Риск

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Оригинальное название: Risk (Mindf*ck #1) by S.T. Abby, 2016

С.Т. Эбби (Крышесносная серия №1) «Риск», 2019

Переводчик и оформитель: Маргарита Волкова

Редактор: Анастасия Каменчукова

Вычитка: Дарья Рузняева

Обложка: Мария Корзун

Переведено для группы: https://vk.com/dark_eternity_of_books

Любое копирование на сторонние сайты

или использование в коммерческих целях ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Аннотация:

Они забрали слишком много.

Оставили слишком мало.

Мне было нечего терять... до него.

***

Я не ждала его.

Я не хотела влюбляться.

Я не могу отпустить его.

Логан Беннетт делает мир безопасным местом.

Он великолепен.

Он ‒ герой.

Он запирает монстров.

Но пока он спасает жизни, я их отнимаю. Собираю долги, принадлежащие мне.

Десять лет назад они убили меня.

Они должны были убедиться, что я мертва.

Теперь я заберу их жизни.

Одно имя за раз.

Я очень долго тренировалась.

Я была терпеливой.

Я не могу остановиться сейчас.

Месть ‒ это блюдо, которое нужно подавать холодным.

Они никогда не поймут, что я рядом, пока я не разрисую их стены красным.

Логан не знает, как сильно они обидели меня.

Не знает о криках, которые они игнорировали.

Не знает, как сложен этот город на самом деле.

Он просто знает, что люди умирают.

Он еще не в курсе, что полюбил убийцу.

Никто не подозревает умершую девушку.

И Логан не догадывается, кто спит в его постели.

Они ищут монстра.

Не девушку, что любит красный.

Ту, что влюблена.

Я их безликий кошмар.

По крайней мере, пока не расскажу всем историю, которая, по их мнению, никогда не случалась.

Но что решит Логан в итоге? Или они все сгорят в моей мести?

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ 18+: Книга содержит описание сцен жестокости и насилия, принуждение, ненормативную лексику и сексуальные сцены.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Пролог

Тим Гувер

Чак Косби

Нейтан Мэлоун

Джереми Хойт

Так много имен, которые нужно зачеркнуть...

Эйнштейн говорил: «Слабые мстят, сильные прощают, счастливые забывают!».

К черту это! В этом Эйнштейн был не прав.

Месть ‒ это блюдо, которое нужно подавать холодным...

Не могу не согласиться. Когда придет время, они не будут готовы к тому, что я иду за ними. Их крики станут музыкой для моих ушей.

Глава 1

Я люблю человечность, но ненавижу людей.

А. Эйнштейн

Лана

‒ Ты выглядишь так, будто тебя бросили, ‒ обращаясь ко мне, говорит незнакомый парень. Я всматриваюсь в свой телефон, осторожно кликая на экран блокировки, чтобы он не мог увидеть, что я за ним наблюдаю.

Поднимая глаза, я выгибаю бровь и начинаю демонстративно изучать его: симпатичный, двадцать с небольшим, надменная улыбка, доминантная поза... Но он определенно не на ту напал.

‒ Вообще‒то, мне нравится есть одной, ‒ говорю я ему с милой свали-нахрен улыбкой.

Он не понимает намек, потому что его глаза сужаются, выражая решимость. Мужчин манят вызовы. Я должна была догадаться.

‒ Я ‒ Крейг. А ты... ‒ он позволяет своим словам оборваться, рассматривая меня, но я ничего не отвечаю, молча пригубив свой кофе. ‒ Если ты не скажешь мне свое имя, я буду звать тебя Красавицей.

Как оригинально.

Его попытка польстить явно не заготовлена и, безусловно, недостаточно продумана. Очевидно, он привык добиваться всего, не особо напрягаясь, что означает, что парень никогда не прилагает особых усилий для получения желаемого. Учитывая его дорогой костюм и заметную привлекательность, я не удивлена.

Большинство женщин не обратят внимания на его высокомерие, завороженные дерзостью, которую, вероятно, найдут очаровательной.

Но я ‒ не большинство.

‒ Как насчет того, чтобы называть меня «Не заинтересована»? Потому что это наиболее уместное описание ситуации, ‒ говорю я ему, расслабленно откидываясь на спинку стула и продолжая держать его в поле зрения.

‒ Очевидно, что у тебя не лучший обзор, ‒ продолжает он, откидываясь назад и практически вставая в позу, которая демонстрирует мне его наглую задницу.

‒ Я увидела более чем достаточно и, по‒прежнему, не заинтересована.

Помрачнев, он отступает.

‒ Хорошо. К черту. Так или иначе, не хочу получить обморожение члена, ‒ говорит он, прежде чем вернуться к столику, за которым сидит другой парень.

Солнце не радует своим присутствием, учитывая пасмурную погоду. Всего лишь несколько человек выбрали патио вместо внутренней части кофейни, потому что, похоже, скоро пойдет дождь. Несмотря на то, что они сидели через несколько столов, я могла видеть, как его друг смеется и качает головой, пока мистер Высокомерие садится на свое место угрюмый и раздраженный.

Я продолжаю просмотр фотографий на своем телефоне, пока не ощущаю на себе взгляд. Парень, что ожидал за столом, рассматривает меня и не отводит взгляд, когда я ловлю его на подсматривании. Я бы сказала, что он пытается меня прочитать, прямо как я его.

Он тоже выглядит неплохо, но его костюм не такой дорогой, как на первом парне. По моим наблюдениям ‒ они коллеги, но почему один одет лучше, чем другой, если у них одна и та же работа? Он не кажется заискивающим или подобострастным, как если бы работал на мистера Высокомерие. Что означает, они равны, но получают неодинаковую зарплату? Или, возможно, мистер Высокомерие при деньгах, а этот парень ‒ нет?

Равнодушно возвращаюсь к телефону, делая вид, что не замечаю его пристального взгляда. Допив свой кофе и проверив день Д, прошу официантку принести счет.

‒ Он уже оплачен, ‒ говорит она, мягко улыбаясь и сверкая глазами. ‒ Вы также уже оставили чаевые, ‒ добавляет она, подмигивая. ‒ И неплохие.

Я поднимаю брови, и она движением головы указывает, как мужчина выходит из внутреннего дворика. Мистера Высокомерие нигде не видно.

‒ Он поблагодарил вас за развлечение, ‒ продолжает она рассказывать мне, обмахиваясь и наблюдая, как он идет к черному внедорожнику.

‒ Спасибо, ‒ отвечаю ей, вставая и направляясь к выходу.

Никакого флирта, никаких страстных взглядов, и он не подождал, чтобы посмотреть, подойду ли я к нему после того, как он заплатил за мою еду. Мне не нравится, когда люди милы без причины. Сообщать, что я его развлекла, недостаточно.

Мои глаза следят за молчаливым парнем, когда он задерживается около внедорожника. Он разговаривает по телефону, но слишком тихо, чтобы я могла услышать его слова с такого расстояния. Я также вижу мистера Высокомерие, который беседует с красивой девушкой возле соседнего магазина. Она кажется гораздо заинтересованнее меня.

Решив утолить свое любопытство, я направилась к молчаливому парню, когда он заканчивает разговор. Я подхожу ближе и его глаза встречаются с моими. Брови парня удивленно поднимаются, когда я вытаскиваю двадцатку.

‒ Я не позволяю незнакомым мужчинам платить за свою еду. Мама воспитала меня лучше, ‒ говорю я ему, потряхивая деньгами перед его лицом.

Медленная усмешка расползается по его полным губам, полностью преображая его лицо. Его темно-русые волосы чистые и намеренно взъерошены, чтобы казаться сексуальными. Жесткая, точеная челюсть резко контрастирует с его мягкими голубыми глазами. Он выглядит грубым и нежным одновременно, что путает меня. Я действительно не могу прочитать его.

‒ Я не смог бы получить более интересное шоу за такие смешные деньги. Поверь мне, это стоило дороже, ‒ говорит он, пожимая плечами и убирая руки и телефон в карманы.

Парень без слов показывает мне, что не станет брать мои деньги.

Но я настойчивая, и трясу двадцаткой снова.

‒ Я настаиваю. Спасибо, но нет.

Он только сильнее ухмыльнулся.

‒ Ты всегда такая ершистая? ‒ раздумывает он. ‒ Постоянно беспокоишься о намерениях других? Или это крайне феминистская позиция, так как ты напрягаешься от того, что мужчина оплачивает твой кофе и кекс?

Он читает меня. Я знаю это.

Дешевый костюм внезапно обретает смысл, как и черный внедорожник.

‒ Ты из ФБР, ‒ заключаю я, беря в расчет, что Куантико не так уж далеко.

Его ухмылка становится шире.

‒ Что заставило тебя так думать?

‒ Например, ты профилируешь меня, что заставляет тебя, скорее всего, быть в подобной сфере, учитывая машину и наряд. У твоего друга дорогой костюм, который он носит, чтобы привлекать внимание, но твой ‒ менее броский. Твоя поза рядом с ним и добродушные шутки в его сторону заставляют меня думать, что вы равны, несмотря на финансовые различия. Поэтому предполагаю, что он родился с золотой ложкой во рту, а ты всего добился собственными силами. Внедорожник нестандартной версии. Тонированные окна слишком темные, чтобы их можно было законно затенить, но я знаю, что ФБР получают определенные льготы из-за рисков безопасности. Итак, я права?

Я вне себя от того, что он продолжает улыбаться, будто он только заинтригован, а не испуган. Я хотела, чтобы он убрался.

‒ Ты ‒ не психолог, не из ФБР и не связана ни с какими правоохранительными органами, ‒ говорит он, сбивая меня с толку. ‒ Твой наряд ‒ богемный шик, что означает, что ты меньше беспокоишься о своем внешнем виде и больше озабочена комфортом. Ты сидишь одна по собственному желанию и отвергаешь любое внимание, проявленное в твою сторону. На первый взгляд, ты феминистка для своего же блага. С другой стороны, к тебе трудно приблизиться, потому что доверие ‒ не твоя сильная сторона. Это удерживает тебя от страданий, но это также мешает тебе иметь кого-то близкого в своей жизни. Ночью, когда ты закрываешь глаза и позволяешь себе быть уязвимой... это единственное время, когда ты осмеливаешься задаться вопросом, каково это быть не одной.

Я сглатываю ком в горле. Он слишком точно описывает. Я не могу быть столь легко читаемой. Я тренировалась годами.

‒ У тебя нет животных, учитывая, что на тебе нет ни шерстинки, если, конечно, у тебя нет такого питомца, который не носит шерсть. Тем не менее, я не вижу, чтобы ты позволяла себе привязываться даже к животному, ведь ты знаешь, что, скорее всего, переживешь его, и тебе придется иметь дело с потерей. Ты отстраняешься по необходимости. Видимо, у тебя болезненное прошлое, которое подтолкнуло тебя к этому. Возможно, утрата. Быть может, более чем одна. Может быть, тебя поглотило одиночество, и осталась ты там по своему выбору.

Мое сердце бешено стучит в груди, и я делаю неуверенный шаг назад. Его глаза смягчаются.

‒ Извини. Я зашел слишком далеко. Прошу прощения, ‒ говорит он мне, когда возвращается мистер Высокомерие.

‒ Я не потерял свою сноровку. Эта цыпочка просто...

Его слова застывают в воздухе, когда он видит меня прикованную взглядом к мистеру Профайлеру. Я чувствую себя незащищенной, уязвимой и не в своей тарелке. Я не привыкла к такому. Я чертовски усердно работала, чтобы стать крепостью, которую невозможно пробить.

Он просто рушил мои стены, ухватившись за одну правильную нить.

‒ Захвати несколько бутылок воды. Поездка будет долгой, ‒ говорит он мистеру Высокомерие, не отводя от меня взгляда.

Я не знаю, уходит ли он или нет, потому что я слишком занята, глядя прямо в эти нежные голубые глаза, которые действительно кажутся полными раскаяния.

‒ Жизнь дерьмо, ‒ роняет он. ‒ Затем ты умираешь. Мог бы жить нормально, пока был жив, ‒ добавляет, звуча намного менее проницательно, чем раньше.

Этого достаточно, чтобы разрушить напряжение, и неожиданно улыбка озаряет мое лицо. Он подмигивает, наклоняясь.

‒ Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, чтобы почувствовать себя живой, звони мне. Мне бы также не помешало ощутить немного жизни.

Когда он отступает, я ощущаю что-то в руке, хотя не чувствовала, что он что-то туда положил. Он идет к другой стороне внедорожника, и я пристально смотрю, как он садится.

Наконец, я опускаю глаза к карточке в своих руках, когда мистер Высокомерие возвращается, чтобы занять пассажирское место.

Логан Беннетт...

Его номер прилагался к имени, и, конечно же, он из ФБР. Когда мой взгляд снова поднимается, он опирается на руль, наблюдая за мной. Окно мистера Высокомерие опущено, и он выглядит раздраженным.

‒ Позвони мне, ‒ говорит Логан, ухмыляясь, прежде чем отъехать от тротуара.

Реальность ‒ всего лишь иллюзия, хотя и очень стойкая. Это сказал Альберт Эйнштейн.

Мой отец всегда цитировал Эйнштейна, как способ объяснить жизнь, когда мы изо всех сил пытались понять его. Я помню, как он повторял его изречения, когда наши жизни развалились. Он причинял боль худшим образом, но старался изо всех сил успокоить нас.

Эйнштейн не помогает мне понять, как же просто меня прочитать. Или насколько уязвимой и беззащитной я чувствую себя в этот момент.

Мой телефон вибрирует в руке, и я смотрю вниз, видя напоминание, которое я установила.

Мне нужно быть собранной. Мне необходимо быть хладнокровной. Пустяк мог пробить брешь, когда мне нужно выполнить план, над которым я слишком долго работала.

Отбросив остаточную слабость, я резко вдыхаю и иду к своей машине. Я проезжаю пятнадцать миль. Нахожу дом, который мне нужен, но проезжаю мимо. Я паркуюсь в заброшенном сарае, прежде чем надеть перчатки, костюм и тяжелые мужские ботинки. Я также привязываю рюкзаки, утяжеленные камнями... Один ‒ к спине, другой – на груди.

Стараясь оставаться незамеченной, я подхожу к дому, открываю дверь и молча снимаю рюкзаки, осторожно положив их на стул.

В моем кошельке есть все, что мне нужно, поэтому я держу его при себе. Затем в ход идут тяжелые ботинки, и я молча помещаю их поверх своего рюкзака.

