Возвращение

ГЛАВА 42

Поезд подходил к Сан-Франциско, в окнах вагона уже были видны прерывистые линии Роки-Маунт. Пора было собираться, но Скарлетт не решалась нарушить тягостное молчание, в котором Кэт пребывала всю дорогу.

Скарлетт ничего не говорила дочери о своем решении выйти замуж за Дэвида, но Кэт обо всем догадалась по их лицам, когда они тем вечером вернулись с прогулки.

С тех пор дочь как будто застыла, она не отвечала на вопросы матери и даже нагрубила ей, когда Скарлетт сделала какое-то пустяшное замечание.

Скарлетт рассердилась на дочь: почему она должна отказываться от своей личной жизни теперь, когда дети уже выросли, и у них начинается своя собственная жизнь! Сколько можно использовать ее в качестве сиделки? Она, конечно, понимала, что Кэт ревнует ее к Дэвиду из-за отца. Дочь считает, что она изменила ему. «Но его нет! И не будет!» – хотелось закричать Скарлетт. Она это уже давно поняла, надо и Кэт понять, что он уже не вернется.

– Пора собираться, – Скарлетт решительно поднялась и принялась складывать вещи, но Кэт так же безучастно сидела в углу купе, упершись взглядом в окно. «Ну, хорошо. Делай, как знаешь». – В конце концов, что бы Кэт не вытворяла, она не откажется от слова, которое дала Дэвиду.

Экипаж, присланный миссис Барнис, ждал их на площади перед вокзалом. Кучер мельком взглянул на Скарлетт, и она почувствовала в его взгляде какое-то, едва уловимое, замешательство.

– Что-нибудь дома? Здоровы ли дети? – встревожилась она.

– Да, мадам. Дома все в порядке. Да вы сами узнаете. «Ну и ладно. Лишь бы все было нормально». Она уже устала от бесконечных неожиданностей.

Дома миссис Барнис выбежала ей навстречу с сияющими каким-то невообразимым блеском глазами.

– Ах, миссис Скарлетт…

– Да, что в конце концов произошло? Чем вы все так взбудоражены?

Скарлетт распахнула дверь в гостиную и почувствовала, что ее сердце рванулось вперед, вверх, едва не выскочив из грудной клетки, и в ту же секунду рухнуло вниз…

У открытого в цветущий сад окна, прислонившись к стене, стоял высокий, атлетически сложенный мужчина с сильно поседевшими волосами… Этот высокий лоб, тонкий орлиный нос над крупным ярким ртом, широко расставленные глаза… Он стоял и смотрел на нее напряженным, внимательным и таким знакомым взглядом…

– О Ретт, – Скарлетт пошатнулась и стала медленно оседать на пол. Больше она уже ничего не помнила…

Когда через некоторое время сознание вернулось к ней, и Скарлетт поняла, что сидит в кресле, она, еще не открывая глаз подумала, что еще, наверное, не переболела Реттом.

Он чудится ей везде и во всех, похожих и непохожих на него мужчинах и тут же услышала голос:

– Скарлетт, любимая моя Скарлетт, прости, я так напугал тебя.

Она резко вскинула глаза и увидела склонившееся к ней лицо Ретта.

– О Господи! Так это на самом деле ты?! Ты вернулся? О Господи!..

Даже не рыдания, а какие-то дикие, оглушительные толчки и звуки сотрясли ее тело, нечеловеческая боль разодрала сердце. Она уже не понимала, рада ли его возвращению. Пока она чувствовала одно: панику… опустошение, еще что-то, непонятное…

Она так долго его ждала, так часто в мыслях представляла их встречу, что уже устала ждать и разуверилась. Похоронила его в своем сердце. И теперь, когда он в действительности вернулся, она не знает, как вести себя с ним и что сказать.

Ретт гладил ее лицо, целовал холодные руки, а она была, как мертвая: и душой и телом.

К вечеру Скарлетт в горячечном состоянии уложили в постель. Она то впадала в беспамятство, то принималась плакать.

Дни болезни тянулись медленно и казались бесконечными. Скарлетт была так вымотана душой от этого нового потрясения, что теперь ей не хотелось вставать с постели, не хотелось ни с кем говорить и даже думать.

Она помнила, что в бреду звала Ретта, и всегда в эти минуты слышала его голос рядом с собой. Потом она вдруг увидела Дэвида, он ласково заглядывал ей в глаза и поддерживал своей надежной рукой. И она с радостью на нее опиралась.

Но чаще всего вокруг была чернота, долгая покойная чернота, и у Скарлетт не было желания выходить из нее. Она это ощущала даже в беспамятстве. Однажды она увидела Мелани. Мелани держала ее руку и почему-то голосом Джейн что-то участливо ей говорила. Скарлетт не понимала, что именно, но было приятно снова видеть Мелани.

Очнулась она от чьих-то безутешных рыданий. Скарлетт услышала их отчетливо и потом почувствовала на своей руке горячие слезы:

– Мама, мамочка любимая, родная, не умирай, мамочка, я не хочу, чтобы ты тоже уходила! – голос Фредди захлебывался от плача. В нем слышалось такое неутешное горе и страдание, что сердце Скарлетт встрепенулось ему навстречу, и она открыла глаза. В комнате больше никого не было. Один только Фредди стоял на коленях у ее кровати и громко взахлеб рыдал, уткнувшись лицом в руки матери. «О Господи, как же это я забыла о них. Фредди, Салли. Что с ними-то будет. Они уже один раз пережили смерть родных… И вот опять. Пет, нет… Я нужна им…»

– Фредди, малыш, – проговорила она слабым едва слышным голосом, – не плачь, милый, я не оставлю тебя. – Скарлетт с трудом подняла слабую руку и положила ее на вздрагивающую спину мальчика. – Открой занавески, я хочу посмотреть, что там на улице.

Кризис миновал, но еще и после этого Скарлетт некоторое время оставалась в постели. Она сильно осунулась, а в ее густых черных волосах пробились первые пряди седых волос.

Кто-нибудь из близких всегда находился возле ее постели, чаще всего это был Ретт. Он тоже выглядел не лучшим образом. За время болезни Скарлетт его обычно смуглое лицо еще больше потемнело, его глаза казались огромными на осунувшемся лице. Черты его стали жестче и приобрели суровое выражение, а из глаз не уходило выражение напряженного ожидания.

Однажды, когда уже опасность для здоровья Скарлетт миновала, он сказал ей тихо:

– Я совсем не такой представлял нашу встречу, Скарлетт.

– Чего же ты еще ожидал, Ретт?

– Не знаю, но в моих мечтах все складывалось не так.

– Ты мог мечтать, потому что знал, что мы живы…

– Почему ты не спросишь меня, где я был все эти годы? Что со мной было?

– Не знаю… Наверное, потому, чтобы лишний раз не убеждаться…, как жестока жизнь… как жестоки люди…, даже самые близкие и… любимые…, – ей действительно не хотелось спрашивать его ни о чем. Какая разница, где он жил все эти годы и что делал. Теперь она знала только одно: он был жив и ничего не сообщал им, заставил страдать ее… их маленькую дочь. Вспоминая сейчас свою жизнь без него все эти годы, она чувствовала, что ее жестоко обманули и за что-то наказали. Только за что? – вот этого понять она никак не могла.

Скарлетт снова заговорила тихим и безразличным голосом:

– Я иногда представляла себе ночами, когда не могла заснуть, что… ты вернулся… все равно, какой… без рук… без ног… больной… искалеченный… но вернулся. Как бы я была счастлива… Как бы я любила тебя, ухаживала за тобой, – она замолчала надолго. Молчал и Ретт, опустив седую голову на скрещенные руки.

– И вот ты вернулся… через столько лет. Как всегда… полный сил и здоровья… Мне не жалко эти годы, что я провела с детьми. Они мне много дали и многому научили. Мне жалко свои чувства к тебе, Ретт. Я опять обманулась в тебе.

– Не говори больше, Скарлетт. Я не вынесу этого, – Ретт стиснул зубы, его лицо задергалось, как будто в тике. – Не говори ничего. Сейчас легко рассуждать, что могло бы быть, вернись я к тебе искалеченным и беспомощным. Труднее представить, что бы было, случись это в самом деле. – Ретт решительно встал и зашагал по комнате, засунув руки в карманы брюк.

Дверь без стука приоткрылась и в нее заглянула Кэт. Она посмотрела на отца искрящимися от счастья глазами и хотела уже было броситься ему на шею, но Ретт ласково развернул ее за плечи и выпроводил из комнаты – Потом, Кэтти, потом. Дай нам с мамой поговорить. – И Кэт безропотно шмыгнула за дверь.

– Так вот, Скарлетт. Я, наверное, должен был бы просить у тебя прощение. Я знаю, как тебе было тяжело начинать новую жизнь с детьми. Тем более, у тебя их прибавилось. – Ретт заметил движение Скарлетт и предупредил его – Я преклоняюсь перед тобой за этот поступок. Не скажу, что не ожидал… И все-таки он открыл тебя еще и с новой для меня стороны. Но как бы то ни было…Да, я спасся. Не помню, сколько плыл, за что держался, терял сознание, снова приходил в чувство… И все это в ледяной воде, посреди жестокого равнодушного океана. – Он замолчал, как будто заново переживая те свои ощущения, и через минуту продолжил – Меня подобрало японское судно. Они знали о катастрофе, но на помощь не успели. Было очень далеко. И они, когда поняли, что не успевают, повернули назад к своему курсу и… через какое-то время наткнулись на меня.

Долго не могли поверить, что я с «Гермеса». Столько дней в ледяной воде… Такого на их памяти не было.

– Ну, в общем, – Ретт опять замолчал, подыскивая слова, которые могли бы убедить Скарлетт. Она не проявляла никаких чувств, просто лежала и смотрела в потолок. – В общем, после всего этого путешествия во льдах я… сильно заболел…

Я не мог вернуться к тебе таким, Скарлетт, – он быстро глянул на нее, но она оставалась безучастной. – И я решил… Решил, что предприму все, чтобы стать прежним, вернуть себе здоровье полностью. И только в этом случае вернуться к тебе.

Я объездил весь Восток, был в Индии… где я только не был… Все это время я знал о тебе, знал, как ты живешь, что… ты ждешь меня… и это придавало мне силы.

Скарлетт пошевелилась, и Ретт выжидательно склонился над ней.

– Кто?

– Что кто?

– Кто знал о тебе, Ретт? Рон… Барт?

– Нет, нет, не спрашивай, я был под другим именем. Не они. Они тоже не знали. Если бы я не вылечился полностью, я бы навсегда остался для тебя, как и для них, погибшим, и ты бы сейчас начала новую жизнь с… Дэвидом.

Скарлетт вздрогнула при упоминании этого имени, из ее глаз выкатилась слезинка и повисла на ресницах. – Я не упрекаю тебя. Я преклоняюсь перед тобой за все, что ты сделала для детей и для моей памяти. Тем более, пойми, Скарлетт, неужели ты бы захотела иметь рядом еще и беспомощного инвалида.

– Как ты мог, Ретт? Как ты мог… не доверять мне? За что ты так презираешь и ненавидишь меня?

– Я люблю тебя, Скарлетт, – выкрикнул Ретт, судорожно сжав ее плечи. – Люблю с тех пор, как увидел тебя в Двенадцати Дубах, когда ты так добивалась не меня… Эшли. Я всю жизнь любил только тебя одну, любил так, как только может мужчина любить женщину.

Но Скарлетт не слышала его, она никак не могла взять в толк всю чудовищность его поступка. И только повторяла, как заведенная:

– Как ты мог, Ретт! Если бы ты только позвал… шепотом… издалека… я бы прилетела. Нет… приползла к тебе…

– Прости, мне следовало сразу же сообщить тебе.

– Да, – промолвила она, – следовало.

Скарлетт замолчала. Молчание становилось невыносимым. Она подняла голову. Она плакала, и Ретт инстинктивно потянулся к ней, но она отстранилась, закрыв лицо руками.

– Уйди, – произнесла она, – прошу тебя, Ретт, оставь меня одну. Мы поговорим… завтра… А сейчас уйди.

Он хотел было повернуть в ее сторону искаженное болью лицо, но вдруг зашатался. Резким движением он поднялся и вышел.

С бешено бьющимся сердцем он сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Задыхаясь, прислонился к дереву, обхватив его руками. Ему было смертельно тоскливо и стыдно.

«Она не поняла, ничего не поняла», – только одна эта мысль билась в его воспаленном мозгу. Ничего не было общего между той Скарлетт, ради которой он мчался так издалека и вот этой Скарлетт – спокойной, вряд ли обрадованной встречей, так ничего и не понявшей… И все же он не мог подавить головокружительное, причинявшее боль желание, охватившее его при мысли, что он запрокинет это усталое лицо, прижмет эту голову к своему плечу и приблизит свои губы к этим красивым и таким желанным губам, произносившим совсем не те слова, которых он ждал. И он клял себя не так за свое глупое ожидание, как за охватившую его радость при виде ее, за свое дурацкое ликование, за свое доверие к ней.

Только через два месяца Скарлетт поднялась с постели и могла ходить по дому. Внешне их жизнь с Реттом наладилась, они занимались детьми, даже строили планы. Они ходили в театр, в общество. Они делали вид, будто расстались лишь накануне, ни о чем не спрашивали друг друга, не упоминали о том, что случилось на «Гермесе». Казалось, ничего и не произошло. Ретт ездил по делам, но большую часть времени старался проводить дома. Он быстро нашел подход к Салли, да и Фрэдди признал его. Правда, Скарлетт замечала иногда в его взгляде настороженность, когда он смотрел на Ретта.

И все-таки теперь в их доме было что-то не то. Чувствовалось какое-то постоянное напряжение. Иногда во время шумного разговора наступало тягостное молчание. Дом стал холодным и неприветливым.

Дэвид Бредбери не напоминал о себе. Скарлетт часто вспоминала и Джона с щемящим чувством бездарности, но тоже старалась поменьше думать о нем. Даже когда приезжал Бо, она ничего не спрашивала о Дэвиде и он тоже никогда не упоминал его имени.

Однажды Бо, улучив момент, когда Скарлетт сидела одна у камина, заговорил с ней о Ретте. Он тоже старался понять его и, очевидно, не мог заставить себя это сделать.

– У меня не укладывается в голове, почему он так жестоко поступил с тобой, тетя. Ведь я видел и вижу, что он безумно любит тебя.

Скарлетт ни с кем, даже с Бо, не хотела обсуждать эту больную для нее тему:

– Не знаю, Бо. Наверное, потому так и поступил, что очень любит, – ответила она уклончиво. Бо понял и больше не заговаривал об этом, но с Реттом держался прохладно, хотя Ретт очень живо интересовался его делами в театре, даже давал советы. Бо все выслушивал, соглашался, что совсем не было на него похоже, но и все. К себе в дом он его ни разу не пригласил.

Одна только Кэт была на седьмом небе от счастья. Она как будто ничего не замечала: ни натянутой обстановки в доме, ни хмурых взглядов Бо, ни отрешенности Скарлетт. Они как бы поменялись местами. Теперь Кэт была деятельной и открытой, а Скарлетт замкнулась в себе и отрешилась от всего.

Прошел год с тех пор, как Ретт вернулся домой, и Скарлетт не выдержала. Она решила взять Фредди и Салли и уехать с ними в Тару. Там был ее дом, близкие люди. Там земля ее отца, и это было единственное место на земле, где она снова оживет.

Теперь она сожалела о том, что сразу не поехала туда после катастрофы на «Гермесе». Осталась в своем доме и похоронила себя заживо. «Но ведь я надеялась дождаться Ретта здесь. Боялась, что он не найдет их, когда приедет. Поэтому и осталась». И вот он вернулся, но… поздно. Она не может простить ему недоверия… «Он предал мою любовь к нему», – и вот это было для нее больнее всего. Решено, она уедет в Тару.

Взгляд Ретта стал жестким, когда она сообщила ему о своем решении, но минуту спустя он сумел взять себя в руки и опустился перед ней на колени. Ты хорошо подумала, милая моя девочка? Может быть, Ты хочешь, чтобы я просил у тебя, прощение, валялся в ногах. Я это сделаю, хотя…

– Нет, Ретт, не надо. Ты – это ты. Я знаю тебя и понимаю, что иначе ты не мог поступить. Ты всегда был и останешься таким, какой ты есть. И то, как ты поступил… в этом ты весь. Или ты на коне, причем, на белом и впереди всех, или… нет, только так, на белом и впереди всех, другое не для тебя. Ты не умеешь быть слабым и не потерпишь никакого не то что снисхождения, жалости, но даже малейшей зависимости от других. Даже от близких… от любящих тебя.

Спасибо, Скарлетт, любимая. Теперь я вижу, что ты поняла меня, как не понимала никогда раньше. Но ведь и ты такая же. Или я ошибся в тебе?

– Была такая, Ретт. Но жизнь, наверное, сломала меня.

– А вот в это я ни за что не поверю, любимая. – Ретт рассмеялся и обнял ее колени. – Ты, как птица Феникс способна всегда возрождаться, даже из пепла. – Может быть, – Скарлетт уклонилась от его ласк. – Но только в том случае, когда меня не топчут. Ретт не стал ни возражать ей, ни убеждать ни в чем. Ему было не легче в этой атмосфере недоговоренности, натянутости, хотя он упорно не хотел чувствовать себя неправым.

– Я не удерживаю тебя, Скарлетт. Поезжай, поживи в Таре. Приди в себя и сообщи, когда за тобой приехать.

– Наверное, это будет не скоро, Ретт. Мне, действительно, надо придти в себя и все обдумать.

Ретт насторожился, выражение его лица стало еще больше жестким и хищным, и он отнял от нее руки.

– Что обдумать, Скарлетт? Ты не захочешь потом вернуться сюда?

– Я не знаю, Ретт. Сейчас я не уверена, что вернусь.

Но я же сказала тебе, мне надо подумать. Через неделю Ретт посадил Скарлетт с детьми в поезд и долго стоял на перроне, глядя им вслед, пока последний вагон не превратился в черную, мерцающую в холодном пространстве, точку. «Она мне нужна, – думал он, – нужна… или я буду мучиться».

А еще через год, так и не дождавшись Скарлетт назад, он оставил их дом в Сан-Франциско и вместе с Кэт, которая все время оставалась с ним, перебрался в Нью-Йорк.

ГЛАВА 43

Кэт вздохнула и с улыбкой оглядела отделанную розовым мрамором ванную. Скоро уже должны собираться гости, а у нее времени всего полчаса. Но это не так уж и мало. Обычно она не располагает даже таким временем, чтобы превратиться из ребенка, какой представляет себе ее отец, в райскую птичку и предстать перед всеми необыкновенной хозяйкой. Кэт очень нравились эти превращения. Если раньше ее раздражало, что мать и Бо излишне опекали ее и считали маленькой, а она изо всех сил старалась доказать им свою самостоятельность, то с возвращением отца все изменилось.

Отец тоже относился к ней, как к ребенку. Но это было совсем другое. Он ни в чем не ограничивал ее самостоятельность, и теперь она все решала сама, Единственное, что ее теперь волновало: понравится или не понравится отцу. Ретт полностью доверял своей дочери и ни во что не вмешивался. Кэт сама вела дом и, надо сказать, очень умело. И, кроме того, она стала личным адъютантом отца, повсюду его сопровождала, отбивалась от непрошенных гостей, которые иногда целыми толпами осаждали их гостеприимный дом.

Кэт никогда не спрашивала отца, где он был все эти долгие годы и чем занимался. Он ничего не рассказывал, и она не задавала лишних вопросов. Девушка догадывалась также и о том, что мать, как и обещала, никому не сказала о ее приключениях с Крисом Боксли. Во всяком случае, никто: ни Бо, ни отец даже намеком не дали ей понять, что знают о чем-то. Ей было приятно сознавать, что у них с отцом у каждого есть своя тайна.

Сознание этого придавало в ее глазах особую остроту и прелесть их отношениям.

Кэт часто с удовольствием ловила на себе то восхищенный, то изучающий взгляд отца. Он заново узнавал свою дочь и находил ее совершенным ангелом.

Девушка еще раз мельком взглянула на свое отражение в зеркале и быстро прикинула. До приема гостей оставалось всего 20 минут. Она должна быть готова вовремя. Кэт с удовольствием погрузилась в бурлящий поток льющейся из крана воды и постаралась расслабиться, представляя падающие за окнами крупные хлопья снега. Стоял конец ноября и первый снег уже укрывал землю.

Батлеры давали прием, и он, как всегда, должен был иметь успех. Кэт не сомневалась, что именно так и будет. Она мысленно пробежалась по списку приглашенных гостей, предполагая, кто может не приехать из-за выпавшего снега, но решила, что таких не окажется. Приемы у Ретта Батлера пользовались неизменным успехом и быть приглашенным в дом богатого золотопромышленника, каким Ретт уже успел зарекомендовать себя в свете, было почетно. Многих привлекала сюда и необыкновенная судьба хозяина и его красавица дочь, хотя она никого особо не выделяла. Так что не могло быть и речи, чтобы кто-то из званых гостей пропустил торжество. В перерывах, между поездками на свои прииски в Колорадо, Ретт давал их, по крайней мере, раз в неделю.

О приемах у Батлера говорили, и они, и на самом деле, были необычными, напоминали посещение призрачной, только в мечтах существующей страны.

Вечера у Ретта напоминали эффектные спектакли, которые проходили в ослепительном блеске великолепия семнадцатого века с шествующими между гостями дворецкими; сказочную атмосферу дополняла чарующая романтическая музыка, которая лилась со сцены и, казалось, заполняла собой все пространство роскошного зала.

Кэт выскочила из ванной и, энергично растираясь большим розовым с вышитой монограммой полотенцем, бросила взгляд на часы: «О, ей нужно поторопиться».

Платье было уже готово. Великолепное, облегающее фигуру шелковое платье лилово-розового цвета струилось с плеч до пола мягкой плавной волной. Девушка осторожно ступила в гармонирующие с платьем лилово-розовые босоножки на крохотных золотых каблучках. В паре с платьем они смотрелись великолепно. Кэт бросила последний взгляд в зеркало, поправила свои роскошные волосы цвета воронова крыла, удостоверилась, что лилово-розовый цвет теней на веках полностью подходит к цвету платья. Бусы из аметиста обвивали шею девушки, аметистовый же браслет украшал запястье левой руки, а в маленьких ушах сверкали бриллианты. Кэт бережно сняла с плечиков темно-зеленую бархатную накидку и надела поверх лилово-розового щелка платья. Накидка была отделана таким же лилово-розовым, как и платье, материалом, составляя симфонию лиловости и глубокой зелени в стиле Ренессанс. Заказанная отцом в Париже накидка представляла собой удивительное зрелище, от которого замирало дыхание. Но девушка носила се легко и непринужденно. Воздав должное своему отражению в зеркале, Кэт тут же и забыла о своей внешности, ее мысли переключились на другие заботы, которых у нее было сотни, если не больше. Девушка оглядела уютную провинциальную спальню французского стиля, убедилась, что дрова в камине разгорелись, и оттуда приятными волнами накатывается тепло. Она выглянула в окно. Снег все еще шел. Первый снег всегда так прекрасен. Кэт улыбнулась про себя и начала медленно спускаться вниз. Девушка должна была еще проверить кухню и убедиться, что в буфете все в порядке. Столовая в их доме представляла из себя настоящий шедевр.

