Нью-Йорк, декабрь 1871 года
Розалинда Скайлер уходила с танцевальной площадки прихрамывая, повиснув на руке своего жениха. Следом за ней тянулась шлейфом оборка, наполовину оторванная от бального платья.
Взглянув на хозяйку вечера, дирижер взмахнул палочкой, и оркестр заиграл медленный вальс, а после полуночи большинство из тех, кто собирался уехать рано, уехали. Теперь лишь из комнат, где играли в карты, доносился тихий гул голосов. Оставшиеся в зале гости начали вставать со своих мест и выходить на танцевальную площадку.
– Моя дорогая!
Эти слова Дэвид проворковал хорошо поставленным голосом, который выработал, готовя себя к карьере политика и оратора.
Розалинда насторожилась, гадая, что он предпримет дальше. Попытается соблазнить ее? Мало кто знает, как она любит понежиться в объятиях того, кто выше ее ростом и обращается с ней как с настоящей женщиной.
– Прости, дорогая, но я должен с тобой попрощаться. Призрачные картины экстатического восторга в руках Дэвида мгновенно улетучились из головы Розалинды.
– Видишь ли, я обещал прокатиться верхом с Ником Ленноксом перед завтраком в клубе «Перикл».
– В самом деле? Нуда, конечно, нельзя отказывать, когда представляется возможность провести время в компании банкира, – пошутила она мягко.
Что-то неуловимое в облике Николаса Леннокса вызывало у Розалинды ощущение бегающих по коже мурашек: возможно, причиной тому служила его неустанная погоня за нужными знакомствами.
– Можешь воспринимать его в таком свете, если угодно – как-никак он младший партнер в банке твоего отца, – но я знаю Николаса как друга. Проводишь меня до двери? Уверен, отец отвезет тебя домой после последнего танца.
– Разумеется.
Глядя на Розалинду с высоты своего роста, Дэвид улыбнулся и ласково потянул за пружинку ее локона, после чего они вместе двинулись по роскошному бальному залу, выдержанному в коричневых и золотых тонах, намереваясь попрощаться с хозяевами, Джульеттой и Уолтером Таунсенд. Самоуверенность светской львицы и бархатное платье с глубоким декольте, столь поразительно сочетавшееся с великолепным сапфировым колье, были способны у кого угодно вызвать зависть, но Розалинда старалась об этом не думать: она чувствовала себя гораздо свободнее во фраке и брюках, нежели в дорогом бальном туалете от Уорта.
Рассеянно кивнув Розалинде, Таунсенд повернулся к Дэвиду:
– Насколько я понимаю, ты планируешь в следующем году участвовать в выборах. Наверное, возьмешь с собой в Олбани жену или…
Розалинда чуть не заскрежетала зубами, но в итоге ее вежливая улыбка даже не дрогнула. Она привыкла, что к ней относятся как к чему-то второстепенному только потому, что она женщина, и не стала открыто проявлять раздражения. Тем не менее ее бросало в дрожь при одной мысли, что и в будущем ей придется терпеть подобное пренебрежение, если она станет женой политика.
Если бы Дэвид не умел так хорошо ладить с детьми и не являлся единственным человеком в Нью-Йорке, равнодушным к деньгам ее отца, Розалинда вряд ли зашла бы с ним дальше обычной учтивости, с какой относилась к военному товарищу своего покойного брата. Порой, чтобы преодолеть желание разорвать с ним помолвку, она напоминала себе, что его достоинства так же включают обходительность и уважение к женщинам.
После пережитой досады Розалинда испытала настоящее облегчение, когда обнаружила, что великолепный мраморный холл первого этажа практически безлюден. Повсюду по стенам между резными дверями, а также под не менее богато декорированным потолком висели гобелены. Интерьер в целом был выдержан в стиле королевского замка эпохи Возрождения; на расставленных между неудобными диванами столиках красовались серебряные сосуды и вазы, полные оранжерейных роз, и соответствующие им подсвечники, увитые вечнозелеными растениями. На огромной люстре сияли газовые лампы, превращая буйство красок брюссельского ковра в мерцающий океан света.
