2 Четвертый Орден

До встречи с этой девочкой в приюте мальчик жил словно лунатик. Безвкусная еда, жесткая постель холодными ночами, издевательства и побои – все это он проживал с закрытыми глазами. Позволял окружающим издеваться над собой. Позволял избивать себя. Они были для него ничем. Их слова отпечатались в его памяти, когда он смотрел, как умирает его семья.

Вместо того чтобы слушать, он вспоминал. Перебирал в памяти образы своих близких, смех сестры, шутки брата, голос мамы. Мир, полный света и тепла, огромные камины, которые растапливали слуги, вычурные высокие окна с видом на Огненную Пасть, роскошные люстры над столами, ломившимися от яств. Он вспоминал своего отца в суде, в полном великолепии принимавшего посетителей. Он вспоминал, как поднимался в воздух, а город проплывал внизу, мальчик чувствовал крепкую руку отца и слышал хлопанье крыльев дракона в воздухе. Ее звали Алетея, и иногда отец разрешал приносить ей лакомства со стола.

– Однажды, – говорил отец, крепко обнимая его и глядя на горные хребты, простиравшиеся под крыльями Алетеи, – все это станет твоим, если дракон выберет тебя. И ты научишься управлять страной, как и я.

– А твой отец учил тебя?

– Он научил меня всему, что знал. Но большая часть знаний была дана мне от рождения, Лео. И так же произойдет с тобой. Мы были рождены, чтобы править, так же, как простолюдины были рождены, чтобы служить нам.

Он долгое время мог витать в этих воспоминаниях. А когда они иссякали, он придумывал себе будущее: дракона, который бы избрал его, пламя драконов, властью над которым он будет обладать, возмездие над людьми, которые отняли у него все. Он представлял, как однажды заставит их за все заплатить.

Когда он об этом думал, реальный мир и другие воспоминания отступали. И потому больнее всего было возвращаться обратно в настоящее.

Но однажды он познакомился с девочкой.

Он увидел через дверь, что одного маленького ребенка травят два ребенка постарше. Девочка боролась. Это было ему знакомо.

Но внезапно впервые за время своего пребывания в приюте он не стал избегать борьбы и насилия.

Приблизившись к детям, он достал из кармана кухонный нож. Слова на чужом языке прозвучали медленно и неуклюже, но он все-таки произнес их.

– Оставьте ее.

Увидев нож, обидчики разбежались.

Присев на корточки перед девочкой, он вдруг понял, что знает ее. Она училась вместе с ним в одном классе, хотя была по меньшей мере на год младше его и других одноклассников. У нее были худые руки и ноги, всклокоченные медные волосы и изрядно потрепанная одежда даже по меркам приюта. Он смотрел на нее и поражался, какой хрупкой и маленькой она выглядела.

Тогда он впервые подумал так о ком-то другом, ведь в своей семье он был самым маленьким.

– Не стоит сопротивляться, – сказал он. – Они станут изводить еще сильнее, если начнешь бороться. И будет только больнее…

Он умолк.

Девочка пожала плечами, взглянув на него, ее лицо было мокрым от слез, но в ее глазах он увидел гнев и решимость, так хорошо ему знакомые.

– Иногда я просто не могу терпеть, – ответила она.

Энни

Никакие тренировки не могут подготовить к виду переполненных трибун арены, знамен, хлопающих на ветру, духового оркестра, исполняющего революционный гимн, и барабанному ритму. Мы с Аэлой наслаждались полетом в ослепительно-синем небе, свежим весенним ветром, глядя на город, радостно приветствующий нас во время открытия церемонии. Такие моменты поражают меня, будто впервые мне приходит в голову, что жизнь, которую я привыкла считать рутиной, на самом деле, поразительна. Сегодня люди, собравшиеся на трибунах внизу, смотрели, как простолюдины, подобные им, летают на драконах. И при мысли об этом невольно начинаешь испытывать гордость за свою страну.

Даже если твоя страна не испытывает гордости за тебя.

При мысли об этом на меня накатила грусть, но сквозь седло я ощущала тепло тела Аэлы, и ее присутствие успокаивало. Я словно слышала ее мысли. «Держись. Успокойся. Только не сейчас». Сколько я себя помню, Аэла всегда помогала мне справиться с чувствами, с которыми я сама не могла совладать. Даже в самом начале, когда я была ребенком и меня часто мучили ночные кошмары об огне драконов. Но Аэла помогла мне избавиться от них. Драконье утешение за драконьи преступления. Что сказали бы люди из моей деревни? Что подумали бы мои родители, братья и сестры? Я никогда не могла ответить на эти вопросы, но рядом с Аэлой они становились неважными.

Сегодня вместе с Ли и Пэллором мы возглавили аврелианскую эскадрилью, промчавшись над головами зрителей, а сияющая морская рыбка металась над ареной чуть выше нас. Во время сегодняшней утренней тренировки Кору удалось поднять эскадрилью драконов грозового бича повыше, так, чтобы горячий пепел драконов не причинил вреда зрителям, сидевшим внизу.

Атрей начал свою речь, когда мы приземлились и отпустили драконов. Даже в отдалении от дворцовой ложи невозможно не заметить присутствие Атрея, не увидеть его коротко стриженные стального цвета волосы, уверенную позу, компенсирующую его скромное, неяркое одеяние. Единственное, что невозможно было понять, – как ему удавалось одним взглядом заставить тебя ощущать себя могущественной. Важной. Необходимой. Когда мы впервые встретились с ним еще детьми, избранными новорожденными драконами нового режима, при звуке его голоса, произнесшего мое имя, по моей спине побежали мурашки. Он связал нас с Аэлой, словно супругов, на правах Повелителя драконов: «Антигона сюр Аэла, произнеси свою клятву».

Я задумалась, каково это было – получить сегодня утром записку от него с пожеланием удачи вместо того предостережения, что пришло мне из Министерства Пропаганды? Что чувствовал Ли, читая эти слова? И, вероятно, именно поэтому, находясь сейчас рядом со мной, он казался столь храбрым, с уверенным видом разглядывая ждущую толпу…

Однако Ли никогда не отличался неуверенностью, поэтому записка от Атрея здесь была ни при чем. Это было очевидно с самого начала.

С Ли многое было очевидным с самого начала.

– Граждане Каллиполиса, – провозгласил Атрей, – добро пожаловать в четвертьфинал турнира, в котором будут определены претенденты на звание Первого Наездника. Десять лет назад вы сделали исторический выбор. Вы приняли решение оценивать всех одинаково, выбирать лучших среди простого народа, среди людей, которые могли бы стать драконьими наездниками, и обучать их управлению. Позволить Каллиполису вступить в новую эру величия, обрести могущество благодаря тому, что действительно правильно. Обрести добродетельных правителей и справедливое правление. За те долгие годы, минувшие со времен прежних драконов, вы позволили мне быть вашим правителем. Теперь же я прошу вас обратить взгляд в будущее. На ваших стражников. На тех четырех, кто сегодня войдет в полуфинал состязания за звание Первого Наездника и образует Четвертый Орден. Через несколько лет я скажу: «Пусть правят самые добродетельные стражники». Но сегодня я говорю: «Пусть победят лучшие».