Движение наверху привлекает мое внимание, и я медленно пробираюсь к лестнице, стараясь, чтобы мои шаги были легкими и бесшумными. Я изучала пол в течение месяца, чтобы знать каждое место, которое может скрипнуть.

Я знаю его режим дня лучше, чем собственный. Точно также как знаю, что через пять минут польется вода.

И, разумеется, старые трубы гудят, когда вода начинает поступать в них. Это сигнал для меня. Я поднимаюсь по лестнице, игнорируя скрип, потому что он не может слышать этот звук при таком громком душе.

Когда я добираюсь до его комнаты, мой взгляд падает на кровать. Я знаю, что он живет один, но всегда беспокоюсь о том, чтобы не столкнуться со случайной женщиной. Я наблюдала за камерами со своего телефона, и они показали отсутствие гостей, но это все еще та мысль, которая всегда тревожит меня.

Я с облегчением выдыхаю, когда не замечаю следов чужого пребывания. Только Бен и его обычный грязный дом.

Душ выключается, и я уже готова и на позиции. Жизнь была бы проще, если бы я могла использовать электрошокер или седативные. Правда.

Как только он проходит с полотенцем вокруг талии мимо меня, мой нож скользит, жестко врезаясь в его плоть. Вопль пронзает мои уши, и я понимаю, что момент слабости с мистером Профайлером не повлиял на меня слишком сильно. Как же хорошо звучат эти крики!

Я работала ради этого слишком долго и усердно. Я должна была знать, что один человек не разрушит мои границы.

Бен падает на пол, крича в агонии, пока сжимает свою ногу. Полотенце сползает, обнажая каждый дюйм его тела перед моими глазами.

Меня затошнило.

Но ужас в его глазах? Это приносит удовольствие.

‒ Какого черта? Бери все, что хочешь! ‒ кричит он, всхлипывая, когда я приближаюсь, наблюдая за мной широко открытыми испуганными глазами.

Я получаю удовольствие от его ужаса. Хочу заставить его рыдать гораздо, гораздо дольше.

‒ Все, чего я хочу, чтобы ты знал мое имя, ‒ говорю я тихо, пугающе.

Его глаза расширяются сильнее, и он бледнеет, когда я поднимаю окровавленный нож и пробегаю пальцем по обратной стороне лезвия.

‒ Прошу, не надо, ‒ умоляет он, проваливая попытку встать.

Он ударит меня, как только получит шанс. Я не настолько глупа, чтобы подходить близко.

Я вытаскиваю провод из заднего кармана и наблюдаю за ним, пока он смотрит на меня.

‒ Не узнаешь меня, Бен? ‒ спрашиваю я с издевкой, наклоняя голову. Десять операций назад он бы меня узнал незамедлительно.

‒ Нет. Нет, ‒ плачет он. ‒ Я не знаю тебя. Ты выбрала не того парня!

Я приседаю, замечая, как его взгляд меняет направление. Сейчас он готовится напасть на меня, когда я нахожусь в такой позе. Он находит это ошибкой с моей стороны.

Если бы он только знал...

‒ Я была шестнадцатилетней маленькой девочкой, когда ты видел меня последний раз, ‒ говорю я с темной улыбкой на губах. ‒ Я выросла. Хочешь поиграть?

Последние два слова стали толчком к узнаванию. Я вижу, как его зрачки расширяются, его ноздри трепещут, и понимание появляется на его лице.

‒ Ты, ‒ шепчет он. ‒ Нет. Нет. Ты не похожа на нее. Она умерла, ‒ добавляет он тем же тихим тоном.

‒ Я жива, ‒ отвечаю я, наблюдая, как его страх медленно начинает угасать, как я себе и представляла.

Прямо сейчас он вспоминает, насколько слабой я была, такой ужасно испуганной рыдающей девочкой. Он вспоминает, как легко одолел меня. Его разум притворяется, что он все еще контролирует ситуацию, несмотря на смертельную опасность.

‒ У тебя три превращения, ‒ продолжаю я. Оставаясь уверенной и готовой к нападению, я внешне демонстрирую слабость, которой в действительности нет. Я позволяю его разуму продолжать возвращаться к той ночи десять лет назад.

‒ Это означает три фунта плоти в течение следующих трех дней, ‒ продолжаю я.

Я вижу, как это происходит, прежде чем он кидается на меня. Крича от боли, он пытается повалить меня на пол. Мой нож вспарывает его плечо, и раздается еще один крик. Я кручусь на коленях, скольжу ему за спину, и впечатываю его лицо в пол.

Нож все еще в моей руке, и я молниеносно выбрасываю его, одновременно бросая провод вокруг его шеи и плотно затягивая. Я сжимаю его горло, наслаждаясь болезненными звуками. Он становится вялым, теряя сознание, находится между жизнью и смертью. Из-за потерянной крови он слишком слаб, чтобы сопротивляться. Было бы так легко убить его прямо сейчас.

Но смерть не придет так скоро.

Я больше не верю в милосердие.

Три фунта плоти будут извлечены, когда он проснется.

Он будет просить и умолять.

Будет унижаться до потери сознания.

Но он почувствует все.

История повторяется.

Глава 2

Как человеческие существа, одни были одарены достаточным

интеллектом, чтобы четко увидеть, каким крайне малым

этот интеллект становится, когда сталкивается с реальностью.

А. Эйнштейн.

Логан

Я доедаю свой круассан, пока смотрю фотографии с места преступления.

Кровь размазана по стенам кистью, как и в других четырех случаях, которые нам удалось связать. Это одна из немногих вещей, которая остается последовательной. Преступник всегда окрашивает стены кровью жертвы.

‒ Как ты можешь есть, пока смотришь на такое? ‒ спрашивает Элис, морща носик и присаживаясь на край моего стола.

‒ Что они нашли на Бена Харриса? ‒ спрашиваю я, игнорируя вопрос.

‒ По оценке судмедэкспертов, его пытали в течение последних трех дней. От него отрезали части тела, прямо как от остальных. Включая пенис, ‒ вздохнула она.

Это заставляет меня поежиться, как и любого другого мужчину. Одна из фотографий должна быть с отрезанным членом?

‒ Все его пальцы ампутированы, ‒ продолжает она, указывая на одно фото, на котором изображены десять отрезанных пальцев, лежащие на земле. ‒ Его грудь медленно разрезали кусочек за кусочком. Преступник останавливал кровотечение каждый раз, используя варварский метод прижигания. Он хотел, чтобы жертва была жива все эти три дня. Его пенис был последним, чего он лишился. Были найдены следы связывания, цепи свисали с балок цокольного этажа. Мы полагаем, что преступник остается верен своему профилю, оставляя жертву повешенной в собственном доме. До сих пор, все мужчины имели изолированные дома, слишком далеко стоящие от соседей, чтобы услышать или увидеть хоть что-то. И он делает все собственноручно. Его удары продуманы, тщательно и подробно спланированы, даже если мы не понимаем смысла этих деталей.

‒ Преступник может быть женщиной, учитывая затрагивание паха во всех убийствах, ‒ говорит Крейг, содрогаясь, когда присоединяется к нашему разговору. ‒ Только женщина станет отрезать мужскую мошонку.

‒ Серийные убийцы женского пола, согласно статистике, не пытают своих жертв. Они на самом деле намного рациональнее, и из-за этого их труднее выследить, ‒ говорит Элис пренебрежительно.

‒ Что ж, он может быть импотентом. Большинство серийных убийц такие, ‒ подходя к нам, присоединяется к разговору Алан.

Есть причина, по которой он и Крейг не являются профайлерами.

‒ Мне кажется, что преступник ‒ сексуальный садист, ‒ объясняет Элис. ‒ Импотенция, вероятно, играет определенную роль, но просто назвать его импотентом ‒ это не профиль.

‒ То есть он немощный сексуальный садист? ‒ спрашивает Крейг в замешательстве.

‒ Сексуальные садисты часто лишены мужской силы, и они ищут свою сексуальную разрядку посредством пыток. Никаких признаков изнасилования обнаружено не было, но, скорее всего, преступник еще не эволюционирует и не набрался уверенности, чтобы насиловать мужчин.

‒ Сексуальный садист ‒ гей? ‒ продолжает Крейг, все еще потерянный.

‒ Да, - говорит Элис, кивая.

‒ По словам свидетелей, все жертвы мужчины были традиционной сексуальной ориентации. Если бы они были геями, эта теория имела бы смысл, ‒ добавляю я. ‒ Все пятеро были из одного города, но нет ни одного подозреваемого, кто мог бы желать убить всех пятерых. Как бы то ни было, мы что-то упускаем.

‒ Следы мужской обуви двенадцатого размера оставили грязь по дороге в дом. Отпечаток плотный от пятки до пальцев. Наш эксперт говорит, что подозреваемый весит около девяноста шести килограмм, ‒ поясняет Элис.

‒ Он должен быть физически подготовлен, чтобы быть в состоянии одолеть этих мужчин так, как это делает наш убийца. И крупного телосложения, скорее всего. Преступник подавляет их явной грубой силой. Изначально он убивал только альф, что привело к тому, что профиль был альфа-серийным. Но Бен, хотя и был физически здоров и силен, был очень ведомым по жизни. Именно поэтому он был настолько успешным, потому что ему нравилось быть второй скрипкой.

‒ Начиная с последнего убийства, сексуальный садизм гораздо более вероятен. Там может быть сексуально расстроенный триггер, который должен сузить наш поиск. Мы также должны конкретизировать профиль. Что еще мы знаем о жертвах?

‒ Все эти ребята были лучшими на своих занятиях в колледже, от двадцати трех до двадцати восьми лет. Связывает их только родной город и их изолированные дома. Они не поддерживали связь, хотя и дружили, когда жили там. Возможно, подозреваемый ненавидит весь город, но почему? Это часть мести?

‒ Возможно, ‒ говорю я скорее себе, чем Элис.

Один убит в Бостоне. Другой в Денвере. В Лонг-Айленде. В Мэне. И сейчас на нашем заднем дворе – в Вирджинии. Этот тип отметился на всей карте, оставляя грязь на всем протяжении своей охоты.

Это может показаться случайным, если бы мы не установили, что все жертвы родом из одного места. Их не связывает одно учебное заведение. Трое из них ходили в частные школы в других городах. Таким образом, очевидно, что это не вендетта за школьные обиды. С учетом разницы в возрасте у жертв, они не могли учиться в одном классе.

‒ Об убийствах не сообщалось в СМИ, ‒ издаю я стон. ‒ Если бы трупов было всего два, я бы назвал это совпадением. Но это пятая жертва родом оттуда, но убийств в пределах самого города нет. Что мы знаем о городе?

‒ Немного. Очень немного. Население ‒ пятьсот человек. В прошедшие три года ничего реально интересного в новостях, кроме волка, который напал на человека на его пастбище. Очень религиозный город.

‒ Маленькие религиозные города печально известны тем, что там приходится тяжело гомосексуалистам. Особенно мелкие фермерские города. Вы с Леонардом отправляйтесь туда и посмотрите, что сможете узнать. Спрашивайте о физически здоровом мужчине выше шести футов в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет, который, возможно, гей или проявлял интерес к мужчинам. Учитывая религиозный аспект, объект не уверен в себе. Спрашивайте, кто демонстрирует нервную реакцию после контакта с мужчинами. Все мужчины, убитые до сих пор, были физически здоровыми, одинокими, привлекательными и с очень беспорядочными половыми связями. Возможно, у преступника были чувства к ним в какой-то момент времени, и они не ответили взаимностью.

Я сжимаю губы, недоумевая, чего нам не хватает. Профиль кажется сплошным, и доказательства подтверждают это, но что-то не складывается. Мы должны были установить связь раньше, но все убийства произошли в разных городах и у нас были только предположения. Связь стала ясна только через две недели, после четвертой жертвы.

‒ Мне нужно что-то еще отметить в профиле, прежде чем отправить его в полицейский департамент города?

‒ Да, ‒ говорю я, присаживаясь и изучая фотографии. ‒ Преступнику удалось беспрепятственно войти в каждый дом. Либо жертвы знают этого человека и доверяют ему достаточно, чтобы впустить его, либо двери были открыты. Скажите им, что наш убийца должен был общаться с жертвами, чтобы установить этот контакт. Кроме того, выяснили, что взято как трофей? У преступника есть личная привязанность к этим людям, и у него есть садистская фантазия, которую он проигрывает с каждой жертвой, хотя изнасилование пока еще не является частью фантазии. Очевидно, что он сейчас балдеет от пыток в одиночестве, но, учитывая длительный перерыв между убийствами, ему нужно что-то брать с собой. Он определенно берет трофей.

Один месяц между каждым убийством. Временные рамки неизменны, и это не похоже на то, что убийца слетит с катушек в ближайшее время, или вообще когда-либо. Я надеялся на быстрое опознание, что заставит его начать ускользать и ошибаться.

‒ Мы проверили тела. Каждая часть тела не остается без внимания, а волосы не повреждены. Кроме того, ни одна из жертв не осталась без драгоценностей или других личных вещей, но мы не можем утверждать, так как они все жили одни, никто не может рассказать пропало ли что-то.

Мы что-то упускаем, черт подери. И это сводит меня с ума.

‒ Иди домой и отдохни немного. Ты был здесь всю ночь, ‒ продолжает Элис, положив руку мне на плечо. ‒ Мозги лучше работают после некоторого отдыха.

‒ Копайте глубже в историю города. Что-то случилось там, о чем мы не знаем, и...

‒ Отдых, ‒ перебивает она. ‒ Я знаю, как делать свою работу. Ты бесполезен, если не спишь.

Проклиная все, я встаю и закрываю файл, упаковываю его, когда Элис уходит с Леонардом, чтобы отправиться на север Делани Гроув. Это странное название для города, и я знаю, что мне придется поехать туда самому, чтобы получить реальные ответы.

Только я подхожу к двери, как Крейг ловит меня.

‒ Ледяная принцесса звонила? ‒ спрашивает он, изображая скуку. Но я знаю, его все еще злило, что она проигнорировала его, но обратила внимание на меня. Он рассматривает факты вне контекста и отказывается принять реальный ход событий.

Поэтому он хреновый профайлер, но он хорош во взаимодействии с общественностью ‒ его место в нашей команде.

Я открываю рот, чтобы дать отрицательный ответ, зная, что это порадует его и заставит чувствовать себя комфортнее, но мой телефон звонит. Мои брови взлетают, когда я вижу неизвестный номер.

