Рискнуть

Харлоу

Когда я вошла в большое белое здание, которое можно было смело назвать особняком, около входа меня встретила женщина в форме медсестры.

— Могу я помочь вам, мисс? — спросила она, не позволяя мне войти внутрь.

Попасть в клинику «Усадьба на холмах» оказалось сложнее, чем на военную базу. У ворот мне пришлось показать охраннику удостоверение личности и карточку социального страхования. Ему понадобилось десять минут, чтобы сделать звонок и продиктовать мои личные данные, прежде чем он открыл высокие железные ворота, которые окружали это место.

— Я Харлоу Меннинг. Мой отец здесь… и… моя мама. — ответила я. Говорить, что моя мама находится здесь, было непривычно. Я имела достаточно времени по пути сюда, чтобы обдумать все. От части я понимала, почему папа и бабушка поступили так со мной, но с другой стороны, я ненавидела их за это. Было такое ощущение, что у меня украли что-то важное в жизни, и я никогда не смогу вернуть это назад.

Дама передо мной стала набирать текст на своем мини iPad. Я была уверена, что она печатала моё имя.

— Мне нужно посмотреть на документ, удостоверяющий Вашу личность, пожалуйста.

Опять? Серьезно? Я достала из сумки кошелек и протянула ей свои водительские права.

Она несколько раз переводила взгляд с фотографии на меня и обратно, потом набрала информацию с моих документов в свой гаджет и стала ждать. Мне показалась, что прошла целая вечность, прежде чем она, наконец-то, отступила назад.

— Регина, — она позвала одну из медсестер, стоящих за стойкой. — Пожалуйста, проводи её до комнаты миссис Меннинг. Мистер Меннинг там и ждет её прихода.

Значит, папа знал, что я здесь. Хорошо.

Я последовала за Региной по помещению, которое выглядело как холл в пятизвездочном отеле. Мы остановились около лифта, и она набрала код. Створки открылись, и мы зашли в кабину.

Потом Регина набрала еще один код, прежде чем перевела взгляд на меня.

— Что бы ты ни делала, не расстраивай миссис Меннинг. Присутствие мистера Меннинга успокаивает её, но когда она чувствует угрозу, то слишком сильно волнуется, и нам приходится колоть ей успокоительное. Мистер Меннинг ненавидит это.

Сердце в моей груди забилось быстрее. Я стала нервничать, хотя до этого момента оставалась спокойной. Но теперь я поняла, что увижу мою маму и она будет другой… не той улыбающейся женщиной с фотографии… а человеком, который не реагирует на окружающих. Была ли я к этому готова?

А мой папа? То, что медсестра сказала мне про него, не было похоже на моего отца вообще. Киро Меннинг не проявлял эмоций. Он крутился с девочками моего возраста, много пил. Он не сидел около кровати женщины, и не ухаживал за ней. Было такое ощущение, что я попала в другую реальность.

Двери лифта открылись, и я последовала за Региной в коридор. На всем этаже находилась только одна дверь. Я не удивилась. Это было в стиле папы. Регина подошла к двери и дважды постучала, потом мы стали ждать.

Когда открылась дверь, я увидела своего папу. Его волосы выглядели так, словно их не расчесывали несколько дней, и он явно давно не брился. На нем была надета одна из его футболок и джинсы, которые казались слишком узкими для среднестатистического сорокапятилетнего мужчины. Но это же был Киро. От него не стоило ожидать ничего другого.

— Спасибо, Регина. Ты можешь оставить нас, — сказал он, принимая поражение.

Я просто стояла и смотрела на него. Я не знала этого мужчину. Он выглядел как мой отец, но он также казался сломленным. Я никогда не видела его в таком состоянии.

