Пока назначенные члены церкви заканчивали подготовку к церемонии, я нашел уединение в небольшой часовне, пристроенной к клиросу[1] на восточной части собора. Я так привык оставаться наедине со своими мыслями, что последняя неделя выбила из колеи.


Мне нужна была тишина, и я нашел ее в тени исповедальни, предназначенной для приватных бесед. Найдя убежище внутри, я сел на деревянную скамью, а потом закрыл дверь и глаза. Здесь пахло лаком для дерева и благовониями, запах которых навевал детские воспоминания. По сути я рос в стенах католических учреждений, а дома проводил лишь лето. По крайней мере, пока не достиг того возраста, когда отец начал делать из меня того человека, каким хотел меня видеть. Ему не нравился мой математический талант. Отец считал это пустой тратой времени. Хотя все члены высшего эшелона I.V.I. согласились, что это полезный навык, и его стоило отточить, я никогда не смог бы забыть разочарования в глазах отца.


Он с самого начала возлагал на меня большие надежды. Я вел себя не так, как полагалось детям. Его первенец был лишен озорной невинности. Я всегда был прилежен и серьезен. Уважал его желания и поступал в соответствии с его строгими правилами. Все вокруг, включая мою мать, говорили, что это должно ему понравиться. Однако он придирался к странной пустоте в моих глазах, хоть и требовал чего-то очень близкого. Я не раз слышал его одобрение моей холодности. Казалось, это было единственным, что вызывало удовольствие на его суровом лице. Если я когда-либо ощущал, как меня охватывали эмоции, как сквозь выстроенную стену просачивалась человечность, то быстро от этого избавлялся и старался забыть, что это когда-либо происходило.


В конце концов, даже после всех моих попыток доказать свою состоятельность, я никак не смог поколебать мнение отца обо мне. Вероятно, именно поэтому я так легко поддался ядовитой похвале Эля Морено. Отец всегда был разочарован мной, а Эль, напротив, никогда не переставал восхищаться тем, как работал мой мозг. Он не раз говорил, что никогда не видел ничего подобного. Мы вместе корпели над цифрами дни, недели, месяцы напролет. Именно общее дело породило связь куда более прочную, чем сталь. Я даже не заметил, когда ледяная оболочка вокруг меня начала таять. Я открывал ему те стороны своей души, которые не позволял видеть больше никому. Было время, когда я улыбался ему. И даже смеялся. Все это казалось таким чуждым раньше, но естественным с Элем.


Я стал видеть в нем отца, и эта ошибка стоила мне дороже, чем можно описать словами. Каким глупым я себя почувствовал, когда в моей голове зародилось семя его предательства. Когда я очнулся в больнице, искалеченный и изуродованный, мне сказали, что я стал единственным выжившим членом своей семьи, оказавшимся дальше от взрыва.


Бесчисленное количество раз я слышал от «Общества» и собственного отца, что доверие – непостоянное животное. Мы давали клятву защищать и заботиться о своих братьях по духу, но это не означало, что среди нас не было перебежчиков или предателей. И когда они появлялись, последствия были разрушительны, а цена всегда высока. Меня учили сомневаться в чужих мотивах, и я следовал совету. Однако Эль ослепил меня своим фальшивым восхищением. Его одобрение легло бальзамом на мою внутреннюю слабость, и я купился.


Я подвел отца, брата и каждого, кто погиб той ночью. Возможность доказать папе, что я чего-то стоил, упущена. Но я мог сделать для него последнее дело. Мне было под силу вынести приговор человеку, отправившего его в могилу.


Может, Эль уже не очнется. Но произойдет ли это при его жизни или уже после смерти, он узнает, причиной каких разрушений стал. Эль попробует на вкус мою месть, когда этой ночью его дочь поклянется принадлежать мне, а потом каждый свой следующий день будет проводить в моих объятиях.


Я не знал, что означало истинное удовольствие. Никогда не улавливал стоящий за этими словами смысл. Однако мог догадываться, что этого состояния я почти достиг. Ледяное сердце наполняло тепло при одной мысли, что скоро Айви заплатит за грехи своего отца. Подчиняясь моей власти, она познает вечную тьму. Айви станет принадлежать мне, но никогда не будет любима. И когда после сегодняшней ночи она посмотрит на себя в зеркало, то познает настоящий стыд. Я бы не согласился на меньшее.


В тени исповедальни я пробежал пальцами по ожерелью из четок, которому вскоре суждено стать ошейником моей жены. Церемония начнется через полчаса, когда Мерседес напишет, что добралась домой после приготовлений к свадьбе в доме Морено, где помогала моей невесте. Сестра сообщила, что лицо Айви станет идеальным холстом для лезвия моего ножа. Во мне шевельнулась необъяснимая зависть, поскольку Мерседес уже успела внимательно изучить мою пленницу. С той встрече в кабинете ее отца много лет назад, я видел Айви вблизи лишь однажды. Ночью, когда дарил ей кольцо. Было темно, а потому я не смог разглядеть ее как следовало. И хотя я бесчисленные часы изучал фотографии Айви в досье, это было совсем не то, что дышать с ней одним и тем же воздухом.


Я ответил сестре, попросив собрать кое-какие вещи и уехать в комплекс I.V.I. на эту ночь. Вернув телефон в карман, я прислонился головой к деревянной перегородке и прикрыл глаза. Однако в следующий миг тишина часовни была нарушена. В нее кто-то ворвался, учиняя шум.


– Просто дай мне пять минут наедине с собой. Пожалуйста, Абель.


Я узнал мягкий мелодичный голос Айви и последовавший за ним рык ее брата.


– Я буду приглядывать за тобой, – предупредил он. – Даже не думай сделать какую-нибудь глупость.


Я услышал шуршание ткани и мягкую поступь босых ног по каменному полу. Она не надела купленные мной туфли. Глупая своенравная девчонка.


Следующие несколько минут я слушал, как она бродила по часовне. Я не видел Айви, но мог представить, как она искала убежище. Чтобы спрятаться там и никогда не вылезать.


Когда дверь с другой стороны исповедальни открылась, и вошла Айви, я глубоко вздохнул и передвинулся подальше в темноту. Она опустилась на колени всего в нескольких дюймах от меня, нас разделяла лишь тонкая сетчатая панель.


Айви все двигалась и вздыхала, бормоча имя Господа в молитве и наполняя пространство своим ароматом. Она пахла чистотой и свежестью, также я уловил слабую нотку какого-то лосьона или шампуня. Это было будоражащим отличием от приторно сладких дорогих духов, которые я замечал у многих женщин «Общества».


Сквозь сетку я мог разглядеть на Айви купленное платье лишь мельком. Черное кружево облегало ее фигуру, словно было сшито специально для нее. Пальцы зудели, поскольку мне очень хотелось потрогать кожу под тканью. Схватить, сдавить и заявить права на ее нетронутую красоту. Глаза давали недостаточный обзор, и я поймал себя на том, что склонился вперед, испытывая жажду увидеть больше. В ту же секунду я остановился, приходя в себя.


Какой же опасной могла быть Айви.


Эта угрожающая жажда, заструившаяся по моим венам, показалась мне незнакомой, и я попытался отогнать ее. Четыре года я не чувствовал под собой тепла женского тела, а это долгий срок. Вполне естественно, что я захотел попробовать то, что принадлежало мне. Эта версия имела бы смысл, если бы я хотел лишь попробовать Айви. Однако внутри бушевала всепоглощающая потребность. Она никогда не должна узнать настоящую силу этого желания. Мне следовало держать себя в руках.


Похоже, Айви не замечала моего присутствия, склонив голову и шепча слова молитвы. Просьбы, которые Бог, каким бы могущественным он ни был, исполнить не сможет. Я мог лишь догадываться, что про меня думала невеста.


Воображала ли она, каково будет чувствовать прикосновения моих пальцев к коже? Преследовали ли Айви видения, как я раздвигал ее бедра и заявлял права на сладостную плоть?


Наверное, нет. Если она умна, то даже не думала о том, что с ней могло сотворить чудовище вроде меня. Дальнейшую судьбу будет пережить куда легче без ярких пятен ужасов, рожденных ее собственным воображением, поскольку Айви сейчас ничем не помогло бы беспокойство.


Я верил, что она уже приняла начертанное ей будущее. Айви невидяще уставилась на деревянную панель перед собой. Она сидела так тихо и со столь отстраненным выражением, что передо мной с тем же успехом могло быть зеркало. А спустя мгновение Айви вдруг прерывисто вздохнула и поднесла дрожащую руку к губам. Ее плечи дрожали от тяжести навалившегося отчаяния, но Айви отказывалась лить слезы. Она оказалась сильнее, чем я полагал. Я мог бы найти вечное очарование в ее страданиях. И в этот момент дал себе молчаливую клятву, что еще до конца ночи увижу слезы Айви.


Следующие несколько минут она старалась взять себя в руки. А я задумался, будет ли Айви молиться Богу, когда я позже наложу на нее руки? На ней еще не было моей метки, но ничто не мешало мне открыть створку между нами и сунуть член в ее горло. Я ощутил предвкушение и впился пальцами в деревянную скамью подо мной, давая волю воображению и прикрывая глаза. Разочарование от моего бездействия было столь сильным, что, казалось, даже скамья подо мной стонала.


Когда Айви снова посмотрела на сетчатую перегородку, в ее глазах появился какой-то дикий испуганный блеск. Ко мне через тонкие щели в дереве проникали лишь тонкие лучи света, оставляя меня во тьме. Я не верил, что она в действительности могла меня видеть, но, очевидно, почувствовала затаившегося во тьме хищника.


Айви подалась вперед и позвала священника, за которого меня приняла. Я задержал дыхание. Но прежде чем она успела открыть створку, раздался громкий голос Абеля, прерывая тишину. Ее брат сердито застучал в дверь, и Айви подпрыгнула.


Момент оказался упущен. Абель распахнул дверь и поволок Айви прочь прежде, чем она успела меня обнаружить.

Прим.пер:


[1] Кли́рос (греч. κλῆρος – надел, часть, выделенное место) – в православной церкви место, на котором во время богослужения находятся певчие и чтецы.

Айви



– Пять минут, – отрезал Абель и повернулся, чтобы выйти из маленькой часовни у собора. Она была построена на столетие раньше, чем сам собор, но ее сохранили при строительстве.


Мы с одноклассницами проходили тут первое причастие. Посмотрев на проход, я вспомнила, как мы шли по нему в красивых белых платьях и со связанными четками руками. Перед церемонией совершили свои первые покаяния. Нас было восемь, и я помнила, как неловко ерзала на скамейке, ожидая своей очереди.


Я помнила скрипучую дверь исповедальни и запах, окутавший меня, когда преклонила колени на деревянную подставку – никаких подушек для грешников не предполагалось – а потом стала признаваться в своих грехах.


Лицо священника было лишь едва различимым во тьме профилем за сетчатой перегородкой. Я не знала, в чем признаваться, а потому все выдумала. Мне показалось, что поступи я иначе, и меня обвинят во лжи.


После я присоединилась к остальным у подножия алтаря и произнесла необходимое количество «Аве Мария». Даже немного больше, поскольку врала священнику.


Оказавшись здесь после стольких лет, я будто вернулась в то время. Вздрогнув, я обхватила себя руками. Было холодно, но дрожала я не только из-за этого.


Я мерила шагами часовню босыми ногами, гравюры на полу были такими старыми, что ощущались не глубже царапин в ледяном камне под ногами. Я принялась рассматривать каждую из «Станций Креста» [1]. Последние часы жизни Иисуса. Но когда я подошла к алтарю и посмотрела на его статую, то задалась вопросом, как он мог позволить подобному случиться. Если Бог реален, то почему со мной произошла такая несправедливость? А с моим отцом?


И Хэйзел.


Она сбежала за несколько дней до свадьбы.


Как Он допустил с ней такое?


Или, может, таков Его план. Что если «Общество» не ошибалось, и с ними действительно было божье благословение? Тогда, похоже, Он хотел одну из сестер Морено.


Я направилась в дальнюю часть часовни, теребя край кружевной вуали. Исповедальня стояла на том же месте. Я подошла к ней и коснулась шаткой и старой деревянной двери. В трещинах забилась пыль. Похоже, больше никто ею не пользовался.


Приоткрыв дверь, я вошла в маленькое пространство, где уже бывала однажды. Здесь оказалось теснее, чем я помнила. Сетка между кабинками заменена на металлическую, рисунок которой был выгравирован в виде тысячи крестов. Мне всегда было интересно, знали ли священники, кто именно им признавался в своих грехах. Помнили ли они их потом?


Я опустилась на колени, а потом все же поднялась и присела на маленькую скамейку.


– Боже.


Я потерла лицо, а затем инстинктивно опустила на глаз челку. В голове вспыхнули воспоминания о реакции на него Мерседес. Выражение ее лица стало таким, словно она никогда в жизни не видела ничего более ужасного. Стерва.


Глубоко вздохнув, я поняла, что аромат здесь не такой, как прежде. Наряду с благовониями и запахом лака для дерева, я уловила легкие нотки одеколона. Может, я ошиблась, и этой исповедальней все еще пользовались.


Я глубоко вдохнула и выдохнула, прикрыв глаза, а потом вновь опустилась на коленопреклонную скамью и сложила руки для молитвы.


– Если Ты там... если настоящий... – сквозь слова прорвались рыдания, и я осторожно вытерла глаза, тыльной стороной ладони, стараясь не испортить тушь и подводку черным карандашом, которые наносила Мерседес.


Мне хотелось попросить Господа не допускать моей свадьбы. Но это было бы глупо. Она уже была предопределена. Потому я осмелилась попросить о другом.


– Прошу, не позволь ему быть монстром, – прошептала я, склонив голову.


Раздался какой-то скрип.


Судорожно вздохнув, я распахнула глаза и готова была поклясться, что заметила движение по другую сторону сетки, отделявшей священника от грешников.


– Святой отец? – спросила я, склонившись ближе, когда он не ответил. – Здесь кто-нибудь есть?


Я услышала, как открылась дверь часовни, а потом и шаги Абеля. Здесь мог быть только он.


– Айви, – закричал брат, очевидно, не найдя меня взглядом. – Где ты, черт побери?