По трибунам пробежала волна радостных криков, громким эхом разносясь по арене. И в моих жилах вскипела кровь.

Я присела на каменную скамейку рядом с Даком, собираясь смотреть первое выступление. Его брат Кор выступал против Рока, летавшего на драконе грозового бича. Рок происходил из семьи рабов, живших в горной деревне, как и я. У Рока были колючие белокурые волосы, светлая кожа и массивное тело, благодаря которому он и заслужил свое прозвище несколько лет назад[3]. Когда диктор объявил его настоящее имя, наездники, столпившиеся в Орлином Гнезде, казалось, были удивлены.

– Удачи, Ричард! – закричали они.

Рок добродушно принял насмешку, напоследок дружески похлопав по плечам Лотуса и Дария, а затем вместе с Кором направился по каменному склону ко входу в пещеру.

Впервые после нашего разговора спокойная убежденность Ли, произнесшего то, что я уже знала, и поначалу вселившая в меня уверенность, развеялась. Ли был прав, я попаду в историю, если смогу пробиться сегодня в Четвертый Орден. Но это касалось и Рока. А кому не нравился Рок? Надежный, стойкий, уверенный. Простолюдин, который нравился даже детям патрициев…

В моей сегодняшней записке из министерства все было сказано верно. Мне не нравились публичные выступления. И я не любила привлекать внимание к своей персоне. Мне нравилось побеждать, и у меня это получалось, но сейчас дело было не просто в победе на соревновании. Попав в Четвертый Орден, я окажусь на всеобщем обозрении. А мне ужасно этого не хотелось. С этим я не справлюсь. Так?

Но…

Сидевший рядом со мной Дак барабанил ногой по скамейке, волнуясь за брата. Кор и Рок, приблизившись ко входу в пещеру, подули в свистки, прикрепленные к браслетам на запястьях, огласив пещеру звуками, недоступными человеческому уху, однако привычными для их драконов. Поговаривали, что в былые времена наездники умели призывать своих драконов силой мысли, но в течение нескольких веков это искусство было утрачено.

Драконы выползли из пещеры, Кор и Рок запрыгнули к ним на спину и взмыли вверх. Они зависли над ареной в десяти метрах друг от друга, оказавшись на одном уровне со стеной внешних покоев Дворца, но стены вздымались выше, а карстовая колонна, поддерживавшая Крепость, нависала над ними. Прозвучал колокол, Кор рванулся вперед, Рок резко увернулся, и меня вдруг озарило.

У Рока не хватит мастерства победить Кора.

Вряд ли зрители могли это понять, но для меня все было очевидно. Рок на Басте двигался слишком медленно, а Кор на Мауране не выпускал его из виду. И хотя Кор часто промахивался, опьяненный битвой, Рок не успевал увернуться. На турнире использовались залпы безогневого драконьего пламени – дымового вещества под названием пепел, который обладал достаточным жаром и при соприкосновении с доспехами участников оставлял на них темные подпалины. Попадание в туловище считалось смертельным, в руки и ноги – штрафным, а три штрафных попадания также считались смертельными.

– Давай, Кор!

Дак вскочил со скамейки, склонившись над перилами заграждения вокруг Орлиного Гнезда, и, щурясь от яркого солнца, вглядывался вперед. Когда Рок нанес первый штрафной удар, – удачный выстрел, опаливший руку Кора, – Дак шумно втянул воздух, словно ощутив боль от ожога.

– Пламя драконов грозового бича. Говорят, ничто не обжигает столь сильно, – заметил Пауэр, присаживаясь на скамейку рядом с Даком. На земле он вел себя так же, как в воздухе, гибкий и хищный, как крадущийся дикий кот. Он зажал шлем под мышкой, солнце золотило его бронзовую кожу и ровную кромку волос. Дак заметно напрягся, но не обернулся к нему.

– Хочешь что-нибудь сказать, Энни? – добавил Пауэр.

Чтобы поиздеваться надо мной, Пауэр всегда спрашивал моего мнения о пламени драконов грозового бича. В такие моменты ему нравилось разглядывать мое окаменевшее лицо. Спустя столько лет это стало почти традицией.

Дак стиснул кулаки. В детстве намеки Пауэра на то, что произошло с моей семьей, доводили Дака до ярости, и он бросался в драку. Но он всегда проигрывал. У Пауэра были железные мускулы, и дрался он скорее как уличный оборванец, а не сын патриция.

– Что тебе надо? – прорычал Дак.

Пауэр еще ближе наклонился к Даку. Его голос прозвучал тихо и ласково.

– Долгой медленной прожарки.

Дак сжался, и я ободряюще коснулась его руки.

– Оставь нас в покое, – сказала я Пауэру.

Мы не повышали голоса, но наш разговор привлек внимание наездников на соседних скамейках. Ближе всех к нам оказались Ли и Крисса. Заметив мой успокаивающий взгляд, Ли остался на месте, но по-прежнему не сводил с нас глаз. Он словно выжидал, готовясь в любой момент прийти на помощь.

Теперь Пауэр полностью переключил внимание с Дака на меня, словно дракон, почуявший новый запах. Его темно-карие глаза вперились в меня, и он улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой. Он слегка склонил передо мной голову, насмешливо выражая свое почтение в стиле старого режима, словно я принадлежала к драконорожденным.

Я ощутила, как краснею. Когда Пауэр крадучись ушел прочь, Дак стряхнул мою руку. И хотя он снова уставился на арену, наблюдая за поединком брата, его дыхание стало спокойным.

– Слушай, Энни.

– Да?

– Не хочешь в перерыве познакомиться с моей семьей?

– Я думала, мы должны дождаться конца…

– Думаю, мне лучше увидеться с ними раньше.

Я подумала о глазах Пауэра, горящих от ярости, и почувствовала свою беспомощность от того, что должна молча смотреть на страдания Дака. Пауэр на Итере уничтожил всех своих прежних соперников.

– Хорошо.

Дак оторвался от арены и хитро взглянул на меня. Ветер трепал его вьющиеся волосы, и он вдруг робко, но одновременно упрямо расправил плечи, словно его шутка могла сойти за акт неповиновения. Когда мы познакомились с ним, он взял меня за руку и отвел на крышу Обители, просто чтобы полюбоваться звездами. Тогда я этого не понимала. Просто смотреть на звезды? Мы можем глядеть на них, когда захотим. «Но только не так, – объяснил Дак. – Вот увидишь. Они прекрасны».

И я не ожидала, что они действительно окажутся столь прекрасными, такими близкими и яркими с высоты зубчатой крыши. Казалось, они совсем близко, и я могу их коснуться. Нас тогда поймали, но это того стоило. Горан впервые отправил меня под арест, после которого я перестала улыбаться.

