За последующие два года Лукреция в самом деле повзрослела и поняла, что до того, как Джулия просветила ее, она и в самом деле была невинным ребенком.
Джулия оставалась ее самой близкой подругой. Они часто вдвоем наведывались во дворец кардинала, где Родриго ласково встречал обеих, восхищаясь Джулией, которая привела ему Лукрецию, с которой пришла Джулия. Почему Лукреция должна была сомневаться в правильности такого поведения?
Она сама, Джулия и Адриана были все вместе приглашены на свадьбу Франческетто Чибо. В честь такого великого события весь Рим ликовал, на семи холмах повсюду горели костры. Франческетто был открыто признан сыном Инноченто VIII, и святой отец не делал из этого секрета, присутствовал на банкете и распорядился наполнить фонтаны вином. Более того, невеста была дочерью могущественного Лоренцо ди Медичи, так что не только римляне чтили незаконного сына папы.
Поэтому для Лукреции ничто не могло оказаться более естественным, чем принять нормы поведения своего круга.
В это время в доме на Монте Джордано поселился Гоффредо, и Лукреция обрадовалась, что теперь ее младший брат будет рядом. Он немного всплакнул, расставаясь с матерью, но Ваноцца, несмотря на его печаль, радовалась, что отпускает мальчика от себя, видя в этом согласие кардинала признать его своим сыном.
В тот же год Родриго счел, что его не устраивает Херубино Хуан де Сентеллес в качестве будущего мужа его дочери. Не лучше ли устроить более блестящий брак с Франческетто Чибо, который показался кардиналу подходящей кандидатурой? Но появились сомнения. Хотя Франческетто в самом деле был сыном папы, однако Инноченто быстро старел, и кто знает, что может случиться с ним в ближайшие месяцы. Нет! Он присмотрит дочери более надежного жениха.
Родриго благополучно разорвал предыдущий брачный контракт и составил другой, повыгоднее и в большей мере отвечающий его честолюбивым планам. Новым женихом был выбран дон Гаспаро ди Прочида, граф Аверсы. Этим браком Родриго хотел укрепить связи с Арагонским домом, правящим тогда в Неаполе.
Лукреция приняла изменение планов отца спокойно. Поскольку она не видела ни одного из своих нареченных, то не питала к ним никаких чувств. У нее был счастливый характер Родриго — она умела верить, что все кончится лучшим образом.
Позже, в августе 1492 года, когда Лукреции исполнилось двенадцать лет, произошло событие, которое, как оказалось, сыграет важную роль в ее жизни.
Папа умирал, весь Рим был взбудоражен. У каждого на языке вертелся вопрос, кто станет преемником Инноченто. И нашелся человек, который твердо решил стать им.
Родриго исполнилось шестьдесят. Если он собирается осуществить свою давнюю честолюбивую мечту, то должен действовать быстро. Когда кардинал Борджиа узнал, что Инноченто лежит на смертном одре, он твердо, как никогда прежде, решил, что следующим папой будет он.
Родриго, внешне мягкий, вежливый, любезный, казавшийся таким уступчивым, был человеком железной воли. Ничто не могло помешать ему. Но как ни крути, а все же должен был состояться конклав для выборов нового папы. В те дни Родриго испытывал огромное напряжение. Он не навещал ни возлюбленную, ни дочь, но все обитатели дворца Орсини мысленно были с ним. Они молились, чтобы папой выбрали Родриго.
Лукреция пребывала в смятении. Отец казался ей существом богоподобным, он был таким высоким, могучим, и она не могла понять, из-за чего же волноваться. Почему все не могут понять — единственное, что им остается, это выбрать папой кардинала Родриго Борджиа?
