Осколки надежды
Тишина в машине была настолько плотной, что, казалось, её можно было резать ножом. Я сидела, вцепившись в ручку двери, и украдкой бросала взгляды на каменное лицо Кирилла. Мне удалось догнать их на парковке. Его глаза, обычно тёплые и ласковые, сейчас были холодными, как лёд на дороге, по которой мы ехали. Маша, чувствуя напряжение между родителями, съёжилась на заднем сиденье, обхватив руками своего плюшевого медведя.
Снег за окном падал крупными хлопьями, оседая на лобовом стекле и тут же смахиваемый дворниками. Этот монотонный ритм — единственный звук, нарушающий гнетущую тишину в салоне. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле. Что я могла сказать? Как объяснить то, чего сама не понимала?
Когда машина остановилась у нашего дома, Кирилл впервые за всю поездку нарушил молчание:
— Маша, детка, иди в свою комнату, пожалуйста, — его голос звучал напряжённо, словно струна, готовая вот-вот лопнуть.
Маша посмотрела на меня, ища поддержки, но я лишь кивнула, не в силах выдавить улыбку. Девочка нехотя вылезла из машины и побрела к дому, оставляя за собой цепочку следов на свежевыпавшем снегу.
Как только входная дверь за Машей закрылась, Кирилл резко повернулся ко мне. Его лицо исказилось от боли и гнева.
— Как ты могла, Нина? — его голос дрожал от едва сдерживаемых эмоций. — После всего, что мы пережили вместе? После всего, что построили?
Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Попыталась взять Кирилла за руку, но он отдёрнул её, словно обжёгшись.
— Кирилл, прошу, выслушай меня, — начала я, чувствуя, как дрожит мой голос. — Это не то, что ты думаешь. Игорь… он болен. Я была в замешательстве, я совершила ошибку.
Кирилл горько усмехнулся, его глаза блестели от непролитых слёз.
— Ошибку? Вот как ты это называешь? — он запустил пальцы в волосы. — А наш брак для тебя тоже ошибка, Нина?
— Нет, конечно нет! — воскликнула я, протягивая к нему руки. — Кирилл, я люблю тебя, ты же знаешь. То, что случилось с Игорем… это ошибка. Я запуталась, но…
— Запуталась? — перебил меня Кирилл, оттолкнув мои руки. — В чём тут можно запутаться, Нина? Либо ты любишь меня и нашу семью, либо нет. Всё просто.
Я почувствовала, как по щекам текут слёзы. Не могла поверить, что всё рушится так быстро.
— Кирилл, прошу, давай поговорим спокойно. Я могу всё объяснить.
Но Кирилл уже не слушал. Он вышел из машину, на ходу бросив:
— Я не могу сейчас это обсуждать. Мне нужно время подумать. Я не останусь здесь сегодня.
В панике я последовала за ним. Но догнала только в спальне.
— Куда ты собрался? На улице метель! — я смотрела, как Кирилл лихорадочно собирает вещи в сумку.
В этот момент в дверях спальни появился заспанный Лёша. Увидев сборы отца, он мгновенно проснулся.
— Пап, что происходит? — спросил он, переводя встревоженный взгляд с Кирилла на меня.
Кирилл на секунду замер, затем повернулся к сыну:
— Лёша, мы с Ниной… нам нужно время. Я поеду к дяде Саше на пару дней.
Лёша нахмурился, его взгляд стал жёстким.
— Я еду с тобой, — заявил он решительно.
— Лёша, нет, — начала я, делая шаг к пасынку. — Тебе лучше остаться дома. Мы с папой…
— Я еду с папой, — отрезал Лёша, уже направляясь к своей комнате за вещами.
Беспомощно я смотрела, как рушится моя семья. Попыталась ещё раз достучаться до Кирилла:
— Прошу, не уезжай так. Давай всё обсудим. Я люблю тебя, Кирилл. То, что случилось с Игорем — это ошибка, которая больше никогда не повторится.
Кирилл остановился в дверях, его плечи поникли.
— Знаешь, Нина, иногда одной ошибки достаточно, чтобы разрушить всё, — он повернулся, и я увидела в его глазах боль и разочарование. — Мне нужно время. Нам всем нужно время.
Через несколько минут Кирилл и Лёша уже стояли у входной двери. Я, дрожа то ли от холода, то ли от эмоций, смотрела, как они садятся в машину. Снег всё усиливался, превращая мир вокруг в белую пелену.
— Будьте осторожны на дороге, — крикнула я вслед уезжающей машине, но мои слова унёс ветер.
Я осталась стоять на пороге, обхватив себя руками. Холодный ветер пронизывал до костей, но я едва ли замечала это. В голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний, сожалений. Как я могла допустить, чтобы всё зашло так далеко?
Вернувшись в дом, я заглянула в комнату Маши. Девочка спала, крепко обняв своего плюшевого медведя. На секунду задумалась, не разбудить ли дочь, не рассказать ли ей правду. Но что я могла сказать? Как объяснить ребёнку то, чего сама не понимала?
Часы в гостиной пробили полночь. Я села на диван, уставившись в темноту за окном. Снегопад усиливался, превращая знакомый пейзаж в нечто чужое и враждебное. Я не знала, сколько времени просидела так, погружённая в свои мысли, когда тишину прорезал звонок телефона.