Толпа рассыпалась. Кор спикировал вниз, бросился к Року и нанес ему третий штрафной удар. Дак издал победный вопль, вскинув кулак в воздух.

Кор сюр Маурана нанес смертельный удар. Поединок завершился.

Теперь я единственная уроженка гор в нашем турнире. Добравшись до Орлиного Гнезда, Кор и Рок спешились, и все их движения выдавали боль от свежих ожогов. Диктор объявил Кора сюр Маурана первым членом Четвертого Ордена, и Кор приветственно помахал рукой трибунам. От избытка адреналина его улыбка выглядела немного безумной. Лотус, друг Рока, осторожно помог ему спуститься с дракона и доковылять до заграждения, а его дракон тем временем направился в пещеры.

– Ты отлично сражался, дружище, – сказал Лотус. Лотус был сыном знаменитого патрицианского поэта, его жесткие волосы, смуглая кожа и худощавое тело делали его полной противоположностью крепко сбитого горца Рока.

Рок потер ладони.

– Ну а теперь будем держать пари на Ли и Криссу?

Вступая в ряды стражников, мы давали обеты отречения от земных радостей богатства, брака и продолжения рода, но азартные игры все-таки были не чужды некоторым из нас, особенно Року и Лотусу.

– Конечно, – ответил Лотус. – Я подтяну тебя по драконьему языку, если…

– Вы же знаете, что мы вас слышим, – прервала его Крисса. – Полагаю, ты делаешь ставку на меня, Лотус? Ведь я командир твоей эскадрильи.

Лотус громко сглотнул. Ухмыльнувшись, Крисса взглянула на Ли и стукнула его кулаком по своей ладони.

– Готов, Ли?

Облаченный в декорированные драконьей чешуей доспехи, задумчивый, темноволосый и сероглазый, с высокими скулами, Ли был больше похож на военачальника, чем на собеседника в шутливом разговоре. Но Крисса казалась невозмутимой. И, к моему изумлению, Ли взглянул на нее и вскинул бровь. Его взгляда оказалось достаточно, чтобы Крисса зарделась.

Скоро в женском общежитии будут держать другое пари: как быстро флирт Криссы заставит Ли, выражаясь словами Дейдры, уступить. Дейдра и Алекса начали этот спор, и даже Орла в конце концов присоединилась к ним. Крисса знала и о пари, и о призе и считала это забавным. Но я избегаю разговоров на эту тему. Здесь не может быть никаких призов.

Ли и Крисса прошествовали по наклонному проходу к выходу драконов; хихиканье Дейдры и Алексы, доносившееся с ближайшей скамейки, резало мне уши. Но когда они взвились в воздух, Орлиное Гнездо погрузилось в молчание. Все размышления о флирте Криссы и загадочных ответах Ли отошли на задний план во время его полета.

Я так часто тренировалась вместе с Ли, что мне редко выпадала возможность понаблюдать за ним со стороны. Движения Ли и Пэллора поражали грацией и точностью. Он не промахивался, не ошибался, не сомневался. От этого прекрасного зрелища у меня перехватило дыхание, я сгорала от желания сама подняться в небо. Я хотела отражать их атаки и нападать, ощущая упоение от борьбы с тем, кто заставляет летать на пределе сил, выжимая из себя все, на что способен.

Крисса была одной из лучших и сильнейших наездниц, летающих на небесной рыбке. Она отлично знала, как использовать в своих интересах природную мощь и подвижность этого дракона. Но даже она не могла противостоять отточенной до остроты тактике боя Ли.

– Почему он постоянно пропускает первую подачу? – пробормотал Рок.

Но он не знал стиля Ли, как знала его я. Ли не пропускал первую подачу. Его интересовал лишь смертельный выстрел.

И вот наконец Крисса потеряла терпение и, резко развернувшись, бросилась в атаку. Ли уклонился влево, и в следующую секунду Пэллор выпустил струю пепла. Этот первый залп и стал решающим в этом матче: на груди Криссы показалось темное пятно. Ли победил без единого штрафного удара.

Когда он приземлился и снял шлем, его лицо, в отличие от лица Рока, не было озарено эйфорией, оно выражало абсолютное спокойствие. Он приблизился к Криссе – на ее лице застыло сдержанное разочарование – и пожал ей руку. Ли сохранял все ту же непробиваемую безмятежность, когда с трибун раздались приветственные крики и диктор объявил его вторым членом Четвертого Ордена. Казалось, он заранее был к этому готов.

Меня охватило странное чувство, нечто среднее между горечью и восхищением, ведь для него это было так естественно. Он не просто победил, он считал, что должен победить.

А следом меня обожгла нежеланная, но бесспорная мысль: «Конечно, так и должно быть. Для него это естественно».

«И для тебя это было бы естественно, будь ты драконорожденной».

Это слово показалось мне грязным. Как и «крестьянин», оно было под запретом не только в моем лексиконе, но и в моих мыслях, когда речь шла о Ли. И сейчас оно незаметно проскользнуло в мою душу, но лишь потому, что Ли выглядел так чертовски сдержанно.

Конечно, его происхождение не было подтверждено…

Но оно никогда и не требовало подтверждения.

И это было неважно. Важно было лишь то, что Ли летал как бог. Он прирожденный лидер и мой друг. Он заслужил эту победу. Почему я должна завидовать спокойствию, которое он обретает, занимаясь любимым делом?

Почему я должна завидовать благосклонности Первого Защитника к этому предполагаемому сироте из трущоб, преисполненному необычной уверенности, силы и чувства собственного достоинства?…

Перед двумя финальными поединками между Даком и Пауэром, между мной и Дарием был объявлен двадцатиминутный перерыв. Наездники, принимавшие участие в состязании, спустились по лестнице к выходу из Дворца, где их уже ждали врачи, чтобы оказать первую помощь во время перерыва. Дак коснулся моей руки.

– Ты идешь?

Семья Дака сидела в бронзовом секторе, предназначенном для квалифицированной рабочей силы. Прямо под ним располагался железный сектор для неквалифицированной рабочей силы, а высоко над ними, с двух сторон от дворцовой ложи, виднелся серебряный сектор для героического сословия, к которому принадлежали военные, и золотой – для философского. До Революции сословие определялось по праву рождения – простолюдин, патриций, драконорожденный, но при новом режиме люди стали причисляться к тому или иному сословию путем испытаний.

– Кого-то ищешь? – поинтересовался Дак.

Я всматриваюсь в толпу, игнорируя любопытные взгляды зрителей, привлеченных моими доспехами, и ищу знакомые лица из своей деревни. Где же они? Неужели их здесь нет? Они совершенно точно должны быть в бронзовом секторе, ведь фермеры относятся к квалифицированной рабочей силе. Именно в этом секторе они и должны сидеть.

– Дориан! Ты здесь! И Энни!

Нас окружила семья Саттеров. Меня крепко обнимали мать Дака и две его сестры, а его младший брат запрыгнул на скамейку и бросился в объятия Дака. Саттеры, как и сам Дак, всегда оказывали радушный прием.

