Развод по-турецки или постучись в мою Тверь

Глава 11

— У входа не бери, тут дороже, вглубь надо уйти, — с трудом оттаскиваю бабулю от прилавка с морковью, которые лежат одна к одной, и мы попадаем в водоворот кричащих людей.

Ба притихает — она явно в шоке. А мне эта атмосфера на самом деле нравится. Шум, гам, столы, заваленные свеклой, мандаринами, оливками, свежей рыбой. Отделы с овощами, которые по твоему конкретному желанию могут залить острым или простым маринадом. Целые горы всех видов перчиков, зелени. Лотки с ерундой вроде открывашек, вешалок, плечиков — и все это по двадцать лир. “Фикс прайс”, так сказать. Только больше и душевнее.

Я не успеваю сообразить, а бабушка уже торгуется. Она спорит на русском, но ее жесты и экспрессия понятны, кажется на любом языке. Как только продавец понимает, что перед ним эксперт по торгу сразу переходит на турецкий, хотя вот только что неплохо говорил по-русски.

— Ба, пойдем, уверена, найдем лучше, а то мама, вон, сейчас парфюмерных масел накупит.

Я увожу бабушку, и теперь мы обе приходим на подмогу маме, которая всегда была падкой… на то чтобы ее разводили. Ох, помните времена, когда продавцы ходили по домам и впаривали дурацкие никому не нужные и неработающие приблуды? Так вот мама скупала их со страшной силой. Ей обязательно нужна была яйцерезка, хотя мы их практически никогда не ели, электрическая пемза и датчик утечки газа, которого у нас в доме нет. Поэтому, когда я вижу знакомый блеск в ее глазах, то сразу понимаю — нужно оттаскивать ее от лотка.

— Мам, а пойдем посмотрим приправы? Ты вроде бы соседям хотела что-то привезти.

— Да-да, доча, сейчас только… этот прекрасный джентльмен так красиво поет о каждом из ароматов.

— Я свожу тебя на концерт Таркана, пойдем только…

— Да он же ж почти и не выступает… — вздыхает мама, а я в этот момент понимаю, что потеряла бабушку.

— Мам, бабушки не видно.

— Ох, ладно-ладно, мы подумаем и еще… вернемся в общем, — она говорит так громко как может, будто это поможет турецкому продавцу ее лучше понять. А он тут же перестает улыбаться, вежливость мигом сдувает. Еще по-турецки и ругается нам вслед.

— Сам такой, — повернувшись, говорю на турецком, отчего тот еще больше злится.

В общем, рынок оказывается тем еще приключением. Мы обходим его трижды вдоль и поперек. Мама с бабушкой все-таки покупают продуктов и свежайшие турецкие сладости. Я не чувствую ног, но довольна, что они довольны. Вот только…

— Мам, а где бабушка? — в какой-то момент, когда мы уже направляемся на выход, спрашиваю я.

— Да вот же была… — мама оборачивается в одну сторону, в другую… еще раз. А потом в ужасе смотрит на меня.

Черт.

Мы решаем не разделяться, чтобы не потерять еще и друг друга, сначала спокойно обходим рынок, потом бегом, потом начинаем спрашивать всех. Возвращаемся на исходную позицию — ну вот же этот мужичок, с которым ба спорила, вот морковка. Но ее и тут нет. Все продавцы, как один, отвечают, что видели ее вот недавно, но где она теперь никто не может подсказать.

А меня быстро накрывает паника.

Черт. Черт. Черт.

В какой-то момент я усаживаю маму на скамейку у входа в рынок и беру с нее обещание, что она не сдвинется с места, пока я попробую обежать район. И вот чебуречная, кондитерская… Я добегаю до метро, но это ничего не дает мне. Возвращаюсь я с тяжелым сердцем, когда…

— А вот и Наташенька! Натусь, посмотри, господин Демир нашел бабулю и приехал отвезти нас домой!

Эмре. Собственной персоной. Стоит у внедорожника, пока тот самый водитель его матери, что подбрасывал нас на метро, помогает моим родственникам усесться в машину. Бабушка спокойна и довольная, показывает матери, каких семитов накупила в лавке через дорогу. А я зла. Да у меня чуть сердце не остановилось! Еще и Эмре сверлит меня взглядом.

— Что ты здесь делаешь? — лучшая защита ведь нападение, да? Поэтому я с ходу спрашиваю его.

— Спасаю тебя. Вернулся домой, а там никого. Как только водитель сказал, что вы говорили про рынок, так я сразу вспомнил, что ты тут пропадала. Решил, что большие пакеты наберете, и вас нужно будет отвезти. А тут твоя бабушка стояла плакала у дороги.

— Плакала? — весь гнев как рукой снимает. Конечно, я должна была понимать, с кем иду на рынок, и злиться на них я не могу. Конечно, я должна быть благодарна Эмре Демиру за то, что выручил и очень добр к моей семье. Но я все равно злюсь.

Потому что он слишком хороший для всех, кроме меня.

— Что ж, спасибо, но не стоило. Сами бы разобрались.

— И вернулись бы через неделю? Не забывай, завтра у нас встреча с адвокатом.

— Я помню, у меня с памятью все в порядке.

Даже слишком. Я слишком хорошо помню, как он целовал меня где-то здесь неподалеку, когда я рассказывала, что урвала мандарины за бесценок. Торги у нашего семейства в крови.

Обратно мы возвращаемся под воодушевленные рассказы мамы и бабушки, которых никто, кроме меня, особенно и не понимает, потому что они говорят быстро и непонятно. Я смотрю в окно, понимая, что забылась. Сегодня было много воспоминаний, но мне не нужно забывать, с какой целью мы сюда прилетели. Скоро я поеду домой в статусе разведенки.

Скорее бы уже со всем покончить.

Мама Эмре, к моему удивлению, все еще в доме. Хотя, понятно, мы же с ее водителем вернулись домой. И она очень увлеченно наблюдает за тем, как мои мама с бабушкой колдуют над блюдами. Я все это время делаю вид, что меня не существует. Сливаюсь с креслом, в котором сижу, пока Эмре по-прежнему работает на террасе.

Ну а когда мы все усаживаемся за стол, и я думаю о том, что хотя бы набью желудок, мама Эмре потирает руки и с широкой улыбкой выдает:

— Ну а теперь рассказывайте, как так вышло, что вы женаты.