На бесчисленных тарелках уже в изобилии были разложены канапе, словно рассыпанные праздничные конфетти. В гостиной было все в порядке, мебель передвинули так, как попросила Кэт. Музыканты настраивали инструменты. Слуги выглядели безукоризненно, апартаменты, уставленные мебелью в стиле Людовика XV, с мраморными каминами, ошеломительной бронзой, чудесами инкрустации, могли соперничать с любым музеем. Дамастная ткань мягких кремовых оттенков сочеталась с бархатом абрикосового или персикового цветов.

– Как ты прекрасно выглядишь, милая. – Кэт оглянулась на звук голоса, мгновение постояла молча, лишь глазами выражая свои чувства. – Не та ли это штучка, что я заказал тебе в Париже? – Ретт Батлер улыбался дочери, с любовью оглядывая ее. Девушка радостно засмеялась. Только отец мог назвать ее достойный королевы наряд «штучкой».

– Она самая. Я рада, что тебе нравится, – и, торопясь, желая сделать ему приятное, добавила, – она изумительная.

– Прекрасно. А музыканты готовы? – Ретт посмотрел на отделанную деревом сцену гостиной.

– Они настраиваются. Я думаю, вот-вот начнут. Хочешь выпить?

– Немного погодя. – Ретт засмеялся: Кэтти превосходно, играла роль хозяйки дома, ей очень нравилось чувствовать себя взрослой дамой.

Кэт обернулась и внимательно вгляделась в отца, ей не понравился его вид: всегда прямые сильные плечи сутулились, да и в смехе ей послышались какие-то усталые грустные нотки.

– У тебя какие-то проблемы? – Девушка озабоченно смотрела на отца.

Он кивнул и посмотрел на дочь с улыбкой.

– Ты всегда интересуешься моими делами. Я рад.

– А как же иначе? – мягко улыбнулась Кэт.

– Но почему? Ведь у тебя есть и свои интересы.

– Потому что я люблю тебя…

– И это единственная причина?

– Конечно, нет… Еще потому… – Девушка замялась, – … потому что ты… нуждаешься в заботе и пока… пока мамы нет, я должна заботиться о тебе. – Кэт приподнялась на носочки, чтобы поцеловать его. Ретт с интересом взглянул на дочь и мягко сжал ей руку.

– Кажется, кто-то уже приехал. – И, действительно, снизу стали доноситься звуки хлопающей входной двери.

Через полчаса дом наполнился гостями. Сразу стало шумно и весело. Все разом разговаривали, смеялись. Десятки слуг незаметно скользили между гостями, разносили напитки. В зале не было ни одного скучающего лица. Этим и отличались приемы у Батлеров, что все в их доме чувствовали себя легко и непринужденно. Дамы блистали своими нарядами, похоже, что на них ушли многие мили материала всех цветов радуги. Несметное количество ювелирных изделий украшало эти наряды. В зале толпилась огромная армия мужчин в черных галстуках, со сверкающими на манжетах запонками из жемчуга или оникса, крохотных сапфиров или бриллиантов. На эти приемы с удовольствием приезжали люди знаменитые и хорошо известные. Все они были знакомы между собой и держались своим кругом. В стороне от этих ярких знаменитостей стояли сотни две людей неизвестных, попивая шампанское, угощаясь икрой, танцуя и стараясь обратить на себя внимание хозяина и его прелестной дочери.

Кэт в качестве хозяйки подходила то к одной группе гостей, то к другой. Складывалось впечатление, что она, как волшебница, в одно и то же время присутствует везде: хрупкая и неуловимо прекрасная. Девушка принимала направленные на нее со всех сторон восхищенные взгляды, как само собой разумеющееся, и Ретт тихонько посмеивался, глядя на дочь с нескрываемым восхищением: усовершенствованный временем и воспитанием вариант Скарлетт, ни много ни мало.

Единственный человек, которого, казалось, не волновало очарование юной хозяйки, был Джон Морланд. Не то, чтобы не волновало, просто его беспокоило то, что Ретт взвалил на юную дочь непосильную ношу, и он сказал ему сегодня об этом. Но Ретт даже и слушать не захотел наставления друга и отмахнулся от него хорошо ухоженной рукой с блестящими полированными ногтями.

– Не будь дураком, Барт. Ей нравится такая жизнь. Кэтти радуется ей. Она блистает на вечерах, посещает со мной театры, встречается с интересными людьми. А если я начну постоянно подчеркивать, как много Кэтти делает для меня, она, наверняка, смутится. Она и так знает это, как и то, что я безумно люблю ее. Неужели Кэтти может быть чем-то недовольной, у нее великолепная жизнь.

– Вот и поговори с ним после этого. Ты – чудовище! Она же у тебя хозяйка дома, секретарша, экономка.

Кэт делает больше, чем подобает дочери Ретта Батлера. Ретт засмеялся.

– Я серьезно, – Барт был настойчив, – знаю, что причиняю тебе боль, но почему ты не вернешь Скарлетт. Что между вами произошло и почему ты скрываешь это от меня?

Ретт нахмурился. Его открытый дружелюбный взгляд, каким он обычно смотрел на друга, стал жестким.

– Оставим это. Прости, Барт, но то, что произошло между мной и Скарлетт, касается только нас. Мы сами решим свои проблемы.

Джон не обижался. Он понимал, что в разговорах с другом эту тему лучше не затрагивать. Но он очень хотел помочь ему, чувствуя, что весь этот блеск и великолепие, которыми Ретт окружил себя и дочь, всего лишь тщетная попытка заглушить душевную тоску, заполнить всей этой мишурой пустоту, которую он испытывает без Скарлетт. Барт видел это по глазам друга: жестким, насмешливым и… тоскующим. Но Ретт никому не хотел открывать свою душу. Пусть будет так. И все-таки с дочерью он ведет себя неправильно. Он ее совсем не знает. Очевидно, Скарлетт не успела или не стала ничего рассказывать ему о девочке.

Джон Морланд был уверен, что такая жизнь может окончательно подорвать и без того неустойчивую психику девушки.

Джон встретился взглядом с Кэт и пошел ей навстречу.

– Как обычно, вся в заботах, Кэтти? Вымоталась?

– Глупости, Барт. Мне все это ужасно нравится. – Джон с сомнением посмотрел на девушку. Он не мог не заметить, что в последнее время она бывает излишне возбуждена, а иногда в ее глазах мелькает едва уловимая растерянность.

– Отдохни, Кэтти. Пойдем посидим. – Кэт взглянула в добрые голубые глаза Джона и, протянув ему руку, позволила проводить себя к креслу возле окна, где они посидели некоторое время молча, наблюдая за снегопадом.

– Тебе не кажется, Барт, что папа сегодня выглядит грустным, – прервала молчание Кэт, – он чем-то озабочен? Ты не знаешь, чем?

Джон засмеялся, и девушка с удивлением взглянула на него.

– Я сказала что-то смешное?

– Нет-нет, милая Кэтти, просто я только что выговаривал твоему отцу, что он чересчур обременяет тебя своей особой…

– О, ну что ты, Барт, я так долго ждала его… мне это не в тягость, хотя иногда… – рассеянный взгляд девушки скользнул мимо Джона и, ни на ком не останавливаясь, пробежался по наполненному людьми залу. Джон с жалостью смотрел на нее.

Джон Морланд был одних лет с Реттом, и никогда не был женат. Первая любовь окончилась неудачно для него, и после этого он никого так и не полюбил. А впрочем, он и не стремился к этому. Джон считал что жениться и особенно рожать детей в таком жестоком мире ни к чему. И до сих пор он считал свое решение правильным и никогда не жалел, что однажды в жизни и навсегда сделал такой выбор… за исключением тех случаев, когда видел Кэт. При встречах с ней сердце отцовского друга таяло. Глядя на девушку, он начинал сомневаться, не сделал ли он ошибку, оставшись бездетным. Но в его годы это уже не имело принципиального значения… о своих детях думать было поздно, оставалось только заботиться о чужих. Джон усмехнулся своим мыслям и снова взглянул на Кэт. Она так же рассеянно смотрела на танцующих в зале.

– Что иногда, Кэтти?

Девушка обратила свой взгляд на Джона и, как бы очнувшись от забытья, заговорила:

– Нет, у нас все хорошо, Барт. Только папа очень занят, часто уезжает в Колорадо, и надо следить за домом… помогать ему. – И почти без перехода, глядя на него ставшими по-детски беспомощными глазами, девушка сказала:

– Я очень хочу, чтобы вернулась мама, но это не в моих силах. Я ничего не могу для этого сделать. И папа тоскует, я вижу…

– Скажи отцу, чтобы он поехал за ней.

– Я говорю, но он не хочет слушать меня и не хочет, чтобы я об этом говорила. А однажды он сказал, что она сама должна решить. И как решит, так и будет.

Джон почувствовал, что его обдало холодом, когда он услышал жалобный голосок девушки. Он как-то раньше не задумывался об этом. Но ведь и на самом деле у нее совершенно ненормальная жизнь. До четырех лет девочка не знала отца. Хотя Скарлетт и души в ней не чаяла, он знал это, но все-таки… Потом, наконец, они соединились и приехали сюда. Сколько же времени они были все вместе?… Ретт как раз в это время вызвал его сюда… помог ему, и он сам видел, каким счастьем был наполнен их дом. И Кэтти – сокровище Ретта, прямо купалась в море отцовской и материнской любви… А потом этот дикий случай с «Гермесом», и Ретта опять не стало с ними… А теперь он вернулся, но уехала Скарлетт…

– Боже… прямо сюжет для романа… – Джон не заметил, как заговорил вслух. Кэт вздрогнула и внимательно глянула в его глаза.

– О чем ты, Барт?

– Прости, Кэтти. У меня просто вырвалось. Чем ты сейчас занимаешься, Кэтти? Нет, не в эту минуту, – Джон засмеялся, заметив удивление, промелькнувшее в глазах девушки. Он решил перевести разговор на другую тему. Не стоит бередить ее рану, ей и без того несладко. Лучше он еще раз поговорит об этом с Реттом и постарается убедить его, чтобы он прояснил, наконец, свои отношения со Скарлетт.

– Ведь ты хотела стать актрисой. Как у тебя с этим? Как дела у Бо? Что-то я не вижу его на ваших приемах?

– Бо не бывает у нас. Я иногда езжу к ним сама. У них замечательный малыш, – односложно отвечала девушка. Ее глаза снова приобрели рассеянное выражение. – А что касается карьеры актрисы, – девушка хмыкнула. – Не суждено… Теперь категорически против папа… Но меня это уже не волнует. Я не буду артисткой. – Кэт искоса глянула на Джона, как бы проверяя, какое впечатление на него производят ее слова и проговорила задумчиво. – Я буду работать в театре, но только в другом качестве.

– Кем же ты можешь еще там работать? – удивился Джон. – Суфлером?

– О Боже, Барт, с тобой невозможно серьезно разговаривать, – девушка встала, и Джон понял, что она не хочет пока говорить о своих планах, а может быть, обиделась на его шутку.

– Не сердись, Кэтти. Я действительно пошутил неудачно.

– Да нет, Барт, все в порядке. Просто мне уже нужно возвращаться к гостям, исполнять роль хозяйки. Вечер длился до четырех часов утра. Отец еще оставался в гостиной с двумя-тремя друзьями, а Кэт уже могла пойти отдохнуть. Слуги прибрали на столах, музыкантам заплатили, и они разошлись по домам, последних гостей расцеловали на прощание и поблагодарили, женщины укутались в меха, мужчины повели их к ожидающим на снегу лимузинам. Поднявшись к себе в комнату, девушка задержалась на мгновение у окна и выглянула на улицу. Прекрасный вид: город был умиротворенным и тихим. Кэт закрыла за собой дверь в комнату.

Она бережно повесила накидку снова на плечики, натянула розовую шелковую ночную рубашку, прежде чем нырнуть в свежие простыни заранее заботливо расстеленные одной из служанок. И уже лежа в постели, Кэт мысленно представила прошедший вечер. Все прошло, как всегда, хорошо.

Она вспомнила свой разговор с Бартом и тихонько засмеялась в темноте: чуть было не выдала ему свою тайну. Хорошо, что он начал подшучивать, и она поняла, что говорить об этом еще не время, даже ему.

Все еще улыбаясь, Кэт мечтательно прикрыла глаза, представляя, как все удивятся, когда узнают, что она хочет написать пьесу. Она уже пишет ее, когда отец уезжает…

Барт сегодня говорил так, как будто знает об этом. Как это он сказал: «Сюжет для романа»… нет, он, конечно, не знает, и она пока никому об этом не скажет…

А завтра она должна все-таки уговорить отца поехать в Тару, к маме…

Девушка еще раз вздохнула и закрыла глаза.

ГЛАВА 44

«Не присоединишься ли ты к нам позавтракать? 21-ая Авеню в полдень». – Прочитала Кэт, заканчивая пить кофе и натягивая красное тяжелое пальто. На девушке была теплая габардиновая юбка и шерстяной свитер. Она считала, что эта одежда защитит ее от холода. Кэт быстро схватила ручку, чтобы написать ответную записку: «Я бы с удовольствием это сделала, но увы! – дела! Счастливо провести время. До вечера. К».

Кэт уже давно договорилась с Джейн, что в этот день навестит ее. Бо был с утра в театре, и они с Джейн вволю наговорятся. У Джейн родился чудесный малыш. Забавно было наблюдать за Бо, который просто раздувается от гордости за своего сына. Кэт подумала, что надо заехать купить малышу какую-нибудь игрушку.

Ей непременно надо повидаться с Джейн и поговорить о Бо. Девушка не могла понять, почему Бо избегает их дом. Как она ни старается затащить его на свои приемы, он находит разные отговорки и отклоняет приглашения. А Джейн без него, конечно, никуда не выходит.

Кэт подошла к окну и задумалась, глядя на покрытые снегом деревья. Что происходит с их семьей? Она так радовалась возвращению отца, что вначале не обратила внимания на охватившее всех напряжение, которое вместе с ним вошло в дом. Заболела мама… Она перестала его ждать и, конечно, была потрясена его появлением. Ведь был уже Дэвид… Кэт вспомнила, как сердилась на мать из-за него. «Потому что я верила, что папа все-таки вернется, и мне было горько, что мама перестала верить в это». Почему же она не захотела принять отца? Неужели потому, что полюбила Дэвида сильнее, чем его?

– Нет-нет, – Кэт тряхнула головой, – я знаю, что это не так. Но почему она не захотела простить его? Боже мой, как все сложно в нашей жизни. И Бо не простил. А он-то почему? Нет, все-таки я должна что-то сделать, чтобы все стало по-прежнему. Мы все должны опять быть вместе. Отец страдает, хотя старается не показывать этого, но я же вижу… теперь уже вижу…

Кэт вздохнула: «Все, детство кончилось. Жалко, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Я должна понять, что происходит и как-то все это уладить».

Она взяла сумку и решительно направилась к двери, крикнув Ивонне, экономке, которую они недавно наняли, что будет дома к обеду. Она была уже на выходе, когда ее остановил дворецкий.

– Доброе утро, мисс. Только что принесли телеграмму. Я подумал, что Вам необходимо знать о ней.

– Телеграмма? Откуда?

Кэт взяла у него из рук телеграмму и быстро развернула ее, впившись глазами в текст: «Из Тары… – прочитала она и сердце ее дрогнуло, – неужели что-то с мамой?» И еще через секунду, когда она, наконец, осознала, что там написано, испытала необыкновенное облегчение.

– Мама приезжает, – прошептала она, не отрывая глаз от написанного, а потом, подняв глаза на дворецкого, ликующе сообщила ему:

– Мама приезжает!

– Я очень рад, мисс. Я на самом деле очень за Вас рад! – Дворецкий улыбался, глядя на взволнованное лицо девушки.

– Кэтти не может прийти? – удивленно взглянул на друга Джон, встретившись с ним в огромном баре на 21-ой авеню.

– Вероятно, нет. Я не успел пригласить ее вчера вечером, оставил ей утром записку. Какие-то дела. Но думаю, что они уже закончились.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Думаю, у нее роман с каким-нибудь дурачком из театра. Ты ведь знаешь, как она была увлечена всем этим, – Ретт неодобрительно покачал головой. Оба с Бартом они не сомневались, что до сих пор в жизни Кэтти не было никакого мужчины.

– А ты хочешь, чтобы до конца жизни у нее никого не было? – Джон подозрительно взглянул на Ретта.

– Так вряд ли получится. Но мне бы хотелось, чтобы она сделала достойный выбор.

– А почему ты думаешь, что может быть иначе? – Джон с интересом смотрел на друга, заметив усталый озабоченный взгляд, о чем говорила Кэтти накануне.

– Женщины не всегда делают правильный выбор, Барт.

– Раньше я, может быть, и возразил бы тебе, но сейчас не хочу. – Джон многозначительно посмотрел на своего друга.

– Что ты имеешь в виду? – Вскинул на него глаза Ретт.

– То, о чем мы с тобой уже много раз говорили. О Скарлетт и о тебе. Наверное, Скарлетт сделала именно такой выбор. Что происходит? Почему она не возвращается?

Ретт упрямо наклонил голову. «Он никого не пустит в свою душу, как бы они не хотели покопаться в ней. Никого, даже лучшего друга. А Скарлетт пусть решает сама. Она полностью независима в своих решениях. Вернется, он будет рад. Не вернется, ну что ж… А что, если не вернется? – О таком исходе Ретт старался не думать, хотя не исключено, что так и будет… Ну что ж… тогда он начнет все сначала и будет опять добиваться ее. Только бы сил хватило, – усмехнулся он. – Но она нужна ему. Ему нужна именно такая женщина, как Скарлетт, а другой такой нет. Он это знает точно… Но ехать за ней и умолять вернуться. Нет, этого не будет».

Барт наблюдал за своим другом, стараясь прочитать его мысли по упрямо сжатым губам, твердой линии подбородка, жесткому взгляду глаз. Наконец Ретт поднял голову и насмешливо глянул на Джона.

– Я что-то не замечал в тебе раньше такой страсти к чужим тайнам. Или стареешь, Барт?

– Ну хорошо, я понял, что с тобой говорить бесполезно.

– А я уже и не надеялся на это, – засмеялся Ретт, но Джон не хотел обращать все в шутку.

– Ты все-таки обрати внимание на дочь. Она, конечно, и виду не покажет, как ей тяжело. А, может быть, и сама не понимает. Но долго она не выдержит такой нагрузки.

– О какой нагрузке речь? Слуги, комфорт, замечательные люди, двадцатитысячный гардероб… – Ретт готов был и еще продолжать, но Джон перебил его:

– А ты присмотрись к ней и поймешь, что она не такая пустышка, какой ты ее себе представляешь и не ребенок. Все это ослепило ее только на время. Ты спрашивал ее о чем она думает, о чем мечтает?

– Дорогой мой, женщине не надо много думать. Ее удел – развлечение, дом, дети. А думать за нее будет отец, а потом муж… Что это тебя так развеселило?

– Да ничего особенного… Я просто подумал, если ты когда-нибудь решишь высказать эти свои глубокомысленные соображения Скарлетт, позови меня, мне хочется посмотреть на ее лицо и послушать, что она тебе ответит.

Ретт тоже засмеялся, представив себе подобный разговор с женой.

– Ей я, пожалуй, об этом не скажу. Ну а кроме того, таких как Скарлетт, больше нет. Во всяком случае, мне еще не приходилось встречать.

ГЛАВА 45

Какой сегодня счастливый день! Кетти бежала по улице, не чувствуя холода. Она решила идти пешком. Так много чувств переполняло ее, что в машине она просто не усидела, выскочила бы на ходу. И потом туда, куда она решилась наконец пойти, лучше придти пешком, а не появляться на шикарной машине.

Кэт передумала идти к Джейн, если мама приезжает, то они потом съездят к ним с Бо с ней вместе. Девушка давно уже решила пойти в театр и договориться о работе. Не к Бо. Она не хотела больше быть под неусыпным контролем, раньше Бо, а сейчас отца. Кэтти до боли в сердце любила театр и хотела посвятить ему всю свою жизнь. Но почему-то этого не могут понять ее близкие. Сколько пришлось убеждать Бо, чтобы он позволил ей поработать тогда у него. А теперь отец и слушать не хочет о театре. Однажды, когда она только намеком сказала ему, что ей нравится театр, и она хотела бы работать в нем, отец жестко и решительно оборвал ее: «Моя дочь никогда не выйдет на сцену театра. И никогда не появится там, кроме как в ложе в качестве зрителя».

Кэт очень расстроилась и была напугана тоном, которым отец говорил тогда с ней, как никогда ни до ни после этого разговора. Впрочем, Кэт больше и не говорила с ним об этом. Но недаром в ее жилах текла кровь Скарлетт, упрямство ирландских предков будоражило все ее существо, и в душе она не оставила надежды, что когда-нибудь все-таки добьется своего.

Не так давно Кэтти ощутила, что какая-то сила таинственным образом перевернула ее душу, и она поняла, что ей хочется писать. А когда однажды села за стол и взяла перо, поняла, что у нее получается. Воображение непостижимым образом рисовало перед ней картины, ситуации, образы, ей оставалось только описывать их.

Задумавшись, Кэт перестала замечать, куда идет, и должна была остановиться, чтобы понять, где находится и куда идти дальше. Девушка осмотрелась по сторонам. Такой город был непривычен ей. Она обычно проезжала по нему на автомобиле, и из окна машины он представлялся ей совсем другим: ухоженным, светлым, с красивыми домами, подобными тем, в котором жила она, ее знакомые и родные. С близкого расстояния город потерял большую долю своего очарования: кругом сновали пешеходы с озабоченными лицами и месили и без того истолканную тысячью ног кашу из остатков грязного снега. Кэт почему-то показалось, что толпа сплошь состоит из старух с торчащими на подбородке волосами, в толстых вязаных чулках с огромными хозяйственными сумками в жилистых руках. В одной из подворотен Кэт заметила спящего человека, уткнувшегося в воротник грязного линялого пальто.

Кэт улыбнулась, подумав, что бы сказал отец или Барт, увидев ее в этой уличной толчее. Но саму Кэт это нисколько не смущало, даже наоборот, она с любопытством разглядывала лица прохожих, вывески многочисленных лавок и магазинчиков.

Девушка остановила одного из прохожих, который показался ей человеком внушающим доверие и спросила его, как найти нужное ей место. Мужчина с интересом оглядел ее, в его глазах разгорелась искорка любопытства: слишком уж в большом контрасте находился облик этой ухоженной, хорошо одетой девушки с уличной толпой. Он любезно предложил проводить ее к театру, и скоро она увидела жалкие останки разрушенного здания, бывшего театром лет двадцать назад. Много лет оно стояло пустующим, иногда в нем располагались небольшие заведения, которые разорялись, не успев как следует обосноваться здесь. Было время, когда в здании была даже открыта церковь. Сейчас здесь отстраивался театр, но совершенно незамысловатый, нереспектабельный. Труппа не прилагала никаких усилий, чтобы возродить интерьер здания, ей едва хватало средств на постановку пьес.

