Глава 2

– Вы также можете посетить девочек в публичном доме Энни Чамберс, месье Карстерс. – Белькур с восторгом принялся перечислять список развлечений в Канзас-Сити.

Розалинда опешила, но тут же вежливо кивнула: Тейлор предупредил, что к нему ее привезет другой игрок, однако ни словом не обмолвился о том, что ее спутник знает город лучше любого гида.

– Они такие хорошенькие и шустрые, эти барышни, просто превосходные во всех отношениях, – не унимался Белькур. – Одна даже умеет играть «Марсельезу» на мужских яичках.

Розалинда хмыкнула; разумеется, она была довольна, что Белькур принял ее за мужчину, однако последнее заявление порядком обескуражило ее. С момента бегства из Нью-Йорка она не раз слышала откровенные мужские разговоры, включая всевозможные интригующие истории о том, что происходит в домах с дурной репутацией. Эти байки захватывали, особенно если рассказчики не подозревали, что их слушают женские уши, и все же теперь Розалинда надеялась, что они приедут к Тейлору до того, как Белькур пригласит ее составить ему компанию, направляясь к Энни Чамберс. Ей так и не удалось понять, почему, испытывая определенный интерес к домам терпимости и борделям, она все же не захотела навестить хотя бы один из них.

Белькур замолчал, только когда кабриолет свернул на посыпанную галькой живописную дорогу, казавшуюся в вечерних сумерках бледной нескончаемой лентой. С обеих сторон дорожки зеленела трава с возвышавшимися над ней здесь и там тенистыми деревьями. Роскошные клумбы весенних цветов обозначали тропинки и окружали бельведеры. В конце дороги журчал фонтан, а за ним поднимался большой белый дом в сельском стиле.

– Невероятно, не правда ли? – тихо произнес Белькур. – Тейлор приехал из Нового Орлеана перед войной и построил имение, которое потом с гордостью называл домом.

– Да, грандиозно, – согласилась Розалинда; при этом ее голос прозвучал грубее, чем обычно. Как ни странно, элегантная простота особняка вызвала у нее чувство неловкости. Она ожидала увидеть кричащую безвкусицу поместья нувориша, но никак не здание, классическая красота которого напомнила ей Оук-Хилл, старинное имение ее родителей на Лонг-Айленде.

После побега из Нью-Йорка Розалинда впервые пришла с визитом в чужой дом. Нью-йоркская аристократия, в кругу которой она выросла, впускала в свои дома лишь родственников, близких друзей и тех, кто занимал в обществе достаточно высокое положение. Согласно этому правилу сейчас ее присутствие в доме Тейлора представлялось неуместным, поскольку она была посторонним человеком и к тому же карточным игроком.

Тем не менее Розалинда заставила себя прогнать столь несвоевременные мысли. Она просто приехала на вечер поиграть в покер, что делала довольно часто после бегства из Нью-Йорка.

– Спасибо, что подвезли, месье Белькур, – поблагодарила Розалинда, спускаясь из коляски и полной грудью вдыхая влажный вечерний воздух, напоенный ароматом цветущей сирени.

– Не за что. – Белькур передал поводья подошедшему груму. – Мне было приятно иметь такого попутчика, как вы.

Белькур был высоким приятным мужчиной в годах, хотя и не таким высоким и красивым, как его приятель с ирландским терьером. Зато слухи, которыми полнится река, характеризовали его как хорошего игрока в покер.

Как и все остальные, после бегства Розалинды из Нью-Йорка Белькур видел в ней всего лишь мужчину; никаких косых взглядов на ее грудь или пристального изучения верхней губы, никаких порывов предупредительно открыть перед ней двери.

– Добрый вечер, Тейлор. Как ты и просил, я привез с собой месье Карстерса.

– Отлично, Белькур!

Мужчины обменялись рукопожатиями, затем хозяин, который был на полголовы ниже Розалинды, повернулся, и Розалинде отчего-то показалось, что его черные глаза способны видеть и запоминать каждую карту, легшую на стол.

