Рискованное дело

Глава 4

Присяжные внимательно смотрели на него. Джонас видел двенадцать неподвижных лиц и двенадцать пар ничего не выражающих глаз. Он стоял перед ними в маленьком, слабо освещенном зале суда, и слышал эхо собственного голоса. В руках он сжимал толстенные своды законов — пыльные и такие тяжелые, что ныли плечи. Почему-то он не мог их положить — это он знал точно. По вискам и по спине у него катился пот; он пылко произносил заключительную речь, в которой требовал оправдания своего клиента. Вопрос касался жизни и смерти, он говорил убедительно и страстно, но присяжные оставались невозмутимыми, равнодушными. Толстые тома выскальзывали из рук, как ни старался он удержать их. Потом до его слуха донесся вердикт — по маленькому залу вновь раскатилось эхо:

Виновен. Виновен. Виновен.

Разбитый, оставшийся ни с чем, он повернулся к своему подзащитному. Тот встал и, вскинув голову, посмотрел ему в глаза. Джонас увидел словно свое отражение. Кто там? Неужели он сам? Нет, Джерри... В порыве отчаяния Джонас метнулся к месту судьи. Там, на возвышении, сидела Лиз в черной судейской мантии — отчужденная, далекая. Она медленно покачала головой и смерила его грустным взглядом:

— Я не могу вам помочь.

Потом Лиз начала медленно таять. Он потянулся схватить ее за руку, но пальцы прошли сквозь нее. Она вся растаяла, остались лишь черные печальные глаза. А потом и глаза исчезли, и брат его исчез, и Джонас остался один на один с присяжными. Двенадцать равнодушных лиц надменно улыбались ему.

Джонас лежал без движения; сердце бешено колотилось. Открыв глаза, он увидел на полке целое скопление самых разных кукол. Танцовщица фламенко вскинула над головой кастаньеты. Принцесса держала в руках хрустальную туфельку. Пышно разодетая Барби раскинулась в розовой машине с откидной крышей и махала ему рукой.

Шумно выдохнув, Джонас провел рукой по лицу и сел. Заснуть здесь так же трудно, как в разгар шумной вечеринки, решил он. Ничего удивительного, что снилась ему всякая чушь. Вся комната завалена игрушками: от привычного плюшевого мишки до странного создания, похожего на синюю тряпку для пыли с глазами.

Зажмурившись, Джонас подумал: надо срочно выпить кофе. Кофе его взбодрит. Стараясь не смотреть на сотни улыбающихся кукольных личик, он оделся. Что делать дальше, он понятия не имел. Когда он застегивал рубашку, запрыгала монетка-медальон на цепочке. Птицы на улице уже щебетали вовсю. Дома, в Филадельфии, его разбудил бы шум машин — большой город просыпается рано. А здесь все другое... Под окном рос куст, на котором, словно расталкивая друг друга, теснились крупные фиолетовые цветы. Здесь не встретить старых вязов, аккуратных вечнозеленых живых изгородей и сетчатых заборов. А в том, что ему предстоит сделать, не поможет ни один свод законов. Ему не на что опереться; он не знает ни одного прецедента. Придется идти наугад и шагать вслепую.

Едва он вышел из комнаты, ноздри уловили аромат кофе. Лиз, одетая в футболку и коротенькие шорты, похожие на нижнюю часть бикини, хлопотала на кухне. И хотя Джонас не принадлежал к числу мужчин, которые с утра настроены на подвиги, любоваться длинными загорелыми ногами было приятно.

Кофе на плите. — Лиз, не оборачиваясь, намазывала маслом тост. — В холодильнике есть яйца. Когда Веры нет дома, я сухих завтраков не покупаю.

Для меня и яйца сойдут, — проворчал Джонас, направляясь к кофейнику.

Берите все, что хотите, главное — не забывайте пополнять запасы. — Она включила радио, чтобы послушать прогноз погоды. — Мне выходить через полчаса; если хотите, чтобы я подвезла вас к отелю, поторапливайтесь.

Первый глоток горячего кофе стал для него живительным нектаром.

—Моя машина в Сан-Мигеле.

Лиз села за стол и раскрыла свой ежедневник.

—Если хотите, я высажу вас у отеля «Президент» или любого другого отеля на пляже, а дальше поедете на такси.

Джонас отпил еще кофе и посмотрел на нее во все глаза. Вчерашняя бледность еще не прошла; на ее фоне особенно четко выделялись синяки на шее. Судя по черным кругам под глазами, Лиз спала не лучше, чем он. Допив первую чашку, Джонас налил себе вторую.

—А выходной взять не хотите?

Лиз впервые за утро взглянула ему в лицо.

—Нет, — просто ответила она и тут же снова уткнулась в свой ежедневник.

Значит, они вернулись к чисто деловым отношениям — только дела, и границу переходить нельзя.

Лиз, вы разве не понимаете, что вам нужно отдохнуть?

У меня много дел. Если не хотите есть наспех и давиться, скорее жарьте себе яичницу. Сковородка в шкафчике рядом с плитой.

