Рождественский сюрприз. Сборник

Глава 1 Джози

– Что вы делаете, черт побери?

Нагнувшись, я обматывала елочной гирляндой основание почтового ящика, но, услышав грубый мужской голос, вздрогнула. Выпрямилась, стукнувшись головой о дно ящика.

– Уй-й-й… – потирая макушку, я нехорошим взглядом уставилась на соседа, заставшего меня врасплох. Остановив свой карикатурно громоздкий джип посреди улицы, грубиян начал общение, опустив стекло. – Нельзя так подкрадываться к людям! А вы сами не видите, что я делаю?

Он оглядел мой двор и бросил:

– Весь газон будто заблеван Рождеством!

Я начала закипать. Этот сосед вечно всем недоволен, притом что внешность у него самая приятная – как у британского актера из фильма «Дивергент», Тео как-бишь-его. Но даже если у него полные губы, волевой подбородок и глаза цвета расплавленного шоколада, я не стану мириться с оскорблениями в адрес моей гордости и отрады, рождественской выставки.

Руки сами уперлись в бока.

– Я еще только начала. Чтобы все расставить, у меня уходит недели две.

– То есть будет и еще?!

– Конечно!

Сосед только головой покрутил.

– Лампочки на вашей крыше будут ночью светить мне в окна!

Я чуть не рассмеялась. Так он портит себе кровь из-за двух жалких гирлянд, которые я натянула еще днем? Он и представить себе не может, какой иллюминацией будет сиять дом и двор к первому декабря – космонавты из космоса будут наслаждаться этим сиянием с Рождества по Новый год!

Я пожала плечами.

– А вы повесьте у себя непроницаемые шторы, как делают люди, которые ночью работают, а днем спят.

Мистер Ворчун помрачнел еще больше и, не прибавив больше ни слова, нажал на газ и свернул к дому напротив. Я думала, на этом и конец разговору, но сосед выбрался из машины и размашистыми шагами пошел обратно.

– Только не говорите, что это сделано для привлечения внимания, и в темное время суток здесь будут собираться зеваки, чтобы поглазеть на лампочки и дурацкие фигуры на вашем газоне!

– Хорошо, не буду, – процедила я.

– Чего не будете? – сосед подозрительно прищурился.

– Говорить, что люди со всей округи съедутся полюбоваться моей выставкой, даже если это правда.

Мистер Ворчун пригладил вихры.

– Я купил дом в тихом районе. Соседи сейчас в городе, а летом, когда здесь разгар сезона, я в разъездах. Я рассчитывал, что зимой тут будет пусто!

Он не сильно ошибся в расчетах: в этой части Хэмптонса в основном дачи, летом здешнее население увеличивается в пятнадцать раз. Живущие здесь круглый год, скорее, исключение.

– Зимой здесь действительно тишина, – отозвалась я, не прибавив, что всего через несколько недель наша тихая улочка будет запружена машинами – любоваться моей рождественской инсталляцией приезжают со всей округи. Соседу придется потерпеть. В конце концов, все сборы идут на благотворительность.

Взгляд мистера Ворчуна блуждал по моему лицу. Видимо, он не нашел того, что искал, потому что нахмурился и потопал к себе домой, не попрощавшись.

Вздохнув, я снова опустилась на колени перед почтовым ящиком, заканчивать с гирляндой, и буркнула себе под нос:

– Надо же, какой грубиян…

– Грубиян тот, кто не считается с интересами окружающих! – рявкнул сосед, идя к своему крыльцу.

Как он меня расслышал, черт побери?!

Я сложила руки рупором и крикнула через улицу:

– И заявляет, что результаты чьих-то трудов похожи на блевотину!

Ответом мне послужил оглушительный грохот захлопнувшейся двери.

Нет, ну не хам?

На следующей неделе я поехала по магазинам с моей подругой Сарой – требовалось кое-чего докупить для моей инсталляции. Сара жила на Манхэттене и приезжала в Хэмптонс только на лето, но едва прозвучало волшебное слово «шопинг», как подруга примчалась на следующий день.