— Я сказал ей, что ты идешь. Я рассказывал ей о тебе каждый раз, когда приезжал сюда, так что она знает, кто ты такая. Думаю, она хочет встретиться с тобой, но мне нужно, чтобы ты вела себя спокойно. Не проявляй эмоций, это может расстроить её. Не начинай задавать вопросов при ней, она начнет волноваться, а я не хочу, черт возьми, чтобы она волновалась. Меня бесит, когда я не могу успокоить её. Не люблю, когда эти ублюдки крутятся рядом с ней и тычут иглами. Поэтому, будь спокойной. Держи все вопросы при себе, потом мы поговорим, когда она не сможет нас услышать. Я знаю, что ты злишься, я вижу это по твоим глазам. Но пойми меня: я не позволю никому расстроить Эмми. Никому. Даже тебе.

Ожесточенный предостерегающий взгляд его глаз был тем, чего я раньше никогда не видела. И прямо сейчас я не хотела проверять на прочность эмоции, что бурлили в моей груди. Это была другая сторона моего отца, которую я не знала.

— Хорошо, — ответила я.

Он кивнул и шагнул назад. Я вошла в комнату. Она была так же искусно оформлена, как и все остальные помещения особняка. У входа висела люстра. Высокие окна впереди меня были украшены лепниной.

— Сюда, — сказал папа, когда мы прошла мимо высокого мраморного камина и белых кожаных диванов, которые образовывали подобие гостиной. Мы вошли в другую комнату, и на этот раз мое внимание было приковано не к убранству помещения, мой взгляд упал на длинные темные волосы, которые выглядели так, будто их только что расчесывали. Они были отброшены на спинку того, что, как я поняла, напоминало инвалидную коляску, хотя отличалось от тех колясок, которые я когда-либо видела. Кресло коляски было сделано из мягкой кожи, и колеса можно было определить безошибочно. Кресло было повернуто в сторону окна, за которым открывался вид на холмы и ручей, протекающий рядом.

Мой отец подошел к маме и взял расческу, которая лежала на стуле рядом с ней. Неужели он расчесывал ей волосы перед моим приходом?

— Эмми, милая, помнишь, я говорил, что тебя навестит Харлоу? Сейчас она уже взрослая девочка. Она очень рада видеть тебя. Я расчесал твои волосы, и ты выглядишь очень красивой.

И это говорил мой отец? Никогда в своей жизни я не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Всё, что я могла сделать, это молча смотреть на него. Это был не Киро. Не мой отец. Мой отец не говорит так. Он не расчесывает женщинам волосы. Он никогда даже мне волосы не расчесывал, когда я была ребенком.

Он посмотрел на меня и медленно развернул кресло моей мамы лицом ко мне. Сердце сильно стукнуло у меня в груди. Дышать снова стало тяжело, и я испугалась, что со мной случится паническая атака. Это было слишком. Я должна была сохранять спокойствие, но как я могла это сделать? Она ведь была моей мамой.

Мои глаза встретились с её. У меня перехватило дыхание, как только я взглянула на женщину передо мной. У меня была мамина фотография, и я могла увидеть её черты в этой молодой женщине, которая сидела в коляске. Было видно, что о ней хорошо заботились.

В её глазах была пустота, которую невозможно было не заметить, но подобие улыбки тронуло её губы.

— Привет, — сказала я. Я не могла сказать «мама». Я не знала её. Свою маму я всегда представляла как женщину с фотографии, у которой были веселый карие глаза и широкая улыбка, как женщину полную жизни. Вот кто был моей мамой. Эта женщина… она была не той, которую я знала.

— Харлоу, это твоя мама, Эмили. Эмми, это Харлоу. Помнишь о той милой девочке, которую ты держала на руках? Мы смотрели её фотографии и говорили о том, что мы делала и куда ездили? Она была слишком маленькой, когда родилась, и мы боялись, что потеряем её. Но мы не потеряли. Ты любила её слишком сильно, чтобы позволить умереть. Ты проделала хорошую работу, милая. И сейчас она уже выросла.

Эмми Меннинг продолжала смотреть на меня. Я хотела воспринимать её как женщину с фотографии, на которую я смотрела в детстве и мечтала. Но это разбивало мне сердце еще сильнее. Счастливая, жизнерадостная женщина умерла. А осталась только её тень.