– Моя дорогая Порция, ты должна помнить, чего ждут от тебя как от леди, и поступать соответствующим образом, – нравоучительно наставляла на другом конце комнаты десятилетнюю девочку Дездемона Линдсей. В седеющих волосах Дездемоны сверкали бриллианты, а пышные формы, казалось, вот-вот выпрыгнут из слишком плотно облегающего наряда льдисто-голубого цвета. Судя по цвету волос и чистым, словно вырезанным из слоновой кости, чертам лица, ребенок был старшей дочерью Джульетты Таунсенд. – Неприлично выходить из детского крыла и подсматривать за гостями на балу матери, – продолжала сидеть дама.
– Да, бабушка Линдсей, – вежливо ответила Порция Таунсенд, устремляя взгляд на парадную дверь. В простом голубом платьице, с тоненькими светлыми косичками, она выглядела куда более пристыженной, чем можно было бы заключить по ее тону.
У Розалинды невольно дрогнули губы; она вспомнила, как во времена, когда еще была жива ее мать, она сама украдкой спускалась вниз, чтобы взглянуть, что происходит на балу у родителей.
В этот момент лакей бросился вперед и распахнул широкие створки парадного входа, впуская в дом вместе с облаком холодного воздуха и снежного вихря нового гостя.
В роскоши пышного убранства новоприбывший казался живым олицетворением какого-нибудь языческого вождя, который с трудом переносит условности цивилизации. Его лицо со спокойными синими глазами, слегка крючковатым носом и тонким шрамом на волевом подбородке выражало твердость и силу, характерную для скульптур Средневековья. Великолепная, с золотыми пуговицами, форма флотского капитана и позолоченная шпага на боку придавали его облику сходство с рыцарями времен короля Артура. В его золотистых волосах играли блики отраженного света. Этот гость на голову превосходил ростом специально подобранных лакеев Таунсендов, и, глядя на него, Розалинда едва сдержала стон неподдельного восхищения.
Дездемона и Порция тоже повернули головы в сторону вошедшего, и лицо Порции озарило выражение нескрываемого обожания, а Дэвид рядом с Розалиндой застыл в настороженном ожидании.
– Дядя Хэл! – Порция бегом бросилась через комнату. Подхватив ребенка на руки, исполин просиял улыбкой.
– Здравствуй, принцесса! Ты правда ждала меня?
– Я же обещала, разве нет? – воскликнула Порция. Мужчина рассмеялся.
– Смотри, это Хэл Линдсей, – прошипел Дэвид. – Наверняка прибыл прямо с банкета у адмирала Портера.
Розалинда кивнула, чувствуя, что не в состоянии произнести ни слова. Конечно же, незнакомец был одним из знаменитых Линдсеев: золотоволосые и богатые, мужчины этого рода всегда добивались успеха на флоте и в бизнесе.
– Интересно, ты с ним уже встречалась? Он редко бывает в Нью-Йорке. Вынесешь знакомство еще с одним ветераном? – мягко пошутил Дэвид.
Розалинда покачала головой, и Дэвид снисходительно похлопал ее по руке.
– Идем, я вас познакомлю.
Заметив их приближение, Линдсей скользнул взглядом по лицу Розалинды, затем перевел глаза на Дэвида. Его черты на секунду омрачились, но тут же снова разгладились, и он аккуратно опустил племянницу на пол.
– Резерфорд?
– Именно. Рад снова тебя видеть, Линдсей. – Дэвид с энтузиазмом потряс руку собеседнику.
Розалинда отчего-то пожалела, что взгляд Линдсея не задержался на ней чуточку дольше, она чувствовала, как колотится сердце, и понимала, что ее щеки наверняка зарделись от возбуждения. Впрочем, подобная реакция на мужчин была ей несвойственна и обычно при новом знакомстве с мужчиной она оценивала степень его интереса к деньгам отца, а не испытываемое к ней физическое желание.