Закупившись, мы вернулись и начали разгружать багажник прямо на подъездной дорожке. Я насчитала не меньше двадцати пакетов с украшениями и гирляндами, а на заднем сиденье ехали два роскошных Щелкунчика шести футов ростом, которых я урвала на потрясающей предпраздничной распродаже. Я нанизывала на пальцы очередную гроздь пакетов, когда на улице показался знакомый огромный, наглый внедорожник. Мистера Ворчуна я не видела с самого обмена любезностями у почтового ящика. Проезжая мимо, сосед саркастически покрутил головой и свернул к своему дому.

Сара обернулась и успела заметить, кто сидит за рулем.

– О-о-о-о, я и забыла, – воркующим голосом протянула она. – Дом напротив занимает замечательный сосед! Он же весной переехал, да? А почему мы не видели его все лето?

Я пожала плечами.

– Дом он купил в апреле, но поселился совсем недавно.

Сара приветливо помахала рукой кому-то на другой стороне улицы.

– Он же просто красавец! Муж Эмили Вандерквинт говорил, когда мы собирались у тебя на День труда, что вроде он какой-то писатель, и летом у него турне в поддержку новых книг. Похоже, он очень популярен, раз никогда не бывает дома!

– А еще он козел!

– Правда? – Сара облизнула губы. – Ничего не имею против козлов. Чем сильнее обида, тем круче секс. Он тебе нравится?

– Еще чего! – я фыркнула. – Он меня либо уже ненавидит, либо возненавидит через шесть дней.

– Значит, ты не против, если я к нему зайду, типа, поздороваться?

Во мне отчего-то проснулась ревность, хотя это было просто нелепо. Пожав плечами, я закрыла багажник.

– Валяй, иди.

Сара улыбнулась, поправила волосы и одернула свитер, пониже опустив острый вырез.

– Щелкунчиков пока не трогай, – промурлыкала она. – Я попрошу его помочь выгрузить тяжести.

– Может, лучше не надо? Этот тип с отвращением отнесся к моей рождественской выставке…

Но Сара уже перебежала через улицу и, замахав рукой, окликнула моего соседа, который уже подходил к крыльцу:

– Ау, дорогой соседушка!

Я округлила глаза и понесла пакеты в гараж. Через несколько минут Сара вернулась, ведя за собой сэра Ворчуна.

– Коул нам поможет выгрузить этих тяжелых Щелкунчиков!

Я усмехнулась:

– Коул? Это ваше настоящее имя или то, что Санта-Клаус подкладывает вам в чулок как вечному брюзге[2]?

Тот попытался сохранить невозмутимую мину, но я заметила, как у него дрогнул уголок губ. Сара открыла заднюю дверцу моей машины, и сосед заглянул в салон.

– Щелкунчики для женщины, которой нравится меня подкусывать? Подходяще.

– Неплохо, – я засмеялась, – однако остроумие не извиняет вашу желчность.

– Ой, мне пора, – прочирикала Сара, – я же опаздываю на встречу. Не скучайте!

И она прыгнула в свою машину, прежде чем я успела на нее нехорошо посмотреть. Нарочно оставила меня с этим придирчивым грубияном!

Грубиян проводил ее взглядом и повернулся ко мне.

– Значит, еще раз: почему я помогаю этой тошнотворной праздничной чепухе?

Я наклонила голову.

– Может, потому, что у вас есть сердце, Коул?

– Ерунда, свое сердце я отдал в прошлом году и не получил обратно, – сосед подмигнул, сверкнув озорной улыбкой, от которой у меня чуть-чуть закружилась голова.

Грубиян Коул действительно был дьявольски хорош собой.

– Хорошо хоть, что силу себе оставили, – не удержалась я.

Он оглядел уже развешанные украшения и гирлянды.

– Слушайте, ну вот серьезно, зачем вам это? Столько работы! Почему просто не сходить куда-нибудь полюбоваться иллюминацией?

– Если бы все так рассуждали, из жизни исчезла бы радость. Иногда нужно решиться на перемены, а не ждать их… – Я старалась не обращать внимания на взбурлившие эмоции, зная, что мною движет не только жажда перемен. – Кроме того, у меня есть свои причины.

Коул приподнял бровь.

– Любите быть в центре внимания?

