Рождественские байки с Перекрёстка

Глава 1

Дорогие читатели! Хоть начало будет невеселым, но это история о чудесах, поэтому не бросайтесь в автора книжкой, все будет хорошо!!! Приятного чтения!

Север на негнущихся ногах брел по больничному коридору, не разбирая дороги. В ушах до сих пор стоял крик Лизы, бывшей жены, а он и хотел бы закричать, да не мог. Потому что все было правильно, Север все заслужил, и он понял это, как только увидел ее.

Он сразу ее узнал и совсем не удивился, это было очень честно и справедливо, что такую страшную весть Северу принесла именно она — та самая Птичка, которая за эти девять лет совсем не изменилась: такая же хрупкая, те же густые волосы, которые ему так нравилось гладить и перебирать, и все те же большие глаза цвета корицы. Птичка, которую он уничтожил девять лет назад.

Он ждал все эти девять лет, ждал, что обязательно придется за все ответить, правило бумеранга никто не отменял, и как только увидел свою Птичку в хирургическом костюме, вышедшую из операционной, — когда успела на медика выучиться? — узнал сразу. И сразу понял, что она скажет, он заслужил это, когда поспорил на нее с однокурсниками, когда принял, как подарок, любовь чистой, светлой девочки и потоптался по ней грязными подошвами своих «конверсов». Тогда Север убил свою любовь, теперь он убил своего сына. К чему он не притронется, все превращается в тлен. Все правильно.

«Мы ничего не смогли сделать. Его сердце не выдержало, так случается, прогнозы были хорошие, но он слишком маленький… Простите…»,  — Птичка говорила, а Север смотрел в глаза, полные слез, и видел, что она узнала. Узнала свою первую любовь, своего первого мужчину Матвея Северова, любовь, что наутро превратилась в гадкий, омерзительный фарс. Теперь пришла его очередь платить по счетам, и платить пришлось жизнью своего сына.

«Лучше бы ты, чем он, — Лиза билась в истерике, новый муж удерживал ее за плечи, а Север просто молча стоял и смотрел, — зачем я его с тобой отпустила? Почему ты жив, а он нет?» Север ехал с Димкой за город, выпросил у бывшей малого на выходные, Димка сидел, пристегнутый, в детском кресле на заднем сиденьи, и именно туда врезался вылетевший с боковой дороги «Ниссан».

Север получил ровно две царапины, а у Димки грудная клетка защемила легкие, «скорая» домчала их за считанные минуты, им сообщили, что операцию начала дежурный хирург Алла Димарова, а потом из операционной вышла его Алька Соколова, прислонилась к стене, сняла повязку и тихо сказала, что у Димки не выдержало сердце.

Север ушел, отключил телефон и ушел из больницы. Его битый БМВ остался на месте аварии, Север увез сына в больницу, оставив вместо себя адвоката, но теперь его не интересовала ни участь автомобиля, ни собственная судьба. Никакой адвокат не вернет сына, вернуть его могло только чудо, а в чудеса Матвей Северов перестал верить лет с четырех. Он знал, что сейчас вернется домой, напьется вдрызг, но не знал, что потом сядет за руль «Хонды CRV», пылящейся в гараже, и врежется в опору моста.

Север шагал к дому, не чувствуя холода, и не заметил, как над его головой зажглась Вифлеемская звезда, она разгоралась все ярче, и в тот момент, когда Север шагнул на Перекресток, вспыхнула, и из нее просыпались искры. Они закружились над Перекрестком, но Север по-прежнему не обращал внимания, как не обратил внимания, что две длинные тени отделились от Перекрестка и последовали за ним.

***

Ее звали Алька. Точнее Алла, Алла Соколова, но все называли ее Алькой, и Матвей сам не знал, почему они остановили свой выбор именно на этой первокурснице. Он сначала даже возмутился, что выбрали ее, совсем никакую, это теперь он знал, что она ему понравилась. Сразу понравилась, как только ее увидел — тоненькая фигурка, длинные ноги, длинные волосы, длинные музыкальные пальцы. Она очень стеснялась, просто отчаянно стеснялась, а в его присутствии и вовсе робела, и было от чего.