Как бы она повела себя, если бы он не слишком вежливо уставился на нее? Упала бы в обморок? Конечно, это невозможно, и все же…
– Розалинда, дорогая, это Хэл Линдсей, бывший командующий эскадры Миссисипи. Линдсей, это моя невеста, Розалинда Скайлер.
– Здравствуйте, мисс Скайлер.
У Линдсея был глубокий бас, способный легко растопить нежное женское сердце. Он склонился над рукой Розалинды, и она ощутила теплое прикосновение его большой жесткой ладони. Вполне пристойный жест. Любой благовоспитанный мужчина на его месте поступил бы так же, но у нее почему-то перехватило горло и она едва сумела выдавить вежливый ответ.
– Хэл привел в Шайло нам на подмогу канонерскую лодку, – важно сообщил Дэвид, – и он был одним из тех отважных капитанов, которые провели эскадру мимо мощных укреплений конфедератов в Виксберге. – Дэвид широко развел руки, словно хотел обозначить размеры потерпевших поражение фортов; при этом он задел высокую китайскую вазу с узким горлом. Ваза, покачнувшись, начала падать, и Линдсей сделал шаг по направлению к ней, но Розалинда подхватила ее первой. В результате изрядная часть воды из вазы вылилась ей на платье.
Дэвид, конечно же, ничего не заметил и продолжал ораторствовать:
– Потом Линдсей, понимаешь ли…
– Эй, Резерфорд!
Одно-единственное слово пресекло поток красноречия Дэвида как метко брошенный в цель нож; он быстро обернулся, и Розалинда, обернувшись вслед за ним, увидела, что через холл навстречу им идет Николас Леннокс с черной траурной повязкой на рукаве и элегантной тростью-рапирой в руке. Превосходя на несколько дюймов не по-женски высокую Розалинду, он со своими темно-каштановыми волосами и густыми бакенбардами напоминал осанкой скаковую лошадь, а его темно-карие глаза смотрели с проницательностью карточного шулера, выискивающего очередную жертву.
Леннокс происходил из старинного рода – возможно, не менее старинного, чем Скайлеры и Линдсей, – но на долю последнего поколения этого рода выпали тяжелые времена. Старший брат Леннокса отправился на Запад в поисках счастья, но нашел там лишь свою гибель.
И все же… с чего вдруг Дэвид, услышав голос Николаса Леннокса, так быстро замолк?
Возникшую паузу нарушил голос Линдсея:
– Привет, Леннокс. Мои соболезнования по поводу кончины твоего брата. – Он протянул навстречу подошедшему руку, однако жест вызвал у Леннокса лишь усмешку.
Убрав руки за спину, он выпрямился во весь рост.
– По поводу убийства моего брата, ты хотел сказать? О том, как именно он умер, мы знаем лишь с твоих слов и со слов Донована.
Линдсей замер, и даже лакеи, казалось, застыли в оцепенении. Розалинда с трудом сдерживала волнение: Леннокс только что нанес Линдсею смертельное оскорбление. Случись это несколько лет назад, незамедлительно последовала бы дуэль и один из двоих нашел бы успокоение в могиле.
– Как смеете вы говорить такое о моем дяде? – неожиданно для всех вмешалась Порция.
Линдсей прищурился.
– Порция, детка, иди к бабуле.
Смерив Леннокса сердитым взглядом, Порция медленно удалилась, поглядывая на грубияна, как мангуста на кобру.
Хэл снова заговорил лишь после того, как ребенок отошел на безопасное расстояние; в его голосе звучала холодная сдержанность:
– Твой брат погиб во время паводка. Или у тебя есть сведения, способные опровергнуть слова тех, кто при этом присутствовал?
Леннокс чуть не задрожал от ярости, что было несвойственно человеку, известному своими изысканными манерами, и Розалинда всерьез забеспокоилась. С отцом и братьями, когда они были еще живы, она часто посещала игорные заведения, но никогда не видела, чтобы атмосфера до такой степени накалялась.