— Она уже достаточно взрослая, чтобы встретиться с тобой. Тебе нравится это? Что если я иногда буду брать её с собой во время моих визитов? — спросил папа, потом передвинул свой стул ближе к её коляске и взял её руку в свою. — Я думаю, что от этого ты будешь больше улыбаться. Ты же знаешь, как мне нравится видеть, что ты улыбаешься.

Это не могло происходить на самом деле. Я просто спала. Все выглядело нереально.

— Харлоу, подойди сюда, чтобы она смогла рассмотреть тебя получше. С большого расстояния ей это трудно сделать. — Сказал папа, не отрывая глаз от лица Эмили.

Я боялась воспротивиться ему. Было очевидно, что он готов перевернуть небо и землю, чтобы сделать маму счастливой. И я точно знала, что не хотела быть той, кто расстроит её.

Я подошла к Эмили, пока она следила взглядом за каждым моим движением. Потом она быстро захлопала ресницами и издала хмыкающий звук.

— Это слишком близко, — сказал папа. — Не заставляй её нервничать.

Я остановилась.

— Она похожа на тебя. Ты видишь это? У неё твои красивые руки и линия рта. И её волосы… все твоё. Господь знает, что у меня отстойные волосы, — сказал он ласково.

Эмили подалось в сторону папы. Я не была уверена, просто ли её тело соскользнуло в сторону или же она хотела быть ближе к нему.

— Всё в порядке. Видишь, я здесь с тобой. И никому не позволю обидеть тебя, понимаешь? Ты же знаешь, как я забочусь о своей любимой девочке, — сказал он, прижимаясь поцелуем к её макушке.

Эмоции у меня груди прорвались, когда я наконец-то поняла. Вся эта скрытность была не из-за меня. Не из-за того, что меня хотели чего-то лишить. В этот момент горечь от предательства во мне сменилась печалью. Не из-за меня… не потому что я была лишена шанса узнать свою маму… а из-за папы. Слезы наполнили мои глаза, и я поняла, что была готова расплакаться. Папа убил бы меня за это. Его преданность и любовь к маме просто разрывали меня на части.

— Мне нужно на минутку выйти в соседнюю комнату, — сказала я папе, когда мои глаза наполнились слезами.

— Иди, — сказал он, и повернул Эмили лицом к себе.

— Давай позволим ей попить и отдохнуть. Она проделала долгий путь, чтобы увидеть тебя сегодня. — Я слышала его объяснения. Понимала ли она его? Разговаривал ли он с ней только для того, чтобы чувствовать себе лучше, потому что слишком сильно скучал?

Как только я вышла в гостиную, слезы ручьями потекли по моему лицу. Я прикрыла рот рукой, чтобы приглушить звуки рыданий. Мой сильный, жесткий, властный отец, который любил говорить «блядь» и жил так, словно его ничего не волновало, сидел там, держал мою маму за руку и относился к ней как к королеве. Как будто она была самой драгоценной вещью в этом мире. Я всегда знала, что он любил её. Он был уверен, окружающие считали, что тот день, когда он потерял её, оставил свой след в его жизни. Но та сцена, свидетелем которой я только что была… О Боже, боль в моем сердце стала еще сильнее.

Люди видели в отце рок-легенду. У него было все. Они поклонялись ему. Однако никто из них не знал правду. Даже я не знала. Для меня он всегда был сильным человеком, которому невозможно было причинить боль. Теперь я знала, что это неправда. Эта иллюзия испарилась. Мой папа страдал. И страдал больше, чем я могла себе когда-либо представить.

Я опустилась на один из диванов, прижала ладони к лицу и расплакалась. Я плакала из-за женщины, чья жизнь прервалась так рано. Я плакала из-за маленькой девочки, которая так никогда и не узнала свою маму. Но больше всего, я плакала из-за мужчины, который всегда любил эту женщину, даже несмотря на то, что она никогда не станет той, в которую он когда-то влюбился.