– Рад, что вы решили присоединиться к нам, Карстерс. Такой честный игрок, как вы, наконец заставит здешних парней играть по правилам.

– Для меня честь быть здесь с вами, сэр, – ответила Розалинда, крепко пожимая протянутую ей руку. Ее брат Ричард часы потратил, чтобы научить сестру этой манере, и она с тоской вспоминала его каждый раз, когда здоровалась с кем-то за руку. – Уверен, что все игроки, которые пользуются гостеприимством вашего дома, сделают честь игре.

– Весьма любезно с вашей стороны, Карстерс. Знаете, моей жене не терпится с вами познакомиться. Элинор, дорогая, позволь представить тебе Фрэнка Карстерса.

– Добро пожаловать в наш дом, мистер Карстерс. Пожалуйста, считайте его своим, пока находитесь в Канзас-Сити. – Голос миссис Тейлор был богатым по тембру, с выраженным южным акцентом.

Столь радушный прием немало озадачил Розалинду. С какой стати респектабельной женщине предоставлять покерному игроку свободу посещения ее дома? Конечно, всем давно известно южное гостеприимство, но не до такой же степени!

– Для меня честь находиться здесь, мэм. – Розалинда уверенно пожала руку хозяйки.

Тем не менее она боялась, что проницательные глаза Элинор разглядят женские формы, тщательно скрытые покроем костюма, но, к счастью, миссис Тейлор видела перед собой всего лишь Фрэнка Карстерса.

– Это вы делаете нам честь своим присутствием, мистер Карстерс, – непринужденно сказала хозяйка дома и повернулась к Белькуру. – Антуан, я рада снова видеть вас здесь, и спасибо за французское шампанское, которое придало помолвке нашей младшей дочери восхитительный колорит.

Белькур поклонился, скромно отмахиваясь от похвалы; в этот момент он больше походил на любимого дядюшку, чем на грубого, хотя и общительного, речного волка, каким до этой секунды казался Розалинде.

Слегка поколебавшись, Розалинда отдала перчатки и шляпу чернокожей горничной. Она и раньше сидела за покерным столом без защитной тени шляпы, и никто ни разу не узнал в ней женщину, так что особых оснований для волнения у нее не было.

Несколько минут спустя все четверо прошли через дом в комнату с карточными столами; возглавляя процессию, Тейлор и Белькур дружески болтали о лошадях, тогда как миссис Тейлор взяла Розалинду под руку, к чему девушка уже успела привыкнуть, играя роль холостого джентльмена. К тому же, годами присматриваясь к поведению братьев, она научилась светским манерам, присущим мужчинам.

– Вы находились на палубе, мистер Карстерс, когда «Прелестная леди» налетела на препятствие? – поинтересовалась миссис Тейлор.

– Да, мэм; я совершал свой утренний моцион, ко1да все это случилось, и видел происшествие собственными глазами.

Мимоходом Розалинда бросила взгляд на интерьер особняка и отметила, что скромная белая с золотом элегантность весьма отличается от более модной темной роскоши дома ее родителей. Обстановка показалась ей изысканной и удобной благодаря восточным коврам на полах и семейным портретам на стенах, причем все это богатство сверкало и переливалось в мягком сиянии ламп.

– Там была коряга или цветочная кадка? – полюбопытствовала миссис Тейлор.

Розалинда едва успела ответить, и тут же ее внимание обратилось на куда более важный для нее объект: у окна она увидела Хэла Линдсея, который разговаривал с каким-то джентльменом. У нее сразу застучало в висках. Хэл предстал перед ней таким же привлекательным, как когда-то в Нью-Йорке; он обладал суровой красотой викинга, лишь выигрывавшей от шрама на подбородке. К тому же этот человек всего добился собственными силами и сделал состояние, не получив от своей семьи ни единого цента.

Господи, только бы он не узнал ее! Если он вернет ее в Нью-Йорк… Ох нет, лучше вообще не думать об этом.

