Рискованный флирт

Глава 1

Париж, март 1828 года

– Нет, не может быть, – в ужасе прошептал сэр Бертрам Трент. Выпучив круглые блеклые глаза, он прижался лбом к стеклу и смотрел на рю де Прованс.

– Я уверен, что это так, сэр, – сказал его слуга Уитерс. Сэр Бертрам взъерошил каштановые кудри. Было два часа дня, но он только что вылез из халата.

– Женевьева, – глухо сказал он. – О Господи, это она!

– Вне всякого сомнения, это ваша бабушка леди Пембури, а с ней ваша сестра мисс Джессика. – Уитерс еле сдержал улыбку. Ему сейчас приходилось много от чего удерживаться, например, от желания скакать по комнате и кричать «аллилуйя».

Спасены, думал он. С мисс Джессикой дела быстро поправятся. Он пошел на огромный риск, написав ей, но это необходимо было сделать на благо всей семьи.

Сэр Бертрам связался с дурной компанией, по мнению Уитерса, самой дурной во всем христианском мире – с кучкой никчемных дегенератов под предводительством этого монстра, четвертого маркиза Дейна.

Но мисс Джессика быстро положит этому конец, убеждал себя старый слуга, торопливо повязывая хозяину галстук.

Сестре сэра Бертрама было двадцать семь лет; от бабушки ей досталась весьма соблазнительная внешность: иссиня-черные волосы, алебастрово-белое лицо и изящная фигурка. В случае леди Пембури все это оказалось не подвластно времени.

Что еще важнее, по мнению практичного Уитерса, мисс Джессика унаследовала ум своего отца, живость и мужество. Она скакала верхом, фехтовала и хорошо стреляла из пистолета. Что касается пистолета, она стреляла лучше всех в семье, а это кое о чем говорит. За два недолгих брака леди Пембури родила четверых сыновей от первого мужа, сэра Эдмунда Трента, и двоих от второго, виконта Пембури, так что дети росли в избыточном мужском окружении. И все же ни один из этих прекрасных парней не мог победить в стрельбе мисс Джессику. Она с двадцати шагов сбивала пробку с бутылки, Уитерс сам видел.

Он был не прочь посмотреть, как она собьет спесь с лорда Дейна. Это животное, мерзость, позор для страны, негодяй и бездельник, совести у него не больше, чем у навозного жука. Он завлек сэра Бертрама – к прискорбию, не самого умного из джентльменов – в свой нечестивый кружок, и теперь хозяин катится по наклонной плоскости. Еще несколько месяцев дружбы с лордом Дейном – и сэр Бертрам станет банкротом, если раньше его не доконают их нескончаемые оргии.

Но теперь не будет никаких нескольких месяцев, понял счастливый Уитерс, подталкивая упирающегося хозяина к двери. Мисс Джессика все расставит по местам. Ей всегда это удавалось.

Берти ухитрился изобразить восторг от встречи с сестрой и бабушкой. Последняя немедленно удалилась в свою комнату отдохнуть от поездки, а он затащил Джессику в комнату, служившую гостиной в его тесных – и чересчур дорогих, как раздраженно отметила Джессика – апартаментах.

– Черт возьми, в чем дело, Джесс? – осведомился он. Джессика сгребла с мягкого кресла возле камина кипу спортивных газет, бросила их в топку и со вздохом опустилась на подушки.

Путь из Кале был неблизкий. Учитывая состояние французских дорог, она не сомневалась, что у нее вся задница в синяках.

Ей очень хотелось наставить синяков братцу, но, к сожалению, он хоть и младше ее на два года, но на две головы выше и на пару пудов тяжелее. Давно миновало то время, когда его можно было воспитывать розгами.

– Подарок ко дню рождения, – доложила она.

Нездоровая бледность Берти на миг сменилась румянцем, по лицу расплылась знакомая дружелюбно-тупая ухмылка.

– Знаешь, Джесс, это ужасно мило с твоей… – Он нахмурился. – Но у меня день рождения в июле, не будете же вы здесь жить до…

– Я имела в виду день рождения Женевьевы.

Одной из многих причуд леди Пембури было требование, чтобы дети и внуки обращались к ней по имени.