Я посмотрела на закрытую дверь исповедальни, а затем снова на сетку, за которой сидел священник, когда брат грубо распахнул шаткую дверь, едва не сорвав с петель, а потом схватил меня за руку.


– Мне больно! – воскликнула я.


– Почему ты пряталась? Думала, я настолько глуп, что не найду тебя?


– Я не пряталась, придурок!


– Господи, да что у тебя за дерьмо с лицом? – он провел пальцем под моим глазом, видимо, стирая все же подтекшую тушь. Опустив мне на лицо вуаль, Абель, казалось, взял себя в руки.


Время почти пришло.

Прим.пер:


[1] «Станции Креста», также известные как Крестный путь или «Via Dolorosa», – это повествование о последних часах в жизни Иисуса Христа на земле, которое поддерживает духовные убеждения каждого христианина и имеет применение в нашей жизни. Станции Креста служат суровым напоминанием о скромности, с которой Иисус был готов отложить любые привилегии Своей божественности, чтобы указать путь к спасению через Свою жертву.


Есть несколько общепризнанных версий, описывающих эти последние часы, один из которых является библейским, а другие – более традиционными отчетами событий в последние часы жизни Иисуса. Традиционная форма Крестного пути выглядит следующим образом:


1. Иисус приговорен к смерти.


2. Иисус получил Свой крест.


3. Иисус падает в первый раз.


4. Иисус встречает Свою мать Марию.


5. Симон из Кирены вынужден нести крест.


6. Вероника вытирает кровь с лица Иисуса.


7. Иисус падает во второй раз.


8. Иисус встречает женщин Иерусалима.


9. Иисус падает в третий раз.


10. Иисус лишен одежды.


11. Иисус пригвожден к кресту – распятие.


12. Иисус умирает на кресте.


13. Тело Иисуса снято с креста – снятие или плач.


14. Тело Иисуса помещают в могилу.

Сантьяго



Свадьбы в «Обществе», как правило, были большим событием. Члены высшего эшелона придерживались более высоких стандартов, и часто это превращалось в соревнования между невестами. Кто кого превзойдет на мероприятиях. Они заказывали ледяные скульптуры, дизайнерские платья и бриллианты ручной огранки только потому, что имели богатство и власть.


На моей же свадьбе никаких фанфар не будет. Единственные приглашенные в собор люди – необходимые для «I.V.I.» свидетели. Была бы моя воля, мы с Айви остались бы наедине со священником, но все мы должны соблюдать определенные правила. Таково одно из них.


Когда я стал изучать свое отражение в зеркале, по венам побежало странное напряжение. Мои кожаные оксфорды были начищены до блеска. Изготовленный на заказ черный смокинг от «Brioni» безупречно отглажен, а под ним накрахмаленная белая рубашка. Из-под манжеты выглядывали чернила татуировки, однако моим вниманием завладела та, что была на лице. Айви, вероятно, знала о моих шрамах, но еще не видела меня с черепом на пол лица. Я мог лишь догадываться о ее реакции, когда она дойдет до конца прохода. Что Айви предпримет? Попытается ли убежать? Придется ли Абелю тащить ее обратно к алтарю и утихомиривать горькие рыдания, чтобы она могла вымолвить хоть слово из положенных клятв такому, как я?


Эта мысль оставила горький привкус во рту.


Когда-то женщины «Общества» падали к моим ногам, желая выйти за меня замуж. Теперь же я не мог быть уверен, предпочтет ли моя невеста проткнуть себя подсвечником, лишь бы не быть со мной.


Впрочем, реакция Айви не имела значения. Она была лишь средством для достижения цели. И ее неуважения я не потерплю, как бы ей ни было противно. То же самое касалось брата Айви. Не прошло и мгновения, как в дверях показался Абель, позади которого стоял мой охранник.


– Вы звали меня? – спросил Морено.


Кивнув, я жестом пригласил его пройти в комнату, которую мне предоставил священник. Гости могли подождать. Но то, свидетелем чего я стал, требовало моего немедленного вмешательства. Нужно было разобраться с Абелем.


Он бросил на меня быстрый и хитрый взгляд. По-видимому, Абель считал себя очень умным, уверенный, что одурачил меня своим почтительным фасадом.


Я глотнул своего обжигающего виски и поставил стакан на стол, прежде чем снова посмотрел на Абеля.


– Разве я не дал понять о своих чувствах, когда Айви касается кто-то, кроме меня?


Он переступил с ноги на ногу и заметно побледнел, что я заметил даже в полутьме комнаты. Я видел, что он судорожно соображал, как мне стало известно о том, что Абель только что грубо схватил Айви в часовне. Я мог бы сообщить ему истинную причину, но это разрушило бы иллюзию, что у меня повсюду были глаза, этого мне не хотелось.


– Не уверен, что понимаю...


Я сделал два шага к Абелю, на моем лице застыла маска безмятежности. Он совсем не ожидал удара кулаком в живот, потому согнулся пополам, кашляя и отплевываясь, словно его никогда в жизни не били. Его невежество и слабость лишь подлили масла в огонь моей ярости. Потребовалось еще два удара, прежде чем Абель рухнул на колени и свернулся в позе эмбриона, задыхаясь от раскаяния.


– Я думал, что вы будете не против, если стану держать ее в узде.


– Это мои обязанности, – я поставил ногу на его шею и стал давить, пока Абель не принялся царапаться, смотря на меня широко распахнутыми испуганными глазами.


На пороге возник мой лучший человек и близкий друг Судья, наблюдая за происходящим со скучающим выражением лица. Сейчас никто бы мне не помешал высосать из Абеля жизнь.


– Уясни, что я сейчас скажу, – я так сильно надавил каблуком на горло Абеля, что его глаза чуть не вылезли из орбит. – После того, как отведешь сестру к алтарю и передашь в мое безраздельное пользование, ты больше никогда к ней не прикоснешься.


– Не прикоснусь, – прохрипел он, впиваясь ногтями в мои ботинки и, тем самым, портя идеальную пару из итальянской кожи.


За эту наглость я убрал ногу от шеи Морено и опустил носок туфель, сильно вдавив его в зубы Абеля. Я даже услышал какой-то хруст, пока он давился и задыхался. Убедившись, что Абель наглотался грязи, которой достоин, я размазал подошвой кровавую слюну по его подбородку и отошел. Абель посмотрел на меня так, будто не верил в произошедшее.


– Чертов Морено, – выплюнул я и осушил стакан еще двумя глотками. – Убирайся с глаз моих. Сейчас же.


Абель поднялся и, не глядя на меня, направился к двери, сжимая кулаки. Судья отошел, потому Абель беспрепятственно скрылся в коридоре, а я повернулся к зеркалу, чтобы поправить одежду.


– Вижу, ты не потерял хватку, – раздался позади знакомый голос, и я обернулся, ошеломленно смотря на своего старого друга. Анжело Августин был моим одноклассником, когда я еще учился в католической школе. Он также был суверенным сыном «I.V.I.», но в отделении Сиэтла. Мы поддерживали тесный контакт все это время, но во плоти я не видел его уже лет шесть. Мы писали друг другу письма и созванивались, но больше ничего, поскольку навещать его в тюрьме никто из «Общества» не посмел бы. Это было слишком рискованно.


– Мне ждать еще и команду спецназовцев в качестве свидетелей? – сухо спросил я.


Он рассмеялся, но спустя мгновение замолчал, выражением его лица скрывала полутьма.


– Меня освободили досрочно.


– Как так? – я склонил голову набок, изучая Анжело. Он почти не изменился с нашей последней встречи. Черты его лица очень походили на мои. Те же темные волосы, арктические глаза. Он мог бы легко сойти за моего брата, и часто им и прикидывался, пока мы были моложе. До взрыва.


– Подробности в другой раз, – он шагнул ближе ко мне. – Сегодняшняя ночь посвящена тебе.


– Значит, ты останешься? – спросил я, наливая ему стакан виски.


Краем глаза я увидел, как Судья кивнул, прежде чем исчезнуть в коридоре и дать нам минуту наедине. Я не ожидал гостей, но не собирался выгонять Анжело, не узнав причину его возвращения.


Друг взял стакан и повертел его в руке, прежде чем вдохнуть аромат. Это естественный жест для суверенных сыновей. Никогда нельзя было угадать, где тебя хотели отравить. Однако я приписал его действия скорее памяти о прошлых временах, чем недоверию. Если в этом мире существовал хоть один человек, кому Анжело мог доверять, то таковым был я.


– Мне бы хотелось, – он сделал глоток и прикрыл глаза, смакуя вкус виски. – Но я пока не хотел бы показываться другим из «Общества». Еще не время раскрывать мою свободу. Однако я не мог не повидаться с тобой.


Я кивнул ему. Мы понимали друг друга без слов. Анжело, как и я, знал о предательстве не понаслышке, а потому тоже вынашивал свой план. Как бы мне ни хотелось видеть Анжело сегодня у алтаря, я не стал бы просить его об этом, если это помешает его мести. В некотором смысле я считал, что Анжело подставили куда серьезнее, чем меня. За свою разрушенную жизнь мне следовало благодарить отца Айви, когда Анжело предал тот, кто был с ним одной плоти и крови. Последние шесть лет своей жизни он провел в клетке, как какое-то животное, попав туда за преступление, которого не совершал. Потому Анжело не потерпел бы легкого возмездия.


Допив виски, он налил себе еще, посматривая на меня. Анжело знал о произошедшем, но никогда прежде не видел ущерб воочию. Друг не вздрогнул, хотя это было естественной реакцией большинства, и я почувствовал благодарность.


– Классная татуировка, – заключил он. – Тебе идет.


– Она служит определенной цели, – достав салфетку, я стер кровь Абеля со своей обуви.


– Значит, ты действительно на это решился, – его тон был нейтральным, но Анжело не смог скрыть тревогу в глазах. Он знал о моих планах в отношении семьи Морено. Пока я выздоравливал, мы провели много часов, разговаривая по телефону с использованием шифра.


Я подозревал, что друг беспокоился обо мне, но ему бы стоило больше в меня верить.


– Да, – ответил ему я.


Анжело открыл маленькую деревянную шкатулку, стоявшую на столе рядом со мной, и посмотрел на кольца.


– Значит, ты все решил.


– Да.


– А что если все пойдет не по плану? – Анжело снова посмотрел на меня.


– Что ты имеешь в виду? – выкинув салфетку, я вытер руки.


– Вечность – слишком долгий срок для мести. Думаю, ты бы предпочел четкую дату возмездия.


Я повернулся к нему.


– Вечность займет лишь время, достаточное для того, чтобы она родила мне сыновей.


Анжело поднял кольцо Айви и принялся изучать его.


– Значит, все это время ты будешь спать с ней, чтобы она произвела на свет твоих наследников. Станешь наблюдать, как эта девушка дает им жизнь. Заботится, как способна лишь мать. А после станешь мучать оставшуюся вам жизнь или заставишь истекать кровью, пока той в ее теле вовсе не останется?


В его голосе слышалась неуверенность, что меня разозлило.


– Сомневаешься в моих намерениях?


– В твоих намерениях – нет, – он вернул кольцо и закрыл шкатулку. – Скорее в исходе.


– Мало же ты в меня веришь, – пробормотал я.


– По правде, я тебе завидую.


Пустота в голосе Анжело застала меня врасплох, однако от его слов я поморщился.


– С чего бы тебе завидовать?


– У тебя всегда все предопределено. Я никогда не встречал никого, кто бы продумывал каждое свое решение и выполнял задуманное без задней мысли или сожалений. Я даже представить не могу, каково это – жить без груза нерешительности или же без усложнявших все эмоций.


Я моргнул и нахмурился. Анжело произнес это так, словно я был роботом, хотя, вероятно, мне не стоило удивляться. Таковым меня считали большинство людей. Члены «I.V.I.» называли меня живым компьютером. Расчеты, прогнозы и сложные задачи были моим талантом. Все можно легко решить, если проработать на бумаге. Однако человеческая психология и сложный эмоциональный спектр были за гранью моего понимания. Слишком много переменных, а быстрый и правильный ответ дать и вовсе невозможно.


Однако это не означало, что у меня не было эмоций. Просто я предпочитал не выражать их и не испытывать.


Анжело вдруг тихо рассмеялся, когда ему что-то пришло в голову.


– А помнишь, как сестра Маргарет посчитала тебя социопатом?


– Да, что ж... – я пожал плечами. – Возможно, она была права.


Анжело прислонился к столу и склонил голову.


– В это легко поверить, но я знаю, что ты не такой. Боюсь, ты не до конца сознаешь, во что ввязываешься.


– А ты станешь сомневаться в своих намерениях, когда придет твое время мстить? – пронзил я его взглядом.


– Нет, – он выпрямился и засунул руки в карманы.


Мне уже показалось, что мы закрыли эту тему, но Анжело снова заговорил.


– Я знаю, что ты прежде трахал женщин, Сантьяго, но это далеко не те же ощущения, если жить с одной из них. Ты будешь неизбежно сталкиваться с ней каждый день. Потому, пожалуйста, прислушайся к моему совету. Если ты и правда хочешь довести свою месть до конца, то никогда не забывай, кто она. Не стоит недооценивать силу близости. Даже если каждую ночь Морено будет спать в твоей постели, она все равно должна оставаться для тебя врагом.


Я разгладил ладонями лацканы костюма и кивнул.


– Не стоит волноваться. Она никогда не будет спать в моей кровати.

Сантьяго



Вскоре после ухода Анжело свое место рядом со мной справа от алтаря занял Судья. Остальные свидетели уже сидели на церковных скамьях. Собор заливало мягкое свечение, и хотя я все еще не испытывал желания стоять тут перед всеми, полутьма приносила облегчение, поскольку никто не смог бы хорошо меня разглядеть.


Через несколько минут органист заиграл выбранную для церемонии музыку. В дверях появилась Айви, а рядом с ней Абель. Я смотрел на него достаточно долго, чтобы он поймал мой взгляд и стиснул зубы. Затем я взглянул на свою невесту. Силуэт, обернутый черным кружевом. В руках она держала розы. Айви была так неотразимо красива, что я почти поверил, что через мгновение она исчезнет подобно призраку, и больше ее никто никогда не увидит.