– Кор все сделал потрясающе, правда? Как думаешь, у него есть шансы стать Первым Наездником?

Дак искоса взглянул на меня, и я подумала, что он тоже размышляет о том, есть ли шансы у Кора теперь, когда Ли тоже вышел в полуфинал.

– Возможно. Но в мирное время титул Первого Наездника не более чем просто почетное звание.

– Может начаться война, – заявила младшая сестра Дака, Мерина. Ее волосы, забранные в конский хвост, хлопали ее по спине, когда она принялась скакать на месте. Как и у всех отпрысков Саттеров, у Мерины смуглая кожа матери, карие глаза и вьющиеся волосы, доставшиеся в наследство от отца.

Дак расхохотался и покачал головой.

– Скорее всего, нет. – И он принялся спокойно объяснять: – У нас хорошие отношения с Дамосом, драконы Исканского Архипелага соблюдают нейтралитет, Бассилеанская Империя уже несколько веков находится в упадке…

Дак не сказал ничего особенного, лишь перечислил основы того, что мы изучали в классе о геополитике в регионе, однако его семья смотрела на него так, словно он сообщил им нечто из ряда вон выходящее. Саттеры владели пекарней в Хаймаркете. Они всегда гордились достижениями Кора и Дака, но с некоторой долей настороженности и непонимания.

В глубоком голосе мистера Саттера прозвучало странное напряжение:

– Но появился Новый Питос. Он представляет для нас угрозу, не так ли?

Эта попытка продемонстрировать знания выглядела столь неуклюжей, что меня охватило чувство стыда. Посадив на спину своего младшего брата Грега, Дак наморщил лоб, думая, что ответить. Мистер Саттер и не догадывался, что только что показал свой низкий уровень знаний. Долгие годы ходили слухи, что на Новом Питосе укрылись выжившие из Трех Семейств, которым удалось ускользнуть во время массовой резни во Дворце в день переворота, но его военная мощь не была внушительной. На острове не было драконов. Или военно-воздушных сил. Даже морского флота, потому что окружавшие его карстовые столбы делали воды вокруг острова почти непреодолимыми. Однако Министерство Пропаганды продолжало распускать слухи об угрозе со стороны новопитианцев среди низших сословий. Эти слухи, как чиновники из министерства объясняли им на занятиях, полезны для поддержания патриотического настроя.

Это объяснение, к которому можно относиться спокойно до тех пор, пока твой родной отец, принадлежащий к бронзовому сословию, не повторит его вслух.

Наконец Дак медленно произнес:

– Это правда. Новый Питос существует.

Миссис Саттер уперла постоянно пыльные от муки ладони в бока, словно пытаясь смягчить напряжение, нараставшее между ее мужем и сыном.

– Будет война или нет, попасть в Четвертый Орден – это большая честь.

Мерина воодушевленно запищала:

– На этой неделе нам рассказывали об этом в школе. Если ты попадаешь в Четвертый Орден, тебя выберут следующим Защитником. Кор будет чаще участвовать в выступлениях, произносить речи и посещать роскошные мероприятия вместе с людьми из золотого сословия, проходить что-то вроде проверки…

Им в школе рассказывали о Четвертом Ордене? При мысли о том, что дети по всей стране говорят о нас, меня охватило беспокойство. Несмотря на то что я напомнила себе, что так и должно было быть. Это ведь имеет значение для них. Мы важны для них.

«Министерство хотело бы напомнить Антигоне сюр Аэла о высочайших обязательствах наездников Четвертого Ордена перед обществом…»

Ана, старшая дочь в семье Саттеров, вздрогнула.

– Это звучит ужасно. Но лучше уж Кор, чем я.

Высокая, костлявая, некрасивая Ана только что озвучила мои чувства. Я почувствовала благодарность.

– Ты уже прошла тест на определение металлической группы сословия? – спросила я.

Ана была на год моложе нас и училась в выпускном классе, в котором обычно проводится металлический тест. Она кивнула и показала мне свое пустое запястье.

– Результаты пока не готовы. Но я знаю, что написала тест хуже, чем Дак и Кор.

После получения результатов Ана наденет тот браслет, который будет соответствовать ее уровню. Бронзовые браслеты ее родителей, знак принадлежности к сословию квалифицированной рабочей силы, поблескивали в лучах солнца. Мы же с Даком стали обладателями редчайших в городе браслетов, золотых с вкраплениями серебряных полосок, что свидетельствовало о том, что во время поиска талантливых детей для вступления в ряды стражников мы показали результаты, причислявшие нас и к философскому, и к героическому сословиям.

Раздался звон колокола. Дак сжался, понимая, что будет дальше. Пауэр.

– Пора возвращаться.

Миссис Саттер обняла меня, и от этого непреднамеренного материнского поступка меня охватило смущение.

– Удачи на поединке. Ты приедешь к нам на праздник летнего солнцестояния? На этот раз никаких отговорок.

– Если потребуется, мы силой притащим к вам Энни и Ли, – заверил ее Дак.

На обратном пути к Орлиному Гнезду я вытянула шею, оглядывая толпу, наводнившую бронзовый сектор. Однако так и не смогла увидеть никого из нашей деревни.

Возможно, они просто не приехали.

«Для людей из твоей деревни будет большой честью, если ты попадешь в Четвертый Орден», – сказал Ли сегодня утром.

Забавно, как важно для меня то, что это важно для них.

Я так увлеклась поисками, что едва не налетела на Дария, своего противника по поединку, спускавшегося с трибуны золотого сектора. Он светловолосый, высокий, отлично сложенный и похож на статую из белоснежного мрамора. С ним были друзья, другие дети патрициев, получившие золото по результатам теста. Многих из них я уже видела, ведь стражники посещают часть занятий совместно с золотыми студентами, и в будущем они станут нашими сослуживцами – мелкими чиновниками. Многие из чиновников, с которыми я совершаю обходы во время дежурства по внутренним покоям Дворца, и другие представители власти – их родители.

И все они были бы рады, если бы Дарий сюр Майра вошел в Четвертый Орден.

Увидев меня, Дарий остановился как вкопанный, а затем царственным жестом указал мне на каменную арку, через которую мы оба должны были пройти.

– Прошу, Энни.

О драконы. Я откажусь от всего этого. Я должна отказаться. Для чего нужны мои обеты, кроме как для подчинения воле моего государства? А государству нужен именно этот парень. Мне было больно, но я не винила их. Ведь я только что похолодела от ужаса при мысли, что простые школьники говорят обо мне. Я не любила Дария, но он был неплохим парнем и отлично выполнял свою работу…

Дак и Пауэр были следующими, а нам с Дарием предстояло закрывать турнир.

А в Орлином Гнезде Дак, полумертвый от напряжения, застыл перед братом, проверяющим его костюм, и слушал его приглушенный голос. Дракон Пауэра был достаточно крупным и мощным, поэтому ему не было нужды беспокоиться о защите от огня и меткости стрельбы – Итер почти никогда не выбивался из сил. И все же лучшей стратегией для Дака было бы постоянное движение в надежде измотать и дракона, и его всадника.