– Я женщина, – говорила она тем, кто настаивал, что это неуважительно. – У меня есть имя. Мама, бабушка… – Она жеманно передергивала плечами. – Это так анонимно…

Берти забеспокоился:

– Когда?

– Ее день рождения, как ты обязан помнить, после завтра. – Джессика сбросила туфли, придвинула скамеечку и положила на нее ноги. – Я хотела, доставить ей удовольствие. Она сто лет не была в Париже, а дома дела складываются не слишком приятно. Тетки подумывают запереть ее в психиатрическую лечебницу. Меня это не удивляет – они никогда ее не понимали. Ты знаешь, что только за последний месяц она получила три предложения выйти замуж? По-моему, Номер Третий был соломинкой, переломившей спину верблюду, – лорд Фангьерс, сорок три года. Семья сказала, что это уже ни в какие ворота не лезет.

– И правда, это не очень достойно в ее возрасте.

– Женевьева пока не умерла, Берти. Не понимаю, почему она должна вести себя как древняя старуха. Хочет выйти за сосунка – ее дело. – Джессика пристально посмотрела на брата. – Конечно, это означает, что муж будет распоряжаться ее деньгами. Смею думать, только это всех и волнует.

Берти покраснел:

– Нечего так на меня смотреть.

– Да ну? Похоже, ты разволновался. Думал, она выведет тебя из всех твоих затруднений?

Он подергал галстук.

– У меня нет затруднений.

– О, значит, они есть у меня! Когда управляющий делами заплатит все твои долги, у меня до конца года останется ровно сорок семь фунтов, шесть шиллингов и три пенса. Это значит, я опять должна буду жить с тетками и дядьями или идти работать. Я десять лет была бесплатной нянькой при их детках и не желаю повторения. Выходит, остается пойти работать.

Берти вытаращил бесцветные глаза:

– Работать? Ты имеешь в виду за жалованье?

Она кивнула:

– Не вижу приемлемой альтернативы.

– Ты свихнулась, Джесс? Подцепи какого-нибудь типа с набитыми карманами. Если бы не была такой разборчивой…

– Но я такая. К счастью, я могу сама себя содержать.

Они с Берти рано осиротели и оказались на попечении теток и дядьев, которые едва справлялись с собственными выводками. Семья могла бы жить благополучно, если бы детей не было так много. Но Женевьева была плодовита, особенно по части мужского потомства, а ее отпрыски унаследовали этот дар.

В этом была одна из причин, почему Джессика получала много предложений – в среднем по шесть за год, даже сейчас, когда ей следовало бы надеть чепец старой девы. Но пусть ее повесят, если она выйдет замуж, чтобы стать племенной кобылой для какого-нибудь богатого, титулованного мужлана, или станет носить уродливые чепцы по такому случаю.

Она, как никто, умела отыскивать необыкновенные сокровища на аукционах или в лавках старьевщиков, а также прибыльно их продавать. Пусть она на этом не разбогатела, но последние пять лет могла покупать себе модные вещи, а не донашивать обноски родственников. Это был самый скромный вид независимости, ей же хотелось большего. Целый год она размышляла, как этого достичь.

Наконец Джессика скопила достаточно, чтобы арендовать помещение и открыть собственный магазин. Там у нее будут элегантные эксклюзивные вещи, рассчитанные на солидную клиентуру. Она провела много часов на светских раутах, развивая в себе тонкое понимание богатых бездельников, знала не только, что они любят, но также чем их заманить.

Она собиралась приступить к делу сразу после того, как вытащит брата из трясины, в которую он залез. Потом она проследит за тем, чтобы его ошибки больше никогда не нарушали ее отлаженную жизнь. Берти – безответственный, ненадежный пустомеля. Она содрогнулась при мысли о том, какое ее ждало бы будущее, если бы она полагалась на него хоть в чем-нибудь.

– Ты прекрасно знаешь, что мне не надо выходить замуж ради денег. Все, что мне нужно, – это открыть магазин. Я уже выбрала место, накопила…

– На магазин старья?! – закричал Берти.

– Сколько раз я тебе объясняла…

– Я не дам тебе стать хозяйкой магазина. – Берти выпрямился. – Моя сестра не пойдет в торговки.