Третьекурсник Северов считался самым красивым парнем на потоке, а некоторые утверждали, что и во всем универе. Матвей никак не считал, он просто знал, что стоит только захотеть, любая девушка будет с ним. Отец отдал ему свою «Тойоту», одевался Матвей в бутике матери и выглядел всегда, как сошедшая со страниц модного каталога модель.

Алька жила в общаге в одной комнате с Мариной — крупной, очкастой девкой,  — была явно из небогатой семьи, дорогими шмотками похвастаться не могла, а интересы ее крутились исключительно вокруг учебы. Девчонки из их компании доложили совершенно точно, что обе они девственницы, и выбор однозначно пал на Альку.

Матвей поначалу отговаривал друзей, но Кирилл с Игорем подняли его на смех.

— Север может обломаться, потому и очкует, — Кирилл насмешливо смотрел на Матвея, и тогда Север поспорил с ними, на Альку, что в день ее рождения, когда ей исполнится восемнадцать, он переспит с ней, и вся компания это увидит. Поспорил на свою «косуху» от Лагерфельда, а Кирилл с Игорем поставили годовой абонемент в «Восход» — самый козырный спортивный центр в городе.

Север начал ухаживать за Алькой, но та его решительно отвергала, и тогда Матвея охватил азарт. Он выяснил, что девушка любит классику и пригласил ее на балет «Щелкунчик», как раз гастролировала столичная балетная труппа, и Алька не устояла, сдалась.

В театре же вместо того, чтобы смотреть на сцену, Север смотрел на восторженное лицо девушки, ее влажные и блестящие глаза, и когда оркестр грянул па-де-де Клары и Щелкунчика, Алька подалась вперед, к сцене, а потом повернулась, схватила обеими руками Матвея за ладонь и прошептала, глядя влажными, блестящими глазами уже на него:

 — Спасибо тебе, ты не представляешь, что сейчас для меня сделал!

А он готов был оплатить прогон балета по новой, лишь бы Алька снова так на него посмотрела. С того вечера они начали встречаться. Север уверял себя, что это все ради спора, он просто не хочет проспорить «косуху», но на самом деле ловил себя на том, что сам считает минуты до того момента, как подкатит к общаге на «Тойоте», Алька скользнет в машину, а он будет стараться унять колотящееся сердце, когда нежные губы несмело коснутся его щеки.

Глава 2

На широком четырехполосном городском Перекрестке было тихо и пустынно, лишь две одинокие фигуры высились по разные стороны. Один из стоящих был темным, как сама ночь, а второй излучал мягкий, приглушенный свет. Их звали Бес и Ангел, и на Перекрестке они ожидали людей. Обычно здесь было людно, незамужние девицы любили гадать на мужа под Рождество, но сегодня с гаданиями странно запаздывали, разве что случайные прохожие пробегали, и фигуры, явно скучая, незаметно пододвигались все ближе и ближе друг к другу.

Вечерело, сумерки становились гуще, крепчал мороз, Ангел поплотнее запахнул крылья и покосился на стоящего поодаль Беса, скрючившегося от холода и сцепившего зубы, чтобы те не клацали так громко. Тот поймал взгляд Ангела и недовольно скривился:

— Что? Можно подумать, тебе не холодно!

— Не холодно, — пожал плечами Ангел и улыбнулся.

— И почему на Его день рождения всегда такой холод, пекло нас всех забери!  — недовольно пробормотал Бес, обхватывая себя за туловище и начиная пританцовывать.

— Да какой же это холод! — Ангел расправил крылья и хорошенько тряхнул ими. В воздух взлетело облако легчайшего пуха и застыло перед Ангелом. — Вот крещенские морозы это да, это по-нашему!

— Не знаю, — равнодушно ответил Бес, — мы в тот день вообще наверх не потыкаемся. Лишний раз убеждаюсь, что правильно делаем.

— Лучше бы вы и вовсе сюда не совались, — недовольно продолжил Ангел. Бес презрительно хмыкнул и отвернулся. Тем временем Ангел собрал облачко, старательно утрамбовал пух, придал ему круглую форму, затем подумал и проделал два отверстия.