Розалинда вздохнула. Ну почему столь серьезные проблемы возникают именно в тот момент, когда ей предстоит сразиться в покер с лучшими игроками Канзас-Сити?

Усилием воли Розалинда заставила себя переключить внимание на Тейлора, который, выдержав паузу, обратился к собравшимся с объявлением:

– Господа, позвольте представить вам Фрэнка Карстерса. С этим джентльменом я познакомился зимой на борту «Натчеза». Это весьма достойный игрок, и пока он ждет отправления «Звезды чероки», у вас есть возможность помериться с ним силами.

Розалинда вежливо поклонилась, про себя позабавившись тому, что ее назвали честным игроком. Впрочем, она действительно предпочитала побеждать честно, хотя отец в свое время обучил ее шулерским приемам.

– Теперь я представлю вам присутствующих джентльменов, Карстерс. Начнем слева. Капитан Питер Джонсон с «Осейдж Куин» и Макбентон, его инженер. Филипп Логан, штурман с «Красотки Палестины». Томас Ратлифф, доктор, сугубо сухопутный человек.

Мужчины вежливо кивали, и Розалинда, призвав на помощь все свое спокойствие, отвечала тем же.

– И, наконец, Хэл Линдсей, дипломированный штурман с правом вождения судов по Миссури и Миссисипи, владелец полудюжины первоклассных пакетботов.

– Привет, Карстерс, – вежливо поздоровался Линдсей. Его голос остался все таким же: глубоким, с хрипотцой, от которого у нее по спине сразу побежали мурашки.

– Приятно познакомиться, джентльмены. – Розалинда снова поклонилась.

К счастью, Линдсей действительно не узнал ее, и Розалинда незаметно перекрестилась.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить, Белькур? А вы, Карстерс? У нас есть коньяк с мятой, вино и более крепкие напитки, а также чай и кофе – кому что нравится…

Розалинда взяла у слуги чашку с кофе, довольная уже тем, что имеет возможность оставаться трезвой.

– Как твоя новая собачка, Линдсей? – осведомился Белькур с другого конца комнаты.

Все с интересом повернули головы к Линдсею.

– Спит в доме. – Линдсей независимо вскинул бровь и отхлебнул из серебряной кружки.

Мгновенно мягкий гул дружелюбных голосов сменился молчанием; даже слуга замер, занеся руку с сахаром над серебряной кружкой с напитком.

Розалинда пристально вглядывалась в лица мужчин, стараясь понять значение происходящего, как вдруг доктор громко рассмеялся:

– Еще один приблудился? А я-то думал, Линдсей, что все псы, как и твои женщины, сбегают от тебя в течение часа.

Хэл фыркнул:

– Ну и что? Подумаешь! Просто он задержался чуточку дольше, чем другие. Завтра Сэмюел отвезет его в Индепенденс, на ферму любителей животных.

Белькур хмыкнул, его глаза засветились.

– Эта собака прожила с Линдсеем уже шесть часов, побив в два раза прежний рекорд. Ставлю пять долларов, что беспризорник уйдет с ним завтра в плавание.

Джонсон рассмеялся, остальные тут же к нему присоединились.

– Теряешь лицо, Линдсей. Не ты ли всегда говорил, что мужчинам следует избегать собак и детей?

Хэл слегка покраснел, но его ответ прозвучал достаточно спокойно:

– Это временное отклонение на пути в рай, друзья. К моменту моего возвращения терьера не будет, и единственной темой для разговоров останутся ваши жалобы на семейное положение.

Шутники еще немного подразнили Линдсея, но, в конце концов, Тейлор вернул их к теме предстоящего занятия.

Пока собравшиеся, дружелюбно переговариваясь, рассаживались за столом, золото и банкноты были обменены на фишки из слоновой кости с элегантной монограммой «Т».

