тут ублюдок сам генерал.
Он размышлял так хладнокровно, как будто речь о животном, а не о человеке.
Выбирал себе новую кобылу, когда старая уже не надоедала или вышла из строя.
— А если новая окажется такой же ушлой? — осторожно спросил адъютант. — Попытается привязать к себе ребенком.
— Её проблемы, — Нормийский говорил спокойно. — Я сразу предупреждаю: она нужна мне только для снятия напряжения. Император заботится о своих воинах — так почему бы не воспользоваться этим? Всё равно, что происходит на фронте, тут же и остаётся.
Его голос был сухим, деловым, но именно эта холодная отрешённость заставила меня содрогнуться. Для него это норма. Женщина — не больше, чем инструмент. Служанка, тело, средство поддержать боевой дух. И всё. Никакого уважения.
Я прижалась крепче к стене, сдерживая рвущийся дар. Внутри клокотала ярость, смешанная с омерзением.
Боги. Как же противно! Грязь их разговора будто капала на меня, обволакивала, затекала под кожу.
И вдруг голос адъютанта стал ещё тише:
— А что с женой Дрэдмора?
Тишина повисла тягостная, но ненадолго.
— Её присутствие нежелательно, — хрипло бросил Нормийский. — Но видимых причин отказать ей нет. Пока нет. Придётся потерпеть пару дней. Только предупреди эту… потаскуху Фридриха. Мию. Пусть заткнётся и помалкивает.
Он сделал паузу, потом добавил:
— И вообще, предупреди всех целительниц, чтобы молчали и не болтали с чужой. Приставил бы тебя, да только это уже будет выглядеть странным. Мало ли что-то начнет подозревать. Слишком резкая баба и умная. Хороша, как демоница, но много себе позволяет.
— Может, оставить её себе? — вдруг предложил Генри.
Я подавилась вздохом!
— Задница и грудь при ней, — усмехнулся Нормийский. — Да и сопротивлялась бы она до последнего. Характер так просто не скроешь. Генеральская жена, сразу видно. Баба с огоньком. Понимаю Арагона — такая, как она, цепляет намертво. Но нет. Дрэдмор потом перевернёт всех нахрен. Сначала сын, потом жена пропала у нас же? Так что нет. Ты себе можешь другую выбрать.
— А может, стоит рискнуть? — адъютанта несло, и я услышала, как в его голосе зазвенела похоть, мерзкое предвкушение. — Может, ему и в радость, что мы попользуем старую его жену, а потом избавим его от неё? У того ведь все намази. Есть кому согреть постель, утешить.
Я едва не закусила губу до крови, чтобы не зашипеть вслух.
Твари они с генералом, а не ящеры.
Мерзкие падальщики!
И о нас с Арагоном в курсе! И его походно- полевой жене! И меня решили попользовать?!
— Не будем рисковать, — отрезал Нормийский, жёстко, будто поставил точку.
Но Генри не унимался, его голос звучал странно, глухо, с какой-то хриплой жадностью:
— Она зацепила меня. Есть в ней что-то… особенное…
Я выругалась про себя. Неужто он почуял ведьмовскую силу? Тянется ко мне, как одурманенный? Только этого мне и не хватало. Ведомые инстинктами, драконы всегда считали ведьм соблазнительными. Но не настолько же, чтобы терять рассудок!
Как они вообще могут говорить обо мне в таком тоне?
Меня обдало холодом. Его слова были словно ядом, обволакивающим изнутри.
— Оставь эту затею с ней. Лучше выпроводим ее. Пусть думает, что сама решает. — Пауза. — А решаем всегда мы.
Я замерла. Дыхание перехватило. В груди клокотала ярость, смешанная с мерзким холодом бессилия.
Они так легко рассуждали обо мне… словно я не жена, не личность, а вещь. А ведь я не просто женщина — я супруга другого высокопоставленного военного.
И если даже в этом случае они позволяют себе такие разговоры, то что говорить о тех, кто слабее, моложе, беззащитнее?
Так они решают и за других женщин. Ломают, заставляют, выжимают досуха, пока не останется ничего, кроме пустой оболочки.
Я сжала кулаки в темноте, ногти впились в ладони.
Мне нужно быть осторожнее.
Намного осторожнее.
Любая ошибка — может стоит мне дорого.
Потому что помимо того, что честь для этих двух мужчин, как и для других офицеров здесь, лишь пустой звук, я теперь знала наверняка: им есть что скрывать.
Иначе зачем они собирались приказывать всем целительницам молчать?
Если бы всё было чисто, не потребовались бы такие меры.
Значит, правда — где-то рядом. И правда эта смердит сильнее любой крови на поле боя.
Что вы скрываете?..
Разговор сошёл на нет. Я отошла от окна.
Я ещё рискнула надеяться пробраться в целительскую до того, как Генри явится с приказом, но не вышло.
У входа стоял караул. Я замерла под деревом на углу, сжала зубы, но внутри меня так смешивались ярость и отчаяние, что дар грозился вырваться наружу.
Обошла целительскую. Но окна были все плотно закрыты.
Я выругалась так, как не подобало бы леди. Но было плевать.
Внутри всё горело, клокотало.
А знал ли Арагон, какие мерзавцы тут служат?
Или он, как и все, закрывал глаза?
Но ведь я знала своего мужа. Слишком правильный, хладнокровный, но справедливый. Строгий, но порядочный. Таким он был всегда.
«А как же тогда во всё это вписывается его предательство, а?» — спросила я сама у себя, сжимая пальцы так, что ногти впивались в ладони.
Ведь он тоже пользовался походной женой!
Бездна! Не знаю!
Это никак не вязалось с моим Арагоном. Не похоже на него. Но факт остаётся фактом: он притащил в наш дом свою подстилку.
И этим перечеркнул двадцать пять лет нашей совместной жизни.
И еще он слишком быстро покинул лагерь… Неужели ему самому ничего не показалось странным?
А ведь даже я, едва приехав, заметила странности!
Потом пришла мысль: если бы не мой дар, я бы и не поняла, что меня обманули. Что место гибели сына мне показали неверно. И сердце сжалось в ледяной комок.
А ещё — тот свист Генри, когда он хотел избавиться от меня, подсунув ту пугливую кобылу.
Но быстро понял: так просто меня не возьмёшь. Не та я женщина, чтобы сгинуть, свернув себе шею в лесу.
Жаль только, что всё это, наоборот, всколыхнуло в нём какой-то нездоровый интерес ко мне. Больной ублюдок.
У меня было еще одно дело на эту ночь.
Я ушла дальше, за окраину деревни. Там, где свет костров уже не был виден, и подальше от караулов.
Я остановилась у старого ельника, опустилась прямо на холодную землю, ладонями коснулась сырой почвы и закрыла глаза.
Дар отзывался мгновенно. Тепло в груди стало расходиться по венам, по пальцам, и я позволила ему уйти в землю. Я призывала — шёпотом, почти без слов, отдавая свой зов природе.
— Скажи мне… где он? Где мой мальчик? Где его прах?
Но в ответ была лишь тишина. Лишь ночной лес шумел, шуршал, перешёптывался с ветром.
Слёзы жгли глаза, когда я снова опустилась лбом к земле, сильнее вдавливая пальцы в корни.
Дар дрожал. Было тяжело. Я раскидывала щупальца силы во все стороны, удваивая расстояние поиска. Потом утраивая.
Каждая новая волна отзывалась болью в груди и висках. Нагрузка была для меня слишком сильной.
Это было опасно.
Я тратила слишком много сил, исчерпывала себя до предела.
Но я не могла остановиться. Я была одержима. Я должна была найти Алекса!
Хоть крошечный след, хоть тень, хоть отблеск души моего мальчика.
Даже если мне придётся сгореть вместе с этим даром — я найду его!
И тогда я ощутила — не отклик, а жар, жжение, словно обожгло кожу изнутри.
Небольшая территория словно была скрыта от меня плотной пеленой.
Я сосредоточилась, стиснула зубы, собрала все остатки сил. Убрала щупальца и сконцентрировала их на той территории. Они рванули туда, к источнику жара.
Я хотела пробиться глубже, но меня отшвырнуло. Словно стена. Словно кто-то выставил заслон, чтобы я не проникла туда.
Рванула туда снова.
А потом — яркая вспышка.
Словно молния изнутри опалила мои щупальца, сожгла каждую жилку дара. Боль обрушилась на меня сразу, хлестнула по нервам, пронзила кости.
Я вскрикнула и повалилась на бок, убирая руки от земли. Пальцы скрючились, ощущала, словно сунула их в кипяток. В висках стучало, я едва дышала.
Понимание пришло вместе с этой болью: кто-то не просто скрыл ту территорию. Кто-то выставил преграду. Силовую, живую.
А потом еще одна мысль. Что бы там не было, там стоит защита от ведьмовского дара.
Я тяжело вдохнула и встала. Ноги дрожали, тело налилось свинцом. Каждый шаг отдавался тупой болью в висках. Пальцы едва слушались.
С трудом дотащила себя до дома, зацепилась за подоконник и буквально перевалилась через окно, рухнув на пол. Мир качнулся, стал серым и расплывчатым, сознание ускользало.
Дар, которым я редко пользовалась, принес откат. Я стиснула зубы, чтобы не застонать, прижала ладони к вискам и закрыла глаза. Лежать было легче, чем двигаться.
Слабость и тошнота подкатывал к горлу. Но я пересилила себя. Кое-как поднялась в спальню, припадая на каждом шаге от слабости. Голова кружилась. Дверь захлопнулась за спиной, и я с трудом разделась. А потом рухнула на кровать.
Утро было недобрым. Тело словно налилось свинцом, каждая мышца болела. Я ощущала тотальную слабость и полную невозможность воспользоваться даром. Лишь где-то в глубине теплилась надежда, что к вечеру всё получится, силы вернутся.
Но решение я уже приняла твёрдо: ночью я наведаюсь на ту территорию. Направление я запомнила.
Я сидела уже собранная в кресле. На мне были узкие черные замшевые брюки, высокие сапоги. Застёгнутая на все пуговицы чёрная блузка не давала возможности увидеть ни кусочка моего тела.
Волосы были убраны в строгий пучок, ни одной выбившейся пряди.
Оставалось только набросить на плечи кожаную куртку с капюшоном — и я буду готова выйти на улицу.
Только вот сил было мало, внутри пустота. Но снаружи я выглядела так, как и должна была выглядеть мать, что потеряла сына: измученной, выжатой досуха. Никто не мог заподозрить по моему виду, что вчера я делала вылазку.
Генри постучал. Я коротко крикнула:
— Войдите.
Он вошёл, неся поднос. Запах тёплого хлеба и жареных яиц ударил в нос. Еда мне сейчас была необходима.
Но потом меня передёрнуло от отвращения, когда я подняла глаза и встретилась с холодным, пронизывающим взглядом Генри.
Не моргая, он следил за каждым моим движением,
Но внешне я не показала ничего.
Сохранила ту же маску на лице. Я поднялась из кресла.
— Леди, завтрак, — ровно сказал Генри, ставя поднос на комод. — Генерал разрешил вам задержаться. И ещё сообщил, что вы можете взять на себя работу в целительской, если пожелаете.
— Передайте мою благодарность генералу, — произнесла я с вежливой любезностью.
Только внутри всё кипело. Благодарность? Смешно!
Но внешне я не позволила вырваться настоящим эмоциям.
Генри ушел, а я отправилась в целительскую после завтрака, решив всё же попробовать поговорить с Мией.
Девчонка оказалась там, но, завидев меня, сразу стала отводить взгляд, ссылаться на дела, бесконечные поручения, раненых.
Я уловила, что она не хотела говорить и боялась.
Точно так же обстояло и с другими девушками.
Стоило мне хоть намёком коснуться темы моего сына, как они моментально съезжали с разговора. Кто-то делал вид, что не понял вопроса, кто-то смущённо смыкал губы, а кто-то и вовсе резко отворачивался.
Слишком много одинаковых реакций, чтобы это было случайностью. Я поняла: промывка мозгов уже прошла. С них ничего не вытянуть.
Я оставила эту бесплодную затею и пошла к главной целительнице.
Спросила у нее прямо:
— Какие зелья сейчас в дефиците? И что с травами?
То, как она меня встретила, дало понять — целительница была готова к моему приходу. Обращалась подчеркнуто вежливо, даже улыбалась, но в той улыбке было что-то натянутое. Возраст её оказался примерно моим, черноволосая, зеленоглазая, красивая, и всё же… я не знала, о чём она думала, когда смотрела на меня. Зато сама думала только об одном — чья она. С кем спит.
Может быть, с Генри? Тогда и она представляет для меня опасность.
А может, я стала чрезмерно подозрительной. Но слишком уж не понравился мне её взгляд.
Мы обменялись несколькими фразами. Потом она сказала, каких зелий не хватает, и даже дала направление, где можно собрать травы. Но направление оказалось противоположным от того, куда собиралась я сама ночью.
Да и гулять особо далеко не нужно было — полянка с нужным росла совсем рядом.
Я бы не удивилась, если за мной установили тайную слежку.
Именно поэтому больше я и не собиралась ничего выспрашивать. Сказала ей:
— Я тогда отправлюсь, соберу, а вернусь — приготовлю.
Так и прошёл мой день. До самого вечера я рылась в сушёных листьях и корнях, перебирала травы, толкла, варила, смешивала. Успела сварить обеззараживающее средства, разлила по колбочкам, закупорила их и оставила на полке.
Когда вернулась в свою комнату, ужин уже ждал на комоде. Это ясно дало понять: моя личная территория — вовсе не личная. В неё входили, когда хотели.
Генри весь день я не видела. Но это не значило, что его не было рядом.
Сумерки сгущались, а вскоре наступила ночь.
Я проделала то же самое, что и вчера: соорудила подклад на кровати, накрыла его одеялом, будто сама сплю, и потушила свет.
Я выскользнула на улицу, через окно.
Я держалась ближе к зарослям, меж густыми кустами и старыми деревьями. Дар откликался, хоть и слабо на прикосновения — листья едва дрожали, прикрывая меня, словно помогали скрыться. Оглядывалась, ловила каждый шорох, всматривалась в свет костров, что тлели вдоль улиц, но никто меня не заметил.
Я наконец углубилась в лес. Убрала дар, что скрывал меня. Силы всё ещё не восстановились полностью, и теперь мне нужно было беречь каждую крупицу.
Прошло ещё около часа, прежде чем, ориентируясь на свои ощущения, я добралась до запретного места.
Там оказалась небольшая поляна.
Воздух был пропитан трупной гнилью, которую я уловила ещё заранее, но здесь она ударила в нос с такой силой, что в горле запершило.
А потом я увидела… нечто.
Сумрачное марево дрожало в воздухе, переливалось бледно-голубыми разрядами молний. Под маревом зиял круг, выложенный из покрытых мхом каменных валунов.
А вокруг этого «нечто» — рябины.
Молодые, но крепкие. Именно они скрывали от меня это место раньше. Кто-то позаботился укрыть его именно от ведьминого взгляда.
Зачем? Почему?
Я стояла, затаив дыхание, и внезапно пришло понимание.
Я выругалась про себя, широко распахнув глаза.
Это… разлом?
Но почему из него не прут твари? Почему тут такая тишина и ни единого воина на страже? Разве хоть кто-то допустил бы подобное?
Вопросы роились в голове, как разъярённые пчёлы. Я почти не слышала ничего вокруг, пока позади меня не хрустнула отчетливо ветка.
Я резко развернулась.
— Попалась… — голос, растянутый в ядовитую усмешку, принадлежал Генри.
Я сделала шаг назад, но он уже вышел из-за дерева и смотрел прямо на меня. Его глаза сменили цвет. Они в полумраке сверкали желтизной. Теперь на меня смотрел его ящер.
Нас освещал бледный свет луны.
— Ты увидела слишком много, — довольно оскалился Генри и рванулся ко мне.
Мы столкнулись. Его рывок сбил меня с ног, и я с глухим стуком рухнула на холодную землю.
Ещё одна мысль обожгла меня, когда он навалился сверху: он знал о портале.
Знал всё это время! И ничего не делал! Они ничего не делали!
И сейчас Генри воспользуется мной, а потом уничтожит как свидетельницу, что видела слишком многое.
Я ясно поняла это. Сначала сделает то, что хотел ещё вчера, то, что предлагал своему генералу с мерзкой ухмылкой!
Гнев и отвращение обожгли изнутри. Я зашипела, заскребла руками по земле, найти хоть что-то, чтобы ударить!
Стала вырываться из его хватки, хотя он был сильнее, тяжелее. Но Генри навалился, как хищник на добычу. Его пальцы вцепились в мои запястья, прижимая их к сырой земле, дыхание жгло лицо.
— Прочь от меня, тварь! — сорвалось с губ, и я ударила его коленом.
Он дёрнулся, откатился в сторону. Я, задыхаясь, рванулась из-под него в сторону, ещё раз ударив его ногой. Генри зарычал, как зверь.
На человека он был похож всё меньше. Лицо исказила гримаса, белые волосы растрепались, глаза горели безумием. Вид у него был словно у одержимого.
Я оттолкнулась пятками, попятилась назад, упираясь спиной в сырую землю. Потом, торопясь, перекатилась на четвереньки, пальцы рук скребли по грязи, срывая её комьями. Вскочила, надеясь вырваться к лесу.
Но его пальцы, мёртвой хваткой, снова сомкнулись на моей лодыжке.
— Нет! — вырвалось из меня, я рухнула на землю, захрипела, но тут же перевернулась на спину и изо всех сил ударила еще раз ногой.
Генри ухмыльнулся, играя со мной, словно с добычей. Сквозь оскал блеснули клыки — да, именно клыки, будто он и впрямь перестал быть человеком.
Более того, он был доволен моим отпором!
— Какая же ты… — выдохнул он, облизывая губы. — Сопротивляешься мне, как огнекрылка в паутине. С тобой будет весело. Сломать тебя — будет вдвойне сладко.
Я снова вырвалась, снова встала, бросилась в сторону портала, чтобы обогнуть его и рвануть в лес.
Успела заметить, как Генри согнулся, расставил руки, охотясь за мной, а потом прыгнул в мою сторону.
Я дернулась, споткнулась, поскользнулась о мокрый валун.
Земля ушла из-под ног.
Марево портала зашипело, завибрировало от близости живой плоти.
— Я еще не закончил! — взревел Генри.
Мой крик вырвался сам собой, когда я провалилась в портал.
— А-а-а-а!
Я вывалилась в разрыв и рухнула, ударившись о землю так, что воздух вырвался из груди.
Но земля тут была не просто землёй.
Меня встретили чужие останки. Я упала прямо на груду костей — гладко обглоданных. Боль пронзила бок, что-то хрустнуло под моим телом. Я зашипела, сжав зубы.
В нос мгновенно ударил запах. Затхлый, тяжёлый, с примесью гнили и чего-то жутко приторного.
Я подняла голову, пальцы вцепились в колючую траву, проросшую между костями. Вокруг раскинулась чужая местность: чёрная земля, изрытая трещинами, редкие деревья с вывернутыми сучьями, словно замёрзшие в муке.
Вдалеке высились острые, гористые склоны, покрытые камнем и мхом. Над всем этим тянулось сумеречное небо — окрашенное в багрово-красный, уходящий в густой фиолетовый цвет.
Я только успела осознать куда попала, как сверху на меня обрушилось тяжёлое тело. Меня придавило к костям, грудь сдавило болью. Я захрипела, пытаясь вдохнуть.
— Ммм, — выдохнула я.
Это был Генри. Поняла, когда тот заорал прямо мне в ухо:
— Дура! Идиотка! Куда ты сунулась, ведьма… сюда нельзя, ты…
Фраза оборвалась на полуслове.
Его словно снесло ураганом — сбоку вылетела тень. Громадная. Слишком быстрая для того, чтобы успеть разглядеть.
Я обернулась — и холод сжал нутро.
Это было… чудовище. Похоже на тигра, но в разы больше. Тело покрыто чешуёй, будто выковали его из чёрного металла и раскалили на адском огне. Огромные клыки — саблезубые, длинные, как кинжалы, торчали из пасти.
Из груди, из боков торчали костяные наросты. Глаза — два раскалённых угля, полные безумия и ярости.
Тварь схватила Генри за плечо пастью. И дёрнула. Резко.
Так, что его тело мотало со стороны в сторону, как тряпичную куклу. Его крик захлебнулся в горле, переходя в сипение.
Я отползала, пятками скребя по костям, чувствуя, как хрустят подо мной чужие останки. В висках стучало. Все конечности похолодели.
Я не могла оторвать взгляд — и в то же время хотела зажмуриться, чтобы не видеть этого ужаса.
И тут мир взорвался ещё одним звуком.
Позади раздалось рваное, жуткое шипение. Я задрала голову — и над собой увидела другое чудовище.
Змееподобное, скользкое, покрытое слизью, с раздутым багровым капюшоном и пастью, полной ядовитых клыков.
Оно приподнялось надо мной и издала противный звук. Меня пробрало от этого шипения. И в ту же секунду я поняла, где видела её прежде. В учебниках. Я никогда не думала, что увижу такое сама. Никогда бы и не увидела — если бы судьба не выкинула меня прямо в другой мир.
А вот мой муж, Арагон, он сражался с ними постоянно.
Я успела отползти в сторону. Увернулась, почти случайно, когда пасть сомкнулась там, где только что была моя голова.
Воздух прошил свист, я слышала удар ядовитых клыков о кости.
Это было чудо. Просто случайность. Повезло.
Но я поняла — во второй раз мне так не повезёт.
Змееподобная тварь снова взвилась, расправив свой багровый капюшон, и я видела, как мышцы на её теле напряглись, готовясь к следующему броску.
Я не успею убежать!
Я прощалась с жизнью.
Сердце колотилось так, будто вот-вот вырвется наружу.
В глазах плыло, дыхание сбивалось.
Я снова закричала, сорвав горло, и в отчаянии закрылась руками.
Но удара так и не последовало.
Да, над ухом раздавались чавкающие, хриплые рычания, скрежет когтей о камень, резкое шипение. Воздух дрожал от звуков схватки. Но смерть не приходила.
Я, дрожа, чуть сдвинула руки, приоткрыла глаза… и обомлела.
Передо мной предстало сражение, а в центре его — он.
Мой муж.
Мой генерал.
Арагон!
Тварь, рванувшаяся на меня, уже не властвовала над этим пространством. Её огромная пасть с длинными клыками захлёбывалась в предсмертном рыке.
Меч в руках Арагона сверкал багровыми отблесками чужого неба, рассекал плоть и чешую с той же холодной точностью, с какой он привык рассекать вражеские ряды.
Под боевой бронёй перекатывались мышцы. Каждое его движение излучало силу и власть. Он двигался, как сама смерть, обрушившаяся на порождение Бездны. Один точный удар — и чудище рухнуло к его ногам, разрезая воздух последним конвульсивным хрипом.
Но отдыхать Арагону не дали.
Из тени, там, где только что драли Генри, метнулась другая тварь — ещё более массивная, с выпученными глазами, с обрубленным хвостом, оскалив пасть до ушей. Она бросилась прямо на генерала.
Арагон присел, ловко уйдя из-под удара, и тут же развернулся, его клинок разрезал воздух дугой. Когти твари прошли в паре сантиметров от его лица, но он даже не дрогнул. Вторым движением он ткнул меч под чешуйчатую грудь. Глубоко, с силой, так, что вся туша затряслась и обмякла на клинке. С глухим стуком она рухнула на землю.
Генерал резко рванул оружие обратно, и в тот же миг его взгляд метнулся ко мне.
Я сидела на земле, с широко раскрытыми глазами, неспособная пошевелиться.
Шок, изумление, невозможность поверить в происходящее распирали меня. Он стоял среди поверженных тварей, высокий, мрачный, окровавленный, — и смотрел только на меня.
— Кьяр-ра!
Он не говорил. Он прорычал это. Но… я не слышала в этом голосе дракона. Совсем. Как и не видела жёлтого блеска в глазах. Он смотрел на меня тёмными, почти чёрными глазами. Глазами, принадлежащими, его человеческой части.
Грудь мужа тяжело вздымалась и опускалась.
Я не могла понять, о чём он сейчас думает.
Он сделал шаг ко мне.
Его броня на груди была заляпана кровью тварей. Мощные пластины этой брони, изготовленной из чешуи дракона, если присмотреться, были изрезаны когтями. На лице запёкшиеся следы других боёв.
Кожаные штаны, плотно облегавшие его бёдра, были все в пыли. В высоких сапогах на толстой подошве — по кинжалу.
Наручи на его запястьях были исцарапаны и исполосованы так, будто в них уже не раз вгрызались клыки. И, возможно, не раз они спасали моему мужу жизнь.
Он сделал шаг… потом второй.
Но не успел подойти ко мне.
Я увидела, как к нему со спины подкралась тварь — та самая, что схватила Генри и потащила прочь. Её пасть раскрылась, когти сверкнули.
Я распахнула глаза и закричала изо всех сил:
— Сзади! Арагон!
Рык и прыжок твари слился с моим криком. Мне казалось, он не успеет.
Слишком близко, слишком быстро.
Но он успел. Успел развернуться и вонзить клинок в живот твари. Но в следующее мгновение эта туша обрушилась на него всей своей тяжестью, придавила к земле. Я услышала глухой удар, скрежет металла о камень.
Сердце у меня оборвалось.
Боги… а вдруг он ранен?
А вдруг это всё — конец?
— Арагон! — сорвалось с моих губ. Отчаянье накрыло с головой.
Я перевернулась на колени, не чувствуя боли от камней и осколков костей, что впивались в кожу. Поспешно, неуклюже поползла к нему. Руки дрожали, дыхание перехватывало, слёзы застилали глаза.
Всё внутри кричало: «Только не он! Только не сейчас!»
Тяжёлая туша твари заслоняла его почти полностью. Я видела лишь край его сапога.
— Арагон, держись… слышишь? — мой голос сорвался на хрип.
Каждое движение давалось с трудом, но я тянулась к нему, вцепляясь пальцами в землю, в его сапог, в край брони.
Страх сжимал сердце, не оставляя ни капли воздуха. Казалось, ещё миг — и паника накроет меня окончательно.
Слёзы застилали глаза, я уже не видела, что под руками. Только понимала: если он не двигается — значит, всё.
— Арагон… нет, нет, нет! — выдох вырвался с надрывом, с рыданием. Я отталкивала тварь, но та весила слишком много. — Ты не смей! Не смей оставлять меня одну!
И в тот миг тяжёлая туша твари сдвинулась. Рывком, с яростным рычанием он оттолкнул её в сторону. Я вскрикнула и повалилась прямо на него. Он дышал. Живой. Живой!
Я потеряла контроль. Слёзы брызнули еще сильнее, я всхлипывала, хватала его за лицо, скользила руками по его груди, плечам, будто хотела убедиться, что он цел.
— Боги… я думала… я думала, что потеряла тебя! — я рыдала, не разбирая слов, хваталась за него снова и снова. — Я не выдержала бы… слышишь? Я не смогла бы!..
Я забыла о ненависти. Забыла о предательстве. Всё это разом слетело с меня, как шелуха, не имело больше значения. Я ведь никогда… никогда не желала ему смерти. Каким бы ни был мой гнев, как бы ни жгла изнутри обида. Он сильный, непоколебимый, дракон.
А сейчас я видела его на земле, залитого кровью, и сердце моё рвалось в клочья. Словно из груди вырывали саму душу.
Арагон сидел на земле, кровь струилась по его щеке. Он смотрел на меня, терпеливо, пока я тряслась над ним, вся в панике, вся в истерике. Трогала его, ощупывала. Искала серьезные раны.
Я не могла успокоиться. На меня столько всего свалилось. Я не выдерживала.
Арагон перехватил мои, блуждающие по его телу, руки. Сжал их одной рукой. Заговорил не сразу. Вглядывался в мое лицо. Сам осматривал меня.
А потом хрипло, властно произнес:
— Кьяра. Отставить панику.
Приказ Арагона остановил мою истерику. Я подавилась следующим всхлипом и удержала его в себе. Лишь смотрела широко открытыми глазами на мужа.
— Пришла в себя. Слава богам, Кьяра.
А потом он прижал меня к себе так, что захрустели кости в его объятиях. От него пахло не смолой и кедром, не его терпким родным запахом, а гнилой кровью тварей, гарью, металлом.
Я обняла его за шею, хотела вдохнуть прежний аромат — тот, что был всегда моим спасением. Но не почувствовала. Не ощущала его дракона.
Арагон поднялся вместе со мной, и я заметила, как тяжело ему это далось. Он удерживал меня за талию, словно боялся, что снова сорвусь куда-то. Продолжал осматривать меня.
— Ты можешь стоять? — спросил он.
— Н-да… — выдохнула я и всё-таки отстранилась.
Его ладонь в перчатке скользнула по моей щеке.
— Ты ранена?
— Нет. Пара ушибов… но это ничего.
— Хорошо. Тогда не отставай от меня ни на шаг.
Он отошёл, и я, ошарашенная, смотрела, как Арагон начинает оттаскивать туши тварей от портала. Я хлопала глазами, не понимая. Муж всё время оборачивался ко мне. Проверял, следую ли за ним. Осматривался вокруг.
— Ты должна быть у меня на виду. Чтобы я мог тебя защитить, — глухо бросил он.
— Что ты делаешь? — наконец выдохнула я.
— Скоро к порталу стекутся другие на пиршество. Мне нужно, чтобы это происходило как можно дальше отсюда.
Его волосы выбились из небрежного пучка, падали на лицо. Он был хмур, собран до предела, каждая мышца напряжена. Тень усталости легла на его лицо.
Он сваливал в кучу трупы тварей, словно складывал дрова.
— Что ты тут делаешь, Кьяра? — наконец спросил он, когда закончил. До портала было около двухсот шагов.
— А могу я задать встречный вопрос? — дерзко выдохнула я, хотя внутри всё дрожало.
Он обошел груду тел, встал прямо передо мной. Мой вопрос как обычно проигнорировали.
— Ты должна быть в поместье. Я оставил тебя там и сказал ждать меня.
— Я не смогла. Пришла похоронная повестка. Я сорвалась в дорогу.
— Значит, Этьена ты не видела?
— Нет, — качнула головой, а генерал тяжело вздохнул и покачал головой. Сжал переносицу и тут же отпустил ее.
— Я отправил его присмотреть за тобой, чтобы ты не натворила дел. Но, как вижу, вы разминулись.
— Да.
— Так. Пошли. — Он рывком взял меня за руку.
— Куда? — я запнулась. — Генри сказал, что мы не выйдем теперь… Портал односторонний?
— Односторонний, по большей части. И с ним бы ты точно не вышла.
— Как это? — я пыталась поймать его взгляд, но Арагон шёл, таща меня за собой, не отвлекаясь.
— Вот так, Кьяра, — рявкнул он и резко развернулся ко мне. Я едва не налетела на него, наткнулась на бурю в его глазах. — Вот так, Кьяра! — повторил он уже громче, почти прорычав. — Я даже представить не могу, что бы с тобой произошло, если бы я не успел! Если бы я был далеко от портала! Твою мать! О чём ты вообще думала, когда прыгнула в портал?!
Я задохнулась от негодования.
— О чём я думала?! Да я жизнь свою спасала!
— Сомнительное утверждение! Тем более, когда ты прыгнула прямо на корм тварям!
Я толкнула его в грудь — и Арагон пошатнулся. Я ткнула пальцем в его броню и зашипела, как та тварь, что минуту назад хотела сожрать меня.
— Я не хотела сюда прыгать! Я вообще почти случайно нашла этот портал! А когда нашла — была в шоке, что его никто не охраняет и не пытается закрыть!
Я умолчала лишь об одном: что его охраняли, но именно от ведьм. Муж не знал обо мне. Эта тайна несла смерть.
— И более того, я поняла, что об этом портале известно! — я сорвалась на крик. — И на меня напала та самая сволочь, — неопределённо махнула рукой в сторону, где того гада сожрали. — адъютант Нормийского!
Арагон замер, его взгляд стал ледяным. Он провёл пальцем по моей щеке. Но я резко дёрнула голову в сторону.
— Адъютант Нормийского, значит… — подтвердил он. — Тебя туда насильно толкнули? От тебя хотели избавиться?
— Мерзавец хотел меня изнасиловать! — выпалила я, и голос сорвался. — Я не далась. Сопротивлялась. Но этот гад был одержим мной. А то, что я попала сюда, это… это ужасное стечение обстоятельств! Я споткнулась и начала падать! А его, видимо, по ошибке утянуло следом! Ты вообще в курсе, что тут творится?! — истерично крикнула я. — Что эти ублюдки позволяют себе?!
— Боги! Так ты знал?! — я отшатнулась от него, как от прокажённого. Но тот поймал меня, сжал мою руку, начал гладить внутреннюю сторону запястья большим пальцем, пуская рой мурашек по моей коже.
— Не знал… раньше, — тихо пророкотал он. — Перестань видеть во мне монстра.
— Этот ублюдочный Император навязывает вам потаскух! — выкрикнула я, почти захлебнувшись от собственной ярости.
— Не говори о том, о чём не знаешь, — резко оборвал он.
— Как это?! — я почти сорвалась на визг. — Я слышала это своими ушами! Сколько из них было от тебя беременными? Скольким ты приказал сделать аборт?!
— Боги! Что за чушь ты несёшь! — Арагон рявкнул так, что у меня в груди всё дрогнуло. — Ты не в себе, женщина!
— Я всё знаю! — выкрикнула я. — Я всё слышала! А чем ты лучше?! Ты тоже предал свою истинную! Заделал ребёнка и притащил гадину в наш дом! Думаешь, она бедная овечка? Да она настоящая волчица! Она показала мне своё нутро, когда приперлась в мою комнату! Я и пальцем её не тронула.
— И где только моя милая нежная Кьяра? Верни мне ее! — рявкнул муж. Встал вплотную. — Знаю, что ты не тронула Луизу! Слышишь? Знаю!
— Милая и нежная? Она умерла в тот день, как ты переступил порог! А…
А потом до меня дошли последние его слова. Я удивлённо переспросила, сделав от него шаг назад. Но тот не позволил. Продолжил разгонять рой мурашек по коже, от аккуратного поглаживания моей руки.
— Веришь мне?
— Верю. Ребёнку ты точно не причинишь вред. И я не заставлял никого от себя делать аборты. Я вообще… — он замолчал, будто слова застряли в горле.
— Хочешь сказать, что вообще не спал ни с кем? — я злобно усмехнулась. — Уж в это не поверю, дорогой.
— Спал. С одной, — произнёс он резко, будто рубанул по живому. — Один раз.
— Гад! — закричала я, почти захлёбываясь от слёз и ярости.
— Не кричи, — он наклонился ближе, понизив голос. — А то твари прибегут раньше, чем я рассчитываю.
— Пусть они сожрут тебя! — выплюнула я в лицо.
— Ты только недавно кричала, что не хочешь, чтобы я тебя оставил, — процедил он. — Ты не логична, Кьяра.
— Гад, — огрызнулась я. — Предатель!
— Идём! — приказал он так, что в голосе звенела сталь. — Это не место для выяснения отношений.
— А когда будет место? — я почти выкрикнула, захлёбываясь от злости и боли. — Может быть, тебя сожрут, и тогда я вообще ничего тебе не выскажу!
— Ты явно сильнее, чем я мог предположить, ударилась головой, Кьяра, — процедил муж сквозь зубы, сжимая мою руку. — Переход в другой мир дался тебе слишком тяжело. Ты не в себе.
— Я как раз таки в себе! — я зашипела, как разъярённая кошка, дергала свою руку, но никак не могла освободиться. — И очень здраво оцениваю ситуацию.
— Я не вижу этого, — прорычал Арагон, и в его голосе прорезались рычащие нотки. — Потому что ты так орёшь, что теперь даже последние глухие твари ползут сюда на обед!
Я осеклась, но только на мгновение — слишком больно было молчать. Сердце гулко билось, словно хотело разорвать грудь. Он же, не церемонясь, рванул меня на себя и, как на буксире, потащил вперёд, в сторону портала. Его рука была железным обручем, его шаги — ударами молота.
А я, бессильная, спотыкалась и бежала за ним.
— Я вытащу тебя. А ты отправишься в поместье. Присмотришь за Луизой.
— Ты с ума сошёл! — я стала вырываться из его захвата. — Я не буду за ней присматривать! Что ты заладил одно и то же!
— Кьяра, — он почти зарычал. — Давай будем благоразумными. Перестанем тут спорить. Поверь, этот мир не то место, где можно вести себя так. Я уже устал. Этот мир высасывает все силы.
— Ты дракон! — я метнула в него взгляд, полный презрения. — И пачками рубишь таких тварей на фронте! А тут лишь трое!
— Кьяра, я тут уже два дня. И у меня нет дракона, — хрипло произнёс он.
— Как?! — я ахнула. — А где же он?
— Не знаю. Тут я чувствую себя человеком.
— А если он не вернётся?
— Значит, такая цена.
— Цена чего? И что ты тут делаешь?!
— Я искал сына, — спокойно, но тяжело сказал он.
— О-о-ох… — вырвалось у меня. — Арагон…
Вся злость испарилась. Горе овладело мною. А ведь не только я потеряла, сына, он тоже. Я теперь механически передвигала ноги за ним.
— Он жив? — дрожащим голосом спросила я, стараясь на ходу заглянуть в его суровое лицо.
— Не знаю. Но, как ты сказала, я в курсе некоторых дел на западном фронте. Тех бесчинств, что эти ублюдки тут устраивали. И у меня есть предположения, что сын мог выжить.
— И ты не сказал мне?!
— Тише, Кьяра, — он остановился в десятке шагов от портала. Положил тяжёлую ладонь мне на плечо. — Пустая надежда хуже всего. Этот мир опасен. Твари лезут отовсюду. Выжить — очень мало шансов. А если сын был ранен, то почти невозможно. Не рассчитывай на лучшее, Кьяра. Я не хочу, чтобы это убило тебя.
Он дёрнул меня на себя крепко, так что в груди хрустнули рёбра, и снова обнял. Его ладонь сомкнулась на затылке, пальцы вплелись в мои волосы, и в этот миг я почувствовала, как он вдохнул их запах — так жадно, будто хотел запомнить каждую «ноту».
Мы замерли, застыли посреди этого чужого, мёртвого мира, объятые не любовью даже — нет, чем-то большим, чем-то страшным и связывающим нас намертво.
Мы были объединены общей бедой, общей болью, общей потерей, которая давила на плечи тяжестью в тысячу миров.
Я закрыла глаза и вцепилась в него, как утопающая в единственный спасательный круг.
В тот момент не существовало ни ненависти, ни предательства, ни обид — была только хрупкая, безумная надежда, что, если мы держимся друг за друга, нас не уничтожит даже сама Бездна.
— Ты так вкусно пахнешь, — прошептал он.
— А ты не пахнешь. — я всхлипнула. — Как же ты будешь без дракона?
Боги!
Какую же цену Арагон заплатил, только ради крошечной надежды, что наш сын жив. Его жертва была чудовищна, огромна, больше, чем я могла себе представить.
Я только сейчас стала это осознавать.
Арагон тоже в горе, он тоже разорван изнутри, и боль его не меньше моей.
Он готов был рискнуть всем ради Алекса.
Всем!
Даже потерять свою силу, своего зверя, с которым был един всю жизнь.
Свою суть, оставить другого ребенка без отца — лишь бы проверить, лишь бы не упустить ни единого шанса.
А ведь для двуипостасного это хуже смерти. Для оборотного потерять зверя — всё равно что вырвать сердце наполовину, расколоть душу на осколки.
Это как остаться без ноги, без крыла, смотреть на небо и знать, что никогда больше не поднимешься туда, куда рвёшься всей сутью.
Лишиться магии, силы, той половины, что делает тебя драконом, воином, самим собой.
И он сознательно пошёл на это.
Он сам принял эту жертву — добровольно, без колебаний, без попытки отступить.
Ограничил свои возможности, обрубил часть себя даже не ради того, чтобы вырвать сына из когтей смерти, нет, а ради одной лишь надежды на это.
Я вжималась в его грудь, и сердце сжималось так, что хотелось завыть.
Он готов на всё. Даже на то, что для дракона хуже смерти.
И я поняла — мы одинаковы. Мы оба готовы на всё ради него. Ради нашего сына.
Я тоже готова.
Готова отдать, если придётся, свою кровь, свою магию, свою душу. Всё, что у меня есть.
Потому что без него нет смысла. Потому что без Алекса и мы сами — лишь пустые тени.
— Я не думаю об этом.
Ком в горле стал еще шире от его ответа.
— Нашел ты хоть что-то?
— Нет. Пока нет.
— Ты тоже не поверил, что он погиб… — тихо и тягостно спросила я, приподнимаясь на носочки.
Он отстранился на чуть-чуть, чтобы было удобно смотреть на меня.
Но он не ответил.
Ему тоже было тяжело.
Нам обоим было нестерпимо тяжело.
— Кьяра. Прошу. Отправляйся в поместье. Понимаю, что это бессмысленно — просить тебя присматривать за Луизой. Но… всё же. Там и ты будешь в безопасности, и она. Я не могу избавиться от ребёнка. Он ведь ни в чём не виноват. Я только на тебя могу положиться.
— Ты идиот, что не мог удержать свой… в штанах — устало прошептала я. — Как же ты всё испортил…
— Проклинаю тот день, Кьяра. Проклинаю! — сказал он мрачно, перехватил меня за плечи. Сжал их. — Но уже это не изменить.
Он отстранился от меня. И снова потащил в портал.
— Как мы пройдём?
— Это поможет, — он постучал по внутреннему карману брони.
— Что именно? — потребовала я. — Покажи мне.
Мы остановились в шаге от прохода в наш мир. Арагон достал браслет из нагрудного кармана.
А я обомлела.
Старые затёртые бусины, между ними кожаные узелки на тонкой нити.
И всё бы ничего… если бы это не был мой детский амулет.
Я застыла. Была ошеломлена. Казалось, земля уходит из-под ног.
Это…. Это мой амулет…
Бусины. Старые, затертые, а на них руны, которых не видно от времени. Я знала каждую царапину, каждый скол. Я сама его сделала под руководством бабушки и носила в детстве. А потом он пропал. Я думала просто потеряла его.
Как он оказался у Арагона?
Арагон схватил меня под локоть, пальцы его были железной хваткой, и в следующее мгновение резко рванул в сторону портала. Мы вывалились через марево, и я едва удержала равновесие.
В голове всё ещё роились мысли, назойливые, как рой пчёл.
Откуда… откуда у него мог оказаться мой амулет, тот самый, который я считала утерянным навсегда?
Я открыла рот, чтобы спросить, но не успела.
Стоило нам пересечь границу портала, как Арагон отпустил мой локоть, резко согнулся, выхватил меч и воткнул его в землю, припав к клинку, тяжело дыша.
Его грудь ходила ходуном, на висках выступил пот. Но он уже сканировал местность на наличие опасности.
Я смотрела на него широко раскрытыми глазами. И сама сделала выводы.
— Этот браслет помогает тебе переходить, — выдохнула я, поднырнув под его другую руку, чтобы поддержать.
— Да, — глухо ответил он.
— Откуда он у тебя? — я вцепилась в его талию.
Он хрипло усмехнулся, словно сам не верил своим словам:
— Не поверишь. Никогда не был суеверным. Но однажды ко мне подошла старуха, сунула его в руки и сказала: «Если однажды захочешь выйти живым — сохрани». И я сохранил. Больше с ним не расставался. И однажды… да, однажды он действительно спас мне жизнь.
Я замерла.
— То есть ты уже был здесь? — голос дрогнул.
Меня затрясло. Ведь я поняла — ещё раньше могла потерять его. Потерять Арагона навсегда.
Если бы не моя бабушка.
Боги!
А ведь всё это время я так жалела, что они не знакомы. Мне так хотелось, чтобы моя бабушка одобрила выбор богов.
А выходит… выходит, каким-то образом она всё же нашла его. Нашла моего истинного. Неужели ведьмы действительно когда-то могли находить себе истинных среди драконов?
— Да, — кивнул он. — Год назад. В сражении тварь утащила меня в портал. Но я не пробыл там долго. Сразу без сил перевалился обратно. С тех пор на той стороне не был.
Я прикусила губу, стараясь не показать, как внутри всё горит.