‒ Беннетт, ‒ отвечаю я.

‒ Вы используете свою фамилию при ответе на звонок, будто человек на другом конце линии может не знать, чей номер только что набрал. Это очень некорректное приветствие, которое заставляет меня задаваться вопросом, работаете ли вы с вашими проблемами с отстраненностью, агент Беннетт, ‒ растягивает слова знакомый женский голос.

Моя улыбка сразу же появляется, и я подмигиваю Крейгу, который наблюдает за мной, ожидая, когда я удовлетворю его любопытство.

‒ Ты на самом деле выжидала стандартные три дня, чтобы позвонить?

‒ Технически, я выждала нетрадиционные четыре дня.

Верно. Я не спал, так как вчера утром мы нашли последнюю жертву. Я работаю на кофеине и сахаре.

‒ Извини. Я не спал всю ночь. Другой день не наступает, пока я не посплю, поэтому у меня все еще третий день. Должен ли я ждать четыре дня до следующего твоего звонка? Или я могу использовать этот номер, когда захочу? ‒ спрашиваю я, наблюдая, как Крейг стонет и передергивается, а после уходит.

‒ Почему ты не спал всю ночь? ‒ спрашивает она, отвлекая от вопроса, который я ей задал.

Это типичная реакция кого-то с проблемами отстранения.

‒ По работе. Я долго без сна и провёл много времени в дороге. Наверное, мне нужно сказать, что теперь, прежде чем пригласить тебя на свидание, я должен разобраться с вышеупомянутой работой.

Я решаю высказать все сразу, зная, что у нее дефицит доверия. Второй причиной является то, что когда я прочитал ее, она перешла от холода к нападению в мгновение ока. Эти призрачные зеленые глаза были выжжены в моей памяти.

Назовите это комплексом героя, но я сразу же обратил на нее внимание.

‒ Буду знать. Я тоже скучаю по большинству вещей, и это нормально.

Моя улыбка расширяется, когда она начинает открываться мне.

‒ Чем ты занимаешься? ‒ спрашиваю я ее.

Она беззаботно смеется, и это чертовски приятный звук. Он ей не подходит. Это легкий, свободный смех, как будто она уже не та девушка, с которой я разговаривал несколько дней назад.

‒ У меня онлайн-магазин перепродажи и торговая точка. Мой процент я беру от каждой сделки за проверку товара, если сделка выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Например, мне, возможно, придется совершить спонтанную поездку посреди ночи, если кто-то из Флориды попытается обменять миллионную яхту на десять тысяч долларов. Я не могу одобрить такую сделку, пока физически не осмотрю товар и не увижу надлежащую документацию. Я могу просто удерживать выплату денег до тех пор, пока имущество не будет передано. Торги, однако, должны выполняться клиентами. Я просто сторонний организатор, который время от времени сует всюду свой нос.

Ее легкая болтовня немного меняет профайл... Я идентифицировал ее как отстраненную и закрытую, а не беззаботную девушку. Возможно, я вне игры, потому что устал. Я слышу непринужденность в ее голосе и это, действительно, сбивает с толку.

‒ Звучит здорово, ‒ говорю я неубедительно.

‒ Не всегда. Однажды мне пришлось осмотреть одну из этих «настоящих» кукол. Знаешь? Сексуальные куклы, которые реалистично сделаны, в отличие от надувных. Они стоят около пяти штук, и парень торговал ими, чтобы купить маленького пони... Не бери в голову.

Смешок вылетает из меня, прежде чем я могу сдержать его, и я чувствую ее улыбку.

‒ Это самая странная вещь, которую ты когда-либо проверяла?

‒ Осмотр влагалища надувной женщины, оснащенной функцией всасывания во всех отверстиях, не был изюминкой моей карьеры. Это удивительно и только.

И снова я смеюсь, удивляясь, почему ее тумблер переключился из оборонительного в очаровательный за четыре дня.

‒ Так какая была самая странная? ‒ спрашиваю я ее.

‒ Услуга за услугу. Какое самое странное дело было у тебя?

Я думаю об этом, пока залезаю в свою машину. Большинство дел, над которыми я работаю, являются серьезными, жестокими и садистскими. Но когда я только начал...

‒ Я был завербован, когда учился в колледже, после сдачи теста для ФБР. Они решили, что мне нужно работать на них, и я не видел причин спорить. Во всяком случае, мое первое маленькое дело было в Индиане. Это был извращенец, который воровал трусики. На первый взгляд, парень был сексуальным психопатом, который в конечном итоге перейдет на более тяжкие преступления, чем воровство трусов. Они вызвали нас, потому что все эти женщины были в ужасе от того, что сталкер врывался в их дома и крал их нижнее белье. Но чем глубже я копался, тем больше понимал, что это был несовершеннолетний подросток. Я думал, что у него просто сексуальные фантазии и только потом мы обнаружили, что он крал трусики не для себя. Он крал их для своей матери, потому что она всегда ворчала о своем «дешевом нижнем белье, которое врезается между ее булочек». Ты представить себе не можешь, как испугалась его мать, когда мы, наконец, нашли парня. Он еще не отдал ей трусики. Он клал ворованное в коробку, чтобы подарить ей на Рождество.

Она заразительно смеется, и я расслабляюсь на водительском сиденье, выезжая из Куантико и направляясь к своему дому.

‒ Звучит неловко. Но, по крайней мере, подросток не был сексуальным психопатом, ‒ к ее тону добавляется напряженная нотка, но потом она прочищает горло, пока я зеваю. ‒ Ты действительно устал. Отпущу тебя.

‒ Я еду домой. У меня есть полчаса свободного времени. Составь мне компанию.

‒ Хм-м, думаю, ты все еще хочешь, чтобы я была твоим развлечением.

Моя улыбка увеличивается.

‒ Я попросил бы больше, чем просто забавный телефонный разговор, но мне нужно вернуться обратно, как только я посплю. У нас открылись новые обстоятельства в одном из наших дел, что означает, что объем работы снова увеличивается.

‒ Хм-м-м, что бы ты попросил, если бы мог? ‒ спрашивает она так, будто флиртует со мной сейчас, что противоречит осторожности, которую она проявляла всего несколько дней назад.

‒ Я бы пригласил на ужин. Возможно, на фильм, если ужин пройдет хорошо, и ты не совершишь ошибок, которые могут сорвать свидание.

Она мягко хихикает.

‒ Какие могут быть ошибки? Пытливый ум и все такое?

‒ Обычные. Съешь козявку. Выпьешь мочу... Достанешь страпон, которым захочешь меня трахнуть. Я в этом не разбираюсь.

На этот раз она начинает хохотать, и я слушаю, впитывая. Я не знаю, почему мне кажется, что я совершил что-то особенное, заставив ее смеяться. Опять же, что-то мне подсказывает, что она делает это не часто.

‒ Ну, у меня никогда не было привычки есть козявки. Питье мочи не привлекает меня. У меня будет простое пиво, если я буду в настроении выпить что-то похожее на мочу. И я спрячу свой страпон, пока ты не будешь более спокойно относиться к своей сексуальности, чтобы поддаться этому…

‒ Наносишь удар по моей сексуальности. Мило, ‒ заявляю я сухо, слушая ее смех еще немного, при этом продолжая улыбаться.

‒ Итак, как ты профилируешь людей? ‒ задумываюсь я, когда ее смех затихает.

‒ Как я это делаю? Или зачем я это делаю? ‒ отвечает она.

‒ И то, и другое.

‒ Ну, я в большинстве случаев делаю это, основываясь на языке тела при личной встрече и микро-выражениях лица, конечно. Я обращаю внимание на формулировки, когда это текст. Я слушаю тон голоса и интонацию. Я делаю это, потому что запустила этот онлайн-сайт, и ты должен знать обо всей чуши своих пользователей.

‒ Ты открыла магазин одна? ‒ спрашиваю я, выуживая больше личной информации.

‒ У меня есть бизнес-партнер. Он держит за собой всю техническую работу, а также разработал программу для определения потенциальных поддельных учетных записей. Это сильно упрощает процесс, хотя мы все еще просеиваем некоторые счета вручную.

‒ И этот партнер-мужчина просто друг? ‒ спрашиваю я, любопытствуя дальше.

Она колеблется, но потом весело отвечает:

‒ Если ты спрашиваешь, свободна ли я, то ответ ‒ да. На какое-то время. Я бы не позвонила тебе и не флиртовала, если бы встречалась с кем-то.

‒ Что ж, это отстойно, что я не могу увидеть тебя сегодня вечером. Боюсь, ты можешь устать ждать, когда я освобожусь. Я буду работать сверхурочно в поисках новых потенциальных зацепок. Но если ты не против кофе, я могу встретиться с тобой в том же месте, где мы встретились, на обратном пути в офис через несколько часов. Скажем, в пять или около того?

‒ Я предпочитаю кофе по утрам, но ты можешь купить мне маффин. У них замечательные маффины.

‒ Кофе по утрам, ‒ повторяю я, моя усмешка растет. ‒ Верно подмечено.

‒ Вы флиртуете со мной, агент Беннетт?

‒ Только если немного. Ты когда-нибудь скажешь мне свое имя?

‒ А, точно. Ты же не знаешь моего имени. Опасно разговаривать с незнакомцами, знаешь ли.

‒ Я в курсе. Я профилирую серийников всю жизнь.

Она крошечное существо с невероятными глазами, но, без шуток, я должен опасаться ее. Я уверен, что она знает, что у меня есть значок, и это успокаивает ее; она предполагает, что все должностные лица, представляющие закон, являются ангелочками с чистыми намерениями. Это наводит меня на мысль, что у нее никогда не было проблем с законом.

‒ Серийники? ‒ спрашивает она. Ее голос немного дрожит, напоминая мне, что я сказал.

‒ Серийные преступники. Я перешел от серийных похитителей трусов к серийным убийцам. Надеюсь, это не проблема. Из-за этого у меня были сложности в отношениях в прошлом.

Она прочищает горло.

‒ Эм, нет, не проблема. Но разве ты не должен хранить такое в тайне от посторонних?

‒ Это не секретная информация. Я был в новостях раз или два. И, кроме того, я предпочел бы, чтобы мы не были чужими. Так как тебя зовут?

Она делает паузу дольше, чем хотелось бы. Я понимаю ее, но не могу определить степень своей правоты и теряюсь в догадках, почему она спокойна.

‒ Лана. Лана Майерс. Не стесняйтесь разузнать обо мне все, мистер Профайлер.

Дружелюбный тон вернулся, и я свернул на подъездную дорогу, которая доставит меня домой.

‒ Предпочту, чтобы ты удивила меня, Лана Майерс. Я только выполню небольшую проверку, чтобы убедиться, что ты не преступница или беглянка. Это может быть проблемой, учитывая мою работу, ‒ говорю я, легко смеясь.

Она тоже смеется, а затем вздыхает.

‒ Кофе позже? ‒ спрашиваю я ее.

‒ Маффин, помнишь?

‒ Точно. Извини. Сон одолевает.

‒ Увидимся позже, агент Беннетт.

‒ Определенно, ‒ говорю я ей, зевая, когда я подхожу к своему дому.

Она кладет трубку, и я сразу же печатаю ее имя в сообщении для Хэдли.

Хэдли: Что мне искать?

Я: Только судимости.

Хэдли: Сделано. Она чиста.

Я: Быстро, однако.

Хэдли: Я же говорила.

Посмеиваясь, я убираю телефон и захожу внутрь. Мой мозг истощён, но я все еще сортирую факты дела в голове, думая о том, что мы, возможно, упускаем.

Преступник мучает своих жертв в течение нескольких дней, но не одно и то же количество времени. Три дня в последнем случае. Два дня для первых двух тел. Четыре дня на третью и четвертую жертвы. Отсутствие согласованности не имеет смысла, как и целенаправленно удаленная кожа. Травмы всегда разные, за исключением удаления проклятого члена. Иногда все пальцы обрезаны. Иногда нет.

Мой дом пуст, тих и немного жутковат, учитывая дело, над которым я работаю. Все жертвы похожи на меня самого. Одинокие. Изолированные. Физически привлекательные. Жили в уединенной местности. Трудоголики.

Мой ближайший сосед находится в миле вниз по дороге.

Долгое время никто не замечает, что жертвы пропали. На работу поступает звонок. Это записанный на пленку мужской голос, как мы догадываемся, учитывая, что текст везде одинаков. Очевидно, что ни одна из компаний не регистрирует эти звонки, поэтому мы должны доверять их информации.

Последнее тело было найдено только потому, что один из коллег жертвы по работе пришел, чтобы выяснить, почему он не являлся на работу четыре дня и не предупредил.

Как-то удручает знание того, что никто за пределами работы ничего не заметил. То же самое относится и ко мне.

Мои глаза сканируют дом по привычке в поиске чего-нибудь необычного. Как только я убеждаюсь, что всё на своих местах, я снимаю пистолет, включаю сигнализацию, а затем бросаюсь к кровати.

Глаза закрываются, и я готовлюсь, как всегда, увидеть картинки мертвых тел.

Вместо этого, я потерялся в невероятных зеленых глазах, которые увижу чуть позже.

Глава 3

Когда вы ухаживаете за красивой девушкой

час кажется секундой. Когда вы сидите

на раскаленной золе, секунда кажется часом.

Это и есть относительность.

А. Эйнштейн

Лана

Уже после пяти, я начинаю поглядывать на часы и задаюсь вопросом, действительно ли меня отшили. Я не уверена в том, что заставило меня позвонить ему, флиртовать, а затем согласиться на свидание. Может быть, это потому, что мне хочется меньше чувствовать себя ледяным монстром и больше походить на женщину.

Я жива. Другие мертвы.

Я жива, пока чувствую смерть.

Возможно, я хочу чувствовать себя живой, учитывая, что мое время может быть ограничено. Я должна ценить каждую минуту... когда не собираю долги. Не совсем романтично думать о парне, пока нарезаешь кого-то на куски, но Логан был определенно в моих мыслях в течение трех дней, потраченных на погашение долга Бена.

Не в темных местах моего разума, которые тоже зарезервированы для мести. Нет. Логан был в хороших частях, которые, как я думала, больше не существовали. Он нашел глубоко похороненный свет, будто не все добро внутри меня было уничтожено.

Когда я собираюсь написать ему и узнать, все ли у него хорошо, внезапно кто-то садится в кресло передо мной, и я поднимаю глаза, чтобы встретить взгляд мягкого голубого оттенка. Я могу смотреть в них весь день. Остальные части его тела тоже подходят к этим прекрасным озерам.