Привычным жестом, отточенным за многие месяцы, Розалинда поправила серые брюки и проверила, насколько удобно сидит на ней фрак. Сможет ли она с легкостью выхватить из-за пояса «кольт» или нож, спрятанный в правом рукаве, если это потребуется? Сотни раз она проделывала этот ритуал, после того как покинула дом своего опекуна на Пятой авеню, но лишняя тренировка никогда не помешает.

Наконец успокоившись, Розалинда обвела взглядом игроков. Первым слева от нее сидел Тейлор, далее расположились Белькур и Джонсон. Справа находились Бентон, Логан и Ратклифф, а за ними…

Розалинда безмолвно выругалась, хотя лицо ее оставалось спокойным. Линдсей оказался как раз напротив, и ей оставалось только надеяться, что карты отвлекут его. Как выяснилось, он куда сильнее притягивает женское естество, чем Дэвид Резерфорд, этот трус, бросивший ее при первых признаках трудностей.

А ведь когда-то Розалинда видела в Дэвиде настоящий образец мужественности. Он поступил в армию после битвы при Боллс-Блафф и три года служил штабным офицером, в то время как обычно богачи нанимали служить за себя других людей, продолжая вольготную и сытную жизнь в тепле и безопасности. Розалинда считала его героем и, планируя скорую свадьбу, наслаждалась их близостью.

Линдсей тоже имел славу героя войны и был фигурой весьма замечательной. Каков, интересно, он в постели?

От этих мыслей Розалинду бросило в жар, обдав горячей волной грудь и лоно. Ее глаза расширились. Пара «кольтов» за поясом шевельнулась, напомнив о маскараде.

Медленно отхлебнув из чашки горячий кофе, Розалинда постаралась взять себя в руки. Она не может переспать с Линдсеем или с другим мужчиной, как бы сильно ни изнывало ее тело по головокружительной, умопомрачительной разрядке, какую приносит физическое наслаждение.

– Сегодня, джентльмены, мы играем в семикарточный стад. Правила помещены на плакате, – объявил Тейлор, непринужденно тасуя карты. – И запомните: здесь нет случайностей; это игра мастерства и умения, а не шанса. Первоначальная ставка полдоллара; полная – четверть «орла»[2]. В полночь все минимальные удваиваются, затем еще раз для тех, кто продолжает играть. Вопросы есть?

Розалинда покачала головой, спокойно наблюдая, как перед ней вырастает аккуратный столбик фишек. Два доллара пятьдесят центов полной ставки первой партии удваиваются, превращаясь в пять при пятой сдаче карт, затем снова удваиваются в полночь и еще раз в ранние утренние часы, чтобы вытеснить случайных игроков. Что ж, неплохо, хотя это были не самые высокие ставки за всю историю ее карьеры профессионального картежника. Фишек достоинством в две сотни долларов должно хватить с избытком, и прибегать к припрятанной пачке банкнот не придется. Четыре месяца жизни в бегах научили Розалинду мудрости, и она никогда не хранила все деньги в одном месте.

Каждый из игроков бросил на середину стола по одной фишке, делая первоначальный взнос. Тейлор раздал карты, по две каждому игроку картинкой вниз и по одной – картинкой вверх.

Аккуратно, чтобы никто не увидел, Розалинда быстро проверила две перевернутые карты. Это оказались дамы. С открытой десяткой бубен у нее был прекрасный расклад, высокий шанс взять банк, и она почувствовала за спиной сияющий в предвкушении победы призрак отца.

Положив карты перед собой, Розалинда ждала начала торгов.

Перед Линдсеем лежала двойка червей, самая низкая из открытых карт, так что начинать игру и торги предстояло ему. Изучив свои закрытые карты, он пожал плечами и кинул на середину стола фишку достоинством в четверть «орла».

Ход Линдсея озадачил Розалинду. С двойкой на столе рассчитывать на прибыль не приходилось. Линдсей либо блефовал, либо имел что-то интересное на руках, либо просто проявлял щедрость, повышая ставку уже на первом круге. Поскольку прежде склонности к щедрости она у него не наблюдала, как, впрочем, и склонности к блефу, то могла поспорить на все свои деньги, что в руках Хэл держал хорошую карту.