– Может, нам лучше поговорить о твоей сестрице, этой дешевой проститутке? – усмехнулся Леннокс.
– О Боже, – пробормотал Дэвид в тот миг, когда ладонь Линдсея сомкнулась вокруг рукояти шпаги.
– Прошу прощения?
Леннокс злорадно улыбнулся, а Розалинда непроизвольно потянулась к карманному флотскому «кольту». К счастью, она вовремя вспомнила, что на ней женское платье.
– Скажи мне, – продолжал Леннокс, явно довольный произведенным эффектом, – твоя сестра все еще спит с этим грязным придурком?
В этот момент Линдсей потерял самообладание и нанес Ленноксу удар кулаком в челюсть. Покачнувшись, тот мгновенно выдернул из трости клинок, после чего Линдсей обнажил свою шпагу и пошел в атаку. Клинки скрестились, издав чистый, мелодичный звон.
Мужчины дрались, не обращая внимания на страстные мольбы Дездемоны Линдсей и призывы остановиться; и хотя Леннокс превосходил Линдсея в скорости, это его преимущество компенсировалось силой и хитростью противника.
Нацелив острие Линдсею в грудь, Леннокс сделал внезапный выпад, так что его соперник едва успел уклониться.
Дездемона Линдсей пронзительно закричала.
– Помнишь нашу первую драку? – прошипел Леннокс. – Я оставил отметину на твоем лице, а теперь оставлю в сердце.
В ответ Линдсей лишь рассмеялся.
– Вряд ли ты сможешь это сделать после того, как я скормлю собакам твой лживый язык вместе с твоим членом.
Леннокс снова сделал яростный выпад, и клинки засверкали, со свистом рассекая воздух. Леннокс был гораздо подвижнее, и несколько раз его шпага проходила всего в нескольких дюймах от груди Линдсея. Однако Линдсей оказался сильнее и умнее; его тяжелый клинок неизменно отбивал все выпады Леннокса.
– Послушайте, господа, – начал Дэвид, но споткнулся о завернувшийся край ковра и упал, лишь чудом не ударившись об угол массивного стола.
Розалинда окинула комнату взглядом в поисках чего-нибудь, что бы могло остановить поединок, и в этот момент мимо нее промелькнула голубая тень – это Порция метнулась в сторону бального зала.
– Генри Андроник Линдсей, – выкрикнула Дездемона, – немедленно прекрати это безобразие!
Увы, драчуны не обратили на ее слова никакого внимания; с руки Линдсея закапала кровь, но он как будто не замечал ее. Леннокс бросил ему под ноги довольно уродливый мраморный бюст Вашингтона, но рослый флотский офицер с легкостью перепрыгнул через него.
Лакеи, до сих пор созерцавшие поединок как боксерский матч, пришли наконец в движение и переместились к двери, ведущей в помещение для слуг.
Поединок тем временем становился все более жестоким: в пылу схватки сабля Линдсея рассекла Ленноксу кожу под челюстью, пройдя всего в дюйме от сонной артерии.
– Ники! – громко позвала Дездемона.
Ники? Впрочем, размышлять, почему миссис Ричард Линдсей использует уменьшительное имя, Розалинде было некогда, ибо она наконец заметила нечто подходящее и, схватив большую серебряную вазу, замерла в ожидании. К этому моменту Линдсей уже сравнял счет, порезав Ленноксу лицо, однако трудно было предсказать, кто из двух фехтовальщиков выйдет победителем: сила Линдсея и скорость Леннокса делали их равными соперниками.
– Чтоб тебя! – выругался Леннокс, схватившись рукой за подбородок. Его пальцы тут же окрасились кровью.
– В другой раз я снесу тебе голову, дружок, – холодно предупредил его Линдсей. – Ты зашел слишком далеко, задев честь моей сестры.