Абель не то чтобы тащил Айви по проходу, но шел, подталкивая вперед и слишком крепко сжимая ее руку, чем испытывал остатки моего терпения. Его губы явно распухли, а на напряженной шее начинали проступать темные синяки. И все же Абель с прежней готовностью отдавал мне сестру.


Мое сердце билось в такт музыке. Я даже не дышал, пока Айви не встала передо мной. Как только Абель отпустил ее, она покачнулась, из-за чего внутри поднялась волна гнева, пока я обдумывал причину. Она выпила или же просто нервничала?


Как только Айви остановилась, то тут же задрала подбородок, чтобы рассмотреть меня. Невозможно было упустить сорвавшийся с ее губ испуганный вздох. Свет от свечей танцевал вокруг нас, подчеркивая мои черты и искажая формы. Взгляд Айви почти сразу сосредоточился на получерепе, розы выпали из ее рук, рассыпавшись возле наших ног. Она выглядела испуганной, слегка смущенной и болезненно очаровательной, продолжая изучать меня.


Я пожалел, что не позволил ей увидеть меня до церемонии, поскольку больше всего на свете мне хотелось в этот момент остаться с ней наедине. Так много раз я проигрывал в голове этот сценарий. Представлял, как все могло обернуться. Ее страх. Гнев. Ужас. Я думал, она побежит от меня прочь. Бросится под мимо проходящую машину на улице, лишь бы не быть со мной. Но никогда я не предполагал, что Айви могла смотреть на меня вот так. Будто хотела изучить. Словно находила меня... интригующим.


Я не знал, как долго мы так простояли. Даже не сознавал, что обхватил ее запястье и притянул Айви к себе, пока большой палец не коснулся пульсирующей вены под теплой кожей. Возможно, именно поэтому Айви не двигалась с места. Она рассматривала мою большую руку, словно та была оружием. Меня так и подмывало отпустить ее и посмотреть, не побежит ли она прочь, но я вдруг обнаружил, что не хотел отпускать свою невесту.


Как бы то ни было, у нас не было времени на размышления. Музыка затихла, и мы были вынуждены обратить внимание на священника. Он велел нам сесть на отведенные для нас стулья на платформе, а затем приступил к традиционной церемонии.


Мы начали с гимна, затем нам зачитали строки из Старого и Нового Завета. Священник многословно говорил о браке, Евангелии и размышлениях, но я едва следил за его словами. Когда мы с Айви, наконец, оказались перед алтарем, и нас попросили соединить руки, она чопорно протянула мне свои ладони.


Я обхватил ее пальцы, отметив, что они стали холодными и бледными, словно Айви, наконец, примирилась с реальностью. Она сглотнула и бросила на меня взгляд из-под ресниц, а я мельком заметил ее зрачок странной формы. Тот, что она все время норовила прикрыть волосами. Этот зрачок стал источником многих ее мучений в школе, когда Айви была ребенком. Очевидно, она все еще жила под гнетом унижений прошлых дней. Когда Айви станет моей женой, я не позволю ей скрывать это ни от меня, ни от кого бы то ни было другого.


Священник начал церемонию обета, по моей просьбе пропустив формальности вроде вопроса о вступлении в этот брак по принуждению и наставлений любить друг друга до конца наших дней. От меня не укрылся неловкий взгляд, который Айви бросила в мою сторону, но я решил сосредоточиться на самой невесте, а не том, что она думала на сей счет.


Сперва мы с Айви объявили о своих намерениях, а потом вслед за священником повторили слова клятвы, включавшие единственное, что я мог сдержать. Я возьму ее в жены. Буду верен ей в счастье и в горести, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас. В моем голосе слышалось напряжение, а взгляд явно полыхал огнем, что нервировало мою невесту. Она несколько раз опускала голову, смотря в пол, прежде чем найти в себе силы снова посмотреть на меня.


Когда пришла ее очередь повторять слова клятвы, Айви почти шептала, но все же вручила мне себя в покорностью, которую я нашел одинаково разочаровывающей и очаровательной.


Священник засвидетельствовал наши клятвы, после чего продолжил благословлять нас, а потом преступил к части с обменом кольцами. Я надел кольцо на палец Айви, повторяя свои обещания верности во имя Отца, Сына и Святого Духа. Когда кольцо с бриллиантом «соль и перец» оказалось на ее дрожащем пальце, я испытал болезненное чувство удовлетворения. И оно лишь усилилось, когда Айви проделала ту же процедуру со мной.


Следуя моим предписаниям, священник объявил Айви моей, пропустив часть с просьбой поцеловать невесту. Это следовало приберечь до того времени, когда мы останемся наедине. Мне не хотелось, чтобы братья видели, какое отвращение вызовет у Айви прикосновение моих губ.


Мы перешли к молитве, а потом поклонились свидетелям в знак мира, за чем последовало причастие. После последнего брачного благословения нас отпустили, взяв обещание позже встретиться с гостями в комплексе.


Когда снова потянулся к руке Айви и обхватил кисть холодными пальцами, я ощутил ее дрожь. Она смотрела прямо перед собой, но я не мог не ощущать, что Айви едва держалась на ногах. И когда мы вышли на улицу, где нас ждала моя машина с водителем, походка Айви стала еще более неуверенной. Как только новоиспеченная жена забралась на заднее сидение, я заметил, что она по-прежнему была с босыми ногами.


Я сел рядом с ней, после чего Марко закрыл за нами дверь. Перегородка уже была поднята, оставляя нас в гробовой тишине.


Когда машина рванула вперед, Айви сжала руками колени. Казалось, она нервничала, как и должно было быть, однако ее страх не удовлетворил меня так сильно, как я надеялся.


– Где туфли, которые я купил тебе? – прогремел мой голос, прерывая тишину.


Айви посмотрела на меня из-под ресниц и снова принялась изучать татуировку на моем лице. Я внимательно наблюдал за ней, ища истинные эмоции, но отмечал лишь любопытство. Это сбивало с толку и раздражало больше, чем я ожидал. Айви должна была испытать отвращение. Должна ненавидеть меня. Это было бы совершенно естественно.


– Значит, это был ты? – спросила она тихо. – В исповедальне. Твой одеколон...


Я выпрямился, оценив ее наблюдательность. Я не ожидал, что Айви окажется такой... проницательной. Однако ей следовало бы знать, что лучше мне не задавать таких вопросов.


– Имеешь в виду, когда ты там молила Бога не дать тебе выйти замуж за монстра? – фыркнул я.


– Я не это имела в виду... – она шумно вздохнула и качнула головой. – Ты перевираешь мои слова.


Я посмотрел в окно, ощутив волну злости. Какой же непослушной она оказалась. Настоящий сюрприз. Айви уже бросала мне вызов. Не надела купленные мной туфли. Допрашивала меня, словно имела на это право. Будто Морено когда-либо обладали властью, равной той, какой наделяли суверенных сыновей. Похоже, Айви рада этой партии. В конце концов, именно этого так жаждала ее семья. Высокое положение. Деньги. Сила. Брак со мной наделил Айви всем этим. Я не сомневался, что в глубине души она походила на свою мать. Может, ее и прельщала идея другой жизни, но все же Айви решила выйти за меня. С моей стороны было бы глупостью верить, что она не преследовала свои мотивы. Но какими бы они ни были, я никогда не смогу ей доверять.


Я порадовался, что Айви напомнила о наших ролях. Мне нужно дать ей понять, что такое поведение недопустимо, и откладывать это не было причин. Айви, вероятно, вышла за меня с завидной решимостью, но уже скоро она поймет, что единственное семейное счастье, которое будет ей доступно – принимать назначенные мной наказания.


Спустя несколько мгновений мы остановились. Марко заглушил двигатель, а я постучал по стеклу, тем самым прося Марко выйти. Он подчинился.


На улице было темно, в машину проникал лишь свет фонарей. Однако полутьма не скрыла дрожь моей супруги, когда я повернулся к ней и потянулся к ее лицу. Я горел решимостью немедленно поставить Айви на место. Но когда она снова попыталась скрыть от меня свой странный зрачок, я быстро сменил приоритеты.


– Не надо, – предупредил я Айви, когда она попыталась поправить волосы. – Я хочу это увидеть.


Она замерла, и наши взгляды встретились. И впервые я осознал, что Анжело мог быть прав. Трудно подогревать внутри гнев рядом с такой красавицей. Я скользнул пальцами вниз по ее горлу, ощутив бившийся пульс, и никак не мог решить, чего хотел больше. Поцеловать Айви или задушить.


– Никогда не скрывай от меня свои недостатки, – сказал я ей. – Теперь они мои, и я вправе ими наслаждаться.


– Но... я ненавижу его, – отозвалась она дрожащим голосом.


– А мне, похоже, нравится, – глухо рассмеялся я.


Айви казалась озадаченной моим странным ответом, как и я сам. Я сильнее сжал руки, а потом отпустил ее. Что она со мной делала?


– Пожалуйста, – попросила Айви, приблизив руку к волосам.


– У тебя, кажется, сложилось впечатление, будто ты вольна делать, что захочешь, – холодно ответил я. – Мне стоит напомнить тебе об основных правилах «Общества»? Правилах, которым ты поклялась следовать?


Она резко втянула воздух и бессознательно свернулась калачиком. Айви совершенно ясно поняла смысл моих слов.


– Не нужно, – прошептала она.


– Что ж, ты в любом случае получила предупреждение.


Я услышал шаги членов «Общества», собиравшихся во дворе. Церемония клеймения должна была начаться с минуты на минуту. Однако я должен был сдержать обещание, потому все немного подождут. Распахнув дверь, я поманил Айви к себе.


Она выбралась из машины и приглушенно вскрикнула, когда я перекинул ее через плечо, босые ступни теперь болтались, поднимая ткань платья. Когда я вошел во двор и прошел мимо ожидавших Айви стула и стола в центре, нас проводили любопытствующими взглядами. Я шел быстро и уверенно, а шаги отдавались эхом, когда вошел в коридор маленькой часовни, предназначенной только для прихожан.


Прикрыв за собой дверь, я направился к алтарю, только там поставив свою непослушную жену на ноги. Когда Айви осмелилась посмотреть на меня, на ее лице плясали блики от теплого красноватого огня свечей в стеклянных подсвечниках. Разочарование подняло внутри меня порочные желания, кровь хлынула к члену, и он до боли затвердел.


Я мечтал наказать ее с тех пор, как искушение жениться на Айви проникло в мое сознание. После взрыва терпение осталось единственной моей добродетелью. Силы на восстановление давала мысль, что однажды Морено будут страдать, как и я. Потому было сложно смириться, что в данный момент я сильнее всего хотел почувствовать Айви под собой.


Этим вечером я точно не удовлетворюсь одним разом. Меня опьянял ее аромат, а тепло тела необъяснимо манило. Мне... было что-то нужно от нее, но я не понимал, что именно.


Ее взгляд показался мне чересчур пристальным, потому я крутанул Айви в своих руках, отчего она судорожно вздохнула. Я обхватил ее за талию и стал склонять на деревянный алтарь, а вторую руку положил поверх тонкого кружева на ее спине. Вуаль скрывала все, что я так жаждал увидеть, потому я сорвал ее и бросил на пол. Айви словно застыла, когда я провел по черным атласным пуговицам, украшавшим изгиб ее спины. А потом и сам замер, оценивая красоту фигуры, элегантно подчеркнутую платьем.


– Тебе следовало знать. Покупая вещь, я жду, что ты ее наденешь, – грубо произнес я.


– Я не могла, – прошептала она.


Убрав руку с ее спины, я склонился, собирая ткань, скользившую по деревянному полу. Когда я потянул материал вверх, обнажая бедра Айви, она напряглась.


– Что ты делаешь? – Айви осмелилась бросить на меня взгляд через плечо.


– Наказываю.


Едва слово сорвалось с моих губ, Айви попыталась вырваться, но я прижал ее к алтарю, надавив ладонью на спину. Лицо Айви оказалось всего в дюйме от горящих свечей, а грудь бешено вздымалась, пока моя жена оглядывалась в поисках невидимого спасителя. Однако здесь она никого не найдет.


Я задрал ткань выше, открывая идеальный изгиб бедер и задницы, выставленной на обозрение, поскольку была прикрыта лишь крошечным куском черных кружев. Я не мог оторвать взгляд от ее нетронутого тела и едва подавил нарастающую внутри агонию, буквально заставляя себя вспомнить, зачем привел сюда Айви.


Я потянулся за свечой, и Айви задышала чаще, пытаясь откинуть назад голову.


– Сантьяго.


Мольба в ее голосе буквально пронзила меня, лишая решимости. Я замер, сжимая свечу, а потом несколько раз моргнул, ошеломленный своей реакцией, и заставил себя встряхнуться.


Потянув к себе свечу, я с наслаждением почувствовал дрожь Айви. Когда мне показалось, что достаточно насладился предвкушением, я просунул пальцы под тонкую ленту ее трусиков и разорвал ткань. Повторив процесс с другой стороны, я позволил кружевам упасть на пол. Теперь Айви была обнажена.


Я провел ладонью по ее заднице, подавляя собственную дрожь от соприкосновения с теплой плотью. Я мог бы взять ее сейчас, но не остался бы удовлетворен. На то, что я хотел сделать с Айви, нужно куда больше времени.


Я коснулся внутренней стороны ее бедер и стал раздвигать ей ноги, пока не получил прекрасный вид на гладковыбритую киску, поблескивающую от влаги в свете свечей. От вида неоспоримого свидетельства возбуждения Айви, я едва не зашипел сквозь зубы. Я понимал, что это, вероятно, вызвано страхом, но мне так захотелось прикоснуться к ней и убедиться в реальности произошедшего, что я почти решился. Однако сперва мне нужно было выполнить обещание.


Я провел по позвоночнику Айви стеклянным подсвечником и оставил его ненадолго на ее пояснице. Почувствовав исходивший от свечи жар, Айви выгнулась, шумно вздохнув и стала умолять меня всерьез.


– Сантьяго, ты не должен этого делать.


– Должен. И сделаю.


Удерживая Айви одной рукой, второй я наклонил стакан. Когда на ее задницу упала первая капля воска, Айви зашипела. Я же зачарованно смотрел, как тонкая струя воска стекала по ее бедру, чтобы через несколько мгновений затвердеть. Айви задергалась, пытаясь вырваться, и мне пришлось налечь на нее всем своим весом, чтобы снова наклонить подсвечник, но уже над другой ягодицей. По коже побежала еще одна струя воска, и я поймал себя на мысли, что мог бы заниматься этим всю ночь.