Джонас довольно долго молча смотрел на нее. Потом, беззаботно пожав плечами, он приступил к приготовлению завтрака. Лиз не поднимала головы до тех пор, пока не убедилась, что он повернулся к ней спиной.

Вчера вечером она поставила себя в глупое положение. То, что она разрыдалась при нем, не самое страшное: кажется, он принял ее срыв как нечто само собой разумеющееся. Она не могла простить себе другого: как трепетала в его объятиях — покорная, полная желания и надежды. И его она тоже прощать не собирается.

Из-за Джонаса Шарпа она вспомнила о чувствах, которые упорно глушила в себе целых десять лет. Она очень разволновалась. Из-за него она снова хотела быть с мужчиной; она почувствовала влечение к нему. Не вырвалась, не отделалась от него с той легкостью, с какой отделывалась от многих незадачливых ухажеров. Он снова заставил ее почувствовать себя женщиной — а потом сам оттолкнул ее от себя.

Отныне они будут общаться только по делу. До тех пор пока Джонас живет у нее, они поддерживают сугубо деловые отношения. Деньги, которые он платит за комнату, она отложит. Скоро накопится достаточно, чтобы внести первый платеж за аквабайки.

Джонас сел за стол; от тарелки с яичницей поднимался пар.

—Ключ! — Лиз подтолкнула к нему по столешнице ключ. — А вот и расписка за первую неделю арендной платы.

Джонас не глядя сунул расписку в карман.

И часто вы сдаете комнату жильцам?

Нечасто. Сейчас мне нужно купить кое-что новое для дайвинг-центра. — Лиз вымыла тарелку и налила себе еще кофе. Она вздрогнула, когда по радио объявили точное время — оказывается, она забыла выключить приемник. Она опережает график на десять минут, но, если будет вставать пораньше, им не придется завтракать вместе. — А вы часто селитесь не в отеле, а у незнакомых людей?

Джонас попробовал яичницу и сокрушенно вздохнул. Шеф-поваром ему явно не стать!

—Нет, но ведь мы с вами больше не незнакомые люди.

Лиз метнула на него быстрый взгляд. Ее жилец явно не выспался — и еще не брился. Щетина добавляет ему обаяния... Ей захотелось предложить ему бритву, но, подумав, она решила, что не стоит. В конце концов, какое ей дело?

—Мы с вами совсем не знаем друг друга.

Джонас продолжал молча есть; Лиз решила, что он с ней согласился. Проглотив кусок, он заговорил:

—Я изучал право в университете Нотр-Дам, в Индиане, начинал работать в Бостоне, в конторе «Нирам и Баркер», а пять лет назад получил лицензию на собственную практику в Филадельфии. — Он подсолил яичницу, надеясь, что вкус его стряпни немного улучшится. — Специализируюсь на уголовном праве. Я не женат и живу один — у меня квартира в многоквартирном доме. Но есть и дом, — добавил он. — Старинный особняк в викторианском стиле в поселке Чеддс-Форд недалеко от Филадельфии. Сей час в нем ремонт.

Лиз захотелось расспросить его о доме — большой ли он, высокие ли там потолки и есть ли в доме дорогие деревянные полы? А окна какие — наверное, тоже высокие, со средником? Есть ли сад, где по шпалерам вьются розы? Но она отошла к раковине и стала мыть чашку.

—Все равно мы с вами совершенно чужие люди.

—Чужие или нет, а беда у нас общая.

Чашка выскользнула у нее из рук и, громко звякнув, упала на дно раковины. Лиз молча подобрала ее, сполоснула и поставила в сушилку. Чашка треснула, но сейчас это ее почти не занимало.

—У вас десять минут, — напомнила она.

Неожиданно он крепко схватил ее за руку по ниже плеча.

—Элизабет, у нас с вами действительно общая беда, — спокойно и серьезно повторил он.

Лиз подумала: его можно возненавидеть только за один спокойный голос!

Ничего подобного. Вы хотите отомстить за смерть брата. А я... зарабатываю себе на жизнь.

Вы считаете, все решилось бы тихо-мирно, вернись я в Филадельфию?

Да! — Лиз дернулась, но он ее не выпустил. Врать она не любила и потому невольно вспыхнула.

Я сразу понял, что вы, Лиз, — женщина умная. Не знаю, от кого и почему вы прячетесь на этом райском островке, но соображаете вы неплохо, очень неплохо. Мы с вами оба прекрасно понимаем: то, что случилось с вами вчера, произошло бы все равно, нахожусь я здесь или нет.

—Ладно. — Она перестала вырываться. — Вчерашнее произошло не из-за вас, а из-за Джерри. Ну и что это меняет в моем положении?

Не выпуская ее руки, Джонас медленно встал.

—Пока неизвестные считают, будто вы в курсе дел Джерри, они от вас не отстанут. Вы в центре их внимания. Пока вы в центре внимания, я буду рядом с вами, потому что вы, прямо или косвенно, наведете меня на след убийцы Джерри.

Лиз ответила не сразу, а лишь убедившись, что может говорить спокойно.