Он ‒ это грех и удовольствие в упаковке, на которую я склонна заглядываться.

‒ Мне очень жаль, ‒ стонет он, подзывая официантку. ‒ Пробки. Мне на самом деле пришлось злоупотребить своей властью и включить огни, чтобы проехать.

Моя улыбка удивляет меня каждый раз, когда он заставляет меня чувствовать ее.

‒ Все в порядке. Я просто волновалась, ‒ вру я. Я беспокоилась о нем и волновалась, что он не придёт.

Его же улыбка настоящая и мгновенная, когда он видит, что я не злюсь. Появление официантки прерывает момент, но мы, как два идиота, продолжаем улыбаться друг другу.

Я, честно говоря, не могу вспомнить время, когда у меня в животе так трепетало. Я была подростком, когда моя жизнь была разрушена, и иллюзия нормальности навсегда осталась в моих руках.

Это самое человечное, что я чувствовала на протяжении долгого времени. И это всего лишь кофе по дороге на работу.

Мы оба заказываем, и официантка уходит, окидывая его быстрым взглядом и подмигивая мне, как будто она одобряет. Не то чтобы мне было это нужно.

‒ Итак, что заставило тебя согласиться встретиться со мной? ‒ спрашивает он, по-видимому, пропуская обязательную ознакомительную часть разговора. Наверное, это мудро, так как наше время ограничено. Не говоря уже о том, что он может начать спрашивать о моей жизни, поэтому вполне безопасно общаться подобным образом.

Я решила не говорить ему, что он заставляет меня чувствовать себя женщиной, тогда как я должна была стать монстром с тех пор, как меня заперли и выбросили ключ.

‒ Что заставило тебя спросить об этом? ‒ спрашиваю я его вместо ответа.

Его усмешка становится шире.

‒ Ты отвлекаешь, но я бдителен. Я думал о тебе. Твоя очередь, ‒ говорит он, упершись в стол локтями.

‒ Я думала о тебе тоже.

‒ А, понятно, это жульничество. Ты не можешь просто повторять мои слова, чтобы не раскрывать больше подробностей. Это широко используемый инструмент в определении личности.

‒ Прекрати профилировать меня, ‒ говорю я с дразнящей улыбкой, но тайно надеюсь, что он действительно остановится.

Что, если он увидит слишком много? О чем, черт возьми, я думаю? Это самое глупое свидание, на которое я только могла пойти.

Наконец я знакомлюсь с парнем, с которым, возможно, хотела бы встречаться, и это должен быть именно такой человек, который мог увидеть всю меня?

Он слишком активно изучает меня, но я держу свою улыбку на месте, надеясь, что она не кажется напряженной.

Превосходно.

Он продолжает ждать моей реакции, и я стараюсь думать о том, как правильно реагировать. Как нормальные женщины реагируют? Они фонтанируют эмоциями и льстят из-за его значка и навыков? Обижаются ли они на то, что он позволяет себе постоянно профилировать их, чувствуют, что он не позволит им иметь какую-либо конфиденциальность? Понятия не имею.

‒ Насколько на тебя повлиял твой личный опыт? ‒ спрашиваю я, решив не реагировать вообще и сохранить свои эмоции под маской.

Он стонет, качая головой и откидываясь назад.

‒ Больше, чем я хотел бы признать. Женщины предпочитают рассказывать мне, как они себя чувствуют. И хотят от меня того же. Я пытался остановиться, но не могу. Считай это моей странной причудой. С тобой я чувствую надежду; ты, кажется, чувствуешь то же самое.

Его глаза находят мои, и он действительно выглядит полным надежды. Он прав. Я делаю то же самое. Но по совершенно другим причинам.

Он служит справедливости самым лучшим способом.

Я служу мести так, как это предначертано.

‒ Что у тебя сейчас с личной жизнью? ‒ спрашивает он, пробуя еще раз.

Как паутина с кучей мертвых жуков в ней... Опять же, не самая подходящая метафора.

Когда официантка приходит и приносит наш маленький заказ, я пытаюсь придумать хороший ответ, ожидая, пока она уйдет.

‒ Немного сухо.

‒ Ауч, ‒ говорит он, но ухмыляется.

‒ Ну, не конкретно в этот момент, ‒ говорю я, чувствуя себя глупо, и начиная снова улыбаться.

‒ Итак, расскажи мне о себе, ‒ он жестом показывает мне одну руку, а другой подносит кофе к губам.

‒ Двадцать шесть. Недавно в этом городе. Постоянно переезжаю. И у меня странная одержимость носками. Ты?

Он хмурится, будто нехорошо себя чувствует.

‒ Ты часто переезжаешь? ‒ спрашивает он, не отвечая на вопрос.

Думаю, мы играем в эту игру вдвоем. Избегаем ответов на вопросы, чтобы задать свои.

‒ Да. Я жила почти в тридцати штатах. Пускать корни было слишком скучно. Мы с родителями жили в маленьком городе, и там все обо всем знали. После их смерти стало еще хуже. Во всяком случае, я переезжаю, пытаясь найти то место, где почувствую себя дома.

‒ Удалось что-нибудь найти? ‒ спрашивает он, прочищая горло.

‒ Возможно, ‒ говорю я, пожимая плечами.

Я его почти не знаю, поэтому, сказать ему, что он ‒ первый человек, что вызвал мой интерес, определенно будет слишком быстро.

‒ А твои родители... ‒ он позволяет словам повиснуть в воздухе. Кажется, будто он неохотно спрашивает то, что хочет знать.

‒ Автомобильная авария, ‒ частично лгу я, изображая улыбку.

‒ Извини, ‒ говорит он, переводя дыхание.

‒ Это было давно. Теперь о тебе, ‒ быстро говорю я, отчаянно желающая сменить тему.

Он улыбается мне, но улыбка не доходит до его глаз.

‒ Двадцать девять. У меня есть дом в тихом местечке. Он принадлежал моему отчиму, но он оставил его мне перед смертью. Моя мать живет со своим новым мужем в Майами. Так что здесь только я.

‒ Как насчет твоего отца? ‒ я понимаю слишком поздно, что не должна так глубоко заглядывать, если не хочу, чтобы он тоже это делал.

Ни у кого из нас нет шансов выговориться.

Его телефон звонит, обращая на себя внимание, и он вздыхает так, что, вероятно, означает, что наша короткая и сладкая беседа закончилась.

‒ Бл*ть, ‒ говорит он себе под нос, заставляя мои губы дернуться.

Это просто слово, но я уже начала беспокоиться о том, что он был примерным мальчиком.

Он поднимает глаза, чтобы встретиться с моими.

‒ Ненавижу покидать тебя так рано, но...

‒ Все хорошо, ‒ прерываю я его, игнорируя небольшой укол разочарования.

Он бросает на стол двадцатку, чего более чем достаточно, чтобы покрыть возможный счет в десять долларов.

‒ Мне действительно жаль, ‒ говорит он. Бубня слова проклятий себе под нос, он встает.

Я тоже поднимаюсь и неловко мнусь, потому что не знаю, должна ли я обнять его, коснуться или помахать, как идиотка.

Я машу, как идиотка.

Блин.

Он ухмыляется, приподнимая бровь.

‒ Я позвоню тебе позже? ‒ спрашивает он, его ухмылка превращается в мягкую улыбку.

Я поглощена чувством того, что я задница, поэтому просто киваю. Я действительно боюсь открыть рот, чтобы не выглядеть еще глупее. При этом я продолжаю ему махать. Это похоже на то, что моя рука потеряла связь с мозгом, и, черт побери, все еще двигается.

На этот раз, когда его телефон звонит, он поворачивается и уходит, прежде чем ответить. Я возвращаюсь на свое место, задаваясь вопросом, что планировать убийство легче, чем свидание.

Мир слишком порочен.

Глава 4

Сила всегда привлекала безнравственных людей.

А. Эйнштейн

Лана

Логан: Стейк. Я отведу тебя поесть стейк. Или, возможно, даже омаров. Тебе нравится красное мясо или моллюски?

Я усмехаюсь, когда вижу сообщение от Логана. Вчера все было немного неловко, но потом он позвонил и дал мне понять, что все хорошо. Во всяком случае, он казался более заинтересованным.

Я: Да и да. Я также люблю вино. Просто, к твоему сведению.

Логан: Вино, понял. Что ты сегодня делаешь? Есть ли шанс, что ты будешь в городе и выпьешь со мной кофе? Или съешь булочку, а?

Я заканчиваю прятать последнюю камеру над дверью. Попасть внутрь было не просто, учитывая, что Тайлер или его жена сразу же по возвращению домой запирают двери. Но мне удалось проскользнуть и оставить окно незапертым.

Системы безопасности нет. Предполагается, что только у одной из моих целей есть охранная система безопасности. И с этим справится Джейк. Он ‒ настоящий друг. Сколько людей вы можете попросить о помощи в воплощении своего плана мести и они помогут без страха и сомнений?

Я хватаю телефон и набираю сообщение Логану, обнаруживая, что странно успокаиваюсь. Я веду нормальный разговор во время планирования убийства.

Может быть, я действительно больная.

Я: Не сегодня. У меня торговый обзор. Вернусь только завтра.

Это не совсем ложь. Я действительно делала обзор торговли... Просто это будет происходить здесь.

Жена Тайлера уезжает из города на конференцию по работе, что дает мне много времени для обследования дома.

Пол новый, как и вся остальная часть дома. Никаких скрипов ‒ чертовски хорошо. Мой телефон гудит в кармане, когда я пробираюсь по коридору, проверяя все, что может создать проблему.

Логан: Завтра я уже буду в другом городе. Жонглирую несколькими делами прямо сейчас. Люди просто не могут перестать убивать друг друга.

Обожаю иронию.

Мы так кардинально несовместимы, что это даже смешно.

Если бы он видел зло, которое выпало на мою долю, понял бы, почему некоторые люди заслуживают смерти.

Я: Ты когда-нибудь убивал?

Почти уверена, что это не самый лучший вопрос, заданный парню, с которым у вас была только одно свидание в кафе, если это можно назвать свиданием.

Логан: Много раз. К сожалению, не всегда преступник оказывается в тюрьме.

Он убил много людей теми же методами, с той же моралью... так что технически он тоже серийный убийца. Это логично и это правда. Помимо того, что он носит значок, который делает его действия юридически оправданными, мы равны. Правда, я сначала мучаю своих жертв, но это нюансы.

Логан: Это беспокоит тебя?

Я смеюсь, прежде чем могу остановить себя. И я очень довольна тем, что здесь меня никто не слышит. Черный юмор, вероятно, заставит нас не заходить далеко в этих отношениях.

Я: Нисколько. Уверена, ты был вынужден сделать это, иначе ты бы нашел другие варианты.

Иногда справедливости нет. И тогда приходится брать справедливость в свои руки.

‒ Хочешь поиграть, Виктория? Ты знаешь, что хочешь, ‒ дыхание Бена ощущается, как кислота на моей шее, и мне удается ударить его коленом по ребрам.

Он сыплет проклятия и поворачивает голову.

‒ Держи ее! ‒ орет он Тайлеру. ‒ Или я прослежу, чтобы она ударила и тебя несколько раз.

Крик пронзает ночь, но он не мой. Я отказываюсь позволять им слышать, как я кричу.

‒ Ты прекрасно кричишь, ‒ слышу я, как говорит Кайл, смеясь откуда-то сзади, но я не вижу его или того, что он делает.

И не хочу видеть.

Воспоминания, которые заставляли меня свернуться в клубок и часами плакать. Теперь они мотивируют меня. Подкармливают мою решимость. Двигают меня вперед.

Делают меня кровожадной.

Покачав головой, я заканчиваю перемещения по дому и прячу последнюю камеру в шкуре медведя над кроватью Тайлера. Видимо, его жена любит чучела животных. Или я надеюсь, что его жена любит чучела животных. Мне ненавистно думать, что я дрожала от страха перед парнем, который любит подобное.

Когда я захожу в последнюю комнату, я замечаю, что она со звукоизоляцией. Там большое количество студийного и музыкального оборудования. Это идеальное место, так как в доме нет подвала. Здесь нет окон.

В этой комнате не будет камер.

Здесь несколько гитар, выстроенных в ряд, все они красивые и блестящие.

Вся его жизнь красивая и блестящая. Как и у них всех.

Не могу дождаться, когда раскрашу все здесь в красный.

Глава 5

Единственной реальной ценностью является интуиция.

А. Эйнштейн

Логан

− Кто эта девушка? − спрашивает Элис, прочищая горло и садясь на край моего стола.

Я усмехаюсь, когда кладу телефон, при этом маскируя выражение лица.

− Не пойму, о чем ты говоришь, − лгу я.

− Ты можешь врать, сколько тебе заблагорассудится, но ты выдаешь себя, когда смотришь на телефон. Есть две причины, по которым парень улыбается своему телефону: порно или девушка.

Посмеиваясь, я отвожу взгляд, изучая некоторые новые улики по делу «Бугимена». Я ненавижу, когда СМИ дают имя преступникам. Они только подстегивают их своим вниманием, которого эти люди жаждут. К счастью, до журналистов еще не дошли слухи о нашей изуродованной, замученной жертве. Мне бы не хотелось знать, какое имя они наколдуют на этот раз.

− Мы отправляем команду в Бостон, чтобы поискать новые зацепки по нашим убийствам. Мы изолировали место преступления и сузили круг подозреваемых. Есть возражения? Я контролирую ход дела «изувечить и убить», − говорю я вместо того, чтобы ответить на ее комментарий.

Она делает глубокий вдох.

− Конечно. Я поеду в Бостон. Однако прекрати пялиться на эти фотографии. Они наградят тебя кошмарами, − говорит она, указывая на снимки, разбросанные по моему столу. У меня всегда есть копия материалов в столе. Посмотреть на вещи с разных ракурсов помогает мне найти то, что остальные могли пропустить.

− Мне нужно найти реальный мотив этих убийств, − я двигаюсь к последней убитой и кастрированной жертве.

− Иногда мотива нет. Мы профилировали подозреваемого, как человека, не смирившегося с фактом своей гомосексуальности. В результате он уже на пути к тому, чтобы стать сексуальным садистом, как только примет свою ориентацию. Скорее всего, он издевался, насмехался над жертвами, избивал их. Местный полицейский департамент не спешил обращаться к нам. Я не думаю, что они воспринимают этого парня достаточно серьезно, как должны. Я разговаривала с несколькими местными, но они ведут себя так, будто совершенно исключено, что преступник может быть человеком с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Как будто это богохульство, чтобы просто рассмотреть этот вариант. Я хотела показать им фотографии моего брата и его мужа просто ради того, чтобы увидеть их шок.