– И никаких чертовых всплесков эмоций, – прошипел Кор.

Большую часть времени грань между нашими переживаниями и эмоциями дракона надежно скрыта в подсознании. Но в момент яростного всплеска чувств стена рушится, и вы делитесь всем, что происходит в вашей душе. Нахлест эмоций может дать наезднику огромные преимущества или же, наоборот, сделать его слабым. Некоторые наездники, вроде Пауэра, пользуются эмоциональным всплеском специально, мы с Ли этого не делали, хотя, в отличие от Ли, я более расположена к тому, чтобы раскрывать душу своему дракону. Дак относился к тому типу наездников, кто с легкостью доходит до всплеска, и ему не следует этого делать. В их с Кертой случае это никогда не приводило ни к чему хорошему. Они просто теряли контроль над ситуацией.

Дак и Пауэр направились вперед по проходу, а Ли подошел к Кору и Криссе, и хотя обычно я избегала его общества, когда рядом с ним находились два других предводителя эскадрилий, но сейчас словно какая-то непреодолимая сила потянула меня за ним. Реакция на стресс, последствия жизни в приюте – предположила я, но не стала сопротивляться. Увидев, что я иду следом, он отошел от друзей и присоединился ко мне у края Орлиного Гнезда. Стоя бок о бок, мы прислонились к заграждению и принялись наблюдать.

Дак и Пауэр заняли свои позиции в небе. Орлиное Гнездо вновь окутала тишина, как и во время поединка Ли, но на этот раз это было совсем по-другому. Даже Рок и Лотус забыли о пари.

А затем все началось. Пауэр на Итере бросился на своего противника, Дак на Керте уклонился и отступил. Затем Дак сорвался с места, а Пауэр бросился вдогонку. Но Пауэр быстро разгадал стратегию Дака, потому что мы услышали, как он завопил: «Убегаешь? Молодец, Дориан, я ностальгирую по старым добрым временам!»

– Не обращай на него внимания, Дак, – пробормотал Ли, его серые глаза впились в перламутрового дракона породы небесная рыбка, принадлежавшего Даку. Его пальцы изо всех сил вцепились в заграждение.

Но у Дака никогда не получалось игнорировать Пауэра. И действительно, по телу небесной рыбки пробежала предательская дрожь. Никто из зрителей этого не заметил, но мы отлично знали, что это первый признак всплеска.

А затем Дак резко развернулся и выстрелил. Пауэр успел уклониться, струя пепла пронеслась у него над плечом, не причинив вреда. И, воспользовавшись тем, что Дак оказался в пределах досягаемости, выстрелил в ответ. Горячая струя опалила ногу Дака.

Зрители восхищенно ахнули, и удар колокола оповестил о штрафном ударе, а на вершине Орлиного Гнезда раздались тихие перешептывания, сигнализирующие о понимании происходящего. Дак был близко, и Пауэр вполне мог нанести смертельный удар. Однако вместо этого Пауэр предпочел нанести штрафной.

«Долгая и медленная прожарка». Пауэр собирался воплотить свой план.

Оба противника разошлись на безопасное расстояние, и Дак открыл клапан на ноге своего огнеупорного костюма, чтобы выпустить охлаждающую жидкость, которая на время смягчала боль от ожога. А затем они снова вернулись на исходные позиции и перешли в наступление. К этому времени Дак уже полностью совершил перелив, и Керта время от времени вздрагивала, ее движения сделались неуклюжими. Все эмоции, которые сейчас переживал Дак, усилились в разы и вибрировали между ним и драконом, объединяя их в одно целое. Пауэр нанес второй штрафной, попав всего спустя минуту в руку и бедро Дака. И на этот раз он не воспользовался удачей и не стал наносить смертельный удар.

Я почувствовала, как к горлу подкатила тошнота.

«Пламя драконов грозового бича. Нет ничего сильнее этого пламени».

Воспоминания накатили на меня, словно назревающая буря. И это было вполне предсказуемо. Я должна была почувствовать ее приближение, но сегодня она должна была стать гораздо мощнее. Только не так, не сейчас…

Однако, когда это начиналось, уже ничего нельзя было изменить. И потому я вцепилась в заграждение и, собрав волю в кулак, заставила себя успокоиться.

Я заметила, что Ли перестал следить за поединком и уставился на меня.

За спиной у нас Кор воскликнул: «Инструктор Горан, объявите фол!»

– Это не фол, Кор, он задумал смертельный удар и промахнулся.

Кор набросился на нашего боевого инструктора. Его голос дрожал.

– Пауэр всегда играет со своей жертвой, прежде чем сожрать ее.

Напряженные отношения между Гораном и тремя командирами эскадрилий ни для кого не были секретом, хотя никто из них в этом не признавался. Ведь это Атрей, а не Горан назначил трех простолюдинов, одной из которых была женщина, на командные позиции в корпусе два года назад.

– Пауэр не совершил ничего незаконного, – заявил Горан.

Кор сдавленно застонал и отвернулся от Горана. Крисса коснулась его руки.

– Пойду за врачом, – сказала она. – Почему бы тебе не проводить меня?

Он сбросил ее руку.

– Нет.

Я не сомневалась, что в этот момент мое лицо было непроницаемым, не выдавало никаких чувств, и все же Ли придвинулся ближе, наши тела соприкоснулись, и он положил свою ладонь рядом с моей на заграждение. Это было безмолвное приглашение, которое не заметил никто, кроме меня. Мгновение я боролась с желанием ответить на него. Но мир кружился вокруг, воспоминания накрывали меня, мысли о Даке, который сейчас страдал, грозили задушить меня. И я сдалась. И схватила Ли за руку, сосредоточившись на его прикосновении. Я чувствовала, как мои ногти впились в его кожу, но он не отдернул руку, лишь сильнее сжал мою ладонь. Я избегала смотреть на него.

Дак, паривший над нами, похоже, совсем забыл о своей первоначальной стратегии держаться на расстоянии от противника. Он и Пауэр кружили друг вокруг друга, небесная рыбка Дака дрожала от их общих эмоций. И несколько мгновений спустя Пауэр сделал свой третий и заключительный выстрел. Хотя для окончания матча ему было бы достаточно и слабого удара, он выбрал смертельный выстрел. Дака окружило густое черное облако дыма. Когда оно рассеялось, его напряженная фигура застыла на спине дракона. Следом за Пауэром и Итером они медленно опустились в Орлиное Гнездо. Пауэр спешился. На его лице сияла улыбка.

– Надеюсь, он в порядке, – сказал он. – Получилось немного больнее, чем я хотел…

Кор с беззвучным криком бросился на него. Ли отпустил мою руку и бросился следом, чтобы оттащить его от Пауэра.

Горан и врач разрезали ремни, которыми ботинки Дака крепились к стременам, и стащили его со спины Керты. Ее взгляд был пустым: обычное состояние для дракона, наездник которого без сознания. Я не сводила глаз с обмякшего тела Дака, вдыхая запах гари, и внезапно паника накатила на меня холодными волнами.