Когда я продолжил, Айви постепенно начала успокаиваться. Как только она совсем перестала бороться, я провел освободившейся рукой по ее спине и остановился на затылке, принявшись ласкать волосы и кожу Айви, пока использовал нижнюю часть тела жены в качестве холста. Ее задница приобрела алый цвет, после того как я повторял свои действия снова и снова, создавая длинные и извилистые застывшие потоки, доходившие до самых икр.


Айви сносила все послушно и больше не шевелилась, лишь впивалась ногтями в дерево. Наконец, я отложил очередную свечу и стал любоваться своей работой. Я не сомневался, что Айви было больно, но она не проронила ни единой слезинки. Проведя ладонями по ее заднице, я убрал твердый воск, вновь открывая обзор на половые губы. Когда дуновение прохладного ветра коснулось кожи между ног Айви, она завозилась подо мной, а затем буквально подпрыгнула, когда я провел пальцами по влажным складкам.


– Как, должно быть, странно чувствовать удовольствие от наказания, – пробормотал я.


Айви на удивление молчала, когда я стал водить пальцами вперед-назад, собирая влагу, и мучительно медленно заигрывать с ее клитором. После пары минут она начала таять подо мной, расслабляясь, и закрыла глаза. Теперь Айви выгибалась не с целью отстраниться, а в ответ на мои прикосновения. Я прижался к ней всем телом, продолжая ласкать киску, а другой рукой провел по ее волосам, затем намотал их на кулак и дернул, чтобы Айви запрокинула голову. Я стал целовать ее шею, вдыхая восхитительный аромат кожи. Она задрожала, когда я провел по шее зубами, спускаясь ниже к плечу, чтобы там впиться в нежную кожу и отметить Айви как свою. Она всхлипнула, а я прижался твердой плотью к ее мягкой заднице и погрузил внутрь влагалища палец.


– Никогда не забывай, кому ты принадлежишь, – прорычал я Айви на ухо.


Она застонала, поскольку я двигался крайне медленно, что, очевидно, было для нее столь же мучительно, как и для меня.


– Скажи мне, кому ты принадлежишь, – я крепче сжал волосы Айви, проигнорировав непривычные грубые нотки в своем голосе.


– Сантьяго, – выдохнула она. – Сантьяго де ла Роса.


Я застонал прямо в ее кожу, продолжив безжалостно работать пальцами, пока не довел Айви до края пропасти. Теперь чтобы заставить ее кончить потребовалось бы совсем немного. Айви уже закусила губу, стараясь сдержать рвавшиеся с губ звуки. Я подвел ее так близко к блаженству, что она уже могла попробовать его на вкус. Каждый мускул в ее теле напрягся в предвкушении. Еще несколько толчков, и она кончила бы.


И прямо перед тем, как она должна была шагнуть за грань эйфории, я остановился и отстранился, оставляя Айви изнывать от потребности почувствовать меня. Агония – вот единственный подарок, которого она заслуживала. Когда Айви, наконец, раскрыла глаза и оглянулась на меня через плечо, я увидел, что она была смущена и расстроена своей отзывчивостью. Я бы солгал, если бы сказал, что чувствовал себя иначе.


Опустив ткань платья на бедра Айви, я накрыл ее. Как только она медленно выпрямилась, я притянул жену к себе и приподнял пальцами ее подбородок. Теперь наши губы находились лишь в нескольких дюймах друг от друга.


– Закрой глаза.


Она послушно прикрыла веки, а я приблизился к ней. Когда наши губы соприкоснулись, Айви не отшатнулась, как я ожидал. Поцелуй длился лишь секунду, не больше, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, какого это, когда Айви еще не успела окончательно меня возненавидеть. Она раскрыла глаза и снова стала слишком пристально смотреть на меня.


– А теперь поблагодари меня за мое снисхождение, – проговорил я.


– Благодарю, – с горечью отозвалась Айви.


Мука в ее глазах выбила меня из колеи, и я нежно погладил Айви по щеке, даря мягкость, которой она не заслуживала. По крайней мере, на мгновение.


– Соберись, – приказал я. – Пришло время ставить тебе мою метку.


Айви



– Пришло время ставить тебе мою метку.


Когда Сантьяго взял меня за руку и повел прочь из часовни, я наступила на свою испорченную вуаль.


Смотря ему в спину, я послушно пошла за ним, хоть и спотыкалась по пути. Я все еще чувствовала его одеколон, словно смешение дерева, кожи и денег. Этот запах навсегда отложится у меня в голове, ассоциируясь с Сантьяго. И каждый раз я буду ощущать ту же слабость.


Там был Сантьяго. Сидел в исповедальне, словно священник. Если раньше он и относился ко мне терпимо, то теперь, похоже, ненавидел, услышав, о чем я просила Господа.


«Прошу, не позволь ему быть монстром».


Я не имела в виду ничего физического, но как объяснить это Сантьяго?


В этот момент он обернулся, посмотрев на меня, и я вздрогнула. Может, я все же была лицемеркой. Этот череп на пол лица... Татуировка, от которой я задерживала дыхание и не могла отвести взгляд. Одновременно гротескно и пленительно.


Если присмотреться, можно было заметить шрамы под чернилами. Мне хотелось, не торопясь, изучить его лицо, но Сантьяго не давал такой возможности. Шрамы были и на второй – красивой – половине, но не такие серьезные, как те, что скрыты татуировкой.


Значит, он действительно хотел скрыть их? Эти шрамы?


Но почему под черепом? Словно Сантьяго уже умер.


Или он сотворил подобное, чтобы пресечь собственный стыд?


Когда мы подошли к двери, Сантьяго ухмыльнулся и потянулся к ручке. Нет, стыд ему был неведом. Скорее дерзость. Вызов. Он будто говорил: «Посмотри на меня, если сможешь это вынести».


Или же обещание страшной кары любому, кто осмелится посмотреть на его шрамы.


Самое странное, что хоть и знала, что это должно меня пугать, что Сантьяго и сам старался повергнуть меня в ужас, однако я не испытывала ничего подобного. По крайней мере, не только это. Было бессмысленно отрицать, что если я проснусь среди ночи и увижу половину его лица с татуировкой, то он добьется успеха. Я буду в ужасе.


Но тут крылось что-то еще. Я кое-что заметила в глазах Сантьяго, заглушавшее время от времени его ярость. И ненависть.


Боль.


– Не отставай, – скомандовал он, распахивая дверь, а я задалась вопросом, почему Сантьяго на мне женился. Почему выбрал меня, если, похоже, испытывал ко мне ненависть. Зачем связывать себя с тем, кого терпеть не можешь?


Или же он думал, что никто другой не принял бы его со столь изуродованным лицом? Но Сантьяго ведь был суверенным сыном. Как бы он ни выглядел, любой отец отдал бы ему свою дочь по первому требованию.


«Требованию».


Так Сантьяго и заполучил меня. Потребовал. И вот я здесь. Замужем за чудовищем.


Мы вышли в темный коридор, и я снова споткнулась, стараясь не отставать. Воздух становился прохладнее по мере нашего приближения к заднему двору.


Резиденция «Общества» Нового Орлеана находилась во Французском квартале. Центральным зданием являлся старинный особняк высотой в три этажа, с огромным внутренним двориком под открытым небом. Фонтан стоял не по центру. За эти годы здание расширяли, но когда-то, наверняка, он занимал центральное место. Вода журчала так тихо, что ее почти заглушала звучавшая из динамиков, скрытых в доме и во дворе, навязчивая мелодия. Что-то темное, готическое, но современное. Я узнала автора, но сейчас была слишком растеряна, чтобы назвать его.


Вскоре я услышала низкий гул мужских голосов. Звон стаканов, запах виски и тающего воска, подобного тому, что был в церкви. Двор был освещен, казалось, тысячей свечей. Источниками электрического освещения были лишь старинные фонарные столбы, светившиеся очень мягким желтым светом. Они были установлены то тут, то там, заливая кроны деревьев возле полдюжины мест для отдыха.


Я имела некоторое представление о том, что должно было вскоре произойти, хоть такие церемонии и держались в секрете. На них приглашались лишь члены семей основателей, причем только мужского пола. Но по школе всегда ходили разные слухи. Девушки утверждали, что видели клеймо на своей матери или же у знакомых, недавно вышедших замуж. Истории всегда были ужасающими, и я догадывалась, что они излишне драматизированы. Но почувствовав запах горящих поленьев, я вспомнила те рассказы в мельчайших подробностях, потому инстинктивно отступила.


Сантьяго ведь не мог так со мной поступить, правда?


В этот момент он повернулся ко мне, явно испытывая раздражение. Я отступила еще на шаг, пытаясь освободиться, но Сантьяго по-прежнему крепко меня держал.


– Что будет дальше? – вырвался у меня дрожащий шепот. Мне было страшно, и я не смогла этого скрыть.


Сантьяго подошел ближе, возможно, чтобы лучше рассмотреть меня в тусклом свете. Он откинул волосы с моего лба и уставился на мой странный зрачок. Может, у нас и было нечто общее. Сантьяго не испытывал отвращения ко мне, а я к нему.


Я облизнулась, вспомнив его поцелуй. Прикосновение губ Сантьяго к моим. Его вкус. Кружево царапало все еще напряженные соски. К моему платью не прилагался бюстгальтер. При каждом новом шаге я ощущала остатки затвердевшего на коже воска и старалась дышать размеренно, чтобы не сильно погружаться в воспоминания о наказании.


И моем возбуждении.


Я сглотнула, а кожа покрылась мурашками.


Сантьяго шагнул еще ближе, остановившись в дюйме от меня, носки его ботинок коснулись моих босых ног.


Чтобы встретиться в ним взглядом, мне пришлось вытянуть шею. Интересно, смотрели ли на него также другие или же съеживались под его взглядом? К чему он привык?


– Дальше ты будешь делать то, что тебе велят, – отозвался Сантьяго.


– Будет больно? – глупо спросила я. Именно этого я боялась. Не того, что отныне буду носить его клеймо – осознание этого придет позже. Сейчас же я страшилась самого способа его нанесения на мою кожу.


Сантьяго склонил голову, уголок его рта пополз вверх.


– Ты боишься небольшой боли?


Мое внимание снова привлекли шрамы под чернилами, и я задумалась, какую же чудовищную боль он испытывал сам.


– Так боишься? – напомнил он мне о своем вопросе.


– Просто ответь.


Сантьяго растянул губы в кривой улыбке, скользя взглядом по моему лицу, задержался на губах, а потом вновь посмотрел мне в глаза.


– Ответ написан на твоем лице, Айви. Тебя так легко прочесть, – он качнул головой, словно был разочарован, но мгновение спустя улыбаться перестал. – По правде, мне нравится твой страх. Ты становишься еще прекраснее, – он провел большим пальцем по моей скуле, а потом мы вместе уставились на оставшееся на его коже черное пятно. Моя тушь. Должно быть, я выглядела ужасно. – Твои слезы мне тоже по душе, и я обязательно заставлю тебя пролить еще.


Сантьяго обхватил рукой мою шею сзади. От тугого замысловатого узла, в который его сестра заставила меня скрутить волосы, уже начинала болеть голова.


Когда Сантьяго рывком притянул меня к себе, я судорожно вздохнула. Он провел шершавыми пальцами по моей коже, словно изучал. Метки в «Обществе» ставили как раз там, на задней стороне шеи. По крайней мере, так болтали в школе. Почему-то мне представлялись штрих-коды, которые мужчины могли бы сканировать, чтобы понять: можно трогать конкретную женщину или нет.


Я ненавидела в «Обществе» все. Начиная с того, что оно сотворило с моей семьей, и заканчивая требованиями к женщинам. Требованиями ко мне.


– Ты моя. И сегодня на тебе появится мое клеймо, чтобы об этом узнали все остальные, – проговорил Сантьяго.


В следующий миг он резко выпустил меня и отвернулся, впиваясь пальцами в мою руку, чтобы потащить вперед. Я споткнулась о камень, едва не упав, и услышала женский вздох. Посмотрела в направлении звука и заметила, как мелькнула цветная ткань. Листья тихо зашелестели, и я заметила за полуобнаженной статуей женщину. Она была молода, наверное, моего возраста. Наши взгляды встретились лишь на какое-то мгновение. Глаза незнакомки расширились, и она быстро приложила палец к губам, прося не выдавать ее.


Ей нельзя было здесь присутствовать. Если на территории и находились женщины, во время церемоний их не выпускали из здания. Она боялась, что я расскажу о ней?


Сантьяго остановился и повернулся в направлении звука. Он тоже ее услышал.


Я собиралась шагнуть вперед, чтобы отвлечь его от статуи. Но хватка Сантьяго на моем запястье оставалась каменной, потому я в итоге врезалась в его грудь. Тут же отскочив, я подняла на него взгляд.


– Ты всегда такая неуклюжая?


– Я...


– А вот и жених и невеста, – крикнул кто-то во дворе. – Ты заставил нас ждать, Сантьяго.


Мужчины расхохотались.


Я увидела, как эмоции и лицо моего мужа менялись прямо на глазах. Он будто испытывал что-то сродни физическому дискомфорту. Стиснув зубы, Сантьяго закрыл глаза, а потом медленно и глубоко вздохнул. Если бы я не знала его лучше, то решила бы, что он собирался с духом, чтобы выйти ко всем остальным. Однако я не могла в это поверить. Зачем ему собираться с духом? Сантьяго был здесь королем.


Когда он снова раскрыл глаза, они показались мне пустыми. Словно он только что надел еще одну маску.


Через несколько шагов мы оказались во дворе.


Я ахнула, увидев собравшихся. Я вспомнила ту ночь, когда Сантьяго вошел в мою спальню и надел мне на палец кольцо. Но представшее передо мной зрелище ужасало куда сильнее. Все мужчины были в черных мантиях с поднятыми капюшонами, из-под которых выглядывали белые и черные маски.


– Я не хочу туда, – вырвалось у меня, хоть и по-детски.


– Думаешь, у тебя есть выбор? – рассмеялся Сантьяго.