Сердце моё сжалось от дурного предчувствия. Кто мог звонить в такой час? Дрожащей рукой я взяла трубку.
— Алло? — мой голос звучал хрипло и неуверенно.
— Нина Ивановна Ардова? — раздался в трубке официальный голос. — Вы жена Кирилла Мартынова?
— Да, это я, — ответила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Что случилось?
— Мне очень жаль, но ваш муж и сын попали в аварию. Они сейчас в критическом состоянии в городской больнице…
Дальнейшие слова потонули в шуме крови, стучащей в ушах. Мир вокруг меня закружился, и я едва не упала, схватившись за стену.
— Я… я сейчас приеду, — выдавила я из себя, уже набирая номер соседки.
Следующие минуты слились для меня в один безумный калейдоскоп действий. Я разбудила соседку, умоляя присмотреть за Машей. Натянула первую попавшуюся одежду, даже не заметив, что надела разные ботинки. Выбежала на улицу, где меня тут же окутал снежный вихрь.
Дорога до больницы казалась бесконечной. Я вцепилась в руль, едва различая дорогу сквозь пелену снега и слёз. В голове билась одна мысль:
— Только бы успеть, только бы они были живы.
Приёмный покой больницы встретил меня хаосом звуков и движений. Писк аппаратов, крики медсестёр, стоны пациентов — всё слилось в какофонию, от которой кружилась голова.
— Мартыновы, авария, где они? — выпалила я дежурной медсестре, едва переступив порог.
Медсестра посмотрела на меня с сочувствием.
— Вы родственница?
— Я жена… и мать, — я запнулась, осознав, что технически Лёша мне не родной сын. Но сейчас это казалось таким неважным.
— Пройдите со мной, — медсестра повела меня по коридору. — Врач сейчас всё вам расскажет.
Я шла, чувствуя, как подкашиваются ноги. Стерильный запах больницы, яркий свет ламп — всё это казалось нереальным, словно страшный сон.
У дверей реанимации нас встретил усталый врач в зелёном хирургическом костюме.
— Нина Ивановна? — спросил он, и, дождавшись кивка, продолжил: — Я доктор Савельев. Ваш муж в коме. Состояние критическое, мы делаем всё возможное.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Схватилась за стену, чтобы не упасть.
— А Лёша? Мой сын? — мой голос дрожал.
Доктор Савельев тяжело вздохнул:
— У мальчика серьёзная травма головы. Мы проводим дополнительные обследования, но… — он замолчал, подбирая слова. — Будем надеяться на лучшее.
Я ощутила, как к горлу подступает тошнота. Сползла по стене на пол, не в силах больше стоять.
— Можно… можно мне их увидеть? — прошептала я.
Доктор кивнул.
— Только ненадолго. И предупреждаю, зрелище может быть шокирующим.
Я поднялась на дрожащих ногах и последовала за врачом в палату интенсивной терапии. Запах лекарств и дезинфицирующих средств ударил в нос. Писк аппаратов, поддерживающих жизнь, казался оглушительным в тишине палаты.
Кирилл лежал на кровати, опутанный проводами и трубками. Его лицо было бледным, с синяками и ссадинами. Я подошла ближе, взяла его безжизненную руку в свою.
— Кирилл, любимый, — прошептала я сквозь слёзы. — Прости меня. Пожалуйста, вернись ко мне. Я не могу без тебя.
Я повернулась к соседней кровати, где лежал Лёша. Мальчик выглядел таким маленьким и беззащитным среди медицинского оборудования. Его голова была забинтована, а на лице виднелись многочисленные порезы от разбитого стекла.
Я встала между кроватями, держа за руки двух самых дорогих мне людей. В этот момент все прошлые обиды, недоразумения, споры — всё это казалось таким мелким и незначительным перед лицом возможной потери.
— Я люблю вас, — прошептала я. — Пожалуйста, боритесь. Вернитесь ко мне.
Писк кардиомониторов словно отсчитывал секунды, напоминая о хрупкости жизни. Я стояла, вслушиваясь в эти звуки, моля всем богам, в которых никогда не верила.
В этот момент поняла, что стою на перепутье. Мои следующие действия определят не только моё будущее, но и будущее всей моей семьи. С этим осознанием пришло чувство решимости и цели.
Я выпрямилась, вытерла слёзы. Знала, что должна быть сильной — ради Кирилла, ради Лёши, ради Маши, которая ждала дома, не подозревая о случившемся.
— Я буду бороться за нас, — сказала я твёрдо. — За нашу семью. За нашу любовь. Что бы ни случилось, я не сдамся.
Я поцеловала Кирилла в лоб, затем нежно погладила Лёшу по руке.
— Я буду здесь, — прошептала я. — Я никуда не уйду, пока вы не очнётесь.
Села на стул между кроватями, готовая к долгому ожиданию. За окном начинало светать, снегопад утих. Новый день нёс с собой неизвестность, но я была готова встретить его с верой и надеждой в сердце. Я знала, что впереди ещё много испытаний, но была уверена — вместе мы справимся со всем. Главное — быть рядом, любить и верить.