«Нет ничего жарче, чем пламя драконов грозового бича».

Ли шагнул вперед, но, увидев, что я двинулась следом, обернулся и обхватил меня за талию, удерживая на месте. Развернув меня к себе лицом, он заглянул мне в глаза.

– Энни.

– Я должна…

Я пыталась протиснуться мимо него, не в силах вымолвить ни слова. Теперь я едва видела перед собой Дака, потому что все вокруг заслонили воспоминания, которым я уже не могла противиться. Воспоминания о пламени драконов грозового бича, сжигавшем мой мир, в то время как я лишь вглядывалась в них, не в силах ничего с собой поделать.

Ли пристально смотрел на меня, его глаза сверкали. И мир вокруг замер. Воспоминания отступили.

– Я о нем позабочусь. Тебе надо идти.

Сначала я ничего не поняла. А затем меня вдруг озарило: мой турнир. Я должна участвовать в турнире.

Турнир, который я не должна выиграть. И никто из моей деревни не приехал его посмотреть. И если бы я победила, то оказалась бы в центре такого внимания, при мысли о котором мне становилось нехорошо.

«Министерство хотело бы напомнить Антигоне сюр Аэла о высочайших обязательствах…»

«…Обет до последнего вздоха служить интересам государства…»

Я взглянула на Кора, которого Крисса изо всех сил пыталась оттащить назад, а затем перевела взгляд на Дака, лежавшего без сознания в то время, как врач стягивал с него доспехи. Пауэр стоял поодаль, наблюдая за ним с довольной улыбкой. А затем я посмотрела на вход в пещеры, где уже ждал меня Дарий, поднеся к губам браслет, чтобы вызвать своего дракона из породы грозового бича, а его семья и друзья наблюдали за ним с трибуны золотого сектора.

И внезапно все это померкло, а в моей голове вспыхнула одна-единственная мысль:

«Черта с два я проиграю этот турнир».

Взглянув на Ли, я кивнула. И, похоже, он прочел в моих глазах то, что искал. Он убрал руку с моего плеча, и я направилась в сторону входа в пещеры.

– Энни, – донесся до меня другой голос.

Я снова остановилась. Горан коснулся моего плеча. Я посмотрела на него.

– Не забывай о том, что тебе написало министерство, – произнес Горан.

Он навис надо мной, широкоплечий и грозный в военной форме. Этот образ долгие годы ассоциировался у меня с отвратительным ощущением собственной неполноценности. И в это мгновение на меня снизошло озарение, все вокруг стало ясным и четким. Нечто подобное я испытывала, находясь рядом с Аэлой, но на этот раз смогла испытать это одна. А в самой глубине души ярким кристаллом вспыхнул гнев, о существовании которого я уже забыла.

Я отвернулась от него, не говоря ни слова.

Ли

Обычно это происходит в момент между вызовом драконов и первым броском: именно тогда Энни превращается из той, кто она на земле, в ту, кем становится в воздухе. Неуверенность исчезает, робость улетучивается, и внезапно она обретает свободу. Больше ее ничто не сдерживает.

Я много раз видел, как это происходит, но сегодня я потрясен так, словно вижу это впервые. Когда они с Дарием взвились в воздух, чтобы занять свои позиции, я практически ощутил невероятный всплеск энергии.

Дак зашевелился и застонал, охлаждающая жидкость, которую доктор Уэлс нанес на его ожоги, начала действовать. Не сводя глаз с медной шкуры аврелианского дракона Энни, я отошел от них и встал рядом с Гораном.

– Похоже, это на нее сильно повлияло, – сказал я ему.

Не сводя глаз с драконов, паривших у нас над головами, он раздраженно откликнулся:

– Что?

– То, что вы ей только что сказали.

Раздался звон колокола. Дарий и его стального цвета дракон грозового бича ринулись вперед, а Энни на Аэле взвилась вверх и начала набирать высоту.

Преодолевая земное притяжение, она с невероятной скоростью мчалась в безоблачное небо. Она была так стремительна, так уверена в себе, так прекрасна, что от восхищения у меня волосы встали дыбом на затылке.

Другие, возможно, не замечали никаких изменений, но я все видел. Энни летала, как люди из прежнего мира. Она всегда была такой. Я с детства оттачивал инстинкт, наблюдая за драконами и их наездниками, ей же этот инстинкт был дан от рождения. Ведь у наездников нового режима не было перед собой моделей для подражания в лице более опытных всадников. Мы были лишены такой роскоши, как возможность учиться искусству полетов на драконах у наших отцов, которых когда-то обучали их собственные предки.

Все наставления, которые мог дать мне отец, исчезли вместе с ним. Но Энни никогда не нуждалась в советах.

Лишь в следующее мгновение Дарий вдруг осознал, что происходит, и направил своего дракона за ней вдогонку, пытаясь сократить расстояние между ними, но она уже намного опередила его, кроме того, Аэла была гораздо стремительнее и легче Майры.

Вокруг послышались возгласы восхищения и свист, когда остальные наездники разгадали маневр Энни. Высота всегда давала преимущество перед противником, сила земного притяжения становилась средством защиты. И самый верный способ использовать его – обрушиться сверху на своего противника с удвоенной скоростью. Однако такой маневр был под силу немногим. Я почувствовал, как мои губы растягиваются в улыбке. Глядя против солнца, Горан хмурил брови и молчал.

Драконы поднимались все выше, пока не превратились в две темные точки на ясном небе, но постепенно начали замедляться. И вот Энни, крохотная, словно булавочная головка, вдруг замерла в воздухе.

На мгновение все вокруг стихло.

А Энни нырнула вниз.

Дарий, паривший под ней, замер в нерешительности, приготовившись к атаке. Вокруг раздались пронзительные крики: кричали другие наездники, выкрикивали зрители с трибун. Крылья Аэлы изо всех сил взбивали воздух, ускоряя ее свободное падение, когда она неслась на Дария. А когда они сблизились, все произошло в мгновение ока. Дарий выстрелил, Энни увернулась и выстрелила в ответ, целясь в отверстие, которое видела лишь она. А затем промчалась мимо него вниз, в сторону Орлиного Гнезда, а Дарий двинулся следом. На его груди виднелось темное пятно смертельного выстрела.

Энни потребовалось около двух минут, чтобы выиграть турнир.

Раздался звон колокола, когда Аэла, затормозив, с громким лязгом опустилась на край Орлиного Гнезда. Энни срезала ремни, прикреплявшие ее ботинки к стременам, и спрыгнула со спины Аэлы. Она стянула шлем, и ее медные волосы, того же цвета, что и чешуя Аэлы, заблестели на солнце, испещренные струйками пота. Ее лицо казалось дерзким, почти сердитым. Но, когда она услышала радостные крики приветствий и восторга, выражение ее лица изменилось. Медленно, неторопливо, словно только начала понимать, что произошло, она улыбнулась.