Я отвела взгляд от собравшихся и посмотрела на мужа.


– Кроме того, не их тебе нужно бояться, – добавил он.


Я сглотнула.


Сантьяго развернулся к присутствующим, и я поняла, к чему были все эти свечи. Люди любопытны. Интересно, видел ли кто-либо моего мужа вблизи? Сантьяго был осторожен. У меня создалось такое впечатление, что его лицо видели лишь те, кому он сам позволял.


– Мне нужно было немного побыть со своей новой женой, – небрежно отозвался Сантьяго, в ответ на что послышалось много смешков. Мужчины понимающе кивали. Наконец, Сантьяго подтолкнул меня вперед.


Все переключили свое внимание на меня, а я тут же отшатнулась, врезавшись в твердую грудь Сантьяго, стоявшего позади.


– Куда ты собралась, милая Айви? Мы же еще даже не начали, – прошептал он, обнимая меня сзади. Сантьяго приподнял мой подбородок, вынуждая смотреть на мужчин. Их было чуть больше дюжины. И ни единой женщины, как и в церкви.


По крайней мере, здесь не было Абеля, и он не станет свидетелем очередного моего унижения. Или же брат был под одним из этих капюшонов?


Нет, мантии носил только высший эшелон. Они не пустили бы в свои ряды Абеля, даже если однажды приглашали отца.


Сантьяго обнимал меня, пока мы пересекали двор. Дождь прошел, но небо все еще было затянуто тучами. Камень под босыми ногами ощущался холодным и твердым, усыпанный сухими, опавшими с деревьев листьями.


Я была в этой резиденции лишь однажды, будучи еще совсем малышкой. У отца здесь были какие-то дела, и он привел меня с собой. Няня не приехала, позвонив в последнюю минуту. Я помнила, как меня тогда впечатлило это место. И сейчас испытала тот же трепет.


На верхние этажи вели два ряда лестниц, каждое окно или стеклянная дверь были закрыты ставнями от любопытных глаз. С перил зелеными каскадами свисал плющ, пышно растущий во влажном климате Луизианы. Здесь даже пахло деньгами. Властью.


Мужчины замолчали, когда Сантьяго повел меня к ним. Наши шаги постепенно замедлялись, и теперь муж уже не тащил меня. Впрочем, нет, мы шли не к свидетелям. Сантьяго повел меня к украшенной резьбой деревянной беседке, которой, похоже, было много веков. Беседку густо задрапировали каскадом красных роз, вплетя их в ярко-зеленый плющ. Пол под навесом также был усыпан цветами. Их было так много, что я чувствовала их аромат даже на расстоянии.


Мужчины заметно посерьезнели, начав рассаживаться на стулья, поставленные вдоль импровизированной стены.


В беседке стоял небольшой столик с золотыми ножками, а также массивный и единственный здесь стул, выполненный в том же золотом цвете и сочетавшийся со столом. Узор на мягких подушках оказался слишком потерт, чтобы разглядеть его с моего места.


Когда мы подошли ближе, я обратила внимание на разные вещи и инструменты, лежавшие на столешнице. Предназначение некоторых я не знала, но от вида кожаных ремней мне стало нехорошо. Я снова споткнулась, зацепившись большим пальцем за выступавший камень, когда заметила стоявшие по периметру двора очаги и, что наиболее важно, один находился в беседке, а из полыхавшего внутри огня торчало что-то железное.


Это жутко меня напугало.


Я попятилась, хоть и неосознанно. Я действительно не сознавала этого, пока Сантьяго не схватил меня за руки и не развернул с себе.


– Жена, – произнес он, пока я переводила взгляд с него на очаг и обратно.


– Ты не можешь...


Сантьяго склонился ко мне, коснувшись моей щеки своей, отчего внутри что-то затрепетало.


– Могу, – прошептал он возле моего уха. Сантьяго застыл так на мгновение, а потом лизнул мою раковину. Я вздрогнула, и он тут же отступил. Сантьяго пришлось практически поднять меня, чтобы завести под навес и поставить по центру. При каждом шаге Сантьяго сминал своими туфлями цветы, однако сейчас меня больше заботил рев и запах огня. Как только я оказалась возле стола и стула, Сантьяго повернул меня лицом к мужчинам и положил руки мне на плечи.


– На колени, – отдал он быструю команду.


Я с трудом сглотнула и подняла на него взгляд. Сантьяго выжидающе смотрел на меня. За нами с любопытством и интересом наблюдали все собравшиеся. Я должна была подчиниться? А что если откажусь?


– Пожалуйста, не надо, – начала я, но больше не смогла вымолвить ни слова. «Пожалуйста, не делай мне больно». Вот, что я хотела сказать. Однако это было бесполезно. Ему нравилось причинять мне боль. Разве я не поняла это несколькими минутами ранее?


Сантьяго сжал мои плечи, и я стала опускаться на колени, теперь меня от холодного камня отделяло черное кружево. Я подняла голову, уставившись на него. На моего мужа. По щеке скатилась первая слеза. Этого он хотел? Сантьяго даже еще не прикоснулся ко мне, а я уже дарила ему свои слезы.


Но даже если он и ощутил удовлетворение, то ничем этого не показал. Сантьяго с непроницаемым выражением лица зашел мне за спину.


Я сидела неподвижно, стараясь не смотреть на огонь. И на железное приспособление для клеймения. Сердце бешено колотилось, на коже выступил холодный пот, перед глазами все стало размываться. Я не была уверена, что мне под силу это вынести. Нет, я точно не смогу.


Сантьяго завел запястья мне за спину, и я почувствовала прохладные кожаные манжеты наручников сперва на правом запястье, затем на левом.


Я по-прежнему не двигалась.


Затем он зафиксировал мои предплечья. Мне пришлось выпрямиться, выпячив грудь в сторону наблюдавших за нами мужчин.


Айви



– Пришло время ставить тебе мою метку.


Когда Сантьяго взял меня за руку и повел прочь из часовни, я наступила на свою испорченную вуаль.


Смотря ему в спину, я послушно пошла за ним, хоть и спотыкалась по пути. Я все еще чувствовала его одеколон, словно смешение дерева, кожи и денег. Этот запах навсегда отложится у меня в голове, ассоциируясь с Сантьяго. И каждый раз я буду ощущать ту же слабость.


Там был Сантьяго. Сидел в исповедальне, словно священник. Если раньше он и относился ко мне терпимо, то теперь, похоже, ненавидел, услышав, о чем я просила Господа.


«Прошу, не позволь ему быть монстром».


Я не имела в виду ничего физического, но как объяснить это Сантьяго?


В этот момент он обернулся, посмотрев на меня, и я вздрогнула. Может, я все же была лицемеркой. Этот череп на пол лица... Татуировка, от которой я задерживала дыхание и не могла отвести взгляд. Одновременно гротескно и пленительно.


Если присмотреться, можно было заметить шрамы под чернилами. Мне хотелось, не торопясь, изучить его лицо, но Сантьяго не давал такой возможности. Шрамы были и на второй – красивой – половине, но не такие серьезные, как те, что скрыты татуировкой.


Значит, он действительно хотел скрыть их? Эти шрамы?


Но почему под черепом? Словно Сантьяго уже умер.


Или он сотворил подобное, чтобы пресечь собственный стыд?


Когда мы подошли к двери, Сантьяго ухмыльнулся и потянулся к ручке. Нет, стыд ему был неведом. Скорее дерзость. Вызов. Он будто говорил: «Посмотри на меня, если сможешь это вынести».


Или же обещание страшной кары любому, кто осмелится посмотреть на его шрамы.


Самое странное, что хоть и знала, что это должно меня пугать, что Сантьяго и сам старался повергнуть меня в ужас, однако я не испытывала ничего подобного. По крайней мере, не только это. Было бессмысленно отрицать, что если я проснусь среди ночи и увижу половину его лица с татуировкой, то он добьется успеха. Я буду в ужасе.


Но тут крылось что-то еще. Я кое-что заметила в глазах Сантьяго, заглушавшее время от времени его ярость. И ненависть.


Боль.


– Не отставай, – скомандовал он, распахивая дверь, а я задалась вопросом, почему Сантьяго на мне женился. Почему выбрал меня, если, похоже, испытывал ко мне ненависть. Зачем связывать себя с тем, кого терпеть не можешь?


Или же он думал, что никто другой не принял бы его со столь изуродованным лицом? Но Сантьяго ведь был суверенным сыном. Как бы он ни выглядел, любой отец отдал бы ему свою дочь по первому требованию.


«Требованию».


Так Сантьяго и заполучил меня. Потребовал. И вот я здесь. Замужем за чудовищем.


Мы вышли в темный коридор, и я снова споткнулась, стараясь не отставать. Воздух становился прохладнее по мере нашего приближения к заднему двору.


Резиденция «Общества» Нового Орлеана находилась во Французском квартале. Центральным зданием являлся старинный особняк высотой в три этажа, с огромным внутренним двориком под открытым небом. Фонтан стоял не по центру. За эти годы здание расширяли, но когда-то, наверняка, он занимал центральное место. Вода журчала так тихо, что ее почти заглушала звучавшая из динамиков, скрытых в доме и во дворе, навязчивая мелодия. Что-то темное, готическое, но современное. Я узнала автора, но сейчас была слишком растеряна, чтобы назвать его.


Вскоре я услышала низкий гул мужских голосов. Звон стаканов, запах виски и тающего воска, подобного тому, что был в церкви. Двор был освещен, казалось, тысячей свечей. Источниками электрического освещения были лишь старинные фонарные столбы, светившиеся очень мягким желтым светом. Они были установлены то тут, то там, заливая кроны деревьев возле полдюжины мест для отдыха.


Я имела некоторое представление о том, что должно было вскоре произойти, хоть такие церемонии и держались в секрете. На них приглашались лишь члены семей основателей, причем только мужского пола. Но по школе всегда ходили разные слухи. Девушки утверждали, что видели клеймо на своей матери или же у знакомых, недавно вышедших замуж. Истории всегда были ужасающими, и я догадывалась, что они излишне драматизированы. Но почувствовав запах горящих поленьев, я вспомнила те рассказы в мельчайших подробностях, потому инстинктивно отступила.


Сантьяго ведь не мог так со мной поступить, правда?


В этот момент он повернулся ко мне, явно испытывая раздражение. Я отступила еще на шаг, пытаясь освободиться, но Сантьяго по-прежнему крепко меня держал.


– Что будет дальше? – вырвался у меня дрожащий шепот. Мне было страшно, и я не смогла этого скрыть.


Сантьяго подошел ближе, возможно, чтобы лучше рассмотреть меня в тусклом свете. Он откинул волосы с моего лба и уставился на мой странный зрачок. Может, у нас и было нечто общее. Сантьяго не испытывал отвращения ко мне, а я к нему.


Я облизнулась, вспомнив его поцелуй. Прикосновение губ Сантьяго к моим. Его вкус. Кружево царапало все еще напряженные соски. К моему платью не прилагался бюстгальтер. При каждом новом шаге я ощущала остатки затвердевшего на коже воска и старалась дышать размеренно, чтобы не сильно погружаться в воспоминания о наказании.


И моем возбуждении.


Я сглотнула, а кожа покрылась мурашками.


Сантьяго шагнул еще ближе, остановившись в дюйме от меня, носки его ботинок коснулись моих босых ног.


Чтобы встретиться в ним взглядом, мне пришлось вытянуть шею. Интересно, смотрели ли на него также другие или же съеживались под его взглядом? К чему он привык?


– Дальше ты будешь делать то, что тебе велят, – отозвался Сантьяго.


– Будет больно? – глупо спросила я. Именно этого я боялась. Не того, что отныне буду носить его клеймо – осознание этого придет позже. Сейчас же я страшилась самого способа его нанесения на мою кожу.


Сантьяго склонил голову, уголок его рта пополз вверх.


– Ты боишься небольшой боли?


Мое внимание снова привлекли шрамы под чернилами, и я задумалась, какую же чудовищную боль он испытывал сам.


– Так боишься? – напомнил он мне о своем вопросе.


– Просто ответь.


Сантьяго растянул губы в кривой улыбке, скользя взглядом по моему лицу, задержался на губах, а потом вновь посмотрел мне в глаза.


– Ответ написан на твоем лице, Айви. Тебя так легко прочесть, – он качнул головой, словно был разочарован, но мгновение спустя улыбаться перестал. – По правде, мне нравится твой страх. Ты становишься еще прекраснее, – он провел большим пальцем по моей скуле, а потом мы вместе уставились на оставшееся на его коже черное пятно. Моя тушь. Должно быть, я выглядела ужасно. – Твои слезы мне тоже по душе, и я обязательно заставлю тебя пролить еще.


Сантьяго обхватил рукой мою шею сзади. От тугого замысловатого узла, в который его сестра заставила меня скрутить волосы, уже начинала болеть голова.


Когда Сантьяго рывком притянул меня к себе, я судорожно вздохнула. Он провел шершавыми пальцами по моей коже, словно изучал. Метки в «Обществе» ставили как раз там, на задней стороне шеи. По крайней мере, так болтали в школе. Почему-то мне представлялись штрих-коды, которые мужчины могли бы сканировать, чтобы понять: можно трогать конкретную женщину или нет.


Я ненавидела в «Обществе» все. Начиная с того, что оно сотворило с моей семьей, и заканчивая требованиями к женщинам. Требованиями ко мне.


– Ты моя. И сегодня на тебе появится мое клеймо, чтобы об этом узнали все остальные, – проговорил Сантьяго.


В следующий миг он резко выпустил меня и отвернулся, впиваясь пальцами в мою руку, чтобы потащить вперед. Я споткнулась о камень, едва не упав, и услышала женский вздох. Посмотрела в направлении звука и заметила, как мелькнула цветная ткань. Листья тихо зашелестели, и я заметила за полуобнаженной статуей женщину. Она была молода, наверное, моего возраста. Наши взгляды встретились лишь на какое-то мгновение. Глаза незнакомки расширились, и она быстро приложила палец к губам, прося не выдавать ее.


Ей нельзя было здесь присутствовать. Если на территории и находились женщины, во время церемоний их не выпускали из здания. Она боялась, что я расскажу о ней?


Сантьяго остановился и повернулся в направлении звука. Он тоже ее услышал.