– Посмотрим, как ты меня остановишь, – сказала Джессика.

Берти состроил грозную мину. Она откинулась в кресле и с презрением посмотрела на него.

– Ох, Берти, ты стал похож на свинью, даже глазки заплыли. Прибавил полпуда весу, а может, полтора. И все в живот. Глядя на тебя, все время вспоминаешь про короля.

– Этого кита? – взвизгнул он. – Ну нет! Возьми свои слова обратно.

– А то что? Сядешь на меня? – Джессика засмеялась. Берти отошел и плюхнулся на диван.

– На твоем месте, – сказала она, – я бы думала не о том, что говорит и делает сестра, а о своем собственном будущем. Я могу позаботиться о себе сама, а вот ты, Берти… Знаешь, я убеждена, что это тебе надо жениться на женщине с набитыми карманами.

– Браки – для трусов, дураков и женщин, – сказал он. Джессика улыбнулась:

– Так заявляют одни пьяные болваны, перед тем как упасть мордой в тарелку, куче других пьяных болванов посреди обычных мужских острот о блуде и процессе испражнения.

Она думала, что вряд ли Берти отыщет в мозгу значение редких для него слов, и объяснила:

– Я знаю, что мужчины считают смешным, я жила рядом с тобой и вырастила десяток кузенов. Пьяные или трезвые, они любят шутки про то, что они делают – или хотят делать – с женщинами, и беспредельно очарованы процессом пускания ветров, мочи и…

– У женщин нет чувства юмора, – сказал Берти. – Оно им ни к чему. Всевышний их создал для постоянных насмешек над мужчинами. Из чего следует логический вывод, что Всевышний – женщина.

Он произносил слова медленно, словно припоминая.

– Откуда такие философские глубины, Берти?

– Скажи еще раз.

– Кто тебе это сказал?

– Да уж не пьяный болван, мисс Насмешница, – самодовольно сказал он. – Может, у меня не самый большой в мире коробок с мозгами, но я различаю, кто болван, а кто нет. Лорд Дейн – не болван.

– О нет! Он говорит как умный парень. Что еще он имеет сказать, дорогой?

Наступило долгое молчание. Берти раздумывал, не ехидничает ли сестра. И, как всегда, пришел к неправильному выводу.

– Он и правда умный, Джесс. Я был уверен, что ты поймешь. То, что он говорит… Ну, мозги у него работают со скоростью экспресса. Не знаю, чем он их подпитывает. Рыбы ест не так много, так что не из-за нее.

– Делаю вывод, что он подпитывает их джином, – пробормотала Джессика.

– Скажи еще раз.

– Я сказала: «Я полагаю, его мозг похож на паровой двигатель»

– Может быть, – сказал Берти. – И не только при разговорах. С помощью мозгов он делает деньги. Ребята говорят, он играет на размене, как на скрипке. Но единственная музыка, которую Дейн издает, это чинк-чинк-чинк – звон монет. И этих чинков у него полным-полно, Джесс!

В этом она не сомневалась. Маркиз Дейн считался одним из самых богатых людей Англии. Он мог себе позволить любые экстравагантности. А бедный Берти, который не мог себе позволить самое скромное излишество, склонен подражать своему идолу.

Это и вправду идолопоклонство, как заявил Уитерс в своем бессвязном письме.

И то, что Берти напряг свои небогатые возможности на запоминание высказываний Дейна, было неопровержимым доказательством, что Уитерс не преувеличил.

Лорд Дейн стал властелином вселенной Берти и вел его прямиком в ад.

Когда звякнул колокольчик у двери, лорд Дейн не поднял глаза. Ему было безразлично, кто этот новый покупатель; тем более не беспокоился Шантуа, поставщик антиквариата и художественных диковин, потому что самый важный парижский покупатель уже был в лавке. В качестве самого важного Дейн ожидал и получал эксклюзивное внимание хозяина магазина. Шантуа не только не посмотрел на дверь, но даже не показал виду, что видит, слышит или думает хоть о чем-то, что не относится к маркизу Дейну.

К сожалению, безразличие – не то же, что глухота. Еще не отзвенел колокольчик, как Дейн услышал знакомый мужской голос, бормотавший по-английски, и незнакомый женский, пробормотавший что-то в ответ. Слов было не разобрать. Впервые Берти Трент ухитрился держать голос ниже так называемого шепота, который слышен на другом краю футбольного поля.