Дарий устало соскользнул со спины дракона. Энни приблизилась к нему и протянула руку. На ее лице отразилось удивление, когда он пожал ее ладонь.

– Антигона сюр Аэла, последний член Четвертого Ордена, – объявил диктор.

Я поспешил к ней, чувствуя магнетическое притяжение ее сияющей улыбки. Поздравляя ее, я посмотрел ей прямо в глаза, и ее улыбка слегка изменилась, на мгновение смягчившись. Словно она вдруг подумала о том же, о чем и я: состязания еще не закончены, список претендентов уменьшился, и с этого момента мы можем стать противниками.

Впереди долгий путь и, возможно, никакого будущего. Судя по сегодняшним штрафным очкам, в следующем турнире через месяц я стану выступать против Кора, а Энни встретится с Пауэром. А затем останется последний турнир, в ходе которого и будет определен Первый Наездник.

Вчетвером мы поднялись по ступенькам, чтобы принять участие в заключительном этапе церемонии. Дака отправили в дворцовый лазарет. Кор немного успокоился, но на всякий случай я решил занять место между ним и Пауэром. Энни все никак не могла отдышаться, ее лицо блестело от пота.

И стоило нам войти в дворцовую ложу, как ощущение того, что я хорошо знаю это место, накатило на меня, и я не успел подготовиться к этому.

Я его помнил.

Атрей восседал на помосте, где когда-то располагались места трех триархов, управлявших государством до Революции: Арктуруса Аврелиана, Кита Небесной Рыбы и моего дяди, Кретона Грозового Бича. Теперь же здесь восседал лишь Первый Защитник. Вокруг него, там где раньше располагались места для самых могущественных членов драконорожденных семей, теперь собрались члены его Совета и другие чиновники нового режима. Драгоценности и роскошные одеяния, которые я хорошо помнил, заменила простая форма государственных служащих. Вместо символа триархов в виде восьмерки из кружащихся драконов, символизирующих бесконечность, над нами реяли красные знамена с изображением дракона Революции, с распростертыми крыльями, выдыхающего четыре кольца пламени, символизирующих четыре сословия нового режима.

В центре ложи располагался проход, ведущий от лестницы, по которой мы поднялись, до помоста, где ожидал нас Атрей. Последний раз, когда я здесь был, я смотрел, как по этому проходу шествует мой отец.

Энни, стоящая рядом со мной, тихо вздохнула. Она перевела взгляд с меня на лица собравшихся людей, обратившиеся к нам. Без сомнения, среди них были те, кто еще сегодня утром сомневался в том, что она соответствует этому важному мероприятию. Письмо было без подписи, но министр пропаганды, Миранда Хейн, стоящая неподалеку от Атрея, не сводила глаз с Энни.

Мы успели лишь обменяться короткими взглядами, поэтому я улыбнулся Энни и кивком указал вперед, и мы двинулись по проходу. Энни шла в ногу со мной, как и я, глядя прямо перед собой. Я чувствовал, как она затаила дыхание, стараясь во всем подражать мне.

«Вот как ты это делаешь. Вот как ты несешь свою победу».

Перед моим мысленным взором промелькнула суровая улыбка отца, его усталая, но торжествующая походка, сверкающие глаза, устремленные на старшего брата, когда, едва заметно пожав плечами, он преклонил колени, чтобы принять лавровый венок. Мне было семь лет, когда он участвовал в своем последнем турнире. Рукопашный бой с аврелианцами – небольшое весеннее развлечение, помогавшее им успокоиться перед бурей в год нарастающих волнений и беспорядков, которые в дальнейшем переросли в революцию.

И вот теперь, десять лет спустя, я преклонил колени перед человеком, который предал моего отца и мой народ. Он возложил мне на голову лавровый венок Четвертого Ордена. Энни преклонила колени рядом со мной, чтобы принять свой.

В заключительной речи Атрей упомянул предстоящие турниры, которые приблизят нас на шаг к почетному званию Первого Наездника Каллиполиса, а чуть позже будет названо имя преемника Атрея. И это будет способствовать укреплению институтов революционного режима, заменившего тот, что моя семья возглавляла до настоящего момента несколько веков.

Революционный режим, который посвящен борьбе за исправление многовековых ошибок диктаторов.

Энни с застывшим лицом замерла рядом со мной, прерывисто дыша и внимая его словам. Отвлекшись от воспоминаний о своей семье, я с удивлением подумал, как такая девушка, которая бесстрашно взирала на дракона в два раза крупнее Аэлы, испытывала столь сильный трепет при виде пары десятков разглядывавших ее чиновников.

В это мгновение до меня донесся голос отца из далекого прошлого: «Это все придет к тебе естественным путем, Лео. Мы были рождены, чтобы править».

Нет, тот мир исчез, и я с этим покончил.

А затем, ощутив острую тоску, с которой, как я надеялся, сумел справиться, я мысленно прошептал: «Прости меня, отец».

Энни

Радостно улыбаясь, Рок ждал меня у подножия лестницы, закрывая проход своим массивным телом. Меньше всего я ожидала увидеть такое выражение лица у человека, который только что проиграл турнир.

– Они здесь, – сказал он.

Его акцент горца прозвучал невероятно отчетливо.

У меня все упало внутри.

– Кто?

– Та семья. Из твоей деревни. Приехали как раз перед тем, как начался твой поединок. Они сидят рядом с моими стариками. Ты не говорила, что к тебе приедут горцы!

Он схватил меня за руку и повел в бронзовый сектор, протискиваясь сквозь толпу, которая взволнованно выкрикивала поздравления, когда мы проходили мимо. И лишь спустя некоторое время до меня стало доходить, что поздравления адресованы мне.

А потом я увидела их. Дородного седеющего мужчину, полную женщину с волосами, прикрытыми выцветшей косынкой, и стайку детей рядом с ними, с такими же загорелыми, как у родителей, лицами и соломенными волосами. Они стали старше, крупнее и толще, сразу видно, что они здоровы и сыты, и не осталось ни следа от выпирающих костей, туго обтянутых кожей.

– Энни, – хрипло произнес мистер Маки с отчетливым акцентом горца, при звуке которого у меня на душе сделалось тепло, хотя я сама уже давно избавилась от него.

Миссис Маки воскликнула:

– Энни, дорогуша, ты отлично выступила. Мы так тобой гордимся.

– Спасибо, – начала я…

Однако у меня не получилось произнести эти слова, комом застрявшие у меня в горле.

А затем мистер Маки, которого я в последний раз видела, когда мне было шесть лет и который помнил меня осиротевшим ребенком, измученным ночными кошмарами о драконьем пламени, обнял меня так же, как десять лет назад, и сказал:

– Я рад, что дожил до того дня, когда смог увидеть, как дочь Силаса летает на драконе. Еще никогда мы не испытывали такой гордости, Энни.