Она обсуждала ситуацию с Джулией, которая тоже волновалась, потому что, хотя она и была возлюбленной самого богатого кардинала в Риме, стать любовницей папы куда лучше. Так что Джулия разделяла волнения, надежды и страхи Лукреции. Маленький Гоффредо ничего не мог понять, но присоединял свои молитвы к молитвам старших. Адриана видела перед собой радужное будущее, когда она сможет снять траур и сопровождать невестку в Рим, где будет жить в роскоши… Если только Родриго выберут.
В то лето жара в Риме стояла изнуряющая. Кардиналы собирались на конклав.
Толпы народа стояли вокруг Ватикана, велись бесконечные жаркие споры, люди гадали, чем кончатся выборы.
Вначале никто не считал шансы Родриго значительными.
Соперничество были велико, потому что Италия в то время представляла собой страну, разделенную на маленькие государства и герцогства, между которыми продолжались бесконечные разногласия. Инноченто был слаб, но пользовался советами своего великого союзника Лоренцо ди Медичи, и во многом благодаря этому полуостров наслаждался миром. Но Лоренцо умер, и впереди замаячила опасность войны.
Людовико Сфорца, регент Милана, и Ферранте Арагонский, король Неаполитанский, были соперниками, что могло ввергнуть Италию в пучину войны. Причиной всему было то, что племянник Людовико Джан Галеццо являлся законным наследником правителя Милана; но Людовико держал молодого человека в тюрьме, объявив себя регентом. Объяснял он это тем, что герцог не представлял собой подходящей фигуры для правления. Он, Людовико, подвел дело к этому, устраивая оргии, которые довели юношу до морального и физического истощения. Однако Джан женился на энергичной принцессе Неаполитанской — Изабелле Арагонской, которая приходилась внучкой Ферранте. Вот что стало причиной трений между Неаполем и Миланом, которые могли вступить в войну, угрожая миру во всей Италии.
Как Неаполь, так и Милан боялись, что Франция мечтает захватить их территории, поскольку французы объявили, что они имеют претензии к каждому из них.
Это означало, что Людовико, как и Ферранте, крайне важно посадить в Ватикан папу, который будет к нему благосклонен.
Соперничество разгоралось: Милан надеялся на избрание Асканио Форца. Ферранте поддерживали Джулиано делла Ровере.
Родриго, хитрый лис, выжидал.
Он совсем не опасался соперничества Асканио, которому было всего тридцать восемь лет. Если его изберут папой, всем остальным кардиналам придется похоронить свои надежды. С таким молодым папой многие годы не появится надежды на новый конклав, если только тот не умрет в молодом возрасте. Более того, едва ли у Людовико найдется много соперников. Регент Милана во всей Италии и далеко за ее пределами был известен как узурпатор.
Иначе обстояли дела с делла Роверо. Его вполне могли выбрать, но у него был ядовитый язык, люди обижались на него. У Джулиано должны были найтись сторонники, но наверняка и врагов хватало.
Вероятно, фаворитом являлся португальский кардинал Коста, которому было восемьдесят. В такое время некоторые склонялись к мысли выбрать очень старого человека, чтобы дать себе короткую передышку перед следующим конклавом. Избрание кардинала Косты будет не такой трагедией, как избрание делла Ровере или — упаси Господи — Асканио Сфорца.
Но Родриго решил, что не будет никого — только он.
Среди других кандидатов находился кардинал Оливьеро Кафара, которого поддерживал Асканио, поскольку чувствовал, что по причине молодости ему самому не суждено стать папой. И еще потому, что Кафара был врагом Ферранте.
Еще один кандидат — Родриго Борджиа, — казалось, совсем и не претендует на папский престол. Родриго хранил спокойствие, хитро выжидая.
Он был самым богатым из кардиналов и знал, насколько важным фактором в подобных случаях бывает богатство. Небольшой подкуп здесь, крупная взятка там, обещание золота и серебра, намек на то, что человек с таким состоянием, как у него, может хорошо заплатить за голоса в его пользу — и кто знает, не достанется ли папский престол ему, пока остальные грызутся между собой.