Кэт вошла внутрь со смешанным чувством страха, волнения и благоговения, огляделась. В помещении, казалось, никого не было. Девушка слушала, как эхом отдавались ее шаги по деревянному полу. Все казалось ужасно пыльным и запущенным, было такое впечатление, что она попала на давно заброшенный чердак.

– Мадам? – на нее смотрел мужчина в рабочей одежде, с циничным взглядом и большим, чувственным ртом. Волосы белыми кудрями свисали с головы и придавали неожиданную мягкость взгляду мужчины, который он безуспешно старался сделать судовым. – Вы к кому?

– Я… я пришла… – девушка так нервничала, что едва подбирала слова, но наконец, набрав воздуха, она продолжила:

– Меня зовут Кэт Батлер. Я хочу у вас работать. – Девушка протянула руку, стараясь этим жестом хоть как-то склонить мужчину в свою пользу. Но рука так и повисла в воздухе, а свои руки мужчина упорно держал в карманах брюк.

– Не знаю, на что вы рассчитываете. У меня для вас ничего нет. Я бы попросил Вас не беспокоить себя приходом. Мы отдали последнюю женскую роль в этом сезоне.

– Я не актриса, – с радостью сказала Кэт, и мужчина с белокурыми кудрями рассмеялся.

– Вы, по крайней мере, первая, кто честно в этом признается. Может быть, мы и найдем для вас работу. И все-таки, извините, – мужчина пожал плечами и двинулся прочь.

– Но подождите… в самом деле… я могу выполнять любую работу.

– Например, какую? – мужчина посмотрел на Кэт с большим сомнением, но она уже немного успокоилась, и сейчас ее так и подмывало стукнуть этого грубияна, но она убедила себя, что еще не время, может быть, ей удастся уговорить его.

– Все, что угодно… свет… занавес… и так далее.

– У вас есть в этом опыт?

Подбородок Кэт начал дрожать от злости.

– Нет. Но у меня есть большое желание. Я научусь.

– Но зачем вам это?

– Я хочу.

– А почему бы вам не захотеть поработать еще где-нибудь, например, секретаршей?

– Мне не нравится это. Я хочу работать в театре.

– Потому что в этом вы видите славу? – циничные глаза смеялись над девушкой, которая все больше и больше злилась.

– Нет, потому что я хочу написать пьесу.

– Боже. И вы – одна из многих.

– Нет, я – исключение. Просто хочу воспользоваться шансом поработать в настоящем театре. Вот и все. – Кэт чувствовала, что у нее ничего не получается. Она понимала, что проиграла в этом поединке. Юноша уже ненавидел ее. Кэт видела это по его глазам.

Он долго стоял, наблюдая за девушкой, затем сделал шаг в ее направлении.

– Вы что-нибудь смыслите в свете?

– Немного. – Это была ложь, но Кэт уже отчаялась и почувствовала в этом вопросе последний шанс.

– А точнее? – глаза его сверлили Кэт.

– Очень мало.

– Другими словами ничего, – он вздохнул и безнадежно сник, – ну хорошо, мы научим. Если вы – не полная тупица, я займусь вашим обучением сам. И затем неожиданно, резким движением он протянул ей руку.

– Я – режиссер сцены. Меня зовут Стив. – Кэт кивнула, не до конца понимая, что он говорит. – Господи, да расслабьтесь же вы! Дам я вам работу.

– Мне? Работу по свету?

– Нет, вы будете помогать мне. Что-то вроде помощника режиссера. Работа вам понравится.

Она счастливо улыбалась Стиву, и он показался ей очень симпатичным. – Большое спасибо.

– Не стоит. Просто вы – первая, кто обратился по поводу работы. Если вы окажетесь дрянью, я просто выгоню вас. Вот и все дела.

– Я буду стараться, обещаю вам.

– Хорошо. Одной головной болью меньше. Приходите завтра с утра. Я скажу, чем вы будете заниматься. Сейчас нет времени. – При этих словах Стив взглянул на часы.

– До завтра. Мы начинаем репетиции в конце недели. Они будут ежедневные, без выходных.

– Без выходных? – Кэт попыталась скрыть, насколько она шокирована этим.

– У вас дети? – девушка отрицательно покачала головой. – Вот и хорошо. Не о чем беспокоиться. Если бы у нас не было цели поставить спектакль, нам бы не нужно было работать семь дней в неделю. Правильно?

– Правильно. – Казалось, ничто не может смутить Стива.

– Да, кстати, забыл сказать, что платить мы вам не будем. Вы должны быть счастливы тем, что у вас есть работа. Мы получим зарплату из театральной кассы, когда заработаем ее.

Но это Кэт не волновало. Главной проблемой теперь было то, как ей удастся убегать из дома каждый день, чтобы отец не знал, куда она уходит. Надо что-то придумать.

– Приходите завтра. Хорошо? – Кэт послушно кивнула. – Если не придете, отдам работу кому-нибудь другому.

– Спасибо.

– Добро пожаловать, – юноша явно смеялся над девушкой, но взгляд его уже казался мягче. – Должен сказать, что я начинал так же, как и вы. Сначала я хотел стать актером. Но потом это прошло.

– А сейчас?

– Хочу стать директором, – он захохотал.

Кэт постаралась как можно любезнее улыбнуться собеседнику.

– Если вы будете добры ко мне, я отдам свою пьесу прямо вам.

– Забудьте об этой чепухе. Бросьте. До завтра. – И затем, слушая стук каблучков девушки, направлявшейся к двери, Стив окликнул ее – Как вы сказали вас зовут?

– Кэт.

– Понятно, – он махнул, отвернулся и быстро прошел через весь зал к сцене.

Некоторое мгновение Кэт смотрела на его удаляющуюся спину, а затем опрометью выскочила на солнечный свет с чувством большого облегчения. Наконец-то свершилось, и она получила самостоятельную работу в театре.

ГЛАВА 46

Ретт сразу же заметил белый прямоугольник бумаги, лежащий на столике в прихожей. «Телеграмма… А что, если от Скарлетт… и она окончательно решила не приезжать», – молнией пронеслось у него в голове. Он взял листок в руки и, не разворачивая его, прошел дальше в дом.

Часы на камине монотонно тикали, когда Ретт зашел в гостиную, сел, задумчиво глядя через окно в парк. Время перевалило за полдень, и свет медленно угасал. По улице за окном тянулась к югу вдоль Пятой Авеню вереница машин. Был час пик, снег покрыл дороги. Автомобили едва двигались, обмениваясь сердитыми сигналами. Эти сигналы глухо отдавались в доме Батлеров. Ретт не слышал их, углубившись в свои мысли.

Он устал от постоянного ожидания, бессмысленной погони за Скарлетт и в то же время знал, что она ему необходима. Ретт поймал себя на мысли, что осматривает комнату, причудливые вещицы, предметы искусства, со вкусом выставленные на книжных полках вместе с обтянутыми кожей томами. Он все это покупал и украшал дом, представляя, как здесь будет хозяйничать Скарлетт, как однажды в этих роскошных комнатах раздастся ее голос, смех…

Пока вместо нее здесь управляется Кэтти, милая девочка, она так прелестно играет роль хозяйки и ей это нравится, хотя Барт, конечно, прав: на нее свалилось слишком много забот. И это сказывается на ней: иногда она бывает то излишне возбуждена, то подавлена. Барт что-то намекает про ее слабую психику, надо поговорить со Скарлетт… «Скарлетт, опять она…».

Ретт оттягивал время, не хотел сразу читать свой приговор. Ему почему-то казалось, что там окончательный отказ, и тогда разрыв, а что дальше… Если это так, то уж лучше ожидание: жить с надеждой не так страшно, как без нее.

«Скарлетт, Скарлетт, ведь ты же тогда, как будто поняла меня, наконец-то может быть, впервые в жизни поняла, но почему же не простила? – Ретт тряхнул головой, отгоняя от себя тоскливые мысли, – я не намерен просить прощения. Я еще никогда и никому в жизни не причинял зла, и меня не за что прощать или не прощать». Он бы никогда и никому в жизни не признался, что с ним произошло после той дикой катастрофы. Он выжил и стал прежним… почти прежним. Но что все это для нею значило? Он страдал не меньше, чем она, если не больше… Да он готов был до конца своих дней отсиживаться в опустевшей заброшенной хижине и никого не видеть, если бы не вылечился. А ему говорят… виноват, поезжай проси прощения.

Ретт сидел в тихой, отделанной деревом гостиной, глядя на чашку с уже остывшим кофе, который ему час назад принес дворецкий, когда услышал звук открывающейся входной двери и торопливые голоса, сначала дворецкого, а потом ясный голосок Кэтти.

Она вбежала в гостиную, на ходу стягивая свое яркое красное пальто и остановилась, удивленно всматриваясь в хмурое напряженное лицо, отца, в белеющий у него в руках белый лист телеграммы. В ту же секунду сердце ее тоскливо сжалось: неужели он не рад, что приезжает мама. Ведь она видела, что он ждет ее и тоскует. Что же еще случилось?

– Папа, ты знаешь? Ты прочитал телеграмму?

– Да-да, – Ретт поспешно развернул бумагу и. толком еще не поняв, что там написано, услышал взволнованный голос дочери:

– Мама приезжает. Ты что, не рад?

Он откинулся в кресле, посидел так мгновение, чтобы не показывать дочери охватившей его слабости. Но она каким-то, одной ей свойственным чутьем, поняла его состояние и, подбежав к нему, опустилась на колени перед креслом.

– Боже мой, папа, какие вы с мамой глупые! И почему вы так мучаете друг друга?

Ретт оторопело посмотрел на свою дочь, а потом неуверенно засмеялся.

– Кэтти, малышка, когда же ты успела стать мудрой?

Девушка с облегчением взглянула на него и тоже рассмеялась в ответ:

– С вами можно с ума сойти, а не то, что помудреть…

– Не надо, Кэтти, теперь мы постараемся хорошо себя вести…

Ретт поехал на вокзал встречать Скарлетт один. Он знал, что когда увидит ее, то поймет по глазам, с чем она приехала. Накануне он успокоил Кэтти и пообещал ей, в шутку, конечно, что у них все будет хорошо, но сам до конца так и не был в этом уверен. Ведь он знал Скарлетт, как никто. И то, что она приезжает, еще ничего не означает.

Снег залетал в открытое окно машины, но он попросил водителя не закрывать его. Надо немного остудить лихорадочное возбуждение, в котором он находился все последние часы перед приездом Скарлетт.

…Он стоял на перроне и смотрел на приближающиеся огни поезда. Состав медленно втягивался под навесную крышу платформы, в окнах вагонов мелькали лица пассажиров, высматривающих на платформе своих близких.

Скарлетт среди них не было, и Ретт, усмехнувшись про себя, подумал: «Очередная выходка». Теперь решила заставить его волноваться. Неожиданно он почувствовал сильный шлепок по плечу и услышал сердитый голос Скарлетт.

– Мы так и будем стоять на этом холоде? Может быть, ты наконец проснешься? Что, ночи не хватило?

Ретт вздрогнул и резко обернулся на голос. Рядом с ним подпрыгивала от холода Скарлетт, а сзади нее, терпеливо улыбаясь, стоял нагруженный вещами носильщик. Ретт схватил Скарлетт за руки.

– Прости, я задумался. Решил, что ты не приехала…

– И, конечно, обрадовался, – язвительно заключила Скарлетт, не отнимая, однако, своих рук.

Ретт облегченно засмеялся: уже хорошо, что она дерзит, а не плачет. «Теперь я хоть могу ее понять, как прежде», – мелькнуло у него в голове.

Он снял шляпу и склонился к ней, целуя ее в щеку.

– Замерзла, моя бедненькая? Пойдем, в машине тепло, отогреешься.

– Надень немедленно шляпу, хочешь простудиться, а мне ухаживай за тобой. – Скарлетт взяла шляпу из рук Ретта и натянула ему на голову. Потом, насмешливо глянув на него, распорядилась:

– Ну что же ты стоишь, веди в машину, – и повернувшись, пошла впереди него, независимо вздернув голову.

Ретт, тихо посмеиваясь, шел следом, с любовью оглядывая всю ее грациозную, закутанную в меха фигурку.

– Ты надолго? – спросил он, когда они уже сидели в теплом салоне машины, устроившись на заднем сиденьи. Ретт опять взял ее руки, они были совсем холодные и, слегка пожимая, легонько растер их. Потом он поднес ее руки к своим губам, целуя их и согревая своим дыханием.

Скарлетт не отодвигалась, но и не проявляла никакой радости от встречи; она сидела рядом с ним, укутанная в серебристый мех лисицы, и только ее глаза таинственно поблескивали из-под элегантной меховой шляпы.

– Время покажет… – минуту спустя прозвучал ее ответ, и она опять насмешливо скосила глаза на мужа.

– Ну-ну, время… конечно… – не нашелся, что ей сказать Ретт и спросил, чтобы только не молчать. – Ну что, Тара? Уэйд, должно быть, стал настоящим фермером… Нравится ему?

Скарлетт засмеялась, ей понравилось, что она сумела вызвать у Ретта замешательство. Она еще помучает его, чтобы он не расслаблялся. «Надолго ли? – надо же такое спросить! Навсегда! Хочется вам этого или не хочется. Я думала, он будет бегать от вагона к вагону, заглядывая в окна, чтобы на руках вынести ее, а он стоит и равнодушно ждет как будто ему все равно, приехала она или не приехала. Ну и человек! Надо же ей было встретить в своей жизни именно его. Ну тут уж ничего не поделаешь, судьба!» За все эти долгие и томительные дни в Таре она поняла, что ей нужен именно он. И все равно она ему не скажет об этом, пусть не успокаивается.

– Уэйд? Да, Уэйд стал настоящим хозяином. Мне даже не пришлось ничем там заниматься. Он всем управляет сам, и все сам решает, так что мы с Уиллом полностью подчинялись ему.

– Ха-ха-ха! – Ретт наконец сбросил с себя сковывающее его напряжение. Правда, он так и не понял по ее глазам, как она поведет себя дальше. Единственное, о чем он догадался, так это то, что к Скарлетт вернулось ее прежнее душевное равновесие, и она стала такой, какой он ее знал раньше: дерзкой и независимой. Это обрадовало его, теперь она понятна ему, и он знает, как вести себя с этой прежней Скарлетт. – Ха-ха-ха, – от души хохотал Ретт, откинувшись на спинку сиденья, – ну ладно, Уилл, но чтобы ты безропотно подчинялась…

Скарлетт оскорбленно поджала губы:

– Не забывай, пожалуйста, Ретт Батлер, что я всего лишь только женщина, слабая и беззащитная. И если я раньше все брала на себя, так это случалось потому, что таковы были обстоятельства. А еще потому, – она бросила на него уничтожающий взгляд, – что на моем пути попадались такие мужчины, которые или не могли справляться с делами сами, или исчезали, поэтому и приходилось решать все самой.

Ретт обхватил руками мягкий пушистый мех воротника и повернул к себе ее лицо:

– Ты устала от этого? Хочешь, чтобы было по-другому?

Скарлетт повела плечами и, высвобождаясь, отвернула лицо.

– Я потом тебе скажу, что я думаю по этому поводу, – она искоса глянула на Ретта и повела глазами в сторону водителя. Ретт понял, что она не хочет здесь выяснять отношения. Он, впрочем, тоже и не только здесь. Она приехала и, как он теперь догадывался, не для разрыва. Остальное уже неважно.

Он согласно кивнул и привлек ее к себе, преодолев небольшое сопротивление.

Глядя этим вечером на Кэтти, трудно было понять, когда она радовалась больше, когда вернулся отец или сейчас, с приездом матери. Она бегала вокруг них, заставляя и слуг носиться, сломя голову, поднося то одно, то другое.

Кэт тут же потащила мать осматривать дом, сообщая ей на ходу, какие приобретения они делали в расчете на то, что это понравится матери.

– Вот это ваши с папой комнаты, они рядом, – Кэт вопросительно взглянула на мать и радостно вздохнула, уловив ее заинтересованный взгляд.

Ретт оставался внизу, отдавая распоряжения слугам, как лучше накрыть стол и куда отнести вещи жены. Слуги и те с удовольствием включились в общую радостную суету, стараясь угодить новой хозяйке. Они до сих пор не понимали, как юной мисс хватает сил управляться с таким домом и куда подевалась жена хозяина. Все они были новые, их наняли, когда Ретт с Кэтти приехали в Нью-Йорк вдвоем, но по отдельным разговорам они знали, что мать девушки жива. Только вот почему она не здесь понять не могли. Слава Богу, сейчас все стало на свои места.

Вечером никого не ждали, хотелось побыть одним, посмотреть друг на друга. Джон Морланд решил навестить их позже, надеясь, что к его приезду все образуется.

Радостное оживление не спало и тогда, когда сели за стол. Все было очень вкусно приготовлено, стол накрыт превосходно, и Скарлетт похвалила Кэтти, сама удивляясь, что дочь так хорошо сумела все устроить.

– Я старалась, вспоминала, как все было у нас раньше, – Кэтти довольно улыбалась. – Но теперь я наконец освобожусь от всего этого. Если откровенно, – она бросила лукавый взгляд на отца, – мне это уже надоело. Можно мне теперь заняться своими делами?

– Это еще какими своими делами, – Ретт грозно посмотрел на дочь. – Какие у тебя могут быть свои дела?

– Тайно, папочка, тайна, – пропела Кэтти и, быстро взглянув на мать, поспешно добавила, – но она безобидная. Правда.

Кэтти в этот вечер быстро ушла к себе. То ли действительно утомилась и захотела отдохнуть, то ли для того, чтобы оставить их вдвоем. Дочь повзрослела, а они за своими проблемами и не заметили, когда и как это произошло.

Ретт принес плед и заботливо укутал им колени Скарлетт, когда она, проследив, чтобы слуги все как следует убрали, устроилась в кресле у камина.

– Отогрелась? Может быть, сказать, чтобы еще подбросили дров?

– Нет, не надо. Мне наоборот хочется выйти погулять. Не откажешься составить компанию? – Скарлетт насмешничала, издевалась, испытывая необъяснимое блаженство: «Вот он рядом. Она может взять его за руку, опереться на его сильное плечо». Но он не должен знать о том, что она сдалась. Голос Ретта прервал ее размышления.

– Я готов, если уж тебе так хочется поморозиться.

– Не только, – проговорила она с вызовом взглянув на его насмешливое лицо. – Я хочу поколотить тебя, но так, чтобы слуги не услышали твоих жалобных криков.

– О, тогда с удовольствием. Мне идти так или надеть пальто, чтобы твоим кулачкам было не больно драться?

– Ты посмеешься у меня, – Скарлетт нетерпеливо передернула плечами, пока Ретт с насмешливой улыбкой, нежно касаясь ее тела, заботливо укутывал ее в пушистые меха.

Деревья в саду отяжелели от покрывшего их снега, мягкие пушистые хлопья еще продолжали падать сверху, и все вокруг казалось сказочным видением. Снег мягко поскрипывал под ногами, когда они медленно пошли по запорошенной тропинке. Ретт хотел взять Скарлетт под руку, но она, остановив его движение, сама просунула свою руку под его, а он склонился к ней и нежно прижал к себе ее непокорную голову.

– Здравствуй, любимая, – прошептал он, заглядывая в ее загадочно сверкающие изумрудные глаза. – Я очень соскучился по тебе.

Она молчала, и он, обхватив ее, сжал в объятиях и прильнул своими губами к ее теплым губам.

– Пойдем в дом, – оторвавшись от нее, хриплым голосом сказал Ретт, но она помотала головой, все еще под впечатлением его страстного порыва. – Нет, потом… Я должна что-то сказать тебе.

– А может быть, не надо. Ведь я и так все понял. И главное то, что ты вернулась.

– Ретт, ведь я знаю, почему ты не возвращался так долго.

– Да, любимая, ты мне это уже говорила.

– Нет, я о другом. По-моему, я знаю даже то, что с тобой было, и из-за чего ты не мог приехать ко мне.

Заметив его недовольное движение, она схватила его за рукав. – Я больше не буду говорить об этом, но… мне нравится, что ты такой…

– Я просто счастлив, что ты наконец-то меня оценила. Могу я надеяться, что ты не изменишь скоро своего мнения?

Скарлетт счастливо засмеялась.

– А это уж будет зависеть от тебя.

Они еще немного прошли молча, потом Ретт решительно повернулся к жене, поднял ее на руки и понес к дому.

– Отпусти, ведь нас могут увидеть. – Скарлетт колотила его по плечам, но не больно и не очень стараясь вырваться из его сильных объятий.

– Пусть все видят, какое сокровище я нашел. Ведь ты мое сокровище, не так ли? Ну чего ты молчишь? – Ретт смеялся и своими заиндевелыми усами щекотал ей лицо.

– Так, но я…

– Все, все. Ты – это ты. Самостоятельная, независимая, дерзкая… какой тебе еще угодно быть? Если бы ты была другой, я не стал бы добиваться тебя, – хриплым шепотом выдыхал Ретт, не отпуская ее.

ГЛАВА 47

Ретт и Скарлетт на цыпочках, словно два преступника, прокрались в дом. Ретт помог жене снять пальто и, так же на цыпочках поднимаясь по лестнице, прошептал ей на ухо.

– Комната Кэтти в другой половине дома, она не увидит нас, а слуги уже спят.

– А разве в этом есть какая-то разница? – Скарлетт явно дразнила Ретта, глядя на него большими зелеными глазами. Его одолевала сумятица чувств. Он ничего не ощущал, кроме страстного желания. Он хотел ее каждой частичкой души и тела.

Ретт собрался с мыслями только тогда, когда они добрались до спальни, где Скарлетт встала перед ним по-прежнему грациозная, нежная и безумно желанная. Она смотрела на него сквозь опущенные ресницы, и Ретт неожиданно подхватил ее, как куклу, на руки, бережно понес на кровать, положил и начал медленно раздевать.

В комнате было темно, и Скарлетт ничего не видела. Она только ощущала, как губы Ретта, его руки ласкали ее, пока он медленно, касаясь кончиками пальцев ее трепетного тела, снимал с нее одежду. И вот она лежала совершенно раздетая, хрупкая, прекрасная.

– Ретт, – голос Скарлетт был кротким и казался совсем юным.

– Да? – даже в полной темноте она чувствовала, что Ретт улыбается.

– Я люблю тебя, – Ретт рывком сдернул с себя остатки одежды и кинулся в хрустящие простыни рядом со Скарлетт.

– Я тоже очень тебя люблю, – он нежно прикасался к лицу Скарлетт, его руки ласково гладили ее тело, каждый его изгиб. Затем Ретт приблизился к лицу Скарлетт, долго и крепко целовал ее губы. Когда он почувствовал, что Скарлетт не меньше его охвачена желанием, он сжал ее в объятиях и, уже не сдерживая себя, овладел ею, испытывая давно уже позабытое наслаждение от обладания любимым телом.