—Джонас, вы со всеми так? — спросила она. — Люди для вас только орудия? Средства, которые ведут к цели? — Посмотрев ему в лицо, она увидела решительное и отстраненное выражение. — Мужчины вроде вас всегда идут к цели, ни с кем, кроме себя, не считаясь!

Злясь, сам не зная почему, он взял ее за подбородок.

Вы в жизни не знали мужчины вроде меня.

Нет, знала, — тихо возразила Лиз. — Джонас, вы не один такой на свете. Вы выросли в богатой семье, на вас возлагали большие надежды, вы ходили в лучшую школу, общались со сливками общества. Ваши цели давно определены, и, если по пути к цели придется перешагнуть через других, вы это сделаете — как говорится, ничего личного. Вот что самое плохое, — продолжала она, тяжело вздохнув. — Вы никогда ни к кому не питаете личной злобы, ненависти и так далее. — Дернув подбородком, она сбросила его пальцы. — Что вам от меня нужно?

Никогда в жизни никто еще не злил его так. Несколькими словами она буквально пригвоздила его к месту. Джонас вспомнил свой сон и пустые, равнодушные глаза присяжных. Выругавшись про себя, он отвернулся к окну. Как бы она его ни унижала, сейчас он уже не может переиграть, отступить. Самое главное, он прав — здесь он или в Филадельфии, Лиз Палмер по-прежнему остается ключом ко всему делу.

За окном между двумя пальмами висел пестрый сине-желтый гамак. Интересно, вдруг подумалось Джонасу, есть ли у нее время хоть иногда полежать в нем. Ему вдруг захотелось взять ее за руку, вывести во двор и вместе прилечь под пальмой. И чтобы, помимо назойливых мух, у них не осталось других забот.

Мне нужно поговорить с Луисом, — сказал он. — Хочу выяснить, куда он ходил с Джерри. Может, Луис видел, с кем Джерри там общался.

С Луисом я поговорю сама. — Видя, что Джонас собирается возразить, Лиз покачала головой. — Вы ведь сами видели вчера, как он на вас среагировал. Луис не будет доверительно говорить с вами, потому что вы его пугаете. Я все интересное для вас запишу, у вас будет целый список таких мест.

Хорошо. — Джонас полез в карман за сигаретами и с досадой вспомнил, что оставил их в спальне. — А еще прошу вас начиная с сегодняшнего вечера ходить вместе со мной по тем местам, о которых вам расскажет Луис.

Лиз показалось, будто она ступает в зыбучий песок.

—Зачем?

Джонас пока и сам толком не знал, зачем это нужно.

Надо же с чего-то начать.

А я вам для чего?

Здесь он был еще меньше в чем-либо уверен.

—Не знаю, сколько времени все займет, а одну я вас здесь не оставлю.

Лиз удивленно хмыкнула:

Меня охраняет полиция!

Этого недостаточно. И потом, вы говорите по-испански и знаете местные обычаи. А я нет. Вы мне нужны. — Он сунул руки в карманы. — Все, в сущности, очень просто.

Лиз выключила кофеварку.

Простого ничего не бывает, — возразила она. — Но я принесу вам список и пойду с вами при одном условии,

Каком?

Она скрестила руки на груди. Джонас понял: она согласится на сделку только на своих условиях.

—Что бы ни случилось, удастся вам что-нибудь выяснить или нет, вы уберетесь из моего дома и из моей жизни, когда моя дочь вернется домой. Даю вам месяц, Джонас. Четыре недели — и не больше.

—По-моему, месяца вполне достаточно.

Она кивнула и направилась к двери.

—Помойте за собой посуду. Жду вас на улице.

Выйдя на крыльцо, Джонас увидел полицейскую машину, которая, как и вчера, стояла на дорожке перед домом. Рядом с машиной толпились дети; они о чем-то переговаривались вполголоса — наверное, обсуждали вчерашнее происшествие. Лиз окликнула одного из детей по имени, а потом достала из кармана пригоршню мелочи. Не нужно было понимать по-испански, чтобы догадаться о том, что здесь заключается сделка. Через несколько секунд, сжимая монеты в кулаке, мальчишка вприпрыжку вернулся к друзьям.

—Что происходит?

Лиз улыбнулась. Вера все лето будет играть с этими детишками.

—Я предложила им поиграть в сыщиков. Попросила: если они заметят поблизости кого-нибудь, кроме вас или полицейских, пусть срочно бегут к себе домой и позвонят капитану Мораласу. Так лучше всего можно уберечь их от беды.

Джонас наблюдал за детьми. Мальчишка, говоривший с Лиз, раздал друзьям монеты.

Сколько вы им дали?

По двадцать песо на брата.

Он прикинул, сколько это будет в долларах и центах, и покачал головой:

В Филадельфии даже малыши не согласятся работать за такой мизер.

Мы на Косумеле, — просто ответила Лиз, выкатывая мотоцикл.

Джонас посмотрел на ее транспортное средство, потом на нее саму. От такого мотоцикла пришел бы в восторг любой подросток.

—Значит, вот на чем вы здесь рассекаете?

Лиз почему-то стало смешно, но она не улыбнулась, а холодно парировала:

—Мотоцикл — прекрасное средство передвижения.

— Прекрасное средство передвижения — это БМВ.