— Держи, — он протянул облачко Бесу, — ты, смотрю, совсем околел.

— Не то, чтобы совсем… Нет, не могу, — тот мотнул головой, увенчанной витиеватыми рогами, напоминающими по форме арфу. — Не положено нам.

— А мерзнуть положено? — Ангел ступил ближе, Бес попятился.

— А ты потом не пожалеешь? — подозрительно посмотрел Бес. — Я коварный.

— Надевай, говорю,  — не отставал Ангел,  — заболеешь, за тобой ведь и поухаживать некому.

— Некому, — вздохнул Бес, посмотрел по сторонам и решительно протянул руку к облачку, — ладно давай, грех не погреться.

Он натянул облачко на голову, просунув в отверстия рога, и блаженно замер.

— Хорошо-то как, Госпо…  — и тут же в испуге зажал руками рот. Ангел покачал головой, но ничего не сказал, а посмотрел в небо. Там ярко разгоралась Вифлеемская звезда, на светлом лице Ангела появилась улыбка. Он мечтательно вздохнул:

— Родился…

— Нашли чему радоваться, — явно согревшийся Бес повеселел, осмелел, и радостно смотрел на мир из-под пуховой ангельской шапки. — Что за день рождения, ни оргий, ни возлияний. Скукота!

— А вы день рождения своего Верховного вообще на отмечаете,  — возразил Ангел.

— И слава Бо…  — махнул было рукой Бес, но снова осекся и зажал рот.

— Что это с тобой сегодня?  — сочувственно спросил Ангел.  — Заговариваешься совсем. И ты меня прости, конечно, но видок у тебя… Ты нарочно, что ли так принарядился?

— А чем я тебе не нравлюсь? — удивился Бес.

— Ну, эти твои рога, копыта вон на ногах, хвост… Архаика какая-то, честное слово!

— Не архаика, а винтаж,  — поправил Бес, — самый популярный облик на сегодняшний день, да и принимать проще простого. Люди думают, что я такой, вот и стараюсь соответствовать. А я кем хочешь могу. Хочешь рыбкой, хочешь собачкой. Могу добрым молодцем.

— Врешь, — не поверил Ангел.

Бес обиженно вскинулся, поднял руки, и перед Ангелом предстал мускулистый мачо с лоснящимся обнаженным торсом. Он поиграл мускулами перед ошарашенным Ангелом и снова принял первоначальный копытно-рогатый вид.

— И красавицей могу, хочешь…

— Не надо,  — остановил его Ангел, а потом негромко спросил:  — А ты хоть знаешь, какой ты? На самом деле?

— Такой же точно, как и ты, — резко ответил Бес, и Ангелу показалось, в его словах мелькнула печаль. А может показалось… — Я ведь тоже ангел.

— Падший, — уточнил Ангел.

— Ой, все, — закатил глаза Бес, но видно было, что ссориться ему расхотелось. Они немного помолчали.

— Вот ты зачем здесь стоишь? — спросил Бес, натягивая пуховую шапку по самые глаза.

— Людей жду, — не понял вопрос Ангел,  — как и ты.

— Почему вы так не любите, когда люди гадают? Что тебе с того?

— Как тебе сказать, — задумался Ангел, — здесь важен, скажем так, утраченный момент доверия.

— Я тебя умоляю, — вновь закатил глаза Бес, — какое в наше время доверие! Ну посмотрели девки в зеркало, погадали на мужика, и что?

— Смотри, — Ангел не торопился, подбирая нужные слова,  — ты ведь лучше меня знаешь, что никаких предначертанных судеб не существует?

— Ну и?  — на лице Беса все явственнее читалось непонимание.  — Знаю, и что с того?

— А то. Что книга жизни каждый день пишется с чистого листа, и пока страница не исписана, пока лист не перевернут, все можно изменить. Но люди считают иначе.

— Конечно, даром что ль мы им это столетиями внушаем! — заржал Бес, но под строгим взглядом Ангела замолчал и продолжил внимательно слушать.

— Так вот, а гадать это и значит писать книгу, только наперед, понимаешь?