Мои губы дергаются.

− Чем меньше город, тем он более враждебен к чужакам. Им не нравится, как мы вмешиваемся в их внутренние дела, и они уверены, что, черт возьми, мы тут обнаружим какую-то грязь, которая сможет запятнать их репутацию. Но в итоге мы должны будем разобраться с этим. Преступник вернется за своей новой жертвой, − говорю я с тяжелым вздохом.

Она кивает, хватает ключи с моего стола и, прежде чем уйти, смотрит на меня, пока я остаюсь сидеть.

− Просто дружеское напоминание: мы все трудоголики. Это особенность нашей профессии. У нас всегда три или более дел одновременно, несмотря на то, что журналисты сообщают нам, что у нас низкая загрузка и полно свободного времени между делами. Свидания... Что ж, это не так просто. Есть причина, по которой мы все одиноки, разведены или и то, и другое вместе. Если ты не встречаешься с кем-то из коллег, никогда не увидишь, как тебя ждут дома.

Она поворачивается и уходит, бросив взгляд через плечо. Я отмахнулся. У нас есть свободное время. Его немного, но этого достаточно. Я надеюсь. Мне бы не хотелось думать, что моя жизнь была потрачена на погони за психопатами, и умру я в одиночестве.

Я: Нам действительно нужно встретиться снова. Сообщения отстой.

Лана: Я согласна. Пальцы сводит судорога.

Я: Что-нибудь планируешь через два дня? У меня никаких планов на завтрак.

Лана: Через два дня я буду в Западной Вирджинии. Что на счет завтра?

Я: Не могу. Я должен лететь в Бостон для быстрого брифинга. Я вернусь завтра вечером, но у меня очень много работы, которую нужно срочно сделать. Я надеюсь закончить, прежде чем уйду домой. Если я уйду домой.

Лана: Итак, переписываться весело, ведь так?

Я издаю стон и, смеясь, расслабленно откидываюсь в своем кресле, когда Крейг входит в мой кабинет.

− Итак, местный шериф из этого захудалого городишки наконец-то позвонил. Только что разговаривал с ним. Он на самом деле живет там и, по-видимому, думает, что это он управляет всеми полицейскими отделами в стране. Во всяком случае, он сказал, что в его городах нет геев. «Только столичные жители забывают, как быть мужчинами и женщинами», − Крейг закатывает глаза, а я сыплю проклятиями.

− Тоталитаризм является питательной средой для серийных убийц. Шериф отрицал, что жители города могут быть иными, кроме как теми, кем он хочет, чтобы они были. Он не поможет нам найти преступника до того, как тот снова ударит.

− Мне было сказано почти то же самое. И при этом этот гад и пальцем не пошевелил. Он считает это совпадением, что «бедные мальчики» были убиты. Мотивом убийства называет удаленность их домов, и то, что весь мир полон зла. Уверен, что он работает с фанатичным рвением, и я не удивлюсь, если все маленькие города, в которых он является шерифом, глотают эту чушь.

− Нам нужно профилировать целый город, где никто не собирается говорить, − ворчу я.

− Ты думаешь, что преступник все еще тут? − спрашивает он, пока присаживается перед моим столом.

− Я думаю, что это маловероятно, но возможно. У нас недостаточно информации для более конкретного утверждения.

Он складывает руки перед губами, а глазами блуждает по верхней части моего стола.

− Если СМИ получат эту историю, прежде чем мы готовы будем предоставить какую-либо конкретную информацию, они будут придумывать всевозможные теории, − говорит он рассеяно.

− Это всем известно. По крайней мере, мы знаем, что шериф не собирается распространяться по этому вопросу, прежде чем мы будем готовы.

Он кивает, все еще пялясь в никуда.

− Я не понимаю, как ты это делаешь, − говорит он, отводя взгляд от фотографий. − Как ты залезаешь в голову к кому-то, кто настолько болен и жесток?

− Как ты обрабатываешь тысячи и один вопрос журналистов? − спрашиваю я его, пожимая плечами. − У каждого из нас есть свои сильные стороны. Я не забираюсь им в головы. Я исследую их души. Это единственный способ понять больной мозг убийцы, потому что ты можешь думать только как разумный человек. Извращенный ум − это тот, который формирует свою собственную реальность. Вот почему мне нужно больше узнать об этих убийствах. Он пока не оставляет за собой достаточно подсказок, чтобы я мог собрать головоломку.

Глава 6

Я допускаю, что мысли влияют на тело.

А. Эйнштейн

Лана

Моя жизнь начала вращаться вокруг телефона. Ну, за последние пять месяцев все было также, но это касалось другого телефона. Обычно это одноразовый телефон, ради которого я мчусь сломя голову, чтобы ответить. Не мой настоящий телефон. Он ожил пару недель назад после появления в моей жизни агента Логана Беннетта.

Логан: Крейг спросил, не лесбиянка ли ты.

Я: Кто такой Крейг?

Логан: Ты понятия не имеешь, как мне нравится этот ответ. По факту, я просто стал смеяться по другому поводу.

Я не знаю, почему он считает это настолько забавным.

Я: Серьезно, кто такой Крейг?

Логан: Я, правда, хочу увидеть тебя снова.

Я: Ну, давай просто оба бросим работу, и, наконец, пойдем на свидание.

Логан: Я в тупике по всем своим делам, и я начинаю задаваться вопросом, не наступило ли время для того, чтобы строить карьеру где-то еще.

Я: Если это заставит тебя чувствовать себя лучше, я тоже думала о смене работы. Вчера встретила парня, который торгует фаллоимитаторами своей жены в качестве механизма для мытья посуды. Жена была в ярости, когда я появилась, чтобы проверить качество ее «игрушек».

По крайней мере, это правда. Я ненавижу время, когда должна лгать ему.

Логан: Я только что пролил кофе на стол.

Я: Какое совпадение. Похоже, она тоже. Муж сообщил мне об этом, будто я хотела знать. #ПерегрузкаИнфой

Логан: Стоп. Пожалуйста, остановись. Коллеги подумают, что я сошел с ума, раз так громко смеюсь.

Я: Это была не самая неловкая встреча, на которой я присутствовала, но он, слава Богу, хотя бы не афишировал причину моего приезда.

Логан: Итак, дилдо не стали продавать в качестве механизма для мытья посуды?

Я: Не-а. И я подозреваю, что она будет нуждаться в них больше, чем когда-либо. По словам жены, она не позволит своему мужу прикоснуться к ней в ближайшее время. Он не был счастлив, когда я уехала. Видимо, я виновата в том, что заявилась на час раньше, потому что, в противном случае, она бы ушла.

Логан: Хорошо. Ты выиграла. Я не могу конкурировать с этим.

Я: #ЖизненныеЦели

Логан: Ты часто ходишь в кафе, в котором я тебя встретил?

Я: Эм-м... это резкий поворот в разговоре, но да, часто. Я переехала сюда чуть более месяца назад, и это было первое приличное кафе, которое я нашла в городе.

Логан: Тогда мне жаль, что я не заходил туда раньше. У меня была передышка две недели назад. Тогда мы могли бы встретиться раньше.

Я: Ты редко там бываешь?

Логан: Тогда был мой первый раз. Нам с Крейгом нужно было задать несколько вопросов большим боссам о мерах безопасности. Мы совершенно случайно зашли туда, потому что наше постоянное место было закрыто на ремонт.

Я: О, этот Крейг!

Логан: Ты действительно не запомнила его имя?

Я: Я запоминаю имена только тех, кто мне нравиться и кого хочу убить.

Меня коробит, когда я перечитываю сообщение, понимая, что даже если это правда, это не самая удачная шутка, которую стоит рассказывать агенту ФБР.

Логан: Надеюсь, я в правильном списке.

Я выдыхаю, а затем улыбаюсь неудачной шутке. Теперь я знаю, что он не воспринял ее всерьез.

Я: Да. На данный момент ты находишься во главе нужного списка. Прошло много времени с тех пор, когда я улыбалась так, как делаю это, когда мы разговариваем.

Логан: Мне следует поцеловать тебя.

Мое сердце стучит в груди, когда я читаю это сообщение. Затем я читаю его снова. И опять. И опять.

Каждый раз, когда Логан заставляет что-то в моем животе трепетать, я пытаюсь анализировать все странные реакции, которые у меня возникают из-за него. Он заставляет меня чувствовать и действовать как человек, которого я никогда не думала, что смогу снова вернуть. А ведь я едва знаю этого мужчину, и видела его только дважды.

Тем не менее, мы болтаем каждый день. И это изюминка моего дня.

Каждого дня.

Каждая секунда.

Каждое слово.

Я: Да. Тебе следует. Тогда мне бы не пришлось неуклюже махать тебе рукой.

Логан: Но то, как ты неуклюже махала мне, было действительно мило.

Я: Ха. Смешной парень. Я не знаю, каково это. Прошло много времени с тех пор, как я пробовала встречаться с кем-то.

На самом деле, это было около семи месяцев назад, но, как и всегда, уровень интереса снизился до нуля примерно через месяц, потому что все чувства, которые я испытывала, не были впечатляющими. С Логаном я чувствую искру, и я попытаюсь разжечь ее, отчаявшись почувствовать что-то еще, кроме гнева, ненависти, ярости... сломленности.

Я думала, что потеряла эту способность. Предполагала, что они отняли это у меня.

Затем я поняла, что конкретно ищу с тех пор, как начала убивать людей из списка. Проблема в том, что он моя противоположность. Я имею в виду, что я убиваю людей, а он ловит убийц. И я не могу остановиться. Мне жаль, что я не встретила его в начале своего пути.

В моем списке еще много имен. Мне приходится исправлять так много ошибок. Мой телефон пиликает, и я смотрю вниз, улыбаясь, прежде чем я могу остановить себя.

Логан: Тогда мне действительно стоит тебя поцеловать.

Глава 7

Воображение важнее знания. Знания ограничены.

Воображение охватывает мир.

А. Эйнштейн

Логан

− Мотивом первых пяти убийств мы предполагаем сексуальное психологическое расстройство и патологическое непринятие себя у преступника, − несмотря на это, я чувствую, что там больше дерьма. − Возможно, преступник чувствует себя неполноценным. Это может быть связано с отказом или чем-то подобным в его прошлом. Нам нужно найти связь, и она явно заключается в этом городе. Леонард и Элис вернулись в Делани-Гроув, в поисках всех, кто смог бы нам что-либо рассказать. Мы пока остаемся здесь, так как тут произошло последнее убийство. Это самое свежее место преступления, − говорю я группе.

Они встают, хватают свои папки и файлы, а я направляюсь в свой кабинет, чувствуя себя слишком уставшим, чтобы связно мыслить. В течение последних двух недель я либо засыпал в своем кабинете, либо заезжал домой поспать пару часов.

В отличие от большинства серийных убийц, в этом случае он не фиксируется на временных промежутках и факторах риска. Он не становится более смелым, а это значит, что он умный. Что хреново для нас, потому что пока он не совершает никаких ошибок.

След остывает. Еще одна неделя, и может быть новое тело у нашего порога.

Мой телефон пиликает, и я смотрю сообщение, улыбаясь, когда вижу, номер абонента. Я понятия не имею, почему она до сих пор не отшила меня, поскольку все, что мы делаем, это переписываемся или болтаем по телефону с того дня, когда я оставил ее в кафе.

Лана: Знаешь, я всегда высмеивала Нетфликс и Чил ноушнс, но теперь я вижу положительные стороны.

Я: У меня нет телевизора.

Лана: Что??? Как это???

Я: Я планировал приобрести...

Лана: Агент Беннетт, мне жаль. На этом мы закончим.

Я: Если ты хочешь прекратить общение, по крайней мере, назови меня по имени.

Лана: Агент Беннетт звучит сексуальнее.

Это заставляет меня усмехнуться.

Я: О? Наручники заводят тебя?

Лана: Ограничение − это ад для меня. Но я не возражаю против использования их на тебе... Если мы когда-либо доберемся до этого уровня.

Мой член шевелится в штанах, и я мысленно считаю месяцы с того момента, когда в последний раз у меня было время просто подумать о сексе. После пятого месяца я перестаю считать, потому что это удручает. Мне понадобится несколько свиданий с моей рукой, прежде чем я попытаюсь, не смущаясь, соблазнить Лану.

Я: Поужинаем?

Лана: Ты можешь оторваться на ужин?

Я: Никаких изменений по моим делам сейчас нет, поэтому у меня есть свободное время. Его будет не так много, но это же лучше, чем все время только переписываться.

Лана: Я не уверена на счет протокола в данной ситуации.

Мои брови взлетают вверх, когда я читаю ее последнее сообщение.

Я: Какой протокол?

Лана: Могу ли я сказать «да» в последний момент перед ужином? Или не приветствуется быть готовой в такие короткие сроки?

Я начинаю смеяться, поднимаю глаза и смотрю на часы. Уже за девять, но я действительно хочу увидеть ее прямо сейчас.

Я: Уведомления всегда будут приходить в последний момент, поэтому я надеюсь, что ты из тех девушек, которые умеют собираться молниеносно... Надеюсь, вслух это звучит лучше.

Лана: Это звучит... Эм, нет. Это звучит не очень хорошо, но я поняла, что ты имеешь в виду. Ужину быть. На этот раз надеюсь, я уйду с чем-то большим, чем неуклюжий взмах руки.

Я поднимаю кулак вверх, а затем вижу, как на меня через открытую дверь смотрят несколько любопытных пар глаз. Чувствуя себя четырнадцатилетним подростком, я снова пишу ей сообщение.

Я: На этот раз я этим не ограничусь. Кто знает, когда я увижу тебя снова, или продолжишь ли ты терпеть мой дерьмовый график.

Лана: Мой график тоже подходит под это определение.

Я: Это очень плохо, что у меня возникает соблазн спросить, где ты живешь? Я мог бы деликатно заскочить сегодня вечером с оправданием, что был по соседству. Возможно, мне бы показалось, что я увидел кого-то слишком близко к твоему дому.

Лана: Это очень плохо, что я надеюсь, что ты нарушишь некоторые правила, и найдешь мой адрес, чтобы сделать именно это?