Она рассмеялась. Джонас удивился: такой беззаботный смех он слышал от нее впервые. Потом она повернулась к нему и окинула его теплым, приветливым взглядом. Джонасу показалось, что почва опасно уходит у него из-под ног.

—Попробуйте поводить БМВ по здешним дорогам из глубины острова к побережью. — Она устроилась на сиденье. — Залезайте, Джонас, если не хотите топать в свой шикарный отель пешком.

Хотя у Джонаса оставались кое-какие сомнения, он сел за ней.

—Куда ставить ноги?

Лиз не смогла скрыть усмешку:

—На вашем месте я бы для начала подняла их с земли.

Не тратя лишних слов, она лягнула стартер и рванула с места. Сначала пришлось ехать медленнее, потому что на мотоцикле появился второй седок. Когда мотоцикл подскакивал на очередном ухабе, Джонас невольно хватал ее за талию.

Неужели здесь есть дороги хуже этой? Лиз ловко объехала очередную рытвину.

Чем вам эта не нравится?

Я просто спрашиваю.

Если желаете модерна, отправляйтесь в Канкун. На самолете всего несколько минут.

А вы там бывали?

Бываю время от времени. В прошлом году мы с Верой отправились туда на «Эмигранте» и пару дней осматривали руины. Там есть несколько древних мест поклонения. Они не очень хорошо отреставрированы, но все равно дух захватывает... Мне хотелось показать дочери пирамиды и города-крепости в окрестностях Канкуна.

В археологии я не очень-то разбираюсь.

Чтобы смотреть тамошние руины, не нужно разбираться в археологии. Там требуется только одно: воображение.

Она нажала клаксон. Джонас увидел, как из двери лавочки высовывается сгорбленный старик и машет рукой.

—Сеньор Пессадо, — пояснила Лиз, — Он иногда тайком от меня угощает Веру конфетами; оба думают, будто я ни о чем не догадываюсь.

Джонас хотел было расспросить ее о дочери, но потом передумал. Лучше немного подождать. Пока она еще не привыкла к нему, разумно держаться от нее на безопасном расстоянии.

—Вы многих местных жителей знаете?

— Остров у нас небольшой. Да, я знакома со многими, и еще больше народу знаю в лицо. Меньше знакомых у меня среди жителей Сан-Мигеля и Восточного побережья. Зато во внутренней части острова знаю многих; мы вместе работали в отеле.

Не думал, что ваш дайвинг-центр при отеле.

Он вовсе не при отеле. — Лиз остановилась на красный свет. — Просто я сама раньше работала в отеле. Горничной. — Она дала полный газ и проехала перекресток.

Джонас посмотрел на ее руки. Тонкие и хрупкие, они уверенно сжимали рукоятки руля. И все равно трудно представить, чтобы эти руки таскали швабру и тяжелые ведра с водой.

По-моему, вы бы смотрелись куда уместнее у стойки портье или на этаже.

Мне крупно повезло, что меня вообще взяли на работу, ведь был уже конец сезона. — Лиз притормозила, потому что они начали длинный спуск, ведший к отелю «Президент». Она позволила себе полюбоваться большими красивыми пальмами, росшими по обе стороны от дороги, и насладиться запахом цветов. Сегодня у нее урок дайвинга для начинающих; им предстоит совершить первое в жизни погружение. С них нельзя спускать глаз... Хорошо, наверное, быть в отеле просто гостем, который прилетел на Косумель отдохнуть и развлечься!

Там внутри до сих пор роскошно? — машинально спросила она и тут же упрекнула себя за болтливость.

Джонас осмотрел большое величественное здание.

—Много стекла, — сообщил он. — Мрамор. У меня номер с балконом на море.

Лиз остановилась у обочины.

—Может, зайдете? — предложил Джонас. — Сами и увидите.

Лиз ужасно захотелось принять его приглашение. Она питала слабость к красивой, изысканной обстановке. Но такая слабость ей сейчас не по карману.

—Мне пора на работу.

Джонас спрыгнул на тротуар, но, перед тем как она уехала, накрыл ее руки своей рукой.

—Встретимся дома. В город поедем вместе.

Она молча кивнула и развернула мотоцикл назад, к шоссе. Джонас смотрел ей вслед, пока шум мотора не затих вдали. Кто такая Элизабет Палмер? И почему ему все больше и больше хочется это выяснить?

Лиз вернулась домой совершенно разбитая. Она привыкла много работать: таскать тяжелое снаряжение, нырять, всплывать на поверхность. Но сегодня, после сравнительно легкого дня, она устала. Хотя ей должно было стать легче, когда она узнала, что в числе ее учеников будет молодой полицейский. Она должна была испытать облегчение, узнав, что капитан Моралас держит слово и ее действительно охраняют. И все же Лиз показалось, будто ее заперли в клетку.

По дороге домой она то и дело посматривала в зеркало заднего вида. Полицейская машина без опознавательных знаков следовала за ней на безопасном расстоянии. Больше всего ей хотелось запереть все двери, принять душ и погрузиться в крепкий сон без сновидений. Но ее уже ждал Джонас. Он разговаривал по телефону в гостиной, держа на коленях блокнот. Лицо у него озабоченно хмурилось. Наверное, в его конторе не все гладко, вот и настроение испортилось. Не обращая на него внимания, Лиз пошла принять душ и переодеться.