Наконец-то, любимая, – его усы приятно щекотали ей ухо, и она со страстью отдавалась ему, тоже шепча что-то неразборчивое и приятное.

Они еще долго ласкали друг друга, пока наконец, оба не успокоились и умиротворенно откинулись в постели. Ретт продолжал обнимать жену, чувствуя ее трепет, крепко прижимал к себе.

– Я люблю тебя, дорогая… Скарлетт, как я люблю тебя. Всем своим сердцем, всем существом. – Даже в темноте Ретт увидел, как Скарлетт подняла на него глаза, и продолжал целовать ее, останавливая время, чтобы доставить себе и ей еще большее наслаждение.

– Тебе хорошо?

Скарлетт медленно кивнула, все еще не овладев дыханием:

– Ах Ретт… – она нежно улыбнулась мужу, и неожиданно стукнула его кулачком по спине.

– Что-то не так, милая? – Ретт, не разжимая объятий, повернул ее к себе и нежно прижал. – Я что-то не так делаю? – Он беспокойно глянул в ее подернутые истомой глаза. Но Скарлетт смеялась, снова и снова прижимаясь к его телу.

– Ты только подумай, что мы потеряли с тобой целую вечность!

Ретт рассмеялся:

– Ты глупая, и я люблю тебя! – он склонился над Скарлетт, лаская рукой ее обнаженное прекрасное тело, ощущая шелковистость ее кожи, упругость ее по-молодому округлой груди: «О Боже, как долго я был лишен всего этого».

Ретт опять впился губами в ее рот, потом оторвался и лег, опершись на локоть.

– Не хотите ли вы подняться, миссис, и пойти к себе?

Скарлетт озорно посмотрела на мужа и пожала плечами.

– Ты хочешь этого? Или разрешишь мне остаться здесь?

Ретт кивнул, ощущая полное блаженство.

– А ты? Ты хочешь остаться?

Скарлетт лежала на спине среди подушек и чувствовала себя еще счастливее, чем даже мгновение назад.

– Да, навсегда!

– И ты хорошо подумала, Скарлетт? Ты не передумаешь?

При этих его словах Скарлетт засмеялась, удобней устраиваясь на кровати. Сейчас ей было удивительно, что она так долго решала: вернуться или не вернуться. Неужели у нее могли когда-то возникнуть сомнения в том, что Ретт – единственный мужчина на свете, который ей нужен.

– Ретт, мне кажется, что ты обманывал меня насчет своей болезни. Ты это, наверное, придумал для того, чтобы погулять на свободе, потому что никто не сможет мне доказать после сегодняшней ночи, и ты сам, в том числе, что с тобой что-то могло быть не так.

Ретт тихо засмеялся и потом нежно прошептал ей на ухо.

– Наверное, ты ужасно устала, дорогая? Скарлетт покачала головой. Ретт снова овладел ею, и в этот раз она опять что-то мягко бормотала, издавая возгласы блаженства. Ее черные волосы спутались, лицо побледнело от утомления, но в ее глазах Ретт видел такое же желание, какое испытывал и сам.


На следующий же после приезда день Скарлетт вместе с Кэтти отправилась к Бо и Джейн, ей не терпелось увидеть маленького Джимми Уилкса. Она надеялась, что там не будет Дэвида, Скарлетт еще не была готова к встрече с ним, хотя никакой вины за собой не чувствовала: так распорядилась судьба. Единственное, о чем сожалела Скарлетт, так это то, что Дэвид, как писал ей Бо, очень тяжело пережил все, что с ними тогда произошло. Он еще больше погрузился в работу, а с рождением внука все свободное время посвящал ему.

Джейн после рождения Джимми еще больше похорошела, ее прелестное лицо напоминало теперь облик Мадонны, особенно когда она держала малыша на руках, а он радостно аукал, пытаясь поймать крохотными ручонками солнечные блики на ее платье.

Джейн была дома одна с Джимми, Бо уехал в театр и обещал быть попозже.

– Милая девочка, ты великолепно выглядишь! – Скарлетт поцеловала Джейн, и они пошли в детскую, куда уже успела убежать Кэтти, которая теперь возилась с малышом, подставляя ему палец, за который он цеплялся и, напрягая спинку, пытался сесть.

– Боже Джейн, да он же вылитый Бо в младенческом возрасте.

– Да, отец Бо тоже так считает. Он гостил у нас недавно и много возился с Джимми. Маленький уже успел к нему привязаться и к моему… папе тоже…

Джейн немного запнулась, когда говорила об отце, но Скарлетт поняла, что она намеренно упомянула его, давая ей понять: то, что произошло тогда, осталось в прошлом, и никто из них не должен жить с чувством вины.

Скоро приехал Бо, тут же был накрыт чайный стол, и Бо, не давая Скарлетт передышки, забросал ее вопросами о Таре, Уэйде, младших детях. Ему хотелось знать все о Салли и Фредди, о том, как они себя чувствуют и как им нравится жить в Таре.

Раскапризничался Джимми, и няня пришла за Джейн, с ней вместе ушла и Кэт. Бо и Скарлетт остались одни. Бо с удовольствием оглядел Скарлетт и поцеловал ей руку.

– Тара пошла тебе на пользу, тетя.

– Да, Бо, я пришла в себя. У меня было время подумать обо всем…

– Ты его простила, тетя?

– Это не то, мой милый Бо, я говорю тебе, что у меня было время, и я много думала и много поняла… Ретта не за что прощать. – Скарлетт движением руки остановила негодующий жест Бо. – У него на самом деле была причина так поступить. И потом, мой мальчик, я люблю его…

– Но ведь ты так много пережила, тетя, и причиной этому был он.

– Ты еще не знаешь жизни, Бо. Мы оба с Реттом много пережили и не вправе дольше мучать друг друга.

Бо, пока она говорила, слушал, не сводя с нее глаз, неопределенно покачивая головой, и непонятно было: то ли он соглашался с ней, то ли удивлялся ее бесконечному терпению.

– И прошу тебя, Бо, ради нашей прошлой жизни, не избегай его, приходите с Джейн к нам в дом.

В эту минуту на пороге гостиной появилась Кэт и приостановилась, услышав последние слова матери. Бо заметил ее и, улыбнувшись, кивнул.

– Чего ты крадешься, Кэтти. Входи смелей.

– Я надеюсь, Бо, что ты хотя бы маму послушаешь и будешь бывать у нас.

– А я и не отказывался, – схитрил Бо, – просто у меня действительно было много дел.

– Ладно, Бо, так и быть, я поверю тебе и буду надеяться, что ты впредь будешь меньше занят.


Кэтти выпорхнула из такси, чтобы остаток пути пройти пешком, ощущая в волосах дуновение ветра. Ее волосы были, по-прежнему, прямыми и длинными, и сегодня они развевались за плечами, как черный факел.

– Куда торопитесь, красавица? На работу еще слишком рано, – услышала девушка знакомый голос с британским акцентом. Она с удивлением оглянулась через плечо и увидела молодого мужчину в твидовом пальто и красной кепке. Это был Бэн Брэдли, новая звезда их театра, который играл все ведущие роли в репертуаре этого года.

– Ах Бэн. Я хотела наконец-то свести концы с концами, доделать кое-что.

– Я тоже. А в 4-30 у нас короткая репетиция, собираемся изменить начало второго акта.

– Почему? – Кэтти с интересом посмотрела на актера. Они в это время подошли к зданию театра, и он открывал перед ней дверь.

– Не спрашивайте меня, – Бэн по-мальчишески пожал плечами, – я только исполняю их волю. Никак не могу понять этих сценаристов, все что-то переписывают, доделывают. Сумасшедшие, вот мое мнение. Но это театр. – Бэн на мгновение задержался на пороге своей гримерной и оглядел Кэтти долгим, дружеским взглядом. Он был на голову выше ее, голубоглазый, темноволосый. В облике молодого человека было что-то трогательное, невинное, может быть, во многом благодаря его британскому происхождению и свету, исходящему из глаз.

– А не пойти ли нам куда-нибудь вместе пообедать сегодня?

Кэтти с удивлением взглянула на Бэна.

– Скорей всего, нет. Я перекушу прямо здесь, бутерброды.

– И я, – Бэн скорчил гримасу, и оба рассмеялись. – Может быть, зайдете ко мне? – Бэн жестом пригласил Кэтти к себе в гримерную, девушка неопределенно пожала плечами, подумала мгновение, затем кивнула.

– Конечно.


– А что было потом? – Бэн смотрел на Кэтти с нескрываемым восхищением. Они болтали, сидя на простых стульях, в его гримерной уже полчаса.

– Затем я работала над «Лисицей в курятнике», «Маленьким городом», ну, что там еще… – Кэтти вспоминала, потом усмехнулась: «Ах, да! «Клавелло».

– Вы работали и над этим?! – Бэн был потрясен, – Боже, Кэт, вам удалось поработать значительно над большим количеством пьес, чем мне, а я уже в театре 10 лет.

Кэтти была удивлена этим сообщением.

– Вы выглядите значительно моложе, трудно представить, что вы работаете в театре так давно. Сколько вам лет? – Кэтти, не смущаясь, задала этот вопрос Бэну. За последние полчаса они стали друзьями. С Бэном было легко общаться, он был очень забавный и искренний, в отличие от многих других, с кем Кэтти приходилось встречаться в театральном мире. Не говоря уже об отсутствии духа товарищества, в атмосфере все время чувствовалось соперничество и зависть. Но сейчас Кэтти это мало касалось. Она была всего-навсего помощником режиссера и то временно, как они и договорились со Стивом. Она могла в любой момент уйти из театра, если отец что-то заподозрит. Хотя все, что происходило в театре и на сцене, безумно интересовало ее: Кэт каждый вечер смотрела спектакли, и они не надоедали ей, наоборот, с каждым разом, оказывали все большее магическое воздействие.

– Мне двадцать шесть, – почти с гордостью сообщил Бэн, на самом деле выглядевший совсем мальчишкой во взрослой одежде.

– Давно в Штатах?

– С начала репетиций. Четыре месяца.

– Нравится? – Кэтти свободно откинулась на спинку дивана. Она уже почти не стеснялась его и чувствовала себя в его обществе совершенно спокойно.

– Очень. Полжизни отдал бы, чтобы остаться здесь.

– А есть возможность?

– Только по временным визам. Но Боже, это столько хлопот. Ты не можешь представить себе, сколько нервов и времени отнимают попытки добиться вожделенной «зеленой карты».

Кэтти пожала плечами.

– Это еще что такое?

– Разрешение на постоянное гражданство, возможность работать и так далее. Можно считать подарком судьбы, если удается купить его на черном рынке. Но это очень трудно.

– Что ты намерен делать, чтобы получить зеленую карту?

– Сотворить маленькое чудо, не меньше. Не знаю, это так сложно. Лучше не спрашивай. А ты? – Бэн помешал свой кофе, серьезно посмотрел на Кэт, неожиданно смутившуюся от взгляда его голубых глаз, излучающих нежность.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты же знаешь, – улыбаясь, пожал плечами Бэн. – Жизненные параметры, возраст, размер обуви?

Кэтти усмехнулась, размышляя, стоит ли ей обидеться, наконец, ответила:

– Ну, про размер обуви я, пожалуй, могу тебе сказать, а остальное – не твое дело.

– Замужем? – спросил, заинтригованный, Бэн.

– Нет.

– О, это уже кое-что! – Бэн в восторге укусил свой палец, и оба рассмеялись.

– Есть жених? – но и в этот раз Кэтти отрицательно покачала головой. – Вот и хорошо!

– Отчего? – Кэтти с любопытством смотрела на Бэна.

– Все женихи – сущие узурпаторы. Они не самое большое подспорье в карьере. Постоянная ревность, придирки. Желание заиметь тебя в полную собственность. – Это заявление напомнило Кэтти подобные же высказывания и других актеров, заставило подумать о собственном отце, который никуда не хотел отпускать от себя их с матерью, наверное, тоже считал их своей собственностью. А Бэн тем временем вновь улыбнулся девушке.

– Кэтти, чертовски рад слышать, что ты незамужем. И, – парень весело взглянул на нее – не забудь сообщить мне, когда соберешься. Я к твоим услугам. – Но Кэт разозлилась и резко ответила ему:

– Бэн Брэдли, друг мой, не состарься, дожидаясь этого, – махнув рукой и улыбнувшись, Кэтти подошла к двери и простилась: – До встречи.

Кэтти вновь встретила Бэна тем же вечером при выходе из театра, когда они одновременно оказались на улице, прячась от холода в воротники.

– Боже, как холодно. Только Богу известно, что удерживает тебя в Штатах.

– Иногда я и сам задаю себе этот вопрос. – Они побежали к перекрестку, отворачивая лица от ледяной изморози.

Кэтти крикнула Бэну:

– Ты сегодня прекрасно играл.

– Спасибо, – Бэн вопросительно повернулся к девушке, ухватив ее за локоть, – поедем на такси?

Но она только покачала головой: – Нет, спасибо.

Бэн огорченно пожал плечами и пошел дальше, а Кэтти повернула за угол, где стояла машина Барта, уже с работающим мотором. Он настоял, что не скажет отцу о ее тайне, если она будет пользоваться его машиной, чтобы ей не пришлось ходить по вечерам в таком небезопасном районе, в котором был расположен театр.

Кэтти оглянулась через плечо, не смотрит ли кто за ней и юркнула в автомобиль. А Бэн, перейдя на другую сторону улицы, вернулся, как будто забыв попрощаться. Ему открылась ошеломительная картина: Кэтти садится в длинный, роскошный автомобиль. Бэн глубже спрятал руки в карманы, поднял от удивления бровь и с улыбкой пошел своей дорогой.

ГЛАВА 48

Скарлетт надела серьги с бриллиантами, провела гребнем по волосам накрутила их на руку и уложила великолепным пышным узлом. Ее фигура казалась легкой и воздушной в серебристом пеньюаре и в тон ему сафьяновых туфельках. Она легко повернулась и увидела свое отражение в зеркале, занимающим всю стену ее комнаты. Сегодня был день рождения Скарлетт, и все утро она находилась в состоянии блаженного покоя. Ретт сам проследил, чтобы все было как следует подготовлено к приему гостей, а Скарлетт долго валялась в постели, потом так же долго принимала ванну. Завтракала она уже ближе к полудню, когда Ретт уехал по делам. Он обещал приехать пораньше, чтобы побыть с ней вдвоем до приезда гостей.

На лестнице появилась Кэтти, она уже была готова к выходу, но, увидев мать одну в гостиной, быстро сбежала вниз и устроилась рядом на диване.

– Кто будет сегодня? – Кэт с приездом матери освободилась от своей роли хозяйки дома и была бесконечно рада этому.

– Как всегда: Спенсеры, Уинфильды, конечно. Бо с Джейн, Барт…

– Очень хорошо, я уже давно не видела Барта. Хочу предложить ему, чтобы он пригласил меня в театр.

– Кэтти, постыдись. Как ты можешь так бесцеремонно обращаться с Бартом? У него свои дела, своя жизнь. Мы можем пойти в театр вместе: ты, я, папа. И потом тебе никогда не приходило в голову, что Барт несколько староват для твоего кавалера.

Кэтти рассмеялась и весело посмотрела на мать.

– Мама, ты становишься ужасно старомодной. Я не собираюсь выходить за Барта замуж или обольщать его, – Скарлетт в ужасе посмотрела на дочь, а Кэт, не обращая внимания на реакцию матери, продолжала:

– Мы с Бартом – друзья. И потом мне надо поговорить с ним. Сегодня будет не до этого, а идти к нему домой… Фи, – Кэтти состроила гримаску, – вот это и в самом деле неприлично: молодой девушке идти в дом старого холостяка…

Скарлетт тоже засмеялась, глядя на озорное лицо дочери. Слава Богу, Кэтти казалась довольной жизнью, и весь этот год, что они вместе, была веселой и жизнерадостной. О прошлых перипетиях они не вспоминали.

– А что за секреты у тебя с Бартом? Может быть, я тоже удостоюсь чести, ты и меня посвятишь в них?

– Почему бы и нет?.. Я уже давно хотела рассказать тебе… Только ничего не говори папе…

– Не говорить папе?! – Скарлетт не могла поверить своим ушам, хотя ей стало очень приятно от того, что дочь доверяет ей; как оказывается, больше чем Ретту. Она уже и не надеялась на то, что когда-нибудь это случится. Но потом вдруг ее охватила тревога: «А что, если…».

– Мама, да не переживай ты так. Со мной ничего не случилось. Я теперь стала даже благоразумнее, чем ты. – Кэтти смеялась над испугом матери, а Скарлетт пришла в ужас от ее слов и вольностей. Ей даже представить было трудно, чтобы она когда-нибудь позволила себе так говорить со своей матерью. Во-первых, Джеральд и Мамушка ее сразу прибили бы на месте, а потом она бы и сама не посмела. Правду говорят, что времена меняются, и молодежь становится вольной, неуправляемой.

Ей хотелось, чтобы Кэтти так же боготворила ее, но… Скарлетт решила, что не мешало приструнить расшалившуюся дочь.

– Кэтти, как ты со мной разговариваешь?..

– Прости, мамочка, не сердись, ведь я шучу. Мне просто весело, и я очень люблю вас с папой.

Ну, хорошо, – сменила гнев на милость Скарлетт, – так что ты хотела рассказать мне?

Кэт стала серьезной, она поднялась с дивана, молча прошлась по комнате, как бы собираясь с мыслями.

– Я вернулась в театр, – наконец выпалила она.

– То есть, как вернулась? Почему же Бо мне ничего не сказал? Он что, дал тебе роль?

Кэтти довольно улыбнулась.

– Во тоже об этом не знает. Я работаю не у него и не актрисой, а так… просто работаю.

Скарлетт была в полном замешательстве. Она встала, обняла дочь и усадила ее рядом с собой.

– Подожди, подожди, расскажи-ка все по порядку. Я не совсем понимаю, что значит, просто работать в театре.

– Постарайся понять меня, мама. Я больше не хочу становиться актрисой. Папа категорически против, и я не могу не считаться с этим. Но мне надо бывать в театре, дышать его воздухом, жить той жизнью… В театре есть много и другой работы… технической…

– Но зачем тебе заниматься технической работой? – Скарлетт не могла скрыть своего изумления. – Кэтти, нельзя же в конце концов терять голову из-за своего увлечения. Я знаю, ты любишь театр… но не до такой же степени… Ты что, подметаешь там сцену? И зачем это?

– Нет, сцену я не мету, но занимаюсь именно технической работой. Это дает мне возможность узнать театральную жизнь изнутри. И это не увлечение, мама. Мне надо это знать. Дело в том, что я пишу пьесу и собираюсь этим заниматься и дальше…

– О Боже! – в первую минуту Скарлетт подумала, что у ее дочери опять начались рецедивы психического расстройства. «Не иначе. Как же я могла не заметить этого? Мне наоборот казалось, что она успокоилась, и все у нее стало нормально». – Она молчала, не зная, что ответить дочери «С врачом что ли посоветоваться? Боже! Как же так получилось?»

– Но почему ты не хочешь, чтобы знал отец? – Скарлетт теперь уже не радовалась, что Ретт не в курсе секретов дочери, вместе они нашли бы какой-нибудь выход.

– Папа не поймет, он запретит мне работать там, а ты поймешь…

– И об этом ты хочешь поговорить с Бартом?

– Барт знает об этом, – заметив укоризненный взгляд матери, Кэт ткнулась лицом в ее плечо. Скарлетт машинально погладила ее по голове «Да, я и в самом деле проглядела ее. А еще удивлялась, почему она так изменилась: веселится, ласкается, а сама принимает серьезные решения, не посоветовавшись ни с кем. Да и Барт тоже хорош, ничего не сказал…»

…только ты пожалуйста, мама, не упрекай его и не сердись, я взяла с него слово, что он никому об этом не скажет. Он тоже чувствует определенную неловкость и уже много раз порывался поговорить с папой или с тобой, но я уговорила его не делать этого. Я должна была сказать вам сама. Бот я и говорю, но только тебе, а папе… потом.

– И мы будем с тобой, как два заговорщика?

– Три, ты забыла Барта.

– Мне не до шуток, Кэтти, – Скарлетт и в самом деле была озабоченна, не зная, что предпринять в данной ситуации. Она понимала, что дочь не переубедишь, но ведь и Ретта тоже. Если он когда-то высказал дочери свое решение относительно театра, то менять его не будет. «Это как Дэвид с Джейн», – Скарлетт всегда с теплотой вспоминала Дэвида Бредбери, один раз они даже виделись на премьере нового спектакля Бо. И он тогда так деликатно дал ей понять, что тоже с нежностью вспоминает ее и ей не в чем винить себя. Но с Джейн он поступил очень решительно, когда запретил ей даже думать о театре. А впрочем, Джейн ведь никогда и не стремилась заниматься этим, во всяком случае, не была так увлечена, как. Кэт.

Скарлетт размышляла, позабыв о дочери, а Кэт смотрела на нее с легкой усмешкой, с какой обычно взрослые смотрят на своих любимых чад.

– Мама, ты не ломай себе голову, пожалуйста. Дело уже сделано, и я не собираюсь ничего менять. Ведь я тебе сказала не для того, чтобы спросить разрешения, а просто, чтобы ты знала… И кроме того, я работаю там уже год.

– Ну, если так, то я приму к сведению и на этом разговор закончим. А с отцом разбирайся сама, – решила Скарлетт. «В конце концов я уже достаточно с ними навозилась, пусть теперь он сам испытывает все прелести отцовства. Он полагает, что одними запретами можно добиться послушания, вот пусть узнает, что из этого получается».

Кэтти, поцеловав мать, убежала, и Скарлетт опять осталась одна. До приезда гостей оставалась еще масса времени, и делать было совершенно нечего. Когда-то у нее и минутки свободной не было, и жизнь была другой – наполненной, веселой. А сейчас сплошная тоска. И неожиданно Скарлетт подумала, что снова завидует своей дочери. У Кэт есть дело, которым ей нравится заниматься.

В последнее время Скарлетт заскучала. Все у нее было до такой степени благополучно, что ей, привыкшей к постоянному преодолению жизненных невзгод, сполна выпавших на ее долю, порой как будто чего-то не хватало, она металась в своем роскошном доме, не зная, чем заняться и как убить время. Чаще всего это случалось, когда Ретт был в отъезде, дела в Колорадо требовали его постоянного присутствия. Но он возвращался, и все становилось на свои места. Жизнь приобретала смысл, и Скарлетт успокаивалась.

Но временами даже присутствие мужа не приносило ей утешения. Ее деятельная натура требовала занятий, достойных ее трезвого практичного ума.

– Ретт, милый, возьми меня с собой в Колорадо, – она просила его, умоляла, чтобы он и ей позволил заняться делами, – ведь я не кукла какая-нибудь, я умею работать.