Тейлор протянул Линдсею элегантный нож с рукояткой из оленьего рога, признавая его право делать ставки в этой партии.

– Олень твой, Линдсей. Ратклифф?

Сидевший слева от Линдсея доктор покачал головой и бросил карты на стол:

– Я – пас. – Он откинулся на спинку стула с видом человека, приготовившегося наблюдать, и только.

Логан тоже быстро сдался, в то время как Бентон долго изучал карты со спокойной уверенностью бывалого игрока. Он обладал репутацией человека столь же агрессивного за карточным столом, как и у топок паровых котлов. Наконец он выдвинул на середину стола фишку достоинством в два с половиной доллара, делая ставку на свои карты, в том числе и на открытый бубновый валет.

Розалинда, в свою очередь, поставила два с половиной доллара и ждала, чтобы остальные игроки сделали свои ставки. Тогда она заберет банк.

Хэл вышел из игры на пятом круге, когда Тейлор сдал ему пятую карту и это оказались снова пики. Поначалу он получил червей и собрал бы полный комплект, если бы карточные боги подкинули ему еще две карты той же масти, но, увы, этого не случилось, и теперь он, откинувшись на спинку стула, спокойно наблюдал, как сражаются за обладание банком Маккензи, Бентон да еще этот гастролирующий игрок.

Битва Белькура и Бентона за карточным столом считалась самым захватывающим спектаклем в городе. Хэл и сам любил поиграть в покер, но не так, как эти двое. В порту он порой ходил искупаться, съесть ужин и даже иногда посещал девочек в местном публичном доме, после чего возвращался в игорный дом, чтобы увидеть окончание ночной схватки между Бентоном и Белькуром.

Слава Богу, оба они умели проигрывать в отличие от Николаса Леннокса, которого проигрыш мог довести до бешенства. У Хэла навсегда осталась на подбородке метка после того, как он попытался остановить Леннокса в Нью-Йорке, когда подонок хотел разделать под решето «ночную бабочку» зато, что проиграл в игорном заведении пять тысяч долларов.

На этот раз в гонке за обладание банком Карстерс заставил Белькура и Бентона изрядно попариться. Он весьма своевременно получил десятку червей в пару к своей открытой карте, десятке бубен, чтобы на пятом круге торгов удвоить минимумы. Его стиль напоминал расчетливую агрессию горного барса, крадущегося к антилопе.

Когда Белькур ответил аналогичной ставкой, образовав банк, чересчур крупный для столь раннего вечернего часа, Хэл вскинул брови и вернулся к созерцанию Карстерса. В момент знакомства парень показался ему чем-то испуганным, но это его не удивило – многие мужчины чувствуют себя не в своей тарелке, когда встречаются с теми, кто значительно выше их ростом. Теперь же, окунувшись с головой в карты, Карстерс предстал совершенно другим человеком: дисциплинированным, агрессивным, четким в словах и движениях. Он остался поразительно спокойным даже в момент, когда некстати получил обескураживающую тройку червей на четвертой сдаче.

Карстерс идеально соответствовал типу мужчин, которых Хэл охотно набирал в команду; правда, он был несколько худощав для службы во флоте, но это существенного значения не имело. Многие худосочные парни поражали окружающих своей выносливостью во время боевых действий.

Элегантные руки с длинными, словно женскими, пальцами обращались с фишками с легкостью, выработанной продолжительной практикой. Наверняка эти руки смогли бы отлично драить палубу. Серые глаза Карстерса, опушенные длинными густыми ресницами, поблескивали отраженным светом каждый раз, когда он поднимал их, чтобы взглянуть на соперника, и этот яркий свет напоминал Хэлу солнце, отражающееся в водах верхней Миссури. Ему с трудом удалось прогнать эти фантазии, слишком поэтические и неуместные для карточной игры.

