Ресторатор

Глава 7

Я резко встала из-за стола, чувствуя, как внутри все кипит от гнева и обиды. Сердце бешено колотилось, а в ушах стоял звон. Я была на взводе и понимала, что сейчас могу наговорить лишнего. Уже наговорила, черт возьми! Мне нужно срочно остыть и все обдумать. Не сказав ни слова, я развернулась и быстрым шагом пронеслась через зал, направляясь к выходу и игнорируя удивленные взгляды сотрудников.

Оказавшись на улице, я жадно вдохнула свежий воздух, пытаясь унять дрожь в руках. Мелкий моросящий дождь настойчиво капал прямо в лицо, остужая тело, но никак не душу. Мысли лихорадочно метались в голове.

Как Лавров мог так поступить? Почему не предупредил? И что теперь делать, когда этот амбассадор Баленсиаги заявляет, что он здесь хозяин и будет всем заправлять? Какого черта?!

Но злость на Сташевского быстро сменилась обидой на Константина Владимировича. Он же знал, как я вкладывала в его ресторан все силы и душу, сутками пропадая на работе. И что в итоге? Меня даже не удосужились предупредить о продаже, словно я вещь – один из столов и стульев, который перекочевал от одного владельца к другому.

Я села в машину и на автомате завела двигатель. Руки дрожали, когда я вцепилась в руль. Я не могла так безропотно смириться с происходящим, не получив объяснений. Лавров должен сказать мне в лицо, почему так поступил.

По долгу службы у меня был домашний адрес Константина Владимировича. Я решительно вбила его в навигатор и тронулась с места.

Всю дорогу я прокручивала в голове возможный разговор, готовясь высказать боссу все, что я о нем думаю. Но когда я припарковалась у его дома, меня охватили сомнения. Вдруг у него были веские причины так поступить? Вдруг ему самому было нелегко расставаться с рестораном?

Тряхнув головой, я отбросила эти мысли. Я заслуживаю объяснений. Мы столько лет проработали вместе, чтобы разойтись, даже не поговорив? Я так не могу.

Наконец, глубоко вздохнув, я вышла из машины и решительно направилась к подъезду. Поднявшись на нужный этаж, я остановилась перед дверью квартиры Лаврова. Сердце бешено колотилось, когда я нажала на звонок. Прошла минута, другая – никто не открывал. Я позвонила еще раз, настойчивее. Все та же тишина.

«Может его нет дома?» – промелькнула мысль.

Но нет, машина Константина Владимировича стояла во дворе, я видела ее, подъезжая.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Лавров. Он выглядел осунувшимся и постаревшим, как будто за эти несколько дней прожил целую жизнь.

– Ульяна, – тихо произнес он, опустив глаза. – Я знал, что ты придешь.

– Значит, это правда?

Лавров тяжело вздохнул и отступил в сторону, пропуская меня в квартиру.

– Проходи.

Константин Владимирович был небритый, в домашней одежде. Таким я его еще никогда не видела.

Я вошла в квартиру Лаврова, чувствуя, как внутри все сжимается от напряжения. Константин Владимирович провел меня в гостиную и устало опустился в кресло.

– Присаживайся, Ульяна, – сказал он, указывая на диван.

Я села, не сводя с него глаз.

– Почему? – только и смогла сказать я, чувствуя, как к горлу подступают слезы, но чувство обиды и разочарования было сильнее, поэтому, подавив жалость к себе, я выплеснула на него все то, что копилось в моей голове. – Почему вы так поступили? Почему ничего не сказали? Почему не пришли сами, чтобы познакомить всех с новым собственником ресторана, в конце концов? Мне всегда казалось, что вы цените людей, которые работают на вас. Что изменилось?

Лавров тяжело вздохнул, будто каждое мое слово было острым ножом, которым я кромсала его сердце.

– Многое, Ульяна. Многое…

– Да уж, черт возьми, я догадываюсь! – не сдержалась я. – Человек, для которого его бизнес был всем, вдруг молча отказывается от своего детища. Явно для этого нужны веские причины. Надеюсь, вы все же сможете объяснить, какие.

– Ульяна, если бы у меня были силы кому-то что-то объяснять, я бы сделал это.

– Я продаю бизнес. Это всего три слова, Константин Владимирович! – горько воскликнула я, поражаясь его поведению. – Вы меня, конечно, извините, но мне кажется, я заслужила это услышать до того, как все случится. Если бы вы сказали это заранее и попросили не задавать лишних вопросов, я бы не стала переходить черту. Но сейчас я чувствую себя преданной! Как будто мне плюнули в душу и продали наравне с кухонной утварью. И думаю, я не одна испытываю подобные чувства! Наши ребята уважали вас… Вы всегда были для них живым примером бизнесмена, который делает для своего коллектива больше, чем просто приходит и забирает прибыль. Но, видимо, и они, и я ошибались на ваш счет!

Лавров резко встал, его руки сжались в кулаки, будто он пытался удержать в них остатки разрушенной репутации.

– Я стал задыхаться, Ульяна! – вырвалось у него.

В этом признании было столько боли и отчаяния, что я опешила.

– В смысле? – растерянно спросила я.

Он зашагал по комнате, мельтеша из стороны в сторону, словно взвешивая, стоит ли мне раскрывать реальное положение дел или ограничиться сухими фактами.

– Крупные кредиты, инновации… Это же не просто цифры. Я пытался идти в ногу со временем. Хотя ты сама знаешь, как тяжело мне давались перемены. Каждое новшество – как прыжок с парашютом. Ты вложил деньги, а потом остается только ждать – сработало или нет. Кажется, ты летишь, ветер режет лицо, адреналин – живее, чем от любого допинга.