— Как ты себя сейчас чувствуешь? Как твой дракон?
— Чувствую себя дряхлым стариком, — не весело усмехнулся Арагон и согнулся сильнее, опершись на меч.
Я понимала, насколько ему тяжело. Для того, кто привык быть силой, мощью, неприступной скалой, лучшим генералом имперских войск, чувствовать себя бессильным — хуже всего.
— Давай отойдём отсюда, — выдохнула я.
Волосы Арагона выбились из тугого пучка, прилипли к его суровому мужскому лицу, оттеняя резкие скулы.
Хотела убрать их… но одёрнула себя. Вместо этого крепче вцепилась в него и потянула, помогая идти. Он не отказывался от помощи, опирался на меня, и так мы, шаг за шагом, двинулись в сторону леса.
Он по-прежнему был сложен как каменная глыба, всё такой же тяжёлый, как гора. Но я не отступала. Дотащила его до дерева, помогла присесть. Села рядом, на колени, посмотрела в его уставшее лицо.
Всё-таки не выдержала — убрала прядь волос, мешавшую ему.
А потом и вовсе стала перевязывать его волосы. Сняла с его головы серебряную заколку, ту самую, что когда-то подарила ему. Проводила пальцем по узору, вспомнила, как сделала ему оберег. Тот слегка наклонил голову, чтобы мне было удобно.
Собрала его волосы, закрутила их пучком и закрепила.
Арагон тяжело дышал, глаза были прикрыты, но я видела — мои прикосновения нравились ему.
Он откинулся на ствол дерева.
Грудь его вздымалась и опускалась тяжело, ритмично, словно кузнечные меха. Я бегала глазами по его телу, проверяя нет ли ран. Вроде ничего серьёзного, лишь царапины и ссадины.
— Ты говоришь, что сама нашла этот портал? — спросил Арагон, не открывая глаз.
— Да.
— Значит, Нормийский ещё не отдавал приказы о твоём устранении?
— Нет. Я точно знаю из подслушанного разговора — он собирался дать мне ещё пару дней. Позволить находиться в его лагере. А потом… да, они сказали, что нужно будет меня убрать.
— А его адъютант просто следовал за тобой? — снова уточнил он.
— Да. Этот Генри зациклился на мне.
Арагон открыл глаза резко, сверля ими меня:
— Значит, у нас ещё есть время. Кьяра, сейчас ты мне пообещаешь, что доберёшься до нашего поместья.
— Арагон, прекрати! — я вскинулась. — Снова ты за своё! Неужели ты не понимаешь, насколько мерзко звучат твои слова? Я не буду присматривать за твоей подстилкой!
— Кьяра, в конце концов, — его голос стал низким и опасным, — там тебе будет безопасно. Там мои воины тебя защитят.
— Я не буду жить с ней на одной территории! — процедила я, сжав кулаки.
Он перехватил мою руку, сжал её, вгляделся в меня своими тёмными глазами. Я всматривалась в них — и не видела там дракона. Только человека.
— Кьяра. Ты не понимаешь, что творится. Всё очень серьёзно. Если раньше я думал, что западный фронт — безопасное место, то теперь я уверен: здесь всё прогнило. Доверять Нормийскому нельзя. Да и никому здесь нельзя доверять.
— И ты не мог раньше узнать об этом? — сорвалась я. — Узнать, когда посылал сюда нашего сына?!
— Алекс уже взрослый, самостоятельный мужчина, — он рычал. — Ты думаешь, он бы меня послушал? Когда мне стало известно хоть что-то — я сразу написал ему письмо. Чтобы он был осторожен.
Я молчала горе сжигало меня.
— Кьяра… — его голос сорвался. Рычание перешло в низкий хрип, и я вдруг поняла: это не только злость. Это страх. Настоящий, прожигающий его изнутри. — Ты здесь могла погибнуть.
Он резко отвёл взгляд в сторону, словно не хотел, чтобы я это заметила, но я уже всё поняла.
Суровый, холодный генерал — и дрожь в уголках его челюсти.
— Я… я не могла поступить иначе, — прошептала я, и только теперь почувствовала, что плачу снова. Слёзы текли сами. — Арагон, я не могла. Потому и приехала.
Он сжал кулак свободной руки так, что захрустели костяшки. Он снова посмотрел на меня.
— Ты думаешь, я смогу ещё раз это пережить? — прорычал он. — Сына… и тебя?
Сердце у меня оборвалось в который раз. В его голосе была слышна боль. Пронзительная. Страшная.
Я всхлипнула и подняла свободную руку, по привычке, к его лицу, но остановилась в воздухе.
Арагон резко перехватил мои пальцы, сжал их.
— Не делай так больше. Никогда. — Голос дрогнул. — Обещай, Кьяра.
Я кивнула. Но внутри знала: обещания я держать умею. Но не в этот раз.
— Сын пропал уже месяц назад. Но нам только сообщили об этом. А ведь я — генерал. Мне должны были сообщить в первую очередь. Сразу. Мгновенно. Но Нормийский задержал эти сведения. Я ещё удивляюсь, как он вообще позволил тебе здесь присутствовать.
— Мне пришлось надавить на него. Ну и разумеется, прикрыться твоим именем. Проще было согласиться и оставить меня, чем сразу же сопровождать в гостиницу. Но при этом он отдал приказ всем целительницам не разговаривать со мной. Я думала… если есть такой паскудный указ от императора, то, может быть, у нашего Алекса тоже была девушка. Может быть, она оказалась беременна. Как и твоя.
— Ты что-нибудь узнала об этом?
— Нет. Ничего. Все молчат. Игнорируют меня. Нормийский жестко всех держит. Но я не успокоилась… если есть эта девушка — хочу забрать её с собой. Ведь если это правда, то она могла быть беременна от нашего сына.
— У нас был бы внук, Кьяра, — глухо вымолвил он.
— Нет. У меня.
— Ты хочешь сказать, что не собиралась делить внимание внука? — усмехнулся дракон.
Напряжение между нами слегка спало, но ненадолго.
— У тебя вообще-то новый сын будет, — я резко бросила. — И я с тобой не собираюсь пересекаться. А если даже будут встречи — то пусть они будут как можно реже.
— Кьяра, — он процедил моё имя почти с рыком. — Я же сказал тебе о своем решении.
— Нет, Арагон. Я не буду с тобой. Ты сделал свой выбор. Всё. У меня начнётся новая жизнь. Кто знает… может быть, я встречу ещё достойного дракона.
Рык вырвался из его груди — не драконий, а человеческий. Он снова сжал моё запястье, перехватил второе. Подался вперёд — и мы столкнулись почти нос к носу.
— Ты моя, Кьяра! Навечно! Не будет никакой новой жизни. Мы преодолеем это.
Я выдернула руки из его хватки, стукнула кулаком в его грудь.
— Какой же ты твердолобый! Непримиримый!
— Мы не будем сейчас выяснять отношения, — резко оборвал он. — Это не то место. Пусть здесь нет тварей… но здесь могут оказаться те, что похуже. Те, что имеют сознание человека и полное осознание своих поступков. Отправляйся в гостиницу. Там один из моих людей. Он поможет тебе незаметно добраться до поместья. Жди меня там.
Я поняла, что спорить с ним бесполезно. Но сделаю по-своему. Тем более я уже знала: как ведьма, я могу перемещаться туда и обратно. Единственное, что оставалось проблемой — твари. А я не воин.
Но, возможно, мне удастся их избежать. Тем более что Арагон прочистил проход, а кормушку устроил в другом месте. Нужно будет лишь отбить свой запах. А для этого я сумею приготовить зелье.
— Ты снова отправишься туда?
— Да, — ответил он, устало откинулся на ствол дерева и снова прикрыл глаза.
Я повернулась к мареву портала. Оно мерцало среди деревьев зловещим голубым сиянием.
— Я сварю тебе зелье, которое отбивает запах.
— Нет времени, Кьяра.
Я поджала губы.
— Тогда посиди здесь. Я знаю одну траву — морозник безлунный. Его листья впитывают в себя запахи крови и пота, делают их едва уловимыми даже для зверья. А вот в сочетании с тень-травой рождает горький сок, который полностью перебивает драконий след. Вместе они отбивают все запахи. Пусть ненадолго, но их можно взять с собой в карман. Каждый раз натирать броню — и этого будет достаточно.
Я встала, отряхнула руки, но тут он резко перехватил меня за колено.
— Куда собралась? Сейчас темно. Лес опасен.
— Со мной всё будет в порядке.
Я не стала ему говорить, что собираюсь использовать свой дар. Арагон был слишком слаб, и вряд ли почувствовал бы всплески магии. Он смотрел на меня пристально, его взгляд был тяжёлым, но я выдержала.
— Арагон, доверься мне. Ты ведь знаешь: я хороша в зельях и в лесу всегда хорошо ориентировалась.
— Знаю, — он выдохнул и отпустил. Но я видела, как он сжимал и разжимал кулак, борясь с собой, едва удерживаясь от того, чтобы снова схватить меня.
Я сделала шаг. Второй. Он следил за мной… следил не как зверь, а как человек. Его взгляд прожигал меня, пока я скрывалась среди деревьев.
Я отошла на десяток метров вглубь. Призвала силу, попросила у природы подсказать, где растут нужные растения. И отправилась по следу.
Сорвала их, собрала в охапку. Вернулась меньше, чем через час.
Арагон спал, прислонившись плечом к дереву, голова его была откинута назад. Я тихо опустилась рядом, разложила собранные травы между нами. Слегка растерла часть веточек. Теперь ни один дикий зверь не подберётся.
Поймала себя на мысли, что рядом с Арагоном я чувствую себя в безопасности. Даже если у него не ощущалось дракона. Пусть он измотан, ослаблен, но всё ещё полный несокрушимой воли.
Я посмотрела на тот самый портал — он едва сверкал среди деревьев. Мы отошли на несколько десятков шагов, но сияние всё равно пробивалось. И это проход не давал мне покоя.
Мысль, что я могла бы попробовать найти собственного сына, жгла сильнее страха. А потом бы я призналась Арагону.
Вспомнив свои ощущения, я поняла: там я не испытывала такого упадка сил, о котором рассказывал Арагон. Если портал высосал из него драконью суть, силу, магию, превратив в простого человека, то я оставалась собой.
Моё естество, моя связь с природой не угасли. Может быть, именно моя магия поможет мне найти сына.
Эта мысль завладела мной так сильно, что я уже не могла усидеть на месте.
Я покосилась на спящего мужа.
Его грудь ровно вздымалась, дыхание было тяжёлым, но спокойным. Я протянула руку к пучкам трав, растерла еще больше, положила эти стебли поверх. Теперь не то, что запах будет отбит, теперь они к мужу не подойдут. Главное, не попасться на глаза зверью. Натерлась сама как следует.
Клинок лежал под правой рукой Арагона. Он, видавший десятки сражений воин, не пропустит ни одного звука. Он услышит, даже если все же хищник приблизится, игнорируя резкий для их чувствительных носов аромат.
Я закусила губу: остаться или рискнуть?
Но мысль была ясной — если я промедлю, если поддамся страху, времени для сына может просто не остаться.
И я решилась.
Тихо, на цыпочках, поднялась, каждую секунду оглядываясь назад. Прикрыла себя магией, резерв немного восстановился. Лес принимал меня в свои тени, прятал, смягчал шаги, ни одна ветка не хрустнула под моими ногами.
Я ускорила шаг, сердце колотилось так, будто его слышит весь лес.
Передо мной снова появилась рябина, выросшая кольцом вокруг камней. Я поморщилась. Зачем обнесли портал защитой от ведьм? Вопрос без ответа, и времени искать его не было.
Страх накрыл, как ледяная вода. Но я знала, ради кого переступаю. Я вспомнила, как там расположено всё: нужно сразу рвануть влево, спрятаться за большой валун.
Арагон скинул туши далеко, в паре сотнях метров, и наверняка твари собрались на пиршество. Пусть грызут друг друга — это мой шанс.
Я шагнула в портал.
Мир искривился, и меня выбросило в другой мир. Я едва удержалась на ногах — переход ударил, как молот, и всё закружилось перед глазами.
Сразу рванула налево, как и планировала, но споткнулась о скользкий камень. Почти рухнула, в последний миг ухватилась ладонью за холодную глыбу. Перекатилась через неё, сбивая с колен кожу, и спряталась за валун.
Задыхалась, прижимая ладони к камню, сердце колотилось в горле. Воздух был затхлым и тяжёлым, вонял гнилью и кровью.
Я вжалась в серый камень, словно он мог укрыть меня от всего этого ужаса. Дрожала, но не позволяла себе издать ни звука.
Красное небо, почти везде перешло в густой фиолетовый цвет.
Рык и шипение раздавались далеко. Я выглянула из-за валуна. Твари пировали. Три крупных, массивных, и двое поменьше, огрызались друг с другом.
К счастью, здесь меня не было видно. Трава, которой я натёрлась, должна была держаться ещё пять-шесть часов. Этого хватит для того, чтобы я вернулась.
Я прижалась спиной к холодному камню, опустилась на колени. Земля была мёртвой, но я всё равно впилась в неё пальцами. Закрыла глаза и сосредоточилась. Вызвала дар.
— Алекс… — прошептала.
Моя магия пошла вниз, в глубину, вгрызаясь в эту чужую почву, ища хоть один след.
То небольшое количество магии, что ещё теплилось во мне, вдруг резко рвануло вниз, в землю, будто кто-то жадно вонзил в меня когти и начал вытягивать изнутри всё до последней капли.
Я едва не вскрикнула — так неожиданно и так больно это было.
И вместе с этим на меня обрушился рой звуков.
Не жужжание и не шёпот — нет.
Это был рой стенаний.
Тысячи голосов, тонких и рваных. Земля этого мира кричала от боли. Мне казалось, что этот звук проникает в уши, разрывают голову изнутри.
Я раскинула щупальца дара, пыталась ухватиться хоть за одну нить, молила раненую природу откликнуться, помочь мне найти сына.
Но в ответ слышала лишь вой. Стонущий, режущий, нестерпимый.
И это была не та боль, что я знала раньше у портала, в нашем мире.
Нет. Здесь было в сотни раз хуже.
Словно вся эта земля умирала, корчилась в агонии и выла в моём сознании, втягивая меня в свою агонию. Я потеряла счёт времени. Минуты или часы — всё слилось в одно. Я впала в прострацию, растворяясь в этом чужом мире, становясь частью его боли.
И вдруг — что-то влажное коснулось моей щеки. Я вздрогнула, очнулась и подняла взгляд.
Надо мной нависала тварь.
Огромная, чёрная, как сама тьма, кошка, но только искажённая. Из её пасти свисали два длинных клыка, блестевшие от свежей слюны. Она капала на моё лицо, медленно стекала к подбородку.
Ее глаза… пугали. Я замерла от этого взгляда. Два огромных изумруда смотрели прямо на меня. И в них было слишком много разума.
Это огромная исполинская кошка была ростом с меня. Она — ужасна и прекрасна одновременно. И когда я смотрела в эти зелёные, умные глаза, у меня перехватывало дыхание.
И вдруг — словно толчок магии.
Шестым чувством я ощутила всплеск в портале. Внутри всё сжалось, кожу покрыли мурашки. Чёрная пантера резко взревела, низко, грудным рыком.
Её холка поднялась, тело пригнулось к земле, словно она готовилась к прыжку. Но глаза… глаза смотрели то на меня, то поверх огромного валуна, за которым я так неудачно пряталась.
Я не знала — собирается ли она атаковать меня или же заметила что-то позади. Но сердце отчётливо подсказало: это он. Я улавливала своего супруга, его присутствие.
Одной частичкой души я понимала, что влипла. Арагон точно не будет милосерден, когда увидит, где я, что я не послушала его. Другой же частью — такой упрямой, отчаянной — я вдруг осознала, что не хочу, чтобы этот зверь погиб.
Страшный, могучий, до ужаса прекрасный — и в то же время… странно близкий.
Страх боролся во мне с этим новым, непонятным ощущением, которое нельзя было назвать иначе как связью.
Но времени на размышления не было.
Что делать? В голове метались десятки вариантов, все безумные, все обречённые.
— Кьяра, где ты?!
Голос Арагона резанул по воздуху, как раскат грома. Я вздрогнула, сердце ухнуло в пятки.
Я начала тихо, осторожно приподниматься, прижимаясь ладонями к шероховатой поверхности валуна.
Переставляла руки медленно, боясь издать хоть звук. Зверь стоял в стойке, напряжённый, готовый к прыжку.
Он всё ещё рычал, но не на меня. Его взгляд был прикован выше, к порталу, к той самой стороне, где появился Арагон.
— Арагон! — как можно спокойнее произнесла я, выдохнув всё отчаяние разом. — Я здесь!
А потом мы трое начали кружить вокруг валуна, как в какой-то чудовищной охоте. Я — с одной стороны, он — с другой. Между нами тяжело рычала чёрная пантера, изумрудные глаза полыхали в сумраке.
Арагон вскинул меч. Его плечи распрямились, мышцы перекатились под бронёй, лицо стало каменным.
Но зверь не спешил атаковать.
Нет — напротив.
Он двигался по кругу, шаг за шагом, не приближаясь, а наоборот… оттесняя нас от портала.
— Кьяра, — глухо бросил Арагон. Его рука резко рванулась вперёд, он хотел успеть перехватить моё запястье.
Но кошка зарычала так, что земля дрогнула. Взметнулась чёрная тень, шерсть вздыбилась, хвост хлестнул воздух. Она встала между нами и порталом, как страж.
Я в ужасе и в растерянности выдохнула:
— Арагон… она не желает зла.
— Откуда ты можешь это знать? — его голос сорвался на рык, глаза метнули искры. — В этом мире нет безопасных существ. Нет ни одного!
Я хотела возразить, но проглотила слова. Потому что небо… разорвал звук.
Он пронзил уши, будто тысячи ножей одновременно вспороли воздух. Писклявый, режущий, нечеловеческий вопль. Я задрала голову — и едва не закричала.
В фиолетово-красном небе кружило чудовище. Что-то вроде огромной птицы с кожистыми крыльями, изуродованное до невозможности. Огромные крылья в перепонках, рваные, как будто их кто-то поел. Морда вытянутая, усеянная кривыми зубами. Глаза горели болотным светом. Оно пикировало прямо на нас.
Даже кошка подняла морду вверх и взревела, встречая врага.
Я едва сдерживала крик ужаса. Арагон выругался.
И в тот же миг, когда уродливое крылатое чудовище обрушилось вниз, чёрная пантера резко поднырнула под меня. Я даже вскрикнуть не успела — она сбила меня с ног, опрокинула на камни. Голова ударилась о выступ. Мир качнулся.
Последнее, что я услышала, был крик Арагона.
И тьма накрыла меня.
Приходила в себя я тяжело. Голова раскалывалась, словно внутри черепа кто-то бил молотом.
С усилием перевернулась набок, и тут же воспоминания вспыхнули одно за другим.
Чёрный, огромный зверь… он сбил меня с ног, швырнул в сторону. Я распахнула глаза — и тут же пожалела об этом: резкая боль ослепила, мир закружился.
А когда я увидела, где очнулась, меня пронзил холодный страх.
Я находилась в каменном мешке. Узком, низком. Колени и ладони саднили и болели, будто меня сюда волокли по камням. Иначе и быть не могло — здесь невозможно было идти в полный рост, даже встать толком.
Передо мной тянулся узкий каменный лаз, свод давил сверху, внизу лежала сухая трава. Она приятно пахла — горьковато и цветочно, — но облегчения это не приносило.
Сразу стало ясно. Это нора. И, скорее всего, той самой кошки.
Боги… значит, Арагон не успел. Не сумел. Кошка оказалась быстрее, хитрее.
Грудь сдавило.
А там, снаружи, осталась та самая тварь, похожая на птицу, — чудовище, которое стремительно пикировало на нас. Смог ли Арагон победить ее?.. Он ведь был без дракона, магии и уставший.
Я корила себя за безрассудство, за то, что с головой бросилась в этот мир. За то, что умалчивала о своём даре. Ведь если бы я сразу сказала Арагону, что могу чувствовать — что могла бы найти сына… всё могло бы сложиться иначе.
Но тут же во мне всплыл строгий голос бабушки, воспоминание о её заветах.
«Держи всё в себе. Всегда. Не выдавай. Твой дар — твоя гибель».
После того как она потеряла мою мать, свою дочь, она тряслась надо мной, заставляла клясться, что я буду осторожна, буду скрывать дар. Даже зельеварение казалось опасным. Потому что я могла выдать себя более сильными настойками, более чудодейственными.
Я стиснула зубы, уткнулась лбом в сено. Как же мне теперь быть?
Попробовала аккуратно, бесшумно выползти.
Ползла, как гусеница, но ногами вперед. Наконец, ощутила слабое дуновение воздуха! Сердце подпрыгнуло. Я почти выбралась!
Но радость оказалась преждевременной. Только встала на четвереньки, чтобы развернуться, как на спину легла огромная, пушистая лапа.
Придавила так, что дыхание сбилось. Я ухнула вниз на живот, распласталась и замерла.
Позади стояла тишина. Ни рычания, ни шипения. Меня обдал страх. Такой, что холодком пробрал до костей.
И тут я вспомнила… ту странную секунду единения, когда изумрудные глаза этого зверя встретились с моими.
Что если попробовать? Ведьмы умели общаться не только с растениями, но и с животными. Может быть, получится?
— Хорошая… хорошая киса… — выдохнула я, губы дрожали. — А я вредная и невкусная… ведьма. С противным характером, горькая на вкус. Да еще и немытая, повалявшаяся бездна знает где.
Попробовала отползти в сторону, медленно, осторожно, подтягивая локти. И — о, чудо — лапа исчезла.
Я вздохнула с облегчением, аккуратно повернулась на бок, потом села. Подтянула свои ноги под себя.
Кошка была прямо передо мной. Та самая. Огромная, чёрная, с клыками, длинными, как кинжалы. Но в её глазах… Боги, эти глаза! Зелёные, изумрудные, умные до боли. И словно смеющиеся. Кошачья морда чуть склонилась набок, хвост обвил лапы. Она просто смотрела.
Я тоже смотрела. Мы замерли.
— Ты ведь не тронешь меня, да? — шёпотом спросила я.
Ответа не было, конечно.
— Я невкусная, — повторила я, улыбнувшись. — Мне пора идти.
Попробовала подняться. Зверь тут же рыкнул, но… без злобы. Просто дал понять: никуда ты не пойдёшь.
— У меня там муж остался, — выдохнула я, голос сорвался. — Он хоть и почти бывший, но я не хочу, чтобы он погиб!
Кошка фыркнула.
Я замерла. Что она имела в виду этим фырканьем?
— Зачем ты меня утащила? — спросила я.
Она молчала. Разумеется.
— Мне нужно уходить. Этот мир не мой. Я только хотела найти сына… — я осеклась, потому что зверь снова наклонил голову и смотрел на меня пристально.
Я решилась. Встала. И на этот раз кошка не пошевелилась.
Но куда идти? Перед глазами был всё тот же чужой пейзаж: сумерки, небо окрашенное в красно-фиолетовый, редкие деревья, серые камни, сухая почва. Живого — почти ничего.
Я потерла лоб, выругалась.
— Где я? — пробормотала я, снова повернувшись к зверю. — Ты не могла бы показать мне портал?
Кошка опустила морду, качнула ею в сторону, будто отрицая.
Бездна! Не хочет показывать?..
— Что тебе от меня нужно? — я прищурилась.
— Не надо было спасать, — выдохнула я. — Мы бы с Арагоном справились. Просто вернулись бы в свой мир.
Зверь зарычал, грудь задрожала от низкого гула.
— Ты не хочешь, чтобы я возвращалась? — шепнула я. — Но зачем? Что тебе нужно от меня? — повторила я.
Разумеется, она не ответила.
И тут мой желудок предательски заурчал.
А кошка снова фыркнула. На этот раз будто в усмешке.
Зверь буквально закатил свои изумрудные глаза, как усталая нянька на глупого ребёнка. Потом бесшумно, мягкой тенью, отошла за каменную гряду. Там раздался сухой хруст и шуршание, и уже через пару мгновений она вернулась обратно. В пасти у неё болталось что-то маленькое.
С хищной небрежностью она встряхнула головой и бросила добычу прямо к моим ногам. На камень шлёпнулось пушистое существо с длинными рыжими ушами и таким же длинным хвостом. Оно было ещё тёплым, и в воздух ударил тяжёлый запах свежей крови.
— Ты предлагаешь… пообедать мне этим? — выдавила я, с ужасом глядя на пушистое тельце.
Кошка уселась напротив и… кивнула. Настоящий, осознанный кивок. Изумрудные глаза смотрели на меня тяжёлым взглядом, не оставляющим выбора.
Я тяжело вздохнула.
— В отличие от своего мужа, привыкшего к походной жизни, я не умею разделывать тушки… — слова вырвались почти шёпотом. — Если с костром я бы ещё справилась, кое-как, с огнивом… Но здесь нет ни костра, ни огнива. А сырое мясо я не ем, тем более мохнатое.
Кошка снова закатила глаза так выразительно, что я едва не прыснула от нервного смеха.
Я пожала плечами, глядя прямо ей в глаза.
— Ну не приспособлена я к вашей жизни. Двуногая, лысая, постоянно мерзнущая и без клыков.
На миг повисла тишина. Кошка свернула хвост кольцом, положила морду на лапы, но всё равно продолжала следить за каждым моим движением.
— Отведёшь меня к мужу, а? — наконец спросила я, голос дрогнул. — Без него точно умру.
После моего вопроса кошка замерла, будто окаменела, а потом резко вскинулась, закружилась на месте, хвост вздыбился, уши прижались. У неё началась настоящая паника. Это напугало меня не на шутку.
— Что такое? — спросила я, понимая, что зверь мне не ответит.
Но её метания вызывали во мне волну ужаса, сердце колотилось в груди, руки похолодели.
Я стала озираться, взгляд метался по сторонам, первым делом я подняла глаза к небу — не дай боги то страшное летающее нечто нападет на нас. Отбиться просто не будет и шанса. Но кругом было пусто. Тот участок равнины с большими валунами, где я находилась, словно вымер. Тишина была гнетущей.
А кошка всё крутилась, словно в безумии, а потом резко подскочила ко мне, пригнулась, заглянула прямо в глаза и вновь опустилась к земле.
Я поняла, что она приглашает меня сесть. Я залезла на её широкую спину, вцепилась обеими руками в густую гриву, и в тот же миг зверь рванул с места, легко, словно играючи, преодолевая огромные расстояния.
Я обернулась через плечо — и сразу поняла, от кого она пыталась уйти. Даже поворачиваться было не нужно: запах гнили и разложения ударил в нос с такой силой, что затошнило.
Это шли уже не твари-звери. Это были люди… вернее, то, что когда-то было людьми. Двуногие, быстрые. Со странными наростами на плечах, головах, спине. Я не могла ничего рассмотреть толком. Да и не хотела. Я точно чувствовала опасность.
Бытовало мнение, что этот мир когда-то, как и наш, был заселён людьми, но потом что-то произошло, и они превратились в вечно ищущих крови и плоти чудовищ. Разлом позволял им проникать в наш мир. Не всех удавалось убить, и не всегда. Арагон рассказывал, что многих воинов они уносили прямо в порталы.
Жуткая мысль пронзила меня. Я насчитала шестерых, идущих по нашему следу. Кошка неслась быстрее ветра, но я знала — эти создания обладают силой и могут перемещаться довольно быстро.
Я достала из кармана траву, размяла её прямо на ходу, сок заструился на ладонях, и я торопливо втерла его в холку зверю.
— Тише… Тише… Эта трава собьёт запах. Тогда нам удастся сбежать, оторваться от них, — шептала я, прижимаясь к её загривку.
Кошка рыкнула, будто понимая меня, и понеслась ещё быстрее. Каменная местность сменилась редкими скрюченными деревьями. В некоторых местах даже появлялась трава. Мы всё неслись вперёд, ветер свистел в ушах.
Передо мной раскинулась равнина, но она не была пустой и ровной, как в нашем мире.
Здесь земля словно окаменела, а потом сама собой треснула, выбросив наружу десятки и сотни валунов. Они стояли повсюду, от горизонта до горизонта, то одиночными исполинами, то тесными группами. Одни возвышались мне по пояс, другие уходили ввысь на два человеческих роста, уходили тёмными силуэтами в низкое, тяжелое небо.
Камни были странные — местами гладкие, словно их точили веками ветра, местами ребристые, с острыми, как ножи, краями. Между ними тянулись узкие проходы, где легко мог спрятаться человек, но ещё легче могла устроить засаду тварь.
Небо было по-прежнему больше фиолетовым, чем красным. Изредка среди каменной гряды попадались деревья — чахлые, с перекрученными ветками, но хотя бы зеленые.
Кошка сбавила темп, начала принюхиваться, настороженно вскидывая уши. Я обернулась — позади уже никого не было. Похоже, нам удалось оторваться.
И вдруг в тишине раздался тонкий, жалобный писк. Протяжный, слабый, едва слышный. Котёнок. Маленький котёнок жалобно плакал. Я почувствовала, как кошка напряглась, в её движениях снова появилась паника.
Она свернула в сторону, за груду камней, хаотично наваленных на этом участке, и, пригнувшись, поползла на брюхе между ними. Я поспешно шепнула, похлопав её по шее:
— Подожди… подожди, дай я слезу!
Я соскользнула на землю, колени подогнулись, но устояла. Кошка исчезла за камнями, и там, за ними, я услышала тонкое, нежное попискивание. Словно детский плач.
— Это твои дети? — прошептала я. — Или один? Похоже, пищит только один.
Ответом мне стало рычание и вновь то самое тонкое мяуканье. Голос котёнка был слишком слабым, будто он умирал.
Кошка юркнула вперёд, и я поползла за ней. Этот проход оказался гораздо просторнее, чем первый, здесь уже можно было передвигаться на коленях. Каменные стены тесно обступали со всех сторон, но глубже становилось чуть свободнее.
Зверь нырнул в темноту, исчез, и я, протянув руку вперёд, ощутила пустоту под ладонью и ухнула вниз, скатившись в каменный мешок.
— Надеюсь, меня здесь никто не съест, — пробормотала я.
И тут же услышала. Кошка заурчала, но не угрожающе, а заботливо. Стала кого-то вылизывать. Котёнок заскулил, запищал громче.
А ещё… прежде чем мои глаза привыкли к темноте, я услышала хриплый, надломленный кашель.
— Кто здесь? — прошептала я и призвала немного силы, чтобы видеть в темноте.
И… вдруг я услышала голос.
Хриплый, с надрывом.
— Лири… это снова ты?.. — слова прозвучали глухо, еле различимо, но я услышала их так отчётливо, словно их шепнули прямо в ухо.
Я замерла, вцепившись в холодный камень. Мир вокруг поплыл.
— Уходи… — выдавил тот же голос. — Я же сказал тебе… уходить!
И в этот миг я уже не чувствовала под собой землю. Казалось, что всё вокруг растворилось, остался только этот голос, рвущий душу и сердце на куски.
Я рванула вперед, чтобы прошептать…
Стоило мне только понять кто здесь, чей это хриплый голос… Боги, я думала, что просто умру на месте. Не передать тех ощущений, которые вспыхнули во мне. Радость, неверие, паника, снова радость.
Сын.
Мой сын.
Он был жив. Жив!
Я не могла встать в полный рост в норе. Потолок для этого был низкий. Поэтому ползла на коленях, спеша, как безумная.
Подползла к Алексу, схватила обеими руками его голову, уткнулась лицом в его спутанные волосы и стала покрывать его горячее, израненное лицо поцелуями.
— Алекс… Алекс… сынок, — шептала я, захлёбываясь собственными слезами. — Сынок, ты жив!
— Л-Лири, это ты… — хрипел он, путая меня с кем-то другим. Его тело горело. Он явно был в бреду, не различал реальность.
— Алекс! Это я. Я нашла тебя!
— Голос… матери…снова… галлюцинации? Когда же… кончится…
— Алекс… Алекс…
— Хотел бы я… мать увидеть перед смертью, — шептал он, не открывая глаз. — И батю…
— Нет, ни за что! — надрывно отвечала я сыну и продолжала гладить и целовать. — Теперь уж я тебя никому не отдам.
— Лири, ты до сих пор… не перестала об этом говорить… — выдохнул он и закашлялся, а потом хрипло рассмеялся, как безумец.
Я опустила его голову на землю. Размазала слёзы по лицу ладонями, силясь прийти в себя. Сейчас я искренне пожалела, что сунулась в портал, не подготовившись. У меня не было зелий, а мой сын прямо сейчас, на моих руках снова умирал.
Я не позволю смерти забрать его!
Глаза уже привыкли к темноте, и магия помогала различать детали. Я быстро осмотрела Алекса, ощупала, приподняла его бинты.
То, что я увидела ниже его левого колена, заставило меня прикусить губу до крови. Там не было ноги.
Но я поставлю его на ноги, клянусь! Я найду способ!
И да, я заметила: культя была перевязана. Значит, какая-то Лири, о которой бредил сын, действительно за ним ухаживала. Но её здесь не было. Куда она исчезла?
Я резко обернулась к кошке. Её котёнок, жалобно пища, едва ворочал головой. Совсем слабый. Кошка позволила мне потрогать его, и я увидела, что он тощий, словно чем-то болен.
Эта сцена ударила по сердцу — два существа, которых я не имела права потерять.
Я перевела взгляд обратно на Алекса. Положила ладонь на его горячий лоб и тихо прошептала кошке:
— Охраняй его. Мне нужно на улицу.
Та рыкнула.
— Знаю, что там опасно, но я должна собрать травы. Я должна помочь и моему сыну и твоему котёнку.
Я взяла маленькое худое тельце зверёныша в руки, посмотрела на него. Непонятно было, что с ним, но укрепляющее точно поможет.
Для Алекса же я уже решила: нужно приготовить самое сильное зелье, какое только смогу.
Я выползла из этого укрытия и на ходу уже продумывала, что буду делать. Но сварить прямо здесь, в полевых условиях, на ходу, я не смогу.
Да и сомневаюсь, что сумею найти все ингредиенты.
А еще подумала, что моя сила, в отличие от драконьей магии, действительно работала в этом мире. И чувствовала я себя здесь относительно нормально. Видимо, на мой запрос об Алексе мир ответил мне через кошку. Привел зверя ко мне.
Я выкарабкалась наружу, осмотрелась, достала из кармана траву, хорошенько растёрла её стебли, натерла ими камни вокруг норы, избавляясь от запахов.
Тут было страшно, но ещё страшнее — потерять сына снова.
Я осмотрелась тут же, потом опустила ладони на землю. Мне нужно было знать, какие растения есть поблизости, и уже от этого действовать.
Уйти далеко я не могла — Алекс был в тяжёлом состоянии. Пусть кто-то и ухаживал за ним всё это время, но я должна была спешить.
Боги, насколько я благодарна той самой Лири, которая ухаживала за ним, возможно, та самая девушка из лагеря, с которой у него был роман. Тогда получается их случайно затянуло сюда?
Я слилась с природой. Трав было немного, но они пульсировали ярко, редкие островочки на израненном теле этого мира. Я быстро проанализировала, что смогу сделать. Потом, ориентируясь на свой дар, начала собирать всё, что отзывалось на мой зов.
По дороге заметила отколовшийся камень с углублением по центру. Он был идеален для того, чтобы растолочь растения. Подобрала и другой овальный, тяжёлый, как пестик. Варить не смогу, но растолочь и смешать вполне. Оставалось только раздобыть воды.
Я вернулась к норе, позвала кошку:
— Иди сюда. Кис-кис, — в норе зажглись изумрудно-зеленые глаза. — Мне нужно немного воды. Я помогу твоему котёнку и своему сыну, — проговорила я.
Кошка выскользнула наружу, фыркнула от запаха трав, которыми я натерла вход, но всё же пригнулась. Я забралась ей на холку, и она легко понесла меня.
Вода оказалась не так далеко. Тонкая лента ручья пряталась в высокой траве. Кошка сначала принюхалась, настороженно все проверила, а потом удовлетворенно рыкнула. Я спрыгнула с её шеи, зачерпнула воды в найденный камень-чашу. Быстро растолкла собранные растения, влила еще немного воды, довела смесь до густого состояния.
Обратно мы спешили. Я ползла в нору за кошкой, сердце колотилось так, что в ушах стоял гул. Я боялась… боялась не услышать кашля Алекса.
Я сразу перешла на ведьминское зрение. Собрала остатки своей силы и влила в получившееся пюре всю магию, которую только могла вытянуть из себя. Здесь, в этом мире, растения были истощены, но мой дар многократно усилил их действие. Это было не то самое сильное зелье, какое я задумывала, но лучшее из того, что можно было приготовить здесь и сейчас.
Алекс горел. Я распахнула его изорванную форму, бинты были насквозь пропитаны кровью. Я добавила в смесь ещё одну обезболивающую траву. Поднесла каменную чашу к его губам, приподняла голову и зашептала:
— Глотай, сынок. Это поможет. Ещё глоток. Давай, Алекс.
Я гладила его по горлу, помогая проглотить. Первый глоток дался ему тяжело, он почти захлебнулся, я приподняла голову выше. Второй прошёл легче.
— Это тебе поможет. Давай ещё. — я приговаривала, почти плакала.
Он послушно пил. И вскоре его дыхание стало ровнее, метания прекратились. Он забылся сном. Я выдохнула.
Но это лишь малая часть того, что я должна была сделать.
Я поспешила к котёнку. Он слабо пищал. Я дала ему лишь капельку, чтобы тот слизнул с пальцев. Кошка тут же снова принялась вылизывать детёныша. Тот затих, перестал плакать.
Я снова вернулась к сыну, размотала бинты. Раны были страшные. Села на пятки, глядя на него, и мысли рвали меня изнутри.
— А что если… попробовать позвать природу? Он ведь наполовину ведьмак. Если в нём эта кровь взыграет сейчас, когда драконья суть в нём молчит, когда зверь не перекрывает каналов… может, природа откликнется на мой зов.
Я стиснула зубы, чувствуя, как сама дрожу от этой безумной мысли. Но другого выхода у меня не было.
Я снова смотрела на его тяжёлое состояние. На то, что он был без ноги, что тело его казалось истощённым до предела. Но при этом меня не отпускала мысль: ведь здесь, в этом мире, я сама чувствовала себя более-менее нормально. Может быть, только то, что он наполовину ведьмак и спасло ему жизнь?
Мысль пришла внезапно, будто удар молнии.
Я положила ладонь на каменную землю, сосредоточилась и попыталась, как когда-то учила бабушка, соединиться с миром, черпать силу из самой почвы.
Я пообещала израненной земле, что верну всё, что возьму, как только накоплю свой резерв снова. Сейчас же я просила лишь об одном — соединить ее потоки с потоками Алекса, дать ему немного сил, немного жизни, просто чтобы он продержался.
И, о боги, у меня получилось!
Я почувствовала слабый отклик. Да, природа громко и мучительно стонала в моем сознании, будто в её жилах вместо жизненных соков текла боль и чернота. Но она поняла мою просьбу.
Я влила каплю своей силы в землю и поклялась: когда вернусь в свой мир и наполню резерв, я снова вернусь сюда и отдам обратно. Земля услышала и приняла мою клятву.
И тогда из земли к телу Алекса потянулись тоненькие, едва заметные зелёные нити. Они вспыхнули, как нежная паутинка, и обвили его со всех сторон. Его кровь пела в унисон с этим светом. Я выдохнула.
Я посмотрела на кошку и на её котёнка. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, словно в изумлении, её челюсть приоткрылась. Я попросила землю помочь и малышу тоже. И вдруг замерла, не веря своим глазам: между Алексом и котёнком проявилась красная нить. Я даже ахнула.
— Этого не может быть… — прошептала я.
Я никогда не слышала о подобном. Никогда! Хотя… бабушка как-то вскользь упоминала, что у ведьм бывали раньше фамильяры.
— Значит… твой котёнок связан с моим сыном, — догадалась я, повернувшись к кошке. — Поэтому он тоже был так слаб.
Кошка кивнула, и я поняла — я права.
— Вот оно что… — я провела рукой по её голове. — Спасибо, что привела меня к нему.
Теперь всё встало на свои места: и то, как природа откликнулась, и то, почему кошка доверилась мне. Она почувствовала связь.
— Теперь нам нужно отправиться к воде, — тихо сказала я. — Принести, промыть рану, прополоскать бинты и высушить их.
Я попросила:
— Могу я взять твоего котёнка?
Кошка снова кивнула. Я взяла крошечное тельце, поднесла к руке Алекса. И зелёные потоки заструились, заплелись в мягкую сеть, обвили их двоих. И котёнок, и мой сын спали спокойным сном.
— Всё будет хорошо, — прошептала я. — Они точно продержатся до нашего возвращения.
Я заметила в углу пещеры какие-то вещи. Развернула его — крой был странно знакомым, такие носили и у нас в мире. Половина подола была разорвана, именно из этих лоскутов были сделаны бинты на ноге Алекса. Я нарвала ещё куски, оставила их рядом. Тут же нашла и котелок, пусть и металлический, почерневший от времени. Деревянную ложку и чашку.
Мы с кошкой отправились к воде. По дороге я собрала ещё несколько пучков трав. Когда вернулись, я тут же принялась за перевязку ран сына.
Я не чувствовала ни холода, ни голода. Всё моё существо было поглощено заботой о сыне и о маленьком котёнке.
И потому не сразу заметила: по проходу кто-то полз.
Я метнула взгляд на кошку. Она принюхалась, глубоко втянула воздух, а затем снова опустилась рядом со мной, продолжая пристально смотреть на котёнка. Тот, свернувшись в крошечный клубочек, уткнулся мордочкой в руку Алекса, будто в поисках тепла.
Я поняла, что тот, кто приближается, не опасен… и всё же пальцы сами собой нащупали в руке тяжёлую миску, в которой я только что растирала травы. Я была готова, если что, дать отпор.
Во тьме, сквозь узкий проход, вдруг мелькнул взгляд — не человеческий. Узкий, вытянутый зрачок, отдающий зеленью. А еще острые короткие рога. Один длиннее другого.
— Бездна побери… как же тут узко, — проворчало-прошипело существо себе под нос.
Из прохода в основную часть норы вывалилась… девушка. Когда я увидела, какая она, у меня внутри всё сжалось, и я едва не закричала, но сдержалась.
Половина лица была покрыта зелёно-чёрной чешуёй. На плечах у неё были наросты, будто костяные короткие шипы. Она была стройной, очень гибкой. Клыки упирались в нижнюю губу, выглядывая наружу. Раздвоенный язык мелькал лентой между клыками.
Она увидела меня — и замерла.
— Кто вы? — вспыхнула она, пятясь назад. Головой больно ударилась о каменный выступ в тесной норе, ахнула, зашипела от боли и стала нервно чесать затылок. Я закрыла сына телом.
Я заметила, что её длинные волосы были заплетены в десяток тонких косичек, каждая из которых перехвачена чем-то необычным. Между прядями поблескивали большие бусины, грубые деревянные подвески и какие-то странные обломки — то ли кости мелких зверей, то ли раковины.
Образ её был одновременно пугающим и завораживающим — словно существо, вырванное из мифа или кошмара, где границы между человеком и чудовищем давно стерлись.
Я следила за каждым её движением. Девушка метнула взгляд на Алекса, подалась всем гибким телом к нему.
— Что вы сделали? — испуганно прошептала она. Я заметила, что в руках у неё был странный мешок, тёмный, потертый.
— Я помогла сыну, — выдохнула я.
— Сыну? — растерянно произнесла девушка. А потом принялась обнюхивать Алекса, водить руками по его телу.
— Так это ты… Лири. — поняла я.
— Да. Откуда вы знаете?
— Алекс звал тебя, — ответила я, и у меня самой дрогнул голос. — Просил не приходить,
Девчонка закатила глаза, тяжело вздохнула, покачала головой.
— Прям уж так, я его и послушалась… — пробурчала она, едва слышно. — Не пробиваемый, упертый идиот, а не дракон!
Она замялась, затем подняла на меня глаза:
— А как вы оказались здесь? Вас что… тоже приговорили к смерти?
Я моргнула, чувствуя, как по спине пробежала дрожь.
— Приговорили?