Глядя на гладкие щеки Карстерса, Хэл невольно задумался о том, сколько ему лет. Его кожа была очень светлой, под стать светлому цвету волос и глаз, но Хэл предполагал увидеть хоть какие-то иные признаки возраста, хотя бы намек на бороду, поскольку игрок демонстрировал за карточным столом очевидную опытность.

Карстерс повернул голову, чтобы понять смысл оброненной Белькуром колкости, и Хэл увидел чистый профиль греческой статуи с завитком светло-каштановых волос на щеке. Другой завиток, похожий на женские кудряшки, спускался на шею. Внезапно его брови сошлись на переносице. Кажется, он видел похожий профиль в одном доме в Нью-Йорке, но тогда лицо обрамляла копна кудрей, сверкавших блеском бриллиантов.

Странная идея сравнивать облик мужчины с женским, и все же… Фигура Карстерса могла бы сойти за фигуру высокой стройной женщины; черты тоже в большей степени подходили женщине, чем мужчине, особенно пухлая нижняя губа, а серебристо-серые глаза с длинными ресницами были способны вдохновить на альковную поэзию.

Розалинда Скайлер, сбежавшая наследница, обладала именно такими серыми глазами и светло-каштановыми волосами медового оттенка…

Впрочем, Карстерс не мог быть женщиной. Женщины-игроки зарабатывали куда больше денег, чем их собратья по ремеслу: обычно они действовали шутя, флиртуя, предлагали сыграть в приватную игру вдвоем, а под конец обирали чувствительных простачков до последнего цента.

Карстерс ничем подобным не занимался – он не флиртовал с мужчинами за столом и даже не замечал томных взглядов, что бросал на него Джонсон; этот человек просто играл в покер, и очень хорошо играл – вероятно, лучше, чем большинство присутствующих мужчин.

Отпущенная Белькуром шутка заставила Карстерса рассмеяться, и его глаза вспыхнули; при этом хрипловатый, грудной смех напомнил Хэлу чудный звук, издаваемый женщинами, когда наступал момент решить, идти к мужчине в постель или нет. От этой мысли у него мурашки поползли по коже. Он уже слышал этот смех однажды: так смеялась высокая красавица в нью-йоркском доме. Розалинда Скайлер, при том что происходила из достойного рода, имела чувственный хриплый голос, достаточно низкий, чтобы ввести в заблуждение большинство мужчин, но тот, кто хоть раз слышал, как она смеется, уже никогда не мог забыть ее смех.

Неужели Карстерс – Розалинда Скайлер в мужском платье?

От сделанного открытия кровь прилила к паху, и Хэл поежился. Господи, как же ей удается так долго играть свою роль? Какое мужество требуется, чтобы столько месяцев скитаться в одиночестве! У него даже захватило дух. И как сумела она преодолеть свой вполне оправданный страх перед водным транспортом?

Что ж, он непременно поговорит с ней, завоюет ее доверие и выведает все секреты – этого требовало любопытство, его самый большой в жизни порок. К тому же самая мужская часть его тела выразила горячее согласие, натянув ткань брюк.

Выложив на стол карты, открыв две дамы и две десятки, Розалинда спокойно забрала свой выигрыш.

– Две дамы в запасе? Неудивительно, сэр, что вы проявили такой напор! – фыркнул Бентон, бросая на стол пару валетов.

– Простое везение. – Розалинда пожала плечами и начала расставлять перед собой новые фишки. Отличная победа, вполне ожидаемая от человека, способного играть по-крупному, как играла она.

– Да, хорошая игра, – похвалил Хэл негромко.

– Спасибо, сэр, – небрежно бросила Розалинда, продолжая складывать фишки.

Хэл подобрался. Сомнений больше не оставалось – это точно Розалинда Скайлер. Ее большие серые глаза взглянули на него так же, как в манхэттенском доме его сестры. На этот раз Хэл не мог не улыбнуться про себя. Возможно, он и не самый лучший игрок в покер на Миссури, но еще ни одна женщина, на которую он положил глаз, перед ним не устояла.

Загрузка...