И все-таки это был Берти Трент, самый ничтожный простофиля в Северном полушарии, а значит, лорду Дейну придется отложить свое дело. Он не намерен заключать сделку, когда Трент будет стоять над душой, считать и взвинчивать цену, искренне полагая, что помогает ее снизить.

– Ну вот, – раздался голос, зычный, как у игрока регби. – Неужели? Ну да, клянусь Юпитером, так и есть.

Тяжелые шаги приближались. Лорд Дейн подавил вздох, повернулся и в упор посмотрел на прилипалу.

Трент подошел вплотную.

– Так сказать, не имел намерения прерывать, особенно когда приятель торгуется с Шантуа, – сказал он и дернул головой в направлении поставщика. – Как я сказал Джесс секунду назад, этот малый себе на уме и не даст больше половины того, сколько готов заплатить. Не говоря о том, что он следит, где «половина», а где «вдвое», когда надо не запутаться в франках и су, когда невнятно называют другие монеты и надо умножать и делить, чтобы получить нормальные фунты, шиллинги и пенсы, которыми французы почему-то не хотят пользоваться, разве что из вредности, чтобы досадить нашему брату.

– Кажется, я тебе уже объяснял, Трент, что ты будешь меньше досадовать, если не станешь подрывать баланс своего деликатного телосложения попытками считать, – заметил Дейн.

Он услышал шорох и приглушенный звук где-то слева от себя. Взгляд его сместился в ту сторону. Женщина, чье бормотание он слышал, наклонилась над витриной с драгоценностями. Лавка была плохо освещена – нарочно, чтобы покупателям было труднее оценить то, что они видят. Все, что разглядел Дейн, – что на этой особе надето нечто голубое плюс шляпка, перегруженная по моде украшениями.

– В особенности рекомендую, – продолжал он, не сводя глаз с особы, – подавлять в себе искушение делать подсчеты, если ты задумал купить подарок своей пассии. Женщины обитают в более высоких математических сферах, особенно когда это касается подарков.

– А это, Берти, следствие более высокого уровня развития ума у женщин, – сказала особа, не поднимая головы. – Женщина сознает, что выбор подарка требует установления равенства в уравнении, в которое входят моральные, психологические, эстетические и чувственные аспекты. Я бы не рекомендовала простому самцу пытаться внедриться в деликатный процесс уравнивания, в особенности таким примитивным способом, как счет.

На какой-то момент лорду Дейну показалось, что его голову снова сунули в уборную. Сердце забилось, он покрылся мурашками, как в тот незабываемый день в Итоне двадцать пять лет назад.

Он сказал себе, что его подвел завтрак – наверное, масло было прогорклым.

Немыслимо, чтобы его повергла в замешательство презрительная отповедь особы. Не может быть, чтобы его сбило с толку открытие, что эта особа не проститутка, как сначала подумал Дейн.

Ее произношение говорило о том, что она леди. Хуже того – хотя чего уж хуже? – судя по тону, она «синий чулок». Лорд Дейн в жизни своей не встречал женщин, которые хотя бы краем уха слышали об уравнениях, тем более о том, что надо что-то уравнивать.

Берти подошел и в своей игривой манере спросил:

– Вы поняли, что она сказала, Дейн?

– Да.

– Что?

– Мужчины – грубые животные.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Берти тяжело вздохнул и повернулся к незнакомке, которая по-прежнему любовалась содержимым витрины.

– Ты обещала не оскорблять моих друзей, Джесс.

– Не знаю, когда я успела это сделать, ведь я здесь ни с кем не знакома.

Кажется, она на чем-то остановилась: шляпка в цветах и фруктах наклонялась туда-сюда, когда она разглядывала объект под разными углами.

– Ну и как, хочешь познакомиться? – нетерпеливо спросил Трент. – Или так и будешь таращиться на эту дребедень?

Она выпрямилась, но не повернулась.

Берти прокашлялся.

– Джессика, – решительно сказал он. – Дейк. Дейн… черт побери, Джесс, ты можешь на минуту оторвать глаза от этой ерунды?