– Отдыхай, развлекайся, занимайся домом, – Ретт был категоричен и даже слушать не хотел, чтобы его жена снова занималась делами. – Чего тебе еще не хватает? Ты уже достаточно наработалась в своей жизни. И потом, ты ведь уже занималась только домом и детьми еще до того, в Сан-Франциско. И все было в порядке.

Они не договаривались, но ни он, ни она и никто из близких, переживших трагедию, старались не упоминать о катастрофе на «Гермесе». И если им все-таки приходилось вспоминать, то говорили об этом не иначе, как «до того» или «после того», и все понимали, о чем идет речь.

– Но, Ретт, – не соглашалась Скарлетт, – тогда дети были маленькими, и я вынуждена была заниматься домом.

– Забери Салли и Фредди, и у тебя будет чем заниматься.

– Я бы с удовольствием, но они тоже как будто приросли к Таре и никуда оттуда не хотят уезжать. И Уэйд хочет, чтобы они оставались с ним.

Ретт не сдавался.

– Найди себе какое-нибудь еще занятие. Есть ведь женские клубы, разные благотворительные общества… да мало ли что.

– Фи, Ретт, ты ведь знаешь, что это не для меня, сидеть с этими глупыми курицами и кудахтать над какой-нибудь ерундой.

– Да уж, в этой роли я тебя не представляю, – засмеялся он, а потом взмолился. – Но, Скарлетт, ради Бога, найди себе что-нибудь, достойное красивой женщины. Я не хочу, чтобы ты влезала в этот грязный мир. Сейчас бизнес строится на жестокости. Зачем тебе это?

Скарлетт злилась, но Ретт был неумолим, и ей приходилось мириться со своим бездельем.

По воскресеньям Батлеры давали небольшие вечера, приглашая человек 12–14. Иногда Ретт возил ее в оперу, на премьеру или они шли просто поужинать в ресторане.

Скарлетт усмехнулась: «Когда-то она мечтала о такой жизни, а впрочем, нет… разве только тогда, когда уж слишком уставала от дел…». Она почувствовала, что начинает злиться и сразу же одернула себя: «Не сегодня. Не надо портить себе торжество». Она побежала, наверх и принялась перебирать наряды, решая, что сегодня надеть. Наконец выбрала платье своего любимого темно-зеленого цвета.

Скарлетт улыбнулась, глядя на свое отражение в зеркале, любуясь платьем, которое удивительно шло ей. Она поправила складки на юбке. Плечи и руки оставались полностью обнаженными, только шея была охвачена тканью, застегнутой сзади на крючки. Платье напоминало паутину, готовую слететь от первого дуновения, но такой опасности не существовало, все было продумано до мельчайшей подробности. Проверив еще раз бриллиантовые серьги и осмотрев тщательно прическу, Скарлетт бросила последний взгляд в зеркало и осталась довольна.

Неплохо для дамы моих лет, – прошептала она и усмехнулась.

– Совсем неплохо, моя любимая, – Скарлетт с удивлением повернулась. Она не заметила, что муж уже давно наблюдал за ней из дверного проема.

– Лазутчик, подсматривал. Я не видела, как ты вошел.

– У меня не было намерений подглядывать. Просто хотел видеть, как ты выглядишь. А выглядишь ты…, – Ретт оценивающе улыбнулся, нагнулся, чтобы поцеловать губы жены,—…. неотразимо. Он сделал шаг назад, еще раз посмотрел на Скарлетт. Она казалась ему еще прекрасней, чем раньше, в молодые годы. Ретт, довольный, улыбнулся.

– Это тебе, дорогая. Ко всем твоим прелестям…, – глядя на жену, он вынул из кармана и передал ей коробочку из темно-синего бархата. Таких коробочек Ретт уже много подарил Скарлетт со дня их женитьбы и особенно в этот год. Он осыпал жену подарками, баловал ее с первого же дня ее возвращения из Тары.

– Ах Ретт! – Скарлетт смотрела, как Ретт протягивает ей очередной подарок в бархатной коробочке. – Что еще можешь ты подарить мне? Уже так много подарено.

– Глупости! Открой, – когда Скарлетт открыла коробку, Ретт улыбнулся ее радостному возгласу.

– Ретт! Не может быть.

– Почему не может?

– Это было восхитительное колье с жемчугом и бриллиантами, которое Скарлетт увидела однажды на Вэн Клифф и не могла не залюбоваться им. Она тогда в шутку сказала Ретту, что такие дорогие и удивительно прекрасные вещи дарят только любимым женщинам, причем, очень элегантным. Эта теория жены удивила Ретта, и он привел ей массу примеров элегантных женщин света, которых он знал, и которые имели колье из сапфиров, бриллиантов, рубинов, но она продолжала настаивать, что женщина, обладающая по-настоящему хорошим вкусом, предпочитает колье из жемчуга. Ретт принял к сведению замечание Скарлетт. И как все, что говорила ему жена, не забыл. Ретт с нетерпением ожидал ее день рождения, чтобы подарить ей колье из жемчуга. То, которое Ретт выбрал, было украшено еще и бриллиантами, висящими красивыми, овальными каплями. Когда Скарлетт примеряла на себя украшение, вместо удовольствия от обладания красивой вещью Ретт увидел в ее глазах боль и растерянность, она неожиданно прижалась к мужу, обняла его и положила голову на грудь.

– Все хорошо, дорогая… Мы вместе, и ты моя самая любимая. – Ретт коснулся ее лица и поцеловал.

Но тревога и растерянность в глазах Скарлетт не исчезли.

– Никогда не оставляй меня, Ретт… никогда… я не вынесу этого. – И причина ее просьбы была не в бриллиантах и жемчуге, подаренных Реттом, а в том, что он всегда все понимал, всегда все знал, всегда был рядом. Скарлетт знала, что всегда может положиться на мужа, рассчитывать на него. Ужасающей, сводящей с ума была мысль о том, что его в один прекрасный день не будет с ней. Эта мысль была невыносима. А что, если в один прекрасный день он разлюбит ее? Или оставит беспомощной и одинокой, как это случалось уже в их жизни не однажды?.. Глядя на Скарлетт, Ретт понял причину боли, возникшей в ее глазах.

– Я всегда буду с тобой, любимая. Я никогда не оставлю тебя. Никогда.

Затем они спустились вниз, Ретт крепко обнимал жену за плечи. Через несколько мгновений прозвенел звонок входной двери, пришли первые гости. Гостям помогал бармен, два дополнительно нанятых на этот вечер дворецких и несколько слуг. Сегодня Скарлетт не делала абсолютно ничего. Все организовывал сам Ретт, и Скарлетт оставалось только отдыхать и веселиться.

Она стояла в ослепительном царственном блеске рядом с Реттом, держа в руке бокал шампанского, оглядывая свои владения, где она была женщиной, влюбленной, женой.


В театре уже царила суета, повсюду сновали люди, начали подъезжать звезды. Кэт заметила Бэна, который шел вдоль задней сцены, одетый в серые брюки и черный глухой свитер.

– А, Кэтти! – он был единственным из труппы, упорно называющий ее уменьшительным именем.

– Привет, Бэн. Как дела?

– Полное безумство. Они хотят еще что-то изменить, – пьеса была новой и ожидали новых изменений в ней, написанных в последнюю минуту, хотя нельзя было сказать, что Бэн так уж сильно был возмущен этим.

– Я хотел позвать тебя после пообедать, но не смог найти.

Кэт непринужденно улыбнулась.

– Я принесла из дома бутерброды.

– Мама приготовила? – Кэтти рассмеялась, но она не могла сказать, что бутерброды – дело рук не мамы, а кухарки.

– Тогда приходи ко мне пить кофе немного позже.

– Извини, но не сегодня, – Кэтти должна была быстрей вернуться домой. Отец последнее время заинтересовался, где она бывает и чем занимается. Поэтому она не могла долго задерживаться в театре. Только раз или два за все время работы в театре Кэт ушла домой поздно, вместе со всей труппой. Но теперь она не могла себе этого позволить.

Бэн посмотрел на Кэт разочарованным взглядом и удалился. Она не видела его до окончания спектакля. А потом он сам нашел ее, когда она, прежде чем уйти домой, выключала свет и проверяла, все ли в порядке.

– Как тебе нравятся изменения в пьесе, Кэтти, – Бэн с интересом посмотрел на девушку, присев на стул, а Кэт задумалась, прежде, чем ответить, сузила глаза, вспоминая суть изменений, освежая пьесу в памяти.

– Совсем не нравятся. Я думаю, в них не было необходимости.

– Согласен. Слабо сделано. Я уже говорил тебе, сценаристы-шизофреники.

Кэт снова улыбнулась Бэну.

– Да. Может быть.

– Пойдем, выпьем кофе? – Но Кэтти отказалась.

– В другой раз, Бэн. Извини, не могу.

– Машина ждет? – слова Бэна звучали немного нагло, и Кэт прямо посмотрела ему в глаза.

– Надеюсь, что да, – Бэн выглядел раздраженным, и Кэтти, надевая пальто, рассердилась на него. У него не было права злиться, что она отказалась идти с ним, Абсолютно никакого права. Кэт была очень недовольна, что ее отказ вызвал его раздражение, но неожиданно она поймала себя на мысли, что боится, если Бэн не позовет ее снова. Тем не менее Кэт достала сумочку, надела шляпу и вышла. «Прочь Бэн Брэдли. Ты ничего не значишь в моей жизни!»

Кэт стремительно прошла вдоль улицы до угла, ощущая резкий пронизывающий ветер, поторопилась к ожидающему ее автомобилю, рывком открыла дверь, и только собиралась сесть в него, как услышала сзади себя голос. Девушка в изумлении повернулась. За ней стоял Бэн, с поднятым воротником пальто.

– Не могла бы подвезти меня?

Несмотря на холод, Кэт вспыхнула от смущения. Бэн был первым человеком, заметившим, что за ней приходит машина. И она ничего не могла произнести, кроме удивленного: «Ах!»

– Заходи, заходи, красавица, я уже замерз. А такси нет. – Бэн уже видел ее, так какая разница? Мгновение Кэт оценивала ситуацию, затем отрывисто ответила:

– Ну, хорошо, – девушка забралась в машину, Бэн сел рядом с ней. Кэт повернулась к нему, рассерженная его бесцеремонностью.

– Где тебя высадить? – Бэн, казалось, не замечает смущения, в которое ввел девушку. Названный им адрес находился в Сохо.

– Там у меня комнатушка. Может быть, зайдешь в гости? – Кэт совсем рассердилась его настойчивости.

– Спасибо, нет.

– Почему такая сердитая? – улыбаясь, Бэн посмотрел на девушку с восхищением. – Мне кажется, тебе понравится.

Кэт вспыхнула от гнева, она резко подняла стекло, отделяющее заднее сиденье от водителя, и с жаром набросилась на Бэна.

– Хочу напомнить, что я не давала повода.

– Какая разница? Я же не предложил тебе ничего из рук вон непристойного. Не собираюсь стаскивать с тебя платье. Я же не целую тебя за спиной водителя. Только попросил подвезти меня. Чем я так тебя обидел? Твой старик так ревнив?

– Я не собираюсь перед тобой отчитываться, кем бы мне этот старик не приходился. – Кэт отвернулась и сидела в напряженном молчании, пока они ехали до дома Бэна. Когда машина остановилась, Бэн дружелюбно протянул руку.

– Прости, если расстроил тебя, Кэтти, – голос мужчины был мягким, почти мальчишеским, – я, в самом деле, не хотел этого, – и, опустив голову, добавил, – я бы хотел быть твоим другом.

Кэт посмотрела на Бэна и что-то шевельнулось в ее душе.

– Прости, Бэн… не считай меня такой грубой… я так неудобно чувствовала себя по поводу этой машины… не сердись на меня. Ты не виноват.

Бэн бережно поцеловал Кэт в щеку – дружеский поцелуй.

– Спасибо за это, – и чуть поколебавшись Бэн добавил, – ты не рассердишься на меня, если я снова приглашу тебя на чашку кофе? – он казался искренним и взволнованным, Кэт не могла сказать ему «нет». Но ей так хотелось домой, к отцу. Хотя… она была слишком резка с этим актером-англичанином.

Кэт вздохнула, кивнув головой.

– Хорошо. Но только не надолго. – Она сказала водителю, чтобы он ждал внизу, а сама пошла за Бэном по бесконечной, узкой лестнице. Наконец, когда Кэт начала подумывать, что скоро они, наверняка, достигнут поднебесья, Бэн остановился и распахнул тяжелую стальную дверь, а за ней девушке открылась наполненная очарованием комната. Бэн нарисовал на потолке облака, в углах росли удивительные деревья, комната была наполнена экзотическими восточными вещами: соломенными циновками, небольшими вазами, огромные удобные кресла были застелены нежно-голубыми покрывалами. Это оказалась не просто квартира, а рай, зеленый сад, над которым плыли по светло-голубому летнему небу причудливые облака.

– Ах, Бэн, это восхитительно, – глаза Кэт округлились от удивления и восторга, когда она осматривалась по сторонам.

– Тебе нравится? – невинным голосом спросил Бэн, и оба рассмеялись.

– Я в восторге. Как тебе удалось собрать все это у себя? Неужели ты привез все это из Лондона?

– Кое-что привез, кое-что наспех собрал здесь. – Но по всему было видно, что вещи собраны не наспех. Все было замечательно.

– Сливки или сахар?

– Спасибо, ни то, ни другое. Черный.

– Так вот почему ты такая худая. – Бэн оценивающе оглядел ее хрупкую, изящную, как у балерины фигуру, а Кэт опустилась в одно из голубых кресел.

Бэн вернулся через несколько минут с чашками дымящего кофе, тарелкой с сыром и фруктами.


Было 1-30 ночи, когда Кэт в панике устремилась вниз по лестнице к ожидавшей ее машине. Что скажет отец? Девушка стала молить Бога, чтобы родителей не оказалось дома, или, чтобы они уже спали. Молитвы, наверное, были услышаны. Никто не ждал ее в гостиной, и Кэт, потихоньку пробираясь по полуосвещенной лестнице, почувствовала себя виноватой, а потом подумала: «А почему?» Она позволила себе просто выпить чашку кофе с одним из своих коллег. Почему это считается неприличным?


Уже вечерело, когда Ретт подъехал к клубу, где не был, пожалуй, со времени приезда Скарлетт. Как быстро идет время. Кажется, это было совсем недавно. Чем она, интересно сейчас занимается? Наверное, как всегда, ездила с Кэтти по магазинам, а теперь раздумывает, куда бы отправиться вечером…

Впервые за долгие годы разлуки с семьей Ретт был вполне доволен своей жизнью. Все недоразумения, к счастью, остались позади. Скарлетт счастлива, во всяком случае, так ему кажется. Дочь – умница. Ретт ласково усмехнулся, вспоминая свою прелестную Кэтти. Нежная, доверчивая девочка, он постарается, чтобы у нее и дальше все было хорошо.

Ретт прошел мимо знакомого швейцара, приветствуя его поднятой рукой.

– Добрый вечер, мистер Батлер. Давно вы у нас не были.

– Дела, Джим. Мистер Морланд уже здесь?

– Да, мистер Батлер. Он, как всегда, в зеленом кабинете. Ждет вас.

– О-кей, Джим, спасибо.

Барт сидел в кресле и просматривал захваченный с собой вечерний выпуск своей газеты, которую как раз сейчас разбирают разносчики, и она с минуты на минуту появится на городских улицах.

– Привет, Барт. Что-то новенькое раскопали? О чем пишут твои газетчики? – Ретт подошел к другу, заглядывая через плечо на газетную полосу.

– Есть кое-что. Привет! Что будем заказывать? Барт отложил газету и, откинувшись в кресле, вытянул вперед свои длинные ноги.

– Что-нибудь полегче. Я ненадолго. Поедешь со мной к нам?

– В следующий раз. Сегодня занят…

– Ну, конечно, – Ретт рассмеялся, хлопнул друга по плечу. – Я и забыл, что у старых холостяков никогда не бывает свободного времени по вечерам… Тем более у таких, как ты… Богат, красив… – Он оглядел Джона и громко засмеялся, заметив смущение друга. Джон Морланд и в самом деле был очень привлекательным мужчиной. Высокий, длинноногий, как говорила Кэтти, «самый длинноногий мужчина, которых она когда-либо встречала в своей жизни». Облик Джона Морланда дополняла роскошная грива седых волос над мужественным лицом с ясными голубыми глазами.

Удивительно было, как он сумел со своим покладистым и спокойным характером так удачно вписаться в жесткий мир бизнеса и остаться в нем после того, как много лет назад Ретт ввел его туда. С тех пор Джон Морланд очень крепко стоял на ногах и сумел сделать себе имя в газетном мире.

Ретт умел ладить с людьми, везде у него были знакомые, приятели, люди, которые считали себя его друзьями, но не он сам. Он был очень разборчив в выборе друзей и за всю свою жизнь имел их не так уж и много. Джон Морланд, Барт, как они его называли между собой, был одним из этих немногих друзей Ретта. Самое главное, он доверял ему. А это с Реттом бывало не так уж и часто.

– У тебя есть какие-нибудь сведения о том, что там в Лидвилле с этой забастовкой?

– Ты имеешь в виду китайцев?

– Да. Я на днях еду туда. Генри Шмидт волнуется, приехал за мной.

– Остерегись, Ретт. Я получил сведения, что твой компаньон собирается использовать против рабочих ополченческие войска. Газеты пока об этом не сообщали, но у меня есть такие сведения. Это может стать крупной ошибкой.

– Меня это тоже волнует. Я бы не хотел действовать таким образом, но Генри я доверяю. Значит, у него нет другого выхода, а впрочем, приеду, разберусь…

Вдруг Ретта как будто взорвало изнутри. Он резко встал с дивана, прошелся по комнате, засунув руки глубоко в карманы брюк, подошел к окну, из которого открывался чудесный вид на покрытые первой нежной зеленью деревья Центрального парка. Джон молчал, следя за ним спокойным сочувствующим взглядом добрых голубых глаз. Оба молчали. Наконец Ретт повернулся к Джону и отрывисто засмеялся.

– И ты представляешь, Барт, Скарлетт сердится, настаивает, чтобы я ее ввел в дело. Неужели ей не хватило Баллихары?

– Придумай ей какое-нибудь другое занятие. А впрочем, она и сама найдет, ты только разреши. Ведь у вас что-то еще есть в Атланте…

– Но ты же лучше других знаешь, что сейчас везде неспокойно.

– Знаю, но все равно ты не сможешь совсем спрятать ее и отгородить от жизни. Она у тебя как птица в клетке, путь и золотой. Да и Кэтти тоже…

– А что Кэтти!? Опять ты за свое. Она счастлива и всем довольна. У нее обширный круг общения, знакомств. По вечерам ее теперь редко и дома увидишь, носится по приемам, вечеринкам…

Джон усмехнулся, представив себе «вечеринки» Кэтти, ослепительные софиты, закулисную суету… и снова с интересом взглянул на ее ничего не подозревающего отца. А Ретт, как будто не замечая его усмешки, продолжал изредка поглядывая на Джона.

– Кэтти – спокойная, послушная девочка. Она меня не беспокоит. Но вот Скарлетт… Она счастлива со мной, я это вижу. И в то же время чувствую, что она как вулкан. Черт его знает, чего ей не хватает!?

– Я поражаюсь тебе, Ретт. Столько лет жить со своей женой, наблюдать ее каждый день и совершенно не знать ее. – Джон сочувственно смотрел на друга, не желая обидеть его, но не в силах больше видеть кажущуюся безмятежность его жизни со Скарлетт.

– Может быть, я знаю ее меньше, но наблюдал ее жизнь, когда тебя не было рядом с ней. Иная женщина может годами быть счастлива с мужем, занимаясь только домом и семьей. Такова Джейн. Такой будет Салли. Есть женщины, самодостаточные, которые живут только своим духом: читают, размышляют. И если им создают для этого условия, большего они не требуют. Но Скарлетт – не такая. Ведь ты сам знаешь, что она деятельная, активная натура, с сильным практичным умом и бешеной жаждой жизни. Размышления – не ее стихия, она сначала должна сделать что-то, потрогать своими руками, и только потом подумать – можно или нельзя, хорошо или плохо… А Кэтти – нечто среднее между этим. Она много размышляет, но хочет и действовать. Твоя дочь – самостоятельный независимый человек.

Ретт, нахмурившись, постукивал кончиками пальцев по краю стола. Где-то в душе он понимал, что Джон прав, но он понимал и то, что как только Скарлетт займется делами, у нее начнется своя жизнь, появится свой круг знакомых, она отдалится от него. А он не хотел этого… Но, наверное, что-то все-таки придется делать. Он, пожалуй, придумает ей занятие достойное ее, с которым она справится с блеском.

– Ладно, Барт, – решительно поднялся Ретт, заканчивая неприятный для него разговор. – Что-нибудь придумаем. Пора домой. Мы еще повидаемся до моего отъезда, Скарлетт собирает вечер…

ГЛАВА 49

– Тебя не побили? – дразнился Бэн.

– Конечно, нет. Отец никогда не делает этого. Он замечательный и все понимает.

– Ну и хорошо. Тогда давай в другой раз снова выпьем кофе. Кстати, как насчет совместного ужина сегодня?

– Посмотрим. – Кэт специально не давала точного ответа. Она не могла разобраться в своих чувствах к Бэну. Он ей нравился, но она не могла бы сказать, что влюблена в него, хотя, когда она каждый вечер наблюдала за ним из глубины кулис и переживала вместе с ним придуманные жизни придуманных героев, придуманные чувства, которые он мог передавать, как никто из занятых в спектакле звезд, ей казалось, что она все-таки влюблена в него. И тогда ей было приятно, что он выделяет ее из всех. Но ведь и Крис Боксли ее выделял… Только сейчас девушка поняла, что ей некому даже рассказать о том, что с ней происходит. С матерью она не может поделиться своими переживаниями, она сразу же заподозрит плохое и запретит ей работать в театре. Отец… о нем и речи быть не может, и потом он так занят своими делами и так увлечен матерью… Впрочем, это даже лучше для Кэт, он хоть и не замечает ее отсутствия… Вот только, если Барт… но нет, с Бартом об этом говорить неловко… А, может, не стоит забивать себе голову разными глупостями, ведь они с Бэном просто друзья, он от нее ничего не требует и ни разу еще не объяснился с ней серьезно. А то, что он шутит… не надо просто обращать на это внимание и все.

На лице девушки отражались все разноречивые чувства, которые будоражили ее душу, и Бэн улыбнулся, мягко повторяя свое предложение:

– Могу ли я настаивать на ужине, Кэтти?

Девушка была готова ответить «нет», но под взглядом его просящих голубых глаз сказала: – Конечно.

Они шли бесцельно в поисках места для ужина, разговаривая о пьесе. А затем Бэн перевел разговор на Кэт. Ему хотелось знать о ней все, кто ее родители, где они жили раньше, в какую школу она ходила в детстве. И Кэт неожиданно для себя стала рассказывать Бэну об отце, о том, что произошло с их семьей, о своих братьях и сестрах, и о том, что она тоже играла в спектакле у своего кузена Бо Уилкса.