Вещей у нее было немного; в основном то, в чем можно ходить на пляже. Поэтому отпала необходимость долго и придирчиво выбирать наряд на вечер. Лиз сняла с вешалки ярко-синюю легкую юбку и объемную красную блузку. Ей хотелось немного побыть одной; поэтому она долго возилась со своими небольшими запасами косметики. Когда Джонас постучался к ней, она задумчиво плела косичку. Не дожидаясь разрешения, он приоткрыл дверь:

—Вы достали список?

Лиз протянула ему лист бумаги. Конечно, можно было бы сделать ему выговор за то, что он вошел без приглашения, но ведь от этого ничего не изменится!

—Я же обещала...

Джонас жадно схватил листок и принялся читать. Лиз заметила, что он успел побриться и переодеться в модный легкий пиджак и свободные бежевые брюки. Впрочем, жесткие складки в углах рта остались прежними.

Вы эти места знаете?

В паре из них бывала. У меня не очень-то много времени, чтобы шататься по барам и ночным клубам.

Джонас вскинул голову — и удержался от колкости. Шторы у нее за спиной были аккуратно раздвинуты, как она любила, и из окон лился розовый вечерний свет. Хотя блузку Лиз целомудренно застегнула доверху, она распустила волосы и зачесала их назад. Хотя она не злоупотребляла косметикой, лицо ее преобразилось. От туши ресницы стали темнее и длиннее; благодаря теням глаза приобрели особую выразительность. Лиз слегка нарумянила щеки, а губы не накрасила совсем.

—Вы бы поосторожнее с глазами. — Джонас рассеянно провел кончиком пальца по ее скуле. — А то просто беда...

Что-то сжалось у нее внутри, но она не шелохнулась.

Беда?

Для меня. — Джонас кое-как запихал список в карман и огляделся по сторонам. — Ну как, готовы?

Мне нужно обуться.

Лиз думала, что он выйдет, но он остался и принялся бродить по комнате. Ее спальня, как и весь дом, оказалась обставлена просто, но броско. Он вдохнул необычный пряный аромат, который исходил от широкой зеленой вазы с сухими лепестками. На стене висели два эскиза; один запечатлел заход солнца, как будто срисованный с натуры, — сейчас за окном можно было увидеть практически то же самое, — а на втором изображался морской берег во время шторма. Одна картина — воплощение безмятежности, другая — неистовая буря. Интересно, как картины связаны с самой Элизабет Палмер? Сколько в ней безмятежности и сколько бури? Рядом с кроватью на тумбочке стояла большая фотография.

Девочка в цветастой блузке весело улыбалась; ее черные, блестящие волосы до плеч загибались на кончиках. Видимо, недавно у нее выпал зуб, но щербинка нисколько не портила овальное загорелое личико. Если бы не глаза, Джонас ни за что не догадался бы, что девочка на фотографии — дочка Лиз. Глаза у нее такие же, как у Лиз: темно-карие, глубоко посаженные, слегка раскосые. Правда, в них не было грусти и тайны, как в глазах ее матери. Девочка смотрела на мир открыто и доверчиво.

Это ваша дочь.

Да. — Лиз сунула ноги в туфли, решительно отобрала у Джонаса снимок и поставила его назад, на тумбочку.

Сколько ей лет?

Десять. Ну что, пошли? Не хочу задерживаться за полночь.

Десять? — Слегка ошарашенный, Джонас смерил Лиз пристальным взглядом. Он решил было, что Вере лет пять, не больше, что она плод любви Лиз и какого-нибудь островитянина. — Не может быть, чтобы у вас был десятилетний ребенок!

Лиз усмехнулась:

И все-таки моей дочери уже десять лет.

Значит, когда вы ее родили, вы еще сама были совсем девочкой!

Нет. Не была. — Лиз снова направилась к двери, но Джонас снова ее остановил, взяв за руку.

—Она родилась до того, как вы сюда приехали?

Лиз бросила на него выразительный взгляд:

—Она родилась через полгода после того, как я переселилась на Косумель. Джонас, нам пора выходить — если вы, конечно, хотите, чтобы я вам помогала. Кстати, вопросы о Вере в нашу сделку не входят.

Не выпуская ее руки, он тихо и почти ласково спросил:

—Он оказался подонком?

Лиз и глазом не моргнула. Потом губы ее растянулись в невеселой улыбке.

—Да. Еще каким!

Не понимая, зачем он это делает, Джонас нагнулся и легко поцеловал ее в губы.

—Элизабет, ваша дочь — просто прелесть. У нее ваши глаза.

Лиз поняла, что снова плавится, тает, и осудила себя за это. В его голосе угадывалось сочувствие без жалости. Больше никто не сделает ее слабой! Она вырвалась и невольно приняла защитную стойку:

—Спасибо. И все-таки нам пора. Мне завтра рано вставать.