Мы сидели в этом тесном каменном мешке, все втроём, не считая кошки и котенка, слишком близко друг к другу, так, что чувствовалось чужое дыхание и тепло. И каждый из нас, казалось, не знал, чего ожидать от другого. Воздух дрожал от настороженности.
— Ну да. — кивнула странная змееподобная девушка. — Или вы узнали секрет императора?
— Не понимаю, — прошептала я, не сводя с неё глаз.
— Ну как же… вот вы как сюда попали? Император вас сюда сбросил?
Я застыла от её слов, дыхание перехватило.
— Нет. Я сама пришла сюда. Пришла за Алексом.
Теперь уже её очередь удивляться. Девушка дёрнула рогатой головой, и брови взметнулись в недоумении.
Половина её нечеловеческого лица странным образом не уродовало её в целом, а словно подчеркивало дикое, чужое, но завораживающее очарование. Она моргнула змеиными глазами с узкими вертикальными зрачками, и от этого меня даже слегка зазнобило.
— Сами пришли? Вы не попали тогда в разрыв? Я ничего не понимаю…
— Нет, — покачала я головой. — Я нашла стационарный портал в этот мир и прошла через него. Мы с мужем…
— С отцом Алекса? С генералом?
— Да, — призналась я, выдохнув. — Только мы разделились. Так уж вышло: меня эта мохнатая кошка подхватила в миг опасности и унесла, а муж остался там, у портала. И я, признаться, волнуюсь за него. В этом мире… этот мир высасывает силы из драконов полностью. Он там больше человек, чем дракон.
Девушка метнула взгляд на Алекса.
— Это да… этот мир беспощаден к драконам. А простым людям тут и вовсе не выжить. — Она помолчала, глядя на сына.
— Я так понимаю, это ты его спасла.
— Я оказалась вблизи спонтанного прорыва, — горько усмехнулась девушка. — Мне повезло, что там все были мертвые. Просто груда тел. Я услышала кошачье мяуканье и рычание. Посмотрела, а там кошка пыталась вытащить… человека.
Она меня не тронула. И вообще оказалась разумна. Хотя чему тут удивляться? В этом мире слишком много всего непонятного, необъяснимого, такого, что рушит привычные законы. Разумные звери, неразумные люди, живые твари, и в то же время — неживые хорроры, ожившие мертвецы… — змееподобная девушка бормотала себе под нос, фыркала, словно спорила с невидимым собеседником, качала головой. Казалось, разговаривать самой с собой для неё было обычным делом, и выглядело это пугающе естественно.
Я смотрела на неё, и мне стало её жаль. Бедная… Как же она выживала тут одна? Сколько ей пришлось пройти и вынести?
Я перевела взгляд на Алекса и на кошку, лежавшую рядом, словно охранница.
— В общем, мы с кошкой вместе вытащили его, — сказала она наконец, не сводя глаз с сына. — Но это уже наше второе убежище. Первое пришлось бросить. Там было слишком опасно. Нам нужно уходить.
Моя рука легла на волосы сына, влажные от пота. И в этот миг отчаяние, вина и решимость переплелись во мне тугим узлом.
— Хорроры? Это они его так?
— Да.
Я сжала кулаки.
— Это те самые… неживые, — закивала девушка головой.
— И ногу его они… откусили?
— Нет. Его таким мы уже вытащили из груды тел.
Я нахмурилась. Какая-то мысль засела на периферии сознания. Я чувствовала её — она зудела, царапала изнутри, но ухватить, вытянуть и развернуть я никак не могла. Она была слишком зыбкой, слишком туманной. Будто что-то важное мелькнуло перед глазами и сразу исчезло, оставив только ощущение тревоги и глухого предчувствия.
— Расскажи про неживых? — попросила я хрипло.
— Сначала надо его перевязать, — тихо сказала она. — Я воды принесла и еды.
А потом девушка подтянула к себе свою сумку. Она с осторожностью, но уверенно стала доставать всё по порядку — узелки с жареным мясом, куски материи, маленький нож. Я смотрела на неё, на то, как тщательно она раскладывает вещи на ткани. И вдруг невольно обратила внимание на её руки. Узкие, длинные пальцы. На кончиках — чёрные когти. А вся кожа на кистях и до самых запястий покрыта мелкой чешуёй, блестящей в полумраке.
Она заметила мой взгляд, заметила мой невольный интерес и смутилась. Пальцы тут же дёрнулись, будто она хотела спрятать их в кулак, но было поздно.
— Мне просто непривычна твоя внешность… прости моё внимание, — быстро сказала я, чтобы разрядить обстановку.
— Всё нормально, — глухо ответила она, но глаза её всё же опустились.
Повисла пауза. А потом она сама добавила, хрипловато, будто слова резали ей горло:
— Я… сама никак не привыкну к себе. Я чудовище.
— Вовсе нет, — я поспешила дотронуться до ее руки, сжать ее. — Нет, милая, ты ошибаешься.
Она подняла глаза — изумрудные, с тонкими вертикальными зрачками, и в них на миг блеснула тоска, такая острая, что кольнуло сердце. Но я продолжила.
— Не важно, как ты выглядишь. Внутри ты самый светлый и добрый человек, — сказала я тихо, почти шёпотом, глядя ей прямо в эти странные, изумрудные глаза со змеиными зрачками.
— Вы просто хотите меня успокоить… — она сжала губы, голос её задрожал.
— Лири… — позвала я мягко.
— Нет. Нет. Давайте не будем об этом, — резко оборвала она, словно отрезала эту тему.
А потом всё снова сосредоточилось вокруг Алекса. Она молча начала снимать с него старые повязки, аккуратно, почти трепетно, и промывать раны принесённой водой. Её когтистые пальцы при этом были удивительно нежны. Я же попросила:
— Полей мне немного воды на руки. — Лири без слов сделал это. Я склонилась к сыну, ладонями нащупала его раны и стала намазывать их кашицей.
— Я травница, — объяснила я, хотя Лири и так, кажется, всё понимала. — Ему это поможет быстрее прийти в себя.
Она колебалась, явно не доверяла до конца, но всё-таки… видимо, вспомнила, что я — мать Алекса, что это мой сын. И кивнула.
Мы работали вдвоём, и вместе дело пошло куда быстрее. Ногу мы тоже перебинтовали вместе — слой за слоем, медленно, но уверенно, в полутьме этого каменного мешка.
Дыхание сына было ровное.
— Расскажи про неживых. И про секрет императора? — снова попросила я, когда мы закончили перевязку.
Девушка молча протянула мне бурдюк — воды оставалось немного, но хватило, чтобы смочить губы. Потом вытянула из мешка тонкий сверток, в котором лежали крошечные ломтики жареного мяса, и протянула мне.
Мы сидели по обе стороны от Алекса. Я прижалась спиной к тёплому боку кошки — та дремала, тяжело и спокойно дыша. Лири же устроилась напротив, прислонившись к шершавой стене каменного мешка.
Девушка опустила глаза, поиграла когтистыми пальцами с краем своей сумки и, наконец, заговорила…
— В этом мире есть вещество. Неиссякаемый источник энергии, — девушка понизила голос, и я увидела, как её раздвоенный язык мелькнул между клыков. — Но оно слишком ядовито. И вот что оно делает с телами людей… Отец называет это мутацией. Я здесь уже год. Изменения начинаются спустя пару недель. Сначала мелкие, потом всё больше.
Я снова посмотрела на сына.
— Странно, — прошептала. — Алекс почти не изменился.
— Такое только с ним, поверьте.
— Как ты тут оказалась?
— Меня и моего отца сбросили в портал. Потому что отец услышал то, чего не должен был. Он и раньше подозревал, что с императором что-то не так… — она метнула на меня осторожный взгляд.
— Говори, — тихо проговорила я. — Я никому этого не скажу. Видишь же сама, где мы оказались.
Девушка замялась, но всё же выдохнула:
— Отец был главным целителем императора.
— Лорд Сой? — у меня перехватило дыхание. — Так ты его дочь?
— Именно.
— Я думала, что лорд Сой на пенсии, уехал далеко к морю. Устал от столичной жизни.
— Нет. Это все сказки, чтобы нас никто не искал. Папа получил пожизненную отставку в портал. И отсюда не вернуться. Отец лечил императора, но на это уходило слишком много сил. Он стал докапываться до сути. И тогда узнал… Вы ведь слышали о специальном указе Дария Второго по поводу поиска и обучения молодых целителей?
— Конечно. Вся Империя знает. Официально это для того, чтобы поднять уровень врачевания, а значит, и уровень жизни людей. Да и многим драконам требуется помощь на фронте. Целителей не хватает.
— Так задумывалось, да. Но на самом деле… — её голос стал едва слышен, почти перешел в шипение. — Видели бы вы, сколько целителей исчезает бесследно, не дойдя до Академии. Их никто больше не видит. Император слишком частый гость в этом мире. Его тело искажено мутацией, но он хочет и дальше выглядеть человеком. Для этого его очищают десятки целителей. Только их силы не бесконечны. И лучше всего организм очищается, если брать не просто магию, а сырые жизненные силы целителей.
Она снова облизнула клыки, и я передёрнулась от ее слов.
— Отец нашёл подвалы. Там даже есть камеры, где сжигают тела…
— Боги… — прошептала я. Сердце сжалось. — Что ты такое говоришь… Я знала, что император не святой. Но до такой… степени…
— Да. А еще у него есть нечистые на руки советники. И полно людей, которые замешаны в этом всем. И со всеми он делится. Это мир на самом деле поделенная ресурсная база. Это их мир.
— А это вещество… этот источник энергии? Что он за собой несёт?
— В нашем мире он подпитывает артефакты, огромные шахтные механизмы, очаги фабрик. Вы ведь слышали об этих методах и артефактах, которые используют при добыче, при возведении гигантских сооружений?
— Да, конечно, — кивнула я, чувствуя, как внутри меня всё холодеет. — Не хочешь же ты сказать, что они на нём уже работают? — я едва выговорила слова, чувствуя, как холодок прокатывается по спине.
— Да, некоторые из них уже на них работают, — Лири смотрела куда-то мимо, — не нужно постоянно заправлять их человеческой магией. Этот источник энергии очень хорошо подходит для таких механизмов, — её голос был тихим. — Только вот этот источник энергии опасен и вызывает мутации у работников фабрик и шахт. Люди гибнут. Целители должны лечить. Но… их мало. А вообще… не лечат их! — с горячностью прошипела Лири. — Потому что императору проще сделать вид, что умер работяга от воспаления лёгких или лихорадки. Они просто прячут признаки мутаций на теле перед смертью — и всё! Он экономит на магах и их безопасной магии, убивает свой народ. А ещё… в этом мире раньше была цивилизация. От неё остались шахты, работающие на этом виде энергии. Шахты работают день и ночь на добычу серебра, золота и железа.
— Боги…
— Да! Дарию просто не выгодно закрывать этот чёртов портал! — голос Лири сорвался почти на визг. — Закрыть все разрывы раз и навсегда. А пока цел хоть один — твари будут лезть и лезть, бесконечно.
— Мой муж закрыл недавно один разлом, — вырвалось у меня.
— Значит, его скоро расконсервируют, — она метнула в мою сторону взгляд. — Потому что мой отец слышал: чтобы нормально поддерживать стационарный портал в этот мир, нужно не меньше двух разрывов.
Она понизила голос до шёпота, но от этого её слова зазвучали только страшнее:
— И вот именно поэтому новые порталы открываются на фронтах. Там, где наши воины каждый день кладут свои жизни, чтобы император и его советники продолжали жировать. А мы ещё и славим его, будто он нас спасает. — Она зло скривилась, провела когтями по камню.
— Ну разве стоит этот источник энергии тех… те сотни жизней, которые драконы кладут, чтобы сражаться с тварями? — мой голос сорвался.
— Очевидно, что стоит, — сухо отозвалась Лири, и в её глазах блеснуло что-то хищное.
— Бесчеловечно, — прошептала я.
— Я тоже так думаю, — она на миг прикрыла веки.
— А что же за те самые неживые? — спросила я.
Лири глубоко вздохнула, словно собираясь с силами:
— Мой отец выдвинул теорию, что, скорее всего, это та форма жизни, которая здесь жила. Возможно, это были просто люди. Но этот источник энергии настолько их мутировал, что уже и не понять, изначально к какому виду они принадлежали. Но то, что они становятся сильными, агрессивными, питаются кровью — это факт. Все мы… все мы рано или поздно превращаемся в них, — последние слова она выдохнула, как признание.
— Здесь есть кто-то ещё?
— Да. Я бы сказала — здесь слишком пугающе много нас, — она сделала многозначительную паузу.
— Твой отец жив? — спросила я.
— Да, и дожидается нас в новом убежище. Но я не хотела бросать Алекса. Он спас мне жизнь. Подставился под раны твари. Если бы не он — она бы откусила мне голову. Я не брошу его.
— Я благодарна тебе, что ты спасла его, Лири, — тихо произнесла я.
— В основном это те, кто неугоден Империи: герцоги, аристократы. Но много и военных. Таких, как Алекс — брошенных сюда или же просто случайно попавших в пасть твари. Некоторых нам удалось отбить. Только вы, леди, их совершенно не узнаете — они уже мало походят на людей. Многие из них гораздо сильнее меня, мутировали. Они уже пару лет находятся здесь.
— И вы не пытались отсюда выбраться?
— Пытались, — глухо произнесла она. — Но через портал обратно не вернуться. Один такой, для руды, хорошо охраняется. И уже много наших там полегло. И теперь нас ищут, чтобы добить. А тем, кому удалось прорваться при случайном разрыве материи, их, видимо, убивают на месте или принимают за тварей. Поэтому ничего так и не изменилось за тот год, что я тут. — Её голос дрогнул, срываясь, и тонкие чешуйчатые пальцы нервно заскребли по каменной стене.
— Потому что могут пройти только ведьмы, — тихо сказала я.
— Ведьмы? Какие ведьмы? — Лири вскинула на меня глаза. — Вы говорите о тех, которых в нашем мире истребили?
— Да. Именно о них.
За те два дня, что мы ухаживали за Алексом, я сблизилась с Лири. Странная, исковерканная этим миром девчонка оказалась ранимым существом, которое так же, как и я, держалось за последнюю ниточку надежды, что не всё так плохо. Скоро и для нас взойдет солнце. Мы будем живы. Алекс придет в себя.
Мы по очереди меняли повязки, поили Алекса настоем из моих трав, я снова делала вылазку, собирала то, что могло хоть немного облегчить боль и жар, и приготовила мазь.
Лири уходила вместе с кошкой на охоту, и, к моему удивлению, возвращалась не с пустыми руками. Они приносили мясо, немного кореньев.
Мы обе понимали: время уходит. Алекс не приходил в себя, а оставаться дольше здесь, в этой проклятой норе размером четыре на четыре метра, было слишком опасно.
Мои травы, отбивающие запах, уже кончились, как и их действие.
Я ловила себя на том, что всё сильнее переживаю за Арагона.
Где он? Что с ним произошло после того, как кошка унесла меня? Смог ли он вернуться обратно? Или же остался тут, в этом безумном мире, искать нас?
Я надеялась только на одно: если всё было совсем плохо, он, будучи генералом, точно должен был уцелеть, просто прорвавшись к порталу, и вернувшись в наш мир.
Но вместе с этой верой жгучим камнем сидела другая мысль: нам нужно искать именно этот портал. Там есть шанс выйти. А лучше найти Арагона, передать сведения мужу о положении дел. Он сможет правильно распорядиться данными и помочь застрявшим тут людям.
Я, как и привыкла с детства, придержала свой собственный секрет, сказав, что у меня есть амулет, который позволит перейти портал. Слишком долго я училась хранить в себе то, что может стоить жизни не только мне, но и тем, кого я люблю.
Опасность висела над нами вязкой, липкой дымкой. Стоило только отвлечься, и она тут же давала о себе знать. Я вспомнила, как бабушка учила меня простым вещам: всё в мире подчиняется правилам, как музыка. Она говорила: «Жизнь устроена так же. Слушай ритм, и ты поймёшь, когда грянет беда».
И вот, когда мы сидели в этом тесном каменном мешке, рядом с Алексом, Лири задумчиво ковыряла ногтем стену, а я тихо перебирала пальцами травы, ощущение ритма мира сбилось. Будто невидимый аккорд внезапно зазвучал фальшиво.
А потом кошка, до этого лежавшая у входа, резко вскочила, прошмыгнула в нору, прижав уши и пригибаясь к земле. Я вздрогнула. Сердце ухнуло в пятки. Лири резко выпрямилась, глаза её сверкнули зеленью. Мы обе поняли: что-то рядом. И то, что кошка повела себя так, напрягло.
Она принесла с собой ощущение тревоги.
Я напряглась до предела. Каждая жилка, каждая мышца во мне натянулась, словно струна. Лири тоже почувствовала неладное: резко вскинула голову, потянула воздух ноздрями, зашипела, чуть приоткрыв губы, и по её лицу было ясно — она уловила то же самое, что и я.
Здесь нечего было и догадываться: воздух сам наполнился чужим, мерзким присутствием. Нас выследили неживые.
Кошка пригнула голову и низко повела хвостом. Она вся сжалась, уши прижала, шерсть встала дыбом, глаза зелёными огнями горели в темноте.
Мы обе с Лири встали так, чтобы спинами прикрыть Алекса, лежащего у дальней стены пещеры. Его дыхание было размеренным, но он не приходил в себя, а мы — две женщины и зверь — стали его щитом.
Моё сердце колотилось так, что, казалось, звук его ударов разносится по каменному мешку. Лири выругалась низко, с хрипотцой, и я даже почувствовала облегчение от её грубого слова: значит, не одной мне страшно до дрожи.
И тогда потянуло вонью. Такой, что скрутило живот. Запах гнили, прелых тканей, разложения.
Сначала был только звук: скрежет костяшек о камень, мерзкое шуршание, будто что-то волокли по земле. А затем прямо из узкого коридора, ведущего в наш каменный мешок, пролез первый.
Я никогда ещё не видела их так близко. Лири зашипела рядом, но и сама отшатнулась, когда эта тварь высунулась наполовину из прохода. Он был человеком когда-то. Да, это угадывалось по обрывкам одежды на плечах, по пустым, ввалившимся глазницам. Но кожа давно превратилась в серую гниль, стянутая на костях. Одна рука была длиннее другой, пальцы вытянулись, скрюченные, словно когти. А самое страшное — на подбородке вытянулся второй, маленький рот, зубастый, как у младенца-уродца. Он то открывался, то закрывался, издавая мерзкий хлюпающий звук.
Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать, но меня передёрнуло. Я едва не вырвала.
Лири, напротив, сжала зубы, её зрачки превратились в тонкие щели.
— Неживые… мать их за ногу, — выдохнула она, ее голос дрожал.
Тварь заскребла когтями по камню и полезла дальше, вытягивая своё тело в проход, как гниющий червь.
И тогда Лири коротко, яростно вскрикнула и, издав нечеловеческое шипение, метнулась вперёд.
Она использовала тесноту коридора себе на пользу: впилась в шею неживого, навалилась сверху, как дикая кошка, и с силой вонзила когти. Я услышала отвратительное чавканье и хруст гниющих тканей. Существо завыло, затряслось, захрипело двумя ртами сразу. Лири, оседлав его, вывернулась, вцепилась когтями прямо в гниль, где когда-то было плечо, и с силой вырвала кусок, бросив его в сторону. Но неживой смог до конца вытащить свое длинное мутированное тело из узкого лаза, они схватились уже почти у меня под ногами.
Я оцепенела, сердце колотилось в груди. Какая она отважная и смелая.
И тут раздался новый звук. Шорох разнёсся по коридору, и я поняла — он был не один. За первым уже тянулись другие.
Меня бросило в дрожь, но инстинкт толкнул в действие. Я схватила тяжёлую каменную тарелку, ту самую, в которой ещё недавно растирала травы. Сжала её так, что пальцы побелели. Чуть наклонилась, готовая ударить по голове, когда та появится из коридора.
Кошка рядом зарычала. Её шерсть встала дыбом, хвост тяжело бил по камню, глаза пылали зелёным светом.
Лири и неживой сцепились в узле тел, чуть в стороне. Но тут, из норы, показалась ещё одна изуродованная голова. Я заорала, вскидывая руки с камнем вверх.
И нанесла первый удар. Потом еще и еще. Пальцы немели от тяжести и силы ударов. Неживой никак не умирал. Лири тоже продолжала сражаться.
Боги… если их здесь много, нам просто не выстоять. Стоит им пролезть, и этот каменный мешок станет для нас общей могилой.
И тут я услышала истошное шипение Лири. Отвлеклась, и в тот же миг меня зацепило когтями по ноге. Я закричала, мир качнулся, а в следующее мгновение тварь, что ранила меня, уже валялась без головы.
И тогда я увидела, кто мне помог.
Глаза Алекса светились неестественным, зелёным светом. Грудная клетка тяжело вздымалась от частых и жадных глотков воздуха. Он не мог встать в полный рост — стоял на коленях, но… клинком рассекал тварей по полу каменного мешка, разя их с какой-то упорной, почти нечеловеческой точностью.
— В сторону их! — приказал он хрипло.
И мы с Лири оттащили тела неживых в сторону норы. Алекс опёрся на клинок, потом подполз на коленях к узкой части прохода и замер чуть в стороне, на изготове. Замахнулся… и стоило только ещё одному неживому показаться, он уже отсекал ту гниющую голову.
— Вытаскивайте!
Мы на совесть оттаскивали трупы, отбрасывали их в сторону. И так продолжалось ещё пять раз. А потом твари перестали лезть.
Сын шатался, но… он так крошил их, что я залюбовалась, даже среди этого ужаса. Как же он был похож на Арагона. Пусть и истощённый, но по-прежнему — прирождённый воин.
Он тяжело опирался на эфес своего меча.
— Нужно уходить… — выдохнул он.
Мы синхронно кивнули. Не было даже времени, чтобы обнять сына. Я схватила сумку с травами и настойками. Лири бурдюк с водой, остатки еды.
Сын повернулся к кошке:
— Проверь.
И та, пусть ей было страшно, рванула в узкий лаз. Потом издала низкий, вибрирующий звук.
— Бегом, — отдал он новый приказ. — Лири первая.
Та гибкой тенью рванула в проход.
— Сынок! — всхлипнула я.
— Мам… я рад тебя видеть. Но…
— Да, да. Сейчас не до разговоров, — перебила я.
Я рванула на коленях следом за Лири, сын с котенком — за мной.
Мы вылезли. Вокруг всё было красным и каменистым. Неживых не наблюдалось. Алекс вытолкнул сначала котёнка, потом выбрался сам и устало сел на колени, запрокинул голову вверх, прислушиваясь.
Я не удержалась и упала перед ним на колени, заключив его в свои объятия.
— Я так боялась, что потеряла тебя!
— Мама… — он обнял меня крепко, до хруста. — Как ты тут оказалась?
— Я пошла за тобой. Искать тебя.
— Ты ведь тут погибнешь… и как же отец отпустил тебя? — он смотрел на меня, а я гладила его лицо.
— Отец тоже здесь. Мы пришли за тобой. Только мы потерялись…
Кошка низко зарычала. Мы встрепенулись.
— Мы тут не одни, — к чему-то прислушался Алекс.
А потом сын снова обнял меня, крепко прижал к своей груди, так сильно, что стало больно. Затем прошептал на ухо:
— Мама… иди с Лири. Она выведет тебя к другим. Я люблю тебя и рад, что увидел. Не мог даже рассчитывать на это. Но я калека. И со мной вы не уйдёте далеко. Я останусь, и неживые в первую очередь нападут на меня. У вас будет время, чтобы скрыться. Я прикрою ваше отступление.
— Нет!
— Да. Выполняй, мам… — он прижался своим лбом к моему. — Отцу передай, что я сожалею, что не успел увидеться с ним. Была еще бы она жизнь. Я бы хотел, чтобы вы были моим родителями вновь.
— Сынок!
— Нет. Я не уйду, — сказала я твёрдо, и в моём голосе не было и тени сомнения. — Об этом не может быть и речи!
Алекс упрямо стиснул зубы, его взгляд был непреклонен, как у отца. Я знала этот упрямый свет в глазах, с ним спорить бесполезно.
— Мама… ты должна. Ты уйдёшь.
Я кивнула, сделав вид, что согласна. Склонилась, обняла его, крепко прижала к себе, вдыхая его запах — запах крови, пыли и… отчаяния. Поцеловала в горячий лоб. Потом медленно отстранилась, поднялась на ноги.
Я схватила Лири за плечи, её странные костяные наросты мешали. Но я все равно сделала это.
— Лири, слушай. Выход отсюда есть. В этом мире, скорее всего, находится мой муж. Он генерал. Расскажи об этом своим. И вместе с ним вы сможете уйти. Вам нужно будет только найти портал.
— Вы… что задумали? — в её глазах мелькнул страх.
— Я не брошу сына, — сказала я тихо, но весомо. — Я останусь с ним. Умрём? Значит, умрём мы вместе.
Глаза Лири вспыхнули, странный зелёный огонь зажегся в её зрачках. Она качнула головой, едва слышно прошипев:
— Я не брошу его… — и тут же, смутившись, отвела взгляд.
Но времени на разговоры не осталось. В воздухе потянуло гнилью. Кошка зарычала низко, грудным звуком, шерсть на загривке поднялась дыбом. Я резко обернулась через плечо. Котёнок забился глубже в щель между камнями, жалобно пища.
Алекс стоял на коленях, облокотившись на эфес меча, но смотрел туда, откуда грозила опасность. Его губы дрогнули, он косо взглянул на нас:
— Скорее же! — рыкнул он, готовясь к нападению.
Я сделала вид, что двинулась в сторону, но в действительности я искала укрытие, ту позицию, где смогу прикрыть сына хоть чем-то. Лири тоже плавно скользнула в сторону, гибкая, как тень, её руки метнулись к короткому ножу. Я нашла палку поувесистее.
Я видела из укрытия, как плечи сына на миг опустились, будто под тяжестью всего этого мрака и боли, что сжирали его изнутри. На секунду мне показалось, что Алекс сдаётся, что он уже смирился. Но в следующее мгновение он выпрямился, словно расправил невидимые крылья. Его спина стала прямой, подбородок гордо поднялся, а пальцы крепче сжали рукоять клинка.
Он поставил меч на изготовку, клинок сверкнул в его руках, он был продолжением его тела. В глазах мелькнул тот самый огонь — упрямый, яростный, отцовский. Точно так же выходит на бой Арагон, не зная страха.
Я прижала ладонь к губам, чтобы не закричать. Сын был изранен, истощён, и всё же он не собирался падать первым. Даже на коленях, даже без ноги он выглядел воином, настоящим бойцом. И у меня сжалось сердце — он был так похож на своего отца в ту секунду, что я ощутила, как слёзы подступают к глазам, обжигая щеки.
А потом он чуть наклонился вперёд, напряг плечи, и я поняла — он готов встретить смерть лицом к лицу. Но не отступит. Никогда.
И в тот же миг они напали.
Из-за камней, ломая корни и каменные выступы, выскочили неживые. Их было много — больше, чем я хотела бы видеть. Гнилые руки тянулись к Алексу, пустые глазницы светились мутным жёлтым светом. Мы успели занять позиции.
Алекс, несмотря на слабость и израненное тело, двигался так, что у меня сердце выскакивало из груди. Ловко, хлёстко, клинок в его руках пел, рассекая воздух и плоть. Он крошил неживых с такой яростью, будто вся его боль превратилась в оружие. Каждый удар был отточен и в то же время бешеный, как у зверя, прижатого к стене и загнанного в угол.
Но их было слишком много. Один из неживых навалился на него сзади, другой ударом в грудь сбил с ног. Сын рухнул на камни, захрипел, пытаясь вырваться, но гнилые когти уже тянулись к его горлу.
— Алекс! — мой крик сорвался в хрип.
Я метнулась к нему, не думая, что со мной будет. Палка в моей руке стала последней надеждой. Я обрушила его на голову ближайшему неживому, слыша мерзкий хруст, брызги гнили. Но в тот же миг в мою спину вцепились лапы. Меня дёрнуло назад, я закричала, ударяя палкой наугад. Запах гнили, чужой жаркий хрип прямо у уха — всё смешалось.
Казалось, вот он, конец!
— Боги, не сейчас! — прорычала я, захлёбываясь в ярости и страхе.
Я уже видела, как один неживой занёс лапу, чтобы разорвать мне лицо, и всё тело сжалось в ожидании боли. Но вдруг тяжесть исчезла. Что-то с глухим хрипом слетело с меня, словно сдуло ветром.
Я резко подняла голову — и замерла.
Передо мной стоял Этьен, личный адъютант мужа. В его руках сверкал клинок, глаза горели решимостью, и в каждом движении чувствовалась сила воина, привычного к боям. Он оттолкнул очередного неживого прочь, прикрывая меня.
А там, за моей спиной, раздался гулкий удар, от которого дрожь прошла по земле. Я обернулась и дыхание перехватило.
Над Алексом стоял Арагон. Его меч, широкий и окровавленный, описывал смертоносную дугу, срезая голову тварюге, что занесла когти над моим сыном. Лицо мужа было мрачным, броня разодрана, светлые волосы выбились из пучка, но в каждом его движении была непоколебимая мощь.
Он поднял голову, встретился взглядом со мной, проверяя — цела ли я. Его глаза быстро скользнули по моему лицу, и я кивнула, стараясь передать всё: я жива, всё в порядке.
Арагон коротко кивнул в ответ, потом подхватил Алекса за руку и одним мощным рывком поставил его на единственную ногу.
Он быстро оглядел сына, мрачно осматривая каждую царапину, каждую рану, словно запоминал их. Потом резко притянул его к себе, так сильно, что мне показалось я услышала хруст костей.
— Ты жив, сын. Это главное, — его голос дрогнул, и он уткнулся лбом в лоб Алекса.
Встреча отца и сына.
Мои глаза стали влажными от слез.
Арагон успел. Он пришёл.
Я бросилась к ним, не удержалась, прижалась к обоим, чувствуя их силу, их тепло. Они обняли меня между собой, и мы на миг стали единым целым.
А потом раздался резкий вскрик.
Диант, темноволосый офицер мужа, держал за шкирку Лири. Та шипела и извивалась, когтями царапая воздух.
— А эта что за тварь? — холодно осведомился он. — Кончать её?
Алекс, едва держась на ноге, выпрямился, опершись на клинок, и резко вскинул голову:
— Нет. Опусти. Лири, иди ко мне.
И Лири, вовсе не угрожающе зашипев, бросилась к нему и вцепилась в его грудь, словно боялась снова потерять. Её тонкие плечи дрожали, а когти царапали ткань. Алекс уворачивался от ее рожек и улыбался, хотя и морщился от боли в груди.
Мы с Арагоном переглянулись.
— Мне многое нужно тебе рассказать, — тихо сказал я, высвободилась из его объятий, вытерла слезы с глаз. — Но сейчас надо уходить. Наше укрытие раскрыто.
Арагон подошел к Алексу. Лири нехотя отступила. Клинок сына Арагон закрепил ему за спиной. Потом муж перекинул руку сына через свою шею. Подошёл Этьен, он уже выломал крепкую суковатую ветку и протянул Алексу.
— Для костыля, — коротко сказал он.
Арагон бросил быстрый взгляд на сына, а потом на палку. Алекс примерился. Они вместе сделали первые шаги. Все получилось.
РядомВдалеке мелькнула ещё одна фигура — светловолосый молодой парень, но я не видела его среди людей мужа.
— Обо всём поговорим в убежище. У вас есть такое? — Арагон смотрел строго, почти приказывая.
— Да. Я знаю, куда идти, — прошелестела Лири, и её глаза беспокойно скользнули к Алексу.
— Тогда веди, змейка, — коротко бросил Арагон.
Лири гибкой тенью скользнула между камней, исчезая впереди.
Кошка подняла котёнка в зубах, но я подошла и протянула руки:
— Давай мне. Я согрею его и позабочусь.
Она посмотрела прямо в глаза, а потом кивнула, положила малыша мне на руки и мягко побежала за Лири.
Я прижала крохотное тельце к груди, чувствуя его слабое дыхание, и пошла следом за ними, оборачиваясь на мужа и сына.
Боги! Они были рядом. Мне другого и не надо…
Мы двинулись следом за Лири, осторожно, но вместе с тем быстро, пробираясь между камней.
Мы двинулись следом за Лири, осторожно пробираясь меж камней. Узкие проходы заставляли снижать скорость.
Воздух был вязкий, с каждой минутой тяжелее дышать. Запах гнили не уходил, он словно цеплялся за нас, вгрызался в одежду, в волосы.
А может мне просто казалось. Я уже ничего не могла понять. Радость от встречи с Арагоном сменилась тихой паникой.
Я крепче прижала к груди котёнка, чувствовала его слабое дыхание, и сама готова была разрыдаться. Но нельзя. Ни одного лишнего звука. Сзади шёл Арагон, подхватив сына под руку. Этьен держался чуть левее, постоянно оборачиваясь. Диант и тот другой парень тоже были начеку.
Алекс тяжело опирался на костыль, старался не сбиться с шага. Его лицо было бледным, губы обескровлены, но в глазах сверкала сталь.
Кошка бежала впереди, её тёмная шерсть сливалась с красно-фиолетовым мраком. Иногда она резко останавливалась, прижимала уши, и мы замирали, осматриваясь.
Каждый раз мне казалось, что вот-вот выскочит неживой.
Но через несколько ударов сердца Лири показывала жест, что можно идти дальше. Я так поняла, что среди нашей компании именно она и кошка обладали самым острым слухом. Мужчины же потеряли своих драконов тут. Но на их стороне был опыт боевых действий.
Было страшно подумать, что воины Арагона сами по своей воле решили идти сюда, понимая, что могут потерять зверя. Но тем ни менее они были здесь.
Верные воины своего генерала.
Я не могла отделаться от чувства, что нас преследуют. Где-то вдалеке, среди валунов, раздавался странный стук. Сначала — одинокий. Потом — ещё, и ещё. Будто по камням кто-то тащил ржавые цепи или царапал когтями твердую поверхность.
— Они идут за нами, — прошептала я.
Внутри всё дрожало от страха. Я ловила на себе взгляд Арагона. Видела, что он следит за мной и моим состоянием. Он хмурился.
Лири кивнула на мои слова. Мы не останавливались. Хотя я видела, как Алексу тяжело. Как он стиснул зубы, но Арагон не давал ему раскиснуть — он тащил сына. Ничто в этом мире не заставило бы его бросить Алекса.
— Знаю, — ответил Арагон. Его голос был низким, ровным, но я знала его слишком хорошо, чтобы не уловить напряжение. — Пока держат дистанцию.
Мы пробирались всё глубже, и местность изменилась. Огромные валуны уходили ввысь, складываясь в хаотические нагромождения, меж которыми петляли узкие проходы. Редкие деревья, искривлённые и сухие, торчали меж камней, их ветви походили на когти чудовищ. Всё вокруг было залито фиолетово-красным светом, сумрачным и жутким.
— Ищем место для боя. Диант, Ройберг приготовьтесь. Этьен, ты останешься рядом с Алексом.
Арагон принялся раздавать приказы на ходу.
Мы ещё какое-то время продвигались вперёд. И вдруг Арагон коротко, но отчётливо скомандовал:
— Занимаем позиции.
Голос его был низким, хрипловатым, с тем оттенком, который не терпел возражений.
Он быстро усадил Алекса спиной к высокой скале, чтобы тот мог держать оборону и не опасаться удара сзади.
— Лири, Кьяра, вы рядом. Алекс — прикрываешь женщин.
После этого мужчины рассредоточились перед нами и замерли в напряжённых позах.
Арагон стоял впереди всех — неподвижный, как выточенный из камня, но готовый к броску. Этьен занял позицию рядом с нами.
Алекс тяжело дышал, морщился, но не выпускал меча из руки. Я прижалась спиной к камню, сжимая котёнка, чувствуя, как у него бешено бьётся сердце.
Рядом затаилась кошка — прижалась к земле, напрягла лапы, готовая прыгнуть. Лири стояла по другую сторону сына, её тело дрожало. Она шипела и время от времени, прищурившись, высовывала язык, пробуя воздух.
Тишина длилась недолго.
За очередной каменной грядой вдруг раздался визг — пронзительный, тошнотворный, будто сотня глоток закричали разом. У меня заломило виски, котёнок в руках дёрнулся и запищал, кошка низко зарычала.
Алекс сжал зубы, перехватил меч покрепче.
— Они близко, — хрипло сказал он, оставаясь на коленях.
— Да чтоб их, — выдохнул Этьен, вскидывая оружие.
И первый показался.
Голова у него была уродлива: вместо глаз — огромные белёсые пузыри, что пульсировали, будто внутри шевелилось что-то живое. Изо рта до ушей тянулся разрез, набитый кривыми, желтоватыми клыками, а из глубины вырывался хрип, похожий на хлюпанье. Кожа местами сползала, обнажая бурые мышцы.
Мужчины приняли бой.
Неживых оказалось четверо — все в разной степени разложения, но на некоторых ещё виднелись остатки военной формы. Когда я узнала знакомый фасон имперского мундира, сердце сжалось: неужели и они когда-то были нашими солдатами?
Бой был коротким, но яростным. Камни вокруг закапали тёмной, липкой кровью. Когда всё стихло, мужчины тяжело дышали, опираясь на оружие.
Даже лишённые своих драконов, они стояли крепко, не уступая.
Арагон обвёл нас взглядом. Ни одна тварь не пробралась к нам. Алексу даже не пришлось окропить меч кровью. Он тяжело его закрепил за спину. Вытер пот со лба. Прикрыл ненадолго глаза.
Лири одним тягучим изящным движением оказалась на коленях перед ним. Она заглянула Алексу в лицо — жадно, тревожно.
Сын, не открывая глаз, медленно поднял руку и коснулся её между рожек — осторожно, кончиками пальцев, будто боялся спугнуть.
Погладил по голове. Улыбнулся — устало, с болью, но искренне, и, наконец, открыл глаза.
Лири вздрогнула от этого прикосновения, будто в неё ударила искра. Склонила голову к его плечу, прикрыла глаза, выдохнула тихо, почти беззвучно.
А потом, словно спохватившись, резко отстранилась. На лице было смущение. Она поднялась с колен, опустила взгляд, пробормотала что-то невнятное себе под нос, а потом заметила мой и Арагона взгляды.
На мгновение на её лице мелькнула растерянность. Если бы не ее чешуя. Она бы точно покраснела.
Она отвела глаза и, чуть пригнувшись, отошла в сторону, будто старалась спрятать своё смятение. Алекс проводил ее взглядом.
Кошка молча последовала за ней, а я заметила, как Арагон чуть склонил голову. Потом муж медленно прошёлся глазами по сыну, потом по мне — убедился, что я цела, лишь напугана.
— Сколько ещё до укрытия? — спросил он, вытирая лезвие и рассматривая форму на неживом. Кажется, генерал стал еще мрачнее.
— Пара километров, — отозвалась Лири, переводя дыхание.
— Понял. В путь.
Мы снова двинулись. Путь был изматывающим.
Я шла, сжимая в руках котёнка. Одновременно пыталась хоть немного использовать свой дар — собирать по дороге травы, примечать редкие растения.
Арагон заметил это. Достал из внутреннего кармана сложенный мешок. Подал мне:
— Клади сюда. Всё, что считаешь нужным.
Разложила мешок. Складывала туда пучки травы, порой вырывала с корнями растения. Сейчас не время сортировать. Всё разберу позже.
Стоило мне хоть чуть-чуть замешкаться, Арагон тут же отдавал приказ:
— Этьен, прикрой Кьяру.
Тот молча кивнул.
Муж не мог останавливаться, с сыном он и так передвигался медленнее всех.
Я торопилась, как могла. Этьен то и дело оглядывался, проверяя, не отстаю ли. По дороге он поймал какого-то зверька — странного, но не искалеченного мутацией. Кошка, заметив это, фыркнула и, словно из упрямства, тоже выскочила вперёд и вернулась, неся в зубах добычу.
К тому моменту, как мы добрались до убежища, у адъютанта мужа уже было три тушки.
Лири успела собрать связку кореньев. Она уже приносила их мне. По вкусу они напоминали наш картофель, только чуть вязали.
Новое укрытие оказалось проходом в скальную толщу. По сути — глубокая пещера, узкая в начале, но дальше расширяющаяся до просторного зала с высоким потолком, где в камнях тускло мерцали крошечные вкрапления минералов, похожие на застывшие звезды.
Было видно, что здесь уже бывали люди — или, по крайней мере, разумные существа.
В центре пещеры, чуть смещённый к стене, чернело старое кострище. Над ним висел прогоревший крюк, на котором когда-то, вероятно, держали котелок. Вокруг валялись обугленные головни, пара высушенных костей и каменные глыбы, служившие сиденьями.
Арагон опустил туда сына. Алекс тяжело выдохнул, когда смог присесть.
Муж осмотрел всё внимательно — привычным, выверенным взглядом воина, что привык искать ловушки и угрозу даже там, где, казалось бы, их нет.
Он нахмурился.
Пальцем смахивая с камня слой пыли и показывая свежий след копоти, осмотрел металлический рукотворный крюк.
Он обвёл взглядом нас всех, потом задержался на Алексе, на Лири, на кошке с котёнком — и тень на его лице стала ещё глубже.
Я видела, как в его взгляде копится что-то тёмное, тяжёлое, недосказанное.
Ему еще предстояло многое узнать об этом мире и о безжалостной подлости императора.
— Располагаемся. Готовимся к ночёвке, — коротко скомандовал Арагон. — Этьен, на тебе костёр. Диант — еда. Я — на разведку. Кьяра…
— Мне нужна вода и что-то похожее на посуду. Я приготовлю снадобья для Алекса и для нас, — ответила я.
— Понял, — он перевёл взгляд на Ройберга. — Разделывать туши умеешь?
— Да, генерал.
— Тогда вперёд.
— Кошка разумна? — спросил он уже у меня.
Я кивнула. Кошка фыркнула в подтверждение.
— На охоту сможешь пойти? Нам нужно убить зверя на завтрак. Неизвестно, когда снова получится развести костёр и приготовить еды.
Кошка снова коротко кивнула и, издав низкий звук, грациозно выскользнула из пещеры.
— Лири, ты знаешь, где тут вода? — спросил муж у нее.
— Да, — она кивнула. — Она вот здесь.
Оказалось, в глубине пещеры, где я раньше не заметила, между светящихся минералов, скрывалась ниша. В самой скале тонкой прозрачной лентой стекал ручеёк.
Рядом стояла кое-какая посуда: несколько глиняных мисок, пара грубых чаш, металлический котелок.
Когда Арагон раздал всем приказы и убедился, что каждый занят делом, муж задержал на мне взгляд, будто хотел что-то сказать, но лишь стиснул челюсти и молча вышел наружу.
Муж вернулся только спустя два часа.
К тому времени я уже почти не чувствовала пальцев — усталость накатывала волнами, но руки продолжали двигаться по привычке: сортировали, мешали, толкли.
Ройберг разделал туши, Диант пожарил мясо, Этьен приготовил место для ночевки. Я успела сварить зелье, и разлить усиливающее регенерацию средство. Вкус у него был мерзкий, горький, отдавал железом и травой, но я знала — оно того стоило.
Мужчины не задавали лишних вопросов. Просто приняли из моих рук чашку и пустили ее по кругу. Даже не моргнули, отпивая, будто пили не лекарство, а чай. Я усилила отвар своей магией, насколько позволяли остатки сил. Он должен был сработать быстро.
Отдельно я растолкла травы, сварила мазь для ран Алекса. Ройберг, молчаливый, светловолосый парень, организовал место для просушки бинтов, натянул верёвку между камнями. Лири помогала ему, стараясь не встречаться взглядом ни с кем.
Мы все работали в гнетущей тишине, выполняя приказы Арагона.
Казалось, что если кто-то нарушит молчание — назад пути уже не будет.
Мужчины — солдаты, пережившие не одну бойню, — то и дело косились на Лири.
Если откинуть предрассудки, она была красива в своей форме: странно, инородно, но завораживающе. Мелкие чешуйки, покрывавшие часть лица, мерцали в свете костра, рожки отливали серебром, а косы, переплетённые бусинами и древесными подвесками, поблёскивали, словно в них застряли крошки звёзд.