Он резко обернулся, и на мгновение я увидела в нем снова того Лаврова, с которым познакомилась десять лет назад – акулу ресторанного бизнеса. Волевого и основательного мужчину, который когда-то дерзко перекупал шеф-поваров под носом у конкурентов.

Я молчала, не смея вставить и слова, потому что видела: он говорил правду. Ту правду, которая может быть неприглядной и в ней порой тяжело признаться самому себе.

– Но когда ты болен, и врачи говорят, что тебе осталось лет пять, если не будешь лечиться, – по дрогнувшему голосу казалось, что из Лаврова вдруг выпустили весь воздух, – когда каждое утро начинается с таблеток, а не с кофе, гонка превращается в удушье.

Константин Владимирович тяжело опустился обратно в кресло, словно все силы разом покинули его.

– Я стал не справляться… Груз кредитов давил, но я создавал иллюзию стабильности. Переводил со своих счетов, заложил квартиру жены. Почти без задержек оплачивал счета поставщиков и зарплаты, а потом… – Его плечи сгорбились, будто невидимый груз придавил их. – Проснулся ночью от того, что не могу дышать. Не в переносном смысле, Ульяна. Буквально.

Я машинально втянула воздух, как будто сама переживала его нехватку. В глазах стояли слезы, и я даже не пыталась их сдерживать. Константин Владимирович потянулся к журнальному столику и дрожащей рукой налил воды из графина.

– Врачи сказали: или я отпускаю все, или следующий приступ станет последним. Выбирать между делом жизни и жизнью, – горько усмехнулся Лавров. – Я смалодушничал. Продал. Сбежал.

Я сидела, оглушенная его признанием. Мне стало стыдно за свою вспышку и чересчур эмоциональные упреки. Злость и обида испарились, уступив место состраданию и горечи. Передо мной сидел не тот уверенный в себе бизнесмен, которого я знала долгие годы, а обычный живой человек, оказавшийся перед сложнейшим выбором.

– Признаться коллективу? Сказать: «Простите, ребята, я сломался»? – его голос сорвался в шепот. – Я же, как их отец. Отцы не падают.

Я встала, не зная, то ли обнять его, то ли швырнуть в стену этот графин, хоть это и не поможет унять тупую ноющую боль. Размазывая по лицу слезы, я подошла к окну, стараясь совладать с чувствами.

Лавров молчал. Я обернулась, увидев, как по его щеке тоже ползет слеза – первая за все годы знакомства.

– Константин Владимирович, мне так жаль… Простите, что накинулась на вас с обвинениями. Я понятия не имела, через что вам пришлось пройти.

– Это ты меня прости, Ульяна, – тихо сказал он. – Я должен был поговорить с тобой, со всеми вами. Вы заслуживали правды. Просто я сам еще не смирился с тем, что мне пришлось отказаться от своей мечты. От всего, ради чего я жил…

– Здоровье и семья – это самое главное, – мягко сказала я. – Бизнес – это просто бизнес. А вот близкие люди – это то, ради чего стоит жить. Не корите себя. Вы приняли правильное решение.

Лавров благодарно кивнул. Он слабо улыбнулся. Мне даже показалось наш разговор немного облегчил тяжесть, обрушившуюся на его плечи.

– Я оставил ресторан в надежные руки, – произнес Константин Владимирович после паузы, будто пытался убедить в этом не только меня, но и самого себя.

Голос Лаврова был тихим, но я слышала в нем уверенность. Я подняла на него глаза, чувствуя, как внутри снова закипает раздражение от воспоминаний о сегодняшней встрече со Сташевским.

– В надежные? – переспросила я, едва сдерживая эмоции. – Вы серьезно? Он же высокомерный напыщенный индюк, который разговаривает так, будто весь мир ему должен.

Лавров неожиданно рассмеялся. Его смех прозвучал настолько искренне, что я даже немного растерялась.

– Ян молодой еще. Считай, он как острый перец в блюде. Вначале обжигает, затем открывает новые грани.

– Грани чего? Самолюбования? – скептически хмыкнула я.

– Ульяна, поверь мне, он хороший парень, – сказал Лавров. – Да, может быть у него немного резковатая манера общения поначалу, но он не юлит, как уж на сковороде, и открыто говорит все, что думает. Хоть он и молод, у него есть деловая хватка, стратегическое мышление и самое главное – желание развивать бизнес.

Я скептически приподняла бровь. Мне было трудно поверить, что тот холеный пижон, который так бесцеремонно ворвался в нашу жизнь, мог оказаться «хорошим парнем».

– Константин Владимирович, вы уверены, что не ошиблись в нем? – осторожно спросила я.

Лавров покачал головой.

– Нет, Ульяна, не ошибся. Поверь, я бы не доверил свое детище человеку, в котором не был уверен на сто процентов. Ян понял мою ситуацию и, в отличие от других коршунов, не стал прогибать меня, пытаясь сбить цену. Он может казаться нагловатым, но он действительно талантливый бизнесмен и, что важнее, человек с принципами. Сташевский – именно тот, кто нужен ресторану сейчас. Он сможет вывести бизнес на новый уровень.

– Хорошо, – неохотно согласилась я. – Я постараюсь дать ему шанс. Но если он продолжит вести себя как самодур, я за себя не ручаюсь.

Лавров улыбнулся.

– Договорились. Но я уверен, что до этого не дойдет. Просто дай ему время. И сама присмотрись к нему повнимательнее. Уверен, ты увидишь в нем то же, что и я.