В первом ночном клубе, куда они зашли, было шумно и полным-полно американских туристов. Диджей в углу, в белой футболке в обтяжку, манипулировал дисками на вертушке; каждый новый микс сопровождался миганием разноцветных лампочек. Они заказали коктейли и легкую закуску. Джонас надеялся, что кто-нибудь из завсегдатаев примет его за Джерри.

—Луис сказал, что сюда они ходили часто, потому что Джерри любил слушать американскую музыку. — Лиз грызла кукурузные чипсы и озиралась по сторонам. Обычно она не в таких местах предпочитала коротать вечер. Столики стояли впритык, а музыка буквально била по ушам. Но все посетители выглядели вполне дружелюбными; они подпевали во всю глотку, стараясь перекричать музыку, или так же громко общались между собой. Группа молодых американцев за соседним столиком наслаждалась местной экзотикой: текилой, которую они закусывали ломтиками лимона. Лиз не сомневалась: завтра утром всем молодым гринго будет очень кисло.

Джонас решил, что обстановка в баре — именно то, что любил Джерри. Здесь громко, тесно, душно.

Луис не упоминал, не общался ли Джерри с кем-то в особенности?

С женщинами. — Отломив кусочек тортильи, Лиз улыбнулась. — Луис восхищался умением Джерри привлечь к себе дам.

У него была постоянная подружка?

По словам Луиса, одна была, но как ее зовут, он не знает. Джерри называл ее просто «деткой».

Старый трюк, — рассеянно сказал Джонас.

Что за трюк?

Называть всех подружек просто «детками». Так не рискуешь перепутать имена и вызвать скандал.

Понимаю. — Лиз отпила вина; ей понравился тонкий, изысканный вкус.

Луис вам описывал ее внешность?

Он назвал ее сногсшибательной красоткой — конечно, в мексиканском вкусе. Пышные волосы, пышные бедра. Луис именно так и выразился, — пояснила Лиз, заметив удивленный взгляд Джонаса. — А еще он сказал, что Джерри довольно часто беседовал с двумя мужчинами, но он всегда сам к ним подходил, и Луис не слышал, о чем они говорили. Один из них американец, другой мексиканец. Так как Луиса больше интересуют женщины, он не особенно обращал внимания на тех двоих. Но он сказал, что Джерри часто обходил все бары, пока не встречал их. Когда же встречал, сразу успокаивался.

А здесь он с ними встречался?

По словам Луиса, те двое никогда не сидели в одном и том же месте два дня подряд.

Ладно, допивайте. Мы тоже сходим еще куда-нибудь.

В четвертом ночном клубе Лиз поняла, что с нее хватит. Она заметила, что Джонас в каждом новом баре только притворялся, будто пьет, а ее уже тошнило от запаха спиртного. Одни бары оказывались настоящими злачными местами, и сидеть там было довольно неприятно. В других громко играла музыка, переливались разноцветные огни. Лица начали расплываться у нее перед глазами. Среди публики была как молодежь, так и не совсем молодые люди. Много американцев, которые жаждали экзотической ночной жизни, чуть меньше местных любителей развлечений. Посетители приходили группами, поодиночке и парочками. Многие танцевали, кое-кто сидел за столиками. Лиз замечала туристов, у которых было полно времени и денег, и отчаявшихся пьяниц. Последние, как правило, сидели в одиночку — вернее, компанию им составляли бутылка и черная тоска.

—Это последний, — заявила Лиз, когда Джонас нашел им столик в очередном ночном клубе с переполненным танцполом и музыкой, бьющей по ушам.

Джо нас посмотрел на часы. Еще и одиннадцати нет! А здесь редко что-то начинается раньше полуночи...

—Ладно, — покладисто согласился он. Потом он решил ее отвлечь и предложил: — Давай потанцуем!

Не дав ей времени отказаться, он потащил ее в толпу.

Здесь очень тесно, — начала было Лиз, но он уже уверенно обнял и повел ее.

Мы немножко. — Он прижал ее к себе и как бы невзначай провел рукой по спине. — Видишь?

Я уже сто лет не танцевала! — прошептала Лиз.

Джонас рассмеялся.

—Можно не стараться, все равно здесь почти нет места. — Притиснутые друг к другу, они лишь топтались на месте в окружении таких же парочек.

— И какой во всем этом смысл? — осведомилась Лиз.

—Пока не знаю, но скоро выясню. А ты пока расслабься. — Он снова погладил ее ладонью по спине и почувствовал, как она напряжена.

Не могу.

А ты попробуй отвлечься. — Он не переставая оглядывал толпу. — Чем ты занимаешься, когда не работаешь?

Думаю о работе.

Лиз!

Ну ладно... Читаю — в основном о морских обитателях.

Значит, и в выходные работаешь?

Мне это интересно.

Их притиснули друг к другу; Джонас забыл о том, что должен наблюдать за посетителями, и посмотрел на нее в упор.

—А кроме работы тебя ничего не интересует?

Смущенная его близостью, Лиз попыталась высвободиться, но Джонас держал ее крепко. Несмотря на то что она решилась не поддаваться, сердцебиение у нее участилось.

—Ни на что другое у меня нет времени.