Это была недолгая встреча, но каждая минута нашего свидания была подобна каплям живительной влаги на иссохшей земле. Они рассказали, как изменился Холбин с тех пор, как я в последний раз его видела. Дома были отстроены заново, появились новые стада. Шерсть продавали городским мануфактурам, и таким образом Атрей стимулировал торговлю и старался уменьшить зависимость Каллиполиса от натурального хозяйства. Поначалу жителей Холбина беспокоили эти нововведения. Но теперь, когда они были сыты даже зимой и их воспоминания о былом голодном времени померкли, а их дети могли время от времени посещать школу в Торнхэме, жители Холбина могли с надеждой смотреть в будущее и почти ничего не бояться. «Кроме драконов», – шутил Маки.

– Люди просто отстали от жизни. Они поймут, что бояться больше нечего, если ты летаешь на одном из таких драконов, Энни. Однажды так и будет.

Старший сын Маки, письмо от которого я получила неделю назад, вручил мне букет полевых цветов, и их запах напомнил мне о родном доме. Когда я похвалила его письмо, нацарапанное детским почерком, с ошибками и без знаков препинания, но тем не менее написанное, что было для меня настоящим чудом, он покраснел. Я помнила его карапузом, а теперь ему исполнилось тринадцать.

Пришло время прощаться. Они собирались сегодня же отправиться обратно вместе с семьей Рока, которая предложила им переночевать у них в доме в Ближнем Нагорье в Торнхэме, а завтра отправиться в Холбин.

Я медленно пробиралась к выходу из Дворца, петляя в толпе, в оцепенении принимая раздававшиеся со всех сторон поздравления. Чьи-то руки дружески похлопывали меня по плечу, бронзовые и железные браслеты поблескивали на запястьях ремесленников, поденщики радостно улыбались мне, пропуская вперед, говоря с ярко выраженным городским акцентом, четко выделяя гласные. Я на целую голову была ниже большинства из них.

– Это наездница с гор! Антигона сюр Аэла!

– Но как она могла победить!

– Говорила же я тебе, Джефф, говорила тебе, что наездницы могут держать свой собственный…

– Ты отлично летала.

Я остановилась, услышав этот голос. Низкий, с едва заметным иностранным акцентом, с легкостью пробившийся ко мне сквозь говорливый шум толпы. Голос молодой женщины. Обернувшись, я увидела, что она не намного старше меня, примерно возраста Криссы. Длинные черные волосы, обрамлявшие узкое лицо, и пронзительные серые глаза. Она была закутана в длинный темный плащ.

– Спасибо, – ответила я.

– Ты и есть Антигона?

– Да.

– Достойное имя. Редкое. Ты из семьи патрициев?

Я покачала головой, удивляясь тому, что она этого не знала.

– Из Холбина, – ответила я. – Это в горах.

Ощущая на голове лавровый венок победителя и сжимая в руках связку полевых цветов, я чувтвовала, как сердце наполняется гордостью при этих словах.

В глазах девушки вспыхнуло удивление.

– Потрясающе! – воскликнула она. – А как насчет второго наездника, тоже очень талантливого парня? Как его зовут?

«Тоже очень талантливого». Мне и без лишних слов было понятно, о ком она говорит, но я посчитала неприличным не уточнить.

– На белом аврелианском драконе?

Обычно серебристый цвет мутировавшего Пэллора называют именно белым. Он выделяется на фоне обычных аврелианских драконов, от природы окрашенных в янтарно-золотистые тона.

– Да.

– Ли. Ли сюр Пэллор.

– Ли, – задумчиво повторила девушка. – А откуда он?

Она внимательно посмотрела на меня. Сердце ускорило свой ритм, и мне вдруг стало сложно подобрать правильный ответ.

– Из Чипсайда, – сказала я. – Он сирота из трущоб.

Информация о происхождении стражников всегда была открыта для общественности. И меня не покидало ощущение, что я рассказываю незнакомке то, что она и так уже знает, но хочет услышать, как именно я об этом говорю. Однако это выглядело абсолютно бессмысленно.

Вероятно, она из Дамоса. Поэтому и задает вопросы, на которые знает ответ любой житель Каллиполиса. Хотя у нее бледная кожа, почти такая же бледная, как у каллиполисовского горца…

– В самом деле? – ответила девушка, не сводя глаз с моего лица. – Что ж. Еще раз поздравляю, Антигона.

А затем она развернулась и направилась прочь, набросив на голову капюшон. Я обратила внимание на ботинки наездника, мелькнувшие из-под края накидки.

Приглядевшись, я заметила, что они сделаны из огнеупорной кожи, на них виднелись клапаны с охлаждающей жидкостью, прорези для ножей и отверстия для ремней, которыми ботинки крепятся к стременам…

Это были не просто ботинки наездника. Это были ботинки именно драконьего наездника.

Я все еще с недоумением размышляла над тем, что увидела, вернувшись во Дворец, и направилась к Обители стражников, где хаотично расположенные переоборудованные комнаты для прислуги и бывшие кабинеты повелителей драконов окружали небольшой центральный двор в отдельном крыле внешних покоев. Сегодня днем в Обители было безлюдно. Большинство стражников отправилось в город с друзьями и близкими, чтобы отметить завершение сегодняшних состязаний.

Кроме, конечно, Ли.

– А вот и ты, – сказал он.

Он успел принять душ, переоделся в форму, которую мы носили на земле, и снял лавровый венец. Но его по-прежнему переполнял триумф, лицо озаряла легкая улыбка, делавшая его моложе и немного мягче. Это было лицо человека, заглянувшего в будущее и увидевшего, что оно прекрасно.

– Я как раз собирался сходить в лазарет к Даку, – сказал он. – Хочешь пойти со мной?

Дак. И как только я могла забыть?

– Да. Только сначала переоденусь.

Войдя в опустевшее женское общежитие, я немного помедлила перед входом в душ. Если не считать вымпела стражников в виде переплетенных кругов из золота и серебра, висящего над дверью, комната выглядела очень аскетично. Однако стражникам не запрещалось украшать комнаты, где они жили. Крисса повесила на стену над письменным столом свои рисунки и кусочки раковин и морского стекла, привезенные ею из своего дома на побережье. Другие девушки развешивали на стенах задания, которые они пытались выучить наизусть, или любимые отрывки из поэм на драконьем языке.

Я подошла к своему пустому столу и поставила букетик полевых цветов в стакан. Сняв лавровый венец, я повесила его на стену.

Вытащив из кармана письмо из министерства, я снова перечитала его.

«Министерство хотело бы напомнить Антигоне сюр Аэла о высочайших обязательствах наездников Четвертого Ордена…»

Возможно, я неправильно поняла его с самого начала.

Возможно, это был вызов.

Но даже если нет, я буду считать именно так.

Пусть все, что так страшит меня в Четвертом Ордене, станет следующим испытанием, препятствием, которое я должна преодолеть, и мастерством, которым я должна овладеть. И даже если я не получу титул Первого Наездника, если меня никогда не изберут Защитником, я лучше послужу государству, совершенствуясь во всем. Шаг за шагом.

Когда-нибудь я смогу попасть в историю.

Письмо из министерства я повесила на стену.

Загрузка...