Застонав, я смотрю на время, а затем на экран своего компьютера. Решив злоупотребить своим должностным положением, я ищу ее адрес. Но на этом все. Схватив свой телефон, я включаю свой GPS, хватаю свою офисную сумку и бегу к машине.

Я осознаю, что принимаю желаемое за действительное и, неверное, слишком самонадеян. Так что сумку я просто бросаю на заднее сидение, в надежде, что Лана ее не заметит. И в этот момент я понимаю, что ожидаю гораздо большего, чем должен. Очевидно, что если она захочет, я немедленно уеду, но я надеюсь, что она не захочет.

Потому что Лана Майерс обосновалась в моих мыслях с того дня, как я встретил ее. И было бы хорошо, если бы кто-то заметил, что я пропал.

Глава 8

Чтобы узнать секреты жизни,

мы должны сначала осознать их существование.

А. Эйнштейн

Лана

Я смотрю на свое последнее сообщение и отсутствие ответа под ним. Серьезно, у меня проблемы с флиртом.

Простонав, я встаю, смотрю на монитор на стене. Тайлер ходит перед камерой в одних боксерах, ухмыляясь, пока кому-то пишет. Мой второй телефон звонит, как по команде. Я опускаю глаза вниз, читая сообщения, которые он посылает девушке по имени Дениз.

Тайлер: Во что ты одета? Я думаю о тебе.

Я закатываю глаза, надеясь, что Дениз скажет ему трахнуть самого себя. Но она этого не делает.

Тяжело наблюдать, как они живут своей жизнью. Я должна смотреть, как они наслаждаются свободой, которую украли у меня. Свободой, которую они украли у нас.

Тайлер первый, кто женился, и, видимо, завел любовницу. Я оставила его напоследок, и, прямо сейчас, я не могу позволить себе сбежать. Я прошла очень длинный путь. И «сбежать» − точное описание того, как это время пройдет, учитывая, что будет слишком легко попасть в ловушку, если я попытаюсь отвлечься.

Джейк сообщил мне, что федералы разнюхивают в нашем родном городе. Это был только вопрос времени, когда они свяжут убийства и установят связь. Я надеялась, что у меня будет больше времени, прежде чем они возьмут мой след, поэтому начала убивать за пределами города.

Не думаю, что они свяжут все это со мной. Ланы Майерс не существовало в этом городе. Никогда.

Виктория Эванс умерла десять лет назад. Я больше не выгляжу как она. Они убедились в этом. Я перевела взгляд на маленькое зеркало на стене рядом со мной. Без макияжа можно увидеть несколько едва заметных шрамов.

Я потратила много денег, чтобы осталось как можно меньше этих отвратительных отметин. Виктория Эванс была бедной девочкой из Делани-Гроув, а вот Кеннеди Карлайл была богатой наследницей. Она погибла в автокатастрофе той же ночью, когда был подписан мой сертификат о смерти. Тело было так искалечено и неузнаваемо, что Джейку не составило труда заменить информацию в компьютере.

Кеннеди, возможно, умерла той ночью, но незнакомец, которого я никогда не видела, спас мне жизнь.

Я пришла, как Виктория, а ушла, как Кеннеди. Взяла ее богатую, сиротскую жизнь и «юридически» сменила ее имя на Лану Майерс, чтобы никто из ее прошлого не узнал меня.

Самым простым способом финансировать нас ‒ это создать фонд. За последние пару лет Джейк достаточно преуспел в этом.

Понадобилось некоторое время, чтобы видеть в своих шрамах на лице знаки выживания, а не жестокие напоминания той ночи. Шрамы на других частях моего тела не зажили также чисто. Но лечение душевных ран заняло гораздо большее время.

Врачи говорят, что у каждого свой процесс исцеления.

Первый год я провела в трауре по моей семье и страданиях от всех травм. Я плакала, пока не осталось ничего, кроме песка в глазах. Я сворачивалась в клубок, мылась по три раза в день, но так и не ощущала себя чистой.

Второй год был проведен в злобе и поиске выхода. Я стала брать уроки кикбоксинга. К третьему году я перешла к различным формам смешанных боевых искусств. Сейчас имею несколько черных поясов.

Я больше никогда не буду чьей-то жертвой.

Четвертый год был потрачен на то, чтобы укрепить дух, справиться со всеми своими страхами и самостоятельно научиться держать удар без бессонных ночей.

На пятый год я впервые смогла выдерживать физический контакт. Я снова научилась привязываться. Научилась не вздрагивать, когда кто-то касался меня. Научилась быть нормальной, какой должна была быть.

Шестой был годом, когда я, наконец, смогла справиться с интимностью, не желая убить человека, дотрагивающегося до меня. Это был год, когда я решила, что больше не заложница прошлого. Это был год, когда я взяла контроль над своей жизнью и приняла свое будущее, прежде чем оно полностью разрушилось.

Я решила отомстить на седьмой год.

И начала планирование.

Восьмой год был посвящен поиску. Я узнала все, что мне нужно было знать о них.

Девятый год был потрачен на взлом дел из судебных процессов моего отца. Я выяснила все, что было у полиции, отыскала правду вместо лжи.

Десятый год... Десятый год − это год, когда я приняла решение и начала убивать. Одного в месяц.

Джейк убедил меня быть осторожной. Я не хочу, чтобы меня схватили, прежде чем я закончу.

Я живу между убийствами. Совмещаю и то, и другое. Потому что я сомневаюсь, что я выберусь из этого живой.

Дениз решает ответить Тайлеру, вырывая меня из моих воспоминаний. Она присылает фото, и это фото в кружевной ночной сорочке. Невероятно. Если это то, как ты получаешь приглашение на свидание, я вообще ничего не понимаю. Я не трачу тридцать минут на то, чтобы сделать что-то подобное для фотографии.

Мой телефон гудит, когда Тайлер и Дениз посылают грязные сообщения друг другу. Эти отвратительные смски найдут свой путь к его жене, если потребуется. Она точно не должна быть дома, черт возьми, когда я заберу его долг.

Звонит мой личный телефон, я ищу его и рассеянно хватаю, все еще читая последнее тошнотворное сообщение от Тайлера. Как Дениз находит это сексуальным?

− Да?

− Привет, это я, − говорит Джейк. Стук по клавиатуре служит ему фоном. Он всегда за компьютером, все собирает информацию для меня. Самый лучший партнер.

− Что ты делаешь? − спрашиваю, любопытствуя.

− Только что закончил выписывать Оливии ее чек, и теперь работаю на нашем веб-сайте.

− Ты читаешь это? − спрашиваю я его, сморщив нос, когда Дениз подробно описывает минет.

− К сожалению. Чем занимаешься сегодня вечером? Я думал, что мы могли бы перекусить и посмотреть запись видеонаблюдения вместе. Я уже получил код от его дома. У тебя будут лучшие углы обзора с каждой установленной камеры.

Сложа руки, я поднимаю свой взгляд на монитор, наблюдая, как Тайлер начинает опускать свои боксеры. Э, нет. Мне не нужно это видеть.

Отвернувшись, я отвечаю:

− Появляется все больше информации. Его жена много пропадает на работе. У нее конференция за два дня до запланированного убийства. Она уедет на все выходные. Тогда я смогу ударить.

− Не злись и не нападай слишком рано. Если потеряешь осторожность, ты совершишь ошибки, и тебя поймают.

− Верно. В следующие выходные состоится конференция. Я всегда могу подождать.

Это лучше, чем переносить. Лучше всего придерживаться согласованного графика, если это возможно. Таким образом, я не потеряю фокус.

Фыркнув насмешливо, я закатываю глаза.

− Не волнуйся об этом. Мой прицел не сбить.

Их издевательства больше не преследуют меня по ночам. Теперь я мирно мечтаю о звуках их криков.

Я понимаю, что, вероятно, я − психопатка, но я не родилась такой. Они превратили меня в это. Карма не находила их. Никакой справедливости. Судьба, казалось, довольна тем, что оставила их на своих идеальных маленьких путях любви, мира и блаженства.

Только один человек хотел, чтобы они страдали. Ну, двое. Джейк хотел, чтобы им причинили ту же боль, что они причиняли мне. Ту же, что они причинили...

− Ты говоришь это, но мне кажется, ты немного успокаиваешься после каждого убийства. Кажется, ты почти... оттаяла. В течение последних нескольких недель ты хихикаешь и радуешься каждый раз, когда я разговариваю с тобой. Ты передумала? Еще не поздно отступить.

Это не имеет ничего общего с убийствами. Это все связано с агентом Беннеттом. Не то чтобы я планировала рассказывать об этом Джейку. Он бы вышел из себя, если бы знал, что я... Ну, я не совсем уверена, что делаю с Логаном, если честно. Кроме того, что я улыбаюсь, как идиотка, каждый раз, когда мой телефон звонит. И все это из-за его сообщений.

Если бы я сказала Джейку, что меня интересует агент ФБР, который расследует дела серийных убийц и, возможно, расследует мое, то Джейк, вероятно, взорвется ко всем чертям.

Потому что это глупо.

И я должна покончить с этим.

Но я не могу.

Когда ты так долго чувствуешь себя холодной и отстраненной, а совершенно незнакомый человек разжигает спящие внутри чувства, в то время когда ты думала, что они навсегда исчезли... ты не можешь не увлечься, ощущая подобное. Ты не можешь не наслаждаться улыбками, когда уже забыла, как улыбаться, или смехом, который звучит неестественно, поскольку ты не смеялась годами.

Мне необходимо притормозить. Я в шаге от фантазии, в которой делаю татуировку с его именем на своей заднице.

Я не могу не задаться вопросом, как такое могло случиться. Мое прошлое пошло под откос, раскололось ко всем чертям и соединилось обратно. Мне кажется, ему бы понравилась прошлая я. Я была умной, веселой, сообразительной и слегка драматичной. Я даже плакала, если случайно убивала букашку.

Сейчас... Сейчас я представляла собой сто шестьдесят два сантиметра мести.

− Я в приподнятом настроении, потому что это восхитительно. Может быть, это из-за адреналина или чего-то еще, − вру я.

− Правда? − спрашивает он, сбитый с толку.

Знаю, что Джейк поддерживает меня и то, что я делаю. Он был здесь, со мной. Помог мне собрать все кусочки и склеить их вместе, хотя я едва могла находиться рядом с людьми.

Но он не хочет знать мрачных деталей, и я сомневаюсь, что он почувствует себя комфортно со мной, если с ним поделиться. Если я расскажу ему, что заставляет меня чувствовать себя счастливой, хотя это ведь не убийства делают меня такой. Но у меня нет возможности рассказать ему правду. Потому что... третья мировая война и все такое. Я не хочу, чтобы он отговорил меня встречаться с Логаном.

− Правда, − вру я опять.

Я надеюсь, что правильно понимаю Логана, что следую его примеру. Его часто вызывают в середине наших сеансов СМСок, а это означает, что может пройти несколько часов до того, как он ответит. Поэтому я стараюсь не отвлекать его.

Мои глаза возвращаются туда, где Тайлер уже прибрался. Он также быстр, как я запомнила.

Еще неделя и я его убью.

− Я все еще думаю, что ты должна отменить кастрацию. Если они копнут глубоко в историю города, они смогут докопаться до сути слишком рано, − говорит Джейк, напоминая, что он все еще на связи.

− Ты помнишь, что они сделали? Я хочу, чтобы они почувствовали самую страшную боль, какую только можно представить. Хочу удалить эту последнюю унцию власти... этот последний клочок достоинства.

Сделав длинный вдох, я слушаю тишину на другом конце провода.

Когда он продолжает молчать, я стараюсь успокоить его.

− Прежде чем они поймут, что призрак воскрес из мертвых, я приму меры. Федералы ищут большого и сильного парня. Я зажимала им сонную артерию, чтобы лишить сознания, вместо того, чтобы использовать подручные средства, как это бы сделала женщина. Вместе с этим, я кастрирую их, лежащих на земле, чтобы невозможно было определить рост и комплекцию. Я тренировалась на протяжении многих лет. Перестань беспокоиться.

Он резко вздыхает.

− Я ненавижу, что ты оставляешь тела, чтобы их нашли. Я бы предпочел, чтобы ты отвезла их в изолированное труднодоступное место, а затем сбросила тела туда, где их никогда не найдут.

− Я хотела, чтобы их нашли. Чтобы они были связаны друг с другом. Я просто не хотела, чтобы это случилось так скоро. Цель в том, чтобы они испугались, когда я убиваю их по списку. Когда я доберусь до Кайла, хочу, чтобы он плакал от страха. Вот почему он в конце списка.

− И что произойдет, если он побежит в полицию, когда поймет в чем дело? В конце концов, это попадет в СМИ, понимаешь?

Я удивлена, что до сих пор не попало.

− Я знала, на какой риск иду, и я уверена, что Кайл никогда не расскажет федералам о девушке−призраке, убивающей людей. Он должен будет объяснить, что они сделали с ней десять лет назад, и по какому принципу она выбирает своих жертв. Ты знаешь, что никто из них никогда на это не пойдет.

Тайна, подобная той, что они хранят, разрушит любого... если у человека есть совесть. А они чувствуют себя безнаказанно, избежавшими расплаты.

Они выкрутились, преуспели и продолжили жить, будто этого никогда не случалось. Будто они не оставили нас там умирать.

Один человек погиб той ночью.

Они думают, что два.

Джейк продолжает болтать мне на ухо обо всех «что, если» во вселенной. Я же отвлекаюсь мыслями о Логане, которые постоянно маячат на периферии моего сознания.

Я, наконец, увижу его завтра.

Тайлер укладывается спать, и я переключаю монитор на обычный телевизор. Похоже, что время сна пока остается неизменным. На самом деле все, что он делает, похоже, распланировано, в том числе и его дерьмовые перерывы.

− Я отключаюсь, Джейк.

− Хорошо−хорошо. Позвони мне позже.

Повесив трубку, я начинаю разбирать инвентарь. Мои ножи лежат в ряд, выложенные в линию внутри мульти−ножен отечественного производства. Как и всегда, они остры и отполированы до блеска.

Я иду к холодильнику и наливаю себе стакан чистой водки. Улыбаясь, я включаю музыку: старый винил моего отца, который он любил. Они с мамой танцевали под эту песню много раз, еще до того, как все это произошло.

Качаясь под музыку, танцуя как они, я почти пропускаю громкий стук в дверь.

Мое тело дергается, когда я фиксирую звук, а сердце застревает в горле. Сюда никто не приходит. Никогда. Эта жуткая подъездная дорожка с горгульями при въезде, специально выглядит так устрашающе. Далее прилагаются несколько предупреждений о нарушении границ.