Он заметил, что она не надушилась, но от нее исходил слабый аромат пудры и цветочных лепестков. Невольно он задумался, какое у нее тело. Такое ли оно гибкое и хрупкое, каким кажется сейчас, когда она прижимается к нему?

Похоже, ты себя во всем ограничиваешь.

У меня свое дело, — напомнила Лиз, и вдруг ей захотелось, чтобы он снова ее поцеловал. Она не знала, как поведет себя, но ей стало сладко и захотелось подчиниться, уступить... Как близко его губы! Словно почувствовав ее призыв, Джонас отвел ее голову назад, провел рукой по ее волосам. Ее неудержимо влекло к нему...

Неужели заработки для тебя важнее всего?

Да, — с трудом ответила Лиз, сама не понимая, зачем ей это. — Мне нужно купить несколько аквабайков.

Глаза у нее сделались такие теплые и такие шальные, что Джонас показался себе неуязвимым.

Аквабайков?

Если я не угонюсь за конкурентами...

Он словно невзначай поцеловал ее в угол рта и напомнил:

Если ты не угонишься за конкурентами...

То... клиенты уйдут от меня к другим. Поэтому я...

Джонас снова так же легко поцеловал ее.

—Ну и что же?

Хочу успеть купить аквабайки до начала летнего сезона.

Конечно. Но до лета еще несколько недель. До тех пор я мог бы заняться с тобой любовью много раз... Много-много раз! — повторил он, заметив ее ошеломленный взгляд. Потом он прильнул к ней губами.

Она дернулась, как будто ее ударило током. Джонас не понял, что ею движет — удивление, желание сопротивляться или влечение. Сам он предпочитал давать волю страсти в уединенных, тихих местах, которые сам выбирал. Неожиданно он перестал обращать внимание и на громкую музыку, и на мигающие, искрящиеся огни, и на толпу. Они очутились в самом углу танцпола, окруженные другими парами, притиснутые друг к другу, — и на время забыли обо всем на свете.

У Лиз кружилась голова. Музыка звучала все глуше, как будто вдалеке. От Джонаса исходил жар, который передавался ей и добавлял остроты поцелую. Она сгорала, плавилась, томилась. Хотя они не двигались с места, Лиз казалось, будто она бежит. Ей стало трудно дышать; теснило в груди. Внутри все сжалось, как пружина, и почти сразу же ее охватило удовольствие, которого она немного стыдилась. Она теснее прильнула к нему и подставила губы... Но тут заиграла другая музыка, и Джонас слегка отстранил ее.

Не рассчитали, — прошептал он.

Да... — Лиз опомнилась не сразу. Все дело не в том, что они неправильно рассчитали время и место. То, чего он хочет, невозможно. Она отвернулась было, но Джонас не дал ей уйти. — В чем дело? — начала она, взглянула на него и поняла: что-то случилось. Он смотрел не на нее, а куда-то поверх ее плеча.

Лиз осторожно обернулась. На них, изумленно вытаращив глаза, смотрела молодая женщина в красном облегающем платье. Заметив, что ее обнаружили, девица в красном платье метнулась к выходу, бросив своего кавалера. Тот так и остался стоять с разинутым ртом.

—Пошли! — Не дожидаясь ее, Джонас врезался в толпу.

Чтобы не отстать от него, Лиз пришлось поработать локтями.

Красотку в красном платье Джонас нагнал у выхода.

—Почему вы убежали? — спросил он, крепко схватив ее за обе руки и притискивая к стене.

Por favor, no comprendo... Не понимать, — ответила она, дрожа как осиновый лист.

А мне кажется, все вы понимаете. — Больно впившись ей в руки, Джонас нависал над ней, пока та едва не завизжала от страха. — Что вам известно о моем брате?

Джонас! — Испуганная Лиз встала между ними. — Если ты собираешься и дальше вести себя так, обойдешься без моей помощи. — Она отвернулась и тронула девицу за плечо. — Lo siento mucho, — начала она, извиняясь за Джонаса. — Он недавно потерял брата. Его брата звали Джерри Шарп. Вы его знали?

Девица в красном платье посмотрела на Лиз и зашептала:

У него лицо Джерри! Но Джерри умер... я читала в газете.

Это брат Джерри, Джонас. Мы хотим с вами поговорить!

Как и Лиз раньше, девица уже уловила разницу между Джонасом и знакомым ей мужчиной. Она бы никогда не испугалась Джерри по той простой причине, что знала: она сильнее и умнее его. А вот мужчина, который угрожающе нависает над ней, — совсем другое дело.

Я ничего не знаю.

Рor favor. Несколько минут, и все!

Скажи, что я заплачу, — добавил Джонас, не давая девице в красном платье времени отказаться.

Не дожидаясь, пока Лиз переведет, он достал бумажник и вынул оттуда купюру. Испуг на ее лице сменился задумчивым выражением. Наконец, девица согласилась:

—Несколько минут! — Она ткнула пальцем в открытое кафе напротив. — Там.

Джонас заказал две чашки кофе и бокал вина.

Спроси, как ее зовут, — велел он Лиз.