Кардиналов заперли, и конклав начался. Для Родриго это было время сильного напряжения, но он сумел скрыть свои подлинные чувства. Идя к обедне и причастию, он размышлял над тем, как получить нужные ему голоса. Казалось, перед ним стоит невыполнимая задача, но он, направляясь в собор, освещенный свечами на алтаре и перед каждым креслом, казался абсолютно уравновешенным. Он оглядел лица идущих рядом с ним кардиналов в сине-белых одеждах. Он знал, что ни в одном из этих людей огонь тщеславия не горит с такой силой, как в нем. Он должен добиться своего.
Ему казалось, что процедура тянется дольше, чем обычно, но наконец выбрали кардиналов-наблюдателей, и он занял свое место. Стояла полная тишина, слышался только скрип перьев, пока каждый из кардиналов выводил:» Я, кардинал такой-то, выбираю папой римским преподобного кардинала…»
Ну почему, негодовал Родриго, нельзя голосовать за себя самого!
Он поднялся вместе с остальными и присоединился к процессии, направившейся к алтарю. Он опустился на колени и тихо заговорил:
— Свидетельствую перед Христом, который один мне судия, что выбираю того, кого считаю самым подходящим, если делаю это по воле Господа.
Они положили избирательные бюллетени на блюдо, под которым находился потир, после чего медленно и торжественно наклонив блюдо так, чтобы бумага упала в потир, возвращались на свои места.
После первого подсчета у Родриго оказалось семь голосов, но Кафара получил девять, Коста и Микиэль, кардинал Венеции, тоже имели по семь, делла Ровере — пять. Что же касается Асканио Сфорца, то он не получил ни одного, да и с самого начала было ясно, что ни один из кардиналов не захочет видеть на папском престоле человека столь молодого.
Дело зашло в тупик, поскольку любой из кандидатов должен был получить не менее двух третей голосов, чтобы быть избранным.
Развели огонь, бумаги сожгли. Народ, ожидавший на площади Святого Петра результатов голосования, увидев дым, заволновался. Люди поняли, что первый подсчет голосов не дал результата.
На сей раз Родриго решил, что пришла пора действовать быстро. Он продумал, что предпринять, и, смешавшись с остальными кардиналами, не стал терять времени и сразу приступил к делу.
Он начал с Асканио Сфорца, попросив того прогуляться с ним по галереям после сиесты. Асканио, понимая, что не имеет ни малейших шансов быть избранным, намекнул, что готов отдать свой голос за вознаграждение. Родриго мог дать ему больше, нежели кто другой.
— Если меня выберут папой. — пообещал Родриго, — я не забуду вас. Я назначу вас на должность вице-канцлера и дам епархию.
Это был неплохой стимул, и Асканио колебался всего мгновение, прежде чем согласиться. Так же, как с Асканио. Родриго переговорил и с другими, которые быстро сообразили, что хотя они выбыли из состязания, но могут покинуть конклав людьми более богатыми, чем вошли в собор.
Так что пока Рим обливался потом и ожидал результатов, хитрый лис Родриго незаметно делал свое дело, тихо и максимально быстро. У него не оставалось иного выбора. Он твердо решил, что должен добиться успеха сейчас, ведь неизвестно, появится ли у него еще когда-либо такой шанс;
Настало одиннадцатое августа, прошло пять дней с начала конклава. На площади Святого Петра люди стояли всю ночь в ожидании, их головы были подняты, глаза устремлены на заложенное кирпичом окно.
Показались первые лучи солнца, осветившие застывшие в ожидании лица, и вдруг послышался крик, народ заволновался, напряжение достигло предела из кирпичной кладки на окне начали выпадать кирпичи.
Выборы окончились. После четвертого голосования папа был единодушно избран.
Папой стал Родриго Борджиа, и с этого момента он станет известен как Александр VI.