Бэн был потрясен удивительной судьбой девушки. Он догадывался, что она не так проста, как казалось поначалу. Но то, как девушка вела себя, как одевалась, уже выделяло ее из театрального люда. А когда он узнал, что за ней приходит машина, его догадки подтвердились, и ему захотелось приоткрыть окружающую Кэтти тайну.

После ужина Бэн проводил Кэтти к машине, но на этот раз не просил подвезти его. Он поцеловал девушке руку, и Кэтти видела, что он еще долго стоял на холодном ветру, провожая ее глазами.

Дружба с Бэном продолжалась. Кэт и Бэн вместе пили кофе у него в гримерной или дома. Несколько раз в неделю Бэн приносил маленькие букеты цветов, но преподносились они совершенно случайно, между делом, как будто не значили ничего больше, чем просто дружеский жест.


– Как тебе вечер, дорогая? – Ретт с улыбкой посмотрел на свою жену сверху вниз, когда они кружились в последнем танце. Скарлетт удовлетворенно кивнула, взглянув на мужа. Но Ретт заметил, что выглядела она утомленной и озабоченной, несмотря на великолепный внешний вид, удивительно элегантное зеленое с золотом платье в стиле сари и новые изумрудные серьги в комплекте с таким же перстнем. Ретт подарил жене эти серьги и перстень не так давно. Повернувшись, чтобы пойти к своему столу, Скарлетт и Ретт обнаружили, что все гости стоят и аплодируют им.

– Что с тобой? Чем ты так озабочена? – Ретт сверху заглянул в чуть раскосые и по-прежнему мятежные глаза жены.

– Почему ты так решил?

– Нет ничего проще, дорогая. Ты даже не обратила внимания на аплодисменты, которыми нас наградили, поэтому одно из двух: или тебе ужасно надоели восторги в свой адрес, что совершенно исключено, или ты чем-то очень сильно озабочена. Вот я и спрашиваю, чем?

Скарлетт надула губки и оттолкнула его руку.

– Когда ты перестанешь издеваться надо мной?

– Но, милая, разве я посмею издеваться над такой женщиной, как ты. Просто я занимаюсь утверждением истины. – Ретт рассмеялся, откинув голову, и Скарлетт невольно залюбовалась им: Ретт по-прежнему оставался широкоплечим, узкобедрым, с тонкой талией и небрежной, какой-то звериной грацией в движениях. И Ретт, как всегда, был непоколебимо уверен в себе.

Скарлетт решила, что ей не стоит дуться на него, тем более, что Ретт завтра уезжает, и целых две недели, пока его не будет, покажутся ей вечностью.

В толпе гостей промелькнула высокая подтянутая фигура Бо, он легко вел Кэтти в танце, и они о чем-то говорили и весело смеялись. Джейн танцевала с Джоном Морландом, и это тоже была очень привлекательная пара.

Ретт оставил Скарлетт за столиком с четой их друзей Уинфильдов, а сам направился к стоявшему в одиночестве Генри Шмидту, своему другу и компаньону. Он, как и Ретт, был высоким и мускулистым, только толще его, поэтому казался особенно большим. Его обветренное, привыкшее к ветрам и зною лицо, вся его огромная, крепко сбитая фигура казалась не на месте в этом роскошном убранном зале. Но, похоже, он не ощущал этого и не чувствовал никакого дискомфорта. С бокалом в руке он, улыбнувшись Ретту, подтолкнул его плечом.

– Все о'кей, я в порядке. Только вот, извини, танцевать не могу. Боюсь отдавить ножки дамам…

– Но, я думаю, они согласились бы потерпеть такое малое неудобство из-за удовольствия оказаться в твоих руках, ты не считаешь? Я вижу, ты пользуешься успехом. Дамы не сводят с тебя глаз, даже моя жена хотела бы познакомиться с тобой поближе. Пойдем, она жаждет поговорить с тобой. – И Ретт, подхватив друга под руку, повел его, пробираясь между разряженных пар к Скарлетт, которая, заметив их, поднялась и уже шла навстречу.

– Мистер Шмидт, наконец-то. Нельзя же весь вечер провести в одиночестве. Почему вы не танцуете? – Скарлетт оживилась при виде этого симпатичного гиганта, а он, оценивающе взглянув на нее, повернулся к Ретту.

– Если ты не возражаешь?.. – Ретт насмешливо кивнул, и Генри, неожиданно легко склонившись, предложил руку Скарлетт. Она взглянула на Ретта и положила свою руку на мощное плечо Генри, для этого ей пришлось даже чуть приподняться на носочки.

Скарлетт танцевала, чувствуя себя легкой пушинкой в объятиях Генри. Она вскинула глаза и увидела направленный на себя все тот же оценивающий взгляд серых, как будто стальных глаз.

– Оказывается, вы прекрасно танцуете, мистер Шмидт, – почему-то растерявшись, проговорила она, чтобы только не молчать. Он не ответил, все так же сверху вниз глядя на Скарлетт. «Вот нахал! – мелькнуло у нее в голове. – Что он себе позволяет, надо сказать Ретту».

Она немного повернула голову и увидела, что Ретт разговаривает с Бартом, а сам, слегка наклонив голову, наблюдает за ними. Он заметил ее взгляд и, улыбнувшись, кивнул ей в ответ.

Ретту было забавно следить, как Скарлетт танцует с Генри. Она так отчаянно кокетничала с ним, что это сразу же бросалось в глаза. «Неисправима… до какой же степени она неисправима», – он даже головой покрутил от изумления.

– Ты не согласен, – озадаченно спросил Барт, который в этот момент развивал перед ним какую-то новую идею. Ретт, погруженный в свои мысли, не уловил ее сути, но кивал головой, не прерывая друга.

– Нет, ты как всегда прав, но я так, извини, отвлекся. – Он снова глянул на танцующую пару и, перехватив взгляд Скарлетт, с улыбкой наклонил голову. «Жизнь колотит ее, сминает, и только все образуется, она как ни в чем не бывало принимается за свое».

– Непостижимая женщина!

– Это ты о своей жене? – услышал он голос Барта и понял, что заговорил вслух. Танец закончился, и Ретт увидел, как Скарлетт с пылающим от возбуждения лицом направляется к нему под руку с Генри.

– Мистер Шмидт, – заговорила она, беря Ретта за руку, – я сегодня весь вечер сокрушаюсь, что вы увозите моего мужа, а я остаюсь одна. Можно и мне с вами поехать? Я хотя бы одним глазком взгляну, что это за «Дикий Запад», о котором так много говорят.

Генри не поддержал ее шутливого тона, и Ретт услышал, как он отрывисто сказал ей.

– «Дикий Запад» не для женщин, миссис Батлер.

– И что же, там нет ни одной женщины? – лукаво заговорила Скарлетт, кокетливо поглядывая на него.

– Почему же, есть. Но там и женщины особые. Вам лучше оставаться дома.

– И вы туда же… – недовольно проговорила она, и Ретт понял, что ее рассердило не столько то, что Генри не поддержал ее идеи относительно поездки с ними, сколько то, и она это естественно почувствовала, что Генри остался холоден к ее чарам. Он ее оценил и не признал достойной своего внимания, что может быть обиднее для женщины, особенно такой, как Скарлетт.

ГЛАВА 50

Скарлетт сказала шоферу, чтобы он ехал помедленней, а сама то и дело поглядывала в окно машины, стараясь не упустить Кэт. Она ни разу не была в том театре, где пропадала дочь, хотя знала что он находится где-то на окраине, в далеко небезопасном для молодой девушки месте.

Скарлетт знала, что Джон посылает за Кэтти машину, так что девушка бывала дома еще до возвращения отца, чтобы, не дай Бог, не дать ему повода для подозрения.

Но сегодня Ретт уехал по делам в Колорадо, и она сама решила встретить дочь, когда та будет возвращаться из театра.

Ненастный дождливый день уже сменился густыми сумерками. Редкие фонари, как бутафорские шары, тусклыми желтыми пятнами висели прямо в темном небе, нисколько не освещая дороги.

Скарлетт поняла, что театр должен был быть где-то здесь, осталось только повернуть за угол, и вдруг она заметила высокую фигуру в развевающемся пальто, которая выскочила из-за угла и, не удержавшись на скользких камнях мостовой, рухнула прямо под колеса автомобиля.

– Стой, стой, там человек! – истошно закричала она шоферу. От неожиданности Скарлетт зажмурилась, а потом начала с силой дергать ручку двери, пытаясь поскорее выбраться и посмотреть, что стало с этим беднягой.

Когда наконец ей удалось справиться с дверцей, и она выскочила из машины, человек уже поднялся и теперь стоял, опираясь на крыло автомобиля.

– Мистер… простите, как же так получилось? Ах, как я испугалась, мне показалось, что вы… что мы…

– Не стоит ваших волнений, мадам. Все в порядке. Это я должен просить вас простить меня за мою неуклюжесть. Я сожалею, что так напугал вас.

– Ну что вы, что вы! Я так рада, что все закончилось благополучно. Далеко ли вам до дома? Я довезу вас. – Скарлетт не могла в темноте рассмотреть лицо мужчины, но, судя по голосу, он был молод. То, что он сам поднялся и стоял теперь без видимых усилий, обнадежило ее, значит с ним не произошло ничего серьезного. Но, кто знает, что у него на самом деле, может быть, он просто в шоке. Но мужчина засмеялся и взмахнул рукой.

– Благодарю вас, мадам. Это ни к чему, я вполне здоров и дойду сам.

Но как только он оторвался от своей опоры и шагнул, его тело согнулось, и он охнул, припадая на одну ногу.

– Еще раз простите. Очевидно, вывих или небольшой ушиб. Если уж вы так любезны, пожалуй, я воспользуюсь вашим предложением.

Скарлетт вместе с шофером помогла незнакомцу, мужчина влез в чрево машины и расположился рядом со Скарлетт на заднем сиденье. В салоне машины тоже было темно, поэтому Скарлетт не могла как следует рассмотреть мужчину, чувствовалось только, что ее спутник – обладатель молодого крепкого тела и незаурядного чувства юмора. Он всю дорогу старался взбодрить обеспокоенную даму, убеждая ее в том, что помешала скользкая дорога, иначе бы автомобиль пострадал гораздо больше, чем он.

Неожиданно Скарлетт ощутила какое-то неясное волнение, а минуту спустя поняла, что причиной его был сидящий рядом с ней мужчина – молодой, сильный, здоровый. Он смеялся, шутил, иногда позволял себе легкую дерзость, и ей это не то чтобы нравилось, но и не раздражало. От него исходило ощущение почти животной мужской силы, необузданных страстей, которые будили в ней забытые уже инстинкты: желание всем нравиться, завоевывать, обольщать. «Боже мой, как все повторяется, и как этот юноша похож на молодого Ретта. Эта его насмешливая дерзость, чувство превосходства над всеми…»

– Вы действительно не ощущаете боли в ноге? Нет ли у вас перелома? – спрашивала она. Мужчина посмеивался и уверял, что он и на самом деле чувствует сильнейшую боль, но только не в ноге, а в области сердца, и если перелом и образовался, то именно там.

Скарлетт отодвинулась, почти физически ощущая, что он чувствует ее смятение и смеется, довольный своей властью над ней. Она разозлилась. «Что он себе позволяет, ведет себя чересчур уж нахально, как будто знает, что не получит отпор».

– Да-да, мистер… мистер…

– Бен, мадам, простите, я не представился сразу, но уж очень необычным получилось у нас знакомство.

«Вот наглец, – Скарлетт почувствовала в его словах приглашение к продолжению знакомства и напряглась. – Бен! Очень мне интересно, как его зовут»…

– Теперь я поняла, – язвительно ответила она, отворачиваясь от мужчины и стараясь говорить потише, чтобы водитель не услышал, – что вы, наверное, находитесь в шоковом состоянии. Падая, вы, очевидно, ударились головой.

Мужчина засмеялся, принимая ее вызов и чуть наклонившись к ней, прошептал.

– Вот в этом вы не ошиблись, мне кажется, я действительно в шоке.

Он попросил остановиться у большого серого дома и, открывая дверцу машины, блеснул глазами в сторону Скарлетт.

– Спасибо, мадам, вы были очень любезны.

– Вы можете идти? – Скарлетт все еще была сердита на него, но чувство вины обязывало ее быть к этому человеку внимательной.

– Постараюсь. Простите, если что не так. – Мужчина вышел на мостовую и, махнув рукой, попытался пойти к подъезду, но, как оказалось, идти он все-таки не мог. Он покачнулся и чуть было не упал, если бы не выскочивший из машины водитель. Он подхватил мужчину и, поддерживая его под руку, повел к дому.

Напуганная его состоянием Скарлетт тоже вышла из машины и пошла следом за ними. Они медленно и долго поднимались по плохо освещенной лестнице, пока наконец не дошли до двери, отливающей темным стальным блеском.

Мужчина сделал приглашающий жест рукой, и Скарлетт, войдя за ними в комнату, остановилась ошеломленная ее экзотическим убранством, яркими красками на стенах, облаками, как будто плывущими в голубом небе. Ей и в голову не могло придти, что только накануне ее дочь была здесь и так же восхищалась всей этой экзотикой.

Теперь при свете Скарлетт могла рассмотреть пострадавшего как следует. Как она и предполагала, он оказался высоким, крупным, великолепно сложенным молодым человеком с красивым тонким лицом и насмешливой твердой линией рта. Он, не обращая внимания на очевидно все-таки беспокоящую его боль, снизу, так как водитель уже посадил его в кресло, с интересом внимательно взглянул на Скарлетт, и она заметила в его голубых глазах искорку восхищения.

– Давайте позовем доктора, ведь вам необходима помощь, – предложила она, не зная, как вести себя в подобной ситуации. Она не могла уйти, не убедившись в том, что с ним все в порядке. Оставаться дольше, ничего не предпринимая, тоже становилось неприличным. Игнорируя внимательный, как будто раздевающий ее взгляд мужчины, она обернулась к водителю.

– Я подожду в машине, а вас попрошу помочь мистеру раздеться и посмотрите, пожалуйста, в каком состоянии его нога. Если будет необходима помощь, мы немедленно съездим за доктором.

Она кивнула все еще продолжавшему разглядывать ее мужчине и, повернувшись, выбежала из комнаты, на одном дыхании сбежала по темной лестнице мимо привратника на улицу; постояла немного на мостовой, чтобы морозный воздух остудил ее пылающее лицо и нырнула в спасительное уединение автомобиля. «Что со мной?» – Конечно, этот молодой негодяй разозлил ее, но в глубине души она понимала, что лукавить перед собой нет смысла, этот человек вызвал в ней не просто сочувствие, как пострадавший под колесами ее машины, он всколыхнул все ее женское существо, и теперь ей хотелось надеяться, что ее состояние всего лишь минутная слабость.

«Вот черт! И надо же было такому случиться. А все потому, что она с ума сходит от безделья. Ведь просила же Ретта позволить ей заняться делами. Не позволил, вот и лезут в голову разные глупости».

Вышел водитель и сказал, что он уложил мистера Брэдли в постель и осмотрел его ногу. На его взгляд, там просто сильный ушиб, он сделал ему тугую повязку и надеется, что все обойдется.

Когда Скарлетт вернулась домой, там были Кэтти и Джон. Оказывается, он сегодня освободился пораньше и решил сам встретить девушку и привезти ее домой. Они сидели в гостиной, и Кэтти рассказывала другу, очевидно, что-то очень смешное, потому что оба были в веселом настроении. Девушка, увидев мать, замолчала и удивленно уставилась на нее.

– Что-то произошло, мам? Чем ты так взволнована? Скарлетт и не думала скрывать того, что с ней произошло. По дороге домой она мысленно представляла, как будет рассказывать дочери об этом нелепом случае, тем более, что это произошло почти у подъезда к театру. Может быть, Кэтти даже знакома с этим юношей и сможет завтра узнать, как он себя чувствует, все-таки Скарлетт беспокоило его состояние, она видела, что он едва мог идти.

Но то ли присутствие Барта, то ли ощущение неловкости от возникшей неясной связи между ней и пострадавшим в машине и потом у него в комнате, о чем она думала всю дорогу; в общем то ли одно, то ли другое помешало ей рассказать дочери об этом случае.

Скарлетт посидела с ними немного, Барт рассказывал о последних событиях в Колорадо, ему удалось узнать, что там назревает крупный скандал между владельцами многочисленных рудников и наемными рабочими. Их туда понаехало больше, чем требуется, но жажда моментального обогащения и надежда на счастливый случай оказались настолько велики, что уезжать обратно никто не хотел. Переизбыток рабочей силы сказался на их заработке и начались волнения.

– Ретту, наверное, придется задержаться в Колорадо. Сейчас там сложилась совершенно непредсказуемая ситуация.

День назад и даже несколько часов назад Скарлетт бы живо заинтересовалась рассказом Барта. Дела мужа, хотя он особенно и не посвящал ее в них, очень волновали ее, она не понаслышке знала о его небезопасном промысле на Диком Западе. До его возвращения ей и самой приходилось вникать во все проблемы, связанные с его рудниками в Лидвилле, хотя, в основном, всеми делами занимались компаньоны Ретта. Они и сейчас работают вместе с ним и часто бывают у них дома, но о чем говорят и что решают, она не знает.

– Скарлетт, ты действительно, чем-то взволнована. Что произошло? – Голос Барта долетел до нее как будто издалека, она очнулась и виновато взглянула на него.

– Простите, Барт, Кэтти, я, пожалуй, поднимусь к себе, голова побаливает.

Джон и Кэтти переглянулись, и девушка обеспокоенно обняла мать.

– Может быть, помочь тебе?

– Нет-нет, я пойду, лягу. Утром все пройдет.

Да, если бы несколько часов назад… А сейчас она воспринимала все как-то отстраненно… она еще видела перед собой взгляд молодого человека, каким он смотрел на нее у себя в комнате. Ее не оставляло ощущение, что брошенный ей вызов будет иметь продолжение. «Черт бы его побрал, и что я о нем думаю?»

Наутро Скарлетт проснулась, как ни в чем не бывало и, когда вспомнила о происшедшем накануне, удивилась своему волнению. «Не хватало еще влюбиться!» – усмехнулась она, сбрасывая одеяло.

Она, не торопясь, тщательно оделась, выбрав одно из своих любимых платьев дымчато-серого шелка, подчеркивающее особую грацию ее гибкого тела. Кэтти еще не выходила, и Скарлетт, отдав необходимые распоряжения по дому, присела на кресло, не зная, чем еще заняться. Ретт неизвестно когда вернется, а без него дни будут тянуться медленно и тоскливо. Поехать к Бо с Джейн, но у них свои дела. Малыш приболел, и Джейн не отходит от него. У нее в Нью-Йорке были и другие знакомые, но ездить с утренними визитами она не любила, никогда в жизни не могла долго выдерживать глупую пустую болтовню светских дам.

Постепенно ее мысли вернулись к вчерашнему происшествию. Она уже могла вспоминать о нем спокойно и обрадовалась, заметив про себя, что это и в самом деле была минутная слабость. «Но ведь этот человек пострадал, а вдруг у него действительно, что-то серьезное, и сейчас ему совсем плохо». Скарлетт не хотела бы, чтобы оплошность водителя или самого мужчины, неважно, привели к чему-нибудь Плохому. Пожалуй, надо узнать, как он. Послать к нему водителя, может быть, даже вместе с доктором? А что если доктор не нужен, и она только напрасно побеспокоит его? Может быть, стоит самой съездить навестить его, все-таки она причинила ему ущерб, и он, очевидно, какое-то время не сможет заниматься делами. Может быть, предложить ему денег, убранство его жилища не свидетельствует об устойчивом достатке. Да-да, она предложит ему денег, только надо сделать это поделикатнее, чтобы не обидеть его.

Скарлетт быстро вскочила с кресла, бегом поднялась по лестнице в свою комнату, чтобы взглянуть на себя в зеркало и убедиться, что выглядит превосходно, и, накинув элегантное пальто, побежала из дома. Она была уже на выходе, когда неожиданная мысль пришла ей в голову и, вернувшись назад, она надела шляпу с густой вуалью. Теперь все было так, как надо.

Скарлетт решила не брать водителя, она уже давно сама научилась водить автомобиль и иногда при случае выезжала одна. И теперь она решила, что это был как раз такой случай. Ведь все-таки это была достаточно деликатная ситуация. Посылать одного водителя, чтобы он вручил мужчине деньги, нехорошо. Ехать с ним вместе и делать это при свидетелях, еще хуже. Оставлять водителя внизу и подниматься одной… что он подумает, ведь он, наверняка, слышал все эти глупости, что говорил этот наглец, а, может быть, и заметил его взгляд там, в комнате…

Она хорошо запомнила дорогу, когда они вчера вечером возвращались обратно, несмотря на свое возбужденное состояние. Скарлетт улыбнулась: «Нет уж, сегодня она будет неприступна и тверда, как камень. Ее не смутят никакие его взгляды, а все его шутки и глупости она просто не станет слушать. А может быть, он сейчас в таком состоянии, что ему не до шуток».

Она остановила машину поодаль и пошла пешком к подъезду уже знакомого ей серого дома. Привратник, заметив, что богато одетая дама в шляпе, полностью закрывающей ее лицо, проходит мимо, не обнаруживая желания спрашивать его о чем-либо, тоже не решился предлагать ей свою помощь. Он повернулся и пошел к себе, пробурчав под нос, что она сама знает куда и зачем идет.

Скарлетт поднялась по знакомой лестнице и остановилась у стальной двери, только сейчас осознавая всю опасность своего безрассудного поступка. Но раз уж она здесь глупо уходить обратно, тем более, что, может быть, человеку и в самом деле нужна помощь. Она несколько раз стукнула кулачком в стальную дверь и, не услыхав за ней никаких звуков, уже начала подумывать, не пора ли уходить отсюда, вдруг ощутив себя очень неуютно на этой темной лестнице, как дверь неожиданно распахнулась и в ее широком проеме возникла знакомая высокая фигура вчерашнего молодого мужчины. Он сначала смотрел на нее с недоумением, которое тут же сменилось широкой насмешливой улыбкой. «Это у нас уже было», – подумала она, почему-то вспоминая Ретта в первые годы их знакомства. Действительно, Бен был чем-то похож на молодого Ретта, скорее всего этой своей дерзкой усмешкой, холодным оценивающим взглядом. Но она здесь не для того, чтобы сравнивать их.

– Здравствуйте, прошу вас, я не ожидал, – усмешка мужчины сменилась откровенной радостью, и он гостеприимно пригласил Скарлетт войти в комнату. Похоже было, что визит Скарлетт, и в самом деле, был для него полной неожиданностью.

– Простите за такое бесцеремонное вторжение, но я подумала, что должна узнать, как вы себя чувствуете и… помочь вам, – говорила Скарлетт, радуясь, что больше она не ощущала никакого волнения при виде этого молодого человека. «Он жив и, по крайней мере, по виду здоров. Теперь надо как-то поделикатнее попытаться вручить ему деньги».