– Если это означает делать других счастливыми, тогда да, просто обожаю, – я прищурилась. – А раз вы не желаете участвовать в «линии света» на нашей улице, не удивляйтесь, увидев за окнами плачущих от разочарования детей. Жалкое зрелище – один только ваш дом будет темным, как заброшенный сарай.

– В нашем квартальце всего пять домов, и ни в одном из них не зажигали свет уже несколько месяцев…

Указывая на дома по очереди, я заговорила:

– Сын Мартинсов приедет в выходные вешать украшения. Мартинсы зимуют во Флориде, но их сын до сих пор приезжает и протягивает несложную подсветку, которая включается таймером. Экерманы обращаются в специализированную компанию, зато старая миссис Беккер вешает свои гирлянды сама, хотя ей скоро стукнет восемьдесят. Сборы идут на благотворительность, и, поверьте, очень красиво, когда сияет весь квартал, а ярче всех – мой двор. Вы единственный ведете себя как Скрудж.

– Моя совесть это как-нибудь переживет. Кстати, спасибо, что предупредили. – Сосед согнулся и полез на заднее сиденье. – Давайте уж достану… – Я смотрела, как он медленно и осторожно вынимает из салона первого увесистого солдатика. – Куда его?

– Слева от двери, пожалуйста. А второго справа. Пусть несут караул и охраняют дом, – я усмехнулась.

– Прелестно, – сосед хмыкнул. Выгрузив Щелкунчика у двери, он вернулся к машине. – Подумать только, а я недавно установил у себя охранную систему! Знай я, что такие страшилища будут блюсти порядок, я бы не парился…

Дождавшись, когда второй солдат был водружен на положенное место, я сказала:

– Ну, спасибо вам за помощь.

Сосед вытаращил глаза.

– Может, теперь Санта-Клаус взглянет на меня поблагосклоннее…

Отчего-то я почувствовала себя обязанной что-нибудь предложить в качестве благодарности.

– Может, вы хотите зайти? На бокал вина?

Что я творю?!

Коул поскреб подбородок и посмотрел на свои ботинки.

– Честно говоря, я не могу, у меня, гм, встреча.

– Или же вас не тянет в гости к чересчур зубастой соседке, – делано засмеялась я, проклиная себя за глупое приглашение. – А все-таки почему вы так ненавидите рождественскую иллюминацию?

– Прежде всего, она собирает ненужную толпу, а у себя дома я хочу иметь возможность расхаживать в трусах, не беспокоясь, что меня увидят через окно.

– Надо теперь перестать праздновать Рождество, чтобы вы могли ходить без штанов?

– А я не знал, что переезжаю в деревню Санта-Клауса!

Я не удержала улыбки.

– Справедливо. Ладно, спасибо за помощь.

– Обращайтесь, – Коул кивнул и пошел к себе через улицу.

Я смотрела ему вслед, любуясь мускулистой спиной и подтянутой задницей. Отчего-то мне живо представилось, как сосед расхаживает по дому в одних трусах под «Звените, колокольчики», несущуюся с моей лужайки.

Глава 2 Коул

Все мужики бреют не только щеки, правильно?

Пришло время ежемесячного тримминга. Раздевшись, я встал перед зеркалом в ванной и помедлил, оценивая результаты нелегких трудов в тренажерном зале.

Включив бритву, я подумал о своей двинутой соседке. Я, конечно, на нее наехал, но вообще эта Джози чертовски привлекательна. К сожалению, она напомнила мне особу, которую я очень хотел забыть, и от этого рядом с Джози чувствовал себя принужденно.

Украшает небось сейчас елку, пока я тут ровняю волосню вокруг своей елки…

Посмеиваясь, я повел бритвой по низу живота, когда вдруг стало темно. Свет в ванной погас.

– Какого хрена?

От неожиданности я проехался бритвой там, где не собирался. Выключив бритву, я вышел из ванной и увидел, что вырубился свет во всем доме.

Я взглянул в окно – вся улица погрузилась в первородный мрак. И тут меня осенило: Джози, больше некому! Сегодня первый вечер ее иллюминации, буквально ослепившей меня, когда я возвращался после встречи с приятелями в баре. Включила она свои штучки-дрючки, и весь квартал остался без электричества! Улавливаете связь?

Ни черта не видя, я ощупью подобрался к шкафу и вытащил джинсы. Кое-как засунув в них ноги, я через голову натянул первую попавшуюся фуфайку.

Осторожно спустившись на первый этаж, я нашарил под кухонной раковиной фонарик и решительно направился в дом напротив. В соседних домах, по-моему, не было ни души: фигурки во дворах стояли, но внутри царила тишина. Похоже, Джози удалось оставить без электричества весь район.

Соседка, воинственно подбоченившись, уже стояла на крыльце, будто ожидая моего прихода.

– Ну что, довольны? – услышал я вместо приветствия. – Ваше желание сбылось! Не только у меня все погасло, но и целая улица темная. Рады?

Она что, винит в замыкании меня?! Я встряхнул головой.

– Ага, я рад и счастлив. Обожаю писать статьи в темноте, когда поджимают сроки. Особенно когда не заряжен ноутбук, в котором у меня рукопись. Небось не в первый раз обесточиваете весь квартал?

– Нечего на меня валить! Не моя вина, что свет погас. Это все ваш дурной глаз, а не небольшой перерасход электричества!

– Небольшой? – не удержался я. – Это все равно что сказать, будто сестры Кардашьян капельку нескромно одеваются!

У этой Джози на подъездной дорожке был установлен настоящий каток, и штук шесть конькобежцев – полноростовых кукол – крутились на нем под зудящую рождественскую музычку. И это даже не десятая доля всей ахинеи, которую она нагородила!

– А может, это вы испортили какой-нибудь трансформатор! – заявила соседка. – Я видела, как вы в гараже пилили и сверлили. Небось возились с каким-нибудь мощным инструментом, когда отключился свет?

Я чуть не захохотал. Мощный инструмент, ага… Откашлявшись, я спросил:

– Надолго обычно отключают?

– Не знаю, – соседка фыркнула, – первый раз такое.

Отлично. Ну блин, просто отлично!

– Вы хоть позвонили?

– Нет, а вы?

Я вздохнул и пригладил волосы.

– Свечи у вас найдутся? Я малость не готов к первобытному состоянию.

– Свечи есть, только вы можете зайти с фонариком в дом и мне посветить? – попросила Джози. – Я из своего батарейки вынула кое-что подпитать во дворе.

– Могу себе представить, – буркнул я.

В доме пахло, как в пекарне-кондитерской. Я посветил в кухню:

– Вы пироги печете, что ли?

– Овсяное печенье с шоколадной крошкой и с тыквой и изюмом. Хотите попробовать?

От запаха у меня потекла слюна. Учитывая, что я намеревался разогреть готовый замороженный обед в микроволновке, отказываться было неблагоразумно.

– С удовольствием.

– Тогда направьте фонарик на стол, справа от вас.

Я повел лучом вправо, и глаза у меня полезли на лоб:

– Куда вам столько?!

Стол был заставлен подносами с целыми горами печенья, обернутыми пленкой.

Джози приподняла край пленки и вытащила два печенья. Подавая их мне, она ответила:

– Двести штук. В прошлом году на первый вечер напекла полтораста, так всем не хватило.

– Иисусе! Я понимаю, что сюда съедется народ, но чтобы двести человек… Вот не думал, что в этой части Уэстгемптон-Бич наберется столько жителей!

Джози улыбнулась.

– Я учу третий класс в Ист-Хэмптоне. Придут многие мои ученики. Некоторые уже в колледже, но все равно приезжают каждый год.

Я откусил кусочек печенья.

– Ух ты, как вкусно! Если бы у меня была такая учительница, которая еще и печет как черт, я бы тоже до сих пор к ней в гости ходил!

Даже при свете фонарика было заметно, что Джози покраснела. Это меня удивило: с такой внешностью соседка должна была привыкнуть к комплиментам.

– Гм… Свечи в верхнем ящике тумбочки, – сказала она. – Посветите мне, пожалуйста!

Она выгребла из ящика пригоршню свечей, подошла к каминной полке и взяла зажигалку. Расставив свечи там и сям по комнате, вручила мне две незажженные.

– Держите. Остались с Дня благодарения, поэтому пахнут, наверное, тыквой или пряностями.

– Спасибо, – я кивнул.

Огонек свечи, которую держала Джози, отражался в ее голубых глазах, и я невольно загляделся. Черт, какие красивые глаза… Я заставил себя отвести взгляд и кивнул на входную дверь:

– Я, это, пойду к себе, позвоню в электроснабжение.

– Хорошо. Я тоже позвоню и сообщу об отключении света.

Три часа спустя я позвонил энергетикам во второй раз – узнать, когда они пришлют специалистов, но они и сами ничего не знали. Сроки реально поджимали. В машине имелся разъем для ноутбука, и я решил подзарядить его во внедорожнике, чтобы хоть вспомнить, на чем я остановился, и продолжить пусть даже ручкой на бумаге. Но открывая гаражную дверь, чтобы не задохнуться от выхлопных газов, я взглянул на дом напротив и увидел, что у Джози освещены две комнаты.

Что за черт, ей все починили, а мне нет?!

И давно она сидит с электричеством?

Не заводя машину, я перешел улицу и постучался к соседке.

– И когда у вас включили свет?

– У меня не включили, – отозвалась Джози, – у меня газовый генератор. Я съездила на заправку.

Я нахмурился и показал ноутбук, который держал в руках.

– Можно зарядить?

– Конечно, пожалуйста. – Она отступила в сторону, пропуская меня, и указала на удлинитель с розетками на полу гостиной: – Вон там.

Пока ноут заряжался, я огляделся, рассматривая ее дом при свете.

– Если позволите, я вернусь за ноутбуком через час.

– Разумеется.

Я пошел к двери, но Джози окликнула меня:

– Коул!

Я остановился.

– Вы кушать хотите? Я только что поставила в духовку противень домашних маникотти.

Пока я взвешивал «за» вкусного ужина и «против» общения с женщиной, напоминавшей мне Джессику, в животе громко заурчало. Джози рассмеялась.

– Значит, согласны?

– Гм, да, отчего же нет, – я пожал плечами.

Спустя двадцать минут мы сидели за столом. В гостиной у Джози не было лампы, чтобы включить в розетку, поэтому ужин ели при свечах.

– В чем дело? – вдруг спросила Джози.

– Ни в чем, – я покачал головой.

– Вы на меня пристально смотрите, должна быть причина. Признайтесь, что у вас на уме?

Ответ «соображаю, как бы выяснить вкус твоих губ» нарушил бы все мыслимые приличия, поэтому я сказал другое, над чем тоже ломал голову:

– Давно вы начали под Рождество городить такой огород?

Джози грустно улыбнулась.

– После Уильяма, моего ученика. Девять лет назад он у меня учился, я тогда второй год работала. У Уильяма была спинномозговая грыжа, он передвигался в инвалидном кресле, но другого такого жизнерадостного ребенка во всей школе не было. Уильям обожал Рождество – он украшал свое кресло гирляндами и прочим за два месяца до праздника. Спину ему несколько раз оперировали, в начале лета должна была состояться шестая операция, и в случае удачного исхода Уильям смог бы передвигаться с ходунками. Последнее, что он мне сказал перед каникулами, – что все будет хорошо, потому что в декабре он попросил у Санты ноги, как у моряка – хоть по вантам бегай… – Джози вытерла глаза. – Во время операции оторвался тромб и закупорил коронарную артерию. Уильям умер на столе.

– Господи… Мне очень жаль.

Джози стерла еще одну слезинку.

– Прошло почти десять лет, я уже должна говорить об этом спокойно, но все равно плачу.

– Есть от чего. Подобные раны время не лечит.

Джози через силу улыбнулась.

– Спасибо. Короче, мне захотелось что-то сделать в память об Уильяме, и на следующий год я устроила настоящую инсталляцию, выставив ящик для сбора пожертвований на лечение детей со спинномозговой грыжей. Об этом стало известно в школе, и некоторые родители приехали и оставили толику денег. Одно за другое, и с каждым годом мои шоу все красочнее, и зрителей все больше. За девять лет удалось собрать больше пятидесяти тысяч.

– Ого! Вот это да!

– Уильям пришел бы в восторг при виде этой выставки, да мне и самой нравится украшать двор к Рождеству.

А я-то сторонился этой женщины, потому что она напомнила мне Джессику! Да Джози ничем не похожа на мою бывшую! Она добрая, неравнодушная и, черт побери, умеет готовить.

Я подцепил вилкой еще маникотти и замер, не донеся до рта.

– Кстати, очень вкусно. Это лучшее, что я ел за… не припомню сколько.

– Спасибо, берите добавку. У меня дурацкая привычка готовить на четверых, а доедать приходится одной бедненькой мне.

Внешность у Джози была близка к идеалу. Интересно, откуда взялось это «бедненькая я»?

– Отчего же так?

– Отчего я готовлю на четверых?

– Нет, отчего вам некому готовить?

– А-а… – она пожала плечами. – Не знаю. У меня был бойфренд, но мы расстались в прошлом году. Видимо, я пока не встретила своего человека.

Я кивнул.

Джози пригубила вина.

– Точно не хотите? Мерло очень удачное.

В начале ужина я отказался, рассчитывая еще поработать, но когда Джози предложила во второй раз, я не устоял.

– С удовольствием.

Она налила мне вина и смотрела из-под ободка своего бокала, как я пью.

– А вы? – Она указала на мою пустую тарелку. – Судя по тому, как вы буквально смели макароны, у вас нет женщины, которая бы вам готовила.

Я покачал головой.

– Женщин в моей жизни больше нет, но домашней еды я и раньше не видел: у Джессики даже вода подгорала.

Джози рассмеялась.

– Вы преувеличиваете!

– Однажды она попыталась соорудить мне торт на день рождения, так у нее загорелась духовка. Пожарные разгромили мне всю кухню, пока вытаскивали плиту…

Джози посмеивалась, видимо, решив, что я так острю, между тем как я говорил чистую правду.

Я смотрел на нее, не в силах оторваться от ее улыбки. В свете свечей лицо Джози окружал едва заметный радужный ореол, словно у ангела. Она действительно была красива, а сейчас, без своей колючести, казалась нежной и милой. Мне захотелось быть с ней откровенным.

– Простите, что нахамил вам по поводу рождественской иллюминации.

– Ничего. Я представляю, как может раздражать толпа на улице, особенно если человек работает дома и рассчитывает на тишину.

Я несколько секунд смотрел в тарелку.

– Честно признаться, причиной моей грубости было вовсе не ваше световое шоу.

– Вот как? – удивилась Джози.

Я кивнул.

– Вы мне кое-кого напомнили, поэтому я на вас и наехал.

Джози свела брови.

– Кого же я вам напомнила?

– У моей бывшей тоже длинные темные волосы и светлая кожа, и она стройная, но с… формами, как вы. А еще она тоже ездит на красной «Ауди» и обожает Рождество, хотя скорее из-за шопинга и подарков, а не по причинам высшего порядка.

– То есть вы мне нахамили, потому что я напоминаю вашу бывшую подругу?!

– Теперь вы будете считать меня законченным дураком.

Джози рассмеялась.

– Я никогда не считала вас дураком. Негативное отношение всегда имеет подоплеку. Тут дело не в чувствах к другим, а в собственных комплексах – отношении к себе, страхах, пунктиках…

– Вы просто аналитик, – я хмыкнул. – Вот бы взять у вас интервью для моих статей!

– А о чем вы пишете? – оживилась Джози.

Я вытер губы.

– Я независимый исследователь, специализируюсь на связях между нейробиологией, психологией и эпигенетикой. Сейчас я пишу серию статей о связи тела и интеллекта – как изменение психологических установок влияет на здоровье организма и качество жизни.

У нее даже рот приоткрылся.

– Мой ворчливый сосед – гуру нравственного совершенствования? Вот никогда бы не подумала!

– В жизни много иронии.

– А я часто гадала, что же вы пишете. Может, думаю, у меня напротив живет второй Николас Спаркс? Это меня всегда смешило – романтика казалась вашей противоположностью…