Родриго стоял на балконе, прислушиваясь к приветствиям в его адрес. Это был величайший момент в его жизни. Престол, к которому он шел с тех самых пор, как его и брата усыновил их дядя — папа Каликст III, теперь был его. Он чувствовал себя всемогущим, способным сделать все. Кто пять дней назад верил, что выберут именно его? Даже его давний враг делла Ровере отдал ему свой голос. Просто невероятно, что может сделать небольшой посул, и кто же может устоять перед обещанием аббатства, от миссии в Авиньоне или в крепости Рончильоне. Не Ровере! Слишком много пришлось заплатить за голоса? Вовсе нет. Он купил власть с помощью богатства, которое копил многие годы, и теперь собирался убедиться, что власть его безгранична.
Он простер руки, и на несколько секунд толпа замерла.
Тогда он крикнул:
— Я папа и наместник Христа на Земле.
В ответ раздались громкие восклицания и приветствия. Неважно, как он достиг такого высокого положения. Единственное, что имело значение — что он его достиг.
Коронация Александра VI была великолепнейшим зрелищем, подобного Рим никогда не видел. Лукреция, глядя с балкона дворца кардинала, испытывала чувство гордости и радости за этого человека, которого она любила больше всех на свете.
Этот человек был ее отцом, красивый мужчина в роскошных одеждах, уверенно сидящий на белом коне, благославляющий толпу, окружившую его. Этот человек в центре события был ее отцом.
Александр прекрасно знал, что народ ничего не любит так, как пышные процессии, чем более блестящими они были, тем больше нравились, чем более великолепными они будут, тем сильнее его станут уважать. Поэтому он решил превзойти все предыдущие коронации и распорядился не жалеть денег.
Папская гвардия была одета так великолепно, что даже великие князья рядом с ней выглядели тускло: длинные пики и щиты сияли в солнечных лучах, гвардейцы казались богами. Кардиналы и высшая знать, принимавшая участие в процессии вместе со своими свитами, были полны решимости превзойти друг друга в роскоши; процессия оказалась так длинна, что понадобилось два часа, чтобы проделать путь от собора Святого Петра до церкви Сан Джованни. И в самом центре находился папа на белоснежном коне, в свои шестьдесят выглядевший двадцатилетним благодаря своей энергии. Казалось маленьким чудом, что люди — даже Лукреция! — верили, что новый папа больше чем просто человек.
Процессия остановилась, и здесь Александр должен был выслушать от своих сторонников и обожателей, в числе которых теперь оказался весь Рим, слова уважения и почтения.
Ему бросали под ноги цветы и кричали:» Рим сделал великим Цезаря, а теперь пришел черед Александра; но тот был просто человеком, а этот — Бог «.
Александр выслушивал все эти славословия с любезностью и очарованием, завоевывая сердца тех, кто смотрел на него.
Какой триумф! Повсюду виднелся герб с пасущимся буйволом. Подняв взор, Александр заметил его. Он также заметил золотоволосую девочку на балконе, единственную из его детей, ставшую свидетельницей его триумфа. Джованни находился в Испании, Чезаре учился в университете в Пизе, а маленький Гоффредо (которого он признал своим сыном частью потому, что любил мальчика, частью же из-за того, что ему нужны были сыновья) еще недостаточно подрос, чтобы появляться на людях. Его дети! Каждый из них занимает свое место в его мечтах о могуществе и славе. Малышка Лукреция стоит совсем рядом с широко открытыми глазами, полными страха и любопытства, принимая его, как и люди на улицах, за Бога среди человеческих существ. Она одна представляет здесь всех его детей.
Почтение, приветственные возгласы, опьяняющее сознание власти действовали на него, как наркотик, который клонил человека ко сну, и тот видел сны о своем величии.
— Да будет благословен наш папа! — кричала толпа.
Ну вот, думал Александр, пусть благословение святых снизойдет на меня, чтобы я смог осуществить свои мечты и объединить Италию под знаменем одного правителя, и пусть этим правителем станет Борджиа.