Леннокс, исторгая проклятия, ринулся на него, и Линдсей вскинул шпагу…
В тот же миг сверху прогремел грозный мужской голос:
– Джентльмены!
Застыв на месте, Розалинда молча наблюдала, как по лестнице спускается капитан Ричард Линдсей – знаменитый герой Гражданской войны и владелец крупной линии речных пассажирско-почтовых перевозок на маршруте Цинциннати. За ним по пятам следовали трое его братьев с сыновьями; каждый в отдельности и все они вместе явно были настроены сражаться.
Черты Хэла Линдсея затвердели, когда он заметил, что ему на подмогу Порция привела весь клан Линдсеев. Он тут же отвернулся от Леннокса, и тот быстро отступил, бросая сердитые взгляды в сторону новоприбывших.
Капитан Линдсей прищурившись изучал Леннокса с высоты своего положения, обеспеченного преимуществом возраста и опыта, дополнительно подчеркнутого еще и роскошным вечерним костюмом; его семья почтительно выстроилась позади, готовая незамедлительно уничтожить любого противника.
Леннокс заскрипел зубами, и в его глазах блеснуло разочарование. К этому времени Дездемона Линдсей уже овладела собой и вновь обрела вид счастливой хозяйки, безмятежно взирающей на гостей.
Когда к Розалинде подошел ее отец, Корнелиус Скайлер, она с облегчением улыбнулась ему и аккуратно поставила вазу на ближайший столик, в то время как Дэвид поднялся на ноги и принялся стряхивать с сюртука мраморную крошку.
– Добрый вечер всем, – спокойно поздоровался Хэл Линдсей, вытирая клинок носовым платком.
Голос капитана Линдсея снова загремел в тишине подобно колоколу правосудия, сзывающего народ на публичную казнь:
– Мистер Леннокс, потрудитесь объяснить, почему вы подняли оружие на моего сына в доме моей дочери?!
Леннокс заскрежетал зубами.
– Это не совсем так, сэр, – резко ответил он, обводя глазами присутствующих. – Мы просто решили поразмяться. Прошу простить, что доставили вам беспокойство.
Услышав столь лицемерную ложь, капитан Линдсей недоверчиво поднял брови.
– Полагаю, вам следует извиниться перед моим сыном, – холодно заметил он.
На этот раз Леннокс не посмел возражать и с трудом выдавил:
– Примите мои извинения, Линдсей; я глубоко сожалею, если ненамеренно задел вашу честь или честь вашей семьи. Признаю также, что мои слова и поведение недопустимы и непочтительны по отношению к хозяину и хозяйке дома.
Такая речь, полная раскаяния и смирения, позволила дамам на лестнице расслабиться, но Розалинда скорее поверила бы игроку с неудачным сочетанием двойки и тройки на руках, чем Ленноксу.
Хэл Линдсей кивнул:
– Извинения приняты. А ты, Джульетта, прими мои извинения за то, что мы расстроили тебя. – Он сдержанно поклонился сестре.
– Какой же ты дуралей! – Джульетта быстро сбежала вниз и принялась обследовать раненую руку брата. – Помню, я советовала тебе жить веселее, но на этот раз ты явно переборщил!
Объяснение, позволившее всем участникам инцидента сохранить лицо, вызвало у остальных дам улыбки, и атмосфера заметно разрядилась. Едва ли сейчас было уместно требовать от Леннокса извинений по поводу оскорбления младшей сестры Хэла Линдсея, но Розалинда невольно задумалась, что будет, когда Линдсей и Леннокс снова встретятся.
Минутой позже, обведя собравшихся горящим взглядом, Леннокс ушел, и Порция тут же потащила за собой упирающегося дядюшку, чтобы положить припарку на его начавший синеть глаз. Тем временем капитан Линдсей галантно повел жену в бальный зал.
Что до Розалинды, то она отказала себе в удовольствии проводить взглядом Хэла Линдсея; слишком хорош он был для спокойствия ее ума.