9

Кровь большинства американцев в наши дни процентов на пятьдесят состоит из кофеина, поэтому сети «Старбакс», пожалуй, стоит объединиться с Красным Крестом и оборудовать свои многочисленные кофейни креслами для переливания крови, где, удобно развалившись, посетитель может выбрать, какой кофе закачать прямо в вены при помощи капельницы. Одновременно можно поболтать с друзьями, сделать пару ни к чему не обязывающих звонков или набрать в ноутбуке сердитые вирши.

Но таких достижений технической мысли пока не существует, и мне ничего не оставалось, как побыстрее проглотить обжигающий кофе, надеясь, что мне удастся насытить кровь кофеином. Трисия с тревогой наблюдала за мной, понемногу отхлебывая латте, — ей, в отличие от меня, удалось сохранить душевное равновесие. Она показывала клиенту образцы тканей и таким образом оказалась неподалеку от моей редакции, вот ей и пришло в голову, как всегда удивительно кстати, вытащить меня выпить кофе. Сочувственно выслушав мой рассказ об этом безумном дне, она запретила девушке за стойкой бара готовить мне капучино покрепче, чтобы я не дошла до точки кипения.

— Почему за все, чего больше всего хочешь, приходится дорого платить? — спросила я.

— Наверно, все дело в первородном грехе, — предположила Трисия. — Ну, вся эта история с древом познания. Как говорится, «запретный плод сладок».

— А тебе не кажется, что змий выразился как-то иначе?

— Издержки перевода.

— Я хочу разобраться во всем до конца, Трисия.

— Знаю. А еще я знаю, что ты непременно докопаешься до сути, нужно просто проявить терпение. В этом замешано много людей, у каждого из них свои интересы, но в конце концов ты поймешь, что к чему.

— Скажи, из-за чего бы ты скорее совершила убийство — из-за любви или из-за денег?

— Непременно надо выбирать? — спросила моя подруга, которую вообще невозможно представить убийцей.

— Мне кажется, что если Гвен убила Гарта ради наследства, Ронни не мог об этом не знать. А если она это сделала из-за любви, он, возможно, и ни при чем. Тогда это больше похоже на убийство в состоянии аффекта.

— По-твоему, визит к без пяти минут бывшему мужу с пистолетом в сумочке тянет на состояние аффекта?

— Может, она с ним не расстается. А вместо зонтика у нее гранатомет.

— Думаешь, в отеле бы этого не заметили?

Голова слегка закружилась: то ли в нее ударила первая доза кофеина, то ли там зрела новая, пока не совсем ясная мысль. Выпрямившись на стуле, я спросила:

— Что, по-твоему, могли заметить в отеле? Судя по первым протоколам, видеокамеры в вестибюле ничего подозрительного не зафиксировали.

— Ты еще не была в отеле?

— Я звонила в службу технической поддержки; они подтвердили, что видеокамеры ничего не дали. Кроме того, установлено, что дверь в номер открыл сам Гарт. Это не подтверждает, но и не исключает виновность Гвен.

— Пора ехать туда и все разнюхать.

— И что я им скажу? Какое отношение может иметь мой визит к статье о Гвен?

— Прекрати! Ты уже забыла мои слова о том, что честность не всегда бывает уместной? — воскликнула Трисия.

— А я-то надеялась, что благодаря моему официальному статусу мне больше не придется ни лгать, ни выкручиваться, — сказала я, когда мы устраивались на заднем сиденье такси, чтобы ехать в отель «Карлайл».

— Это не ложь, а избирательно изложенная правда, — убежденно заявила Трисия.

— Но мне хочется гордиться тем, что я делаю, а не выдавать себя за кого-то другого.

— У тебя это классно получается, — промурлыкала Трисия. — И это качество я особенно в тебе люблю.

— Да-да, дорогая, я тоже тебя люблю.

Громкое сопение на переднем сиденье заставило нас вздрогнуть. Таксист, огромный краснощекий ирландец с непокорной рыжей шевелюрой, выбивавшейся из-под бейсболки с эмблемой ирландской футбольной команды католического университета Нотр-Дам, смахивая слезу, смотрел на нас в зеркало заднего вида.

— Вы не должны стыдиться своего естества, — сказал он, — и не надо лгать ни себе, ни людям. Самое главное — вы любите друг друга. Что такое наш мир без любви — бескрайнее пространство, где человек так одинок!

Трисия попыталась было объяснить, что он ошибается, но я сжала ей локоть и сказала, глядя на него в зеркало:

— Как же вы правы! Влюбленные — настоящие глупцы!

Он кивнул.

— Целуйтесь сколько угодно. — Он широко улыбнулся. — Я только за.

— Мы, знаете ли, не выставляем свои чувства напоказ, — сказала Трисия. — Кстати, мы не возражаем, если вы будете следить за дорогой.

Я подмигнула ему в зеркало и взяла Трисию за руку. Она попыталась ее отнять, но я не отпустила. Чтобы не смотреть на меня, она уставилась в окно, едва сдерживая смех. Так мы и доехали до отеля, где наш таксист со слезами на глазах пожелал нам долгой и счастливой совместной жизни. Я могла бы держать Трисию за руку до самого входа, но она уже приготовилась начать другую игру. Вопрос лишь в том, в какой игре мы выиграем больше.

После недолгой рекогносцировки в роскошном фойе, где полы сверкали так ослепительно, что казалось, идешь по воде, я высмотрела подходящую жертву. Долговязый юнец-посыльный, воплощение то ли гостиничного бизнеса, то ли синдрома гиперактивности, не находил себе места в ожидании очередного клиента, которого нужно проводить в номер. Чувствуя себя Шерлоком Холмсом, я указала на него, заметив, что столь усердный молодой человек, возможно, не прочь подзаработать.

Быстро посовещавшись, как нам себя вести, мы подошли к нему. Он деловито сновал вокруг вазона с цветами почти с него ростом.

— Простите, — обратилась к нему Трисия, — вижу, вы очень заняты, но, может, у вас найдется для нас минутка?

Он вытянулся по стойке «смирно», но сделал это как неловкий бойскаут, а не как заправский военный, на которого хотел походить.

— Да, мэм. Меня зовут Джимми. Чем могу служить?

— У нас не совсем обычная просьба, — сказала она тоном заговорщицы так тихо, что ему пришлось к ней наклониться. Я тоже подалась вперед, и мы замерли, сблизив головы, как три котенка над миской с молоком.

— Хотите, я позову портье? — так же тихо спросил Джимми.

— Нет, лучше обойтись без начальства, — сказала Трисия, и он задумчиво наморщил прыщавый лоб.

— Мы хотим вступить в одно тайное общество, — зашептала я, — поэтому не можем рассказать вам всего, но одно из условий приема в его ряды — посетить место нашумевшего преступления на Манхэттене.

— Конечно-конечно, — сказал наш юный друг, как ни странно, нимало не удивившись, словно ему была хорошо известна такая организация, хотя, могу поклясться, я ее только что выдумала. — Хотите взглянуть на тот номер, где члена городского совета арестовали с кучей девочек, или на тот, где этот наш рок-музыкант чуть не утопил в ванне свою подружку?

Я на мгновение замолчала, потрясенная многообразием проявлений человеческой сущности.

— Вообще-то нас интересует номер, где убили Гарта Хендерсона.

Джимми еще больше сморщил лоб, и я пояснила:

— Тот парень из рекламного бизнеса, которому выстрелили в лоб и пах.

— Ах да, помню-помню, — произнес он так, словно вспоминал любимого учителя в начальной школе. — Случай совсем свежий и пока не пользуется широким спросом. Вы хотите туда попасть и… того… типа развеяться там, порезвиться? — Он нам подмигнул, а я попыталась понять, что такое в нашем с Трисией поведении заставляет всех вокруг думать, что нас связывают интимные отношения. Впрочем, пусть себе думают, если это поможет нам достичь цели.

— А вы действительно можете нас туда провести?

— Если номер не занят, это легче легкого. Вот если там кто-то живет, придется немного повозиться.

— Сколько? — спросила я, вспомнив, что давно не заглядывала в банкомат, и на ходу соображая, есть ли у меня наличность.

Трисия оказалась проворнее и уже опускала ему в карман двадцатидолларовую купюру:

— Посмотрите, есть ли там кто-нибудь, а потом поговорим.

Джимми слегка ей поклонился и бодрым шагом отправился в разведку.

— Ловко у тебя получается!

— Заставлять мужчин делать то, что мне нужно?

— Меня всегда поражало, как ты на них действуешь, но сейчас я о том, как легко и элегантно ты сунула ему деньги.

— Мама всегда говорила, что по жизни нужно идти с двадцатью долларами в одной руке и бокалом мартини в другой. Она и сейчас убеждена: чего не добьешься одним, можно добиться вторым.

— И тем не менее ты вроде выросла хорошим человеком.

— Хорошие няни.

— Я должна тебе двадцать баксов.

— Счетчик включен, а приключения только начинаются, дорогая. — Вдруг ее взгляд посерьезнел: — Ты сегодня разговаривала с Кэссиди?

— Она звонила как раз в разгар заварухи с Даглассом, и мне пришлось сказать, что я ей перезвоню. Но потом я ей так и не дозвонилась — все время попадала на голосовую почту. Я даже не поняла, зачем она мне звонила.

— На нее не похоже.

— Совсем.

— Мне тоже не удалось с ней поговорить. Может, она на заседании суда и забыла нам об этом сказать? Это по крайней мере можно понять, хотя тоже не в ее стиле.

— Когда начинаем переживать?

— Я, например, всегда переживаю и за нее, и за тебя, — сказала довольная собой Трисия. — Ты хочешь сказать, когда мы ее отыщем, чтобы призвать к ответу за преступное неперезванивание и убедиться, что она не валяется где-нибудь на темной улице?

— Только не это.

Трисия бросила взгляд на часы, потом показала на Джимми, который спешил к нам.

— Сначала посмотрим, сколько времени мы проведем здесь.

Джимми подскочил к нам, подхватил под руки и с энтузиазмом потащил к лифтам.

— Сейчас моя знакомая убирается на этаже, так что мы сможем войти в номер. — Он нажал на кнопку лифта и выжидающе улыбнулся.

Я уже вытаскивала из сумки кошелек. Получилось не столь искусно, как у Трисии, но, кажется, степень мастерства в этом деле теперь значения не имела.

— Вы работали в день убийства? — спросила я, порадовавшись, что наличные у меня все-таки есть. Обычно кошелек у меня забит чеками банкоматов, визитками и разноцветными стакерами. Чтобы не взвинчивать цены, я начала с двух двадцатидолларовых купюр, одну из которых выдала Джимми. Тот благосклонно принял деньги и пропустил нас впереди себя в лифт.

— Да, — сказал он, нажимая на кнопку седьмого этажа, — в тот вечер была как раз моя смена. Сколько здесь работаю, ни разу такого переполоха не видел. Вы не поверите, сколько здесь толпилось копов. А постояльцы! Одни хватались за сотовые и фотоаппараты, другие бились в истерике — дурдом, честное слово! Нам всем пришлось давать показания. Это очень трудно, потому что людям всегда есть что скрывать. Еще несколько дней все здесь так и бурлило.

— Что скрывать? — встрепенулась Трисия.

— Здесь бывают разные люди, и кое-кто из наших типа с ними сотрудничает. Не очень-то, знаете, хочется распространяться об этом в присутствии полиции.

— А кто заходил сюда в тот вечер, кроме девочек по вызову? — спросила я.

Двери лифта открылись на седьмом этаже, и парень повел нас по коридору.

— В том-то и дело. Никто не вспомнил ничего необычного. Вообще ничего. К нему вечно приходили сотрудники. Они постоянно тут шныряли. Но в тот вечер — никого. Пока не пришла жена и не подняла шум, ей открыли дверь — и вот вам нате!

Я не совсем поняла, относилось ли последнее восклицание к обнаруженному трупу или к номеру с табличкой «734», перед которым мы сейчас стояли. Он постучал условным стуком, и прежде чем я успела задать очередной вопрос, дверь открылась.

— Знакомьтесь, это Ронда, — представил нас Джимми.

Я ожидала увидеть перед собой легкомысленную девицу, но перед нами выросла огромная, потная, неулыбчивая тетка. Не глядя в глаза, она взяла у меня из рук предложенную банкноту по тому же тарифу.

— На кровати не садиться, цветы не трогать и, ради бога, не пользоваться туалетом, — распорядилась она и, издав утробный кашель, добавила, — не курить. — Тяжело ступая, она медленно удалилась.

— Тетка зашибись! — улыбнулся Джимми. — Но она права, у вас не очень много времени.

Когда мы вошли, я с трудом удержалась, чтобы не раскрыть рот от удивления. До того как я перебралась в Нью-Йорк, пределом моего воображения были гостиницы средней руки, но чуть выше среднего по качеству услуг — «Холидей-инн», поэтому комфорт и дороговизна шикарных номеров завораживают меня до сих пор. Этот номер не стал исключением, хотя я была разочарована, увидев, что он сверкает чистотой: все следы совершенного здесь преступления давно исчезли. Конечно, глупо ожидать, что я замечу здесь что-то особенное: администрация очень старается, чтобы люди забыли о происшествии. И все равно мне стало грустно — вот так с человеком происходит несчастье, от которого вскоре не остается ни следа.

Джимми показал на письменный стол и кресло перед окном.

— Его нашли в этом кресле. Ну не совсем в том же, потому что то кресло было все в крови и его выбросили. Горничные просто выбились из сил: ужас сколько кровищи! Но гляньте, как они все вылизали — ни следа не осталось. Это не испортит вам все впечатление?

— Нет, конечно, — заверила я его, — важно, что мы оказались в самом этом пространстве. — Мы с Трисией прошлись по комнате, хотя сама она значения не имела — все здесь теперь было стерильно. Мы оставались лишь ради красочных комментариев юного посыльного.

— Значит, вы с другим посыльным наблюдали за девушками мистера Хендерсона и его сотрудниками?

— Вообще-то да. По ним можно было определять день недели. Франческа приходила по понедельникам, Хелен — по вторникам…

Гарта убили в пятницу.

— Кто приходил в пятницу?

— Никто. Представляете, он решил оставить этот день для светских мероприятий. По субботам у него бывала Линдси, а по воскресеньям — Венди. Бедняга, он слишком много работал, но с такими красотками это ведь одно удовольствие. Можно и попотеть.

Теперь меня преследовал один вопрос. Была ли в тот вечер в номере Гарта Хендерсона одна из его девиц? И тут пришла Гвен и их застукала? Верность для Гвен, кажется, понятие довольно растяжимое, раз она изменяла мужу с Ронни Уиллисом, но даже она могла прийти в ярость, застав супруга в объятиях одной из его протеже.

— Когда его нашли, кровати были заправлены?

— На подушках лежали шоколадки.

Вряд ли он до этого додумался, чтобы успокоить разбушевавшуюся супругу. К тому же Гарт, судя по всему, из тех мужчин, которые щеголяют своими победами, а не пытаются их скрывать.

— А кто-нибудь еще к нему заходил?

— Не-а. Он заказал ужин на двоих, но еда и выпивка остались нетронутыми. Вот и все. И никого рядом.

— Но кто-то ведь в него выстрелил. Причем дважды, — заметила Трисия.

— То-то и оно.

— А что говорит персонал отеля? Кто, по-вашему, это сделал?

— Чак из отдела обслуживания номеров принимает ставки. В основном ставят на жену — верняк.

— А кто идет под вторым номером?

— Этот его новый партнер по бизнесу. Мэр.

— Мэр?! — воскликнула Трисия оскорбленно — по целому ряду причин, в том числе потому, что с мэром вел дела ее отец.

Джимми пожал плечами:

— Вообще-то Дарнелл, бармен из «Бемельмана», всегда делает на него ставку, о чем бы мы ни спорили. Говорит, это его политическая позиция.

Я попробовала представить, как Гвен, глядя на Гарта, вдруг понимает, что у нее нет выбора, и нажимает на спуск. Дважды. И потом у нее хватает духу вернуться в отель, чтобы «обнаружить» труп.

— Значит, все ставят на нее, но никто не припоминает, что видел ее в тот вечер, пока не нашли труп? — сказала я, отчасти размышляя вслух, отчасти чтобы услышать мнение Джимми.

— Ага, мне это тоже непонятно. Но может, мы просто привыкли, что она здесь часто бывает, вот и не отложилось в памяти. А может, именно поэтому она и знала, как пройти незамеченной?

К сожалению, это имело смысл. Само собой на ум приходит уравнение: злость, помноженная на любовь, поделенная на развод, плюс пистолет — равняется труп.

Если, конечно, я не ошибаюсь.

Последняя мысль поразила меня своей холодной липкой определенностью — такое же отвратительное чувство возникает, когда хлопаешь дверью машины, в последнюю секунду понимая, что ключ остался в зажигании.

Разве что дело совсем не в отношениях Гарта с каким-то другим человеком. Переменная величина в моем уравнении, возможно, не жена, а причина, по которой он от нее ушел. Другой человек, любивший Гарта так сильно, что смог его убить, тоже часто к нему приходил, так что отлично знал и здешние порядки, и его распорядок дня.

Вдруг его убийца — кто-то из Гарема?

Загрузка...