Я говорю по-английски. — Красотка в красном платье достала длинную тонкую сигарету и постучала ею о столешницу. — Меня зовут Эрика. Мы с Джерри были друзьями. — Явно успокоившись, она улыбнулась Джонасу. — Близкими друзьями — вы меня понимаете?

Да, понимаю.

Он был очень симпатичный, — продолжала Эрика, но тут же прикусила губу. — И очень веселый.

Вы с ним давно знакомы?

Пару недель. Я очень горевала, когда узнала, что он умер.

Его убили, — уточнил Джонас. Эрика отпила большой глоток вина.

Вы думаете, его убили из-за денег? Джонас весь подобрался и предостерегающе

посмотрел на Лиз.

Не знаю... похоже на то. Он вам что-нибудь рассказывал?

Кое-что... если честно, он меня заинтриговал. Вы ведь понимаете. — Эрика снова улыбнулась и нагнулась к Джонасу, который поднес к ее сигарете зажигалку. — Джерри был очень обаятельный. И щедрый. — Эрика помолчала, вспоминая тонкий золотой браслет, который он ей подарил, и серьги с красивыми голубыми камушками. — По-моему, он был очень богатый, но говорил, что скоро сделается намного богаче. Я люблю обаятельных мужчин, но особенно люблю богатых. Джерри обещал, когда он разбогатеет, мы с ним поедем путешествовать. — Она выдохнула струю дыма и философски пожала плечами. — А потом умер.

Джонас пил кофе и внимательно наблюдал за Эрикой. Луис оказался прав: Эрика действительно сногсшибательная красотка. И совсем не глупа. Кроме того, он был уверен, что сейчас она ломает голову над одним-единственным вопросом.

Вам известно, когда именно он планировал разбогатеть?

Конечно, ведь мы собирались уехать, значит, мне пришлось бы бросить работу. Он позвонил мне... в воскресенье. Говорил очень взволнованно. «Эрика, — говорит, — я сорвал крупный куш!» Я немного злилась на него, потому что он должен был прийти ко мне накануне, в субботу вечером, но так и не появился. Он объяснил, что проворачивал одно дельце в Акапулько, и спросил, не против ли я провести несколько недель в Монте-Карло. — Эрика зазывно улыбнулась Джонасу и захлопала длинными ресницами. — Я решила его простить. Собрала вещи, — добавила она, выпустив дым. — Мы собирались уехать во вторник. Вечером в понедельник в газете написали, что он умер. О деньгах в газете не было ни слова.

Вы знаете, с кем он проворачивал дела?

Нет. Иногда он встречался здесь с одним американцем, таким тощим, белобрысым. А иногда разговаривал с мексиканцем, который мне не нравился — у него mal ojo.

Дурной глаз, — перевела Лиз. — Можете его описать?

Не очень хорошо, — небрежно ответила Эрика. — Он рябой — лицо изрыто оспой. Волосы длинные, сзади достают до плеч, такой щуплый коротышка. — Она снова посмотрела на Джонаса, и ее страстная улыбка как будто повысила окружающую температуру на несколько градусов. — А я люблю высоких мужчин.

Как его зовут?

Не знаю. Но он очень хорошо одевается. Любит красивые костюмы, дорогие туфли. А на руке носит серебряный браслет — такой тонкий обруч, который скрещивается на концах. Очень красивый. Вы думаете, он знает про деньги? Джерри говорил, что у него их целая куча.

Джонас потянулся за бумажником.

—Мне нужно знать, как его зовут. — Он положил на стол банкнот в пятьдесят долларов. Когда Эрика потянулась к деньгам, он накрыл ее руку своей. — И его, и белобрысого американца. И не тяните, Эрика.

Тряхнув головой, красотка взяла деньги.

Я узнаю, как их зовут. После того как скажу вам, вы дадите мне еще столько же.

После того как скажете. — Джонас быстро нацарапал на обороте своей визитки номер телефона Лиз. — Как только что-нибудь узнаете, звоните по этому номеру.

Идет! — Эрика сунула деньги в сумочку и встала. — А знаете, вы не так похожи на Джерри, как мне сначала показалось! — Цокая высокими каблуками, она перешла дорогу и снова скрылась в ночном клубе.

—Начало положено. — Джонас отодвинул чашку. Подняв голову, он заметил, что Лиз пристально смотрит на него. — В чем дело?

—Мне не нравятся твои методы работы.

Перед тем как встать, он оставил на столе еще один банкнот.

У меня нет времени на вежливое обхождение.

Что бы ты стал делать, если бы я ее не успокоила? Отволок бы в ближайший переулок и избивал, пока она не сознается?

Он достал сигареты, с трудом сдерживая гнев.

Лиз, поехали домой!

Интересно, чем ты отличаешься от тех, кого ищешь? — Она рывком встала из-за стола. — Кстати... просто к сведению... у мужчины, который вломился ко мне в дом и напал на меня, на руке был тонкий браслет. Я почувствовала, когда он приставил мне к горлу нож.

Джонас отвел глаза от язычка пламени на конце зажигалки и посмотрел на нее.

—По-моему, когда придет время, вы с ним узнаете друг друга.