Мужчина, припадая на одну ногу, пошел к дивану, на котором была разбросана постель. Очевидно, он недавно проснулся и успел только наспех одеться, когда она постучала.

– Простите, все это так неожиданно, я не успел убрать.

– Это я должна извиниться перед вами, я сейчас уйду, это действительно неловко, я только хотела…

– О, что вы, я так рад, вы себе даже не можете представить. Прошу вас снимите шляпу, давайте я помогу вам снять пальто. Я сейчас приготовлю кофе, пожалуйста, побудьте со мной…

В его глазах не было и намека на насмешку, он снял с нее пальто, нечаянно коснувшись ее руки и, повернувшись, вышел в боковую дверь. Скоро Скарлетт почувствовала запах свежемолотого кофе. Она подумала, что было бы неловко, если бы она сразу с порога начала предлагать ему деньги. Он выпроводит, ее и будет прав. Надо принять его предложение и выпить с ним кофе, а за разговором она найдет способ навести его на денежный вопрос. Скарлетт подошла к видневшемуся в простенке рядом с боковой дверью зеркалу, сняла шляпку и поправила слегка растрепавшиеся волосы. Она еще стояла так с поднятыми к волосам руками, когда услышала его голос.

– Я не могу вам не сказать, что вы очаровательны.

Она резко обернулась и увидела его: грациозный, как длинный, мощный, готовый к броску черный барс, он стоял позади нее, пожирая ее гипнотическим взглядом. Они какое-то время стояли, глядя в глаза друг другу, а потом Скарлетт почувствовала, что его сильные решительные руки обнимают ее, а твердый рот уже ищет ее губы и впивается в них с молодой, ошеломившей ее страстью.

Она удивилась: «Боже мой, что же он делает? Да как он смеет, в самом деле!» Она была настолько поражена, что даже не пыталась оттолкнуть его, а он, раздвигая кончиком языка ее губы, жадно приник к ним увлекая ее куда-то. И она уже перестала что-то соображать, чувствуя только как внутри поднимается ответное страстное желание подчиниться его сильным и нежным рукам. А он легко поднял ее на руки и понес к дивану, покрывая поцелуями лицо, шею, грудь…

Он был молод и неутомим, и Скарлетт забыла мелькнувшую было мысль о Ретте, о своем падении, о греховности всего, что с ней сейчас происходило.

Она не поехала сразу домой, хотя и знала, что Кэтти уже ушла, и дома никого нет. Все равно она не могла появиться сейчас там, ей надо было побыть совершенно одной, чтобы еще раз как бы заново пережить случившееся. Ей даже не пришло в голову подумать, что будет с ней дальше, как будут складываться отношения у них с Беном, если будут… что скажет Ретт, если узнает. Она ни о чем таком сейчас не думала и не могла думать. Единственное что она даже не мыслями, а чувствами понимала, что с Реттом она все равно не расстанется, как бы хорошо не было ей с Беном. Ретт – это святое, это ее жизнь, ее воздух, ее выстраданное сокровище.

А Бен? Скарлетт засмеялась, неожиданно вспомнив, что он даже не спросил ее имя, а она не успела представиться ему. И сразу же почувствовала облегчение. Так это же прекрасно! Если бы он знал, кто она, сейчас же все было бы кончено. Она больше не захотела бы с ним встречаться, чтобы еще глубже не затягивать себя в омут этой бессмысленной и порочной страсти. А так ей ничего не грозит, она не скажет своего имени, а если он ее все-таки спросит, назовется вымышленным. А впрочем, она еще подумает, стоит ли продолжать все это. Скорей всего, нет.

Наконец Скарлетт пришла в себя настолько, что могла спокойно подъехать к дому. Она поставила машину и постаралась незаметно проскользнуть в дом, опасаясь, что любопытные слуги могли по ее лицу что-то заподозрить. Конечно, доносить Ретту они не будут, но и лишние их перешептывания и внимательные взгляды ей тоже не к чему.

Скарлетт поднялась к себе в комнату и пробыла там до вечера. Нельзя сказать, что она много думала о Бене или о Ретте. Что произошло, то произошло. У нее не было раскаяния от того, что все так случилось. Бен со своей молодой животной страстью сумел внести в ее скучную жизнь новые ощущения, заставил сильнее биться сердце. Она вновь почувствовала себя молодой и желанной для другого мужчины, не Ретта. В любви Ретта она была уверена, и эта уверенность притупляла остроту чувств, делала их привычными и спокойными. Она с наслаждением потянулась, закрыв глаза и представляя гибкое молодое тело Бена, его гладкую кожу, чистое, без единой морщинки лицо. Может быть, она еще заедет к нему… хотя, стоит ли?

ГЛАВА 51

Кэтти почти не виделась с матерью последние дни. Скарлетт где-то пропадала, а если бывала дома, то большей частью сидела, запершись в комнате, и Кэтти ее не тревожила, у нее было много своих дел, и в эти недели, пока отца не было дома, она могла больше времени проводить в театре, не боясь вызвать у него подозрения.

Джон не ограничивался тем, что присылал за ней по вечерам машину. Иногда, когда не был особенно занят, он и сам приходил встретить ее, а иногда бывал и на репетициях. Он сумел расположить к себе всех в театре, и все знали, что он близкий друг отца Кэт и по-отцовски опекает девушку. Удивительно было, что этого не делает отец, но все понимали, что здесь существует какая-то тайна и деликатно ни во что не вмешивались.

Одного только Бена Брэдли раздражали приходы Джона Морланда: «Опять этот твой старик явился, он что влюблен в тебя, что таскается за тобой повсюду?».

Кэт было неприятно, что Бен так неприязненно относился к ее другу, и она сердито выговаривала ему:

– Ты не смеешь так говорить о нем. Если бы не он, я не смогла бы приходить в театр. Я ему многим обязана.

– Ну ладно, – смирял гнев на милость Бэн, – так и быть, пусть опекает.

Дружеские отношения, которые возникли у них с Беном такими и оставались. Кэт нравилось, что можно вот так спокойно дружить с мужчиной, разговаривать, смеяться, зная, что он не имеет никаких дурных помыслов в отношении ее. Они с Беном ходили обедать, и она еще несколько раз побывала у него дома. Ей там нравилось еще и потому, что он не позволял себе никаких вольностей, хотя она и понимала, что не безразлична ему.

Бен вел себя с Кэт идеально и не давал ей никаких поводов усомниться в его дружеских чувствах. Он хотел бы жениться на Кэт, она и в самом деле нравилась ему, хотя он не сказал бы, что влюблен. В своей актерской судьбе он уже многое повидал, испытал и любовь и разочарование и к своим 26 годам стал более расчетливым. Он не так давно приехал из Англии и получил временное разрешение работать здесь, но хотел остаться в Штатах навсегда. И чтобы осуществить свою мечту он, видел единственный способ – жениться на американке. Кэт ему подходила идеально. Во-первых, она ему не безразлична, она очень красивая девушка и не глупа, хотя ум женщины не особенно много значил для него. И потом, как он успел узнать, у нее был могущественный родственник, который имел огромный авторитет в театральном мире – Бо Уилкс. Когда Кэт сказала Бену об этом как-то в разговоре, он поразился:

– И ты не можешь устроиться к нему? Почему же ты в таком случае, выбрала наш паршивый театр?

– На это есть свои причины, – уклончиво ответила девушка, и Бен не стал настаивать, хотя было очевидно, что ни родители, ни Бо не хотят, чтобы она связывала свою жизнь с театром. Он бы тоже ей этого не советовал, но для него девушка может оказаться тем счастливым случаем, который он так упорно и долго ждал. Не век же она будет пропадать здесь, в этом сереньком театре, а если она действительно так увлечена всем этим, значит рано или поздно добьется своего, он уже успел узнать ее характер. И если Бен постарается и к этому времени" завоюет девушку, через нее он попадет в тот блистательный театральный мир, куда всю жизнь стремился.

У него были интрижки с женщинами, не евнух же он в конце концов, но с Кэт он ничего подобного не допускал. Здесь он должен быть чист перед всеми, потому что понимал, отец девушки Ретт Батлер, а он уже знал это имя, настолько богат и могущественен, что может уничтожить его кончиком пальца. Иногда Бену даже становилось не по себе, когда он представлял, на что замахнулся и в какой дом собирается войти на правах зятя. Трудно было допустить, что когда-нибудь Ретт Батлер согласится выдать дочь замуж за актера, но вся надежда была на Кэтти. Она – крепкий орешек, и если полюбит его, то уже сама будет решать все дела с отцом. Поэтому только так, только милое общение, дружба, пока он не станет необходим девушке, а потом посмотрим…


– Боже! Красавица, что за спешка? Ты сшибешь эту старую леди, если не сбавишь скорость.

Кэт сегодня проспала и опаздывала на репетицию и только голос Бена остановил ее, когда она выскочила из машины и со всех ног бросилась ко входу в театр.

– А ты почему здесь? Ведь репетиция уже идет?.. – она в недоумении уставилась на Бена.

– А я поджидаю друга, такого зеленоглазого…

– Ну, хорошо, шутник, кстати, где ты пропадал эти дни, – девушка вспомнила, что уже три дня не видела его. – Мне сказали, что ты болен, и я уже собралась навестить тебя.

– О, я на это не смел и рассчитывать. Кэт, а ты и в самом бы деле пришла ко мне, если бы я свалился? – Его красивые выразительные глаза ласково и печально взглянули на девушку. – Ты ведь знаешь, у меня нет здесь никого.

У Кэт дрогнуло сердце от жалости. Бен всегда такой веселый и насмешливый выглядел сегодня очень грустным.

– Я обязательно навестила бы тебя, Бен. Ведь мы друзья, не так ли?

Бен печально склонил свою красивую голову.

– Это единственное, что меня согревает здесь, Кэтти. Я благодарен тебе за доверие.

– Так что же все-таки с тобой было? Ты и в самом деле болел или просто решил отдохнуть?

– Приболел немного. Попал под машину, – и, заметив всплеск испуга в глазах девушки, поспешно добавил.

– Ничего особенного, не волнуйся, просто небольшой ушиб.

– Ну слава Богу, – Кэтти с облегчением вздохнула, все-таки Бен очень симпатичный человек и дорог ей как друг.

– Да, Кэт. Может быть, мы после репетиции посидим где-нибудь? Или за тобой опять приедет твой старик? – как бы между прочим спросил Бен.

– Не называй его так. Барт очень милый. Я же говорила тебе, он никогда не был женат и у него нет детей, поэтому он и заботится обо мне, – девушка рассердилась. Бен уже надоел ей своими язвительными замечаниями в адрес Джона Морланда. Пора положить этому конец.

– И потом я знаю Барта всю жизнь. Он мой самый лучший и единственный друг, и я его очень люблю.

Сначала Бен удивился такой горячности девушки, обычно она была сдержанной, а потом печально и как будто смирившись с неизбежным сказал:

– Хотел бы, чтобы обо мне говорили так же.

Кэт улыбнулась, впервые с того момента, как они начали спорить. Гнев ее моментально улетучился.

– Может быть, настанет день, кто-нибудь и скажет. А посидеть где-нибудь, почему бы и нет…

ГЛАВА 52

Прошло несколько дней, Бен и думать бы забыл о своем приключении если бы нога не напоминала о нем. Она еще слегка побаливала, и Бен старался поменьше передвигаться. По этой причине он чаще, чем обычно находился дома. Однажды он лежал на диване, рассеянно перелистывая рукопись новой пьесы, которую ему дали для ознакомления. Пьеса была плохонькой, неинтересной, и он злился и на пьесу и на свою несчастную жизнь. Бен был не без способностей, и знал это, но почему-то всегда так получалось, что должен был перебиваться случайными ролями в случайных театрах. Лучшие бродвейские театры приглашали артистов с именем, но у него не было возможности, а, может быть, случая, сделать себе имя. И сейчас кончался срок контракта даже с этим театром, и если он ничего не предпримет, ему и дальше придется прозябать в неизвестности.

Глухой стук в дверь вывел его из состояния тяжких раздумий. Он неохотно поднялся и пошел открывать. Через минуту изумленный Бен так и застыл на пороге. Перед ним стояла женщина, лицо которой скрывала густая темная вуаль. Но даже через ее плотную сетку просвечивался немного растерянный и в то же время бесшабашный взгляд его недавней знакомой. Спохватившись, что взаимное разглядывание чересчур затягивается, Бен отодвинулся в сторону и широким жестом пригласил ее в комнату.

– Я счастлив, меня не забыли, – дурашливо заговорил он, придвигаясь к даме и обнимая ее за плечи.

Но Скарлетт не понравилось, как он ее встретил, и она нетерпеливо дернула плечами, отклоняя его руки.

– Не радуйтесь, я пришла к вам по делу. Ведь, как я поняла, вы не можете работать так же активно, как до аварии, и я хочу предложить вам…

– Содержание, что ли? – лицо Бена потемнело, и он в негодовании отстранил, почти оттолкнул ее. – Меня еще никто так не унижал, мадам. Вы первая, кто посмел сделать это. Я, конечно, не ангел, но чтобы до такой степени… А впрочем, если вы уж так хотите… Вы уже расплатились со мной…

Скарлетт растерялась, она сама не знала, как это у нее вырвалось, ведь она шла сюда совсем с другим настроением. А сказала так, потому что увидела его холодные изумленные глаза. Она надеялась, что он тоже с удовольствием вспоминает ее и ждет, а получается, что для него все это не более, чем одна из многих пикантных ситуаций. И потом, что он себе позволяет: «…расплатились!» Ах, мерзавец!»

Скарлетт отскочила от него, как ужаленная, и кинулась к двери. Но дверь не поддавалась, и она в ярости дергала за ручки, колотила в ее стальную обшивку. Подскочивший Бен обхватил ее сзади, прижал к себе и, удерживая ее руки, начал жадно целовать ее шею, подбородок.

– Сними свою чертову вуаль, она мешает мне видеть твои глаза, я хочу целовать их. Прости, ты сама виновата, – бормотал он срывающимся голосом, одной рукой стискивая ее, а другой срывая шляпу, пальто, расстегивая пуговицы на платье. Наконец он добрался до вожделенного и впился ртом в ее упругую нежную грудь. – О Боже, я теряю голову, пойдем. Пойдем, милая! Он увлекал ее все ближе и ближе к дивану, и она, ослабевшая от его яростной атаки, его дикой необузданной страсти, опять подчинилась ему, с удовольствием отдаваясь его сильным решительным рукам, его молодому неутомимому телу.


– Кто ты, прелестная незнакомка? Каким ветром занесло тебя в мою судьбу? – спросил он, склонившись над ней, удовлетворенный и успокоенный, поглаживая ее обнаженное тело, высокую грудь. – Какому святому обязан я таким счастьем, когда он привел меня под колеса твоей машины.

Скарлетт продолжала оставаться в полном изнеможении и истоме, у нее едва не сорвалось с губ ее настоящее имя, но она вовремя спохватилась.

– Филиппа. Зови меня Филиппа, – прошептала она.

– Это имя только для меня или тебя в самом деле так зовут? – спросил он, заметив ее секундную заминку.

– Разве это так важно для нас?

– Пока нет, но, может быть, и важно, – ответил Бен, задумчиво лаская ее грудь, касаясь губами шеи, щек… – Ведь тебя тянет ко мне?

Бен пока еще не успел ничего обдумать в отношении этой женщины. Первый раз, когда это случилось, остался для него просто приятным приключением, но сегодня она опять пришла, и у него зародилась смутная мысль, как можно использовать эту связь. Надо сделать так, чтобы она пришла еще, а он додумает то, что пока еще, как лучик света в тумане, мелькнуло у него в голове. Женщина богата и принадлежит к высшему свету. В этом он не сомневался: шикарная машина с водителем, ее одежда и та уверенность, с какой она держится. Ошибки тут быть не может. И, конечно, она замужем, такие женщины не бывают одинокими. Он не надеялся, что она разведется с мужем ради него, хотя чем черт не шутит, но если даже этого и не случится, у нее, вероятно, есть круг знакомств, обширные связи, которых так не хватает ему. Она ведь может помочь ему пробиться, сделать карьеру. Ему не нужны ее деньги, он потом и сам их заработает достаточно. Главное, выбраться из затянувшего его болота неизвестности. А что касается Кэтти… хорошо, если с ней получится, но он очень и очень сомневался в этом.

– Тебе хорошо со мной?.. – Бен не хотел называть ее придуманным именем, но чтобы не спугнуть все-таки выговорил —… Филиппа?

– Да… – Скарлетт, вздохнув, оторвалась от его гибкого сильного тела. – Да, милый! Но мне пора…

– Я не спрашиваю, придешь ли ты еще, я просто буду ждать тебя, – удерживая ее в своих объятиях, прошептал Бен. Он не знал, кто ее муж и какой он, но предполагал, что уже не молод. И как бы доказывая ей разницу между собой и им, он сжал ее в объятиях и снова страстно овладел ею. Скарлетт лежала почти бездыханная, трепещущая, изумленная силой его и своей страсти, неукротимости желания.

Так прошли 3 недели, полных страсти и безрассудства. Ретт все еще оставался в Колорадо. Как-то утром, перед тем как пойти к Бену, она спустилась вниз, и дворецкий подал ей письмо от Ретта. Скарлетт села в кресло и быстро распечатала письмо.

Ретт писал, что дела в Колорадо таковы, что он должен там задержаться еще хотя бы на неделю. Он и сам рвется домой, но не может себе позволить уехать с приисков, пока волнения среди рабочих не улягутся, и работы не возобновятся в полном объеме. Сейчас уже все как будто близится к концу, и он надеется через неделю, в крайнем случае через полторы, быть дома. В конце письма Ретт не преминул высказать жене, как он был прав, не разрешая ей заниматься делами. Ведь сейчас все так изменилось. Рабочие как будто посходили с ума, образовывают какие-то союзы и выставляют непомерные требования. Часто приходится идти с ними на компромисс. Там, в Колорадо, слава Богу больше пока стихийного недовольства, народ сюда валит валом в надежде на крупные заработки, но от этого не легче. «Так что, моя милая, наслаждайся покоем, развлекайся, но не очень и жди меня. Я люблю тебя. Твой Ретт».

Скарлетт, прочитав письмо, с облегчением вздохнула.

У нее есть еще немного времени, чтобы завершить свой роман. Скарлетт почему-то ни разу не усомнилась, что ее легкий роман с Беном никак не скажется на семейной жизни. Ретт хочет, чтобы она развлекалась, вот она и развлекается. Она не испытывала ни угрызений совести, ни раскаяния, понимая, что все это закончится так же быстро, как и началось.

Скарлетт давно решила, что к приезду Ретта, Бена уже не должно быть в ее жизни. Значит ей оставалась всего неделя, чтобы насытиться им и потом уйти навсегда. Бен был каждый день и вечер занят, и короткие мгновения близости уже не удовлетворяли ее, она хотела предложить ему поехать с ней на неделю отдохнуть вместе.

Бен согласился, он тоже с удовольствием предавался близости со Скарлетт, его волновало ее прекрасное тело и удивительное свойство полной самоотдачи.

Скарлетт послала телеграмму Ретту, сообщая ему, что решила поехать отдохнуть, чтобы к его приезду набраться сил и быть в прекрасной форме. Кэт оставила на попечение Барта, а сама с Беном отправилась в последнее с ним волнующее путешествие.

Она выбрала маленький уютный городок в Калифорнии, достаточно респектабельный, чтобы приятно провести время, но не имеющий большой известности, чтобы не опасаться встретить там кого-либо из знакомых.

Неделя пролетела, как один миг. Скарлетт отдавалась своей безрассудной страсти с безумством человека, которому оставалось не так уж много времени. Они с Беном поселились в соседних номерах, но один из них всегда оставался пустым. Погода стояла чудесная, но долгих прогулок они не предпринимали и большую часть времени проводили на огромной, выходящей на море террасе или на светло-голубой тахте в одной из комнат. Здесь было мило и со вкусом устроено: картины на стенах, прекрасная французская мебель, небольшой мраморный стол – создавали приятное чувство изысканности и удобства. Большая двухспальная кровать дополняла впечатление блаженства и полной завершенности их временному любовному гнездышку.

Отель, в котором они остановились, был небольшой, но очень уютный, выстроенный во французском стиле он располагался на покрытом изумрудной зеленью холме с прекрасным видом на залив. Он напоминал скорее прелестную загородную виллу, чем одну из указанных в туристском каталоге гостиниц.

Несмотря на то, что время было не курортное и в городке приезжего народа практически не оставалось, Скарлетт не хотела рисковать. Все было удивительно приятно и спокойно, только однажды, когда они обедали с Беном в ресторане, она почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд и, обернувшись, встретилась глазами с незнакомым мужчиной. Его крепкая мускулистая фигура, обветренное загорелое лицо и жесткий взгляд холодных глаз говорили о том, что он привык к риску, опасности, а чистое небо частенько заменяет крышу над головой… Он внимательно посмотрел на Скарлетт, перевел взгляд на ее спутника и отвернулся. Его лицо напомнило ей Генри Шмидта, но этот мужчина не был ей знаком, и минутное напряжение исчезло, опять уступив место спокойному блаженному состоянию духа.

– Ты чем-то встревожена, – спросил Бен, проследив его взгляд.

– Нет, так просто показалось, – отмахнулась Скарлетт, не придавая большого значения взгляду, которым смотрел на нее этот мужчина. Она привыкла к мужскому вниманию, и внимательный оценивающий взгляд незнакомца не был исключением из правила.

Но Бен был другого мнения и вечером после упоительной для обоих близости, он заговорил с ней о своих проблемах, предполагая, что скоро может наступить конец их связи.

– Филиппа, – он так и продолжал называть ее, и она уже привыкла в общении с ним к своему новому имени. – Я никогда не спрашивал тебя, как ты живешь и какое положение занимаешь…

– Разве этого не видно?

– Видно, но ведь есть и другое. Если ты пришла ко мне, значит тебя что-то не удовлетворяет в той твоей жизни. Пусть даже это случилось от скуки, как ты однажды заявила мне, но ведь все равно тебе почему-то стало скучно…

– Мне нечего тебе рассказывать, Бен…

– Тогда в чем же дело, Филиппа? После месяца наших отношений я вправе рассчитывать на откровенность. Значит ли это, что ты не любишь мужа? И хочешь расстаться с ним?

Скарлетт даже задохнулась, услышав такое дикое предположение. Она не любит Ретта! Надо же было придумать такое! Да она никогда в жизни не оставит его.

Бен еще больше удивился, увидев ее ошеломленное лицо, а потом и услышал ее возмущенный голос.

– Да никогда в жизни. Я люблю его больше всего на свете, и эта любовь далась мне так нелегко, что потерять его я не могу. Я просто не переживу этого.

Теперь уже был ошеломлен Бен. «Так в чем же тогда дело, черт побери?» Нет, он никогда не поймет этих светских дамочек. Любит мужа, боится его потерять и безрассудно бросается в объятия другого мужчины… Сумасбродство какое-то! Что же, надо понимать так, что он все это время служил для нее игрушкой? И она собирается и дальше играть им? Нет, дорогая, этого больше не будет. Любимая игрушка – дорогая вещь, и ты должна будешь заплатить за нее, но не деньгами. Бен решил сказать ей о своем отъезде из Штатов, полагая, что она не захочет отпускать его, но тогда пусть помогает в решении его проблем.