Она повернулась.

– Дейн – моя сестра.

Она подняла глаза.

Быстрый свирепый жар окатил лорда Дейна с головы до ног, упрятанных в ботинки цвета шампанского.

– Милорд, – сказала она, коротко кивнув.

– Мисс Трент, – сказал он. Ценой жизни Себастьян не смог бы выдавить из себя ни звука больше.

Под чудовищной шляпой было овальное личико, безупречно белое, будто фарфоровое. Густые, черные, как сажа, ресницы обрамляли серебристо-серые глаза, слегка раскосые, повторявшие изгиб высоких скул. Тонкий прямой нос, чуточку полноватые розовые губки.

Ее красота не была классически английской, но это было в своем роде совершенство, а лорд Дейн не был слепым или невежественным и обычно узнавал качество, когда его видел.

Если бы она была предметом севрского фарфора, или картиной, или гобеленом, он бы тут же купил ее, не торгуясь. Созерцая это совершенство, он на какой-то сумасшедший миг подумал, сколько она может стоить.

Но уголком глаза он увидел свое отражение в стекле. Темное лицо – жесткое, грубое, лицо самого Вельзевула. В данном случае о книге можно было судить по ее обложке, потому что внутри он был такой же мрачный и жесткий. Он был духом Дартмура, где дуют свирепые ветры, дождь колотит по серым скалам и где пятна приятной на вид зелени оказываются трясиной, засасывающей быков.

Каждый, имеющий хотя бы половину мозгов, увидит надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий», или ближе к теме: «Осторожно. Зыбучие пески!»

Существо, стоявшее перед ним, – безусловно, леди, не надо и вешать предупредительных знаков. В его словаре леди значились под грифами: «Досада», «Чума» и «Фемина».

К Дейну вернулось сознание. Он понял, что, видимо, давно стоит и сосредоточенно разглядывает ее, потому что Берти, заскучав, принялся изучать деревянных солдатиков.

Дейн собрался с мыслями.

– Разве не пришла очередь вашей реплики, мисс Трент? – осведомился он. – Вы не собираетесь высказаться о погоде? Кажется, это считается подходящей, вернее, безопасной темой для разговора.

– У вас очень черные глаза, – сказала она, глядя на него с совершенным спокойствием. – Разум мне подсказывает, что они просто очень темно-коричневые. Но иллюзия полная.

Что-то его кольнуло, он не понял, в сердце или в живот. Но выражение лица ни на йоту не изменилось. Он прошел суровую школу владения лицом.

– Разговор с удивительной скоростью перешел на личности, – процедил он. – Вы очарованы моими глазами.

– Ничего не могу поделать – они экстраординарны. Такие черные! Но я не желаю причинять вам неудобство. – И она со слабой улыбкой отвернулась к витрине.

Дейн не мог точно сказать, что с ней не так, но что-то было. Ведь он лорд Вельзевул, верно? Она должна была упасть в обморок или в лучшем случае прийти в ужас. А она смотрит дерзко, в какой-то момент ему даже показалось, что она с ним флиртует.

Надо уходить. Он вполне может разобраться с этим несоответствием на улице. Себастьян направился к двери, но Берти поспешил за ним и жарко зашептал, так что было слышно до собора Нотр-Дам:

– Ты легко отделался. Я был уверен, что она порвет тебя. А если она захочет, то порвет любого, ей все равно, кто он. Ты-то мог бы с ней справиться, но у нормального парня от нее голова болит, так что если ты решил пойти выпить…

– Шантуа получил в свое распоряжение автомат, который ты найдешь интригующим, – сообщил Дейн. – Почему бы тебе не попросить его запустить? Посмотришь, что он делает.

Квадратное лицо Берти засветилось восторгом.

– Правда? А что он делает?

– Может, сам посмотришь? – предложил Дейн. Берти потрусил к хозяину лавки и начал бубнить что-то такое, от чего у истинного парижанина появится мотив для самоубийства.

Избавившись от Берти, который явно вознамерился его сопровождать, лорд Дейн сделал еще несколько шагов к двери, но взгляд сам собой сместился к мисс Трент, поглощенной разглядыванием витрины, и он остановился, снедаемый любопытством.