В каждом её движении была плавность, внутренняя сила, завораживающая природная пластика.
Но я знала, как ей тяжело мириться с этой внешностью.
Она не отходила от Алекса, хотя и старалась не показывать своих чувств — стеснялась, смущалась. Но стоило кому-то из воинов задержать на ней взгляд, как мой сын чуть приподнимал голову и смотрел так, что тот спешно отводил глаза.
Когда вернулся Арагон, в его руке висели три тушки.
Он двигался тяжело, но уверенно. Ройберг сразу принялся за разделку, Диант — за приготовление.
Арагон сначала прошел к воде, умылся, привел себя в порядок на сколько это было возможно в наших условиях. Присел на камень, чуть склонился вперёд, оперся локтями на колени. Глаза его были темными, без драконьего присутствия, но прожигали так же.
— Ты первый дежуришь, — тихо произнёс он, глядя на Ройберга. — Через два часа смена. Я заступаю. Потом Диант и Этьен.
— Есть, генерал, — отозвались хором.
Мы сели ужинать.
Огонь потрескивал, запах жареного мяса смешивался с ароматом трав.
Я передала мужу чашку с укрепляющим отваром — он взял её, даже не спросив, что внутри, и выпил одним глотком, словно воду.
Не морщась. Даже не моргнув.
Я подумала: с таким же спокойствием он бы выпил яд, если бы я подала его своими руками.
И это, почему-то, защемило сердце.
Когда мы поели, Арагон поднял взгляд.
Он смотрел на меня, потом на сына, потом на Лири. Долго, прицельно, будто выстраивал в голове картину происходящего.
— Рассказывайте, — коротко сказал он.
Мы с Лири переглянулись. Она поёжилась, потом тихо выдохнула и опустила глаза.
Я тяжело вздохнула, села удобнее, поджав под себя ногу, облокотилась на тёплый камень напротив мужа.
— Лири — дочь императорского целителя. Помнишь его? Лорд Сой.
Арагон нахмурился, кивнул.
— Помню. Старик с серебряными очками.
Он смотрел на девушку внимательно.
Я рассказала всё: про то, что император нашёл применение неизвестной энергии, про шахты, где работали рабы из нашего мира, про то, как эта энергия отравляла всё живое и превращала людей в чудовищ.
«Это называется мутацией. Люди, которые оказываются здесь, по прошествию определённого количества времени начинают меняться — мутировать. Сейчас ты видишь это на примере Лири: она уже почти год живёт в этом мире, и вот что с ней стало. Первые признаки появляются через две недели — кожа покрывается мелкой чешуёй, меняется структура костей, цвет глаз, слух становится звериным. Всё из-за того, что в этом мире слишком много вещества, того самого, что пропитывает воздух, землю и воду».
Я принялась пересказывать всё то, что рассказала мне Лири: о том, что император нашёл этому веществу применение. О том, что все наши мануфактуры, огромные предприятия, фабрики, кузницы и артефакторные мастерские работают именно на этой энергии. Но она токсична. Она убивает. Она медленно выжигает изнутри всё живое и превращает людей в тех самых неживых, что недавно на нас напали.
«И те станки, куски формы, остатки одежды, которые Арагон, безусловно, заметил на телах неживых, — всё это были не случайные тряпки. Это были воины. Наши воины, имперские солдаты, те, кто оказался в этом мире — по своей ли воле или по чьему-то приказу, — теперь уже неважно. Факт остаётся фактом: со временем любой, кто попадает сюда, превращается вот в таких чудовищ».
«У императора здесь свои интересы. У его советников и приближённых — тоже. На здешних шахтах трудятся рабы, вывезенные из нашего мира. Люди, которых империя признала «ненужными». Они добывают руду, серебро, золото, металл — всё то, что питает карманы императора и его приближенных. Когда рабы мутируют окончательно их вывозят подальше. Именно они потом тоже участвуют в нападениях на наш мир и поддерживают иллюзию бесконечной войны с бездной. Под действием энергии и становятся неживыми. Рабов же просто заменяют новыми, и цикл продолжается.
И выходит, что этот мир, этот мёртвый, пропитанный ядом мир — ресурсная база императора.
Но, судя по тому, как долго держатся эти порталы, он служил ресурсом не только ему. Видимо, это наследие всей их династии — и отца, и деда, и всех до него. Наша империя построена на наших же костях.
А тот портал, что закрыл Арагон, скорее всего, скоро снова расконсервируют.
Потому что, чтобы существовал один стационарный переход, нужно ещё два — для стабилизации энергий, которые эти порталы излучают».
Арагон слушал, не перебивая.
Сидел неподвижно, опершись локтями на колени, пальцы сплетены в замок, взгляд устремлён в огонь.
Когда я закончила, он провёл рукой по лицу.
— Значит, — произнёс он хрипло, — Император живёт за счет этого мира.
Я кивнула.
Он медленно выдохнул, глядя в пламя.
— Тогда всё становится на свои места.
— Разлом, что ты закрыл… откроют снова, — тихо сказала я.
— Теперь понятны угрозы Нормийского.
Его голос стал ниже, холоднее.
— Если этот мир — их источник силы, они не остановятся. Никогда.
Лири тихо прижала руки к груди, будто пытаясь согреться.
Огонь в костре затрещал, осыпаясь искрами.
В пещере пахло дымом и травами.
Потом в разговор плавно включилась Лири.
Голос её дрогнул, когда она начала рассказывать о том, как всё было.
Она пересказала, что её отец узнал страшный секрет — тот, что император долгие годы скрывал. И именно поэтому правитель принял решение ликвидировать и его, и его дочь. Всем же остальным сказали, будто отец Лири просто отправился на заслуженную пенсию.
Она рассказала о том самом «указе целителей», который император запустил по всей империи под предлогом поиска одарённых молодых специалистов. Но в действительности это был не указ, а ловушка. Император использовал найденных целителей, высасывая из них жизненные силы, чтобы очищать собственный организм и тела своих приближённых, которые всё чаще посещали этот мир.
Рассказала о подвале, где пропадали одаренные, но незнатные парни и девушки, где стояли огненные печи для ликвидации последствий.
Кроме того, эти же целители использовались, чтобы маскировать следы смертей на мануфактурах и шахтах, где использовали токсичную энергию.
Когда рабочие гибли, целители с тел убирали внешние признаки мутаций. Выходило, будто смерть наступила от воспаления лёгких, лихорадки или несчастного случая.
Арагон молчал, но его лицо мрачнело с каждой фразой. Губы были сжаты в тонкую линию.
— Здесь есть те, кто ещё не полностью превратился в неживых? — хрипло спросил он.
— Да, — ответила Лири, опустив голову. — Но многие уже на грани.
— Вы пытались выбраться из этого мира?
— Пытались, — она покачала головой. — Есть один стационарный портал, но он охраняется слишком хорошо. Имперскими воинами. Попасть к нему — всё равно что броситься в пасть твари. Они знают, что кто-то из уцелевших ещё жив, поэтому расставили ловушки. Те, кому удалось добраться до портала, скорее всего, уже мертвы.
— Из-за внешности… вас, наверное, принимали за монстров на нашей стороне.
— Думаем, да, — тихо ответила она. — Но чем дольше живёшь здесь, тем сильнее меняешься. Сначала — глаза, потом кожа, кости.
— На поле боя, когда идёт разрыв, никто не разбирается, кто перед ними — человек или чудовище. Ройберг, — резко бросил Арагон. — Расскажи свою историю.
Парень поднял голову, провёл ладонью по щетине, словно собираясь с мыслями.
— Мой отец, лорд Лойд, — первый противник режима императора, — начал он глухо. — Он написал мне письмо, предупредил, чтобы я был осторожен. Многим древним родам надоела эта бессмысленная война. Отец долго размышлял, почему невозможно закрыть разломы окончательно. Почему именно наследники старых родов гибнут первыми. Он начал копать. Думаю, то, что вы сейчас рассказали, ему не было известно. Но закономерность в смертях была очевидна.
Ройберг тяжело выдохнул.
— После письма от меня тоже решили избавиться, — продолжил Ройберг, глухо, будто слова давались ему с трудом. — Отец написал, что его пытались шантажировать моей жизнью, намекали, что «на передовой всегда случаются несчастные случаи». Что война забирает молодых и ретивых.
Он снова провёл ладонью по лицу.
— Он предупреждал, чтобы я был осторожен. Но кто знал, что сам генерал армии Нормийский замешан в этом? Что он главный подлец и предатель империи? После одного боя меня намеренно оставили без прикрытия, будто случайно. И тогда я понял — это не просто совпадение. Они действительно хотели избавиться от меня.
Ройберг размял шею.
— На передовой... — он усмехнулся, но смех вышел сухим, безрадостным. — Там не успеваешь думать. Только видишь, как всё вокруг превращается в хаос. Я сражался до последнего, а потом… меня просто вырубили ударом в спину. Очнулся уже лазарете, там пробыл в беспамятстве, никак не мог прийти в себя. Мне казалось, меня специально опаивают. А потом и вовсе потащили в портал. Генерал спас меня. Вытащил.
Он замолчал, глядя в огонь.
Арагон долго не перебивал. Парень стиснул кулаки — костяшки побелели.
— Они пытались припугнуть твоего отца через тебя, — глухо сказал муж наконец. — Чтобы заставить его отступиться.
Ройберг кивнул.
— На мне долг жизни.
— Это пустое, — отмахнулся Арагон. — Я спас бы любого на твоём месте.
Он перевёл взгляд на сына.
— Итак, Алекс. Как ты здесь оказался?
Тот молчал несколько секунд, затем хрипло сказал:
— У меня всё гораздо прозаичнее. Я служил, мне никто не угрожал. После твоего письма я присматривался к Нормийскому, обращал внимание на его распоряжения. И да, отец, ты был прав — никакого рвения закрывать портал у него не было.
Но попал я сюда иначе. Очередной прорыв. Сражение. Твари… их было слишком много. Все безумно агрессивные. Как теперь понимаю — среди них было множество неживых. Почему именно там их оказалось так много — не знаю. Бой был тяжёлым. Но наши войска… — он осёкся, сжал кулаки. — они долго не приходили на помощь.
Он говорил спокойно, но глаза горели.
— Когда началась бойня, многие из моих ребят были ранены. Я прикрывал их. Потерял ногу, когда одна из тварей вцепилась в меня мёртвой хваткой. Едва убил ее. — Алекс усмехнулся, горько, устало. — У меня тогда была женщина. Целительница. Мы были вместе довольно долго. Я собирался на ней жениться. Она беременна. И она была со мной в рейде перед тем, как открылся портал. Это должен был быть последний ее поход со мной. Я хотел отправить ее к тебе, мам. Чтобы она выносили и родила ребенка. Не пострадала.
Разлом открылся резко, неожиданно. Нас раскидало в стороны.
Когда монстр напал и лишил меня ноги, я успел прижечь рану, чтобы не умереть от потери крови. Тем более, нужно было прикрыть отступление парней и своей женщины, чтобы им успели оказать помощь. Тут подоспели наши войска. Дело пошло легче. Появился шанс на спасение. Но удар пришёл… откуда не ждал. — Он задрал остатки мундира. Под рёбрами тянулся заживший шрам. — Она ударила меня и столкнула твари в пасть, так я оказался в портале.
Я ахнула, прикрыла рот рукой.
— Вы… истинные?
— Нет, — покачал он головой. — Но это не меняет того, что я любил её. И хотел связаться с ней узами брака.
— Как её звали? — тихо спросила я.
— Эшли. Эшли Рийс.
Я нахмурилась.
— Не видела такой среди целительниц. Хотя… многие не захотели со мной говорить.
— Как там мои парни? — спросил Алекс, подняв глаза на Ройберга.
— Ни одного не осталось, — коротко ответил тот. — За тот месяц, что ты был здесь, всех перебили.
Это был удар.
— Значит, они могли видеть, как тебя столкнули в портал? — спросил Арагон.
— Не знаю… — он опустил голову.
Воздух в пещере стал тяжёлым. Все молчали. Правда была оглушающей и беспощадной. Огонь потрескивал, а кошка тихо урчала, вылизывая котенка.
Арагон сидел неподвижно, подбородок опирался на переплетённые пальцы.
Тень от пламени играла на его лице, подчеркивая усталость, гнев и решимость.
— Твоих парней сначала раскидали по разным отрядам, — продолжил Ройберг, чтобы заполнить напряженную тишину. — но каждый раз кто-то из них не возвращался.
— Я не думаю, что их могли убить только потому, что они видели, как Алекса столкнула та… целительница, — процедила я.
Лири больше не смотрела на Алекса: она уставилась в землю.
Я добавила, потому что мысли не давали покоя:
— Должно быть что-то ещё. Кем были твои люди?
Алекс начал перечислять — и стало ясно: четверо из его парней тоже были наследниками древних родов.
— Надо поговорить с моим отцом, — сказал Ройберг. — Это нужно остановить.
Мужчины сидели молча; в их взглядах читалась мрачная ясность: они рисковали жизнью, защищая империю. Оказалось, что они не защищали народ — они защищали интересы горстки приближённых, которые богатели на ресурсах этого мира. Смерти среди простых людей и воинов — всё это казалось напрасным, бессмысленным.
Арагон долго молчал, глядел в огонь, затем стал переводить взгляд на каждого из нас. Наконец, он сказал и посмотрел на Лири.
— Пойдем к убежищу. Я никого здесь не оставлю.
Лири кивнула.
Мы стали укладываться на ночь. Муж ещё немного допросил Лири, уточняя, сколько добираться до их основного убежища и какие опасности могут подстерегать нас по пути.
Оказалось, что осталось всего полдня пути — вроде бы немного, но ожидать можно было чего угодно, тем более что по следу выживших, как сказала Лири, могла идти личная гвардия императора.
Арагон снова вышел, чтобы проверить периметр.
А меня мучил ещё один вопрос.
Не знаю, что по этому поводу думал муж и сын, но я точно понимала: если та самая целительница, Эшли, выжила, я не оставлю своего внука с ней. Такая дрянь, как она, способная ударить любимого в спину и столкнуть в портал, не может воспитать ребёнка.
Я подошла к Ройбергу:
— А эта целительница… из числа выживших? — спросила я.
Алекс был рядом и тоже посмотрел. По его лицу я поняла, что этот разговор даётся ему тяжело.
— Целительницы тогда все остались живы. Но я не знаю, что стало с Эшли. В первые же дни после сражения она покинула гарнизон. Куда — не могу сказать.
Я перевела взгляд на сына. Алекс нахмурился, его глаза потемнели.
— Ты знаешь, куда она могла податься?
— Только если домой, — коротко ответил он.
— Хорошо. Разберёмся после, — сказала я тихо.
Огонь мы оставили едва тлеть, чтобы в пещере не было слишком холодно. Но меня всё равно пробивала дрожь, то ли от усталости, то ли от нервов.
Я не была готова к походным условиям, к постоянной опасности, к военной жизни, где страх был привычным состоянием.
Я легла, повернулась на бок, смотрела на огонь. Потом перевела взгляд на сына. Возле него, свернувшись в клубок на боку, как гибкая маленькая змея, спала Лири. Алекс обнимал её со спины, его лицо уткнулось в её волосы. Лири, такая необычная, сейчас казалась совсем беззащитной.
Рядом, прижавшись к ним, лежала кошка, а между её лап дремал котёнок. Он заметно прибавил в весе — чем лучше становилось Алексу, тем лучше было и ему.
Я положила ладонь на каменный пол и послала вглубь земли маленький импульс благодарности. Земля отозвалась тихим толчком.
Алекс, кажется, что-то почувствовал — его веки дрогнули, он открыл глаза и нахмурился.
Я удивилась, но ничего не сказала, просто прикрыла глаза и отвернулась к стене. Сон не шёл. Я обхватила себя за плечи, подтянула колени — и вдруг ощутила, как позади лёг Арагон.
Я замерла, почти не дышала.
Он придвинулся ближе, грудью прижался к моей спине, его дыхание касалось моего уха.
— Я знаю, что ты не спишь, — хрипло произнёс Арагон.
— Арагон… что ты делаешь? — прошептала я.
— Вижу, как тебе плохо. Ты не привыкла к походной жизни, к холодным ночам. Просто спи, Кьяра. Я рядом, — тихо ответил он. — Ты в безопасности.
Я хотела возмутиться, но не смогла. Горячая спина за мной дарила не только тепло, но и чувство защищенности. И я знала: пока он рядом, со мной ничего не случится.
Вместо того чтобы спорить, я только спросила:
— Мы выберемся?
— Выберемся, Кьяра. В мои планы не входит сгинуть здесь. Не после того, как мы нашли сына и узнали о внуке.
Я поверила ему.
— И нам ещё нужно развестись, — добавила я упрямо.
— Разведёмся, Кьяра, — тихо выдохнул он и зарылся лицом в мои волосы.
Внутренняя дрожь ушла, и я уснула.
Завтрак был быстрым. На удивление я даже смогла немного отдохнуть.
Размяла шею, подошла к воде, умылась, привела себя в порядок. Потом мы с Лири снова обработали раны Алексу, перебинтовали ногу. Я приготовила для всех ещё один бодрящий, восстанавливающий настой. Мужчины пили молча, даже не поморщились, хотя вкус был отвратительный.
Я наблюдала за ними: мои силы действительно сработали — у мужчин порозовели лица, взгляд стал яснее.
— Леди Кьяра, ваш настой творит чудеса, — произнёс с лёгкой улыбкой Диант. Ему вторили Этьен и Ройберг.
— Рада это слышать, — ответила я.
Арагон был снаружи, проверял периметр. Мужчины даже вылили один бурдюк с водой и попросили заготовить такой настой в дорогу.
Мы собрались и вышли в путь на рассвете — если, конечно, в этом мире можно было так назвать то, что происходило.
Небо стало более красным и фиолетового стало меньше. Но вечный сумрак всё равно давил.
Мы выдвинулись, перемещаясь между нагромождений камней.
Арагон крепко держал сына, не позволяя тому сбиться с шага. Этьен, Диант и Ройберг шли настороженно, внимательно отслеживая каждый шорох, каждое колебание воздуха.
Кошка шла чуть впереди, пригибаясь, словно опытный разведчик — её тонкие уши ловили всё, что ускользало от человеческого слуха.
Лири следовала за ней, плавно, почти бесшумно, с её змеиным изяществом.
Я шла следом, стараясь не отставать. По пути всё так же собирала травы в мешок — всё, что могло потом пригодиться. Иногда, пока шли, я тихо касалась ладонью земли и вызывала свой дар, чтобы ощутить отклик. Мир откликался всё лучше, чувствовал именно меня.
Да, ему всё ещё было больно. Он стонал, пульсировал, будто в мучении, заражённый до самых недр, но уже не набрасывался с этой болью на меня.
Я понимала его лучше.
Откуда же взялось это вещество? Что принесло столько страданий этому миру?
Вряд ли оно было здесь изначально. Неужели оно создано искусственно?
Я не знала ответа. Но внутри — в самой глубине — была уверена: права.
Только человекоподобное существо способно придумать оружие, которое сможет погубить не только врагов, а даже целый мир, все человечество.
Я сжала мешок в руке. Нет, я не собиралась отказываться от своей клятвы.
Хоть немного, но я обязана облегчить боль этому миру.
И всё же оставался другой вопрос — ведьмы.
Ведьмы, которых в нашем мире истребляли безжалостно, словно опасных зверей. Почему?
Это тоже часть плана императорской семьи? Веками они ловили нас и убивали.
А убивали ли?
Очевидно, что проход — стационарный портал — в этот мир был защищён рябиной, чтобы ведьмы не могли его увидеть. Но ведь император должен как-то сюда попадать. И его приближённые тоже. Значит, у них есть свой способ.
Мой муж, Арагон, воспользовался моим детским амулетом с моей силой. Мы истинные. Вот почему амулет имел такую долгую и мощную энергию.
А у императора? Кто помогает ему?
Неужели кто-то из ведьм еще жив? Возможно даже порабощён, томится в его темницах и вынужден подпитывать его переходы и переходы его людей?
Эта мысль заставила меня похолодеть.
Эта настоящая причина «ненависти» к ведьмам? Просто возможность спокойно переходить через миры?
Боги! Какая же глупость! Императорский род устроил целый геноцид из-за этого? Или есть еще причина?
Ещё я думала о том, как же это бесчеловечно отправлять воинов сражаться с такими же воинами, которые мутировали по вине самого императора, и десятилетиями! Да что десятилетиями — веками — поддерживать этот безжалостный, ужасный круговорот смертей.
И всё лишь для того, чтобы богатеть.
Не неживые — самые страшные монстры. Самый страшный монстр — император и его приспешники.
«Чем нам это знание может грозить?» — спросила я сама себя.
И, разумеется, ответила: нас никто не оставит в живых. Теперь мы ввязываемся в поистине смертельную войну. Не в бой с тварями бездны, а в войну с самим императором.
Муж не сможет остаться в стороне. Это однозначно. Действующий генерал, командующий целой армией. В нашем собственном герцогстве была одна из самых больших армий в Империи, больше, чем в других землях.
Желание императора ослабить таких, как род Арагона Дрэдмора, ослабить другие дома, теперь было очевидно.
Наследники — это сила. Залог стабильности и процветания рода. И теперь я понимала, что даже эти походно-полевые жёны тоже не просто так подосланы императором к драконам.
Я покосилась на мужа и на Алекса.
Раньше я думала, что эти женщины представлены просто для того, чтобы мужчины могли «спустить пар», чтобы дарить им тепло там, где каждый день может стать последним.
Мне казалось это мерзким, подлым поступком — разрушать истинные пары, растаптывать священную связь. Это было отвратительно. Это было против самой природы.
Но теперь, понимая, каков на самом деле наш император, я думаю, что за этим стояло нечто большее. Не просто плотская утеха. Не просто желание «задобрить» генералов и офицеров. Это расчёт и манипуляция. И даже возможность шантажа со стороны императора. Наличие этакого грязного секрета, которого дракон захочет скрыть от пары, чтобы не потерять ее. Многие ящеры, чтобы не остаться одни пойдут на многое, ради того, чтобы оставить в тайне постыдную связь на фронте и будут исполнять волю императора, защищать его интересы на фронте, выполнять черную работу и выкидывать неугодных в портал как у Нормийского.
Моему мужу император тоже подослал подстилку. Не буду рассуждать о слабости Арагона. Он сказал, что это был один-единственный раз. Я верю ему.
Но был вопрос в том, что даже я, его истинная, не смогла забеременеть с первого раза, а какая-то девица сделала это будто по щелчку пальцев.
Арагон не из тех, кто будет лгать. Если сказал, что так и было — значит, так и было. Слишком прямолинейный.
Он даже притащил эту подстилку в дом, не скрываясь, все выложил как есть, потому что врать и прятаться не в его манере. В этом плане шантаж бы стороны императора просто не имел смысла. Я уже все знаю.
Арагон просил меня позаботиться о Луизе. Просил… хм…
Будто чувствовал опасность. Может быть, уже догадывался, к чему всё идёт?
А те лорды, которые часто приходили к нему, которые часами сидели в его кабинете, — возможно, они были из числа тех, кто против режима? Отцы тех самых несчастных молодых людей, которые погибли по приказу императора на войне. И они хотели узнать на чьей стороне мой муж.
Я отвернулась.
Моё внимание привлёк котёнок — маленький пушистый комочек. Он уже не пищал от боли и слабости. Теперь с каждым часом урчал всё громче, ему было тепло в моих руках.
Я погладила пушистое создание и ко мне пришла ещё одна мысль, которая как молния пронзила голову: кому больше веры — генералу, который действительно верой и правдой служит империи, который закрывает прорывы и не даёт гибнуть мирному населению; который борется за каждого воина, кто сам стоит на передовой, кто делит с воинами все невзгоды или тому, кто не встает из удобного кресла, кто практически не посещает линию фронта, кто устраивает балы, пока империя воюет, кто живёт светской жизнью в бархате и золоте, меняет женщин, следует только своим слабостям?
Я не беру в расчёт такого генерала, как Нормийский; я беру в расчёт такого генерала, как мой муж — сурового, мрачного, но справедливого и отважного.
Кому поверит мирное население? Кому они отдадут своё доверие — тому, кто рядом с ними и в крови, или тому, кто лишь повелевает из зала приёмов?
Я много могу не знать, не знаю как настроено мирное население во всей империи, потому что не покидаю наше обширное герцогство.
Но я понимаю, что в случае восстания мирное население встанет на сторону генерала. Да что там! Армия встанет за спиной генерала.
И другие рода.
Императору и его режиму будет конец.
Бездна!
У меня слишком много дел внутри своего герцогства — помогать женщинам, которые потеряли мужей; помогать не только морально, но и материально — это моя обязанность как генеральской жены. Присматривать за ними, за их семьями и детьми; организовывать школы, чтобы дети учились; следить, чтобы дома не остались без крова и поддержки.
Наше герцогство было самым процветающим, и это было не случайно: раньше делами занимался отец Арагона, потом он сам, прежде чем не ушёл на фронт. Сейчас я продолжаю вести его дела.
Но в отношении заботы о людях мы с ним одинаковы. У нас всегда заложен бюджет для помощи семьям военных, которые воюют с ним на фронте. Не император помогает, а мы сами своим людям. Снаряжаем на фронт, покупаем оружие, я столько провизии посылаю на линию обороны с наших земель…
Император лишь дает крохи на первое время.
И я с ужасом понимаю теперь, что терпение народа не безгранично.
Жадность правящих кругов растёт, а смертность в последних сражениях —многократно выше.
Этот чудовищный указ, когда воины даже не могут вернуться домой хоть ненадолго, чтобы отдохнуть; война тянущаяся, нескончаемыми годами, я не видела собственного мужа три года. Выходит, император уже чувствует, что кресло под ним горит; население находится на грани. Дарий Второй не позволяет военным вернуться, специально держит подальше от столицы.
Похоже, отец Ройберга и, вероятно, другие лорды создали мощную оппозицию.
И тогда я поняла: император решил избавиться от генералов, от героев войны. Каким образом? Убить тех, кто слишком опасен, — не всегда просто. Может вызвать много шума.
Но можно ослабить их, разорвать их связи. Подослать «походную жену» — разорвать истинную связь, воткнуть нож в спину в самый уязвимый момент.
Что если таких ППЖ специально подбирали для роли не просто спутниц, а инструментов. Целительниц, которых можно было использовать в нужный момент.
Девиц без принципов или наоборот находящихся в нужде и идущих на все ради денег.
Тут же вспомнился тот подлый удар в спину моему сыну. Его возлюбленная, увидев сына без ноги воткнула в бок ему нож и скинула в портал. А ведь он не ждал подобного.
А еще в моем доме поселилась беспринципная, готовая на все тварь, приспешница императора.
Я снова посмотрела на мужа и на сына и глубоко вдохнула: мои мысли были по-настоящему опасными.
Это не просто подозрения — это рисунок махинаций, в который вовлечены император и его приспешники. И чем дальше я думала, тем яснее становилось: мы в центре страшной игры, где жизнь людей — лишь ресурс, а семья, честь и любовь — расходный материал в руках тех, кто у власти.
И сейчас мой муж собирается забрать отсюда людей, живых свидетелей преступления против нашего народа.
— Здесь никого нет, — испуганно, почти шёпотом, проговорила Лири.
Девушка метнулась в узкий скальный просвет, Этьен остался на стороже, Арагон с сыном прошли тоже туда. Я следом.
— Лири! — позвала я и поспешила за ней следом.
Пещера разветвлялась в стороны, уходя в глубину. Свет здесь исходил от тех же светящихся минералов — приглушённый, голубоватый. Было видно, что тут жили продолжительное время — посуда, кострища, остатки орудий, даже отполированные временем каменные плиты. Из большой каменной залы уходили несколько коридоров.
Но сейчас здесь никого не было. Пусто. Глухо. Только шаги Лири, раздававшиеся эхом, нарушали тишину. Она металась из комнаты в комнату, звала кого-то, потом, захлёбываясь, произнесла:
— Отец... его нет. Никого нет.
Алекс прислонил к стене костыль, перехватил Лири в одном из коридоров, прижал к себе. Она вцепилась в грудь руками и заплакала. Он положил подбородок между ее рожек и оставил поцелуй на макушке. У меня защемило сердце.
Я перевела взгляд на мужа, который вышел из коридора. Он закончил осмотр, нахмурился:
— Это ещё ни о чём не говорит. Возможно, они покинули убежище сами. Даже если не сами, есть большая вероятность, что многие могли остаться в живых. Трупов здесь нет, следов волочения тоже. Как и захоронений. Судя по рассказу, который я слышал, скорее всего, их могли пленить, — муж говорил спокойно, но голос стал жёстким. — Забрать на те самые шахты.
— Почему именно туда? — спросила я, чувствуя, как холод ползёт по спине.
— Потому что дефицит рабочей силы у них постоянный, — ответил муж, глядя на каменные своды. — Как бы они ни старались, не могут брать слишком много. Пропажу населения скрыть трудно, поэтому проще всего — сбрасывать сюда военных, или тех, у кого нет родни. Но искать каждого такого — долго и хлопотно, так что каждый живой раб у них на вес золота, — Арагон посмотрел на спину сына и обратился к Лири. — У тебя есть что-то похожее на карту? Или можешь рассказать, где находятся эти шахты? Где тот самый стационарный портал?
Девушка оторвалась от груди Алекса, всхлипнула, вытерла глаза, кивнула и быстро скользнула по тёмному коридору в сторону. Мы с мужем переглянулись. Через минуту она вернулась, держа в руках сложенную шкуру. Гибким движением прошла мимо нас в главную залу, прошептала:
— Мало света...
Диант развел небольшой костёр, подложил сухих веток, и в колеблющемся свете пламени стало видно: на шкуре была нанесена карта.
— Пещера... стационарный портал… — пробормотал Арагон, наклоняясь. — Километров двадцать, не меньше. Есть еще укрытия подобные этому? — уточнил он.
— Да, — кивнула Лири. — Мы не отмечали их на случай нападения. Вот здесь и вот здесь.
— Хорошо. Смотрим вещи. Что можно взять с собой — берём. На отдых и сборы полчаса, не больше. Потом идём к ближайшему убежищу. Если никого не находим — двигаемся дальше. Я уверен: их могли погнать на рудники.
Все засуетились. Забрали мешок с сушеным мясом, разделили запасы воды, взяли бинты, кое-какие орудия. Я перебирала вещи, пытаясь решить, что ещё может пригодиться. Много брать было нельзя — вес мешал бы двигаться быстро. Нашла старую сумку, вытряхнула из неё остатки хлама, сложила внутрь нож, котелок, пару пустых бутылей для зелий.
Когда вышла в коридор, мужчины уже допивали воду из бурдюков. Затем был короткий привал, перекус и снова в путь. Костёр потушили, угли присыпали.
Шкуру с картой свернули. В пещере Лири нашла новый костыль — прочнее, удобнее. Сын поменял свою палку на удобный костыль, и наше движение возобновилось.
За чтение карты отвечала Лири, а Диант шёл чуть впереди, держа руку на рукояти меча.
Спустя два часа я почувствовала странное напряжение — толчок изнутри, ощущение надвигающейся беды. Оглянулась. Никто ничего не почувствовал. Я наклонилась, чтобы снова срезать травы, но почувствовала еще один толчок. А ведь даже кошка не насторожилась.
Я спешно спрятала травы на ходу в сумку, забежала вперед, чтобы лучше видеть мужа и сына, произнесла:
— Арагон… нас нашли. Неживые идут по следу.
Мужчины замерли, прислушались. Лири втянула воздух, попробовала лентой языка. Покачала головой. Она еще ничего не слышала.
— Ничего не слышу, — пробормотала она. Но взгляд его метнулся к кошке. Та подняла хвост, шерсть встала дыбом. Но тоже покачала головой.
Но решение принимать Арагону.
— Приготовиться к бою. Ищем место! — коротко бросил он.
У мужа сомнений не было. Он кивнул мне. Он верил мне.
Мы действовали быстро, слаженно. Через двести метров нашли подходящее укрытие — нагромождение камней, образующее глубокий каменный мешок с естественным козырьком.
Мужчины встали впереди, образуя заслон.
Алекс тяжело опёрся на костыль, но глаза его вспыхнули упрямым огнём.
— Дайте мне меч, — прохрипел он.
— Ты еле стоишь, — рявкнул Арагон, но сын уже выпрямился, словно невидимая сила поставила его на ноги.
— Я буду стоять рядом с тобой.
Я видела, как руки моего сына дрожали, но вместе с этим, как крепко он сжал рукоять меча.
Муж поджал губы, но помог сыну занять оборону.
Из промежутка в каменной гряде выскочили неживые. Монстры, в которых невозможно было узнать человека. Искажённые под действием мутации, они были ужасны и угрожающи.
Их кожа местами облезла, свисала лоскутами, обнажая чёрную, словно обугленную плоть. Вместо глаз — мутные светящиеся провалы. Из спин и плеч проросли наросты, похожие на сросшиеся костяные крылья.
Они двигались рывками, словно кто-то дергал их за невидимые нити, а из ртов вырывалось сиплое шипение, перемежаемое с хрипом. От них тянуло гнилью.
На всех них была имперская форма — старая, порванная, местами в клочья, но знаки различались отчётливо. Я успела разглядеть гербы и шевроны. У каждого — своя часть армии, свой полк. Те самые люди, что когда-то служили под знаменем Империи.
Я представляла, с каким тяжёлым сердцем сейчас сражались мужчины. Ведь кто-то из этих монстров когда-то был их соратником, другом, сослуживцем… а может, даже братом или родственником.
В глазах Алекса читалась боль, когда он узнал на лохмотьях неживого знак своего полка.
Неживых было немного — всего трое. Но этого оказалось достаточно, чтобы сердце сжалось от ужасной правды. Когда последний пал, Арагон, весь в пыли и крови, тяжело выдохнул, медленно опустился на колено рядом с изуродованным телом.
Он прикрыл глаза павшему, провёл рукой по лбу бывшего воина и тихо произнёс слова, которых я не расслышала, но знала — это были слова чести.
Генерал Дрэдмор, даже здесь, отдавал почести бойцам имперской армии.
Мы аккуратно уложили тела в углубление между валунами. Сложили руки павших на груди.
Арагон вместе с мужчинами укрыли тела камнями. Отдали им последнюю воинскую честь, прижали кулаки к груди подняли и опустили клинки.
Никто не говорил. Мы просто стояли. Каждый думал о своём. Казалось, даже воздух сгустился от скорби.
Внутри меня была та же тяжесть, что в глазах моего мужа.
Мы хоронили своих. Даже если они уже были неживыми.
В полном молчании мы продолжили путь. А когда небо стало более фиолетовым, что означало вечер в этом мире, мы добрались до следующего укрытия. Оно оказалось пустым. Ни следов, ни признаков жизни.
Арагон осмотрел всё тщательно: вход, следы сапог, стены.
— Здесь никого не было уже давно, — тихо сказал он.
Я видела, как с каждой минутой он становился всё мрачнее.
— Остаёмся здесь на ночь, — приказал наконец он, подняв взгляд на нас.
Голос его был хриплым, усталым, но непререкаемым.
Мы кивнули. Никто не возражал.
— Кьяра, — муж сел рядом, поставил один локоть на колено, склонился над травами, которые я перебирала у костра, поднял другой рукой стебель с редкими листьями и стал его внимательно осматривать. — Скажи мне, как, в этих ветках неопознанного происхождения, ты ориентируешься?
Я непринуждённо пожала плечами.
— Просто, — ответила я, — ты ведь знаешь, что зельеварение — это моя страсть, и у меня это хорошо получается.
Он покосился на меня, хмыкнул, передал мне стебель, потом перевязал волосы в тугой пучок, снова посмотрел на меня — я чувствовала, как он прожигает меня взглядом, — но продолжала дальше обдирать листья.
— Что ты сейчас готовишь? — спросил он.
— Восстанавливающее зелье.
Наступила тишина. Только вот пришлось выругаться про себя. Лучше бы придумала другое. Неужели попалась?
— Ты ведь помнишь, как ты учила меня его готовить. Признаюсь, не с первого раза, но я научился отличать травы друг от друга. Но среди того, что ты набрала, я ни одной травы не могу узнать: здесь растительность совершенно другого мира, другого порядка. Так как же ты тут ориентируешься в них?
Бездна!
Я вскинула взгляд. Лучшая защита, это нападение.
— Ты меня в чём-то хочешь обвинить?
— Разумеется нет, Кьяра, — он помедлил, — просто мне интересно, я рассуждаю вслух. Я не списываю всю свою силу только на физическую подготовку. В этом мире я не дракон, а значит на меня должна была накатывать слабость, усталость — что в принципе и было, когда я здесь провёл два дня. Но то, что ты нам готовишь, приносит свои результаты: чувствую прилив сил, никой слабости, головокружения, вполне сносно себя ощущаю как для человека; я уже не говорю о том, что ссадины и лёгкие порезы быстро затягиваются. Как же ты понимаешь из чего нужно готовить?
Я не знала, что сказать. Ведь я это делаю только потому, что чувствую, какие именно травы нужны в том или ином зелье — это ведьминская штука: мир со мной разговаривает, помогает.
Но ведь мужу такое не расскажешь…
— Опыт, — коротко сказала я.
А муж тихо и хрипло рассмеялся. Покачал головой.
— Опыт, значит. Кьяра, — сказал он затем, — скажи мне: на что ты рассчитывала, когда сунулась в портал и оставила меня за его пределами? Как ты планировала вернуться?
Я молчала.
— Нет, — муж улыбнулся криво, — ты уж точно не похожа на ту, которая будет действовать без чёткого плана. Когда я тебя увидел, ты что-то там прощупывала. Что именно ты собиралась там делать? Расскажи мне, с какой целью сунулась туда.
Я прищурилась на мужа; тот не отрывал от меня взгляда, ловил каждую эмоцию, каждую смену мимики. Я не выдержала его взгляда. Опустила глаза и взяла новый стебель. Справедливости ради и вправду не знала, что это за растение, просто чувствовала его свойства.
— Если ты что-то подозреваешь, говори прямо.
Он просунул руку в нагрудный карман и достал мой браслет. Я настороженно посмотрела на него. Арагон начал играть с ним, раскручивал его на пальце, потом развернул ладонь и подал мне.
— Я хочу, чтобы он был у тебя, и при первой же опасности ты должна покинуть этот мир.
Я испугалась.
— При какой такой опасности? — не удержалась я. — Мы покинем вместе или не покинем вовсе.
Я сжала его ладонь и оттолкнула её от себя, вместе со своим браслетом. Он прищурился, потом усмехнулся.
— Он ведь тебе и не нужен, — протянул Арагон.
— Я просто не брошу здесь никого, и, как я уже сказала, либо мы покидаем вместе, либо не покидаем вовсе.
— Ты ведь обратила внимание, что вокруг портала росла рябина? — продолжал допрос муж.
Я выпрямила спину, продолжая сидеть на пятках. Отложила травы в сторону, посмотрела на мужа, но перед этим оглянулась, чтобы никто не слышал нашего разговора — все были заняты своими делами.
— Да, я видела рябину вокруг портала.
— Ты ведь знаешь, что рябину садят от ведьм, м?
— Да знаю. Я травница и многое знаю о растениях. Рябина — оберег от нечистой силы.
Хотелось усмехнуться: лучше придумали бы оберег от императора — вот кто поистине нечистая сила.
— Я всегда удивлялся тому, насколько мощны твои средства, — продолжал муж. — Они не идут ни в какое сравнение с теми, что варят наши целительницы и зельевары на поле боя.
Арагон смотрел на меня прямо.
— Ты ведь можешь пройти этот портал и вернуться обратно, так, Кьяра? — мы посмотрели друг на друга. Я прикрыла глаза и снова раскрыла их.
Видимо, пришло время.
— Да, я могу его спокойно перейти.
Aрагон посмотрел на нашего сына, который сидел в дальнем углу пещеры вместе с Лирой и что-то говорил с ней.
— У него слишком серьёзные ранения. И для человека без дракона смертельно опасные.
— Да, — согласилась я.
— И он бы погиб.
— Да, он бы здесь давно погиб и не выжил бы.
— Он смог выжить, потому что вовсе не человек, — уточнил Арагон, и в его голосе было больше утверждения, чем вопроса.
— Именно так, — ответила я. — Маленький котёнок, связался с ним — нитью жизни. И он умирал потому, что умирал Алекс. Кошка смогла найти меня по призыву, которым я искала сына.
Я перевела дыхание.
— Ещё я узнала, что сына вовсе не сожгли в драконьем пламени, и не развеяли его прах над тем самым полем боя, которое мне показывали тогда… Когда я сунулась в этот портал, после твоих слов я хотела узнать, смогу ли отыскать сына здесь. Тогда как раз появилась кошка. Думаю, что мир помог мне этим.
Я ждала реакции Арагона. И не думала, что её не последует вовсе. Он лишь коротко усмехнулся, дернул уголком губ.
— Значит я жил с ведьмой, — сказал он хрипло, подался вперёд, кончиками пальцев поддел мой подбородок, заставил поднять голову. Его дыхание коснулось моих губ, горячее, чуть прерывистое. Но я смотрела прямо в его глаза, не отводя взгляда. — Ты очень хорошо пряталась.
— Я усвоила это от своей бабушки, — тихо сказала я.
— Это ведь ведьминский браслет?
— Да. Более того — он мой. Я в детстве его сделала.
— Значит, старуха, которая передала его мне, была твоей бабушкой?
— Да, — кивнула я.
— Как она узнала, кто я?
— Не знаю. Все учения утеряны, уничтожены.
Он тяжело выдохнул.
— Император, выходит, не зря устроил гонения на вас. Думаю, всему виной то, что ведьмы обладали уникальной силой. Портал ведь защищён от вас.
— Да, — подтвердила я.
— Скажи мне, Кьяра, сможешь ли ты его закрыть? — спросил он после короткой паузы.
— Я не знаю, Арагон, — честно ответила я. — Но я, как и ты, хочу прекратить все эти ненужные, бессмысленные смерти. И если ведьма может закрыть портал — я попробую.
— Выходит, сын тоже сможет покинуть этот мир?
— Думаю, да. Ему не нужно будет ждать тебя, чтобы ты открыл ему проход. Его собственная кровь позволит сделать это. Он наполовину ведьмак.
— Отлично, — коротко сказал он, а потом наклонился ко мне, прислонил свой лоб к моему. Он не целовал — просто прикрыл глаза, шумно выдохнул.
— Как же я скучал без тебя, Кьяра.
— Что-то мне не верится в это, Арагон, — тихо и обреченно произнесла.
Он слабо усмехнулся.
— Моя ведьмочка...
Мы молчали. А потом он прошептал.
— Скажи, ты когда-нибудь сможешь простить меня за то, что произошло? — его голос стал низким, почти шёпотом.
— Не спрашивай меня о том, ответ на что ты не захочешь услышать, Арагон. Ты привёл в наш дом беременную любовницу.
— Я привёл её потому, что это было единственное место, где ребенку было безопасно, — голос Арагона был низким, глухим, и в нём не было оправдания, лишь тяжёлое, выстраданное признание. — Я не хотел от тебя ничего скрывать. Это не в моих правилах. Я должен был дать фамилию ребёнку и защитить его. Но это не относится к его матери. Луизу я устрою жить отдельно. Ребёнок ведь ни в чём не виноват.
— Я не прощу, — сказала я тихо, но каждое слово резало, как лезвие.
Он кивнул, даже не пытаясь спорить.
— Знаю, Кьяра. Но и обманывать тебя, притворяться, будто я был верен, когда переспал с той женщиной… тоже не могу. Купить ей дом, а потом ждать, когда до тебя дойдут слухи, — это было бы ещё большей подлостью.
— Ты хотел, чтобы я ей прислуживала.
— Не прислуживала, а помогла обустроиться. Только тебе я мог доверить ребёнка, а потом надеяться на твоё понимание.
— Я хотела выцарапать тебе глаза.
— Знаю. И сам бы лишился зрения, если бы была возможность всё вернуть вспять. Я хотел бы, чтобы матерью моего ребёнка была ты. И чтобы у нас был не только Алекс.
— Что ты от меня хочешь, Арагон? — выдохнула я, сжимая ладони так сильно, что ногти впивались в кожу.
Он чуть подался вперёд, взгляд стал прямым, открытым, до боли честным.