– Хорошо, что так получилось, – сказал он спокойно, – иначе мне было бы тяжело уезжать из Штатов.

– А почему ты должен уехать?

– Потому что, чтобы продлить контракт, мне необходимо разрешение на работу здесь, а у меня оно кончается, и я уже использовал все сроки его продления. Так что, хочешь не хочешь, а придется уезжать…

– Вот черт!

– Именно. То же самое говорю и я, но никакого выхода не вижу.

Скарлетт на минуту задумалась, покачивая головой.

– Я бы хотела что-то сделать для тебя, Бен. Ведь ты не хочешь уезжать верно? – Как бы Скарлетт ни хотелось, чтобы Бен оставался где-нибудь поблизости, умом она понимала, что это небезопасно и совсем ей не нужно. Ведь ее так и будет постоянно тянуть к нему. И неожиданное его признание, что он вынужден уехать, помогало ей, разом решало все ее проблемы. Бена не будет рядом, и Ретт никогда ни о чем не узнает. Но показывать свое облегчение Бену не стоит, а говорить, тем более. Поэтому она и сказала, что хочет сделать для него что-то. Бен криво усмехнулся.

– Боюсь, что ты ничем не сможешь помочь. Ты уже замужем.

– А какое это имеет значение? – Скарлетт выглядела очень удивленной.

– Очень большое, если я женюсь на американке, то смогу остаться.

– Так женись на ком-нибудь только ради этого. А потом можно будет быстро получить развод, где-нибудь в другом месте. Это замечательная идея.

– Не совсем так. Я буду должен прожить с женой шесть месяцев.

– Ну и что? Можно найти, кто пойдет на это… Бен покачал головой.

– Боюсь, что нет.

– Мы подыщем кого-нибудь для тебя. – Она засмеялась и исчезла в ванной комнате. Через несколько минут Скарлетт выключила душ и вышла завернувшись в полотенце, а другим обернув голову.

– Сейчас мы пойдем погуляем, – весело решила она, – и что-нибудь придумаем. Не хмурься, все будет хорошо.

Но прогулка не принесла им прежнего наслаждения. Бен все еще был хмурым и неразговорчивым. Он не ожидал, что Скарлетт так легко воспримет сообщение об его отъезде и теперь размышлял, что же еще предпринять, чтобы оттянуть его или сделать так, чтобы не уезжать совсем. Остается Кэтти, но с ней он не может так вести себя, она ему ничем не обязана. Да и что она может сделать, хотя попробовать стоит, может быть, она захочет помочь ему по-дружески.

Скарлетт тоже не была веселой и спокойной, как прежде. Когда они, взявшись за руки, проходили по тенистой аллее, ей почудилось, что на повороте мелькнула и тут же исчезла крепкая коренастая фигура того самого незнакомца из ресторана. Ей стало как-то неуютно в этом прелестном благоухающем местечке. Она машинально отняла руку у Бена, и он, так же машинально, не придавая никакого значения смене ее настроения, отпустил ее.

Молча они вернулись в отель, и Скарлетт ушла к себе в номер, не пригласив Бена. Она осмотрелась по сторонам и, не торопясь, начала складывать вещи. Только позже к вечеру она попросила принести обед на двоих к ней в номер и заказать билеты до Нью-Йорка на утренний поезд. Все, ее безрассудство закончилось. Она попробует помочь Бену остаться в Штатах, но если он все-таки уедет, это будет только лучше для нее. Но даже если он останется, это ничего не меняет, она наигралась, развлеклась, как сказал бы Ретт. Бен – милый юноша, и ей было приятно с ним, но Ретта она ни на кого не променяет.

Когда Скарлетт зашла к Бену, он мрачно глянул на нее, но так и остался лежать на тахте, как был, в Пиджаке и ботинках.

– Я заказала билеты на завтра, – не обращая внимания на его мрачное настроение, сказала Скарлетт, – и обед. Думаю, что нам лучше пообедать в номере.

– У меня нет аппетита.

– Пойдем, пойдем, не хмурься. Что-нибудь придумаем, – Скарлетт потянула Бена за руку, затормошила, заставила подняться.

Вечером после обеда они посидели немного на террасе, любуясь закатным солнцем, а на ночь разошлись по своим номерам.

ГЛАВА 53

Ретт потягивал виски, и Скарлетт удивилась, зная, что обычно до вечера он не пьет спиртного.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, почему же… Ах, виски… Нет, я просто сегодня чертовски устал.

– Как давно я тебя не видела и страшно соскучилась, – произнесла Скарлетт и увидела его насмешливый, рассеянный взгляд.

– Давно, – спокойно произнес Рэтт. – Ну, как ты отдохнула?

– В общем-то ничего.

Он замолчал. Конечно, он ждал, что она расскажет ему подробнее. Но она не рассказала.

Мысли ее кружились и кружились. Быть может, Ретт ничего и не знает. Мозг Скарлетт лихорадочно работал. Знает или нет? Она призвала на помощь все свои силы.

– Ты хоть развлекалась немножко? – спросил он. Она ответила не сразу. Стучало в висках: он знает, он все прекрасно знает! Сердце, казалось, вот-вот остановится. Она услышала свои слова:

– Да, я там… гуляла… Иногда…

– Надеюсь, не одна?

Она медленно кивнула и снова не посмела поднять глаза.

– И что он… хорош собой? Молод? И это тебя по-прежнему развлекает? – спросил Ретт.

Она вскинула голову. Ретт с преувеличенным вниманием занимался чисткой апельсина. Ей подумалось, что сейчас-то все и начнется.

– Да, – сказала она.

– Значит, тебя это развлекает? Или, возможно, больше, чем просто развлекает?

Теперь они глядели друг на друга в глаза. Ретт положил апельсин на тарелку. С какой-то отчаянной нежностью она вдруг увидела две глубокие складки, идущие от крыльев носа к губам, застывшее лицо и его потемневшие глаза в темных кругах. Время, казалось, не движется, или, напротив, проносится вихрем, свистя в ушах. Она ничего не ответила. Она внимательно разглядывала узор на скатерти. Она вдруг вспомнила слова Мамушки: «Мухи слетаются на сахар, а не на уксус», – и она приготовилась к обороне.

– Ретт, ведь ты же знаешь, что ты для меня единственный мужчина в жизни, – и она изо всех сил постаралась улыбнуться ему так нежно, что ресницы ее затрепетали.

– Скарлетт, моя дорогая Скарлетт, – произнес Ретт, и одна бровь медленно поползла у него вверх, – ты так и не узнала меня до конца. Я не какой-нибудь тупица, которого можно обмануть хлопаньем ресниц. Я знал, что ты с детства взбалмошна и эксцентрична в своих поступках, недаром отец воспитывал тебя в крестьянском духе, (Скарлетт обдавало то жаром, то холодом, колени у нее слабели и ноги подкашивались) но я всегда надеялся и верил в то, что та, в ком течет кровь аристократов Робийяр, при любом воспитании никогда не забудет о приличиях. Теперь я понимаю, как я ужасно заблуждался на твой счет. Зная тебя, мне, конечно, не следовало ожидать, что ты будешь правдива, порядочна и честна со мной. Но я, по глупости, в очередной раз поверил тебе.

– Я просто не понимаю о чем ты? – пролепетала Скарлетт и села в кресло, так как ослабевшие ноги вдруг разом перестали слушаться ее.

– Думаю, что прекрасно понимаешь. Посмотри на себя, у тебя вид нашкодившей собачонки. Я думаю, нам лучше не видеться некоторое время.

Скарлетт кинулась к нему. Слезы ручьем текли у нее по лицу, и она так сильно сжала его руку, что ногти впились ему в кожу.

– Что ты хочешь сказать? О, Ретт, ради Бога скажи мне, что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, я выразился достаточно ясно, – и он с силой оттолкнул ее руку.

– Ретт, не делай этого. Я не хочу этого. – Сердце ее разрывалось на части.

Он внимательно посмотрел ей в глаза: – Я устал! – сказал он и отвернулся.

– Но я хочу все объяснить тебе. Ретт, любимый, почему ты так жестоко поступаешь со мной?

Он поднял к ней искаженное болью лицо и ей показалось, что в его волосах прибавилось седины.

– Я поступаю с тобой жестоко? Я, который боготворил тебя всю жизнь? Я заботился о тебе, баловал тебя. Ведь тебе пришлось столько вытерпеть, Скарлетт, – войну, голод, смерть близких, ты прошла через ад, и никто, кроме меня, не мог лучше понять это. А теперь я должен сидеть рядом с тобой, зная что…, держать тебя в объятиях после всего этого.

– Нет, – сказал он тоном не терпящим возражений, – я не могу жить с тобой и лгать себе, что все забыл. Ты не можешь больше быть моей женой. Мой адвокат уладит все необходимые формальности.

– Но я не хочу уходить от тебя. Не заставляй меня сделать это, Ретт. Я больше никогда не повторю этого. Я была такой идиоткой. Прости, Ретт, мне так жаль!

– Скарлетт, прекрати, не унижайся. Где остатки твоей гордости и достоинства. Я сохраню за тобой ежемесячное содержание. Сейчас я уезжаю, а ты можешь оставаться в доме столько, сколько захочешь. Наступило долгое молчание. Никто из них не двигался. Только было слышно тиканье каминных часов.

– Ну вот и кончено, – сухо сказал Ретт, выпрямившись в кресле. – Я ухожу, Скарлетт.

Скарлетт слушала его, как в тумане, она не могла поверить, что все это происходит с ней. Что это тот человек, который боготворил ее, но она все испортила этой интрижкой. Естественно, ее следует наказать.

На нее нашло отупение, и она призвала на помощь старое заклятье: «Сейчас я не стану об этом думать. Я с ума сойду, если буду думать о том, что я его опять потеряла и теперь, наверное, уже навсегда. Я подумаю об этом завтра…»

ГЛАВА 54

В доме все оставалось по-прежнему, слуги чистили мебель, накрывали стол… и убирали почти нетронутые блюда. Кэт каждый день уезжала в театр, она была настолько увлечена своими занятиями там, что ничего не замечала и даже не подозревала, что их семья уже практически распалась. Она редко бывала дома, поэтому не могла знать и того, что отец тоже уже почти не бывает дома.

Скарлетт целыми днями сидела или лежала, тупо уставившись в потолок. Она попыталась на следующий день поговорить с Реттом, но он сразу же ушел, не захотел с ней разговаривать. Она как будто очнулась после безумия и теперь пыталась разобраться, как все получилось у нее с Беном. Но объяснить даже себе так ничего и не могла. Единственное, о чем она сейчас думала, простит или не простит ее Ретт. Ведь они прожили такую сложную жизнь вместе, и она так долго его ждала. Неужели все это ничего не значит для него?

Скарлетт не услышала, как Кэт тихонько постучала к ней в дверь, а потом всунула голову:

– Мама, можно к тебе?

Не получив ответа, Кэт вошла, и послышался ее тихий шепот.

– Мама, ты не спишь? Ты что, заболела? А где же папа, почему его нет дома? А почему ты лежишь одетая? Да что, в конце концов, случилось?

– Садись, Кэт. Ты что хотела?

– Мама, что случилось? – Кэт уже почувствовала что-то неладное и встревожилась. Но Скарлетт не хотела да и не могла ничего объяснить ей. Сказать, что они с отцом разводятся, она спросит, почему? Нет, уж пусть она лучше узнает, когда все будет закончено.

– Да, Кэт, случилось. Но ты все узнаешь в свое время. – Скарлетт решительно пресекла все попытки дочери добиться у нее хоть каких-то объяснений.

– Ну хорошо, мама, если уж ты не хочешь сказать мне, так могу я обратиться к тебе с просьбой.

Скарлетт кивнула, не глядя на дочь. Она представила себе тот момент, когда дочь все узнает: «Боже мой, какой стыд! Корила ее за связь с Крисом Боксли, ее молоденькую, несмышленую девочку, и вот сама…».

– Мама, можно мне пригласить в дом своего друга? У него очень большие проблемы, нужна помощь, может быть, ты сможешь что-нибудь для него сделать?

– Да, конечно, – сказала Скарлетт безучастно, ни о чем не спрашивая дочь. Какая разница! Друг нуждается в помощи, хорошо, что не сама Кэт, как когда-то.

– Мама, мы придем сегодня вечером. А папа будет дома?

– Не думаю.

– Вот хорошо. – На этот раз Кэт это вполне устраивало, хотя она тут же дала себе слово выяснить, что произошло между родителями и вмешаться, если это потребуется, чтобы снова все уладить.

– До вечера, мама, не волнуйся, все будет хорошо.

Кэт поцеловала мать и побежала к себе. Ей еще нужно было одеться и успеть встретиться с Беном, чтобы еще раз все обговорить и подготовить его к встрече с матерью.


Скарлетт вышла из комнаты только к вечеру. Она бы и совсем не выходила. Сил не было и даже способность находить выход из любой ситуации на этот раз отказала ей. И все-таки она переоделась, выбрав дымчато-серое шелковое платье, отделанное черным брюссельским кружевом, и спустилась вниз. Ретта, как она и предполагала, дома не было. Она велела затопить камин, хотя на улице было еще тепло, стояла прекрасная пора бабьего лета, но Скарлетт мерзла, временами ей казалось, что она всерьез заболевает. Но надо было держаться, хотя бы ради дочери, поэтому она заставила себя собраться, приказала накрыть стол и присела у камина в ожидании Кэтти и ее друга.

Послышался звук открываемой двери, голоса в прихожей, приветствие дворецкого. Дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появились Кэт и Бен Брэдли.

Как ни была Скарлетт подавлена, но появление Бена в ее доме оказалось для нее последней каплей, это было как дурной сон, от которого хочется побыстрее проснуться, провалившаяся под ногами земля, преследующий ее неумолимый рок, который мертвой хваткой уцепил ее за горло и не отпускает.

Ей хотелось вскочить на ноги и закричать «нет», завопить от ужаса. Неужели теперь и Кэтти отвернется, будет презирать ее, ведь она сейчас все поймет… ей захотелось немедленно выскочить вон из комнаты и вообще из этого дома. И только диким усилием воли она заставила себя остаться на месте, не показать виду, как ей стало холодно и страшно.

Надо сказать, что и Бен тоже был не в лучшем состоянии, когда на месте матери Кэт увидел перед собой таинственную незнакомку, Филиппу. «Надо подняться и подать ему руку», – убеждала себя Скарлетт, но вот этого она как раз и не могла сделать. Даже сидя в кресле, она чувствовала, как дрожат колени, а если она сейчас поднимется, то не выдержит напряжения и рухнет, и тогда Кэтти уж точно все поймет. Бедная девочка, только этого ей и не хватало!

Но Кэт и без этого все поняла, она видела, что перед ее глазами разворачивается какая-то странная драма. Мать побледнела и остановившимся взглядом смотрит на Бена, как на страшное, неизвестно откуда появившееся чудовище. И он застыл на пороге, и в его взгляде сквозили сменявшиеся поочередно разноречивые чувства: растерянность, волнение, жесткость.

Кэт переводила взгляд то на одного, то на другого, пока все не соединилось воедино: отсутствие отца, безучастность матери и эта сцена. Она повернулась, чтобы убежать отсюда и не видеть больше никого, но в ту же минуту Скарлетт нашла в себе силы подняться и протянуть руку Бену.

– Давайте знакомиться, Скарлетт О'Хара Батлер, мать Кэт.

– Благодарю вас за приглашение в ваш дом, миссис Батлер, Бен Брэдти, – хриплым голосом, поминутно откашливаясь, проговорил Бен. Он взял протянутую руку и склонил над ней свою красивую темноволосую голову. Это дало ему некоторое время, чтобы придти в себя и, когда он поднял голову, его глаза блеснули привычным для Кэтти и Скарлетт насмешливым светом, правда, не совсем уместным в такой момент.


За столом беседа наладилась, Бен рассказывал Скарлетт о театре, о том, какие роли ему приходилось играть и где. Скарлетт не знала об этом, Бен за месяц знакомства никогда не рассказывал ей об этой стороне своей жизни. Скарлетт с интересом слушала его, но о планах спрашивать не решалась, опасаясь выдать себя какой-нибудь неверной интонацией. У нее еще теплилась надежда, что Кэт ничего не поняла.

Кэт была весь вечер молчалива, даже рассказы Бена о театре, казалось, не трогали ее. Лишь изредка она подавала реплики и то только тогда, когда Бен или Скарлетт обращались к ней с вопросами. Она понимала, что ведет себя неприлично, но ничего не могла с собой поделать, притворяться она не умела.

Ни Кэт, ни Бен так и не завели разговора о проблемах, с которыми пришли. Впрочем, Скарлетт знала о них, но помочь ему сейчас ничем не могла. Вот если бы у них с Реттом все оставалось по-прежнему, она могла поговорить, хотя бы с Бо. Он нашел бы возможность добиться продления визы и продлить контракт. Но сейчас все рухнуло и прежде всего у нее самой.

Когда Бен собрался уходить, Кэт поднялась из-за стола, но пошла не в прихожую, чтобы проводить его, а медленно поплелась наверх, в свою комнату.


Кэт не ложилась спать, пока не услышала внизу стук входной двери и поняла, что пришел отец. Она взглянула на часы, было уже три часа ночи. Она накинула халатик и потихоньку выскользнула на лестницу. «Он не обманет меня. Если что-то произошло действительно серьезное между ним и матерью, – а в этом Кэт уже не сомневалась, – он обязательно скажет, а если нет, то она поймет по его глазам».

Ретт не поднялся сразу к себе в комнату, он сидел в кресле у камина и пристально смотрел на едва мерцающие угли. Неизвестно, какие мысли роились в его голове, он и сам не мог бы сказать об этом определенно. Иногда ему казалось, что он мог бы оправдать Скарлетт, простить ее. Она такая, какая есть, и ничто никогда ее не исправит. Он всегда это знал и никакой внешний лоск, который придала ей жизнь, не мог обмануть его. Она рождена для того, чтобы потрясать его и мучать. В свое время он был поражен ее верностью и отречением от всего, что она любила больше всего на свете: светского общества, поклонения мужчин… И не месяц, не год это продолжалось, а, казалось вечность. Сейчас его не было рядом месяц с небольшим – и вот случилось то, что случилось. Это было непостижимо даже для него.

Но как только его мысли шли в этом направлении: простить, найти оправдание, забыть, как тут же перед глазами возникали картины ее предательства. Он представлял ее в постели с этим молодым красивым негодяем, хотя (Ретт отдавал себе в этом отчет) если бы Скарлетт не дала повода, ничего бы не произошло. «Нет, это уже слишком, он больше не позволит ей портить ему жизнь. Никогда в жизни он не поверит ей, что бы она не говорила и как бы не унижалась перед ним».

Ретт не заметил, как к нему неслышной тенью подошла дочь и опустилась на пол рядом с его креслом. Он не заметил даже того, что она какое-то время тихо сидела возле него. И только когда Кэт коснулась его рукой, он очнулся и с недоумением глянул на нее.

– Что, Кэтти, девочка, почему ты не спишь? – Ретт взял руку дочери и прижал к губам.

– Папа, – Кэт хотела видеть глаза отца, но он не поднимал головы, уткнувшись ей в руки. – Папа, скажи, это правда? И вы с мамой больше не будете вместе?

Спазм сжал горло Ретта, он судорожно сглотнул, но спазм не исчезал, ему казалось, что все его нервы собрались в один давящий комок, который и перехватил ему дыхание. Ретт ни за что бы не допустил, чтобы дочь увидела его слезы, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не разрыдаться прямо здесь у нее в коленях.

– Боже мой, папа, я так люблю тебя и так тебя понимаю, – от этих тихих и сочувственных слов дочери он готов был завыть по-звериному и, сжавшись так, что от напряжения у него заболели все мышцы, он сдержал готовый вырваться крик и рыдания. Спустя минуту Кэт почувствовала, что его руки, сжимавшие ее колени, расслабились, плечи распрямились, а еще через минуту он поднял голову и прямо взглянул в глаза дочери.

– К сожалению, да, Кэтти. Но больше я ничего не буду тебе объяснять. Хорошо, девочка?

Кэт кивнула, чувствуя полное опустошение, как будто после длительной погони за чем-то очень желанным она достигла предела, за которым ничего не оказалось.

– Папа, отпусти меня. Я должна уехать, хотя бы на время. Я не могу больше оставаться в этом доме, – проговорила она едва слышно, но Ретт понял ее и кивнул, скорее для себя, чем для нее. Она все равно бы не увидела, вжавшись лицом в отцовский рукав.

– Я не смею тебя удерживать, Кэтти. Мне бы хотелось быть с тобой, но понимаю и тебя. Куда ты хочешь поехать?

Ретт не хотел удерживать дочь, хотя бы потому, что чувствовал по себе, когда с людьми случается беда, ее легче переживать с чужими, с теми, кто к твоей беде не причастен. И как бы не хотелось ему, чтобы дочь была рядом, он понимал, что им обоим от этого будет только хуже: два страдающих человека не смогут быть поддержкой друг другу. Когда они после отъезда Скарлетт в Тару вдвоем с Кэтти приехали в Нью-Йорк, все было по-другому. Тогда у них была надежда, что все образуется, уладится. А сейчас такой надежды нет, и она уже никогда не появится. У него уже все позади. А у Кэтти должно быть все по-другому. Она должна вырваться из их несчастной семьи и начать свою самостоятельную жизнь. Она уже взрослая девочка и на ее долю пришлось много страданий, пусть у нее все будет не так, как у них.

– Так куда ты хочешь поехать, Кэтти?

– Пока не знаю, но я извещу тебя, где буду.

– Знай, девочка, что где бы ты не была, всегда можешь рассчитывать на меня. Я открою счет на твое имя, так что никакой нужды ты испытывать не будешь. И в любой момент я рад тебя видеть, – Ретт гладил дочь по голове, с любовью вглядываясь в ее вмиг повзрослевшие глаза.

– А ты где будешь, папа?

– Тоже пока не знаю. Куплю себе что-нибудь: дом или квартиру. А пока все послания пересылай через Барта. И сразу же сообщи, где ты.

Они долго сидели, прижавшись друг к другу у потухшего камина. Кэт рассказала отцу, как она все это время уходила в театр и просила не сердиться на нее.

– Я знал об этом, Кэтти, – спокойно сказал Ретт.

– О, папа!

– Я ведь сразу замечаю, когда люди что-то скрывают. А уж что касается тебя или… мамы, тем более. Ну а потом, Кэтти, неужели ты думала, что я не замечал твоих постоянных отлучек, твоих секретов с Бартом. Я недавно пытался разыграть его и заявил, что тебе ничего не надо, ты только и знаешь, что бегать по приемам и вечеринкам, видела бы ты, – Ретт тихонько рассмеялся, – как ухмылялся Барт, считая меня полным дураком…

Загрузка...