Даже почтальон боится проехать и половину мили к моему дому. Мои посылки остаются в начале подъездной дорожки.

Я выглянула из окна, но не увидела машины. Выключив проигрыватель, убираю ножи в ближайший ящик. Стук повторяется. Я вытаскиваю пистолет, который ношу, пока бесшумно пересекаю комнату к двери.

Когда я заглядываю в глазок, мои глаза расширяются, и мое дыхание от недоумения сбивается.

− Черт! − шиплю я, пряча пистолет в ящик стола, стоящего рядом с дверью.

− Да ладно, красотка! Не говори, что тебя нет дома, после того, как я нарушил правила и конфиденциальность закона, чтобы найти тебя, − растягивает слова Логан с другой стороны двери.

Мой желудок сжимается и глупая улыбка начинает расползаться по лицу, когда я открываю дверь агенту ФБР. Его глаза сверкают, а соблазнительная улыбка расцветает на губах, когда он поднимает на меня взгляд, приподнимая брови.

− Лучшее. Приветствие. На свете.

Я смущаюсь на секунду, потом оглядываю себя, чтобы увидеть это: да, на мне нет штанов. Я редко ношу их дома.

Я поднимаю глаза и пожимаю плечами, не обращая внимания на то, как по моей шее распространяется жар. Я смущена? В самом деле? До этого момента я не знала, что все еще могу смущаться.

− Могу я войти, пока кто-нибудь не увидел тебя? Слишком рано показывать мою ревнивую натуру.

Он выглядит невозмутимым, но подмигивает мне, когда я медленно отступаю внутрь, пытаясь не сказать или не сделать что-то глупое.

Должна ли я побежать и надеть штаны? Или я хочу выглядеть идиоткой, которая забыла надеть штаны? Уверенные девушки все время ходят в футболке и трусиках, верно?

Чертовски верно.

− Моя подъездная дорожка, конечно, жуткая, но зато со всей этой растительностью, никто не может меня разглядеть, − несвязно лепечу я, но потом затыкаюсь.

Логан входит внутрь, закрывает дверь, поворачивается и его взгляд меняется. Некие, едва уловимые, изменения: забавный блеск пропадает, уступая место чему-то гораздо более соблазнительному.

Я начинаю говорить, чтобы объяснить, почему вдруг открыла дверь без штанов, когда он, внезапно, набрасывается на меня. Он вплетает руки в мои волосы, грубо наклоняя мою голову, и обрушивается на мой рот.

Путь от удивления до слабости в ногах я прохожу в течение нескольких секунд. И я сама не замечаю, как позволяю его языку скользнуть внутрь и украсть ту небольшую часть здравого смысла, которая во мне еще была.

Я стону ему в рот и хватаю его за плечи, чтобы не упасть, пока он рукой скользит по моему телу вниз, хватает меня за талию и притягивает меня ближе к себе.

Это ощущается невероятно. Не странно, неправильно или неудобно. Это чувствуется безупречно.

Поцелуй жадный, будто мы оба долго голодали. Я понимаю, что мы двигаемся слишком быстро, но мне наплевать. Плевать, когда он поднимает меня и кладет на стол рядом с входной дверью, вставая между моих ног.

Он водит руками вверх и вниз по моему телу, потом обратно ведет к волосам, а затем снова опускает вниз. Похоже, он хочет касаться меня всюду и сразу. Но при этом мужчина деликатен и не тискает меня, несмотря на то, что я не одета.

От этого я хочу его сильнее.

Я дергаю его за ворот рубашки и наматываю галстук на другую руку, притянув его как можно ближе. Он издает какой-то напряженный звук, прежде чем сильнее вцепиться в мои бедра, сводя меня этим с ума.

− Мы должны притормозить, − говорит он около моих губ.

− Должны, − соглашаюсь я, все еще целуя его и притягивая к себе еще ближе.

− Где твоя спальня? − спрашивает он, пытаясь и проваливая попытку прервать поцелуй.

− Дальше справа по коридору.

Он поднимает меня и направляется в спальню. Минуя лестницу, он двигается абсолютно вслепую. Мои ноги остаются обернутыми вокруг него, поэтому я стараюсь не думать о том, насколько это опасно.

Я никак не ожидала, что он просто появится без предупреждения, и первая по ходу нашего движения находится незапертая комната для пыток.

Мысленно, я быстро составляю список того, что он может найти в спальне, и понимаю, что все уже убрано. Если он случайно не включит систему слежения в моей гостиной, все обойдется.

Я сильно прикладываюсь спиной о стену, когда он спотыкается. Поцелуй становится более агрессивным и мои мысли окончательно путаются. Слишком много раз я хотела почувствовать подобную страсть, но никогда не ощущала и унции этого огня, что сейчас горит между нами.

Я скольжу пальцами вниз по передней части рубашки, и, дергая за лацканы, разрываю ее, открывая себе доступ. Несколько пуговиц отскакивают и теряются где-то на полу. Кончики пальцев находят гладкую кожу, и я начинаю стонать ему в губы, когда ощущаю его дрожь. Он будто чувствует все пламя, которое горит во мне.

Мы сгорим вместе.

Его язык требует от меня большего внимания, и я целую уже с остервенением. Скольжу вверх и запутываюсь руками в его волосах, откидывая голову, чтобы иметь возможность целовать глубже.

Он хрюкает и отталкивается от стены, устремляясь в комнату.

− Правее, − направляю я, когда он начинает идти в гостевую комнату, расположенную левее. Туда, где останавливается Джейк, когда приезжает проведать меня.

Меняя направление, он продолжает быстро двигаться.

Когда, наконец, мы попадаем в спальню, Логан бросает меня на кровать быстрым движением и я удивленно, опираясь на локти, смотрю, как мужчина сдирает с себя испорченную рубашку. Он весь загорелый, мускулистый и обладает идеально гладкой кожей.

Внутри меня поднимается страх. Не все шрамы на мне хорошо затянулись. На лице удалить их было проще, чем те, что обезобразили мое тело.

− Слишком быстро? − спрашивает он, по-видимому, неверно истолковав причину моего колебания.

− Нет, − произношу я, выкидывая эти мысли из головы.

Прошлое не может дальше продолжать устанавливать свои правила. Я должна перестать беспокоиться о том, что люди будут думать при виде моих шрамов.

Теперь он выглядит нерешительным.

− Лана, я не должен был врываться и запрыгивать на тебя, как дикарь. Но...

Он опускает глаза на мои широко разведенные бедра, и только тонкие трусики прячут от него все мои прелести. Он сглатывает, прежде чем снова взглянуть на меня.

− Мы можем притормозить. Уверяю, это не то, для чего я пришел.

Медленная улыбка появляется на моих губах. Он невероятный, когда пытается быть хорошим парнем.

Вставая на колени, я ползу к нему, и его зрачки расширяются. Он возбужден, я знаю это без навыков профилирования.

Я медленно двигаюсь к нему, наблюдая, как он замирает. Добравшись до него, я наклоняюсь вперед и щелкаю языком о твердые кубики его пресса. Он издает тихий звук, и это, похоже, окончательно лишает его контроля.

Он зарывается руками в мои волосы и сильно тянет, откидывая мою голову назад, пока опускается лицом и снова находит мои губы. Это грубо и жадно, и совершенно отличается от того, что я когда-либо испытывала.

Я контролирую секс с тех пор, как я смогла позволить себе близость. Это первый раз, когда я чувствую себя комфортно, позволяя парню вести.

− Где, черт возьми, ты была? − говорит он возле моих губ, заставляя меня усмехнуться. Он толкает меня и опускается сверху.

Я не уверена, что это означает, но мне нравится трепет в его голосе.

Я напрягаюсь, ожидая неизбежной панической атаки, но она не приходит. Во мне возникает множество эмоций, и я запихиваю все сбивающие с толку вопросы подальше, решив проанализировать это все позже.

Сейчас, я просто хочу чувствовать.

Так и происходит.

Я ощущаю все его движения.

Чувствую, как он сдвигается, когда скользит рукой по моей ноге, вызывая у меня мурашки по всему телу от невыносимой чувственности момента.

Я и не знала, как это эротично и волнующе ощущается, когда он прикасается ко мне в изгибе колена, проводит пальцами по задней части икр.

Вся я превратилась в ощущение, и это превосходно.

Он начинает приподнимать мою рубашку, и я заставляю себя позволить ему сделать это. Мужчина резко втягивает в себя воздух, когда понимает, что я не ношу бюстгальтер. Это ускользнуло от его внимания, так как он не касался самых интимных мест.

− Черт, − произносит он, выдыхая, хотя это звучит как восторг.

Он откидывается на пятки, будто собирается увидеть все. Это дает мне секунду, чтобы полностью рассмотреть его, так как он успел раздеться до своих черных боксеров, которые натянулись, чтобы удержать определенные части его тела в узде.

Я не нервничаю до тех пор, пока его взгляд не натыкается на шрамы.

− Что случилось? − спрашивает он. Это не звучит слишком обеспокоенно или настойчиво, просто любопытно.

Он пробегает пальцами по двум шрамам, и я ловлю его запястье, останавливая. Я не выношу, когда их касаются.

Мы встречаемся взглядами, и я вижу начинающее формироваться беспокойство в его глазах. Мужчина слишком проницателен, так что было бы глупо скрывать все свои секреты под маской.

− Авария, − сказала я ему вяло.

Это ложь, но я чертовски хороша в этом.

− Та же, что и с твоими родителями? − спрашивает он.

Если бы он когда-нибудь покопался в моей истории, он нашел бы имя, которое я украла, и узнал бы, что девушка не была в машине вместе с родителями в момент аварии.

− Нет. Мы можем не говорить об этом прямо сейчас? − спрашиваю я, поднимая руку, чтобы прикрыть грудь.

В его глаза мгновенно возвращается огонь, беспокойство уходит, когда он видит, что я в порядке. С изумительной грацией он скользит по мне, и его губы опять накрывают мои.

Ничто не имеет значения в этот момент.

Мы целуемся, тремся друг о друга, доводя друг друга до отчаянья. Мне не нужна помощь, я уже готова для него. Я никогда так не включалась за всю свою жизнь.

Он рычит, прежде чем, в очередной раз поднимается с меня.

− Скажи мне остановиться, и я остановлюсь, − говорит он мягко, нежно прикасаясь губами к моим.

Мужчина не знает, но этот вопрос и есть мой кусок комфорта, много значащий для меня, потому что я верю, когда он это произносит.

Когда ты читаешь людей так, как я, ты всегда точно определяешь правду и ложь. Учишься чувствовать запах намерений.

− Я не хочу останавливаться, − говорю я тихо, отказываясь разрушать чары.

Он наклоняется, хватая свои отброшенные ранее джинсы, и я усмехаюсь, когда слышу знакомое шуршание обертки.

− Просто чтобы ты знала, эта вещь была в моем кошельке некоторое время. Я не планировал, надеялся, да, но не планировал, − произносит он, ухмыляясь, когда видит мою улыбку.

Я игриво приподнимаю бровь, и он вновь целует меня, прижимая меня к кровати. Он шевелит своими руками между нашими телами, слегка приподнимая бедра, и я не могу сопротивляться желанию опустить глаза вниз.

Грустно говорить, но вид его члена в презервативе может легко отправить меня прямо к преждевременному оргазму. Это сюрреализм. Я люблю это чувство. Хочу залить его в бутылку и сохранить для пасмурных дней.

Он наклоняется одеть защиту, и я вынуждена смотреть и метаться, поскольку эта боль между моих ног становится настойчивой и невыносимой. Я совершенно точно уверена, что эта боль называется желанием.

Этот представитель сильного пола определенно не маленький парень, но и не чудовищно огромен. Идеально.

Я облизываю губы, прежде чем могу остановить себя, когда он стаскивает мои трусики. Логан опускает взгляд на голую кожу, полностью снимая ткань, и начинает медленно наклоняться.

Кожей я ощущаю, как его дыхание ласкает меня, мои бедра вздрагивают, и я тяну его за волосы, подталкивая вверх.

− Если ты это сделаешь, я кончу. Мне нужно больше, − говорю я, и притягиваю его для поцелуя.

Я всерьез могу целовать его весь день, так долго, как мне это позволят.

Без каких-либо дальнейших просьб он входит в меня одним быстрым движением, которое заставляет меня прикусить губу и задохнуться. Логан начинает двигать бедрами, и я понимаю, что он крупнее, чем я думала изначально, потому что погружается он гораздо глубже положенного.

Он смотрит мне в глаза. Похоть и тоска читается в его зрачках, пока мы держим зрительный контакт. Без единого слова, он качает бедрами, без проблем обнаружив внутри меня то местечко, о существовании которого я до сих пор не знала.

Сенсорная перегрузка – вот корректное определение происходящему.

Все во мне напрягается, просто ждет, готовое взорваться. Чем жестче и резче он движется во мне, тем сильнее напрягаются струны. Ногтями я врезаюсь в его плечи, ноги дрожат, как в лихорадке. Продолжая наблюдать за множеством эмоций, которыми я делюсь с ним, он раскрывает меня, слой за слоем.

А затем оно ударяет. Жестко.

Струны рвутся, эйфория растекается по моему телу, будто бомба детонирует во мне и огонь вырывается наружу. Оргазм скользит во мне, скручивая мои пальцы ног, вспыхивая за веками и облизывая кожу, как горячее невыносимое пламя.

Я кричу и дико извиваюсь под ним, и его ритм меняется, становясь все более беспощадным. Это практически невыносимо. Он растягивает мой оргазм. В ответ он стонет, его бедра мелко дрожат, когда мужчина находит свою собственную маленькую версию небес. По крайней мере, я надеюсь, что ему тоже хорошо.

Я обмякла в его объятьях, и мои руки отпускают его плечи. Он перекатывается и оставляет след из поцелуев на моей шее. Определенно мы движемся слишком быстро, но мне плевать. Мы все равно обречены.

Монстр никогда не получит принца. Всегда есть сладкая и невинная принцесса, которая в итоге победит.

Я поднимаю руки и зарываюсь пальцами в его волосы. Нужно наслаждаться этим чувством, пока оно есть здесь и сейчас.

− Я планирую второй раунд, но я не супермен. Просто дай мне несколько минут, и я удостоверюсь, что ты захочешь этого снова, − говорит он мне в шею, все еще потирая и лаская чувствительный участок.

Улыбка появляется моих губах, и я счастливо вздыхаю под ним.