Я собиралась шагнуть вперед, чтобы отвлечь его от статуи. Но хватка Сантьяго на моем запястье оставалась каменной, потому я в итоге врезалась в его грудь. Тут же отскочив, я подняла на него взгляд.


– Ты всегда такая неуклюжая?


– Я...


– А вот и жених и невеста, – крикнул кто-то во дворе. – Ты заставил нас ждать, Сантьяго.


Мужчины расхохотались.


Я увидела, как эмоции и лицо моего мужа менялись прямо на глазах. Он будто испытывал что-то сродни физическому дискомфорту. Стиснув зубы, Сантьяго закрыл глаза, а потом медленно и глубоко вздохнул. Если бы я не знала его лучше, то решила бы, что он собирался с духом, чтобы выйти ко всем остальным. Однако я не могла в это поверить. Зачем ему собираться с духом? Сантьяго был здесь королем.


Когда он снова раскрыл глаза, они показались мне пустыми. Словно он только что надел еще одну маску.


Через несколько шагов мы оказались во дворе.


Я ахнула, увидев собравшихся. Я вспомнила ту ночь, когда Сантьяго вошел в мою спальню и надел мне на палец кольцо. Но представшее передо мной зрелище ужасало куда сильнее. Все мужчины были в черных мантиях с поднятыми капюшонами, из-под которых выглядывали белые и черные маски.


– Я не хочу туда, – вырвалось у меня, хоть и по-детски.


– Думаешь, у тебя есть выбор? – рассмеялся Сантьяго.


Я отвела взгляд от собравшихся и посмотрела на мужа.


– Кроме того, не их тебе нужно бояться, – добавил он.


Я сглотнула.


Сантьяго развернулся к присутствующим, и я поняла, к чему были все эти свечи. Люди любопытны. Интересно, видел ли кто-либо моего мужа вблизи? Сантьяго был осторожен. У меня создалось такое впечатление, что его лицо видели лишь те, кому он сам позволял.


– Мне нужно было немного побыть со своей новой женой, – небрежно отозвался Сантьяго, в ответ на что послышалось много смешков. Мужчины понимающе кивали. Наконец, Сантьяго подтолкнул меня вперед.


Все переключили свое внимание на меня, а я тут же отшатнулась, врезавшись в твердую грудь Сантьяго, стоявшего позади.


– Куда ты собралась, милая Айви? Мы же еще даже не начали, – прошептал он, обнимая меня сзади. Сантьяго приподнял мой подбородок, вынуждая смотреть на мужчин. Их было чуть больше дюжины. И ни единой женщины, как и в церкви.


По крайней мере, здесь не было Абеля, и он не станет свидетелем очередного моего унижения. Или же брат был под одним из этих капюшонов?


Нет, мантии носил только высший эшелон. Они не пустили бы в свои ряды Абеля, даже если однажды приглашали отца.


Сантьяго обнимал меня, пока мы пересекали двор. Дождь прошел, но небо все еще было затянуто тучами. Камень под босыми ногами ощущался холодным и твердым, усыпанный сухими, опавшими с деревьев листьями.


Я была в этой резиденции лишь однажды, будучи еще совсем малышкой. У отца здесь были какие-то дела, и он привел меня с собой. Няня не приехала, позвонив в последнюю минуту. Я помнила, как меня тогда впечатлило это место. И сейчас испытала тот же трепет.


На верхние этажи вели два ряда лестниц, каждое окно или стеклянная дверь были закрыты ставнями от любопытных глаз. С перил зелеными каскадами свисал плющ, пышно растущий во влажном климате Луизианы. Здесь даже пахло деньгами. Властью.


Мужчины замолчали, когда Сантьяго повел меня к ним. Наши шаги постепенно замедлялись, и теперь муж уже не тащил меня. Впрочем, нет, мы шли не к свидетелям. Сантьяго повел меня к украшенной резьбой деревянной беседке, которой, похоже, было много веков. Беседку густо задрапировали каскадом красных роз, вплетя их в ярко-зеленый плющ. Пол под навесом также был усыпан цветами. Их было так много, что я чувствовала их аромат даже на расстоянии.


Мужчины заметно посерьезнели, начав рассаживаться на стулья, поставленные вдоль импровизированной стены.


В беседке стоял небольшой столик с золотыми ножками, а также массивный и единственный здесь стул, выполненный в том же золотом цвете и сочетавшийся со столом. Узор на мягких подушках оказался слишком потерт, чтобы разглядеть его с моего места.


Когда мы подошли ближе, я обратила внимание на разные вещи и инструменты, лежавшие на столешнице. Предназначение некоторых я не знала, но от вида кожаных ремней мне стало нехорошо. Я снова споткнулась, зацепившись большим пальцем за выступавший камень, когда заметила стоявшие по периметру двора очаги и, что наиболее важно, один находился в беседке, а из полыхавшего внутри огня торчало что-то железное.


Это жутко меня напугало.


Я попятилась, хоть и неосознанно. Я действительно не сознавала этого, пока Сантьяго не схватил меня за руки и не развернул с себе.


– Жена, – произнес он, пока я переводила взгляд с него на очаг и обратно.


– Ты не можешь...


Сантьяго склонился ко мне, коснувшись моей щеки своей, отчего внутри что-то затрепетало.


– Могу, – прошептал он возле моего уха. Сантьяго застыл так на мгновение, а потом лизнул мою раковину. Я вздрогнула, и он тут же отступил. Сантьяго пришлось практически поднять меня, чтобы завести под навес и поставить по центру. При каждом шаге Сантьяго сминал своими туфлями цветы, однако сейчас меня больше заботил рев и запах огня. Как только я оказалась возле стола и стула, Сантьяго повернул меня лицом к мужчинам и положил руки мне на плечи.


– На колени, – отдал он быструю команду.


Я с трудом сглотнула и подняла на него взгляд. Сантьяго выжидающе смотрел на меня. За нами с любопытством и интересом наблюдали все собравшиеся. Я должна была подчиниться? А что если откажусь?


– Пожалуйста, не надо, – начала я, но больше не смогла вымолвить ни слова. «Пожалуйста, не делай мне больно». Вот, что я хотела сказать. Однако это было бесполезно. Ему нравилось причинять мне боль. Разве я не поняла это несколькими минутами ранее?


Сантьяго сжал мои плечи, и я стала опускаться на колени, теперь меня от холодного камня отделяло черное кружево. Я подняла голову, уставившись на него. На моего мужа. По щеке скатилась первая слеза. Этого он хотел? Сантьяго даже еще не прикоснулся ко мне, а я уже дарила ему свои слезы.


Но даже если он и ощутил удовлетворение, то ничем этого не показал. Сантьяго с непроницаемым выражением лица зашел мне за спину.


Я сидела неподвижно, стараясь не смотреть на огонь. И на железное приспособление для клеймения. Сердце бешено колотилось, на коже выступил холодный пот, перед глазами все стало размываться. Я не была уверена, что мне под силу это вынести. Нет, я точно не смогу.


Сантьяго завел запястья мне за спину, и я почувствовала прохладные кожаные манжеты наручников сперва на правом запястье, затем на левом.


Я по-прежнему не двигалась.


Затем он зафиксировал мои предплечья. Мне пришлось выпрямиться, выпячив грудь в сторону наблюдавших за нами мужчин.


Сантьяго



Марко высадил нас у главного входа на территорию де ла Роса. Особняк выглядел безлюдным и был погружен во тьму. Жена смотрела на здание одновременно с опаской и любопытством. Экстерьер был выложен камнем в готическом стиле эпохи Возрождения. Резные контрфорсы, палладианские окна, богато украшенные фронтоны и свисавшие тут и там лозы плюща. Так выглядело историческое сооружение, которое она вскоре станет называть своей тюрьмой.


Вездесущий туман, казалось, плотно окутывал особняк, придавая всей территории некую таинственность. В ворота снаружи часто заглядывали перепуганные туристы, пока их гиды приглушенно шептали о живущих в особняке привидениях. Однако единственными призраками, с которыми Айви придется иметь дело, станут мои брат и отец, взывающие из своих могил к крови Морено.


Она сглотнула, прижимая к себе порванные клочья платья, и зарылась пальцами ног в землю. Я принялся изучать ее с заметным интересом, выискивая признаки протеста. Хотя воздух сегодня был достаточно теплым, по коже Айви пробежали мурашки.


Некоторые традиции в «Обществе» не имели никакой ценности, но я все равно подхватил Айви на руки и понес через лужайку, исключительно из своего эгоистичного желания. Она все еще была без обуви, а мне хотелось, чтобы ее ноги оставались мягкими. Шрамы, которые я ей оставлю, будут тщательно продуманы, потому с моей стороны было бы неосторожностью позволить ей самой поранить ноги. На сегодняшнюю ночь у меня было слишком много планов, чтобы тратить время на лечение ран, возникновение которые легко предотвратить.


Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Айви явно была растеряна, когда я поднялся с ней на руках вверх по ступенькам крыльца и перенес ее через порог. Когда за нами захлопнулась тяжелая дверь, запирая Айви внутри с монстром – хоть она и хотела, чтобы я таковым не был – жена явно почувствовала неуверенность.


– Я и сама могу идти, – произнесла она, но в ее голосе не было достаточной убежденности для борьбы.


Айви устала после всех событий этого дня, что было очевидно по тяжести ее век. Шел третий час ночи. Впрочем, я не сомневался, что она взбодрится, когда по ее венам пронесется волна адреналина и кортизола. Страх лишает сна даже тех, кто близок к смерти.


Я поднялся по парадной лестнице на второй этаж и легко понес Айви дальше по коридору, однако она, похоже, не оценила мой жест по достоинству. Айви вытягивала шею, стараясь разглядеть интерьер. Но я без сожаления лишил ее этой возможности.


Войдя, наконец, в гостевую спальню, я поставил Айви на ноги. Она тут же принялась оглядывать помещение, изучая антикварную мебель, декоративные ковры и богатые оттенки сливового и черного. Все переливалось в мягком свете свечей. Эту деталь Айви не упустила, бросив любопытный взгляд на выключатель.


– Это твоя комната? – спросила она.


– Снимай платье, – приказал я.


Айви посмотрела на меня, вздернув подбородок. Она снова бросала мне вызов. Этими проявлениями упрямства Айви только усугубляла свое положение, поскольку, я был уверен, даже не догадывалась, как сильно будоражила мое желание сломить ее. Я подошел ближе, скользнув пальцами по шее жены. Ее пульс участился, и она не смогла скрыть беспокойство, светившееся в глазах.


Я потянулся к лифу разорванного платья, которое Айви прижимала к груди, и вырвал его у нее из рук. Приложив небольшое усилие, я с удовлетворением наблюдал, как оставшиеся швы с треском разорвались, а ткань клочьями свалилась к ногам Айви. Она тут же прикрыла ладонями грудь, а я мрачно рассмеялся.


– Не нужно скромничать, – я наклонился, чтобы дальше уже шептать ей на ухо. – Я овладею каждым твоим дюймом, дорогая жена.


Айви задрожала, когда я оторвал ее руки от груди и прижал их к бедрам. Теперь она была полностью обнажена. И моя. Прекрасное дрожащее женское тело с мягкими изгибами и выпуклостями, которые мне так сильно хотелось исследовать, что горели ладони.


Но сперва ее стоило подчинить.


– На колени.


Айви замешкалась, бросив взгляд на дверь позади меня.


Я запустил пальцы в ее волосы и сжал их в кулак, заставляя выгнуться назад, пока у нее не осталось выбора, кроме как опуститься на колени, выполняя мою просьбу. Как только Айви села на пол, я отпустил ее голову. Лицо жены оказалось в нескольких дюймах от моего пульсирующего горячего члена. Она тут же посмотрела на выпуклость на моих брюках и облизнула пересохшие губы. Каждый нерв в ее теле, казалось, стал оголенным.


Я втиснул носок своей туфли между коленями Айви и стал раздвигать их в стороны, пока в поле зрения не появилась ее киска. После достал из кармана ожерелье из четок, которое носил с собой весь день. Оно было богато украшено орнаментом, а по центру висел крест из белого золота в обрамлении твердых бусин из обсидиана и шунгита. Ожерелье оказалось достаточно длинным, поскольку легло по центру ее груди. Я мог бы дважды обернуть его вокруг шеи Айви, и у меня по-прежнему осталось бы, с чем можно поиграть.


Айви опустила взгляд на украшение, а я сжал бусины в кулак. Может, она и понимала значение религии и наказаний, поскольку и то, и другое глубоко укоренились в нашем обществе, но Айви никогда не осознает всех масштабов этого, как я. Мне хотелось, чтобы это ожерелье всегда терзало ее душу. Чтобы оно стало постоянным бременем, подобно грузу грехов. Вечное напоминание о том, кто она, и кому принадлежала.


– Никогда его не снимай, – сказал я. – Поняла?


Когда Айви не ответила, я усилил хватку и давление на ее горло. Она подняла руки и вцепилась в мою ладонь, в ее глазах светилась едва ли не паника.


– Я поняла, – Айви поморщилась. – Пожалуйста.


Я тут же ослабил хватку и неосознанно стал гладить второй рукой Айви по волосам, пока она не закрыла глаза. Я не планировал успокаивать ее, но, похоже, именно этим и занимался, хотя совершенно не понимал, что на меня нашло. И как Айви могла найти во мне утешение? Неужели она не понимала, на что подписалась?


– Ты открыто неповиновалась мне, – мой голос стал необычайно хриплым. – Снова.


Айви открыла глаза. Ей не нужны были объяснения, она итак все прекрасно понимала.


– Это унизительно, – отрезала Айви.


– Ты сама согласилась на такую жизнь. Когда ты клялась мне перед «Обществом», правила тебе были хорошо известны.


– Будто у меня был выбор, – ее голос дрожал, а слезы уже собрались в уголках глаз, но она отчаянно старалась не дать им упасть.


– У нас всегда есть выбор, – я приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. – Даже сейчас он у тебя имеется. Ты можешь бежать в любой момент. Впрочем, вынужден предупредить, что это будет напрасным усилием. Я буду выслеживать тебя, как ищейка, и каждый раз возвращать домой. Это я тебе обещаю. И еще много всего. Думаю, ты сознаешь, что теперь моей власти над твоей жизнью нет предела. Впереди нас ждут куда более масштабные сражения, но почему же ты решила выразить неповиновение по столь незначительному поводу?