— Просто дай нам ещё один шанс. Я сделаю всё, что смогу, и даже больше, чтобы заслужить твоё прощение. Я положу жизнь на это. У нас она долгая, Кьяра. Я не собираюсь сдаваться.
Я убрала его руку со своего подбородка. Тень огня плясала на его лице, высвечивая резкие черты, горечь в уголках губ и усталость.
— Если нас не убьёт император, — тихо произнесла я.
Он чуть усмехнулся, почти безрадостно, и ответил:
— Пусть сначала попробует, — пауза была недолгой. — Я не ищу оправданий, Кьяра. Я сам себе палач. Я ощущаю себя предателем, как и мой дракон. Просто знай, каждый день с тех пор — расплата за ту одну ночь. Всё внутри меня выжжено. Я сам не понимаю, как это вышло. Какое-то помутнее на грани потери рассудка. А потом лишь горечь и тяжесть понимания на утро, что все не сон и я тебе изменил.
— Ты был жесток со мной, когда пришел, — ответила я холодно. — Ты привык командовать, чтобы тебе подчинялись. Но я не твой воин.
— Мне сложно переключиться в одночасье. Вся моя жизнь прошла на фронте, за редкими исключениями. Туда же ушёл наш сын. Иногда мне кажется, что я уже не приспособлен для мирной жизни. И да, я был зол и жесток в словах. Я уже не помню, что значит тепло, что значит подбирать слова и не ранить ими. Война не учит этому. Она учит принимать решения — тяжёлые, быстрые, и ни перед кем не отчитываться, Кьяра. Я такой, какой есть. Жестокий, безжалостный генерал.
— Ты и правда солдат до мозга костей. И годы тебя не пощадили. Ты стал ещё более резким и твёрдым, Арагон. И потому я скажу тебе как есть, чтобы ты знал. Ты причинил мне боль. Такую, что я думала просто не смогу сделать вдоха. Ты разорвал в клочья мое сердце. Я ждала тебя изо дня в день, плакала над твоими письмами, в которых, как я понимаю, было мало правды. Ты не писал, что тяжело был ранен, — я дотронулась до его груди с огромным шрамом. — Ты чуть не покинул этот мир.
— Я был искренен в своих чувствах. А что до ранений, сколько их было, Кьяра, я уже и не упомню. Ты не должна была переживать.
— Дурак, какой же ты дурак! — толкнула его кулаком в грудь.
— Я выжил в последнем бою, после этого ранения только потому, что ты снилась мне и звала, — он перехватил мою руку и поцеловал в тыльную сторону ладони. Я вырвала её.
— Я не понимаю, как ты смог залезть на другую. Ты ведь не врёшь мне сейчас. Ты прямолинеен, как палка, даже если это причиняет боль.
— После того ранения я думал, что ты рядом. У меня была горячка. Ты обнимала меня, пахла так сладко, мне казалось я дома, вернулся к тебе, наконец. Война закончилась. Мне виделось твоё лицо. Такое родное… Это была ты, Кьяра. А утром, когда я открыл глаза… увидел рядом голую девицу. А потом пришло осознание, какое дерьмо натворил. И как потом вышло не без последствий.
Он закрыл глаза, провёл рукой по лицу.
— Если бы можно было повернуть время вспять — я бы сделал это. Я так сожалею, Кьяра.
Мы молчали. Просто смотрели друг на друга. Воздух между нами стал густым, словно сотканным из боли, утрат и высказанных слов. Боль и горечь в наших глазах были осязаемы — живыми, дышащими.
Как прежде уже не будет. И мы оба это понимали — без оправданий, без попыток притвориться, будто рана не зияет всё так же глубоко.
— Мне нужно закончить с травами. Я хочу успеть сварить ещё одно зелье — оно нам может понадобиться.
— Хорошо, — сказал он.
Он встал, отошёл к своему мешку. Я видела, как он достал шкуру, подошёл ко мне и молча накинул её мне на плечи. Тепло мягкой шкуры обожгло, я выдохнула. В этом мире я всё время мёрзла.
Я кивнула ему — коротко, с благодарностью. А он всё ещё стоял рядом, смотрел на меня с тем самым взглядом, в котором сплелись вина, нежность и упрямая решимость.
Проснулись на рассвете — если этот тусклый, кроваво-лиловый свет вообще можно было назвать рассветом. Воздух пах гарью и влажной почвой. Мы ели молча, у костра потрескивали последние ветки.
Арагон первым поднялся.
— В путь, — коротко сказал он.
Никто не спорил.
Мы двинулись между скалами. Каменные стены по обе стороны становились всё ниже, и вскоре над головой вновь раскрылось мутное небо. Я шла за Лири. Кошка, как обычно, впереди.
Шли мы уже пару часов. Но тут Арагон поднял руку, и мы все замерли.
Он присел, коснулся земли, осмотрелся.
— Старый след, — проговорил он. — Часов шесть, не больше. Идут цепью.
— Сколько человек было в убежище? — спросил он у Лири.
— Нас было всего двадцать человек.
Генерал медленно поднялся, осмотрелся:
— Тут есть следы волочения. Возможно, есть раненые.
Он указал на несколько глубоких отпечатков сапог.
— Знакомый протектор. Это военные сапоги имперского образца. И шаги четкие, ровные. Судя по расстоянию между следами, шли быстро. Подгоняли пленных. И имперцев много.
Мы двинулись дальше, стараясь не шуметь. Лири вдруг замерла у камня, присела, вытащила из пыли что-то блестящее. Небольшой металлический кулон, тонко выбитый узором лозы.
— Это принадлежало папе, — прошептала она.
В голосе её прозвучал страх.
Арагон коротко кивнул:
— Диант перехвати Алекса. Я пойду первым. Лири, будь с ним рядом.
Мы поменяли очерёдность. Я уже не собирала травы. Мы была наготове.
Мы продвигались по следам почти час. Следы становились всё чётче, местами виднелись пятна запёкшейся крови. Потом путь оборвался. Были явные следы борьбы и крови.
Арагон переглянулся со своими людьми.
— Оставайтесь здесь. Я на разведку.
Мне было страшно отпускать его.
Но я знала — он подготовлен. И если не он, то кто вернётся живым?
Только сердцу не прикажешь: каждый раз при этом оно замирало.
Я поймала сосредоточенный взгляд Арагона, который на мгновении остановился на мне последним, и кивнула ему.
Он скрылся среди валунов и редких, искривлённых деревьев, которые прикрывали наше движение.
Лири села на пятки, сжала кулон, рука её чуть дрожала.
Алекс добрался до неё и сел рядом, оставив костыль сбоку, вытянул ногу, притянул девушку к себе и что-то тихо зашептал ей на ухо.
Я достала бурдюк с восстанавливающим зельем большей концентрации и передала его мужчинам.
Те сделали по паре глотков — даже если были удивлены силой зелья, никто не произнёс ни слова. Молчали. Мне нужно было поддерживать их силы в этом мире.
Вскоре раздался свист — на первый взгляд птичий.
Но… Этьен сразу вскинул голову. За ним — Диант. Даже Алекс насторожился.
Только Ройберг, как и я с Лири, ничего не понимали.
Почему мужчины вдруг пришли в готовность?
Ещё один свист — короткий, прерывистый. Потом второй.
Этьен поднял руку, требуя тишины, но мы и так были напряжены и молчали.
Снова череда птичьих свистов и Этьен встал, издав похожий свист, но долгий. Я посмотрела на него.
— Идем, — скомандовал он.
И мы снова двинулись в путь.
Теперь адъютант моего мужа считывал следы на сухой, каменистой почве, а потом я заметила царапины на камнях, которые Этьен обводил пальцами.
Он читал следы, оставленные моим мужем, и вёл нас вперёд.
Мы прошли не так далеко, как увидела моего мужа, стоящего у скрученного, высохшего, раскидистого дерева.
И там… лежали два тела.
Я поспешила вперед, как и Лири.
Первого я заметила сразу — мужчина в лохмотьях. Чешуйчатые наросты по всему лицу и телу, когти вместо пальцев. Он уже мало походил на человека.
Лири прошептала:
— Это Дейрен. Он слишком долго жил здесь.
Она осеклась, прижала руку ко рту.
Второе тело лежало поодаль в пяти шагах. И было больше похоже на человеческое. По крайней мере, странные чешуйчатые наросты захватили не всё лицо, и кое-какие черты ещё можно было узнать.
Бледное лицо, исхудавшее тело, совершенно седые, редкие, но длинные волосы. Лири вдруг вскрикнула.
— Отец!
Она подбежала к телу и рухнула на колени, трясущимися руками коснулась его лица.
— Папа, слышишь меня?..
Я опустилась рядом. В боку лорда Соя была рана от меча, а не от когтей неживых. Дыхание было слабое, едва заметное.
— Он жив, — сказала я. — Тише, девочка.
Сняла с пояса бурдюк, поднесла к его губам настой. Горький, вязкий запах трав ударил в нос. Мужчина закашлялся, глотнул. Я прижала его голову, вливая осторожно, по капле.
— Лири, бинты! — крикнула я.
Девушка рывком достала свёрток, руки дрожали, но слушались.
Алекс опустился у тела, достал мазь, что осталась со вчерашнего вечера. Я прижала её к ране: кровь сочилась между треснутых рёбер, но тело начало откликаться.
— Ещё настой, — приказала я. — Сюда.
Сын помог, поддерживая голову.
Мужчина простонал, губы дрогнули, глаза чуть приоткрылись — мутные, но живые.
— Всё будет хорошо, — прошептала я, хотя сама не верила.
Арагон в это время стоял над первым телом — тем, что уже не было человеком.
Он молча присел, закрыл глаза тому существу, потом начал собирать вокруг крупные камни с Диантом. Этьен был настороже и отслеживал местность, держа руку на эфесе меча. Потом Арагон, сложив каменный курган, опустился на колено, прижал кулак к груди.
Когда он закончил, подошёл к нам.
— Как он?
— Слабо, но дышит, — ответила я.
— Ищем укрытие. Здесь оставаться нельзя.
Я закрепила на боку бинты с мазью, усилила мазь магией.
Грудь мужчины приподнялась, дыхание стало ровнее, но тот был без сознания.
— Он продержится, — сказала я.
Арагон коротко кивнул.
— Тогда уходим.
Он подхватил тело на руки — легко, будто оно ничего не весило, и двинулся вперёд. Мы пошли следом.
Добирались до укрытия дольше, чем рассчитывали.
Сначала дорога шла вдоль каменной гряды, потом пришлось спуститься в низину, где воздух был густым, пах гнилью и серой. Несколько раз мы останавливались, чтобы перевести дыхание и проверить, дышит ли ещё лорд Сой.
Укрытие нашли в расщелине. Узкий вход и в глубине небольшое пространство. Тут было сухо и тепло.
Арагон первым вошёл, осмотрел всё и коротко бросил:
— Здесь останемся. Диант, Ройберг — наружное кольцо охраны. Лири, воду. Алекс отдохни.
Потом подошёл ко мне и тихо сказал:
— Ты сможешь помочь ему… как ведьма? Быстро.
Я подняла глаза. Он говорил негромко, без нажима, но в голосе прозвучала просьба.
— Смогу, — ответила я. — Но не хочу, чтобы об этом знали.
— Разумеется, — кивнул он.
И он вывел всех из этого укрытия, оставив нас двоих. Сын хоть и косился на меня, но молча последовал за отцом. Лири тоже беспокоилась, но строгий взгляд генерала дал понять, что приказы не обсуждаются.
Я опустилась на колени рядом с телом старика.
Лорд Сой… я помнила его совсем другим. С благородной осанкой, очки в золотой оправе, аккуратная борода, ясные глаза.
Теперь же его было не узнать. Землистая кожа, словно кора. Страшные мутированные участки кожи, искривлённые пальцы, на черепе среди редкой поросли волос выступила серо-зелёная чешуя. Мутация не пощадила и его.
Я положила ладонь ему на грудь. Под пальцами было слабое биение, редкие толчки сердца. Другую — на землю.
Закрыла глаза.
«Матушка-земля, услышь. Этот мир выжжен и умирает, но в нём ещё осталась сила. Дай мне частицу её».
И та откликнулась, подпитывая старого целителя. Потом я снова поила его своим отваром.
Минут через двадцать старик дёрнул пальцами. Потом губы дрогнули. Он открыл глаза.
Сначала взгляд его был пустым, затянутым мутной пеленой, зрачки блуждали, словно он не понимал, где находится.
Лорд Сой моргнул несколько раз, и попытался приподнять голову.
— Тише… — сказала я, придерживая его за плечо. — Не двигайтесь.
Он всё же повернул голову ко мне.
— Кто… вы? — голос прозвучал хрипло, еле слышно.
— Я супруга генерала Арагона Дрэдмора, — ответила я спокойно. — Всё в порядке. Вы в безопасности.
Он нахмурился, будто пытаясь осмыслить услышанное.
— Супруга… генерала? Что вы… что вы тут делаете?
— Мы пришли за сыном, которого спасла ваша дочь — сказала я. — И да, Лири тоже здесь. С ней все в порядке.
Губы старика задрожали. Он выдохнул.
— Моя… дочь… жива…
— Да, жива, — кивнула я. — Я позову её.
Он кивнул еле заметно, глаза снова прикрылись, дыхание стало чуть ровнее.
Я выждала минуту, убедилась, что он не теряет сознание, и поднялась, чтобы позвать Лири и Арагона.
Подошла к выходу из пещеры и чуть громче позвала:
— Арагон! Лири! Он пришёл в себя!
Генерал вошёл. За ним — Лири.
Девушка бросилась к отцу, опустилась на колени, прижала его ладонь к щеке.
— Папа, я здесь… слышишь?
Он попытался улыбнуться, губы дрожали.
— Слыш… слышу.
Арагон наклонился ко мне, коротко произнёс:
— Как он?
— Ему нужно время, — сказала я.
— Он способен говорить? Мне нужно его допросить.
— Попробуй. Но он слаб.
— Понял, — коротко ответил генерал.
Потом повернулся к Лири. Та подняла глаза на генерала.
Он слегка качнул головой в сторону выхода — мол, оставь нас.
Лири кивнула, ещё раз погладила отца по лицу.
— Пап, с тобой хочет поговорить генерал, — сказала она тихо. — Я ненадолго отойду, ладно. Всё хорошо.
— А… да, конечно, — выдохнул лорд Сой. — Конечно.
Когда она вышла, лорд Сой попытался сесть. Но муж опередил его.
— Не нужно. Лежите.
— Генерал… Дрэдмор… — прохрипел он.
Арагон опустился на одно колено рядом.
— Как же вы оказались в этой Бездне? — закашлялся старик. Я снова дала ему свой отвар. Тот помогал на глазах. — Неужели и от вас решил избавиться император?
— Нет, — коротко ответил муж и сжал плечо старика. — Я здесь своим ходом. Рассказывайте, что произошло. Сколько было имперцев?
— Так вы уже в курсе, что этот мир — кормушка Императора? — хрипло спросил лорд Сой, приподнимая голову.
— Да, — коротко ответил генерал. — И сейчас мне нужны от вас сведения: сколько военных у императора на этой стороне. Всё, что вы слышали или видели.
— Понял вас, — тихо произнёс старик. — Нас накрыли. Пришли гвардейцы. Их было около двадцати. Слышал еще, что около трех десятков на рудниках. Но больше ничего не знаю. И рудники я не видел. От меня совсем нет проку. Я только пытался варить отвары в этом мире. Но тут сложно. Травы совсем не такие как в нашем мире.
Арагон бросил быстрый взгляд на меня.
— А магии целительской во мне больше не осталось, — выдохнул лорд Сой. — Этот мир высосал её всю. Я стал человеком...
Он криво горько усмехнулся.
— Хотя нет… скорее, монстром, — Он помолчал немного, я снова дала отпить отвара. Лорд Сой поморщился, но выпил. — Тело у дерева… Это Дейрен. Он спас меня, прикрыл, когда мы попытались снова сбежать. Его ранили, а потом добили. Меня решили добить тоже, но, видно, бросили, решив, что я уже мёртв. Не понимаю, почему жив.
Арагон слушал, мрачно нахмурившись. Потом старику нужен был покой. Я покачала головой, когда муж посмотрел на меня.
Он встал, отошёл к выходу. Несколько минут стоял, глядя в красное небо. Я подошла к нему со спины. Лири скользнула внутрь и присела рядом с отцом.
— Нам надо менять план, Кьяра.
— Что ты задумал?
— Два пути. Первый — идти дальше, но тогда я рискну всеми вами. И мы бесславно сгинем здесь. Пятьдесят имперцев слишком много. Второй — отступить, вывести вас и вернуться.
— Тогда мы идем домой тем же порталом, через который прошли сюда?
— Да, — качнул головой генерал. Но так и не повернулся. — Сейчас я возьму с собой Дианта. Этьен и Ройберг останутся. Постарайтесь отдохнуть.
— Куда ты собрался?
— На охоту.
Арагон посмотрел на меня через плечо. Я продолжала стоять за его спиной.
— А потом?
— На разведку. Без точных сведений соваться сюда во второй раз будет смертельно опасно. Поэтому я всё узнаю и вернусь. Нужно спросить у кошки, сможет ли она отыскать путь к тому порталу. Желательно — короткий.
— Я займусь этим, — ответила я. Ведь отговаривать его от смертельно опасной разведывательной операции бессмысленно. Да и Арагон не спрашивал, просто ставил перед фактом.
А потом он развернулся и подошёл ко мне.
Я отступила на шаг, но он всё равно встал так близко, что я чувствовала тепло его тела.
Он провёл рукой по моей щеке, кончиком пальца коснулся уголка губ, задержался взглядом на моих губах.
— Кьяра… можно я тебя поцелую?
— Ты спрашиваешь меня? — удивленно выдохнула я.
— Я не имею права касаться тебя, но ничего не могу с собой поделать.
— Когда вернёшься живым — тогда я подумаю, — тихо сказала я.
Он дёрнул уголком губы в намёке на улыбку.
— И как я раньше не догадался, что живу с ведьмой… ты просто околдовала меня.
— Ты был не против, — ответила я.
А потом Арагон слишком быстро дотронулся до моих губ своими и тут же отстранился.
Словно мне показалось.
И вышел.
А мне снова оставалось стоять, ждать… и волноваться.
— Скорее, я задержу их! — командовал Арагон. На его груди от правого плеча до ремня брюк была огромная рана, даже броня не спасла. Левый глаз был пересечён лентой шрама.
Два дня не было мужа. Два долгих ужасных дня длилась его разведка. А потом он вернулся живой, но раненный, и мы начали выбираться из этого мира. Он не говорил, что увидел там на рудниках. Но был мрачнее обычного и постоянно уходил в глубь себя. Даже не реагировал, когда я обрабатывала его свежие раны.
И вот сейчас еще два дня понадобилось, чтобы добраться до портала, который ведет на фронт генерала Нормийского. Кошка помнила путь. А Арагон был занят тем, что рисовал карту по дороге.
И вот сейчас на нас снова напали…
Диант ранен в бок настолько, что едва держался на ногах, и Этьен придерживал его, не давая упасть.
Я придерживала лорда Соя, помогала ему передвигаться. Тянула в сторону портала. Ройберг стоял плечом к плечу с генералом, они оба прикрывали наше общее отступление.
Кошка тащила в зубах своего котёнка.
До портала оставалось не так далеко, я уже видела его, но на нас уже наступали твари этого мира: огромные змеи переростки, прикормленные здесь. А ведь мы едва ушли живыми от толпы неживых.
Воздух наполнился их шипением.
— Алекс, ты первый в портал! — крикнул Арагон.
Сын хотел возразить, но понимал, что сейчас не сможет ничем помочь. Я видела, как судорога прошла по его лицу. Он не хотел оставлять тут отца. Клинок Алекса держала Лири, она же помогала ему идти.
Но мы спешили к порталу! Почти у самого разрыва я посмотрела на сына и сказала:
— Ты сможешь пройти. Вместе с тобой и все остальные. Ты понял меня, Алекс?
Тот хмурился, его дыхание было прерывистым. Грудная клетка ходила ходуном. Он то и дело смотрел на отца впереди, принявшего бой в полсотни шагов от нас. Я поймала его взгляд.
— Верь мне, — сказала я. — Но ты должен провести их! С тобой они пройдут!
Я сама смотрела вперед, видела, как Арагон принимает бой. Четверо огромных мутировавших тварей окружили его. Он и Ройберг, спина к спине, стали биться — яростно, будто каждый удар был последним.
Ройберг тоже был ранен: одна рука повисла плетью, он прихрамывал.
И вдруг я увидела, как огромная змея бросилась на них, сделала обманный манёвр, отвлекая внимание. В этот самый миг из-за камней метнулась вторая.
Арагон перехватил клинок обеими руками и ударил её в раскрытую пасть, разрубая челюсть надвое.
Кровь хлынула, как чернильный поток, брызнула на скалы.
Но первая тварь — та, что осталась жива, — кончиком хвоста ударила вбок, и я услышала хруст.
Хвост рассёк Арагону ногу — от бедра до самого низа.
Он рухнул на колено, но меч не выпустил, лишь зарычал сквозь зубы.
— Лорд Сой! Скорее, дальше! — крикнула я. — Вы должны сами!
— Но как же вы?!
— Не спрашивайте! Вы должны держаться Алекса и тогда сможете пройти этот проход!
— Но… как? — начал было лорд Сой.
— Не задавайте вопросов, — отрезала я.
Я видела, как Этьен смотрел на генерала хотел помочь, но понимал: приказы генерала не обсуждают.
Он посмотрел на меня.
— Этьен, ты тоже держись Алекса, тогда вы сможете проникнуть в портал! Живее!
До портала оставалось не так далеко, но путь перед нами преградила ещё одна тварь.
Похожа на птицу, но огромную, с кожистыми крыльями, ободранными перьями и длинным раздвоенным языком.
Она будто не видела — шипела, пробуя воздух.
Этьен опустил Дианта на землю, перехватил меч. Алекс тоже приготовился.
Вдвоём им удалось справиться с этой странной тварью: удар за ударом, кровь брызнула на камни, лапы твари скребли по земле, пока наконец она не рухнула, затихнув в судорогах.
А потом я видела последние взгляды мужчин.
Я видела взгляд Лири, взгляд лорда Соя, Алекса — прежде, чем все скрылись в портале. Сын всех провел. Кошка с котенком прыгнула следом.
Я была последней.
Я видела, как Арагона и Ройберга начали теснить.
Вдалеке неслись все новые твари, сливались с фиолетовым сумраком.
Боги! Как же их много!
И тогда я опустилась на землю.
— Ты ведь знаешь, — прошептала я миру, — я обещала… я вернусь. Помоги. Останови.
Я прислушалась к земле. Поставила руки. Из меня потекла, накопленная магия. Ее хватило. Земля ответила.
Я почувствовала, как под пальцами дрогнула почва.
Из глубины вырвались сухие корни — искривлённые, мёртвые, но послушные. Они взвились из трещин, хлестнули воздух, затянулись узлами. Я приказала им схватить тварей. Они подчинились.
Корни сомкнулись вокруг тварей, обвивая их тела. Те не успели и понять, что происходит — зашипели, захрипели, когда сухая древесина сжимала их.
Арагон добивал их.
Ройберг, ударил последнюю. А потом оба замерли, окружённые телами чудовищ. Осмотрелись и заметили впереди новую волну монстров.
Арагон, пошатываясь, и, прихрамывая, пошёл навстречу мне.
Он спешил, как и Ройберг.
Я сидела на коленях, благодарила мир, чувствуя, как он стонет подо мной, и покачнулась.
Всё, что было у меня, я вложила в этот последний удар, чтобы мы смогли уйти из этого проклятого, опасного мира.
Портал за спиной пульсировал, будто ждал.
Мне казалось, я теряю сознание. Перед глазами плыло. Я думала только о том, чтобы не упасть головой на камни…
Но все равно начала заваливаться на бок.
Но Арагон успел.
Он подхватил меня.
Последнее, что я помнила, — его руки. И запах крови. Его крови.
Очнулась я от лёгкого покачивания. Тело казалось чужим, будто из ваты, но постепенно к нему возвращались ощущения.
Пошевелилась, открыла глаза, но картинка расплывалась, пока наконец не стала ясной. Первое, что я увидела, был Арагон.
Он сидел рядом, в дорожном старом плаще, капюшон глубоко надвинут на лицо. Шрам, проходящий через глаз и щеку, успел покрыться коркой.
Потом я перевела взгляд на небо. Оно было окрашено в сине-голубые цвета, так привычные глазу.
— Как ты, Кьяра? — спросил Арагон, когда я попыталась приподняться.
Он помог мне сесть, подставил ладонь под спину.
Мы ехали в полузакрытой телеге, качающейся на ухабах, с приглушённым скрипом колёс.
Я обернулась — в глубине спал Алекс. Рядом, свернувшись клубком, лежала Лири.
В другом углу, привалившись к мешкам, дремал в полусидячей позе лорд Сой и Диант.
Воздух пах пылью, лошадьми и лекарственными травами, которыми были пропитаны повязки.
— Я хорошо, — хрипло ответила. — А как ты?
— Нормально, — коротко ответил он. — Главное, что ты очнулась.
— Как Диант?
— Подлатали, не переживай, — сказал Арагон, заметив мой взгляд. — Всё под контролем.
— А как… твой дракон? — спросила я, вглядываясь в его лицо.
Арагон отрицательно качнул головой и отвернулся. Он был на чеку, осматривал дорогу и местность.
Я посмотрела вперёд — Этьен управлял телегой. Ройберг сидел рядом. Его бедро было перевязано. Он повернулся и сдержанно кивнул мне, как и Этьен.
Дорога шла вдоль полей, потом сворачивала в густой лес.
— Хочешь пить? — спросил Арагон.
Я кивнула. Губы были сухие, потрескавшиеся, язык прилип к нёбу.
Я облизала губы, и этот едва заметный жест задержал его взгляд.
Он остановился на этом движении, словно время на миг застыло между нами. Секунда — и я почувствовала, как его дыхание стало чуть глубже.
Но вскоре он словно очнулся, отвёл глаза, шумно выдохнул и потянулся к бурдюку с водой.
Открутил крышку и передал мне.
Я сделала несколько глотков, вода была прохладной. Капля скатилась по подбородку, упала на ключицу, и Арагон, кажется, заметил это.
Но ничего не сказал. Только взглядом, чуть прищуренным, проводил движение воды.
— Спасибо, — выдохнула я.
— Не благодари, — отозвался он низко, чуть хрипло. — Пока я рядом, ты не будешь нуждаться ни в воде, ни в защите.
Он снова отвёл взгляд, но не сразу.
Стала осматриваться дальше. Повернула голову и заметила двух всадников, двигавшихся рядом с телегой.
— Это мои люди, — пояснил Арагон спокойно.
— Твои люди? Откуда они здесь?
— Мой отложенный приказ на случай экстренной ситуации. Ещё трое встретят нас через пару километров. На других стоянках будут еще люди.
— Почему так? — спросила я.
— Потому что большое скопление военных сразу привлечёт внимание, — ответил он. — А мы сейчас на территории генерала Нормийского.
— Откуда телега?
— Это единственное транспортное средство, которое можно было незаметно изъять. Но не переживай, — он усмехнулся, — я оставил крестьянам достаточно денег на новую.
— А тебе оказали помощь?
— Да. — Он коротко кивнул.
— Как долго я была без сознания?
— Не так много, Кьяра. Всего около пяти часов.
Я отодвинула полы его плаща — одежду Арагон не сменил, грудь под разорванной тканью была туго забинтована.
— А где кошка? Ей удалось пройти? Как она?
— Кошка ушла на охоту. А котёнок… вон, спит с Алексом. — Он кивнул в угол телеги, где из-под бока сына выглядывал крошечный черный хвостик.
— А Лири и лорд Сой? Как они перенесли переход?
— Лучше, чем ты, — сказал он и усмехнулся, хотя глаза оставались усталыми. — Напугала меня, Кьяра.
Я опустила взгляд.
— Я не могла иначе. Нам оставалось слишком мало, чтобы перейти из того мира.
Он обхватил мою шею сзади, притянул к себе и поцеловал меня в лоб.
— Если твой дракон не вернётся… выходит, у нас не будет истинной связи.
— Неважно, есть ли она, — тихо ответил он. — Истинная или нет, но ты всё равно моя женщина.
Я отстранилась, отвернулась, дорога тянулась серой лентой, за ней поднимались холмы и редкие ели.
— Сможем ли мы остановиться на каком-нибудь постоялом дворе? — спросила я после паузы.
— Нет. Мы движемся по основному тракту, и это не слишком безопасно. Когда подберём остальных, свернём в сторону. Там есть запасной путь.
— И что тогда?
— Будем двигаться в обход всех деревень.
— Понятно.
— Но впереди, в горах, есть горячие источники. Когда достигнем их, приведём себя в порядок.
Я невольно улыбнулась. Никогда ещё я не мечтала о горячей воде так сильно.
Я снова посмотрела на всадников, сопровождавших нас. Все были в одинаковых, поношенных плащах, лица прикрыты капюшонами.
Но по тому, как они держались в седле, как двигались их руки на эфесах мечей, было ясно — военные.
Они заметили мой взгляд, и каждый слегка поклонился. Я ответила им сдержанным кивком.
Арагон снова притянул меня ближе и оставил короткий поцелуй на лбу.
Потом потянулся к седельной сумке, достал бумажный сверток — там оказался бутерброд с бужениной и свежим помидором.
Я вцепилась в него зубами и едва не замурлыкала от удовольствия. Я была такая голодная, что не могла остановиться.
— Не торопись, Кьяра. Теперь еды у нас достаточно, — рассмеялся он.
Я толкнула его локтем в бок и продолжила с упоением есть, чувствуя, как сок томата течёт по пальцам.
Он передал мне ещё один — с сыром. Мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не ела.
Всего неделя в том мире, а казалось, что целая вечность.
— Твоя магия… она вернулась? — тихо у самого уха спросил Арагон.
Я прислушалась к себе.
— Да, — сказала я. — В нашем мире её много. Я быстро восстанавливаюсь.
Я доела, запила водой, и меня снова стало клонить в сон.
— Отдохни. Я разбужу тебя.
Не стала сопротивляться. Легла там же, где лежала до этого, укрытая тёплым плащом. Под головой была мягкая ткань.
Я повернулась спиной к Арагону, почувствовала, как его рука осторожно скользнула по моим волосам, как пальцы запутались в пряди.
От этого движения по телу прошла волна тепла и покоя. И я заснула.
…А проснулась от того, что он водил пальцами по моей щеке.
Проморгалась. Вокруг уже было темно.
Неподалёку горел костёр. Возле него сидели Диант и лорд Сой — выглядели куда лучше, чем утром, — жарили мясо. Рядом сидела кошка, обвив хвостом лапы, и жадно облизывалась. У ее лап сидел котенок и повторял за ней.
Лири и Алекс тоже были там. Я заметила, что с Лири что-то не так. Она просто смотрела в костер, была задумчива. Я сделала себе мысленную пометку поговорить с ней.
Алекс заметил, что я проснулась, помахал рукой. Я ответила ему тем же. Лири кивнула рогатой головой.
А ещё наш отряд пополнился тремя военными. Каждый из них поприветствовал меня, приложив руку к груди. Я ответила им сдержанным кивком. Потом приняла протянутую руку и Арагон помог мне спуститься с телеги.
— Сначала к источникам, или поешь? — спросил он.
— На источник… — я не выдержала, вздохнула и, почти жалобно, добавила: — Не хочу больше ждать ни минуты. Это просто невыносимо.
Арагон поднял на меня взгляд из-под капюшона.
В его глазах мелькнуло что-то между усталостью и улыбкой.
Он коротко кивнул.
— Хорошо, — сказал он низким грудным голосом. — Пойдём. Я тебя провожу.
Он был так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло.
От него пахло дымом, металлом и кровью.
Арагон сжал мою руку своей крупной ладонью, мозолистой, но теплой. Он держал мою кисть осторожно, словно боялся причинить боль, и повёл меня чуть в сторону от стоянки.
Мы оставили за спиной костёр и голоса отряда. Ветер здесь, между скал, был прохладнее, но воздух был насыщен влагой, запахом цветущего на скалах мха и хвойной смолой.
Дорога к источникам вилась узкой тропой — под ногами осыпались мелкие камни, я слышала шум воды вдалеке.
Арагон шёл чуть впереди, не отпуская моей руки. Иногда его пальцы чуть сильнее сжимали мою ладонь.
И каждый раз, когда наши взгляды случайно встречались, я отводила глаза, а он улыбался уголком губ.
Мы шли недолго, но дорога казалась бесконечной. Ветер то налетал, то стихал, принося запах смолы. Луна пробивалась сквозь облака, освещая дорогу серебряным светом.
— Ещё немного, — сказал Арагон. Его голос был низким, грудным.
Я увидела, как впереди поднимается пар — белый и плотный. И через несколько шагов мы вышли к источнику.
Я остановилась. Место было скрыто среди скал, будто сама природа решила спрятать его от чужих глаз.
Небольшая чаша, выточенная водой и временем, наполнена горячей, мутной водой. По каменным стенам стекали капли, сбегали вниз и падали в озерцо.
Вокруг рос мох, а над водой висел пар, подсвеченный лунным светом.
Я вдохнула глубже.
— Здесь… красиво, — прошептала я.
Арагон стоял за моей спиной, и я чувствовала его взгляд, словно лёгкое прикосновение к коже.
— Да, — сказал он. — И безопасно.
Я обернулась. Он был совсем рядом — высокий, в плаще, со снятым капюшоном. Свет падал на лицо мужа, вычерчивая каждую линию.
Шрам пересекал щеку, делая выражение ещё более резким, первобытным, опасным. Он смотрел на меня, не моргая.
— Спасибо, — сказала я, — дальше я сама.
Он не ответил.
— Правда, — я попыталась улыбнуться, — я справлюсь.
Он чуть качнул головой, но не двинулся.
— Я подожду.
— Арагон, — я выдохнула его имя, — уйди, пожалуйста.
Он сделал шаг назад, но всё равно остался.
Опёрся плечом о скалу, скрестил руки.
— Кьяра, что я не видел? Мы с тобой в браке больше двадцати лет.
— Арагон! — возмутилась я.
— Я не могу уйти, — сказал он негромко.
— Почему? — спросила я.
— Потому что я уже видел, как ты исчезаешь. Если отвернусь — вдруг снова потеряю.
Я замолчала. Что-то в его голосе заставило сердце дрогнуть. Я повернулась к воде, присела на корточки и опустила ладонь.
Тепло окутало пальцы, пошёл лёгкий пар.
— Мне нужно смыть всё это, — сказала я. — Грязь, кровь.
— Смывай, — ответил он спокойно. — Я не трону тебя.
Я встала спиной к нему, медленно расстёгивая свою куртку.
— Ты ведь не уйдёшь, да? — спросила я.
— Нет, — просто ответил он.
— Тогда хотя бы не смотри, — попросила я.
— Я постараюсь, — сказал он, и в его голосе мелькнула тень улыбки.
Она соскользнула с моих плеч, но Арагон подошёл и подхватил ее.
Аккуратно сложил и положил на каменный выступ.
Я потянулась к рубашке, расстегнула все пуговицы, но не успела снять, он опередил меня.
Снял её с моих плеч — так мягко, так осторожно, что от одного этого движения кожа покрылась мурашками.
Он тоже аккуратно отложил рубашку рядом, к куртке.
Потом его пальцы нашли застёжку от моего кружевного бра на спине.
Я замерла, но он не торопился, будто ждал моего разрешения. Я только кивнула. Арагон расстегнул застёжку, и я сняла с себя лиф. Он взял его.
Он провёл по изгибу спины, не прикасаясь сильно, но так, что от этого почти не осталось воздуха в легких. А потом его ладони легли мне на талию, огладили живот и пупок.
Потом его пальцы скользнули к пуговице на моих брюках.
Одна, другая…
Ткань поддалась, и он осторожно потянул за пояс, помогая мне стянуть их вниз. Опустился позади меня на колени. Снял мои сапоги и брюки, потом оставшуюся часть белья.
Я почти не дышала. Всё внутри сжалось тугим узлом. Я была полностью обнажена.
Арагон не позволял себе ничего лишнего, как и обещал, только провел ладонями по бёдрам, по животу, а потом подтолкнул меня к воде.
— Иди, — тихо сказал он, — иди в воду.
Но я повернулась к нему. Встретила взгляд — горячий, тёмный, прожигающий насквозь. Его дыхание стало еще более тяжелым и глубоким, но я не сдвинулась.
Я расстегнула застёжку на его плаще.
Он не остановил.
Плащ скользнул на камень.
Потом я потянулась к застёжкам брони, одну за другой расстегнула. Сняла с его широких плеч. Грудь была перевязана бинтами, местами запёкшимися от крови.
Я потянулась к его ремню, смотря в черные, наполненные жаждой глаза, но он остановил меня, перехватил руки.
— Кьяра, — сказал он низко. — Я сам. Иди в воду.
— Что я там не видела, Арагон? — усмехнулась я. — За годы нашей совместной жизни, — вернула ему его же ответ.
Он улыбнулся краешком губы, и глухо, почти беззвучно выдохнул:
— Ведьма-а…
Я тоже улыбнулась уголками губ и отвернулась.
Подошла к краю источника, спустила в воду ноги, привыкая к температуре, а потом медленно опустилась в нее.
Тёплые волны сомкнулись вокруг тела, обволакивая кожу.
Я слышала, как позади меня Арагон снимает остатки одежды, но не оборачивалась.
Вода поднялась до груди, я немного отплыла к противоположной стороне.
Когда обернулась, он уже был в воде, по грудь. Я подплыла к нему.
Он протянул руку к мылу, а я, не дожидаясь, потянулась к его спутанным волосам, собранным в небрежный узел. Он молча подался ближе.
Я распустила волосы — они рассыпались по плечам. Он сделал тоже самое и расплёл мою косу.
Густой туман делал всё вокруг нереальным, будто мы оказались вне времени.
Он развернул меня к себе спиной.
Сам присел на каменный выступ в воде, так, чтобы не намочить бинты — хотя это было бессмысленно.
Положил руки мне на плечи, чуть надавил, направляя ниже, чтобы я погрузилась. Потом начал распутывать и намыливать мои волосы. Пахло кедром.
Он распутывал пряди за прядью, осторожно, словно боялся причинить боль.
Несколько раз омыл меня с головы до плеч, потом мыльными ладонями провёл по шее, по спине. На груди я остановила его руки — не позволила.
Мы и так шли по слишком тонкому мосту между тем, что можно, и тем, что нельзя.
Я повернулась к нему.
В его взгляде было столько жадного огня. Я подняла руки к его волосам — теперь моя очередь. Тот развернулся ко мне спиной, погрузившись в воду и оперившись на каменный выступ руками, он запрокинул голову назад.
Длинные, густые, спутанные волосы были такими же длинными, как у меня. Я неторопливо вымывала их, разделяя прядь за прядью, чувствуя, как его дыхание становится неровным.
Он едва заметно вздрагивал, сжимал пальцами каменный край, напрягался всем телом.
Но держал себя в руках.
Я положила мыло рядом с ним и начала смывать остатки пены с его спины.
Пальцы скользили по шрамам — старым, новым, пересекающим кожу.
Их было так много, что сердце сжималось от боли.
Потом я повернула его к себе. Его глаза были чёрными, полными сдержанного желания. Грудь тяжело вздымалась.
Я сняла повязку, обмыла рану, огладила мыльными руками его плечи и живот.
— Дальше я сам, — сказал он тихо, почти шёпотом.
— Конечно.
Я закончила и первой выбралась из воды.
Кожа покрылась гусиной кожей от холодного воздуха.
Он тут же сказал:
— В рюкзаке есть ткань. И чистая одежда для тебя.
Я удивлённо подняла голову. Думала, придётся снова надевать грязное.
Но Арагон позаботился обо всём, пока я спала.
Я взяла одежду и завернулась в тёплую ткань.
Смотрела, как Арагон заканчивает омовение.
Это было завораживающее зрелище.
Вода струилась по его телу, по плечам, по груди, стекала по шрамам, по тем самым линиям, что хранили следы войн.
Его тело — мощное, закалённое, сотнями боев притягивало взгляд.
Даже шрамы не портили его.
Они, наоборот, шли ему — придавали суровость, силу, неукротимость.
Только один шрам пугал — тот самый, что проходил прямо у сердца.
Тот, который почти лишил его жизни.
— Ты изменил после этого ранения? — спросила я тихо, не сразу решаясь поднять взгляд.
Арагон замер, стоял по пояс в воде.
Он долго смотрел на меня, закутанную по грудь в ткань, сидящую на камне у источника.
— Да, — произнёс он наконец.
Потом мы собрались и добрались до стоянки. Воздух там был прохладнее, и запах дыма от костра тянулся по ветру. Этьен и Ройберг уже приготовили ужин — простой, но сытный. Много мяса и каши.
Кошка сидела рядом с костром, грея лапы, а котёнок спал, свернувшись клубком у ног Алекса.
Лири разливала по чашам травяной отвар, тихо переговариваясь с лордом Соем.
Я подошла к Арагону.
Он снял чистую рубашку, и я снова принялась перевязывать его рану.
Ткань была пропитана настоем трав, запах горечи и хвои заполнил воздух.
Он сидел молча, чуть склонив голову, и позволял мне работать.
Когда закончила, он тихо сказал:
— Спасибо.
Я только кивнула.
Потом прошла вдоль ряда, проверила других раненых — Дианта, Ройберга, Алекса, который упрямо уверял, что всё в порядке. Спросила нужна ли помощь воинам Арагона. Парни мне постоянно вежливо кланялись. И это было ужасно неловко.
Нуждающимся я смазала раны, каждому из отряда дала по глотку укрепляющего зелья.
Я сделала себе пометку на обратной дороге собрать больше трав.
Некоторые из них встречались только здесь, между гор, и обладали редкой силой.
Так я и уснула — под треск костра, запах дыма на плаще.
Я проснулась на рассвете. Воины уже собирались в путь. Я лежала, завернувшись в плащ. Пошевелилась и сразу почувствовала — он рядом.
Арагон не спал. Сидел чуть в стороне, но протяни руку и можно было коснуться его бедра.
Он, казалось, вглядывался куда-то вдаль. Но услышал меня и обернулся.
Мы осмотрели друг друга по привычке. Удостоверились, что с нами все в порядке. Заботу друг о друге не так просто изжить из себя за более чем двадцать лет брака.
Потом он подал мне завтрак: разогретую кашу и чашку чая.
Мы выдвинулись в путь. В ближайшей деревне сняли лошадей и продолжили свой путь на перегонки со временем. Останавливались лишь для быстрого перекуса и кратковременного сна. Арагон оберегал меня. Не отходил. Лишь на небольших стоянках, когда он уходил отправить письмо, за мной присматривали его люди.
Казалось, что меня берегут даже больше самого генерала. Такое рвение его воинов немного настораживало.
Ходить с конвоем по кустам было не слишком комфортно.
Я пробовала поговорить с Арагоном, чтобы он приказал им перестать быть такими навязчивыми, но тот лишь пожал плечами и сказал, что не приказывал воинам охранять меня так усердно — это их собственная инициатива.
Улыбался, но ни слова больше не говорил.
И только когда я рассердилась на четвёртый день пути, а Арагон покинул стоянку, я схватила Этьена за руку, отведя его подальше. Но заметила, что воины мгновенно насторожились, переглянулись и быстро определили, кто идет за мной.
— Этьен, в чём дело? Арагон не отдавал вам приказ ходить за мной хвостом. Я не могу даже собрать травы — воины следят за каждым моим шагом, повторяют за мной и вытоптали уже половину зарослей! И вот сейчас мужа нет, а они не спускают с меня глаз! — я махнула рукой в сторону трёх военных, стоявших всего в пяти шагах от нас.
Этьен обернулся, махнул им рукой, но те даже не двинулись.
— Леди Дрэдмор, — спокойно сказал он. — Им не нужен приказ. Каждый из нас будет охранять вашу жизнь. Вам придётся смириться.
Я нахмурилась, уже открывая рот, чтобы возразить, но он опередил меня:
— Всё просто, — пояснил личный адъютант Арагона. — Генерал хранит наши жизни на войне, а вы — наши семьи в герцогстве. Вы помогаете нашим женщинам и матерям, пока нас нет. Вас будут охранять лучше императрицы. Только благодаря вам, мы знаем, что наши семьи ни в чем не нуждаются.
— Но…
Этьен сразу понял, что я хотела сказать.
— О той забудьте. Признаться, если бы не генерал и его строгий запрет, она бы до вашего дома не доехала — свернула бы себе шею раньше, упав с лошади.
Я была ошеломлена категоричным ответом Этьена. Я замолчала.
Больше я эту тему не поднимала.
В наше герцогство мы прибыли в окружении отряда Арагона из двадцати воинов. До дома оставалось рукой подать.
Стоило нам только галопом приблизиться к воротам, как они распахнулись почти мгновенно.
Откуда-то внутри у меня мелькнуло чувство, что военных на территории нашего особняка стало в разы больше.
И ведь не показалось — их действительно стало больше, чем прежде, даже по сравнению с тем, как мы покидали герцогство.
Воины стояли вдоль дорожки, по обе стороны, кто-то на башнях, кто-то у ворот. Смеркалось. Повсюду были зажжены магические огни.
Я заметила, что все воины в броне. Воздух звенел от напряжения.
Наше возвращение было замечено задолго до того, как мы достигли поместья. Мы остановились почти у самого крыльца.
Арагон первым спешился с лошади, легко, будто и не был ранен.
За ним — Алекс. Он держал поводья, но его взгляд был усталым, и я заметила, как едва заметно дрогнула рука.
Лири сидела прямо, но голову опустила, пряча лицо под капюшоном. Тонкие когтистые пальцы сжали край плаща, она потянула его вниз, полностью скрыв черты.
Я не успела даже вдохнуть полной грудью воздух родного двора, как рядом оказался Арагон. Он подал мне руку и помог спуститься с лошади.
Пахло дымом от костра и моими цветами, что я лично садила в палисадниках.
К нам тут же подошли офицеры.
Арагон перешёл на короткие, резкие фразы, отдавая распоряжения, но не отпускал меня из вида. Я подошла к Лири.
Она всё ещё не двигалась, будто приросла к седлу.
— Лири, — сказала я мягко, — я уже говорила тебе, всё будет хорошо. Не волнуйся. Спускайся.
— Лири. Никто тебя тут не тронет. Я не позволю, — он потянул ее вниз из седла.
Она гибкой тенью соскользнула в его объятия. Было видно, что ее потряхивает.
— Моя пугливая, змейка, — услышала я, как Алекс прошептал ей, и задрав капюшон, оставил поцелуй на лбу, но Лири тут же снова нацепила на себя его, спрятавшись.
Мне было жаль девочку. Так хотелось ей помочь.
Алекс, даже не смотря на то, что был без ноги, крепко держал Лири.
Она тихо выдохнула, опираясь на него. Тонкая лента языка показалась из-за капюшона. А потом она прикрыла рот рукой.
Один из солдат тут же подал Алексу костыль.
Тот благодарно кивнул. Мы двинулись к крыльцу вместе.
Лошадей забрали в конюшню.
По двору пробежала стайка слуг — кто с ведром, кто с тряпками, кто просто с испуганными глазами.
Двор ожил. Мы шли по гравийной дорожке, я рядом с Лири и Алексом, чуть позади Арагон, Этьен и пара его офицеров, докладывавшие о новостях.
Они продолжали обмениваться короткими докладами.
Я краем глаза считала людей во дворе и мысленно отмечала, что делать завтра утром.
Двери распахнулись резко.
Как я могла забыть…
На пороге стояла Луиза.
Бежевое платье подчёркивало округлившийся живот — теперь уже заметно больше, чем неделю назад.
Она носила ребёнка дракона, потому и плод был большим и живот рос быстро.
Луиза шагнула вперёд, хотела броситься в объятия Арагона и вдруг замерла.
Её лицо побледнело, глаза расширились, губы дрогнули. Она пошатнулась.
Сделала шаг назад вглубь дома. Еще один и еще один.
Я сначала подумала, что причина — Лири. Та заметила необычную внешность девушки, но… та была прикрыта с головы до ног, лицо спрятано, плащ плотный, не выдавал ни чешуи, ни рожек, ни узких зрачков глаз.
Я заметила, как взгляд походно-полевой жены Арагона остекленел. Она словно увидела призрака.
Луиза снова попятилась, едва не оступившись. Но тут ее подхватила под локоть моя экономка.
— Леди, стойте твёрдо на ногах, — сказала она строго, удерживая её. — Вы носите ребёнка.
Сама не заметила, как Арагон оказался передо мной, словно снова хотел спрятать меня от опасности.
Смешно.
Что мне могла сделать беременная девица, младше меня лет на двадцать?
Разве что мозолить глаза изменой моего мужа.
И тут всё навалилось разом — и усталость, и это ходячее напоминание предательства, и осознание, что я не смогу покинуть этот дом. Потому что сейчас мы стоим на пороге войны с Императором. И мне придётся действительно всё это тянуть на себе, когда муж отправиться обратно в другой мир.
Я просто не смогу всех бросить.
А ещё — наш развод…
На какое-то время мы с Арагоном будто забыли о нём. Позабыли о том, что дома его беременная девица, которой удалось залететь с первого раза.
Представляя меня, думая обо мне, он переспал с ней.
Еще пару минут назад мы были заодно, плечом к плечу. А теперь…
И Алекс... мы так ему и не рассказали о нас. Да, Арагон уже поставил меня в известность о своём желании добиться меня снова, загладить вину.
Но… я ведь ещё ничего не решила.
Арагон говорил об этом спокойно, уверенно — так, как всегда говорит генерал, привыкший брать крепости, а не ждать, пока они сами откроют ворота. Я знаю, насколько он серьёзен. Знаю, что если Арагон чего-то хочет, он не сдастся, будет с драконьей упрямостью добиваться.
Даже если между нами больше нет истинной связи. Он уже поставил перед фактом, что я все равно его женщина. А ведь когда-то я хотела проверить истинность его чувств. Посмотреть, что бы было, если бы мы не были истинными.
И вот, наконец, получила ответ.
Ничего бы не изменилось.
Арагон не изменил бы своего решения.
Он всё равно выбрал бы меня.
Арагон действительно не остановится. Даже без связи, без уз, без права называться моим мужем. Он всё равно будет идти за мной — как на войне, пока не победит.
Сложная ситуация…
И только одного я не ожидала, что первым заговорит мой сын.
— Эшли?
— Эшли… — проговорил мой сын. — Что ты тут делаешь?
Я перевела взгляд на Луизу. Хотелось выдохнуть и не получалось. Из груди вырвался нервный смешок.
— Так это ты, дрянь, столкнула моего сына в Бездну. А потом легла под моего мужа.
— Не понял, — нахмурился сын.
— Мы с твоим отцом из-за нее разводимся, — указала рукой на предприимчивую девицу.
Потом посмотрела на её живот. Ещё один смешок — такой же нервный и рваный вырвался из меня.
— Оставьте доклад на потом, — отозвался Арагон своим офицерам, не оборачиваясь, и те покинули нас, закрыв за собой дверь.
Я повернулась в сторону наших растерянных гостей. Так сначала дела, потом выяснение отношений. Мне надо немного времени, чтобы прийти в себя.
И пока все мерились взглядами, стараясь осознать всю ту странную, отвратительную ситуацию, в которой мы оказались, я первой нарушила тишину.
Повернулась к экономке, и почти ровным голосом приказала:
— Лорд Сой, проходите. Герта, подготовь, пожалуйста, комнаты для наших гостей. И обеспечь всем необходимым, — сказала я. — Будь особенно внимательна и сдержанна. И прикажи накрыть ужин.
— Конечно, леди.
Герта не выдержала, хотя обычно всегда была сдержанной и чопорной, отошла от Эшли-Луизы и подошла ко мне, чтобы обнять. А потом — Алекса.
— Тише, Герта. Всё хорошо, — сказал он хрипло, обнимая её в ответ.
— Лорд… как же… — губы у Герты дрогнули. — Нам сказали, что вы погибли. Мы уже… и оплакали. Такое счастье, что это неправда. — Она оборвала себя, вытерла слёзы тыльной стороной ладони и закивала, беря себя в руки. — Простите, леди. Я всё поняла.
— А можно мне немного передохнуть с дороги? — тихо спросил лорд Сой.
Я благодарно кивнула. Он понял, что нас стоит оставить одних.
Герта тут же подошла к пожилому мужчине, который кутался в плащ.
— Я тоже сразу бы привела себя в порядок, — добавила Лири, тоже хотела уйти.
— Пойдём с нами, — произнесла я мягко.
То, что сын настроен серьезно по отношению к Лири было понятно. Да и он сам на одной из стоянок честно в этом признался.
Его не пугали её «особенности» — чешуйки, рожки, змеиная грация движений. Он смотрел на неё с теплом и любовью. А для меня главное, чтобы он был счастлив. А то, что он человек слова, я знала.
Пусть Лири тоже обо всем услышит из первых уст.
Из кухни показалась Алора. Наша служанка. У нее отец погиб на фронте пять лет назад. Я взяла ее к нам в особняк. Хорошая и старательная девочка. Год назад вышла замуж за молодого садовника.
— Алора, накорми кошку мясом и дай воды.
Кошка облизнулась.
— Конечно, леди.
Она присела. Лири опустила котенка, которого держала под плащом, кошка подхватила его в зубы и потрусила за служанкой.
— Давайте поговорим в гостиной, — произнесла я и первой пошла туда.
Луиза не знала куда себя деть. Только таращилась на мрачного Алекса. Его глаза понемногу начали сиять зеленым. Он едва сдерживался.
Арагон сжал локоть Луизы-Эшли и протащил до кресла в гостиной. Усадил ее туда.
Я остановились у горящего камина.
Арагон сел напротив, чуть поодаль, так, чтобы видеть её и нас всех сразу. Алекс занял диван вместе с нерешительной Лири. Я подойдя ближе, легко перехватила край её плаща.
— Снимай. Не волнуйся, — сказала я тихо.
Лири медленно опустила капюшон. Свет камина выхватил её черты — тонкое лицо, мерцающие чешуйки на скуле, длинные косы с деревянными подвесками.
И Луиза закричала, прикрывая руками лицом и распахнула в еще большем испуге лицо.
— Молчать, — властно и громко произнёс Арагон. Та подавилась следующим криком. — В твоих интересах сейчас рассказать всё. Медленно. Основательно. Не забыв ни одной детали.
Он протянул мне руку. Я положила плащ на край софы и подошла к мужу. Тот встал, уступил мне место. Встал позади меня.
— Ты мне ничего не сделаешь! — сорвалась она и завизжала. — Я ношу твоего внука! Я беременна!
— Сейчас, может быть, и не сделаю, — ответил он холодно.
— Нет! Я требую магической клятвы! Я ничего не буду говорить, пока её не услышу!
— Девочка, — медленно произнёс Арагон, — Ты сейчас не в тех условиях, чтобы что-то требовать от меня.
Я видела, как на дне его глаз сверкнуло янтарём. Может быть, дракон все же вернется. Или мне просто хотелось в это верить.
— Итак, — сказал Арагон. В комнате стало тише. — Начинай с того момента, как ты столкнула моего сына в портал.
Луиза-Эшли сглотнула.
Мы услышали скрежет когтей по паркету. Я повернула голову в сторону двери и увидела, как кошка, ловко нажав лапами на ручку, открыла её. Спрыгнула на пол с полотна, мягко, как тень.
Я только вздохнула. Придётся менять двери. Или просто смириться. Потому что под когтями нашего нового домашнего животного не останется ничего — ни редкого паркета из заанского дуба, ни дорогих дверей из чёрного мардая.
Она, как ни в чём не бывало, подхватила своего котёнка в зубы и, подошла к нам. Аккуратно положила малыша на колени Алексу.
Крошечный комочек узнал его и радостно заурчал. Я заметила, что зелёный отсвет в глазах сына, который порой вспыхивал при всплесках магии, стал гаснуть. Котёнок довольно потянулся, ткнулся ему в ладонь и замурлыкал.
Интересное наблюдение. Очень. Связь между ними оказалась глубже, чем я думала. Выходит, этот зверёныш способен поглощать магию Алекса, уравновешивать её. Магический симбиоз. Ведьмак и его фамильяр.
Любопытно. И тревожно.
Сама кошка между тем устроилась у моих ног, рядом с креслом, вытянулась и уставилась прямо в глаза Луизе — Эшли.
В её зеленых глазах вспыхнуло что-то дикое.
Луиза побледнела, съёжилась в кресле, а кошка, будто нарочно, приподнялась на лапах, оскалилась и зарычала низко, угрожающе.
Волосы на руках Луизы встали дыбом, она вжалась в спинку кресла так, будто хотела стать с ним единым целым.
— Луиза, — тихо, но опасно произнёс муж.
— Что я должна рассказать? Вы и так уже сложили два и два! — завизжала она. — Вы же всё уже поняли!
Она тряслась от страха, но всё равно показывала зубы, злилась, будто готова была броситься, как загнанный зверёк, которому уже нечего терять.
— Денег я захотела! — выпалила наконец. — Вот что! Мне обещали столько, что я бы могла жить в довольстве, не поднимая рук, не вынося утки, не бинтуя, не обмывая, не терпя вонь лазарета! Я устала!
— Кто обещал? — холодно спросил Арагон. — Император?
— Его советник… ну да, и сам император тоже. Они поручили мне Алекса.
Я почувствовала, как воздух в комнате будто стал гуще. Глаза сына чёрные, как ночь. В них была только ярость и боль.
Лири сжала его локоть, крепко, до побелевших костяшек. Но он не шелохнулся. Просто сидел, прожигая Луизу взглядом.
Котёнок тихо урчал у него на коленях, как будто пытался унять бурю внутри. Кошка подняла голову, настороженно посмотрела на сына, потом снова улеглась у моих ног, свернувшись в тугой клубок.
Я видела, как вздымалась грудь Алекса, как вены вздулись на руках. Он едва держался. Внутри него был ураган чувств. Он ведь любил её.
Любил искренне, по-настоящему. Погибал ради неё.
Думал, что успеет спасти, что она ждёт ребёнка и нужно лишь продержаться чуть-чуть. А она столкнула его.
— Мне поставили задачу, — продолжила Луиза, цедя каждое слово, — я должна была окрутить Алекса. Но сразу предупредили — с ним будет сложно.
— Почему? — спросил Арагон, и голос его стал ледяным.
— Потому что вы… оба… — она усмехнулась, криво, почти с ненавистью, — одинаковые. Правильные до тошноты. Честные. Сильные. Богатые.
Мне сказали, что если я захочу, чтобы Алекс хоть раз на меня посмотрел, придётся постараться.
А он… он ведь не просто мужчина. Так похож на тебя, Арагон. Ему нужно любить, по-настоящему, всем сердцем, иначе ничего не выйдет. Он даже не стал со мной спать, пока я не постаралась его зацепить и пока тот не полюбил.
Всё было бы проще, если бы он просто переспал со мной. Я бы забеременела и исчезла. Но нет… мне пришлось быть рядом, строить из себя ту, кто заботится, кто лечит. Играть роль.
Я почувствовала, как у меня похолодели пальцы.
— Зачем тебе нужна была беременность? — спросила я, но мой голос был ровным, почти бесстрастным.
— А это не ясно? — Луиза вскинула подбородок. — Алекса заранее приговорили. Он был обречён. Мне нужно было только забеременеть. Всё остальное сделали бы другие. Портал… это просто совпадение, удачное стечение обстоятельств. Да и какой из него мужик теперь? Без ноги, калека, инвалид. Не военный. Я ему одолжение хотела сделать.
— Что с ребёнком? — голос мужа был тих, но я знала этот тон — перед бурей.
— Я должна была родить и отдать его императору. А потом исчезнуть. Чтобы обо мне забыли. Но потом выяснилось, что я нужна ещё. Что должна послужить императору вновь. Потому что, — она прожгла меня взглядом, — не так-то просто заманить тебя, Арагон. Тебя пришлось опоить, одурманить. И даже это сработало только тогда, когда ты был ранен, истощён, когда твой дракон был полумёртвый. Только тогда я смогла добраться до тебя.
В комнате стало совсем тихо. Только потрескивали дрова.
— Что хотел император? — спросил Арагон.
— Я не знаю, — прошептала она. — Он забирает наследников. Платит за них огромные деньги. Я просто… просто была сосудом.
Она посмотрела на нас — глаза стеклянные, голос хриплый:
— Разбирайтесь сами. Меня интересует одно — что будет со мной.
Я долго молчала. В комнате пахло смолой и страхом.
Кошка у моих ног зарычала тихо, будто отвечая за всех нас. Алекс опустил голову, пальцы вцепились в колени.
Арагон сидел неподвижно, но я знала — внутри него сейчас бушует пламя. Его не было видно, но я чувствовала его жар.
— И где только таких беспринципных тварей находят? — спросила я холодно, не повышая голоса.
Луиза, побледнев, но упрямо вскинула подбородок. Глаза блестели — не от слёз, от злости.
— Да что ты понимаешь, — выплюнула она, — та, которая замужем за генералом, живёт всегда в достатке, с деньгами, не знает ни холода, ни бедности, ни голода… тебе этого никогда не понять!
А я — с детства... знаю, что такое лишения. Нас в семье было шестеро.
Отец сбежал, мать спилась. Сначала хоть работала, потом перестала. Вернее, как — «работала»… спала с мужиками. Но те не только не оставляли денег, ещё и съедали всё, что было в доме.
Она судорожно втянула воздух, голос стал хриплым, надорванным:
— Ты же не знаешь, каково это — идти в лес и собирать всякие грибы, ягоды, корни… просто чтобы хоть что-то поесть. У меня на руках умер старший брат. Потом младшая сестра. Из нас шестерых вообще живая осталась только я. Остальные сгинули на этой чёртовой войне. Мать — пьяница и проститутка. Да я только и мечтала, как вырвусь из этого болота.
Чтобы тоже ходить в красивых платьях, есть нормальную еду, не мерзнуть, не бояться.
Она откинулась на спинку кресла, глядя на меня снизу вверх, почти вызывающе.
— Откуда у тебя деньги на учёбу, целительница? — спросила я.
— Император, — выпалила она. — Император подыскивает целительниц, обучает их за свой счёт. Вот кто протянул мне руку помощи. Вот кто помог мне выжить. Ясно?!
— Ненавижу вас всех. Бездновы жирующие аристократишки. Мне нужно только одно — знать, что будет со мной дальше.
Луиза сложила руки на груди.
— Я буду с вами торговаться. Я целительница. Я могу лечить себя, а могу — сбросить плод. Выбирайте. Я рожаю вам вашего внука и ухожу. Но вы мне заплатите. А если не согласны — никто не родится.
— Ну, живой в таком случае ты отсюда не выйдешь, — тихо произнёс Арагон, и от его голоса по коже пробежал холодок.
— А какая, к чёрту, жизнь? — хрипло засмеялась Луиза. — Это будет не жизнь, если у меня не будет денег. Император мне ничего не даст, потому что я не принесла ему ребёнка. Так что договариваться мне остаётся только с вами.
Я сжала пальцы, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь.
— Зачем императору был нужен Арагон? — спросила я.
Луиза дернулась, потом вскинула взгляд на Арагона, и я уловила в нём смесь страха и злорадства.
— Да. На тебя тоже был заказ, — произнесла она, глядя прямо в глаза мужу. — Мне нужно было ослабить тебя. Постепенно. Подливать яд, разъедать изнутри, отлучить тебя от семьи, держать подальше от истинной пары. Чтобы ты терял силу. Чтобы ящер твой слабел.
Она усмехнулась — устало, горько, будто уже всё равно:
— Император тебя боится, генерал. Слишком сильный. Слишком независимый. Слишком много людей тебе верят. А это — опасно.
Я почувствовала, как во мне всё похолодело. Воздух стал густым, тяжёлым, будто на комнату опустился невидимый купол. Лишь пламя в камине трепетало, бросая красные отблески на стены.
Котёнок у Алекса шевельнулся, тихо мяукнул, будто чувствуя, что в воздухе витает нечто страшное. Арагон стоял неподвижно. Тень от огня резала его лицо, высвечивая линии усталости, сдержанного гнева и той боли, которую он не позволял себе показать.
Я знала — внутри него сейчас бушует буря.
И впервые за долгое время мне стало по-настоящему страшно.
— Так что скажите на мое предложение? — нервно переспросила Луиза. — Вас оно устраивает, а?
— То есть ты даже не могла и помыслить, что в бедности, в тяжёлом положении твоего народа, в отсутствии помощи таким женщинам как твоя мать, многодетным, брошенным мужьями, — может быть виноват сам император? — спросила я, не отводя взгляда. — Или ты думаешь, что твоя семья — единственная? Нет. Их много по всей империи. Идёт война: многие мужчины гибнут — братья, отцы. Твоему императору на это, по большому счёту, плевать.
Я сделала паузу.
— Хорошо, — продолжила я, — почему твоя мать не смогла узнать о тех графствах, герцогствах, баронствах, где дают пособия? Где могли бы ей предоставить хоть какую-то посильную работу, платить за неё, и дети бы не нуждались в хлебе? Самый лёгкий путь — пойти «на панель», пить, ничего не делать, сложить руки. И ты тоже захотела лёгкой жизни.
Луиза вскинула подбородок и хотела возразить, но я не отступала:
— Я не буду стыдиться того, что родилась аристократкой. Никто из присутствующих этого не стыдится. Но это не значит, что мы не работаем, не стремимся, чтобы люди, за кого мы отвечаем, жили тоже в достатке. Быть аристократом — не значит вести праздный образ жизни. Это — ответственность за тех, кто живёт на твоих землях. Это взаимовыгодные отношения.
По глазами видела, что плевать ей на мои слова.
— Но ты, Луиза, не могла даже подумать об этом, — выговаривала я. — Тебе было проще ничего не делать. Скажи: ты хоть задавалась вопросом, что будет с ребёнком, которого ты родишь и отдашь императору? Что он будет вкладывать ему в голову? Как он будет его воспитывать? Ты думала об этом? Ты же мать!
Луиза лишь фыркнула. Думать это не про нее. Слепая, тупая любовь к императору, который не дал ей ничего, кроме одного маленького шанса: родить и получать деньги за одно «услугу». Её интересовали только деньги, и ничто больше.
Муж сжал мое плечо. Я замолчала. Его голос был тихим, но суровым.
— Моё решение будет таким: ты будешь жить в поместье, пока не родишь. Дальнейшая твоя судьба будет решаться уже после. Если ты вздумаешь навредить ребёнку, — продолжил Арагон, пригвоздив её словами, — не думай, что твоя смерть будет лёгкой и быстрой. Я позабочусь о том, чтобы каждую секунду твоей долгой жизни ты вспоминала то, что ты сделала.
Когда воины выводили Луизу из гостиной, она, проходя мимо, прошипела мне в лицо:
— Мучайся. Я никогда тебе не скажу, спали ли мы с твоим мужем. Пусть у тебя всё будет так же хреново, как у меня.
Я ответила за нее:
— А я знаю, что ты не спала с Арагоном, так что можешь захлебнуться собственной желчью.
— Что? — вскричала она. — Это враньё! Он спал со мной!
— Ты же не хочешь быть похожа на свою мать? — усмехнулась я. — Презираешь её, да? Ты судила её за то, что она спала с мужиками. И вон ты — такая же, только с расчётом, что за ночь брала больше.
— Нет, я не похожа на свою мать! — закричала она в руках воинов. Это была ее больная тема. Слабое место. Нужно было только немного надавить и вскроется нарыв.
— Похожа, похожа, — ответила я, — Ты спала за деньги.
— Нет, я… — запнулась она, — я спала только с Алексом. Я была невинна. Я не как моя мать!
— Вот ты и ответила на мой вопрос, — произнесла я холодно, не повышая голоса. — Ты опаивала Арагона долгое время. Медленно, исподволь, пока яд не стал частью его крови. А потом, когда он был слишком ослаблен, когда разум его путался от боли и агонии, из-за смертельно ранения — подлила ещё гадости и просто легла рядом.
Я шагнула ближе, глядя прямо ей в глаза.
— Остальное уже было горячечным бредом измождённого, обожжённого войной разума моего мужа. Галлюцинацией.
Крик Луизы-Эшли, сквернословие и обвинения разнеслись на весь дом. Вскоре её увели в комнату на первом этаже. Теперь она будет перемещаться по поместью только с охраной и в ограниченное время.
Арагон стоял рядом. Лицо его было каменным. Ни тени выражения, только холодная сдержанность. Но я видела, как заходили у него желваки, как побелели пальцы, сжатые в кулак.
Одна ложь отравила всю нашу жизнь.
— Я хочу принять ванну, — устало сказала я.
С этими словами я вышла из гостиной.
Атмосфера там была тяжелой. Я шла медленно, чувствуя, как под подошвами мягко поскрипывает паркет, и только отголоски голосов за спиной напоминали, что всё это было взаправду, а не дурным сном.
Мне было тяжело подниматься на второй этаж.
Драконьи боги, как же я устала: сколько всего навалилось! Выяснилось так много.
Правда была шокирующей. Муж не изменял, но это как-то прошло мимо. Гораздо сильнее меня тяготило противостояние с императором. Вот оно занимало все мои мысли. А с остальным можно разобраться.
Из моей комнаты вышла служанка. Она поклонилась.
— Леди, я поменяла белье.
— Хорошо и, Биатрис, отправляйся немедленно в деревню к знахарке. Выкупи у нее все травы, особенно самые редкие. Мне нужны все запасы. Пробегись по всем травницам нашего герцогства. Можешь взять помощников. Срочно доставляй небольшими партиями ко мне в лабораторию, в подвал.
— Да, леди, — ответила она, и закивала головой.
— Разнесите всем еду по комнатам. Мы слишком устали, чтобы ещё спускаться вниз.
— Всё будет сделано, леди, — поклонилась она.
— Не забудь подать одежду лорду Сою и Лири, девушке, что с Алексом.
— Конечно, леди. Мы все сделаем.
— Беги.
Я отпустила служанку. Вошла в свою спальню. Здесь всё было как будто я только что покинула поместье: экономка следила за порядком. Судя по тому, что не было ни единой чужой вещи и ни единого постороннего запаха, она держала хозяйство в идеальном состоянии. Никакая Луиза, не смогла занять мою комнату. Мои слуги были мне верны.
Я миновала гостиную, но когда я вошла в спальню, замерла на долю секунды, смотря на закрытую дверь в спальню Арагона.
Качнула головой. Не хочу ни о чем думать.
Я пошла в ванную, хотела как следует помыться, прежде чем мне привезут первую партию трав, и я начну готовить зелье.
Скрываться теперь не было смысла: наоборот, всё теперь зависело от тех лекарств, которые я приготовлю, от того, насколько сильными и мощными они будут.
Арагон не обсуждал это со мной, впрочем, и так было ясно, что он вскоре отправится обратно в другой мир.
Я разделась, бросила одежду на плитку, включила воду, добавила лавандового масла, легла и прикрыла глаза. Вода уже дошла до груди. Я просто лежала, дала себе время на отдых.
По моим скромным подсчетам, провела я здесь пару часов. Несколько раз наполняла ванну горячей водой.
Потом начала приводить себя в порядок. Волосы волной спадали по плечам. Я надела чистое бельё — шелковое, кружевное — и такой же шелковый бежевый халат.
Вернулась в спальню. Прошла в гостиную. На столе было накрыто на двоих, а в кресле сидел с влажными распущенными волосами Арагон. Он был в шелковой чёрной рубашке, расстёгнутой до половины груди, в шелковых брюках и босой.
— Ты разделишь со мной ужин? — спросил он. Я утвердительно качнула головой.
Мы сели за небольшой столик, который стоял прямо в гостиной. Когда закончили Арагон сказал:
— Мне нужно будет покинуть поместье к следующему вечеру. Нет возможности больше ждать. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы были в другом мире, и Нормийский скоро поднимет тревогу. Я не отправил ему весть, что ищу тебя… есть ещё несколько дней, чтобы потянуть время, чтобы он думал, что мы с тобой разминулись в пути, и что каждый переживает горе потери сына по-своему. Но вскоре он начнёт задаваться вопросом, почему я не явился сам к нему искать свою жену, и то, до чего он может дойти в своих измышлениях, может помешать нам. Я не хочу, чтобы он или император открыли прорыв на моём рубеже, желая отвлечь меня. Нужно действовать на опережение. Я отдал приказ. Все мои воины прибудут к утру. Половина пойдёт со мной, половина останется охранять тебя и поместье.
— Ты сказал им, что они могут потерять дракона? — спросила я.
— Да, я сказал. Те, кто согласен пойдут, — ответил он.
Я отложила приборы и посмотрела на Арагона. Он смотрел на меня, не отводя глаз.
— Я думаю, твой дракон вернётся, — сказала я. — Я видела его сегодня, его слабый след. Не знаю, сколько времени это займёт, но не думаю, что всё фатально.
— Об этом я сейчас не думаю, — ответил он. — Нужно успеть сделать так много.
— Нужно успеть не сделать так много — нужно вернуться живым, — тихо сказала я.
— Я буду стараться, — ответил он.
— Мне скоро принесут травы, — добавила я. — Я займусь приготовлением зелий — теперь ведь нет смысла скрываться.
— Наоборот. Я бы попросил, чтобы ты сделала их настолько сильными, насколько сможешь.
Я устало улыбнулась.
— Конечно, это не обсуждается. Еще я хочу попробовать вылечить лорда Соя и Лири, — проговорила я. — Она говорила, что целители маскировали следы мутации на телах. Значит, эту мутацию действительно можно вытянуть из тела.
— Все ресурсы нашей семьи в твоём распоряжении, — сказал Арагон. — Ты ведь это знаешь.
— Знаю.
— Я хотел бы попросить тебя… — начал он.
— О чём же? — спросила я.
— Скоро в поместье будут пребывать лорды. Обеспечь, пожалуйста, их всем необходимым.
— Какие лорды? — уточнила я.
— Отец Ройберга и другие. Я думаю, найдётся очень много людей, несогласных с режимом императора. Союзники нам нужны. Я написал всем тем лордам, которые навещали меня перед моим отбытием на границу.
— Так они уже тогда хотели переманить тебя на свою сторону? — спросила я.
— Да. Но сейчас я готов дать им ответ: мы будем сражаться до последнего. То, что творит император, — противоестественно и бесчеловечно.
— Как ты планируешь добраться портала? — спросила я.
— На драконах. Ночь будет скрывать нас. У меня есть карта, где находятся рудники, и есть план.
— А что с Алексом?
— Алекс останется здесь, — сказал Арагон. — Он будет оборонять герцогство. И нужно связаться с артефактором, чтобы тот изготовил ему «ногу».
— Я об этом уже думала, — сказала я. — Я сделаю всё возможное не только для сына, но и для других таких же мужчин.
Арагон качнул согласно головой. Мы разделяли с ним одну и ту же позицию, одни взгляды на жизнь. Мы вообще были словно одно целое. Просто в какой-то момент третья сторона решила, что нам нельзя быть и нашу пару надо разрушить, и сделала для этого всё возможное — пошла на хитроумные уловки, на запретные зелья.
— Могу я до тебя дотронуться, Кьяра? — хрипло спросил Арагон и протянул руку, чтобы я вложила в его ладонь свою.
Я протянула руку Арагону через стол.
Он перехватил мой кулак, разжал ладонь, потянулся и оставил на ней лёгкий поцелуй. Потом потянул руку к себе. Он смотрел в мои глаза, я смотрела на него — и мы не могли оторваться.
Почему-то я видела в его взгляде прощание. Желание идти до конца, любой ценой.
Мне кажется, именно сейчас произошла наша настоящая встреча — спустя три года. И не было больше той самой Луизы-Эшли, не было мира с неживыми, мерзавца-императора, не было никого.
Был только он, мой генерал, — вернувшийся впервые с фронта. Был только этот ужин, впервые за долгое время.
Он потянул мою руку к себе. Я встала. Он отодвинулся из-за стола, снова потянул меня ближе, расставил ноги — я оказалась между ними. Он смотрел на меня снизу вверх, и мне вдруг показалось, что он прощается. Я прикусила губу, чтобы не расплакаться.
— Я так люблю тебя, — выдохнул он. — Кьяра… Прости меня. За всё. Что допустил своё отравление. Что даже подумать об этом не мог. Прости, что привёл её в наш дом. Я хотел, чтобы ты бросила меня, наорала, накричала… и вместе с тем не хотел этого. Не хотел отпускать. Хотел, эгоистично, чтобы ты осталась рядом. Я подыхал и возрождался вновь, и был бы рад даже твоей ненависти, твоей злости… но ты собралась молча уйти. Я не могу без тебя.
Я молчала, а потом шепотом произнесла:
— Есть один обряд. Согласен ли ты на него? Он свяжет…
— Можешь не объяснять. Я согласен на всё. Лишь бы только ты простила.
— Будет больно.
— Точно не больнее, чем сейчас. Я хочу, чтобы ты забыла обо всем. Хочу, чтобы мы начали все сначала.
— Мы не забудем, — ответила я тихо. — Мы будем помнить это. Мы будем растить этого внука. Это будет наше с тобой напоминание о том, что мы не должны разделяться. Мы должны быть вместе всегда. Ты был слишком далеко от меня, а я слишком далеко от тебя. Но то, что сейчас произойдёт, свяжет нас. Вся гадость из твоей крови выветрится, более того любое другое воздействие будет выжжено на корню. Но этот обряд болезненный. Если ты усомнишься в том, что хочешь этой связи, я это пойму и нас больше не будет. Никогда. Твоя жизнь будет в моих руках. Это вопрос доверия. Я буду всегда знать, что ты чувствуешь, о чем ты думаешь. Я буду тебе ещё ближе. Захочешь ли ты этого?
— Не спрашивай. Просто делай, — твердо ответил Арагон.
Он держал мои руки, смотрел, не моргая. Арагон, как обычно, был немногословен и прямолинеен. Я вытащила свои кисти из его ладоней, положила руки ему на плечи, провела пальцами вниз вдоль распахнутой наполовину рубашки, спустилась ниже — по свежим шрамам. Он не дышал, просто смотрел на меня.
Я расстегнула пуговицы, сняла рубашку с его плеч, обвела пальцем ключицу — то самое место, куда его дракон метил меня. Водила пальцем медленно, ощущая жар.
— У меня есть вторая сущность, — сказала я. — Та, которую я сама никогда не видела. Не знаю, понравится ли тебе её облик, но…
— Кьяра, — тихо перебил он. — Ты прекрасна в любом виде. Ты любила меня чешуйчатым ящером, так как я могу не любить и тот другой твой облик? Я только жалею, что не знал его раньше. Что ты не доверилась мне раньше.
— Моя тайна носит смерть в себе, Арагон.
— Я хочу посмотреть на тебя.
— Тогда с этих пор обещай… — начала я, но он не дал договорить.
— Обещаю, исполнить все, что ты пожелаешь, — сказал он. — Даже после смерти я найду тебя. Я буду рядом с тобой. И ничто больше не станет между нами — я не позволю этому случиться. Ты веришь мне?
— Верю. Но тебе придётся постараться, — улыбнулась я. — Ты ведь сейчас не дракон.
Арагон прищурился.
— Ты о чём?
— Обряд связывания дракона и ведьмы несколько более сложный. Или ты думал, я просто нарисую символы, волью свою силу и на этом все закончится?
Арагон поднялся, возвысился надо мной, перехватил меня за талию, не желая отпускать.
Он был выше на целую голову, нависал горой. Теперь уже я смотрела на него снизу вверх. Вернула свои руки на его плечи, поставила на кончики пальцев, а потом отпустила себя. Впервые за свою жизнь мне не нужно было скрываться, не нужно было притворяться обычным человеком, не нужно было прятать магию и иногда лишь по крупицам её выдавать. И сейчас я могла полностью отдаться — раствориться в природе, стать самой природой, стихией, наполниться ею, напитать её собой в ответ.
Спустя двадцать пять лет брака маски были сброшены — я такая, какая есть, а он тот, кто есть. Я ведьма, скрывающая свой дар, ждущая мужа с войны. Он — воин до мозга костей, прямолинейный, но честный и справедливый.
После этого обряда не останется между нами ни единой тайны, ни единого скрытого уголка души — всё будет единым, и никто не осмелится больше отравить его, испытать его силу или разум на прочность. Никто не сможет — потому что это просто не выйдет, не получится: моя сила не позволит, а его сила будет моим защитным коконом огня. И, конечно, его дракон вернётся.
Я не знаю, что будет дальше. Возможно, Арагон не вернётся, и тогда я уйду за ним следом или я погибну, а Арагон уйдёт за мной. Такова беспощадная связь настоящей ведьмы и дракона.
Я отдалась на волю своей магии, закрыла глаза, а когда открыла их мир стал ярче, как и запахи. Арагон держал меня ещё крепче, сжимал талию так, что мне даже становилось больно, но я не шевелилась.
Он поднял одну руку и кончиками пальцев обрисовал тонкие зеленые линии силы, которые проявились на моём лице.
Точно такие же выступили и по моим рукам. Они были красивыми и напоминали изящные лозы.
Я выпустила зелёные ногти — они безжалостно начали расти, удлиняться, становились словно лезвия и впивались ему в плечи, рвали кожу.
Я вела когтями вниз по груди, очерчивая кровавые и глубокие борозды.
Арагон не морщился, просто смотрел.
Я пересекала старые и новые шрамы крест-накрест, вытащила когти из его тела, положила кровавую ладонь на его сердце. Другой принялась рисовать руны, которые когда-то дала мне бабушка.
Она, умирая, говорила, что однажды может наступить то самое время, когда ведьмы перестанут прятаться и я смогу провести этот обряд.
А его — этот обряд — услышат другие.
Это будет первый шаг, первый перезвон колоколов, знак того, что всё скоро изменится, и такие, как мы, должны быть готовы.
Я зашептала эти слова.
Мои волосы взметнулись вверх, хотя ветра не было, шёлковый халат распахнулся и упал с одного плеча. Арагон вцепился в мою талию еще сильнее.
По его виску скатился пот, я ощутила судорогу, пробежавшую по его телу.
Мне не было больно — всю боль он брал на себя. Я видела, как напрягается каждая его жила, видела, как ему больно. Арагон закрыл глаза, стиснул челюсти и зарычал, как зверь.
Но зверя в нём ещё не было. Он рухнул, словно подкошенный, на колени.
Я переложила руки на его голову. Мои когти запутались в его белоснежных волосах, пачкая их. Продолжала шептать, чувствовала упоительную силу, сладость его мощи: как мужчина становился моим, как моя душа оплетала его душу, как корни.
А он отдавался.
Настал момент, когда я могла бы забрать его жизнь — просто выпить её. Арагон не сопротивлялся.
А я не сделала этот последний глоток.
Я вернула ему жизнь.
Сила, что прошла через меня, вернулась зелёным, огромным потоком света, окутав его.
У него не было огня, чтобы помочь себе, но он шёл на это — готовый погибнуть ради одного: моего прощения.
Мой генерал, который знал всё о войне, но так мало — о семье и женщинах.
Я вернула ему всё сторицей, а потом отступила, облизывая капли крови с пальцев.
Не знала, что он видел во мне в тот миг, но когда Арагон поднял на меня взгляд — там не было страха, не было злости.
Не было ничего, кроме восхищения.
Я сделала шаг назад.
Ещё один.
Арагон стоял на коленях, опёрся руками о пол. Одну руку убрал, другой коснулся груди, будто проверяя, жив ли.
Я видела, как дыхание становится прерывистым, а потом — ровным, мягким, глубоким.
Губы его дрогнули.
Я сделала ещё шаг, и ещё, и ещё, пока не уткнулась лопатками в холодную дверь.
Нажала на ручку, толкнула её.
Арагон зарычал. На меня смотрел его дракон.
И он собирался преследовать.
Я развернулась, выскочила в коридор, захлопнула дверь, чувствуя, как сердце колотится о грудную клетку и пытается выскочить.
Пользуясь лестницей для слуг, сбежала на первый этаж. Я хотела обмануть Арагона, но знала, что не обману.
Он чувствовал.
Нет, не чувствовал — знал, где я.
Потому что теперь между нами тянулась нить связи — вечная, крепкая, как клятва. Я не шла — я бежала.
Выскочила в сад, голые стопы ощутили влажную, холодную от тумана траву. Воздух пах влажной землёй и все приближающимся лесом, в котором я думала укрыться.
И я знала: дракон идёт за мной. Чтобы приручить ведьму по-настоящему, нужно поймать её сущность. И я бежала так быстро, как только могла. Я не чувствовала ни холода, ни ветра. Только азарт. Свой — и его, куда сильнее.
Я чувствовала восторг дракона, принятие, ту пьянящую силу, когда понимаешь: вы одно целое. Всё это обрушилось на меня водопадом — текучим, живым, горячим.
Вся его любовь, ожидание, желание быть рядом, завоёвывать, ловить, хватать, присвоить и последнее было от самого ящера.
Оно нарастало в нём, а во мне отзывалось дыханием, жаром, движением.
Я улыбнулась, растянув губы в улыбке, миновала наш двор, распахнула заднюю калитку и побежала, не разбирая дороги, вперёд, прочь, скрываясь от него в лесу за нашим особняком.
Шептала заклинание, разводя руки в стороны. Ветви расступались, мох не прогибался под ногами, трава была как перина.
Деревья укрывали, сама природа дышала со мной — моя ведьма растворялась в ней, становилась её частью.
Попробуй поймай.
Только человеческое тело бежало вперёд. Волосы хлестали по плечам, халат распахнулся и развевался на ветру.
Длинная шёлковая рубашка прилипала к коже, мешала бежать, когтями я надорвала подол. И снова бежала.
И всё равно знала: он идёт за мной.
Арагон шёл, не спеша. Знал, где я. Знал, потому что был связан со мной. Потому что это было сильнее слов, сильнее чар. Наше общее единение.
Природа продолжала меня скрывать, но погоня всё равно длилась.
Хотя это и не была настоящая погоня, он давал мне возможность убегать, растягивал удовольствие.
Я чувствовала это.
Хитрый ящер.
Хитрый змей.
Я услышала его смех позади — низкий, громкий, с хрипотцой.
Он слышал мои мысли, а я — его.
Он обещал, что поймает. Но не сейчас.
Разрешал ещё немного побегать, быть свободной, почувствовать ветер, лес, жизнь.
Потому что всё равно поймает. Настигнет.
А я бежала и уже сама смеялась — легко, звонко.
Это было нечто другое, невообразимое, почти дикое.
Не было больше ни Кьяры, ни Арагона.
Были ведьма и дракон, слитые в одно.
Очередной раз призвав силу, я нырнула под огромную раскидистую ель. Мох не прогибался подо мной, пряча от глаз.
Я прижалась лопатками к стволу и затаила дыхание. Никто бы не нашёл меня. Никто, кроме него.
Он нашёл.
Сначала мелькнула тень.
Потом послышался хруст ветки — громкий, я бы даже сказала, оглушающий в ночной тишине леса. Этот звук прошёлся по нервам, как вспышка молнии. Я затаила дыхание, чувствуя, как всё вокруг замерло.
Даже ветер стих, даже листья перестали шевелиться, будто сам лес ожидал.
Я чувствовала его.
Каждой клеткой.
Он был близко.
Слишком близко.
И вдруг так ясно, так отчётливо я ощутила, как Арагон медленно поднял ногу и еще раз специально наступил на сухую ветку, чтобы я услышала.
Чтобы сообщить: он рядом.
Он пришёл, как зверь, уверенный, что добыча от него не уйдёт.
Шаг. Ещё шаг.
Ветки хрустели, под его ногами, воздух звенел от напряжения.
Я знала это ощущение, когда каждая клетка тела знает, что дракон приближается. Мир будто затих, оставив нас двоих — ведьму и дракона.
Ветви отошли в сторону и под ними появился Арагон.
Голый по пояс, в одних черных шелковых штанах, грудь в царапинах, что светились слабым зелёным светом. Глаза — чистое янтарное пламя, зрачки узкие, вертикальные. Волосы растрёпаны, дыхание тяжёлое, кожа блестела от пота. На скулах — чешуя, тёмная, переливчатая. Половина локтей тоже покрыта ею, руки венчали когти.
Я зашипела словно рассерженная кошка. Но он не поверил, потому что внутри я испытывала совершенно другое, чем показывала.
Арагон улыбнулся.
— Ведьма-а-а, — протянул он низко и жадно. — Моя-я-я!
Я чувствовала, как он смакует мои эмоции, жар, восторг.
Между нами не было больше границ.
Он двинулся — одним, почти неуловимым движением оказался рядом.
Прижал меня к стволу, к столетней сосне. Природа будто сама скрыла нас. Мох под ногами зазеленел, стал мягче, гуще, воздух застыл.
Он перехватил меня за талию, подкинул вверх. Я обвила его ногами, чувствуя, как в груди сжимается сердце.
Он дышал тяжело, глубоко.
Смотрел прямо в глаза.
Я — на него.
— Я тебя поймал, — хрипло сказал он.
А потом накрыл мои губы поцелуем.
Грубым, требовательным, голодным.
Я прикусила его губу, он зарычал и отстранился, смеясь тихо, низко.
— Я люблю тебя, Кьяра, — сказал он.
— А я тебя — нет, — ответила я, но улыбка всё равно скользнула по губам.
Он снова засмеялся, глухо, хрипло:
— Я чувствую, что любишь. Прости меня, дорогая… я научусь быть обычным. Жить обычной жизнью. Научусь быть твоим мужем. Научусь не разочаровывать. Потом. Когда всё закончится.
— Замолчи, дракон, — прошептала я. — У нас есть только эта ночь. Что будет дальше — мы пока не знаем. И твоя жизнь теперь связана с моей.
— Знаю. Чувствую. И нисколько об этом не жалею, — сказал он.
— Знаю. Чувствую, — повторила я.
Мир вокруг замер.
А наутро мы пытались незаметно пробраться обратно в поместье.
Арагон прикладывал все свои навыки военного, обходя собственные же расставленные патрули воинов. Шёл сосредоточенно, как будто на разведке, а я едва сдерживала смех.
Мне было просто смешно.
До слёз.
Каждый раз, когда он оглядывался, я пыталась изобразить серьёзность, но стоило ему сделать шаг и у меня снова дёргались плечи.
Арагон «сердито» порыкивал, чтобы я молчала, но сам едва не усмехался.
Время от времени я старалась ему помогать, хотя скорее мешала. Он всё время отвлекался на меня. Я была вся в его укусах, а он весь в моих царапинах. Он был в одних шёлковых брюках, а на мне осталась только длинная ночная рубашка на тонких бретельках и с неприлично высоким разрезом на ноге.
Вот такие — герцог и герцогиня.
Кто бы увидел нас сейчас — не узнал бы.
И всё же, зная воинов Арагона и их преданность, я почти не сомневалась: если бы кто-то нас заметил, они бы просто, не говоря ни слова, создали бы живой коридор и остались стоять спиной, чтобы не смущать нас.
Но мы старались быть незаметными.
Тихо ступали по влажной земле, крались вдоль стены, прячась за выступами и колоннами.
Рассвет подсвечивала мрамор двора, делая всё вокруг до неприличия ярким.
Герцог и герцогиня, возвращающиеся на рассвете, — зрелище, пожалуй, не для глаз подчинённых.
Последний раз мы так смеялись и дурачились двадцать шесть лет назад, тогда, когда он пробирался ко мне в общежитие через окно. Мы убегали в обход всем запретам, гуляли по академическому парку, прячась от фонарей и стражи.
Ректор ловил нас, сердился, наказывал Арагона.
Но он всё равно, отсидев наказание, снова забирался ко мне в общежитие.
Воспоминание это накрыло нас обоих мягкой волной, пока мы, крадучись, шли по заднему двору. Мы вошли в дом через чёрный ход, стараясь ступать тише, но стоило нам выйти в коридоре второго этажа, как я замерла.
У стены стоял Алекс.
Он скрестил руки на груди и, подняв бровь, спокойно произнёс:
— Вот вы где.
Арагон повернулся ко мне и почти беззвучно шепнул:
— Ты же сказала, что нас никто не заметит. Твоя магия дала сбой?
Я усмехнулась, не удержалась:
— Твои утренние навыки военного, генерал, дали осечку. Нас засекли.
Он хмыкнул.
Алекс, стоявший у стены, чуть прищурился, в уголке губ мелькнула знакомая улыбка:
— Я просто вижу твою силу, мам. И об этом я бы тоже хотел поговорить.
Арагон и я переглянулись — и оба рассмеялись.
Смех разлетелся по коридору, словно возвращая в дом жизнь.
Алекс дождался, пока мы успокоимся, и спокойно спросил:
— То есть… вы уже не разводитесь?
— Разводимся, — ответили мы почти одновременно.
И снова посмотрели друг на друга — с тем самым взглядом, который говорил обо всём без слов.
— Чтобы начать все сначала…
День тянулся липкой, густой патокой. В воздухе звенело напряжение, особое, тягучее. В доме было тихо.
Я стояла у окна и наблюдала за Арагоном и сыном.
Они раздавали приказы, объяснялись с воинами. Смотрелись одинаково — прямые спины, сосредоточенные лица, уверенность в каждом движении.
Я набросила на плечи шаль.
Меня морозило, но не от холода, а от нервов. От того самого холода, который живёт под кожей, когда знаешь, что скоро будет расставание.
Стоило представить, куда Арагону предстоит возвращаться, и меня охватывала паника. Но я верила в него. Верила в его силу. Кто, если не он?
А ещё то, что их генерал вновь обрёл дракона, вселяло в воинов уверенность. Хотя и без этого они пошли бы за ним. За своим командиром они пошли бы куда угодно.
Это было что-то глубинное, почти непостижимое — их связь с Арагоном.
Они стояли друг за друга горой, сплочённые, как единый организм. Наше герцогство всегда было именно таким — крепким, преданным, верным.
Во дворе воины молча слушали генерала. Арагон говорил о зверствах императора, о рабах- воинах на рудниках, о кормушке императорского рода, о тех, кого уже не вернуть, о том, что именно они — те, кто способен это остановить.
Голос его гремел над двором, уверенный, твердый, как металл.
Я смотрела и думала: он не просто генерал. Он — столп Империи.
Но есть и те, кто сейчас находился в загонах, на конюшнях, на складах, готовили припасы, проверяли оружие. Никто не бездействовал. Каждый знал своё место.
Когда Арагон закончил, воины скандировали его имя, поднимали мечи, стучали себя кулаком в плечо, все были готовы к новой войне.
А когда видели меня, отдавали честь, хотя я не имела воинского звания. Они благодарили. Потому что знали: я присмотрю за их семьями. Не брошу.
Арагон показал воинам Лири и лорда Соя, чтобы те знали как выглядят воины на той стороне. Ройберг рассказал свою историю, как генерал Нормийский приговорил его к смерти, Алекс тоже не стал молчать.
Арагон объяснял воинам план, спокойно, подробно.
Он всегда был с воинами предельно честен — и, думаю, именно это удерживало их вокруг него сильнее любых клятв. Честность командира. Она значила для них больше, чем магия, звания и титулы.
До их ухода оставалось восемь часов.
Восемь часов тишины перед бурей.
Восемь часов до того момента, когда дом снова опустеет.
Восемь часов, чтобы запомнить всё — каждый взгляд, каждое слово, каждый вздох.
К полудню я спустилась в лабораторию, в мой маленький подвал, пропитанный запахом трав.
Я закатала рукава, зажгла лампу и принялась за работу. В ступке смешивала травы, капли масла, кристаллы, зёрна.
Я произносила заклинания, тянула из воздуха магию, наполняла ею настои, пока всё вокруг не начинало мерцать лёгким светом.
Алексу утром я не успела о многом рассказать. У нас ещё будет время — я в это верю. А пока сказала лишь главное:
— В тебе есть ведьмовская кровь.
Он удивился, но не перебил. Только смотрел — внимательно, настороженно, ждал, что я скажу дальше.
— Твой дракон пока не вернулся, — продолжила я, — и потому ведьмовская сила будет преобладать. Это не плохо, Алекс. Это сила другого рода. Она идёт от земли, от мира, от самой жизни.
Я видела, как он слушал, не моргая, впитывая каждое слово.
Он молча слушал, а котёнок, как всегда, сидел у него на руках, тихо мурлыкал. Сказала, что котенок связан с ним и он вытягивает лишнюю магию, не даёт ей разорвать его изнутри.
— Береги его.
Алекс кивнул, потом подошёл, обнял меня. И просто стоял, молчал, прижимая к себе. Он ушёл к Арагону, а я снова осталась одна.
Пахло лавандой, кипящими настоями и горечью сушёных трав.
К вечеру я закончила последние зелья, наполнила бурдюки, аккуратно подписала каждую баночку, вложила в них магию.
На крышках блестели руны, вспыхивая мягким зеленым светом. Я устала, но не могла позволить себе остановиться.
Слишком многое зависело от этих бутылочек, от этих капель, от моей помощи.
Когда стемнело, я услышала, как над двором протрубил рог — короткий, протяжный, и всё внутри меня оборвалось. В лабораторию как раз вошли воины. Я показала им что нужно забирать и пошла следом.
Это был сигнал сборов.
Я поднялась наверх. Вышла из дома. Во дворе стояли воины в строю, готовые к пути.
Арагон ждал у дверей.
Он был в боевом облачении. Кожаная броня, плотная, тёмная, подогнанная по фигуре. Брюки заправлены в высокие сапоги, потёртые, но вычищенные до блеска. На груди — кожаная перевязь, ремни, затянутые туго, чтобы ничто не мешало в бою. За спиной — два клинка, закреплённые крест-накрест, привычное и надёжное оружие. Плотные наручи на запястьях с выгравированными рунами защиты. Волосы убраны в высокий пучок, открывая шею и скулы.
Я знала этот взгляд, когда он готов к дороге: сосредоточенный, спокойный, без лишних слов. Такой он всегда был перед боем — собранный, холодный.
Алекс стоял рядом. Лири — чуть поодаль, у стены, с котёнком на руках.
Когда я подошла, Арагон повернулся. Наши взгляды встретились — в них не было слов, не было прощаний. Только тихое понимание. Мы снова прощались.
— Всё готово, — сказала я. — Зелья в бурдюках, флаконы — в ящиках.
Он кивнул, подошёл ближе.
— Спасибо, ведьма моя.
Я попыталась улыбнуться, но губы дрогнули вовсе в не улыбке. Я переживала. Он опустил голову, на секунду коснулся губами моего лба.
— Вернусь.
Я не ответила. Просто кивнула. Я смотрела на него, пытаясь запомнить каждую деталь.
Каждый раз, когда он готовился к уходу на протяжении двадцати пяти лет, меня будто сжимало изнутри невидимая рука. Я так хотела удержать это мгновение, но оно всё равно уходило. Хотела, чтобы Арагон задержался.
Муж отвернулся. Он стоял прямо, уверенно. А рядом — Алекс.
Уже не мальчишка. В высоких сапогах, в военном облачении, с мечом на поясе. Пусть без части ноги, но от этого воином и наследником он быть не перестал.
Арагон положил ему руку на плечо.
— Остаёшься с матерью, — сказал просто. — Охраняешь герцогство.
Ни просьбы, ни приказа — лишь констатация того, что он доверяет. И в этом доверии было больше любви, чем в любом прощальном слове. Алекс кивнул, серьёзно, без возражений. Только пальцы его, сжимающие рукоять меча, дрогнули.
Я стояла чуть поодаль, наблюдая за ними, и в груди поднималась волна — тёплая, острая, болезненная. Мой сын и мой муж — два отражения одной силы. Один идёт в бой. Другой остаётся хранить дом.
Арагон снова посмотрел на меня. Мы чувствовали друг друга и прощались без слов. А я знала, что он вернётся.
Пусть весь мир рухнет! Он всё равно найдёт дорогу обратно.
Алекс подошёл ко мне.
Он обнял меня крепко. Я сжала сына в ответ, прижала к его груди, стараясь не показывать, как дрожат руки. Арагон стоял рядом, молчал, потом отошёл в сторону.
Он закрыл глаза, вдохнул — и в следующее мгновение воздух над двором задрожал. Он обратился в огромного черного дракона. Крылья, как две тучи, даже земля дрогнула от взмаха его гигантских крыльев.
Воины один за другим последовали за ним строем. Драконы взмыли в ночное небо.
Когда всё стихло и последние хлопки крыльев растаяли, повисла тишина.
Глухая, вязкая, почти нереальная.
Алекс сжал кулаки, потом выдохнул и развернулся к людям, что остались.
Голос его прозвучал твёрдо, без тени сомнений:
— Всем — держать оборону. Быть на чеку. Обо всём докладывать сразу и незамедлительно. Этьен, — он кивнул адъютанту, — остаёшься за старшего.
— Я всё понял, мой лорд, — ответил тот.
— Диант, ты первый заступаешь в ночь, — добавил Алекс.
— Да, мой лорд, — откликнулся Диант, поправляя перевязь на плече.
Я слушала его и испытывала гордость. Алекс настоящий командир — сын своего отца.
Алекс еще оставался во дворе. Лири пожелала мне спокойной ночи. Кошка улеглась на крыльце. Я же вернулась в спальню.
Там пахло свечным воском и лавандой.
Я знала: нужно лечь, хотя бы попытаться отдохнуть. Но сна не было. Мысли, как нити, сплетались и рвались, не давая покоя. Я поставила себе задачу все последующие дни готовить еще больше зелий, чтобы в случае чего у нас был запас.
Нам нужно быть готовыми.
К утру я всё-таки забылась неспокойным сном. Разбудила меня экономка.
Её лицо было странным — удивлённым и растерянным одновременно.
— Моя леди, — сказала она, запыхавшись. — Вас просят выйти к воротам.
Я приподнялась на локтях и хрипло спросила:
— Что случилось?
— Там… — она запнулась, явно не зная, как объяснить, — прибыла телега. С женщинами.
— С женщинами? — я нахмурилась, пытаясь осмыслить. — Не поняла.
Я села на кровати, начала поправлять волосы, которые за ночь спутались, потом поднялась и набросила на себя халат.
Экономка стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу, всё ещё взволнованная.
— Какая телега и что за женщины? — спросила я, подходя к окну.
Отсюда просматривались ворота. Телега и правда стояла у входа. Она была крытая, запряжённая парой тёмных лошадей.
Несколько воинов окружили её полукольцом, кто-то что-то уточнял у кучера.
— Они говорят, что им сюда, — тихо произнесла экономка. — Но не говорят зачем.
— Хм… — только и выдохнула я, прищуриваясь.
Что-то в этом мне уже не нравилось. Не время для визитов, не место. Но отмахнуться я не могла.
— Ладно, — сказала я наконец, поправляя халат. — Скажи, чтобы подождали. Я скоро спущусь.
Я привела себя в порядок.
Надела узкие замшевые брюки, мягкие и удобные. Сверху — просторную белоснежную блузу с широкими рукавами, чтобы не стесняла движений. Высокие сапоги из тёмной кожи тихо скрипнули, когда я застегнула пряжки. Волосы убрала в высокий хвост, чтобы не одна прядь лезла в глаза.
Спустилась вниз. Вышла на улицу. Воздух был прохладный, влажный.
Во дворе уже собрались воины. Несколько человек стояли у ворот, остальные — чуть в стороне, настороженные, с руками на рукоятях мечей.
Телега, крытая брезентом, стояла за воротами и уже была окружена воинами.
Я подошла ближе. Воины здоровались, я отвечала им тем же.
Этьен стоял впереди и хмурился. Я подошла еще ближе. И увидела шестерых женщин разных возрастов.
Две — совсем пожилые, с седыми, почти белыми волосами, собранными под тёмными платками. Лица изрезаны морщинами, но глаза… глаза — зелёно-рыжие, будто в них застыли и лес, и пламя одновременно.
Одна из них, пониже ростом, чуть опёрлась на плечо другой, когда спускалась с телеги.
— Я леди Кьяра Дрэдмор. По какому вопросу вы прибыли ко мне в дом?
— Меня зовут Мирра, — сказала та, что постарше, скрипучим голосом. — А это Эльза, моя сестра.
Я кивнула, не перебивая.
За ними — две молоденькие девочки, лет шестнадцати, может, семнадцати. Обе светловолосые, с теми же странными глазами.
Одна держала за руку другую, и я заметила, как у младшей дрожали пальцы.
— Мы… мы Рина и Лея, — сказала старшая, чуть осипшим голосом.
И ещё две — женщины постарше, но моложе седых.
Одна с косой, перехваченной кожаным ремешком, другая — с распущенными волосами, усталыми глазами, но удивительно спокойным лицом.
— Я Тильда, — первой представилась та, что с косой. — А это моя подруга — Селена.
Все как одна — светловолосые. Все с одинаковыми глазами, зелёно-рыжими.
— И что привело вас ко мне? — спросила я.
Мирра сделала шаг вперёд, опираясь на палку, глухо ответила:
— Мы пришли, как велел знак. Здесь нас ждали.
Я уже хотела спросить, какой знак, когда вдруг услышала — топот копыт.
Воины моментально напряглись. Окружили меня, оттеснив женщину. К воротам приближались две кобылы. На каждой — по всаднице. Обе в длинных плащах с глубокими капюшонами. Когда они остановились у телеги, ветер чуть приподнял полы плащей. Они спрыгнули.
Потом сняли капюшоны. Две светловолосые женщины, похожие словно отражения в зеркале, разделённые временем.
Старшая — высокая, статная, с прямой осанкой. Лицо скуластое, с лёгкими морщинами у глаз, не на много старше меня. Вторая — моложе. Дочь, может быть. Лет двадцать, не больше. Тонкая, гибкая, с живыми глазами, в которых зелёный свет переливался янтарными искорками. Те же черты, те же скулы.
Я не произнесла ни слова.
Старшая сделала шаг вперёд.
— Мы искали вас, — сказала она. Голос — низкий, уверенный, спокойный.
— Я леди Кьяра Дрэдмор. — ответила я. — Кто вы?
Она чуть склонила голову, тонкие светлые волосы упали ей на плечи.
— Моё имя — Мэйрэн, — представилась она. — А это моя дочь, Алиэнна.
Алиэнна шагнула ближе, поклонилась. В ее взгляде было любопытство, она с интересом осматривалась.
— Мы пришли, — сказала Мэйрэн, — потому что кровь позвала нас.
Они смотрели на меня прямо.
И я вдруг поняла, что они все связаны — эти шестеро из телеги и эти две, что прибыли верхом.
Не родством — нет.
Магией.
Одной, древней, как сама земля.
Это были… ведьмы.
— Впустите их, — приказала я, пока еще не понимаю, что делать.
Прошло три дня с тех пор, как мой генерал покинул поместье. И с каждым днём становилось все тревожнее.
А ещё… ведьм становилось всё больше. Поток пришедших к моему особняку не прекращался.
Они стекались со всех концов империи — с гор, с равнин, из северных земель и южных окраин. Кто пешком, кто на телеге, кто верхом.
Они были разного возраста, совершенно не похожие друг на друга, но глаза у всех были одинаковые — зелёные с янтарными крапинками, светящиеся тем самым внутренним светом, который не спутаешь ни с чем.
И они стали у всех после той самой ночи, когда я провела обряд единения с Арагоном. Произошло именно то, о чем бабушка говорила мне. Кровь запела и позвала остальных.
Когда я спрашивала, как они нашли дорогу, ответы были почти одинаковыми. Все женщины говорили, что почувствовали зов.
Тот самый ритуал, который я провела, когда кровь во мне зазвенела — он дал понять ведьмам, что прятаться больше не нужно.
Что пришло время выйти из тени.
А еще интересным фактом оказалось то, что ведьмаков вроде моего сына не было ни у кого. Да были сыновья, хоть и редко они рождались, но они были драконами. В случае если отец был человеком, то просто рождались девочки.
Мне пришлось рассказать ведьмам всё. О том, почему наш род истребляли веками.
Я рассказала им о том, на чём построена власть императора, что есть мир и он из него качает ресурсы. И что у меня есть предположение, что наша магия может закрыть прорыв в другой мир, а император не желает этого допускать.
Скорее всего ведьмы — единственные, кто может открывать и закрывать порталы. Иначе зачем было бы ему уничтожать нас одну за другой?
Зачем стирать из памяти, из летописей все сведения о ведьмах.
Я видела, как ведьмы слушали. Некоторые плакали, кто-то просто стоял с пустыми глазами, кто-то сжимал кулаки до крови. Они понимали, насколько чудовищны действия императора дракона. У многих из них на войне погибли отцы, сыновья, братья, друзья. А ведь ей давно можно было положить конец.
Я рассказала подробнее о другом мире. О том, что он умирает, что земля там пропитана особым видом энергии и все живое там мутирует. Что тот мир отравлен. Что тот мир просит помощи.
И что я… пообещала её дать.
Но теперь, когда я видела, сколько ведьм собралось здесь, когда чувствовала их силу, слышала, как воздух вибрирует от их магии, я впервые за долгое время была уверена — у нас всё получится.
Но у нас не было главного. Не было священных знаний. Все данные о ведьмах были стёрты императором. Уничтожены. Сожжены вместе с теми, кто их хранил.
Всё, что когда-то составляло основу нашей силы, — книги, записи, формулы, символы — исчезло.
От былой мудрости остались только обрывки — слова, что передавались от матери к дочери. А потому я…
Я стояла посреди зала, где собрались десятки ведьм, и понимала, что теперь нам придётся восстанавливать всё заново.
Крупица за крупицей.
Слово за словом.
И вот уже шёл седьмой день, как ведьмы собирались в нашей библиотеке.
Огромный зал, пропитанный запахом старых книг и свечным воском, наполнился шёпотом голосов и шелестом бумаги.
Ведьмы сидели группами — кто на креслах, кто прямо на полу, у раскрытых свитков, у пылающих ламп. Каждая рассказывала то, что помнила.
Кто-то — отрывки старых заклинаний, кто-то — легенды, кто-то — личные воспоминания.
Лири и Алиэнна сидели у длинного стола, склонившись над пергаментами. Перья в их руках двигались быстро, ровно, фиксируя всё, что удавалось выудить из памяти ведьм. Из разрозненных сведений, из обрывков, из почти утраченных фраз, мы устанавливали истину.
И я оказалась права.
Мы наконец начали узнали нашу роль в мире. Роль ведьмы не в том, чтобы подчинять стихии. А в том, чтобы быть мостом между ними. Не управлять, а направлять. Не владеть, а оберегать. Мы — связующие нити, удерживающие равновесие в мире и скорее всего между мирами.
И, возможно, именно поэтому император всегда нас ненавидел. Потому что ведьма — это не оружие. Это та, кто способна закрыть дверь, через которую… он ходит.
И я велела записывать всё.
Лири снова села за стол, её перо тихо шуршало по пергаменту.
Я ходила между ведьмами, слушала, уточняла. Иногда — сама добавляла к словам чужим то, что вспоминалось внезапно, будто кто-то шептал это мне издалека, сквозь толщу веков.
У нас не было учителей. Не было книг. Но и не было права на ошибку.
Но у нас было одно — вера. И сила.
Я размещала всех, кого могла в своем поместье. Воинов Арагона пришлось немного подвинуть. Тем, кому не хватило места, мы нашли приют в деревнях, у семей воинов. Люди, к моему удивлению, не протестовали. Скорее наоборот, словно и сами почувствовали, что это нужно.
Что грядёт нечто, с чем без магии не справиться.
По вечерам во дворе вновь зажигались костры.
И ведьмы, словно в стародавние времена, собирались вместе. Кто-то пел песни, кто-то рассказывал истории.
Мы создавали то, чего не было — новую летопись ведьм.
Каждая из женщин обладала своим уровнем силы. Кто-то мог лишь зажечь свет, кто-то владел дыханием ветра, кто-то исцелял.
Вместе они создавали ощущение мощи, будто земля под замком жила, слушала нас. Я организовала ведьм на сбор трав. Днём ведьмы уходили в наш лес — собирали травы, ветви, мох, редкие растения, варили эликсиры.
Запах отваров теперь стоял по всему поместью, даже в саду.
Слуги уже не удивлялись, а воины…
Воины — да, они были в шоке.
Я не объясняла им ничего.
Только просила:
— Защищайте каждую. Они теперь под моей защитой.
И герцогство жило. Но жило в режиме боевой готовности. Алекс взял на себя обязанности отца. Он стал строгим, собранным, часто запирался с офицерами в кабинете Арагона, решая военные дела.
Я видела его редко, но в каждом движении — всё больше становилось того же внутреннего стержня, что и у Арагона.
Он не жаловался. Не позволял себе слабости.
И только иногда, поздно вечером, когда я поднималась по лестнице, из его комнаты доносился тихий шорох — значит, он снова был занят делами поместьями.
А я…
Я не чувствовала Арагона.
Между нами была связь, но теперь там была пустота. Скорее всего, потому что он в другом мире.
На девятый день, под вечер, во двор въехал всадник. Это был отец Ройберга — лорд Ванс. Пожилой, но крепкий мужчина с тяжёлым взглядом человека, который видел слишком многое.
Волосы его посеребрились, но в движениях всё ещё чувствовалась военная выправка. Когда он увидел сына — живого, невредимого, стоящего посреди двора, — он замер на миг.
А потом спешился, шагнул вперёд, и на его лице проступила такая боль и радость одновременно, что сердце у меня сжалось.
Ройберг сделал навстречу отцу два шага, и они обнялись.
Сначала неловко, как будто не веря, что это возможно, потом крепко, по-настоящему. Лорд Ванс не сдержался — слёзы блеснули в его глазах, он сжал сына так, словно боялся, что тот снова исчезнет.
Я стояла чуть поодаль и едва удержалась от слёз. Представляю, что он пережил — сначала похоронил сына, а потом, увидел его живым, стоящим перед собой.
В письме, что отправил Арагон лорду Вансу, он не мог написать, что спас Ройберга.
И вот теперь я наблюдала, как двое мужчин — отец и сын — нашли друг друга вновь. Как плечи обоих дрожали от переполняющих чувств, и даже воины, стоявшие неподалёку, невольно отвели взгляд, чтобы не мешать этой встрече.
Алекс вышел к нему, велел принести воды и еды. А потом они долго говорили в гостиной, за закрытыми дверями.
Позже, когда я поднялась к себе, Алекс вошёл ко мне в гостиную. Лицо усталое, но в глазах — свет, тот самый, который бывает, когда есть хорошие вести.
— Мам, — сказал он, — десять герцогств примкнули к нам. — Наши соседи в том числе.
— Это большая сила.
— Мы прикрыты со всех сторон.
Я опустила плечи, впервые за эти дни позволив себе вдохнуть чуть свободнее.
Но радость длилась недолго.
Оказалось, что лорд Ванс принёс и другое известие. До императора уже дошли слухи, что готовится мятеж.
Только вот Дарий Второй был не в курсе, что ряды мятежников пополнит мой муж. А это значительный перевел в силе.
Ещё один перевес — ведьмы. Они продолжали стекаться со всех концов Империи.
Мужчины готовили план захвата императорского дворца. К нам пожаловали на Совет еще девять герцогов, парочка баронов и несколько графов.
Дни напролёт они проводили в кабинете Арагона, склонившись над картами, чертежами и донесениями. Собирали армию воинов, что поведет мой генерал.
А мы…
Мы варили восстанавливающие зелья и практиковались с магией природы.
Я сообщила мужчинам, кто эти женщины, нашедшие приют в моем поместье.
Герцоги сперва просто переглянулись — недоверчиво, настороженно, будто не до конца поняли, что именно я сказала.
Потом Ванс шумно выдохнул, откинулся в кресле и почесал затылок.
Ройберг усмехнулся, но в его взгляде сквозило уважение и даже лёгкий страх — он понимал, какую силу мы несем.
Алекс молчал, глядя на меня долго и прямо, — и в его глазах было не сомнение, а осознание, что теперь эта война стала совсем другой.
Когда тишина затянулась, Ванс произнёс: «Если ведьмы действительно с нами… тогда у императора еще меньше шансов. Осталось дождаться генерала, чтобы он повел войска в бой».
Я с ведьмами продолжала тренироваться. Каждая из нас искала свой отклик: кто — в ветре, кто — в воде, кто — в пламени свечи.
Мы учились снова быть единым целым с миром, связь с которым из нас веками вырывали. Мы должны быть готовы ко всему.
Только Арагона всё не было.
А на пятнадцатый день я проснулась, будто от толчка. Резкого, острого. Дыхание перехватило, а в горле словно что-то застряло. Я ушла вглубь себя, выпуская свою внутреннюю ведьму.
И в ту же секунду я поняла, что случилось.
Я с такой скоростью начала собираться, как давно не собиралась.
Я настроилась на мужа. Чувствовала его облегчение при переходе портала, а ещё чувствовала то, насколько он выжат, вымотан, и как его тело истощено. Отправила ему всю свою любовь и заботу, всё, что только могла передать по нашей связи. Получила усталый отклик: он тоже был рад.
Но тут я почувствовала его настороженность и в следующую же секунду связь оборвалась.
— Неужели научился закрываться… — скрипнула я зубами. Но точно знала, что настороженность Арагона не спроста. Она меня пугала.
А еще то, что отряд мужа был две недели в том мире и от их драконьей силы не осталось ровным счетом ничего. Они сейчас больше люди.
Я набросила на сорочку халат, выскочила в коридор, распахнула дверь в спальню сына. Тот уже выходил из душа.
— Алекс, скорее. Отец перешёл портал, но…
— Что «но»? — спохватился сын.
— Но мне кажется, там что-то происходит. Я не знаю… он закрылся от меня. Но две недели в том мире, у них ни у кого нет драконов, они быстро не вернутся. А что если… а что если там сейчас что-то произойдёт?
— Я понял, мам. Всё, не беспокойся.
— Я полечу с твоими людьми.
— Хорошо, — тут он не стал спорить.
Я снова побежала к себе в комнату, сбросила халат, быстро привела себя в порядок, буквально на ходу застёгивала походные брюки, блузку, куртку с капюшоном, высокие сапоги, чтобы было удобнее. Быстро сбежала вниз по лестнице. Мне навстречу вышла экономка.
Я приказала, чтобы она приводила дом в полную готовность принять раненых, что генерал уже на подходе, что всё должно быть готово: еда, места для отдыха, лекарства, провизия.
А потом я спешно бежала вниз, в лабораторию, набивала свой кожаный рюкзак всем самым необходимым.
Внутри сердце колотилось как безумное, мне было ужасно страшно: только-только муж вернулся из того мира и неужели снова что-то случилось?
Алекс уже организовал большой отряд, для того чтобы они полетели на подмогу генералу и доставили как можно скорее раненых (те наверняка имелись).
Я заметила, как полсотни драконов уже взмыли в воздух. Меня ожидал Этьен и Диант. Я кивнула им головой. Этьен сразу начал оборот, опустил своё чёрное крыло.
Я забежала по нему, забралась, а потом заметила, как две ведьмы заняли места на других драконах. Мы все переглянулись и поняли друг друга без слов.
Я, Шайна и Марта — так вышло, что мы были, конечно, не равны, — но женщины были очень способны в плане магии, и управляли ведьмы природой, как и я.
Они не специализировались на какой-то одной стихии: они могли управлять всем и могли здорово помочь. Этьен, Диант и еще один офицер мужа — мы все взмыли в воздух уже последними.
Как ни прислушивалась к связи — ничего не чувствовала.
И как только этот упрямый дракон смог от меня закрыться? Я ему покажу: сама закроюсь от него тогда, когда он не будет ожидать!
Мы летели на всех парах. Так как мужчины-воины уже давно принимали по утрам бодрящие настойки — это заметно прибавляло им магии и силы.
Мы преодолевали огромное расстояние за короткие промежутки. Мы не скрывались. Я осмотрела с высоты птичьего полёта, насколько плотно наше герцогство окружено палатками, шатрами, другими воинами.
Они все провожали нас, поднимали головы вверх. Я была уверена, что Алекс обязательно со всеми свяжется и объяснит ситуацию. Я видела, насколько огромна наша армия, насколько мы сплочены.
Только через четыре часа мы добрались до портала на западном фронте.
И вот тогда-то вдалеке мы заметили три десятка воинов, что шли по пятам за нашими мужчинами, которые не могли обратиться, и они явно их нагоняли.
Арагон все это время уводил раненых воинов. Нам-то сверху было всё хорошо видно: ещё буквально час-два и воины Нормийского бы их настигли, никакие леса бы не помогли.
Я видела, как Арагон тащил кого-то на себе, как другие воины, сами раненые, но все помогали друг другу.
Мы заложили круг, а потом Этьен стал опускаться. Наши воины остановились и подняли головы. И я увидела гораздо больше мутировавших воинов, чем говорил лорд Сой.
Кажется, Арагон забрал совершенно всех. Количество мутировавших мужчин было гораздо больше, чем я ожидала.
Мы опустились на поле, окружённое густым лесом. Я скатилась бегом с крыла, подбежала к мужу.
Тот отпустил раненого бойца и тот сразу осел на колени.
Арагон сам едва стоял. Тяжело дышал.
Предыдущий шрам ещё не затянулся, а противоположную щёку пересекал новый — свежий, кровавый. Пряди его волос были слипшимися от крови. Его броня была покрыта грязью, и вся исполосована. На Арагона было страшно смотреть.
Я подбежала, подставила ему плечо, тут же достала склянку, откупорила и влила ему в рот. Он принял её из моих рук.
— За вами идут по пятам. Мы видели, — сказала я.
— Знаю. Нам удалось разбить дозорный отряд, но один сбежал и донёс. У нас есть фора… но небольшая. Обернуться никто из нас не может. Я тоже своего дракона не чувствую. Он пропал практически сразу, как я перешел границу. Нас в самом начале потрепали прикормленные твари у портала. Не знаю, за тот период, что мы были в поместье, возможно, Нормийский уже кого-то успел туда сбросить.
Муж цедил слова. Я видела, как горят злостью его глаза, когда он говорит о генерале западного фронта.
— Вас так много... — я обвела взглядом весь его израненный отряд. Воины, что прибыли со мной, уже оказывали первую помощь, раздавали зелья, приготовленные моими ведьмами. Сами ведьмы помогали, как могли — бинтовали, обрабатывали раны.
— Ты не представляешь, какие там объёмы добычи… какие рудники, — сказал Арагон. — Что вообще там происходило… на этом производстве. Сколько только там полегло парней. Дарий Второй — не человек.
— Что вы сделали?
— Мы уничтожили имперский отряд.
— А ты… всех «рабов» забрал? Или нужно будет возвращаться?
— Мы забрали всех, поэтому так задержались. А ещё я разрушил добычу золота и серебра. При всём желании, в скором времени они её точно не наладят.
— У меня тоже есть новости, — я тяжело выдохнула. — После нашего обряда все ведьмы, со всех уголков Империи, почувствовали зов и пришли. Теперь у нас в поместье значительная сила. Эти женщины… такие же, как я.
Неожиданно Арагон опёрся на меня сильнее, и я поняла, насколько он вымотан.
— Это и правда хорошая новость. Сейчас любая сила увеличивает наши шансы на победу. Особенно такая необычная.
— Мы уже тренируемся и пытаемся понять, как закрыть портал.
— Портал — это важно. Но погорим об этом потом, Кьяра… Нужно отправить измотанных и раненых людей домой. Я же останусь со свободными драконами. Нужно уничтожить этот хвост.
— Я с Шайной и Мартой поможем, — сказала я, чувствуя, как в груди нарастает решимость.
Арагон посмотрел на меня коротким, усталым, но всё ещё сильным взглядом. Я кивнула, принимая его молчаливое согласие.
Мы понимали друг друга без слов — впереди будет тяжело, но мы сделаем всё, что нужно.
Арагон отдал распоряжение.
Деревянные клетки, чтобы удобнее удерживать тяжелораненых в лапах драконов, начали наполняться.
Почти шесть десятков раненных были размещены там в рекордные строки. Два десятка драконов взмыли в воздух. Три десятка остались с нами.
Сам Арагон сел на шею Этьену. Я забралась следом. Мои ведьмы держались рядом.
Мы взмыли в небо, не таясь. И спустя несколько взмахов крыльев накрыли тот самый отряд из трех десятков воинов. Они тоже начали обращаться в драконов.
Но прежде, чем успели, мы — я, Шайна, Марта — применили свою магию, выкладываясь на всю мощь. Мы вздыбили корни вековых деревьев и обездвижили ящеров.
Ни один дракон не смог подняться в небо.
— Это была самая короткая и быстрая военная кампания, — удивленно хмыкнул Арагон, ведь никто из его драконов так ничего и не сделали, только мы — ведьмы. Постучал по загривку Этьена, чтобы тот приземлялся. А потом развернулся, притянул меня за затылок к себе и оставил на губах короткий и жгучий поцелуй. — Я скучал.
— Я тоже.
Пока мы благодарили природу за помощь и делились своими силами в ответ с миром, Арагон уже допрашивал пленных, которым под натиском наших сил пришлось обернуться людьми.
Наш отряд разоружил группу Нормийского, но истинным подарком стало то, что сам генерал западного фронта лично возглавлял карательный отряд против Арагона.
И теперь его воины были взяты в плен. А сам Нормийский так же, как и его солдаты стоял на коленях, с завязанными за спиной руками.
— Во имя того, кем ты был, — сказал мой муж, — когда ещё не ослеп от силы и жажды власти. Я дам тебе честный бой.
Он бросил клинок под ноги генерала Нормийского. Этьен мгновенно освободил пленному руки.
Я затаила дыхание.
Арагон был ранен, истощён, держался только на упорстве, на собственной физической силе и том лекарстве, что я ему дала.
Когда завязался бой, всем вокруг стало ясно, какой из генералов всегда стоял плечом к плечу со своими воинами, а какой только просиживал седло, наблюдая со стороны.
Нормийский пал быстро.
Так закончилась жизнь мерзавца-генерала западного фронта.
И почести ему никто не воздавал.
— Что с Алексом? — спросил мой муж. В ванне набиралась уже вторая смена воды: первая была полна крови, грязи и, боги ведают, ещё чего. Я распустила длинные волосы мужа, ополоснула их, потом лила на его раненую грудь воду с настоем трав.
— Я сразу же вызвала артефактора, — ответила я. — Он уже начал работу: первая его разработка облегчила Алексу жизнь — он передвигается практически без костылей. Но это ещё не предел: артефактор всерьёз взялся за дело. Я выделила ему дом на территории поместья и лабораторию, мы закупили всё необходимое. В перспективе он сказал, что сможет создавать не только части ног, но и даже механические руки.
— Это очень хорошо, — Арагон задумчиво прищурился. — Послушай, может, стоит привлечь к нему ещё учеников? У нас столько раненных, столько мужчин остались без конечностей. Нужно помочь им адаптироваться, вернуться к мирной жизни.
— Я уже об этом подумала, и мастер написал паре своих талантливых учеников. Я предложила им хорошую оплату.
— Это правильно. А что с Лири, с лордом Соем? — спросил он дальше.
— Честно говоря, — произнесла я, продолжая поливать мужа. Сама сидела на краю ванной, — все эти дни мы больше тренировались и пытались восстановить сведения о ведьмах, многое же утеряно. Как ведьма я пока не знаю, как помочь с мутацией. Но я буду продолжать искать выход. Но я пригласила для работы целителей. Только их не хватает. Те целители, что нашлись в герцогстве, помогли конечно: мы смогли снять с Лири чешую на руках и убрать когти. Глубинные изменения требуют времени, и, к тому же, мы не расходуем их жизненную силу, как это делал император, — поэтому эффект идёт медленнее, но безопаснее. В целом я думаю, что в течение года можно будет убрать внешние признаки мутации. Даже если что-то останется, это её не портит. Алекс не обращает на это внимания.
— Ты думаешь, у них всё серьёзно? — тихо спросил он. Поймав мою руку, он поднёс её к губам и оставил там жаркий поцелуй. Я улыбнулась.
— Более чем, — сказала я.
— А что с Луизой? — продолжил он.
— Я выделила ей конвой: три раза в день её сопровождают на прогулку по заднему двору поместья, у неё регулярное питание, лекарства и осмотры. Целитель, который прикреплён к ней, отчитывается мне. С ней всё в порядке. Она вняла твоим угрозам, — сказала я.
— Это хорошо, — мрачно произнёс Арагон. — Но нельзя спускать с нее глаз: её преданность императору слишком велика.
— Я это понимаю, — кивнула я. — Поэтому с ней постоянно двое наших военных. Я не хочу, чтобы наш внук попал в руки императора.
— Алекс встречался с ней?
— Да. Но о чем они говорили не знаю. Больше он к ней не подходил.
Я нажала рукой на плечо мужа. Он опустился под воду, потом вынырнул, я смыла пену с его волос и снова подняла к нему ковш с водой. Вода была насыщена моей магией и настоями трав — раны затягивались на глазах. К концу мытья я уже видела, как в глубине его глаз просыпается дракон, как он жадно смотрит на меня.
— Ты сейчас не будешь отдыхать? — хрипло спросила я.
— Хотел бы, — ответил он, — но я вижу: многие поддержали мятеж против императора. И наверняка уже стоят в коридоре. Ждут меня.
— Да, очень многие. Император это знает.
— Полагаю, герцоги уже имеют план.
— Да, они ждут, когда ты поведёшь их армию.
Генерал размял шею, протянул руку. Я встала и подала ему полотенце. Он поднялся из ванной во весь свой рост, отжал волосы, набросил полотенце на бёдра и вылез из ванны. Я убрала ковш с водой в сторону, смахнула капли пота со лба. Здесь было жарко, тонкая шелковая ночнушка прилипла к телу.
— Тогда мне их придётся разочаровать, — сказал Арагон, приблизившись.
Перехватил меня за талию и прижал к себе, поцеловал — жадно, требовательно.
Я ответила ему тем же, вцепившись в плечи, отпустив свою внутреннюю ведьму на свободу. По рукам побежали зелёные узоры, вокруг глаз тоже появились знаки, глаза засияли зеленью, волосы зашевелились на кончиках. В ответ я почувствовала, как просыпается драконья сила Арагона.
Он оторвался, взял меня за затылок, перебирал волосы.
— Я не поведу армию, — прошептал он мне в губы. — Я устал от этих жертв. Я видела столько смертей… больше не хочу этого. Я предложу другой план.
— Какой? — спросила я.
— Я возьму только лучших, — сказал он, а я смотрела в его янтарные глаза, чувствовала его дыхание. — И с небольшим отрядом проникну во дворец императора. Он будет ждать вторжение огромной армии, которая его действительно отвлечет, и он не будет ожидать моего нападения.
— Это опасно, — испугалась я.
— Я вернулся из самой бездны, — сказал он. — Теперь мне уже ничего не страшно.
Он замолчал. На миг наступила тишина, я произнесла:
— Лорд Сой говорил, что нашёл проход в подземелья. Там, по его словам, убивали целителей. Может быть, он знает еще тайные ходы дворца.
— Я даже скажу тебе лучше, Кьяра: мы сейчас спасли главу имперской стражи. Он уже второй год находился в том мире — отличить его от тварей Бездны было почти невозможно, но он оказался крепким драконом, хоть и в возрасте. Я попрошу тебя собрать целителей и помочь ему, чтобы он смог нарисовать нам все тайные ходы этого дворца. Пожалуйста, собери их как можно скорее.
— Конечно.
И Арагон снова поцеловал меня. Жадно, властно, горячо.
В этом поцелуе не было ни нежности, ни просьбы только огонь, которым дышал сам дракон.
Я ответила ему, чувствуя, как мир вокруг растворяется, остаётся лишь жар его рук, тяжёлое дыхание и тихое биение наших сердец в унисон.
Я так скучала по мужу.
— Те, кто стоит в коридорах и ждёт тебя на военный совет, ведь подождут немного, м?
— Куда они денутся, — ответил мой дракон, усмехнувшись.
Он подхватил меня под бёдра, я оплела ногами его талию. Арагон прижал к себе так, что я почувствовала, как по коже пробегает дрожь, и, не выпуская из объятий, понёс в спальню.
Прошло пять дней после того, как Арагон вернулся и восстановился. А еще предложил совершенно новый план.
И вот сегодня этой ночью всё решится. Я накинула на себя теплый капюшон.
Мне казалось, ночь была особенно темной и холодной. Арагон выбрал только десятерых — самых верных, самых опытных.
Каждый из них был проверен бесконечными боями, от которых все устали за десятки лет, кровью и воинской присягой именно генералу.
Арагон сказал, что этого количества будет более, чем достаточно.
Но я… я не собиралась его отпускать.
— Ты останешься, — сказал он накануне этой вылазки, глядя прямо в глаза.
— Нет, — ответила я спокойно, хотя внутри все кипело от возмущения, и он это знал. Я была полна решимости. — Если ты пойдёшь туда, я пойду с тобой.
Он хотел возразить, но я опередила:
— Я прикрою вас своей магией. Ты сам сказал, что главное успеть пробраться во дворец незамеченными.
Он долго молчал, потом просто выдохнул:
— Ты упрямая ведьма.
— Ты знаешь, я не отступлю.
И он не стал дальше спорить.
Основная армия уже выдвинулась.
Большие отряды, что не скрываясь шли на столицу со знаменами, а еще пара печатных изданий выпустила утром листовки, где описывались зверства императора — всё это должно было привлечь внимание Дария, заставить его паниковать, а значит совершать ошибки.
Десятки тысяч воинов отвлекали внимание для того, чтобы под покровом ночи, наш небольшой отряд смог пробраться в хорошо охраняемый дворец.
Мы шли в тишине. Дворцовый парк был огромным, ухоженным, а еще хорошо освещенным и напичканный не то что патрулями, а личной армией императора.
Он нас боялся.
Нас никто не замечал, было достаточно просто не натыкаться на воинов, а дальше сама природа прятала нас.
Не один караул не заметил нас. Мы проходили мимо, и ни один из них не поднял головы.
Воздух пах влажной травой, цветами и опасностью.
Я чувствовала силу вокруг нас, тянула её к себе, направляла, чтобы ветви гнулись, скрывая наши силуэты, чтобы трава не приминалась.
Арагон шёл первым.
Он был затянут в боевую броню, на его спине блестели два меча, скрещенные крест-накрест.
Он оглянулся на меня — короткий взгляд, молчаливый, но полный смысла.
Я кивнула. Всё шло по плану.
Мы добрались до задних хозяйственных построек. Казалось, обычный двор — хранилища, бочки, склады, навесы, запах сена и старого дерева.
Но именно здесь, по словам бывшего главы дворцовой безопасности, находился потайной ход в нижние тоннели дворца.
Арагон подошёл к стене, провёл ладонью по камню. Пальцы нашли небольшое углубление. Он нажал. Послышался глухой щелчок. Каменная плита медленно отъехала в сторону, открывая узкий проход. Изнутри пахнуло сыростью и плесенью.
Перед тем как войти, Арагон резко повернулся ко мне.
Схватил за плечи, притянул к себе и поцеловал.
Жадно. Почти болезненно.
Так целуют перед тем, как шагнуть в неизвестность.
Его ладонь легла мне на затылок, пальцы прошли сквозь волосы. Он разорвал короткий поцелуй, прижался лбом к моему лбу. Его дыхание было горячим.
— Кьяра… будь осторожна, — шепнул он.
Я поймала его взгляд — там пылала решимость и нежность.
— Ты тоже будь осторожен, — ответила я тихо. — Вернись.
Он кивнул. Потом он отпустил меня и шагнул в проход. Один за другим исчезли и его воины, растворяясь во тьме тайного хода.
Когда последний вошёл, стена задвинулась с тихим шуршанием.
Я осталась одна.
Села прямо у этого каменного входа, обняв колени, прикрывая себя магией.
Природа всё ещё дышала со мной в унисон. Я растворялась в ней. Моя задача была ждать отряд Арагона.
Я старалась не думать слишком тревожно. Не позволять панике просочиться по нашей связи. Муж должен чувствовать только мою силу.
Мою веру. Мою любовь.
Я закрыла глаза, глубоко вдохнула, отпуская всё — мысли, страх.
Слушала шелест деревьев, вдыхала цветочный аромат дворцовых клумб, чувствовала дуновение ветра, и в этот момент как будто сама Земля ждала вместе со мной исхода этой битвы.
Ночь была густой — идеальное время для операции. Я чувствовала, как медленно растекается по венам энергия мира — спокойная, терпеливая, древняя.
Я ждала. Сколько прошло — не знаю. Минуты, часы — всё смешалось.
Всё замерло, как перед бурей.
Пальцы сводило от холода, но я не двигалась.
В какой-то миг я ощутила толчок. Не физический — энергетический, будто внутри меня дрогнула натянутая струна. Я поймала этот сигнал, сосредоточилась только на нём. Тонкий импульс силы, короткое послание от мужа, что все в порядке.
И снова тишина.
Значит, сейчас начнется основной этап операции.
Время текло мучительно медленно. Я считала удары сердца, слушала, как ветер шуршит в листве, как где-то на востоке тревожно вскрикнула птица.
А потом наступила тишина. Неестественная, глухая, вязкая.
Я напряглась. В парке началась суета. Караульные со всех сторон парка рванули во дворец.
Арагона обнаружили. Или же они обнаружили пропажу императора.
И тут землю так тряхнуло от взрыва, что если бы я стояла на ногах — упала бы. Настолько мощная вибрация прошла под землёй.
Я обратилась к связи, но там была пустота. Арагон снова закрылся.
Мое сердце билось в груди, как безумное. Я приложила ладони к земле и отпустила силу, пытаясь хоть что-то понять. И была поражена, когда ощутила тот самый мощный импульс, что прошёл под землёй, а потом он повторился снова. И я поняла, что это магия… ведьмы. Сильной, одаренной.
Раздались крики, нет — вопли — со стороны дворца. Я вздрогнула, поспешила встать, прижалась к стене и выглянула из-за угла.
Всё, что росло в парке, стало оружием.
Корни, ветви, стволы, даже безобидная трава сейчас превратились в смертельную ловушку.
В парке была настоящая паника и поле боя. Только личная имперская гвардия сражалась не с воинами Арагона, а с… самой природой.
А потом… парк, ещё недавно полный гармонии и запаха цветов, теперь ревел и грохотал, будто ожил и сошёл с ума.
По земле бежали трещины, толстые, как змеящиеся реки, из них вырывались исполинские корни — грубые, чёрные, пропитанные магией и яростью земли. Они поднимались из почвы, как живые твари, шли, ломали, рвали, швыряли.
Тонкие ветви сплетались в хлысты, били по телам солдат.
Громадные стволы гнулись, как гиганты, с хрустом сметая всё на своём пути — караулы, статуи, беседки, постаменты.
Я видела, как рухнула оранжерея: стеклянный купол взорвался мириадами осколков, и через образовавшийся пролом наружу вырвались корни.
Они били в окна дворца, ломали арки, вонзались в фасады, вырывали из камня целые фрагменты.
Стекло осыпалось дождём, воздух наполнился густым запахом сырости, перегноя, железа и крови.
Дворец стонал. Казалось, сама земля мстит.
Тряска была такой, что я едва удержалась на ногах, вцепившись в каменный угол.
Всё гудело от древней, дикой, безудержной магии, проснувшейся словно от векового сна.
Я ощущала её каждой клеткой — тяжёлое дыхание земли, первозданную силу, что не подчиняется императору.
Крики людей смешались с треском ветвей, грохотом рушащихся перекрытий.
Отчаяние, страх, боль — всё перемешалось в единый поток.
Дворец дрожал, словно живой, вот-вот рухнет, развалится, как карточный домик.
А потом…
Сквозь этот гул, сквозь грохот и хаос, мне послышался смех.
Безумный. Отчаянный.
Он звенел на ветру, растекался по воздуху, ломался сухим треском веток, будто сама природа смеялась в лицо своим мучителям.
Так могла смеяться только… ведьма, доведенная до отчаяния и вырвавшаяся на свободу.
Но тут — за грохотом, за треском камня и ревом живой земли — я едва не пропустила, как проход… открылся.
Сначала тихо, будто кто-то осторожно отодвинул плиту, чтобы не издать ни звука.
Я резко развернулась, прикрывая себя магией, и… не увидела ничего.
Я замерла. Сердце колотилось так, что казалось, оно гремит громче, чем раскаты разрушения. Я ждала.
Волоски на теле встали дыбом, когда над парком вновь прокатился тот самый сухой, каркающий смех — он будто бы царапал воздух, цеплялся за ветви, срывал листья. Этот смех был как будто не человеческим.
Но никто не вышел.
Я прислушалась внутренним слухом ведьмы.
И почувствовала.
Кто-то был рядом.
Кто-то вышел… но его прикрыла магия. Ведьмина магия. Такая же, как моя.
И ещё… этот «кто-то» точно не был Арагоном.
Я сжала ладони, выпуская в пространство тонкую нить магии. Она пошла по воздуху мягкой волной, едва ощутимой, как дыхание ветра.
Я сосредоточилась. Закрыла глаза.
Почувствовала тепло земли под ладонями, шорох ветвей над головой, влажный запах разорённого парка, и где-то впереди движение.
Тени.
Их было пять.
Я напряглась, усиливая зрение, поднимая завесу. Магия мира, что откликалась на мой зов, обволокла меня мягким теплом, и сквозь плотную пелену я наконец увидела.
Из этого прохода успели выйти пять человек. Во главе — женщина. Светловолосая, в тёмном, до пола, платье, испачканном и местами порванном по подолу. Её волосы сверкали в тусклом свете луны, а вокруг неё воздух искрился остаточной магией. Она прикрывала остальных — плотным коконом силы. Сильная ведьма. Это чувствовалось сразу.
Но не сильнее меня раз я смогла увидеть тех, кого она прикрывала.
Она шла первой, чуть раскинув руки, как дирижёр, управляя потоками — ветви не касались их, корни расступались, земля гасила шаги.
За ней — четверо мужчин.
Первый — высокий, широкоплечий, в изодранной парадной форме. Даже издалека я поняла это император, Дарий Второй.
Лицо осунувшееся, глаза — безумные, потемневшие, как воронёная сталь. На висках кровь, мундир перепачкан, золотая вышивка облеплена грязью.
Он оборачивался, дёргался, будто всё ещё не верил, что дворец рушится, что прежней жизни больше не будет. Следом — трое других. Наверняка советники или его приближённые.
Один — седой, с перехваченными у висков волосами, в разорванном камзоле, дрожал.
Второй — с ожогами на лице и шее, тяжело хромал, держась за плечо третьего — лысого, узкоплечего, в очках, чудом уцелевших среди хаоса.
Все они выглядели как люди, прошедшие через бездну: растрёпанные, обожжённые, перепуганные.
Но было ли мне их жаль? Абсолютно нет!
А потом я узнала эту женщину. То была фаворитка императора. Вот значит как…
Я видела, как она резко махнула рукой — воздух дрогнул, и над головами мужчин сомкнулся купол защиты, почти невидимый, но ощутимо плотный.
Она спасала их.
Прикрывала.
Императора и его свору.
Я сжала зубы.
Гнев вспыхнул, словно горячая искра под кожей.
Мир вокруг меня отозвался — ветви затрепетали, земля дрогнула.
— Ведьма, — прошептала я, — ты выбрала не ту сторону.
Я чувствовала, как сила вокруг меня гудит, нарастает, сгущается до вязкого, почти осязаемого звука. Воздух дрожал. Земля под ладонями пульсировала, будто дышала вместе со мной. Я вдохнула, впуская поток магии в себя. Он развернулся внутри — горячий, древний, тяжёлый.
Я поднялась медленно, чувствуя, как по телу пробегает эта сила — от пяток до макушки, как оживает каждая клетка, каждый нерв, как зелёное свечение пробивается сквозь кожу, между пальцами.
Я выпрямилась, подняла голову.
Кучка беглецов была уже в десятке шагов. Они крались, осторожно, будто ступали по краю обрыва. Император в центре, ведьма впереди, остальные рядом.
А потом ведьма замерла и подняла свои руки — тонкие, бледные, с мерцающими зелёными жилами под кожей, и описала в воздухе странные, рваные пасы. От кончиков пальцев потянулись тонкие нити света — зеленоватые, как болотное пламя, извивающиеся, будто живые.
Я не понимала, что она задумала, но чувствовала: в этом нет ничего хорошего.
Воздух стал плотным, вязким, будто натянутым, между нами. От неё исходила сила — холодная, как дыхание могилы.
Она шептала слова на непонятном языке, от которых вибрировала земля под ногами.
С каждым её движением корни дрожали, словно откликались на её волю, готовые подчиниться.
Трава шуршала, изгибаясь под непонятным напором, ветер становился сильнее, и небо будто начинало темнеть ещё больше, поглощая остатки света луны.
— Нет, — прошептала я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. — Я не позволю этому случиться.
Моя сила рванулась наружу прежде, чем я осознала это.
Ветер, мгновение назад покорный ведьме, теперь завыл, сорвался, запутав её волосы, дёрнул полы её порванного платья.
Я шагнула вперёд, выпрямилась, подняла руки. Магия земли откликнулась — глухим, низким гулом из недр, от которого вибрировал воздух.
Я не собиралась уступать. Я вытянула руки, напряглась.
Собрала в ладонях поток — плотный, сплетённый из магии земли и ветра, и рванула им вперёд, целясь в защитный купол, что окружал их.
Сфера дрогнула. На миг мелькнула трещина тонкая, как паутинка, но ощутимая. Я вложила ещё больше силы, чтобы прорвать её, сорвать защиту в клочья, помешать плану ведьмы.
Мысленно отправила короткий импульс по связи Арагону, что император рядом со мной.
Мне показалось — он услышал. На миг я почувствовала, как отозвалась связь, но не успела в этом разобраться, потому что...
Сухой, ломающий воздух, каркающий смех снова разнёсся над парком.
Он пришёл отовсюду сразу — из ветвей, из земли, из трещин в стенах дворца. Звук хлестал, будто хлыстом.
И тут началось.
Мужчины заметались первыми.
Их лица исказились страхом — настоящим, животным.
Император, ещё мгновение назад державшийся прямо, теперь с визгом бросился назад, точно свинья. Налетел на одного из своих советников.
Тот споткнулся, упал, поднялся — и тоже закричал, тонко, истерично, так, что звук сорвался на хрип.
— Быстрее! — орал император, вытирая пот со лба, глядя на ведьму с безумием в глазах. — Скорее, открой, открой же этот проклятый проход! Она убьёт нас, слышишь?!
— Быстрее, Лайяна! — подхватили остальные, визгливо, наперебой, как стая перепуганных гусей.
Один из них выронил кинжал, другой едва не споткнулся о корень, вырвавшийся из земли.
А ведьма…
Она стояла посреди этого хаоса, бледная, трясущаяся, с безумными глазами.
Руки её дрожали, но она всё равно начала чертить в воздухе магические линии.
Каждое движение отзывалось гулом. Воздух стал густым, режущим, запах железа и серы ударил в ноздри.
Я видела, как перед ней пространство дрогнуло, будто кто-то невидимый разрезал ткань мира.
Появились тонкие нити — салатовые ослепительно-яркие, они изгибались, послушные воли фаворитки императора.
Мир разрывался, а сквозь прореху уже мерцало небо — чужое, но такое знакомое, фиолетово-красное.
— Нет… — прошептала я, осознавая, что она делает. — Она открывает портал. Прямо в бездну.
И тут что-то изменилось.
Холод прошёл по коже, магия дрогнула.
Из-за развалин, из клубящейся пыли и вороха листьев, что кружили в воздухе, появилась она — та ведьма, чьё безумное карканье я уже слышала.
Хохоча, она подняла руку. Из ладони вырвались тонкие зелёные лучи — струны магии, живые, шипящие.
Они впились в те самые нити портала, обвили их, и я ясно увидела, как она начала их перебирать — словно арфистка, настраивающая свою смертоносную песню.
Чужие нити силы легко подчинились новой хозяйке. Фаворитка императора больше не контролировала портал, через который они собирались скрыться.
Воздух вспыхнул яркими искрами — зелёными и багровыми, как в преддверии конца света.
Всё, что оставалось живым, всё, что могло шевелиться, пришло в движение.
Корни под землёй заскрежетали, рванулись вперёд, прорезая почву. Громадные, переплетённые, они вспарывали землю, вздымали пласты, ломали каменные дорожки.
Кроны деревьев качнулись, наклоняясь в одну сторону — туда, где стояла группа беглецов.
Паника.
Крики.
Император и его советники бросились назад, но корни уже сомкнулись за ними стеной.
Трава превратилась в болото, обвила их ноги, превращаясь в живые путы.
Деревья, что сошли со своих мест и окружили их кольцом, склонили над ними свои острые ветки.
А та ведьма все приближалась.
Босая. Платье на ней было разодрано в клочья, серое, облепленное грязью и кровью. Волосы — некогда светлые — теперь были почти седые, тяжёлые, влажные, трепетали на ветру.
Кожа — бледная, словно давно не видела солнца, — светилась зелёными узорами, которые пробегали по вискам, спускались по шее, по ключицам, будто внутри неё текла сама магия.
Заострённые черты лица делали её похожей на хищницу — высокие скулы, вытянутый подбородок, тонкий, словно вырезанный из мрамора нос.
Кроваво-алые губы потрескались, но от этого не теряли своей выразительности, лишь придавали лицу дикости.
Глаза… зелёные, горящие изнутри, в них смешались боль, безумие и сила.
Она была старше меня лет на двадцать, но красивая, несмотря на весь тот ужас, что творился вокруг.
На руках у неё были металлические кандалы — тяжёлые, грубо выкованные, с острыми краями, но цепь посередине уже была разорвана.
На ногах — кровавые борозды от кандалов, но их уже не было.
На шее темнело толстое красное кольцо, след от ошейника.
Самого ошейника уже не было, но след говорил о нём красноречивее любых слов — кожа вспухшая, местами рассечённая, и по ней ещё стекали тонкие капли крови, оставляя дорожки на бледной коже.
Боги…
Её держали в застенках.
Она шла легко, ступая по траве, а та, в свою очередь, зацветала под её ногами чистым изумрудом, густо, мягко, будто приветствуя хозяйку.
Контраст был страшный: вокруг — разорённый парк, изрытая земля, кровавые пятна, хруст сломанных веток. А она — будто из другой реальности. Под ее ногами зеленела трава и расцветали маргаритки.
Она хохотала.
Громко, надсадно, не по-человечески.
Голова склонена набок, губы растянуты в безумной улыбке.
Смех этот был острым, как нож, пронзал воздух, как треск ломаемых веток.
Я застыла.
— Тик-так, Дарий. Тик-так, Лайяна, — пугающе холодным голосом прошептала ведьма, удерживая открытие портала.
Хотя та самая Лайяна и пыталась его распахнуть, все её потуги выглядели смешно и жалко.
Эта ведьма была в разы сильнее.
— Я ведь говорила — дождусь момента, когда смогу вырвать твоё чёрное сердце, да? А ещё станцую на теле твоего истинного… да, Дарий… А потом станцую на твоих костях, мой милый, истинный. Верный имперский пес, Варис. Я дождалась! Ахахаха.
— Марго. Послушай. Давай договоримся, — вдруг произнёс тот самый Варис, шагнув вперёд. Его лицо было изуродовано шрамом.
В висках застучало.
Не может быть!
Нет! Этого просто не может быть…
Марго.
Марго…
Так звали мою мать.
— Договоримся? — с хищной усмешкой протянула ведьма, медленно поворачивая голову в сторону Вариса. — И что же ты, милый мой, хочешь мне предложить?
— Денег… — поспешно заговорил он, осипшим голосом, пятясь на шаг. — Сколько захочешь. Золото, серебро, руду — всё будет у твоих ног. Свободу, Марго. Свободу!
Она засмеялась. Сначала тихо, потом всё громче, и этот смех заполнил весь парк. Безумный, отчаянный, горький.
— Я похожа на ту, которой нужны деньги? — прошипела она, и в глазах её вспыхнул зеленый огонь. — А свобода… так я уже свободна.
— Мы ведь истинные, Марго, — попытался воззвать к ней Варис, голос его дрожал, он выставил руки вперед, защищаясь от нее. — Как ты можешь… Я ведь пощадил тебя!
— Пощадил?! Ты посадил меня на цепь! — ведьма рванула воздух, и вихрь травы закружился вокруг неё. — Ты, мерзкое драконье отродье, просто боялся подохнуть! Жалкий, подлый трус! Хотел жить в золоте, тепле, достатке! Да не просто жить — иметь свой личный рудник, делить пирог с императором! Поэтому и притащил ему меня, да? — её голос дрожал от ярости. — Да я проклинаю тот день, когда призналась тебе, когда позволила себе поверить тебе! А ты… ты воспользовался мной!
Она подняла руку, и воздух задрожал.
— Разговора не будет. И договариваться мы не будем, Варис.
Голос её сорвался на шепот, от него стыла кровь в жилах.
— Знаешь, о чём я мечтала все эти десятилетия в подвале? Не о разговорах с тобой, не о желании узнать от чего ты решил предать меня. Я мечтала лишь об одном — как буду медленно отрывать тебе руки и ноги.
Она улыбнулась, и эта улыбка была страшнее любого заклинания.
— Так что… прощай, — прошептала ведьма.
Она повела запястьем — движение было плавным, почти красивым, и в тот же миг из земли вырвались корни. Толстые, почти черные. Они взвились, как кобры, и проткнули ноги Вариса насквозь.
Он закричал — отчаянно, пронзительно. Император побледнел, рот его дрожал, Лайяна тоже вся затряслась, отшатнулась, прижимая руки к груди. Их всех била дрожь — от страха, от осознания, что смерть пришла за ними.
Я обернулась. Даже не на звук — здесь всё грохотало и ревело, — а просто почувствовала. Позади был Арагон.
Он стоял весь в пыли, с мечом в руке, с лицом, на котором читалась решимость.
За ним появились его люди — те самые десять, что вошли с ним во дворец. Они выбрались через тайные ходы и теперь встали рядом, плечом к плечу.
— Генерал! — истошно взвизгнул Дарий, голос его сорвался на визг. — Я приказываю тебе… убить эту ведьму!
Арагон медленно повернулся к нему. На лице полное спокойствие. Он стряхнул с клинка кровь.
— Ты больше ничего не можешь приказывать, — строго и отчётливо произнёс Арагон. — Твою судьбу будет вершить народ.
Он шагнул вперёд, взгляд его был холоден, как сталь.
— Ты больше не император, — а потом посмотрел на ведьму. — Марго, ты обещала предать их честному суду, — твёрдо сказал мой муж.
Я видела, как она вздрогнула, едва заметно, нервно, будто эти слова обожгли ей кожу. Видела, как ей не хотелось отступать.
— Обещала, дракон, — прошипела она. — Но обещала только отдать Дария.
Она подняла голову, зелёные узоры на висках вспыхнули ярче.
— А вот мой истинный умрёт от моей руки.
Она взмахнула пальцами — резкий, точный жест, как удар хлыста.
Корни деревьев, толстые, живые, хищные, рванулись в сторону Вариса.
Он взвизгнул, отшатнулся, но корни были слишком быстрыми, они уже летели к нему, чтобы разорвать.
Но я не позволила.
Я сбила траекторию корней, резко увела их в сторону, глубоко в землю. Корни ударились в почву рядом, взметнув землю, но не коснулись Вариса.
Тот распахнул глаза — огромные, безумные — не веря, что остался жив после такого удара.
Всё внимание ведьмы было приковано уже не к нему.
Ко мне.
Я вышла из укрытия природы, опустила свои щиты. Марго склонила голову к плечу. Её глаза, широко раскрытые, горящие зелёным пламенем и безумием, уставились прямо на меня.
А я смотрела на неё.
— Ты не будешь убивать его сама, — произнесла я тихо, но твёрдо. — Он тоже понесёт заслуженное наказание.
Марго застыла. Мгновение — едва уловимое — и всё вокруг будто выдохнуло. Деревья замерли, корни перестали рваться из земли, даже воздух стал менее вязким и тяжелым.
Она стояла напротив меня, словно окаменев.
Горящие зелёные узоры по вискам дрогнули, вспыхнули, как при толчке. Она будто впитывала в себя происходящее.
А потом…
Повернула голову чуть в сторону, как делает зверь, уловивший новый запах. Её грудь вздрогнула.
Она… вела носом.
Будто пытаясь понять, распознать, откуда вокруг «пахнет» чем-то… знакомым? Родным?
Её зрачки расширились.
— Что… это… — прошептала она странно, как будто сама не верила своему ощущению.
Я почувствовала, как внутри поднимается зов магии.
Старая, древняя.
Та, что всегда спала во мне… И та, что так же текла по её венам.
Сила прошла по коже, как жидкий свет. Зелёные линии проступили на моих руках, по ключицам, по шее. Узоры вспыхнули. Моя ведьма подняла голову.
Марго выдохнула судорожно.
Она видела это. Чувствовала это.
Эта магия была её продолжением — тем, что невозможно перепутать.
Она отступила на шаг, но не от страха.
От шока.
Потрясения.
Её губы приоткрылись, будто она потеряла способность дышать.
Пальцы дрогнули.
Она медленно, почти болезненно протянула руку вперёд, как будто боялась, что я исчезну, если она моргнёт.
Я молчала. Но тоже подняла руку в ответном жесте. Магия между нами ударила, как ток.
Две силы — одинаковые, родственные — встретились в воздухе.
Она качнулась.
— Ты… — Марго сглотнула. Её голос стал низким, хриплым. — Ты носишь… мою кровь.
Слова сорвались с её губ, как крик души, как судорога.
Она смотрела на меня, и в её глазах впервые за всё время не было безумия.
Она шагнула ко мне. Сделала один нерешительный шаг, как будто проверяя, не сон ли это.
— Девочка… моя, — голос её сорвался.
Моё сердце дрогнуло. Сила в воздухе дрожала между нами. Пространство вибрировало.
Я тихо сказала то, что понимала уже давно, но боялась произнести вслух:
— Марго… я… Кьяра…
Её глаза расширились ещё больше.
Она зажмурилась, снова вдохнула, будто пыталась впитать мой запах, магию, кровь.
А потом…
— Моё дитя… — прошептала она так, будто эти слова разрывали ей горло.
Марго дрогнула. Её губы задрожали — не от ярости. От боли. От той, что копится годами. Она сделала рваный вдох, словно задыхалась.
И… заплакала. Не громко — нет. Слёзы просто покатились из ее глаз. Щёки, исполосованные зелёными узорами, покрылись влажными дорожками.
— Моё… дитя… — прошептала она. Голос разламывался. — Моя девочка…
Она потянулась ко мне, почти робко. Будто боялась, что я исчезну. Будто боялась, что это всё — иллюзия, игра тьмы, очередной способ сломать её.
И именно в этот миг, самый хрупкий, самый человеческий — воздух свистнул.
Я успела повернуть голову. Варис бросил маленький кинжал точно в сердце Марго.
— НЕТ! — сорвалось с моих губ.
Но раньше, чем я подняла руку, прежде чем сила сорвалась с моих пальцев…
Металл зазвенел, ударившись о другое лезвие. Арагон спас мою маму.
Отбил кинжал в сторону, и тот отлетел. А в следующий миг клинок моего мужа уже лежал у горла… Вариса.
Тот заорал на высокой ноте.
— Дочь! — выкрикнул он. — Ты моя дочь! Ты должна меня спасти! Она сошла с ума! Эта ведьма! Она хотела убить меня!
Я замерла на миг. Марго дёрнулась, всхлипывая, сжимая ладонями рот, будто её снова били. Варис, наоборот, выкатил глаза и я увидела, как в них мелькнула надежда, грязная, липкая, как гной.
Он пытался переиграть. Он пытался купить себе шанс. Он пытался схватиться за первое, что пришло в голову.
— Дочь! — повторил он, задыхаясь. — Кьяра! Спаси меня! Я же… я твой отец! Ты должна подчиниться! ДОЛЖНА!
Арагон надавил клинком на его шею, и тонкая полоска крови выступила под лезвием.
— Ещё одно слово, — прорычал он низко, — и я отрежу тебе язык.
Варис пискнул, но продолжал пищать:
— Она… она ведьма! Она сумасшедшая! Она ОПАСНА! Ты же видишь! Она убьёт нас всех! Кьяра! Помоги мне! Спаси! Ты должна слушаться меня! Я твой…
— Замолчи. — Это сказала я. — У меня нет отца… Арагон забирай их на суд.
И я сама сделала шаг вперёд. Оставила за спиной шум, крики, лязг металла и вздохи ужаса. Шаг — другой — третий. И обняла… маму.
Ту самую ведьму, что минуту назад рвала в клочья дворцовый парк. Ту, чья ярость трясла землю так, что дворец едва не рухнул, как трухлявые доски. Ту, что могла перехватывать нити портала и подчинять себе всё невидимое, что была в разы сильнее всех нас. Теперь она просто обняла меня. Сжала крепко, отчаянно, будто боялась, что я исчезну. И заплакала, просто превращаясь в угнетённую годами женщину.
— Твоя… бабушка… она..? — голос её сорвался.
— Её не стало очень давно, — прошептала я, гладя её спутанные, седые, будто выжженные силой волосы. — Но перед этим она нашла моего истинного. Арагон… мой муж.
Марго снова всхлипнула. Плечи её задрожали под моими руками. Я только крепче прижала её к себе, гладила по волосам, по худым плечам, по разорванному серому платью.
Поверх ее плеча я увидела, как отряд Арагона взял этих ублюдков. Вариса тащили, словно падаль. Он пытался вырываться, что-то орал, визжал, плевался, но его тянули уверенно, без малейшего шанса на освобождение.
И внутри меня… ничего не дрогнуло. У меня не было отца. Никогда. И точка.
Маме не повезло в жизни. Слишком много боли, слишком много лет в цепях, слишком много слёз, что высохли там, в темноте, где она сидела, доверив свою судьбу жадному, лживому ублюдку.
Но теперь у неё была я. И мой муж. И мой сын. И наш род.
С этого момента все будет по-новому.
И кровь ведьм наконец перестанет быть проклятием. Она станет силой. Силой, которую никто больше никогда не уничтожит.
Больше не будет бессмысленной войны. Не будут погибать воины ради прихоти жадных ублюдков. Наши жизни не будут больше кормить амбиции тех, кто забывает, что власть дана для защиты, а не ради разрушения.
Наша империя наконец… вздохнёт спокойно.
Я стояла посреди дворцового парка, усеянного руинами и корнями, и ощущала — мир изменился. Земля пульсировала под ногами тихой, ровной силой, будто впервые за много лет могла дышать полной грудью. Ветер обдувал лицо мягкими прикосновениями, в нём больше не было металлического привкуса крови — только аромат мокрой травы и свободы.
Мама всё ещё прижималась ко мне, дрожа, как раненый зверь, впервые увидевший не клетку, а небо. Она всхлипнула, прижимая лицо к моему плечу, и я крепче обняла её, словно могла этим объятием стереть всё зло, которое сделало её такой.
Я подняла взгляд. Арагон стоял рядом — мощный, уставший, с мечом в руке. Он волновался и смотрел на нас. Земля вокруг нас медленно затягивала раны, словно сама хотела стереть следы этой ночи.
А потом подошел к нам и обнял нас двоих.
— Всё закончилось, — сказал он тихо, но так уверенно, что мне стало тепло. — Теперь все буде иначе.
И я знала — это не просто слова.
Я посмотрела на свою мать — её глаза были огромными, зелёными, полными слёз, но в них уже не было безумия. Только боль. И… надежда.
— Пойдём домой, — сказала я ей мягко.
Она кивнула и зажмурилась, словно ей было тяжело поверить, что это не сон.
Арагон успел подхватить маму под руку, когда она обмякла. Её выброс магии — тот самый, что она копила десятилетиями, удерживала в себе, не имея возможности выплеснуть, — иссяк.
Сила, что только что рвала землю, ломала дворец, подчиняла себе стихии и портал, вдруг погасла, будто вырвали фитиль у свечи. Марго обмякла на его руках.
Арагон удержал её, притянул ближе, придерживая за плечи и за талию, чтобы она не упала на землю.
— Всё хорошо, — тихо сказал он, поднимая её на руки. — Держу.
Она была бледной, дыхание едва ощущалось, лицо — уставшим, но спокойным. Будто десятки лет боли, ярости и заточения наконец-то нашли выход.
Я сделала шаг к ним.
Моё сердце сжималось от страха и от сострадания.
Арагон поднял на меня серьёзный и спокойный взгляд.
— С ней всё будет в порядке, Кьяра. Покажем ее лекарю. Она отдала слишком много силы.
Я кивнула. Провела рукой по маминым спутанным, выцветшим волосам, по её виску, где всё ещё тлели слабые, почти угасающие зелёные линии.
— Мама… — прошептала я.
И в тот миг она едва заметно улыбнулась. Арагон осторожно прижал её к себе, будто оберегая от всего мира.
Суд над бывшим императором и его приближёнными длился три дня. Три бесконечных, тяжёлых, требующих железных нервов дня.
Дария и его приспешников вывели на центральную площадь столицы — туда, где когда-то он провозглашал законы.
Дарий Второй был бледен, исхудавший, цеплявшийся взглядом за каждого, кто проходил мимо, будто искал хоть одно знакомое лицо, готовое его защитить.
Но никто не отзывался.
Рядом стояли Варис, Лайяна и ещё несколько тех, кто десятилетиями творил произвол — советники, друзья, те, кто поддерживали власть и получали за это золото и привилегии.
Ни один не ушёл от наказания. У сопротивления была исчерпывающая база доказательств. На публичном суде выступал лорд Сой, бывший начальник дворцовый стражи, обезображенный мутацией, и многие другие воины, что вернулись из Бездны.
Суд вершили не мы — суд вершил народ. Люди, воины, матери, потерявшие сыновей.
И приговор был единогласно принят — бессрочное заключение, передача власти Совету. А жизнь у драконов долгая.
Мы стояли там с Арагоном, плечом к плечу. Его рука сжимала мою. Единогласно было принято, что теперь империей будет править Совет. Арагон входил в него.
А через две недели, в огромной гостиной нашего герцогского замка был собран Конклав ведьм — первый за сотни лет.
Съехались все: молодые, старые, те, кто только пробудился, и те, кто всю жизнь скрывал дар под замком.
Когда пришло время выбирать новую главу Конклава, все голоса обратились к Марго.
Она стояла в центре зала. Статная, красивая, настоящая ведьма. Она слушала других, и в её взгляде отражалась нежность… и боль.
— Нет, — сказала она тихо, но ясно. — Я не возьму этот пост.
В зале поднялся ропот.
— Но почему? — спросила Мария. — Ты сильнейшая из нас.
— Сильная — да, — ответила она. — Но я слишком многое потеряла. И слишком много времени провела вдали от тех, кто был моей семьёй.
Она посмотрела на меня.
— Теперь у меня есть дочь. И… внук. Он уже взрослый. Но я хочу его узнать и помочь.
Так Марго отказалась возглавить Конклав. Но её слова были услышаны. И ведьмы сделали то, что было правильным — они выбрали меня.
В свободное время Марго работала. В подвалах дворца нашли десятки книг — спрятанных, забытых, но уцелевших. О ведьмах. О природе. О структуре порталов. О силе Земли.
Моя мать погрузилась в эти записи. Она читала, переводила, восстанавливала утраченное.
Она подружилась с мастером-артефактором — тем самым, кто создал искусственные конечности для Алекса и других. Вместе они начали делать новые конструкции — не просто копии рук и ног, а такие, что подчинялись магии. Лёгкие, крепкие, удобные. Теперь воины с ограниченными способностями могут жить полноценно.
И мой сын был первым, кто полноценно вернулся к мирной жизни.
Часть ведьм осталась в нашем герцогстве. Часть разъехалась по домам. Больше не было нужды скрываться.
Не было больше мест, пропитанных гнилой кровью тварей бездны. Ведьмы залечивали эти раны на теле земли и не прятались.
Марго создала особую группу целительниц — тех, кто по её найденным заклинаниям учился очищать тела от мутации, от тех изменений, что приносил другой мир. Это было сложнее, чем казалось. Но вскоре первые воины смогли вернуть себе прежний вид, как и наша дорогая Лири.
А ещё к ней вернулась драконица. А проснувшийся дракон Алекса признал в ней пару. Хотя они и так любили друг друга, даже когда ещё не чувствовали истинность. Но Алекс по-прежнему ощущал в себе силы ведьмака, ведь пробудившись однажды — они уже не исчезнут. И помимо огня, он мог управлять и землёй.
Был найден целый интернат с детьми и матерями, бывшими ППЖ, которые воспитывали своих детей от погибших наследников родов. Все дети были возвращены в семьи, и если матери искренне любили своих детей, то они оставались при них. Многих из ППЖ покупали благами, но некоторые пошли на это, потому что их заставила нужда или шантаж. Я не буду вдаваться в моральную сторону этого вопроса. Это сложно.
Но, возможно, некоторые из них, кто не успел запятнать себя кровью, заслуживают второй шанс.
Только те, кто убили своих драконов по приказу императора, были осуждены. Всем этим занимались военные эмиссары.
Дарий хотел иметь рычаги воздействия на всех поданных, которые имели вес в обществе — дети были одним из них. В его планы входило оставить наиболее сильные рода без глав, а потом, чтобы его люди были регентами при маленьких наследниках.
Еще одной стратегией было то, что Дарий разлучал драконов-офицеров со своими истинными, делал всё, чтобы военные, имея вес среди простых воинов, не устроили переворот. Император подкладывал им специально обученных женщин, таких как Луиза-Эшли, — ведь ни один дракон не захочет потерять истинную, а значит будет хранить факт измены в тайне.
И император пользовался этим. Шантажируя потом высшие эшелоны военных, он тем самым обеспечивал себе поддержку, стабильность и их лояльность.
Ведь могли появиться такие военные, как мой Арагон, которые могли заметить, что императору выгодна война, и что тот не собирается её прекращать. А там могли и докопаться до сути.
Сам Дарий был трусом и подлецом и знал, что народ находился на грани гражданской войны. Он боялся, что армия сможет поддержать бунт. Поэтому так и готовился, подсылая ППЖ на фронт. А если драконы противились, то их опаивали специальным запрещённым зельем.
Целители, что томились в подвалах императорского дворца вместе с Марго, были освобождены и сами нуждались в лечении.
Та самая энергия, которая травила людей на мануфактурах и фабриках, была заблокирована и запрещена. Мы с ведьмами варили эликсиры, чтобы поддержать жизни отравленных работников.
Арагон спас тех, кого ещё можно было спасти.
После родов Луиза отправилась в Аббатство, как и десятки других ППЖ виновных в смертях воинов — там они пробудут очень долго.
Внука мы воспитываем в любви и заботе — все вместе.
Марго не смогла подарить мне свою материнскую любовь, она всю свою нерастраченную нежность и тепло передавала Акселю.
Она рассказала мне свою историю, не слишком вдаваясь в детали своего многолетнего заточения. Она сказала, что хочет забыть всё это.
И однажды, я уверена, наступит день, когда она перестанет бояться темноты и сможет спать спокойно.
Варис был её истинным. Только жениться он не спешил. Они пару лет были вместе, и мама по любви решила признаться ему, хотя бабушка была против. Так совпало, что дела отца Вариса шли плохо — тот был на грани банкротства. Сам же Варис должен был жениться на богатой наследнице, но у него была Марго. А когда он узнал, что она ведьма, а он был другом императора, то не смог не извлечь из этого выгоду. Он просто продал маму, за возможность кормиться со стола императора.
Маме удалось сбежать лишь один раз — когда она узнала, что ждёт меня. Она родила меня и передала бабушке. Сама же понимала, что её рано или поздно найдут. И когда это произошло, мама была уже далеко от меня.
Её схватили и надели блокирующие наручники и ошейник. Она не соглашалась открывать порталы в другой мир и сотрудничать с Дарием. Поэтому так и сидела в заперти столько лет. Убить её боялись, не знали точно, погибнет Варис или нет. Дракон отца мог умереть от тоски по истинной, а он не хотел рисковать своей ипостасью.
Ведьма же была свободна в своих отношениях с истинным. Если бы Варис умер, она бы не ушла вслед за ним — ритуал, как у нас с Арагоном, не был проведён.
А что касается порталов… Когда Марго перехватила нити того, что открывала Лайяна, она увидела всё.Как переплетаются слои. Как они реагируют на силу ведьмы. В книгах тоже были описания. Мы с Марго собрали эти сведения. И поняли страшную вещь: нельзя давать эти заклинания всем. Нельзя испытывать волю людей на прочность. Сейчас остры злодеяния императора, и никто не станет пользоваться подобными сведениями. Но пройдут годы, и кто-то захочет обогатиться вновь.
И знали теперь о том, как строить порталы только двое: я и Марго.
И так должно было остаться. Слишком велик соблазн использовать такую магию. Среди ведьм было много добрых… но могли быть и такие, как Лайяна. Слабые духом. Готовые продаться за власть или просто из любви пойти за своим истинным, как это делала фаворитка императора.
Поэтому мы хранили эту тайну вдвоём.
А потом настал тот самый день, чтобы исполнить мое обещание.
Поздний вечер. Наш задний двор был пуст — я специально отправила всех ведьм из особняка, а слуг в деревню за провизией.
Марго подошла ко мне, взяла за руку.
— Готова?
Я кивнула. Она провела рукой по воздуху. И пространство… разошлось.
Медленно, плавно, как ткань, которую разрезали невидимыми ножницами.
И я увидела красно-фиолетовое небо. Умирающий мир. Но всё ещё живой.
Взывающий о помощи.
— Пора, дочь, — сказала Марго.
Мы шагнули в него вместе. Рука в руке. Мать и дочь. Мы пришли, чтобы исполнить мое обещание.
За нами вошли только самые преданные воины во главе с Арагоном и Алексом. Он уже не нуждался в костылях — его новая нога была практически такой же, как живая. Этьен, Диант, Ройберг — все они прикрывали наши спины.
Мы пришли, чтобы помочь миру и закрыть стационарные порталы в этот мир.
И за нашей спиной портал тихо затянулся.
И мы помогли ему.
Из года в год мы приходили, и уже спустя десятилетие — благодаря тому, что Арагон и Алекс законсервировали шахты с той самой энергией — мир начал меняться.
Не стало больше каменистых пустынь и кривых, изломанных деревьев. Природа оживала. Появлялась нормальная фауна, нормальная флора не мутировавшая, а чистая.
Кошка так и осталась жить с нами. А котёнок был связан с Алексом и поглощал избытки энергии — то, что было доступно только ведьмакам.
Но это были не все замечательные новости.
Война закончилась. Арагон сменил военный китель на гражданскую одежду. Не могу сказать, что было всё просто — ведь он привык жить на фронте, привык командовать, привык, что его слушаются безоговорочно.
Я же привыкла к тому, что мужа нет рядом, и сама управляла всеми его делами и домом. Мы, как и все нормальные семьи, ругались, спорили… и мирились.
Мы снова узнавали друг друга заново, переживали последствия бесконечных войн. Так бывает, когда оба человека в браке — с характером.
Но, тем не менее, мы нашли силы в себе идти на уступки, находить точки соприкосновения, говорить открыто друг с другом, не закрываться по истинной связи в случае какой-то опасности, как это делал муж.
Мы любили друг друга и маленьким чудом стало то, что я оказалась беременной.
Мне не нужно было скрываться, не нужно было прятать это. Моя мечта исполнилась.
Как ведьма, я могла родить генералу столько детей, сколько позволит здоровье, — в отличие от дракониц, рожающих лишь однажды.
И нашу белокурую дочку мы назвали Агния.
Марго была счастлива воспитывая своих внуков и правнуков. Она расцвела рядом с нами, словно её собственная душа, так долго томившаяся в темноте, снова увидела солнце.
Но и её не обошла стороной судьба.
Отец Ройберга, лорд Ванс, — вдовец, потерявший супругу много лет назад из-за нападения тварей Бездны — не смог пройти мимо красоты и силы моей матери. Он долго осаждал эту крепость — настойчиво, честно, по-мужски.
Мама согласилась быть с ним, но только при одном условии: она будет знать и слышать все его мысли, чтобы быть уверенной, что больше никогда не окажется преданной.
И мужчина пошёл на это. Искренне. Чисто. Он полюбил свою ведьму всем сердцем. После обряда он уже никогда бы не встретил истинную, потому что эту связь заполнит связь с ведьмой. И лорд Ванс пошел на это.
Так что теперь они вместе. Навсегда. И кто знает, может быть, и им боги подарят еще детей.