− Хочу делать это постоянно.

Логан посмеивается, и я понимаю, что обнимаю его, хотя не заметила раньше этого факта. Он прижимает меня к себе, обнимая меня в ответ.

− Хорошо, − говорит он. − Потому что это чертовски идеально.

Это превосходно. Вот почему мне нужно спрятать систему слежения в гостиной, заблокировать пыточную и следить за тем, чтобы все оружие в доме с этого момента было надежно спрятано.

Глава 9

Я никогда не сталкивался ни с одним из моих открытий

в процессе рационального мышления.

А. Эйнштейн

Логан

― Тебе перепало, ― говорит Крейг, когда я захожу, держа в руке кофе. Сегодня я чуть не опоздал на работу.

Я уже и забыл, каково это ― потерять себя в девушке. И точно знаю, что никогда раньше не терял себя в ком-то так сильно, как это было прошлой ночью и этим утром. Лана ― самый неожиданный сюрприз в моей жизни.

Я все время ищу недостатки, но не могу найти. Никто не может быть таким совершенным. Не то чтобы я хочу сглазить. Я также не хочу выяснять замужем ли она или что-то в этом роде. Я близок к немыслимому, потому что она перевернула все в моей голове.

― Возможно, ― сообщаю я ему, ухмыляясь, когда он стонет.

― Ледяная принцесса выбрала тебя, а не меня? ― спрашивает он, когда я опускаюсь на стул и подтягиваю к себе нужные мне базы данных.

― Тебя сводит с ума то, что она не поддалась твоему обаянию, ― растягиваю я слова.

― Существует причина, почему я лицо этого отдела. И это не потому, что я самый красивый, хотя мы оба знаем, что это так. Суть в том, что все существа женского пола готовы съесть меня. Мамочки, дочери, тети, сестры, племянницы... Мы лажаем, а я оправдываюсь с очаровательной улыбкой и «Ой, ерунда» манерой поведения, изображая чувство глубокого раскаяния. Все будет прощено, если у тебя располагающая внешность. Это правда. Люди поверхностны ― все мы. Извини, но я нахожу немного подозрительным, что она испытала нулевой интерес ко мне, но трахается с тобой.

― Я думаю, что Логан горячее тебя, ― встревает Хэдли, подходя ближе. Крейг хмурится на нее. ― Вопреки тому, что ты думаешь, не все женщины пустышки. Большинство из нас находят кого-то привлекательным, если претендент обладает нужными качествами.

― Бред, ― усмехается Крейг. ― Я сделал много исследований по этому вопросу. Это не пустые слова.

Я закатываю глаза, когда они продолжают ссориться, и начинаю искать информацию. Ни замужеств. Ни разводов. Ни детей. Я бы, кстати, не возражал. Нет... живых родственников... Дерьмо.

Ни одного. У нее вообще никого нет? Я уже в курсе, что она не зарегистрирована ни в одной социальный сети. Только ее бизнес-профили, хотя и там я не нашел упоминаний о ее партнере.

Я не копаю глубже. Я чувствую, что достаточно вторгся в ее личную жизнь. Все остальное должно быть тем, что она скажет мне, когда будет готова. Например, автомобильная катастрофа, которая оставила те шрамы.

Должно быть, это была страшная авария, учитывая, что один из шрамов шел от ее левого бедра до правой груди. Еще один, на правом боку, зазубренный и большой. Они старые. Это очевидно с первого взгляда.

Мне нужно было показать ей свои шрамы, но я был слишком занят, исследуя остаток ночи тело этой девушки, чтобы дать ей время исследовать мое. Каждый раз, когда она пыталась, я терял контроль, чувствуя, как ее руки на мне снова превращают меня в возбужденного подростка.

― У тебя серьезные проблемы с доверием, ― говорит Хэдли, вытаскивая меня из собственных мыслей.

Я замечаю, что Крейг ушел, но Хэдли читает информацию о Лане через мое плечо. Я закрываю все и пожимаю плечами.

― Ты заставил меня исследовать ее прошлое на предмет судимостей, а теперь проверяешь ее биографию?

Она поднимает бровь.

― Когда-нибудь встречала человека слишком хорошего, чтобы быть реальным? Этим утром я почти опоздал на работу, потому что не мог оторваться от нее. У нее буквально нет недостатков. Она красивая, умная, нахальная, капризная и в курсе моего беспокойного графика, хотя у большинства девушек сразу возникают с этим проблемы. Она ни разу не разозлилась на то, что я отменял встречи. Я появился у нее без предупреждения, и она была в два раза лучше, чем мои самые смелые фантазии. Так что да... я не могу не волноваться, потому что парень может быстро влюбиться в такую ​​девушку.

Она закатывает глаза и начинает смеяться над моей тирадой, поэтому я посылаю ее и начинаю проверять последние материалы по делу.

― У всех есть недостатки. Вы сейчас только в «конфетно-букетном» периоде. В итоге, она устанет от твоей работы и вечной занятости. Так же, как ты, в конце концов, начнешь замечать, что она делает раздражающие тебя вещи. Прямо сейчас у вас прекрасная счастливая пора, которую все любят. Вот почему так много людей женятся, едва начав встречаться. И, именно поэтому, они разводятся, когда узнают друг друга лучше.

Она снова смеется, и я откидываюсь назад, обдумывая ее слова. Я не помню, чтобы «конфетно-букетный» период был так чертовски хорош в прошлом.

― Я чересчур много думаю об этом, ― говорю я со вздохом.

― Это твоя натура. Это то, почему ты так хорош в нашей работе. Но поверь мне: сейчас эта девушка может испускать токсичные отходы, которые заставят тебя надеть маску, но ты будешь думать, что это мило. Все согласно графику.

Она хлопает меня по плечу и уходит, а я смотрю в одну точку, когда получаю сообщение.

Лана: Твои боксеры удобные.

Я: Ты надела их? Не знал, что я их забыл.

Лана: Мне кажется, что ты сделал это специально. Чтобы иметь причину вернуться.

Я: У меня уже была причина.

Лана: Теперь у тебя их две...

К последнему сообщению прикреплена фотография Ланы ниже пояса, на которой, определенно, были мои боксеры. Я провожу рукой по волосам, ненавидя тот факт, что впервые в жизни не хочу быть на работе. Я всегда любил то, чем занимаюсь. Но девушка, которую я едва знаю, соблазняла меня взять мой первый в жизни больничный.

Я: Не снимай их. Я вернусь сегодня вечером и хочу увидеть тебя в них.

Лана: К счастью для тебя, у меня не было планов. И я буду в них, когда ты доберешь сюда.

Кряхтя от досады, я откладываю свой телефон и спешно просматриваю новые сводки. На горячую линию каждый день поступают все более нелепые звонки. Дело Бугимена остывает примерно так же, как и мое убийства-с-отрезанием-половых-органов.

Несколько других дел лежат на полке, так как никакой новой информации не появилось. Тех, кто убивает один или два раза в год, найти вдвое сложнее. Наше единственное горячее дело ― убийство и грабеж серийника (прим.: серийный убийца).

Погрузившись в работу, я просматриваю некоторые зацепки, исследую фотографии. Спустя два часа, я стою у информационной доски с наработками, до сих пор пытаясь понять, что делает этих женщин целями.

Ни одна из них не богата. Все они имеют разное происхождение. Разные национальности. Разный цвет волос.

И, несмотря на то, что все они были привлекательны, никто из жертв не был изнасилован. Импотенция ― это возможно наш профиль, но... есть еще кое-что, что движет им. Есть причина, почему он выбирает и преследует конкретно этих женщин.

Я внимательно разглядываю их глаза, затем носы, рты... В голове щелкает и мое сердцебиение учащается.

Мимо проходит Хэдли, я хватаю ее за запястье, останавливая. Я нашел то, что мы так искали.

― Лаборатория проанализировала ту глину, которую вы нашли в квартире? ― спрашиваю я, погруженный в размышления.

Она кивает.

― Да. Ничего необычного. Ее можно купить в любом магазине искусства и рукоделия. И никто не знает, почему она там была. Глину не нашли ни на жертве, ни где-либо еще в квартире. Эксперты думают, что убийца принес это на своей обуви или одежде.

― Лица жертв были тщательно очищены и выбелены. Волосы сбрили, после помыли голову, а затем отбелили, ― заявляю я, все еще решая задачу в уме.

― Да... Что это значит?

Я смотрю мимо нее туда, где сидит Донни.

― Донни, поищи картинные галереи в районе, где произошли кражи с убийствами.

Он выглядит озадаченным, но начинает печатать.

― Хэдли, мне нужно, чтобы ты посетила все художественные сайты, которые сможешь найти, и посмотрела, кто продает бронзовые скульптуры абриса лица. Сузь их по времени до тех, кто начал эту деятельность месяца за четыре, начиная с момента первого убийства, ― продолжаю я, подходя к доске Донни.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как она стоит, растерянная.

― Сейчас же! ― подгоняю я ее, и она бежит к своему столу.

Донни яростно печатает, когда я подхожу и встаю за его плечом.

― В этой части города четыре галереи. Ни одна не продает бронзовые скульптуры лиц, ― говорит он, хмурясь. ― Или я должен был искать что-то другое, нежели Хэдли?

― Позвони в каждую и уточни, пытался ли кто-нибудь продать им бронзовые скульптуры. Это будут только лица.

Он хватает свой телефон, чтобы сделать, как его попросили, а я возвращаюсь к своему компьютеру и запускаю нужную программу. После помещаю все фотографии жертв в ячейки, и через несколько нажатий клавиш, мои подозрения подтверждаются.

― Симметричны, ― говорю я, делая длинный вдох.

― Что? ― спрашивает Крейг, подходя, чтобы взглянуть в монитор.

― Он выбирает своих жертв из-за особенности лица. Совершенная симметрия. Это очень редкое явление, практически невозможное. Он выбирает их, потому что жертвы идеальные модели для скульптуры. А скульпторы творят для того, чтобы продать свои работы. Поэтому он зациклен на любом, у кого симметричные пропорции абриса. В частности, на женщинах с таким типом лица. У него также могут быть навязчивые идеи, связанные с Леонардо да Винчи.

Сканирую глазами комнату и замечаю, как Лиза подстригает ногти.

― Лиза, ищи человека, кто мог бы заказать много гравюр да Винчи или книг о нем. Сосредоточься в первую очередь на том, что вращается вокруг Витрувианского человека. Подозреваемый, скорее всего, будет одержим этой работой.

― И ты думаешь так, потому что...? ― спрашивает Крейг в недоумении.

― Называй это шестым чувством. Мы раскрыли много дел из-за моих догадок.

― Да, именно поэтому ты продолжаешь получать повышения. Но как, черт возьми, ты прошел путь от глины, к грабежам и бритым головам с политым на них отбеливателем до Леонардо да Винчи?

Отбеливатель является мерой предосторожности так же, как бритье и удаление всех волос после отбеливания головы. Он убирает все следы глины с тела. Волосы, скорее всего, сохранены для скульптур. Не все художники могут создавать великое.

― Я запутался, ― продолжил Крейг.

― Да Винчи был не просто знаменит своим изобретениями или картинами. Он создавал скульптуры, над которыми до сих пор трепещут искусствоведы и историки. Сначала он рисовал их, а затем лепил из глины или пчелиного воска ― в зависимости от того, какую из версий ты слышал. После он отливал их из бронзы, чтобы создать шедевр. Человек, который зациклен на нем и на симметрии, но не может создать искусство из ничего. Вот кого мы ищем.

― Ничего, ― говорит Хэдли, выглядя расстроенной. ― Несколько моделей сделаны из чего угодно, но только не бронзы. Это точно должна быть бронза? ― спрашивает она.

― Да, ― говорю я, убежденный, что это верный мотив. ― Это объясняет грабежи. Он продал ценности, которые украл, чтобы купить необходимое количество этого сплава. Это не дешевое удовольствие.

― Мы прочесали ломбарды и интернет-сайты, ища тех, кто продает подобные вещи, ― вмешивается Донни.

― Подпольные торговцы ни за что не выдадут себя из-за такой мелочи. На любые вопросы они будут лгать, чтобы не потерять прибыль. Если этот парень использует подобную схему, то он сделал свою домашнюю работу и знает, где безопасно это сбыть.

Донни возобновляет обзвон, а я делаю то, что, скорее всего, ни к чему не приведет. Я открываю сайт Ланы. Вчера вечером она упомянула, что оставляет информацию и сами лоты на месяц после того, как продает их, чтобы люди не беспокоились о дальнейшей судьбе экспоната.

Я прокручиваю в раздел с украшениями, так как именно они были украдены. Но ничего похожего не нахожу. Возможно, я просто искал предлог, чтобы поговорить с ней. Я жалок.

― Кое-что нашел! ― произносит Донни, привлекая наше внимание, пока возвращается к телефонному разговору. ― Да. Он не оставил номер телефона или адрес, чтобы с ним можно было связаться?

Он что-то царапает в блокноте, пока мы все подходим. Я надеваю пиджак и прячу в кобуру пистолет. Кажется, мне снова понадобится дорожная сумка. К счастью, там была пара сменных костюмов.

Парень кладет трубку и поднимает бумажку.

― У них есть клиент, который приходил в две из четырех галерей, пытаясь продать им «растущий» набор бронзовых голов.

― Похоже, мы летим в Нью-Йорк, ― говорит Крейг, глядя на меня так, будто я чертов единорог. ― И я полагаю, что мы получим этот дебильный вертолет, поскольку самолет Департамента уже на вызове. Почему у нас нет нашего собственного частного самолета, как в кино или типа того?

Хэдли фыркает, я же достаю телефон и набираю номер, что, на самом деле, плохо.

― Да, я все еще в боксерах. И ем мороженое, ― говорит Лана, звуча весело и чертовски волнительно.

Меня раздражает то, как сейчас все не вовремя. Обычно я бываю крайне взволнован прорывом в подобных делах.

― Хотел бы я быть рядом, чтобы увидеть это, ― говорю я, делая глубокий вдох, хватая и засовывая в сумку жилет и другие предметы первой необходимости.

― Ты вынужден отменить, ― спокойно говорит она. Ее голос лишен каких-либо эмоций, и я не могу прочитать ее.

― Прости меня, ― я чувствую, что надо привыкать произносить эти два слова, если она продержится достаточно долго, чтобы я мог повторять их раз за разом. ― Мы нашли новые зацепки в деле. По крайней мере, я на это надеюсь. Мне нужно уехать из города прямо сейчас.