– После всего, что ты уже заставил меня сделать... – выдавила Айви сквозь стиснутые зубы, ее плечи дрожали, – я просто не могла. Только не это.


– Думаю, со временем ты осознаешь, на что готова пойти, чтобы угодить мне, – я холодно ей улыбнулся. – А пока можешь покаяться, подарив мне три «Аве Мария».


Айви, казалось, удивила моя просьба, но она все же выполнила ее. Сложив руки в молитвенном жесте, она с любопытством смотрела, как я обвивал ее пальцы четками. Затем Айви склонила голову и произнесла слова на латыни с мастерским совершенством.


– Хорошая девочка, – похвалил я и подошел ближе. Так близко, что ее щека коснулась моей ноющей и пульсирующей плоти, давящей на ткань брюк.


Когда Айви это осознала, то широко распахнула глаза. Все остальное словно исчезло из этого мира. Я растерянно и словно завороженно смотрел на ее странный зрачок, и, похоже, она это осознала, поскольку шумно втянула воздух.


В следующий миг я разорвал нашу странную связь, отвернувшись и прошагав к столу, где лежали предметы, необходимые для сегодняшнего ритуала. Когда я вернулся с маской без прорезей для глаз, Айви едва заметно покачала головой, но ей уже следовало запомнить, что ее мольбы бесполезны.


Я закрепил тяжелую серебряную маску на ее лице, полностью лишая зрения. Грудь Айви стала высоко вздыматься, а соски затвердели, когда она глубоко вздохнула. Я на мгновение замер, поскольку мог лишь стоять и восхищаться женой. Теперь она меня не видела, а я всю ночь ждал этого момента, чтобы полюбоваться ею, не скрываясь.


Ее тело обладало всеми качествами, очаровавшими меня в женской плоти. Нежная кожа. Идеально округлая грудь. Аппетитные бедра. В ней не было ничего такого, чего бы я не видел раньше, но по какой-то причине ее тело выглядело более соблазнительным, чем у любой другой женщины, которую я имел удовольствие видеть.


Может, дело в осознании, что Айви отныне всегда будет только моей.


Я наклонился и помог ей подняться на ноги. Айви вцепилась в мою ладонь, словно я был ее поводырем, пока мы шли к кровати. Это было неожиданным знаком доверия, который меня шокировал. Однако доверие жены поколебалось, когда я поднял ее руки над головой, чтобы там закрепить их веревкой, примотанной к столбикам кровати.


– Сантьяго, – в голосе Айви слышалась мольба.


Скрытый страх в ее тоне ожесточил меня, как ничто другое. Я на мгновение закрыл глаза, возвращая контроль над ситуацией, прежде чем поддался бы низменным потребностям и набросился на нее.


Закончив закреплять запястья, я отступил, любуясь красотой ее тела, ставшего подобием произведения искусства. Она приподняла бедра, слегка выгнувшись вперед из-за поднятых рук. Ее страх был мощным афродизиаком, и я уже чувствовал аромат возбуждения между нежных бедер. Она знала, что в скором времени произойдет, но все же дрожала от неуверенности.


Когда я провел пальцами вдоль ее позвоночника, Айви выгнулась, как кошка в руках хозяина. Я не думал, что она сделала это осознанно, скорее наоборот. И это настоящий позор, что Айви решила, будто я мог быть ее защитником, когда сам намеревался стать мучителем и никем другим.


Я обхватил ладонью нежную кожу на ее бедре и сжал, отчего Айви выгнулась еще сильнее и соблазнительно раздвинула ноги немного шире. Она жаждала того, чего даже не понимала.


Я, не торопясь, снял пиджак и жилет, а потом стал медленно расстегивать рубашку. Несмотря на то, что Айви не могла ничего видеть, она все равно повернулась ко мне. Теперь, когда я откинул рубашку на пол, ее богато украшенная маска будто смотрела на шрамы, покрывавшие мой торс. Это нервировало, хоть и было совершено нелогично, поскольку я будто чувствовал взгляд жены. Словно она могла видеть сквозь слои металла. Будто разглядела меня таким, каким я был на самом деле.


– Отвернись, – приказал я.


Айви вздрогнула от резкости моего тона, но выполнила мою просьбу, когда я снова прикоснулся к ее телу. На этот раз я принялся поглаживать жену, лаская кожу. Знакомился со своим самым интересным приобретением. Она тихо выдохнула от удовольствия, когда я обхватил ладонями талию и скользнул выше к ее груди. Соски так затвердели, что царапали кожу у меня на ладонях, и я готов был поспорить на все деньги с моего банковского счета, что киска Айви сейчас также болезненно набухла.


– Тебе нравится? – я навис над ней и прижался к ее уху, став покусывать мочку, а потом и шею.


Айви издала протестующий звук, но он застрял у нее в горле, вырвавшись, лишь когда я опустил руку и сильно ударил ее по заднице. Так, что отпечаталась ладонь.


– Сант... – мое имя так и застыло на губах Айви, когда я снова шлепнул ее по ягодице.


Она попыталась выгнуться и отползти, но я обвил рукой ее талию и удержал на месте, вынуждая терпеть.


Три. Четыре. Пять. Шесть. Столько раз я ее ударил, наблюдая, как кожа становилась вишнево-красной, когда кровь устремлялась к поверхности. Айви тяжело дышала, извивалась, а я просунул руку между ее бедер и коснулся влажных лепестков.


– Пожалуйста, – взмолилась она, когда я стал поглаживать ее. – Мне нужно... я не могу...


Я, как правило, не давал врагам то, о чем они просили. Но ее голос звучал так сладко. В нем сквозило отвращение к своей собственной просьбе. Похоже, она вполне могла возненавидеть меня еще сильнее, раз я мог контролировать ее таким образом.


Я погрузил внутрь нее два пальца, а затем обвел ими клитор. Айви выгнулась, чуть разведя колени, чем словно пригласила меня внутрь. Я с трудом подавил стон и прикусил ее плечо. Вскоре Айви вскрикнула, когда достигла своей разрядки, и я ощутил, как пальцы намокли сильнее от выплеснувшихся соков. Айви содрогалась, дыхание вырывалось шипением сквозь стиснутые зубы. Она все еще не полностью пришла в себя, когда я мазнул по ее губам свидетельством того, как мою жену предало собственное тело.


Айви дернулась, и я обжег своим дыханием ее кожу, ослабляя хватку на талии, чтобы снова начать требовательные ласки. Я изучал жену. Вглядывался во все детали незнакомого тела. Веснушки на плече. Впадину чуть пониже спины. То, как она тянулась к моим пальцам, когда я стал очерчивать пальцами ее ребра. Я хотел запомнить все, хранить это словно данные на компьютере. Пока я не понимал причины возникновения своих желаний, но не хотел сейчас об этом думать.


Однако прежде чем успел все же задать себе неудобные вопросы, я заметил синяки на ее руке. Я тщательно осмотрел их, погладив кончиками пальцев фиолетовые овалы, пока внутри поднималась самая настоящая ярость.


– Кто это с тобой сделал? – резко произнес я.


Айви глубоко вздохнула, но не ответила. Меня так и подмывало встряхнуть ее. Сжать ладонями шею. Заставить стонать. Но я уже стал пристально рассматривать каждый дюйм ее тела в поисках несправедливости, хоть еще и не мог сформулировать причину.


На бедре, коленке и икре Айви я обнаружил совсем свежие синяки. И поскольку она тут же напряглась, я понял, что их оставил какой-то неприятный ей человек. Айви что-то скрывала от меня, но я ей этого не позволю.


– Кто это сделал? – повторил я.


Когда Айви так и не ответила, я намотал на кулак четки, пока они не впились в ее кожу. Она принялась бороться, пытаясь отстранить мою руку.


– Кто, Айви?


– Может, стоит спросить твоего доктора? – рыкнула вдруг Айви с такой яростью, что я от неожиданности ослабил хватку.


Бусины каскадом упали ей на грудь, снова занимая место между холмиками груди.


– Доктора, – эхом отозвался я, вспоминая доставленную мне Абелем бумагу о пройденном тесте на чистоту.


– Кошмарный доктор, к которому ты меня послал! – с горечью произнесла Айви, что застало меня врасплох.


– Кто сказал тебе, что это я?


Она снова замолчала, ее грудь яростно вздымалась. В ней крылся огонь, которого я не ожидал, но почему-то это мне даже понравилось.


– Ответь.


Я снова просунул руку ей между ног, и Айви попыталась сжать колени. Хлопнув по внутренней стороне ее бедра, я снова заставил жену подчиниться. Она оперлась головой в мое плечо, когда я снова начал играть с ней.


– Сантьяго, – Айви всхлипнула. – Пожалуйста.


Она попыталась сменить положение рук, ее кисти явно устали, да и ноги тоже подрагивали от напряжения. Однако Айви должна познать истинную природу выносливости, поскольку со мной ей понадобятся все ее силы и даже больше.


С доктором придется разобраться позже. Ночь ускользала сквозь пальцы, а я так и не заявил на Айви права. Это нужно было исправлять, потому я немедленно расстегнул молнию на брюках и высвободил свой пульсировавший член.


Айви словно застыла, несмотря на то, что я по-прежнему гладил ее клитор и прижимался всем телом. Почувствовав давление моей стальной плоти, жена снова повернулась, словно желая взглянуть на меня.


– Не заставляй меня снова тебя наказывать, – грубо предупредил я. – Если только не хочешь испытать мою грубость.


Она снова отвернулась, а я медленно просунул член между ее бедер, смазав его соками возбуждения. Айви оказалась такой теплой и мягкой, что я даже не знал, где найти в себе силы, чтобы не начать немедленно грубо вбивать в нее. Слишком долго я не чувствовал под собой женщину, потому не мог сейчас думать ни о чем, кроме ее жаркого лона.


Я обхватил бедра Айви и стал тереть головку об ее вход, а потом осторожно надавил, начав погружаться в нее. Она сжала пальцы в кулаки и задрожала. Мне пришлось обвить рукой ее талию, пока я в мучительном темпе дразнил жену головкой. Я продолжал тереть ее клитор, наращивая давление внутри. Я чувствовал, как она сжималась вокруг меня, но этого было недостаточно. Мне хотелось ощутить абсолютно все.


Резким толчком я прорвал девственную плеву и погрузился внутрь так глубоко, как только ее тело готово было принять меня. Айви вскрикнула, а в следующий миг мои пальцы все же толкнули ее через край, безжалостно надавливая.


Внутренние мышцы Айви сжимали меня снова и снова, прокатываясь волнами. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы хоть немного подавить дрожь удовольствия, которое я ощущал, глубоко погрузившись в ее киску, тисками сжимавшую мой член.


– Черт, – прошипел я сквозь зубы, меня покинули последние силы.


Когда я приподнял Айви за задницу и запрокинул ее бедра, начав свирепо вонзаться в нее, ощущал себя скорее животным, чем человеком. Айви стонала, а столбик кровати поскрипывал, поскольку натянутая веревка и мое тело тянули его в противоположных направлениях. Закрыв глаза, я потерялся в ощущениях тепла тела Айви, слетавших с ее губ звуков и жаре, пылавшем внутри нее.


«Этого не должно было произойти». Такие слова кричал разум где-то на задворках сознания, но я сейчас был слишком потерян, чтобы думать о причинах, почему нежно гладил ее волосы и целовал каждый дюйм кожи, пока продолжал самозабвенно трахать.


Айви походила на тряпичную куклу в моих руках. Такая миниатюрная. Ее было так легко подкидывать и переворачивать, как мне заблагорассудится. Я не понимал, почему сорвался. Не знал, как вернуть контроль. Сейчас я мог думать лишь о том, как погрузиться в нее по самые яйца и наполнить ее лоно своим семенем.


Веревка стала натирать запястья, когда Айви откатилась немного вперед. Она уже с трудом удерживала голову, а я все никак не мог остановиться. Поддержав ее одной рукой, я сорвал веревку со столбика кровати, но оставил руки Айви в путах. Вдавив бедра жены в кровать, я стал вбиваться в нее глубже и сильнее. И продолжал отчаянно толкаться, пока все внутри не сжалось, и я больше не мог сдерживаться.


Я болезненно впился пальцами в ее бедра и изверг внутрь жены свою агонию, копившуюся четыре года, полных разочарования. Член дико пульсировал.


«Моя жена».


Моргнув, я раскрыл глаза и посмотрел на Айви. Слишком измученная, чтобы двигаться, она дышала так, словно ей не хватало кислорода. Мне тоже его не доставало, если уж на то пошло.


Я действительно это сделал. Женился на дочери врага. И скоро она будет носить моего ребенка.


Мир покачнулся, и я со стоном упал рядом с Айви.

Айви



Я не могла поднять голову. Эта маска была слишком тяжелой. Я почувствовала, как Сантьяго последний раз рванулся внутрь и достиг оргазма. Нет, мы вместе его достигли. Я тоже кончила. Чувствуя, как он изливался в меня.


Ноги свисали с края кровати. Я лежала лицом вниз, не в силах пошевелиться. Едва способная дышать.


Сантьяго молчал, но я слышала его дыхание. Такое же рваное, как и мое. Он тоже истощен. Поскольку меня лишили зрения, другие чувства обострились. Им пришлось удерживать баланс, прикрывая слабое место. Мне нужно было помнить, что с этим мужчиной следовало держаться настороже.


Этим мужчиной.


«Он же твой муж, Айви».


Будто я могла это забыть.


Через какое-то время я решила, что он начал одеваться. Услышала, как застегнулась молния. Я по-прежнему не двигалась. Мои глаза были распахнуты, но единственное, что я видела – это чернота. Все чувства захватила пульсирующая боль между ног.


Он взял меня силой.


«И ты кончила».


«Неистово».


Сантьяго приподнял меня, затаскивая с ногами на кровать. Моя голова болталась, поскольку я никак не могла справиться с весом этой металлической штуки. Я потянулась к маске, но Сантьяго перехватил мои руки, выпутывая из веревок, а потом положил так, что они оказались по обе стороны от моего тела.


– Нет, – остановил он мои попытки одной единственной командой.


– Пожалуйста.


– Не заставляй меня снова тебя связывать.


– Я не могу дышать.


– Можешь. Просто расслабься.


Он что-то вытащил из-под меня, а затем раздвинул мне ноги.


Я судорожно вздохнула и попыталась отползти, но Сантьяго сдавил мое бедро и стал вытирать между ног.


– Интересно, обрадуется ли Эль, увидев, что я пустил кровь его дочери, – проговорил он.


– Что? – переспросила я, не уверенная, что правильно его расслышала.


Ему понравился вид моей крови? Похоже. Как и многое другого. Сантьяго радовался моим слезам, и прямо сейчас я готова была снова расплакаться, лишь бы он снял с меня эту чертову штуку.


– Лежи, – произнес Сантьяго, как собаке. Видимо, он закончил меня вытирать.


Я не шевелилась. Все равно не могла. И по мере того, как я успокаивалась, начинала понимать, как ныло все тело. Я слышала шаги мужа, как он открывал дверь, потом звук полившейся воды. Через мгновение Сантьяго вернулся и поднял меня на руки. Я вцепилась в его мускулистые предплечья и практически уронила голову ему на плечо.


– Ты научишься носить маску, когда окажешься на коленях, – он опустил меня на пол. Я ощутила грубый ковер под ногами. Села на пятки и уперлась одной рукой в пол, чтобы не упасть.


Чего еще муж от меня хотел?


– Закрой глаза.


Я исполнила. Даже не знала почему. Сантьяго все равно бы этого не увидел. Но я устала. Совсем не чувствовала в себе сил сопротивляться. Этот день и ночь истощили меня.


Он снял маску, и я подняла руки, чтобы потереть щеки тыльной стороной ладоней.


– Я уже видела твое лицо, – произнесла я, когда почувствовала, как Сантьяго отстранился. Раскрыв глаза, я посмотрела на него. Его рубашка была расстегнута, а пиджак валялся на стуле.


Я следила за тем, как он нес богато украшенную маску к стеклянному ящику, словно какую-то священную драгоценность. Потребовалось несколько секунд, прежде чем я осознала, что Сантьяго наблюдал за мной через тускло освещенное зеркало. Наши взгляды встретились, но вокруг было так темно – свечи лишь немного разбавляли черноту стен – потому я не могла разглядеть мужа отчетливо.


– И ты хотела бы увидеть его снова? – спросил он. – Сомневаюсь. Опусти голову и посмотри в пол. Сейчас же.


– Ты совсем не знаешь меня, – проговорила я, но все же выполнила его требования.


– Разве? – Сантьяго пересек комнату и остановился возле двери. Я следила за ним из-под ресниц. – Это отныне твоя комната. Ты останешься в ней, пока я не приду.


– И когда ты явишься? Когда снова захочешь секса?


Сантьяго положил ладонь на ручку двери, чуть склонил голову, а потом повернулся вполоборота. Стороной с черепом.


Я подняла голову, не в силах оторвать взгляд от мерцающих на его лице бликов от свечей.


– Тебе следует быть более осторожной, Айви.


– Или что? Снова наденешь на меня эту штуку? Сделаешь еще одну татуировку? Или на этот раз выжжешь клеймо? А может, заставишь снова выйти за тебя замуж? Ты итак лишил меня всего. Сделал все, что хотел.


– Я только начал.


Я фыркнула.


Сантьяго повернулся и пошел назад ко мне. Я немного отодвинулась. Все же наблюдать, как он целеустремленно шел, не скрывая свое лицо полумертвеца, оказалось довольно страшно.


– Опусти взгляд. Я не собираюсь повторять снова.


– Нет, – мое сердце так колотилось в груди, словно меня вот-вот одолеет приступ.


– Нет?


Я покачала головой.


– Даже не знаю, храбрость это или глупость, – выгнул он брови.


– Я не боюсь твоего лица, если ты об этом.


Сантьяго раскатисто рассмеялся.


– Думаешь, меня волнует устроит ли тебя мое лицо? – он опустился передо мной на корточки, а я изо всех сил старалась смотреть только на его глаза. Должно быть, он заметил, как я чуть отклонилась, потому что подсел еще ближе. – Ты хочешь рассмотреть меня, Айви?


Я сглотнула, нервничая от его близости, и постаралась не отводить взгляд. Однако вскоре не выдержала и моргнула, отворачиваясь.


– Я так не думаю, – прокомментировал Сантьяго и поднялся, снова пересекая комнату.


– Это не... я не... – я замолчала, неуверенная, что пыталась сказать. Когда-то Сантьяго был очень красив. Я видела это. Но теперь его черты изменились. Над таким люди обычно насмехались. Или бежали прочь.


– Ты останешься в своей комнате, пока я за тобой не приду, – Сантьяго открыл дверь.


– Не стану.


Он остановился.


– Нет, – спросил Сантьяго, снова оборачиваясь. – Бунтуешь? – он подождал моего ответа, но я молчала. – Только посмотри на себя. Все еще стоишь передо мной на коленях. Моя метка врезалась тебе под кожу. А доказательство того, что мой член врезался в твою киску, стекает на пол. Думаю, ты сделаешь в точности, как я прикажу. Но можешь попытаться доказать обратное. Я с удовольствием накажу тебя за неповиновение, – с этими словами он вышел в коридор.


– Почему? – воскликнула я. – Почему ты выбрал меня, если так сильно ненавидишь? – мне пришлось вытереть глаза.


Сантьяго замер. На миг, показавшийся вечностью, в доме воцарилась тишина. Абсолютное безмолвие. Здесь жил хоть кто-нибудь еще? Сантьяго изучал меня. Смотрел долго и пристально. У него явно был какой-то план действий. Цель. А я сейчас невероятно далека от своей лиги.


– Твои слезы меня не тронут. Думал, ты это поняла.


– Просто скажи мне почему.


– Ты любишь своего отца?


– Что?


– Ты любишь его?


– Да. Конечно.


– И он тебя любит, – Сантьяго не задавал вопрос, а утверждал.


– Мой отец тут ни при чем.


– Разве?


Я вдруг почувствовала себя так, будто на плечи навалилась непосильная ноша – подобно этим четкам на шее – и разрыдалась. Из-за бус мне казалось, что Сантьяго все еще держит руки на моей шее.


– Господи, да возьми себя в руки, – рявкнул он.


– Пошел ты, – отозвалась я, но в голосе не было желаемой силы, ведь я выдавила эти слова сквозь слезы. Однако мне показалось, что я не должна была такое говорить. Сантьяго, вероятно, решит вернуться. Снова меня накажет. А я не думала, что мое тело выдержит новые издевательства. Не сегодня.


Однако Сантьяго ко мне не пошел. Вместо этого он улыбнулся. Наполовину череп, наполовину чудовище. Мои плечи опустились, и я, поежившись, свернулась.


– Ты принадлежишь мне.


– Я никому не принадлежу, – отозвалась я. Но Сантьяго был прав. В нашем мире я и правда ему принадлежала.


– Ты понимаешь значение этих слов? – спросил он, словно и не услышав моих последних слов.


На этот раз я не ответила. Просто не смогла найти в себе силы.


Сантьяго вдруг фыркнул, словно ему стало скучно.


– Ты так слаба, Айви. Тебе стоит закалиться, поскольку, чтобы выжить рядом со мной, тебе пригодится вся твоя сила.

Айви



– Мисс.


Я застонала, пытаясь проснуться. Каждый дюйм моего тела ныл от боли, хуже всего – между ног.


– Мисс, – женщина откашлялась.


Я открыла глаза. Зрение медленно фокусировалось. Черные стены. Нет, не черные. Темное резное дерево. Небольшой квадрат света высоко наверху.


– Мисс, простите, что бужу вас.


Я повернулась и увидела пожилую женщину в униформе, стоявшую по другую сторону кровати. В дверях обнаружилась еще одна служанка, помоложе. Я осмотрела кровать и заметила окровавленную простыню, отогнутую с одной стороны. Натянула на себя толстое одеяло, чтобы прикрыться, и чуть приподнялась, тут же поморщившись от осознания того, что была совершенно обнаженной.


– Нам нужна простынь, мисс. Нам понадобится всего минута, чтобы надеть чистую.


Я прочистила горло и потерла лицо, ища взглядом часы.


– Который час?


– Девять, мисс.


Я снова посмотрела на женщину у кровати. Должно быть, она посчитала меня идиоткой.


– А где здесь ванная?


Мне тут же указали направление. Я отметила, что стоявшая в дверях горничная старалась делать вид, что не смотрела на меня.


– Мне нужна минута, – проговорила я, надеясь, что они поймут намек и уйдут, чтобы я могла добраться до ванной, не пересекая комнату голой в их присутствии.


– Конечно, мисс, – отозвалась та, что постарше и отвернулась, помахав рукой своей напарнице, чтобы та выходила.


Я медленно села, все еще чувствуя дикую усталость после прошлой ночи, и попыталась вспомнить, когда ела в последний раз, но не смогла.


– С вами все в порядке? – спросила пожилая женщина.


Я улыбнулась, прижала к себе одеяло и спустила ноги на пол, но когда попыталась встать, комната закружилась, и у меня подкосились колени. Я вытянула руку, пытаясь ухватиться за тумбочку, но в итоге опрокинула на себя тяжелую медную лампу, встретив ее лбом, а потом все же свалилась на пол.


Женщина позади охнула и в мгновение ока оказалась рядом.


Я села, все еще прижимая к себе одеяло, и прислонилась спиной к кровати, очень хорошо разделяя боль между ног и в голове.


– Все нормально. Я в порядке, – я не стала говорить, что подобное происходило со мной почти каждый день. – Мне просто нужно что-нибудь съесть. И все будет хорошо.


Женщина склонилась надо мной, на ее лице от беспокойства проявились морщинки. Услышав мою просьбу, она кивнула и позвала девушку, которую минуту назад выгнала в коридор.


– Сходи за тостом и соком. Принеси сюда.


– Но господин сказал...


– Господин – моя забота. Делай, что говорю. Быстро, – она исчезла в ванной и вернулась, держа стакан воды.


– Спасибо, – я приняла его и сделала глоток, а потом коснулась лба.


– Вы поранились.


Я увидела кровь на пальцах.


– Все нормально. Просто царапина, – я перевела взгляд на свои запястья одновременно с женщиной. И что она обо мне подумает? Новобрачная с ожогами на руках от все еще валявшихся на полу веревок. И эта кровь на простыне.


Я покраснела.


Откашлявшись, она помогла мне сесть на кровать, а я постаралась не смотреть на кровавые пятна. И не думать о том, как Сантьяго вытирал меня.


Спустя несколько мгновений вернулась отосланная девушка. Я слышала, как она приближалась. Должно быть, горничная торопилась, поскольку посуда на подносе громко позвякивала.


– Вот и чудно, – произнесла пожилая женщина и забрала поднос, поставив его на тумбочку. Посмотрев на упавшую лампу, я заметила, что в ней не было лампочки. Я снова осмотрелась, замечая тут и там опаленные свечи. Сантьяго всегда пользовался только свечами по всему дому? Он ужасен. Прошлой ночью я в этом убедилась.


Женщина протянула мне чашку свежевыжатого апельсинового сока, и я с радостью приняла ее, сделав глоток.


– Теперь точно лучше, – проговорила я, чувствуя, как сахар начал делать свое дело. – Спасибо.


Она подлила мне еще из небольшого кувшина, и я снова отпила, посмотрев на тост.


– Поешьте пока. Мы начнем с другой комнаты, а потом вернемся.


– Но, мэм... – начала другая девушка.


– Помолчи, – перебила она ее и выпроводила из комнаты.


Как только за ними закрылась дверь, я поставила стакан и взяла тост, откусив всухомятку несколько кусков, а затем поднялась с кровати, чтобы снять простынь. Я итак была смущена тем, что они видели. Потому свернула ее, положила в ногах кровати под одеяло и направилась в ванную обнаженной. Душ должен был мне помочь. И одежда. О том, что произойдет дальше, лучше подумать потом.


Но сперва мне хотелось увидеть татуировку. Перед зеркалом я оглядела себя. По крайней мере, новых синяков не было. Ничего свежего, кроме пореза на лбу. Но и он был маленьким и не сильно болел.


Неужели с Сантьяго так будет всегда? Мы будем жить в сражениях?


Я сняла четки и положила их на стойку, чтобы спокойно умыть лицо и вытереть его, затем вытащила оставшиеся заколки из волос, и они, наконец, освободились из узла. Приподняв локоны, я повернулась к зеркалу спиной и попыталась разглядеть татуировку. Однако она была скрыта под пленкой.


Я порылась в ящиках в поисках карманного зеркала, чтобы лучше рассмотреть шею, но ничего не нашла. Придется просить Сантьяго показать мне тату. Я была отнюдь не в восторге, что придется просить его о чем-либо. Но правда заключалась в том, что он вынудит меня просить обо всем на свете.


Когда я вышла из душа, постель уже заправили, убрав грязное белье и поставив на место лампу. В подсвечники вставили совершенно новые свечи, некоторые уже зажгли.


Большая гардеробная оказалась заполнена одеждой, совершенно новой и моего размера, однако не в моем стиле. Я выбрала самые простые свитер и джинсы, которые только смогла найти, а затем натянула пару удобных толстых носков. Обуви я даже не коснулась, поскольку большинство моделей красовались высокими каблуками. После я надела четки, хоть это было и не слишком удобно. Но вдруг услышала в голове голос Сантьяго.


«Думаю, ты сделаешь в точности так, как я скажу».


Забравшись рукой под свитер, я сняла четки и положила рядом с кроватью. Он не мог всерьез ожидать, что я стану носить эту чертову штуку 24/7.


Подойдя к двери, я попыталась ее открыть. Я ожидала, что она будет заперта, потому ничуть не удивилась, получив подтверждение. Похоже, Сантьяго не хотел рисковать, ставя на мое повиновение. Хоть и решил, будто я сделаю все, что он мне скажет. Покачав головой, я вернулась к кровати, игнорируя облегчение, которое захлестнуло меня от мысли, что по крайней мере в одном смогла воспротивиться мужу.


Мое внимание привлекла маска под стеклом и на подставке. Подойдя, я открыла верхнюю крышку. Сантьяго и не подумал ее запирать.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги